1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 
 Таила силу страсти настоящей,      

 Дремавшую, как лев в зеленой чаще.      

       

 57      

       

 Конечно, дочь ее была нежней:      

 Она спокойной грацией сияла;      

 Как облака прекрасных летних дней,      

 Она грозу безмолвно накопляла;      

 Она казалась кроткой, но и в ней,      

 Как пламя, сила тайная дремала      

 И, как самум, могла прорваться вдруг,      

 Губя и разрушая все вокруг.      

       

 58      

       

 В последний раз видала Дон-Жуана      

 Гайдэ поверженным, лишенным сил,      

 Видала кровь, текущую из раны      

 На тот же пол, где только что ходил      

 Ее Жуан, прекрасный и желанный!      

 Ужасный стон ей кровь заледенил,      

 Она в руках отца затрепетала      

 И, словно кедр надломленный, упала.      

       

 59      

       

 В ней что - то оборвалось, как струна.      

 Ей губы пеной алою покрыла      

 Густая кровь. Бессильная, она      

 И голову и руки опустила,      

 Как сломанная лилия, бледна:      

 Напрасна трав целительная сила      

 В подобный миг, когда уже навек      

 Теряет связи с жизнью человек.      

       

 60      

       

 И так она лежала много дней,      

 Безжизненная, словно не дышала,      

 Но смерть как будто медлила - и в ней      

 Уродство тленья все не проступало      

 И на лицо причудливых теней      

 Не налагало, светлое начало      

 Прекрасной жизни, юная душа,      

 В ней оставалась нежно - хороша.      

       

 61      

       

 Как в мраморном бессмертном изваянье,      

 Одна лишь скорбь навек застыла в ней,      

 Так мраморной Киприды обаянье      

 От вечности своей еще нежней.      

 Лаокоона страстные терзанья      

 Прославлены подвижностью своей,      

 И образ гладиатора страдающий      

 Живет в веках, бессмертно умирающий.      

       

 62      

       

 И вот она очнулась наконец,      

 Но странное то было пробужденье:      

 Так к жизни пробуждается мертвец;      

 Ему все чуждо. Ни одно явленье      

 Уже не воскресит таких сердец,      

 В которых только боли впечатленье      

 Еще осталось - смутное пока.      

 На, миг вздремнула Фурия - тоска.      

       

 63      

       

 Увы, на все она глядела лица      

 Бесчувственно, не различая их,      

 Была не в силах даже удивиться,      

 Не спрашивала даже о родных;      

 В ней даже сил уж не было томиться;      

 Ни болтовня подруг ее былых,      

 Ни ласки их - ничто не воскресило      

 В ней чувств, уже сроднившихся с могилой.      

       

 64      

       

 Она своих не замечала слуг,      

 И на отца как будто не глядела,      

 Не узнавала никого вокруг      

 И ничего уж больше не хотела.      

 Беспамятство - причудливый недуг -      

 Над нею, как заклятье, тяготело.      

 И только иногда в ее глазах      

 Являлась тень сознанья, боль и страх!      

       

 65      

       

 Арфиста как-то а комнату позвали;      

 Настраивал довольно долго он      

 Свой инструмент, и на него вначале      

 Был взор ее тревожный устремлен.      

 Потом, как будто прячась от печали,      

 Она уткнулась в стенку, словно стон      

 Тая. А он запел о днях далеких,      

 Когда тиранов не было жестоких.      

       

 86      

       

 Такт песни отбивала по стене      

 Она устало пальцами. Но вскоре      

 Запел арфист о солнце, о весне      

 И о любви. Воспоминаний море      

 Открылось перед нею, как во сне, -      

 Вся страсть, все счастье, все смятенье горя, -      

 И хлынула из тучи смутных грез      

 Потоком горным буря горьких слез.      

       

 67      

       

 Но были то не слезы облегченья:      

 Они взметнули вихрь в мозгу больном,      

 Несчастная вскочила и в смятенье,      

 На всех бросаясь в бешенстве слепом,      

 Без выкриков, без воплей, в исступленье.      

 Метаться стала в ужасе. Потом      

 Ее связать пытались, даже били,      

 Но средств ее смирить не находил".      

       

 68      

       

 В ней память лишь мерцала; тяжело      

 И смутно в ней роились ощущенья;      

 Ничто ее заставить не могло      

 Взглянуть в лицо отца хоть на мгновенье.      

 Меж тем на все вокруг она светло      

 Глядела в бредовом недоуменье,      

 Но день за днем не ела, не пила      

 И, главное, ни часу не спала.      

       

 69      

       

 Двенадцать дней, бессильно увядая,      

 Она томилась так - и как-то вдруг      

 Без стонов наконец душа младая      

 Ушла навек, закончив жизни круг      

 И вряд ли кто, за нею наблюдая,      

 Из нежных опечаленных подруг      

 Заметил миг, когда застыли веки      

 И взора блеск остекленел навеки.      

       

 70      

       

 Так умерла она - и не одна:      

 В ней новой жизни брезжило начало,      

 Дитя греха, безгрешное, весна,      

 Которая весны не увидала      

 И в землю вновь ушла, не рождена,      

 Туда, где все, что смято, что увяло,      

 Лежит, - и тщетно свет свой небо шлет      

 На мертвый сей цветок и мертвый плод!      

       

 71      

       

 Конец всему! Уж никогда отныне      

 Не прикоснутся к ней печаль и стыд,      

 Не суждено ей было, как рабыне,      

 Сносить года страданий и обид!      

 Прекрасен был, как неба купол синий,      

 Ее блаженства краткого зенит,      

 И мирно спит она во тьме могилы      

 На берегу, где отдыхать любила.      

       

 72      

       

 И остров этот стал угрюм и тих:      

 Безлюдные жилища исчезают,      

 Лишь две могилы средь лугов пустых      

 Пришельцу иногда напоминают      

 О ней и об отце ее, но их      

 Никто не ищет и не замечает,      

 Лишь волны гимном траурным гремят,      

 Скорбя о ней - красавице Циклад.      

       

 73      

       

 Но греческиe девушки порой      

 Ее со вздохом в песне поминают,      

 Да, коротая ночь, старик иной      

 Ее отца рассказом воскрешает:      

 Его отвагой и ее красой      

 Туманные легенды наполняет      

 О том, что мстит любовь себе самой,      

 Платя за счастье страшною ценой.      

       

 74      

       

 Но бросим эту тему тем не менее.      

 Безумных я описывать боюсь,      

 По правде говоря - из опасения,      

 Что тронутым и сам я покажусь!      

 Притом весьма - капризное творение      

 Моя подруга муза; я вернусь      

 К Жуану: он, захваченный врагами,      

 Октав уж двадцать как оставлен нами.      

       

 75      

       

 Изранен, "связан, скован, заточен",      

 Два дня лежал Жуан, с судьбой не споря,      

 На третий день совсем очнулся он      

 И увидал себя в открытом море.      

 Вдали синел священный Илион,      

 Но мой герой в таком был сильном горе,      

 Что Илион а видеть не хотел      

 И на сигейский мыс не поглядел.      

       

 76      

       

 Над Геллеспонтом - символ гордой силы,      

 Надменно озирая острова,      

 Стоит курган бесстрашного Ахилла, -      

 Гипотеза ученых такова!      

 А рядом - неизвестная могила;      

 Кого - о том не ведает молва.      

 (Когда б герои эти живы были,      

 Они бы всех живущих перебили!)      

       

 77      

       

 Равнины невозделанный простор,      

 Курганы без надгробий, без названья,      

 Вершина Иды над цепями гор      

 И берегов Скамандра очертанья;      

 Здесь обитала Слава с давних пор,      

 Здесь древности покоются преданья.      

 Но кто тревожит Илиона прах?      

 Стада овец и сонных черепах!      

       

 78      

       

 Печальные селенья, кипарисы,      

 В пустынном поле - ржанье табунов;      

 Пастух, едва ль похожий на Париса,      

 Глазеет на проезжих болтунов,      

 Мечтающих о родине Улисса      

 Со школьных лет. И, набожно-суров,      

 Повсюду турок с трубкой восседает;      

 Ну, а фригийцы где? А черт их знает!      

       

 79      

       

 Итак, Жуан печально созерцал,      

 Удел раба предчувствуя уныло,      

 Лазурь морскую, и уступы скал,      

 И греков горделивые могилы.      

 Вопросов он пока не задавал,      

 Его потеря крови изнурила,      

 Да и ответы стражи для него      

 Не значили бы ровно ничего.      

       

 80      

       

 Он увидал товарищей по плену,      

 Артистов - итальянцев молодых;      

 Они - то рассказали откровенно      

 Подробности превратностей своих:      

 Как водится, в Сицилию на сцену      

 Спешила из Ливорно труппа их.      

 Их продал импресарио пирату -      

 И взял за это небольшую плату!      

       

 81      

       

 Один из них особенно болтал;      

 Он buffo* был и buffo оставался,      

 Он искренне, сердечно хохотал      

 И беззаботным комиком держался;      

 Он распродажи пленных ожидал      

 И в шуточках веселых изощрялся,      

 Меж тем как тенор сумрачно грустил,      

 А примадонна выбилась из сил.      

       

 {* Певец комической оперы (итал.).}      

       

 82      

       

 "Однажды ночью, - комик говорил, -      

 Макиавелли сей, наш импресарио,      

 Сигналом чей - то бриг остановил      

 У берега: Corpo di Caio Mario*!      

 Потом нас на корабль пересадил,      

 Без всякого намека на salario**;      

 Но если любит пение султан,      

 То мы легко наполним свои карман!      

       

 {* Буквально: тело Кая Мария; восклицание, выражающее      

 возмущение или удивление (итал.).}      

 {** Жалованье (итал.).}      

       

 83      

       

 Конечно, примадонна старовата,      

 И хрипоте подвержена подчас,      

 И стала петь, пожалуй, плоховато;      

 Зато подруга тенора у нас      

 Одарена природою богато;      

 Она на карнавале прошлый раз      

 Отбила графа юного Чиконья      

 У старой принчипессы из Болоньи!      

       

 84      

       

 Хорош у нас балетный персонал:      

 Пленяет всеми качествами Нини,      

 Пятьсот цехинов прошлый карнавал      

 Доставил хохотушке Пелегрини.      

 (Нетрудно столь ничтожный капитал      

 Растратить беззаботной балерине!)      

 А вот гротеска - эта бы могла      

 Очаровать я души и тела!      

       

 85      

       

 Солисткам фигурантки уступают,      

 Но миленькие личики и тут      

 Невольно покупателей меняют      

 И сбыт на рынке, видимо, найдут!      

 Одна, положим, шест напоминает,      

 Хоть в ней талант я чувства признают,      

 Но с этакой фигурой где же взяться      

 Изяществу, чтоб в танцах отличаться?      

       

 86      

       

 Мужчин у нас хороших нет совсем;      

 У musico* вот голос петушиный      

 (Конечно, бас дается нам не всем,      

 И есть тому особые причины),      

 Но евнухом устроиться в гарем      

 Способен сей талантливый мужчина, -      

 Хоть папа третий пол всегда ценил,      

 Но петь любимцев он не научил.      

       

 {* Оперный премьер (итал.).}      

       

 87      

       

 У тенора - излишек аффектации,      

 А бас, как бык, рычит и завывает,      

 Не признает ни нот, ни пунктуации;      

 Хоть наша примадонна замечает      

 В нем редкое богатство интонации,      

 Однако точно так же распевает,      

 Тревожа мирный сон полей и сел.      

 Рулады исполняющий осел.      

       

 88      

       

 Не позволяет сдержанность моя      

 Упоминать о собственном таланте,      

 Но вы видали чуждые края      

 И слышали вы имя Раукоканти?      

 Так знайте: Раукоканти - это я!      

 Когда вы в Луго будете, достаньте      

 Себе билет, и небом поклянусь,      

 Еще я перед вами отличусь.      

       

 89      

       

 Наш баритон - заносчивый мальчишка,      

 Играет плохо, не умеет петь,      

 Но искренне уверен, хвастунишка,      

 Что мог бы в целом мире прогреметь!      

 Едва годится слабый голосишко      

 Для уличного пенья! Жаль смотреть!      

 Изображая страсть и муки ада,      

 Зубами он скрежещет без пощады!"      

       

 90      

       

 Здесь Раукоканти пламенный рассказ      

 Нарушило пиратов появленье,      

 И пленники услышали приказ      

 Спуститься в трюм. Со вздохом сожаленья      

 Увидели они в последний раз      

 Под ясным небом в дымке отдаленья      

 Веселый танец ярко-голубых      

 Свободных и счастливых волн морских.      

       

 91      

       

 Затем сказали им, что в Дарданеллы      

 Придет его величества фирман      

 (Без коего не обойдется дело      

 В стране богохранимой мусульман!)      

 Там закуют их прочно и умело      

 И повезут, как стаю обезьян,      

 В Константинополь, где раба на рынке      

 Купить и выбрать легче, чем ботинки!      

       

 92      

       

 Когда попарно их сковали всех:      

 С мужчинами мужчин, а даму с дамой,      

 Нечетными остались, как на грех      

 (Игра судьбы капризной и упрямой),      

 Мой бедный Дон-Жуан и... (право, смех!      

 Порою шутка совместима с драмой!)      

 Цветущая красотка: мой герой      

 Прикован был к вакханке молодой!      

       

 93      

       

 К несчастью, Раукоканти поместили      

 В одной упряжке с тенором: они      

 Друг друга, несомненно, не любили -      

 На сцене все враждуют искони!      

 Но эти двое дня не проводили      

 Без ярых словопрений, хоть сродни      

 Они друг другу были почему - то:      

 "Arcades ambo"*, id est** - оба   плуты!      

       

 {* "Аркадские пастухи"   (лат.).}      

 {** То есть (лат.).}      

       

 94      

       

 Партнершею героя моего      

 Была красотка родом из Анконы,      

 Прекрасное, живое существо,      

 В отличном смысле слова "bella donna"*.      

 Во всех улыбках - блеск и торжество,      

 Глаза черны как уголь и бездонны,      

 И каждое движенье, каждый взгляд -      

 Залог неописуемых услад!      

       

 {* "Красавица" (итал.).}      

       

 95      

       

 Но тщетно эти прелести взывали      

 К печальному Жуану словно мгла,      

 Ему глаза н сердце застилали      

 Тоска и боль, руки его не жгла      

 Ее рука, его не волновали      

 Прикосновенья, полные тепла,      

 Ее округлых плеч и рук прекрасных,      

 Для молодых людей всегда опасных!      

       

 96      

       

 В анализ углубляться нам не след,      

 Но факт есть факт. Жуан был сердцем верен      

 Возлюбленной своей. На свете нет      

 Такой любви - уж в этом я уверен!      

 "Мечтами о снегах, - гласит поэт, -      

 Жар пламени не может быть умерен".      

 Но мой герой страдал, и мукой он      

 Был от греховных мыслей защищен.      

       

 97      

       

 Здесь мог бы я увлечься описаньем,      

 Не слишком скромным. В юности моей      

 Я избегал с особенным стараньем      

 Такого искушения, ей-ей!      

 Но критика злорадным замечаньем      

 Меня тревожит якобы скорей      

 Протиснется верблюд в ушко игольное      

 Чем мой роман в семейство богомольнее!      

       

 98      

       

 Но все равно - уступчив нравом я!      

 Я знаю: Смоллет, Прайор, Ариосто      

 И Фильдинг - эта славная семья -      

 Стеснялись мало, выражались просто      

 Вести войну словесную, друзья,      

 Умел и я, провозглашая тосты      

 Задорные, противников дразнить      

 И беззаботно ссоры заводить.      

       

 99      

       

 Я был драчлив, - мальчишки любят драки!      

 Но ныне становлюсь миролюбив:      

 Пускай шумят и спорят забияки!      

 Пройдет ли мои успех, пока я жив,      

 Иль сохранится, как маяк во мраке,      

 Густой туман столетий победив, -      

 Шуршанье трав в полночный час унылый      

 Не прекратится над моей могилой.      

       

 100      

       

 Поэты, нам известные сейчас,      

 Избранниками славы и преданья      

 Живут среди людей один лишь раз,      

 Но имени великого звучанье      

 Столетий двадцать катится до вас,      

 Как снежный ком. Чем больше расстоянье,      

 Тем больше глыба, но она всегда      

 Не что иное, как скопленье льда.