1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 
– Отошлите  Коменжа, ваше величество, и прикажите ему запереться со своей командой в караульной  и на конюшнях.    

Коменж  бросил на д'Артаньяна завистливый взгляд, каким всякий придворный встречает  возвышение нового человека.    

– Вы  слышали, Коменж? – сказала королева.    

Д'Артаньян  подошел к нему; со свойственной ему проницательностью он понял его беспокойный  взгляд.    

– Извините  меня, Коменж, – сказал он. – Мы оба слуги королевы, не правда ли?  Сейчас моя очередь послужить ей, не завидуйте же мне в этом счастии.    

Коменж  поклонился и вышел.    

«Вот и  нажил себе нового врага!» – подумал д'Артаньян.    

– Что  же теперь делать? – спросила королева, обращаясь к д'Артаньяну.    

– Вы  слышите, шум не утихает, даже, наоборот, усиливается.    

– Ваше  величество, – ответил д'Артаньян, – народ хочет видеть короля. Нужно  показать его этим людям.    

– Как  показать? Где же? С балкона?    

– Нет,  ваше величество, здесь, в постели, спящего.    

– О  ваше величество, господин д'Артаньян вполне прав! – воскликнул Ла Порт.    

Королева  подумала и улыбнулась, как женщина, которой знакомо притворство.    

– В  самом деле, – прошептала она.    

– Ла  Порт, – сказал д'Артаньян, – возвестите народу через дворцовую  решетку, что желание его будет исполнено и что через пять минут они не только  увидят короля, но увидят его в постели; прибавьте, что король спит и что  королева просит прекратить шум, чтобы не разбудить его.    

– Но  не всех же впускать сюда? Депутацию из трех-четырех человек, не правда ли?    

– Всех,  ваше величество.    

– Но  они задержат нас до рассвета, подумайте об этом!    

– Не  более четверти часа. Я отвечаю за все, ваше величество. Поверьте мне, я знаю  народ: это взрослый ребенок, которого надо только приласкать. Перед спящим королем  он будет нем, тих и кроток, как ягненок.    

– Ступайте,  Ла Порт, – сказала королева.    

Юный  король подошел к матери.    

– Зачем  исполнять то, чего требуют эти люди? – сказал он.    

– Так  надо, дитя мое, – сказала Анна Австрийская.    

– Но  ведь если мне говорят «так надо», – значит, я больше не король?    

Королева  онемела.    

– Ваше  величество, – обратился к нему д'Артаньян, – разрешите задать вам  один вопрос.    

Людовик  XIV обернулся, удивленный, что с ним осмелились заговорить.    

Королева  сжала руку мальчика.    

– Говорите, –  сказал он.    

– Случалось  ли вашему величеству, когда вы играли в парке Фонтенбло или во дворе Версальского  дворца, увидеть вдруг, что небо покрылось тучами и услышать раскаты грома?    

– Да,  конечно.    

– Так  вот, эти раскаты грома, как бы ни хотелось еще поиграть вашему величеству, говорили:  «Ваше величество, надо идти домой».    

– Конечно,  так. Но ведь мне говорили, что гром – это голос божий.    

– Прислушайтесь  же, ваше величество, к шуму народа, и вы поймете, что он очень похож на гром.    

Действительно,  в эту минуту ночной ветер донес к ним страшный шум.    

Вдруг  все смолкло.    

– Вот,  государь, – продолжал д'Артаньян, – сейчас народу сказали, будто вы  спите. Вы видите теперь, что вы еще король.    

Королева  с удивлением смотрела на этого странного человека, который по своему поразительному  мужеству был равен храбрейшим воинам, а своей хитростью и умом превосходил всех  дипломатов.    

Вошел Ла  Порт.    

– Ну  что, Ла Порт? – спросила королева.    

– Ваше  величество, – ответил он, – предсказание господина д'Артаньяна  исполнилось: они успокоились, как по волшебству. Сейчас им отворят ворота, и  через пять минут они будут здесь.    

– Ла  Порт, – сказала королева, – что, если бы вы уложили в постель одного  из ваших сыновей вместо короля? Мы могли бы тем временем уехать.    

– Если  ваше величество приказывает, – мои сыновья, как и я, готовы служить  королеве.    

– Нет, –  сказал д'Артаньян, – не делайте этого, потому что среди них могут  оказаться люди, знающие его величество в лицо. Если заметят подлог, все  пропало.    

– Вы  опять правы, вполне правы, – сказала Анна Австрийская. – Ла Порт,  уложите короля.    

Ла Порт  уложил короля, не раздевая, в постель и закрыл по плечи одеялом.    

Королева  наклонилась над ним и поцеловала его в лоб.    

– Притворитесь  спящим, Луи, – сказала она.    

– Хорошо, –  ответил король, – но я не хочу, чтобы хоть один из них дотронулся до меня.    

– Ваше  величество, я стою здесь, – сказал д'Артаньян, – и ручаюсь вам, что  если кто-нибудь осмелится на такую дерзость, он поплатится за нее жизнью.    

– Теперь  что делать? – спросила королева. – Я слышу, они идут.    

– Ла  Порт, выйдите к ним и повторите еще раз, чтобы они не шумели. Ваше величество,  ожидайте здесь, у двери. Я стану у изголовья короля и, если надо будет, умру за  него.    

Ла Порт  вышел; королева стала у портьеры, а д'Артаньян спрятался за полог кровати.    

Послышалась  глухая, осторожная поступь множества людей; королева сама приподняла портьеру,  приложив палец к губам.    

Увидев  королеву, люди почтительно остановились.    

– Входите,  господа, входите! – сказала королева.    

Толпа  колебалась, словно устыдись. Они ожидали сопротивления, готовились ломать решетку  и разогнать часовых; между тем ворота сами отворились перед ними, и  короля – по крайней мере, на первый взгляд – охраняла только мать.    

Шедшие  впереди зашептались и хотели уйти.    

– Входите  же, господа! – сказал Ла Порт. – Королева разрешает.    

Тогда  один из них, посмелее других, отважился переступить порог и вошел на цыпочках.  Все остальные последовали его примеру, и комната наполнилась бесшумно, так, как  если бы эти люди были самые покорные и преданные придворные. Далеко за дверью  виднелись головы тех, которые, не имея возможности войти, подымались на  цыпочки.    

Д'Артаньян  видел все сквозь дыру, которую он сделал в занавесе; в первом из вошедших он  узнал Планше.    

– Вы  желали видеть короля, – обратилась к нему королева, поняв, что в этой  толпе он был вожаком, – и мне захотелось самой показать вам его.  Подойдите, посмотрите и скажите, похожи ли мы на людей, желающих бежать.    

– Конечно,  нет, – ответил Планше, несколько удивленный неожиданно оказанной ему честью.    

– Скажите  же моим добрым и верным парижанам, – продолжала Анна Австрийская с улыбкой,  значение которой Д'Артаньян сразу понял, – что вы видели короля, спящего в  своей кроватке, и королеву, готовую тоже лечь спать.    

– Скажу,  ваше величество, и все, кто со мной, подтвердят это, но…    

– Что  еще? – спросила Анна Австрийская.    

– Простите  меня, ваше величество, – сказал Планше, – но верно ли, что в постели  сам король?    

Анна  Австрийская вздрогнула.    

– Если  есть среди вас кто-нибудь, кто видел короля, – сказала она, – пусть  он подойдет и скажет, действительно ли это его величество.    

Один  человек, закутанный в плащ, закрывавший лицо, подошел, наклонился над постелью  и посмотрел.    

У  д'Артаньяна промелькнула мысль, что человек этот замышляет недоброе, и он уже  положил руку на шпагу; но от движения, которое сделал этот человек, наклоняясь,  лицо приоткрылось, и д'Артаньян узнал коадъютора.    

– Это  действительно король, – сказал тот, поднимая голову. – Да благословит  господь его величество!    

И все  эти люди, вошедшие озлобленными, теперь с чувством смирения благословили царственного  ребенка.    

– Теперь,  друзья мои, – сказал Планше, – поблагодарим королеву и удалимся.    

Все  поклонились и вышли по очереди, так же бесшумно, как вошли. Планше, вошедший  первым, уходил последним.    

Королева  остановила его.    

– Как  вас зовут, мой друг? – сказала она.    

Планше  обернулся, очень удивленный таким вопросом.    

– Да, –  продолжала королева, – принять вас я считаю такой же честью, как если бы  приняла принца, и мне бы хотелось знать ваше имя.    

«Да, –  подумал Планше, – чтобы отделать меня, как принца. Благодарю покорно!»    

Д'Артаньян  затрепетал, как бы Планше, поддавшись на лесть, словно ворона в басне, не назвал  своего имени, и королева не узнала, что Планше служил у него.    

– Ваше  величество, – почтительно ответил Планше, – меня зовут Дюлорье, к  услугам вашего величества.    

– Благодарю  вас, господин Дюлорье, – сказала королева. – А чем вы занимаетесь?    

– Я  торгую сукном, ваше величество, на улице Бурдоне.    

– Это  все, что мне хотелось знать, – сказала королева. – Премного обязана  вам, любезный Дюлорье; мы еще увидимся.    

– Прекрасно, –  прошептал Д'Артаньян, отводя полог, – Планше не дурак; сразу видно, что  прошел хорошую школу.    

Различные  участники этой странной комедии с минуту смотрели друг на друга, не говоря ни  слова. Королева все еще стояла у дверей, д'Артаньян наполовину высунулся из  своего убежища, король, приподнявшись на локте, готов был снова лечь при  малейшем шуме, который указал бы на возвращение толпы; но шум не приближался,  а, напротив, удалялся, становился все слабее и, наконец, совсем затих.    

Королева  вздохнула. Д'Артаньян отер свой влажный лоб. Король соскочил с постели и сказал:    

– Едем!    

В эту  минуту показался Ла Порт.    

– Ну  что? – спросила королева.    

– Ваше  величество, я проводил их до самых ворот, – отвечал камердинер. – Они  объявили своим товарищам, что видели короля и что королева говорила с ними, и  теперь они расходятся, гордые и довольные.    

– О  негодяи! – прошептала королева. – Они дорого поплатятся за свою  дерзость!    

Затем,  обратясь к д'Артаньяну, прибавила:    

– Сударь,  ни от кого не получала я лучших советов. Продолжайте: что нам теперь делать?    

– Ла  Порт, – сказал Д'Артаньян, – закончите туалет его величества.    

– Значит,  мы можем ехать? – спросила королева.    

– Когда  вашему величеству будет угодно: вам остается только спуститься по потайной лестнице;  я буду ждать у выхода.    

– Ступайте, –  сказала королева, – я следую за вами.    

Д'Артаньян  сошел вниз; карета была на месте, и мушкетер сидел на козлах.    

Д'Артаньян  взял узел, положенный Бернуином в ногах мушкетера; в нем лежали шляпа и плащ  кучера господина Гонди. Д'Артаньян накинул на себя плащ и надел шляпу.    

Мушкетер  сошел с козел.    

– Идите, –  сказал ему Д'Артаньян, – освободите вашего товарища, который стережет кучера.  Затем садитесь оба на лошадей, отправляйтесь на Тиктонскую улицу, в гостиницу  «Козочка», возьмите там мою лошадь и лошадь господина дю Валлона, оседлайте и  снарядите их по-походному и на поводу приведите их из Парижа в Кур-ла-Рен. Если  в Кур-ла-Рен вы уже никого не застанете, поезжайте в Сен-Жермен. Все это –  по королевскому приказу.    

Мушкетер  приложил руку к шляпе и пошел исполнять полученные приказания.    

Д'Артаньян  сел на козлы. За поясом у него была пара пистолетов, в ногах лежал мушкет, позади –  обнаженная шпага.    

Вышла  королева; за нею шли король и герцог Анжуйский, его брат.    

– Карета  коадъютора! – вскричала королева, отступая на шаг.    

– Да,  ваше величество, – сказал д'Артаньян, – но садитесь смело; я сам  правлю.    

Королева  села в карету. Король и его брат вошли вслед за нею и сели по бокам.    

– Входите,  Ла Порт, – сказала королева.    

– Как,  ваше величество? – сказал камердинер. – В одну карету с вашими  величествами?    

– Сегодня  не до этикета, дело идет о спасении короля. Садитесь, Ла Порт.    

Ла Порт  повиновался.    

– Опустите  занавески, – сказал Д'Артаньян.    

– А  не покажется ли это подозрительным? – спросила королева.    

– Будьте  покойны, ваше величество, – сказал д'Артаньян, – у меня готов ответ.    

Занавески  были опущены, и карета быстро покатила по улице Ришелье. У заставы вышел  навстречу караул из двенадцати человек; впереди шел старший с фонарем в руке.    

Д'Артаньян  сделал ему знак подойти.    

– Вы  узнаете карету? – спросил он сержанта.    

– Нет, –  ответил тот.    

– Посмотрите  на герб.    

Сержант  поднес фонарь к дверце.    

– Это  герб коадъютора! – сказал он.    

– Т-с!  Он там вдвоем с госпожой Гемене.    

Сержант  расхохотался.    

– Пропустить! –  приказал он. – Я знаю, кто это.    

Потом,  подойдя к опущенной занавеске, сказал:    

– Желаю  приятно провести время, монсеньер.    

– Нахал! –  крикнул ему Д'Артаньян. – Из-за вас я потеряю место!    

Заскрипели  ворота, и Д'Артаньян, увидев перед собой открытую дорогу, стегнул изо всей силы  по лошадям, которые понеслись крупной рысью.    

Через  пять минут они настигли карету кардинала.    

– Мушкетон! –  крикнул Д'Артаньян. – Подними занавески в карете ее величества.    

– Это  он! – сказал Портос.    

– Кучером! –  воскликнул Мазарини.    

– И  в карете коадъютора! – прибавила королева.    

– Черт  возьми, господин Д'Артаньян, – сказал Мазарини – вы золотой человек.    

 Глава 9. КАК Д'АРТАНЬЯН  И ПОРТОС ВЫРУЧИЛИ ОТ ПРОДАЖИ СОЛОМЫ: ОДИН – ДВЕСТИ ДЕВЯТНАДЦАТЬ, А  ДРУГОЙ – ДВЕСТИ ПЯТНАДЦАТЬ ЛУИДОРОВ    

     

Мазарини  хотел ехать немедленно в Сен-Жермен, но королева объявила, что будет ждать лиц,  которым назначила в Кур-ла-Рен свидание. Она только предложила кардиналу  обменяться местами с Ла Портом. Кардинал охотно согласился и пересел из одной  кареты в другую.    

Слух о  том, что король собирался выехать в эту ночь из Парижа, распространился не без  причины: десять или двенадцать человек были посвящены в эту тайну с шести часов  вечера, и, как они ни были осторожны, им не удалось скрыть своих приготовлений  к отъезду. Кроме того, у каждого из них было несколько близких людей; а так как  ни один из отъезжавших не сомневался, что королева покидает Париж с самыми  мстительными замыслами, то каждый предупредил своих друзей или родственников.  Поэтому слух об отъезде облетел город с быстротой молнии.    

Первою  вслед за каретой королевы приехала карета принца; в ней находились г-н Конде с  супругой и вдовствующая принцесса, его мать. Их обеих разбудили среди ночи, и  они не знали, в чем дело.    

Во  второй карете были герцог Орлеанский, герцогиня, их дочь и аббат Ла Ривьер,  неразлучный фаворит и ближайший советник герцога.    

В  третьей, наконец, прибыли г-н де Лонгвиль и принц Конти, зять и брат принца  Конде. Они подошли к карете короля и королевы и приветствовали ее величество.    

Королева  заглянула в карету, дверцы которой остались открыты, и убедилась, что она  пуста.    

– А  где же госпожа де Лонгвиль? – спросила она.    

– В  самом деле, где же моя сестра? – спросил принц Конде.    

– Герцогиня  нездорова, ваше величество, – ответил герцог де Лонгвиль, – и  поручила мне принести ее извинения вашему величеству.    

Анна  бросила быстрый взгляд на Мазарини, который ответил ей едва заметным кивком.    

– Что  вы на это скажете? – спросила королева.    

– Скажу,  что она осталась заложницей у парижан, – ответил кардинал.    

– Почему  она не приехала? – тихо спросил принц у брата.    

– Молчи! –  ответил тот. – У нее, наверное, есть на то основания.    

– Она  губит нас, – сказал принц.    

– Она  нас спасет, – ответил Конти.    

Кареты  подъезжали одна за другой. Маршал де Ла Мельере, маршал Вильруа, Гито, Вилькье,  Коменж съехались одновременно; явились также и оба мушкетера, ведя на поводу  лошадей д'Артаньяна и Портоса. Последние тотчас же сели на коней. Кучер Портоса  сменил д'Артаньяна на козлах королевской кареты, а Мушкетон занял его место и,  по известной читателю причине, правил стоя, подобно древнему Автомедону.    

Королева,  которую все время отвлекали разные мелочи, искала глазами д'Артаньяна, но гасконец,  со свойственной ему предусмотрительностью, уже скрылся в толпе.    

– Отправимся  вперед, – сказал он Портосу, – и запасемся хорошим помещением в  Сен-Жермене, потому что никто о нас не позаботится. Я очень устал.    

– А  меня страшно клонит ко сну, – ответил Портос. – И подумать только,  что дело обошлось без малейшей стычки. Право, эти парижане просто дураки.    

– Лучше  сказать, что мы ловко провели их, – сказал д'Артаньян.    

– Пожалуй.    

– А  как ваша рука?    

– Лучше.  Но как вы думаете, теперь они от нас не ускользнут?    

– Кто?    

– Ваш  чин и мой титул?    

– Думаю,  что нет, готов даже поручиться за это. Впрочем, если о нас забудут, я напомню.    

– Я  слышу голос королевы, – сказал Портос. – Она, кажется, хочет ехать  верхом.    

– О,  ей, может быть, и очень хочется, но только…    

– Что?    

– Кардинал  не захочет. Господа, – продолжал д'Артаньян, обращаясь к двум мушкетерам, –  сопровождайте карету королевы и не отходите от дверец. А мы поедем вперед  подготовить помещение.    

И  д'Артаньян поскакал вместе с Портосом в Сен-Жермен.    

– Едемте,  господа! – сказала королева.    

Карета  королевы тронулась, а за нею потянулись остальные экипажи и более пятидесяти  всадников.    

В  Сен-Жермен прибыли без всяких происшествий. Выходя из кареты, королева увидала  стоявшего у подножки принца Конде, который, сняв шляпу, протянул ей руку.    

– Какой  сюрприз ожидает парижан завтра утром! – сказала Анна Австрийская, и лицо  ее так и сияло.    

– Это  война, – ответил принц.    

– Ну  что ж, война так война. Разве победитель при Рокруа, Нордлингене и Лансе не с  нами?    

Принц  поклонился в знак благодарности.    

Было три  часа ночи. Королева первая вошла в замок; все последовали за нею. В ее свите было  около двухсот человек.    

– Господа, –  сказала, смеясь, королева, – располагайтесь в замке, он просторен, места  хватит на всех. Только нас сюда не ждали, и мне сообщили сейчас, что здесь  всего три кровати; одна для короля, другая для меня…    

– А  третья для Мазарини, – тихонько заметил принц.    

– Значит,  мне придется спать на полу? – спросил Гастон Орлеанский с беспокойной улыбкой.    

– Нет,  монсеньер, – отвечал Мазарини, – третья кровать предназначена вашему  высочеству.    

– А  вы? – спросил принц.    

– Я  совсем не лягу, – сказал Мазарини, – я должен работать.    

Гастон  велел указать ему, где комната с кроватью, нисколько не заботясь о том, где и  как поместятся его жена и дочь.    

– Ну  а я все-таки лягу, – сказал д'Артаньян. – Пойдемте со мной, Портос.    

Портос  пошел за д'Артаньяном, как всегда полагаясь на изобретательность своего друга.    

Они шли  рядом по замковой площадке. Портос с недоумением глядел на д'Артаньяна, который  высчитывал что-то на пальцах.    

– Четыреста  штук по пистолю за каждую, это составляет четыреста пистолей.    

– Да, –  сказал Портос, – четыреста; но откуда возьмутся эти четыреста пистолей?    

– Пистоля  мало, – продолжал д'Артаньян, – скажем – по луидору.    

– Что  по луидору?    

– Четыреста  по луидору – выходит четыреста луидоров.    

– Четыреста? –  спросил Портос.    

– Да,  их двести человек, и каждому надо, по крайней мере, две. По две на человека,  всего четыреста.    

– Но  чего?    

– Слушайте, –  сказал д'Артаньян.    

И так  как кругом было множество всякого народа, с удивлением глазевшего на приезд  двора, он досказал свою мысль на ухо Портосу.    

– Понимаю, –  сказал Портос, – отлично понимаю. По двести луидоров на брата, это недурно.  Но что скажут об этом после?    

– Пусть  говорят что угодно. Да про нас не узнают.    

– Кто  же займется раздачей?    

– А  на что у нас Мушкетон?    

– А  моя ливрея? – сказал Портос. – Ее могут узнать.    

– Он  вывернет ее наизнанку.    

– Вы,  как всегда, правы, мой дорогой! – воскликнул Портос. – Откуда, черт  возьми, вечно являются у вас мысли?    

Д'Артаньян  улыбнулся. Оба друга свернули в первую улицу. Портос постучался в дом направо,  а д'Артаньян в дом налево.    

– Соломы! –  потребовали они.    

– У  нас нет, сударь, – ответили хозяева, отворившие ворота, – обратитесь  к торговцу сеном.    

– А  где его искать?    

– Последние  ворота по этой улице.    

– Направо  или налево?    

– Налево.    

– А  можно в Сен-Жермене достать еще у кого-нибудь соломы?    

– Да.  У хозяина трактира «Коронованный ягненок» и у фермера Гро-Луи.    

– Где  они живут?    

– На  улице Урсулинок.    

– Оба?    

– Оба.    

– Хорошо.    

Друзья  постарались разузнать адреса второго и третьего так же точно, как и адрес первого.  Затем д'Артаньян отправился к торговцу сеном и приобрел у него полтораста  связок соломы – все, что у того было, – за три пистоля. Вслед за тем  он отправился к трактирщику, где застал Портоса, купившего двести связок  примерно за столько же. Наконец, фермер Луи продал им сто восемьдесят связок.  Все вместе составило четыреста тридцать связок.    

Больше  соломы в Сен-Жермене не было.    

На эти  закупки ушло не больше получаса. Мушкетону дали надлежащие указания и поручили  вести эту импровизированную торговлю. Ему было приказано не уступать солому  дешевле, чем по луидору за связку. Таким образом, ему вручили соломы на  четыреста тридцать луидоров.    

Мушкетон  только качал головой, ничего не понимая в затее двоих друзей.    

Д'Артаньян,  взвалив на себя три связки соломы, вернулся в замок, где все, дрожа от холода и  клюя носом, с завистью посматривали на короля, королеву и герцога Орлеанского,  отдыхавших на своих походных кроватях.    

Появление  д'Артаньяна вызвало всеобщий смех в большом зале, но д'Артаньян и виду не подал,  что заметил насмешки. Он принялся устраивать себе ложе из соломы с такой  ловкостью и с таким веселым видом, что глаза разгорелись у всех этих людей,  страшно хотевших спать и не знавших, как бы устроиться.    

– Солома! –  восклицали они. – Солома! Где можно достать соломы?    

– Хотите,  я покажу? – сказал Портос.    

И он  проводил желающих к Мушкетону, который щедро раздавал солому по луидору за  связку. Нашли, что это немного дорого; но когда очень хочется спать, кто не  заплатит двух-трех луидоров за несколько часов крепкого сна?    

Д'Артаньян  десять раз подряд устраивал и уступал свою постель, а так как предполагалось,  что он, как и все другие, заплатил по луидору за связку, то ему менее чем за  полчаса перепало десятка три луидоров. К пяти часам утра за связку соломы  давали восемьдесят луидоров, но ее уже нельзя было достать.    

Д'Артаньян  приберег для себя четыре связки. Он запер на ключ комнату, где он их спрятал,  положил ключ себе в карман и пошел с Портосом принимать деньги от Мушкетона,  который честно, как подобает порядочному приказчику, вручил им четыреста  тридцать луидоров, припрятав себе еще сотню.    

Мушкетон,  не знавший, что творилось в замке, сам дивился, как ему раньше не пришло в голову  торговать соломой.    

Д'Артаньян  положил золото в шляпу и на обратном пути рассчитался с Портосом. На долю  каждого пришлось по двести пятнадцать луидоров.    

Тут  Портос, заметив, что сам остался без соломы, вернулся к Мушкетону; но Мушкетон  продал все до последней соломинки и даже самому себе ничего не оставил. Тогда  Портос обратился к д'Артаньяну который благодаря своим четырем связкам заранее  предвкушал предстоящее наслаждение и с увлечением готовил себе такую мягкую,  пышную и теплую постель, что ей позавидовал бы сам король, если бы он не спал  сладко на своей собственной.    

Д'Артаньян  ни за какие деньги не пожелал разрушить свою постель для Портоса, но за четыре  луидора, которые Портос тут же отсчитал ему, согласился разделить с ним свое  ложе.    

Он  положил шпагу у изголовья, пистолеты сбоку, разостлал плащ в ногах, бросил на  плащ шляпу и с наслаждением растянулся на хрустевшей соломе. Он начал уже  вкушать сладкие сновидения, которые навевали ему нажитые в четверть часа двести  девятнадцать луидоров, как вдруг у дверей залы раздался голос, заставивший его  вскочить.    

– Господин  д'Артаньян! – кричали за дверью. – Господин д'Артаньян!    

– Здесь, –  отвечал Портос, – здесь!    

Портос  смекнул, что если д'Артаньян уйдет, то постель вся достанется ему одному.    

Вошел  офицер.    

Д'Артаньян  приподнялся на локте.    

– Вы  господин Д'Артаньян? – спросил офицер.    

– Да,  сударь. Что вам угодно?    

– Я  пришел за вами.    

– От  кого?    

– От  его преосвященства.    

– Скажите  монсеньеру, что я лег спать и что дружески советую ему сделать то же.    

– Его  преосвященство не ложился спать и не ляжет, Он немедленно требует вас к себе.    

– Черт  бы побрал этого Мазарини! Даже заснуть вовремя не умеет! – пробормотал  д'Артаньян. – Что ему от меня нужно? Уж не хочет ли он произвести меня в  капитаны? Если в этом дело, я, так и быть, его прощу.    

Мушкетер,  ворча, встал, взял шпагу, шляпу, пистолеты и плащ и последовал за офицером.  Между тем Портос, оставшись единственным обладателем постели, постарался  расположиться в ней столь же удобно, как его друг.    

– Д'Артаньян, –  сказал кардинал, увидя мушкетера, которого он так некстати вызвал, – я не  забыл, с каким усердием вы мне служили, и хочу вам доказать это.    

«Неплохое  начало», – подумал д'Артаньян.    

Мазарини  смотрел на мушкетера и заметил, как прояснилось его лицо.    

– Ах,  монсеньер…    

– Д'Артаньян, –  сказал он, – вы очень хотите быть капитаном?    

– Да,  монсеньер.    

– А  ваш друг по-прежнему желает быть бароном?    

– В  эту минуту, монсеньер, ему снится, что он уже барон.    

– В  таком случае, – сказал Мазарини, вынимая из портфеля письмо, которое он  уже показывал д'Артаньяну, – возьмите эту депешу и отвезите ее в Англию.    

Д'Артаньян  взглянул на конверт: адреса не было.    

– Можно  узнать, кому я должен вручить ее?    

– Вы  узнаете это, приехав в Лондон; только в Лондоне вы вскроете верхний конверт.    

– А  какие будут мне инструкции?    

– Повиноваться  во всем тому, кому адресовано это письмо.    

Д'Артаньян  хотел продолжить расспросы, по Мазарини прибавил:    

– Вы  поедете прямо в Булонь; там в гостинице «Герб Англии» вы найдете молодого дворянина  по имени Мордаунт.    

– Хорошо,  монсеньер. Что же я должен сделать с этим дворянином?    

– Следовать  за ним, куда он вас поведет.    

Д'Артаньян  с недоумением посмотрел на кардинала.    

– Теперь  вы знаете все, – сказал Мазарини, – поезжайте.    

– Поезжайте!  Это легко сказать: «поезжайте», – возразил д'Артаньян. – Но чтобы  ехать, нужны деньги, а их у меня нет.    

– А! –  сказал Мазарини, почесав за ухом. – Вы говорите, у вас нет денег?    

– Да,  монсеньер.    

– А  тот алмаз, что я дал вам вчера? – сказал он.    

– Я  хочу сохранить его на память о вашем преосвященстве.    

Мазарини  вздохнул.    

– В  Англии жизнь дорога, монсеньер, а в особенности для чрезвычайного посла.    

– Гм! –  произнес Мазарини. – Это очень воздержанный народ, и после революции там  все живут скромно. Но не будем спорить.    

Он  выдвинул ящик и вынул кошелек.    

– Что  вы скажете о тысяче экю?    

Д'Артаньян  презрительно оттопырил нижнюю губу.    

– Скажу,  монсеньер, что этого мало, ведь я, конечно, поеду не один.    

– Я  так и думал, – ответил Мазарини. – С вами поедет дю Валлон, этот  достойный дворянин. После вас, любезный д'Артаньян, я больше всех во Франции  люблю и уважаю его.    

– В  таком случае, монсеньер, – сказал д'Артаньян, указывая на кошелек, который  Мазарини не выпустил еще из рук, – если вы его так любите и уважаете, то…  понимаете ли…    

– Извольте,  на его долю я прибавлю еще двести экю.    

«Скряга!» –  подумал д'Артаньян.    

– Но  после нашего возвращения, по крайней мере, можем мы рассчитывать, Портос на титул,  а я на чин? – прибавил он громко.    

– Слово  Мазарини.    

«Я  предпочел бы другую клятву», – подумал д'Артаньян, а вслух сказал:    

– Могу  я засвидетельствовать мое почтение ее величеству королеве?    

– Ее  величество спит, – поспешно ответил Мазарини, – да и вам надо ехать  немедленно. Поезжайте же.    

– Еще  одно слово, монсеньер. Если там, куда я еду, будут драться, мне драться тоже?    

– Вы  поступите так, как прикажет вам лицо, к которому я вас посылаю.    

– Хорошо,  монсеньер, – сказал д'Артаньян, протягивая руку к кошельку, – честь  имею кланяться.    

Д'Артаньян  не торопясь опустил кошелек в свой широкий карман и, обратясь к офицеру, сказал:    

– Будьте  добры, сударь, разбудить от имени его преосвященства господина дю Валлона и  передать ему, что я жду его в конюшне.    

Офицер  тотчас же побежал с поспешностью, которая выдавала д'Артаньяну его заинтересованность  в этом деле.    

Портос  только что растянулся один на постели и уже, по своей привычке, начал мелодично  храпеть, как вдруг почувствовал удар по плечу.    

Решив,  что это д'Артаньян, он даже не пошевельнулся.    

– От  кардинала, – сказал офицер.    

– А? –  сказал Портос, широко раскрыв глаза. – Что вы говорите?    

– Я  говорю, что его преосвященство посылает вас в Англию и что господин д'Артаньян  уже ждет вас в конюшне.    

Портос  глубоко вздохнул, встал, взял шляпу, пистолеты, шпагу и плащ и вышел, с сожалением  оглянувшись на постель, где рассчитывал так сладко отдохнуть.    

Не успел  он повернуть спину, как офицер уже расположился на постели, и едва Портос переступил  порог, как его преемник захрапел во всю силу своих легких. Это было вполне  естественно: из всех постояльцев замка только он, король, королева да Гастон  Орлеанский спали даром.    

 Глава 10. ВЕСТИ ОТ  АРАМИСА    

     

Д'Артаньян  направился прямо в конюшню. Светало. В стойлах он нашел свою лошадь и лошадь  Портоса; однако в кормушках было пусто. Он сжалился над бедными животными и  пошел в угол конюшни, где виднелось немного соломы, уцелевшей, по-видимому, от  ночного опустошения; вдруг, собирая ногой солому, он наткнулся концом сапога на  что-то большое и круглое. Это был человек, который, получив удар, вероятно в  чувствительное место, вскрикнул и, поднявшись на колени, стал протирать глаза.  Перед д'Артаньяном был Мушкетон, который, оставшись без соломы, отнял ее у  лошадей.    

– Живее,  Мушкетон! – крикнул д'Артаньян. – В дорогу, в дорогу!    

Узнав  голос друга своего господина, Мушкетон вскочил, но, поднимаясь, выронил  несколько золотых, незаконно нажитых ночью.    

– Ого! –  сказал д'Артаньян, поднимая один из золотых и поднося его к носу. – Какой  странный запах у этого золота! Оно пахнет соломой.    

Мушкетон  густо покраснел и так смутился, что гасконец расхохотался и сказал ему:    

– Портос  рассердился бы, милейший мой Мушкетон, но я тебя прощаю; пусть это золото послужит  лекарством для твоей раны. Ну, живей в путь!    

Мушкетон  тотчас же повеселел, быстро оседлал лошадь своего господина и, не слишком  морщась, уселся на свою.    

Тем  временем явился и Портос с очень кислым видом. Он удивился как нельзя больше бодрости  д'Артаньяна и веселости Мушкетона.    

– А,  вот оно что? – сказал он. – Вы, значит, с чином, а я барон?    

– Мы  едем за грамотами, – сказал д'Артаньян, – Мазарини подпишет их после  нашего возвращения.    

– А  куда мы едем? – спросил Портос.    

– Прежде  всего в Париж, – ответил д'Артаньян. Мне нужно там устроить кое-какие  дела.    

– Хорошо,  едем в Париж, – сказал Портос.    

И они  оба поскакали в Париж.    

Подъехав  к заставе, они были поражены боевым видом столицы. Народ вопил около разбитой  вдребезги кареты; рядом стояли пленники, пытавшиеся бежать из Парижа, –  какой-то старик и две женщины.    

Напротив,  когда д'Артаньян и Портос попросили, чтобы их пропустили в город, толпа выразила  им свой полный восторг. Их приняли за дезертиров королевской партии и хотели  привлечь на свою сторону.    

– Что  делает король? – спрашивали они.    

– Спит.    

– А  испанка?    

– Десятый  сон видит.    

– А  проклятый итальянец?    

– Бодрствует.  Держитесь крепче; если они уехали, то, конечно, не без умысла. Но так как, в  сущности, сила на вашей стороне, – продолжал д'Артаньян, – то стоит  ли вам обижать стариков и женщин? Принимайтесь лучше за настоящее дело.    

В толпе  с удовольствием выслушали эти слова и отпустили дам, которые поблагодарили  д'Артаньяна красноречивым взглядом.    

– Теперь  вперед! – скомандовал д'Артаньян.    

И они  продолжали свой путь, пробираясь сквозь баррикады, перескакивая через цепи,  тесня людей, расспрашивая и отвечая на вопросы.    

На  площади Пале-Рояля д'Артаньян увидел сержанта, который обучал военному делу  пять-шесть сотен горожан. Это был Планше, использовавший для городской милиции  опыт, полученный на службе в Пьемонтском полку.    

Проходя  мимо д'Артаньяна, он узнал своего бывшего хозяина.    

– Здравствуйте,  господин Д'Артаньян, – сказал он с гордым видом.    

– Здравствуйте,  господин Дюлорье, – ответил д'Артаньян.    

Планше  остановился и вытаращил на д'Артаньяна глаза. Видя, что начальник остановился,  первый ряд остановился тоже, а за ним и остальные ряды.    

– Эти  горожане ужасно смешны, – сказал д'Артаньян Портосу и направился дальше.    

Минут  через пять они спешились у гостиницы «Козочка».    

Прекрасная  Мадлен бросилась навстречу д'Артаньяну.    

– Любезная  госпожа Тюркен, – сказал д'Артаньян, – если у вас есть деньги,  закопайте их поскорее; если есть драгоценности, припрячьте их немедленно; если  есть должники, выжмите из них деньги; если есть кредиторы, не платите им.    

– Почему  так? – спросила Мадлен.    

– Потому  что Париж будет превращен в груду пепла, подобно Вавилону, о котором вы, должно  быть, слышали.    

– И  вы оставляете меня в такую минуту!    

– Сейчас  же, – сказал д'Артаньян.    

– Куда  же вы отправляетесь?    

– Ах,  вы оказали бы мне огромную услугу, сообщив мне это.    

– О,  боже мой, боже мой!    

– Нет  ли у вас писем для меня? – спросил д'Артаньян, делая своей хозяйке знак  рукой, чтобы она перестала причитать, так как, мол, всякие жалобы все равно  бесполезны.    

– Есть  письмо, которое только что пришло.    

Она  подала его д'Артаньяну.    

– От  Атоса! – воскликнул д'Артаньян, узнав твердый и острый почерк своего  друга.    

– А! –  сказал Портос. – Посмотрим-ка, что он пишет.    

Д'Артаньян  распечатал письмо и прочел:    

     

     

«Дорогой  д'Артаньян, дорогой дю Валлон, мои добрые друзья, быть может, я в последний раз  шлю вам весть о себе. Нам с Арамисом очень не повезло, но бог, мужество и  воспоминание о нашей дружбе поддерживают нас, Позаботьтесь о Рауле. Поручаю вам  бумаги, которые находятся в Блуа, и если через два с половиной месяца вы не  получите от меня известий, ознакомьтесь с их содержанием. Обнимите виконта от  всего сердца за вашего преданного друга Атоса».    

     

     

– Я  думаю, черт возьми, что я обниму его, – сказал д'Артаньян, – тем  более что это нам по пути. Если, по несчастью, он лишится бедного Атоса, он  станет моим сыном.    

– И  моим единственным наследником, – прибавил Портос.    

– Посмотрим,  что еще пишет Атос.    

«Если на  пути вашем встретится некий господин Мордаунт, остерегайтесь его. Я не могу  сказать вам больше в письме.»    

– Мордаунт! –  с удивлением произнес д'Артаньян.    

– Мордаунт! –  сказал Портос. – Хорошо, будем помнить. Но посмотрите, здесь еще приписка  от Арамиса.    

– В  самом деле, – сказал д'Артаньян и прочел:    

«Мы  скрываем от вас место нашего пребывания, дорогие друзья, зная вашу братскую преданность  и будучи вверены, что вы явились бы умереть вместе с нами».    

– Черт  возьми! – прервал его Портос так яростно, что Мушкетон подскочил на другом  конце комнаты. – Значит, жизнь их в опасности.    

Д'Артаньян  продолжал:    

     

     

«Атос  завещает вам Рауля, а я завещаю вам месть. Если бы, по счастью, вам попался в  руки некий Мордаунт, велите Портосу отвести его в сторону и свернуть ему шею. В  письме я не смею говорить подробнее.    

Арамис».    

     

     

– Ну,  это не такое уж трудное дело, – сказал Портос.    

– Напротив, –  мрачно сказал д'Артаньян, – оно невыполнимо.    

– Почему?    

– Потому  что мы едем именно к этому Мордаунту в Булонь и вместе с ним отправимся в Англию.    

– Ну  а что, если вместо этого Мордаунта мы поедем к нашим друзьям? – сказал  Портос с таким выразительным жестом, что это испугало бы целую армию.    

– Я  уж сам об этом подумываю, – сказал д'Артаньян. – Но на письме нет ни  числа, ни штемпеля.    

– Это  верно, – сказал Портос.    

И он  забегал по комнате, жестикулируя, как сумасшедший, и поминутно вытаскивая на  треть шпагу из ножен.    

Что  касается д'Артаньяна, то он стоял с унылым видом, и на лице его была глубокая  печаль.    

– Ах,  как это нехорошо, – говорил он. – Атос нас оскорбляет, желая умереть  один. Это нехорошо.    

Мушкетон,  видя отчаяние обоих друзей, заливался слезами в своем углу.    

– Довольно, –  сказал д'Артаньян, – все это горю не поможет. Поедем проститься с Раулем,  как мы уже решили. Быть может, и он получил известие от Атоса.    

– В  самом деле, это мысль! – воскликнул Портос. – Право, мой дорогой  д'Артаньян, не знаю, как вам это удается, но у вас всегда являются прекрасные  мысли. Поедем проститься с Раулем.    

Они сели  на коней и поехали. Приехав на улицу Сен-Дени, друзья застали там большое стечение  парода. Герцог Бофор только что прибыл из Вандома, и коадъютор представлял его  восхищенным и радостным парижанам.    

С  герцогом Бофором во главе они считали себя теперь непобедимыми.    

Друзья  свернули в переулок, чтобы не встречаться с принцем, и подъехали к заставе  Сен-Дени.    

– Правда  ли, – спросили часовые у наших всадников, – что Бофор приехал в  Париж?    

– Конечно,  правда, – ответил д'Артаньян, – и он послал нас навстречу своему  отцу, господину до Вандому, который тоже сюда едет.    

– Да  здравствует Бофор! – крикнули часовые.    

Они  почтительно расступились, чтобы пропустить посланцев великого принца.    

Выехав  из города, наши герои, не знавшие усталости и никогда не падавшие духом, понеслись  во весь опор; их лошади летели, а они не переставая говорили об Атосе в  Арамисе.    

Мушкетон  испытывал невообразимые муки, но как добрый слуга утешался сознанием, что оба  его господина тоже немало страдают, хотя и по-другому. Ибо он уже привык  смотреть на д'Артаньяна как на своего второго господина и повиновался ему даже  лучше и быстрее, нежели Портосу.    

Лагерь  французской армии был расположен между Сент-Омером и Ламбом.    

Друзья  сделали крюк до самого лагеря и подробно рассказали про бегство короля и королевы,  о чем до армии дошли пока только смутные слухи. Они нашли Рауля близ его  палатки лежащим на охапке сена, из которой лошадь его потихоньку щипала клочок  за клочком. Глаза молодого человека были красны, и он казался очень печальным.  Маршал Граммон и граф до Гиш вернулись в Париж, и бедный юноша остался  совершенно один.    

Подняв  глаза, Рауль увидел перед собой двух всадников, смотревших на него; он узнал их  и устремился к ним с распростертыми объятиями.    

– А,  это вы, дорогие друзья! – воскликнул он. – Вы за мной? Вы возьмете  меня с собой? Не имеете ли вы известий от моего опекуна?    

– А  разве вы не получали от него писем? – спросил у молодого человека  д'Артаньян.    

– Увы,  нет, сударь, и я, право, не знаю, что с ним сталось. Я беспокоюсь, так  беспокоюсь, что готов плакать.    

И  действительно, две крупные слезы скатились по загорелым щекам юноши.    

Портос  отвернулся в сторону, чтобы его доброе круглое лицо не выдало того, что  делалось у него на сердце.    

– Что  за черт! – сказал д'Артаньян, растроганный больше, чем когда-либо. –  Не отчаивайтесь, мой друг; хотя вы не получали писем от графа, зато мы  получили… одно…    

– А,  в самом деле? – воскликнул Рауль.    

– И  даже очень успокоительное, – сказал д'Артаньян, видя, какую радость  принесло молодому человеку это известие.    

– Оно  с вами? – спросил Рауль.    

– Да,  то есть оно было со мной, – сказал д'Артаньян, делая вид, что ищет  его. – Подождите, оно должно быть здесь, в моем кармане. Он пишет о своем  возвращении. Не так ли, Портос?    

Хотя  д'Артаньян и был гасконец, он все же не хотел взять на себя одного бремя этой  лжи.    

– Да, –  сказал Портос, кашляя.    

– О,  покажите мне ею письмо! – сказал молодой человек.    

– Да  я только что читал его. Неужели я потерял его? Ах, черт возьми, у меня порвался  карман.    

– О  да, господин Рауль, – сказал Мушкетон, – и письмо было такое  утешительное. Господа читали мне его, и я плакал от радости.    

– Но,  по крайней мере, господин д'Артаньян, вы знаете, где он? – спросил Рауль,  и лицо его слегка прояснилось.    

– Ну  еще бы! – сказал д'Артаньян. – Конечно, знаю. Но только это тайна.    

– Не  для меня же, наверное?    

– Нет,  не для вас, и я вам скажу, где он.    

Портос  удивленно воззрился на д'Артаньяна.    

«Куда  бы, черт возьми, подальше заслать его, чтобы Рауль не вздумал к нему отправиться», –  пробормотал про себя д'Артаньян.    

– Ну,  так где же он, сударь? – спросил Рауль своим нежным, ласковым голосом.    

– В  Константинополе.    

– У  турок? – воскликнул Рауль. – Боже мой, что вы говорите!    

– А  что, это вас пугает? – сказал д'Артаньян – Ба, что значат турки для  таких людей, как граф де Ла Фер и аббат д'Эрбле?    

– А  его друг с ним? – сказал Рауль. – Это меня все-таки успокаивает.    

«Как он  умен, этот дьявол д'Артаньян!» – думал Портос, восхищенный хитростью  своего друга.    

– А  теперь, – продолжав д'Артаньян, спеша переменить разговор, – вот вам  пятьдесят пистолей, присланных от графа с тем же курьером. Полагаю, что у вас  больше нет денег и что они будут вам очень кстати.    

– У  меня еще есть двадцать пистолей.    

– Все  равно берите, будет семьдесят.    

– А  если вам нужно еще… – сказал Портос, опуская руку в карман.    

– Благодарю  вас, – отвечал Рауль, краснея, – тысячу раз благодарю.    

В эту  минуту показался Оливен.    

– Кстати, –  сказал д'Артаньян так, чтобы лакей мог его слышать, – довольны ли вы Оливеном?    

– Да,  ничего себе.    

Оливен,  сделав вид, что ничего не слышит, вошел в палатку.    

– А  чем он грешит, этот плут?    

– Большой  лакомка, – сказал Рауль.    

– О  сударь! – сказал Оливен, выступая вперед при этом обвинении.    

– Немного  вороват.    

– О  сударь, помилуйте!    

– А  главное, ужасный трус.    

– О  сударь, что вы, помилуйте! За что вы меня позорите?    

– Черт  побери! – вскричал д'Артаньян. – Знай, Оливен, что такие люди, как  мы, не держат у себя в услужении трусов. Ты можешь обкрадывать своего господина,  таскать его сладости и пить его вино, но – черт возьми! Ты не смеешь быть  трусом, или я отрублю тебе уши. Посмотри на Мушкетона, скажи ему, чтобы он  показал тебе свои честно заработанные раны, и смотри, какую печать достоинства  наложила на его чело свойственная ему храбрость.    

Мушкетон  был на седьмом небе и охотно обнял бы д'Артаньяна, если бы только посмел. Пока  же он дал себе слово умереть за него при первом подходящем случае.    

– Прогоните  этого плута, Рауль, – сказал д'Артаньян, – ведь если он трус, он когда-нибудь  обесчестит себя.    

– Господин  Рауль называет меня трусом, – воскликнул Оливен, – за то, что я  отказался его сопровождать, когда на днях он хотел драться с корнетом из полка  Граммона.    

– Оливен,  лакей всегда должен слушаться своего господина, – строго сказал  д'Артаньян.    

И,  отведя его в сторону, прибавил:    

– Ты  хорошо сделал, если господин твой был неправ, и вот тебе за это экю; но если  его когда-нибудь оскорбят, а ты не дашь себя четвертовать за него, то я отрежу  тебе язык и вымажу им твою физиономию. Запомни это.    

Оливен  поклонился и опустил экю в карман.    

– А  теперь, мой друг Рауль, – сказал д'Артаньян, – мы уезжаем, дю Валлон  и я, в качестве посланников. Я не могу сказать вам, с какой целью: я этого и  сам еще не знаю. Но если вам что-нибудь понадобится, напишите Мадлен Тюркен, в  гостиницу «Козочка» на Тиктонской улице, и берите у нее деньги, как у своего  банкира, но только умеренно, потому что, предупреждаю вас, ее кошелек набит все  же не так туго, как у д'Эмери.    

Он обнял  своего временного воспитанника и передав его в мощные объятия Портоса. Грозный  великан поднял его на воздух и прижал к своему благородному сердцу.    

– Теперь  в дорогу! – сказал д'Артаньян.    

И они  снова направились в Булонь, куда прибыли к вечеру на своих взмыленных лошадях.    

В десяти  шагах от того места, где они остановились, прежде чем въехать в город, стоял молодой  человек, весь в черном; он, казалось, поджидал кого-то и, завидя и, уже не  спускал с них глаз.    

Д'Артаньян  подошел к нему и, заметив, что он глядит на него в упор, сказал:    

– Эй,  любезный, я не люблю, чтобы меня так мерили с ног до головы.    

– Милостивый  государь, – произнес молодой человек, не отвечая на резкость  д'Артаньяна, – скажите, пожалуйста, не из Парижа ли вы?    

Д'Артаньян  подумал, что это какой-нибудь любопытный, которому хочется разузнать столичные  новости.    

– Да,  сударь, – отвечал он помягче.    

– Не  собираетесь ли вы остановиться в гостинице «Герб Англии»?    

– Да,  сударь.    

– Не  имеете ли вы поручений от его преосвященства кардинала Мазарини?    

– Да,  сударь.    

– В  таком случае, – сказал молодой человек, – у вас есть до меня дело. Я  Мордаунт.    

– А, –  прошептал д'Артаньян, – тот самый, которого Атос советует мне  остерегаться.    

– А, –  пробормотал Портос, – тот самый, которого Арамис просит меня придушить.    

Оба  внимательно посмотрели на молодого человека.    

Тот  неправильно истолковал их взгляд.    

– Вы  сомневаетесь в моей личности? – сказал он. – В таком случае я готов  представить вам доказательства.    

– Нет,  не надо, – сказал д'Артаньян, – мы отдаем себя в ваше распоряжение.    

– Тогда,  господа, поедемте, не откладывая ни минуты – сказал Мордаунт. –  Сегодня последний день отсрочки, которой просил у меня кардинал. Судно готово,  и если бы вы не явились, я бы уехал без вас, потому что генерал Оливер Кромвель  с нетерпением ждет моего возвращения.    

– Ага! –  сказал д'Артаньян. – Значит, мы едем к генералу Оливеру Кромвелю?    

– Разве  у вас нет письма к нему? – спросил молодой человек.    

– У  меня есть письмо, наружный конверт которого я должен был вскрыть только в Лондоне;  но так как вы сообщили, кому оно адресовано, то нет надобности это откладывать.    

Д'Артаньян  разорвал конверт.    

Письмо  действительно было адресовано: «Господину Оливеру Кромвелю, командующему армией  английского народа».    

«Вот  странное поручение!» – подумал д'Артаньян.    

– Кто  этот Оливер Кромвель? – спросил тихонько Портос.    

– Бывший  пивовар, – ответил д'Артаньян.    

– Не  задумал ли Мазарини нажиться на пиве, вроде как мы на соломе? – спросил  Портос.    

– Скорее,  скорее, господа, – нетерпеливо воскликнул Мордаунт. – Едемте!    

– Вот  как, даже не поужинав, – сказал Портос. – Разве Кромвель не может  подождать немного?    

– Да,  но я… – сказал Мордаунт.    

– Что  вы? – спросил Портос.    

– Я  очень спешу.    

– О,  если речь идет о вас, – сказал Портос, – то это меня не касается, и я  поужинаю с вашего позволения или без оного.    

Мутный  взгляд молодого человека вспыхнул и, казалось, готов был сверкнуть молнией, но  он удержался.    

– Сударь, –  продолжал д'Артаньян, – надо извинить проголодавшихся путешественников. К  тому же наш ужин задержит нас недолго. Мы поскачем в гостиницу, а вы идите  пешком на пристань. Мы только перехватим кусочек чего-нибудь и поспеем на  пристань в одно время с вами.    

– Как  вам будет угодно, господа, только не опоздайте, – сказал Мордаунт.    

– Так-то  будет лучше, – пробормотал Портос.    

– Как  зовется ваше судно? – спросил д'Артаньян.    

– «Стандарт».    

– Отлично.  Через полчаса мы будем на борту.    

И  приятели, пришпорив коней, поскакали к гостинице «Герб Англии».    

– Ну,  что вы скажете об этом молодом человеке? – спросил д'Артаньян на скаку.    

– Скажу,  что он мне очень не нравится, – отвечал Портос, – и что у меня все  время чесались руки последовать совету Арамиса.    

– Берегитесь,  Портос. Он посланный генерала Кромвеля, и нас примут, думаю, не очень любезно,  если мы заявим, что свернули шею его доверенному лицу.    

– Все  равно, – сказал Портос, – я хорошо знаю, что Арамис дает только  хорошие советы.    

– Слушайте, –  сказал д'Артаньян, – когда наша миссия будет закончена…