1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 
– Да-а, – сказал старик своим сыновьям, – что  ж, приходится вас хвалить да похваливать; время-то у вас прошло, видно,  недаром, и кой чему путному вы научились; не знаю уж, кому из вас отдать  предпочтение. Вот выйдет случай искусство своё показать на деле, тогда оно  видней будет.    

А как раз вскоре после того пошла по всей стране большая  тревога, что королевну похитил дракон. Король день и ночь об этом грустил и  печалился и велел объявить, что тот, кто вернёт ему дочь, получит её в жёны.  Говорят тогда четверо братьев между собой: «Вот случай, когда мы могли бы себя  показать». И они порешили выступить все вместе и освободить королевну.    

– Я скоро узнаю, где она находится, – сказал  звездочёт; глянул он в свою подзорную трубу и говорит: – Я уже вижу её; она  далеко отсюда, сидит она на скале посреди моря, и охраняет её дракон.    

Отправился он к королю и попросил у него корабль для себя и  своих братьев; вышел он с ними в море, и подплыли они к той самой скале. И  сидела на ней королевна, а у ног её лежал, положив ей голову на колени, дракон  и спал.    

Охотник и говорит:    

– Стрелять я не решаюсь, а то, чего доброго, можно  убить прекрасную девушку.    

– Тогда уж я попробую своё средство, – сказал вор,  подкрался он сзади и вытащил её из-под дракона, и сделал это так тихо да ловко,  что чудовище ничего не заметило и продолжало храпеть.    

Обрадовались они, поспешили сесть с ней на корабль и вышли в  открытое море. Но проснулся дракон и, не найдя королевны, погнался за ними и в  ярости поднялся вверх на воздух. Он кружился уже над кораблём и хотел было на  него опуститься, но схватил охотник своё ружьё, нацелился и выстрелил дракону прямо  в сердце. Рухнуло чудовище замертво вниз, но было оно такое громадное и  тяжёлое, что, упав, разбило весь корабль в щепки. По счастью, им удалось  схватить несколько досок, и поплыли они на них по широкому морю. И опять им  угрожала большая опасность, но портной вовремя схватил свою чудесную иглу и  ловко, несколькими большими стёжками, сшил все доски, сел на них, а затем  собрал и все остальные обломки корабля. Потом он сшил и их, да так искусно и  ловко, что вскоре корабль стоял снова под парусами, и они смогли счастливо  вернуться домой.    

И была великая радость, когда снова увидел король свою дочь.  Он сказал четверым братьям:    

– Один из вас получит дочь мою в жёны, но кто это будет  – решайте вы сами.    

Вышел тогда между братьями яростный спор, ибо каждый домогался  её получить.    

Звездочёт говорит:    

– Если бы я не увидел королевну, то всё ваше старание и  уменье были б напрасны, – поэтому принадлежит она мне.    

Вор сказал:    

– Да какой был толк в том, что ты её увидел, если б я  не вытащил её из-под дракона, – поэтому принадлежит она мне.    

Охотник сказал:    

– Вас растерзало бы чудовище заодно с королевной, если  бы пуля моя не попала, – поэтому она принадлежит мне.    

А портной сказал:    

– Если бы я не сшил вам иглою корабль, то вы бы все  потонули, – поэтому принадлежит она мне.    

И вынес король такое решение:    

– Каждый из вас имеет на неё равное право, и поэтому ни  один из вас её не получит, но дам я в награду каждому из вас по полкоролевства.    

Братьям это решение понравилось, и они сказали:    

– Лучше пусть будет так, чем быть нам между собою в  раздоре.    

Тогда каждый из них получил по полкоролевства, и жили они  счастливо со своим отцом до той поры, пока это было угодно богу.    

 130. Одноглазка,  Двуглазка и Трехглазка    

     

Жила-была женщина, и было у ней три дочери; старшую звали  Одноглазкой, оттого что был у ней один только глаз на лбу; средняя звалась  Двуглазкой, оттого что у ней, как и у всех людей, было два глаза; а младшую  звали Трехглазкой, потому что было у ней три глаза, и третий был у неё посреди  лба. И оттого, что Двуглазка выглядела так же, как и все остальные люди, сёстры  и мать очень её не любили. Они ей говорили:    

– Уж ты со своими двумя глазами никак не лучше простого  люда, ты совсем не нашего роду.    

Они постоянно толкали её, давали ей платья поплоше, и  приходилось ей есть одни только объедки, и они ещё издевались над ней как  только могли.    

И вот пришлось Двуглазке однажды идти на поле пасти козу; но  была Двуглазка очень голодна – поесть дали ей сёстры совсем мало. Села она на  меже и заплакала, да так стала плакать, что полились у неё из глаз слёзы  ручьями. И вот в горе глянула она, вдруг видит – стоит перед нею женщина и  спрашивает её:    

– Двуглазка, чего это ты плачешь?    

Двуглазка говорит:    

– Как же мне не плакать? Очень уж не любят меня мои  сёстры и мать за то, что у меня, как и у всех людей, два глаза; всё толкают  меня, дают мне донашивать старые платья, и есть мне приходится только то, что  от них остаётся. Сегодня дали они мне так мало поесть, что я осталась совсем  голодная.    

И говорит ей ведунья:    

– Двуглазка, вытри слёзы, я скажу тебе такое слово, что  отныне ты никогда не будешь голодная, – стоит тебе только сказать своей  козе:    

     

Козочка, ме-е,    

Столик, ко мне! —    

     

и будет стоять перед тобой чисто убранный столик с самыми  прекрасными кушаньями на нём, и сможешь ты есть, сколько твоей душе будет  угодно. А когда наешься ты досыта и столик будет тебе не нужен, то скажешь ты  только:    

     

Козочка, ме-е,    

Столик, на место! —    

     

и он снова исчезнет.    

И сказав это, ведунья ушла. А Двуглазка подумала: «Надо  будет сейчас попробовать, правда ли то, что она говорит, уж очень мне есть  хочется», и сказала:    

     

Козочка, ме-е,    

Столик, ко мне!    

     

И только вымолвила она эти слова, как стоял перед нею  столик, накрытый белой маленькой скатертью, а на нём тарелка, нож и вилка, и  серебряная ложка, а кругом самые прекрасные кушанья; и шёл от них пар, и были  они ещё горячие, словно их только что принесли из кухни. Тогда Двуглазка  прочитала самую короткую молитву, какую она знала: «Господи, не оставь нас во  всякое время. Аминь», и села она к столу и стала есть. Наевшись досыта, она сказала,  как научила её ведунья:    

     

Козочка, ме-е,    

Столик, на место!    

     

И вмиг исчез столик и всё, что стояло на нём. «Славное,  однако, хозяйство», – подумала Двуглазка, и стало ей хорошо и весело.    

Вечером, возвратясь домой со своей козой, нашла она глиняную  миску с едой, что оставили ей сёстры, но она к ней и не прикоснулась. На другой  день вышла она снова со своею козой в поле и не стала есть тех крох, что ей  оставили. В первый и во второй раз сёстры не обратили на это никакого внимания,  но так как это случалось всякий раз, то, наконец, они это заметили и сказали:  «Что-то неладное творится с нашей Двуглазкой: каждый раз она оставляет еду, а  раньше ведь всё съедала, что ей давали: она, должно быть, что-то придумала». И  вот, чтобы узнать правду, было решено, что когда Двуглазка погонит козу на  пастбище, с нею пойдёт и Одноглазка, чтоб посмотреть, что она там делает и не  приносит ли ей кто-нибудь еду и питьё.    

Собралась Двуглазка идти на пастбище, а Одноглазка подходит  к ней и говорит:    

– Я пойду с тобой вместе, посмотреть, хорошо ли ты  пасёшь козу, пасётся ли она там как следует.    

Но Двуглазка поняла, что задумала Одноглазка, загнала козу в  высокую траву и говорит:    

– Одноглазка, пойдём сядем, я тебе что-нибудь спою.    

Села Одноглазка, устала она от непривычной ходьбы по  солнцепёку, а Двуглазка запела:    

     

Ты не спишь, Одноглазка?    

Ты уж спишь, Одноглазка?    

     

И закрыла свой глаз Одноглазка и уснула. Увидала Двуглазка,  что Одноглазка крепко спит и узнать ничего теперь не сможет, и говорит:    

     

Козочка, ме-е,    

Столик, ко мне! —    

     

и села она за столик, наелась-напилась досыта и молвила  снова:    

     

Козочка, ме-е,    

Столик, на место!    

     

И вмиг всё снова исчезло. Разбудила тогда Двуглазка  Одноглазку и говорит:    

– Одноглазка, что же ты, пасти козу собираешься, а  сама-то уснула? Ведь она может вон куда забежать. Вставай, пора уж и домой  возвращаться.    

Пошли они домой, а Двуглазка опять к своей мисочке с едой  так и не прикоснулась, и Одноглазка ничего не могла объяснить матери, почему та  не хочет есть, и сказала в своё оправдание:    

– А я-то на поле уснула.    

На другой день и говорит мать Трехглазке:    

– На этот раз надо будет пойти тебе да повнимательней  проследить, что ест на поле Двуглазка, не приносит ли ей кто еду и  питьё, – должно быть, она ест и пьёт тайком.    

Подошла Трехглазка к Двуглазке и говорит:    

– Я пойду с тобой вместе, посмотреть, хорошо ли ты  пасёшь козу и ест ли она там как следует.    

Но Двуглазка поняла, что задумала Трехглазка, и загнала козу  в высокую траву и говорит:    

– Пойдём, Трехглазка, да сядем, я тебе что-нибудь спою.    

Села Трехглазка, устала она идти по солнцепёку, а Двуглазка  и затянула свою прежнюю песенку и начала петь:    

     

Ты не спишь всё, Трехглазка?    

     

И вместо того чтобы спеть дальше:    

     

Ты уснула, Трехглазка? —    

     

спела она по забывчивости:    

     

Ты уснула, Двуглазка?     

     

И всё пела она:    

     

Ты не спишь всё, Трехглазка?    

Ты уснула, Двуглазка?     

     

И закрылись у Трехглазки два глаза и уснули, но третий глаз  не был песенкой той заговорён, и не уснул он. Хотя из хитрости Трехглазка его и  закрыла, будто он спит, но он моргал и мог всё хорошо видеть. Подумала Двуглазка,  что Трехглазка уже крепко спит, и сказала она тогда свой заговор:    

     

Козочка, ме-е,    

Столик, ко мне! —    

     

и напилась она и наелась досыта, а затем велела столику  уйти:    

     

Козочка, ме-е,    

Столик, на место!    

     

А Трехглазка всё это видела. Тогда Двуглазка подошла к ней,  разбудила её и говорит:    

– Э, да ты, кажется, спала, Трехглазка? Хорошо ты,  однако, пасёшь козу! Давай-ка пойдём домой!    

Пришли они домой, а Двуглазка опять ничего не стала есть;  вот Трехглазка и говорит матери:    

– Ну, теперь я знаю, почему эта гордая девчонка ничего  не ест; стоит ей только сказать:    

     

Козочка, ме-е,    

Столик, ко мне! —    

     

и тотчас является перед нею столик, уставленный самыми  прекрасными кушаньями, – куда лучше, чем то, что едим мы здесь; а как  наестся она досыта, то стоит ей сказать:    

     

Козочка, ме-е,    

Столик, на место! —    

     

и всё снова исчезает. Я всё в точности сама это видела. Два  глаза она мне усыпила своим заговором, но тот, что у меня на лбу, к счастью, не  спал. Стала тогда завистливая мать кричать на Двуглазку:    

– Ты что ж это, хочешь есть лучше, чем мы? Я тебя от  этого отучу! – Принесла она большой нож и ударила им козу прямо в сердце,  и упала коза замертво наземь.    

Увидала это Двуглазка, и ушла она с горя из дому, села в  поле на меже и залилась горькими слезами. Вдруг смотрит она – стоит перед ней  снова ведунья и говорит ей:    

– Двуглазка, чего ты плачешь?    

– Да как же мне не плакать! – отвечала она. –  Заколола мать мою козочку, что, бывало, как скажу я ей ваш заговор, накрывала  мне так чудесно каждый день столик; а теперь придётся мне снова голодать да  горе терпеть.    

Говорит ей ведунья:    

– Двуглазка, я дам тебе добрый совет: попроси своих  сестёр, чтобы отдали они тебе внутренности убитой козы, и закопай их у порога в  землю, и будет тебе от того счастье.    

Ведунья исчезла, а Двуглазка вернулась домой и говорит  сёстрам:    

– Милые сёстры, дайте мне что-нибудь от моей козы,  хорошего куска я у вас не прошу, дайте мне только внутренности.    

Засмеялись они и говорят:    

– Это ты можешь, пожалуй, получить, если другого не  просишь.    

Взяла Двуглазка внутренности козы и закопала их вечером  тайно, по совету ведуньи, возле порога.    

На другое утро, когда все проснулись и вышли на порог, видят  – стоит перед ними дивное дерево, листья у него все серебряные, висят между  ними золотые плоды, – и такого прекрасного и драгоценного дерева не было  ещё во всём свете. Но они не могли понять, откуда могло ночью вырасти тут  дерево. Только одна Двуглазка знала, что выросло оно из внутренностей козы,  потому что стояло оно как раз на том самом месте, где закопала она их в землю.    

Вот мать и говорит Одноглазке:    

– Дитя моё, полезай на дерево да нарви нам с него  плодов.    

Взобралась на дерево Одноглазка, но только хотела она  сорвать одно из золотых яблок, а ветка и выскользнула у неё из рук, – и не  пришлось ей сорвать ни одного яблока, как она ни старалась.    

Тогда мать и говорит:    

– Трехглазка, ну, полезай ты, ведь тебе-то лучше видать  твоими тремя глазами, чем Одноглазке.    

Спустилась Одноглазка с дерева, а Трехглазка на него  взобралась. Но и Трехглазка оказалась не более ловкой, чем её сестра; и как уж  она ни глядела, а всё же золотые яблоки никак не давались ей в руки. Наконец у  матери не хватило терпенья, и она сама полезла на дерево, но и ей, как и  Одноглазке и Трехглазке, не удалось схватить ни одного яблока.    

Тогда говорит Двуглазка:    

– Дозвольте мне полезть на дерево, может, мне лучше  удастся.    

Хотя сёстры и посмеялись: «Где уж тебе с твоими двумя  глазами достать-то!» – но Двуглазка влезла на дерево, и вот золотые яблоки от  неё не уходили, а падали сами к ней в руки, – и нарвала она их полный передник.  Взяла мать у неё яблоки; и вот надо бы теперь Одноглазке и Трехглазке  обращаться с бедной Двуглазкой лучше, чем прежде, но они стали ей завидовать,  что только ей одной и удалось достать золотые яблоки, и стали они с ней  обращаться ещё хуже.    

Стояли они раз все вместе у дерева, а на ту пору проезжал  мимо молодой рыцарь.    

– Скорей, Двуглазка, – крикнули ей сёстры, –  полезай под дерево, чтоб нам не пришлось за тебя стыдиться, – и они  поспешили накрыть Двуглазку пустой бочкой, стоявшей около дерева, и попрятали  туда же и золотые яблоки, которые она сорвала.    

Вот подъехал рыцарь ближе, и оказался он красивым юношей. Он  остановил коня, изумился, глядя на чудесное дерево, что было всё из золота да  серебра, и говорит сёстрам:    

– Чьё это прекрасное дерево? Кто даст мне ветку с него,  тот может потребовать от меня, чего захочет.    

И ответили Одноглазка и Трехглазка, что дерево это  принадлежит им и что они охотно сломают ему ветку с него. Но как они ни  старались, а сделать этого не смогли, – ветки и плоды всякий раз от них  ускользали. Тогда рыцарь и говорит:    

– Странно, дерево ваше, а вы не можете и ветки с него  сломать.    

Но они стояли на том, что дерево всё же принадлежит им. В то  время как они разговаривали, выкатила Двуглазка из-под бочки два золотых  яблока, и покатились они прямо к ногам рыцаря, – Двуглазка рассердилась,  что Одноглазка и Трехглазка говорят неправду. Как увидал рыцарь яблоки,  удивился и спросил, откуда они взялись. Одноглазка и Трехглазка ответили, что у  них есть сестра, но она не смеет людям на глаза показаться, оттого что у ней  только два глаза, как у всех простых людей. Но рыцарь потребовал, чтоб её  показали, и крикнул:    

– Двуглазка, выходи!    

И вот вылезла Двуглазка спокойно из-под бочки, и рыцарь был  поражён её дивной красотой и сказал:    

– Ты, Двуглазка, наверное, можешь сорвать мне ветку с  этого дерева?    

– Да, – ответила Двуглазка, – это, конечно,  сделать я могу, ведь дерево-то моё. – Взобралась она на дерево и легко  сорвала ветку с красивыми серебряными листьями и золотыми плодами и подала её  рыцарю.    

Тогда рыцарь и говорит:    

– Двуглазка, что мне дать тебе за это?    

– Ах, – ответила Двуглазка, – я терплю голод  и жажду, нужду и горе с раннего утра и до позднего вечера; я была бы счастлива,  если бы вы взяли меня с собой и выручили бы меня из беды.    

Тогда посадил рыцарь Двуглазку на своего коня и привёз её  домой в свой отчий замок. Там одел он её в прекрасные платья, накормил её  досыта. И полюбил он её, и обвенчался с нею, и отпраздновали они свадьбу в  великой радости.    

Как увёз прекрасный рыцарь Двуглазку, стали завидовать  сёстры её счастью. «А волшебное-то дерево останется у нас, – думали  они, – хоть и нельзя сорвать с него плодов, а всё же всякий будет  останавливаться у нашего дома и к нам приходить да его расхваливать, и кто  знает, где найдёшь своё счастье!»    

Но на другое утро дерево исчезло, а с ним и их надежды.  Глянула Двуглазка из своей светёлки в окошко, видит – стоит перед нею, к её  великой радости, дерево, – оно перешло следом за нею.    

Долго жила Двуглазка в счастье и в довольстве. Но пришли раз  к ней в замок две нищенки и попросили у ней милостыни. Глянула им в лицо  Двуглазка и узнала в них своих сестёр Одноглазку и Трехглазку, – они так  обеднели, что пришлось им теперь ходить по дворам да выпрашивать кусок хлеба.  Двуглазка позвала их к себе, приняла их ласково и о них позаботилась; и они от  всего сердца раскаялись в том, что причинили своей сестре так много зла в  молодости.    

 131. Красавица  Катринелье и Пиф Паф Польтри    

     

Добрый день, отец Голленте!    

– Спасибо тебе, Пиф Паф Польтри.    

– А нельзя ли на вашей дочке жениться?    

– Что ж, можно, ежели матушка Малько[9] да брат Гогенштольц, сестра Кезетраут и  красавица Катринелье согласны, то будь по-твоему.    

– А где же матушка Малько?    

– Сидит в коровнике и доит молоко.    

– Добрый день, матушка Малько!    

– Спасибо тебе, Пиф Паф Польтри.    

– Нельзя ли будет на вашей дочке жениться?    

– О, можно, ежели отец Голленте и брат Гогенштольц,  сестрица Кезетраут да красавица Катринелье согласны, – то будь по-твоему.    

– А где же мне Гогенштольца-то найти?    

– Дрова в чулане рубит, ты к нему пройди.    

– Добрый день, братец Гогенштольц!    

– Спасибо тебе, Пиф Паф Польтри.    

– А нельзя ли на вашей сестрице жениться?    

– О, можно, ежели отец Голленте, матушка Малько и  сестра Кезетраут да красавица Катринелье согласны, – то будь по-твоему.    

– А Кезетраут мне найти-то где же?    

– В саду, она траву, должно быть, режет.    

– Добрый день, сестра Кезетраут!    

– Спасибо тебе, Пиф Паф Польтри.    

– Нельзя ли мне на вашей сестрице жениться?    

– Что ж, можно, ежели отец Голленте и матушка Малько,  брат Гогенштольц да красавица Катринелье согласны, – то будь по-твоему.    

– А где ж красавица Катринелье?    

– Считает свои денежки перед смотринами.    

– Добрый день, красавица Катринелье!    

– Спасибо тебе, Пиф Паф Польтри.    

– Хочешь стать моею любушкой?    

– Что ж, ежели отец Голленте и матушка Малько, братец  Гогенштольц да сестрица Кезетраут согласны, – и я не против.    

– Красавица Катринелье, а скажи мне, какое у тебя  приданое?    

– Четырнадцать пфеннигов деньгами наличными да долгу  три с половиной гроша; сушёных груш с полфунта, не менее, орехов целая горсть  да полная горсть сушёных кореньев. Ну, что же! Плохое приданое, может? Пиф Паф  Польтри, а какое ты ремесло знаешь? Ты, пожалуй, портной?    

– Нет, куда лучше.    

– Сапожник?    

– Нет, куда получше.    

– Пахарь?    

– Нет, ещё получше.    

– Столяр?    

– Нет, куда получше.    

– Может, кузнец?    

– Нет, ещё лучше.    

– Ну, мельник тогда?    

– Нет, ещё получше.    

– Да, никак, ты метельщик.    

– Да, я самый и есть! А что ж, разве плохое это  ремесло?    

 132. Лиса и лошадь    

     

Была у одного крестьянина верная лошадь, она состарилась и  работать уже совсем не могла, вот и бросил хозяин её кормить и говорит:    

– К работе ты, конечно, больше негодна, но я к тебе  отношусь хорошо; если покажешь себя настолько сильной, что сможешь принести мне  льва, то я оставлю тебя жить у себя, а теперь убирайся прочь из моего стойла, –  и он прогнал её далеко-далеко в поле.    

Запечалилась лошадь и пошла в лес, чтоб найти себе там хоть  какое-нибудь пристанище от непогоды. Повстречалась ей лиса и говорит:    

– Ты чего голову повесила и бродишь тут одна?    

– Ах, – говорит лошадь, – скупость и верность  никогда не живут вместе! Мой хозяин позабыл про мою верную службу, которую я  несла ему долгие годы, а так как пахать я больше не в силах, он не хочет меня  больше кормить и прогнал меня прочь.    

– И нету у тебя никаких надежд?    

– Плохи мои надежды! Он сказал, что ежели я настолько  сильна, что смогу принести ему льва, он оставит меня у себя, но ему-то ведь  хорошо известно, что этого сделать я не в силах.    

Говорит лиса:    

– А я тебе помогу, ты только ложись да протянись, и не  двигайся, будто мёртвая.    

Лошадь так и сделала, как сказала ей лиса. Направилась лиса  ко льву, – была у него поблизости пещера, – и говорит:    

– Лежит вон там мёртвая лошадь: пойдём вместе со мной,  и ты сытно пообедаешь.    

Отправился лев вместе с ней, они подошли к лошади, а лиса  ему и говорит:    

– Тут тебе будет всё-таки не так удобно. Знаешь что,  привяжу-ка я её к тебе за хвост, и ты сможешь притащить её в свою пещеру и там  преспокойно съесть.    

Этот совет льву понравился, он стал задом, чтоб лиса могла  привязать к нему лошадь, и стоял не шевелясь. А лиса связала ему лошадиным  хвостом ноги, да так крепко узлы поскручивала, что никакая сила не могла бы их  разорвать. Только кончила она свою работу, похлопала по спине лошадь и говорит:    

– Ну, тащись, сивка, тащись!    

Вскочила лошадь на ноги и потащила за собой льва. Заревел  лев, да так, что птицы по всему лесу от страха повзлетали; а лошадь хоть бы  что: тот ревёт, а она идёт себе и тащит льва через поле к дверям своего  хозяина. Увидал это хозяин и говорит лошади:    

– Теперь ты можешь у меня оставаться, и будет тебе  хорошо. – И кормил её всегда досыта, пока она не околела.    

     

133. Стоптанные  туфельки    

     

Жил-был некогда король. Было у него двенадцать дочерей, одна  другой красивей. Спали они все вместе в одной зале, и постели их стояли рядом;  вечером, когда они ложились спать, король закрывал дверь и запирал её на засов.  А утром, когда он её открывал, то всегда замечал, что туфли у дочерей все от  танцев стоптаны, и никак он не мог понять, отчего это происходит. И велел  король кликнуть клич по всему королевству, что тот, кто дознается, где это они  по ночам танцуют, может выбрать одну из них себе в жёны, а после его смерти  стать королём. Но кто объявится, а в течение трёх дней и ночей о том не  дознается, тому голова с плеч долой.    

Вот вызвался вскоре один королевич взяться за это отважное  дело. Его хорошо приняли и вечером отвели в комнату, что находилась рядом с  залой-опочивальней. Ему приготовили постель, и он должен был наблюдать, куда  королевны уходят и где танцуют; а чтоб ничего они не смогли сделать тайком или  уйти куда-нибудь в другое место, то двери в залу были оставлены открытыми. Но  вдруг веки у королевича налились точно свинцом, и он уснул, а когда наутро он  проснулся, оказалось, что все двенадцать королевен ходили куда-то  танцевать, – туфельки их стояли в зале, но у всех на подошвах были  протёрты дыры. И на второй, и на третий вечер случилось то же самое: и вот  отрубили королевичу без всякой жалости голову. Приходило потом ещё много  других, которые брались за это отважное дело, но всем им пришлось поплатиться  жизнью.    

И вот случилось, что один бедный солдат, который был ранен и  служить больше не мог, направился в тот самый город, где жил король.  Повстречалась ему на пути старуха, она спросила его, куда он идёт.    

– Да я и сам точно не знаю, – ответил солдат и в  шутку добавил: – Есть у меня охота дознаться, где это и в самом деле королевны  свои туфли во время танцев стаптывают, – вот, может, я и королём сделаюсь.    

– Да это не так-то и трудно, – сказала  старуха. – Ты не пей вина, что поднесут тебе вечером, и притворись, будто  крепко спишь.    

Затем дала она ему небольшой плащ и сказала:    

– Если ты наденешь его, то станешь невидимкой и сможешь  тогда пробраться вслед за двенадцатью королевнами.    

Солдат, получив добрый совет, решил приняться за это дело:  набрался он смелости и к королю женихом объявился. Был он принят так же хорошо,  как и другие, и на него тоже надели королевские одежды. Вечером, как пришло  время спать ложиться, отвели его в комнату рядом с опочивальней; и когда он  собирался ложиться спать, пришла старшая королевна и поднесла ему кубок вина;  но он привязал к подбородку губку, – вино всё и впиталось, и он и капли не  выпил. Затем лёг он в постель, полежал немного и начал храпеть, будто спит  самым глубоким сном. Услыхали то двенадцать королевен, засмеялись, а старшая и  говорит:    

– И этому бы тоже не мешало жизнь свою поберечь.    

Затем они встали, открыли шкафы, ларцы и шкатулки и достали  роскошные платья; стали перед зеркалами наряжаться и прыгать на радостях, что  вскоре смогут они опять танцевать. Но одна из них, младшая, и говорит:    

– Я не знаю, вы вот радуетесь, а у меня на душе как-то  тяжело: должно быть, с нами случится какое-нибудь несчастье.    

– Эх ты, пуганая ворона, – сказала ей  старшая, – всего ты вечно боишься! Разве ты забыла, сколько уже  королевичей здесь понапрасну побывало? Солдату я даже и не стала бы сонного  зелья подносить, этот олух и так не проснётся.    

Вот королевны были уже готовы и глянули на солдата, а он  глаза закрыл, не двинется, не шелохнётся, и подумали они, что теперь уже  бояться им нечего. Подошла старшая к своей кровати и постучала в неё; и  опустилась тотчас кровать в подземелье, и сошли они одна за другой вниз через  подземный ход, а впереди всех шла старшая. Солдат, видя всё это, долго не  мешкал, он набросил на себя свой плащ и спустился вниз вслед за младшей.  Посреди лестницы он наступил ей слегка на платье, она испугалась и крикнула:    

– Что это? Кто это схватил меня за платье?    

– Да ты не выдумывай, – молвила старшая, –  это ты, видно, за крючок зацепилась.    

Вот сошли они все вниз и очутились в чудесной аллее, и были  все листья на деревьях серебряные, и они все сияли и сверкали. Солдат подумал:  «Возьму-ка я что-нибудь в знак доказательства», – и он отломил с дерева  ветку; вдруг послышался страшный треск. Младшая вскрикнула:    

– Тут что-то неладное, вы слышали треск?    

Но старшая сказала:    

– Это салютуют на радостях, что мы скоро освободим от  чар наших принцев.    

И они пошли затем по другой аллее, где листья на деревьях  были все золотые, и, наконец, по третьей, где были листья все из чистых  алмазов; и он отломил с обоих деревьев по ветке, и всякий раз дерево трещало, и  младшая дрожала от страха, но старшая настаивала на том, что это салютуют в  знак радости. Пошли они дальше, и вот подошли, наконец, к большой реке; стояло  у берега двенадцать лодок, и в каждой лодке сидело по прекрасному принцу, и они  ждали своих двенадцать королевен, и каждый посадил королевну к себе в лодку,  солдат же сел вместе с младшей. А принц и говорит:    

– Отчего это лодка вдруг стала сегодня тяжелее?  Приходится мне грести изо всех сил.    

– Это, пожалуй, – молвила младшая, – от  жаркой погоды, и меня нынче что-то томит.    

И стоял на другом берегу красивый, ярко освещённый замок,  доносилась оттуда весёлая музыка, трубы и литавры. Переплыли принцы через реку,  вошли в замок, и каждый из них стал танцевать со своей милой. Солдат тоже  танцевал вместе с ними, никем не видимый, и когда одна из королевен держала  кубок с вином, то он весь его выпивал до дна, только она подносила его ко рту;  и страшно было от того младшей, но старшая всё заставляла её молчать. Так  протанцевали они там до трёх часов утра, и вот все туфельки истоптались от  танцев, и пришлось им оставить свои пляски. Перевезли принцы их опять через  реку, а солдат на этот раз сел на переднюю лодку, к старшей. На берегу они  попрощались со своими принцами и пообещали им прийти снова на следующую ночь.  Когда они всходили по лестнице, солдат забежал вперёд и лёг в свою постель; и  когда двенадцать королевен медленно подымались, утомлённые, по лестнице, он уже  храпел, да так громко, что все слышали; и они сказали: «Уж этого человека  опасаться нам нечего». Сняли они свои красивые платья, спрятали их, стоптанные  во время танцев туфельки поставили под кровать, а сами легли спать.    

На другое утро солдат решил ничего не рассказывать, а ещё  раз поглядеть на это диво, – и вот ходил он и вторую и третью ночь с ними  вместе. И всё было так же, как и в первый раз, – они плясали до тех пор,  пока туфельки не стаптывали. Но на третий раз взял он с собой в доказательство  кубок. Вот наступило время ему отвечать, и взял он с собой и спрятал три ветки  и кубок и пошёл к королю, а двенадцать королевен стояли за дверью и слушали,  что он скажет. Когда король стал спрашивать:    

– Ну, сказывай, где мои двенадцать дочерей ночью все  свои туфельки в плясках истоптали? – то солдат ответил:    

– Вместе с двенадцатью принцами в подземном замке.    

И рассказал он королю всё, как было, и принёс ему знаки  доказательства.    

Велел тогда король позвать своих дочерей и спросил их,  правду ли говорит солдат? Видя, что всё обнаружилось, и если отпираться, то всё  равно ничего не поможет, они сознались во всём. Тогда король и говорит:    

– Какую же ты хочешь взять себе в жёны?    

Он ответил:    

– Я-то уж не молод, так отдайте мне старшую.    

В тот же день и свадьбу сыграли, и было ему обещано после  смерти короля и всё государство.    

И принцы были снова заколдованы на столько дней, сколько  ночей проплясали они вместе с двенадцатью королевнами.    

 134. Шестеро слуг    

     

Давно тому назад жила старая королева. Была она колдунья, а  дочка была у ней самая красивая девушка во всём свете. Но старуха помышляла  только о том, как бы ей заманить людей в беду, и когда приходил жених, она  говорила, что кто хочет получить её дочь, тот должен выполнить сначала задачу,  или погибнуть. Многие были ослеплены красотой девушки и отваживались на это  дело, но выполнить, что поручала им старуха, они не могли, – и тогда уж не  было им пощады: приходилось им становиться на колени, и рубили им головы с  плеч. Услыхал один королевич про великую красоту девушки и говорит своему отцу:    

– Дозвольте мне туда отправиться, я хочу за неё  посвататься.    

– Я никогда этого тебе не позволю, – ответил  король, – если ты туда пойдёшь, то уж назад не вернёшься.    

И вот слёг королевич в постель, заболел смертельно и  пролежал целых семь лет, и ни один лекарь не мог его вылечить. Понял отец, что  нет больше никакой надежды, и молвил ему с тоской в сердце:    

– Отправляйся туда и попытай счастья, я не знаю, чем  больше тебе помочь.    

Как услыхал это сын, поднялся с постели, сразу выздоровел и  весело отправился в путь-дорогу.    

И случилось так, что проезжал он на коне через пустошь и  заметил издали, что лежит что-то на поле, будто большая копна сена; подъехал он  ближе, видит – а это брюхо какого-то человека, который лежал на земле  растянувшись; и было то брюхо похоже на небольшой пригорок. Как увидал толстяк  путника, поднялся во весь рост и сказал:    

– Если вам нужен человек, возьмите меня к себе в слуги.    

Королевич ответил:    

– Да что же мне с таким увальнем делать?    

– О, – сказал толстяк, – это ещё что! Вот  если я раздуюсь как следует, то стану в три тысячи раз толще.    

– Раз так, – сказал королевич, – ты мне  пригодишься, ступай вместе со мной.    

Пошёл толстяк вслед за королевичем; а спустя некоторое время  нашли они и другого, тот лежал на земле, приложив ухо к траве.    

Спросил королевич:    

– Что ты тут делаешь?    

– Прислушиваюсь, – ответил человек.    

– К чему же ты так чутко прислушиваешься?    

– Прислушиваюсь к тому, что сейчас на свете творится;  ведь от моих ушей ничто не скроется, мне даже слыхать, как растёт трава.    

Спросил королевич:    

– Скажи мне, что же ты слышишь при дворе старой  королевы, у которой красавица дочь?    

Ответил тот:    

– Слышу, как меч свистит, что голову с плеч жениху  рубит.    

Сказал королевич:    

– Ты мне пригодишься, ступай вместе со мной.    

Вот двинулись они дальше и в скором времени увидели, что  лежат две ступни и ноги, а конца их и не видать. Проехали они немалое  расстояние и подъехали, наконец, к самому туловищу, а потом и к голове.    

– Эй, – сказал королевич, – а ты длинен,  однако, как большой канат!    

– О, – ответил долговязый, – это ещё что!  Если мне как следует вытянуться, то стану я в три тысячи раз длинней и побольше  самой высокой горы на земле. Я охотно готов вам служить, если вы только  согласны взять меня к себе в услужение.    

– Ступай вместе со мной, – сказал  королевич, – ты мне пригодишься.    

Отправились они дальше и повстречали на пути ещё одного: тот  сидел на дороге с завязанными глазами.    

И сказал ему королевич:    

– Что это у тебя – глаза больные, что ты на свет не  можешь смотреть?    

– Нет, – ответил человек, – я не могу снять  повязки потому, что если я гляну на что глазами, то всё разлетится в куски,  настолько могуч мой взор. Если это вам может пригодиться, я готов вам охотно  служить.    

– Ступай вместе со мной, – ответил  королевич, – ты можешь мне пригодиться.    

Отправились они дальше и нашли по дороге человека, –  тот лежал на самом солнцепёке и дрожал, его знобило так, что зуб на зуб не  попадал.    

– Как это может тебя знобить? – сказал  королевич. – Ведь солнце греет так жарко.    

– Ах, – ответил человек, – у меня совсем  другая натура: чем жарче, тем я больше зябну и меня пробирает мороз до самых  костей; а чем холодней, тем становится мне жарче; на льду я страдаю от зноя, а  в огне от холода.    

– Странный ты человек! – сказал королевич. –  Но если хочешь мне служить, то ступай вместе со мной.    

Вот отправились они дальше, видят – стоит человек, вытянул  свою длинную шею и по сторонам глядит, и видно ему всё, что за горами делается.    

Сказал королевич:    

– Куда это ты так пристально вглядываешься?    

Ответил человек:    

– У меня такое острое зренье, что я вижу всё через леса  и поля, горы и долы и через весь мир вижу.    

Сказал королевич:    

– Если хочешь, ступай вместе со мной, такого мне как  раз и недостаёт.    

И вот двинулся королевич со своими шестью слугами в город,  где жила старая королева. Он не объявил, кто он такой, а сказал:    

– Если вы согласны выдать за меня вашу красавицу дочь,  я выполню то, что вы мне зададите.    

Обрадовалась колдунья, что попал к ней снова в сети такой  прекрасный юноша, и сказала:    

– Я задам тебе тройную задачу, если выполнишь каждую из  них, станешь господином и мужем моей дочери.    

– А какая же будет твоя первая задача? – спросил  королевич.    

– Ты должен достать мне моё кольцо, что уронила я в  Красное море.    

Пошёл королевич домой к своим слугам и говорит:    

– Первая задача не из лёгких: надо достать из Красного  моря кольцо. Ну, как поступить?    

Сказал тогда тот, у кого было острое зренье:    

– Я посмотрю, где оно лежит.    

Глянул он в глубь моря и сказал:    

– Оно висит там на остром камне.    

Отнёс их долговязый в те края и сказал:    

– Да я бы его достал, мне бы только увидеть, где оно.    

– Если дело только за этим стало, то я смогу! –  воскликнул толстяк и тотчас улёгся на землю и подставил свой рот к самой воде;  и двинулись волны к нему в рот, точно в пропасть какую, и он выпил целое море,  и стало оно сухое, как луг. Нагнулся тогда Долговязый маленько и достал рукою  кольцо. Обрадовался королевич, получив кольцо, и принёс его старухе. Удивилась  она и говорит:    

– Да, это то самое кольцо и есть. Первую задачу ты  выполнил удачно, а теперь черёд за второй. Видишь, вон там на лугу перед моим  замком пасутся триста откормленных быков, – ты должен их всех съесть  заодно с шкурой и шерстью, костьми и рогами; а внизу в подвале стоит триста  бочек вина, – ты должен их все выпить; но если останется от быков хотя бы  один волос, а от вина хоть одна капелька, прощайся тогда со своей жизнью.    

Говорит королевич:    

– А можно ли мне к себе гостей пригласить? Без людей-то  и обед невкусен.    

Засмеялась злобно старуха и ответила:    

– Чтоб не быть тебе одному, можешь пригласить  кого-нибудь, не больше одного.    

Пришёл королевич к своим слугам и сказал Толстяку:    

– Нынче ты будешь моим гостем и уж наешься досыта.    

И вот раздулся Толстяк и съел триста быков, так что и  волоска не осталось, и спрашивает, нет ли ещё чего закусить; потом выпил вмиг  всё вино из бочек, даже стакана не потребовалось, вылизал всё, до последней  капли на затычке.    

Кончился обед, явился королевич к старухе и сказал ей, что  вторая, мол, задача выполнена. Удивилась старуха и говорит:    

– Этого ещё ни один человек не мог выполнить, но  остаётся ещё одна задача. – А сама про себя подумала: «Уж ты от меня не  уйдёшь, не сносить тебе головы на плечах». – Нынче вечером, – сказала  она, – я приведу к тебе в спальню свою дочь, ты должен её там обнимать; а  когда вы будете сидеть вдвоём, то, смотри, берегись, чтоб не уснуть: как пробьёт  полночь, я приду, и если не будет она в твоих объятьях, то погиб ты тогда.    

Подумал королевич: «Это задача лёгкая, уж я и глаз не  сомкну», но он всё-таки кликнул своих слуг, рассказал им, что задала старуха, и  говорит:    

– Кто знает, какая за этим хитрость кроется; нужна  осторожность, – вы стойте на страже и следите, чтоб девушка из моей  спальни не вышла.    

Наступила ночь, и явилась старуха со своей дочерью и  передала её в руки королевичу. Протянулся тогда Долговязый вокруг них кольцом,  а Толстяк стал у дверей, и ни одна живая душа проникнуть туда не могла бы.  Сидели они там вдвоём, девушка и слова не молвила, светила луна в окно ей прямо  в лицо, чтобы мог он видеть её чудесную красоту. Он только и делал, что глядел  на неё, был полон радости и любви, и глаза его не знали усталости. Так  продолжалось до одиннадцати часов; но вот старуха напустила на всех свои чары,  и все вдруг уснули, и в этот миг девушка была похищена.    

Проспали они крепким сном до без четверти двенадцать, и  потеряло тогда колдовство свою силу, и они все проснулись опять.    

– Ох, какое несчастье! – воскликнул  королевич. – Теперь я погиб!    

Верные слуги начали тоже причитать, но Слухач сказал:    

– Тише, дайте мне прислушаться.    

Послушал он чуть и говорит:    

– Она сидит на утёсе, в трёхстах часах ходу отсюда, и  оплакивает там свою судьбу. Ты, Долговязый, только один и мог бы помочь, если  бы протянулся во весь свой рост, – стоит тебе сделать несколько шагов, и  ты будешь там.    

– Да, – ответил Долговязый, – но пускай идёт  вместе со мной Остроглазый, чтоб могли мы убрать скалу.    

Посмотрел Долговязый на того, кто был с завязанными глазами,  и в тот же миг, точно по мановенью руки, очутились они перед заколдованною  скалой. Снял Долговязый у Остроглазого повязку с глаз, и только тот оглянулся,  как развалилась скала на тысячи кусков. Взял Долговязый девушку к себе на руки  и принёс её вмиг назад, он принёс так же быстро и своего товарища; и не успело  пробить двенадцать часов, как сидели они по-прежнему и были весёлые и бодрые.  Вот пробило полночь, и подкралась старая колдунья, усмехнулась, будто желая  сказать: «Теперь уж ты мой!» – она знала, что дочь её сидит на скале, в  трёхстах часах ходу отсюда. Но как увидела она свою дочь в объятьях у  королевича, испугалась и сказала:    

– Этот будет посильнее меня!    

Теперь уж отговариваться ей было нельзя и ей пришлось дать  согласие выдать её за него замуж. Но она успела шепнуть ей на ухо: «Стыдно  тебе, что приходится простых людей слушаться и брать себе мужа не по любви».    

Тогда исполнилось гордое сердце девушки гневом, и она решила  отомстить. Она велела на следующее утро привезти триста вязанок дров и объявила  королевичу, что хоть он и выполнил три задачи, но она не станет его женой до  тех пор, пока кто-нибудь из них не согласится сесть на костёр и выдержать  испытание огнём. Она думала, что никто из его слуг не согласится сгореть ради  него и что из-за любви к ней он сам будет готов взойти на костёр, – а  тогда уж она от него избавится. Но слуги сказали:    

– Мы все кое-что сделали, только один Мерзляк ничего не  сделал, пускай он усядется на костёр, – и они посадили его посреди  сложенных дров и подожгли их. Запылало пламя, оно горело целых три дня, пока  все дрова не сгорели, и когда пламя погасло, видят – стоит Мерзляк на пепле,  дрожа как осиновый лист, и говорит:    

– Ни разу за всю свою жизнь не испытывал я такого  холода; если б это продолжалось дольше, я бы совсем окоченел!    

И нечего было делать – пришлось прекрасной девушке взять в  мужья неизвестного юношу. Вот поехали они в церковь, и говорит старуха: «Я не в  силах вынести такого позора», и выслала вслед за ними своё войско, оно должно  было уничтожить всё, что встретится ему на пути, и вернуть ей назад её дочь. Но  насторожил уши Слухач и услышал тайные речи старухи.    

– Как нам теперь быть? – спросил он у Толстяка.    

Но тот уже знал, что делать: он плюнул раз-другой – и  разлилось позади кареты почти море, которое он когда-то выпил, и сделалось  большое озеро, и войско в том озере и утонуло. Как доведалась о том колдунья,  выслала она своих закованных в броню всадников, но Слухач услышал звон и лязг их  доспехов и снял у слуги с глаз повязку; и только глянул тот на врагов, как  полопались всадники, точно стекло. И поехал жених с невестой спокойно дальше; и  когда их обвенчали в церкви, слуги решили получить расчёт и говорят своему  господину:    

– Ваши желанья исполнились, мы вам теперь больше не  нужны, мы пойдём странствовать дальше и попытаем себе счастья.    

А была в получасе ходьбы от замка деревня, и пас вблизи неё  своё стадо свинопас; подъехали они туда, и говорит королевич своей жене:    

– А ты знаешь, кто я такой? Я вовсе не королевич, а  свинопас, а тот вон, кто пасёт стадо, родной мой отец: нам надо пойти и помочь  пасти ему стадо.    

Вышел он с ней из кареты, зашёл в харчевню и тайно шепнул  хозяевам, чтобы те отобрали у неё ночью королевское платье. Проснулась она  утром, и не во что ей было одеться; дала ей хозяйка харчевни старую юбку да  шерстяные чулки и сделала вид, будто это большой подарок, и сказала:    

– Если бы не ваш муж, я не дала бы вам ничего.    

И поверила королевна, что он и вправду свинопас, и начала  пасти с ним вместе стадо, а сама думала: «Я это заслужила за своё высокомерие и  гордость». Так продолжалось восемь дней; но больше выдержать она не могла, и  все ноги покрылись у неё ранами. Пришли к ней тогда двое крестьян и спрашивают  её, знает ли она, кто её муж.    

– Знаю, – говорит, – он свинопас; он только  что ушёл, чтоб выручить немного денег за свясла и бечёвки.    

А они и говорят ей:    

– Пойдём с нами, мы отведём вас к нему, – и  привели её наверх в замок. Вошла она в зал, видит – стоит там её муж в  королевских одеждах. Но она его не узнала, пока он не бросился к ней на шею,  поцеловал её и сказал:    

– Я так много из-за тебя выстрадал, что и ты должна  была тоже ради меня пострадать.    

Отпраздновали они тогда по-настоящему свадьбу, а кто эту  сказку сказывал, тот был бы тоже не прочь на свадьбе у них побывать.    

 135. Белая и  чёрная невеста    

     

Вышла раз одна женщина со своей дочкою и падчерицей на поле  – травы нарезать, и явился к ним господь бог в образе нищего и спрашивает:    

– Как мне ближе пройти в деревню?    

– Коль хотите узнать дорогу, – ответила  мать, – сами её и ищите.    

А дочка добавила:    

– А если вы беспокоитесь, что дороги вам не найти, то  возьмите себе провожатого.    

А падчерица, та сказала:    

– Бедный человек, я тебя провожу, ступай вместе со  мной.    

Разгневался господь бог на мать и на дочку, отвернулся от  них и околдовал их: сделались они черны, как ночь, и безобразны, как грех. А к  бедной падчерице был господь милостив, – он пошёл вместе с нею и, когда  они подходили к деревне, дал ей своё благословение и сказал:    

– Загадай себе три желанья, и я их исполню.    

И сказала девушка:    

– Хотелось бы мне стать такой же прекрасной и светлой,  как солнышко, – и вдруг сделалась она светлой и прекрасной, как день.    

– А ещё мне хотелось бы иметь кошелёк с деньгами,  который бы никогда не пустел, – и дал ей господь бог такой кошелёк, но  сказал:    

– Не забывай о самом главном.    

Девушка сказала:    

– А в-третьих, хотелось бы мне, когда я умру, иметь на  небесах вечный покой.    

И это было тоже обещано, а затем господь бог с ней  расстался.    

Только пришла мачеха со своей дочкой домой, видит –  сделались они обе чёрные, как уголь, да к тому же уродливые, а падчерица стала  светлая и прекрасная; и стала тогда мачеха сердцем ещё злее, и было у неё одно  только в мыслях, как бы причинить падчерице обиду какую и горе.    

А был у падчерицы брат, звали его Регинер; она сильно его  любила и рассказала ему всё, что случилось. Вот однажды Регинер ей и говорит:    

– Милая сестра, я хочу написать твой портрет, чтоб я  мог тебя всегда видеть: ведь любовь моя к тебе так велика, что мне хотелось бы  на тебя смотреть беспрестанно.    

И она ответила:    

– Но я прошу тебя этого портрета никому не показывать.    

И вот сделал он портрет своей сестры и повесил его у себя в  комнате. А жил Регинер в королевском замке, где служил королевским кучером.  Каждый день подходил он к портрету и благодарил бога за счастье, дарованное его  любимой сестре. Но умерла в это время у короля, где он служил, жена, а была она  такая красавица, что во всём свете нельзя было найти такой, которая могла бы  сравниться с ней по красоте, и король был по случаю её смерти в глубокой  печали. Но придворные слуги заметили, что кучер каждый день стоит перед  прекрасным портретом и любуется им, и стали ему завидовать, и сказали о том  королю. Король велел кучеру принести ему этот портрет, и когда он увидел, что  она во всём похожа на его покойную жену, только, пожалуй, ещё прекрасней её, до  смерти влюбился в неё. Он велел позвать к себе кучера и спросил, кто изображён  на этом портрете. Кучер сказал, что это его сестра. И решил король жениться только  на ней, дал кучеру карету и лошадей, пышные золотые одеянья и послал его  привезти избранную им невесту. Когда Регинер прибыл с таким поручением, его  сестра обрадовалась, а Чернавка – та стала завидовать её счастью, сильно  разгневалась и говорит своей матери:    

– Куда же годится всё ваше колдовство, если вы не  можете предоставить мне подобного счастья!    

– Успокойся, – сказала старуха, – будет и  тебе счастье.    

И с помощью колдовства она так отуманила глаза кучеру, что  он сделался почти слепой, а белой невесте она заложила уши, и та почти ничего  не слышала. Потом уселись они в карету, сначала невеста в пышных королевских  одеждах, а за нею мачеха со своей дочкой, а Регинер сидел на козлах и правил.  Проехали они некоторое время, и крикнул кучер:    

     

Ты укутайся, сестрица,    

Чтоб дождём не замочило,    

Чтоб тебя не запылило,    

Чтоб красавицей явиться к королю!    

     

Спросила невеста:    

– Что это говорит мой милый братец?    

– Ах, – ответила старуха, – он сказал, чтобы  ты сняла с себя золотое платье и отдала бы его своей сестре.    

И вот сняла она с себя платье, надела его на  девушку-Чернавку, а та дала ей взамен свою плохую серую кофту. Поехали они  дальше. Вскоре опять крикнул брат:    

     

Ты укутайся, сестрица,    

Чтоб дождём не замочило,    

Чтоб тебя не запылило,    

Чтоб красавицей явиться к королю!    

     

Спросила невеста:    

– Что это сказал мой милый братец?    

– Ах, – ответила старуха, – это он сказал,  чтобы ты сняла с головы своей золотой свадебный венец и отдала бы его сестре.    

Сняла она с себя свадебный венец, надела его на Чернавку, а  сама осталась с непокрытой головой. Поехали они дальше; и вскоре брат крикнул  опять:    

     

Ты укутайся, сестрица,    

Чтоб дождём не замочило,    

Чтоб тебя не запылило,    

Чтоб красавицей явиться к королю!    

     

Спросила невеста:    

– Что это сказал мой братец?    

– Ах, – ответила старуха, – он сказал, чтоб  ты выглянула из кареты.    

А проезжали они как раз в это время через мост над глубокой  рекой. Только поднялась невеста и высунулась из кареты, как выбросили они её  оттуда, и упала она в середину реки. И в тот миг, когда она утонула, выплыла из  зеркально-ясной воды белоснежная утка и поплыла вниз по реке. Брат ничего этого  не видел и продолжал править лошадьми; наконец они подъехали к королевскому  замку. Привёл Регинер к королю девушку-Чернавку, будто свою сестру, – он  думал, что это она и есть на самом деле, ведь в глазах у него туманилось, ему  виделось только, что сверкает на ней золотое платье. Увидел король страшное  уродство своей мнимой невесты, сильно разозлился и велел бросить кучера в  глубокую яму, кишащую гадюками и прочей змеиной нечистью. Но старая ведьма  сумела всё-таки опутать короля и с помощью своего колдовства так ослепила ему  глаза, что он оставил у себя и её и дочку, даже Чернавка показалась ему  подходящей, и он вправду на ней женился.    

Однажды вечером, когда чёрная невеста сидела у короля на  коленях, приплыла белая утка по сточному жёлобу к кухне и говорит поварёнку:    

     

Угольки в печи развороши,    

Дай мне перья просушить.    

     

Поварёнок так и сделал, развёл для неё в печи огонь; явилась  утка, уселась у печки, отряхнулась и начала клювом перья себе приглаживать.  Сидит она, и так приятно ей отдыхать, и вот спрашивает она:    

     

Что делает брат мой Регинер?    

     

Ответил поварёнок:    

     

Сидит он в глубокой яме    

С гадюками и ужами.    

     

Спрашивает утка ещё:    

     

Что делает чёрная ведьма в доме?    

     

Отвечает поварёнок:    

     

Сидит, милуется,    

С королём целуется.    

     

И молвила утка:    

     

Пускай это не сбудется!    

     

и уплыла по сточному жёлобу.    

На другое утро она явилась опять и задала те же вопросы, и  на третий вечер тоже И не мог поварёнок удержаться, пошёл и рассказал обо всём  королю. Захотелось королю всё это увидеть самому: он пришёл на следующий вечер  туда, и когда утка просунула голову из сточного жёлоба, он схватил меч и  отрубил ей голову, и вмиг обернулась она прекраснейшей девушкой и была  точь-в-точь похожа на портрет, писанный с неё братом. Обрадовался король, а так  как стояла она мокрая и голая, то велел он принести дорогие платья и приказал  её одеть. Тут рассказала она ему, как обманули её хитростью и коварством и  бросили, наконец, в реку; и первой её просьбой было, чтоб вытащили её брата из  змеиной ямы. Король исполнил её просьбу, вошёл в комнату, где сидела старая  ведьма, и спросил:    

– Скажи, чего заслуживает тот, который сделал вот это и  это? и рассказал ей всё, что было.    

Но ведьма была так ослеплена, что ничего не поняла, и  сказала.    

– Он заслуживает того, чтоб его раздели догола и  бросили в бочку, утыканную гвоздями, запрягли в ту бочку лошадь и пустили бы её  на все четыре стороны.    

И всё это с нею самой и её дочкой Чернавкой и было сделано.  А король женился на белой прекрасной невесте и наградил верного брата сделал  его человеком богатым и знатным.    

 136. Железный Ганс    

     

Жил однажды король, и возле его замка был дремучий лес, в  котором водилась разная дичь.    

Послал раз король туда своего егеря, чтоб убить косулю, но  егерь назад не вернулся.    

– Видно, с ним какое-нибудь несчастье случилось, –  сказал король и послал на другой день двух егерей на поиски его; они тоже назад  не вернулись.    

Тогда созвал король на третий день всех своих егерей и  говорит:    

– Исходите весь лес вдоль и поперёк и не оставляйте  поисков до тех пор, пока всех троих не найдёте.    

Однако из тех егерей домой никто не вернулся, а из своры  собак, которых они взяли с собой, ни одной больше не видели. С той поры больше  никто ходить в тот лес не отваживался, и стоял он в глубокой тишине, одинокий,  и видно было только, как пролетал иногда над ним орёл или ястреб. Так  продолжалось долгие-долгие годы.    

Но явился однажды к королю неизвестный охотник, он хотел  поступить на службу и вызвался отправиться в тот страшный лес. Но король  согласия своего давать не хотел и сказал:    

– В этом лесу нечистая, сила водится; я боюсь, что и с  тобой случится то же, что и с другими, и ты назад из него не вернёшься.    

Охотник ответил:    

– Король, я уж рискну; я ничего не боюсь. – И он  отправился со своею собакой в тот лес.    

Прошло некоторое время, и напала собака на след дичи и  начала было за нею гнаться, но только пробежала она несколько шагов, видит –  раскинулось перед ней глубокое болото, дальше идти нельзя, и протянулась из  воды голая рука, схватила собаку и потащила её на дно. Увидал это охотник,  воротился назад и привёл с собою трёх людей; они пришли с вёдрами и начали  вычерпывать воду. Вот уже показалось дно; и видят они – лежит там дикий  человек, тело у него всё рыжее, как ржавое железо, а волосы висят до самых колен.    

Связали они его верёвками и привели в замок. И немало там  удивлялись лесному человеку, и велел король посадить его в железную клетку в  своём дворе и под страхом смертной казни запретил открывать дверь той клетки, а  ключи поручил хранить самой королеве. С той поры каждый мог ходить в тот лес  спокойно.    

Был у короля сын восьми лет. Играл он раз во дворе, и во  время игры попал его золотой мяч в клетку. Подбежал мальчик к клетке и говорит:    

– Кинь мне мой мяч назад.    

– Нет, – ответил лесной человек, – я его не  отдам, пока ты не откроешь мне дверь.    

– Нет, – сказал мальчик, – я этого не сделаю,  это король запретил, – и убежал.    

На другой день пришёл он опять и стал требовать свой мяч. А  лесной человек говорит: «Открой мне дверь», но мальчик опять отказался.    

На третий день король выехал на охоту, а мальчик подошёл  снова к клетке и говорит:    

– Если бы даже я и хотел тебе дверь открыть, то всё  равно бы не смог, у меня нет ключа.    

– Он лежит под подушкою у твоей матери, – сказал  лесной человек, – ты его можешь достать.    

Мальчику очень хотелось вернуть свой мяч, он позабыл про  всякую осторожность и принёс ключ. Дверь открывалась с трудом, и мальчик  прищемил себе палец. Как только дверь открылась и лесной человек вышел наружу,  он отдал мальчику золотой мяч, и сам стал быстро уходить.    

Сделалось мальчику страшно, и он крикнул вдогонку:    

– Ах, лесной человек, не уходи отсюда, а не то меня  побьют.    

Лесной человек вернулся, поднял его, посадил себе на плечи и  быстрыми шагами направился в лес.    

Вернулся король домой, увидал пустую клетку и спросил  королеву, как всё это случилось. Королева ничего не знала, начала искать ключ,  но его не оказалось. Стала она звать мальчика, но никто не отвечал. Разослал  тогда король повсюду людей на розыски мальчика, но они его нигде не нашли.  Тогда король догадался, что случилось, и великая печаль воцарилась при  королевском дворе.    

А лесной человек вернулся снова в дремучий лес, снял там  мальчика с плеча и сказал ему:    

– Отца и мать свою ты больше не увидишь, но я буду о  тебе заботиться, потому что ты меня освободил и мне тебя жаль. Если ты будешь  исполнять всё, что я тебе скажу, то будет тебе хорошо. А драгоценностей и  золота у меня вдосталь, больше чем у кого-либо на свете.    

Он устроил мальчику подстилку из мха, и тот уснул; а на  другое утро лесной человек привёл его к колодцу и говорит:    

– Видишь этот золотой колодец? Он чист и прозрачен, как  хрусталь; ты должен будешь около него сидеть и следить, чтоб ничего в него не  упало, а не то он станет нечистый. Каждый вечер я буду приходить и смотреть,  выполнил ли ты мой наказ.    

Сел мальчик на краю колодца, и ему было видно, как мелькала  в нём то золотая рыба, то золотая змея, и он следил, чтоб ничто не упало в  колодец.    

Когда он сидел, вдруг заболел у него палец, да так сильно,  что мальчик невольно сунул его в воду. Он быстро вытащил руку назад и вдруг  увидел, что весь палец стал золотой; и какие он старания ни прилагал, чтоб  стереть золото, всё было напрасно.    

Вечером вернулся Железный Ганс – так звали лесного  человека, – посмотрел на мальчика и сказал:    

– Что случилось с колодцем?    

– Ничего, ничего не случилось, – ответил мальчик и  спрятал палец за спину, чтоб лесной человек не мог его увидеть.    

Но тот сказал:    

– Ты погрузил палец в колодец; на этот раз я, так уж и  быть, прощаю тебе, но смотри, берегись, чтоб больше ничего в него не попало.    

И вот на ранней заре сидел мальчик снова у колодца и его  сторожил. Но заболел у него опять палец, и он провёл рукой по голове, и упал  невзначай один волос в колодец. Он быстро вытащил его оттуда, но волос стал  весь золотой.    

Явился Железный Ганс, он знал уже всё, что случилось.    

– Ты уронил волос в колодец, – сказал он, – я  прощаю тебе и на этот раз, но если это случится и в третий раз, то станет  колодец нечистый, и тебе нельзя будет у меня оставаться.    

Сидел на третий день мальчик у колодца и уж пальцем не  шелохнул, а он болел у него ещё очень сильно. Стало ему очень скучно, и он  начал разглядывать себя в водяном зеркале. При этом он всё больше и больше  наклонялся вниз; захотелось ему заглянуть себе в глаза; и вдруг упали его  длинные волосы в воду. Он быстро поднялся, но все волосы на голове стали вдруг  золотыми и засияли, как солнце.    

Можете себе вообразить, как бедный мальчик испугался!  Вытащил он из кармана платок и обвязал им голову, чтоб лесной человек ничего не  заметил. Но Железный Ганс пришёл и знал уже всё и сказал: