Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

М. М. Херасков - Собрание сочинений [0]
Известность произведения: Низкая
Метки: poetry

Аннотация. Херасков (Михаил Матвеевич) - писатель. Происходил из валахской семьи, выселившейся в Россию при Петре I; родился 25 октября 1733 г. в городе Переяславле, Полтавской губернии. Учился в сухопутном шляхетском корпусе. Еще кадетом Х. начал под руководством Сумарокова, писать статьи, которые потом печатались в "Ежемесячных Сочинениях". Служил сначала в Ингерманландском полку, потом в коммерц-коллегии, а в 1755 г. был зачислен в штат Московского университета и заведовал типографией университета. С 1756 г. начал помещать свои труды в "Ежемесячных Сочинениях". В 1757 г. Х. напечатал поэму "Плоды наук", в 1758 г. - трагедию "Венецианская монахиня". С 1760 г. в течение 3 лет издавал вместе с И.Ф. Богдановичем журнал "Полезное Увеселение". В 1761 г. Х. издал поэму "Храм Славы" и поставил на московскую сцену героическую поэму "Безбожник". В 1762 г. написал оду на коронацию Екатерины II и был приглашен вместе с Сумароковым и Волковым для устройства уличного маскарада "Торжествующая Минерва". В 1763 г. назначен директором университета в Москве. В том же году он издавал в Москве журналы "Невинное Развлечение" и "Свободные Часы". В 1764 г. Х. напечатал две книги басней, в 1765 г. - трагедию "Мартезия и Фалестра", в 1767 г. - "Новые философические песни", в 1768 г. - повесть "Нума Помпилий". В 1770 г. Х. был назначен вице-президентом берг-коллегии и переехал в Петербург. С 1770 по 1775 гг. он написал трагедию "Селим и Селима", комедию "Ненавистник", поэму "Чесменский бой", драмы "Друг несчастных" и "Гонимые", трагедию "Борислав" и мелодраму "Милана". В 1778 г. Х. назначен был вторым куратором Московского университета. В этом звании он отдал Новикову университетскую типографию, чем дал ему возможность развить свою издательскую деятельность, и основал (в 1779 г.) московский благородный пансион. В 1779 г. Х. издал "Россиаду", над которой работал с 1771 г. Предполагают, что в том же году он вступил в масонскую ложу и начал новую большую поэму "Владимир возрожденный", напечатанную в 1785 г. В 1779 г. Х. выпустил в свет первое издание собрания своих сочинений. Позднейшие его произведения: пролог с хорами "Счастливая Россия" (1787), повесть "Кадм и Гармония" (1789), "Ода на присоединение к Российской империи от Польши областей" (1793), повесть "Палидор сын Кадма и Гармонии" (1794), поэма "Пилигримы" (1795), трагедия "Освобожденная Москва" (1796), поэма "Царь, или Спасенный Новгород", поэма "Бахариана" (1803), трагедия "Вожделенная Россия". В 1802 г. Х. в чине действительного тайного советника за преобразование университета вышел в отставку. Умер в Москве 27 сентября 1807 г. Х. был последним типичным представителем псевдоклассической школы. Поэтическое дарование его было невелико; его больше "почитали", чем читали. Современники наиболее ценили его поэмы "Россиада" и "Владимир". Характерная черта его произведений - серьезность содержания. Масонским влияниям у него уже предшествовал интерес к вопросам нравственности и просвещения; по вступлении в ложу интерес этот приобрел новую пищу. Х. был близок с Новиковым, Шварцем и дружеским обществом. В доме Х. собирались все, кто имел стремление к просвещению и литературе, в особенности литературная молодежь; в конце своей жизни он поддерживал только что выступавших Жуковского и Тургенева. Хорошую память оставил Х. и как создатель московского благородного пансиона. Последнее собрание сочинений Х. вышло в Москве в 1807 -1812 гг. См. Венгеров "Русская поэзия", где перепечатана биография Х., составленная Хмыровым, и указана литература предмета; А.Н. Пыпин, IV том "Истории русской литературы". Н. К

Полный текст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 

                       Повержена врага увидѣвъ своего,              Герой Россiискiй снять спѣшитъ броню съ него;              Удары злобныхъ Ордъ щитомъ своимъ отводитъ;              Ихъ нудитъ отступить, съ коня на землю сходитъ;    595          Поникъ, но храбрость ту другой злодѣй пресѣкъ,              Съ копьемъ въ одной рукѣ, въ другой съ чеканомъ текъ;              Шумитъ какъ древнiй дубъ, великъ тяжелымъ станомъ,              И Троекурова ударилъ въ тылъ чеканомъ:              Свалился шлемъ съ него какъ камень на траву;    600          Злодѣй, алкающiй разсѣчь его главу,              Направилъ копiе рукою въ саму выю,              И скоро бы лишилъ поборника Россiю;              Уже броню его и кольцы сокрушилъ,              Но Пронскiй на конѣ къ сей битвѣ поспѣшилъ;    605          Узнавый, что его сподвижникъ погибаетъ,              Какъ молнiя ряды смѣшенны прелетаетъ;              Разитъ, и руку прочь успѣлъ онъ отдѣлить,              Которой врагъ хотѣлъ геройску кровь пролить;              Свирѣпый витязь палъ. Ордынцы встрепетали;    610          Возкрикнули, щиты и шлемы разметали;              Смѣшались, дрогнули, и обратились въ бѣгъ.              Съ полками Пронскiй Князь на ихъ хребты налегъ.              Какъ волны предъ собой Борей въ пучинѣ гонитъ,              Или къ лицу земли древа на сушѣ клонитъ:    615          Такъ гонятъ Россы ихъ въ толпу соединясь,              Рубите! бодрствуйте! имъ вопитъ Пронскiй Князь.              Весь воздухъ огустѣлъ шумящими стрѣлами,              И долъ наполнился кровавыми тѣлами;              Звукъ слышится мечный и ржанiе коней;    620          Летаетъ грозна смерть съ косою межъ огней;              Катятся тамъ главы, лiются крови рѣки,              И человѣчество забыли человѣки!              Что былобъ варварствомъ въ другiя времена,              То въ полѣ сдѣлала достоинствомъ война.    625          Отрубленна рука, кровавый мечь держаща,              Ни страшная глава въ крови своей лежаща,              Ни умирающихъ прискорбный сердцу стонъ,              Не могутъ изъ сердецъ изгнать свирѣпства вонъ.              За что бы не хотѣлъ герой принять короны,    630          То дѣлаетъ теперь для царства обороны;              Недосязающiй бѣгущаго мечемъ,              Старается его достигнуть копiемъ;              Бросаетъ вдаль копье, и кровь течетъ багрова;              Лишь только умерщвлять, на мысли нѣтъ инова!    635          Окровавилися лазоревы поля;              И стонетъ, кажется, подъ грудой тѣлъ земля.              Казанцы робкiе свой путь ко граду правятъ,              Тѣснятся во вратахъ, сѣкутъ, другъ друга давятъ;              Безвремянно врата сомкнувши робкiй градъ,    640          Какъ вихремъ отразилъ вбѣгающихъ назадъ.              Казанцы гордый духъ на робость премѣнили,              Спираяся у вратъ, колѣна преклонили.              Князь Пронскiй мщенiемъ уже не ослѣпленъ,              Ихъ прозьбой тронутъ былъ, и принялъ ихъ во плѣнъ.    645          Тогда луна свои чертоги отворила,              И ризой темною полки и градъ покрыла.                        Но кровiю своей и потомъ омовенъ,              Князь Трекуровъ былъ во Царскiй станъ внесенъ.              Какое зрѣлище! съ увядшимъ сходенъ цвѣтомъ,    650          Который преклонилъ листы на стеблѣ лѣтомъ,              На персяхъ онъ главу висящую имѣлъ.              Взглянувый на Царя, вздохнулъ и онѣмѣлъ.              Рыдая Iоаннъ бездушнаго объемлетъ,              Но Царь, обнявъ его, еще дыханье внемлетъ:    655          Герой сей живъ!… онъ живъ!… въ восторгѣ вопiетъ;              Самъ стелетъ одръ ему и воду подаетъ.              Колъ такъ Владѣтели о подданныхъ пекутся,              Они безгрѣшно ихъ отцами нарекутся.              Ахъ! для чего не всѣ, носящiе вѣнцы,    660          Бываютъ подданнымъ толь нѣжные отцы?              Но Царь при горестяхъ веселье ощущаетъ,              Изходитъ изъ шатра, и воинству вѣщаетъ:              Вашъ подвигъ намъ врата ко славѣ отворилъ,              И наши будущи побѣды предварилъ;    665          Мужайтеся, друзья! мы зримъ примѣры ясны,              Что брани наглыхъ Ордъ дляРоссовъ безопасны.              Увидя Пронскаго, о Князь! вѣщалъ ему,              Коль мы послѣдуемъ примѣру твоему,              Наутрiе Орда и градъ ихъ сокрушится….    670                    Сiе пророечство внедолгѣ совершится!              Ордамъ поборникъ адъ, поборникъ Россамъ Богъ;              Начальникъ храбрый Царь: кто быть имъ страшенъ могъ!              О Муза! будь бодра, на крилѣхъ вознесися,              Блюди полночный часъ и сномъ не тяготися.    675                    Что медлитъ мрачна нощь, что волны спятъ въ рѣкѣ?              Лишь вѣютъ тихiе зефиры въ тростникѣ,              Что солнца изъ морей денница не выводитъ?              Натура спитъ, а Царь уже по стану ходитъ.              Доколѣ брани духъ въ сердцахъ у васъ горитъ,    680          Крѣпитесь, воины! Владѣтель говоритъ:              Казань меня и васъ польстила миромъ ложнымъ;              Мы праведной войной отмстимъ врагамъ безбожнымъ.              Во взорахъ молнiи, нося перунъ въ рукахъ,              Онъ храбрость пламенну зажегъ во всѣхъ сердцахъ.    685                    Но чьи простерлися отъ града черны тѣни,              Текущiя къ полкамъ какъ быстрыя елени?              Какъ въ стадѣ агничемъ, смятенномъ страшнымъ львомъ,              Ужасный слышанъ вопль въ полкѣ сторожевомъ:              Россiйски ратники порядокъ разрываютъ,    690          И тинистый Булакъ поспѣшно преплываютъ;              Открыла ужасъ ихъ блистающа луна,              Которая была въ окружности полна.              Тамъ шлемы со холма кровавые катятся;              Тамъ копья, тамъ щиты разбросанные зрятся;    695          Какъ овцы, воины разсыпавшись бѣгутъ;              Четыре рыцаря сей полкъ къ шатрамъ женутъ:              То были рыцари изшедши изъ Казани,              Отмщать Россiянамъ успѣхъ вечерней брани:              Изъ Индiи Мирседъ, Черкешенинъ Бразинъ,    700          Рамида Персянка, и Гидромиръ Срацинъ:              Горящiе огнемъ неистовой любови,              Алкаютъ жаждою ко Христiянской крови;              Изторгнувъ въ ярости блестящiе мечи,              Какъ вѣтры бурные повѣяли въ ночи,    705          И войска нашего ударили въ ограду;              Какъ стадо лебедей скрывается отъ граду,              Такъ стражи по холмамъ отъ ихъ мечей текли….              Злодѣи скоро бы вломиться въ станъ могли,              Когда бъ не прекратилъ сiю кроваву сѣчу,              Князь Курбскiй съ Палецкимъ, врагамъ изшедши встрѣчу.    710                    Но вдругъ нахмурила златое нощь чело;              Блистающа луна, какъ тусклое стекло,              Во мрачны облака свое лице склонила,              И звѣзды въ блѣдныя свѣтила премѣнила;              Сгустилась вскорѣ тма, предшественница дня.    715          Лишенны витязи небеснаго огня,              Другъ къ другу движутся, дуугъ къ другу ускоряютъ;              Но воздухъ лишь во мглѣ мечами ударяютъ,              И слышится вдали отъ ихъ ударовъ трескъ;              Встрѣчаяся мечи, кидаютъ слабый блескъ;    720          О камни копья бьютъ, когда другъ въ друга мѣтятъ;              Имъ пламенны сердца въ бою при мракѣ свѣтятъ.                        Тогда кристальну дверь небесну отворя,              Раждаться начала багряная заря,              И удивилася, взглянувъ на мѣсто боя,    725          Что бьются съ четырьмя Россiйскихъ два героя;              Дивилася Казань, взглянувъ съ крутыхъ вершинъ,              Что Палецкiй съ тремя сражается единъ;              Какъ левъ среди волковъ, ихъ скрежетъ презираетъ,              Такъ Палецкiй на трехъ Ордынцевъ не взираетъ;    730          Кидается на нихъ, кидается съ мечемъ,              Который тройственнымъ является лучемъ,              Толь быстро обращалъ Герой свой мечь рукою!              Онъ съ кровьюбъ източилъ Ордынску злость рѣкою;              Но Гидромиръ, взмахнувъ велику булаву,    735          Вдругъ съ тыла поразилъ героя во главу;              Потупилъ онъ чело, сомкнулъ померклы очи              И руки опустивъ, низшелъ бы въ бездну ночи,              Когдабъ не прерванъ былъ незапно смертный бой.              Со Курбскимъ на холмѣ бiющiйся герой,    740          Въ изгибахъ ратничьихъ подобенъ змiю зрится;              Чѣмъ больше есть упорствъ, тѣмъ больше онъ ярится.              Къ главѣ коня склонивъ тогда чело свое,              Пустилъ онъ въ Курбскаго шумяще копiе;              Но язву легкую принявъ въ ребро едину,    745          Князь Курбскiй, быстроту имѣющiй орлину,              Толь крѣпко мечь во шлемъ противника вонзилъ,              Что въ части всѣ его закрѣпы раздробилъ.              Воителя ручьи кровавы обагрили;              Волнистые власы плеча его покрыли;    750          По бѣлому челу кровь алая текла,              Какъ будто по сребру… Рамида то была!              И рану на челѣ рукою захватила,              Вздохнула, и коня ко граду обратила.              Увидя витязи ея текущу кровь,    755          Чего не дѣлаетъ позорная любовь;              Что ратуютъ они, что въ полѣ, что сразились,              Забыли рыцари, и къ граду обратились;              Имъ стрѣлы въ слѣдъ летятъ, они летятъ отъ нихъ;              Во пламенной любви снѣдала ревность ихъ;    760          Рамиду уступить другъ другу не хотѣли;              Отъ славы ко любви какъ враны полетѣли.                        Но въ чувство Палецкiй межъ тѣмъ уже пришелъ;              Онъ взоры томные на рыцарей возвелъ;              Бѣгутъ они! вскричалъ… и скорбь пренебрегаетъ;    765          Коня пускаетъ въ слѣдъ, за ними въ градъ влетаетъ;              Онъ гонитъ, бьетъ, разитъ, отмщеньемъ ослѣпленъ;              Сомкнулись вдругъ врата, и Князь поиманъ въ плѣнъ. ПѢСНЬ ПЕРВАЯНАДЕСЯТЬ                        Багровые лучи покрыли небеса;              Упала на траву кровавая роса;              Червленные земля туманы изпустила,              Обѣимъ воинствамъ бой смертный возвѣстила;    5          Тамъ топотъ отъ коней, тяжелый млатъ стучитъ;              Желѣзо движется, и мѣдь въ шатрахъ звучитъ.                        Казанскiй Царь, внутри Казани затворенный,              Свирѣпствуетъ какъ вепрь въ пещерѣ разъяренный;              Гремящи внемлющiй оружiя вокругъ,    10          Реветъ, и кинуться въ злодѣевъ хощетъ вдругъ.              Свирѣпый Едигеръ, осады не робѣя,              И Князя плѣннаго подъ стражею имѣя,              Четырехъ витязей скрывая во стѣнахъ,              Надежду основалъ на твердыхъ сихъ столпахъ;    15          Пищалей молнiи и громы презираетъ,              Какъ будто на тростникъ, на стрѣлы онъ взираетъ,              И яко лютый тигръ спокойно пищи ждетъ,              Когда пастухъ къ нему со стадомъ подойдетъ.              Имѣющъ мрачну мысль, и душу къ миру мертву,    20          Россiянъ подъ стѣной себѣ назначилъ въ жертву;              Тогда велѣлъ Ордамъ, таящимся въ лѣсахъ,              Когда покажутся знамена на стѣнахъ,              Оставить ратную въ глухихъ мѣстахъ засаду,              И грянуть Россамъ въ тылъ, когда приступятъ къ граду.    25          Свирѣпствомъ упоенъ, успѣхами манимъ,              Онъ чаетъ славу зрѣть лешающу предъ нимъ.              Надежда мрачными его мечтами водитъ;              Отъ звѣрства Едигеръ ко хитрости преходитъ.                        Нещастный Палецкiй въ неволю увлеченъ,    30          Израненъ скованъ былъ, въ темницу заключенъ.              Благочестивый Царь посла въ Казань отправилъ;              Сто знатныхъ плѣнниковъ за выкупъ Князя ставилъ:              Но яростью кипящъ и зла не зная мѣръ,              Посла изгналъ изъ стѣнъ съ презрѣньемъ Едигеръ.    35                    Едва златую дверь Аврора отворила,              Дремучiе лѣса и горы озарила,              Имѣющъ бодрый духъ и мужество въ очахъ,              Влечется Палецкiй на торжище въ цѣпяхъ;              Народомъ окруженъ, зритъ мѣсто возвышенно,    40          Червлеными кругомъ коврами облеченно.              Ужасно зрѣлище для сердца и очей:              Тамъ видно множество блистающихъ мечей,              Тиранства вымыслы, орудiя боязни,              Огни, сѣкиры тамъ, различны смертны казни.    45          Князь очи отвратилъ въ противную страну,              Тамъ видитъ бисеромъ украшенну жену;              Подобное водѣ сквозь тонко покрывало,              Неизреченныя красы лице сiяло.                        Среди позорища представился тиранъ;    50          Сѣдитъ держащъ въ рукахъ разгнутый Алкоранъ,              И Князю говоритъ: Зри казни! зри на дѣву,              Имѣющу красы небесны, кровь Цареву;              Едино избери, когда желаешь жить:              Казани обяжись, какъ вѣрный другъ, служить;    55          Понявъ жену сiю для вящшаго обѣта,              Склони твое чело предъ книгой Махомета;              Невольникъ! пользуйся щедротою моей,              На Русскаго Царя надежды не имѣй:              Приди, и преклонись!… Отъ гнѣва Князь трепещетъ;    60          Онъ взоры пламенны на Едигера мещетъ,              И тако отвѣчалъ: Иду на смертну казнь!              Оставь мнѣ мой законъ, себѣ оставь боязнь!              Ты смѣлымъ кажешься сѣдящiй на престолѣ;              Не такъ бы гордъ ты былъ предъ войскомъ въ ратномъ полѣ;    65          Не угрожай ты мнѣ мученьями, тиранъ!              Господь на небесахъ, у града Iоаннъ!…              Жестокiй Едигеръ, словами уязвленный,              Весь адъ почувствовалъ отвѣтомъ вспламененный;              Бiющiй въ грудь себя, онъ ризу разтерзалъ,    70          И Князя плѣннаго тиранить приказалъ.              Но гордый Гидромиръ, на мѣстѣ казни сущiй,              Достойныхъ рыцарей престола выше чтущiй,              Изъ рукъ воителя у воиновъ извлекъ,              И къ трону обратясь, Царю со гнѣвомъ рекъ:    75          О Царь! ты рыцарскихъ священныхъ правъ не зная,              Караешь узника, казнить героя чая;              Онъ въ полѣ предложилъ сраженiе тебѣ;              Стыдись робѣть, меня имѣя при себѣ.              Съ молчанiемъ народъ и Царь Срацину внемлетъ;    80          Спокойно Гидромиръ со Князя узы съемлетъ;              За стѣны подъ щитомъ препроводилъ его,              Сразиться въ битвѣ съ нимъ, взявъ клятву отъ него.                        Межъ тѣмъ Россiйскiй Царь, занявъ луга и горы,              Съ вершины, какъ орелъ, бросалъ ко граду взоры;    85          За станомъ повелѣлъ сооружить раскатъ,              И въ немъ перуны скрывъ, въ нощи привезть подъ градъ.              Какъ нѣкiй Исполинъ раскатъ стопы подвигнулъ,              Потрясся, заскрипѣлъ, и градскихъ стѣнъ до тигнулъ;              Разверзлись пламенны громады сей уста,    90          Сверкнула молнiя на градскiя врата;              Казань кичливую перуны окружаютъ,              По стогнамъ жителей ходящихъ поражаютъ.              Пресѣчь пути врагамъ, весь градъ разрушить вдругъ,              Царь турами велѣлъ обнесть твердыни вкругъ,    95          И будто малый холмъ объемлющiй руками,              Столицу окружилъ Россiйскими полками.              Рѣшась отважную осаду довершить,              Велѣлъ онъ Розмыслу подкопомъ поспѣшить.              Казанцы, кои взоръ недремлющiй имѣли,    100          Оружiя схвативъ, какъ пчелы возшумѣли;              Тогда явился знакъ колеблемыхъ знаменъ,              Зовущiй изъ засадъ Ордынску рать со стѣнъ.                        И се! изъ градскихъ вратъ текутъ рѣкѣ подобны,              Текутъ противъ Царя, текутъ Ордынцы злобны,    105          Вскричали, сдвигнулись, и сѣча началась;              Ударилъ громъ, и кровь ручьями полилась.              Стенанья раненыхъ небесный сводъ пронзаютъ,              Казанцы въ грудь полковъ Россiйскихъ досязаютъ,              И силѣ храбрый духъ Россiйскiй уступилъ,    110          Засада наскочивъ, на нихъ пустилась въ тылъ.              Войну побѣдою Казанцы бы рѣшили,              Дворяне Муромски когдабъ не поспѣшили.              Сiи воители, какъ твердая стѣна,              Котора изъ щитовъ единыхъ сложена,    115          Летятъ, стѣсняютъ, жмутъ, Ордынцовъ раздѣляютъ,              Жаръ множатъ во своихъ, въ Казанцахъ утоляютъ;              Какъ прахъ развѣяли они враговъ своихъ,              Прогнали; брани огнь отъ сей страны утихъ.                        Но три воителя, сомкнувшися щитами,    120          Изъ градскихъ вышли стѣнъ особыми вратами;              Какъ облако, отъ ихъ коней сгустился прахъ;              На крылiяхъ летятъ предъ ними смерть и страхъ;              Ихъ взоры молнiи, доспѣхи громъ метали,              Ступай къ намъ Курбскiй Князь! они возопiяли,    125          Шемякинъ! Палецкiй! и кто изъ храбрыхъ есть?              Придите возпрiять единоборства честь!…              И тако Гидромиръ: Осмѣльтесь биться съ нами!              Иль нравно только вамъ сражаться со женами….              Онъ кожей тигровой какъ ризою покрытъ,    130          Въ очахъ его и злость и тусклый огнь горитъ;              Свирѣпость на лицѣ, въ устахъ слова безбожны,              Неблаговѣрному хулителю возможны;              Подобенъ видится ожесточенну льву,              Рукою онъ вращалъ желѣзну булаву;    135          И громко возопилъ: Вы зрите не Рамиду!              Россiянамъ хощу отмстить ея обиду,              Ступайте казнь принять!… Возпѣнясь какъ котелъ,              Мстиславскiй дать отвѣтъ Срацыну восхотѣлъ.              Сей мужъ въ сраженiяхъ ни дерзокъ былъ ни злобенъ,    140          Но твердому кремню казался онъ подобенъ,              Который искръ ручьи въ то время издаетъ,              Когда желѣзомъ кто его поверхность бьетъ.              Стоящъ недвижимо въ рядахъ, какъ нѣкiй камень,              Мстиславскiй ощутилъ горящiй въ сердцѣ пламень,    145          Царь выступить велѣлъ противу трехъ троимъ;              Мстиславскiй двигнулся и Курбскiй вмѣстѣ съ нимъ;              На битву Палецкiй въ условiе стремится.              Сближаются земля дрожитъ, и небо тмится.              Подобенъ бурному приливу шумныхъ водъ,    150          Стекается уже и нашъ и ихъ народъ.              Но камень будто бы въ рѣку изъ рукъ падущiй,              Изъ точки дѣлаетъ далеко кругъ растущiй:              Противоборники мечи изторгнувъ вдругъ,              Такъ двигали народъ, изъ круга въ большiй кругъ.    155          Тогда свой мечь склонивъ Бразинъ, сiе вѣщаетъ:              Сей день побѣду намъ иль гибель обѣщаетъ;              Когда побѣды вы получите вѣнецъ,              Поставите войнѣ и пренiю конецъ;              Въ отечество свое клянемся возвратиться;    160          Однако льзя ли симъ, о Россы! вамъ и льститься?              Но естьли будетъ такъ, безъ насъ возмите градъ:              Вы сильны покорить тогда и самый адъ.              Когда же васъ троихъ во брани одолѣемъ,              О чемъ ни малаго сомнѣнья не имѣемъ;    165          Мы въ узахъ повлечемъ противоборцевъ въ плѣнъ,              И будетъ нами родъ Московскiй изтребленъ;              Рабы вы будьте намъ! клянемся нынѣ въ ономъ,              Мечами нашими, Рамидой, Царскимъ трономъ;              Когда сраженiе не ужасаетъ васъ,    170          Завѣтъ исполнить сей клянитесь вы сей часъ!                        Отъ сей кичливости исполненные гнѣва,              Герои ждутъ на брань велѣнiя Царева,              Да словомъ подтвердитъ ихъ клятвы онъ печать.              На все рѣшился Царь, и бой велѣлъ начать.    175          Все войско раздалось для важнаго предлога;              Герои шлемы снявъ, зовутъ на помощь Бога.              Жестокiй Гидромиръ безумства не скрывалъ,              Не Бога въ помощь онъ, Рамиду призывалъ;              И рекъ Россiянамъ: Сраженiя не длите!    180          Не о побѣдѣ вы, о жизни днесь молите;              Готовтесь смерть принять! Съ симъ словомъ, какъ орелъ,              На Палецкаго мечь изторгнувъ полетѣлъ,              Съ Бразиномъ копьями Мстиславскiй Князь сразился;              Мечь Курбскаго во щитъ Мирседу водрузился;    185          Весь воздухъ возшумѣлъ и битва началась….              Сражаются, но кровь не скоро полилась.              Мстиславскiй на врага перунъ изъ рукъ кидаетъ,              То съ лѣвыя страны, то съ правой нападаетъ;              Но будто стѣну онъ орудiемъ бiетъ,    190          Уже разить копьемъ Бразина устаетъ;              Онъ зрится каменнымъ, нечувственнымъ кумиромъ.              Схватился Палецкiй съ свирѣпымъ Гидромиромъ:              Кони споткнулися, упали шлемы съ нихъ,              Закрыли ихъ щиты главы у обоихъ;    195          Склоненные къ землѣ еще они бiются;              Вспрянули, сдвигнулись, удары раздаются;              Спираясь три четы, изображаютъ кругъ,              То въ груду сложатся, то раздадутся вдругъ;              Отвсюду зрится смерть, отвсюду и побѣда.    200          Князь Курбскiй копiемъ ударилъ въ грудь Мирседа;              Щитомъ себя Мирседъ закрыть не ускорилъ,              Взревѣлъ, и тыломъ онъ хребетъ коня покрылъ.              Рамида въ оный часъ со стѣнъ на брань взглянула,              И видя во крови Мирседа, воздохнула;    205          Къ Мирседу паче всѣхъ склонна была она;              Забыла, что сама въ чело поражена,              Мгновенно въ сердце къ ней Мирседовъ стонъ преходитъ,              И въ духѣ жалость, гнѣвъ, отмщенье производитъ;              Бѣжитъ и встрѣшняго мечемъ своимъ сѣчетъ,    210          На копья, на мечи Рамиду страсть влечетъ.                        Прервать неравный бой, Россiяне возстали,              Ихъ очи и мечи какъ звѣзды заблистали,              И вдругъ сряженiе со всѣхъ сторонъ зажглось,              Все войско на лугу какъ туча развилось;    215          Кипитъ кровава брань, полки съ полками бьются,              Герои съ вящшею досадой разстаются.              Князь Курбскiй обратясь, унять мятежъ хотѣлъ,              Во время то Мирседъ на Князя налетѣлъ,              Копьемъ ребро его подъ сердцемъ прободаетъ,    220          Разитъ въ главу, и Князь безчувстенъ упадаетъ.              Пылаютъ мщенiемъ Россiйскiе полки,              Слились съ Казанскими, какъ будто двѣ рѣки,              Гдѣ волны бурное теченье составляютъ,              Другъ друга прутъ назадъ, другъ друга подавляютъ,    225          Сперлися воины въ поднявшейся пыли;              Безгласенъ Курбскiй Князь простерся на земли.                        Тогда, совокупясь какъ страшныя стихiи,              Четыре витязя пошли противъ Россiи,              Подобно слившися четыре вѣтра вдругъ,    230          Бунтуютъ Океянъ, летая съ шумомъ вкругъ;              Ихъ жадные мечи въ густой пыли сверкаютъ,              Разятъ, свирѣпствуютъ, какъ страшны львы рыкаютъ.              Россiяне уже хотѣли отступить,              Но силы новыя пришли ихъ подкрѣпить,    235          Богъ волею своей, Царь бодрыми очами,              Вельможи твердыми и мудрыми рѣчами.                        Но Курбскiй между тѣмъ почти во смертномъ рвѣ,              Едва дыша лежалъ, израненъ на травѣ;              Вблизи стеналъ единъ изъ витязей Казанскихъ,    240          Глоталъ онъ пыль, отъ рукъ поверженъ Христiянскихъ;              Сей вдругъ опомнился, на Курбскаго взглянулъ,              Онъ мужество его и силы вспомянулъ;              Зря Князя дышуща, злодѣйство долгомъ ставитъ;              На локоть опершись, песокъ колѣномъ давитъ,    245          По собственной крови нога его скользитъ,              И умирающiй безгласному грозитъ;              Онъ свой кинжалъ рукой дрожащей изторгаетъ,              Какъ змiй раздавленный, все тѣло предвигаетъ;              Посдѣдню варваръ кровь стремится източить,    250          И чаетъ тѣмъ вѣнецъ на небѣ получить.              Велика бы сiя была Россiи трата;              Но младшiй старшаго Князь Курбскiй встрѣтилъ брата,              Убiйцѣ острое копье въ хребетъ вонзилъ,              Надъ тѣломъ братнинымъ злодѣя поразилъ.    255          Залившись юный Князь горчайшихъ слезъ рѣками,              Объемлетъ блѣдный трупъ дрожащими руками,              Увы, любезный братъ! стеная вопiетъ,              Покинулъ ты меня, и сей покинулъ свѣтъ.              Но, нѣтъ! ты живъ еще ко мнѣ твоей любовью,    260          И дружествомъ во мнѣ, и братней живъ ты кровью;              Я гнѣва моея души не насыщу,              Доколѣ въ пепелъ всю Казань не превращу.              Израненный взглянулъ, пожавъ у брата руку,              Болѣзненну его убавилъ въ сердцѣ муку;    265          О братъ мой! онъ вскричалъ, ты живъ, на часъ прости!…              И ратниковъ созвавъ, велѣлъ его нести.              Героя ратники какъ пчелы окружили,              Поднявъ стенящаго, на твердый щитъ взложили;              Коль бремя легкое воительскимъ рукамъ,    270          Почтенное для нихъ, но тяжкое сердцамъ!                        Межъ тѣмъ, какъ левъ младый, повсюду Курбскiй рыщетъ,              Бразина въ тѣснотѣ и Гидромира ищетъ;              Рамидѣ хощетъ онъ за брата отомстить,              Въ Мирседовой крови блестящiй мечь омыть.    275          Водимый мщенiемъ и храбростью слѣпою,              Онъ вдругъ объемлется Казанскою толпою,              И стрѣлы на него какъ градъ густой падутъ,              Тамъ видитъ онъ мечи, чеканы, копья тутъ,              Но тяжко то ему, что мщенiемъ коснѣетъ;    280          Пять стрѣлъ вонзенныхъ онъ въ ногѣ своей имѣетъ;              Преломленно копье въ щитѣ его виситъ,              И кровь изъ ранъ его всходящу пыль роситъ;              Но тучу онъ враговъ какъ стогны разширяетъ,              Однихъ мечемъ, другихъ сѣкирой ударяетъ,    285          И въ полѣ на конѣ какъ молнiя летитъ,              Ласкаясь, что врагамъ за брата отомститъ.                        Въ различныя мѣста начавшагося боя,              Какъ вихри разошлись Казанскихъ три героя;              Мирседъ съ Рамидою, спасти желая градъ,    290          Взявъ пламенникъ, зажгли придвинутый разкатъ,              Какъ нѣкая гора, громада изтлѣваетъ;              Мирседъ съ Рамидой ровъ глубокiй преплываетъ,              На стѣны градскiя скоряе бурь текутъ,              И лѣствицы къ стѣнамъ приставленны сѣкутъ;    295          Колеблются они, падутъ; и Россы съ ними              Тѣлами градскiй ровъ наполнили своими.                        Стоящу на стѣнѣ Мирседу Курбскiй рекъ:              Ты щастливъ, что во градъ какъ робкiй звѣрь утекъ!              Но мстить другимъ врагамъ за брата не оставлю;    300          Я раны и твои ко ранамъ ихъ прибавлю.              Текущу кровь унявъ, летитъ скоряе стрѣлъ

The script ran 0.007 seconds.