1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 
И спрятались опять…    

Налив стаканчик дедушке,    

Опять пристали странники:    

«Уважь! скажи нам, Власушка,    

Какая тут статья?»    

– Да пустяки! Тут нечего    

Рассказывать… А сами вы    

Что за̒ люди? Откуда вы?    

Куда вас Бог несет?    

     

«Мы люди чужестранные,    

Давно, по делу важному,    

Домишки мы покинули,    

У нас забота есть…    

Такая ли заботушка,    

Что из домов повыжила,    

С работой раздружила нас,    

Отбила от еды…»    

     

Остановились странники…    

     

– О чем же вы хлопочете?    

     

«Да помолчим! Поели мы,    

Так отдохнуть желательно».    

И улеглись. Молчат!    

     

– Вы так-то! а по-нашему,    

Коль начал, так досказывай!    

     

«А сам небось молчишь!    

Мы не в тебя, старинушка!    

Изволь, мы скажем: видишь ли,    

Мы ищем, дядя Влас,    

Непоротой губернии,    

Непотрошеной волости,    

Избыткова села!..»    

     

И рассказали странники,    

Как встретились нечаянно,    

Как подрались, заспоривши,    

Как дали свой зарок    

И как потом шаталися,    

Искали по губерниям    

Подтянутой, Подстреленной,    

Кому живется счастливо.    

Вольготно на Руси?    

Влас слушал – и рассказчиков    

Глазами мерял: – Вижу я,    

Вы тоже люди странные! –    

Сказал он наконец. –    

Чудим и мы достаточно.    

А вы – и нас чудней! –    

     

«Да что ж у вас-то деется?    

Еще стаканчик, дедушка!»    

     

Как выпил два стаканчика,    

Разговорился Влас:    

     

     II    

     

– Помещик наш особенный,    

Богатство непомерное.    

Чин важный, род вельможеский,    

Весь век чудил, дурил.    

Да вдруг гроза и грянула…    

Не верит: врут, разбойники!    

Посредника, исправника    

Прогнал! дурит по-старому.    

Стал крепко подозрителен,    

Не поклонись – дерет!    

Сам губернатор к барину    

Приехал: долго спорили,    

Сердитый голос барина    

В застольной дворня слышала;    

Озлился так, что к вечеру    

Хватил его удар!    

Всю половину левую    

Отбило: словно мертвая    

И, как земля, черна…    

Пропал ни за копеечку!    

Известно, не корысть,    

А спесь его подрезала.    

Соринку он терял.    

     

«Что значит, други милые,    

Привычка-то помещичья!» –    

Заметил Митродор.    

«Не только над помещиком,    

Привычка над крестьянином    

Сильна, – сказал Пахом. –    

Я раз, по подозрению    

В острог попавши, чудного    

Там видел мужика.    

За конокрадство, кажется,    

Судился, звали Сидором,    

Так из острога барину    

Он посылал оброк!    

(Доходы арестантские    

Известны: подаяние,    

Да что-нибудь сработает,    

Да стащит что-нибудь.)    

Ему смеялись прочие:    

«А ну, на поселение    

Сошлют – пропали денежки!»    

«Все лучше, – говорит…»    

     

«Ну, дальше, дальше, дедушка!»    

     

– Соринка – дело плевое,    

Да только не в глазу:    

Пал дуб на море тихое,    

И море все заплакало –    

Лежит старик без памяти    

(Не встанет, так и думали!).    

Приехали сыны,    

Гвардейцы черноусые    

(Вы их на пожне видели,    

А барыни красивые –    

То жены молодцов).    

У старшего доверенность    

Была: по ней с посредником    

Установили грамоту [91]…    

Ан вдруг и встал старик!    

Чуть заикнулись… Господи!    

Как зверь метнулся раненый    

И загремел, как гром!    

Дела-то все недавние,    

Я был в то время старостой,    

Случился тут – так слышал сам,    

Как он честил помещиков,    

До слова помню всё:    

«Корят жидов, что предали    

Христа… а вы что сделали?    

Права свои дворянские,    

Веками освященные,    

Вы предали!..» Сынам    

Сказал: «Вы трусы подлые!    

Не дети вы мои!    

Пускай бы люди мелкие,    

Что вышли из поповичей    

Да, понажившись взятками,    

Купили мужиков,    

Пускай бы… им простительно!    

А вы… князья Утятины?    

Какие вы У-тя-ти-ны!    

Идите вон!.. подкидыши,    

Не дети вы мои!»    

     

Оро́бели наследники:    

А ну как перед смертию    

Лишит наследства? Мало ли    

Лесов, земель у батюшки?    

Что денег понакоплено,    

Куда пойдет добро?    

Гадай! У князя в Питере    

Три дочери побочные    

За генералов выданы,    

Не отказал бы им!    

     

А князь опять больнехонек…    

Чтоб только время выиграть,    

Придумать: как тут быть,    

Которая-то барыня    

(Должно быть, белокурая:    

Она ему, сердечному,    

Слыхал я, терла щеткою    

В то время левый бок)    

Возьми и брякни барину,    

Что мужиков помещикам    

Велели воротить!    

Поверил! Проще малого    

Ребенка стал старинушка,    

Как паралич расшиб!    

Заплакал! пред иконами    

Со всей семьею молится,    

Велит служить молебствие,    

Звонить в колокола!    

     

И силы словно прибыло,    

Опять: охота, музыка,    

Дворовых дует палкою,    

Велит созвать крестьян.    

     

С дворовыми наследники    

Стакнулись, разумеется,    

А есть один (он давеча    

С салфеткой прибегал),    

Того и уговаривать    

Не надо было: барина    

Столь много любит он!    

Ипатом прозывается.    

Как воля нам готовилась,    

Так он не верил ей:    

«Шалишь! Князья Утятины    

Останутся без вотчины?    

Нет, руки коротки!»    

Явилось «Положение», –    

Ипат сказал: «Балуйтесь вы!    

А я князей Утятиных    

Холоп – и весь тут сказ!»    

Не может барских милостей    

Забыть Ипат! Потешные    

О детстве и о младости,    

Да и о самой старости    

Рассказы у него    

(Придешь, бывало, к барину,    

Ждешь, ждешь… Неволей слушаешь,    

Сто раз я слышал их):    

«Как был я мал, наш князюшка    

Меня рукою собственной    

В тележку запрягал;    

Достиг я резвой младости:    

Приехал в отпуск князюшка    

И, подгулявши, выкупал    

Меня, раба последнего,    

Зимою в проруби!    

Да как чудно! Две проруби:    

В одну опустит в неводе,    

В другую мигом вытянет –    

И водки поднесет.    

Клониться стал я к старости.    

Зимой дороги узкие,    

Так часто с князем ездили    

Мы гусем [92] в пять коней.    

Однажды князь – затейник же! –    

И посади фалетуром [93]    

Меня, раба последнего,    

Со скрипкой – впереди.    

Любил он крепко музыку.    

«Играй, Ипат!» А кучеру    

Кричит: «Пошел живей!»    

Метель была изрядная,    

Играл я: руки заняты,    

А лошадь спотыкливая –    

Свалился я с нее!    

Ну, сани, разумеется,    

Через меня проехали,    

Попридавили грудь.    

Не то беда: а холодно.    

Замерзнешь – нет спасения.    

Кругом пустыня, снег…    

Гляжу на звезды частые    

Да каюсь во грехах.    

Так что же, друг ты истинный?    

Послышал я бубенчики.    

Чу, ближе! чу, звончей!    

Вернулся князь (закапали    

Тут слезы у дворового.    

И сколько ни рассказывал.    

Всегда тут плакал он!),    

Одел меня, согрел меня    

И рядом, недостойного,    

С своей особой княжеской    

В санях привез домой!»    

     

Похохотали странники…    

Глотнув вина (в четвертый раз),    

Влас продолжал: «Наследники    

Ударили и вотчине    

Челом: «Нам жаль родителя,    

Порядков новых, нонешних    

Ему не перенесть.    

Поберегите батюшку!    

Помалчивайте, кланяйтесь,    

Да не перечьте хворому,    

Мы вас вознаградим:    

За лишний труд, за барщину,    

За слово даже бранное –    

За все заплатим вам.    

Недолго жить сердечному,    

Навряд ли два-три месяца,    

Сам дохтур объявил!    

Уважьте нас, послушайтесь,    

Мы вам луга поемные    

По Волге подарим;    

Сейчас пошлем посреднику    

Бумагу, дело верное!»    

     

Собрался мир, галдит!    

     

Луга-то (эти самые),    

Да водка, да с три короба    

Посулов то и сделали,    

Что мир решил помалчивать    

До смерти старика.    

Поехали к посреднику:    

Смеется! «Дело доброе,    

Да и луга хорошие,    

Дурачьтесь, Бог простит!    

Нет на Руси, вы знаете,    

Помалчивать да кланяться    

Запрета никому!»    

Однако я противился:    

«Вам, мужикам, сполагоря,    

А мне-то каково?    

Что ни случится – к барину    

Бурмистра [94]! что ни вздумает,    

За мной пошлет! Как буду я    

На спросы бестолковые    

Ответствовать? дурацкие    

Приказы исполнять?»    

     

– Ты стой пред ним без шапочки,    

Помалчивай да кланяйся,    

Уйдешь – и дело кончено.    

Старик больной, расслабленный,    

Не помнит ничего!    

     

Оно и правда: можно бы!    

Морочить полоумного    

Нехитрая статья.    

Да быть шутом гороховым,    

Признаться, не хотелося.    

И так я на веку,    

У притолоки стоючи,    

Помялся перед барином    

Досыта! «Коли мир    

(Сказал я, миру кланяясь)    

Дозволит покуражиться    

Уволенному барину    

В останные часы,    

Молчу и я – покорствую,    

А только что от должности    

Увольте вы меня!»    

     

Чуть дело не разладилось.    

Да Климка Лавин выручил:    

«А вы бурмистром сделайте    

Меня! Я удовольствую    

И старика, и вас.    

Бог приберет Последыша    

Скоренько, а у вотчины    

Останутся луга.    

Так будем мы начальствовать,    

Такие мы строжайшие    

Порядки заведем,    

Что надорвет животики    

Вся вотчина… Увидите!»    

     

Долгонько думал мир.    

Что ни на есть отчаянный    

Был Клим мужик: и пьяница,    

И на руку нечист.    

Работать не работает,    

С цыганами вожжается,    

Бродяга, коновал!    

Смеется над трудящимся:    

С работы, как ни мучайся,    

Не будешь ты богат,    

А будешь ты горбат!    

А впрочем, парень грамотный,    

Бывал в Москве и в Питере,    

В Сибирь езжал с купечеством,    

Жаль, не остался там!    

Умен, а грош не держится,    

Хитер, а попадается    

Впросак! Бахвал мужик!    

Каких-то слов особенных    

Наслушался: атечество,    

Москва первопрестольная,    

Душа великорусская.    

«Я – русский мужичок!» –    

Горланил диким голосом    

И, кокнув в лоб посудою,    

Пил залпом полуштоф!    

Как рукомойник кланяться    

Готов за водку всякому,    

А есть казна – поделится,    

Со встречным все пропьет!    

Горазд орать, балясничать,    

Гнилой товар показывать    

С хазового конца.    

Нахвастает с три короба,    

А уличишь – отшутится    

Бесстыжей поговоркою,    

Что «за погудку правую    

Смычком по роже бьют!»    

     

Подумавши, оставили    

Меня бурмистром: правлю я    

Делами и теперь.    

А перед старым барином    

Бурмистром Климку на̒звали,    

Пускай его! По барину    

Бурмистр! перед Последышем    

Последний человек!    

У Клима совесть глиняна,    

А бородища Минина,    

Посмотришь, так подумаешь,    

Что не найти крестьянина    

Степенней и трезвей.    

Наследники построили    

Кафтан ему: одел его –    

И сделался Клим Яковлич    

Из Климки бесшабашного    

Бурмистр первейший сорт.    

     

Пошли порядки старые!    

Последышу-то нашему,    

Как на беду, приказаны    

Прогулки. Что ни день,    

Через деревню катится    

Рессорная колясочка:    

Вставай! картуз долой!    

Бог весть с чего накинется,    

Бранит, корит; с угрозою    

Подступит – ты молчи!    

Увидит в поле пахаря    

И за его же полосу    

Облает: и лентяи-то,    

И лежебоки мы!    

А полоса сработана,    

Как никогда на барина    

Не работал мужик,    

Да невдомек Последышу,    

Что уж давно не барская,    

А наша полоса!    

     

Сойдемся – смех! У каждого    

Свой сказ про юродивого    

Помещика: икается,    

Я думаю, ему!    

А тут еще Клим Яковлич.    

Придет, глядит начальником    

(Горда свинья: чесалася    

О барское крыльцо!),    

Кричит: «Приказ по вотчине!»    

Ну, слушаем приказ:    

«Докладывал я барину,    

Что у вдовы Терентьевны    

Избенка развалилася,    

Что баба побирается    

Христовым подаянием,    

Так барин приказал:    

На той вдове Терентьевой    

Женить Гаврилу Жохова,    

Избу поправить заново,    

Чтоб жили в ней, плодилися    

И правили тягло [95]!»    

А той вдове – под семьдесят,    

А жениху – шесть лет!    

Ну, хохот, разумеется!..    

Другой приказ: «Коровушки    

Вчера гнались до солнышка    

Близ барского двора    

И так мычали, глупые,    

Что разбудили барина, –    

Так пастухам приказано    

Впредь унимать коров!»    

Опять смеется вотчина.    

«А что смеетесь? Всякие    

Бывают приказания:    

Сидел на губернаторстве    

В Якутске генерал.    

Так на̒ кол тот коровушек    

Сажал! Долгонько слушались,    

Весь город разукрасили,    

Как Питер монументами,    

Казненными коровами,    

Пока не догадалися,    

Что спятил он с ума!»    

Еще приказ: «У сторожа,    

У ундера Софронова,    

Собака непочтительна:    

Залаяла на барина,    

Так ундера прогнать,    

А сторожем к помещичьей    

Усадьбе назначается    

Еремка!..» Покатилися    

Опять крестьяне со смеху:    

Еремка тот с рождения    

Глухонемой дурак!    

     

Доволен Клим. Нашел-таки    

По нраву должность! Бегает,    

Чудит, во все мешается,    

Пить даже меньше стал!    

Бабенка есть тут бойкая,    

Орефьевна, кума ему,    

Так с ней Климаха барина    

Дурачит заодно.    

Лафа бабенкам! бегают    

На барский двор с полотнами,    

С грибами, с земляникою:    

Все покупают барыни,    

И кормят, и поят!    

     

Шутили мы, дурачились,    

Да вдруг и дошутилися    

До сущей до беды:    

Был грубый, непокладистый    

У нас мужик Агап Петров,    

Он много нас корил:    

«Ай, мужики! Царь сжалился,    

Так вы в хомут охотою…    

Бог с ними, с сенокосами!    

Знать не хочу господ!..»    

Тем только успокоили,