1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 
     
И мы не без волнения спешим туда, чтобы им пожать руки и сказать: «Здравствуйте».
     
Итак, начинается новый отдел «Удивительные события».
    
   
   
    
     
V. Удивительные события
    
    
     
1. И вот подходит наша книга к желанному концу.
     
Осталась у нас с вами одна последняя часть. И вот она перед вами.
     
Она заключает в себе то, чего бы крайне не хватало, если б наша жизнь была только такой, какой мы вам сейчас преподнесли.
     
И можно было бы даже потеряться от горя, если б мы на этом закончили наше сочинение.
     
     
2. Но, к общему счастью, жизнь тоже имеет свою пятую часть. И только она не перед каждым раскрывалась.
     
И многие видели только четыре части, и от этого они бывали чересчур несчастны. Многие из них вешались, другие любили выпивать, третьих постигали душевные заболевания, четвертые попросту дурака валяли. А некоторые впадали в меланхолию и восклицали: ах, дескать, господа.
     
Вот так же, как в свое время воскликнул один из прекрасных поэтов: ах, господа, — он воскликнул, —
     
      
       
Жизнь, как посмотришь
       
С холодным вниманьем вокруг, —
       
Такая пустая и глупая шутка.
      
     
     
Или — штука. Не помню. Одним словом, он что-то вроде этого воскликнул, переполненный глубокой меланхолией.
     
     
3. Но многие так не думали и про жизнь таких стихов не восклицали, а увидевши все — как и чего бывает, энергично выступали против этого и с этим боролись. И высказывали свои мысли. И показывали чудеса храбрости, мужества и понимания.
     
И вот о таких людях, и о таких поступках, и о многих замечательных делах и героях мы и желаем произнести наше слово.
     
И мы предоставляем для этих людей последнюю, пятую главу, чтоб они своим примером показали бы, как надо поступать малодушным людям.
     
Таких слабеньких читателей они своим поведением возьмут на буксир и потянут их туда, куда надо.
     
Однако обернем предмет со всех сторон.
     
     
4. Читатель со своей привычкой к темам современной литературы уже, наверно, начинает соображать, что речь у нас непременно пойдет о борцах революции и о тех, которые заботились о прекрасном будущем.
     
И действительно, речь пойдет об этих людях.
     
И мы сейчас увидим такую волю и такое мужество, и такую силу человеческого духа, что, если у нас имеется хоть какая-нибудь тяжесть на сердце, нам сразу станет легко, и нам захочется жить и радоваться.
     
И нам всем захочется любезно и внимательно подходить к людям. И нам захочется воскликнуть: как это поразительно, что среди людей бывают такие выдающиеся герои.
     
И действительно, как это радостно, что среди грязи и болота и посредственной пошлости находятся такие сильные люди.
     
В общем, сейчас речь пойдет о революционных событиях и о тех людях, которые этим занимались.
     
Но прежде нам желательно сказать несколько вступительных слов о том, о сем. Мы хотим побеседовать с читателем.
     
     
5. Вернее, мы хотели бы побеседовать даже не с читателем, а с каким-нибудь, например, ну, что ли, представителем буржуазной философии. Только чтоб он, ради бога, не горячился и не хватал бы нас чуть что за горло. А вел бы себя порядочно и корректно.
     
Тогда бы мы с ним тихо побеседовали на диване.
     
Наверно, он бы так сказал, иронически усмехнувшись и играя моноклем:
     
— Ну, революция, борьба… А жизнь, господа, проходит буквально, как сон. Она коротка — жизнь. Так не лучше ли, господа, продолжать так, как есть, чем думать о каком-то будущем. И тратить на это считанные дни. Давайте, синьор, ударим по рукам и — мир и тишина. В сущности, все мы дети одной больной матери.
     
И я, взглянув на его гладкое лицо и на прекрасный перстень на пальце, спросил:
     
— Простите, сэр, я вас перебью. Я позабыл. У вас дом, кажется, — один или два?
     
— Один… А что?
     
— Просто так. Продолжайте же, пожалуйста, сэр.
     
— Да, так вот я и говорю, — сказал философ, — в сущности, жизнь нереальна… Так пусть себе забавляются народы — устраивают оперетку, — какие-то у них короли, солдаты, купцы. Кто-то торгует. Выигрывает. Некоторые из них нищие. Кое-кто — богачи. Все — игра. Понимаете? А вы хотите жить всерьез. Простите — как это глупо. Вы хотите пустенькую, но, в сущности, милую жизнь отдать за какой-то другой сон. Может быть, более скучный. И даже наверно более скучный. Какая чушь!
     
     
6. Я говорю философу:
     
— А скажите, и большой доход вам приносит ваш дом? Небоскреб, наверно?
     
— При чем тут дом… Ну, приносит… Пустяки приносит… Какое нынче приношение — ерунда. Сон…
     
И наш философ сердито докуривает сигару и откидывается на спинку дивана.
     
И мы ему говорим, философу, соблюдая международные законы вежливости и почтения:
     
— Вот что, сэр. Пусть даже останется ваше забавное определение жизни — оперетта. Пусть так. Но осмелимся вам заметить, что вы за оперетту, в которой один актер поет, а остальные ему занавес поднимают. А мы…
     
— А вы, — перебивает он, — за оперетту, в которой все актеры — статисты… и которые хотят быть тенорами.
     
— Вовсе нет. Мы за такой спектакль, в котором у всех актеров правильно распределены роли — по их дарованиям, способностям и голосовым данным. И безголосый певец у нас не получит роли премьера, как это бывает у вас.
     
— А у вас маленький актер так маленьким и останется. У него не будет стремления быть большим. У нас…
     
— Простите, сэр, вы не в курсе наших событий. Вы черпаете сведения из древней истории. У нас совершенно разные оклады для актеров. Ведь у нас, к вашему сведению, нету так называемой уравниловки. А кроме того, у нас есть другие стимулы для работы.
     
     
7. Философ говорит:
     
— Тем не менее, — говорит он, — я не хотел бы участвовать в вашем спектакле. У вас — фантазия ограничена. У себя я могу все время двигаться вперед. Я могу стать миллионером. Я могу мир перевернуть. У меня есть цель. Меня, так сказать, деньги толкают вперед. У меня есть стремление. Я не боюсь слов — я наживаю. Я накапливаю… Жизнь — движение. Останавливаться нельзя. И это мне дает то устремление, которое нужно. И повторяю, — не боюсь слов, — наживаю. Не все ли равно, какая цель перед лицом смерти? А если деньги не играют никакой роли, то…
     
— Сэр, вы опять-таки не в курсе событий. У нас деньги играют значительнейшую роль, и вы можете их накапливать на сберкнижке, если у вас есть такое могучее устремление. Больше того — вы даже проценты на них получаете. Или, кажется, какую-то премию.
     
Философ оживляется. Он говорит:
     
— Не может быть…
     
— Только, — я говорю, — получение денег у нас иное. У нас нужно заработать их.
     
— А-а… — поникшим голосом говорит философ, — заработать. Это скучно, господа. Нет, мне с вами не по пути. У вас какое-то странное отношение к жизни — как к реальности, которая вечна. Заработать! Позаботиться о будущем! Как это смешно и глупо располагаться в жизни, как в своем доме, где вам предстоит вечно жить? Где? На кладбище. Все мы, господа, гости в этой жизни — приходим и уходим. И нельзя так по-хозяйски произносить слова: заработать! Какое варварское мышление! Какие огорчения вам предстоят еще, когда вы научитесь философски оценивать краткость жизни и реальность смерти.
     
     
8. И, посмотрев на меня с сожалением, он продолжает:
     
— А мы смотрим на жизнь как на нечто нереальное. Мир — это мое представление. Все сказочное… Все дым, сон, нереально. И вот наша с вами разница. И мы — правы. Какая, к черту, может быть реальность, если человеческая жизнь проходит как один миг!
     
— Но ваш собственный дом, осмелюсь заметить, — это реальность.
     
Философ, видать, с неохотой говорит:
     
— Нет, дом — это отчасти тоже нереальность.
     
— Но если это нереальность, то отчего бы вам не напустить туда нереальных людей и нереально отказаться от нереальных денег. Небось так не делаете?
     
Философ испуганно говорит:
     
— То есть что вы хотите этим сказать? Слушайте, оставьте мой дом в покое. Что вы, ей-богу, привязались. Я говорю в мировом масштабе, а вы все время сворачиваете на ерунду. Прямо, как в печенку въелись — дом, дом… Прямо, ей-богу, скучно. Ну, дом. Нереально все.
     
— Да как же, — говорю, — помилуйте, нереально…
     
Философ говорит, чуть не плача:
     
— Прямо, ей-богу, человека нервничать заставляете. Вот я теперь, как назло, вспомнил, что трое у меня квартплату не внесли… Теперь я буду беспокоиться. Какие-то у вас, прости те, грубые, солдатские мозги. Не даете пофилософствовать.
     
И философ в изнеможении откидывается на спинку дивана и нервно курит.
     
     
9. И мы ему говорим:
     
— И мы даже согласны с вами, что…
     
Философ оживляется:
     
— Вот видите… согласны… А сами человеку прямо дыхнуть не даете…
     
Я говорю:
     
— Мы согласны с вами в том, что жизнь коротка. А, вернее, она не так коротка, как плохая. А от этого она может быть и короткая. Пусть даже короткая. Но только короткая жизнь может быть хорошая, а может быть плохая. Так вот мы за длинную, хорошую жизнь. И в этом у нас цель и стремление. А что для вас жизнь коротка, то, несмотря на ее краткость, вам, вероятно, не помешало положить в банк тысяч сто. Простите, сэр.
     
— Фу, как грубо, — говорит философ, поперхнувшись. — А, говорите, впрочем, что хотите. Мне теперь безразлично. Вы чем-то, не знаю, меня окончательно расстроили. А кроме того, — холодно добавляет он, — я считаю, что человеческие свойства неизменны. Это природа. Все равно обувь стопчется по ноге. Привет.
     
И мы вежливо встаем с дивана и говорим, соблюдая мировые правила приличия:
     
— Сэр, я ваш покорный слуга. Примите уверения в совершенном моем к вам уважении и почтении до последнего дыхания. А что касается человеческих свойств, то они, сударь, меняются от режима и воспитания.
     
Философ в сердцах бросает окурок на пол, плюет и уходит, приветствуя нас рукой, бормоча:
     
— Да, но режим и воспитание — в руках людей, а люди есть люди…
     
     
10. Мы описали вам эту воображаемую сценку, чтобы показать, какая бывает борьба на фронте мысли.
     
И действительно, некоторые рассуждения могут отчасти смутить более слабую душу. Более слабая душа может поникнуть от таких слов — сон, короткая жизнь, нереальность, считанные дни… Эти слова не раз смущали даже более крепких людей. И были даже среди революционеров люди, которые били отбой и перебегали в другой лагерь. И история знает подобные факты.
     
И тут надо, действительно, иметь мужественное сердце, чтоб не смутиться от яда этих слов, в которых как будто есть доля правды — иначе они бы не действовали ни на кого. Тем не менее эти слова неправильны и ложны. И это диалектика. Нет, мы не хотим сказать, что все ужасно легко и борьба — прогулка. И у некоторых, которые у нас сейчас размахивают руками и горячатся (и, может быть, и у меня в том числе), не хватило бы духу начинать сначала. Но находились люди, которые смотрели поверх всего. И это были удивительные люди. И они создавали удивительные события. И старались переделать все, что барахталось в грязи, в тине и в безобразии.
     
И вот об этих людях, побеседовав с философом, мы сейчас и будем говорить. И вы сейчас увидите такую силу духа, что просто содрогнетесь от собственного малодушия.
     
     
11. Но прежде — еще одно, совсем коротенькое отступление. Вроде справки.
     
Представители старого мира имеют, в сущности, понятную привычку говорить о революционерах как о людях, потерявших совесть и человеческое подобие. Не знаем, как в других странах, но у нас, у матушки России, была привычка называть таких людей злодеями и нерусскими людьми.
     
Так вот для примера осмелимся привести несколько слов, написанных царским цензором Никитенко о повешенном декабристе Рылееве.
     
Вот что пишет Никитенко:
     
«Я не знаю другого человека, который обладал такой притягательной силой, как Рылеев. Он с первого взгляда вселял в вас как бы предчувствие того обаяния, которому вы неизбежно должны были подчиниться при близком знакомстве. Стоило улыбке озарить его лицо, стоило поглубже взглянуть в его удивительные глаза, чтоб всем сердцем безвозвратно отдаться ему. И я на себе испытал чарующее действие его гуманности и доброты».
     
Вот как Никитенко описывает «злодея» Рылеева.
     
И мы, прочитав эти строчки, в предчувствии всего хорошего переходим к историческим новеллам об этих борцах за революцию.
     
     
12. Вот рассказ о Рылееве. Рылеев был поэт. Он был дворянин и офицер. Но это не помешало ему написать такие агитационные строчки:
     
      
       
Долго ль русский народ
       
Будет рухлядью господ.
       
И людями, как скотами,
       
Долго ль будут торговать.
      
     
     
Он был мужественный революционер. И перед 14 декабря он выступал за немедленное восстание против царя.
     
И накануне, вместе со своим другом Н. Бестужевым, он обошел несколько полков и призывал солдат к выступлению.
     
Больше того, он останавливал солдат на улице и вел с ними беседу.
     
И вот наступил день восстания.
     
Уже прогремели ружейные выстрелы, и два враждебных лагеря замерли в некоторой нерешительности.
     
Мятежники стояли в каре у сената, а царские войска теснились около строящегося Исаакиевского собора.
     
И был момент, когда восставшие получили моральный перевес.
     
И об этом моменте Николай I так пишет в своих записках:
     
«Уже пули просвистели мне чрез голову. Рабочие Исаакиевского собора из-за заборов начали кидать в нас поленьями. Надо было решиться положить скорый конец, иначе бунт мог сообщиться черни, и тогда войска были бы в самом трудном положении».
     
     
13. И тогда царский генерал Васильчиков сказал Николаю:
     
— Ваше величество, нужна картечь.
     
Государь сказал:
     
— Вы хотите, чтобы я в первый день моего царствования пролил кровь моих подданных?
     
— Чтобы спасти империю, — сказал генерал.
     
И тотчас пушки были поставлены против сената. Николай I сам скомандовал:
     
— Пали!
     
И первый выстрел загрохотал.
     
«Первый выстрел, — пишет Николай, — ударил высоко в здание сената, и мятежники отвечали неистовыми криками и беглым огнем».
     
И тогда Рылеев снял шапку, подошел к Бестужеву и обнял его. Он сказал:
     
— Последние минуты наши близки. Но это минуты нашей свободы. Мы дышали ею. И я теперь охотно отдам за них мою жизнь.
     
Вы понимаете, что он сказал? Он сказал, что сейчас все будет кончено, но что даже за минутное ощущение свободы, которое он сегодня испытал, — он без сожаления отдает свою жизнь.
     
Нет сомнения, что цензор Никитенко не ошибся в Рылееве, когда он о нем так прекрасно сказал. Такие слова, которые произнес Рылеев и в такую минуту, — мог сказать только большой и замечательный человек. И мы так рады и так взволнованы, что он именно так сказал и что он оказался такой большой человек. Значит, двух мнений быть не может — за кем надо было идти.
     
     
14. И вот через несколько минут на Сенатской площади действительно все было кончено.
     
Надежды генерала Васильчикова оправдались.
     
Пушки сделали свое дело.
     
«Второй и третий выстрелы, — пишет Николай I, — ударили в самую середину толпы».
     
Каре восставших дрогнуло. Часть мятежных солдат бросилась к Неве, на Английскую набережную, а часть, как пишет Николай I, «навстречу выстрелов из орудия при Семеновском полку, дабы достичь берега Крюкова канала».
     
В общем, все было кончено.
     
Рылеев в тот же день был арестован и после суда приговорен к смерти.
     
Это был настоящий, мужественный человек с большим и даже великим сердцем. И это так ужасно, что его жизнь прекратилась на виселице.
     
Ему было тридцать один год. И как горько знать, что так рано и так страшно закончилась его жизнь.
     
И он умер так мужественно, как редко кто.
     
     
15. Из героических историй, в которых бы участвовала женщина, нам известен такой рассказ.
     
Это факт об одной смелой и отважной революционерке.
     
Конечно, история революции знает множество достойных женщин, причем некоторые из них прославились на весь мир. И о них много писалось. И вы, наверно, об этом почти все знаете.
     
А мы расскажем вам о женщине, о которой весьма мало написано.
     
Вот рассказ о малоизвестной революционерке, о работнице табачной фабрики Лизе Торсуевой.
     
Она жила в Ростове в начале девяностых годов прошлого столетия.
     
Она работала на табачной фабрике Асмолова.
     
И там, в Ростове, она со своим братом организовала рабочий кружок.
     
Причем это был социал-демократический кружок, где изучались основы научного социализма.
     
А чтоб работать в таком кружке, надо было иметь немало мужества и отваги, поскольку с рабочим движением велась очень жестокая борьба.
     
     
16. Рабочее движение приводило и жандармов в ужас, в трепет и в смятение. И они это движение давили с огромной свирепостью. И почти за каждый шаг революционерам приходилось расплачиваться тюрьмой, ссылкой и даже каторгой.
     
Добавьте к этому: рабочий день на фабрике — четырнадцать часов, а летом — шестнадцать!
     
И заработок — восемь рублей в месяц.
     
И тогда можно понять, какой нужен был героизм, чтоб сквозь все преграды идти к намеченной цели.
     
И вот табачная работница Лиза Торсуева, несмотря на все препятствия, энергично повела смелую революционную работу.
     
А брат ее вскоре стал, к сожалению, толстовцем, и он отошел от рабочего движения.
     
Но Торсуеву это не смутило, и она совместно с двумя рабочими энергично принялась за дело.
     
     
17. А тогда среди рабочих табачной фабрики была большая темнота и большая жажда знания. И, помимо политики, надо было знать многое другое.
     
И Торсуева и сама была почти без всякого образования. И она ночи сидела за книгами, чтобы узнать, как ей отвечать на те вопросы, что ей задают рабочие.
     
А ей было тогда двадцать пять лет. Она была молода и очень красива. Она всех поражала своей миловидностью, умом и удивительной смелостью.
     
Она была очень смела и отважна.
     
Например, расклеивая прокламации на 1 мая (1898 года), она не удержалась и наклеила прокламацию на дверях подъезда жандармского управления. Причем прокламация была наклеена лаком, так что жандармы могли ее снять только вместе с дверью.
     
Вдобавок в тот же день на строящейся церкви кружок Торсуевой повесил красное знамя со словами: «Да здравствует социал-демократическая партия! Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
     
И это знамя три часа висело на церкви, так как рабочие, повесив знамя, разрушили внизу леса.
     
И это знамя сыграло свою агитационную роль — в городе было много разговоров и большое возбуждение.
     
     
18. И вот жандармы, увидя, что подпольная работа в кружке идет блестяще, — пришли в большое огорчение. И они решили положить этому конец.
     
Они арестовали несколько рабочих из комитета. И однажды утром поставили двух сыщиков у ворот торсуевского дома. И эти шпики должны были арестовать Торсуеву при выходе на улицу.
     
Конечно, они могли бы арестовать ее и дома, но считалось более полезным для дела арестовать при выходе, так как она могла нести какие-нибудь важные документы, или же она могла пойти в конспиративную квартиру, неизвестную жандармам. Вот они и ждали ее выхода.
     
Но Торсуевой сказали друзья об этом.
     
Тогда Торсуева, нарядив сестру в свое платье, попросила ее выйти на улицу.
     
И сестра так и сделала — она взяла с собой пакет с бельем и вышла за ворота.
     
Сыщики же, приняв ее за Лизу Торсуеву, потащились за ней. Они надеялись, что она куда-нибудь зайдет по делам кружка. Но сестра Торсуевой нарочно два часа мотала их по улицам. И тогда они, наконец, выйдя из терпения, ее арестовали. Но тут, узнав, что это не Елизавета Торсуева, а Валентина, снова бросились к своему боевому посту. Но было поздно. Лиза Торсуева уже успела сложить свой чемодан. И выехала из Ростова.
     
     
19. А жандармский полковник Артемьев, узнав, что главная виновница скрылась, пришел в исключительное бешенство. Он без разбора арестовал еще тридцать человек и сказал им, что он их не выпустит, покуда не арестует Торсуеву.
     
А Лиза в это время скрывалась на Кавказе.
     
Но ей друзья сообщили о словах полковника.
     
Тогда она сказала своим друзьям:
     
— Моя личность менее ценна для дела, чем столько арестованных активных работников. Я должна вернуться в Ростов.
     
И с этими словами она вернулась назад и добровольно явилась в жандармское управление.
     
Полковник, правда, выпустил заложников, но Лизу Торсуеву продержал в одиночке около года.
     
Но потом ее выпустили. И она с новой энергией принялась за революционную работу.
     
Вот какие бывают женщины — наши жены, сестры и дочери.
     
И это приятно знать, что женщины так высоко держали знамя революции.
     
     
20. Из удивительных героических событий, в которых бы участвовал писатель, история знает такой случай.
     
Писатель Радищев при Екатерине II написал свою знаменитую книгу «Путешествие из Петербурга в Москву».
     
Это была книга настолько смелая и революционная по своим взглядам, что даже теперь, читая ее, приходится поражаться необычайному мужеству автора.
     
Просто трудно представить, на что мог рассчитывать автор, выпуская такую книгу в царской, крепостной России.
     
Так, например, о крепостном праве у него сказано: «Зверский обычай порабощать себе подобных».
     
И вся книга была — открытое воззвание против царского правительства.
     
Это был призыв к восстанию, так что, кроме смерти или бегства, автор ни на что другое не мог рассчитывать.
     
Но тут мнение у потомства раскололось. Некоторые считают этот поступок необычайно мужественным. А некоторые считают это какой-то непродуманностью и слепым безрассудством. И приводят в доказательство покорные слова Радищева о его якобы «минутном заблуждении» и его поведение, которое могло быть более гордым и смелым, как у человека, написавшего такую мужественную книгу.
     
     
21. Но тут следует заступиться. Его поведение было совершенно правильным, но нервы у него были плохие, и от это го он не всегда мог сдержаться. И в этом нет ничего удивительного. И это ничего не показывает.
     
И что касается его мужества, то вот его описание.
     
Типографщики не хотели набирать эту книгу, несмотря на разрешение. Тогда Радищев завел типографию у себя в деревне. И там напечатал книгу в количестве шестисот пятидесяти экземпляров.
     
Больше того, он ходил с кипой книг и разбрасывал их по дорогам и на постоялых дворах. И это не было минутным заблуждением, а это было поступком революционера и агитатора.
     
Его приговорили к смертной казни, но казнь заменили ссылкой в Сибирь.
     
И это был великий гражданин, и о нем надо вспоминать с чувством радости и уважения.
     
И такие люди нередко бывали среди пишущей братии. И об этом так приятно знать.
     
     
22. Теперь прослушайте рассказ о замечательном подвиге Федора Подтелкова.
     
Он происходил из бедной казачьей семьи. И был сыном трудового народа.
     
А в германскую войну он был солдатом гвардейского полка. А после его произвели в подпрапорщики за храбрость и прекрасное знание военной службы.
     
Но это свое прекрасное военное знание он с честью использовал для революции.
     
В апреле 1918 года он уже был командующий Донской советской армией.
     
И вот, желая увеличить эту свою революционную армию, он организовал специальную экспедицию для мобилизации и вербовки казаков северных округов. И с этой целью во главе небольшого отряда он двинулся по казачьим станицам.
     
Но в одном районе части белогвардейского казачества задержали экспедицию Подтелкова. Они сочувствовали атаману Каледину, который тогда занял Ростов, и поэтому они окружили отряд и обманным образом его разоружили. И приговорили весь отряд к расстрелу. А Подтелкова и его помощника Кривошлыкова, желая унизить, приговорили к повешению.
     
     
23. И вот 11 мая 1918 года в станице Краснокутской было закончено это ужасное дело.
     
Семьдесят шесть человек они расстреляли. А двоих повели вешать.
     
А когда их вешали, они держали себя удивительно хладнокровно и с большим мужеством.
     
Но Подтелков всех поразил своим удивительным поведением.
     
Громадная толпа казаков стояла около виселицы.
     
И Подтелков, держа в руке петлю, обратился к ним с речью.
     
Сначала он сказал: «Минуточку внимания».
     
От этих неожиданных слов толпа буквально замерла. И тогда Подтелков, отстранив рукой растерявшегося палача, сказал:
     
«Трудовой народ! Я призываю вас не верить в обманные слова, которые говорят вам офицерство и дворянство во главе с атаманом Калединым. Помещики снова хотят пить кровь трудового народа. Неужели вы не видите? Это есть ваше ослепление. И я призываю вас идти на борьбу за рабоче-крестьянское трудовое дело».
     
     
24. Толпа заволновалась.
     
Начальник караула подъесаул Сенин, закричав: «Не надо слов», вытащил наган и бросился к Подтелкову.
     
Но тут палач снова приступил к своим обязанностям, и через несколько минут все было кончено.
     
Так погиб донской казак Усть-Хоперской станицы, Мед-ведицкого округа, сын трудового народа, Федор Подтелков.
     
И в этом было мужество, воля и долг революционера. Тот долг, который был выше личных чувств и страха смерти.
     
И имя Федора Подтелкова надо всем знать не менее, чем прославленные имена других революционных героев.
     
Кстати, в приказе о расстреле всего отряда перечислены семьдесят шесть человек. А внизу перед самой подписью какого-то контрреволюционера Попова указано: «А трое не заявили о своей личности».
     
Жаль, что мы не знаем имена этих трех революционеров, у которых хватило мужества и презрения не заявить о своей личности.
     
     
25. Вот еще героический рассказ о французском революционере Луи Бланки (1805–1881).
     
Это был такой неустрашимый человек, что читать о нем просто поразительно.
     
Его два раза приговаривали к смертной казни. Три раза он был ранен в уличных схватках с полицией. Дважды его изгоняли из его любезного отечества. И много раз его бросали в тюрьму и ссылали под надзор полиции.
     
Это был тот самый Бланки, у которого тридцать восемь лет жизни ушло на тюрьмы и ссылки.
     
Можно представить, какой был натиск на этого революционера.
     
Но это не меняло его настроения. И он буквально в тот же день по выходе из тюрьмы снова всякий раз с неукротимой энергией принимался за свою революционную работу.
     
Его программа выражалась в таких его словах: раньше народ угнетали — знать и духовенство. А сейчас народ угнетают — знать, духовенство и финансовая аристократия. И с этим надо покончить.
     
И вот в течение пятидесяти лет он был просто гроза для своего правительства.
     
     
26. Это был тот самый Бланки, о котором Тьер сказал свою историческую фразу. Дело в том, что 18 марта 1871 года в Париже была провозглашена Коммуна. И Бланки за несколько дней до восстания был арестован и брошен в тюрьму.
     
Тогда парижские коммунисты вошли в переговоры с Версальским правительством. Они предложили правительству обменять Бланки на одно довольно важное духовное лицо. Дело в том, что они захватили парижского архиепископа. И вот теперь они хотели поменять одного на другого.
     
И, значит, послали Версальскому правительству извещение, что они эту духовную особу, — крайне нужного правительству архиепископа, — могут отдать в обмен на Бланки.
     
Член Версальского правительства, кровавый Тьер, несмотря на пламенные просьбы духовенства, отказался произвести эту мену. И он сказал такую историческую фразу:
     
«Вернуть им Бланки — это то же самое, что послать им в помощь целый армейский корпус».
     
И это было правильно сказано.
     
Так вот после разгрома коммуны Бланки просидел семь лет в тюрьме в Новой Каледонии.
     
Но за три года до смерти его выпустили.
     
     
27. И вот из тюрьмы вышел седой, почтенный семидесятитрехлетний старик — ученый и революционер.
     
Казалось бы, что после такой бурной и тяжелой жизни он вполне заслужил отдых и спокойствие. Но это было не для него. Теперь у него была огромная популярность и большое имя, которое он и не мог не использовать для революции. И тотчас по выходе из тюрьмы он стал разъезжать по всем промышленным центрам. И своими пламенными речами и своим присутствием он вселял уверенность в счастливый и победный конец революционной борьбы. И это, как и вся его жизнь, нам кажется не менее удивительным, чем то, что мы говорили о других. И в этом было не менее мужества и героизма. Он умер в 1881 году и до последнего момента не прекращал работы.
     
И память о нем будет всегда жива.
     
     
28. Конечно, этот рассказ и то, что прежде мы вам рассказали, — это капля в море подобных дел. И эти наши рассказы о героических делах и событиях — только маленький штришок в общем ходе жизни. А чтобы полностью об этом сказать, — надо написать по крайней мере двенадцать томов сочинений. Поскольку революция постоянно выдвигала таких сильных людей и настолько могучие характеры, что только поражаешься и думаешь: значит, эти правы.
     
И никакое другое дело, кроме этого, не знает ничего подобного. Все доблестные поступки спорта, искусства и науки, все доблестные военные подвиги, — все это отчасти меркнет в сравнении с этим. Вот что значит сознание справедливости своих мыслей и высокая цель.
     
И тут можно было бы во множестве привести различные примеры.
     
И частично мы это сделаем.
     
Мы предлагаем вашему вниманию отдел, который по традиции нашей книги следует у нас за историческими новеллами.
     
Этот отдел у нас носит название «Смесь». И вот он перед вами.
     
Он вам добавочно и красочно расскажет о том, как с этим было в прошлом.
     
     
29. Николай I на допросе сказал декабристу Н. Бестужеву:
     
«Я могу простить вас, если поверю, что в вас буду иметь верного слугу». Бестужев ответил: «Я бы желал, чтоб жребий ваших подданных, государь, зависел бы от закона, а не от вашей угодности».
     
• Степан Разин необычайно мужественно вел себя во время пытки. Палач, приложив к его груди раскаленное железо и улыбаясь, спросил: «А теперь больно?» Разин сказал: «Ничуть не больно, будто баба иглой кольнула».
     
• Рабочий (ткач) революционер Петр Алексеев (1849–1891), приговоренный к десяти годам каторги, произнес на суде свою знаменитую речь. Тщетно председатель суда старался остановить его. Алексеев закончил свою речь такими словами: «Скоро поднимется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и тогда ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах…»
     
• 15 ноября 1905 года морской офицер лейтенант Шмидт на восставшем крейсере «Очаков» поднял сигнал: «Командую черноморским флотом».
     
     
30. Ипполит Мышкин, обвинявшийся в процессе 193-х, сказал в своей речи: «Здесь сенаторы из подлости и холопства, из-за чинов и окладов торгуют чужой жизнью, истиной и справедливостью».
     
• Во время еврейского погрома в Одессе (1905 год) шесть студентов кавказского землячества (социал-демократической партии), вооруженные револьверами, обороняли целый квартал и сдерживали натиск озверелой черносотенской толпы.
     
• Думская фракция большевиков (1914 год) выступила против войны и против военных кредитов.
     
В тот патриотический момент «всеобщего энтузиазма» этот поступок мог рассматриваться только как государственная измена. За большевистскую работу фракция (Самойлов, Бадаев, Петровский, Шагов, Муранов) была сослана в Сибирь.
     
• Бадаев, высланный в Туруханский край, организовал там пораженческую группу и вел энергичную агитацию против войны. За это вторично был отдан под суд.
     
     
31. Члену Первого рабочего комитета А. Сонкину (Киев, 1898 год) было поручено срочно разбросать прокламации на машиностроительном заводе. Однако весь завод был оцеплен полицией. Тогда Сонкин, достав пачку реклам мануфактурного магазина, явился к заводу и на глазах полиции стал раздавать прокламации рабочим, а рекламы-листовки — полицейским.
     
• Учительница французского языка (в Москве), французская коммунистка Жанна Лабурб вызвалась повести агитацию среди французских солдат и матросов, занявших Одессу в 1919 году. Была расстреляна офицерами.
     
• Царский генерал А. П. Николаев принимал деятельное участие в организации Красной Армии. Был захвачен в плен и после избиения приговорен белыми к повешению. На площади (в Ямбурге) у виселицы он после прочтения приговора гордо сказал: «Вы отнимаете у меня жизнь, но вы не отнимете у меня веру в грядущее счастье людей».
     
• Официант Гранд-Отеля, член партии большевиков А. С. Раков в гражданскую войну был военным комиссаром бригады. Находясь в штабе, он был окружен белыми и, не желая сдаться, один забаррикадировался в избе и в течение нескольких часов отстреливался из пулемета. Истратив все ленты, он застрелился.
     
Его голова была оценена финскими белогвардейцами в тридцать тысяч марок золотом.
     
     
32. Я. М. Свердлов за свою короткую жизнь (тридцать четыре года) был шесть раз арестован, два года сидел в крепости, был сослан в Нарымский край (откуда бежал) и, наконец, был выслан в Туруханский край. Он целиком отдал свою жизнь пролетарской революции.
     
• В 1919 году в здании Московского комитета во время заседания партийных работников была брошена анархистами бомба. Присутствовавший на заседании член партии большевиков Денис Загорский, не растерявшись, схватил в руки шипящую бомбу и пытался выбросить ее в окно. Был разорван на части.
     
• Дора Любарская за подпольную работу в Одессе была казнена белыми в начале 1920 года. Оставила такое письмо: «Славные товарищи, я умираю честно, как честно прожила свою жизнь. Через восемь дней мне будет двадцать два года, а вечером меня расстреляют. Мне не жаль, что я погибну, жаль, что мало мною сделано для революции. Целую мою старенькую маму-товарища. Прощайте, будьте счастливы».
     
• Баварский коммунист Левина обвинялся в организации Коммуны. В своей речи прокурор назвал Левина «жалким трусом», якобы бросившим в опасный момент поднятые им массы. На это ложное обвинение Левина ответил: «Я приглашаю вас на мой расстрел, и вы посмотрите, как мужественно умеют умирать революционеры».
     
И как, не правда ли, удивительно читать эти маленькие заметки о больших и замечательных людях.
     
Они отдали свою жизнь для того, чтобы перестроить старый мир крови, слез и огорчений.
     
     
33. На любом поприще жизни история знает удивительные героические поступки, которые тоже могут вызвать радость и почтение.
     
И несколько новелл о таких удивительных делах мы и предложим вашему вниманию.
     
И вы, надеюсь, оцените эти поступки и поймете, что это тоже исключительно хорошо. И тоже достойно уважения. И тоже играет роль в создании новой жизни и новых людей.
     
Вот, например, исторический рассказ о знаменитом греческом философе Диогене.
     
Их, правда, было несколько Диогенов. Но наш был самый значительный, проживавший одно время в бочке.
     
Он был из города Синопа. И он там им сказал: «Надо жить так, чтобы от жизни не зависеть». Он был большой оригинал.
     
Но только в бочке ему долго не пришлось прожить. Его кто-то, я уж не знаю, продал в рабство. Там у них в Греции это было довольно часто — подобные вещи.
     
В общем, он вскоре выкупился из рабства, и в тот год, о котором идет речь, он жил себе помаленьку у знакомых в Коринфе.
     
И вскоре до того он там прославился своим умом, что все сбегались посмотреть на него.
     
     
34. И вот об его чудном уме дошел слух до мирового властителя, Александра Македонского.
     
А это был человек тоже в высшей степени замечательный. Это был гениальный человек, смелый, молодой, энергичный.
     
И он непременно захотел поговорить с этим философом.
     
Он хотел его обласкать. И что-нибудь сделать ему хорошее.
     
И с этой целью однажды со всей свитой этот славный вождь приехал в Коринф и заглянул к философу.
     
Можно представить себе картину.
     
Блестящая кавалькада подъехала к дому. Молодой адъютант, сверкая шлемом, обращается к собравшейся толпе:
     
— Послушайте, господа, не тут ли живет этот… как его… Диоген, что ли… Который… что ли… думает…
     
В толпе, ухмыляясь, говорят:
     
— Тут. Эвон на завалинке сидит. Загорает на солнце. Чудак, действительно.
     
     
35. Александр Македонский, соскочив с лошади, подходит к философу и начинает с ним тихо беседовать. Потом он ему говорит:
     
— Твой ум, папаша, меня восхищает… Я хочу тебе сделать все, что ты у меня попросишь.
     
Диоген, усмехаясь, говорит:
     
— Да мне ничего не надо. Что мне тебя просить?
     
— Проси решительно об чем хочешь.
     
Адъютант Александра Македонского шепчет философу:
     
— Проси, дурак, загородную дачку. Скажи — у меня мамаша слепая. Или проси колесницу с лошадью. Ой, какая раззява… Скажи — дайте колесницу. Скажи — у меня мамаша пешком ходить не может. Да говори ты, олух царя небесного!
     
Диоген говорит Александру Македонскому:
     
— Да вот разве что я тебя, голубчик, попрошу — отойди немного в сторонку, а то ты мне загородил солнце.
     
Конечно, будь на месте Александра какой-нибудь дурак, хам или тупица, — тот непременно бы стал кричать, вопить, оскорбляться и, чего доброго, сунул бы нашего славного философа в тюрьму.
     
Но Александр Македонский был великий человек. Он засмеялся и сказал: «Знаете, господа, я бы хотел быть Диогеном, если б не был Александром Македонским».
     
И на этом они оба весело рассмеялись и разошлись. И это дало им обоим здоровую зарядку. Вот это молодцы. Прелестные люди. Мы никогда не перестанем на них любоваться. Побольше бы таких! И тогда бы жизнь выиграла во многих отношениях. Поскольку ум и великолепное поведение одинаково полезны в жизни, как героизм и мужество.
     
     
36. Из древней жизни вот еще зачитайте небольшую и всем известную побасенку о весьма мужественном поступке.
     
Этот случай, можно сказать, классический, так что вполне полезно его напомнить читателю.
     
Это уже насчет римлян. Там среди них тоже бывали хорошие характеры.
     
Там вот что однажды произошло. Этрусский царь Пор-сена обложил Рим своими, что ли, этрусскими войсками. Он его осадил. И хотел завоевать. При помощи этих самых этрусков.
     
Но среди римлян нашелся один горячий патриот, который вызвался убить этого этрусского царя. Это был римский гражданин из плебейского рода — Кай Муций.
     
И вот он ночью пробрался в лагерь к этим этрускам и по несчастной случайности вместо царя убил его писца, который находился в той же палатке. Наверно, это был видный мужчина — этот писец. А царь, наверно, имел какую-нибудь дурацкую, невзрачную внешность. Какой-нибудь этакий худосочный, с кривым носом, этрусский тип. Так что, наверно, ошибиться было в высшей степени легко. И Муций, думая, что это писец, убил другого. Очень, конечно, жалко, но ничего не поделаешь — ошибка.
     
     
37. В общем, Муция схватили, и этот неказистый царь, похожий на писца, стал его допрашивать и грозить пытками и казнью.
     
Муций сказал:
     
— Я твоих пыток не боюсь. Вот смотри мое мужество.
     
И с этими словами он протянул свою руку над жертвенником и стал ее жечь.
     
А в древности некоторые римляне из религиозных побуждений зажигали у себя особые жертвенники. Такая чашка на трех ножках. И там у них что-то горит. Запах, наверное, отчаянный. Копоть. И все время надо что-то подкладывать. Пламя, наверное, маленькое, но все-таки класть туда руки не рекомендуется.
     
А наш славный римлянин, несмотря на это, протянул свою правую руку и стал ее жечь. И держал ее до тех пор, пока кисть руки не обуглилась. И при этом он не пикнул, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
     
Царь, наверно, сначала смеялся, потом стал серьезный и сказал: «Довольно».
     
     
38. А потом совсем его отпустил в Рим. И вскоре снял осаду.
     
Поскольку видит, что там римская публика способна про явить чудеса храбрости. И лучше с такими не связываться.
     
Конечно, может закрасться сомнение — верно ли, он настолько сжег свою руку. Может, он едва сунул руку в огонь и тотчас с криком ее отдернул. И запрыгал от боли. А царь, может, от этих прыжков рассмеялся и отпустил его. И, может, у него всего один пузырь вскочил. А уж история, может, взяла и раздула кадило и нарисовала красоту человеческой души. Но, оказывается, нет. Все, знаете, именно так и было.
     
И даже нашего героя прозвали Муций Сцевола. То есть — левша. Поскольку у него правая рука после пожара совсем не действовала. И это есть отчасти верное доказательство.
     
Но, конечно, могли бы ему более хорошее прозвище дать. Поступок все-таки незаурядный. Тем более, там у них в Риме даже, кажется, «скорой помощи» не было, так что это особенно усиливает мужество этого римского бойца. В общем и этим поступком мы вполне любуемся. Он указывает на силу и присутствие духа, что в жизни тоже немаловажно.
     
     
39. Теперь мы расскажем вам удивительную историю, которая закончилась весьма радостно и приятно.
     
И в этой истории, наряду с большим мужеством и силой духа, вы увидите исключительную любовь товарища, и дружескую поддержку, и громадный риск, и все, что с этим. А это тоже что-нибудь да стоит.
     
И эта история во многих отношениях является удивительным событием. И она так интересна, что читается одним духом.
     
Мы собираемся вам рассказать о том, как анархист Кропоткин бежал из Петропавловской крепости. Ему помог бежать его друг — доктор Веймар. И храбрый поступок этого врача мы вполне причисляем к удивительным историям.
     
А Кропоткин был арестован царским правительством и год сидел в ужасном каземате Петропавловской тюрьмы.
     
Ему грозила каторга и ссылка на вечное поселение.
     
И тогда его друзья во главе с этим доктором решили спасти его.
     
И вот однажды, вместе с передачей, Кропоткин получает карманные часы. Это его удивило. Он стал рассматривать часы, и, к его удивлению, он нашел в механизме часов записочку на тончайшей бумаге. И в этой записочке излагался план бегства.
     
     
40. План был такой. В ближайшие дни во время двадцатиминутной тюремной прогулки за стеной крепости Кропоткин услышит игру на скрипке. И это будет знак, по которому он должен добежать до ворот крепости. А у ворот будет ждать лихач, который и отвезет его в назначенное место.
     
Так что все дело было — добежать до ворот. Но это было крайне нелегко. До ворот было шагов триста. А на прогулке за Кропоткиным по пятам следовал солдат с ружьем. А у ворот стоял часовой.
     
И вот однажды в июльский день по данному сигналу Кропоткин бросился к воротам.
     
Причем это было так неожиданно, что конвойный солдат в первую минуту растерялся. И благодаря этому Кропоткин выиграл несколько шагов.
     
С криком: «Держи!» — конвойный побежал за арестантом и несколько раз пытался ударить его штыком, бросая вперед руку с ружьем, но безуспешно. Причем не стрелял, вероятно, уверенный, что арестанта поймают у ворот.
     
     
41. Но у ворот специальный человек (приятель Веймара) отвлек внимание часового. Он ему что-то рассказывал, и часовой слушал, развесив уши.
     
Тогда Кропоткин, сбросив для легкости арестантский халат, побежал быстрей. Конвойный приготовился стрелять, но, к счастью, в ворота въехали крестьянские подводы с фуражом, и Кропоткин успел за ними скрыться.
     
И вот еще несколько усилий, — и Кропоткин в воротах. И за воротами он видит лихача.
     
Но тут он с ужасом замечает, что в пролетке лихача сидит какой-то блестящий гвардейский офицер.
     
Была секунда, когда Кропоткин замер. И не знал, что ему делать.
     
Но офицер закричал:
     
— Скорей же, черт побери, прыгай!
     
Кропоткин одним духом прыгнул в экипаж. Офицер протянул ему складной цилиндр и плащ, и сам, вскочив с сиденья и потрясая револьвером, закричал кучеру страшным голосом:
     
— Гони!.. Убью!..
     
И великолепный призовой рысак рванул что есть мочи.
     
     
42. Сзади раздались крики: «Держи!». И прогремело несколько выстрелов. Но было поздно.
     
Рысак уже был далеко. И гвардейский офицер (а это был переодетый друг Кропоткина — отважный доктор Веймар) спокойно откинулся на спинку сиденья. И теперь в экипаже ехали роскошные господа — офицер и барин в цилиндре и в крылатке. И проходящие жандармы отдавали честь, хотя где-то вдалеке продолжали кричать: «Держи!»
     
Беглецы выехали на Каменноостровский и вскоре были на квартире у своих друзей.
     
Однако тут находиться было небезопасно. И Кропоткин уехал за город. А через два дня был уже в Финляндии. И оттуда перебрался в Швецию.
     
Родных Кропоткина продержали два месяца в тюрьме, но, видя, что они ни при чем, отпустили. И это так радостно, что из семьи Кропоткиных никто не пострадал.
     
И храбрый доктор Веймар тоже не пострадал. О нем, собственно, никто даже и не знал. И только потом все это выяснилось.
     
Вот какие бывают врачи и доктора. И это весьма приятно знать. И даже у таких врачей хочется лечиться.
     
     
43. В общем, поступки, подобные рассказанным в этих трех новеллах, нас тоже трогают своим величием и мужеством.
     
А что касается до работников науки и искусства, то многие из них в этом смысле были на должной высоте. И некоторые их поступки тоже нас поражают своим величием.
     
И тут мы для примера и доказательства приводим несколько заметок о доблестных и славных делах деятелей этого рода.
     
• Итальянский ученый Лацциаро Спалланциани (умер в 1799 году), изучая жизненные процессы человеческого организма, произвел множество опытов над самим собой. Он вводил в кровь различные микробы и для наблюдения над пищеварением проглатывал малосъедобные и вовсе несъедобные вещества. Умирая, он сказал: «У меня плохое сердце, и я прошу — тотчас после моей смерти исследуйте его получше, быть может, это даст новый факт для изучения сердечных болезней».
     
• Микель Анджело всю колоссальную мощь и страстность своей личности отдал живописи, в ущерб всей своей жизни. Работая в Ватикане над своими гениальными фресками, он нередко дни и ночи проводил на лесах, лежа в неудобной позе под самым потолком. Ночью он работал, прикрепив свечку к обручу, надетому на голову. Воск нередко залеплял ему глаза. Благодаря этому он в дальнейшем потерял зрение. И его, слепого старика, водили в музеи, где он с наслаждением ощупывал руками скульптурные работы.
     
• Бетховен отказался от любви, предложенной одной из его поклонниц. Он сказал своим друзьям: «Если б я таким образом захотел тратить свои силы, что бы осталось для лучшего, для благородного». Он писал тогда свою знаменитую Шестую симфонию.
     
     
44. Однако, помимо всего перечисленного, бывает еще один сорт героизма и мужества. И это тоже нас может удивлять своей силой. Но полного восхищения это у нас не вызывает.
     
Мы говорим о храбрых поступках, которые, так сказать, лишены большой цели и значения.
     
Ну, например, был такой знаменитый протопоп и писатель Аввакум. И он проявил исключительное мужество. Его пытали, кидали в тюрьмы и в ссылки. Подкупали. Упрашивали, наконец, отказаться от его идеи. Но он так и не сдался. И настаивал на своем. Пока его не убили.
     
А вся его идея заключалась, извините, в том, что он был против того, чтобы публика крестилась тремя перстами. Он говорил, что верующих это должно смущать. Что это им может напоминать кукиш в его первоначальной форме. И настаивал на двух пальцах. А те настаивали на своем учении И так с этой славной идеей и помер. Его сожгли. И он даже с костра кричал: «Еретики, мерзавцы!»
     
Согласитесь сами, что подобный храбрый поступок может удивлять, но восхищения он не вызовет, поскольку идейка все-таки слабовата. Хотя как сказать — если поглядеть историю, то нередко именно через такие дела многие и заканчивали свою бурную жизнь и много буйных голов слетело к черту за небольшое в сущности дело — двумя или тремя перстами креститься.
     
     
45. Или второй случай. Фельдмаршал Миних.
     
Его, как известно, при Елизавете Петровне в 1742 году судили. Он, собственно, засыпался по общественному делу. Он у прежней царицы состоял в фельдмаршалах. И та относилась к нему благосклонно. А эта новая прямо как с цепи сорвалась.
     
И только свергли с престола эту добродушную молоденькую дуру, Анну Леопольдовну, со своим детенышем, как Елизавета Петровна сразу вдруг велела отдать под суд нашего почтенного фельдмаршала.
     
И вдобавок председателем суда назначили одного из его подчиненных — Трубецкого.
     
Трубецкой на суде говорит:
     
— Подсудимый Миних, признаете ли вы себя виновным? Миних говорит:
     
— Я в одном только виноват, господин судья.
     
— В чем же именно?
     
— Именно в том, — сказал Миних, — что я тебя, собаку, не повесил, когда ты у меня в прошлом годе попался в плутовстве, будучи кригс-комиссаром.
     
46. От этого смелого ответа многие в суде фыркнули. А председатель побледнел и без сожаления приговорил Миниха к смертной казни.
     
Но Елизавета Петровна, отличаясь слабостью нервов, не захотела казни и велела сослать на вечное поселение.
     
И в этом ответе Миниха было, конечно, много храбрости и мужества. Другие бы стали ныть и подхалимничать. А этот сделал такой гордый ответ. Но тут, конечно, были личные счеты — сильная ненависть и желание обидеть.
     
И потому подобный поступок при всей его храбрости нас только может удивлять, но к человеку мы остаемся холодны и равнодушны. Нам, как бы сказать, даже наплевать на него.
     
Вот что значит цель и устремление.
     
В общем, из двух последних новелл можно вывести заключение, что в любом поступке немаловажную роль играет цель и назначение.
     
И там, где цель ничтожна, там даже храбрейший поступок может вызвать нашу насмешку. А где цель высока, там героизм, как мы видели, достигает своего величия.
     
     
47. А правильная и великая цель совместно с героической борьбой и удивительным мужеством создала, например, социальную революцию.
     
И на этой революции завершилось прошлое, и наступило настоящее. И о прошлом, перелистывая историю, мы вам говорили. А что касается настоящего, то оно перед вашими глазами. И все вы видите, что это такое. Это то, что жизнь из рук владельцев заводов, банков и магазинов и из рук помещиков окончательно перешла в руки тех, кто работает. И это есть одно из самых удивительных событий и перемен, известных за все время.
     
И наблюдатели этих перемен должны учитывать, что настоящий момент в сравнении с тем, что будет, еще не совсем показателен для наблюдений. А некоторые трудности наших дней еще ничего не говорят. А то, что сделано почти из ничего, — уже чрезвычайно много. А то, что будет вскоре, — будет в высшей степени хорошо, поскольку все будет делаться для себя, — а никто сам себе не враг. Трудящиеся сами разберутся, что к чему.
     
Но то, что есть, не пришло само по себе. А было проявлено для этого высшее мужество и сила духа, и были испытаны большие страдания и огромные потери.
     
А из удивительных событий, происходивших в эти годы, помимо указанного, можно назвать такие.
     
     
48. Первое удивительное событие — это гражданская война, закончившаяся полным поражением барской России. Как сказал наш славный советский поэт:
     
      
       
За это бились под Орлом,
       
Под Жмеринкой дрались.
       
За эту драку, черт возьми, кривую как коса,
       
Нас всех, оставшихся в живых, берут на небеса.
       
Но нам, ребята, не к лицу благословенный край…
      
     
     
И, действительно, в эту войну многими было проявлено такое мужество и такой героизм, что мало что с этим может равняться! И имена этих героев у всех на устах. И некоторые из них погибли, а некоторые живы, и их можно видеть.
     
И имена тех и других будут записаны на мраморную доску золотыми буквами.
     
А второе удивительное событие было такое, что частные торговцы и купцы с их привычкой ежедневно торговать, потерпели окончательное поражение и сошли со страниц новейшей истории со своими актуальными лозунгами: «Не обманешь — не продашь», «Кто прост, тому коровий хвост» и «Деньги не пахнут».
     
     
49. Что касается до третьего удивительного события, то оно — Большие Перемены.
     
Еще не так давно поэт писал такие стихотворные строчки, в которых ради сомнительной рифмы допущена поэтическая вольность:
     
      
       
Довольно гнить и ноять
       
И славить взлетом гнусь, —
       
Уж смыла, стерла деготь
       
Воспрянувшая Русь.
      
     
     
Однако эти строчки уже ничего не говорят. И смывшая деготь Русь из соломенной и деревянной стала железной. И нищая деревенская страна, перестроенная на новом коллективном основании, создала новое прекрасное хозяйство и новый, еще не записанный быт. И это тоже абсолютно удивительное явление, которое само за себя говорит без всякой записи.
     
А четвертое удивительное событие уже видно всем. И мы не будем затруднять читателя объяснением, как и чего, и не будем затрагивать вопросов политической экономики. Только скажем, что материальное улучшение, которое растет, все время будет возрастать.
     
И мы в этом уверены и на это вполне надеемся. И оно, наверно, так и будет.
     
И когда это целиком подтвердится, то это удивительное событие оценят все без исключения, и все запишут его в своем сердце.
     
     
50. А что касается пятого удивительного события, то оно — Большая Работа. И она с такой силой велась и так энергично, что это всех привело в изумление. И даже некоторые сказали: это чересчур опасно для ихнего здоровья.
     
И это действительно была такая громадная работа, небезопасная для здоровья, что представитель дворянского класса может просто не понять, что это такое.
     
Как в свое время поэт Некрасов сказал, обращаясь к своему светскому читателю:
     
      
       
Эту привычку к труду благородному
       
Нам бы не худо с тобой перенять,
       
Благослови же работу народную
       
И научись мужика уважать.
      
     
     
И мы к этому стиху добавим, что мы, в свою очередь, должны научиться уважать друг друга и быть друг к другу внимательны и любезны. А то если работу нежно любить, а людей забывать, то получится не то, что требуется. Так что уважать людей и любить их надо со всей силой своего сознательного сердца.
     
И это на голубом мраморе надо записать черными буквами с пятью восклицательными знаками.
     
     
51. Может быть, конечно, мы позабыли сказать еще о каких-нибудь удивительных событиях, — просьба отметить их в своей памяти.
     
А что касается удивительных и славных дел за границей, то это очень часто у них бывает. И там находятся такие исключительные герои, и бывают такие великолепные поступки храбрости и мужества, что даже враги поражаются, и они этим напуганы, страшно сердятся, мстят и убивают.
     
И вы об этом по временам читаете. И имена этих героев у вас на устах. И эти прекрасные имена тоже будут высечены на мраморе золотыми буквами.
     
И вот на этом, друзья, мы позволим себе закончить описание удивительных исторических событий и краткий перечень удивительных событий нашего времени.
     
Так пожелаем же счастья и удачи новым людям и новой удивительной жизни, которая развертывается перед нашим взором.
     
     
52. Здравствуй, новая молодая жизнь!
     
Вот теперь все принадлежит самим трудящимся, и поэтому мы надеемся, что все будет хорошо и что все рабские чувства и мысли, созданные мрачной историей, — суетливая услужливость, лакейская угодливость и чрезмерная готовность — уйдут и исчезнут и никогда не будут больше унижать человеческое достоинство.
     
Это было создано страхом и свирепой борьбой за существование и всем неприглядным ходом истории.
     
Так здравствуй же, новая молодая жизнь — не такая, как записана в истории.
     
И на этом приятном восклицании, в котором много радости и надежды, мы и заканчиваем наш отдел с пожеланием всего хорошего.
     
Попросим вас только зачитать небольшое послесловие к пятому отделу.
    
    
     
      
Послесловие
     
     
Итак, друзья, наш славный пятый отдел закончен.
     
Так что же мы видим, прочитавши все это — исторические новеллы и краткий конспект современных удивительных событий из наших дней.
     
А мы видим, что сквозь все невозможные невзгоды, сквозь мрак, холод и туман всегда пробиваются светлая мысль, бодрость, надежда и мужество.
     
Мы видим, как наряду с жалкими и низкими поступками происходят удивительные поступки, достойные наивысшего названия и одобрения.
     
Мы, наконец, видим, как меняется наша жизнь и как из одной она делается другой — такой, как это будет нужно и полезно для населения.
     
И мы теперь рады случаю поспорить с поэтом, который в свое время так сказал, не видя пятой части жизни:
     
      
       
Как часто плачем — вы и я
       
Над жалкой жизнию своей!
       
О, если б знали вы, друзья,
       
Холод и мрак грядущих дней.
      
     
     
Но мы холода и мрака грядущих дней не видим.
     
А мы видим и представляем себе иные и великолепные картины. И очень хорошо, что поэт ошибся.
     
И на этом, друзья, мы заканчиваем пятую и последнюю часть нашей «Голубой книги».
     
Впрочем, для разбития мыслей мы еще предложим вашему вниманию такое, что ли, специальное приложение. И в этом приложении вам будет рассказано кое-что забавное и смешное.
     
И этот наш добавочный отдел отчасти будет приложением к пятой части, а отчасти он будет завершать всю нашу книгу в ее близком конце.
     
И это будет, так сказать, мост, по которому вы плавно перейдете на житейский берег после долгих литературных путешествий.
     
В общем, мы предлагаем вам зачитать пять современных новелл по числу наших отделов и с их значением.
     
Так, например, первая новелла будет о деньгах в их удивительном значении. Вторая о любви тоже в удивительном преломлении. И так далее. Вплоть до конца.
     
Итак, начинаются наши развлекательные новеллы, написанные для разбития мыслей и для того, чтоб посмеяться и получить бодрую зарядку.
    
    
     
      
Приложение к пятому отделу
     
     
      
       
Бедная Лиза
      
      
Одна молодая особа, весьма недурненькая и развитая брюнетка, решила в этом году непременно разбогатеть.
      
То есть не то чтобы она хотела заполучить сказочное богатство, как это иной раз бывает в странах капитала среди миллионеров и спекулянтов.
      
Нет, она, конечно, этого не хотела. То есть, вообще-то говоря, она именно как раз этого и хотела. Но только она не понимала, как это теперь бывает. И потому она решила иметь то, что в пределах возможного.
      
Она хотела иметь какой-нибудь голубой фордик с постоянным, что ли, шофером. Стандартную дачку. Некоторый счет в Торгсине. И, конечно, какое-нибудь знатное положение мужа, чтоб ей бывать повсюду и всех видеть.
      
А муж у нее был обыкновенный инженер. То есть он был гидролог. Это у них там что-то насчет воды. А если это так, то он, конечно, никаких там особых колонн не проектировал, за что бы ему шли деньги и премии, как творцу новых идей и положений.
      
Короче говоря, он жил помаленьку на свои семьсот монет. И, будучи энтузиастом своего дела, был до некоторой степени вполне доволен.
      
Супругу же его не устраивала эта сумма. И, будучи женщиной праздной и пустенькой, со слабым мировоззрением, она мечтала о сказочной роскоши и так далее.
      
А ей кто-то сказал, что вообще как будто писатели живут довольно недурно. Что некоторые из них имеют пишущие машины, отдельные квартиры, дачи, а иной раз даже и автомобиль. И пусть она среди этой прослойки что-нибудь себе поищет.
      
Но Лиза не знала, где ей этого искать. И потому она не без поспешности сошлась с одним первым попавшимся автором.
      
Но, между нами говоря, этот инженер человеческих душ, как нарочно, оказался на редкость несостоятельным и ограниченным субъектом. И вдобавок он был любитель алкоголя. Благодаря чему через месяц он выразил желание, чтоб она непременно где-нибудь служила. Поскольку он сам на себя не надеялся, создавая слабые, маловысокохудожественные книги, не отражающие в полной мере величие эпохи.
      
В общем, он не оправдал ее надежд, и тогда она покинула этого своего выродка, потеряв при этом веру в литературу и в ее могущество.
      
В общем, она вернулась к своему супругу. Но, вернувшись, она не оставила своих пылких надежд и только ждала, чтоб что-нибудь у нее поскорей случилось.
      
И вот как раз тогда ее познакомили с одним иностранцем.
      
Ей представили его в ресторане. И сказали, что он интурист. И что он живет в отеле, но этим недоволен и мечтает найти комнату в частном доме месяца на два. Нет ли у нее такой?
      
И хотя у нее этого не было, но она тем не менее крайне обрадовалась и решила на два месяца переселить куда-нибудь свою преподобную мамашу, чтоб только ей не упустить избалованного иностранца, не могущего проживать в неуютных, шумных отелях среди звонков и приходящих девиц.
      
В общем, этому интуристу и изнеженному аристократу она устроила у себя в квартире комнату. И хотя супруг ее не допускал до этого, но она на своем настояла. И тот к ним переехал со своим ослепительным гардеробом, одеколоном, фотоаппаратом и так далее.
      
И вот Лиза, думая, что наступил главный момент в ее жизни, сошлась с этим иностранцем.
      
И тот ее исключительно полюбил. И сделал ей формальное предложение. На что она согласилась и даже сверх того — очень тому обрадовалась, прямо до того, что и описать нельзя.
      
И тогда она сразу бросила мужа. И стала с ним жить в мамашиной комнате.
      
И хотя ее иностранец по-русски почти не говорил, а она, наоборот, говорила только по-русски, тем не менее это отнюдь не послужило преградой для их взаимного международного счастья.
      
В общем она была счастлива и мечтала о Париже, Лондоне, Средиземном море и так далее.
      
Но через месяц интурист, научившись более сносно выражать по-русски свои мысли, как-то раз особенно разговорился о том, о сем на этом языке, и из разговора она отчасти выяснила, что тот вовсе не собирается уезжать в Европу. А напротив, он даже хочет тут обосноваться. И что по случаю затруднительных дел там у них за границей закрылось какое-то предприятие, и он по этому случаю остался как бы даже без работы. Вот почему он и прибыл в Союз, надеясь тут найти что-нибудь по своей специальности.
      
Она, побледнев, попросила его повторить эти грубые русские фразы о том, о сем. И он снова сказал ей то же самое, добавив, что у него есть большие надежды здесь у нас устроиться, поскольку он специалист по шипучим водам и тут в Союзе это как раз, наверное, очень надо. И, если он устроится, тогда через год они смело смогут съездить в Париж, если уж она так этого хочет.
      
Тогда она, вспыхнув, не без яду, спросила, зачем же он при своем положении, будучи простым безработным, называется интуристом и при этом не оставляет своих изнеженных привычек и не живет в дешевом номере. А своим видом и поведением смущает окружающих, допуская их делать невесть какие выводы.
      
Тогда он заметил ей, что вот именно он как раз и переехал из отеля к ним ради, так сказать, экономии.
      
Тогда она заплакала, сказав, что если это так, то в ее слабой голове спутались все понятия об устройстве мира. И что об интуристах она была совершенно другого мнения. Она думала, что они все без исключения ездят ради прихоти и любопытства, а не ради того, зачем он прибыл. Не хватало, дескать, ей еще за безработных выходить. Ведь этого даже у нас нету. А тут вот она нашла такого. Так уж лучше она выйдет замуж за нашего конторщика и будет получать свои сто целковых, чем что-либо другое.
      
И она от обиды и унижения три дня плакала. И велела интуристу уехать в отель, поскольку мама жила на улице.
      
В общем, она рассталась с ним, поскольку, тем более, ее первый муж, как выяснилось, сделал какую-то крупнейшую экономию на службе и за это получил десять тысяч рублей премии, что и было объявлено в газетах.
      
Однако супруг, не зная еще, что она к нему вернется, отдал эти деньги на строительство. Он был большой энтузиаст и был отчасти равнодушен к деньгам. Вот он и отдал эту сумму государству.
      
А она, вернувшись и узнав об этом, до того расстроилась, что супруг боялся за целость ее рассудка. И тогда она, успокоившись, снова затаила в душе решение найти что-нибудь лучшее.
      
А ей кто-то сказал, что тот самый злосчастный писателиш-ка, с которым она недавно жила и не была счастлива, неожиданно сильно пошел в гору. Он бросил писать свои слабые вещицы и неожиданно вдруг написал пьеску, которая по силе, говорят, не уступала Борису Шекспиру или что-нибудь вроде этого. И что он теперь буквально великолепно зарабатывает.