1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 
   
    
     
12
    
    
Барби хотелось отлить, но он терпел. Имел опыт проведения допросов в Ираке и знал, как это делалось там. Неизвестно, дошла ли и сюда тамошняя практика, но это вполне возможно. Такие вещи распространяются очень быстро, а Большой Джим проявлял жестокую способность не отставать от времени. Как и большинство талантливых демагогов, он никогда не преуменьшал готовности своей целевой аудитории поверить в самое абсурдное.
    
Барби также мучила жажда, и он не очень удивился, когда перед ним вновь появился офицер со стаканом воды в одной руке и листом бумаги с прикреплённой к нему ручкой во второй. Итак, так это и происходит; именно так делается в Фаллудже, Таркете, Мосуле, Хилле и Багдаде. А теперь, значит, и в Честер Милле.
    
Этим офицером был Джуниор Ренни.
    
— Ну что, взгляни на себя, — начал он. — Похоже, ты сейчас уже не тот хуй, который был способен кого-нибудь побить с помощью своих армейских трюков. — Он поднял руку, в которой держал лист, и потёр себе левый висок. Бумага явным образом дрожала.
    
— Ты и сам не очень хорошо выглядишь.
    
Джуниор резко опустил руку.
    
— Я чувствую себя преотлично, как рыба на дне.
    
«Что-то здесь не так, — подумал Барби. — Люди по обыкновению говорят „как рыба в воде“, а в других случаях кое-кто говорит „как камень на дне“. Возможно, это ничего не значит, однако…»
    
— Ты уверен? Глаза у тебя совсем красные.
    
— Я чувствую себя офигительно классно. И пришёл я сюда не для того, чтобы обсуждать это.
    
Барби, зная, для чего сюда пришёл Джуниор, спросил:
    
— Это вода?
    
Джуниор, словно только сейчас вспомнив о стакане в своей руке, взглянул на неё.
    
— Эй, шеф сказал, что ты, вероятно, хочешь пить. Как говорят, так пить хочется, что едва не уссыкаешься, — заржал он с такой радостью, словно сам только что придумал этот парадокс. — Хочешь?
    
— Да, пожалуйста.
    
Джуниор протянул ему стакан. Барби хотел было его взять. Но Джуниор отвёл свою руку назад. Ну конечно, все, как запланировано.
    
— Почему ты их убил? Мне интересно, Бааарби. Разве только Энджи больше не хотела с тобой трахаться? И тогда ты попробовал Доди, но оказалось, что ей более по душе жрать крэк, чем глотать твой хер? А Коггинс случайно увидел что-то, чего ему не следовало бы видеть? А Бренда начала подозревать. А что? Она и сама давно превратилась в копа, ясная вещь. Через впрыскивание!
    
Джуниор зашёлся визгливым смехом, но под его весельем пряталась чёрная внимательность. И боль. В отношении последнего у Барби не было сомнений.
    
— Что? Нечего сказать?
    
— Я уже сказал. Я испытываю жажду. Я хочу пить.
    
— Ой-ой, да, конечно же, так. Газок в глаза — проклятая штука, не так ли? Понимаю, ты моментально увидел свой Ирак. Как там?
    
— Жарко.
    
Джуниор вновь залился смехом. Немного воды со стакана выплеснулось ему на запястье. Похоже, у него чуточку дрожат руки?
    
И горящий левый глаз понемногу слезится. Мысленно: «Джуниор, что с тобой не в порядке, черт тебя побери? Мигрень, или что-то похуже?»
    
— Ты кого-нибудь убивал?
    
— Только своим кашеварством.
    
Джуниор улыбнулся, словно говоря: «Вот молодец, вот брехло».
    
— Поваром ты там не был, Бааарби. Ты был офицером по особым поручениям. Так, по крайней мере, написано в твоей служебной аттестации. Мой отец прогуглил тебя в интернете. Хоть там и немного, но кое-что есть. Он думает, что ты там был дознавателем. Возможно, проводил тайные операции. Ты был чем-то наподобие армейского Джейсона Борна[316]?
    
Барби молчал.
    
— Ну, расскажи, ты кого-нибудь убил? Или мне лучше спросить, скольких ты убил? Я имею в виду, кроме тех, которых ты захреначил здесь.
    
Барби молчал.
    
— Чувак, а вода такая хорошая. Прямо с холодильника наверху. Чилли Вилли[317]!
    
Барби молчал.
    
— Вы так оттуда и возвращаетесь, с кучей разных проблем. Такое впечатление я вынес из того, что видел по телевизору. Правда это или ложь? Истина или сказки?
    
«Это не мигрень принуждает его к такому поведению. По крайней мере, я с такой мигренью никогда не сталкивался».
    
— Джуниор, а голова у тебя очень болит?
    
— Совсем не болит.
    
— Давно у тебя боли в голове?
    
Джуниор осторожно поставил стакан на пол. В этот вечер он был вооружён. Он извлёк пистолет и нацелился им через решётку на Барби. Дуло слегка дрожало.
    
— Ты все ещё желаешь продолжать играться во врача?
    
Барби смотрел на пистолет. Пистолета в сценарии не было, в этом он не сомневался — Большой Джим имел на него планы, скорее всего, неприятные, но в них не входила сцена, в которой Дейла Барбару могут застрелить в подвале полицейского участка, притом, что кто-то мигом прибежит сюда сверху на выстрел и увидит, что двери камеры заперты, а жертва безоружная. Однако ему не верилось, что Джуниор будет руководствоваться планом, потому что Джуниор болен.
    
— Нет, — ответил он. — Я не врач. Искренне извиняюсь.
    
— Конечно, извиняешься. Одним извинениям не откупишься, казарма. — А впрочем, похоже было, что Джуниор удовлетворён. Он засунул пистолет в кобуру и поднял с пола стакан с водой. — У меня есть своя теория: ты насмотрелся там всякого, сам делал всякое такое, а потом прибитый впечатлениями вернулся сюда. Посттравматическое стрессовое расстройство, неурядицы с сексуальным напряжением, зуд пениса. Моя теория говорит, что ты просто сорвался. Я прав?
    
Барби молчал.
    
А впрочем, похоже было, что Джуниора это вообще не касается. Он продвинул стакан через решётку.
    
— Бери, бери.
    
Барби потянулся за ним, ожидая, что его вновь обманут, но нет. Попробовал. Ни холодное, ни стоящее питья.
    
— Пей, пей, — ободрил его Джуниор. — Я натрусил туда только полстакана, для тебя это ничто, разве нет? Хлеб же ты себе солишь, не так ли?
    
Барби на него только взглянул.
    
— Ты солишь себе хлеб? Солишь его себе, ты, уёбок? А?
    
Барби протянул стакан назад сквозь решётку.
    
— Оставь, оставь себе, — великодушно велел Джуниор. — И это возьми тоже. Он протолкнул через решётку лист и авторучку. Барби взял и пробежал глазами бумагу. Это было как раз то, что он ожидал. Внизу отмечено место, где он должен поставить свою подпись. Он протянул бумагу назад. Джуниор пошёл на попятную едва не танцевальными па, улыбаясь, качая головой.
    
— Оставь и это себе. Отец мне говорил, что сразу ты не подпишешь, но ты хорошенько подумай. Подумай о том, как получить стакан воды без соли. И пищу. Вообрази себе большой чизбургер. Можешь ещё и колу получить. В холодильнике наверху стоит холодненькая. Хочется тебе бутылочку?
    
Барби молчал.
    
— Ты солишь себе хлеб? Давай, говори, не стыдись. Солишь, нет? Ты, срака с ручкой!
    
Барби молчал.
    
— Ты подпишешь. Когда проголодаешься достаточно, и пить серьёзно захочется, ты подпишешь. Так мой отец сказал, а он по обыкновению не ошибается относительно таких вещей. Бай-Бай, Бааарби.
    
Он уже было отправился по коридору, но вновь обернулся.
    
— Не следовало тебе трогать меня даже пальцем, пойми. Это была твоя главная ошибка.
    
Когда Джуниор поднимался по ступенькам, Барби заметил, что тот вроде бы немного прихрамывает, скорее, подтягивает ногу. Именно так, волочит левую ступню, хватаясь правой рукой за перила для равновесия. Интересно, подумал он, как оценил бы Расти эти симптомы? А ещё подумал, будет ли у него когда-нибудь возможность об этом спросить.
    
Барби внимательно прочитал признание без подписи. Он радушно порвал бы эту бумагу на мелкие кусочки и выбросил их в коридор. Но это была бы лишняя провокация. Он попал кошке в когти, и лучше всего, что он может сейчас делать, это не делать никаких движений. Лист он положил на топчан, и ручку поверх него. Потом взял стакан с водой. Соль. Отравлено солью. Он слышал её запах. И ему подумалось, что это похоже на то, чем стал Честер Милл теперь… но разве город не был таким и раньше? Ещё до Купола? Разве Большой Джим с его друзьями довольно длительное время не засаливали здешнюю почву? Барби ответил себе: да. И ещё подумал, если он выберется из этого полицейского участка живым, то только благодаря какому-нибудь чуду.
    
Однако в этом деле они были любителями; они забыли о туалете. Вероятно, никто из них не бывал в такой стране, где даже застоявшаяся лужа кажется подарком, когда на тебе девяносто фунтов экипировки, а температура воздуха сорок шесть градусов по Цельсию. Барби вылил солёную воду в уголок камеры. Потом помочился в стакан и спрятал его под топчан. И тогда, словно какой-то священник, он упал на колени перед унитазом и пил, пил, пока не почувствовал, как у него раздулся желудок.
   
   
    
     
13
    
    
Линда сидела на переднем крыльце, когда подъехал Расти. На заднем дворе Джеки Веттингтон качала качели, на которых сидели маленькие Джей-Джей, прося её толкать ещё сильнее, посылать их ещё выше.
    
Линда пошла ему навстречу, расставив руки. Поцеловала его в губы, отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза, потом вновь, держа ладонями его за щеки, припала раскрытым губами к его устам. Он ощутил короткое влажное прикосновенье её языка, и в тот же миг у него началась эрекция. Она тоже это ощутила и ещё крепче прижалась к нему.
    
— Эй, — произнёс он. — Нам чаще надо ругаться на публике. А если ты не отстранишься, мы сейчас сделаем прилюдно и кое-что другое.
    
— Мы сделаем это, но не на публике. И сначала… должна ли я ещё раз извиниться, сказать, как мне жаль?
    
— Нет.
    
Она взяла его за руку и повела к крыльцу.
    
— Хорошо. Потому что нам надо кое о чём поговорить. О серьёзных вещах.
    
Он положил свою свободную руку поверх её ладони.
    
— Я слушаю.
    
Она рассказала ему о том, что произошло в участке: как выгнали Джулию, тогда как Энди Сендерсу было разрешено спустись вниз, увидеться с арестантом. Рассказала, как она и Джеки пошли с Джулией в церковь, чтобы поболтать там с ней частным образом, и о дальнейшем разговоре в пасторате с Пайпер Либби и с Ромми Бэрпи вдобавок. Когда она рассказала ему о том, что у Бренды Перкинс трупное окоченение было на начальной стадии, Расти навострил уши.
    
— Джеки, — сказал он. — Насколько ты уверена в том, что касается окоченения?
    
— Полностью, — откликнулась она.
    
— Привет, папуля! — позвала его Джуди. — Мы с Дженни хотим на качелях сделать солнце!
    
— Нет, нельзя, — сказал ответ Расти и послал девочкам воздушные поцелуи с обоих ладоней. Обе дочурки их поймали; когда речь шла о воздушных поцелуях, девочки были ассами.
    
— В котором часу ты увидела тела, Лин?
    
— Думаю, около десяти тридцати. Катавасия в супермаркете давно к тому времени завершилась.
    
— Итак, если Джеки права и окоченение только начиналось… хотя мы не можем уверенно этого сказать, разве не так?
    
— Да, но послушай-ка. Я говорила с Рози Твичел. Барбара пришёл в «Розу-Шиповник» без десяти минут шесть! С того момента и до того, как были найдены тела, у него алиби. Итак, когда он мог её убить? В пять часов? В пять тридцать? Разве это вероятно, если окоченение началось только через пять часов?
    
— Едва ли, но не исключено. На трупное окоченение влияют разные факторы. Температура места, где лежит тело, прежде всего. В той кладовке было жарко?
    
— Тепло, — уточнила она и, скрестив руки на груди, положила ладони себе на плечо. — Там было тепло и очень пахло.
    
— Понимаешь, что я имею в виду? В таком случае он мог убить её где-то в четыре часа утра, а потом доставить её туда и запаковать в…
    
— Я думала, ты на его стороне.
    
— Так и есть, но это едва ли, потому что в четыре часа утра в кладовке намного прохладнее. А вообще, каким образом он мог оказаться возле Бренды в четыре часа утра? Что говорят копы? Он что чпокал её? Даже если пожилые женщины — намного старше — это его тема… то, как могла она, через три дня после гибели своего мужа, с которым прожила тридцать с гаком лет?
    
— Они говорят, что там было не по согласию, — произнесла она мрачно. — Они говорят, это изнасилование. Тоже самое они говорят и о тех двух девушках.
    
— А Коггинс?
    
— Если Барби шьют дело, что-то выдумают.
    
— А Джулия хочет об этом у себя напечатать?
    
— Она хочет написать статью и поднять в ней кое-какие вопросы, но о том, что окоченение было на ранней стадии, она не будет упоминать. Рендольф, тот, возможно, достаточно туп, чтобы вычислить, откуда ей досталась эта информация, однако Ренни догадается.
    
— Всё равно это может быть опасным, — сказал Расти. — Если они будут затыкать ей рот, она же не может обратиться в Союз защиты гражданских прав.
    
— Не думаю, чтобы её это волновало. Она разозлилась до крайности. Она даже подозревает, что бунт в супермаркете мог быть подстроенным.
    
«А может, так оно и есть», — подумал Расти, но произнёс.
    
— Черт, мне бы увидеть эти тела.
    
— Может, ты ещё и успеешь.
    
— Я знаю, что ты думаешь, дорогуша, но вы с Джеки можете потерять работу. Или что-то похуже, если большой Джим, таким образом, лишается раздражающих проблем.
    
— Мы просто не можем оставить все, как сейчас…
    
— А также сейчас это, возможно, ничего и не даст. Возможно. Если у Бренды Перкинс окоченение только началось где-то между четырьмя и восьмью, то сейчас она, наверняка, уже в полном окоченении и едва ли я что-то узнаю из её тела. Окружной судебно-медицинский эксперт, вероятно, сумел бы, но он для нас недосягаем, как и Союз гражданских прав.
    
— Может, там есть что-нибудь другое. Что-то такое в её трупе или у кого-то из других. Ну, знаешь, какой-то знак, который проявится во время вскрытия? «Когда мёртвые говорят с живыми»?
    
— Мало шансов. А знаешь, что было бы лучше? Если бы кто-то видел Бренду живой после того, как Барби появился на работу в пять пятьдесят этим утром. Это бы пробило у них в пароходе такую дыру, которую тяжело залатать.
    
Прибежали за объятиями одетые в пижамы Джуди и Дженнилл. Расти честно исполнил свой долг. Джеки Веттингтон, которая шла вслед за девочками, слышала его последние слова, и сказала:
    
— Я порасспрашиваю людей.
    
— Только осторожно, — попросил он.
    
— Конечно. Но должна признаться, я все ещё сомневаюсь. Это его жетоны нашлись в руке Энджи.
    
— И он ни разу не заметил, что они пропали, и узнал об этом, только когда нашли тела?
    
— Какие тела, папа? — спросила Дженнилл.
    
— Это очень сложно, дочурка, — вздохнул он. — Особенно для маленьких девочек.
    
Глазами она показала, что согласна. Тем временем её меньшая сестричка пошла сорвать себе несколько поздних цветов, но вернулась с пустыми руками.
    
— Они умирают, — доложила Джуди. — Все коричневые и по краям гадкие.
    
— Вероятно, жарко им сейчас, — сказала Линда, и Расти показалось, что она вот-вот заплачет. Он бросился в прорыв.
    
— Девочки, идите в дом и почистите зубы. Воду себе налейте из того кувшина, который стоит на кухонном столе. Дженни, ты назначаешься наливальщицей воды. Ну, двигайте, — он вновь обернулся к женщинам. К Линде, то есть. — Как ты, все хорошо?
    
— Да. Это просто… просто оно жалит меня с самых неожиданных сторон. Я подумала: не должны были те цветы так умирать, и тогда — ничего этого не должно было случиться, прежде всего.
    
Они помолчали, обдумывая её слова. И тогда заговорил Расти:
    
— Надо подождать, посмотреть, попросит ли Рендольф меня осмотреть трупы. Если так, я сделаю это без всякого риска подставить вас. Если нет, это нам уже о чём-то скажет.
    
— А тем временем Барби сидит в камере, — напомнила Линда. — Возможно, именно сейчас из него вытягивают признания.
    
— Предположим, вы со своими значками проведёте меня к похоронному салону? — спросил Расти. — Далее предположим, я найду что-то такое, что оправдывает Барби? Вы думаете, они закричат: «Ой, черт, мы обосрались» и выпустят его? А потом ещё и отдадут ему власть? Потому что именно этого хочет правительство; контроля над всем городом. Вы думаете, Ренни может такое позволить…
    
Вдруг громко отозвался его телефон.
    
— Самое паскудное из человеческих изобретений, — произнёс он, и, благодарить обстоятельства, сейчас его хотя бы не из госпиталя прервали.
    
— Мистер Эверетт? — женский голос. Знакомый, но он не смог припомнить, кому именно он принадлежит.
    
— Да, но если у вас что-то не очень срочное, я сейчас немного заня…
    
— Я не знаю, насколько оно срочное, но это очень, очень важный вопрос. А поскольку мистер Барбара (то ли полковник Барбара, как я понимаю) арестован, единственный человек, кого оно сейчас касается, это вы.
    
— Миссис Макклечи?
    
— Да, но вам надо поговорить с Джо. Передаю ему телефонную трубку.
    
— Доктор Расти? — голосом поднятым, чуть ли не запыхавшимся.
    
— Привет, Джо. Что там такое?
    
— Кажется, мы нашли генератор. Что мы должны теперь делать?
    
Сумерки упали так внезапно, что все трое ахнули, а Линда схватила Расти за руку. Но это была лишь большая полоса копоти на западной стороне Купола. Это просто солнце за неё зашло. — Где?
    
— Чёрная Гряда.
    
— А с радиацией там как, сынок? — понимая, что там должна была быть радиация, конечно, потому что как иначе они могли его найти.
    
— Последний показатель был плюс двести, — ответил Джо. — Это не совсем опасная зона. Что нам теперь делать?
    
Расти поскрёб себе затылок. Так много всего происходит. Так много и так быстро. Особенно, как для городского лепилы, который никогда не считал себя таким, кто умеет принимать решения, не говоря уже о том, чтобы быть лидером.
    
— Сегодня ничего. Уже почти ночь. Разберёмся с этим завтра утром. А тем временем, Джо, тебе нужно мне пообещать держать это в секрете. Знаешь ты, знают Бэнни и Норри, и твоя мама знает. Пусть так и остаётся.
    
— Хорошо, — голос Джо прозвучал угнетённо. — У нас так много есть о чём вам рассказать, но я думаю, это может подождать до завтра. — Он перевёл дух. — Немного страшно от всего этого, правда?
    
— Да, сынок, — согласился Расти. — немного страшно.
   
   
    
     
14
    
    
Тот, под чьим контролем находилось настоящее и будущее города, сидел в своём кабинете и ел сэндвич, отгрызая большие куски солонины с рисовым хлебом, когда в двери зашёл Джуниор. Перед этим Большой Джим получил сорок пять минут восстановительного сна. Теперь чувствовал себя свежим, готовым к новым действиям. Поверхность его стола была захламлена жёлтыми листами линованной бумаги, записями, которые он позже сожжёт в инсинераторе на заднем дворе. Лучше предостеречься, чем потом жалеть.
    
Кабинет освещался ослепительно-белыми газовыми фонарями Коулмена. Знает Бог, пропана в его распоряжении вдоволь — хватило бы освещать весь дом и питать все оборудование в течение пятидесяти лет, но сейчас лучше уже Коулмены. Он хотел, чтобы люди, проходя мимо его дома, видели это белое сияние и знали, что выборный Ренни не имеет никаких особых льгот. Чтобы они понимали: выборный Ренни точно такой же, как они, только более ответственный.
    
Джуниор хромал. Лицо у него кривилось.
    
— Он не подписал признания.
    
Большой Джим и не ожидал, что Барбара сдастся быстро, поэтому проигнорировал эту весть.
    
— Что с тобой? У тебя совсем измождённый вид.
    
— Снова разболелась голова, но сейчас уже легче. — Это была правда, хотя ему действительно было неважно во время разговора с Барби. Или, в самом деле, те серо-голубые глаза видели так глубоко, или просто показалось.
    
«Я знаю, что ты делал с ними в той кладовке, — говорили они. — Я всё знаю».
    
Ему понадобилась вся его воля, чтобы не нажать на курок пистолета, когда он просунул его через решётку, чтобы погасить навсегда тот проклятый любознательный взгляд.
    
— Ты ещё и прихрамываешь.
    
— Это из-за тех детей, которых мы нашли там, на озере Честер. Я одного малого нёс на руках и, кажется, растянул себе связки.
    
— Ты уверен, что не что-то худшее? Тебя с Тибодо ждёт работа через… — Большой Джим взглянул на часы, — через три с половиной часа, и ты должен её сделать аккуратно. Без погрешностей.
    
— А почему не сразу, как потемнеет?
    
— Потому что ведьма ещё будет делать газету со своими двумя троллями. С Фримэном и тем, другим. Спортивным репортёром, который всегда поносит «Уайлдкетс».
    
— Тони Гай.
    
— Да, именно он. Я вообще не против, пусть бы им досталось, особенно ей, — верхняя губа Большого Джима поддёрнулась вверх в его собачьей имитации улыбки. — Но там не должно быть свидетелей. Никаких очевидцев, я имею в виду. А вот что люди будут слышать… это совсем другая куча навоза.
    
— А что ты хочешь, чтобы они услышали, отец?
    
— Ты уверен, что способен это сделать? Потому что вместо тебя я могу послать с Картером Фрэнка.
    
— Нет! Я помог тебе с Коггинсом, и со старой леди я тебе помог сегодня утром, я заслужил эту работу!
    
Большой Джим окинул его оценивающим взглядом. И тогда кивнул.
    
— Хорошо. Но только чтобы тебя не поймали, чтобы даже не увидели.
    
— Не волнуйся. Так что ты хочешь, чтобы услышали… слушатели?
    
Большой Джим ему объяснил. Большой Джим рассказал ему все.
    
Это хорошо, подумал Джуниор. Он должен был признать: его папаша ничего не оставляет без внимания.
   
   
    
     
15
    
    
Когда Джуниор поднялся вверх, чтобы «дать отдых ноге», Большой Джим прикончил свой сэндвич, вытер жир с подбородка, и тогда позвонил по телефону на мобильный Стюарту Бови. Начал он с того вопроса, который понимают все, кто звонит по телефону кому-то на мобильный.
    
— Где ты?
    
Стюарт доложил, что они направляются к похоронному салону, немного выпить. Зная отношение Большого Джима к алкоголю, он произнёс это с классической интонацией трудяги: «Работу я сделал, теперь имею право и удовольствие получить».
    
— Хорошо, но не больше, чем по рюмочке. У тебя ещё есть дела этим вечером. И у Ферна с Роджером тоже.
    
Стюарт энергично запротестовал.
    
Выслушав его аргументацию, Большой Джим продолжил:
    
— Мне надо, чтобы вы трое в девять тридцать были в средней школе. Там будут новые офицеры (кстати, среди них также и сыновья Роджера) и я хочу, чтобы и вы там были. — Вдруг его посетила Муза. — Фактически, ребята, я хочу сделать вас сержантами Службы внутренней безопасности Честер Милла.
    
Стюарт напомнил Большому Джиму, что его с Ферном ждут четыре новых трупа, которые им надо обрабатывать. С его крутым янки-акцентом ключевое слово прозвучало как труупа.
    
— Квартет из маккейновской усадьбы может подождать, — сказал Большой Джим. — Они уже мёртвые. А у нас здесь чрезвычайная ситуация, если ты этого ещё не знаешь. Пока она не решится, все мы должны тянуть гуж. Напрягаться. Поддерживать команду. В девять часов тридцать минут в школе. Но перед этим тебе нужно выполнить ещё кое-какую работу. Времени много не займёт. Дай-ка мне Ферна.
    
Стюарт спросил, зачем Большому Джиму понадобилось поболтать с Ферном, которого он сам считал (не безосновательно) тупым братом.
    
— Не твоя печаль. Просто передай ему телефонную трубку.
    
Ферн поздоровался. Большой Джим себя этим не обременил.
    
— Ты когда-то был в добровольцах, не так ли? Пока их не расформировали?
    
Ферн подтвердил, что действительно входил в состав вспомогательной бригады пожарной части Честер Милла, не уточняя, что бросил это дело ещё за год до того, как волонтёрскую службу отменили (после отказа выборных заложить в бюджет 2008-го средства на их содержание). Также он не уточнил, что регулярная занятость волонтёров по уик-эндам в акциях по сбору пожертвований на пожарную службу очень конфликтовала с его пивными привычками.
    
Большой Джим сказал ему:
    
— Я хочу, чтобы ты пошёл в полицейский участок и взял ключ от пожарной части. Потом посмотри, лежат ли там, в сарае, те портативные помпы, которыми вчера пользовался Бэрпи. Мне говорили, что он с женой Перкинса их именно туда положили, и хорошо, чтобы так оно и было.
    
Ферн заметил, что, насколько ему известно, те наплечные помпы сначала были взяты со склада Бэрпи, и они являются собственностью Ромми.
    
У волонтёров было своих несколько штук, но после расформирования этого подразделения они их продали на еBay[318].
    
— Они были его собственностью, но сейчас уже нет, — произнёс Большой Джим. — Пока будет продолжаться кризис, они принадлежат городу. Так же мы поступим с любой вещью, которая нам понадобится. Это всем на благо. А если Ромео Бэрпи думает, что вновь может организовать волонтёрскую бригаду, ему придётся быстренько передумать.
    
Ферн осторожно заметил, что, как он слышал, Ромми хорошо управился с тем пожаром, который занялся на Малой Суке после ракетного обстрела.
    
— Сколько там было того пожара, скорее, похоже на пару сигарет, которые тлеют в пепельнице, — пренебрежительно хмыкнул Большой Джим. На виске у него пульсировала жила, и сердце сильно билось. Он понимал, что — вновь — ел слишком быстро, но ему просто не под силу было сдерживаться. Проголодавшись, он глотал без перерыва все, пока стол перед ним не становился пустым. Такую имел натуру. — Любой его погасил бы. Ты его погасил бы. Наиболее интересно то, что я знаю, кто в последний раз голосовал за меня, а кто нет
    
Кто был против, не получат и никчёмной конфетки.
    
Ферн спросил Большого Джима, что он, Ферн, должен делать с помпами.
    
— Только проверь, лежат ли они в сарае. И тогда приходи в среднюю школу. Мы будем в спортивном зале.
    
Ферн сказал, что что-то хочет спросить Роджер Кильян.
    
Большой Джим подкатил глаза, но подождал.
    
Роджер хотел знать, кто именно из его ребят станет копами.
    
Большой Джим вздохнул, порылся в разбросанных на столе листах и нашёл тот, где был список новых офицеров. Большинство из них были старшеклассниками, и все были мужского пола. Самому молодому, Мики Вордло, исполнилось только пятнадцать, но он был качком. Правым полузащитником на футбольном поле, пока не выгнали за пьянство.
    
— Рики и Рэндол.
    
Роджер запротестовал, говоря, что это его старшие, единственные, кому можно доверить ежедневную работу на ферме. Кто, спросил он, будет помогать ему теперь с цыплятами?
    
Большой Джим закрыл глаза и попросил у Бога терпения.
   
   
    
     
16
    
    
Сэмми очень чётко ощущала ту дёргающую боль, которая перекатывалась у неё в животе — похожую на менструальные спазмы — и намного более острые подёргивания, которые поступали из её подбрюшья. Их тяжело было не ощутить, поскольку каждый её шаг ими отдавался. Однако она продолжала брести вдоль шоссе 119 в сторону Моттонской дороги. Она будет чапать, не смотря ни на что, какой бы не была боль. Она чётко знала, куда идёт, но не имела целью свой трейлер. Все необходимое было не в трейлере, и она знала, где его найдёт. Она туда будет идти хоть целую ночь. Если боль станет совсем невыносимой, в кармане джинсов у неё лежит пять пилюль перкоцета, она сможет их разжевать. Разжёванные, они действуют быстрее. Ей об этом говорил Фил.
    
Трахай её.
    
А мы тогда вернёмся сюда и уже надлежащим образом тебя заебём.
    
Трахай эту суку.
    
Держи лучше рот на замке, пока тебе не прикажут сосать.
    
Трахай её. Трахай эту суку.
    
Никто тебе всё равно не поверит.
    
Но преподобная Либби поверила, и что с ней случилось? Выбитое плечо, мёртвая собака.
    
Трахай эту суку.
    
Сэмми подумала, что этот голос, этот возбуждённый свиной визг будет звучать в её голове до скончания веков.
    
Так она и шла. Над её головой затеплились первые розовые звезды, словно искорки, которые проглядывают через грязное оконное стекло.
    
Автомобильные фары заставили её тень прыгнуть вдоль дороги далеко впереди её. Подъехал и остановился расшатанный фермерский пикап.
    
— Эй, ты, давай, садись, — позвал мужчина за рулём. Хотя прозвучало это как «Ва-вай-саись», потому что за рулём сидел Алден Динсмор, отец покойного Рори, и он был пьян.
    
И что там, Сэмми всё равно полезла в кабину — двигаясь с осторожностью инвалида.
    
Похоже, что Алден этого не заметил. Между ногами у него стояла полулитровая жестянка «Будвайзера», а рядом с ним полупустой ящик. Жестянки из-под уже выпитого пива накатывались на ноги Сэмми.
    
— Тебе куда надо? — спросил он. — Порлен? Посмут? — и засмеялся, показывая, что хоть он и пьяный, а пошутить умеет.
    
— Только до Моттонской дороги, сэр. Вы едете в том направлении?
    
— В л'бом направ'ии, куда толь'о захочешь, — ответил Алден. — Я просто катаюсь. Катаюсь и думаю о моём мальчике. Он умер ф с'боту.
    
— Мне так жаль, я сочувствую вам, это такая потеря.
    
Он кивнул и выпил.
    
— Мой отец умер прошлой зимой, ты знала? Задохнулся насмерть, бедный старик. Эмфа-зема. Последние годы жизни провёл на кислороде. Обычно Рори менял ему баллоны. Он лю'ил старую лису.
    
— Мне так жаль, — она уже это говорила, но что другое тут можно ещё сказать?
    
Слеза скатилась ему по щеке.
    
— Я поеду, куда скажешь, мисси Лу. Буду ехать, пока пиво не закончится. Хо пива?
    
— Да, благодарю. — Пиво было тёплым, но она пила жадно. Её мучила жажда. Выловила из кармана одну пилюлю и запила её вторым длинным глотком пива. Ощутила, как загудело в голове. Очень приятно. Она добыла ещё одну пилюлю перкоцета и предложила Алдену. — Хотите? От этого вам полегчает.
    
Он взял пилюлю и тоже проглотил, запив пивом, даже не поинтересовавшись, что это такое. Вот и Моттонская дорога. Он поздно заметил перекрёсток и резко завернул, сбив почтовый ящик Крамли. Сэмми не обратила внимания.
    
— Бери ещё, Мисси Лу.
    
— Благодарю вас, сэр, — она взяла следующую жестянку и хлопнула лючком открывалки.
    
— Ты види'а моего мальчика? — В свете приборной панели глаза Алдена влажно отсвечивали жёлтым. Это были глаза собаки, которая на бегу наткнулась на яму и сломала себе ногу. Ты види'а моего мальчика?
    
— Да, сэр, — кивнула Сэмми. — Конечно же, я видела. Я тогда тоже там была.
    
— Там тогда все были. Я сдал в аренду моё поле. Мож'т, так помог ему погибнуть. Неизвестно. Нам никогда ничего не узнать, а?
    
— Конечно, — согласилась Сэмми.
    
Алден запустил руку в карман своего комбинезона и извлёк оттуда истрёпанное портмоне. Открыл его обеими руками, бросив руль, и начал искоса заглядывать в целлулоидный карманчик кошелька.
    
— Это мои ребята подарили мне это по'моне, — сообщил он. — Рори и Олли. Олли ещё живой.
    
— Хороший кошелёк, — похвалила Сэмми, наклоняясь, чтобы перехватить руль.
    
Она так делала, когда они ещё жили вместе с Филом. Часто. Пикап мистера Динсмора медленно двигался довольно импозантным курсом, словно имел намерение врезаться в следующий почтовый ящик. И все пока обстояло благополучно; бедный дядечка ехал всего лишь со скоростью двадцать миль, и Моттонская дорога лежала впереди пустая. Потихоньку играло радио, по РНГХ «Слепые Ребята из Алабамы»[319] пели «Сладкую надежду Небес».
    
Алден вручил кошелёк ей.
    
— Там он есть, мой мальчик. С его де'ушкой.
    
— Вы поведёте машину, пока я посмотрю? — спросила Сэмми.
    
— Конечно, — вновь взялся за руль Алден. Пикап поехал чуточку быстрее и чуточку ровнее, хотя и гулял относительно осевой линии.
    
На выцветшем цветном снимке обнимали друг друга мальчик и старый мужчина. На старике была кепка «Рэд Сокс» и кислородная маска. У мальчика на лице сияла широкая улыбка.
    
— Он был красивый мальчик, сэр, — сказала Сэмми.
    
— Эй, красивый мальчик. Хороший, умный мальчик, — Алден резко, без слез, болезненно застонал. Словно заревел ишак. С губ у него брызнула слюна. Машина вильнула, потом выпрямилась.
    
— У меня тоже есть хороший мальчик, — сказала Сэмми. И начала плакать. Когда-то, припомнила она, ей нравилось мучить кукол «Братц». Теперь она сама знала, как это чувствовать себя в микроволновке. Как адски больно мучиться в горящей печи. — Я его поцелую, когда увижу. Всего расцелую.
    
— Поцелуй, — кивнул Алден.
    
— Да, поцелую.
    
— Ты его поцелуй, и обними, и прижми к себе.
    
— Я так и сделаю, сэр.
    
— Я бы тоже поцеловал моего мальчика, если бы смог. Я бы расцеловал его в обе щеки.
    
— Я знаю, вы так бы и сделали, сэр.
    
— Но я его похоронил. Сегодня утром. Прямо на том месте.
    
— Мне так жаль, это такая потеря.
    
— Возьми себе ещё пива.
    
— Благодарю вас. — Она взяла жестянку. Она уже начала пьянеть. Так хорошо пьянеть.
    
Таким образом, они продвигались дальше, в то время как розовые звезды над ними разгорались ярче, мерцали, но не падали, никакого метеоритного дождя не было в эту ночь. Так они проехали и трейлер Сэмми, куда она уже никогда больше не вернётся, даже не притормозив, проехали.
   
   
    
     
17
    
    
Было где-то четверть восьмого, когда Рози Твичел постучала в стеклянную панель дверей «Демократа». Джулия, Пит и Тони стояли около длинного стола, собирая экземпляры свежей черырехлистовой газеты. Пит и Тони складывали листы в кучу, а Джулия скрепляла их степлером и укладывала в пачки.
    
Увидев Рози, Джулия энергично ей махнула: дескать, заходи. Рози приоткрыла двери и те немного покачнулись:
    
— Боже, как здесь у вас жарко.
    
— Выключили кондиционер для экономии топлива, — объяснил Пит Фримэн. — А ксерокс очень греется, когда долго работает. А сегодня ему пришлось поработать хорошенько. — Но произнёс он это с гордым видом. Рози подумала, что у них у всех троих сейчас горделивый вид.
    
— Я думал, у вас сейчас должна бы быть бешеная толпа в ресторане, — произнёс Тони.
    
— Совсем наоборот. Сегодня вечером там хоть на оленей охоться. Думаю, многие люди не хотят меня видеть, потому что мой повар арестован за убийство. И ещё я думаю, они стыдятся смотреть друг другу в глаза после того, что случилось сегодня утром в «Фуд-Сити».
    
— Иди-ка сюда ближе, возьми, посмотри газету, — позвала её Джулия. — Ты у нас героиня, девушка с обложки, Рози.
    
Вверху было напечатано красными буквами БЕСПЛАТНЫЙ ВЫПУСК — КРИЗИС ПОД КУПОЛОМ — БЕСПЛАТНЫЙ ВЫПУСК.
    
Под этой шапкой шестнадцатым курьером, который Джулия до последних двух выпусков «Демократа» никогда не использовала, шёл заголовок:
    
ПЕРЕДРЯГА И УБИЙСТВА С УГЛУБЛЕНИЕМ КРИЗИСА
    
На фото была Рози. В профиль. Возле губ она держала мегафон. С кудряшкой, которая упала ей на лоб, выглядела она чрезвычайно красивой. За ней виднелся проход отдела макаронных изделий и соков, где на полу, похоже, валялось несколько разбитых бутылок соусов к спагетти. Подпись гласила: Усмирение толпы: Рози Твичел, учредительница и хозяйка «Розы-Шиповника», усмиряет толпу с помощью Дейла Барбары, который был арестован за убийства (см. репортаж ниже и статью на стр. 4).
    
— Святой Боже, — выдохнула Рози. — Ну… по крайней мере вы сняли меня с лучшей стороны. Если я её вообще имею.
    
— Рози, — торжественно произнёс Тони Гай. — Вы выглядите, как Мишель Пфайфер.
    
Рози фыркнула, показав ему средний палец. Она уже начала читать редакционную статью.
    
    
СНАЧАЛА ПАНИКА, ПОТОМ СТЫД
    
Текст Джулии Шамвей
    
Не каждый житель Честер Милла знает Дейла Барбару (он не так давно в нашем городе), но много людей пробовали приготовленные им блюда в «Розе-Шиповнике». Те же, кто его знали — до сегодняшнего дня, — могли бы сказать, что он оказался добрым пополнением для нашей общины, если припомнить его судейство матчей по софтболу в июле и августе, участие в сборе книжек для средней школы в сентябре и уборку мусора в День чистого города всего лишь две недели назад.
    
И вот сегодня «Барби» (так его зовут те, кто знаком с ним) был арестован за четыре шокирующих убийства.
    
Убийства людей, которых хорошо знали в городе и любили. Людей, которые, в отличие от Барбары, прожили здесь всю жизнь.
    
При нормальных обстоятельствах «Барби» направили бы в тюрьму округа Касл, ему бы предоставили возможность сделать один телефонный звонок и обеспечили бы адвоката, если бы он не имел возможности нанять его сам. Ему бы выдвинули обвинение, а эксперты, которые хорошо разбираются в своём деле, начали сбор доказательств.
    
Ничего этого не произошло, и мы все знаем почему: из-за Купола, который запер наш город, отделив нас от остального мира. Но разве здравый смысл и процессуальные правила тоже заперты? Несущественно, насколько шокирующее преступление произошло, недоказанных обвинений недостаточно для оправдания такого обращения с Дейлом Барбарой и объяснения того, что новый шеф полиции отказался отвечать на вопросы, а также дать разрешение вашему корреспонденту убедиться, что Дейл Барбара ещё жив, хотя отцу Доди Сендерс — первому выборному Эндрю Сендерсу — было разрешено не только посетить официально не обвинённого арестанта, но и унижать его…
    
— Фью! — присвистнула Рози, поднимая вверх глаза. — Ты действительно собираешься это напечатать?
    
Джулия махнула рукой в сторону кучи уже сложенных газет.
    
— Это уже напечатано. А что? Ты имеешь что-то против?
    
— Нет, но… — Рози быстро пробежала глазами оставшуюся часть статьи, которая была очень длинной и чем дальше, тем сильнее «пробарбовской». Заканчивалась она обращением к каждому, кто может иметь информацию, касающуюся этих убийств, откликнуться, и предположением, что после окончания кризиса, а он, безусловно, когда-то закончится, поведение жителей города в отношении этих убийств окажется в центре придирчивого внимания не только жителей штата Мэн или граждан Соединённых Штатов, а и всего мира.
    
— И ты не боишься накликать на себя неприятности?
    
— Это свобода печати, Рози, — произнёс Пит тоном, который даже ему самому показался довольно неуверенным.
    
— Это то, что сделал бы Горес Грили, — твёрдо произнесла Джулия, и её корги, который дремал на своём одеяле в уголке, поднял голову на знакомое имя. Увидев Рози, он подбежал к ней за ласками, и она его, естественно, погладила несколько раз.
    
— А у тебя есть что-то большее, чем написано здесь? — спросила Рози, положив ладонь на газетный лист.
    
— Кое-что, — ответила Джулия. — Это я пока что придерживаю. Хочу ещё насобирать информации.
    
— Барби такого никогда бы не сделал. Но я всё равно за него боюсь.
    
На столе встрепенулся один из мобильных телефонов. Его схватил Тони:
    
— «Демократ». Гай слушает. — Но, выслушав первые слова, он передал телефон Джулии. — Тебя. Полковник Кокс. И голос у него не праздничный.
    
Кокс. Джулия о нём напрочь забыла. Она взяла телефонную трубку.
    
— Мисс Шамвей, мне нужно поговорить с Барби, выяснить, насколько он продвинулся в прибирании к рукам административной власти в городе.
    
— Не думаю, чтобы вам случилось поговорить с ним в ближайшее время. Он арестован.
    
— Арестован? По какому обвинению?
    
— Убийство. Четыре случая, если точнее.
    
— Вы шутите.
    
— Мой голос вам кажется шутливым, полковник?
    
Упала минута тишины. На её фоне Джулия слышала в телефоне отдалённую болтовню многих людей. Когда Кокс вновь заговорил, голос его звучал уже не так бодро.
    
— Расскажите мне все.
    
— Нет, полковник Кокс, не вижу возможности. Последние два часа я занималась как раз тем, что писала об этом, а, как говорила мне маленькой моя мама, не следует дважды пережёвывать одну и одну и ту же капусту. Вы все ещё в Мэне?
    
— Касл Рок. Здесь наша передовая база.
    
— Тогда я предлагаю вам встретиться со мной там, где мы виделись в прошлый раз. На Моттонской дороге. Я не смогу подарить вам завтрашний номер «Демократа», хотя он и бесплатный, но я смогу развернуть газету против Купола, чтобы вы сами прочитали.
    
— Перешлите мне её по электронной почте.
    
— Не перешлю. Я считаю электронную почту неэтичным орудием газетного бизнеса. В этом смысле я весьма старомодная особа.
    
— Вы, дорогая госпожа, весьма раздражающая особа.
    
— Возможно, я и раздражающая, но вам я отнюдь не дорогая госпожа.
    
— Скажите мне одно: это подстроено? Каким-то образом здесь замешанны Сендерс и Ренни?
    
— А вы как думаете, полковник, медведи срут в лесу?
    
Тишина. Немного погодя, он наконец-то отозвался:
    
— Я буду там через час.
    
— Я приеду в компании. С работодателем Барби. Думаю, вас заинтересует то, что она может рассказать.
    
— Хорошо.
    
Джулия выключила телефон.
    
— Рози, хочешь ненадолго съездить со мной к Куполу?
    
— Конечно, если это поможет Барби.
    
— Надеяться можно, но мне кажется, что тут нам самим о себе надо заботиться.
    
Джулия переключила своё внимание на Тони и Пита.
    
— Вы сами закончите составлять газеты? Перед тем как идти отсюда, положите пачки газет возле дверей и заприте офис. Хорошенько высыпайтесь, потому что завтра нам всем работать уличными разносчиками. Этот номер придётся распространять классическим образом. Чтобы газета попала в каждый дом в городе. В отдалённые фермы. И в Восточный Честер, конечно. Там много новосёлов, теоретически они должны быть менее податливыми мистическому влиянию Большого Джима.
    
Пит поднял вверх брови:
    
— Наш мистер Ренни со своей командой хороший игрок на своём поле, — объяснила Джулия. — На чрезвычайном городском собрании в четверг он вылезет на трибуну и будет стараться завести город, словно карманные часы. Но первая подача принадлежит гостям, — она показала на газеты. — Это наша первая подача. Если эти материалы прочитает достаточно народа, он вынужден будет ответить на много трудных вопросов, прежде чем провозглашать заготовленную речь. Возможно, нам удастся чуточку сбить ему темп.
    
— А может, и не чуточку, если узнаем, кто бросал камни в «Фуд-Сити», — сказал Пит. — И знаете, что? Я думаю, мы узнаем. Все это было придумано на ходу. Там должны торчать какие-то нескрываемые концы.
    
— Я лишь надеюсь, что Барби будет ещё жив, когда мы начнём за них тянуть, — сказала Джулия и посмотрела на часы. — Идём, Рози, покатаемся. Горес, хочешь с нами?
    
Горес хотел.
   
   
    
     
18
    
    
— Можете меня здесь высадить, сэр, — сказала Сэмми. Они остановились возле симпатичной усадьбы в ранчо-стиле. Хотя дом стоял тёмным, лужайка была освещена, потому что местность эта находились рядом с Куполом, где вдоль границы Честер Милловского Харлоу сияли яркие прожектора.
    
— Хо щё пива на дорогу, мисси Лу?
    
— Нет, сэр, моя дорога заканчивается здесь.
    
Правда, это было не совсем так. Она ещё должен вернуться в город. В жёлтом подкупольном сиянии Алден Динсмор выглядел не сорокапяти, а восемьдесятипятилетним. Никогда в жизни она не видела такого печального лица… кроме, разве, собственного в зеркале в госпитальной палате, прежде чем отправиться в это путешествие. Она наклонилась и поцеловала его в щеку. Укололась губами о щетину. Он приложил ладонь к тому месту и хоть слабенько, но улыбнулся.
    
— Вам надо возвращаться сейчас домой, сэр. Там ваша жена, вы должны её утешать. И ваш второй сын, о котором вам надо заботиться.
    
— Навер'е, ты права.
    
— Я точно права.
    
— А ты сама в порядке?
    
— Да, сэр, — она вылезла из кабины, а вновь обратилась к нему. — Так вы поедете домой?
    
— Попробую, — ответил он.
    
Захлопнув двери пикапа, Сэмми задержалась в начале подъездной аллеи, чтобы посмотреть, как он будет разворачиваться. Алден въехал в канаву, однако там было сухо, и он успешно выбрался. Машина тронулась в сторону шоссе 119, сначала виляя, но вскоре задние огни начали держаться более или менее ровной линии. Снова он едет посередине дороги — по этой блядской белой полосе, сказал бы Фил, — но она надеялась, что с ним всё будет хорошо. Уже полдевятого, полностью стемнело, едва ли кто ему попадётся навстречу, подумала она.
    
Когда его задние огни, наконец, исчезли вдали, она отправилась к тёмному зданию ранчо. Этот дом едва ли мог конкурировать с хорошими старыми домами на городском холме, но был более красивым, чем любой из тех, в которых ей приходилось жить. Она была здесь однажды с Филом, ещё в те времена, когда он не делал ничего дурного, а только понемногу торговал травкой и для собственных нужд немножечко варил кристаллы в их трейлере. Ещё до того, как он стал проникаться своими странными идеями, касающимися Иисуса и посещать эту говняную церковь, где каждый считает, что все пойдут в ад, кроме них. Именно с религии и начались все неприятности Фила. Это привело его к Коггинсу, а Коггинс или кто-то другой превратил его в Мастера.
    
Люди, которые жили здесь, не были присаженными на метамфетамин торчками; у торчков не получилось бы долго содержать такую усадьбу; они бы её уже перезаложили сто раз. Но Джек и Майра Эванс любили время от времени потешить себя марьиванной, и Фил Буши радушно поставлял им травку. Они были хорошими людьми, и Фил относился к ним хорошо. В те старые дни он ещё мог относиться к людям по-хорошему.
    
Майра угощала их кофе-глясе. Сэмми тогда ходила, кажется, на седьмом месяце, беременная Малышом Уолтером, её хорошенько разнесло, и Майра спросила, кого бы она хотела, мальчика или девочку. Совсем не задирала перед Сэмми нос. Джек как раз позвал Фила в свой кабинет-каморку, чтобы рассчитаться, и Фил её позвал: — Эй, дорогуша, иди-ка сюда, взгляни!
    
Всё это казалось таким теперь далёким.
    
Она подёргала передние двери. Они были заперты. Сэмми подняла один из декоративных камней, которыми Майра когда-то обложила свой цветник, и, взвешивая его в руке, встала напротив большого фронтального окна. Подумав немного, она, вместо того чтобы бросить камень, пошла вокруг дома. В её настоящем состоянии залезать через окно будет тяжело. Да и даже если она в состоянии (и осторожно), можно так порезаться, что остаток её планов на этот вечер пойдут псу под хвост.
    
Да и сам дом очень хороший. Ей не хотелось его калечить, если без этого можно обойтись.
    
И ей не пришлось этого делать. Тело Джека вывезли, в этом смысле город ещё достаточно исправно функционировал, но никто не подумал запереть задние двери. Сэмми легко вошла вовнутрь. Генератор не работал, и в доме было темнее, чем у енота в жопе, но на печи лежала коробка деревянных спичек и первая же, которую она зажгла, осветила фонарик на кухонном столе. Фонарик работал исправно. В его луче она заметила что-то похоже на кровавое пятно на полу. Поспешно отвела фонарь оттуда и направилась в кабинетик Джека Эванса. Тот находился сразу за гостиной, каморка такая крохотная, что там буквально не было места ни для чего другого, кроме письменного стола и застеклённого шкафа.
    
Она повела лучом фонаря по столу, потом подняла его так, что тот отразился в стеклянных глазах наиболее ценного из Джековых трофеев: это была голова лося, которого он подстрелил в ТР-90 три года назад. На эту голову тогда и позвал её посмотреть Фил.
    
— Мне достался последний билет лотереи[320] того года, — рассказывал им Джек. — А добыл я его вот этой штучкой. — Он показал на ружье в шкафу. Грозное на вид, да ещё и с оптическим прицелом.
    
В двери появилась Майра, в её чашке с кофе постукивали ледышки — такая хорошая, стильная, улыбающаяся женщина; Сэмми понимала, что ей такой никогда не стать.
    
— Оно стоило немыслимых денег, но я ему позволила купить это ружье после того, как он пообещал, что в декабре повезёт меня на неделю на Бермуды.
    
— Бермуды, — произнесла сейчас вслух Сэмми, смотря на лосячью голову. — Так она туда и не съездила. Как это печально.
    
Фил тогда, засовывая конверт с деньгами себе в задний карман джинсов, ещё произнёс:
    
— Грозное ружье, но не совсем пригодная вещь для домашней защиты.
    
— Об этом я также позаботился, — ответил Джек, и хотя он не показал Филу, чем именно он позаботился, но со значением похлопал по столешнице. — Пара надёжных пистолей.
    
Фил так же со значением кивнул в ответ. Сэмми с Майрой в полной гармонии обменялись понимающими взглядами: «Парни всегда остаются мальчишками». Она и сейчас помнила, как ей тогда хорошо стало от того взгляда, как она ощутила себя приобщённой, и думала, что, вероятно, именно поэтому она и пришла теперь сюда, вместо того, чтобы поискать что-нибудь, где-то поближе к городу.
    
Она задержалась, чтобы разжевать очередную пилюлю перкоцета, а уже потом начала открывать ящики стола. Они не были заперты, как и тот деревянный сундучок, который нашёлся в третьем из выдвинутых ей ящиков. В нём лежал запасной пистолет покойного Джека Эванса: автоматический «Спрингфилд XD»[321] сорок пятого калибра. Взяв его в руки, она, хотя и как-то топорно дёргая, сумела вытянуть обойму. Та была полной, а в ящике лежала ещё и запасная. Её она тоже взяла. Потом она вернулась в кухню поискать пакет, в котором понесёт свои находки. И, конечно же, ключи. От того, что найдётся в гараже Майры и Джека. Возвращаться в города пешком она не собиралась.
   
   
    
     
19
    
    
Джулия с Рози как раз обсуждали, какое будущее ожидает их город, когда чуть не завершилось их настоящее. Завершилось бы, если бы на повороте Эсти, приблизительно за милю от пункта своего назначения, они столкнулись со старым фермерским пикапом. Но Джулия выехала из-за поворота достаточно своевременно, чтобы заметить машину, которая несётся ей навстречу, по её полосе, прямо ей в лоб.
    
Она резко, не думая, крутанула руль своего «Приуса» влево, перескочив на другую полосу, и два автомобиля разминулись на расстоянии пары дюймов. Горес, который сидел на заднем сидении со своим обычным видом полнейшего удовлетворения о-меня-катают-на-машине, изумлённо тявкнув, покатился на пол. Это был единственный звук. Женщины не заверещали, даже не ойкнули. Всё произошло очень быстро. Смерть или серьёзное увечье мельком промелькнули мимо них, да и ладно.
    
Джулия движением руля вернулась на свою полосу, потом съехала на грунтовую обочину, остановила «Приус» и посмотрела на Рози. Горес позади вновь заскочил на сидение и коротко гавкнул, словно спрашивая, почему это мы встали. На это обе женщины рассмеялись и Рози начала хлопать себе по груди сверх показной полки своих сисек.
    
— Ох, моё сердце, моё сердце, — приговаривала она.
    
— Эй, — кивнула Джулия. — У меня тоже. Ты видела? Он пролетел буквально вплотную.
    
Рози вновь засмеялась, вздрагивая:
    
— Ты шутишь? Сердечко, если бы я держала руку на окне, он отрезал бы мне локоть, сукин сын.
    
— Пьяный, наверное, — встряхнула головой Джулия.
    
— Пьяный, это без всяких сомнений, — фыркнула Рози.
    
— Ты готова ехать дальше?
    
— А ты? — переспросила Рози.
    
— Да, — ответила Джулия. — А ты там как, Горес?
    
Горес гавкнул, докладывая, что он всегда готов.
    
— Близкий взрыв неудачу отгоняет, — произнесла Рози. — Так любил говорить дедушка Твичел.
    
— Будем надеяться, что он был прав, — кивнула Джулия, вновь выезжая на дорогу. Она внимательно смотрела вперёд, чтобы не прозевать приближение чужих фар, но следующий увиденный ними свет подавали уже прожектора, нацеленные на Харлоу с той стороны Купола. Сэмми Буши они не увидели. А Сэмми их видела; она стояла перед гаражом Эвансов, держа в руке ключи от их «Малибу». Когда они проехали, она подняла ворота гаража (пришлось делать это вручную, далось ей это очень болезненно) и села за руль.
   
   
    
     
20
    
    
Между универмагом Бэрпи и «Топливом & Бакалеей» пролегал переулок, который связывал Мэйн-стрит и Вест-стрит. Им чаще всего пользовались машины всяких поставщиков. Этим вечером по переулку в четверть десятого шли Джуниор и Картер Тибодо, шли почти в кромешной тьме. Картер нёс в руке пятигаллоновую канистру, красную, с жёлтой диагональной полосой на её боку. По полосе шла надпись БЕНЗИН. Во второй руке он нёс мегафон на батарейках. Мегафон был белого цвета, но Картер его замаскировал, обмотав чёрной изоляционной лентой, чтобы тот случайно не бросился кому-нибудь в глаза раньше, чем они начнут ретироваться по этому переулку.
    
Джуниор нёс рюкзак. Голова у него больше не болела и хромота его почти пропала. Он был уверен, что его тело наконец-то победило тот недуг, который его так беспокоил. Наверное, какой-то приблудный вирус. В колледже такого дерьма нахвататься можно вдоволь, и то, что его оттуда выперли за избиение того пацана, наверно, было скрытым благословением.
    
С глубины переулка им хорошо был виден «Демократ». Свет заливал пустой тротуар, и они видели, как внутри суетятся Фримэн и Тони Гай, поднимая и складывая около дверей пачки газет. Старое деревянное здание, в котором содержалась редакция и помещение Джулии, стояло между семейной аптекой Сендерса и книжным магазином, но отделённая от обоих — со стороны книжного магазина мощёным тротуаром, а со стороны аптеки переулком, похожим на тот, из которого сейчас выглядывали они с Картером. Ночь была безветренная, и он подумал, что, если его отец достаточно быстро мобилизует людей, лишнего вреда не случится. Не то, чтобы это его беспокоило. Да пусть хоть вся восточная сторона Мэйн-стрит выгорит, Джуниору это было по барабану. Ещё больше неприятностей Дейлу Барбаре. Он все ещё ощущал на себе тот его прохладный оценивающий взгляд. Неправильно, когда на тебя, таким образом, смотрит кто-то, особенно если этот кто-то смотрит из-за решётки. Сучий Бааарби.
    
— Надо было его застрелить, — пробурчал Джуниор.
    
— Что? — переспросил Картер.
    
— Ничего, — вытер он себе лоб. — Жарко.
    
— Да уж. Фрэнки говорит, если так будет и дальше, мы здесь все испечёмся, как яйца в духовке. Во сколько нам надо это сделать?
    
Джуниор мрачно пожал плечами. Отец ему говорил, но он не помнил точно. Вероятно, в десять часов. Да какая разница? Пусть те двое там сгорят. А если сучка редакторша у себя наверху — наверное, расслабляется со своим любимым дилдо после трудового дня, — пусть и она сгорит. Ещё больше неприятностей для Бааарби.
    
— Давай начинать.
    
— Ты уверен, братан?
    
— Ты кого-нибудь видишь на улице?
    
Картер огляделся. Мэйн-стрит лежалая пустынная и тёмная. Генераторы позади зданий редакции газеты и аптеки были единственными, которые он слышал. Он пожал плечами:
    
— Хорошо. А почему бы и нет?
    
Джуниор расстегнул пряжки рюкзака и раздвинул клапан. Наверху лежало две пары оснащённых светодиодами перчаток. Одну пару он отдал Картеру, другую натянул сам. Ниже лежало что-то завёрнутое в банное полотенце. Развернув этот свёрток, он выставил на латаный асфальт четыре винных бутылки. На самом дне рюкзака лежалая жестяная воронка. Джуниор вставил её в горло первой бутылки и потянулся за бензином.
    
— Давай-ка лучше я, братан, — сказал Картер. — У тебя руки дрожат.
    
Джуниор изумлённо посмотрел на свои пальцы. Он не ощущал дрожи, но действительно они дрожали.
    
— Я не боюсь, если это то, о чём ты думаешь.
    
— Я и близко такого не говорил. Это просто какие-то проблемки с головой. Всем это видно. Тебе надо сходить к Эверетту, потому что с тобой происходит что-то нехорошее, а он сейчас единственный, кого наш город имеет наиболее похожего на настоящего врача.
    
— Я чувствую себя пречуде…
    
— Замолчи, пока тебя кто-то не услышал. Займись полотенцем, остальное я сам сделаю.
    
Джуниор выхватил из кобуры пистолет и выстрелил Картеру в глаз. Голова у того треснула, плеснув во все стороны кровью и мозгами. А потом Джуниор встал над ним, стреляя вновь, и вновь, и вновь…
    
— Джунс?
    
Джуниор замотал головой, чтобы прогнать видение — такое яркое, чисто галлюцинаторный бред, — и понял, что действительно вцепился в рукоятку пистолета. Может, тот вирус ещё не совсем вышел из его организма? А может, это и не вирус совсем.
    
«А что же тогда? Что?»
    
Ароматный запах бензина ударил ему в нос, и так сильно, что в глазах запекло. Картер начал наполнять первую бутылку. «Глюк, глюк, глюк», — запела канистра. Джуниор расцепил молнию бокового кармана рюкзака и достал оттуда портняжные ножницы, которые принадлежали его матери. Ими он отрезал от полотенца четыре полосы. Одну из этих тряпок засунул в первую бутылку, потом извлёк и вместо того запихал её в бутылку другим концом, оставив свисать наружу уже пропитанный бензином край. Тоже самое он проделал с остальными бутылками.
    
В этом деле дрожания рук ему не мешало.
   
   
    
     
21
    
    
А Барбин полковник Кокс изменился с того времени, как Джулия видела его в последний раз. Как для выхода в люди в половине десятого вечера, он был гладко выбрит и волосы у него были аккуратно зачёсаны, хотя его униформа хаки потеряла былую идеальную наглаженность и поплиновая куртка теперь висела на нём мешком так, словно он похудел. Он стоял перед теми несколькими пятнами аэрозольной краски, которые остались после неудачного эксперимента с кислотой, и хмурился на эти нарисованные двери, словно думая, сможет ли пройти сквозь них, если достаточно сконцентрируется.
    
«Закрой глаза и трижды щёлкни каблуками, — подумала Джулия. — Потому что нет места, милее, чем Купол»[322].
    
Она отрекомендовала Рози Кокса и Кокса Рози. Пока они обменивались стандартным «приятно познакомиться», она оглянулась вокруг и увиденное ей не понравилось. Прожектора ещё оставались на своих местах, лупили в небо, словно извещая о какой-то гламурной голливудской премьере, и генераторы, которые питали их, также урчали, но куда-то исчезли армейские грузовики и та большая зелёная штабная палатка, которая стояла раньше, напяленная ярдов за пятьдесят дальше по дороге. Лишь примятая трава осталась на том месте, где она была. С полковником Коксом прибыли два солдата, но они имели тот небоеспособный вид, который всегда ассоциировался у неё с советниками и атташе. Дежурных, возможно, и не убрали, но отвели подальше, установив периметр за пределами достижения человеческого голоса, чтобы какой-нибудь слюнтяй, который мог прибрести сюда со стороны Милла, не начал расспрашивать их, что же оно такое к чёрту творится.
    
«Сначала вопрос, доклад потом», — подумала Джулия.
    
— Просветите меня, мисс Шамвей, — начал Кокс.
    
— Сначала дайте ответ на мой вопрос.
    
Он подкатил глаза (она подумала, что наверное дала бы ему пощёчину за это, если бы могла его достать; нервы у неё ещё звенели после того происшествия по дороге сюда). Но он предложил ей спрашивать, о чём она хочет.
    
— На нас махнули рукой?
    
— Отнюдь, абсолютно нет, — сразу же ответил он, однако, стараясь при этом не смотреть ей в глаза. Ей подумалось, что это знак ещё худший, чем подозрительное запустение, которое она видит сейчас перед собой по его сторону Купола — похоже на цирк, который стоял здесь, а потом вдруг снялся и уехал.
    
— Прочитайте это, — произнесла она и распластала первую страницу завтрашнего номера газеты по невидимой поверхности Купола, словно женщина, которая лепит к витрине супермаркета объявления о распродаже. Под пальцами она ощутила лёгонькое, мимолётное дрожание, это было похоже на то, как бывает, когда дотрагиваешься сухим морозным утром до чего-то металлического.
    
Он прочитал полностью всю газету, сообщая, когда надо перелистывать страницы. Это отняло у него десять минут. Дождавшись, когда он закончил, она произнесла:
    
— Как вы, возможно, обратили внимание, места для рекламы почти не осталось, но я тёшу себя надеждой, что качество письма от этого только выиграло. Похоже, что ссученность идёт мне только на пользу.
    
— Мисс Шамвей…
    
— О, почему бы вам не обращаться ко мне по имени, просто Джулия? Мы же с вами уже практически давние знакомые.
    
— Чудесно. Тогда вы для меня становитесь Джулией, а я для вас — Джей К.
    
— Я буду стараться не путать вас с тем, который ходил по воде[323].
    
— Вы считаете, что этот парниша, Ренни, устанавливает диктатуру во главе с собой? Наподобие какого-то северо-восточного Мануэля Норьеги?
    
— Меня больше беспокоит его похожесть на Пол Пота.
    
— Вы думаете, такое возможно?
    
— Ещё два дня тому назад я бы расхохоталась таким прогнозам — в то время как он не руководит заседаниями выборных, он торгует подержанными автомобилями. Но два дня тому назад у нас ещё не было потасовок за еду. Мы также не знали об этих убийствах.
    
— Это не Барби, — утомлено, но упрямо помотала головой Рози.
    
Кокс не откликнулся на её слова, и не потому, что он игнорировал Рози, догадалась Джулия, а потому, что само такое предположение было слишком смехотворным, чтобы обращать на него внимание. Из-за этого она почувствовала к нему теплоту, по крайней мере, немного.
    
— Джулия, вы думаете, это Ренни виновен в тех убийствах?
    
— Я думала об этом. Все его действия с того времени, как установился Купол, — от запрета продажи алкоголя до назначения шефом полиции абсолютного болвана — были политическими шагами, направленными на усиление его персонального влияния.
    
— Вы хотите сказать, что убийство не в его репертуаре?
    
— Не обязательно. Когда умерла его жена, ходили слухи, что это произошло не без его помощи. Я не говорю, что это чистая правда, но то, что такие слухи имели место, прежде всего, свидетельствует о том, каким данную особу видят люди.
    
Кокс понимающее хмыкнул.
    
— Однако, ради всего святого, мне не понятно, какая политическая целесообразность в убийстве и сексуальном надругательстве над двумя несовершеннолетними девушками.
    
— Барби никогда этого не сделал бы, — вновь повторила Рози.
    
— Такая же непонятная картина, если рассматривать Коггинса, хотя его пасторат, особенно та их радиостанция, выглядит подозрительно великолепно обеспеченной материально. А что касается Бренды Перкинс? Вот тут уже может прятаться политика.
    
— Но вы же не можете прислать к нам морских пехотинцев, чтобы его остановить, не так ли? — спросила Рози. — Вы ничего не можете, кроме как созерцать. Как те дети на аквариум, где самые большие рыбы сначала съедают всю пищу, а потом начинают пожирать маленьких рыбок.
    
— Я могу разрешить мобильную связь, — задумчиво произнёс Кокс. — Могу заблокировать интернет. По крайней мере, это я могу сделать.
    
— У полицейских есть портативные рации, — сказала Джулия. — Он этим воспользуется. А в четверг на собрании, когда люди начнут жаловаться, что потеряли связь с внешним миром, он обвинит в этом вас.
    
— Мы планировали созвать пресс-конференцию в пятницу. Я мог бы её отменить.
    
Джулия похолодела от самой мысли об этом:
    
— Даже не думайте. Тогда он будет лишён необходимости объяснять свои действия перед миром.
    
— Плюс, — включилась Рози. — Если вы выключите телефоны и интернет, никто не сможет рассказать вам или кому-то другому о том, что у нас творится.
    
Кокс постоял молча, смотря себе под ноги. Потом поднял голову.
    
— А что касается того гипотетического генератора, который может поддерживать Купол? Никаких новостей?
    
Джулия не была уверена, следует ли рассказывать Коксу, что поиски генератора они поручили совсем ещё юным школьникам. Но произошло так, что потребность отвечать на этот вопрос вдруг отпала, потому что именно в этот миг заревела городская пожарная сирена.
   
   
    
     
22
    
    
Пит Фримэн бросил последнюю пачку газет около дверей. И тогда, упёршись руками себе в поясницу, распрямился и потянулся. Тони Гай услышал треск даже из другого конца комнаты.
    
— Трещит так, словно у тебя спина больная.
    
— Да нет, я чувствую себя чудесно.
    
— Моя жена сейчас уже должна храпеть, — сказал Тони. — А в гараже у меня есть спрятанная бутылка. Хочешь, зайдём по дороге домой, трахнем понемножку?
    
— Нет, я думаю… — начал Пит, и именно в этот миг окно сокрушила первая бутылка. Боковым зрением он заметил горящий фитиль и сделал шаг назад. Только один, но это спасло его от серьёзных ожогов, вероятно, даже от сожжения живьём.
    
На осколки разлетелись и окно, и бутылка. Бензин загорелся в воздухе, ярко вспыхнув, словно какая-то горящая летающая рыба. Пит пригнулся, одновременно крутнувшись на месте. Огненная рыба пролетела мимо него, подпалив ему один рукав рубашки, и приземлилась на ковёр перед столом Джулии.
    
— Что это, бля… — начал Тони, но тут вторая бутылка кувырком пролетела сквозь оконную дыру. Эта разбилась прямо у Джулии на столе, звякнув осколками во все стороны, распространяя огонь на разбросанные на столешнице бумаги, добавляя ещё огня. Запах горящего бензина был горячим, густым.
    
Пит бросился к кулеру, который стоял в уголке, ударяя себя по боку горящим рукавом. Он коряво поднял и прижал бутыль с водой себе к животу, подставляя под струи воды из горлышка бутыли горящую рубашку (рука им чувствовалась сейчас, словно он её сильно обжёг на солнце).
    
Из ночной тьмы полетел следующий коктейль Молотова. Не долетел, разбился на тротуаре, запалив небольшой костёр на бетоне. Струи горящего бензина стекали к водостоку и гасли.
    
— Лей воду на ковёр! — закричал Тони. — Лей, пока весь дом не загорелся!
    
Ошарашенный Пит, тяжело дыша, лишь взглянул на него. Вода из пластиковой бутыли выливалась на тот край ковра, который не нуждался в увлажнении.
    
Хотя его репортёрская деятельность ограничивалась исключительно темой юниорских спортивных соревнований, в свои школьные года Тони Гай и сам носил свитера с трехбуквенной[324] монограммой. И через десять лет после этого его рефлексы сохранились почти в полном порядке. Он выхватил бутыль у Пита и сначала полил из него сверху на стол Джулии, а потом на горящий ковёр. Огонь начал распространяться, но, может… если он успеет… и если есть запасная бутыль, или даже пара в коридоре, который ведёт к кладовой в задней части дома…
    
— Ещё! — сказал он Питу, который стоял, вытаращившись на задымлённые остатки своего рукава. — В заднем коридоре!
    
Какое-то мгновение Пит, похоже, ещё не мог понять, о чём идёт речь. Потом понял и стремглав бросился к коридору. Тони обошёл стол и выплеснул последнюю пинту воды на пламя, которое старалось расширить тамошний плацдарм.
    
И тогда из тьмы прилетела последняя бутылка коктейля Молотова, и вот она-то и наделала самого большого вреда. Это было прямое попадание в груду наложенных ими возле входных дверей пачек газет. Горящий бензин затёк под плинтус и вспыхнул вверх. Сквозь языки пламени Мэйн-стрит казалась каким-то неустойчивым миражом. В глубине этого миража, на противоположной стороне улицы, Тони рассмотрел пару невыразительных фигур. Сквозь накалённый воздух они казались такими, которые танцуют.
    
— ОСВОБОДИТЕ ДЕЙЛА БАРБАРУ, ПОТОМУ ЧТО ИНАЧЕ ЭТО ТОЛЬКО НАЧАЛО! — проревел усиленный мегафоном голос. — НАС МНОГО, И МЫ ГОТОВЫ СЖЕЧЬ ВЕСЬ ГОРОД! ОСВОБОДИТЕ ДЕЙЛА БАРБАРУ, ПОТОМУ ЧТО ИНАЧЕ ВЫ ДОРОГО ЗАПЛАТИТЕ!
    
Тони взглянул вниз и увидел у себя между ступнёй огненный ручей. Воды, чтобы его погасить, у него больше не было. Скоро огонь сожрёт ковёр и примется за старое сухое дерево пола. Тем временем пожаром охватило уже всю переднюю часть офиса.
    
Тони бросил пустую бутыль и отступил назад. Температура повысилась, он ощущал, как от жара ему стягивает кожу. «Если бы не эти чёртовы газеты, я мог бы…»
    
Но для «мог бы» уже было слишком поздно. Он осмотрелся и увидел в двери Пита с бутылью воды «Поланд Спрингс» в руках. Большая часть его обгоревшего рукава уже отпала. Кожа на руке была ярко-красной.
    
— Поздно! — крикнул Тони. Он оставил стол Джулии, который уже превратился в колонну огня, которая достигала стены, и двинулся по широкой дуге, прикрывая себе рукой лицо от жара. — Слишком поздно! К заднему ходу!
    
Пит Фримэн не нуждался в поторапливании. Он кинул бутыль прямо в огонь и бросился наутёк.
   
   
    
     
23
    
    
Кэрри Карвер редко когда имела какое-то отношение к «Топливу & Бакалеи», хотя лавочка в течение многих лет обеспечивала ей с мужем довольно приятную жизнь, она считала себя Выше Всего Этого. Однако когда Джонни заметил, что неплохо было бы им поехать фургоном и перевезти оттуда остатки консервированных продуктов домой — «на хранение», как деликатно высказался он, — Кэрри сразу согласилась. И хотя по обыкновению работой она не утруждалась (большей частью посвящала себя регулярному просмотру «Судьи Джуди»[325]), тут она согласилась помочь. В «Фуд-Сити» она не была, но позже, когда сходила туда со своей подругой Ли Андерсон посмотреть на последствия передряги и разбитые витрины супермаркета, кровь на мостовой очень её напугала. Она испугалась за своё будущее.
    
Джонни выносил картонные ящики с супом, бобами и соусами; Кэрри складывала их в кузов их «Додж-Рэма». Они уже сделали половину дела, когда дальше по улице вспыхнуло пламя. Оба слышали лозунги, проронённые в мегафон. Кэрри заметила двух или трёх людей, которые бежали по переулку мимо универмага Бэрпи, но не была в этом уверена. Позднее она будет уверена и количество тех фигур увеличится до четырёх. А может, и пяти.
    
— Что это означает? — спросила она. — Милый, что это означает?
    
— Что этот проклятый душегубец здесь не один, — ответил Джон. — Это значит, что у него здесь целая банда.
    
Ладонь Кэрри лежала в него на руке, и теперь её ногти впились ему в кожу. Джон вырвал руку и побежал к полицейскому участку, взывая: «Пожар!» во всю силу своих лёгких. Кэрри не побежала вслед за ним. Кэрри продолжила нагружать фургон. Теперь она боялась за своё будущее ещё больше, чем до этого.
   
   
    
     
24
    
    
Кроме братьев Бови и Роджера Кильяна, на трибунах спортивного зала в средней школе сидело ещё десять новых офицеров только что родившейся Службы внутренней безопасности Честер Милла, и Большой Джим только начал речь о возложенной на них ответственности, как вдруг завелась пожарная сирена. «Парень поспешил, — подумал он. — Я не могу доверять ему, Господи спаси мою душу. Никогда не мог, но сейчас он становится ещё более ненадёжным».
    
— Итак, ребята, — произнёс он, смотря прямо на Мики Вордло («Боже! Какой бычок!»). — О многом хотел я вам сказать, но, кажется, нам предстоит какое-то срочное дело. Ферн Бови, ты часом не знаешь, есть ли у нас в пожарном участке переносные помпы?
    
Ферн ответил, что он заглядывал в пожарный сарай в этот вечер, просто взглянуть, что за оборудование там может быть, и видел там с дюжину заплечных насосов. Все заполненные водой, и им это как раз сейчас пригодится.
    
Большой Джим, думая, что сарказм следует приберегать для тех, кто имеет достаточно масла в голове, чтобы его уловить, сказал, что это Добрый Господь так проявляет заботу о них. И ещё он сказал, что, если сейчас это не ложная тревога, он назначает Ферна главным пожарным, а Стюарта Бови его заместителем.
    
«Ну что, пронырливая ведьма, — думал он, смотря на новых офицеров, которые с сияющими глазами, желая поработать, привставали со стульев. — Теперь увидим, понравится ли тебе совать нос в мои дела».
   
   
    
     
25
    
    
— Куда ты теперь? — спросил Картер.
    
Он привёл свою машину с выключенными фарами туда, где Вест-стрит растворялась в шоссе 117. Здание, которое стояло здесь, когда-то принадлежало заправке Тексако, которая закрылась в 2007 году. Совсем рядом с городом, но хороший, удобный тайник. В том направлении, откуда они приехали, эрекция пожарной сирены достигла максимума и первые языки огня, скорее розовые, чем оранжевые, уже лизали небо.
    
— А? — Джуниор засмотрелся на возрастающее сияние. От этого зрелища он почувствовал возбуждение у себя в штанах. Ему подумалось: как хорошо было бы, если бы у него осталась, хотя бы одна подружка.
    
— Я спросил, куда ты теперь. Твой отец сказал, что надо найти алиби.
    
— Я покинул экипаж № 2 за почтой, — произнёс Джуниор, неохотно отрываясь глазами от пожара. — Я на патрулировании с Фрэдди Дейтоном. Он и скажет, что мы были вместе. Всё время. Отсюда я могу пойти напрямик. А могу вернуться по Вест-стрит. Позырю, как там разгорается. — Он выдал высокое хихиканье, почти девчачье хихиканье, и Картер бросил на него странный взгляд.
    
— Не смотри очень долго. Поджигателей всегда ловят, когда они возвращаются посмотреть на свои пожары. Я видел это по «Их разыскивает Америка»[326].
    
— Да на хер кому-то вступаться за эту прошмандовку, кроме Бааарби, — произнёс Джуниор. — А ты как? Ты куда собираешься?
    
— Домой. Ма скажет, что я сидел дома весь вечер. Попрошу её, чтобы поменяла мне повязку на плече — болит адски там, где эта падлючая собака погрызла. Приму аспирин. А потом пойду, помогу тушить пожар.