1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 
     22    

     

Так иногда, для обегченья мук,    

Иной всплывал, лопатки выставляя,    

И, молнии быстрей, скрывался вдруг.    

     

     25    

     

И как во рву, расположась вдоль края,    

Торчат лягушки рыльцем из воды,    

Брюшко и лапки ниже укрывая, –    

     

     28    

     

Так грешники торчали в две гряды,    

Но, увидав, что Борода крадется,    

Ныряли в кипь, спасаясь от беды.    

     

     31    

     

Один – как вспомню, сердце ужаснется –    

Заждался; так одна лягушка, всплыв,    

Нырнет назад, другая остается.    

     

     34    

     

Собачий Зуд, всех ближе, зацепив    

Багром за космы, слипшиеся туго,    

Втащил его, как выдру, на обрыв.    

     

     37    

     

Я помнил прозвища всего их круга:    

С тех пор, как их избрали, я в пути    

Следил, как бесы кликали друг друга.    

     

     40    

     

«Эй, Рыжик, забирай его, когти, –    

Наперебой проклятые кричали, –    

Так, чтоб ему и шкуры не найти!»    

     

     43    

     

И я сказал: «Учитель мой, нельзя ли    

Узнать, кто этот жалкий лиходей,    

Которого враги к рукам прибрали?»    

     

     46    

     

Мой вождь к нему подвинулся плотней,    

И тот сказал, в ответ на обращенье:    

«Я был наваррец.[287] Матерью моей    

     

     49    

     

Я отдан был вельможе в услуженье,    

Затем что мой отец был дрянь и голь,    

Себя сгубивший и свое именье.    

     

     52    

     

Меня приблизил добрый мой король,    

Тебальд[288]; я взятки брал, достигнув  власти,    

И вот плачусь, окунут в эту смоль».    

     

     55    

     

Тут Боров, у которого из пасти    

Торчали бивни, как у кабана,    

Одним из них стал рвать его на части.    

     

     58    

     

Увидели коты, что мышь вкусна;    

Но Борода, обвив его руками,    

Сказал: «Оставьте, помощь не нужна».    

     

     61    

     

Потом, к вождю оборотясь глазами:    

«Ты, если хочешь, побеседуй с ним,    

Пока его не разнесли баграми».    

     

     64    

     

И вождь: «Скажи, из тех, кто здесь  казним,    

Не знаешь ли каких-нибудь латинян[289],    

В смоле?» И тот: «Сейчас я был с  одним    

     

     67    

     

Из мест, откуда путь до них недлинен.[290]    

Мне крюк и коготь был бы нипочем,    

Будь я, как он, опять в смолу  заклинен».    

     

     70    

     

Тут Забияка: «Больно долго ждем!» –    

Сказал, рванул ему багром предплечье    

И выхватил клок мяса целиком.    

     

     73    

     

Тогда Дракон решил нанесть увечье    

Пониже в ноги; но грозою глаз    

Десятник их пресек противоречье.    

     

     76    

     

Они смирились и на этот раз,    

А тот смотрел, как плоть его разрыта;    

И спутник мой спросил его тотчас:    

     

     79    

     

«Кто это был, кому нашлась защита,    

Когда, на горе, ты остался тут?»    

И он ответил: «Это брат Гомита,    

     

     82    

     

Что из Галлуры, всякой лжи сосуд,    

Схватив злодеев своего владыки,    

Он сделал так, что те хвалу поют.    

     

     85    

     

Всех отпустил за деньги, скрыв улики,    

Как говорит; корысти не тая,    

Мздоимец был не малый, но великий.[291]    

     

     88    

     

Он и Микеле Цанке здесь друзья;    

Тот – логодорец;[292] вечно каждый хвалит    

Былые дни сардинского житья.    

     

     91    

     

Ой, посмотрите, как он зубы скалит!    

Я продолжал бы, да того гляди –    

Он мне крюком всю спину измочалит».    

     

     94    

     

Начальник, увидав, что впереди    

Стал Забияка, изготовясь к бою,    

Сказал: «Ты, злая птица, отойди!»    

     

     97    

     

«Угодно вам увидеть пред собою, –    

Так оробевший речь повел опять, –    

Тосканцев и ломбардцев, – я  устрою.    

     

     100    

     

Но Загребалам дальше нужно стать,    

Чтоб нашим знать, что их никто не  ранит;    

А я, один тут сидя, вам достать    

     

     103    

     

Хоть семерых берусь; их сразу  взманит,    

Чуть свистну, – как у нас  заведено,    

Лишь только кто-нибудь наружу  глянет».    

     

     106    

     

Собака вскинул морду и, чудно    

Мотая головой, сказал: «Вот штуку    

Ловкач затеял, чтоб нырнуть на дно!»    

     

     109    

     

И тот, набивший на коварствах руку,    

Ему ответил: «Подлинно ловкач,    

Когда своим же отягчаю муку!»    

     

     112    

     

Тут Косокрыл, который был горяч,    

Сказал, не в лад другим: «Скакнешь в  пучину, –    

Тебе вдогонку я пущусь не вскачь,    

     

     115    

     

А просто крылья над смолой раскину.    

Мы спустимся с бугра и станем там;    

Посмотрим, нашу ль проведешь  дружину!»    

     

     118    

     

Внемли, читатель, новым чудесам:    

В ту сторону все повернули шеи,    

И первым тот, кто больше был упрям.[293]    

     

     121    

     

Наваррец выбрал время, половчее    

Уперся в землю пятками и вмиг    

Сигнул и ускользнул от их затеи.    

     

     124    

     

И тотчас в каждом горький стыд  возник;    

Всех больше злился главный заправило;[294]    

Он прыгнул, крикнув: «Я тебя настиг!»    

     

     127    

     

Но понапрасну: крыльям трудно было    

Поспеть за страхом; тот ко дну пошел,    

И, вскинув грудь, бес кверху взмыл  уныло.    

     

     130    

     

Так селезень ныряет наукол,    

Чтобы в воде от сокола укрыться,    

А тот летит обратно, хмур и зол.    

     

     133    

     

Старик, все так же продолжая злиться,    

Летел вослед, желая всей душой,    

Чтоб плут исчез и повод был  схватиться.    

     

     136    

     

Едва мздоимец скрылся с головой,    

Он на собрата тотчас двинул ногти,    

И дьяволы сцепились над смолой.    

     

     139    

     

Но тот не хуже, чтоб нацелить когти,    

Был ястреб-перемыт, и их тела    

Вмиг очутились в раскаленном дегте.    

     

     142    

     

Их сразу жгучесть пекла разняла;    

Но вызволиться было невозможно,    

Настолько прочно влипли их крыла.    

     

     145    

     

Тут Борода, как все, томясь тревожно,    

Велел, чтоб четверо, забрав багры,    

Перелетели ров; все безотложно    

     

     148    

     

И там и тут спустились на бугры;    

Они к увязшим протянули крючья,    

А те уже спеклись внутри коры;    

     

     151    

     

И мы ушли в разгар их злополучья.    

     

     

    

     

 Песнь двадцать третья    

     

Круг  восьмой – Пятый ров (окончание) – Шестой ров – Лицемеры    

     

     

     1    

     

Безмолвны, одиноки и без свиты,    

Мы шли путем, неведомым для нас,    

Друг другу вслед, как братья  минориты.[295]    

     

     4    

     

Недавний бой припомянув не раз,    

Я баснь Эзопа вспомнил поневоле,    

Про мышь и про лягушку старый сказ.[296]    

     

     7    

     

«Сейчас» и «тотчас» сходствуют не  боле,    

Чем тот и этот случай, если им    

Уделено вниманье в равной доле.    

     

     

    

     

     10    

     

И так как мысль дает исток другим,    

Одно другим сменилось размышленье,    

И страх мой стал вдвойне неодолим.    

     

     13    

     

Я думал так: «Им это посрамленье    

Пришло от нас; столь тяжкий претерпев    

Ущерб и срам, они затеют мщенье.    

     

     16    

     

Когда на злобный нрав накручен гнев,    

Они на нас жесточе ополчатся,    

Чем пес на зайца разверзает зев».    

     

     19    

     

Я чуял – волосы на мне дыбятся    

От жути, и, остановясь, затих;    

Потом сказал: «Они за нами мчатся;    

     

     22    

     

Учитель, спрячь скорее нас двоих;    

Мне страшно Загребал; они предстали    

Во мне так ясно, что я слышу их».    

     

     25    

     

«Будь я стеклом свинцовым,[297] я б  едва ли, –    

Сказал он, – отразил твой  внешний лик    

Быстрей, чем восприял твои печали.    

     

     28    

     

Твой помысел в мои помысел проник,    

Ему лицом и поступью подобный,    

И я их свел к решенью в тот же миг.    

     

     31    

     

И если справа склон горы удобный,    

Чтоб нам спуститься в следующий ров,    

То нас они настигнуть не способны».    

     

     34    

     

Он не успел домолвить этих слов,    

Как я увидел: быстры и крылаты,    

Они уж близко и спешат на лов.    

     

     37    

     

В единый миг меня схватил вожатый,    

Как мать, на шум проснувшись вдруг и  дом    

Увидя буйным пламенем объятый,    

     

     40    

     

Хватает сына и бежит бегом,    

Рубашки не накинув, помышляя    

Не о себе, а лишь о нем одном, –    

     

     43    

     

И тотчас вниз с обрывистого края    

Скользнул спиной на каменистый скат,    

Которым щель окаймлена шестая.    

     

     46    

     

Так быстро воды стоком не спешат    

Вращать у дольной мельницы колеса,    

Когда струя уже вблизи лопат,    

     

     49    

     

Как мой учитель, с высоты утеса,    

Как сына, не как друга, на руках    

Меня держа, стремился вдоль откоса.    

     

     52    

     

Чуть он коснулся дна, те впопыхах    

Уже достигли выступа стремнины    

Как раз над нами; но прошел и  страх, –    

     

     55    

     

Затем что стражу пятой котловины    

Им промысел высокий отдает,    

Но прочь ступить не властен ни  единый.    

     

     58    

     

Внизу скалы повапленный народ[298]    

Кружил неспешным шагом, без надежды,    

В слезах, устало двигаясь вперед.    

     

     61    

     

Все – в мантиях, и затеняет вежды    

Глубокий куколь, низок и давящ;    

Так шьют клунийским инокам[299]  одежды.    

     

     64    

     

Снаружи позолочен и слепящ,    

Внутри так грузен их убор свинцовый,    

Что был соломой Федериков плащ.[300]    

     

     67    

     

О вековечно тяжкие покровы!    

Мы вновь свернули влево, как они,    

В их плач печальный вслушаться  готовы.    

     

     70    

     

Но те, устав под бременем брони,    

Брели так тихо, что с другим соседом    

Ровнял нас каждый новый сдвиг ступни.    

     

     73    

     

И я вождю: «Найди, быть может ведом    

Делами или именем иной;    

Взгляни, шагая, на идущих следом».    

     

     76    

     

Один, признав тосканский говор мой,    

За нами крикнул: «Придержите ноги,    

Вы, что спешите так под этой тьмой!    

     

     79    

     

Ты можешь у меня спросить подмоги».    

Вождь, обернувшись, молвил: «Здесь  побудь;    

Потом с ним в ногу двинься вдоль  дороги».    

     

     82    

     

По лицам двух я видел, что их грудь    

Исполнена стремления живого;    

Но им мешали груз и тесный путь.    

     

     85    

     

Приблизясь и не говоря ни слова,    

Они смотрели долго, взгляд скосив;    

Потом спросили так один другого:    

     

     88    

     

«Он, судя по работе горла, жив;    

А если оба мертвы, как же это    

Они блуждают, столу[301] совлачив?»    

     

     91    

     

И мне: «Тосканец, здесь, среди совета    

Унылых лицемеров, на вопрос,    

Кто ты такой, не презирай ответа».    

     

     94    

     

Я молвил: «Я родился и возрос    

В великом городе на ясном Арно,    

И это тело я и прежде нес.    

     

     97    

     

А кто же вы, чью муку столь коварно    

Изобличает этот слезный град?    

И чем вы так казнимы лучезарно?»    

     

     100    

     

Один ответил: «Желтый наш наряд    

Навис на нас таким свинцовым сводом,    

Что под напором гирь весы скрипят.    

     

     103    

     

Мы гауденты[302], из Болоньи родом,    

Я – Каталано, Лодеринго – он;    

Мы были призваны твоим народом,    

     

     106    

     

Как одиноких брали испокон,    

Чтоб мир хранить; как он хранился  нами,    

Вокруг Гардинго видно с тех времен».[303]    

     

     109    

     

Я начал: «Братья, вашими делами…» –    

Но смолк; мой глаз внезапно увидал    

Распятого в пыли тремя колами.    

     

     112    

     

Он, увидав меня, затрепетал,    

Сквозь бороду бросая вздох  стесненный.    

Брат Каталан на это мне сказал: