1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 
Чтоб  подготовить праздничный обед,    

Принять  достойно христианства цвет.    

     

Назавтра  Алла в пышном одеянье    

Навстречу  императору верхом,    

Исполнен  радостного ликованья,    

С женой  своей отправился вдвоем.    

Отца  увидев, перед ним ничком    

Упала  дочь. «Отец, – она вскричала, -    

Констанцу,  верно, помните вы мало.    

     

Я – ваша  дочь Констанца. Верьте мне:    

Я – та,  что вы когда-то в край неверный    

Послали,  та, что по морской волне    

В ладье  носилась, мучась беспримерно.    

Теперь  ко мне вы будьте милосердны,    

К  язычникам не посылайте вновь.    

Вот мой  супруг, – он заслужил любовь».    

     

Кто в  мире радость описать сумеет,    

Которой  предались они втроем?    

Я мой  рассказ кончаю, – вечереет,    

И на  ночлег уж скоро мы придем.    

Веселую  беседу за столом    

Они всю  ночь вели, не уставая,    

В  блаженстве этом их я оставляю.    

     

Маврикий  после папой на престол    

Был  возведен, и в нем оплот великий    

Себе  весь христианский мир нашел.    

Но от  рассказа в стороне Маврикий.    

Прочесть  о жизни этого владыки    

В  «Деяньях римских» [117]  может всяк из вас.    

Я  посвятил Констанце свой рассказ.    

     

Король  страны Нортумберландской вскоре    

С  возлюбленной супругою святой    

В  Британию вернулся через море,    

Где  ждали их довольство и покой.    

Но скоро  счастье их затмилось мглой.    

Царит  над нами рок бесчеловечный, -    

Все  радости земные быстротечны.    

     

Увы,  прожить сумел ли кто-нибудь    

Хоть  день один, не омраченный тенью,    

Не  злобясь, не завидуя ничуть,    

Не  поддаваясь чувству раздраженья?    

Я  привожу вам это изреченье,    

Чтобы  сказать, что мрак чрез краткий срок    

На  счастье Аллы и Констанцы лег.    

     

Еще не  больше года миновало,    

А смерть  уже безжалостной рукой    

Навеки  вырвала из жизни Аллу.    

Господь  его на небе упокой!    

Он  горячо оплакан был женой;    

Констанца  же – мы тут рассказ кончаем -    

Вернулась  в Рим, с чужим простившись краем.    

     

Родных и  близких всех она нашла    

Во  здравии, и после всех мучений    

Под  отчим кровом отдохнуть смогла    

От  истомивших душу приключений.    

Перед  отцом упавши на колени,    

Она –  рыдая, но душой светла -    

Христу  хвалу стократно воздала.    

     

Семьею  набожной и богу милой    

Все  вместе прожили остаток дней,    

Покуда  смерть их всех не разлучила.    

Тут  окончанье повести моей.    

Исус  Христос, что в благости своей    

Сменяет  людям радостью мученья,    

Да не  оставит вас без попеченья.    

     Здесь кончается рассказ  юриста    

 Пролог Шкипера    

     

    

     

Хозяин  наш на стременах привстал.    

«Мы  слышали, друзья, – он нам сказал, -    

Рассказ,  который всем на пользу будет.    

Клянусь  Христовым телом, не убудет    

Почтенья  нашего к вам, сэр священник,    

Коль,  слова данного послушный пленник,    

Вы  мудростью поделитеся с нами:    

Ведь,  вот вам крест, невежды мы пред вами».    

Ему  священник: «Друг мой, мир с тобой,    

Но  отучись ты речь мешать с божбой».    

Тогда  хозяин: «Ба, все жив курилка!    

Не  почата еще твоя бутылка,    

И  присказку лишь начал ты свою.    

По  запаху лолларда узнаю. [118]    

И  кажется, клянусь крестом господним,    

Про  адские мученья в преисподней    

Сейчас  мы проповедь твою услышим.    

Лолларду  слово, вы ж, о други, тише».    

Клянусь  отцовым прахом, пусть молчит, -    

Вскричал  моряк, – и воду не мутит.    

Он  проповедник! Ну и что ж такого?    

Чтобы  вещал лоллард господне слово,    

Да это  значит поле засорять.    

Нет,  дай-ка мне, хозяин, рассказать.    

Так  протрезвонит вам моя особа,    

Что не  забудете того до гроба.    

Ни капли  вашей мудрости змеиной    

И  философии и медицины    

В моем  еще не застревало ухе -    

Ни  зернышка латыни нету в брюхе».    

 Рассказ шкипера    

Здесь начинается  рассказ шкипера    

     

Купец  один в совсем недавни дни    

Жил в  городе французском Сен-Дени.    

Он был  богат, и потому считали    

Все  умником его и почитали.    

Жена его  была собой красива,    

Общительна  и весела на диво.    

А этакую  женщину одеть    

Дороже  много, чем вздыхать и млеть    

И нежно  преклоняться перед ней;    

Мелькнут,  как тени на пустой стене,    

Подарки,  восхищенья, взгляды, вздохи,    

А утром  на столе одни лишь крохи:    

И за  веселье вечно платит муж;    

Он  кормит, одевает нас [119]  к тому ж,    

И  хорошо, когда за честь считает    

Нас  ублажать; наряды покупает,    

Устраивает  пышные пиры, -    

Когда ж  он беден, иль от той игры    

Устал  порядком, или скуповат он    

И  почитает лишнею затратой    

Нам на  уборы денежки мотать, -    

Тогда  другой нас должен содержать    

Иль в  долг давать, что иногда опасно.    

Купец  был щедр, жена его прекрасна,    

В их  пышный дом толпой стекались гости    

Равно  как белой, так и черной кости.    

И среди  них – прошу к нему вниманья -    

Монах  бывал: когда – для назиданья,    

Когда –  и просто время провести.    

Был от  роду монах лет тридцати,    

Собой  красив, учен, неглуп, неробок;    

Детьми  они росли с купцом бок о бок    

Да и  родились в городе одном.    

И вот в  воспоминание о том    

Монах  купца считал как бы кузеном,    

А тот  был рад, в своем тщеславье тленном,    

Иметь в  родстве духовное лицо.    

Он  провожал монаха на крыльцо,    

Встречал  его, как дорогого брата,    

И  говорил, что все, чем сам богат он,    

Мог  почитать кузен как бы своим.    

А братец  Жан твердил, что деньги дым.    

Он в дом  подарки приносил им часто    

И  развлекал гостей порой ненастной    

Рассказом,  притчею у камелька.    

Была ко  всем щедра его рука.    

Не  забывал он наделить подарком    

Не  только друга иль жену, – кухарку,    

Поденщика,  любого из гостей    

Не  забывал он в щедрости своей.    

И  каждому, согласно гостя званью,    

Свое  преподносил он назиданье.    

Как  птицы наступления зари,    

Его все  ждали. Хватит говорить    

О нем,  пожалуй. Как-то раз собрался    

Купец  тот в Брюгге, где намеревался    

Товаров  закупить, и, как обычно,    

Слугу в  Париж отправил, чтоб тот лично    

Звал  гостем в дом к нему кузена Жана.    

Другие  гости не были им званы:    

С  кузеном и с женой купец втроем    

Хотел  побыть пред длительным путем.    

А брата  Жана отпускал без страха    

Аббат  повсюду: был среди монахов    

Всех  осторожнее и всех хитрей    

Наш  братец Жан. Гроза монастырей,    

Он  собирал для ордена доходы    

Иль  выяснял причину недорода.    

Он в  Сен-Дени приехал утром рано.    

Встречали  с радостью милорда Жана,    

Любезного  кузена и дружка.    

Привез  монах два полных бурдюка    

(Один с  мальвазией, другой с вернейским [120])    

И дичи к  ним, – монах был компанейский.    

И на два  дня пошел тут пир горой.    

На  третье утро, хмель стряхнувши свой,    

Чем  свет, весь в предвкушении дороги,    

Купец  затеял подводить итоги,    

Подсчитывать  доходы, и расход,    

И барыши  за весь минувший год.    

Вот  разложил он на большой конторке    

Счета, и  книги, и мешочков горки    

С  дукатами, с разменным серебром, -    

И  столько он скопил своим трудом,    

Что,  запершись, чтоб счету не мешали,    

Он все  считал, когда уже все встали,    

А все  была наличность неясна.    

Брат Жан  меж тем, поднявшись ото сна,    

В пустом  саду рассеянно бродил    

И  втихомолку утреню твердил.    

Спустилась  в сад хозяина супруга    

И,  повстречав учителя и друга,    

С ним  поздоровалась, речь завела.    

Воспитанница-девочка  была    

С ней  вместе, но, ее послушна воле,    

Немой  игрушкою была, не боле.    

«Кузен и  друг, – она спросила Жана, -    

Почто  вам вздумалось вставать так рано?»    

«Пяти  часов достаточно для сна, -    

Он  отвечал, – и голова ясна.    

Лишь  немощью расслабленные люди    

Или  мужья, пусть их господь рассудит,    

Как  заяц, что залег в своей норе,    

Валяются  еще о той поре,    

Когда  высоко солнце поднялось.    

Но что  бледна ты, дочь моя? Пришлось    

Тебе,  как видно, ночью потрудиться,    

Пред тем  как утром с мужем распроститься.    

И не  спала ты и пяти часов?»    

Сам  засмеялся он от этих слов,    

Побагровев  от мысли озорной.    

Она же  покачала головой.    

«Нет,  нет, кузен, клянусь предвечным богом,    

Мне  спальня ныне кажется острогом,    

И нет во  Франции жены другой,    

Которая  б той тягостной игрой    

С тоскою  горшей ночью занималась.    

Хоть  никому я в том не признавалась,    

Но не  мила мне жизнь моя; не раз    

С собой  покончить я в слезах клялась    

Иль  убежать от страха пред расплатой,    

Столь  чувствую себя я виноватой».    

Прислушавшись  с великим интересом    

К ее  словам, он так сказал ей с весом:    

«О дочь  моя, храни тебя Христос,    

Не  помышляй отнюдь обитель слез    

Покинуть  ты, но не стыдись открыться;    

Совет  благой, быть может, пригодится.    

О дочь  моя, свою открой мне душу,    

И тайны  я до гроба не нарушу.    

Я в том  тебе Евангельем клянусь!»    

«И вам,  милорд, я в том же поручусь;    

Пусть  мне грозят жестокие мученья,    

Не выдам  слова я из поученья.    

То  сделаю не из родства по крови,    

А лишь  из преданности и любови».    

Поклявшись  так, они облобызались,    

И языки  у них поразвязались.    

«Не  место здесь, брат дорогой, не время    

С плеч  скидывать напастей тяжких бремя,    

А то бы  я вам много рассказала    

О тех  мучениях, что испытала    

С тех  пор, как замужем (хоть вам и брат    

Злодей  негодный, что на мне женат…)».    

«Нет,  дочь моя. Клянусь святым Мартином,    

Не брат  он мне, а лишь духовным сыном    

Приходится,  хоть братом называю.    

А в доме  вашем часто я бываю    

Лишь  ради вас, которую люблю,    

Которую  всечасно я хвалю.    

Скорей  поведайте мне ваше горе,    

А то  проснется муж и выйдет вскоре».    

«Любимый  мой, – она в ответ, – брат милый,    

Таить в  себе страданья нету силы.    

Меня  постиг, невинную, злой рок:    

Мой муж  ко мне небрежен и жесток.    

Не по  душе мне, позабыв обеты,    

Супружеские  выдавать секреты.    

Но нет  супруга скаредней его;    

Во всем  он видит только баловство.    

О муже,  знаю, надо бы с почтеньем    

Мне  говорить, но больше нет терпенья,    

И вам,  кузен, я не стыжусь сказать:    

Постыла  с мужем, холодна кровать.    

Быть  может, добр и честен он, бедняга,    

Но вы же  знаете, он просто скряга.    

А от  подруг слыхала я не раз -    

Шесть  качеств в муже дороги для нас:    

Умен он  должен быть в веденье дел,    

Богат, и  щедр, и смел в любой беде,    

К жене  доверчив и в постели страстен.    

А мне  господь послал одни напасти.    

Вы  знаете, вокруг все говорят:    

Богат  ваш муж, но мне на мой наряд    

И сотни  франков негде наскрести,    

А если  я, господь меня прости,    

Не  расплачусь на этой же неделе,    

Меня  ославит лавочник, бездельник.    

Сказать  о том супругу не могу.    

Скорей  простит он злейшему врагу,    

Чем для  меня порастрясет карман.    

Ссудите  же, любезный братец Жан,    

Мне эту  сотню, и, клянусь, должницей    

Я щедрой  буду, отплачу сторицей.    

Коль  обману, бог покарай мне лоно    

И накажи  суровей Ганелона». [121]    

Монах в  ответ: «Прекрасная миледи,    

Хоть ваш  кузен и не богат, а беден,    

Но так  жалеет он и любит вас,    

Что лишь  уедет муж, как он тотчас    

Вам  облегчит несносную заботу    

И сотню  франков даст вам за работу».    

И тут  монах ее проворно сгреб    

И стал  лобзать в уста, в глаза и лоб.    

«Теперь, –  сказал он, – с миром в дом грядите.    

Обед  скорей готовить прикажите.    

Ведь  полдень скоро на моих часах,    

И я от  голода совсем зачах».    

«К столу  накроют, братец, ровно к сроку».    

И прочь  взвилась вертлявою сорокой,    

Чтобы  стряпух своих поторопить    

И братцу  Жану мигом угодить.    

Потом и  к мужу в двери постучалась.    

«Кто  там?» – он ей, она же отозвалась:    

«Да я,  мой друг. Не будет ли поститься?    

Давно  пора в столовую спуститься,    

Из печи  завтрак поварами вынут,    

И на  столе все кушанья застынут.    

Тебя  корыстью дьявол обольстил.    

Что ж,  мало, что ли, денег накопил?    

Крутить  устали поварята вертел,    

И нас  извел ты всех до полусмерти.    

Не  стыдно ль? Голодом моришь ты гостя.    

Скорей  мешки свои и книги брось ты,    

И,  сотворив молитву, за столом    

Мы день  последний вместе проведем».    

«Жена, –  сказал купец, – тебе ль понять    

Наш  трудный промысел? Ведь торговать    

Из  десяти один едва сумеет    

С  господней помощью; и то созреет    

К  торговле дар лишь к пожилым летам.    

Вот я  иной раз дураку продам    

И то,  чего, по правде, не имею;    

Доверие  внушаю ротозею    

И до  могилы сохраняю тайну    

О  капитале, что скопил случайно    

Иль  промотал; когда же приключится    

В делах  рискованных мне оступиться, -    

На  поклонение к святым мощам    

Отправлюсь  я, чтобы на время там    

От глаз  злорадных скрыться в тишине.    

Уловка  та всю жизнь служила мне.    

Быть  постоянно надо начеку,    

Чтобы не  стать подобным дураку,    

Который  добрый случай упускает    

Или в  капкан, разиня, попадает.    

Я рано  утром завтра отправляюсь    

Во Фландрию,  откуда постараюсь    

Скорей  вернуться. И до этих пор    

Тебе  вручаю дом мой, лавку, двор.    

Их  бережно храни и будь любезной    

Со  всеми; если ж человек полезный,    

То  привечай особенно его.    

И если  не впадешь ты в мотовство,    

Не  заживешь одна широко слишком,    

То мной  оставленного хватит с лишком;    

Нарядов,  пищи, денег на расход    

И  матерьяла для любых работ».    

И с этим  дверь каморки запирает.    

Тем  временем столы уж накрывают.    

Молитву  быстро за столом творят,    

Обед  нести скорей на стол велят,    

И  накормил купец монаха знатно,    

И время  провели они приятно.    

К концу  обеда вечер подошел.    

Тут в  сторону монах купца отвел    

И молвил  другу: «Значит, завтра в путь?    

Не  забывай в дороге помянуть    

С  молитвою святого Августина,    

И здравы  будут люди и скотина.    

Будь  осторожен, тать повсюду рыщет,    

Будь  осмотрителен в питье и пище,    

Особенно  при этакой жаре.    

А коль с  тобою приключится грех,    

Ты знай,  что здесь мы за тебя молиться    

С кумою  будем. Что ж, пора проститься.    

Мне  кажется, не надо тратить слов:    

Да  сохранит тебя святой покров.    

А если  нужно что, – и днем и ночью,    

Всем  рвением своим и всею мочью    

Готов  тебя во всем я замещать,    

Добро  твое всемерно защищать.    

Но окажи  и ты, кузен, услугу,    

Как  названому брату и как другу.    

Ссуди  мне сотню франков, – приобресть    

Скотину  некую; тут случай есть    

Мне  сторговать ее куда как сходно,    

И если  будет господу угодно    

И торг  свершу, то будет и твоей    

Скотина  та, со всей казной моей.    

И  денежки не задержу ни дня я,    

Ведь  сотня франков! Невидаль какая!    

Все дело  в том, чтоб их тотчас сыскать,    

Товар в  чужие руки не отдать.    

Но только  никому о том ни слова -    

Не  упустить бы случая такого.    

Итак,  прощай, кузен, за все mersi, [122]    

А деньги  незаметно принеси».    

Купец  достойный отвечал с охотой;    

«Брат  дорогой! Что приобрел работой    

Иль  сметкой я, ты все считай своим,    

Ведь ты  мне друг и давний побратим.    

Не токмо  что ничтожную услугу,    

Которой  просишь, – рад отдать я другу    

Товар  свой, золото – все, что захочешь.    

Но  знаешь, друг, когда весь день хлопочешь    

Ты о  делах, немудрено забыть    

О  дружеских услугах. Заплатить    

Тот долг  ничтожный сам уже ты вспомни    

И  золотом верни иль серебром мне.    

Они в  торговле нашей словно плуг;    

Коль им  пропашешь – станет полем луг    

И  золотой пшеницы принесет,    

Ведь  золото, – оно кредит дает».    

И тотчас  сотню франков он достал,    

Чтоб  передать монаху, и не знал    

О займе  том никто; так продолжали    

Они  беседу и попировали    

До самой  ночи. В полночь брата Жана    

Все  проводили. А поутру рано    

В  далекий путь отправился купец.    

С ним  рядом ехал дюжий молодец,    

Его  приказчик. В Брюгге добрались    

Они в  свой срок и рьяно занялись    

Различными  торговыми делами,    

Покупками,  продажами, счетами    

И  пересчетами своих долгов:    

Нет  времени у них для лишних слов -    

Не то  чтоб выпить иль повеселиться.    

Но в  Сен-Дени хочу я воротиться.    

А там,  едва настало воскресенье,    

Молебствует  о здравье и спасенье    

Душ  путешествующих братец Жан.    

И, как  всегда, кузен к обеду зван.    

Подбрил  монах тонзуру и бородку.    

Он  пробует вино и тянет водку.    

И в доме  все монаху очень рады.    

Хозяйка  – ей мерещились наряды -    

От  щедрости его пришла в восторг.    

Ну,  словом, был свершен меж ними торг:    

Что,  мол, за сотню франков покачает    

Монаха  до утра, и не узнает    

О том  никто. Ударив по рукам    

(Жена  была ученей многих дам),    

Свой  уговор они осуществили:    

Друг  друга оба до утра будили.    

Позавтракав  и всех благословив,    

Монах  уехал, весел и учтив.    

Ни в ком  не заронило подозренья    

Обычное  кузена посещенье:    

Сегодня  здесь ночует, завтра там.    

Но  братец Жан пока не нужен нам.    

И  вскорости, лишь брюггский торг закрылся,    

Купец  домой с товаром воротился,    

Попировал  с женой денек-другой    

И снова  собрался. Вишь, дорогой    

Товар ему  попался. Тысяч двадцать    

Набрал  он в долг, так надо отдуваться,    

Купцам  ломбардским денежки платить.    

Вот и  поехал денег он добыть    

В Париж  к родне столичной и друзьям,    

А заодно  пройтись по должникам.    

И первым  долгом он зашел к кузену, -    

Не за  деньгами, нет. В какую цену    

Приятность  дружбы с Жаном оценить?    

Пришел  он запросто его склонить    

К  пирушке братской, чтобы за стаканом    

Всласть  поболтать с дружком своим румяным,    

Спросить,  как он живет, и рассказать,    

Как сам  умеет ловко торговать    

И брать  взаймы не сотнями, а сразу    

Держать  на риск десяток тысяч мазу.    

И как  теперь, лишь денег бы достать,    

А он  сумеет куш большой сорвать.    

Брат Жан  ему: «Я радуюсь, мой милый,    

Что в  сей юдоли не напрасно силы    

Свои  расходуешь. Будь я богат,    

Тебя  ссудить всегда я был бы рад;    

Ввек не  забуду я, клянусь обедней,    

Как ты  помог по-братски мне намедни.    

Твою  услугу так я оценил,    

Что  вскоре долг свой братский уплатил    

Твоей  жене, почтенной и прелестной;    

И все  монетой самой полновесной    

И в  доказательство, что было это,    

Могу  назвать известные приметы…    

Но,  знаешь, друг, я вечером едва ли    

Свободен  буду, нынче вызывали    

Меня к  аббату. Надо ехать с ним.    

И как ни  хочется побыть с моим    

Названым  братом, надо послушанье    

Нести  покорно. Словом, до свиданья.    

Жене  своей ты передай привет,    

И здравы  будьте оба много лет.    

А я  спешу, весь мой багаж уложен».    

Был  осмотрителен и осторожен    

Купец  почтенный. Он имел кредит,    

И скоро  был мешок его набит