1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 
    
     
      
Может быть, твое движенье
      
В полутьме навстречу мне —
      
Это только отраженье,
      
Тень деревьев на стене,
     
     
      
Что свои ломают руки,
      
Умоляя и грозя,
      
Потому что им от муки,
      
От земли уйти нельзя.
     
     
      
Им свои не вырвать корни,
      
Уцепившись за меня.
      
Все, что просто, что бесспорно,
      
Принимаю, не кляня.
     
    
   
   
    
     
Ветка[38]
    
    
     
      
Наклонись ко мне, кленовая,
      
Ветка милая моя.
      
Будь негаданной основою
      
Обновленья бытия.
     
     
      
Не твоя ли зелень клейкая
      
Так горька и горяча?
      
Ты нагнулась над скамейкою
      
Возле самого плеча.
     
     
      
Я шепчу признанья пылкие,
      
К твоему тянусь листу,
      
Что дрожит здесь каждой жилкою,
      
Ясно видной на свету.
     
    
   
   
    
     
Я твой голос люблю негромкий
    
    
     
      
Я твой голос люблю негромкий,
      
Путешественница моя.
      
Зазвучит ли — глухой и ломкий,
      
И услышу ли голос я?
     
     
      
Пусть попросит воды напиться,
      
Пусть шагнет за чужой порог,
      
Пусть забьется в руках, как птица,
      
Крепко пойманная в силок.
     
     
      
Непослушное слово скажет
      
Пусть другому — совсем не мне.
      
На мое оно сердце ляжет
      
В темной сказочной тишине.
     
     
      
Пусть другому — я сам докончу,
      
Я додумаю — для себя,
      
Еще громче и еще звонче,
      
Чем выдумывают, любя…
     
    
   
   
    
     
Любая из вчерашних вьюг
    
    
     
      
Любая из вчерашних вьюг
      
Мне не грозит бедою.
      
И окроплен иссохший луг
      
Целебною водою.
     
     
      
И птицы робкие поют
      
Псалмы об избавленье,
      
И дождевую воду пьют
      
В каком-то вожделенье.
     
     
      
Задумалась у норки мышь
      
О человечьем счастье,
      
Как мы, поверив в гладь и тишь
      
Навек после ненастья.
     
     
      
Здесь до моих страстей и мук
      
Кому какое дело
      
Свобода тут — из первых рук,
      
И юность — без предела.
     
     
      
И не касаются меня
      
Настойчивой рукою
      
Заботы завтрашнего дня
      
С их гневом и тоскою.
     
    
   
   
    
     
О, память, ты — рычаг
    
    
     
      
О, память, ты — рычаг,
      
Рычаг второго рода.
      
С короткого плеча
      
Вся жуть, вся глубь испода
     
     
      
Событий и людей,
      
Зарытых и забитых,
      
Где схимник и злодей
      
В одних и тех же пытках
     
     
      
Находят смерть свою
      
И прячутся под камень…
      
И тонким стоном вьюг,
      
Гудящих над веками,
     
     
      
Покрыт весь этот срам,
      
Весь этот мир позора —
      
Изнанка панорам,
      
Опершихся на горы.
     
    
   
   
    
     
Разогреть перо здесь, что ли
    
    
     
      
Разогреть перо здесь, что ли,
      
Мерзлый снять налет,
      
Чтобы крикнула от боли
      
Песня, вырвавшись на волю,
      
Наступив на лед.
     
     
      
Опалит босые ноги,
      
Легкую стопу
      
Поморозит по дороге
      
Через горные отроги,
      
Трогая тропу.
     
     
      
Знаю — злое вдохновенье,
      
Тайный гений льда,
      
Может быть, через мгновенье
      
Выйдет из повиновенья,
      
И тогда — беда.
     
     
      
Мне и так с природой в битве
      
Жизни не спасти.
      
Среди выбоин и рытвин
      
Под проклятья и молитвы
      
День и ночь брести.
     
     
      
И махать рубленой прозой,
      
Выйдя на крыльцо.
      
Затаенные угрозы
      
Снегу, ветру и морозу
      
Выбросить в лицо.
     
     
      
Что мне ждать дыханья почек,
      
Бормот соловья.
      
Я не ставлю даже точек,
      
Так спешит на желоб строчек
      
Жалоба моя.
     
     
      
И когда б не цепь размера,
      
Не узда стиха,
      
Где б нашлась иная мера,
      
Чтоб моя сдержалась вера,
      
У боясь греха.
     
     
      
Ведь на гиблом этом месте
      
Вечной мерзлоты
      
Мы с тобой стояли вместе,
      
До конца сверяя с честью
      
Помыслы мечты.
     
    
   
   
    
     
Здесь все, как в Библии, простое
    
    
     
      
Здесь все, как в Библии, простое —
      
Сырая глина, ил и грязь.
      
Здесь умереть, пожалуй, стоит,
      
Навек скульптурой становясь.
     
     
      
Пусть каждый выглядит Адамом,
      
Еще не заведенным в рай.
      
Пусть никаким Прекрасным Дамам
      
Не померещится наш край.
     
     
      
И прост ответ на те вопросы,
      
Что даже ставились с трудом,
      
Как стать холмом или торосом,
      
Человекоподобным льдом.
     
     
      
Весь мир в снегу в пурге осенней.
      
Взгляни: на жизни нет лица.
      
И не обещано спасенье
      
Нам, претерпевшим до конца.
     
    
   
   
    
     
Стихи — не просто отраженье[39]
    
    
     
      
Стихи — не просто отраженье
      
Стихий, погрязших в мелочах.
      
Они — земли передвиженья
      
Внезапно найденный рычаг.
     
     
      
Они — не просто озаренье,
      
Фонарь в прохожей темноте.
      
Они — настойчивость творенья
      
И неуступчивость мечте.
     
     
      
Они всегда — заметы детства,
      
С вчерашней болью заодно.
      
Доставшееся по наследству
      
Кустарное веретено.
     
    
   
   
    
     
Отвали этот камень серый
    
    
     
      
Отвали этот камень серый
      
Загораживающий путь,
      
И войди в глубину пещеры
      
На страданья мои взглянуть.
     
     
      
Ржавой цепью к скале прикован
      
И похожий на мертвеца.
      
Этой боли многовековой
      
Не предвидится и конца.
     
     
      
Наши судьбы — простые маски
      
Той единой, большой судьбы,
      
Сказки той, что, боясь огласки,
      
Приковали к скале рабы.
     
    
   
   
    
     
Видишь — дрогнули чернила
    
    
     
      
Видишь — дрогнули чернила,
      
Значит, нынче не до сна.
      
Это — с неба уронила
      
Счастья капельку луна.
     
     
      
И в могучем, суеверном
      
Обожанье тех начал,
      
Что стучат уставом мерным
      
В жестких жилах по ночам.
     
     
      
Только самое больное
      
Я в руках сейчас держу.
      
Все земное, все дневное
      
Крепко буквами вяжу.
     
    
   
   
    
     
Лицом к молящемуся миру
    
    
     
      
Лицом к молящемуся миру
      
Гора выходит на амвон.
      
Пред этим каменным потиром
      
Земной отвешу я поклон.
     
     
      
Река отталкивает гору,
      
И веет запах снеговой,
      
И переполнены озера
      
Святой водою дождевой.
     
     
      
И в половодье, как в метели,
      
Взлетают пенные цветы,
      
Льняной растрепанной куделью
      
В меня швыряют с высоты.
     
     
      
А я — я тут же. на коленях,
      
Я с Богом, кажется, мирюсь.
      
На мокрых каменных ступенях
      
Я о спасении молюсь.
     
    
   
   
    
     
Лезут в окна мотыльки
    
    
     
      
Лезут в окна мотыльки,
      
Окружая лампу,
      
Зажигают светляки
      
Освещенье рампы.
     
     
      
Лес приподнят до небес
      
Ближнею горою,
      
Возбуждая интерес
      
К главному герою.
     
     
      
Затрепещут листья вдруг
      
Дождались момента:
      
Словно тысячами рук
      
Бьют аплодисменты.
     
     
      
Сосны, сучьями маша,
      
Гнутся в пантомиме,
      
Открывается душа
      
Явственно и зримо:
     
     
      
Устремленье к облакам,
      
Растопырив руки,
      
И привязанный к ногам
      
Груз земли и муки.
     
     
      
И по грифелю доски
      
Неба грозового
      
Пишут молнии мелки
      
Яростное слово.
     
     
      
И, стирая с неба луч
      
Тряпкою сырою,
      
Выжимают дождь из туч
      
Над моей горою.
     
    
   
   
    
     
Тесно в загородном мире
    
    
     
      
Тесно в загородном мире.
      
Тесно так, что нет житья,
      
Но не уже и не шире
      
Рельс дорожных колея.
     
     
      
Обозначенной дороги
      
Параллельные черты,
      
Человеческие ноги,
      
Стрелки, шпалы и мосты…
     
     
      
И по шалым листьям палым
      
Дождик палочкой стучит,
      
И по шпалам бьет устало,
      
По песочку шелестит.
     
    
   
   
    
     
В природы грубом красноречье
    
    
     
      
В природы грубом красноречье
      
Я утешение найду.
      
У ней душа-то человечья
      
И распахнется на ходу.
     
     
      
Мне близки теплые деревья,
      
Молящиеся на восток,
      
В краю, еще библейски древнем,
      
Где день, как человек, жесток.
     
     
      
Где мир, как и душа, остужен
      
Покровом вечной мерзлоты,
      
Где мир душе совсем не нужен
      
И ненавистны ей цветы.
     
     
      
Где циклопическое око
      
Так редко смотрит на людей,
      
Где ждут явления пророка
      
Солдат, отшельник и злодей.
     
    
   
   
    
     
Аввакум в Пустозерске[40]
    
    
     
      
Не в бревнах, а в ребрах
      
Церковь моя.
      
В усмешке недоброй
      
Лицо бытия.
     
     
      
Сложеньем двуперстным
      
Поднялся мой крест,
      
Горя в Пустозерске,
      
Блистая окрест.
     
     
      
Я всюду прославлен,
      
Везде заклеймен,
      
Легендою давней
      
В сердцах утвержден.
     
     
      
Сердит и безумен
      
Я был, говорят,
      
Страдал-де и умер
      
За старый обряд.
     
     
      
Нелепостей этот
      
Людской приговор:
      
В нем истины нету
      
И слышен укор.
     
     
      
Ведь суть не в обрядах,
      
Не в этом — вражда.
      
Для Божьего взгляда
      
Обряд — ерунда.
     
     
      
Нам рушили веру
      
В дела старины,
      
Без чести, без меры,
      
Без всякой вины.
     
     
      
Что в детстве любили,
      
Что славили мы,
      
Внезапно разбили
      
Служители тьмы.
     
     
      
В святительском платье,
      
В больших клобуках,
      
С холодным распятьем
      
В холодных руках.
     
     
      
Нас гнали на плаху,
      
Тащили в тюрьму,
      
Покорствуя страху
      
В душе своему.
     
     
      
Наш спор — не духовный
      
О возрасте книг.
      
Наш спор — не церковный
      
О пользе вериг.
     
     
      
Наш спор — о свободе,
      
О праве дышать,
      
О воле Господней
      
Вязать и решать.
     
     
      
Целитель душевный
      
Карал телеса.
      
От происков гневных
      
Мы скрылись в леса.
     
     
      
Ломая запреты,
      
Бросали слова
      
По целому свету
      
Из львиного рва.
     
     
      
Мы звали к возмездью
      
За эти грехи.
      
И с Господом вместе
      
Мы пели стихи.
     
     
      
Сурового Бога
      
Гремели слова:
      
Страдания много,
      
Но церковь — жива.
     
     
      
И аз, непокорный,
      
Читая Псалтырь,
      
В Андроньевский черный
      
Пришел монастырь.
     
     
      
Я был еще молод
      
И все перенес:
      
Побои, и голод,
      
И светский допрос.
     
     
      
Там ангел крылами
      
От стражи закрыл
      
И хлебом со щами
      
Меня накормил.
     
     
      
Я, подвиг приемля,
      
Шагнул за порог,
      
В Даурскую землю
      
Ушел на восток.
     
     
      
На синем Амуре
      
Молебен служил,
      
Бураны и бури
      
Едва пережил.
     
     
      
Мне выжгли морозом
      
Клеймо на щеке,
      
Мне вырвали ноздри
      
На горной реке.
     
     
      
Но к Богу дорога
      
Извечно одна:
      
По дальним острогам
      
Проходит она.
     
     
      
И вытерпеть Бога
      
Пронзительный взор
      
Немногие могут
      
С Иисусовых пор.
     
     
      
Настасья, Настасья,
      
Терпи и не плачь:
      
Не всякое счастье
      
В одеже удач.
     
     
      
Не слушай соблазна,
      
Что бьется в груди,
      
От казни до казни
      
Спокойно иди.
     
     
      
Бреди по дороге,
      
Не бойся змеи,
      
Которая ноги
      
Кусает твои.
     
     
      
Она не из рая
      
Сюда приползла:
      
Из адова края
      
Посланница зла.
     
     
      
Здесь птичьего пенья
      
Никто не слыхал,
      
Здесь учат терпенью
      
И мудрости скал.