1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 
В сердце ж радость не зажглась.
   
Так смотрели друг на друга,
   
Как мы смотрим на портрет,
   
О далеком вспоминая,
   
Чью лишь тень здесь видит взор.
   
Мыслил царь: «О ты, который
   
Должен был бы быть царем,
   
Мог бы целым царством править,
   
Молишь пищи тут и там!
   
Что за радость в этой жизни?
   
В ней какая ж красота?
   
Тверд и прям, как Златогорье,
   
Весь как солнечный восход,
   
Царь быков, в походке твердой,
   
И бестрепетный, как лев,—
   
Но лишен почета мира,
   
Просишь милостыню ты!»
   
Дух отца открыт был Будде,
   
Он любил его как сын,
   
И, чтоб дух его подвигнуть
   
И жалея весь народ,—
   
Он явил свою чудесность,
   
В средний воздух был взнесен,
   
И рукой Луны касался,
   
И до Солнца досягал.
   
И ходил он по пространству,
   
Изменял различно лик,
   
Разделял на части тело,
   
Вновь его соединял.
   
Шел по водам, как по суше,
   
Был в земле он как в воде,
   
И сквозь каменные стены
   
Без помехи проходил.
   
Справа, слева, он из бока
   
Огнь и воду изводил.
   
Царь был в радости великой
   
И не думал как отец.
   
И, воссев на лотос пышный,
   
Как на царственный престол,
   
Для отца из высей светлых
   
Будда выявил Закон:
   
«Знаю царское я сердце,
   
И любовь и память в нем,
   
Но да будут узы сердца
   
Вмиг разъяты у него.
   
Пусть не думает — о сыне,
   
Прибавляя к скорби скорбь.
   
Но услышь, что сын твой молвит
   
О молельности тебе.
   
Я молитвенную пищу
   
Моему принес отцу.
   
Царь, прими: такого яства
   
Сын отцу не приносил.
   
Путь росистый указую,
   
Это нежная роса,
   
Этот путь ведет к бессмертью,
   
Чрез рожденья и дела.
   
Дело к делу, сочетаясь,
   
Вырастают в долгий путь.
   
Как же тщательно должны мы
   
Делать добрые дела!
   
Как заботливо нам нужно
   
Со звеном сплетать звено!
   
В смерти дух один уходит,
   
Лишь в делах найдет друзей!
   
Ввихрен в омут этой жизни,
   
В пять больших ее дорог,
   
В колесе вращаясь мощном,
   
Три разряда дел творишь 35,—
   
Три разряда дел приводят
   
К трем рождениям в мирах:
   
Зверь, иль призрак, или демон —
   
Силой страсти рождены.
   
Силой должного старанья
   
Слово с телом укроти,
   
День и ночь — не в смуте будут,
   
А в молчании ума.
   
Только в этом смысл конечный,
   
Правды жизни — нет иной.
   
Так! Три мира только пена,
   
Накипь в море в час грозы.
   
Хочешь ведать наслажденье?
   
Приближать его к себе?
   
Так к четвертому рожденью
   
Приготовься делом ты.
   
Человеком ты и Дэвой
   
Чрез рожденье воплощен,
   
Все же пять путей великих —
   
Как неверность звезд ночных.
   
Если даже для небесных
   
Путь назначен перемен,—
   
Как же ведать человеку
   
Постоянство на земле.
   
Самосдержанность — есть радость
   
Между радостей земных!
   
Лишь Нирвана верный отдых,
   
То — Безветрие души!
   
Пять услад, что ищем в чувствах,—
   
Путь опасностей и смут,
   
Мы живем среди восторгов
   
Как с отравною змеей.
   
Мудрый видит мир горящим,
   
Мир — и вкруг него пожар.
   
Не узнает он покоя,
   
Не изгнавши жизнесмерть.
   
В месте том, где хочет мудрый
   
Дом свой верный основать,
   
Нет оружья, нет орудий,
   
Нет слонов и нет коней.
   
Там не мчатся колесницы,
   
Не идут ряды солдат.
   
Победив свое желанье,
   
Все ты в мире победил.
   
Победивши мрак незнанья,
   
Целый мир ты озарил.
   
Во вселенной, озаренной,
   
Нужно ль что eщё искать?
   
Раз узнав источник скорби,
   
Затопчи ее исток,
   
И, идя дорогой верной,
   
От рождений волен ты».
   
Чудотворность сына видя,
   
Был обрадован отец,
   
Но, услышав слово правды,
   
Был он в радости двойной.
   
Стал сосуд он совершенный,
   
Чтоб принять в себя Закон,
   
И, сложив свои ладони,
   
Восхваленье произнес:
   
«Сколь поистине волшебно!
   
Свой обет ты завершил.
   
Светлый замысел исполнен,
   
Скорбь превзойдена тобой.
   
Сколь поистине волшебно!
   
Сердце плакало мое.
   
Но теперь та боль исчезла,
   
Лишь оставив светлый плод.
   
Сколь поистине волшебно!
   
Срезал ныне колос я,
   
Что посеян был рукою,
   
Волей сына моего.
   
Было правым то решенье —
   
Сан царя с себя сложить,
   
Было правым то стремленье —
   
Покаяние принять,
   
Было правым то желанье —
   
Связь семейную порвать,
   
Было правым то воленье —
   
Отказаться от любви.
   
Риши древние напрасно
   
Похвалялись, не дойдя,
   
Ты ж дошел до светлой грани,
   
Все, что нужно, совершил.
   
И, снискав покой желанный,
   
Ты покой несешь другим.
   
Мощный силой состраданья,
   
Избавляешь всех живых.
   
Если б ты с людьми остался,
   
Сохраняя царский сан,—
   
Как могла бы избавленье
   
Получить моя душа?
   
Был бы царь ты справедливый,
   
Но Закон бы не явил.
   
Узы смерти и рожденья
   
Ты бы нам не разрешил.
   
Но, избегнув жизнесмерти,
   
Воплощенья победив,
   
Всем живым ты путь означил,
   
Нежной блещущий росой.
   
И, явивши власть над чудом,
   
Силу мудрости явив,
   
Жизнесмерть сразив, вознесся
   
Над Богами и людьми.
   
Ты царем бы правосудным
   
Был, свой царский сан храня,—
   
Но тогда б такой вселенской
   
Благодати не достиг».
   
Восхваления закончив,
   
Он, в молитвенной любви,
   
Царь, отец, пред светлым сыном
   
Преклонился до земли.
   
Весь народ, все люди царства,
   
Светлый тот Закон поняв,
   
Видя Будцу-чудотворца
   
И почтительность царя,—
   
Проникаясь просветленьем
   
И молельно руки сжав,
   
Совершенного почтили,
   
Преклоняясь до земли.
   
Мысли сильные в них были,
   
Жизнь мирская в них прешла,
   
Все исполнились желаньем
   
Бросить тесные дома.
   
Много знатных, много видных,
   
Бросив дом блестящий свой,
   
К верной Общине пристали,
   
Чтоб обнять Закон сполна.
   
Ананда, Тимбила, Нанда,
   
А ну руд ха, все пришли,
   
Чтобы стать учениками
   
Будды, давшего Закон.
   
За одним другой и третий,
   
Обращенным нет числа,
   
Приходил отец за сыном,
   
Видя верные врата.
   
И когда настало время
   
Подаянья попросить,
   
Будда входит в пышный город,
   
И царевич узнан в нем.
   
Песнь хвалы и песнь восторга
   
С края к краю раздалась:
   
«Он вернулся к нам, Сиддартха,
   
Просветленный, он пришел!»
   
Стар и мал столпились, смотрят,
   
Окна, двери, всюду глаз,
   
Он идет, сияя светом,
   
Лучезарной красотой.
   
Лик его, в одежде скромной,
   
Словно Солнце в облаках,
   
И внутри и вне он светит
   
Как один священный блеск.
   
Все смотрели и дивились,
   
В сердце радость с сожаленьем,
   
Что как жертва он идет.
   
С этой бритой головою,
   
Темный выбравши покров,
   
Очи светлые потупя,
   
Безыскусственно идя.
   
«Посмотрите! Посмотрите!
   
Здесь бы нужен балдахин!
   
Он драконом мог бы править,
   
А во прахе он идет!
   
Держит чашу подаяний,
   
Мог бы меч держать в руке,
   
Мог бы он врага любого
   
Победить и покорить!
   
Мог бы женское он сердце
   
Красотою услаждать!
   
Мог бы яркою короной
   
Возноситься над толпой!
   
Красота мужская скрыта,
   
Сердце ведает узду,
   
Не подступит вожделенье,
   
Блеск наряда брошен прочь!
   
Пять восторгов правят миром,
   
Он отбросил пять услад,
   
И любимую супругу,
   
И дитя оставил он!
   
Возлюбив уединенье,
   
Он блуждает без друзей,
   
И скорбит супруга горько,
   
Долго длится ночь вдовы!
   
Измененного увидев
   
Как отшельника его,
   
Плачет, любит, вспоминает,
   
Плачет вместе с ней дитя!
   
А когда он в мир родился,
   
Были знаменья на нем,
   
Должен был он приношенья
   
С четырех принять морей!
   
Он к чему ж пришел в скитаньях?
   
Предвещаний всех слова
   
Были ложны и напрасны.
   
Или есть величье в том?»
   
Так в запутанных реченьях
   
Говорил один с другим,
   
Но спокойно Совершенный
   
Путь бесстрастный совершал.
   
Ко всему с любовью равной,
   
Одного душой хотел —
   
Избавления всем людям
   
От несущих скорбь страстей.
   
Этот замысел лелея,
   
В город нищим он вошел,
   
Чтобы дать векам грядущим
   
Отречения пример.
   
Принял все он без различья,
   
Дал богатый, дал бедняк —
   
Чашу нищую наполнил
   
И в пустынность отошел.
  
  
   
    
20. ОБИТЕЛЬ
   
   
Властитель мира, обративши
   
Несчетный люд Капилавасту,
   
С великою толпою верных,
   
В Кошалу путь направил свой,—
   
Туда, где царь жил Прасэнаджит
   
И где Обитель Джэтавана
   
Теперь совсем была готова,
   
Хоромы убраны вполне.
   
В садах ключи и водометы,
   
Цветут цветы, плоды сверкают,
   
У влаги редкостные птицы,
   
И пенье птиц среди ветвей.
   
Во всем прекрасная Обитель,
   
Как райские чертоги Сивы.
   
И Друг Сирот идет навстречу,
   
Толпою слуг он окружен.
   
Цветы он щедро рассыпает,
   
Душистые зажег куренья,
   
И Совершенного он просит
   
В Обитель светлую взойти.
   
В его руках кувшин узорный,
   
На нем дракон златой сияет,
   
И воду он струею светлой,
   
Коленопреклоненный, льет.
   
То добрый знак, что Братству верных,
   
Во все четыре края мира,
   
Обитель эта Джэтавана
   
Для тихой жизни отдана.
   
Владыка дар прекрасный принял,
   
И пожелание гласило,
   
Чтоб это царство укреплялось
   
И побеждало силу тьмы.
   
Царь Прасэнаджит, услыхавши,
   
Что Совершенный возвратился,
   
Пришел в Обитель с светлой свитой,
   
Дабы к ногам его припасть.
   
Сев в стороне и сжав ладони,
   
Он к Будде речь держал такую:
   
«Мое ль неведомое царство
   
Такую заслужило честь?
   
Какие могут злополучья,
   
Какие могут здесь несчастья
   
Возникнуть, если здесь пребудет
   
Такой великий человек?
   
Твое лицо святое видя,
   
Могу и я иметь, быть может,
   
Свою, желанную мне, долю
   
Во всесвежительном ручье.
   
Пусть много разных разделений,
   
Пусть город разнствует по вере,
   
Но как высокий, так и низкий
   
В широкий могут ток войти.
   
Так ветер, по цветущей роще
   
Провеяв, запахи сливает,
   
И лишь единым дуновеньем
   
Он благодатным веет нам.
   
И так же птицы Златогорья
   
Своим многоразличны видом,
   
И разные мерцают тени,
   
Сливаясь в золото одно.
   
Так могут быть в одном собраньи
   
Способностей различных люди.
   
И некий был пустынножитель,
   
Который, Риши напитав,
   
Звездой родился трилучистой.
   
Все бегло в этом мире шатком,
   
И человек — хоть царь — тревожен,
   
Простой же — в святости — велик».
   
Знал Будда все, что было в сердце
   
У Прасэнаджита, и знал он,
   
Что два препятствия мешают
   
Ему всю правду восприять —
   
Чрезмерная до денег жажда
   
И жажда внешних развлечений,
   
И он, мгновению согласно,
   
Такую проповедь держал:
   
«Я изъясню Закон мой вкратце,
   
И царь моим словам да внемлет,
   
И, взвесив их в своем мышленьи,
   
Да твердо держится он их.
   
И тот, кто связан злою Кармой,
   
Способен радоваться Будде,
   
Насколько ж радуется больше —
   
Кто в прошлых жизнях заслужил!
   
Свои свершенья я окончил,
   
Исчерпал жизнь: ни дух, ни тело
   
Не могут властвовать мной больше,
   
Свободен я от всех оков.
   
Не для меня — друзья, родные,
   
И вот я ныне возвещаю:
   
Деянья добрые и злые
   
За нами следуют как тень.
   
Как, значит, взнесены деянья
   
Царя, что следует Закону!
   
Он в настоящей жизни славен,
   
Потом восходит в Небеса.
   
Но небрежение Законом
   
Приводит к горьким злополучьям.
   
Так в оно время было в мире,
   
Гласит преданье, два царя.
   
Один из них звался Кришасва,
   
Что значит — Тощая Коняга,
   
Другой — Хираниакашйпу,
   
Ступень Златая. Двое их.
   
Но первый был благим владыкой
   
И был взнесен на выси Неба,
   
Второй был злой,— и жил, и умер,
   
И вновь родился — в нищете.
   
Что нужно — любящее сердце,
   
В нем есть великая потреба!
   
Народ царя — как сын единый,
   
Не угнетать его — любить.
   
Отбросить лживые ученья,
   
Идти во всем прямой дорогой
   
И возноситься лишь собою,
   
А не вставая на других.
   
Быть другом тех, чья жизнь — страданье,
   
Не истязать себя, а также
   
Не возвышаться сердцем слишком
   
И знать душой, что все прейдет.
   
До высшей точки размышленья
   
Свой разум возносить глядящий,
   
И внутрь себя глядеть упорно,
   
Свет счастья находить в себе.
   
Из света есть во тьму дорога,
   
И есть из тьмы дорога к свету,
   
Есть мрак, что следует за тенью,
   
Есть свет, с собой несущий свет.
   
Кто мудр, тот ищет больше света.
   
Для злого слова — громкий отклик.
   
И мало тех, кто хочет видеть.
   
Но от свершений — не уйти.
   
Что сделал,— сделал. Путь намечен.
   
И след идет по всей дороге.
   
Так возлюби же все благое,
   
Иного выхода здесь нет.
   
Ты то пожнешь, что ты посеял.
   
Как сделал — сделанным так будет.
   
Мы замкнуты в горе скалистой,
   
Лишь благостью пробьешь тропу.
   
Рожденье, старость и болезни
   
Нас стерегут, не выпуская.
   
И свет услад есть вспышка молний,
   
Лишь миг — ты в черной темноте.
   
Зачем же быть неправосудным?
   
Цари здесь были — словно Боги,
   
На Небо громоздились мыслью
   
И в пыль затоптаны навек.
   
Круговорот времен — пожаром
   
Растопит скаты Златогорья,
   
Растает вся гора Сумеру,
   
Иссохнет Океан до дна.
   
Так что же наш неверный облик,
   
Тень человека, что бледнеет?
   
Пузырь, на миг огнем горящий,
   
Через мгновенье — нет его.
   
Сосуд обмана наше тело,
   
Неверный знак мечты бродячей.
   
Через страданья долгой ночи
   
Приходит к нам мгновенно Смерть.
   
Кто мудр, тот эти перемены
   
Спокойно видит зорким оком.
   
Он не приляжет на дороге,
   
Не будет спать в ее пыли.
   
Не занят он самоусладой,
   
Узор цепей не закрепляет,
   
Он разрешает постепенно
   
Многоразличность сложных пут.
   
Не ищет дружб, не льнет к занятьям,
   
И мудрость лишь одну блюдет он:
   
Он убегает ощущений,
   
Лишь ощущая мир — как тень.
   
И, зная, как непрочно тело,
   
Его он все ж не оскверняет.
   
Хотя б родился в бестелесном,
   
От перемен не убежать.
   
И потому-то так желает
   
Беспеременного он тела:
   
Где перемена не меняет,
   
Невозмутимый там покой.
   
Пока на зыбях перемены
   
Свою отдельность воплощаешь,
   
Растет измена — корень скорби,
   
Погаснет «Я» — и мир тебе.
   
Кто мудр — уходит от страданья.
   
Коль дерево огнем объято,
   
Как могут птицы собираться
   
Среди обугленных ветвей?
   
Кто мудр — лелеет это знанье,
   
В нем свет начальный озаренья:
   
Жить без него, его теряя,
   
Ошибка целой жизни в том,
   
Здесь — средоточье всех учений,
   
Без средоточья — нет покоя.
   
Кто обожжен горячей болью,
   
В прохладный пусть войдет поток.
   
Равно во мраке свет лампады
   
Предметам разноцветым светит:
   
Так мудрость светит приходящим,
   
Кто б ни желал ее принять.
   
Порой отшельник погибает,
   
Порою мирянин спасется,
   
Захватен омут маловерья,
   
Исходишь с верой из пучин.
   
Прилив хотенья прочь уносит,
   
Кто в вожделеньи — вне спасенья,
   
Свет мудрости — челнок послушный,
   
И размышление есть руль.
   
Молельность мысли завершенной —
   
Призывный рокот барабана.
   
Плотину мысли строй упорно,
   
Бессилен будет всякий вал».
   
Закончил проповедь Всемудрый,
   
И царь, душой ему внимая,
   
Воспринял охлажденье к миру,
   
К мерцанью призрачных услад.
   
Так возвращаются к рассудку,