1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 
235  Там, как в удобном дому, гнездились гнусные  птицы.    

Влево клонилась она, над рекой нависая высоко, —    

Справа налег Геркулес и скалу расшатал, обрывая    

Корни в недрах горы, и, со склона обрушившись, глыба    

Пала; паденье ее отдалось словно громом в эфире,    

240  Дрогнули берег и дол, и поток отхлынул в испуге.    

Кака подземный чертог открылся взору Алкида,    

Новый провал обнажил глубины темной пещеры, —    

Так разверзает порой напор неведомой силы    

Пропасть в толще земной, и богам ненавистное царство    

245  Взору является вдруг в глубине зияющей бездны,    

И от проникших лучей трепещут бледные маны.    

Вор, застигнут врасплох внезапно хлынувшим светом,    

Заперт в полой скале, метался с воем истошным;    

Стрелами сверху его осыпал Геркулес и любое    

250  В ход оружье пускал – и огромные камни, и сучья.    

Видит Как, что ему от погибели некуда скрыться;    

Начал он дым изрыгать из пасти, – дивное дело! —    

Все свое логово мглой непроглядной наполнил поспешно.    

Зренья героя лишив, сгустилась под сводом пещеры    

255  Дымная тьма – лишь порой прорезал ее пламени  отблеск.    

Тут не стерпел Геркулес и в провал, огнем полыхавший,    

Прыгнул стремглав – туда, где сильней колыхался волнами    

Дым, где черный туман по пещере бурно клубился.    

Кака во тьме он настиг, изрыгавшего дым бесполезный,    

260  Крепко руками обвил, и прижал, и сдавил его, так  что    

Вылезли тотчас глаза, пересохло бескровное горло.    

Двери сорвав, отворил Геркулес пещеру злодея,    

Небо увидело вновь похищенный скот (отпирался    

Вор понапрасну) и труп безобразный, который Алкидом    

265  За ноги вытащен был. А мы, наглядеться не в  силах,    

Страшным дивимся глазам и мохнатой груди полузверя,    

Смотрим в раскрытую пасть, из которой не бьет уже пламя.    

С той поры Геркулеса мы чтим, и потомки охотно    

Праздник этот блюдут. А Потиций – его учредитель,    

270  С ним Пинариев дом хранит Геркулеса святыни.    

Этот алтарь, что у нас будет зваться Великим вовеки,    

Бог воздвиг, чтобы он был для нас великим вовеки.[466]    

Юноши! С нами и вы почтите подвиг столь славный,    

Свежей листвой увенчайте чело и, кубки подъемля,    

275  К общему богу воззвав, возлиянье вином  сотворите".    

Молвил – и в кудри себе Геркулесова тополя ветви    

Вплел он, и пали ему на чело двухцветные листья.    

Кубок священный своей он наполнил рукой – и немедля    

Гости, взывая к богам, над столом творят возлиянье.    

     

280  Ниже Веспер меж тем спустился по склону Олимпа.    

Вот подходят жрецы во главе с Потицием ближе,    

Факелы держат они, по обычаю в шкуры одеты.    

Вновь накрывают на стол: те, что после пира приятны,    

Яства несут и алтарь отягчают блюдами щедро.    

285  Салии[467] с  песней меж тем окружают жертвенник дымный, —    

Тополя ветви у всех вкруг висков обвиваются мягко.    

Слева – юношей хор, а справа – старцев, и песней    

Подвиги бога они прославляют: как задушил он    

Змей, что ему в колыбель были посланы мачехой[468] злобной,    

290  Как Эхалии[469] он  и Трои могучие стены    

Приступом взял и сколько трудов он вынес суровых,    

Отданный в рабство царю Эврисфею по воле Юноны.    

"Ты, кто стрелами настиг, необорный, Гилея и Фола —    

Тучи двувидных сынов, ты, сразивший критское диво[470]    

295  И под Немейской скалой[471] исполинского льва победивший!    

Страшен и Стиксу ты был, и псу, что Орк охраняет,    

Лежа на груде костей обглоданных в гроте кровавом, —    

Ты же страха не знал: ни чудовищ вид, ни Тифея[472]    

Поднятый меч не пугали тебя, был ясен твой разум    

300  В час, когда Лерны змея тебе сотней жал  угрожала.    

Праздник свой посети, громовержца истинный отпрыск,    

К нам благосклонен пребудь, Олимпа новая гордость![473]"    

Бога песней такой прославляли они, прибавляя    

Повесть о Каке, о том, как наполнил он дымом пещеру.    

305  Роща вторила им, и эхом холмы отвечали.    

     

Праздничный был закончен обряд, и в город обратно    

Двинулись все. Впереди шел Эвандр, удрученный годами,    

Рядом с собой удержал Энея он и Палланта    

И, чтобы путь скоротать, о многом беседовал с ними.    

310  Смотрит Эней, проворный свой взор обращая  повсюду:    

Место ему по душе. Обо всем расспросить он стремится,    

Радостно слушает все, что о древних мужах повествует    

Царственный старец Эвандр, основатель римской твердыни:    

"Жили в этих лесах только здешние нимфы и фавны;    

315  Племя первых людей из дубовых стволов тут  возникло.    

Дикие нравом, они ни быков запрягать не умели,    

Ни запасаться ничем, ни беречь того, что добыто:    

Ветви давали порой да охота им скудную пищу.    

Первым пришел к ним Сатурн с высот эфирных Олимпа,    

320  Царства лишен своего, устрашен оружием сына.    

Он дикарей, что по горным лесам в одиночку скитались,    

Слил в единый народ, и законы им дал, и Латинской    

Землю назвал, в которой он встарь укрылся надежно.[474]    

Век, когда правил Сатурн, золотым именуется ныне:    

325  Мирно и кротко царил над народами бог, – но  на смену    

Худший век наступил, и людское испортилось племя,    

Яростной жаждой войны одержимо и страстью к наживе.    

Вскоре явились сюда авзонийская рать и сиканы,    

Стали менять имена[475] все  чаще Сатурновы пашни.    

330  Много здесь было царей и средь них – суровый и  мощный    

Тибр, – в честь него нарекли и реку италийскую Тибром,    

И потеряла она старинное Альбулы имя.    

Так же меня, когда я, из родного изгнанный края,    

В море бежал, всемогущая власть Фортуны и рока    

335  В эти места привела, где и матерью, нимфой  Карментой,[476]    

И Аполлоном самим мне остаться велено было".    

Молвив, прошел он вперед и алтарь показал и ворота,    

Что и по сей еще день Карментальскими в Риме зовутся,    

Ибо доныне у всех здесь в почете имя Карменты,    

340  Нимфы-провидицы, встарь предрекавшей великую  славу    

Роду Энея в веках и удел Паллантея высокий.    

Рощу царь показал, которой Убежища имя    

Ромул дарует опять,[477] и  под камнем холодным Луперкал    

(Имя дано ему в честь паррасийского Пана-Ликея);[478]    

345  Лес Аргилетский Эвандр показал и, поклявшись  священным    

Этим местом, гостям о кончине Арга поведал;[479]    

Дальше к Тарпейской горе[480] он  повел их – теперь Капитолий    

Блещет золотом там, где тогда лишь терновник кустился.    

Но и тогда уже лес и скала вселяли священный    

350  Трепет в простые сердца и внушали благоговенье.    

Молвил Эвандр: "Ты видишь тот холм с вершиной лесистой?    

Там обитает один – но не ведаем, кто – из бессмертных.    

Верят аркадцы, что здесь мы Юпитера видим, когда он    

Темной эгидой своей потрясает и тучи сзывает.    

355  Видны еще там двух городов разрушенных стены,    

Память о древних мужах, следы времен стародавних:    

Янусом был основан один, другой же – Сатурном,    

Звался Сатурнией он, а первый Яникулом звался".    

Так в разговорах они до чертогов дошли небогатых    

360  Старца Эвандра. Стада попадались навстречу  повсюду —    

Там, где Форум теперь и Карин[481] роскошных кварталы.    

Царь у порога сказал: "Сюда входил победитель —    

Сын громовержца и был во дворце этом принят радушно.    

Гость мой, решись, и презреть не страшись богатства, и дух  свой    

365  Бога достойным яви, не гнушаясь бедностью  нашей".    

Молвив, под низкий свой кров он могучего вводит Энея    

И предлагает ему опочить на ложе из листьев,    

Сверху набросив на них ливийской медведицы шкуру.    

     

Ночь опустилась, обняв крылами темными землю.    

370  Мать Венера, томясь ненапрасным страхом за сына,    

Смутой встревожена злой и угрозами буйных латинян,    

Речи такие вела в золотых палатах Вулкана,    

Чтобы опять воспылал супруг божественной страстью:    

"В годы, когда разоряли войной цари Арголиды    

375  Отданный роком врагу Пергам, огню обреченный,    

Я не просила тебя несчастным помочь и оружье    

Выковать тевкрам твоей рукой искусной, супруг мой:    

Я не хотела, чтоб ты свой растрачивал труд понапрасну,    

Хоть перед царскими я была в долгу сыновьями[482]    

380  И со слезами не раз на труды Энея смотрела.    

В землю рутулов он по веленью Юпитера прибыл,    

Значит, вправе я – мать – молить о доспехах для сына.    

К просьбе да будет твоя благосклонна священная воля:    

Некогда внял ты Авроры слезам и мольбам Нереиды.[483]    

385  Сколько народов – взгляни! – собралось,  какое оружье    

Точат они на погибель и мне, и сыну, и внуку!"    

Молвив, она обвила белоснежными мужа руками,    

Нежно прильнула к нему, ибо он все медлил с ответом;    

Жаром знакомым Вулкан загорелся тотчас, и пламя    

390  В теле его разлилось, пробежав по костям и по  жилам.    

Огненной трещиной так разрывает темные тучи    

Молний мигающий блеск под удары могучие грома.    

Хитростям рада всегда и власть красоты своей зная,    

Видит Венера, что вновь побежден он вечной любовью.    

395  Молвит Вулкан: "Для чего начинаешь ты  издали речи?    

Где же твое доверье ко мне? Если б ты захотела,    

Я и тогда бы посмел сковать для тевкров оружье:    

Не запрещал ведь ни рок, ни Отец всемогущий, чтоб Троя    

Десять еще простояла бы лет и продлилась Приама    

400  Жизнь. И если теперь ты решилась готовиться к  битвам, —    

Все посулю, что стараньям моим и искусству под силу,    

Все, что создать я могу, расплавляя электр и железо,    

Все, что горнам моим и мехам доступно. Не нужно    

Просьб: на силу мою положись". С такими словами    

405  Ласкам желанным Вулкан предался, и мирной  дремотой    

Он опочил, поникнув на грудь супруги прекрасной.    

     

Ночь прошла полпути, и часы покоя прогнали    

Сон с отдохнувших очей. В это время жены, которым    

Надобно хлеб добывать за станом Минервы и прялкой,    

410  Встав, раздувают огонь, в очаге под золою  заснувший,    

И, удлинив дневные труды часами ночными,    

Новый урок служанкам дают, ибо ложе супруга    

Жаждут сберечь в чистоте и взрастить сыновей малолетних.    

Столь же бодро восстал в такую же раннюю пору    

415  С мягкого ложа и бог огнемощный, чтоб взяться за  дело.    

В море Синайском лежит близ Липары Эоловой остров,    

Скалы крутые на нем день и ночь окутаны дымом,    

Почву под ними изъел огонь циклоповых горнов,    

Гулко в пещерах звучат удары молотов тяжких,    

420  Докрасна раскалено, скрежещет железо халибов,    

Пламя гудит в очагах, и несется грохот наружу.    

Здесь – Вулкана чертог, и Вулканией остров зовется.    

С выси небесной сюда низошел огнемощный владыка.    

Тут железо куют в огромном гроте циклопы:    

425  Бронт, и могучий Стероп, и Пиракмон с голою  грудью.    

Форму и блеск под руками у них в тот миг обретала    

Молнии грозной стрела, какие во множестве мечет    

С неба на землю Отец. Не закончили труд свой циклопы:    

Облака три волокна, три нити ливня, три части    

430  Алого пламени, три дуновенья летучего Австра    

Сплавить успели они, а теперь добавляли сверканье,    

Гул, и смятенье, и страх, и пожара проворного ярость.    

Тут же крылатых колес ободья для Марса ковали,    

Чтобы их грохотом в бой поднимал он мужей и твердыни.    

435  Рядом Паллады доспех, наводящую ужас эгиду,    

Спешно лощили – затем, чтобы золотом ярче блестела    

Змей чешуя, чтоб грозней с груди богини глядела    

Взором мертвых очей голова Горгоны убитой.    

Молвит этнейским Вулкан циклопам: "Оставьте немедля    

440  Все, что начали вы, и мне внемлите! Должны мы    

Храброму мужу сковать доспехи. Теперь-то потребны    

Сила, и рук быстрота, и наставник надежный – искусство.    

Время терять нам нельзя!" И едва он закончил, циклопы    

Сразу за дело взялись, разделив по жребью работы.    

445  Медь ручьями течет, и золото плавится в горнах,    

Льется халибский металл, наносящий смертельные раны, —    

Щит создается такой, чтобы стрелы и копья латинян    

Все он один отразил: в огромный круг семислойный    

Семь скрепляют кругов. Нагнетают, мехи раздувая,    

450  Воздух одни, шипящую медь окунают другие    

В воду. Пещера гудит от ударов молота гулких,    

Мерно один за другим поднимают руки циклопы    

И, зажимая в клещах, раскаленное вертят железо.    

     

Бог лемносский[484] пока  на Эолии спешно трудился,    

455  В скромных палатах Эвандр был разбужен благими  лучами    

Утра и песнею птиц, что под низкою кровлей гнездились.    

Старец с ложа восстал, облачился туникой белой,    

Голени плотно обвил ремнями тирренских сандалий,    

Перевязь через плечо с мечом тегейским повесил,    

460  Шкуру пантеры подняв, прикрывавшую левую руку.    

Тут же к нему подбежали два пса, сторожившие двери,    

Рядом пошли, ни на шаг от хозяина не отставая.    

К гостю в дальний покой поспешил герой седовласый,    

Помня и речи свои, и вчерашние все обещанья.    

465  Встал на заре и Эней, и царю навстречу он вышел,    

С ним был верный Ахат, а с Эвандром – сын его юный.    

Встретившись, руки они пожали друг другу и сели    

В среднем покое дворца, чтоб вести без помехи беседу.    

Начал Эвандр:    

470  "Тевкров доблестный вождь, пока ты жив – не  признаю    

Я, что погиб Илион и потеряно дело троянцев.    

Силы наши, поверь, нашей славе не равны, и мало    

Проку от нас в столь грозной войне: Этрусским потоком    

Здесь отрезаны мы, а оттуда рутул теснит нас.    

475  Я же тебе союзником дам народ многолюдный,    

Царств обильных войска: этот путь к спасенью надежный    

Случай пред вами открыл. Ты самой приведен к нам судьбою!    

Здесь по соседству живет, основав на старинных утесах    

Город Агиллу, народ, отвагой воинской славный:    

480  Прибыл из Лидии он и средь гор поселился  этрусских.    

Долгие годы потом угнетал надменный Мезенций    

Этот гордый народ, подчинив его силой оружья.    

Что вспоминать о жестоких делах, о неслыханных казнях?    

О, если б их на него самого обрушили боги!    

485  Заживо жертвы свои он привязывал путами к трупам    

Так, чтобы руки сплелись и уста к устам прижимались, —    

Пытки мучительной род, убивавший медленной смертью    

Тех, кто в объятьях лежал среди тленья, гноя и смрада.    

Дольше не в силах терпеть несказанные эти злодейства,    

490  Город восстал на царя: дворец окружают с  оружьем,    

Факелы мечут в него и тирана друзей истребляют.    

Но средь резни ускользнул и у рутулов скрылся Мезенций,    

Гостя преступного Турн под защиту принял охотно.    

Ныне Этрурия вся, справедливой местью пылая,    

495  Требует выдать его, угрожая Марсовой силой.    

Я тебя, о Эней, во главе этих полчищ поставлю:    

Сомкнутым строем стоят их суда, к сраженьям готовы,    

Рвутся войска знамена поднять; лишь седой прорицатель    

Тщится их удержать, предрекая: "О, цвет меонийцев[485],    

500  Гордость отцов! Отвага бойцов и гнев  справедливый    

Вас влекут на врага, и Мезенций мести достоин, —    

Но не дано победить столь могучий народ италийцам:    

Нужно вождей иноземных найти!" И рати этрусков    

В здешних остались полях, устрашенные волей бессмертных.    

505  Сам Тархон посылал ко мне послов, предлагая    

Знаки власти – венец и царский жезл, чтобы только    

В лагерь к ним я пришел и власть над тирренцами принял.    

Но не дают мне властителем стать леденящая тело    

Старость и долгий мой век: не по силам подвиги старцу!    

510  Сына отправил бы я – но сабинянки-матери кровью    

Более с этой землей, чем с чужбиной, связан он. Ты лишь    

Призван богами, тебе ни года, ни род не преграда:    

К ним ступай, о могучий вождь италийцев и тевкров!    

Вместе с тобой я пошлю утешенье мое и надежду —    

515  Сына Палланта, чтоб ты в труде Маворса нелегком    

Был наставник ему, чтоб твои он подвиги видел,    

Чтобы тобою привык он с юных лет восхищаться.    

Двести отборных мужей, аркадских всадников крепких    

Дам я тебе, и столько же даст союзник твой юный".    

     

520  Так говорил он гостям; но сидели, взоры потупив,    

Сын Анхиза Эней и верный Ахат, и томили    

Грустное сердце мужам непрестанные мрачные думы.    

Тут ниспослала им знак Киферея с ясного неба:    

Вспыхнул мерцающий блеск высоко над землей, и внезапный    

525  Грохот раздался вокруг, будто рухнули своды  эфира,    

Ревом тирренской трубы огласились неба просторы,    

Снова и снова звучал оглушительный грохот над ними.    

Подняли взоры они: там, где неба не застили тучи,    

В алом блеске мечи и копья с шумом сшибались.    

530  В страхе замерли все. Лишь троянец, грохот  заслышав,    

Тотчас постиг, что дает бессмертная мать обещанье…    

Молвил он: "Друг, не старайся понять, какие невзгоды    

Знаменья эти сулят: лишь ко мне взывают с Олимпа!    

Мать-богиня мне знак подает: если грянут сраженья,    

535  С неба мне будет доспех, Вулканом кованный,  послан,    

Помощь нам будет дана.    

Горе! Сколько смертей ожидает несчастных лаврентцев!    

Как ты поплатишься, Турн! Как много, Тибр, повлечешь ты    

Панцирей, шлемов, щитов и тел троянцев отважных!    

540  Пусть нарушают союз! Пусть громче требуют  битвы!"    

     

Так промолвил Эней и с высокой поднялся скамейки.    

Прежде всего пробудил он уснувший огонь Геркулесов    

На алтаре и лара почтил, и малых пенатов,    

Радости полный; и с ним Эвандр и юноши Трои    

545  В жертву богам принесли овец по обряду отборных.    

После того, к кораблям и спутникам вновь воротившись,    

Самых отважных средь них отобрал Эней, чтобы в битвы    

С ними вместе идти; а другим предстояло спуститься    

Вниз по реке и проплыть, не тратя труда, по теченью,    

550  Чтобы скорей об отце привезти Асканию вести.    

Дали аркадцы коней отъезжавшим в Этрурию тевкрам,    

Лучший скакун был вождю приведен: как чепрак, покрывала    

Львиная шкура его и сверкала когтей позолотой.    

     

Тотчас молва понеслась и наполнила маленький город    

555  Слухом о том, что к царю тирренскому всадники  едут.    

Вдвое усердней мольбы возносят матери; ближе    

Марса пугающий лик; обгоняют страхи опасность.    

Долго держит Эвандр уходящего сына в объятьях,    

Не оторвется никак, и ему говорит со слезами:    

560  "Если бы сделал меня, воротив минувшие  годы,    

Вновь Юпитер таким, каким под Пренестой сразил я    

Строй передний врагов и щиты их сжег, победитель;    

Этой отправил рукой я владыку Эрула в Тартар,    

Хоть при рожденье ему Ферония-мать даровала —    

565  Страшно сказать – три души и три доспеха носил  он;    

Трижды его пришлось убивать – но этой рукою    

Три души я исторг и сорвал с него столько ж доспехов.    

Мне бы тогда не пришлось от твоих отрываться объятий,    

Сын мой! Тогда б не посмел от меня так близко Мезенций    

570  Столько людей истребить беспощадным железом и  город    

Стольких граждан лишить, на меня позор навлекая.    

К вам, о боги, к тебе, о Юпитер, богов повелитель,    

Я взываю теперь: над властителем сжальтесь аркадцев,    

Просьбам внемлите отца! Если вашей воле угодно    

575  Сына мне возвратить, если рок сохранит мне  Палланта,    

Если живу я, чтоб вновь увидать его, встретиться снова, —    

Дайте мне жизнь! Я бремя ее понесу терпеливо.    

Если же мне небывалый удар ты готовишь, Фортуна,    

Дайте, о дайте сейчас оборваться жизни жестокой,    

580  Есть надежда доколь и неведом исход опасений,    

Сына доколе – ведь в нем лишь одном моя поздняя радость    

Крепко в объятьях держу, доколе вестник несчастья    

Ранить мой слух не успел". Так отец, стеная, прощался    

С сыном; и тут же без чувств унесли его слуги в чертоги.    

     

585  Всадники тою порой из ворот отворенных скакали,    

Ехал Эней впереди, и с ним Ахат неразлучный,    

Следом – Трои вожди, и меж них – Паллант, привлекавший    

Взоры широким плащом и украшенным ярко доспехом.    

Так же средь звездных огней увлажненный водой Океана    

590  Блещет в ночи Люцифер, больше всех любимый  Венерой,    

Лик свой являя святой и с неба тьму прогоняя.    

Матери, встав на стенах, провожают взором тревожным    

Облако пыли и в нем горящие медью отряды.    

Мчит напролом по кустам, сократить стараясь дорогу,    

595  Конных воинов строй; далеко их разносятся клики,    

Глухо копыта коней колотят по рыхлому полю.    

Есть близ Церейской реки[486] прохладная  роща густая, —    

Издавна чтима она как святыня; ее окружают    

Склоны крутые холмов, темнохвойной елью поросших.    

600  Рощу и празднество в ней, как гласит преданье,  Сильвану,    

Богу пашен и стад, в старину посвятили пеласги,    

Первыми в давние дни владевшие краем Латинским.    

Неподалеку Тархон и тирренцы в местах безопасных    

Лагерь разбили; с холма крутого был всадникам виден    

605  Стан многолюдный его и шатры на поле просторном.    

Спешился здесь родитель Эней и отряд его юный,    

Чтобы могли отдохнуть и усталые люди, и кони.    

     

Тою порой в облаках эфирных летела Венера,    

Дар Энею несла, и, в долине укрытой увидев    

610  Сына от всех вдалеке за рекою теплой, богиня    

Вышла навстречу ему и такое молвила слово:    

"Вот он, обещанный дар, искусством создан Вулкана,    

Можешь ты вызвать теперь из надменных лаврентцев любого    

Без колебаний на бой, не страшась и отважного Турна".    

615  Молвив так, обняла Киферея любимого сына    

И положила пред ним под дубом доспех лучезарный.    

Рад богини дарам и горд великою честью,    

Смотрит и смотрит Эней, и очей не может насытить,    

Вертит подолгу в руках и со всех сторон озирает    

620  С грозной гривою шлем, и с клинком, как пламя,  горящим    

Меч, роковой для врагов, и прочный панцирь из меди    

Алой, как свежая кровь иль как туча на небе закатном,    

В час, когда солнца лучи раскалят ее блеском пурпурным.    

Легкие он поножи берет из чистейшего сплава    

625  Золота и серебра, и копье, и щит несказанный.[487]    

Бог огнемощный на нем италийцев и римлян деянья    

Выковал сам, прорицаний не чужд и грядущее зная:    

Был там Аскания род до самых далеких потомков,    

Были и все чередой сраженья грядущих столетий.    

630  Вот волчица лежит в зеленой Марса пещере    

Щенная; возле сосцов у нее играют без страха    

Мальчики – два близнеца – и сосут молоко у мохнатой    

Матери; нежно она языком их лижет шершавым,    

Голову к ним повернув, и телам их расти помогает.    

635  Рядом виден и Рим и цирк, где похищены были    

В пору Великих игр беззаконно сабинские девы,[488]    

Из-за которых войной на дружину Ромула тотчас    

Старец Татий[489] пошел,  властитель Курий суровых.    

Тут же оба царя, прекратив сраженье,[490] стояли    

640  С чашами пред алтарем и, союз народов скрепляя,    

Вместе они приносили свинью Юпитеру в жертву;    

654  Новый за ними дворец стоял под соломенной  кровлей.    

642  Выковал рядом Вулкан и квадриги, что врозь  разбегаясь,    

Меттия лживого рвут – чтоб держал ты слово, альбанец!    

По лесу Тулл за собой влечет клочки его тела,[491]    

645  Капли кровавой росы окропляют колючий кустарник.    

Здесь же Порсенна велит, чтоб Тарквиний изгнанный принят    

В Риме был вновь, и город теснят осадой этруски,    

Но за свободу идут на мечи врагов энеады.    

Вот он – словно живой, словно дышит гневной угрозой —    

650  Царь, услыхавший, что мост обрушен Коклесом  дерзко,    

Что, через Тибр переплыв, избежала Клелия плена.[492]    

Вот в середине щита, высокий заняв Капитолий,    

Манлий у храма стоит, охранитель твердыни Тарпейской;[493]    

655  Вот и серебряный гусь меж колонн золотых  пролетает,    

Воинам громко кричит, что противник уже у порога, —    

Галлы меж тем по кустам под защитой тьмы и безлунной    

Ночи идут в тишине и уже занимают твердыню.    

Золотом ярко горят и волосы их и одежды,    

660  Блещут полоски плащей, и вкруг белых шей золотые    

Вьются цепи у них; в руках у каждого по два    

Дрота альпийских, и каждый щитом прикрывается длинным.    

Рядом выковал бог островерхие фламинов[494] шапки,    

Салиев древних прыжки и щиты, упавшие с неба,[495]    

665  Также луперков нагих и повозок праздничный  поезд,[496]    

Строгих везущий матрон. А поодаль виден был Тартар,    

Дита глубокий провал и жестокие кары злодеев:    

Здесь, Катилина[497],  и ты, прикованный к шаткому камню,    

В лица фурий глядишь, неотступным терзаемый страхом.    

670  Рядом – праведных сонм и Катон, им дающий  законы.[498]    

Весь опоясало щит из червонного золота море,    

Волны седые на нем взметают пенные гребни,    

Светлым блестя серебром, проплывают по кругу дельфины,    

Влагу взрывая хвостом и соленый простор рассекая.    

675  Медью средь моря суда сверкали: Актийскую битву[499]    

Выковал бог на щите; кипели Марсовы рати,    

Всю Левкату заняв, и плескались валы золотые.    

Цезарь Август ведет на врага италийское войско,    

Римский народ, и отцов, и великих богов, и пенатов;    

680  Вот он, ликуя, стоит на высокой корме, и двойное    

Пламя объемлет чело, звездой осененное отчей.[500]    

Здесь и Агриппа[501] –  к нему благосклонны и ветры и боги —    

Радостно рати ведет, и вокруг висков его гордо    

Блещет ростральный венок[502] –  за морские сраженья награда.    

685  Варварской мощью силен и оружьем пестрым  Антоний,    

Берега алой Зари и далеких племен победитель:    

В битву привел он Египет, Восток и от края вселенной    

Бактров; с ним приплыла – о нечестье! – жена-египтянка.[503]    

В бой устремились враги, и, носами трехзубыми взрыта,    

690  Веслами вся взметена, покрылась пеной пучина.    

Дальше от берега мчат корабли; ты сказал бы – поплыли    

Горы навстречу горам иль Циклады сдвинулись с места —    

Так толпятся мужи на кормах, громадных, как башни,    

Копий летучий металл и на древках горящую паклю    

695  Мечут, и кровью опять обагряются нивы Нептуна.    

Войску знак подает царица египетским систром[504]    

И за спиной у себя не видит змей ядовитых.[505]    

Чудища-боги идут и псоглавый Анубис[506] с оружьем    

Против Нептуна на бой и Венеры, против Минервы.    

700  В гуще сражения Марс, из железа кован, ярится,    

Мрачные Диры парят над бойцами в эфире высоком,    

В рваной одежде своей, ликуя, Распря блуждает,    

Ходит следом за ней с бичом кровавым Беллона.    

Сверху взирая на бой, Аполлон Актийский сгибает    

705  Лук свой, и в страхе пред ним обращается в  бегство Египет,    

Следом инды бегут и арабы из Савского царства.    

Вот и царица сама[507] призывает  попутные ветры,    

Все паруса распустить и ослабить снасти готова.    

Как побледнела она среди сечи в предчувствии смерти,    

710  Как уносили ее дуновенья япигского ветра,[508] —    

Выковал все огнемощный кузнец. А напротив горюет    

Нил: одежды свои на груди распахнул[509] он широкой,    

Кличет сынов побежденных к себе на лазурное лоно.    

Здесь же, с триумфом тройным[510] вступивший в стены столицы,    

715  Цезарь исполнить спешит свой обет богам  италийским,    

Триста по Риму всему освящая храмов огромных.[511]    

Улицы вкруг ликованьем полны и плеском ладоней,    

В каждом святилище хор матрон и жертвенник в каждом,    

Пред алтарем тельцы на земле в изобилье простерты.    

720  Сидя у входа во храм Аполлона лучистого. Цезарь    

Разных племен разбирает дары и над гордою дверью    

Вешает их; вереницей идут побежденные длинной, —    

Столько же разных одежд и оружья, сколько наречий.    

Здесь и номадов народ, и не знающих пояса афров