1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 
                   Латинский город отопрет. 

                   Но прежде чем начнем мы биться, 

                   Для мертвых надо потрудиться, 

                   Чтоб души их нашли покой; 

                   Погибших лыцарей прославить, 

                   Палланта к батьке переправить, 

                   Что лег здесь буйной головой".

 

                   Затем пошел в курень просторный, 

                   Где труп царевича лежал,

                   Над ним аркадский подкоморий

                   Мух длинной веткой отгонял.

                   И плакальщицы так рыдали,

                   Как будто животом страдали;

                   Эней запричитал и сам:

                   "Увы, увы! Угас он, братцы,

                   А уж на что был мастер драться;

                   Угодно, вижу, так богам!"

 

                   Потом велел носилки сделать

                   И тростниковый балдахин

                   Для обескровленного тела,

                   Чтоб в них Паллант, Эвандров сын,

                   Ясновельможная персона,

                   В чертоги адские Плутона

                   Явился бы не как чумак.

                   Бабенки мертвого обмыли, 

                   В кафтанец чистый нарядили,

                   За щеку сунули пятак.

 

                   Все было к выносу готово,

                   Когда философ пожелал

                   Надгробное отгрохать слово, -

                   Но сбился, темя почесал

                   И молвил: "Труп как есть не дышит,

                   Не видит то есть и не слышит,

                   Ох, ох! Увы! Он мертв! Аминь!"

                   Народ той речью умилился,

                   И горько-горько прослезился,

                   И бормотал: "Нечистый, сгинь!"

 

                   Потом над мертвым покадили 

                   И вынесли его во двор, 

                   Под балдахином положили, 

                   Блеснул слезой Энея взор. 

                   Покрыв добротным покрывалом, - 

                   Кажись, тем самым одеялом, 

                   Что от Дидоны взял Эней, - 

                   Взвалили паныча на плечи 

                   И понесли его далече, 

                   В аркадский город Паллантей.

 

                   Потом, едва лишь вышли в поле, 

                   Эней, над трупом наклонясь, 

                   Сказал: "О, жизнь бурней, чем море, 

                   И гибнет в ней и раб и князь. 

                   Прости-прощай, дружок любезный, 

                   Я отомщу рукой железной, 

                   И Турн получит с барышом". 

                   Потом Палланту поклонился, 

                   Облобызал и прослезился 

                   И к городу побрел шажком.

 

                   И вот едва домой вернулся

                   Наш грустный лыцарь пан Эней,

                   Ан, глядь, уже в сенях наткнулся

                   На присланных к нему гостей: 

                   То прибрели послы Латина,

                   Мужи асессорского чина;

                   Один армейский капитан,

                   Что век по свету волочился

                   И по-фригийски научился, -

                   В посольстве том был драгоман.

 

                   Латинец старший в ихнем роде 

                   Лицом к Энею важно стал 

                   И в нашем, значит, переводе 

                   Примерно так ему сказал: 

                   "Не ворог тот, чья шкура бита, 

                   И тот не враг, кто после битвы 

                   На поле без души лежит. 

                   Позволь тела убитой рати 

                   Прибрать, чтобы земле предать их; 

                   Пускай князь милость к нам явит".

 

                   Эней, к добру с рожденья склонный, 

                   Сказал послам латинским так: 

                   "Латинус рекс неугомонный, 

                   А Турнус пессимус - дурак. 

                   И кваре воевать вам мекум? 

                   Латинуса я путо цекум 

                   И дурнями, сеньорес, вас; 

                   Латинусу рад пацем даре, 

                   Пермитто мертвых закопаре, 

                   И корам вас нет зла у нас.

 

                   Один есть Турнус ворог меус, 

                   Так ерго дебет воевать; 

                   Велит так фата, ут Энеус 

                   Вам будет рекс, Амате зять. 

                   Чтоб привести ад финем беллюм, 

                   Свершим мы с Турнусом дуэллюм, 

                   Зачем всех сангвис проливать? 

                   Кто будет - Турнус иль Энеус, 

                   Укажет глядиус, вель деус, 

                   Латинским сцептро управлять".

 

                   Латинцы враз переглянулись,

                   По сердцу та им речь пришлась;

                   Друг с другом вмиг они стакнулись,

                   И вот Дрансес вскричал: "О князь!

                   Для дел великих ты родился

                   И к нам недаром заявился!

                   Снесем Латину твой ответ,

                   Все, все подробненько расскажем

                   И истинно ему докажем,

                   Что дружба с Турном нам во вред".

 

                   Тут мировую заключили

                   На двадцать - двадцать пять деньков

                   И меж собою порешили,

                   Чтобы прислали мастеров

                   Латиняне помочь троянцам,

                   Злосчастным этим голодранцам,

                   В достройке скорой городка;

                   Да чтоб троянство порубило

                   Осинок, гожих на стропила,

                   Березки, сосняку, дубка.

 

                   А после началась гулянка, 

                   И чарочка пошла кругом; 

                   Побаски, хохоток и пьянка; 

                   Скрепляли дружбу табачком. 

                   Тут выпивали, там трудились, 

                   С покойничками все возились, 

                   В лесах и шум и стукотня. 

                   В небоевое это время 

                   Латинян и троянцев племя 

                   Друг другу были как родня.

 

                   Теперь изобразить бы нужно

                   Эвандра отчую печаль,

                   И крик, и плач, и стон натужный,

                   Да сил достанет мне едва ль.

                   Не всякий, как Вергилий, сможет

                   Писать, чтоб с правдой было схоже,

                   А я ж до грусти не мастак:

                   Я слез и оханья не знаю

                   И сам не плачу, не скучаю;

                   По мне хоть век пусть будет так.

 

                   Как только алая денница 

                   На небе начала вставать, 

                   Так вся троянская станица 

                   Убитых принялась таскать. 

                   Эней с Трахоном разъезжали, 

                   К трудам дружину понуждали, 

                   Костры из мертвых воздвигать. 

                   Соломой трупы оплетали 

                   И масло с дегтем подливали, 

                   Не раз, не два, а раз по пять.

 

                   Потом солому подпалили,

                   Вмиг пламя трупы обнесло;

                   Все "память вечную" завыли,

                   Дымком всю степь заволокло.

                   Тут кость, и плоть, и жир трещали,

                   Иные сало источали,

                   У тех растрескался живот;

                   И дым и смрад кругом носились,

                   Жрецы усердней всех трудились, -

                   Известен всем их алчный род.

 

                   Товарищи в сей жизни бренной, 

                   Отцы, друзья, сыны, сваты, 

                   Во имя памяти нетленной, 

                   А кто и так, от суеты, 

                   В огонь швыряли седла, сбрую, 

                   Одежду, обувь дорогую, 

                   Кто нес кафтан, кто поясок. 

                   Секиры, палаши, дубины, 

                   Онучи, лапти и братины 

                   Летели, как снопы на ток.

 

                   Не только в поле дым курился, - 

                   В Лавренте тоже чад стоял, 

                   Народ вокруг костров толпился 

                   И на чем свет стоит стенал. 

                   Там батька горевал о сыне 

                   И слал проклятья злой судьбине, 

                   Ругал войну, ругал царя; 

                   Тут девка, воя, убивалась, 

                   Что без венца вдовой осталась, 

                   Похоронив богатыря.

 

                   А жинки, распустивши косы, 

                   Без свиток, яростной толпой, 

                   Растрепаны, простоволосы, 

                   Подняли несусветный вой. 

                   По мертвым жалобно стонали, 

                   Ревели, бились, причитали, 

                   Латинский проклинали род; 

                   Про Турна ж говорили смело, 

                   Что за любовное он дело 

                   Погубит даром весь народ.

 

                   Дрансес на свой манер хлопочет, 

                   Кричит, что Турн - всех бед вина; 

                   Мол, раз Эней с ним драться хочет, 

                   Пусть выйдет - кончится война. 

                   Но и у Турна был парняга - 

                   Брехун, юрист, крючок, сутяга, - 

                   Что дело Турна защищал; 

                   Да и Аматины пролазы 

                   Пустили разные рассказы,                   

                   Чтоб Турн ни в чем не уступал. 

 

                   И вдруг от хана Диомеда 

                   Латиновы послы пришли, 

                   И видно было, что победных 

                   Вестей с собой не принесли. 

                   Старик Латин вельможным лицам 

                   Велел немедля же явиться, 

                   Что все и сделали тотчас; 

                   Послов позвали для доклада, 

                   И после должного обряда 

                   Латин изрек такой приказ:

 

                   "Скажи мне, Венул справедливый, 

                   О чем хан вел с тобою речь? 

                   Кажись, ты парень не брехливый, 

                   Таким тебя знавала Сечь". - 

                   "Я подданный и раб твой верный, 

                   Царю слуга нелицемерный, - 

                   Так начал Венул, - не гневись! 

                   Мужичья правда, брат, колюча, 

                   А панская - красна, да гнуча; 

                   Хан молвил (врать мне не корысть):

 

                   Не с мордою Латина драться

                   Против Энеевых людей;

                   Вам прежде нужно бы дознаться,

                   Каков в бою казак Эней.

                   Под Троей всыпал нам он знатно,

                   Спасая от судьбы превратной 

                   Богов домашних и родню.

                   Он батьку спас в час грозной сечи,

                   На гору снес, взвалив на плечи;

                   Не затевайте с ним грызню.

 

                   С Энеем драться не рискуйте, 

                   Его считаем мы святым; 

                   И вашему царю втолкуйте, 

                   Чтоб лучше помирился с ним. 

                   Где нынче дети есть такие, 

                   Чтоб кудри батьковы седые 

                   Превыше ставили всего? 

                   Понятно, я не враг Латину, 

                   Но, чтя в Энее молодчину, 

                   Не выйду супротив него.

 

                   Прощайте, домини латинцы! 

                   Поклон мой вашему царю; 

                   Возьмите-ка назад гостинцы, 

                   Отправьте их богатырю 

                   Энею, чтоб избегнуть бою". - 

                   Тут Венул нос утер рукою 

                   И смолк, упарившись вконец. 

                   Латин, посла услыша речи, 

                   Затрясся весь, как хвост овечий, 

                   На плеши задрожал венец.

 

                   Потом от страха чуть очнулся,

                   Унял непрошенную дрожь,

                   Зевесу помолясь, надулся

                   И хмуро глянул на вельмож.

                   "Ну что, - спросил их, - поживились?

                   Вы с Диомедом всё носились,

                   А он вам фигу показал;

                   Сначала было б столковаться,

                   Как вам с Энеем расправляться,

                   Пока он холку не намял.

 

                   Теперь ума не приложу я, 

                   Как мне пристроить чужаков; 

                   Земли кусок изрядный, чую, 

                   Отдам я им без лишних слов. 

                   Отдам и сенокос у речки, 

                   На Тибре рыбные местечки, 

                   Эней пусть будет нам сосед; 

                   А не захочет он остаться 

                   И по свету пойдет шататься, - 

                   Так мы и тут уйдем от бед.

 

                   А чтоб с Энеем сладить дело, 

                   Пошлю послов десятков пять; 

                   Подарки подберу умело, 

                   Велю повидла, сала дать, 

                   Сгодится в дар и осетрина, 

                   Да пояс, да отрез люстрина, 

                   Чтоб к празднику пошить кафтан, 

                   Прибавим из Торжка сапожки 

                   И дело сладим понемножку. 

                   Как это все сдается вам?"

 

                   Дрансес был страсть какой речистый 

                   И князю Турну враг лихой; 

                   Он, ус погладя, нос прочистя, 

                   Дает царю ответ такой: 

                   "Латин светлейший, мед устами 

                   Твоими пить бы. Между нами 

                   Всяк, верь мне, сердцем за тебя; 

                   Да отозваться, вишь, не смеют, 

                   Сидят, молчат, сопят, потеют 

                   И маракуют про себя.

 

                   Пускай же злобный тот детина, 

                   Что в эту нас втравил войну 

                   И что надутой образиной 

                   Как есть похож на сатану, 

                   Что столько бед принес, паскуда, 

                   Что столько загубил нам люда, 

                   А в трудный час дал стрекача, - 

                   Пусть Турн, что всеми верховодит 

                   И за нос легковерных водит, - 

                   С Энеем рубится сплеча.

 

                   Пускай не бродит в наших хатах,

                   Пускай царевне даст покой,

                   Пускай живет в своих палатах,

                   Да чтоб к Латину ни ногой.

                   А ты, Латин, наш царь тишайший,

                   Прибавь Энею дар сладчайший:

                   Лавинию ему отдай.

                   Той свадьбой ты нам мир даруешь

                   И раны царства уврачуешь,

                   А дочке с парнем будет рай.

 

                   Тебя ж, пан Турн, прошу покорно: 

                   Забудь к Лавинии любовь, 

                   Не мысли и не действуй вздорно 

                   И пощади латинцев кровь. 

                   Эней тебя лишь вызывает, 

                   А нас, латинцев, не замает, 

                   Иди, с троянцем поборись! 

                   Довольно нам играть словами, 

                   Яви бесстрашие делами, 

                   Побить Энея ухитрись".

 

                   Услышав это, Турн взъярился, 

                   От бешенства весь посинел; 

                   Он словно в лихорадке бился, 

                   Зубами в ярости скрипел 

                   И крикнул: "Старый пустомеля! 

                   Видать, ты одурел от хмеля, 

                   Коль трусом храбреца зовешь 

                   И небылицы измышляешь, 

                   Народ своей брехней пугаешь 

                   Да про меня безбожно врешь.

 

                   Я мог бы снять пред всем собраньем

                   Башку плешивую твою,

                   Да жаль марать такою дрянью

                   Честь богатырскую свою!

                   А ты, владыка юродивый!

                   Когда уж ты такой пугливый,

                   Что землю даришь чужакам,

                   Так раком полезай к троянцу

                   Да угождай во всем поганцу.

                   Он славный мир устроит вам!

 

                   А коли миру я помеха, 

                   Коли Эней зовет на бой 

                   И смерть моя вам всем потеха, 

                   Не дорожу я и собой. 

                   Посмотрим, кто кого ловчее; 

                   Иду туда, где ждут злодея! 

                   Иду сразиться с чужаком! 

                   Пускай хоть станет он Бовою, 

                   Меня не устрашит собою, 

                   Я сам не плох махать  мечом".

 

                   Пока в конгрессе так тягались,

                   Эней к Лавренту подступал;

                   На штурм троянцы собирались,

                   Всяк в нетерпении дрожал.

                   Услыша, что Эней явился,

                   Латин со страху обслюнился,

                   Стал с перепугу сам не свой.

                   "Вот вам и мир!" - Турн крикнул лютый

                   И, не теряя ни минуты,

                   Помчался в стан свой войсковой.

 

                   Опять галдеж, опять тревога, 

                   Народ со всех сторон валит, 

                   Кто всех бранит, кто молит бога, 

                   Кто шепчется, кто голосит. 

                   Вновь кавардак и чертовщина, 

                   Вновь гнет в бараний рог Латина, 

                   И царь скорбит от всей души, 

                   Что не взял он в зятья Энея. 

                   Сейчас сидел бы, сладко млея, 

                   Окрошку ел бы да кныши.

 

                   Турн, вмиг доспехи боевые 

                   Надев, летит троян крошить 

                   И, разъярив дружины злые, 

                   Бродяг Энеевых побить. 

                   Коня пришпоря, что есть силы 

                   Помчался он к войскам Камиллы 

                   И стал ей тут же толковать: 

                   Куда ей напирать с полками, 

                   Мессапа ждать со старшинами, 

                   Что подкрепят царицы рать.

 

                   Распорядившись, Турн помчался 

                   На гору, чтоб за нею скрыть 

                   Засаду, ибо собирался 

                   Фригийцев тайно окружить. 

                   Эней же, выстроив отряды, 

                   Как строят войско для осады, 

                   Отдал приказ на вал напасть. 

                   И вот идут живой стеною, 

                   Идут, чтоб счастье вырвать с бою 

                   Или на поле брани пасть.

 

                   Троянцы дружно наступали, 

                   Тесня везде своих врагов, 

                   Не раз латинцев с боем гнали 

                   До самых городских валов. 

                   Но те вновь с силами сбирались 

                   И от троянцев отбивались, 

                   Друг друга били в пух и прах, 

                   Таскали за чубы, тузили 

                   Скакали, петушились, выли, 

                   Аж пена билась на губах.

 

                   Но вдруг Арунт убил Камиллу. 

                   Тут на латинцев страх напал: 

                   Утратили и дух и силу, 

                   Кто как и кто куда бежал. 

                   Троянцы в их толпу вмешались, 

                   Лупили в спины, измывались, 

                   К стенам Лаврента гнали их. 

                   Латинцы ворота закрыли, 

                   Своих укрыться не пустили, 

                   Чтоб с ними не впустить чужих.

 

                   Когда дошли до Турна вести, 

                   Как пан Эней врагов пушил, 

                   Едва не сдох князек на месте 

                   И харю мерзкую скривил. 

                   Потом, беснуясь от досады, 

                   Выводит войско из засады, 

                   Покинув спешно гору, лес; 

                   И только вышел на равнину, 

                   Как сам увидел всю картину 

                   И войск троянских перевес.

 

                   И тут же Турн узнал Энея, 

                   И Турна пан Эней узнал; 

                   Их обуял дух Асмодея, 

                   Один другого б разорвал; 

                   Не обошлось бы тут без боя, 

                   Когда б пан Феб от перепоя 

                   Пораньше в воду не махнул 

                   И не послал на землю ночи. 

                   Тут всем смежило крепко очи, 

                   И всяк буян тотчас уснул.

 

                   Лишь Турн, о бое вспоминая, 

                   Всердцах зубами скрежетал 

                   И, сдуру сделать что не зная, 

                   Латину в ярости сказал: 

                   "Пускай зловредные буяны, 

                   Задрипанцы твои трояны, 

                   Не отпираются от слов! 

                   Иду с Энеем в поле драться, 

                   В моих проступках оправдаться: 

                   Убить и околеть готов.

 

                   Энея враз пошлю к Плутону 

                   Иль сам погибну, так и знай, 

                   Теперь мне жить уж нет резону, 

                   Ему и девку отдавай..." - 

                   "Ай, ай, - Латин тут отозвался, 

                   С чего ты так разбушевался? 

                   Что ж будет, коль и я озлюсь? 

                   Мне, старику, врать неуместно, 

                   Да и утаивать нечестно. 

                   Вот слушай правду и не трусь.

 

                   Узнай, что есть судьбы веленье, 

                   Что дочка замуж не пойдет 

                   За земляка. Настигнет мщенье 

                   Того, кто супротив дерзнет. 

                   Меня Амата упросила 

                   И так бока мои месила, 

                   Что я Энею отказал. 

                   Теперь ты сам раскинь мозгою,