1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 
    
— Вести переговоры, да?
    
— Есть и другие стороны. — Ван-Тромп потянулся за тостом. Тот сам поднялся и лег ему в ладонь. — Хорошая еда, хорошая компания.
    
— Не спорю.
    
— Джубал, — позвала мадам Везант. — Кушать подано!
    
Джубал вернулся на свое место и обнаружил на столе яйца, апельсиновый сок и прочую обычную для завтрака снедь. Беки похлопала его по бедру.
    
— Неплохое молитвенное собрание, правда, мой бычок?
    
— Женщина, занимайся своими гороскопами!
    
— Кстати, о гороскопах. Миленький, мне надо знать точное время вашего рождения.
    
— У меня три дня рождения: меня пришлось доставать по частям.
    
Беки произнесла нечто непечатное.
    
— Я узнаю.
    
— Здание суда сгорело, когда мне было три года. Как это, интересно, ты узнаешь?
    
— Есть способы. Хотите поспорить?
    
— Если будешь и дальше прерывать меня, то увидишь, что не такая уж ты и взрослая, чтобы тебя нельзя было отшлепать. Как ты поживаешь, девочка?
    
— А как вы думаете? Как я выгляжу?
    
— Кровь с молоком. Чуток раздалась пониже талии. Покрасилась.
    
— Ничего подобного. Я уже давно не пользуюсь хной. Оставайтесь с нами, и мы избавим вас от этой чахлой белой растительности, а взамен вырастим свежий газончик.
    
— Беки, я не собираюсь молодиться. Я прошел трудный путь, стал совсем дряхлым, и собираюсь теперь насладиться этим. Кончай трещать и дай человеку поесть.
    
— Слушаюсь, сэр. Все равно вы старый развратник.
    
Джубал как раз вставал из-за стола, когда вошел Человек с Марса.
    
— Отец! То есть Джубал!
    
Майк бросился к Харшоу и поцеловал его.
    
Джубал мягко оттолкнул его.
    
— Ты уже не мальчик, сынок. Сядь и поешь. Я посижу рядом.
    
— Я пришел не завтракать, я пришел к тебе. Мы найдем место и поговорим.
    
— Отлично.
    
Они нашли свободную комнату, и Майк втащил в нее Джубала. Он вел себя словно маленький мальчик, радующийся, что наконец-то встретил любимого деда. Майк подтащил Джубалу большое кресло, а сам растянулся рядом на кровати. Они были в том крыле отеля, где находилась частная посадочная площадка. На нее выходили высокие французские окна[67] комнаты. Джубал поднялся, чтобы передвинуть кресло так, чтобы не сидеть лицом к свету, и с легкой досадой обнаружил, что кресло двигается куда надо само собой. Перемещение предметов, конечно, экономило силы и деньги (особенно на стирку: его рубашка, забрызганная вчера соусом, была так чиста, что он снова надел ее) и было явно предпочтительнее безмозглых механизмов. И все же Джубал никак не мог привыкнуть к телекинезу без проводов и волн. Он относился к нему так же, как во времена его детства порядочные благопристойные лошади относились к самобеглым экипажам.
    
Вошел Дюк, принес бренди и стаканы.
    
— Спасибо, Людоед, — сказал Майк. — Ты что, новый дворецкий?
    
— Кто-то же должен этим заниматься, Чудовище. Ты же засадил всех, у кого есть мозги, за диктофоны.
    
— Ну, через пару часиков они освободятся, и ты сможешь вернуться к своему распутству. Дело сделано, Людоед. Финиш.
    
— Весь чертов марсианский в одной книжке? Знаешь, Чудовище, поищу-ка я у тебя в мозгах сгоревшие кондючки.
    
— Нет-нет, только простейшие знания, которыми я располагаю… располагал, потому что чувствую себя совершенно выжатым. Верхоглядам вроде Стинки потребовалось бы лет сто торчать на Марсе, чтобы овладеть тем, чего я никогда не учил. Но я на славу поработал. Шесть недель субъективного времени с пяти утра или когда там мы присоединились к делению… И теперь те, кто подюжей, смогут закончить дело, а я тем временем поделюсь. — Майк потянулся и зевнул. — Хорошо. Законченная работа всегда поднимает настроение.
    
— Ты еще во что-нибудь впряжешься, не успеет окончиться день. Босс, это марсианское чудовище не может сидеть без дела. За два последних месяца сейчас он отдыхает первый раз. Ему остается только записаться в Анонимные Работники. Или же вам надо почаще нас навещать. Вы оказываете на него хорошее влияние.
    
— Бог уже позабыл, когда я это делал последний раз.
    
— Иди-ка отсюда, Людоед, и кончай врать.
    
— Врать! Да я теперь по твоей милости только и делаю, чти говорю правду, и в том притоне, где я живу, от этого сплошные проблемы. — Дюк вышел.
    
Майк поднял свой стакан.
    
— Разделим воду, отец.
    
— Пей до дна, сынок.
    
— Ты есть Бог.
    
— Майк, я уже наслушался этого от остальных. Уж ты-то этого мне не говори. Я ведь знал тебя «еще яйцом».
    
— О'кей, Джубал.
    
— Вот так-то лучше. Когда это ты научился пить по утрам? Если начинать это в таком возрасте, быстро наживешь язву желудка. И никогда не будешь таким счастливым пьянчужкой, как я.
    
Майк поглядел на стакан.
    
— Я пью только чтобы разделить воду. На меня это не оказывает никакого действия, да и на любого из нас, если только мы сами не захотим. Однажды я позволил эффекту проявить себя раньше, чем смог с ним справиться. Странное это ощущение. Я грокнул, что в нем мало хорошего. Просто способ рассоединиться на время, не рассоединяясь по-настоящему. Я могу добиться того же эффекта, даже лучшего и безо всяких последствий, которые потом приходится исправлять с помощью транса.
    
— Экономично.
    
— Ага. На спиртное мы практически не тратимся. Фактически, вести весь наш Храм стоит гораздо дешевле, чем тебе вести твой дом. Кроме первоначального вложения и замены в интерьере мы тратились только на кофе и булочки: у нас свои понятия об удовольствии. Нам так мало надо, что мне часто приходится придумывать, куда бы деть поступающие деньги.
    
— Почему тогда ты собираешь пожертвования?
    
— Мне приходится это делать, Джубал. Публика не ходит на представление, если за него не надо платить.
    
— Я это знаю, но удивлен, что и тебе это известно.
    
— Известно. Я грокаю людей, Джубал. Сначала я стал просто проповедовать. Это не сработало. Мы, люди, должны значительно продвинуться в развитии, прежде чем научимся принимать бесплатные дары и ценить их. Я ничего не даю бесплатно до Шестого Круга. Только тогда они начинают принимать… и это гораздо труднее, чем давать.
    
— Хм… сынок, возможно, тебе стоит написать книгу по психологии людей.
    
— Я и пишу. Но на марсианском. У Стинки есть ленты. — Майк с видом сибарита отпил из стакана. — Мы иногда употребляем спиртное. Вроде этого. Немногим из нас — Солу, мне, Свену, некоторым другим — это нравится. Я научился делать так, чтобы эффект был слаб, но продолжителен. Эйфория сближения при этом очень походит на транс, и не надо отключаться. — Он сделал новый глоток. — Этим я сегодня и занимаюсь: позволяю голове слегка кружиться и радуюсь встрече с тобой.
    
Джубал изучающе посмотрел на него.
    
— Сынок, что-то не дает тебе покоя.
    
— Да.
    
— А ты не хочешь поделиться со мной?
    
— Да. Отец, мне всегда хорошо с тобой, даже если что-то меня тревожит. Но ты единственный человек, с которым говоришь и знаешь, что он грокнет и не будет поражен. Джил… Джил грокает всегда, но если что-то ранит меня, ее это ранит еще больше. То же самое — Доун и Патти… Да, Патти всегда отведет мою боль, но она делает это, принимая ее на себя. Слишком просто было бы мне принимать боль, деля с остальными то, что я не в силах грокнуть не деля. — Майк задумался. — Необходима исповедь. Католики это знают, и у них есть духовно сильные люди, которые этим занимаются. У фостеритов существует групповая исповедь, они пропускают боль через группу людей, и боль истончается. Я должен ввести исповедь на ранней стадии очищения. Мы практикуем это, но спонтанно, когда пилигрим уже и не нуждается в отпущении. Нам нужны для этого сильные духом люди: «грех» редко связан с реальным злом, но грех это то, что грешник грокает грехом, и когда ты грокаешь с ним, это причиняет боль. Я знаю. — Майк помолчал. — Добро — еще не все, одного добра мало. Это была моя первая ошибка, потому что среди марсиан добро и мудрость — одно и то же. Другое дело мы. Возьмем Джил. Когда я встретил ее, ее понятие добра было превосходно. Тем не менее внутри у нее царил хаос, и я мог повредить ей — и себе, — потому что и во мне царил хаос. И мы не скоро обтесались. Ее бесконечное терпение (вовсе не свойственное всем людям), вот что спасало нас… пока я учился быть человеком, а она училась тому, что знаю я.
    
Но одного добра никогда не бывает достаточно. Холодная мудрость тоже нужна для добрых поступков. Добро без мудрости всегда порождает зло. — Майк помолчал и абсолютно трезвым голосом сказал: — Вот почему я нуждаюсь в тебе, Отец, так же сильно, как люблю тебя. Я нуждаюсь в твоей мудрости и твоей силе… ибо я должен исповедаться тебе.
    
Джубал поморщился.
    
— Ради Бога, Майк, не делай из этого мелодрамы. Расскажи, что гложет тебя, и мы найдем выход.
    
— Да, Отец.
    
Однако на этих словах Майк замолчал, и надолго. Наконец Джубал нарушил молчание.
    
— Ты обвиняешь себя в том, что дал разрушить Храм? Я не виню тебя за это. Сам-то ты не сломлен, ты построишь новый Храм.
    
— Нет-нет, это меня ни капли не заботит!
    
— Почему?
    
— Этот Храм был дневником с исписанными страницами. Время начинать новый дневник, а не писать по старым записям. Огонь не может уничтожить знания… и с точки зрения практической политики, такие эффектные гонения в конечном итоге идут только на пользу. Церкви процветают на мученичествах и преследованиях. Это для них лучшая реклама. Фактически, Джубал, последняя пара дней была радостной отдушиной в привычной рутине. Не нанесено никакого ущерба. — Выражение его лица изменилось. — Отец, недавно выяснилось, что я шпион.
    
— Что ты хочешь сказать, сынок?
    
— Для Старших. Я послан сюда шпионить за людьми.
    
Джубал обдумал услышанное. Потом сказал:
    
— Майк, я знаю, что ты умнейший человек. Ты обладаешь силами, каких нет во мне и каких я никогда не видывал. Но человек может быть гением и, тем не менее, в чем-то заблуждаться.
    
— Я знаю. Дай мне объяснить и тогда решай, свихнулся я или нет. Ты знаешь, как действуют разведывательные спутники, которые используют Силы Обороны?
    
— Нет.
    
— Я не имею в виду технические подробности, которые интересуют Дюка, я имею в виду общую схему. Они кружат вокруг Земли, собирая данные и накапливая их в памяти. Потом, в определенной точке, по команде срабатывает реле, и телепередатчик транслирует все, что увидел. Именно так поступили и со мной. Ты ведь знаешь, что мы, члены Гнезда, используем то, что называют телепатией.
    
— Мне пришлось в это поверить.
    
— Это так и есть. Но разговор всегда идет tête-a-tête, и никому в голову не приходит читать чужие мысли без разрешения. Я вообще не уверен, что мы это можем. Даже прошлой ночью связь шла через мозг Доун, а не через твой.
    
— Что ж, это, пожалуй, удобно.
    
— В этом искусстве я «только яйцо». Старшие — истинные мастера. Они связались со мной, не поставив в известность, попросту проигнорировав меня, и помимо моей воли все, что я видел, слышал, чувствовал и грокал, пошло на Марс. Я не хочу сказать, что они все это стерли из моей памяти, они прокрутили ленту и, так сказать, сделали копию. Но момент, когда это началось, я почувствовал. Однако все кончилось раньше, чем я смог воспрепятствовать этому. Затем они отключили связь. Я не мог даже протестовать.
    
— Хм… На мой взгляд, они поступили с тобой подло.
    
— Но не по их меркам. И я не стал бы отказываться… Я с радостью сделал бы это добровольно… знай я об этом до того, как покинул Марс. Но они не хотели, чтобы я знал. Они хотели, чтобы я грокал и чтобы ничто мне не мешало.
    
— Должен добавить, — сказал Джубал, — что если теперь тебе не грозит это чертово вторжение в мозг, то это только хорошо. Это все равно, как если бы все эти два с половиной года рядом с тобой постоянно торчал марсианин и глазел на тебя. Какой от этого вред?
    
Майк серьезно поглядел на него.
    
— Джубал, выслушай одну историю. Выслушай внимательно. — Майк рассказал ему о разрушении пятой от Солнца планеты, чьи обломки были теперь астероидами. — Что ты на это скажешь?
    
— Напоминает предание о потопе.
    
— Нет, Джубал. Про потоп ты не можешь сказать наверняка, был он или нет. А что ты скажешь о разрушении Помпеи и Геркуланума?
    
— Ну, это факт, подтвержденный исследованиями.
    
— Джубал, разрушение пятой планеты Старшими так же истинно, как то извержение Везувия, и описано во всех подробностях. Это не предание, а факт.
    
— Предположим. Если я правильно понял, ты боишься, что марсианские Старшие могут и с нами обойтись точно так же? Ты извинишь меня, если я скажу, что мне в это трудновато поверить?
    
— Джубал, не надо быть Старшим, чтобы сделать это. Это требует только знания, как образуется материя. А также тех способностей, которые я время от времени пускаю в ход. Просто сперва необходимо грокнуть, что ты собираешься делать. Я это могу прямо сейчас. Скажем, есть кусок материи рядом с ядром Земли диаметром в сотню миль. Это много больше, чем нужно, но мы хотим, чтобы все прошло быстро и безболезненно. Скажем, для того, чтобы доставить удовольствие Джил. Надо почувствовать его размеры и место, тщательно грокнуть, как соединяется материя… — Его лицо потеряло всякое выражение, глаза начали закатываться.
    
— Эй! — испугался Харшоу. — Прекрати! Я не знаю, можешь ты это или нет, но я не желаю, чтобы ты пробовал!
    
Лицо Человека с Марса приобрело обычное выражение.
    
— Я никогда не стал бы этого делать. На мой взгляд, это неправильность. Я человек.
    
— Но не на их взгляд?
    
— Нет. Старшие могут грокнуть, что это красивое решение проблемы. Не знаю. Я способен сделать это… но не испытываю желания. Джил могла бы это сделать… точнее, придумать верный способ. Но она никогда не сделает этого. Она тоже человек. Это ее планета. Суть нашего учения, во-первых, в уверенности в себе и, во-вторых, в самоконтроле. К тому времени, когда человек получит способность к разрушению своей планеты подобным методом (вместо таких уродливых способов, как кобальтовая бомба), он просто не сможет — я это грокнул полно — захотеть этого. Он скорее рассоединится. И это снимает угрозу разрушения планеты: наши Старшие не имеют привычки толкаться среди людей, как это делают Старшие на Марсе.
    
— Ммм… Сынок, поскольку я убедился, что ты не страдаешь белой горячкой, давай-ка кое-что выясним. Ты всегда говоришь об этих Старших так же непринужденно, как я о соседской собаке. Но я не очень верю в привидения. Как выглядит Старший?
    
— Как всякий другой марсианин.
    
— Тогда откуда ты знаешь, что это не обыкновенный взрослый марсианин? Он что, проходит сквозь стены и выкидывает другие такие фокусы?
    
— Любой марсианин умеет это. Я сам это делал вчера.
    
— Может, они светятся в темноте?
    
— Нет. Ты видишь, слышишь и ощущаешь его. Это словно изображение в стереобаке, но отчетливое и прямо в мозгу. Но… Видишь ли, Джубал, на Марсе вообще глупо обсуждать подобный вопрос, но я понял, что на Земле все по-другому. Если бы ты видел рассоединение… смерть своего друга, потом ел его мясо, а потом увидел бы его дух, говорил бы с ним, касался бы его… Поверил бы ты тогда в духов?
    
— Ну, разве что в этом случае.
    
— Хороши. Здесь бы считалось галлюцинацией, если я верно грокнул, что мы слоняемся среди живых после рассоединения. Но на Марсе либо имеет место всепланетная галлюцинация, либо верно более простое объяснение. То, которому меня учили и в которое заставлял меня поверить весь мой опыт. Потому что на Марсе «духи» — наиболее сильная и многочисленная часть населения планеты. Те, кто еще жив, соединенные, рубят дрова и носят воду для Старших. Они их слуги.
    
Джубал кивнул.
    
— О'кей. Никогда не буду больше пытаться лицемерно забывать о бритве Оккама[68]. Хотя это и противоречит моему опыту, мой ограничен этой планеткой. Провинциален. Хорошо, сынок. Так ты боишься, что они могут разрушить Землю?
    
Майк покачал головой.
    
— Не совсем так. Я думаю… не грокаю, только полагаю… что они могут сделать одно из двух: либо разрушить планету, либо попробовать завоевать нас культурно, переделать нас по своему подобию.
    
— И тебя не тревожит, что они разрушат Землю? Забавный подход!
    
— Нет. Конечно, они могут сделать это. Видишь ли, по их меркам мы — сборище больных и калек. То, как мы ведем себя друг с другом, то, что мы не можем понять один другого, наша почти полная неспособность взаимного гроканья, наши войны, болезни, голод, жестокость… С их точки зрения мы душевнобольные. Я знаю. Поэтому я думаю, они могут уничтожить нас просто из милосердия. Но это только предположение: я-то не отношусь к Старшим. Но, Джубал, если они решат сделать это, пройдет… — Майк надолго задумался, — минимум пять сотен лет, скорее, даже пять тысяч, прежде чем они что-либо предпримут.
    
— Долгонько же нам ждать суда.
    
— Джубал, величайшее различие между двумя расами состоит в том, что марсиане никогда не спешат. Люди же — всегда. Марсиане предпочитают подумать лишнюю сотню-другую лет, чтобы увериться, что грокнули в полноте.
    
— В таком случае, сынок, стоит ли волноваться? Если через пять-десять столетий люди не смогут договориться со своими соседями, мы-то с тобой чем можем помочь? Хотя я думаю, они договорятся.
    
— Я тоже так грокаю, но не в полноте. Я говорил, что не это меня тревожит. Меня больше беспокоит второй вариант. Они могут прийти сюда, чтобы попробовать переделать нас. Джубал, они не смогут. Такая попытка убьет нас, причем смерть эта будет мучительна. Это было бы огромной неправильностью.
    
Джубал помолчал, прежде чем ответить.
    
— Но, сынок, разве не то же самое пытаешься сделать ты!
    
Майк поглядел на него с несчастным видом.
    
— Я с этого начал. Но сейчас я изменил свои намерения. Отец, я знаю, что ты был разочарован, когда я основал Церковь.
    
— Это твое дело, сынок.
    
— Да. Я должен грокнуть каждый узел сам… То же самое касается тебя… и любого другого. Ты есть Бог.
    
— Я не принимаю этой должности.
    
— Ты не можешь от этого отказаться. Ты есть Бог, и я есть Бог, и все, что грокает, есть Бог, и я есть все, чем я когда-либо был, что когда-либо видел, ощущал, испытывал. Я есть все, что я грокнул. Отец, я видел, в каком ужасном состоянии находится эта планета, и я грокнул, хотя и не полно, что я могу изменить ее. То, чему я должен был научить других, невозможно изучить в школах. Я был вынужден облечь это в форму религии, хотя это никакая не религия, и соблазнить рядового человека испробовать это самостоятельно, играя на его элементарном любопытстве. Частично все прошло так, как я задумывал. Учение так же доступно любому, как и мне, выросшему в марсианском гнезде. Наши братья научились (ты видел, ты разделил это) жить в мире и счастье, без слез, без ревности.
    
Одно это было триумфом. Деление на мужчин и женщин — это величайший дар из всех, что мы имеем. Романтическая физическая любовь может быть присуща только этой планете. Если это так, то Вселенная гораздо беднее, чем могла бы быть… и я смутно грокаю, что мы, кто есть Бог, сохраним это драгоценное открытие и разнесем его дальше. Соединение тел и единение душ, обоюдный восторг, процесс, в котором каждый и дает, и получает… на Марсе нет ничего даже отдаленно похожего, и я в полноте грокаю, что именно это — источник всего, что делает эту планету такой богатой и чудесной. И, Джубал, пока человек — мужчина ли, женщина ли — наслаждается этим сокровищем, купаясь в волнах обоюдного блаженства душ, соединенных так же тесно, как и тела, человек этот так же невинен, как если бы никогда не знал физической близости. Но я грокаю, что зря говорю тебе это: ты знаешь это сам. Твое нежелание довольствоваться чем-то меньшим доказывает это… И, кроме того, я имею прямое свидетельство. Ты грокаешь. Ты всегда грокал, не прибегая к языку. Доун сказала нам, что ты был так же глубоко в ее сознании, как и в теле.
    
— Леди преувеличивает.
    
— Для Доун невозможно говорить об этом что-либо, кроме правды. И… прости меня… мы тоже там были. В ее сознании, не в твоем… и ты был там с нами.
    
Джубал не стал говорить, что те немногие случаи, когда он чувствовал, будто может читать мысли, приходились как раз на такие ситуации… да и то речь, скорее, шла не о мыслях, а об эмоциях. Он просто пожалел (на этот раз без горечи), что невозможно стать на полвека моложе. В этом случае Доун избавилась бы от теперешнего «мисс» перед фамилией, и он рискнул бы на повторную женитьбу, невзирая на старые шрамы. Вчерашняя ночь стоила всех тех лет, что ему предстояло прожить. По сути Майк был прав.
    
— Продолжайте, сэр.
    
— Вот чем мог бы быть союз мужчины и женщины. И чем, как я не сразу грокнул, он редко бывает. Вместо этого ему сопутствуют обоюдное безразличие, механически выполняемые действия, насилие и попытки соблазнения — все как в игре, не лучшей, чем рулетка, но менее честной… проституция, безбрачие — добровольное и вынужденное, — страх, чувство вины, ненависть, дети, выросшие в убеждении, что секс — это плохо и стыдно, что это надо прятать, что ни в коем случае нельзя доверять партнеру. Прекрасный и совершенный дар — разделение людей на мужчин и женщин — поставлен с ног на голову, вывернут наизнанку и от этого безнадежно изуродован.
    
И любое из тех отвратительных явлений, что я перечислил, венчается ревностью. Джубал, я не могу в это поверить. Я так еще и не грокнул «ревность» в полноте, для меня это синоним сумасшествия. Когда я впервые ощутил этот экстаз, моей первой мыслью было, что я должен немедленно поделиться этим со всеми моими водными братьями. С женщинами — непосредственно, с мужчинами — путем более частого деления воды жизни. Намерение попытаться сдержать этот неиссякающий фонтан напугало бы меня, подумай я об этом. Но такая мысль мне даже и в голову не приходила. И как логическое следствие — я не имел ни малейшего желания разделить это чудо с тем, кому я не доверял, кто не был моим водным братом. Джубал, я физически неспособен любить женщину, которая не разделила со мной воду. И так каждый в Гнезде. Психическая импотенция… если души не гармонируют, как гармонируют тела.
    
Джубал мрачно подумал, что это прекрасная система… для ангелов. И в этот момент краем глаза заметил, что на площадку садится машина. Он повернул голову. Ее полозья коснулись площадки, и она исчезла.
    
— Есть проблемы? — спросил он.
    
— Нет. — Майк покачал головой. — Они заподозрили, что мы здесь. Точнее, что я здесь. Они думают, что остальные мертвы. Я имею в виду Внутренний Храм. Остальные круги они не трогают. — Он усмехнулся. — Город наводнен штурмовиками епископа Шорта, но мы им даром не дадимся.
    
— Не время ли уводить семью отсюда?
    
— Джубал, не стоит волноваться. У этой машины не было никакого шанса ни о чем сообщить. Даже по радио. Я охраняю отель. Теперь, когда Джил переменила мнение о «неправильности» рассоединения неправильных людей, это не трудно. Мне приходилось прибегать для защиты к весьма непростым уловкам. Но теперь Джил знает, что я ничего не делаю, пока не грокну в полноте. — Лицо Человека с Марса осветилось совсем мальчишеской улыбкой. — Позапрошлой ночью она выходила со мной на тропу войны, и это не в первый раз.
    
— Что ты хочешь этим сказать?
    
— Она довела до конца разрушение тюрьмы. Нескольких человек я не смог отпустить. Они были глубоко порочны. Поэтому я избавился от них и только потом убрал запоры и двери. Но я медленно грокал этот город все то время, что мы здесь живем. Несколько самых плохих людей были не в тюрьме. Я ждал, составляя список, тщательно все перепроверяя. Поэтому теперь, когда мы оставляем этот город, их больше нет в живых. Они рассоединены и отосланы к началу пути, чтобы сделать новую попытку. Между прочим, грокинг помог Джил изменить свое отношение к рассоединению от щепетильности до приятия. Она наконец сумела грокнуть, что невозможно убить человека. То, что мы делаем, больше всего походит на действия рефери, разводящего увлекшихся боксеров.
    
— Ты не устал играть в Бога, мальчик?
    
Майк улыбнулся с неприкрытой радостью.
    
— Я есть Бог. Ты есть Бог… и любой подонок, которого я рассоединяю, тоже есть Бог. Джубал, говорят, что Бог видит каждую пичугу. Так оно и есть. Но по-английски точнее будет сказать, что Бог не может не заметить каждую пичугу, потому что и она есть Бог. И когда кошка хватает воробья, оба они есть Бог, несут Божьи помыслы.
    
Еще одна машина пошла на посадку и исчезла. Джубал воздержался от комментариев.
    
— Скольких ты вывел сегодня из игры?
    
— Сотни четыре с половиной, я не считал. Это крупный город. Но через какое-то время он станет в высшей степени приличным. Мы, конечно, никого не собираемся исправлять. Наше учение вообще никого не исправляет. — Майк с несчастным видом поглядел на Джубала. — И вот о чем я должен спросить тебя, отец… Я боюсь, что я ввел в заблуждение наших братьев.
    
— Как это, Майк?
    
— Они слишком оптимистичны. Они видят, как хорошо работает мое учение в отношении них. Они знают, как они счастливы, сильны и здоровы, как глубоки их знания, как сильно они любят друг друга. А теперь они считают, что грокнули, будто достижение всем человечеством того же блаженства — всего лишь вопрос времени. Конечно, это будет не завтра, некоторые грокают, что даже две тысячи лет — всего лишь миг для подобной миссии, но будет неизбежно.
    
И я так сначала думал, Джубал. Я сделал все, чтобы они поверили в это. Но, Джубал, я упустил из виду ключевой момент: «Люди — не марсиане». Я делал эту ошибку снова и снова… поправлял себя, и ошибался опять. То, что действует на марсианина, не обязательно подействует на человека. Конечно, концептуальная логика, которая может быть выражена только на марсианском, подействует и на того и на другого. Логика инвариантна… но различны исходные данные. Поэтому различны и результаты.
    
Я не мог понять, почему, когда люди голодны, никто из них не вызывается добровольно пожертвовать собой, чтобы накормить остальных. На Марсе это естественный поступок… и высокая честь. Я не мог понять, почему люди так пекутся о детях. На Марсе наши две чудесные девчушки были бы выброшены за дверь, чтобы умереть, либо выжить… и девять из десяти нимф погибают в первый же сезон. Моя логика была верна, но я неверно понял исходные данные: здесь нет конкуренции между детьми. Это дело взрослых. А на Марсе нет конкуренции среди взрослых: они прошли отбор в детстве. Но, так или иначе, всегда имеют место конкуренция и отбор… иначе расу ждет закат. Позднее я начал грокать, что человеческая раса ни в чем не будет помогать мне.
    
Приоткрылась дверь, и Дюк, не заходя в комнату, спросил:
    
— Майк, ты в курсе, что творится снаружи? У отеля целая толпа.
    
— Я знаю, — отозвался Майк. — Скажи остальным, что ожидание еще не закончилось. — Он снова повернулся к Джубалу. — «Ты есть Бог». Это не просто фраза, наполненная радостью и счастьем. Это вызов… И бесстрашное, лишенное стыдливости принятие на себя персональной ответственности. — Он погрустнел. — Но я практически не смог это объяснить. Только очень немногие, те, кто с нами сейчас, наши водные братья, поняли меня и приняли горечь вместе со сладостью, встали и осушили эту чашу… грокнули. Другие, сотни и тысячи других, либо упорно относились к этому как к бесплатному дару, своего рода «обращению», либо попросту игнорировали. Что бы я ни говорил, они продолжали думать о Боге как о ком-то внешнем, кто жаждет прижать к груди каждого полоумного идиота и обеспечить ему безбедное существование. Точку зрения, что они сами должны заботиться о себе… что беды, которые они терпят, это результат их собственных поступков… они не могут или не желают принимать.
    
Человек с Марса покачал головой.
    
— Мои промахи так существенно перевешивают успехи, что я подумываю, не покажет ли полное гроканье, что я иду по неверному пути… что люди должны быть разобщены, ненавидя друг друга, постоянно воюя со всеми и сами с собой… просто для того, чтобы происходил отбор, свойственный любой расе. Ответь мне, отец. Ты должен ответить мне.
    
— Майк, черт бы тебя побрал, с чего ты взял, что я непогрешим?
    
— Может, я неправ. Но всякий раз, когда мне надо что-то узнать, ты говоришь мне это… и полнота всегда показывала, что ты говорил верно.
    
— Черт тебя побери, опять ты меня захваливаешь! Но вот что я тебе скажу, сынок. Ты всем вокруг твердишь, что никогда не стоит спешить. «Ожидание заполнится», как ты выражаешься.
    
— Это верно.
    
— Теперь ты нарушаешь собственное правило. Ты ждал недолго, совсем чуть-чуть по марсианским меркам — и уже плачешься мне в жилетку. Ты доказал, что твоя система действенна для малой группы людей… и я рад подтвердить это. Я никогда не видал таких счастливых, здоровых и радостных людей. Для такого ничтожного срока этого вполне достаточно. Приходи ко мне, когда у тебя будет в тысячу раз больше последователей, тогда и поговорим. Ну как?
    
— Ты говоришь верно, отец.
    
— Я еще не кончил. Ты боишься, что — поскольку тебе не удается убедить девяносто девять человек из ста — человечество не может обойтись без существующих зол, необходимых для отбора. Но, черт возьми, парень, ты способствуешь отбору: ведь те, которые не слушают тебя, оказываются в хвосте. Ты собираешься отменять деньги и собственность?
    
— Нет-нет! В Гнезде они не нужны нам, но…
    
— Как и в любой здоровой семье. Но вне дома без них не обойтись. Сэм говорил мне, что наши братья вместо того, чтобы сделаться не от мира сего, становятся весьма ловкими в бизнесе. Верно?
    
— Да, Это очень простой фокус, когда грокнешь.
    
— Ты сейчас добавил новое благословение: «Благословенны богатые духом, ибо они делают деньги». Как наши люди выступают в других областях? Хуже или лучше прочих?
    
— Конечно, лучше. Видишь ли, Джубал, это не вера. Это просто метод действовать в любых обстоятельствах наилучшим образом.
    
— Вот ты и ответил себе, сынок. Если все, что ты сказал, правда (а я не сужу тебя, я просто задаю вопросы, а ты отвечаешь), то конкуренция, и так весьма далекая от того, чтобы исчезнуть, обостряется с еще большей силой. Если одна десятая процента всего населения способна воспринимать новое, то все, что тебе надо, это показать им это новое, и через несколько поколений дураки перемрут, а твои ученики унаследуют Землю. Когда это случится — через тысячу лет или через десять тысяч, неизвестно, но уже сейчас умные люди должны начинать тренировки, чтобы научиться прыгать повыше. И не принимай близко к сердцу, что только горстка людей превратилась в ангелов за одну ночь. Я не думал, что тебе вообще это удастся. Я думал, что ты сдуру станешь проповедником.
    
Майк вздохнул и улыбнулся.
    
— Я тоже начал этого бояться… И того, что отдаляюсь от своих братьев.
    
— Я бы все-таки хотел, чтобы ты назвал все это Космическим Галитозом[69] или чем-нибудь вроде. Но название мало что значит. Если ты владеешь истиной, ты можешь показать ее. Болтовня ничего не доказывает. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
    
Майк не ответил. Глаза его закрылись, он лежал абсолютно неподвижно, лицо потеряло всякое выражение. Джубал обеспокоенно завозился, боясь, что наговорил слишком много и мальчику пришлось прибегнуть к трансу.
    
Через какое-то время глаза Майка открылись, и он радостно улыбнулся.
    
— Ты все расставил по местам, отец. Теперь я готов показывать… я грокнул в полноте. — Человек с Марса поднялся. — Ожидание закончилось.
   
   
    
     
Глава 37
    
    
Джубал и Человек с Марса вошли в комнату с большим стереобаком. Около него собралось все Гнездо. В стерео бурлила плотная толпа, кое-как сдерживаемая полисменами. Лицо Майка осветилось радостной улыбкой.
    
— Они пришли. Полнота настала.
    
Чувство радостного ожидания, которое, по ощущениям Джубала, постоянно нарастало со времени его появления, взметнулось мощной волной, хотя никто при этом не пошевелился.
    
— Это очень большая толпа, — согласилась Джил.
    
— И многие готовы к обращению. — добавила Патти.
    
— Мне следует получше одеться для этого, — сказал Майк. — Есть на этой свалке приличная одежда?
    
— Вокруг тебя полно ее, Майкл. — отозвалась Патти.
    
Джубал вздохнул:
    
— Сынок, эта орава мне не нравится. Ты уверен, что именно сейчас стоит говорить с ними?
    
— Да, конечно, — ответил Майк. — Они пришли увидеть меня… поэтому я сейчас спущусь и встречусь с ними. — Он замолчал, обводя взглядом комнату, и нужные предметы одежды устремились к нему со всех сторон. Он начал одеваться с головокружительной быстротой. Женщины стали помогать ему, но эта помощь была чисто символической. Каждый предмет, казалось, знал, где он должен находиться и как располагаться. — Эта работа приносит не только привилегии, но и обязанности. Звезда не может не выйти на сцену… грокаешь меня? Публика ждет.
    
Вмешался Дюк:
    
— Майк знает, что делает, босс.
    
— Что ж… но я не доверяю толпам.
    
— В этой толпе, по большей части, лишь любопытствующие ищущие, как всегда. Конечно, там есть фостериты и тому подобные, у которых вырос на нас зуб… Но Майк справится с любой толпой. Вот увидишь. Верно, Майк?
    
— Вернехонько, Людоед. Сперва собери толпу, а потом дай ей зрелище. Где моя шляпа? Не могу ходить по такому солнцепеку без шляпы. — Дорогая панама, на ленте которой были цвета одного из спортивных клубов, проплыла по воздуху и опустилась ему на голову. Он слегка сбил ее на затылок. — Вот так! Как я смотрюсь?
    
Он был одет, как обычно одевался на выход: отлично пошитый и отутюженный белый деловой костюм, ботинки в тон, белоснежная рубашка и роскошный галстук.
    
Бен сказал:
    
— Единственное, чего тебе не хватает, так это кейса, — сказал Бен.
    
— Ты грокаешь, что он мне нужен? Патти, у нас есть кейс?
    
Джил шагнула к нему.
    
— Бен дурачится, милый. Ты — само совершенство. — Она поправила ему галстук, поцеловала его, и Джубал ощутил этот поцелуй. — Иди, поговори с ними.
    
— Ага. Время обратить их. Энн? Дюк?
    
— Мы готовы, Майк. — Энн была в одежде Беспристрастного Свидетеля и держалась с обычным в таких случаях достоинством. Дюк являл прямо противоположное зрелище: неряшливо одетый, со свисающей из угла рта сигаретой, со сбитой на затылок видавшей виды шляпой с карточкой «ПРЕССА» на ленте, и весь увешанный фотокамерами и кофрами.
    
Они подошли к двери, ведущей в холл. Только Джубал последовал за ними. Остальные, человек тридцать или больше, остались у стереобака. Майк остановился у двери. Рядом стоял столик. На нем был графин с водой, стаканы, поднос с фруктами и нож.
    
— Лучше не ходи дальше, — сказал он, обращаясь к Джубалу, — или я скажу Патти, чтобы она потом провела тебя обратно между своими любимцами.
    
Майк налил воды в стакан, отпил.
    
— От проповедей здорово пересыхает горло. — Он передал стакан Энн, взял нож и отрезал кусок яблока.
    
Джубалу показалось, что Майк отхватил себе палец… но его внимание отвлек Дюк, передавший ему стакан. Рука Майка не кровоточила, а Джубал уже начал привыкать к подобным фокусам, поэтому он ничего не сказал, взял стакан и допил оставшуюся воду, обнаружив, что у него самого пересохло горло.
    
Майк тронул его за руку и улыбнулся.
    
— Не бойся. Это займет всего несколько минут. Скоро увидимся, отец. — Они прошли между охраняющими вход кобрами, и дверь закрылась. Джубал вернулся к остальным, все еще держа в руке стакан. Кто-то взял его у него. Он не заметил, кто, потому что во все глаза смотрел на экран.
    
Толпа сгустилась, но ее еще сдерживали полисмены, вооруженные только дубинками. Слышались отдельные выкрики, перекрывающие гудение толпы.
    
Кто-то спросил:
    
— Где они сейчас. Патти?
    
— Спускаются по подъемке. Майкл немного впереди, Дюк остановился, чтобы помочь выйти Энн. Они выходят в вестибюль. Майкл останавливается, Дюк делает снимки.
    
Толпу в стереобаке сменило изображение огромной головы весело настроенного комментатора:
    
— Это ПНМ — Программа Новый Мир. Мы подаем вам новости, пока они еще не остыли. Вас приветствует Счастливый Холидей. Как нам только что стало известно, лжемессия, известный как Человек с Марса, должен выбраться из своего убежища — комнаты отеля в прекрасном Сент-Питерсберге, Городе, Где Есть Все Для Греха. Очевидно, Смит собирается померяться силами со властями. Вчера он совершил побег из тюрьмы, использовав сильную взрывчатку. Но плотный кордон вокруг города, видимо, оказался ему не по силам. Пока мы не знаем… Повторяю, пока мы не знаем, поэтому смотрите нас, вам Новый Мир сюрприз припас… А теперь слово нашему спонсору, который расскажет о том, что пришли перемены и новые цены.
    
— Спасибо, Счастливый Холидей, и вам, добрые люди, смотрящие ПНМ! Сколько стоит рай? Удивительно мало! Приходите к нам, в Райский Уголок, и убедитесь сами. Жилье для клиентов со средним достатком. Земли, отвоеванные у теплых вод великолепнейшего Залива[70], каждый участок по крайней мере на 18 дюймов выше самого высокого прилива и чисто символическая плата… потом, потом, друзья… Звоните нам десять-два-восемь-два-восемь!
    
— Спасибо вам, Джек Моррис, и всем, кто собрался возделывать Райский Уголок! Кажется, сейчас что-то произойдет! Да, сэр, я думаю…
    
— Они вышли из центральных дверей, — тихо сказала Патти. — Толпа пока не заметила Майкла.
    
— Возможно, не сейчас… но вот-вот. Вы сейчас видите центральный вход отеля «Сан-Суси», жемчужины Залива, чья дирекция ни в коей мере не отвечает за укрывшегося здесь беглеца и, по заявлению шефа полиции Дениса, сотрудничает с властями. А сейчас, пока мы ожидаем событий, несколько эпизодов из странной биографии этого получеловека, выросшего на Марсе…
    
В стереобаке появились быстро сменяющие друг друга отрывки: старт «Посланца», бесшумный взлет «Победителя», марсиане на Марсе, триумфальное возвращение «Победителя», кусок интервью с лже-Человеком с Марса: «Что вы думаете о наших земных девушках?» — «Ууу!»; эпизоды присуждения степени доктора философии; все в сопровождении кратких комментариев.
    
— Что там, Патти?
    
— Майкл на верху лестницы, толпа в сотне ярдов, ее не пускают на территорию отеля. Дюк сделал несколько снимков, а Майк ждет, пока он сменит объектив. Он не спешит.
    
Стереокамера снова переключилась на толпу, давая панорамный обзор, и Счастливый Холидей снова зачастил:
    
— Вы понимаете, друзья, что этот чудесный город поставлен сейчас в необычные условия. Происходит нечто странное, и люди не намерены шутить. Их законы нарушены, к их силам правопорядка отнеслись с презрением, они разгневаны, и это справедливо. Фанатичные последователи этого новоявленного антихриста ни перед чем не остановятся, чтобы возбудить беспорядки, в тщетной надежде вырвать своего лидера из рук правосудия. Может случиться все, что угодно… Все что угодно! — Голос комментатора зазвучал громче. — Да, вот он выходит… Он идет к людям! — Картина в стереобаке сменилась. Майк шел прямо на камеру, Энн и Дюк шли сзади, но все больше отставали. — Вот оно! Вот оно! Коронный номер!
    
Майк продолжал неспешно идти. Его изображение в стереобаке все увеличивалось и достигло натуральных размеров, словно он был в комнате со своими водными братьями. Он остановился на лужайке перед отелем, в нескольких футах от толпы.
    
— Вы звали меня?
    
Ответом ему был рев.
    
Небо было затянуто облаками, и в этот самый момент из-за одного из них выглянуло солнце, и луч упал на Майка.
    
Одежда его исчезла. Он стоял перед ними, облитый золотистым светом, и кожа была его одеждой, единственной, но прекрасной. И эта красота заставила сжаться сердце Джубала, подумавшего, что Микеланджело даже в зените славы спустился бы ради нее со своих лесов, чтобы сохранить ее для неродившихся поколений.
    
— Взгляните на меня, — мягко сказал Майк. — Я сын человеческий.
    
Изображение Майка сменила рекламная вставка: шеренги девиц лихо отплясывали канкан под куплет:
    
     
      
«Эй, хозяйки, налетайте,
      
Наше мыло раскупайте.
      
Знает каждый с юных лет:
      
Лучше мыла в мире нет».
     
    
    
Стереобак заполнился стирающимся бельем, послышался радостный женский смех, и снова возобновился репортаж.
    
— Пусть проклятье божье падет на тебя! — Половинка кирпича ударила Майка по ребрам. Он повернулся к бросившему ее человеку.
    
— Но ты и сам Бог. Ты можешь проклинать лишь себя… и тебе никогда не убежать от себя. — Богохульник! — Камень попал Майку в лицо пониже левого глаза, выступила кровь.
    
Майк спокойно сказал:
    
— Бросая в меня камни, вы попадаете в себя… ибо вы есть Бог… и я есть Бог… и все, что грокает, — Бог, иное невозможно.
    
Новые камни полетели в него, и каждый ранил до крови.
    
— Слушайте Истину. Нет нужды враждовать, нет нужды драться, нет нужды бояться. Я предлагаю вам воду жизни… — В руке у него появился бокал воды, сверкнувший на солнце. — И вы можете разделить ее, когда захотите… и идти далее все вместе, мирно и счастливо.
    
Камень попал в бокал и разбил его. Другой камень угодил Майку по губам.
    
Он улыбнулся им разбитыми кровоточащими губами, глядя прямо в камеру, и на лице его была нежность, словно он встретил лучших друзей. Благодаря солнечному свету и какому-то эффекту съемки над головой его разлилось сияние.
    
— О братья мои, я так люблю вас! Пейте же досыта. Вечно делите воду жизни и становитесь ближе друг другу. Вы есть Бог.
    
Джубал прошептал вслед за ним последние слова. Снова появилась рекламная вставка: «Кагуенга — лучшая пещера! Ночной клуб с настоящим смогом Лос-Анджелеса, который обновляют ежедневно. Шесть экзотических танцовщиц».
    
— Линчуйте его! Этот ублюдок хуже негра! — Кто-то почти в упор выстрелил из крупнокалиберного пистолета, и правая рука Майка отлетела у локтя. Она мягко опустилась на прохладную траву. Пальцы еще хранили приветственный жест.
    
— Ну-ка еще разок, Шорти, да целься получше! — В толпе засмеялись и зааплодировали. Кирпич разбил Майку нос, несколько камней угодили в лоб, ссадины образовали кровавый венец.
    
— Истина проста, но труден Путь Человека. Вначале вы должны научиться управлять собой. Остальное придет само. Благословен тот, кто знает себя и управляет собой, ибо мир принадлежит ему, и счастье, мир и любовь приходят с ним.
    
Еще один выстрел, потом еще два. Пуля сорок пятого калибра угодила Майку рядом с сердцем, раздробив шестое ребро. Еще один выстрел — и пуля прошла через левую берцовую кость пятью дюймами ниже коленной чашечки. Перебитая малая берцовая кость торчала под углом, белея на фоне красной раны.
    
Майк слегка пошатнулся и засмеялся, продолжая говорить. Слова были отчетливы, голос спокоен.
    
— Вы есть Бог. Знайте это, и Врата для вас откроются.
    
— Проклятье! Заставьте его прекратить поминать имя Господне всуе! Кто здесь мужчины — сюда! Прикончим его! — Толпа ринулась вперед, ведомая человеком с клюшкой для гольфа. На Майка обрушились кулаки и камни, а когда он упал, его принялись топтать ногами. Он продолжал говорить, пока ему ломали ребра и терзали его золотистое тело, ломали кости и напрочь оторвали ухо. Наконец кто-то крикнул:
    
— Ну-ка, посторонитесь, у нас тут керосин!
    
Толпа слегка подалась назад, и камера наехала, показывая крупным планом голову и плечи Майка. Человек с Марса улыбнулся своим братьям и снова сказал, мягко и отчетливо:
    
— Я люблю вас.
    
Неосторожный кузнечик, трепеща крылышками, опустился на траву в нескольких дюймах от его лица. Майк повернул голову и посмотрел на кузнечика.
    
— Ты есть Бог, — сказал он счастливо и рассоединился.
   
   
    
     
Глава 38
    
    
Пламя и клубы дыма заполнили стереобак.
    
— Вот это да! — благоговейно воскликнула Патти. — Это лучшая концовка из всех, что я видела.
    
— Да, — рассудительно произнесла Бекки. — Сам Профессор никогда не мечтал о лучшей.
    
Ван-Тромп проговорил очень тихо, словно самому себе:
    
— Отличный стиль. Изящно и мастерски… парень знает свое дело.
    
Джубал обвел взглядом своих братьев. Неужели он единственный что-то чувствовал? Джил и Доун сидели, тесно прижавшись друг к другу, но они всегда так сидели, когда были вместе. Никто, казалось, не был потрясен. Даже Доркас сидела спокойно и с сухими глазами.
    
Адское пламя на экране сменилось смеющимся Счастливым Холидеем.
    
— А теперь, ребята, — зачастил он, — несколько минут для наших друзей из Райского Уголка, которые так щедро отдали… — Патти выключила стерео.
    
— Энн и Дюк возвращаются, — сказала она. — Я проведу их через фойе, а потом нас ждет ленч. — Она поднялась, чтобы уйти.
    
Джубал остановил ее:
    
— Патти, ты знала, что Майк собирается сделать?
    
Вопрос, видимо, озадачил ее.
    
— Я? Конечно нет, Джубал. Для полноты необходимо было ожидание. Никто из нас не знал. — Она вышла из комнаты.
    
— Джубал… — Он поднял голову и встретился взглядом с Джил. — Джубал, возлюбленный наш отец… пожалуйста, остановитесь и грокайте полноту. Майк не умер. Как может он умереть, если никто не может быть убит? Он не может даже уйти от нас, тех, кто грокнул его. Ты есть Бог.
    
— Ты есть Бог, — механически повторил он.
    
— Вот так-то лучше. Сядьте между мной и Доун.
    
— Нет. Дайте мне побыть одному. — Почти ничего не видя, он добрел до своей комнаты, вошел, запер за собой дверь и тяжело оперся обеими руками о спинку кровати. — Мой сын, о мой сын! Лучше бы я умер вместо тебя! Тебе ради столького стоило жить… а старый осел, которому ты слишком доверял, довел тебя до бесполезной мученической смерти. Если бы ты дал им что-нибудь большое… типа стерео или бинго… но ты дал им Истину. Или часть Истины. А кому она нужна?
    
Он горько рассмеялся сквозь слезы.
    
Только через какое-то время он сумел справиться и с тем, и с другим: с прожигающими сердце слезами, и с горьким смехом — и принялся рыться в своей сумке. Он всегда брал с собой все, что могло вдруг понадобиться. Еще с той поры, когда хвативший Джо Дугласа удар напомнил ему, что ничто на свете не вечно, он держал в несессере необходимые медикаменты.
    
Теперь удар грозил ему, и он испугался. Он достал сразу три таблетки, чтобы помогло наверняка, проглотил их, запив большим глотком воды, и быстро лег на постель. Вскоре боль ушла.
    
Откуда-то издали донесся голос:
    
— Джубал…
    
— Отстаньте… Я отдыхаю.
    
— Джубал… отец!
    
— Майк?.. Слушаю тебя.
    
— Проснись! Полнота еще не наступила. Вставай, я помогу тебе.
    
Джубал вздохнул:
    
— О'кей, Майк. — С его помощью он добрался до ванной, где его вырвало, принял поданный ему стакан воды и прополоскал рот.
    
— Теперь лучше?
    
— О'кей, сынок. Спасибо.
    
— Тогда я займусь своими делами. Я люблю тебя, отец. Ты есть Бог.
    
— И я люблю тебя, Майк. Ты есть Бог. — Он немного побродил по комнате, приходя в себя, переоделся, выпил бренди, чтобы перебить горьковатый привкус во рту, и вышел из комнаты, чтобы присоединиться к остальным.
    
Патти одиноко сидела перед выключенным стереобаком. Увидев Джубала, она подняла голову.
    
— Теперь поедите, Джубал?
    
— Да, спасибо.
    
Она встала и подошла к нему.
    
— Это хорошо. Я боюсь, что наши уже поели и смотались. Но каждый из них оставил для вас поцелуй. Передаю вам все за один раз. — И она передала ему всю вложенную в нее любовь вместе со своей собственной. Джубал почувствовал, что это придало ему сил. Теперь он разделил спокойствие Патти, а горечь исчезла.
    
— Идемте в кухню, — сказала Патти. — Тони уехал, поэтому все сидят там. Впрочем, никто и никогда не принимал всерьез его ворчанья. — Она остановилась и, выворачивая шею, попыталась разглядеть свою спину. — Та, финальная сцена, разве она не изменилась чуть-чуть? Не появился дым?
    
Джубал важно согласился, что и сам так думает. На его взгляд, ничего не изменилось… но он не собирался лечить манию Патти. Она кивнула.
    
— Я этого ожидала. Я хорошо вижу все вокруг… но только не себя. Мне по-прежнему нужно два зеркала, чтобы разглядеть спину. Майк говорит, что мой Взгляд обретет, в конечном итоге, и такую возможность.
    
В кухне сидело человек двенадцать — за столом и поодаль. Дюк стоял у плиты, помешивая ложкой в кастрюльке с подливкой.
    
— Привет, босс. Я заказал двадцатиместный автобус. Больший на нашей площадке не сядет. И нам нужен еще один примерно такой же для наших девчушек и змей Патти. О'кей?
    
— О'кей. Все отправляются ко мне? — Если не хватит спален, девушки могут устроить временный ночлег в других комнатах… эта толпа, кстати, по крайней мере удвоится. Если подумать, то ему могут просто не позволить спать в одиночку… Он мысленно смирился и с этим. Так приятно, когда ночью под боком есть кто-то теплый, пусть даже твои притязания не так уж велики. Господи, он уже и забывать начал, как это приятно! Становиться ближе…
    
— Не все. Тим отвезет нас, потом вернет автобус и отправится в Техас. Шкипер, Беатрис и Свен собираются остановиться в Нью-Джерси.
    
Сэм поднял голову.
    
— Мы с Рут вернемся к детям. Сол тоже собирается с нами.
    
— Вы не сможете погостить сперва у меня денек-другой?
    
— Может быть. Надо поговорить с Рут.
    
— Босс, — вмешался Дюк. — когда мы сможем наполнить бассейн?
    
— Ну, раньше мы это делали в начале апреля. Но сейчас поставлены новые подогреватели, так что… в любое время. — Джубал помолчал. — Но у нас пока стоит плохая погода. Вчера еще лежал снег.
    
— Босс, дайте-ка я объясню. Эта орава способна ходить по пояс в снегу и не замечать этого… и они готовы на это, лишь бы искупаться. Кроме того, есть более дешевые способы не дать воде замерзнуть, чем огромные нагреватели.
    
— Джубал!
    
— Да, Рут?
    
— Мы погостим денек или подольше. Дети не обидятся на меня… Так или иначе, я не рвусь брать на себя материнские обязанности, пока Патти не сможет их учить. Джубал, вы не видели меня по-настоящему, пока не увидите в воде с распущенными волосами, словно миссис Делайте-Что-Вам-Хочется.
    
— Считай, что я назначил тебе свиданье. Где Квадратноголовый и Датчанин? Беатрис ни разу не была у меня дома, пусть тоже погостит.
    
— Я скажу им, босс.
    
— Патти, как твои змеи отнесутся к чистому теплому подвалу, пока мы не придумаем чего-нибудь получше? Я не имею в виду Лапушку — она человек. Но не думаю, что кобрам можно ползать по дому.
    
— Конечно, Джубал.
    
— Ммм… — Джубал огляделся. — Доун, ты знаешь стенографию?
    
— Ей это нужно, — вмешалась Энн, — не более, чем мне верхнее «си».
    
— Я и сам мог бы это сообразить. Печатаешь?
    
— Я научусь, если вы пожелаете, — ответила Доун.
    
— Считай, что я тебя нанял… пока где-нибудь не освободится место верховной жрицы. Джил, мы кого-нибудь забыли?
    
— Нет, босс. А те, кто уже уехал, свободны нанести визит, когда захотят. А они захотят.
    
— Это понятно. Гнездо номер два всегда к их и вашим услугам. — Он подошел к плите и заглянул и кастрюльку, над которой колдовал Дюк. Там было немного подливки. — Хм… Майк?
    
— Ага. — Дюк ткнул вилкой в мясо, попробовал. — Недосолено.
    
— Да, Майк так и не просолил свою шкуру. — Джубал взял вилку и попробовал мясо. Дюк был прав. Оно было сладковато и требовало соли. — Но давайте грокнем его таким, как он есть. Кто еще не пробовал?
    
— Только вы. Тони настрого приказал мне помешивать подливку, добавлять при необходимости воду и ждать вас. И не давать мясу подгореть.
    
— Тогда тащи пару чашек. Мы разделим остаток и грокнем вместе.
    
— Правильно, босс. — Две пиалы слетели в полки и приземлились рядом с кастрюлькой. — Майк проиграл пари: он все время клялся, что переживет меня и подготовит мое тело для Благодарения. А может, это я проиграл: ведь я не могу получить с него выигрыш.
    
— Ты выиграл только по недоразумению. Дели поровну.
    
Дюк разложил мясо, полив его бульоном. Джубал взял свою пиалу.
    
— Становимся еще ближе.
    
Они медленно отхлебывали подливку прямо через край, растягивая удовольствие, смакуя, благодаря и грокая жертвователя. Джубал с удивлением обнаружил, что на место былого отчаяния пришло спокойное счастье. Каким чудным неуклюжим щенком был его сын, когда он впервые увидел его… таким старательным в желании понравиться, таким наивным в своих небольших промахах… и каким сильным он стал, не утеряв при этом ангельской невинности. Наконец-то я грокнул тебя, сынок, и я не подведу тебя!
    
Патти подала ему ленч. Он уселся и с жадностью набросился на еду, чувствуя, что со времени завтрака прошло много дней. До него донеслись слова Сэма:
    
— Я говорил Солу, что не грокаю необходимости менять планы. Мы продолжаем делать все, как раньше. Если у тебя хороший бизнес, то он процветает, даже если его покидает основатель.
    
— С этим я не спорю, — возразил Сол. — Вы с Рут откроете новый храм… а мы откроем свой. Но нам теперь нужно время, чтобы скопить капитал. Ведь нам нужна не церквуха на углу и не пустующий магазин, где можно организовать молельню. Храм требует декораций и определенного реквизита, а на это нужны деньги. Не говоря уже о таких вещах, как полет Стинки и Мариам года на два на Марс… и это только самое необходимое.
    
— Все верно! Кто спорит? Мы дождемся полноты… и вперед!
    
Джубал вмешался в их разговор:
    
— Деньги — не проблема.
    
— Почему, Джубал?
    
— Как адвокат я не должен бы говорить… но как водный брат я делаю то, что грокаю. Минутку. Энн!
    
— Да, босс.
    
— Купи это место. То, где погиб Майк. И все в радиусе ста футов.
    
— Босс, ведь там муниципальная стоянка. А стофутовый круг захватывает кусок дороги и земли отеля.
    
— Не спорь.
    
— Я не спорю. Я говорю то, что есть.
    
— Прошу прощения. Они продадут. И перенесут дорогу. Если им с умом выкрутить руки, они даже подарят эту землю. Выкручивать, я думаю, будет Джо Дуглас. И если Дуглас велит отдать нам из морга то, что осталось, после того, как эти подонки расправились с ним, мы похороним его на этом самом месте… скажем, через год, и весь город будет в трауре, а полицейские, что не защитили его сегодня, будут нести караул.
    
Какой памятник поставить ему? «Упавшую Кариатиду»? Нет, Майк был достаточно крепок для своей ноши. «Русалочка» подошла бы больше, но этого не поймут. Может быть, его собственное изображение? Каким он был, когда сказал: «Взгляните на меня. Я сын человеческий». Если у Дюка нет такого снимка, он есть у Нового Мира. А может, среди братьев найдется новый Роден, который сделает все как надо, без лишнего украшательства.
    
— Мы похороним его здесь, — сказал Джубал, — но не станем зарывать. Пусть черви и ласковые дожди грокнут его. Я грокаю, Майку понравилось бы это. Энн, я хочу поговорить с Джо Дугласом, как только мы окажемся дома.
    
— Да, босс. Мы грокаем с вами.
    
— Теперь об остальном. — Он рассказал о завещании Майка. — Как видите, каждый из вас, самое малое, миллионер. Точных цифр я сейчас назвать не могу, но даже после вычета налогов каждому остается не один миллион. И никто посторонний не протянет к этим деньгам лапы. Я грокаю, что вы можете тратить сколько угодно на храмы и прочие нужды. Но ничто не мешает вам покупать и яхты, если захотите. Ах, да! Джо Дуглас по-прежнему остается управляющим в том случае, если кто-то не трогает свой напитал. Плата старая. Но я грокаю, что Джо не протянет долго, а посему управление будет передано Бэну Кэкстону. Как, Бен?
    
Тот пожал плечами.
    
— Пусть это делается от моего имени. Я найму настоящего бизнесмена по имени Сол.
    
— Годится. Немного придется подождать, но никто не осмелится оспорить это завещание. Майк позаботился об этом. Сами увидите. Когда можно отправляться? Счет оплачен?
    
— Джубал, — ответил ему Бен, — мы владеем этим отелем.
    
Вскоре они были в воздухе. Полиция не чинила никаких препятствий: город утих так же быстро, как и всколыхнулся. Джубал сидел впереди со Стинки Махмудом и отдыхал. Он с удивлением обнаружил, что не чувствует себя ни уставшим, ни несчастным, что он даже не боится возвращаться в свое логово. Они говорили о планах Махмуда отправиться на Марс, чтобы глубже изучить язык… после того, с удовольствием узнал Джубал, как Стинки закончит словарь, что он рассчитывал сделать через год, внеся собственную лепту в уточнение произношения фонем.
    
Джубал ворчливо заметил:
    
— Полагаю, что мне тоже придется выучить это воронье карканье, чтобы хоть понимать, о чем вокруг меня болтают.
    
— Как грокнешь, брат.
    
— Но, черт меня дери, я не собираюсь посещать уроки по расписанию! Я буду делать так, как мне удобно. Так я делаю всегда.
    
Махмуд помолчал некоторое время.
    
— Джубал, в Храме мы вводили уроки и расписание потому лишь, что работали с группами. Но некоторые занимались индивидуально.
    
— Вот то, что мне надо.
    
— Энн, например, продвинулась в марсианском гораздо дальше, чем говорила вам. У нее абсолютная память, и она учила марсианский, устанавливая телепатическую связь с Майком.
    
— Увы, у меня нет такой памяти, да и Майк теперь далеко.
    
— Зато Энн близко. И хотя вы упрямы, Доун сможет соединить вас с Энн… если вы позволите. А для второго урока Доун уже не понадобится: Энн сможет делать это самостоятельно. Вы будете думать по-марсиански через несколько дней, если считать по календарю. Субъективного времени уйдет больше, но кого это волнует? — Махмуд подмигнул ему. — Вам понравятся эти теплые уроки.
    
— Похотливый злобный араб! — ощетинился Джубал. — Ты украл у меня одну из лучших секретарш.
    
— За это я ваш вечный должник. Но вы потеряли ее не насовсем. Она тоже будет давать вам уроки. Она сама настаивает на этом.
    
— Катись отсюда. Мне надо подумать.
    
Через какое-то время Джубал завопил:
    
— Ко мне!
    
Доркас уселась рядом, держа наготове стенографическую машинку.
    
Он взглянул на нее, прежде чем начать диктовать.
    
— Детка, ты выглядишь даже лучше, чем всегда. Прямо сияешь.
    
Доркас мечтательно ответила:
    
— Я решила назвать его Деннис[71].
    
Джубал кивнул:
    
— Принимается. Подходяще. — Подходящее имя, подумал он про себя, даже если она ошибается насчет отцовства. — Ты в состоянии работать?
    
— О да!
    
— Тогда начинаем. Стереопьеса. Черновик. Рабочее название: «Марсианин по фамилии Смит». Начало: камера наплывает на Марс. Используются архивные снимки, идущие непрерывной чередой. Наплыв на декорацию, похожую на место посадки «Посланца». Космический корабль со среднего расстояния. Муляжи марсиан, воспроизведенные по фотографиям. Сцена меняется: теперь мы видим интерьер корабля. Женщина, распростертая на хирургическом…
   
   
    
     
Глава 39
    
    
Приговор относительно третьей от Солнца планеты был несомненен. Старшие четвертой планеты не были всезнающими, и в своем роде были так же провинциальны, как и люди. Грокая по своим меркам, но при помощи превосходнейшей логики, они были уверены, что со временем постигнут неизлечимую «неправильность» вечно занятых, суетящихся, ссорящихся существ третьей планеты, неправильность, которая требовала проведения отбора, как только будет грокнута, обдумана и возненавижена.
    
Но к тому времени, как они стали медленно постигать эту неправильность, оказалось, что было бы в высшей степени невероятно, чтобы Старшие оказались в состоянии разрушить такую сверхъестественно сложную расу. Опасность оказалась столь пренебрежимо малой, что те, кто занимался третьей планетой, решили не тратить на нее и доли эры.
    * * *
    
Но Фостер, конечно же, не мог позволить себе такого.
    
— Дигби!
    
Его ассистент поднял голову.
    
— Да, Фостер?
    
— Я отправляюсь на пару эр в специальную командировку. Вот твой новый начальник. — Фостер обернулся и сказал: — Майк, это архангел Дигби, твой ассистент. Он знает, где что в студии лежит, и ты увидишь, что он будет рьяно участвовать во всем, что ты задумаешь.
    
— О, мы сработаемся, — заверил его архангел Михаил и повернулся к Дигби: — Мы встречались раньше?
    
Дигби пожал плечами.
    
— Не припомню. Конечно, после всех этих перевоплощений…
    
— Не имеет значения. Вы есть Бог.
    
— Вы есть Бог, — отозвался Дигби.
    
Фостер вмешался:
    
— Отбросьте, пожалуйста, формальности. Я оставляю вам кучу работы, и не думайте, что сможете возиться с нею целую вечность. Естественно, «Вы есть Бог». Но кто нет?
    
Он покинул их, и Майк, сдвинув нимб на затылок, взялся за работу. Он видел кругом много такого, что следовало бы изменить…
    
   
   
    
     
Содержание, описание
    
    
    
Роберт Хайнлайн
    
Чужак в чужой стране
    
Эксмо, 2003 год
    
Серия: История будущего
    
Тираж: 5000 экз. 
    
ISBN: 5-699-04279-2
    
Тип обложки: твёрдая
    
Страниц: 605
    
    
Описание:
    
Отв. ред. Д. Малкин.
    
Ред. Л. Корзун.
    
В оформлении переплета использована работа худ. Стива Юлла.
    
    
Содержание:
    
Роберт Хайнлайн. Чужак в чужой стране (роман, перевод В. Ковалевского, Н. Штуцер), с. 5-603