Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Алишер Навои - Стена Искандера
Язык оригинала: PER
Известность произведения: Средняя
Метки: antique_east

Аннотация. «Стена Искандара», пятая, последняя, поэма «Пятерицы», — объемное многоплановое эпическое произведение, в котором нашли свое отражение основные вопросы, волновавшие умы и сердца людей того далекого времени и представляет собой подлинную энциклопедию общественной жизни и мыслей эпохи Навои. Главным героем поэмы является Искандар, и почти весь сюжет произведения связан с его личностью, с его деятельностью и мировоззрением. В лице великого полководца древности Навои создает образ идеального правителя и противопоставляет его государственным деятелям своей эпохи. Искандар не ограничивается заботой о процветании своей страны, его занимают судьбы народов мира, которые разорены и изнывают под гнетом своих поработителей.

Полный текст. Открыть краткое содержание.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 

Созвал он из приморских городов Искусных корабельных мастеров. И поручил им, для своих людей, Три тысячи построить кораблей. На тысяче он сам был должен плыть И все, кто с ним в дороге должен быть. Ученые на тысяче другой — Помощники в правлении страной. На восьмистах — отважные бойцы, А на двухстах — бывалые купцы. Все корабли надежны быть должны, Как крепости, против любой волны. Не корабли, а город поплывет, Где человек все нужное найдет. Дома и башни, словно на земле, Подымутся на каждом корабле. Еще построить триста кораблей, Вмещающих по тысяче людей, Так, чтобы всем просторно было им С оружьем, снаряженьем боевым. А двести кораблей должны вести Припас еды на много лет пути. И был еще на сотне кораблей Запас цепей, канатов, якорей. И кони и верблюды на двухстах Для высадки на дальних островах. Как солнце, будут все суда блестеть, Одеты в пурпур, золото и медь. Чуть Искандар успел отдать приказ, Немедля стали выполнять приказ. И много тысяч плотников пришло, Орудья их — топор, бурав, тесло. В лесах деревья стали вырубать, Рекой к морскому берегу сплавлять. Строители по берегам реки Вставали шумным станом, как полки. Везде по склонам этих берегов Трудились над постройкою судов. Пятнадцать тысяч столяров одних И много тысяч мастеров иных. Там с утренней и до ночной поры Звенели пилы, пели топоры, Гремели кузницы. Огонь печей Плавильных полыхал во тьме ночей. Три долгих года стук, и гул, и гром Строительный не умолкал кругом. И закачались на волнах зыбей Три тысячи могучих кораблей. И мореходов тысячи пришли И поднялись на эти корабли. Грузить взялись проворно в тот же час Необходимый в плаванье припас. И журавлиным клином встали в строй Суда, приняв порядок боевой. Со всем народом попрощался царь, Прийти с победой обещался царь. И с милой матерью своей простясь, И от оков любви освободясь, Сел на коня и поскакал в свой стан, Где море делит Рум и Франгистан, Вот Искандар на палубу шагнул, Поводья дальних странствий натянул. И, высоту светил определив, Решил он — час отплытия счастлив. И он с кормы высокой корабля Сказал, пока не отошла земля: «Прощайте! Честно вы служили мне, В трудах моих, как братья, были мне! Надолго с вами разлучаюсь я, На вашу верность полагаюсь я. Я должен плыть. Не волен я в себе, И мы не в силах дать отпор судьбе. Друзья, я счастьем вашим дорожу, Запомните же то, что я скажу: Во всем, что каждому из вас дано И что заранее определено — Разумный, твердый сохраняйте строй, Не нарушайте распорядок мой. Примите сердцем этот мой наказ, И счастье ваше не уйдет от вас. Вы пожеланья блага шлите нам, Хоть этой службой послужите нам!» Когда сказал все это славный шах, Великий плач возник на берегах. У провожавших слезы полились, И возгласы стоусто раздались: «В морях безвестных, где бы ты ни плыл, Хотя бы антиподов победил, Мы здесь в печали будем без тебя, Не будет счастья людям без тебя! Пусть, видя мир вселенской красоты, Душой в пути возрадуешься ты! Мы сохранить сумеем твой наказ, Иных не будет помыслов у нас. Пусть вечный промысел тебя хранит Средь бурь морских, как нерушимый щит!» Вот главный кормчий высоту светил По астролябии определил. В тот день входило солнце в знак Овна И синева небес была ясна. Хоть было небо зеркала светлей, Шел бесконечный дождь из глаз людей. Вот выбрали, усердием горя, Окованные цепью якоря. И киноварью лопастей своих Блеснули весла — крылья птиц морских. Вот кормчий в рог свой медный затрубил, Строй кораблей в морской простор поплыл. Покрылась пеной водяная гладь, И волны в берег начали плескать. То плыл огромный город по воде, Какого не увидите нигде. То двигалась дубовая река, Все паруса раскрыв, как облака. Так с воинством могучих кораблей Стал Искандар владыкою морей. На волнах пена, словно облака, Пучина непомерно глубока. Водоворотами возмущена, Выбрасывала перлы глубина. И открывала тайны бездн морских В просторах неоглядно голубых. А верный, если гость придет такой, Не жемчугом пожертвует — душой. * * * Дай, кравчий, чашу — как морской залив! Пусть на мгновенье буду я счастлив. Дай мне отраду влажного огня, — Как берег, сухи губы у меня. Певец, настрой свой чанг, запой, играй, Печаль души с мелодией смешай! Чтоб слезы, словно жемчуг, я ронял, Чтоб, как весенний облак, зарыдал. О Навои, нет верности нигде В сем мире, что построен на воде! Не возлагай надежд на этот дом[52] — Мгновенный, схожий с водным пузырем. НАЗИДАНИЕ Искандар спрашивает мудрецов о строении моря, и Сократ объясняет, как вода окружает сушу, и, выделив вокруг Океана семь морей, волнующихся, как семь голубых небес, рассказывает о двенадцати тысячах островов, помимо множества других; и описанием морей поражает слушателей Искандар, захватив семь морей и двенадцать тысяч городов на островах, очертил, как циркулем, круг водных просторов и направился к центру Океана, и в этом походе его деревянные кони двигались на парусах, как на крыльях, под ветром, а равнина вод казалась небом, и на этой равнине он много трудов перенес; и на этом пути ты много найдешь примет — как капля дробит камень О бесстыдстве виночерпиев на пиру жизни, наливающих в чашу жизни яд смерти, не видя разницы между невеждой и знающим; и о неверности работающих в саду жизни, которые, срезая живые ветви острием смерти, не отличают нищего от шаха; и призыв отряхнуть полы от пыли этого презренного мира и указание верного пути, дабы избегнуть водоворота гибели О сердце бедное — не вечен мир! Здесь верность в гости не придет на пир. Мир — только глины ком; ты это знай — И белизну одежд не замарай. Сей в океане плавающий ком Пучиной затопляется кругом; Три четверти сокрыты под водой: Зовется четверть сушею земной. Одежды духа светлы, ясен взор У рассекающих морской простор. Но тонешь сердцем ты в грязи, в пыли — В пределах обитаемой земли. Не погружайся в эту пыль и грязь, Прочь от соблазнов мира устремясь. Кого трясина мира засосет, Тот сам пути к спасенью не найдет. Пустынный вихрь песок и пыль клубит, Рот забивает и глаза слепит. Так, сам Бахрам в трясине той увяз, И свет его до дня Суда угас. Пропал в пустыне мира Кей-Хосров, И не нашли нигде его следов. Где все они? Куда теперь ушли Владыки величайшие земли? Хоть мир несметно их обогатил, Сам их потом ограбил и казнил. А для того, кто может возразить, За образцом недалеко ходить. Ведь был недосягаемо высок Шах Искандар, мудрец, святой пророк. Стремясь, он цели достигал любой И, нищий, прочь ушел — с пустой рукой. Весь мир он обошел и победил И ничего с собой не захватил. Когда он пыль до неба подымал, Оружье враг бросал и убегал. И не явилось в мире никого, Кто повторил бы подвиги его. От Каюмарса и до наших дней Не перечесть прославленных царей. Но что исполнить удалось ему, Не выпало на долю никому. Ему свою покорность принесли Семь поясов сей четверти земли. С семи майданов — пред его шатром Пять барабанов грянули, как гром. Тогда, в безвестность устремляя взор, Как кит, он ринулся в морской простор. И, семь вселенной обойдя кругов, Открыл двенадцать тысяч островов. Против яджуджей стену он воздвиг, Что описать бессилен мой язык. Построенная знаньем и умом, Возникла астролябия при нем. Философов великих ученик, В познаниях вершины он достиг. Нет, не мечом — а мудростью своей Завоевал он преданность людей. Он ведал все. Сокрытый ото всех, Он видел путь и свет грядущих вех. Он смог своим примером доказать, Что только мудрый может управлять. И он не только властью был силен, А некой высшей силой наделен. Кто был еще таким, как он? Никто! Кто был так небом одарен? Никто! И он повержен, предан был судьбой, Подобно твари страждущей любой. Давно ли был силен, могуч и бодр Сегодня брошенный на смертный одр! Вчера он был всех выше вознесен, Сегодня на мученья обречен. Когда забвенье вечное придет, Он от скорбей телесных отдохнет. Взгляни, как небом Искандар сражен —  Его одолевает смертный сон. Он по степям и по холмам скакал И ослабел, с коня на землю пал. Провел в разлуке вереницу дней С возлюбленными, с матерью своей. Он в дальних странах, в плаванье морском Душой о крае тосковал родном. Горячей жаждой радости влеком, Спешил он, торопился в отчий дом. Он видел цель достигнутой почти. Его настигла смерть в конце пути. Он средь пустыни, преданный беде, Лежал, как рыба на сковороде. Где светлый дух, которым он храним? Ни друга, ни наперсника над ним. Болезнь его свалила, как палач, В больной душе — беспомощность и плач. Что ближних скорбь, что состраданье там, Где не поможет никакой бальзам! Делами мира разум потрясен, Да видит в этом назиданье он. Да умудрится этой притчей тот, Кого влечет мирской водоворот. Рассказ о том, как Лукман предпочел мирским благам развалины, подобные сокровищам; но и тысячу лет спустя он не избег настигшего его дракона небес Оставя власть, богатства и дворец, Ушел в руины жить Лукман-мудрец. Жизнь средь развалин взял себе в удел, Как бы сокровищами овладел. Не защищен от града и дождя, Он жил, в ином отраду находя. Лукман тысячелетним старцем был. И некий пришлый у него спросил: «О мудрый, озаривший лик земли! Зачем ты здесь — в ничтожестве, в пыли? Прославленный ученый, ты бы мог Избрать жилищем царственный чертог. Тебе ведь стоит только пожелать, Чтоб всем богатством мира обладать!» Лукман ему в ответ: «О человек, Среди развалин этих — долгий век, Пусть я подобен старому сычу, Но здесь я злу противлюсь, как хочу. Я смог от мира корни оторвать, И мир с тех пор не смог меня связать. Мир у меня, когда мой срок придет, Одни руины эти отберет. Их все равно с собой не взял бы я В безвестный дальний путь небытия. Чем легче бремя здесь несешь, о друг, Тем легче в будущем избегнешь мук». В этой главе некий человек спрашивает Лукмана: «Где источник твоих великих знаний? Дай нам знать о нем». Ответ Лукмана: его определение поступков злых людей и правило — придерживаться обратного. Спросили у Лукмана, говорят: «О муж, всезнаньем напоивший взгляд! Мы не отыщем в глубине веков Таких, как ты, ученых мудрецов. Кто был учитель твой? Не утаи — Где почерпнул ты знания свои?» Ответил: «Недоступен был мне круг Философов, мыслителей, наук. И я учился не у мудрецов, А у невежд и низменных глупцов. Глянь на невежду и дела его — Все делается плохо у него. Я поступал всегда наоборот, Вот в чем моя твердыня и оплот. Невежество людей ведет во тьму. Тот знающ, кто противится ему. И тот блажен, кто в срок оставить мог Безумье мира, вихрь его тревог. В самом себе богатство мудреца. Он предпочтет руинам блеск дворца. Богатый духом — истинно богат; Залог благоустройства — харабат». Искандар пишет письмо матери, сгибаясь, как тростинка, в смертных мучениях, дабы запретить плач по нем; а после этого судьба сворачивает в свиток письмо его жизни и приближенные переносят табут с его останками в Искандарию. И когда то письмо дошло до его матери, она выходит к месту погребения и, словно баюкая маленького сына, чтобы он уснул в колыбели, она провожает его — погруженного в непробудный сон в колыбели могилы, и, как по шву разрывая грудь земли, она предает его земле Историк, что все это описал, Примерно так сказанье завершал: Очнулся шах и понял, что — вот-вот — Навеки солнце дней его зайдет, Увидел смертный пред собой порог И понял: жить осталось малый срок… Так повелитель мира, говорят, Как все — из чаши смерти выпил яд. Он вспомнил мать, и дух воспрянул в нем, Объятый удивительным огнем. Открыв глаза, он на людей взглянул И, через силу, глубоко вздохнул. Велел писца с бумагою позвать, Чтоб матери письмо продиктовать; Чтоб лик бумаги чернотой покрыть И дело завещанья завершить. Чернила, белый лист дабир достал, Тростник в персты молниеносный взял; Дословно все в письме сумев сберечь, Запечатлел он царственную речь, Здесь — пересказ, подобие тому Страданьем напоенному письму. В начале восхваление того, Чье безначально, вечно существо, Кто, свет неисчерпаемый лия, Жизнь вызывает из небытия. Жемчужину души он в персть кладет И то, что дал, в конце концов возьмет. Он — кормщик плавающему в морях, Он — спутник странствующему в степях. Бедняк, униженный среди людей, В его глазах превыше всех царей. «Меня недуг, как божий гнев, настиг, И я в песках, униженный, поник. И этой силы мне не превозмочь, И власть моя не может мне помочь. Есть сокровенный смысл в судьбе любой; Моей судьбы не понял разум мой. Я, как последний дар из рук творца, Приемлю чашу смертного конца!» Вот так он восхваленье завершил И к слову завещанья приступил: «От сына твоего в тот час, как он

The script ran 0.01 seconds.