1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 
Возлюбивши высокую правду,
   
Неуклонно ведите народ,
   
Как ведет многоглавое стадо
   
Царь быков, через реку идя.
   
Кто, храня достоверную память,
   
Все мирское в предельности зрит,
   
Тот великую силу находит,
   
Проходя по прямому пути.
   
Кто проходит по дикой пустыне,
   
Драгоценные камни найдет,
   
Их земля породила,— и будет
   
Прямодушный богат, как земля.
   
Кто в пустыне мирской сохраняет
   
Все достоинство светлой души,
   
Он без крыльев летит чрез пространства,
   
Через реки плывет без ладьи.
   
А без этого, как перейдет он
   
Чрез пороги вскипевших скорбей?
   
Налетят, заметут водоскаты,
   
Устремляется яростно скорбь.
   
Если дерево блещет плодами
   
И в душистых сияет цветах,
   
Но топор прорубил основанье,—
   
Как взойти на подрубленный ствол?
   
Так и тот, кто своей красотою
   
Или силою здесь знаменит,
   
Но закон прямоты нарушает,—
   
Он непрочен в основе своей.
   
И бывали цари, что хранили
   
Прямоту — в многопышных дворцах,
   
И отшельник порой лишь ущербы
   
Прикрывал власяницей своей.
   
Тот, кто мудр, чистоту соблюдает,.
   
Он идет чрез рожденье и смерть,
   
И вожак ему — верное сердце,
   
Это всход, чтоб взойти до Небес.
   
Чтобы лестницы светлой достигнуть,
   
Самогордость в душе победи,—
   
Затеняет она и высоты,
   
Это саван вкруг сердца людей.
   
Кто стремится к победе над внешним,
   
Победить не желая себя,
   
Тот — безумец, что ищет опоры
   
Не в твердыне,— в гнилом тростнике.
   
Кто себя отдает вожделенью,
   
Тот пожару себя предает,
   
И пожар мы утушим водою,
   
А хотение — чем потушить?
   
По сухой травянистой пустыне
   
Пробегает проворный огонь,
   
Пробежит, отгорит и потухнет,—
   
Нет молитв, если сердце сожжешь.
   
От услады к усладе — оковы,
   
И от жизни до жизни — звено,
   
Нет врага человеку сильнее,
   
Чем хотенье, что к Карме ведет.
   
Вожделенье и гнев искажают
   
Благородный чарующий лик,
   
Затемняют красивые очи,
   
Удушают туманом слепым.
   
Этот чад затрудняет дыханье,
   
И из мира он делает то,
   
Что мгновенно весь мир легковесен
   
И мгновенно он беден и пуст.
   
Ни на миг да не царствует гневность,
   
Тот, кто гневное сердце сдержал,
   
В мире назван — высокий возница,
   
Он коня удержал на скаку.
   
Совершенна его колесница,
   
И звенит, не порвавшись, узда,
   
И тугие натянуты вожжи,
   
Он свершает намеченный путь.
   
Кто же дикому сердцу даст волю,
   
Тот сперва свое сердце сожжет,
   
И к пожару прибавит он ветер,
   
И опять он горит и горит.
   
И рожденье, и дряхлая старость,
   
И болезни, и верная смерть,—
   
Это наши враги, а хотенье
   
Есть подмога для вражеских войск.
   
Увидавши, как скорбь многократно
   
Нападает на мир и теснит,
   
Воссияем же любящим сердцем,
   
И любовь будет крепость для нас».
   
Совершенный, столь сведущий в средствах,
   
Зная, в чем коренится недуг,
   
Врачеватель испытанный мира,
   
Лишь короткое слово сказал.
   
Услыхавши ту проповедь Будды,
   
Все привстали могучие Львы
   
И к ногам его молча припали,
   
Их на головы ставя свои.
   
И просили Учителя с Братством
   
Приношения утром принять.
   
Но ответил им Будда, что Амра
   
Уж назавтра его позвала.
   
И могучие Львы возгордились,
   
И печалились в сердце они,
   
Но, поняв беспристрастие Будды,
   
Ощутили веселье опять.
   
Совершенный же, миг завершая,
   
Им навеял, в сердца их, покой.
   
Так змея, зачарованна, дремлет,
   
И сверкает ее чешуя.
   
И теперь, как уж ночь миновала
   
И явились предвестья зари,
   
Он направился с верными к Амре,
   
Чтоб ее угощенье принять.
   
И, оттуда отбывши в Белуву,
   
Пребывал там все время дождей
   
И, три месяца там отдохнувши,
   
В Ваисали вернулся опять.
   
Близ Прудка Обезьяньего был он,
   
Там в тенистой он роще сидел,
   
Изливая потоки сиянья,
   
Устремляя в потемки лучи.
   
И проснулся от этого Мара,
   
Где был Будда, туда он пришел,
   
И в смирении, сжавши ладони,
   
Так Учителя он увещал:
   
«Раньше ты, у реки Найраньджаны,
   
Завершивши упорную мысль,
   
Говорил: «Как свершу, что мне нужно,
   
Так в Нирвану я тотчас прейду».
   
И ответствовал Маре Учитель:
   
«Близок час завершений моих,
   
Вот три месяца только продлятся,
   
И в Нирвану я, вольный, войду».
   
И, узнав, что предел свой последний
   
Совершенный назначил себе,
   
Преисполнился радостью Мара
   
И ушел в свой небесный чертог.
   
Совершенный же, сидя под древом,
   
Был восхищен восторгом души,
   
И отверг добровольно свой возраст,
   
И назначил для жизни конец.
   
И едва он от лет отказался,
   
Задрожала в основах Земля,
   
Содрогнулись границы Вселенной,
   
Был повсюду великий огонь.
   
Закачались вершины Сумеру,
   
Златогорье, как лист, сотряслось,
   
С Неба падали камни и влага,
   
Заметелились бури кругом.
   
Были вырваны с корнем деревья
   
И, ломаясь, попадали ниц,
   
И небесная музыка в высях
   
Сокрушенно рыдала кругом.
   
От дремоты восторга восставши,
   
Будда миру спокойно изрек:
   
«От предела я лет отказался,
   
Я живу только верой одной.
   
Это тело — повозка — сломалось,
   
Приходить — уходить — нет причин,
   
Я свободен от дней Троемирья,
   
Я, как птица, исшел из яйца».
  
  
   
    
24. КАНУН
   
   
Чтимый Ананда, увидя
   
Сотрясение Земли,
   
Был ужаснут,— сердце в страхе,
   
Дыбом волосы его.
   
Он спросил: «Откуда это?»
   
Будда дал ему ответ:
   
«Я предел означил жизни,
   
Месяц трижды истечет,
   
Остальное отвергаю;
   
Оттого дрожит Земля».
   
Слыша это слово Будды,
   
Горько Ананда рыдал.
   
Так сандаловое древо
   
Сокрушает тяжкий слон;
   
Так текут по капле смолы,
   
Соскользая по стволу.
   
И, подумавши о том, что
   
Мир теряет Светоч свой,
   
Восскорбев глубоко, дал он
   
Волю сердцу своему.
   
«Слышу я, что мой Владыка
   
Хочет прочь от нас уйти!
   
Тело слабо, разум слепнет,
   
В смутном споре вся душа.
   
Все слова забыты правды,
   
Пустошь — Небо и Земля!
   
О, спаси меня, Владыка,
   
Скоро так не уходи!
   
Сжалься, сжалься! Был во тьме я,
   
Был озябшим, шел к огню,
   
Вот уж, вот уж приближался,—
   
Вмиг исчез он и погас.
   
Я бродил в пустыне дикой,
   
В страхе путь свой потерял,
   
Вдруг встает руководитель,—
   
Чуть увидел, нет его.
   
Чрез иссохшую трясину
   
В жгучей жажде проходил,
   
Вот мне озеро сверкнуло,
   
Я спешу,— иссохло все.
   
И росток сквозь землю бьется,
   
Хочет выйти, дождь впивать,
   
Встала туча, встал и ветер,—
   
Нет дождя, иссох росток.
   
Те фиалковые очи,
   
Что пронзали все миры,
   
Озарили мрак глубокий,—
   
Миг, и вновь сомкнулся мрак.
   
Светоч мудрости зажег нам
   
Совершенный для пути,
   
И лампада воссияла,—
   
Миг, и яркий свет погас».
   
Будда, Ананду услыша,
   
На слова его скорбел,
   
Кротким голосом он начал
   
Побеждать его печаль:
   
«Если б только люди знали
   
Точно, в чем природа их,
   
Скорбь свою бы не ласкали,—
   
Все, что живо, знает смерть.
   
Есть во мне освобожденье,
   
Всем вам путь я указал,
   
Кто замыслит, тот достигнет,—
   
Что ж мне тело сохранять?
   
Дан Закон вам превосходный,
   
Длиться будет он века.
   
Я решился. Взор мой смотрит.
   
В этом все заключено.
   
В бурном токе этой жизни
   
Средоточие избрав,
   
Соблюдайте твердость мысли,
   
Возносите остров свой.
   
Кости, кожа, кровь и жилы,
   
Не считайте это — «Я»,
   
В этом беглость ощущений,
   
Пузыри в кипеньи вод.
   
И, сознавши, что в рожденьи
   
Только скорбь, как смерть есть скорбь,
   
Прилепитесь лишь к Нирване,
   
К Безмятежию души.
   
Это тело, тело Будды,
   
Также знает свой предел,
   
Есть один закон всеместный,
   
Исключенья — никому».
   
Слыша весть, что Совершенный
   
В скором времени умрет,
   
Был смущен народ Лихави,
   
Собрались в тревоге Львы.
   
И, обычаю согласно,
   
Почитание явив,
   
В стороне они стояли,
   
Мыслям слов не находя.
   
Зная, что у них на сердце,
   
Будда слово к ним сказал:
   
«Видно мне, что в ваших мыслях
   
Не мирское в этот час.
   
Вас смущает то, что ныне
   
Я решил окончить жизнь
   
И повторностям рождений
   
Положил навек конец.
   
Все, что в мире существует,
   
Вьется в вихре перемен,
   
И печать непостоянства
   
Есть печать всего, что здесь.
   
Жили в оно время Риши,
   
Были светлые Цари,
   
Все прошли, от них осталась
   
Память бледная одна.
   
С мест своих нисходят горы,
   
Отойдут богатыри,
   
И Луна погаснет с Солнцем,
   
Сами Боги отойдут.
   
Будды все, веков минувших,
   
Что несчетны, как песок,
   
Воссияли миру светом,
   
И сгорели как свеча.
   
Будды все веков грядущих
   
Так же точно отойдут.
   
Как же быть мне исключеньем?
   
Я в Нирвану ухожу.
   
Но они ушли из мира,
   
Начертив для мира путь,—
   
Совершайте же благое
   
В светлый свой черед и вы.
   
В этих безднах Троемирья
   
Трудно помощь отыскать,—
   
Восставляйте же плотину
   
Перед натиском скорбей.
   
Путь извилин покидая,
   
Вверх идите прямиком,
   
Как свершает круг свой Солнце,
   
До закатных гор идя».
   
С сокрушенными сердцами
   
Львы пошли к своим домам
   
И, вздыхая, говорили:
   
«Этой скорби меры нет!
   
Золотой горе подобно
   
Тело светлое его,
   
И, однако, чрез мгновенье
   
Рухнет царственный утес.
   
Силы смерти и рожденья
   
Были слабы краткий миг,
   
Но уходит Совершенный,
   
Где ж опору нам найти?
   
Мир во тьме глухой был долго,
   
За бродячим шел огнем,
   
Солнце мудрости возникло
   
И уходит,— где наш свет?
   
Зыбь неведенья вскипела,
   
Хлещут темные валы,
   
Мир всецело заливают,—
   
Где же мост и где паром?
   
Врачеватель возлюбивший,
   
Тот, чье снадобье есть мысль,
   
Исцелитель беспримерный,—
   
Почему уходит он?
   
Знамя мудрости высокой,
   
Знамя светлое любви,
   
С сердцем, вышитым алмазом,
   
Ненаглядным для очей,
   
Стяг небесный, знак прекрасный,—
   
Для чего ж склоняться ниц?
   
Для чего ж в одно мгновенье
   
Оборваться с высоты?»
   
Сильный нежною любовью,
   
Совершенный был пронзен,
   
И пошел, скрепивши сердце,
   
Как закаливают сталь.
   
Столько было в нем терпенья,
   
Было столько в нем любви,
   
Как в цветке, что наклонился,
   
Замышляя отцвести.
   
Так уходят от могилы,
   
Где любимый схоронен,
   
И последнее прощанье
   
Отражается в глазах.
  
  
   
    
25. ПРОЩАНИЕ
   
   
Он уходил, идя к своей Нирване,
   
А Ваисали было словно место,
   
Что брошено. Так облачною ночью
   
На Небесах нет звезд, и нет Луны.
   
Тот мирный край объят теперь был скорбью:
   
Так плачет дочь, когда отец отходит,
   
Изящество ее тогда тускнеет,
   
И слово замирает на устах.
   
Когда он жил, тот любящий и мудрый,
   
Она умом сияла, остротою,
   
Духовные теперь погасли силы,
   
И сердце — чуть взнесется — упадет.
   
Теперь так точно было с Ваисали,
   
Погас весь блеск, что раньше был наружу:
   
Так без воды трава, желтея, сохнет
   
И так дымит затоптанный огонь.
   
И говорил один из Львов, их главный:
   
«Отходит ныне Царь людей в Нирвану,
   
В великое безветренное место,—
   
А мы опоры нашей лишены.
   
Мы потеряли ныне твердость воли,
   
Мы как огонь, лишившийся топлива,
   
Как жаждущий, что влаги не находит,
   
Как зябнущий, лишившийся огня.
   
Лишился мир звезды руководящей,
   
Болезнь, и смерть, и старость вседовольны,
   
Они идут пожаром всеохватным,—
   
Каким дождем зальем мы тот огонь?
   
Возлюбим же единственную мудрость,
   
Воспомним, что во всем непостоянство:
   
Кто это помнит, он, хотя б в дремоте,
   
Один в ночи есть бодрствующий здесь».
   
Так эти Львы, лелея мудрость Будды,
   
Свои сердца к Высокому направя,
   
Вздыхали о рождении и смерти,
   
Грустя в сердцах о Человеке-Льве.
   
И ныне тот Всеведущий, Всемудрый,
   
Назад всем львиным телом обернулся,
   
И раз еще взглянул на Ваисали,
   
И вымолвил прощальный этот стих:
   
«В последний раз, в последний раз я ныне
   
Навеки ухожу от Ваисали,
   
Из края, где рождаются герои,
   
Теперь я ухожу, чтоб умереть».
   
С неспешностью идя от места к месту,
   
До Бхога-Нагары дошел в пути он,
   
И отдохнул он там в тенистой роще,
   
Где слово верным он своим сказал:
   
«Теперь, свершив свой путь, войду в Нирвану,
   
А вы Закон великий соблюдайте,
   
Он ваша высочайшая твердыня,
   
Когда вы в нем, вы им защищены.
   
Того держитесь, что вам говорил я,
   
Что с этим несогласно, отвергайте
   
И не держитесь буквы, а глядите,
   
Что золото и что лишь примесь есть.
   
Исследовать, в чем истинность основы,
   
С такой же осмотрительностью должно,
   
Как драгоценщик выбирает камни,
   
И золото, чтоб перстень был хорош.
   
Не знать, что в истом сказано Писаньи,
   
То значит — жить и медлить в скудоумьи,
   
Недостодолжно говорить о мудром
   
Есть то, на что не нужно и смотреть.
   
Кто меч берет неловкою рукою,
   
Тот только ранит собственную руку,
   
И кто в ночи дорогу ищет к дому,
   
Тот должен в темноте острить свой взор.
   
Утратишь смысл — Закон в несоблюденьи,
   
Не соблюдешь Закон — и разум спутан,
   
Итак, кто мудр, тот в слово смотрит зорко,
   
Всегда ища — смысл истинный найти».
   
Сказавши так, пошел он в город Паву,
   
Там жил народ, носивший имя Сильных.
   
Был некто там, чье имя было Чунда,
   
Он Будду тотчас пригласил в свой дом.
   
В последний раз там Будда принял пищу.
   
Тем, кто там был, сказав слова Закона,
   
Он отбыл в некий град Кушинагару
   
И там в тенистой роще отдохнул.
   
В златой реке он искупал там тело,
   
Что как утес сияло золотистый,
   
И Ананде так повелел он, выйдя:
   
«Вот здесь, меж этих двух плакучих ив,
   
Очисти место, постели циновку,
   
Час полночи придет, уйду в Нирвану».
   
У Ананды дыхание пресеклось,
   
Но он веленье выполнил, в слезах.
   
Циновку разостлал, и Совершенный,
   
На правый бок, лег головой на Север
   
И спал, как Львиный царь, скрестивши ноги,
   
Как на подушке, на своей руке.
   
Вся скорбь прешла. Изношенное тело
   
Последний сон в тени дерев прияло.
   
А верные, собравшись в круг, вздыхали:
   
«Погасло око Мира, умер Свет!»
   
Ручьи притихли, ветер притаился,
   
Умолкли птицы, замолчали звери,
   
И крупные с дерев сочились капли,
   
До срока листья падали с ветвей.
   
Цветы, склонив головки, увядали,
   
Меж тем как Небожители и люди,
   
Еще желаний полные, дрожали,
   
И ими овладел захватный страх.
   
Так путники в пустыне путь опасный
   
Свершают и глядят, кругом — бесплодно,
   
И далеко родимое селенье,
   
И страшно им: «Что, если не дойдут?»
   
От сна тут Совершенный пробудился
   
И Ананде сказал: «Иди и молви
   
Народу Сильных, что моя Нирвана
   
Близка, пускай придут в последний раз».
   
И Ананда пошел, скорбя и плача.
   
Весть передал: «Владыка близок к смерти».
   
И Сильные, слова его услыша,
   
Великий ощутили в сердце страх.
   
Толпы мужчин и женщин поспешили
   
В ту рощу, где был Будда меж деревьев,
   
Пришли они в растерзанных одеждах,
   
В пыли и в прахе, в скорби и в слезах.
   
С рыданием к ногам припали Будды.
   
Но Совершенный им сказал спокойно
   
«Не сетуйте. Час радости есть ныне,
   
Не призывайте скорбь сюда и страх.
   
К чему стремился я в веках минувших,
   
Я это получу через мгновенье,
   
Освобожден от пут, теснящих чувства,
   
Иду туда, где миру нет конца.
   
Вещественность я эту оставляю,
   
Огонь и Воздух, круг Земли и Воду,
   
Туда, где смерти нет и нет рожденья,
   
Я в достоверный ухожу покой.
   
Навек освобожденный от печали,—
   
Скажите мне,— зачем скорбеть я стал бы?
   
Близ Гайи, на горе высокой Сирше,
   
От тела я избавиться хотел.
   
Когда-то. Но дабы свершить удел мой,
   
Доныне пребывал с людьми я в мире,
   
И сохранял болезненное тело,
   
И жил, как с ядовитой жил змеей.
   
Но ныне я пришел к успокоенью,
   
Замкнулись ныне все истоки скорби,
   
Уж никогда не получу я тела,
   
Не надлежит скорбеть вам обо мне».
   
Но Сильные, услыша слово Будды,
   
Что он идет к великому покою,
   
Смутились так, что их глаза затмились,
   
Ослепший взор лишь видел черноту.
   
И, сжав ладони, так сказали Будде
   
«Боль смерти и рожденья оставляя,
   
Уходит Будда к вечному покою,
   
И этому мы радуемся с ним.
   
Пусть дом сгорел,— нам радоваться должно,
   
Когда друзья в пожаре не погибли,
   
И, может быть, ликуют сами Боги,
   
И вдвое люди ликовать должны.
   
Но если Совершенный удалился,
   
И больше зрим — тем, кто живет,— не будет,
   
И будет скрыт от нас источник светлый,
   
Как можем мы об этом не скорбеть?
   
Среди Пустынь проходят караваны,
   
И осторожен каждый шаг идущих,