1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 
– А ну, развяжи платок.    

И рассыпались золотые волосы у него по плечам, и как мальчик  ни оправдывался, ничего не помогло.    

– Ты испытания не выдержал, и оставаться тебе здесь  больше нельзя. Ступай странствовать по свету, и ты узнаешь тогда, как в бедноте  живётся. Но так как сердце у тебя не злое и я желаю тебе добра, то я позволю  тебе вот что: когда попадёшь ты в беду, то ступай в лес и кликни: «Железный  Ганс!», и я приду к тебе на помощь. Могущество моё велико, больше, чем ты  полагаешь, а золота и серебра у меня вдосталь.    

Покинул королевич лес и пошёл по дорогам и нехоженым тропам  всё вперёд и вперёд, пока, наконец, не пришёл в большой город. Стал он искать  там работы, но найти её никак не мог да и обучен он ничему не был, чем мог бы  прокормиться. Наконец отправился он в замок и спросил, не возьмут ли его там на  работу. Придворные не знали, к какому делу можно бы его определить, но мальчик  им понравился, и они велели ему остаться. Взял его, наконец, к себе на работу  повар и велел ему дрова и воду носить да золу выгребать.    

Однажды, когда под рукой никого не оказалось, велел повар  ему отнести кушанья к королевскому столу. Мальчику не хотелось показывать своих  золотых кудрей, и он своего поварского колпака не снял. А к королю в таком виде  никто ещё ни разу не являлся, и он сказал:    

– Если ты являешься к королевскому столу, должен свой  колпак снять.    

– Ах, господин мой король, – ответил ему  мальчик, – я никак не могу, у меня вся голова в струпьях.    

Тогда велел король позвать повара, выбранил его и спросил,  как же он смел такого мальчишку принимать к себе на работу; и приказал его  тотчас прогнать. Но повар мальчика пожалел и обменял его на садовничьего  ученика.    

И должен был теперь мальчик в саду деревья сажать, поливать  их, мотыжить, землю копать и терпеть стужу и зной. Однажды летом работал он  один в саду, а день был такой жаркий, и вот снял он свою шапочку, чтоб на ветру  освежиться. Но засияло солнце на его волосах, и они так засверкали-заблестели,  что упали лучи в спальню королевны, и она вскочила, чтоб поглядеть, что это  такое. Увидала она юношу и окликнула его:    

– Паренёк, принеси мне букет цветов.    

Надел он второпях свою шапочку, нарвал простых полевых  цветов и связал их в букет. Когда он подымался по лестнице, его встретил  садовник и говорит:    

– Как ты смеешь нести королевне такие плохие цветы?  Скорей нарви других, да самых красивых, душистых.    

– Ах, нет, – ответил юноша, – полевые цветы  пахнут сильней, они ей больше понравятся.    

Вошёл он в комнату королевны, а она и говорит:    

– Сними свою шапочку, тебе не гоже передо мной в шапке  стоять.    

А он опять-таки отвечает:    

– Мне никак нельзя, у меня голова в струпьях.    

Тогда королевна схватила шапочку, сняла её, и рассыпались  его золотые волосы по плечам, и глядеть на них было так приятно.    

Он хотел убежать, но она удержала его за руку и дала ему  целую пригоршню золотых. Он взял их, но на золото никакого внимания не обратил,  принёс золотые садовнику и говорит:    

– Я дарю их твоим детям, пусть они ими играют.    

На другой день королевна кликнула его снова и велела  принести ей букет полевых цветов, и когда он с ним явился, она тотчас схватила  его за шапочку и хотела снять, но юноша крепко держал шапочку обеими руками.  Королевна дала ему опять пригоршню золотых, но он оставлять их у себя не  захотел, а отдал их детям садовника вместо игрушек. На третий день случилось то  же самое, – королевна не могла снять с него шапочку, а он никак не хотел  брать у неё золота.    

Вскоре началась в этой стране война. Собрал король свой  народ, и не знал, сможет ли он отразить натиск врага более сильного, у которого  имелось большое войско.    

И говорит тогда садовничий ученик:    

– Я уже вырос и хочу тоже идти на войну вместе с  другими, дайте мне только коня.    

Но над ним посмеялись и сказали:    

– Вот когда мы уедем, ты и лошадь себе подберёшь: мы  оставим тебе одну на конюшне.    

Выступили они в поход, а юноша пошёл на конюшню и вывел  оттуда лошадь, она на одну ногу хромала, была заморённая и на ходу похрипывала:  «гуп-гуп». Но он всё-таки сел на неё и двинулся в дремучий лес. Подъехал юноша  к опушке леса и трижды крикнул: «Железный Ганс!», да так громко, что разнеслось  по всему лесу. И вмиг явился лесной человек и спросил:    

– Что требуешь ты?    

– Я требую сильного коня, собираюсь ехать на войну.    

– Будет у тебя конь, и ты получишь ещё больше, чем  требуешь.    

Вернулся лесной человек в чащу, и в скором времени вышел  оттуда конюх, он вёл коня. Конь фыркал, храпел и его еле можно было удержать. А  за ним следовал большой отряд воинов, закованных в броню, и мечи их сверкали на  солнце.    

Отдал юноша конюху свою хромоногую кобылу, вскочил на коня и  поехал впереди войска. Когда он подъехал к полю сражения, к тому времени бо  льшая часть королевских солдат была уже перебита, и ещё бы немного, и пришлось  бы оставшимся обратиться в бегство. Тут налетел юноша со своей железной  ватагой, обрушился на врагов, как гроза, и перебил всех, кто ему на пути  попадался. Пришлось врагам обратиться в бегство, но юноша гнал их по пятам и до  тех пор не останавливался, пока не осталось в живых ни одного человека.    

Но вместо того чтобы вернуться назад к королю, юноша повёл  свой отряд окольными дорогами опять в лес и кликнул Железного Ганса.    

– Что требуешь ты? – спросил лесной человек.    

– Возьми своего коня и свой отряд назад и верни мне  назад мою хромоногую лошадь.    

Исполнилось всё, что он потребовал, и поехал юноша на своей  трёхногой кобыле домой.    

Вернулся король снова в свой замок, вышла к нему навстречу  его дочь и стала поздравлять его с победой.    

– Это не я одержал победу, – сказал король, –  а один неведомый рыцарь, подоспевший со своим отрядом к нам на помощь.    

Захотелось королевне узнать, кто этот незнакомый рыцарь, но  король сам этого не знал и сказал:    

– Он погнался за врагами, и с той поры я больше его не  видел.    

Спросила королевна у садовника про его ученика, а тот  засмеялся и говорит:    

– Да он только что вернулся домой на своей трёхногой  кобыле. И все, посмеиваясь, кричали ему: «Вот и подъехала наша заморённая  кобыла!» И спрашивали: «А за каким это плетнём ты отсиживался да спал?» Но он  отвечал: «Я совершил подвиг, и без меня плохо пришлось бы». Но над ним ещё  больше смеялись.    

Сказал король своей дочери:    

– Я велю устроить большой праздник, он должен будет  длиться три дня, а ты будешь бросать золотое яблоко, – может, тогда  незнакомец явится сюда, чтоб его поймать. И вот, когда был объявлен праздник,  юноша вышел в лес и кликнул Железного Ганса.    

– Чего требуешь ты? – спросил Железный Ганс.    

– Чтоб поймал я золотое яблоко королевны.    

– Это легко, – считай, что оно у тебя уже в  руках, – сказал Железный Ганс, – но ты получишь ещё вдобавок красные  доспехи и будешь ехать на статном рыжем коне.    

Вот наступил назначенный день, и прискакал юноша во весь  опор, стал между рыцарями, и его никто не узнал. Вышла королевна и бросила  рыцарям золотое яблоко, но никто не поймал золотого яблока, кроме юноши, –  только он его и поймал и вмиг ускакал прочь.    

На другой день Железный Ганс снарядил его доспехами белого  рыцаря и дал ему белого коня. Снова только один юноша поймал яблоко, но,  схватив его, тотчас умчался.    

Рассердился король и сказал:    

– Этак не годится: он должен явиться ко мне и назвать  своё имя.    

И отдал король приказ: если рыцарь, который поймает яблоко,  ускачет опять из замка, то надо броситься за ним в погоню, а если он по доброй  воле назад не вернётся, следует на него накинуться и ударить его мечом.    

На третий день получил юноша от Железного Ганса чёрные  доспехи и вороного коня и снова поймал яблоко. Но когда он помчался из замка,  королевские слуги бросились за ним в погоню, и один из них подскочил к юноше  так близко, что ранил его остриём меча в ногу. Юноша всё-таки ускакал, но конь  его мчался так быстро, что у рыцаря свалился шлем с головы, и все увидели, что  у него золотые волосы. Слуги поскакали назад и доложили обо всём королю.    

На следующий день королевна спросила у садовника про его  ученика.    

– Он работает в саду. Этот чудно́й парень был  тоже на празднике и только вчера под вечер воротился домой. Он показывал моим  детям три золотых яблока, которые он выиграл.    

Тогда король велел позвать юношу к себе. Он явился, и у него  на голове, как и прежде, шапочка. Но королевна подошла к нему и сняла её с  него, – и вдруг упали его золотые волосы на плечи, и это было так красиво,  что все изумились.    

– Не ты ли тот рыцарь, что каждый день являлся на  праздник, облачённый всегда в разные доспехи, и поймал три золотых яблока?    

– Да, – ответил юноша, – а вот и яблоки  эти, – и он достал их из кармана и подал королю. – Но если вам нужны  ещё знаки доказательства, то можете посмотреть на рану, нанесённую мне вашими  людьми во время погони за мной. А к тому ж – я тот самый рыцарь, что помог вам  одержать победу над врагами.    

– Если ты можешь совершать такие подвиги, ты, видно,  вовсе не садовничий ученик. Скажи мне, кто же твой отец?    

– Мой отец – могущественный король, и у меня много  золота, столько, сколько я захочу.    

– Я вижу, – сказал король, – что должен тебя  отблагодарить. Могу ли сделать я тебе что-нибудь приятное?    

– Да, – ответил королевич, – конечно, вы  можете это сделать, если отдадите мне дочь вашу в жёны.    

Засмеялась королевна и сказала:    

– Он говорит всё напрямик, и я по его золотым волосам  уже догадалась, что он вовсе не садовничий ученик, – и она подошла к нему  и его поцеловала.    

На свадьбу прибыли отец и мать королевича, они были в  великой радости, ведь они потеряли всякую надежду увидеть когда-нибудь своего  милого сына. Когда все сидели на свадебном пиру, вдруг музыка умолкла,  распахнулись двери, и вошёл статный король с большою свитой. Он подошёл к  юноше, обнял его и сказал:    

– Я – Железный Ганс, я был обращён в лесного человека,  но ты меня расколдовал. Все богатства, которыми я обладаю, отныне будут твои.    

 137. Три чёрные  принцессы    

     

Был город Остенде осаждён неприятелем, и враг не хотел снять  с города осаду до тех пор, пока не получит с него шестьсот талеров откупу. И  вот было объявлено, что тот, кто сможет их предоставить, тот и станет  бургомистром.    

А жил там бедный рыбак; он рыбачил в море вместе со своим  сыном; и вот явился неприятель, захватил в плен сына и дал за это отцу шестьсот  талеров денег. Вот отец пошёл и отдал их хозяевам города, и тогда неприятель  отступил, – и сделался рыбак бургомистром. И было всем объявлено, что кто  не будет говорить ему «господин бургомистр», того вздёрнут на виселицу.    

А сыну тем временем удалось убежать из плена, и он скрылся в  большом лесу на высокой горе. И разверзлась гора, и попал он в большой  заколдованный замок, и были там стулья, столы и скамьи – все чёрным покрыты. И  явились три принцессы, одетые во всё чёрное, – только лицом они были чуть  белые; и сказали ему, чтобы он не боялся, что ничего ему злого от них не будет  и что он может освободить их от злого заклятья. Он им ответил, что он охотно бы  на это согласился, если бы знал, что надо для этого сделать. Тогда они сказали,  что он целый год не должен с ними говорить и не должен на них смотреть; и если  он хочет за это что-нибудь от них получить, так пусть скажет им это сейчас,  пока они могут дать ему ответ, и они исполнят его желанье. Он им сказал, что  ему очень бы хотелось навестить своего отца. Они ответили, что он сможет это  сделать, но должен взять с собой большой кошелёк с деньгами и красиво одеться,  а спустя неделю вернуться назад.    

И подняло его тотчас на воздух, и он вмиг очутился в родном  Остенде. Но отца своего в рыбачьей хижине он уже не нашёл, и он стал тогда  спрашивать у разных людей, куда девался бедный рыбак, и люди ему объявили,  чтобы он так его теперь называть не смел, а не то попадёт он на виселицу. Вот  пришёл он к своему отцу и говорит:    

– Рыбак, как это вы сюда забрались?    

И ответил ему отец:    

– Вы не смейте так мне говорить: если услышат о том  хозяева города, то вы попадёте на виселицу.    

Он не поверил, чтоб его могли за это вздёрнуть на виселицу.  Но когда его уже присудили повесить, он сказал:    

– Достопочтенные господа, дозвольте мне в последний раз  сходить в нашу старую рыбачью хижину.    

И надел он там свою старую куртку и вернулся назад к  хозяевам города и говорит:    

– А теперь поглядите, пожалуйста, разве я не сын  бедного рыбака? Вот в этой одежде я зарабатывал хлеб своему отцу и матери.    

И узнали его тогда отец с матерью, выпросили ему прощение и  взяли его с собой в дом. И рассказал он тогда всё, что с ним приключилось: как  попал он в лесу на высокую гору и что гора та под ним разверзлась и он попал в  заколдованный замок, где всё было чёрным покрыто, и явились к нему три  принцессы, и были они одеты во всё чёрное, только лица были у них чуть белые, и  сказали они ему, чтоб он ничего не боялся и что он может их освободить от злого  заклятья.    

И сказала тогда мать, что тут таится что-то недоброе и что  он должен взять с собой святую восковую свечу, зажечь её и капнуть принцессам  на лицо растопленным воском.    

И вот он снова вернулся туда, ему было страшно, но он капнул  воском на лицо им, когда они спали, – и они стали наполовину белые. Тогда  все три принцессы вскочили и сказали:    

– Проклятый пёс, наша кровь взывает о мести, и не  родился ещё и не родится на свет тот человек, который смог бы нас освободить от  злого заклятья; но есть у нас три брата, они закованы семью цепями, они их  разорвут.    

И вдруг поднялся страшный грохот и крик по всему замку, и он  еле выскочил через окошко и сломал себе ногу, – а замок опять опустился  под землю, и замкнулась за ним гора, – так никто и не знает, где этот  замок и был.    

 138. Кнойст и трое  его сыновей    

     

Между Веррелем и Зайстом жил человек, звали его Кнойст; было  у него три сына. Один был слепой, другой хромой, а третий ходил голышом. Вот  вышли они раз на выгон и увидели там зайца. Слепой его пристрелил, хромой  поймал, а тот, кто ходил голышом, в карман его сунул. Подошли они к  большой-пребольшой реке, и стояло на ней три корабля: один по ней плыл, другой  тонул, а в третьем не было дна. И взошли все втроём на тот, где не было дна.  Подъехали они к большому дремучему лесу, и росло посреди леса  огромное-преогромное дерево, и была в дупле дерева большая-пребольшая часовня,  и находился в часовне толстый-претолстый причетник и худой-прехудой пастор,  держали они в руках воду для купели и кропило.    

     

Блажен человек,    

Иже избежал купели навек.    

     

     

139. Девушка из  Бракеля    

     

Пошла раз девушка из Бракеля в капеллу пресвятой Анны, что  под Гинненборгом, а так как ей очень хотелось выйти поскорее замуж и она думала  найти жениха в капелле, то она запела:    

     

Пособи, святая Анна,    

Выйти мне скорее замуж,    

Жениха ты, видно, знаешь:    

Он живёт у Зуттмердора,    

Он – блондин и парень добрый,    

Ты его, пожалуй, знаешь.    

     

А стоял в это время за алтарём причетник, услыхал это и как  возгласит пронзительным голосом:    

– Ты за него не выйдешь, ты за него не выйдешь!    

Подумала девушка, что это вскрикнул божий младенец, стоявший  рядом с преподобною Анной, рассердилась она и воскликнула:    

– Что ты там лопочешь, глупый малыш, держи язык за  зубами, пускай мамка сама скажет.    

     

140. Домашняя  челядь    

     

Куда идёшь?    

– В Вальпе.    

– И я в Вальпе, и ты в Вальпе; ну, пойдём вместе.    

– А у тебя муж есть? Как мужа-то звать?    

– Хам.    

– И мой муж Хам, и твой Хам; я в Вальпе и ты в Вальпе;  что ж, пойдём вместе.    

– А ребёнок у тебя есть? Он большой? Как его звать?    

– Паршей.    

– И моего Паршей, и твоего Паршей; мой муж Хам и твой  Хам; я в Вальпе и ты в Вальпе; ну что ж, пойдём вместе.    

– А нянька у тебя тоже есть? А как твою няньку зовут?    

– Квашнёй.    

– Мою тоже Квашнёй, твою тоже Квашнёй; мой ребёнок  Парша и твой ребёнок Парша; мой муж Хам, твой муж Хам; я в Вальпе и ты в  Вальпе; что ж, пойдём вместе.    

– А батрак есть у тебя? Как батрака звать?    

– Работяга.    

– Мой батрак Работяга, твой батрак Работяга; моя нянька  Квашня, твоя нянька Квашня; мой ребёнок Парша, твой ребёнок Парша; мой муж Хам,  твой муж Хам; я в Вальпе и ты в Вальпе; что ж, пойдём вместе со мной.    

 141. Ягнёнок и  рыбка    

     

Жили-были братец да сестрица, они крепко любили друг друга.  Родная мать у них умерла, и была у них мачеха, она детей не любила и всячески  их исподтишка обижала. Случилось раз, что играли они с другими детьми на лужку  перед домом, а находился возле лужка пруд, и с одной стороны он доходил до  самого дома. Дети бегали вокруг пруда, играли в войну и в салки:    

     

Энеке, бенеке, дай полюблю,    

Птичку тебе я свою подарю,    

Птичка букет мне красивый найдёт,    

Свинке букет я хочу подарить,    

Свинка мне даст молочка надоить,    

Пекарю я всё отдам молоко,    

Пекарь спечёт пирожок мне за то,    

Кошечке надо пирог подарить,    

Будет мне кошечка мышек ловить,    

Мышек под крышей я буду коптить,    

Стану я мышку ловить!    

     

Дети при этом стояли, собравшись в кружок, и на кого падало  слово «ловить», тот должен был убегать, а остальные бежали за ним и его ловили.  Когда они так весело прыгали и играли, мачеха смотрела на всё это из окна и  злилась. А так как она знала разное колдовство, то и заколдовала обоих, и  обратила брата в рыбку, а сестрицу в ягнёночка. И вот стала рыбка плавать в  пруде, и было ей грустно, а ягнёночек ходил по лугу и тоже запечалился, ничего  не ел, даже к стебелькам не притрагивался. Так продолжалось долгое-долгое  время, и вот явились в замок неведомые гости. И подумала коварная мачеха: «Это  удобный случай». Позвала повара и сказала ему:    

– Ступай приведи мне с луга ягнёнка и зарежь его, а то  у нас нечем гостей угощать.    

Отправился повар на луг, принёс ягнёночка, повёл его прямо  на кухню и связал ему ножки, но тот всё это переносил терпеливо. Вот вытащил  повар нож, начал его на пороге натачивать, чтобы он был острей; и заметил  ягнёночек, что плавает у водосточной канавы рыбка в воде и на него всё  поглядывает. А была та рыбка его братцем. Как увидела рыбка, что повар увёл  ягнёночка, подплыла к самому дому. И крикнул ей сверху из кухни ягнёночек:    

     

В глубоком озере, ах, братец мой.    

И сердце мучится тоской!    

А повар нож свой точит,    

Пронзить мне сердце хочет.    

И ответила ему рыбка:    

Ах, бедная моя сестрица,    

Как сердце у меня томится,    

В глубоком озере кружится!    

     

Как услыхал повар, что умеет ягнёночек говорить по-человечьи  и такие грустные слова молвил рыбке, испугался он и подумал, что это, должно  быть, не настоящий ягнёнок, а кто-то заколдованный злой мачехой в доме.    

– Успокойся ты, убивать я тебя не стану, – и он  взял вместо него другого и приготовил его для гостей, а этого ягнёночка отнёс к  одной доброй крестьянке и рассказал ей всё, что он видел и слышал. А была та  крестьянка как раз мамкою сестрицы, и она тотчас обо всём догадалась и пошла с  ягнёночком к одной ведунье. И произнесла ведунья над ягнёночком и рыбкой своё доброе  слово, и вот обернулись они опять сестрицею и братцем.    

Потом она отвела братца и сестрицу в дремучий лес в  маленькую избушку, и стали они там жить да поживать одни и были счастливы и  довольны.    

 142. Зимели-гора    

     

Жили-были два брата, один богатый, а другой бедный. Богатый  бедному не помогал, и приходилось тому кое-как хлебной торговлей перебиваться;  часто приходилось ему так туго, что не было у него и куска хлеба для жены и  детей. Проезжал он раз со своей тележкой через лес и заметил в стороне большую лысую  гору, а горы той он прежде никогда не видал, – вот и остановился он и стал  с удивлением её разглядывать. Стоит он и видит – приближаются к нему двенадцать  дюжих парней. Он сразу догадался, что это разбойники, спрятал тележку свою в  кусты, а сам взобрался на дерево и стал ждать, что будет дальше. А двенадцать  тех мо́лодцев подошли к горе и закричали:    

– Земзи-гора, Земзи-гора, откройся!    

Расступилась тотчас лысая гора посредине, и вошли в неё  двенадцать молодцев, а затем она за ними закрылась. Но вскоре разверзлась она  снова, и молодцы вышли оттуда, таща на спине тяжёлые мешки, и, выйдя наружу,  сказали:    

– Земзи-гора, Земзи-гора, закройся!    

И замкнулась гора, и не видно было, где и вход в неё; а  двенадцать молодцев ушли. Когда они совсем скрылись с глаз, спустился бедняк с  дерева и стало ему любопытно, что же это за клад в той горе таится. Подошёл он  к горе и сказал:    

– Земзи-гора, Земзи-гора, откройся!    

И открылась гора перед ним. Он спустился в неё, и вся гора  внутри оказалась пещерой, полной серебра и золота, а в глубине лежали большие  груды жемчуга и блестящих драгоценных камней, рассыпанных, точно зерно. Бедняк  не знал, с чего ему и начать и можно ли ему что взять из этих сокровищ. Наконец  набил он себе полные карманы золотом, а жемчугов и драгоценных камней не  тронул. Выйдя оттуда, он тотчас проговорил:    

– Земзи-гора, Земзи-гора, закройся!    

И замкнулась гора, и поехал он со своей тележкой домой. С  той поры ни о чём ему не надо было заботиться, и он мог на своё золото купить  жене и детям и хлеба, и всего что надо вдосталь; и стал он жить честно и  счастливо, помогая бедным и всякому делая добро. Но вот денег, наконец, у него  не стало, и отправился он тогда к своему брату, занял у него мерку для зерна и  привёз себе снова золота, а к драгоценным сокровищам и не прикоснулся. Когда  ему надо было привезти себе в третий раз золота, он занял опять у брата мерку  для зерна. Но богатый брат давно уже завидовал его богатству и тому, что всё у  него по хозяйству идёт хорошо, и никак не мог он понять, отчего это брат богатеет  и что делает он с меркой для зерна. И вот придумал он хитрость – обмазал смолою  дно меры, и когда брат принёс её назад, он заметил, что ко дну той меры прилип  червонец. Пошёл он к своему брату и спрашивает:    

– Что мерил ты этою мерой?    

– Зерно да ячмень, – ответил тот.    

Тогда показал ему богатый брат червонец и стал ему угрожать,  что если не скажет он ему правду, то подаст он на него в суд. И рассказал тот  ему всё, как было. Велел тогда богач запрячь большую повозку и выехал из дому,  желая использовать этот случай как можно выгодней и захватить всё остальное  богатство.    

Подъехал он к горе и крикнул:    

– Земзи-гора, Земзи-гора, откройся!    

Открылась гора, и спустился он вниз. И лежали перед ним все  богатства, и он долго не знал, с чего и начать, за что и браться; наконец  нагрузил он драгоценных камней столько, сколько мог дотащить. Хотел он было уже  вынести свою ношу, но сердце и все его помыслы были заняты сокровищами, и вот  позабыл он названье горы и крикнул:    

– Зимели-гора, Зимели-гора, откройся!    

Но названье-то он перепутал, гора не двигалась и оставалась  закрытой. Стало ему страшно, но чем дольше он вспоминал, тем всё больше  путались у него мысли, и не могли ему теперь уж помочь и все сокровища.    

А вечером гора открылась, и вошли в неё двенадцать  разбойников. Как увидели они богача, стали над ним смеяться и сказали:    

– А-а, наконец-то птичка попалась! Ты думаешь, мы не  замечали, что ты уже дважды сюда приходил? Но поймать тебя мы не могли; ну, уж  в третий раз не выйти тебе отсюда!    

И крикнул богач:    

– Да ведь это не я был, а брат мой!    

Но сколько он ни просил о пощаде и что ни говорил, снесли  ему разбойники голову с плеч.    

 143. Как по белу  свету скитаться    

     

Жила-была однажды бедная женщина, был у неё сын; очень ему  захотелось по белу свету постранствовать, а мать ему на это и говорит:    

– Да как же тебе странствовать идти? Ведь денег-то у  нас вовсе нету, и на дорогу взять нечего.    

А сын говорит:    

– Я уж выход найду; буду идти да всё время  приговаривать: «Помалу, помалу, помалу».    

Вот пробыл он в пути уже немалое время и всё повторял:  «Помалу, помалу, помалу». Подошёл к избушке рыбака и говорит:    

– Бог вам на помощь! Помалу, помалу, помалу.    

– Что это ты, парень, говоришь «помалу»?    

Закинул рыбак сеть и вытащил рыбы совсем мало. Схватил он  тогда палку, кинулся на парня и говорит:    

– А видал, как люди молотят?    

– А что же мне надо было сказать-то? – спросил  парень.    

– Ты должен был сказать: «Тяни побольше, тяни  побольше!»    

Вот идёт он по дороге и всё повторяет: «Тяни побольше, тяни  побольше!» Подходит он к виселице, и стоит возле неё бедный грешник, которого  собирается палач повесить. Вот парень и говорит:    

– Доброе утро! Тяни побольше, тяни побольше!    

– Что это ты, парень, такое говоришь «тяни побольше»?  Разве мне и так мало пришлось злодеев на свете повидать? Тебе, видно, хочется,  чтоб было на свете плохих людей побольше? Да разве и так их мало? – и  надавал парню по шее.    

– А что же мне надо было сказать-то?    

– Ты должен был сказать: «Господи, упокой ты несчастную  душу».    

Вот идёт парень по дороге и всё повторяет: «Господи, упокой  ты несчастную душу». Подходит он в это время к яме, стоит у ямы живодёр,  который убивает лошадь.    

– Доброе утро! Господи, упокой ты несчастную душу!    

– Что это ты, дурень, говоришь такое? – и даёт ему  костылём по уху, да так, что у парня из глаз искры посыпались.    

– А что же мне надо было сказать-то?    

– Ты должен сказать: «Вон падаль в яме лежит».    

Вот идёт парень дальше и всё повторяет: «Вон падаль в яме  лежит! Вон падаль в яме лежит!» Подходит он в это время к повозке, а в ней  полно людей, и говорит парень:    

– Доброе утро, вон падаль в яме лежит!    

И как раз в это время падает повозка в яму. Берёт тогда  кучер кнут и начинает бить парня, да так его избил, что пришлось ему назад к  своей матери ползти на карачках. И с той поры он больше странствовать уже не  ходил.    

 144. Ослик    

     

Жили когда-то на свете король и королева. Они были богатые,  и было у них всё, что они только хотели, но детей у них не было. День и ночь  горевала из-за того королева и говорила:    

– Я – словно нива, на которой ничего не растёт.    

Наконец исполнил господь её желание: родилось у неё дитя, но  было оно похоже не на человеческое дитя, а был это маленький ослик. Как увидела  это мать, стала причитать и жаловаться, что уж лучше бы ей совсем не иметь  ребёнка, чем иметь какого-то осла, и она велела бросить его в реку на съедение  рыбам. Но король сказал:    

– Нет, раз бог его нам послал, то пусть он будет моим  сыном и наследником, а после моей смерти сядет на королевский трон и носит  королевскую корону.    

Вот стали ослика воспитывать. Начал ослик подрастать, и  отросли у него быстро уши. Был ослик нрава весёлого, всё прыгал да играл, и  была у него такая страсть к музыке, что отправился он раз к знаменитому  музыканту и говорит:    

– Научи меня своему искусству, чтоб я мог играть на  лютне так же хорошо, как и ты.    

– Ах, мой милый сударик, – ответил  музыкант, – это вам будет трудно, ваши пальцы вовсе к такому делу не  приспособлены, они слишком большие, и я опасаюсь, что струны не выдержат.    

Но никакие уговоры не помогли, – ослику во что бы то ни  стало хотелось играть на лютне; он был упрям и прилежен и в конце концов  выучился играть так же хорошо, как и сам учитель. Однажды вышел молодой  наследник на прогулку и подошёл к колодцу, глянул в него и увидел в  зеркально-ясной воде своё ослиное обличье. И он так сильно из-за этого  опечалился, что ушёл бродить по свету и взял себе в спутники одного только  верного товарища. Они бродили вместе по разным местам и пришли, наконец, в одно  королевство, где правил старый король, у которого была единственная дочь,  притом большая красавица. И сказал ослик:    

– Мы здесь некоторое время пробудем. – Он  постучался и крикнул: – Гость у ворот! Откройте дверь, дайте войти!    

Но ему дверь не открыли. И уселся ослик у ворот, взял свою  лютню и заиграл на ней двумя передними ногами, да так прекрасно. Привратник от  удивления вытаращил глаза, побежал к королю и сказал:    

– Сидит у ворот молодой ослик, играет на лютне, да так  хорошо, словно учёный мастер.    

– Так ты впусти музыканта сюда, – сказал король.    

Но только вошёл ослик в замок, начали все над таким игроком  смеяться. И вот поместили ослика внизу вместе со слугами, где его и кормили, но  он рассердился и говорит:    

– Я не какой-нибудь простой ослик, я знатный осёл.    

А ему и говорят:    

– Раз так, то садись тогда вместе с воинами.    

– Нет, – говорит он, – хочу я сидеть рядом с  королём.    

Засмеялся король и весело молвил:    

– Ладно, ослик, пускай будет по-твоему, ступай ко мне.    

А потом король спрашивает:    

– Ослик, а как тебе нравится моя дочь?    

Повернул ослик голову к ней, поглядел на неё, кивнул и  говорит:    

– Чрезвычайно нравится, она такая прекрасная, что  подобной я ни разу не видывал.    

– Ну, так садись с ней рядом, – ответил король.    

– Это как раз мне и подобает, – ответил ослик и  уселся с ней рядом, ел и пил и держал себя прилично и опрятно.    

Пробыл благородный ослик при королевском дворе не мало  времени и подумал: «Что пользы с того, надо всё-таки домой возвращаться». Он  запечалился, явился к королю и попросил его отпустить. Но король его полюбил –  и говорит:    

– Что с тобой, милый ослик? Вид у тебя такой грустный,  умирать, что ли, задумал? Оставайся у меня, я тебе дам всё, чего ты только  пожелаешь. Хочешь золота?    

– Нет, – ответил ослик и покачал головой.    

– Хочешь драгоценностей и украшений?    

– Нет.    

– Хочешь половину моего королевства?    

– Ах, нет.    

И сказал король:    

– Если бы мне только знать, что могло бы тебя утешить!  Хочешь мою красавицу-дочь в жёны?    

– Ах, мне бы очень хотелось её иметь, – сказал  ослик, и стал вдруг такой весёлый и радостный, потому что это как раз и было  то, чего он желал.    

И была отпразднована большая и пышная свадьба. Вечером, когда  жениха и невесту повели в опочивальню, захотелось королю узнать, будет ли ослик  держать себя чинно, как подобает, и вот он велел одному из слуг спрятаться в  опочивальне. Когда молодые остались наедине, задвинул жених двери на засов,  оглянулся вокруг и, увидев, что они совершенно одни, сбросил вдруг свою ослиную  шкуру, – и стал перед королевной прекрасный юноша.    

– Вот видишь, – сказал он, – кто я на самом  деле, теперь ты видишь, что я достоин тебя.    

Обрадовалась невеста, поцеловала его и всем сердцем его  полюбила. Но вот наступило утро, он поднялся, натянул на себя снова свою  звериную шкуру, и ни один человек не мог бы догадаться, кто под нею скрывается.    

А тут вскоре пришёл и старый король и говорит:    

– О, вот наш ослик и повеселел! А тебе-то, пожалуй, грустно, –  сказал он своей дочери, – ведь ты получила в мужья ненастоящего мужа!    

– Ах, нет, милый отец, я его так люблю, будто он самый  красивый на свете, и хочу с ним прожить всю свою жизнь.    

Удивился король, но слуга, который прятался в опочивальне,  пришёл и обо всём рассказал королю.    

И сказал король:    

– Никогда не поверю, что это правда.    

– Тогда на другую ночь сами понаблюдайте, и вы увидите  это собственными глазами. Знаете что, мой король, вы спрячьте от него ослиную  шкуру и бросьте её в огонь, – уж тогда жениху придётся показаться в своём  настоящем обличье.    

– Совет твой хорош, – сказал король.    

И вот вечером, когда молодые уснули, он пробрался к ним в  опочивальню и, подойдя к постели, увидел в лунном сиянии спящего статного  юношу, и лежала рядом на полу снятая шкура. Король её взял, велел развести на  дворе большой костёр и бросить в него шкуру, и сам присутствовал при этом, пока  она вся не сгорела дотла. Но королю захотелось увидеть, как будет юноша вести  себя без украденной у него шкуры, и он всю ночь сторожил и прислушивался.    

Когда юноша выспался, только стало светать, он поднялся и  хотел натянуть на себя ослиную шкуру, но найти её было нельзя. Он испугался и  сказал в печали и страхе:    

– Я вижу, что мне надо отсюда бежать.    

Он вышел из спальни, но у дверей стоял король и сказал ему:    

– Сын мой, куда ты спешишь, что ты задумал? Оставайся  здесь, ты юноша красивый, и тебе уходить отсюда незачем. Я дам тебе половину  своего королевства, а после моей смерти ты наследуешь всё.    

– Если так, то я хочу, чтоб хорошее начало имело и  хороший конец, – сказал юноша, – я у вас остаюсь.    

И отдал старик-король ему полкоролевства; а когда спустя год  он умер, юноша получил всё королевство, а после смерти своего отца ещё к тому  же и другое, и он жил в большой пышности и великолепии.    

 145. Неблагодарный  сын    

     

Сидел раз муж со своей женой возле дома, они положили перед  собой жареную курицу и собирались её есть. Увидал муж, что подходит к дому его  старик отец, и он быстро убрал и спрятал курицу, – пожалел дать старику  хотя бы кусок. Пришёл старик, похлебал немного и ушёл. Захотелось сыну положить  опять жареную курицу на стол, но только он за неё взялся, вдруг обернулась она  большой жабой, прыгнула ему в лицо, уселась на нём и уходить не захотела; а  когда кто-нибудь пытался её снять, она так злобно на него глядела, будто  прыгнуть в лицо собиралась, и никто не осмелился к ней прикоснуться. И должен  был неблагодарный сын эту жабу кормить каждый день, а не то бы она съела ему  лицо. И вот, не имея покоя, он всё скитался по свету.    

     

146. Репа    

     

Жили когда-то два брата. Оба служили в солдатах, и был один  из них богатый, а другой – бедный. Вот задумал бедняк от бедности своей  избавиться, снял он солдатский мундир и стал крестьянствовать. Вспахал он и  взборонил свою полоску земли и посеял на ней репу. Взошли семена, и выросла  среди реп одна такая большая да крепкая, и становилась она на глазах всё толще  и толще и никак не переставала расти, – и её можно было назвать прямо  королевой всех реп, потому что другой такой на свете и видано не было, да и вряд  ли можно будет когда и увидеть. Наконец стала она такой огромной, что едва  поместилась на повозке, и тащить её надо было на двух быках; и не знал  крестьянин, что ему тут и делать, – к счастью ли оно вышло или к  несчастью.    

Наконец он подумал: «Если её продать, то получишь за неё  немного, а съешь сам, то ведь и от малой репы сыт будешь. Лучше всего отвезу-ка  я её к королю и окажу ему этим своё уважение». Вот взвалил он её на повозку,  запряг двух быков, привёз ко двору и подарил её королю.    

– Что за диковина такая? – сказал король. –  Много видал я на свете чудесного, но такого чудища ни разу ещё и не видывал. Из  какого это семени могла она вырасти, такая огромная? Тебе, что ли, одному так  повезло? Да ты, пожалуй, будешь счастливец.    

– Да нет, – ответил крестьянин, – какой уж я  счастливец! Я бедный солдат; есть мне было нечего, скинул с себя я свой  солдатский мундир и стал землю пахать. Есть у меня брат, тот человек богатый, и  вам, господин король, хорошо он известен, а я человек бедный и всем миром  забытый.    

И пожалел король тогда крестьянина и говорит:    

– С бедностью своей ты должен покончить; я так тебя  награжу, что станешь ты равным своему богатому брату.    

И он подарил ему великое множество золота, землю, луга и  стада́ и сделал он его таким богатым, что всё богатство другого брата  и равняться никак не могло бы с тем, что у него теперь было. И услыхал богач,  что получил его брат за одну только репу, позавидовал ему и стал раздумывать,  как бы это самому добиться такого счастья.    

Но хотел он дело начать своё куда половчее: взял он золото  да коней и привёз их королю в подарок, думая, что никак уж иначе, а подарок  будет ему куда больший, – ведь получил же его брат так много за одну  только репу; и вот рассчитал он, что ему и не донести будет теперь домой  королевских подарков.    

Принял король его подарок и сказал при этом, что не сможет  он ничем лучшим и редким отдариться, как этой вот огромною репой. И пришлось  богачу положить репу своего брата на повозку и отвезти её к себе домой. И не  знал он, на ком выместить дома свой гнев и досаду, и пришли ему в голову злые  мысли, и порешил он убить своего брата.    

Нанял он убийц и велел им засесть в засаду, а сам отправился  к своему брату и говорит:    

– Милый мой братец, знаю я одно место, где зарыт  богатый клад. Давай-ка его вместе выкопаем и поровну разделим.    

Бедному брату дело такое понравилось, и он пошёл с ним  вместе без всякой опаски. Только они вышли, как набросились на бедного брата  убийцы, связали его и хотели на дереве повесить. Начали они своё злое дело, как  вдруг раздалось издалека громкое пеньё и послышался топот копыт. Испугались  убийцы, сунули своего пленника с головою в мешок, вздёрнули его на сук и  бросились бежать без оглядки. Хотел он из мешка высвободиться, бился-бился,  пока не проделал, наконец, в мешке дырку и просунул в неё свою голову. А  проезжий тот был не кто иной, как странствующий студент, молодой парень,  который распевал весело песню, проезжая по лесной дороге. Как только висевший в  мешке заметил, кто это проезжает, он крикнул:    

– Привет тебе, дорогой путник!    

Студент оглянулся, но никак не мог понять, откуда это  доносится голос; наконец он сказал:    

– Кто это меня зовёт?    

Тогда тот, с верхушки дерева, ему и говорит:    

– Погляди-ка наверх, я сижу в мешке мудрости и в  короткий срок успел изучить важные вещи; перед ними все ваши школы ничего не  стоят, ещё повишу я немного и, научившись всему, сойду вниз и стану мудрее всех  людей на свете. Я разбираюсь в звёздах, и в небесных знаках, и в движенье  ветров, и в песке на дне моря; я сведущ во врачеванье болезней, в силах трав и  знаю всех птиц и все камни. Вот если б мог ты хоть раз побывать в этом мешке,  ты бы почувствовал, какое величие проистекает из этого мешка мудрости.    

Услыхав обо всём этом, студент удивился и сказал:    

– Да будет благословен тот час, когда я встретил тебя!  Нельзя ли и мне, хотя б ненадолго, побывать в этом мешке?    

Пленник ответил ему сверху, что соглашается, дескать, на это  неохотно:    

– Да не надолго и за известную награду и доброе слово,  пожалуй, пущу я тебя; но придётся тебе часок подождать, мне ещё осталось кое-чему  доучиться.    

Студент подождал немного, но показалось ему, что время  тянется слишком долго, и он стал просить, чтобы тот пустил его в мешок  поскорее, – жажда мудрости-де у него очень уж большая. Тогда тот наверху  притворился, что, наконец, готов уступить его просьбе, и сказал:    

– Чтобы мне выбраться из этого дома премудрости, ты  должен спустить мешок на верёвке вниз, тогда уж я и пущу тебя в него.    

Вот студент спустил мешок вниз, развязал его, и только тот  из мешка вылез, студент крикнул ему:    

– Ну, а теперь подымай меня наверх, да поживее, –  и хотел было уж влезть в мешок.    

– Постой, – сказал ему тот, – так дело не  выйдет. – И он схватил его и сунул вниз головой в мешок, затем завязал его  и вздёрнул ученика мудрости на верёвке на дерево, раскачал его в воздухе и  говорит:    

– Ну, каково, любезный приятель? Видишь, ты уже  чувствуешь, что мудрость приливает к тебе в голову и становишься ты опытней.  Ну, сиди теперь смирно, пока не станешь ещё умней.    

Затем вскочил он на лошадь студента и уехал, но всё-таки  прислал через час человека, чтобы спустить его вниз.    

 147. Кованный  заново человек    

     

В те времена, когда господь странствовал ещё по земле, зашёл  он раз под вечер вместе со святым Петром к одному кузнецу, и тот охотно пустил  их к себе переночевать. Но случилось так, что как раз в это самое время подошёл  к дому нищий, несчастный больной старик, и попросил у кузнеца милостыню. Пётр  сжалился над нищим и сказал:    

– Господь мой и учитель, если тебе будет угодно, то  избавь его от недугов, чтобы был он в силах сам себе на хлеб зарабатывать.    

И кротко молвил господь:    

– Кузнец, дай мне на время твой горн и подбрось в него  углей, я омоложу этого больного старика.    

Кузнец охотно согласился. Святой Пётр взялся за мех, и когда  пламя разгорелось и стало большое и высокое, взял господь бог старика, сунул  его в горнило, прямо в самое пекло, и тот запылал, точно розовый куст, и стал  восхвалять бога громким голосом. Подошёл затем господь к чану, сунул в него  человека с головой в воду, и когда тот как следует поостыл, дал он ему своё благословение;  и глядь – выскочил человек оттуда молодой, стройный, здоровый, и лет на вид  будто двадцати. Кузнец, который был при этом и всё это видел, пригласил всех их  к себе на ужин. А жила у него старая, полуослепшая, горбатая тёща, она подошла  к юноше и как следует его ощупала, чтоб узнать, закалил ли его огонь как  должно. И рассказал юноша, что никогда не было ему так хорошо и что сидел он в  пламени, будто в прохладной росе.    

Рассказанное юношей звучало всю ночь в ушах у старухи, и  когда господь на заре отправился в путь-дорогу, хорошо отблагодарив перед тем  кузнеца, то последний подумал: не сможет ли он омолодить также и свою  старуху-тёщу, так как он всё в точности видел, а тут дело к тому же его ремесла  касается. И вот он кликнул старуху и спросил, не хочется ли ей, мол, тоже  прыгать, как восемнадцатилетней девушке. Она ответила: «От всего сердца хотела  бы, – ведь дело с юношей вышло так удачно». – Вот раздул кузнец пламя  пожарче и сунул в него старуху; начала та извиваться да корчиться и подняла  страшный предсмертный вопль. «Сиди смирно, чего ты кричишь и прыгаешь? Сейчас я  раздую как следует». Он принялся раздувать мех снова, пока не сгорело на  старухе всё тряпьё. Старуха вопила от боли, а кузнец думал: «Кузнечное дело на  этом не кончилось», – он вынул старуху и бросил её в чан с водой. Начала  она кричать изо всех сил; услыхали то наверху в доме жена кузнеца и её  невестка, кинулись они по лестнице вниз и видят – лежит старуха в чану и воет,  вся вздулась, скорчилась, лицо у ней всё сморщенное, изуродованное. И так они  перепугались, – а были они обе уже на сносях, – что в ту же самую  ночь родили по мальчику, но были младенцы совсем на людей не похожи, а на  обезьян, и убежали они в лес; от них-то вот и пошёл род обезьяний.    

     

148. Звери  господни и чёртовы звери    

     

Сотворил господь бог разных зверей и выбрал себе вместо  сторожевых собак волков; а про козла и позабыл. Приготовился тут и чёрт,  собрался тоже что-нибудь сотворить, – и создал козлов с тонкими, длинными  хвостами. Когда козлы ходили на пастбище, они всегда цеплялись хвостами за  терновник и с трудом их вытаскивали. Надоело это чёрту, явился он и откусил  хвосты у всех козлов, – вот потому и сейчас ещё у них такие  хвосты-обрубки.    

Стал чёрт пускать козлов одних пастись. Но случилось так,  что увидел господь, как они плодовые деревья гложут, портят виноградные лозы и  другие нежные растения. Это господа огорчило, и он решил, по доброте своей и  милости, натравить на них своих волков; и разорвали волки козлов, что паслись  там.    

Как узнал о том чёрт, явился к богу и говорит:    

– Твои твари моих разорвали.    

Ответил господь:    

– А зачем ты их для вреда создал?    

А чёрт говорит:    

– Я должен был так поступить: ведь помыслы мои  направлены ко вреду, и создания мои тоже должны обладать такой же природой; вы  должны мне дорого за них заплатить.    

– Я уплачу тебе, когда с дубов листья облетят; тогда и  приходи, деньги для тебя уже отсчитаны.    

Облетела с дубов листва, и явился чёрт, и потребовал у бога,  чтоб тот отдал ему свой долг.    

Но сказал господь:    

– В храме, что находится в Константинополе, растёт  высокий дуб, а на дубе том все листья ещё зелены.    

В негодованье и с проклятьями скрылся чёрт и собрался на  поиски того дуба, и блуждал он в пустыне целых шесть месяцев, пока, наконец,  его отыскал; а когда, он вернулся назад, за это время все остальные дубы снова  покрылись зелёной листвой. Так и не пришлось ему получить свой долг, и в ярости  выколол тогда чёрт всем остальным козлам и козам глаза и вставил им свои.    

Вот оттого у всех козлов глаза чёрта и короткие хвосты, и  часто чёрт принимает козлиное обличье.    

 149. Петушиное  бревно    

     

Жил-был колдун. Вот стоял он раз посреди большой толпы  народу и показывал свои чудеса. Он кликнул к себе петуха, и поднял тот петух  тяжёлое бревно и нёс его, будто оно было лёгкое, как пёрышко. А находилась в  толпе девушка, посчастливилось ей найти недавно трилистник, на котором было  четыре листика, и сделалась она оттого умной, её невозможно было обмануть  никаким колдовством, и она заметила, что бревно на самом-то деле всего лишь  соломинка. И крикнула девушка:    

– Люди, да разве вы не видите, что петух держит всего  лишь соломинку, а вовсе не бревно!    

И вмиг всё наважденье исчезло, и люди увидели, что было на  самом деле, и прогнали колдуна с бранью и позором прочь.    

А он разгневался и говорит:    

– Уж я за это отомщу.    

Спустя некоторое время праздновала девушка свадьбу. Вот  нарядилась она и отправилась вместе с поезжанами через поле к тому месту, где  находилась кирха. Вдруг подъезжают они к большому разлившемуся ручью, и не было  там ни кладок, ни моста, чтоб переправиться. А невеста была бойкая, приподняла  она юбку и собралась переходить вброд. Вошла она в воду, а стоял с ней рядом  человек, был то колдун, и как закричит он, да так насмешливо:    

– Эй, да где же твои глаза, откуда ты взяла, что тут  вода?    

И открылись у ней глаза, глядь – стоит она с поднятой юбкой  среди поля, где растёт, зацветая голубыми цветами, лён. Как увидели это всё,  стали её бранить, над ней насмехаться, – и пришлось невесте бежать.    

     

150. Старая  нищенка    

     

Жила-была однажды старушка-нищенка. Ты видел, пожалуй, как  ходила одна старуха да милостыню просила?    

Так вот эта женщина тоже милостыню собирала, и когда ей  что-нибудь подавали, она говорила: «Да вознаградит вас господь за это». Подошла  раз нищенка к дверям одного дома, а стоял там парень, был он на вид ласковый,  но большой плут, он грелся в то время у камелька. Вот и говорит парень ласково  бедной старушке-нищенке, что стояла у дверей, дрожа от холода: «Вы, бабушка,  подойдите да погрейтесь».    

Подошла старуха к камельку, да слишком близко, и вот  загорелись на ней старые лохмотья, но она того не заметила. А парень рядом  стоял и видел это. Должен же он был их потушить? Не правда ли, он должен был их  потушить? Даже если бы не было в доме воды, ему следовало бы все свои слёзы  повыплакать, чтоб потекли они двумя чистыми ручьями и потушили огонь.    

     

151. Три лентяя    

     

Было у одного короля три сына, и все они были ему одинаково  любы, и он не знал, кого после своей смерти королём оставить. Подошло время  старому королю помирать, подозвал он их к своему ложу и говорит:    

– Милые дети, вот что я надумал и порешил: кто из вас  самый ленивый, пускай тот королём и будет.    

И сказал старший:    

– Стало быть, батюшка, королевство принадлежит мне: уж  я такой ленивый, что когда лежу и мне спать хочется, а упадёт мне на глаза  капля, то мне их и закрывать не хочется, чтоб уснуть.    

Средний сказал:    

– Королевство принадлежит мне, батюшка, – ведь я  так ленив, что если сяду у костра погреться, то скорей я себе пятки сожгу, чем  ноги отодвину.    

Третий сказал:    

– Королевство моё, батюшка, – я ведь такой лентяй,  что если меня станут вешать, и будет уже верёвка у меня на шее, и даст мне  кто-нибудь острый нож в руки, чтоб перерезать верёвку, то я скорей позволю себя  повесить, чем протяну руку к верёвке.    

Услыхал это король и сказал:    

– Ты, пожалуй, будешь самый ленивый и потому должен  стать королём.    

 151а. Двенадцать  ленивых работников    

     

Двенадцать работников день-деньской ничего не делали и  вечером тоже себя утруждать не хотели. Вот легли они раз на травку и стали  своей ленью похваляться.    

Первый сказал:    

– Да какое мне дело до вашей лени, – мне и  своей-то хватит. Забота о себе – это главная моя работа; ем я немало, а пью и  того больше. Съем я этак четыре обеда, затем попощусь маленько, пока голода не  почувствую, – так-то оно для меня, пожалуй, лучше всего. Рано вставать –  это не в моём обычае; если дело подходит к полудню, то найду я себе местечко  где-нибудь поспокойнее. Позовёт хозяин, а я будто и не слышу; позовёт ещё раз,  а я подожду немного, пока он меня подымет, ну, и иду уж, конечно, медленно.  Этак жить ещё можно.    

Второй сказал:    

– А мне вот за лошадью ухаживать приходится, но уздечку  я с неё не снимаю; если мне неохота, то и корму ей не даю и говорю, что,  дескать, она уже поела. Завалюсь я в ясли с овсом и посплю этак часика четыре.  Затем протяну ногу и поглажу разок-другой лошадь по спине, вот она уж и  почищена, да кто ж спрашивать-то да проверять будет? Но служба у меня всё же  слишком тяжёлая.    

Третий сказал:    

– И зачем себя мучить работой? Да и что в том толку?  Лягу это я себе на солнышко да посплю. Начнёт дождь накрапывать, а мне зачем  вставать? Ну и пусть себе, слава богу, идёт. И полил, наконец, ливень, да такой  сильный, что аж волосы с головы срывал и с водой уносил, вот и дыру мне в  черепе продолбил; ну, наложил я себе пластырь, и ничего – обошлось. Таких бед  да несчастий у меня было достаточно.    

Четвёртый сказал:    

– А я, прежде чем за работу приняться, промешкаю  сначала с часок, чтоб силы набраться, а затем и начинаю помалу, и спрашиваю,  нет ли случайно кого, кто бы мне помог. Ну, и уступаю ему бо́льшую  часть работы, а сам только присматриваю; но для меня и этого слишком много.    

Пятый сказал:    

– Да это что! А вот вы представьте себе – должен я  навоз убирать из конюшни и накладывать его на телегу. Дело это я делаю  медленно, наберу немного на вилы, подыму вверх, – ну, так с четверть часа  и отдыхаю, пока на телегу не кину. Довольно и того, если за день одну телегу  вывезу. Нет у меня охоты работать до изнурения.    

Шестой сказал: – Эх, стыдно вам: я вот никакой работы не  боюсь; полежу сперва недельки три и даже одёжу с себя не снимаю. Да к чему ещё  эти пряжки на башмаках? Пусть себе с ног сваливаются – это ничего. А если на  лестницу мне взбираться, то поставлю я не спеша сначала одну ногу, а затем  другую на первую ступеньку, потом сосчитаю и остальные, чтобы знать, где можно будет  передохнуть.    

Седьмой сказал:    

– Нет, у меня дело совсем другое: мой хозяин следит за  моей работой; но только целый день его не бывает дома. Однако же я всюду  поспеваю, ничего не упускаю, бегаю, елико возможно, когда ползаешь еле-еле. А  чтоб сдвинуть меня с места, это, пожалуй, только четырём дюжим парням под силу  будет. Пришёл это я раз, а на полатях лежат рядом шестеро и спят. Лёг и я с  ними и заснул. И не разбудить меня было, а тут я дома по хозяйству оказался  нужен, так пришлось нести меня, надо сказать, на руках.    

Восьмой сказал:    

– Ну, видно, я всех вас проворней буду: вот ежели,  например, лежит где камень, я себя не утруждаю, чтобы ногу поднять да  переступить через него, а ложусь прямо на землю – всё равно грязь или лужа  попадётся – и лежу себе, пока на солнце не высохну; разве что повернусь на  другую сторону, чтобы оно меня грело.    

Девятый сказал:    

– Да это что! Вот нынче лежал передо мной хлеб, но мне  было лень его взять, так я чуть было с голоду не помер. Да стояла ещё кружка,  но была она большая да тяжёлая, ну, мне и не хотелось её подымать, – уж  лучше было от жажды страдать. Перевернуться с боку на бок – это для меня  слишком много; так и пролежал я день-деньской, как бревно.    

Десятый сказал:    

– А вот у меня из-за лени беда приключилась: ногу  сломал я себе, да икры вспухли. Лежало нас трое на проезжей дороге, и я ноги  вытянул и лежу. А тут едет повозка, – ну, колёса меня и переехали. Правда,  я мог ноги принять с дороги, но я не слыхал, как телега ехала, – всё  комары над ухом жужжали, в нос влетали, а через рот вылетали; но кому охота  придёт их ещё отгонять?    

Одиннадцатый сказал:    

– Вчера от службы я отказался. Неохота было мне таскать  своему хозяину тяжёлые книги то туда, то сюда, – и так каждый день без  конца. Но, правду сказать, хозяин меня отпустил и удерживать не стал; платья я  его никогда не чистил, и их моль все поела, – вот это да-а!    

А двенадцатый сказал:    

– Сегодня пришлось мне ехать по полю в телеге; положил  я на неё соломы и лёг, – ну и крепко заснул. Вожжи из рук у меня и выпали.  Проснулся, вижу – лошадь из упряжи вырвалась, нет ни постромок, ни хомута, ни  уздечки, ни удил. А мимо проходил какой-то человек, – он всё и унёс. Да к  тому же попала телега в лужу, в ней и застряла. Я её так и оставил, а сам опять  на солому завалился. Приходит, наконец, сам хозяин; вытащил он телегу, – а  не приди он, то и не лежал бы я тут с вами, а лежал бы там да спал себе  преспокойно.    

 152. Пастушок    

     

Жил-был пастушок, и был он за мудрые свои ответы, что давал  на все вопросы, повсюду знаменит да известен. Услыхал о том и король той  стороны и, тому не поверив, велел привести к себе мальчугана. И сказал он ему:    

– Если ты сможешь ответить мне на три вопроса, то  возьму я тебя к себе, и будешь ты мне вместо сына, будешь жить в моём  королевском замке.    

Мальчик спросил:    

– А что это за три вопроса?    

А король говорит:    

– Мой первый вопрос такой: сколько капель воды в море?    

Пастушок ответил:    

– Господин король, велите остановить все реки, что  текут на земле, чтоб ни одна капля из них в море не убегала, пока я их не  пересчитаю, и я скажу вам, сколько капель в море.    

Говорит король:    

– Второй мой вопрос будет такой: сколько звёзд на небе?    

Пастушок сказал:    

– Дайте мне большой лист бумаги.    

Наставил он пером на ней так много маленьких точек, что их  было еле видно, почти невозможно было их счесть, и рябило в глазах, когда на  них смотришь. И сказал он королю:    

– Вот столько же и звёзд на небе, сколько точек на этой  бумаге; попробуйте счесть их!    

Но никто не мог этого сделать. И говорит король:    

– А третий вопрос мой: сколько секунд в вечности?    

И ответил ему пастушок:    

– Есть в дальней Померании Алмазная гора; чтоб  подняться на её вершину, надо идти целый час; и целый час надо, чтобы пройти её  вдоль; и целый час, чтобы в глубь той горы спуститься. На вершину её раз в  столетье прилетает птичка и точит свой клюв, – так вот, когда она всю гору  источит, то пройдёт первая секунда вечности.    

И сказал король:    

– Ты ответил на три вопроса, как мудрец; отныне ты  будешь жить со мной в моём королевском замке и будешь мне вместо сына.    

     

153. Звёздные  талеры    

     

Жила-была маленькая девочка. Отец и мать у ней умерли, и  была она такая бедная, что не было у ней даже каморки, где жить, и кроватки,  где спать. Наконец осталось у неё одно только платье, что на ней было, и  кусочек хлеба в руке, который ей подала какая-то жалостливая душа. Но была она  добрая и скромная. И оттого, что была она всем миром покинута, вышла она,  полагаясь на волю господню, в поле. Встретился ей на дороге бедняк и говорит:    

– Ах, дай мне чего-нибудь поесть, я так проголодался.    

Она отдала ему последний кусочек хлеба и сказала:    

– На здоровье, – и пошла дальше.    

Шёл по дороге ребёнок, он жалобно плакал и сказал:    

– Холодно моей голове, подари мне что-нибудь, чем бы я  мог её покрыть.    

Сняла она свою шапочку и отдала ему. Прошла она ещё немного,  и повстречался ей опять ребёнок, не было на нём ничего, и весь он дрожал от  холода, – и она отдала ему своё платье. А потом попросил у неё другой  ребёнок юбочку, и отдала она ему юбочку. Наконец пришла она в лес, а уже совсем  стемнело, и явился ещё ребёнок, попросил у неё рубашечку. И добрая девочка  подумала: «Ночь тёмная, меня никто не увидит, – можно, пожалуй, отдать и  рубашку», – и сняла она рубашку, отдала и её. И вот стоит она, и нет у неё  ничего больше, и вдруг стали падать звёзды с неба, а были то не звёзды, а  новёхонькие блестящие талеры; и хотя она отдала свою последнюю рубашку, но  появилась на ней новая, да притом из самого тонкого льна. И подобрала она в  подол талеры, и хватило их ей на всю жизнь.    

 155. Смотрины    

     

Жил один молодой пастух. Очень захотелось ему жениться, а  был он знаком с тремя сёстрами, и все они были красавицы; трудно ему было  сделать выбор, и он не мог никак решить, какой же из них отдать предпочтение.  Спросил он тогда совета у матери, а мать ему и говорит: – А ты пригласи всех  троих, поставь перед ними сыр и смотри, как они будут его резать.    

Парень так и сделал. Первая из сестёр съела сыр вместе с  корочкой. Вторая срезала второпях корочку с сыра, и так как была она суетливая,  то оставила много хорошего сыра на корке и не стала его есть. А третья не спеша  да как следует срезала корку, не слишком много и не слишком мало. Рассказал об  этом пастух своей матери, а мать и говорит:    

– Возьми себе в жёны третью сестру.    

Так он и сделал, и жил он с ней вместе в довольстве и в  счастье.    

     

156. Очёски    

     

Жила однажды девушка, была она красавица, да зато ленивая и  нерадивая. Когда ей надо было прясть пряжу, она сердилась, если ей попадался  какой маленький узелок на льняной пряже, она вырывала целый пучок прядева,  бросала его наземь, словно отбросы какие-нибудь. А была у неё служанка, та была  работящая, – подберёт она выброшенный лён, очистит его, спрядёт его тонко  да так искусно; и вот выткала она себе из таких оческов красивое платье. А  сватался за ленивую девушку один парень, и должны были праздновать свадьбу. Вечером  накануне свадьбы весело танцевала прилежная девушка в своём красивом платье, а  невеста и говорит:    

     

Как плясать не стыдно ей,    

Ведь очёски-то на ней!    

     

Услыхал это жених и спрашивает невесту, что она этим хочет  сказать. И рассказала она жениху, что на той вон девушке всё платье соткано из  льняной пряжи, которую она выбрасывала. Как услыхал это жених, понял, что она  ленивица, а та, бедная девушка, работящая, – бросил свою невесту, подошёл  к той и выбрал её себе в жёны.    

     

158. О блаженной  стране небывалой    

     

В те блаженные времена пошёл я раз и вижу – висит на  маленькой шёлковой ниточке Рим и Латеран, и бежит безногий человек быстрей  самого резвого коня, а острый меч мост пополам рассекает. Потом видел я ещё  молодого осла с серебряным носом, бежит он и гонится за двумя быстрыми зайцами;  и стоит липа такая ветвистая, и растут на ней горячие оладьи. И видел я тощую  старую козу, тащила она на себе целых сто возов сала и шестьдесят возов соли.  Ну, что, мало наврал? И видел я, как плуг пахал сам без коней и быков, а годовалый  ребёнок четыре мельничных жернова кинул из Регенсбурга до самого Трира, а из  Трира прямо в Страсбург; а ястреб плыл через Рейн, – это правда, а то как  же он мог бы на берег другой перебраться?    

И слышу я – затеяли рыбы такой шум промеж себя, что слышно  было до самого неба, а мёд тёк целой рекою, с глубокой долины на высокую  гору, – вот уж, что и говорить, диковинные дела! Да ещё там два ворона луг  косили; и приметил я двух комаров, что мост строили. А два голубя волка  разорвали, двое ребят козочек вверх бросали, а две лягушки зерно молотили. А  потом я видел, как две мыши епископа в сан посвящали, а две кошки медведю язык  вырвали. Прибегает тогда улитка, убивает двух диких львов. А тут стоит  брадобрей, женщине бороду подстригает, а двое грудных детей матерям замолчать  велят. А ещё видал я двух гончих собак, тащили они мельницу из воды, а старая  кляча стоит и им говорит: «Так вам и надо». И стоят во дворе четыре коня и  зерно из всех сил молотят, а две козы печь топят, а рыжая корова хлебы в печку  сажает. Тут как запел петух: «Ку-ка-ре-ку!» Вот и сказке конец, ку-ка-ре-ку!    

 159. Сказка-небылица    

     

Хочу я вам кое-что рассказать. Видал я раз, как летели две  жареных курицы. Летели они, надо сказать, быстро, животы свои к небу задрали,  ну а спины прямо в преисподнюю повернули; а наковальня с мельничным жёрновом  через Рейн плыли, да так уж тихо, медленно-премедленно; а лягушка сидела и  лемех ела, – было дело на льду, в Троицын день. И стояло тут ещё трое  парней; случилось, что собрались они зайца поймать, а шли они на костылях и на  ходулях; один был глухой, другой – слепой, третий – немой, а четвёртый – и  ногой вовсе двинуть не мог. Может, вы хотите узнать, как всё это кончилось?  Слепой – тот первый увидел, что по полю заяц бежит; немой крикнул хромому, а  хромой – хвать зайца, да прямо за шиворот. А вот было ещё: собралось несколько  человек плыть по земле – натянули они паруса и поплыли себе по широкому полю;  переплыли через высокую гору, и что ж? – утонули бедняги. А рак гнался за  зайцем; и лежала высоко на крыше корова, – она взлетела туда. А мухи в тех  краях большущие-пребольшущие, всё равно как у нас козы.    

А теперь открой-ка окошко, чтоб все небылицы в него улетели.    

     

160. Сказка-загадка    

     

Были обращены три женщины в цветы, они росли на поле, и один  из цветков мог бывать по ночам дома. И вот, когда начало уже светать, говорит  раз женщина своему мужу, – а ей пора уже было идти опять к своим подружкам  на поле и сделаться опять цветком:    

– Если ты придёшь нынче до полудня на поле и меня  сорвёшь, я буду расколдована и буду опять жить с тобой.    

Так и случилось. Но вот спрашивается, как же муж узнал её?  Ведь цветы были похожи друг на друга и различить их было нельзя.    

Ответ: «А вот как: ведь она-то ночевала у себя дома, на поле  её не было, и роса на неё не упала, как на те два других цветочка, и поэтому  муж мог её узнать».    

     

161. Белоснежка и  Алоцветик    

     

Жила бедная вдова одна в своей избушке, а перед избушкой был  у неё сад; росло в том саду два розовых деревца, и цвели на одном белые розы, а  на другом – алые; и было у неё двое детей, похожих на эти розовые деревца,  звали одну – Белоснежка, а другую – Алоцветик. Были они такие скромные и  добрые, такие работящие и послушные, что таких ещё и не было на свете; только  Белоснежка была ещё тише и нежней, чем Алоцветик. Алоцветик всё больше прыгала  и бегала по лугам и полям, собирала цветы и ловила бабочек; а Белоснежка – та  больше сидела дома возле матери, помогала ей по хозяйству, а когда не было  работы, читала ей что-нибудь вслух. Обе сестры так любили друг друга, что если  куда-нибудь шли, то держались всегда за руки, и если Белоснежка, бывало,  скажет: «Мы всегда будем вместе» – то Алоцветик ей ответит: «Да, пока мы живы,  мы никогда не расстанемся» – а мать добавляла: «Что будет у одной из вас, пусть  поделится тем и с другой».    

Часто девочки бегали в лесу одни, собирали спелые ягоды, но  ни один зверь их не трогал, и все доверчиво подходили к ним. Зайчик ел у них с  руки капустный лист, дикая коза паслась рядом с ними, весело прыгал около них  олень, и птицы оставались сидеть на ветках и распевали разные песни, какие  только знали. И ни разу никакой беды с сёстрами не случалось. Если они, бывало,  в лесу задержатся и наступит уже ночь, они лягут рядом на мягком мху и спят так  до утра; мать знала об этом и никогда о них не беспокоилась. Однажды заночевали  они в лесу, проснулись на рассвете, видят – сидит рядом с ними чудесное дитя в  белом сверкающем платьице. Оно встало и ласково на них поглядело, но ничего им  не сказало и ушло в глубину леса. Оглянулись они и увидели, что спали они как  раз на самом краю пропасти и, должно быть, упали бы в неё, если бы в темноте  сделали хоть один шаг. И вот мать им объяснила, что то, должно быть, был ангел,  охраняющий добрых детей.    

Белоснежка и Алоцветик держали избушку в такой чистоте, что  в неё приятно было заглянуть. Летом за домом присматривала Алоцветик. Каждое  утро, пока мать ещё спала, ставила она у её постели цветы – с каждого деревца  по розе. Зимой Белоснежка затапливала печь, подвешивала к очагу котёл на крюке;  и медный котёл блестел, точно золото, так хорошо он был вычищен. Вечером, когда  падал белыми хлопьями снег, мать говорила:    

– Ступай, Белоснежка, и запри дверь на задвижку.    

Они садились потом у очага, и мать надевала очки и читала им  вслух из большой книги. А девочки сидели, пряли и слушали. Рядом с ними лежал  на полу ягнёнок, а сзади сидел на насесте белый голубок, спрятав голову под  крыло.    

Раз вечером сидели они мирно все вместе, вдруг кто-то  постучался в дверь и попросил, чтоб его впустили. Мать говорит:    

– Алоцветик, открой поскорей дверь, это, пожалуй,  какой-нибудь странник просится на ночлег.    

Алоцветик пошла и отодвинула задвижку, думая, что это  какой-нибудь бедный человек; но то был медведь, который просунул в дверь свою  большую чёрную голову. Алоцветик громко вскрикнула и отскочила назад, ягнёнок в  то время заблеял, голубок вспорхнул, а Белоснежка забралась к матери на  постель. Но медведь вдруг заговорил и сказал:    

– Не бойтесь, я вас не трону, я очень озяб и хочу у вас  немного отогреться.    

– Ох ты, бедный медведь, – сказала мать, –  ну, ложись тогда поближе к огню; только смотри, не спали своей шубы.    

Затем она кликнула:    

– Белоснежка, Алоцветик, идите сюда, медведь нас не  тронет, он добрый.    

Девочки подошли поближе, и мало-помалу и ягнёнок с голубком  тоже перестали бояться медведя. Тогда медведь и говорит:    

– Дети, стряхните снежок с моей шубы.    

     

Девочки принесли метёлку и как следует почистили медведю  шубу; он растянулся у очага и начал весело урчать от удовольствия. Вскоре они и  совсем к медведю привыкли и стали подшучивать над своим неуклюжим гостем. Они  теребили его за шерсть, становились ему на спину, таскали его по комнате или  брали прут и били его, а когда он ворчал, они весело смеялись. И медведю это  нравилось, но когда уж слишком сильно они ему докучали, он кричал:    

     

– Ах, дети, оставьте меня в живых:    

Вы меня уж пожалейте,    

Женишка-то не убейте.    

     

Когда пришло время ложиться спать и все уже были в постели,  мать сказала медведю:    

– А ты уж, бог с тобой, оставайся лежать себе у печки,  уж тут ты укроешься от холода и непогоды.    

Когда начало светать, дети выпустили медведя, и он затопал  по сугробам в лес. С той поры стал медведь приходить к ним каждый вечер в свой  обычный час. Он ложился у очага и всегда позволял детям с ним играть и коротать  свой досуг; и все так к нему привыкли, что даже дверей не запирали, пока не  явится их чёрный приятель.    

Но вот наступила весна, всё кругом зазеленело, и сказал  тогда медведь Белоснежке:    

– Ну, теперь мне пора убираться, – целое лето я к  вам не приду.    

– Куда же ты пойдёшь, милый медведь? – спросила  его Белоснежка.    

– Мне надо идти в лес, свои сокровища от злых карликов  сторожить. Зимой, когда земля замерзает, их никто там не откопает; но теперь,  когда земля на солнце оттаяла и согрелась, карлики, чего доброго, ещё  заберутся, начнут искать сокровища, докопаются и их утащут; а что попадёт к ним  в руки, то запрячут они в свои пещеры, и не так-то легко их будет разыскать.    

Белоснежка сильно загрустила, что приходится им  расставаться. Когда она открыла дверь, то медведь, пробираясь, зацепился за  дверной крюк, дёрнулся и вырвал кусок шкуры, – и показалось Белоснежке,  будто золото блеснуло; но она не была в этом уверена. Медведь быстро убежал и  вскоре исчез за деревьями.    

Спустя некоторое время мать послала детей в лес собирать  валежник. В лесу нашли они большое срубленное дерево; лежало оно на земле, и у  ствола в траве что-то прыгало; но они никак не могли разобрать, что это такое.  Они подошли поближе, видят – стоит перед ними карлик, лицо у него старое,  морщинистое, и длинная-предлинная седая борода. Кончик бороды попал в трещину  дерева, и человечек прыгал, как собачонка на привязи, и не знал, как ему свою  бороду вытащить. Он вытаращил на девушек красные горящие глаза и крикнул:    

– Ну, чего стоите, разве нельзя подойти и помочь мне?    

– Да как это с тобой, человечек, случилось? –  спросила его Алоцветик.    

– Глупая гусыня, да к тому ж и любопытная, –  ответил карлик, – хотел я было дерево расколоть, чтоб дров себе для печки  нарубить; если класть толстые поленья, то наше кушанье быстро подгорает, –  мы ведь не так прожорливы, как вы, грубый да жадный народ. Клин вогнал я  удачно, и всё шло как следует, но проклятое дерево было слишком гладкое, вот  клин случайно и выскочил, дерево так быстро сошлось, что я не успел вытащить  своей красивой белой бороды. Вот она и защемилась, и мне нельзя теперь выбраться  отсюда. Чего смеётесь, глупые, толстые рожи? Тьфу, до чего же вы скверные!    

Дети стали изо всех сил бороду тащить, но вытащить её никак  не могли, – уж очень крепко она застряла.    

– Я сбегаю людей позову, – сказала Алоцветик.    

– Эх, головы вы бараньи! – прокричал  карлик. – Зачем людей-то звать – вас тут и двоих будет достаточно. Лучше  ничего надумать не можете?    

– Ты уж потерпи маленько, – сказала  Белоснежка, – я что-нибудь да придумаю, – и она достала из кармана  маленькие ножницы и отрезала кончик бороды. Как только карлик освободился, он  тотчас схватил мешок, полный золота, спрятанный под корнями, вытащил его оттуда  и проворчал про себя: «Вот неотёсанный народ, отрезали кусок такой чудесной  бороды, чёрт вас возьми!» Схватил мешок свой на плечи и ушёл, – на детей  даже не глянул.    

Захотелось вскоре после того Белоснежке и Алоцветику  наловить рыбы к обеду. Подошли они к ручью, видят – скачет над водой большой  кузнечик, точно в воду прыгнуть собирается. Подбежали они и узнали карлика.    

– Ты куда это собрался? – спросила его  Алоцветик. – Уж не в воду ли прыгнуть хочешь?    

     

– Я не такой уж дурак, – крикнул ей карлик, –  разве не видите, что проклятая рыба меня за собой тянет?    

Человечек сидел и удил рыбу, а ветер, к несчастью, запутал  его бороду в леске, и когда клюнула большая рыба, у карлика не хватило сил её  вытянуть; рыба была сильнее его и тянула карлика за собой. Как ни хватался он  за траву и за камыш, ничего поделать не мог, и пришлось бы ему нырять вслед за  рыбой, вот-вот утащила бы она его в воду. Девочки подоспели как раз вовремя,  подхватили карлика и стали бороду из лески выпутывать; но ничего у них не  выходило, борода и леска крепко перепутались. Оставалось только одно – достать  небольшие ножницы и отрезать бороду, – вот и пропал ещё кусок бороды.  Увидал это карлик, начал на них кричать:    

– Разве это дело, жабы вы этакие, уродовать человеку  лицо? Мало вам того, что вы мне уж раз бороду обкорнали, а теперь собираетесь  отрезать ещё кусок, да притом самый красивый? Мне теперь к своим и на глаза  показываться нельзя будет! Чтоб вам пусто было! – Тут достал он мешок с  жемчугами, запрятанный в камышах, и, не сказав больше ни слова, потащил его  куда-то и исчез за прибрежным камнем.    

Случилось, что вскоре после того послала мать обеих девочек  в город купить ниток, иголок, шнурков и лент. А дорога шла через долину, где  повсюду лежали в беспорядке огромные обломки скал. И вдруг увидели они на небе  большую птицу; она медленно кружила над ними, спускаясь всё ниже, и села,  наконец, поблизости на скалу. Затем они услыхали резкий, жалобный крик. Они  подбежали и с ужасом увидели, что орёл схватил их старого знакомца карлика,  собираясь его унести. Добрые дети тотчас уцепились за человечка и стали его у  орла отнимать; и выпустил, наконец, орёл свою добычу. Не успел карлик прийти в  себя от испуга, как начал кричать своим визгливым голосом:    

– Разве нельзя было обращаться со мной повежливее? Вот  ухватились за мой тоненький сюртучок и весь его разорвали, весь он теперь в  дырках, ах вы такие-сякие, неуклюжие да неповоротливые!    

Взял затем карлик свой мешок с драгоценными камнями и  шмыгнул снова в свою пещеру под скалами. Но девушки уже привыкли к его  неблагодарности; они продолжали свой путь, пришли в город и сделали свои  покупки.    

На обратном пути через долину они увидели карлика: выбрав  ровное местечко, карлик высыпал из мешка драгоценные камни, не подозревая, что  кто-нибудь будет так поздно проходить мимо. Вечернее солнце падало на блестящие  камни, и они так красиво сияли и светились разными цветами, что дети  остановились и засмотрелись на них.    

– Чего вы стоите, мерзкие ротозеи? – закричал  карлик, и его пепельно-серое лицо стало от гнева красное, как киноварь.    

Он бы продолжал ещё браниться, но вдруг послышался громкий  рёв, и чёрный медведь затопал из лесной чащи. Вскочил испуганный карлик, но добраться  до своей лазейки не успел – медведь был уже совсем близко. И крикнул карлик в  большом страхе:    

– Дорогой мой сударь медведь, пощади ты меня, я отдам  тебе за это всё свои сокровища! Погляди на эти прекрасные драгоценные камни,  что лежат перед тобой. Не убивай меня! Что пользы тебе от такого маленького,  щуплого человечка? Да ты меня на зубах и не почувствуешь; съешь лучше вот этих  двух злых девочек; они будут для тебя лакомым куском, они жирны, как молодые  перепёлки, съешь их во славу господню!    

Но медведь не обратил внимания на его слова и ударил  злобного человечка лапой так, что тот больше уже и не поднялся.    

Девочки бросились бежать, но медведь крикнул им вслед:    

– Белоснежка, Алоцветик, не бойтесь, подождите, я вас  провожу.    

Они узнали его по голосу, остановились. Подошёл к ним  медведь, и вдруг свалилась с него медвежья шкура, – и стоял перед ними  красивый юноша, одетый весь в золото.    

– Я сын короля, – сказал он, – я был  околдован этим злым карликом. Он украл у меня мои сокровища, обратил меня в  дикого медведя и заставил жить в лесу до той поры, пока его смерть не  расколдует меня снова. А теперь он получил должное возмездие.    

И вышла Белоснежка за королевича замуж, а Алоцветик – за его  брата; а большие сокровища они поделили между собой поровну. Мать-старуха жила  ещё долгие годы счастливо и спокойно вместе со своими детьми. Два розовых  деревца она взяла вместе с собой, и они росли перед её окном, и каждый год  зацветали на них прекрасные розы – белые и алые.    

 162. Умный  работник