1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 
                   Как справиться тебе с бедою, 

                   Чтобы зазря ты не пропал.

 

                   Прошу тебя, оставь Лависю;

                   Иль мало панночек вокруг?

                   Ну, взял бы Муньку или Прысю, 

                   На хутора бы сбегал, друг,

                   В Ивашки, в Мыльцы, в Пушкаревку,

                   В Будища или в Горбаневку,

                   Дивчат вокруг Полтавы тьма;

                   Хоть пруд пруди таким товаром;

                   Коли замужняя под пару -

                   И ту добудешь задарма".

 

                   Тут появилась вдруг Амата 

                   И в Турна, как оса, впилась, 

                   Лобзала в губы стратилата 

                   Припав к плечу, от слез тряслась. 

                   "Не трать, - сказала, - даром силы, 

                   Сражаться не спеши, мой милый, 

                   Коль ты помрешь - помру и я; 

                   Нас боги без тебя покинут, 

                   Латинцы и рутульцы сгинут, 

                   И дочка пропадет моя".

 

                   Но Турн Амате не внимает, 

                   Не признает ни слез, ни слов; 

                   Гонца к Энею посылает, 

                   Чтоб завтра биться был готов. 

                   Эней и сам стремился к бою, 

                   Чтобы могучею рукою 

                   Снять Турну голову долой. 

                   А чтоб по-честному сразиться, 

                   Послал гонца уговориться, 

                   Как завтра выходить на бой.

 

                   Назавтра чуть еще светало, 

                   А уж народ валил толпой; 

                   Все копошилось, все мелькало, 

                   Всяк поспешал взглянуть на бой. 

                   Уже и поле размеряли, 

                   И землемеры забивали 

                   Значки для армий, для полков. 

                   Жрецы молитвы запевали, 

                   Олимпским в жертву убивали 

                   Баранов, поросят, козлов.

 

                   А войско стройными рядами

                   Шло быстрым шагом, как на бой.

                   Вились знамена над полками,

                   Всяк ратник чванился собой.

                   Вот армии на поле стали

                   В местах, что им отмежевали;

                   Меж ними плац свободный был;

                   Народ за войском копошился,

                   Всяк видеть смертный бой стремился,

                   Кричал, толкался что есть сил.

 

                   Юнона, как богиня, знала, 

                   Что Турну суждено пропасть, 

                   Но все ж усердно мозговала, 

                   Чтоб злую отвести напасть; 

                   Русалку кликнула Ютурну 

                   (Она была сестрицей Турну), 

                   Все рассказала второпях; 

                   Быстрей велела изловчиться 

                   И на все хитрости пуститься, 

                   Чтоб Турна не разбили в прах.

 

                   Пока хитрила пара в небе, 

                   Другая собиралась в бой, 

                   Всяк обещал богам молебен, 

                   Коль верх возьмет его герой; 

                   Врагам всех зол и бед желали, 

                   Рутульцы ж кисло размышляли, 

                   Что Турн их может сплоховать, 

                   Уж он как будто бы смутился, 

                   Поеживался и кривился. 

                   Не лучше ль бою помешать?

 

                   Тут враз Юнонина плюгавка 

                   В рутульский подоспела стан; 

                   Юлила меж рядов, как шавка, 

                   Всех подбивая на обман. 

                   Потом, оборотясь Камертом, 

                   Она вертелась всюду фертом, 

                   Шепча: "Срам Турна выдавать; 

                   К лицу ль стоять вам сложа руки, 

                   Натерпитесь без Турна муки, 

                   Как станут цепи надевать".

 

                   Все войско хмуро бормотало. 

                   Сперва тихонько, после враз 

                   Заголосили: "Все пропало!" 

                   Чтоб мир нарушить, в тот же час 

                   Ютурна штуку отмочила: 

                   Скворцами ястреба травила, 

                   А заяц волка покусал. 

                   Лаврентцы чудо толковали 

                   И добрым знаменьем считали, 

                   Толумний к битве подстрекал

 

                   И первый выстрелил в троянцев, 

                   Голлипенка в момент убил, 

                   А тот был родом из аркадцев; 

                   Тут землякам стал свет не мил. 

                   Схватив мечи, рванулись в сечу. 

                   Отряд отряду мчит навстречу, 

                   Звон сабель, палашей и пик, 

                   Кричат, стреляют, с ног сбивают; 

                   Лежат врастяжку, догоняют: 

                   Все в кучу, в кашу сбилось вмиг.

 

                   Эней правдивый был парняга, 

                   Увидевши такой афронт 

                   И глядя, как врагов ватага 

                   Переменила сразу фронт, Вскричал: 

                   "Аль вы осатанели! 

                   Не сами ль мира вы хотели? 

                   Сразимся с Турном мы одни". 

                   Тут стрелка вражья вдруг пропела 

                   И накрепко в бедре засела, 

                   Кровь брызнула, залив штаны.

 

                   Эней поспешно ковыляет, 

                   Окровавленный, в свой шатер, 

                   Его Асканий провожает, 

                   Потупя в огорченье взор. 

                   То видя, Турн развеселился, 

                   Зачванился и расхрабрился; 

                   Летит к троянцам, сея страх. 

                   Бьет, рубит, наземь повергает, 

                   Гора убитых вырастает - 

                   Их не сварить и в ста котлах.

 

                   Всех прежде Фила с Тамарисом 

                   На землю смаху повалил, 

                   Потом Хлорея с Сибарисом 

                   Он, как козявок, раздавил; 

                   Наделал Турн переполоха: 

                   Дарета, Главка, Ферсилога 

                   Калеками гулять пустил, 

                   Крестил мечом кого попало 

                   И потоптал конем немало; 

                   В крови, как в луже, Турн бродил.

 

                   Скорбела душенька Энея, 

                   Что Турн троянцев так лупил, 

                   Стонал он горше Прометея, 

                   От раны кровью исходил. 

                   Япид - цирюльник лазаретный, 

                   Герой походов неприметный - 

                   Вокруг Энея хлопотал: 

                   В одну минуту парень прыткий 

                   Заткнул за пояс полы свитки 

                   И нос очками оседлал.

 

                   И, приступив немедля к делу, 

                   Стрелу разглядывать он стал; 

                   Прикладывал припарки к телу 

                   И шилом в ране ковырял; 

                   Лил в рану и смолу и сало, - 

                   Увы, ничто не помогало: 

                   Так наконечник вглубь засел. 

                   Япид тянул его клещами, 

                   Щипцами, крючьями, зубами, 

                   Но вырвать так и не сумел.

 

                   Венера сильно заскорбела, 

                   Услыша, как Эней стонал, 

                   И тотчас принялась за дело, 

                   В чем и Амур ей помогал. 

                   Целебных трав они набрали, 

                   Воды на травку поплескали 

                   Да капли принялись цедить; 

                   Всю эту дрянь перемешали, 

                   Над нею что-то пошептали 

                   И стали в рану зелье лить.

 

                   Таким лекарством чудотворным 

                   Боль нехитро было унять 

                   И наконечник стрелки черной 

                   Из раны без труда достать. 

                   Эней наш снова ободрился, 

                   Горилкой малость подкрепился, 

                   Прикрыл стальной кольчугой грудь. 

                   Летит - загнать врагов в могилу, 

                   Летит - вдохнуть в троянцев силу, 

                   В них храбрости огонь раздуть.

 

                   С ним старшины и воеводы, 

                   Озлясь, гурьбою вскачь летят; 

                   Как в мельничных колесах воды, 

                   Войска ревут, бурлят, кипят. 

                   Эней лежачих объезжает 

                   И беглецов не догоняет, 

                   Он ищет, в бешенстве дрожа, 

                   Повсюду Турна. Но Ютурна 

                   Смекает, как бы братца Турна 

                   Спасти от смертного ножа.

 

                   На хитрости ловки девчонки,

                   Когда их сердце защемит,

                   И в этом ремесле так тонки -

                   Сам бес их не перехитрит.

                   Ютурна с неба вниз шмыгнула,

                   Возницу Турна прочь спихнула

                   И стала погонять возок.

                   В тот день мотался Турн в телеге,

                   Конь, загнанный в горячем беге,

                   Уже носить его не мог.

 

                   Возком Ютурна управляя 

                   Моталась всюду меж полков, 

                   Как от борзых лиса, виляя, 

                   Спасала Турна от врагов. 

                   То перед войском выезжала, 

                   То на другой конец скакала, 

                   Но не туда, где был Эней. 

                   Троянец, видя штуки эти 

                   И трусость Турнову приметя, 

                   Помчал вдогон стрелы быстрей.

 

                   Но как он ни скакал за Турном,

                   Чтобы не дать ему уйти,

                   Все ж хитроумная Ютурна 

                   Его сумела провести.

                   К тому ж Мессап, заехав сбоку,

                   Коварно, со всего наскоку,

                   В Энея камень запустил;

                   Но тот, по счастью, увернулся,

                   И камень тела не коснулся,

                   А лишь с султана кончик сбил.

 

                   Эней, отваги не теряя, 

                   Великим гневом распалясь, 

                   На всем скаку своих скликая 

                   И тихо Зевсу помолясь, 

                   Всю армию в сраженье двинул, 

                   Волною на врага нахлынул, 

                   Всех кряду приказал рубить. 

                   Тут всласть латинцев покрошили, 

                   Рутульцев также тьму побили, 

                   Но Турна! Турна б нам добыть!

 

                   Теперь я без стыда признаюсь, 

                   Что трудно битву описать: 

                   И как ни морщусь, ни стараюсь, 

                   Чтоб гладко вирши рифмовать, 

                   Но уж и сам теперь смекаю, 

                   Что панихиду сочиняю 

                   И роспись именам бойцов, 

                   Что полегли на ратном поле, 

                   Что гибли в битве поневоле, 

                   По прихоти своих князьков.

 

                   Цетага, а за ним Толона 

                   Эней в той битве уложил, 

                   Потом Онита и Сукрона, 

                   Танаис краткий век отжил. 

                   Троянцев Гилла и Амика 

                   Спихнула в пекло Турна пика... 

                   Да где там всех пересчитать! 

                   Враги, сражаясь, так смешались, 

                   Так в кучу сбились, что кусались, 

                   Не в силах руки вверх поднять.

 

                   Тут, дитятко свое жалея, 

                   Венера из-за облаков 

                   Вдохнула мысль в башку Энея - 

                   Брать город, там крошить врагов. 

                   Немедля овладеть столицей, 

                   В ней отплатить за все сторицей, 

                   Чтоб враг был в пух и прах разбит. 

                   Эней полковников скликает, 

                   Старшин поспешно собирает 

                   И так с холма к ним говорит:

 

                   "Моих речей не устрашайтесь; 

                   Решен Зевесом сей вопрос; 

                   Немедля с войском отправляйтесь 

                   Брать город, где паршивый пес, 

                   Латин коварный, пьет сивуху. 

                   Ударьте в город что есть духу. 

                   Деритесь ружьями, дубьем; 

                   С землею ратушу сровняйте, 

                   Колите, бейте и стреляйте, 

                   И лишь Амату взять живьем!"

 

                   Тут все оружьем забряцали,

                   Над войском прокатился гром;

                   Полки построились, помчали

                   К стенам Лаврента прямиком.

                   Огонь через валы швыряли,

                   На стены крепости влезали

                   И напустили тучи стрел.

                   Эней же, руки простирая,

                   Кричит, Латина укоряя:

                   "Ты, ты виновник страшных дел!"

 

                   Те, что в Лавренте оставались,

                   Увидя, что пришла беда,

                   До полусмерти испугались,

                   Не знали, утекать куда.

                   Тряслись от страха и потели,

                   Ворота отворять хотели,

                   Чтоб в город свой впустить троян.

                   Царя Латина громко звали, 

                   На вал чуть не силком толкали, 

                   Чтоб шел спасать своих мирян.

 

                   Амата глянула в оконце

                   И видит - в городе пожар,

                   От стрел, от дыма скрылось солнце...

                   Тут кинуло Амату в жар.

                   Нигде вокруг не видя Турна,

                   Царица завздыхала бурно,

                   На бедную дурман напал.

                   Смерть Турна видя мутным взором,

                   Подумала, что он с позором

                   Из-за нее навек пропал.

 

                   Все сразу стало ей постыло, 

                   Осточертел ей белый свет, 

                   Себя и всех богов костила, 

                   И видно изо всех примет, 

                   Что ум последний потеряла. 

                   Одежды царские порвала, 

                   Настал ее последний час: 

                   Вкруг шеи пояс обкрутила, 

                   За крюк железный зацепила - 

                   И навсегда ушла от нас.

 

                   Когда Лавиния узнала 

                   О смерти матери своей,

                   По-книжному "увы!" вскричала,

                   Потом - притворно, для людей -

                   Цветные платья изорвала,

                   Как галка, в черном щеголяла,

                   К лицу свой траур подобрав.

                   Пред зеркальцем весь день крутилась,

                   Кривиться жалобно училась

                   И мило всхлипывать в рукав.

 

                   Промчалась весть о деле тяжком 

                   В народе, в городе, в полках; 

                   Латин, как хлипкий старикашка, 

                   Чуть удержался на ногах, 

                   Потом бежать к воде пустился 

                   И так уродски искривился, 

                   Аж вчуже страшно поглядеть. 

                   Всех смерть Аматы всполошила, 

                   К печальным мыслям обратила, 

                   Пришлось и Турну поскорбеть.

 

                   Когда о злой беде проведал

                   Лихой рутульский атаман,

                   Он мир земной проклятью предал,

                   И, точно раненый кабан,

                   Бежит, кричит, вертит руками,

                   Бранясь последними словами,

                   Латинцам и рутульцам бой

                   Веля остановить немедля.

                   И вот войска, как на обедню,

                   Утихомирясь, стали в строй.

 

                   Эней взыграл душой, услыша, 

                   Что Турн согласен биться с ним; 

                   Оскалил зубы, в поле вышел, 

                   Копьем махая боевым, - 

                   Прямой как тополь, величавый, 

                   Бывалый, сильный, ловкий, бравый, 

                   Такой, как был Нечеса князь; 

                   Все на него глаза лупили, 

                   Враги - и те его хвалили, 

                   Вплотную вкруг него толпясь.

 

                   Как только выступила к бою 

                   Завзятых пара удальцов, 

                   То каждый, глянув пред собою, 

                   Живьем врага был съесть готов. 

                   Хвать-хвать - и сабли засвистели, 

                   Чик-чик - и искры полетели, 

                   Герои саблями крестят. 

                   Турн, метя рубануть по шее, 

                   Прочь епанчу сорвал с Энея, 

                   Троянец отступил назад.

 

                   Но, вмиг очухавшись, сторицей

                   За епанчу он отплатил

                   И, налетев на Турна птицей,

                   Рутульцу саблю перебил.

                   Как тут спастись? Куда деваться?

                   Не лучше ль подобру убраться?

                   Нельзя без сабли воевать.

                   Турн отроду был парень прыткий,

                   И вот, откинув полы свитки,

                   Решил он стрекача задать.

 

                   Бежит пан Турн, к полкам взывает

                   И просит у своих меча;

                   Никто беднягу не спасает

                   От рук троянца-силача.

                   Вдруг, сызнова перерядившись

                   И снова перед ним явившись,

                   Сестра ему палаш сует;

                   И сабли снова засверкали,

                   И латы снова забренчали,

                   И каждый вновь наотмашь бьет.

 

                   Тут Зевс, не вытерпя, озлился, 

                   Юноне с гневом так сказал: 

                   "Аль ум твой сдуру помутился? 

                   Аль хочешь, чтоб я таску дал? 

                   Чтоб молния тебя спалила! 

                   Беда, коль баба задурила! 

                   Уже известно всем богам: 

                   Эней на небе будет с нами 

                   Кормиться теми ж пирогами, 

                   Какие жалую я вам.

 

                   Бессмертного убить кто сможет 

                   Иль даже рану нанести? 

                   Зачем же в мире жертвы множить, 

                   Чтоб Турна твоего спасти? 

                   Ютурны знаю я проказы, 

                   Теперь, по твоему приказу, 

                   Она рутульцу меч дала. 

                   Докуда ж будешь ты беситься, 

                   На Трою и троянцев злиться? 

                   Иль мало сделанного зла?"

 

                   Юнона в первый раз смирилась, 

                   Без крика к Зевсу речь вела: 

                   "Прости, мой пан, я провинилась, 

                   Я прежде зла, глупа была; 

                   Пускай Эней врага карает, 

                   Трон у Латина отнимает, 

                   Пускай свой род здесь поселит; 

                   Но пусть, молю, латинцев племя 

                   На вечное удержит время 

                   Названье, веру, речь и вид".

 

                   "Согласен. Будет, как сказала", -

                   Зевес Юноне отвечал.

                   Богиня враз затанцовала,

                   А Зевс Метелицу свистал;

                   Все судьбы на весы кидали,

                   Ютурну в воду отослали,

                   Чтоб с братом Турном разлучить.

                   По книге судеб, что веками

                   Бессмертных писана руками,

                   Так должно было поступить.

 

                   Эней, махая длинной пикой,

                   На Турна прямиком идет

                   И в ярости вопит великой:

                   "Теперь конец тебе, урод!

                   Как ни вертись, как ни брыкайся,

                   Как шкурой подлой ни меняйся,

                   Хоть зайчиком, хоть волком стань,

                   Хоть в небо лезь, хоть прыгни в воду,

                   Тебя достану я, урода,

                   И размозжу в минуту, дрянь!"

 

                   Не устрашась надменной речи, 

                   Турн ус беспечно закрутил, 

                   Могучие расправил плечи, 

                   В ответ Энею отмочил: 

                   "Оставь пустые небылицы. 

                   Еще ты не поймал синицы. 

                   Тебя я, право, не боюсь. 

                   Не мы, а боги, всякий знает, 

                   Судьбой людскою управляют, 

                   Пред ними только и смирюсь".

 

                   Так говоря, он повернулся,

                   Пятипудовый камень взял;

                   При этом Турн, как ерш, надулся;

                   Уже, гляди, не тем он стал.

                   Не та уж у рутульца сила,

                   Ему Юнона изменила,

                   А с тем пришел и силам крах.

                   Ему и камень изменяет,

                   Он до врага не долетает,

                   И тут объемлет Турна страх.

 

                   Меж тем троянец, выгнув спину, 

                   Копье в ладони крепче сжал 

                   И Турну, сукиному сыну, 

                   На память вечную послал. 

                   Копье звенит, свистит, трепещет, 

                   И вот, как утку с лёта кречет, 

                   Рутульца в бок с разлета бьет. 

                   Простерся Турн ничком на поле, 

                   Весь корчится от лютой боли, 

                   Олимпских еретик клянет.

 

                   Полки латинцев ужаснулись, 

                   Хватил рутульцев паралич,