1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Созвал он из приморских городов
Искусных корабельных мастеров.
И поручил им, для своих людей,
Три тысячи построить кораблей.
На тысяче он сам был должен плыть
И все, кто с ним в дороге должен быть.
Ученые на тысяче другой —
Помощники в правлении страной.
На восьмистах — отважные бойцы,
А на двухстах — бывалые купцы.
Все корабли надежны быть должны,
Как крепости, против любой волны.
Не корабли, а город поплывет,
Где человек все нужное найдет.
Дома и башни, словно на земле,
Подымутся на каждом корабле.
Еще построить триста кораблей,
Вмещающих по тысяче людей,
Так, чтобы всем просторно было им
С оружьем, снаряженьем боевым.
А двести кораблей должны вести
Припас еды на много лет пути.
И был еще на сотне кораблей
Запас цепей, канатов, якорей.
И кони и верблюды на двухстах
Для высадки на дальних островах.
Как солнце, будут все суда блестеть,
Одеты в пурпур, золото и медь.
Чуть Искандар успел отдать приказ,
Немедля стали выполнять приказ.
И много тысяч плотников пришло,
Орудья их — топор, бурав, тесло.
В лесах деревья стали вырубать,
Рекой к морскому берегу сплавлять.
Строители по берегам реки
Вставали шумным станом, как полки.
Везде по склонам этих берегов
Трудились над постройкою судов.
Пятнадцать тысяч столяров одних
И много тысяч мастеров иных.
Там с утренней и до ночной поры
Звенели пилы, пели топоры,
Гремели кузницы. Огонь печей
Плавильных полыхал во тьме ночей.
Три долгих года стук, и гул, и гром
Строительный не умолкал кругом.
И закачались на волнах зыбей
Три тысячи могучих кораблей.
И мореходов тысячи пришли
И поднялись на эти корабли.
Грузить взялись проворно в тот же час
Необходимый в плаванье припас.
И журавлиным клином встали в строй
Суда, приняв порядок боевой.
Со всем народом попрощался царь,
Прийти с победой обещался царь.
И с милой матерью своей простясь,
И от оков любви освободясь,
Сел на коня и поскакал в свой стан,
Где море делит Рум и Франгистан,
Вот Искандар на палубу шагнул,
Поводья дальних странствий натянул.
И, высоту светил определив,
Решил он — час отплытия счастлив.
И он с кормы высокой корабля
Сказал, пока не отошла земля:
«Прощайте! Честно вы служили мне,
В трудах моих, как братья, были мне!
Надолго с вами разлучаюсь я,
На вашу верность полагаюсь я.
Я должен плыть. Не волен я в себе,
И мы не в силах дать отпор судьбе.
Друзья, я счастьем вашим дорожу,
Запомните же то, что я скажу:
Во всем, что каждому из вас дано
И что заранее определено —
Разумный, твердый сохраняйте строй,
Не нарушайте распорядок мой.
Примите сердцем этот мой наказ,
И счастье ваше не уйдет от вас.
Вы пожеланья блага шлите нам,
Хоть этой службой послужите нам!»
Когда сказал все это славный шах,
Великий плач возник на берегах.
У провожавших слезы полились,
И возгласы стоусто раздались:
«В морях безвестных, где бы ты ни плыл,
Хотя бы антиподов победил,
Мы здесь в печали будем без тебя,
Не будет счастья людям без тебя!
Пусть, видя мир вселенской красоты,
Душой в пути возрадуешься ты!
Мы сохранить сумеем твой наказ,
Иных не будет помыслов у нас.
Пусть вечный промысел тебя хранит
Средь бурь морских, как нерушимый щит!»
Вот главный кормчий высоту светил
По астролябии определил.
В тот день входило солнце в знак Овна
И синева небес была ясна.
Хоть было небо зеркала светлей,
Шел бесконечный дождь из глаз людей.
Вот выбрали, усердием горя,
Окованные цепью якоря.
И киноварью лопастей своих
Блеснули весла — крылья птиц морских.
Вот кормчий в рог свой медный затрубил,
Строй кораблей в морской простор поплыл.
Покрылась пеной водяная гладь,
И волны в берег начали плескать.
То плыл огромный город по воде,
Какого не увидите нигде.
То двигалась дубовая река,
Все паруса раскрыв, как облака.
Так с воинством могучих кораблей
Стал Искандар владыкою морей.
На волнах пена, словно облака,
Пучина непомерно глубока.
Водоворотами возмущена,
Выбрасывала перлы глубина.
И открывала тайны бездн морских
В просторах неоглядно голубых.
А верный, если гость придет такой,
Не жемчугом пожертвует — душой.
* * *
Дай, кравчий, чашу — как морской залив!
Пусть на мгновенье буду я счастлив.
Дай мне отраду влажного огня, —
Как берег, сухи губы у меня.
Певец, настрой свой чанг, запой, играй,
Печаль души с мелодией смешай!
Чтоб слезы, словно жемчуг, я ронял,
Чтоб, как весенний облак, зарыдал.
О Навои, нет верности нигде
В сем мире, что построен на воде!
Не возлагай надежд на этот дом[52] —
Мгновенный, схожий с водным пузырем.
НАЗИДАНИЕ
Искандар спрашивает мудрецов о строении моря, и Сократ объясняет, как вода окружает сушу, и, выделив вокруг Океана семь морей, волнующихся, как семь голубых небес, рассказывает о двенадцати тысячах островов, помимо множества других; и описанием морей поражает слушателей
Искандар, захватив семь морей и двенадцать тысяч городов на островах, очертил, как циркулем, круг водных просторов и направился к центру Океана, и в этом походе его деревянные кони двигались на парусах, как на крыльях, под ветром, а равнина вод казалась небом, и на этой равнине он много трудов перенес; и на этом пути ты много найдешь примет — как капля дробит камень
О бесстыдстве виночерпиев на пиру жизни, наливающих в чашу жизни яд смерти, не видя разницы между невеждой и знающим; и о неверности работающих в саду жизни, которые, срезая живые ветви острием смерти, не отличают нищего от шаха; и призыв отряхнуть полы от пыли этого презренного мира и указание верного пути, дабы избегнуть водоворота гибели
О сердце бедное — не вечен мир!
Здесь верность в гости не придет на пир.
Мир — только глины ком; ты это знай —
И белизну одежд не замарай.
Сей в океане плавающий ком
Пучиной затопляется кругом;
Три четверти сокрыты под водой:
Зовется четверть сушею земной.
Одежды духа светлы, ясен взор
У рассекающих морской простор.
Но тонешь сердцем ты в грязи, в пыли —
В пределах обитаемой земли.
Не погружайся в эту пыль и грязь,
Прочь от соблазнов мира устремясь.
Кого трясина мира засосет,
Тот сам пути к спасенью не найдет.
Пустынный вихрь песок и пыль клубит,
Рот забивает и глаза слепит.
Так, сам Бахрам в трясине той увяз,
И свет его до дня Суда угас.
Пропал в пустыне мира Кей-Хосров,
И не нашли нигде его следов.
Где все они? Куда теперь ушли
Владыки величайшие земли?
Хоть мир несметно их обогатил,
Сам их потом ограбил и казнил.
А для того, кто может возразить,
За образцом недалеко ходить.
Ведь был недосягаемо высок
Шах Искандар, мудрец, святой пророк.
Стремясь, он цели достигал любой
И, нищий, прочь ушел — с пустой рукой.
Весь мир он обошел и победил
И ничего с собой не захватил.
Когда он пыль до неба подымал,
Оружье враг бросал и убегал.
И не явилось в мире никого,
Кто повторил бы подвиги его.
От Каюмарса и до наших дней
Не перечесть прославленных царей.
Но что исполнить удалось ему,
Не выпало на долю никому.
Ему свою покорность принесли
Семь поясов сей четверти земли.
С семи майданов — пред его шатром
Пять барабанов грянули, как гром.
Тогда, в безвестность устремляя взор,
Как кит, он ринулся в морской простор.
И, семь вселенной обойдя кругов,
Открыл двенадцать тысяч островов.
Против яджуджей стену он воздвиг,
Что описать бессилен мой язык.
Построенная знаньем и умом,
Возникла астролябия при нем.
Философов великих ученик,
В познаниях вершины он достиг.
Нет, не мечом — а мудростью своей
Завоевал он преданность людей.
Он ведал все. Сокрытый ото всех,
Он видел путь и свет грядущих вех.
Он смог своим примером доказать,
Что только мудрый может управлять.
И он не только властью был силен,
А некой высшей силой наделен.
Кто был еще таким, как он? Никто!
Кто был так небом одарен? Никто!
И он повержен, предан был судьбой,
Подобно твари страждущей любой.
Давно ли был силен, могуч и бодр
Сегодня брошенный на смертный одр!
Вчера он был всех выше вознесен,
Сегодня на мученья обречен.
Когда забвенье вечное придет,
Он от скорбей телесных отдохнет.
Взгляни, как небом Искандар сражен —
Его одолевает смертный сон.
Он по степям и по холмам скакал
И ослабел, с коня на землю пал.
Провел в разлуке вереницу дней
С возлюбленными, с матерью своей.
Он в дальних странах, в плаванье морском
Душой о крае тосковал родном.
Горячей жаждой радости влеком,
Спешил он, торопился в отчий дом.
Он видел цель достигнутой почти.
Его настигла смерть в конце пути.
Он средь пустыни, преданный беде,
Лежал, как рыба на сковороде.
Где светлый дух, которым он храним?
Ни друга, ни наперсника над ним.
Болезнь его свалила, как палач,
В больной душе — беспомощность и плач.
Что ближних скорбь, что состраданье там,
Где не поможет никакой бальзам!
Делами мира разум потрясен,
Да видит в этом назиданье он.
Да умудрится этой притчей тот,
Кого влечет мирской водоворот.
Рассказ о том, как Лукман предпочел мирским благам развалины, подобные сокровищам; но и тысячу лет спустя он не избег настигшего его дракона небес
Оставя власть, богатства и дворец,
Ушел в руины жить Лукман-мудрец.
Жизнь средь развалин взял себе в удел,
Как бы сокровищами овладел.
Не защищен от града и дождя,
Он жил, в ином отраду находя.
Лукман тысячелетним старцем был.
И некий пришлый у него спросил:
«О мудрый, озаривший лик земли!
Зачем ты здесь — в ничтожестве, в пыли?
Прославленный ученый, ты бы мог
Избрать жилищем царственный чертог.
Тебе ведь стоит только пожелать,
Чтоб всем богатством мира обладать!»
Лукман ему в ответ: «О человек,
Среди развалин этих — долгий век,
Пусть я подобен старому сычу,
Но здесь я злу противлюсь, как хочу.
Я смог от мира корни оторвать,
И мир с тех пор не смог меня связать.
Мир у меня, когда мой срок придет,
Одни руины эти отберет.
Их все равно с собой не взял бы я
В безвестный дальний путь небытия.
Чем легче бремя здесь несешь, о друг,
Тем легче в будущем избегнешь мук».
В этой главе некий человек спрашивает Лукмана: «Где источник твоих великих знаний? Дай нам знать о нем». Ответ Лукмана: его определение поступков злых людей и правило — придерживаться обратного.
Спросили у Лукмана, говорят:
«О муж, всезнаньем напоивший взгляд!
Мы не отыщем в глубине веков
Таких, как ты, ученых мудрецов.
Кто был учитель твой? Не утаи —
Где почерпнул ты знания свои?»
Ответил: «Недоступен был мне круг
Философов, мыслителей, наук.
И я учился не у мудрецов,
А у невежд и низменных глупцов.
Глянь на невежду и дела его —
Все делается плохо у него.
Я поступал всегда наоборот,
Вот в чем моя твердыня и оплот.
Невежество людей ведет во тьму.
Тот знающ, кто противится ему.
И тот блажен, кто в срок оставить мог
Безумье мира, вихрь его тревог.
В самом себе богатство мудреца.
Он предпочтет руинам блеск дворца.
Богатый духом — истинно богат;
Залог благоустройства — харабат».
Искандар пишет письмо матери, сгибаясь, как тростинка, в смертных мучениях, дабы запретить плач по нем; а после этого судьба сворачивает в свиток письмо его жизни и приближенные переносят табут с его останками в Искандарию. И когда то письмо дошло до его матери, она выходит к месту погребения и, словно баюкая маленького сына, чтобы он уснул в колыбели, она провожает его — погруженного в непробудный сон в колыбели могилы, и, как по шву разрывая грудь земли, она предает его земле
Историк, что все это описал,
Примерно так сказанье завершал:
Очнулся шах и понял, что — вот-вот —
Навеки солнце дней его зайдет,
Увидел смертный пред собой порог
И понял: жить осталось малый срок…
Так повелитель мира, говорят,
Как все — из чаши смерти выпил яд.
Он вспомнил мать, и дух воспрянул в нем,
Объятый удивительным огнем.
Открыв глаза, он на людей взглянул
И, через силу, глубоко вздохнул.
Велел писца с бумагою позвать,
Чтоб матери письмо продиктовать;
Чтоб лик бумаги чернотой покрыть
И дело завещанья завершить.
Чернила, белый лист дабир достал,
Тростник в персты молниеносный взял;
Дословно все в письме сумев сберечь,
Запечатлел он царственную речь,
Здесь — пересказ, подобие тому
Страданьем напоенному письму.
В начале восхваление того,
Чье безначально, вечно существо,
Кто, свет неисчерпаемый лия,
Жизнь вызывает из небытия.
Жемчужину души он в персть кладет
И то, что дал, в конце концов возьмет.
Он — кормщик плавающему в морях,
Он — спутник странствующему в степях.
Бедняк, униженный среди людей,
В его глазах превыше всех царей.
«Меня недуг, как божий гнев, настиг,
И я в песках, униженный, поник.
И этой силы мне не превозмочь,
И власть моя не может мне помочь.
Есть сокровенный смысл в судьбе любой;
Моей судьбы не понял разум мой.
Я, как последний дар из рук творца,
Приемлю чашу смертного конца!»
Вот так он восхваленье завершил
И к слову завещанья приступил:
«От сына твоего в тот час, как он
|
The script ran 0.009 seconds.