1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
   
— Он может читать мысли? — воскликнул Гарри, самые худшие его подозрения подтверждались.
   
— У Вас нет тонкости восприятия нюансов, Поттер, — блеснул глазами Снэйп. — Вы не чувствуете мелких различий. Это один из тех недостатков, который делает Вас некудышным составителем Зелий.
   
Снэйп сделал паузу, очевидно смакуя удовольствия от собственных оскорблений.
   
— Только магглы говорит «чтение мыслей». Разум не книга, чтобы его можно было открыть и почитать на досуге. Мысли не выгравированы на внутренней стороне черепа, и не доступны любому вторгшемуся, разум, Поттер, это многослойная система… ну, во всяком случае, у большинства дело обстоит именно так, — он ухмыльнулся. — Однако, правда состоит в том, что владеющие Легилименцией могут, при некоторых обстоятельствах, копаться в разуме своих жертв, и верно интерпретировать свои находки. И лишь овладевшие Окклюменцией способны захлопнуть свои чувства и воспоминания, противоречащие тому, что они хотят сказать, а потому могут лгать в открытую и не быть пойманными на лжи.
   
Чтобы ни говорил Снэйп, Легилименция значила для Гарри то же самое, что и чтение мыслей, а ему вовсе не понравилось это значение.
   
— Так он может узнать о чем мы думаем прямо сейчас? Сэр?
   
— Темный Лорд сейчас на значительном расстоянии отсюда, а стены и земля Хогвардса защищены множеством древних заклинаний и чар, что гарантирует душевную и телесную безопасность, тем, кто здесь обитает, — ответил Снэйп. — Время и место имеют значение в волшебстве, Поттер. А зрительный контакт тоже часто необходим для Легилименции.
   
— Ну тогда зачем же мне учиться Окклюменции?
   
Снэйп, глядя на Гарри, провел длинным сухим пальцем по своим губам.
   
— Кажется, обычные правила на Вас не распространяются, Поттер. Проклятие, которое не било тебя, судя по всему, сковало некоторым образом Вас и Темного Лорда. Все признаки указывают на то, что в то время, когда Ваш разум расслаблен или уязвим — когда Вы спите, например — Вы обмениваетесь с Темным Лордом мыслями и эмоциями. Директор не считает целесообразным продолжать в том же духе. Он пожелал обучить Вас закрывать свой разум от Темного Лорда.
   
Сердце Гарри бешено забилось. Что-то не складывалось.
   
— Почему Думбльдор хочет, чтобы это прекратилось? — воскликнул он. — Мне это тоже не особо нравится, но ведь это бывает полезным, разве не та? Я хочу сказать… я видел змею, напавшую на мистера Уизли, а ведь, если бы этого не произошло, Думбльдор не смог бы спасти его, так? Сэр?
   
Снэйп несколько минут испытующе смотрел на Гарри, водя пальцем по губам. Когда он вновь заговорил, речь его была медленной и взвешенной, словно он подбирал каждое слово.
   
— Судя по всему, до недавнего времени Темный Лорд не осознавал связь, возникшую между вами. Прежде Вы испытывали те же чувства, что и он, и разделяли его мысли, но он об этом не догадывался. Однако видение, которое посетило Вас незадолго до рождества…
   
— О змее и мистере Уизли?
   
— Не перебивайте меня, Поттер, — пригрозил Снэйп. — Как я говорил, видение, посетившее Вас незадолго до рождества показало, насколько могущественным было вторжение в мысли Темного Лорда…
   
— Но я видел глазами змеи, а не его глазами!
   
— Мне кажется, я просил вас не перебивать меня, Поттер?
   
Но Гарри было уже наплевать на то гнев Снэйпа — кажется, наконец-то он докопался до сути дела — он неосознанно заерзал на стуле, пока не оказался сидящим на самом его краешке, словно собирался взлететь.
   
— Как же вышло, что я видел глазами змеи, если мыслями я обмениваюсь с Вольдемортом?
   
— Не произносите имени Темного Лорда! — взвизгнул Снэйп.
   
Повисла тяжелая пауза. Они уставились друг на друга поверх дубльдума.
   
— Профессор Думбльдор произносит его имя, — тихо сообщил Гарри.
   
— Думбльдор невероятно могущественный волшебник, — пробормотал Снэйп. — Пока он чувствует себя в достаточной безопасности, чтобы произносить его…. То мы…. - он, очевидно совершенно неосознанно, потер левое предплечье, там, где, как знал Гарри, была выжжена Черная Метка.
   
— Я просто хотел узнать, — начал Гарри, стараясь говорить вежливо. — Почему…
   
— Кажется, ты посетил разум змеи, потому что там же в этот момент находился и Темный Лорд, — досадливо бросил Снэйп. — Он в то время управлял змеей, а ты, заснув, оказался там же.
   
— И Воль… он… узнал, что я был там?
   
— Судя по всему, — спокойно ответил Снэйп.
   
— Откуда Вы знаете? — выпалил Гарри. — Это просто предположение профессора Думбльдора или…?
   
— Я говорил Вам, — Снэйп выпрямился на стуле, прищурив глаза. — Обращайтесь ко мне «сэр».
   
— Да, сэр, — нетерпеливо воскликнул Гарри. — Но откуда Вы знаете….?
   
— Достаточно того, что нам уже известно, — с нажимом произнес Снэйп. — Главное то, что Темный Лорд теперь осведомлен о том, что у вас есть доступ к его мыслям и чувствам. Так же, ему, скорее всего известно, что процесс этот работает в обе стороны — то есть понял, что и он в силах добраться до Ваших мыслей и чувств…
   
— И он может попытаться заставить меня делать что-то? — спросил Гарри. — Сэр? — быстро исправился он.
   
— Может, — холодно и равнодушно ответил Снэйп. — Что возвращает нас к Окклюменции.
   
Снэйп достал палочку из внутреннего кармана своей мантии, и Гарри напрягся, но Снэйп всего лишь поднял палочку к виску и прикоснулся ею к корням своих сальных волос. Когда он отнял палочку, от его виска к ней потянулась некая серебристая субстанция, похожая на густую нить паутины, оторвавшуюся, стоило Снэйпу отвести палочку подальше, и изящно соскользнувшую в дубльдум, в котором она закрутилась в водовороте серебряно-белого не то газа, не то жидкости. Еще дважды Снэйп поднимал палочку к виску и опускал ее к серебристой субстанции в каменной чаше, а затем, безо всяких объяснений своему поведению, он осторожно поднял дубльдум, отнес его с глаз долой на полку и обернулся к Гарри, держа свою палочку наизготовку.
   
— Поднимитесь и достаньте свою палочку, Поттер.
   
Гарри, нервничая, поднялся на ноги. Теперь их разделял только стол.
   
— Ты можешь использовать палочку, чтобы попытаться разоружить меня, или защищаться каким угодно способом, пришедшим тебе на ум, — сказал Снэйп.
   
— А вы что будете делать? — Гарри нерешительно уставился на палочку Снэйпа.
   
— А я попытаюсь пробиться в твой разум, — мягко произнес Снэйп. — Посмотрим, насколько ты устойчив. Как я говорил, ты показал завидную устойчивость к проклятию Империус. Ты заметишь и то, что это требует похожей силы….сосредоточься. Легилименс!
   
Снэйп нанес удар прежде чем Гарри успел приготовиться, прежде чем он успел собрать сил для отпора. Кабинет перед его глазами поплыл и исчез — в сознании, словно на кинопленке, замелькала череда образов, настолько ярких, что Гарри почти ослеп.
   
Ему пять, он смотрит как Дудли катается на новом красном велосипеде, а его сердце сжимается от ревности…ему девять, бульдог, по кличке Потрошитель загоняет его на дерево, а Дурслеи хохочут на лужайке… он замирает под сортировочной Шляпой, и она говорит, что ему лучше отправиться в Слизерин…Гермиона лежит в больничном крыле с лицом, покрытым густой черной шерстью…сотня дементоров приближаются к нему по темному озеру…Чу Чэн утягивает его под омелу…
   
Нет, произнес голос в голове Гарри, при воспоминании о Чу, ты не увидишь этого, ты не увидишь этого, это — личное…
   
Он почувствовал острую боль в колене. Кабинет Снэйпа вернулся на место, и Гарри понял, что упал на пол, и одно его колено пребольно ударилось о ножку стола. Он поднял взгляд на Снэйпа, тот опустил палочку и потирал запястье. Там вздулся рубец, похожий на след от ожога.
   
— Вы что, изобразили нечто вроде Жалящего Проклятья? — хладнокровно осведомился Снэйп.
   
— Нет, — резко бросил Гарри, поднимаясь с пола.
   
— Думаю, что Вы говорите правду, — внимательно взглянул на него Снэйп. — Вы позволили мне вторгнуться слишком далеко. И потеряли контроль.
   
— Вы видели все, что видел я? — спросил Гарри, вовсе не будучи уверен в том, что хочет услышать ответ.
   
— Мельком, — скривил рот Снэйп. — Кому принадлежала собака?
   
— Моей тете Мардж, — ненавидяще пробормотал Гарри.
   
— Ну что ж, для первого раза все не так плохо, как могло было быть, — Снэйп вновь поднял палочку. — В конце-концов Вы смогли меня остановить, несмотря на время и силы, потраченные на крик. Оставайтесь сосредоточенным. Оттолкните меня своим разумом, и Вам даже не придется прибегать к помощи своей палочки.
   
— Я пытаюсь, — сердито буркнул Гарри. — Но Вы же не говорите мне как!
   
— Манеры, Поттер, — предостерег его Снэйп. — А сейчас, я хочу, чтобы Вы закрыли глаза.
   
Гарри прежде чем исполнить его просьбу, бросил на Снэйпа ненавидящий взгляд. Ему вовсе не улыбалось стоять лицом к лицу со Снэйпом с закрытыми глазами, когда тот машет своей палочкой.
   
— Очистите свой разум, Поттер, — спокойно произнес Снэйп. — Отриньте все эмоции…
   
Но злость на Снэйпа продолжала пульсировать в венах Гарри, как яд. Отказаться от ненависти? Да легче себе самому ноги поотрывать…
   
— Вы не делаете того, что я говорю, Поттер… нужно больше тренироваться… теперь сосредоточьтесь…
   
Гарри постарался опустошить свой разум, старался не думать, не вспоминать, не чувствовать…
   
— Начнем сначала… на счет три… один… два… три….Легилименс!
   
Огромный черный дракон вздыбился над ним…его отец и мать машут ему рукой из зачарованного зеркала… Седрик Диггори лежит на земле, уставившись на него пустыми глазами…
   
— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
   
Гарри снова оказался на коленях, закрыв руками лицо. Голова болела так, словно кто-то попытался вытащить его мозги из черепушки.
   
— Вставай! — бросил Снэйп. — Вставай! Ты не стараешься, не прилагаешь усилий. Ты позволяешь мне достигнуть воспоминаний, которых ты страшишься, добровольно сдаешь мне оружие!
   
Гарри снова поднялся, его сердце отбивало такой бешеный ритм, словно он на самом деле увидел Седрика, лежащего мертвым на кладбище. Снэйп выглядел бледнее обычного, и злее, но не настолько, насколько был зол Гарри.
   
— Я…прилаю…усилия, — процедил он, сквозь сжатые зубы.
   
— Я сказал тебе очиститься от всех эмоций!
   
— Да? Сейчас это не так-то просто сделать, — огрызнулся Гарри.
   
— Тогда ты запросто окажешься добычей Темного Лорда! — взбесился Снэйп. — Сердце нараспашку только у дураков, не умеющих контролировать свои эмоции, барахтающихся в грустных воспоминаниях и позволяющих в легкую спровоцировать себя — слабаки, другими словами — у них нет шанса противостоять его власти! Он как нечего делать проникнет в твой разум, Поттер!
   
— Я не слабак, — тихо ответил Гарри, ярость захлестывала его так, что ему показалось, что он сейчас наброситься на Снэйпа.
   
— Тогда докажи это! Справься с собой! — обругал его Снэйп. — Контролируй свой гнев, дисциплинируй разум! Мы попытаемся вновь! Приготовься! Легилименс!
   
Он видит дядю Вернона, заколачивающего прорезь для писем…по озеру к нему на землю стекается сотня дементоров… он бежит по глухому переходу с мистером Уизли… они приближаются к простой черной двери в конце коридора…Гарри думает, что им надо туда…но мистер Уизли утягивает его влево, вниз по каменным ступенькам…
   
— Я ЗНАЮ! ЗНАЮ!
   
Он стоял на четвереньках посреди кабинета Снэйпа, шрам неприятно покалывало, но изо рта вырывался торжествующий крик. Он снова поднялся, и обнаружил, что Снэйп, подняв палочку, внимательно смотрит на него. Словно бы на этот раз, Снэйп отвел заклинание прежде, чем Гарри попытался отбить его.
   
— Что произошло, Поттер? — сосредоточенно разглядывал его Снэйп.
   
— Я видел…я вспомнил, — задыхался Гарри. — Я только что понял…
   
— Поняли что? — бросил Снэйп.
   
Ему месяцами снился коридор без окон, оканчивающийся запертой дверью, но не разу не приходило осознание того, что это место существует в реальности. Сейчас, вновь просматривая свои воспоминания, он узнал — все это время ему снился коридор, по которому они бежали с мистером Уизли двенадцатого августа, торопясь в судебный зал министерства; коридор, ведущий в Отдел Тайн, и мистер Уизли был там в ночь нападения змеи Вольдеморта.
   
Он взглянул на Снэйпа.
   
— Что находится в Отделе Тайн?
   
— О чем Вы? — тихо переспросил Снэйп, и Гарри, с чувством глубоко удовлетворения заметил, что выбил учителя из колеи.
   
— Я спросил, что в Отделе Тайн, сэр? — повторил Гарри.
   
— А почему, — медленно произнес Снэйп, — Вы спрашиваете о таких вещах?
   
— Потому что, — внимательно глядя в глаза Снэйпа произнес Гарри. — Коридор, который я видел…который снился мне долгие месяцы…я только что узнал его…он ведет в Отдел Тайн…и я думаю Вольдеморту нужно что-нибудь оттуда…
   
— Я просил Вас не произносить имени Темного Лорда!
   
Они уставились друг на друга. Шрам Гарри снова начало жечь, но не это волновало его сейчас. Снэйп выглядел взволнованным, но когда он вновь заговорил, казалось, изо всех сил старался казаться спокойным и бесстрастным.
   
— В Отделе Тайн много вещей, Поттер, кое о чем Вы можете догадываться, но ничего из этого не имеет к Вам отношения. Я доступно выражаюсь?
   
— Да, — Гарри потер саднящий шрам, боль усилилась.
   
— Хочу, чтобы Вы вернулись сюда в то же время в среду. Тогда и продолжим наши занятия.
   
— Хорошо, — Гарри не терпелось смыться из кабинета Снэйпа и отправиться на поиски Рона и Гермионы.
   
— Вы будете освобождать свой разум ото всех эмоций каждый вечер перед сном, опустошать его, оставлять чистым и спокойным, понятно?
   
— Да, — не слушая, согласился Гарри.
   
— И остерегайтесь, Поттер… Я узнаю о том, что вы не тренировались…
   
— Хорошо, — пробормотал Гарри.
   
Подняв свою сумку, он забросил ее на плечо, и поспешил к двери кабинета. Открывая ее, он оглянулся на Снэйпа, стоящего к Гарри спиной, зачерпывающего кончиком палочки в дубльдуме свои мысли и осторожно возвращавшего их обратно в голову. Не говоря ни слова, Гарри вышел, аккуратно притворив за собой дверь, его шрам все еще болезненно пульсировал.
   
Гарри нашел Рона и Гермиону в библиотеке, где они работали над стопкой последнего домашнего задания Умбридж. Остальные студенты, в большинстве своем пятиклассники, сидящие за соседними, залитыми светом столами, уткнули носы в книги, и лихорадочно строчили перьями, а небо за перекрестьями окон становилось все черней. Тишину нарушало чуть слышное поскрипывание одной из туфель мадам Шпиц, когда она, злобно рыскала по проходам, дыша в шею каждому, кто посмел тронуть ее драгоценные книжки.
   
Гарри почувствовал дрожь во всем теле; его шрам болел, а его самого лихорадило.
   
Садясь по другую сторону стола от Рона с Гермионой, он поймал свое отражение в окне напротив; выглядел он очень бледным, а шрам, казалось, стал гораздо заметнее.
   
— Как прошло? — прошептала Гермиона и добавила озабочено. — Ты в порядке, Гарри?
   
— Да…нормально…не знаю, — нетерпеливо буркнул Гарри, содрогнувшись, когда волна боли снова прорезала шрам. — Слушайте… я только что понял кое-что….
   
И он рассказал им все, что он видел и до чего додумался.
   
— Так… так ты говоришь… — прошептал Рон, когда мадам Шпиц проскрипела мимо. — Что оружие…вещь, оставшаяся после Сами-Знаете-Кого… в Министерстве Магии?
   
— В отделе Тайн, ну должна там быть, — зашептал Гарри. — Я видел дверь, когда твой папа вел меня в зал суда на мои слушания и она была совершенно такой же, какую он охранял, когда его покусала змея.
   
Гермиона издала длинный медленный вздох.
   
— Ну конечно, — выдохнула она.
   
— Конечно, что? — нетерпеливо подтолкнул ее Рон.
   
— Рон, да ты сам подумай…. Стургис Подмор пытался пройти в дверь Министерства Магии…должно быть именно в эту, слишком много совпадений!
   
— Но с чего это Стургис пытался туда вломится, если он на нашей стороне? — спросил Рон.
   
— Ну, не знаю, — согласилась Гермиона. — Это немного странно…
   
— А что в Отделе Тайн? — спросил Рона Гарри. — Твой папа не упоминал об этом?
   
— Знаю только, что людей, которые там работают, называют «Невыразимыми», — нахмурился Рон. — Потому что никто на самом деле не видел, чем они занимаются…странноватое местечко, чтобы хранить там оружие.
   
— Это вовсе не странно, а имеет свой резон, — произнесла Гермиона. — Наверное, там какие-то сверхсекретные разработки Министерства… Гарри ты уверен, что с тобой все хорошо?
   
— Да… нормально… — ответил он, пряча дрожащие руки. — Я просто чувствую немного… мне не слишком понравилась Окклюменция.
   
— Думаю, любой выйдет из себя, если его разум вновь и вновь будет подвергаться атаке, — сочувственно произнесла Гермиона. — Слушай, пошли в комнату отдыха, там нам будет намного удобнее.
   
Но в комнате отдыха царили гам и хохот: Фрэд с Джорджем демонстрировали последние товары магазинчика приколов.
   
— Безголовые Шляпы! — проорал Джордж, и Фрэд помахал остроконечной шляпой с пушистым розовым плюмажем. — Два галеона каждая, следите за Фрэдом, давай!
   
Фрэд, широко улыбаясь, нахлобучил шляпу на голову. В первую секунду вид у него был совершенно идиотский, но затем и шляпа и голова исчезли.
   
Несколько девчонок завопили, но остальные загнулись от хохота.
   
— И вуа ля! — проорал Джордж, рука Фрэда пошарила в пустоте — и, стоило ему сдернуть шляпу с розовым плюмажем, голова вновь оказалось на своем месте.
   
— Как же эти шляпы действуют? — Гермиона оторвалась от домашнего задания, чтобы повнимательнее рассмотреть Фрэда с Джорджем. — Я имею ввиду, это на сто процентов какое-то заклинание Невидимости, но как умно было увеличить поле невидимости за пределы заколдованного объекта…хотя, мне кажется, чары эти довольно краткосрочные.
   
Гарри не ответил, он чувствовал себя совершенно больным.
   
— Я лучше доделаю все завтра, — пробормотал он, засовывая только что извлеченную из сумки книгу обратно.
   
— Тогда напиши в своем планировщике домашних заданий! — подбодрила его Гермиона. — Точно не забудешь!
   
Гарри переглянулся с Роном, полез в сумку, вынул дневник и наугад открыл его.
   
— Не снимай с себя ответственность, тупая ты посредственность! — выбранила книга Гарри, пока тот нацарапывал запись о домашнем задании для Умбридж.
   
Гермиона просияла.
   
— Пойду-ка я спать, — сказал Гарри, засовывая дневник обратно в сумку и клянясь себе отправить его в огонь при первой же возможности.
   
Он пересек комнату отдыха, увернувшись от Джорджа, попытавшегося нахлобучить на него Безголовую Шляпу, и взошел по мирной прохладе лестницы, ведущий в спальню для мальчиков. Ему снова стало дурно, как в ту ночь, когда ему привиделась змея, но он решил, что, немного отлежавшись, придет в себя.
   
Он открыл дверь в спальню, и уже шагнул внутрь, как его прошила боль такая острая, словно кто-то разрубил его темечко напополам. Он не понимал где находится, стоит он или лежит, и даже не знал, как его зовут.
   
Безумный смех зазвучал в ушах…давно он уже не был так счастлив…ликуя, восторгаясь, торжествуя… произошла чудесная, чудесная вещь …
   
— Гарри? Гарри!
   
Кто-то хлестал его по щекам. Сумасшедший смех перемежался криком боли. Счастье ускользало от него, но смех продолжался…
   
Он открыл глаза, и понял, что это он сам дико хохочет. В тот миг, когда он осознал это, смех затих. Гарри, распластавшись, лежал на полу, уставившись в потолок, шрам на лбу ужасно пульсировал. Испуганный Рон склонился над ним.
   
— Что случилось? — спросил он.
   
— Я…. не знаю… — выдавил Гарри, приподнимаясь. — Он по-настоящему счастлив… очень счастлив…
   
— Сам-Знаешь-Кто?
   
— Случилось что-то хорошее, — пробормотал Гарри. Его трясло так же как в тот раз, когда он увидел змею, напавшую на мистера Уизли, и чувствовал он себя совершенно разбитым. — Нечто, на что он надеялся.
   
Слова произносились сами собой, как тогда, в гриффиндорской раздевалке, словно кто-то посторонний произносил их губами Гарри, и еще он знал, что слова эти — чистая правда. Он глубоко вдохнул, чтобы его не вырвало на Рона, от всего сердца радуясь, что в этот момент его не видят Дин с Симусом.
   
— Гермиона попросила меня пойти и проверить, что с тобой, — уныло пояснил Рон, помогая Гарри подняться на ноги. — Сказала, что твоя защита ослабеет после того, как Снэйп поиграется с твоим разумом…. Но, все же, надеюсь, что в конце-концов это поможет.
   
Он с сомнением глянул на Гарри, помогая тому добраться до кровати. Гарри безучастно кивнул и повалился на подушку. Все тело ныло от бесчисленных за этот вечер падений, шрам все еще болезненно покалывало. Он не мог справиться с ощущением, что его первое знакомство с Окклюменцией больше ослабило, чем укрепило сопротивляемость его разума, и еще один вопрос наполнял его внутренним трепетом, что же сделало Вольдеморта таким счастливым впервые за последние четырнадцать лет.
  
  
   
    
Глава 25 Жучок в безвыходном положении
   
   
Следующим утром Гарри получил ответ на свой вопрос. Когда прибыл Гермионин «Ежедневный Пророк», она, разгладив его, несколько секунд рассматривала заглавную страницу, и вдруг взвизгнула, отчего сидящие поблизости уставились на нее.
   
— Что такое? — хором спросили Гарри с Роном.
   
Вместо ответа она расправила газету на столе и указала на десять черно-белых фотографий, заполнявших всю первую страницу — на девяти были колдуны, а на одной — ведьма. Некоторые из них беззвучно ухмылялись, другие с высокомерным видом барабанили пальцами по рамке своих фотографий. Под каждой картинкой значилось имя и преступления, за которые данная личность оказалась в Азкабане.
   
Антонин Долохов, гласило сообщение под фото презрительно ухмыляющегося волшебника с вытянутым, бледным перекошенным лицом, осужден за жестокие убийства Гидеона и Фабина Прюуитов.
   
Алгернон Руквуд, сообщала надпись под облокотившимся о край картинки человеком с рябым лицом и сальными волосами, осужден за разглашение секретов Министерства Магии Тому-Чье-Имя-Нельзя-Упомянать.
   
Но взгляд Гарри остановился на фотографии ведьмы. Ее лицо сразу бросалось в глаза. На картинке ее длинные черные волосы, выглядели начесанными и всклокоченными, но он видел их другими — приглаженными, густыми и блестящими. Она смотрела на него густо подведенными глазами, на губах играла высокомерная презрительная усмешка. Как и Сириус она сохранила следы былого великолепия, но нечто — возможно Азкабан — отобрало большую часть ее красоты.
   
Беллатрикс Лестрэйндж, осуждена за пытки и длительные истязания Фрэнка и Алисы Лонгботтом.
   
Гермиона пихнула локтем Гарри и указала на заголовок над фотографиями, который Гарри, сосредоточившись на Беллатрикс, не успел прочитать.
   
    
МАССОВЫЙ ПОБЕГ ИЗ АЗКАБАНА
    
МИНИСТЕРСТВО ОПАСАЕТСЯ, ЧТО ИДЕЙНЫМ ВДОХНОВИТЕЛЕМ
    
УПИВАЮЩИХСЯ СМЕРТЬЮ ЯВЛЯЛСЯ БЛЭК
   
   
— Блэк? — вскрикнул Гарри. — Не…?
   
— Шшш! — отчаянно зашипела Гермиона. — Не так громко… просто читай!
   
   
Министерство Магии уведомляет, что прошлой ночью состоялся массовый побег из Азкабана.
   
Отвечая в своем личном кабинете на вопросы корреспондентов, Корнелиус Фудж, Минист Магии, подтвердил, что десять особо опасных заключенных вчера рано вечером совершили побег, и что он уже информировал Премьер-министра Магглов об опасном нраве этих личностей.
   
    
«К величайшему сожалению, мы оказались в том же положении, что и два с половиной года назад, когда сбежал убийца Сириус Блэк» — сообщил поздно ночью Фудж. «Мы не можем не связать воедино эти два побега. Такое массовое бегство предполагает помощь со стороны, а мы должны помнить, что Блэк, первый, кому удалось убежать из Азкабана, имел идеальную возможность помочь остальным пойти по его следам. И эти личности, среди которых есть и кузина Блэка, Беллатрикс Лестрэйндж, объединились вокруг Блэка, как лидера. Однако мы делаем все возможное, чтобы задержать преступников, и просим волшебное сообщество оставаться осторожными и бдительными. Ни при каких обстоятельствах не приближайтесь к этим субъектам.
   
   
— Так вот что это значит, Гарри, — пораженный ужасом, промолвил Рон. — Вот почему он был так счастлив прошлой ночью.
   
— Я не могу поверить, — рявкнул Гарри, — что Фудж возложил вину за побег на Сириуса!
   
— У него другого выхода не было, — ожесточенно бросила Гермиона. — Едва ли бы он сказал «Извините все, Думбльдор предупреждал, что может случиться так, что стража Азкабана присоединиться к Вольдеморту»….прекрати хныкать, Рон… «А теперь самые ярые приверженцы Думбльдора тоже смылись». Я хочу сказать, он ведь шесть месяцев потратил, утверждая, что ты и Думбльдор лжете, так ведь?
   
Гермиона рывком открыла газету и начала читать какой-то репортаж, а Гарри оглядел Большой Зал. Он никак не мог понять, почему его соученики не выглядят испуганными, или в конце-концов просто не обсуждают ужасающие отрывки новостей, опубликованных на первой странице, но, оказывается, ежедневно получали газеты очень немного народу. Остальные обсуждали домашние задания, Квиддитч и прочую ерунду, в то время как за этими стенами десять Упивающихся Смертью уже пополнили ряды Вольдеморта.
   
Он глянул на учительский стол. Здесь сложилась совсем другая ситуация: ужасно серьезные Думбльдор и профессор МакГонаголл с головой погрузились в разговор. Профессор Спаржелла прислонила «Пророк» к бутылке с кетчупом и так углубилась в чтение заглавной страницы, что совсем не замечала, как с замершей на полпути ко рту ложки капает на ее колени желток. Между тем, на дальнем конце стола, профессор Умбридж уткнулась в тарелку овсянки. На сей раз ее жабьи глаза не оглядывали Большой Зал, выискивая плохо ведущих себя студентов. Нахмурив брови, она глотала свою кашу, время от времени бросая недоброжелательный взгляд в сторону сосредоточенных на беседе Думбльдора и МакГонаголл.
   
— О Боже… — изумилась Гермиона, глядя в газету.
   
— Что на сей раз? — взволнованно воскликнул Гарри.
   
— Это… ужасно, — потрясенно ответила Гермиона.
   
Она сложила пополам газету на десятой странице и протянула Гарри с Роном.
   
   
ТРАГИЧЕСКАЯ ГИБЕЛЬ СЛУЖАЩЕГО МИНИСТЕРСТВА МАГИИ
   
    
Больница Святого Мунго пообещала провести тщательное расследование того факта, что прошлой ночью, служащий Министерства Магии Бродерик Боуд 49 лет, был найден мертвым в своей постели, задушенным комнатным цветком. Целители, оказавшиеся на месте происшествия не смогли оживить мистера Боуда, попавшего в больницу в последствие производственной травмы за несколько недель до своей кончины.
    
Ответственная за мистера Боуда целительница Мириам Страут, в чью смену произошел несчастный случай, была отстранена от работы и ничего не могла прокомментировать, но пресс-колдун больницы произнес в своем заявлении:
    
«Святой Мунго глубоко сожалеет о смерти мистера Боуда, шедшего на поправку до сего трагического инцидента.
    
Мы придерживаемся очень строгих принципы в оформлению палат, но, судя по всему, целительница Страут, занятая в рождественский период, не заметила угрозы, исходящей от растения на прикроватной тумбочке мистера Боуда. В связи с улучшением речи и моторики пациента, целительница Страут поощряла мистера Боуда ухаживать за растением, не подозревая, что это вовсе не невинный Порхоцвет, а подстриженный Дьявольский Силок, который, когда к нему прикоснулся выздоравливающий мистер Боуд, немедленно задушил его.
    
Святой Мунго не может объяснить присутствие этого растения в палате, и просит отозваться всех ведьм и колдунов, имеющих информацию по этому поводу».
   
   
— Боуд… — произнес Рон. — Боуд. На языке вертится…
   
— Мы его видели, — прошептала Гермиона. — В Святом Мунго, помните? Он был в кровати напротив Локхарта, просто лежал и пялился в потолок. И мы видели, как принесли Дьявольский Силок. Она… целительница… сказала, что это рождественский подарок.
   
Гарри вновь пробежал глазами статью. Ужас желчью разлился по его нёбу.
   
— Как же мы не узнали Дьявольского Силка? Мы же его уже видели… мы могли бы предотвратить случившееся.
   
— Да кому могло придти в голову, что Дьявольский Силок окажется в больнице под видом комнатного растения? — выпалил Рон. — Это не наша вина, винить нужно того, кто послал цветок этому парню! Наверное, они полные кретины, если не проверили, что покупают!
   
— Ох, ладно, Рон! — отмахнулась Гермиона. — Не думаю, что кто-нибудь посадит Дьявольский Силок в горшок, не осознавая, что тот убьет всякого, кто к нему притронется. Это… это было убийство… умное убийство…если растение послали анонимно, концов точно не найдешь.
   
Гарри думал вовсе не о Дьявольском Силке. Он вспомнил, свою поездку на Министерском лифте на девятый уровень в день слушаний и человека с болезненным цветом лица, вошедшего в лифт в Атриуме.
   
— Я встречался в Боудом, — медленно произнес он. — Я видел его, когда был в Министерстве с твоим отцом.
   
Рон открыл рот.
   
— Я слышал, как папа дома говорил о нем! Он был «Невыразимым».
   
— …он работал в отделе Тайн!
   
Несколько секунд они смотрели друг на друга, но тут Гермиона дернула газету к себе, свернула, задержав взгляд на фотографиях десяти сбежавших Упивающихся Смертью на первой странице, и вскочила на ноги.
   
— Ты куда? — испугался Рон.
   
— Послать письмо, — ответила Гермиона, забросив сумку на плечо. — Это…не знаю, стоит ли… но лучше попытаться…и только я одна смогу это сделать.
   
— Ненавижу, когда она так делает, — проворчал Рон, когда они с Гарри встали из-за стола и медленно побрели из Большого Зала. — Разве у нее треснет рассказать нам, что она собирается делать? Дело десяти секунд… привет, Хагрид!
   
Хагрид, пропуская толпу Равенкловцев, замер в дверях, ведущих в Вестибюль. Как и в день возвращения от гигантов, он был весь покрыт синяками, однако теперь к ним прибавилась свежая рана на переносице.
   
— Ну чё парни, все нормалек? — он постарался выдавить улыбку, но вместо этого вышла болезненная гримаса.
   
— А ты в порядке, Хагрид? — спросил Гарри, следуя за Хагридом, неуклюже шагавшим позади равенкловцев.
   
— В порядке, в порядке, — ответил он с принужденной легкостью, махнув рукой, и чуть не снеся проходящего мимо испуганного профессора Вектора. — Тока занят чуток, типа, дела…уроки там под’товить… парочка саламандр струпьями покрылась…и я ведь на ’спытательном сроке, — буркнул он.
   
— Ты на испытательном сроке? — воскликнул Рон так громко, что большинство студентов с любопытством оглянулись. — Извини… хотел сказать… ты на испытательном роке? — прошептал он.
   
— Ага, — ответил Хагрид. — Ну, по правде гря, чё еще было ждать? Не заморачивайтесь, но знаете, инспекция не слишком круто прошла…. короче, — он глубоко вздохнул. — Лучше пойду натру саламандр перцем, шоб у них хвосты не совсем поотваливались. Увиимся, Гарри…Рон….
   
Он вышел в парадную дверь, с трудом спустившись по каменным ступенькам на сырую землю. Гарри смотрел ему вслед, удивляясь, сколько еще плохих новостей он сможет выдержать.
   * * *
   
Известие о том, что Хагрид на испытательном сроке облетело школу всего за несколько дней, но к возмущению Гарри, никто особо не расстроился, на самом же деле, некоторые, а среди них, разумеется, и Драко Малфой, выглядели исключительно радостно. Что же касается необычной смерти загадочного служащего Отдела Тайн в Святом Мунго, то, судя по всему, об этом знали только Гарри, Рон и Гермиона, и только их одних это встревожило. Теперь самой главной темой разговоров в коридорах были сбежавшие Упивающиеся Смертью, чья история наконец-то просочилась в школу посредством учеников, выписывающих газеты. Забурлили слухи о том, что несколько осужденных засветились в Хогсмёде, и, очевидно, как в свое время и Сириус Блэк, скрывались в Шумном Шалмане, готовясь проникнуть в Хогвардс.
   
На родившиеся в колдовских семьях имена этих Упивающихся Смертью нагоняли не меньше страху, чем имя Вольдеморта — преступления, совершенные ими в дни тирании Вольдеморта уже стали легендарными. Те студенты Хогвардса, что были родственниками их жертв, оказались невольными объектами всеобщего интереса: Сюзан Скелетонс, чьи дядя, тетя и двоюродные братья погибли от рук одного из сбежавшей десятки, на уроке Гербологии грустно призналась, что теперь то она понимает, каково приходится Гарри.
   
— Не знаю, как ты это терпишь…ужасно, — резко бросила она, высыпав слишком много драконьего навоза в поддон с рассадой Визгощелков, отчего те принялись извиваться и пищать.
   
И на самом деле, в эти дни Гарри стал объектом с новой силой возобновившихся пересудов, но на сей раз, он заметил небольшое отличие. Теперь они были скорее любопытствующими, нежели враждебными, а однажды он услышал обрывок разговора двух студентов, которых усомнились в версии «Пророка» о том, как и почему сбежали десять Упивающихся Смертью из крепости Азкабан. В своем замешательстве и страхе, эти скептики, казалось, нашли единственное удовлетворившее их объяснение: то, о котором Гарри и Думбльдор толковали им еще в прошлом году.
   
Но поменялось не только настроение студенчества. Теперь очень часто можно было увидеть двух или трех преподавателей беседующих тихим быстрым шепотом на переменах, и сразу замолкавших при приближении учеников.
   
— Очевидно, они больше не могут открыто говорить в учительской, — тихо сказала Гермиона, когда однажды она, Гарри и Рон прошли мимо профессоров МакГонаголл, Флитвика и Спаржеллы сгрудившихся у кабинета Заклинаний. — Там же теперь Умбридж.
   
— Считаешь, им известно что-нибудь новенькое? — оглянулся Рон через плечо на трех своих учителей.
   
— Если б знали, думаешь, мы б об этом услышали? — рассердился Гарри. — Из-за этого Декрета… какой он там по счету?
   
Новые сообщения появились на досках объявлений всех Колледжей на следующее же утро после известия о побеге из Азкабана:
   
    
ПО ПРИКАЗУ ВЕРХОВНОГО ИНКВИЗИТОРА ХОГВАРДСА
    
    
Сим преподавателем запрещается давать студентам любую информацию,
    
напрямую не относящуюся к предмету, за который они получают зарплату.
    
    
Вышеупомянутое согласуется с Образовательным Декретом
    
Номер Двадцать Шесть
    
    
Подписано:
    
Долорес Джейн Умбридж, Верховным Инквизитором.
   
   
Последний декрет был предметом многочисленных шуток со стороны студентов. Ли Джордан указал Умбридж на то, что пока действует новое правило, она не может отчитать Фрэда с Джорджем за развлечение со Взрывчатыми Хлопушками на задней парте.
   
— Взрывчатые Хлопушки не имеют ничего общего с Защитой от Темных Сил, профессор! А эта информация никак не относится к Вашему предмету!
   
Когда Гарри увидел Ли в следующий раз, тыльная сторона его ладони ужасно кровоточила. Гарри посоветовал ему акнерысовую настойку.
   
Гарри подумал, что побег из Азкабана должен был бы унизить Умбридж, что ее должна была бы хоть немного смутить трагедия, произошедшая прямо под носом ее обожаемого Фуджа. Однако казалось, что свершившееся только усугубило ее неистовое желание подмять под себя все сферы жизни Хогвардса. Ее намерение уволить кого-нибудь только усилилось, и единственным вопросом оставалось — кто окажется первым — профессор Трелоуни или Хагрид.
   
Теперь все уроки Предсказаний и Ухода за Волшебными Существами проходили в присутствии Умбридж и ее вечного блокнота. Она засела у камина в провонявшей благовониями башенке, прерывая становившуюся день ото дня все более истеричной речь профессора Трелоуни неимоверно трудными вопросами по Орнитомантии и Гемптомологии, настаивая на том, чтобы профессор предсказывала ответы студентов прежде, чем они успеют их дать и, требуя, чтобы та по очереди демонстрировала свое умение в обращении с хрустальным шаром, чайными листьями и костяшками рун. Гарри казалось, что профессор Трелоуни вскоре сломается от напряжения. Несколько раз он даже сталкивался с ней в коридорах — что само по себе уже было очень необычным, в основном она не выходила из своей комнате в башне — неистово бормочущей что-то себе под нос, заламывающей руки и бросающей испуганные взгляды через плечо, при том от нее исходил сильный запах кулинарного хереса. Если бы Гарри так не беспокоился о Хагриде, то даже пожалел бы ее — но если один из этих двоих должен был лишиться работы, Гарри уже определился с тем, кто должен был бы остаться.
   
К сожалению, Хагрид тоже оказался в невыгодном положении. Хотя он, следуя совету Гермионы, не показывал ученикам ничего страшнее Крапа — существа совершенно неотличимого от американского терьера, если бы не его раздвоенный хвост — но и он тоже начал терять самообладание. Во время уроков он казался расстроенным и нервным, часто терял нить разговора, невпопад отвечал на вопросы, не отводя встревоженного взгляда от Умбридж. Он все больше отдалялся от Гарри, Рона и Гермионы, и даже строго-настрого запретил им навещать его после наступления темноты.
   
— Если она вас сцапает, полетят все наши головы, — откровенно признался он им.
   
Чтобы ненароком не сделать чего-то, подвергающего опасности его работу, они отказались от мысли посещать вечерами его избушку.
   
Гарри казалось, что Умбридж планомерно лишает его всего, что делало сносной жизнь в Хогвардсе: посещений домика Хагрида, писем от Сириуса, его Всполоха и Квиддитча. Единственное, чем он мог отомстить ей — это удвоить свои достижения в АД.
   
Ему было радостно видеть что все, даже Захариус Смит, принялись трудиться изо всех сил, подстегиваемые известиями о десяти бродящих на свободе Упивающихся Смертью, но ни у кого не получалось совершенствоваться так быстро, как у Невилла. То, что палачи его родителей сбежали, повлекло за собой удивительные и даже немного пугающие перемены в их друге. Он ни разу не обмолвился о встрече с Гарри, Роном и Гермионой в изолированной палате Святого Мунго, и, следуя его примеру, они тоже не распространялись об этом. Ничего он не говорил и о побеге Беллатрикс с ее сообщниками. По правде, Невилл теперь открывал рот только во время занятий АД, но непреклонно трудился, осваивая проклятия и конт-заклинания, которым обучал их Гарри, его пухлое личико морщилось от усилий, совершенно безразличное к случайно наносимым травмам, и работал он усерднее всех остальных. Совершенствовался он так быстро, что это даже немного нервировало, и когда Гарри преподавал им Защитное Заклинание — способ отражения легких проклятий, так чтобы те отдавались обратно нападающему — только Гермионе удалось освоить эти чары быстрее, чем Невиллу.
   
Гарри бы многое отдал за то, чтобы добиться таких же успехов в Окклюменции, каких Невилл добивался на занятиях АД. Сеансы Гарри со Снэйпом, начавшиеся так плохо, не улучшились ни на йоту. Наоборот, Гарри чувствовал, что с каждым уроком у него получается все хуже.
   
Прежде чем он начал изучать Окклюменцию, его шрам покалывало лишь изредка, обычно ночью, или во время испытываемых время от времени странных вспышек погружения в сознание и настроение Вольдеморта. А теперь его шрам болел почти всегда, настроение скакало от раздражения к жизнерадостности и обратно, что совершенно не вязалось с происходящим с ним в это время, но всегда сопровождалось чрезвычайно острыми приступами боли в шраме. У Гарри складывалось ужасающее впечатление, что он постепенно превращается в нечто вроде антенны, настроенной на малейшие колебания настроения Вольдеморта, и был совершенно уверен, что повысилась его чувствительность прямо с первого занятия Окклюменцией у Снэйпа. Более того, прогулки по коридору к входу в Отдел Тайн стали сниться ему почти каждую ночь, и каждый сон завершался одним и тем же — сгорая от желания попасть внутрь, он оставался стоять перед закрытой черной дверью.
   
— Может это вроде заболевания? — спросила Гермиона, когда Гарри поделился тревогами с нею и Роном. — Лихорадка или типа того. Всегда становится хуже, прежде чем стать лучше.
   
— От уроков Снэйпа всегда становится только хуже, — решительно воскликнул Гарри. — Я чувствую недомогание, мой шрам болит, а я целыми ночами скучаю, бродя по коридору, — он сердито потер лоб. — Я просто хочу, чтобы дверь открылась, я с ума схожу, от того, что продолжаю глядеть на нее…
   
— Не смешно, — резко оборвала его Гермиона. — Думбльдор вообще не хочет, чтобы тебе снился этот коридор, иначе бы он не попросил Снэйпа учить тебя Окклюменции. Просто на занятиях тебе надо немного потрудиться.
   
— Я тружусь! — рассердился Гарри. — Сама бы попробовала… Снэйп, пытающийся влезть тебе в голову…это тебе не хихоньки да хахоньки!
   
— Может быть… — медленно произнес Рон.
   
— Что может быть? — все больше раздражаясь, спросила Гермиона.
   
— Может Гарри не виноват, что не может закрыть свой разум, — мрачно буркнул Рон.
   
— Что ты хочешь сказать? — удивилась Гермиона.
   
— Может, это Снэйп на самом деле не хочет помочь Гарри…
   
Гарри и Гермиона уставились на него. Рон переводил с одного на другую хмурый многозначительный взгляд.
   
— Может, — заговорил он вновь, понизив голос. — Он на самом деле хочет открыть разум Гарри пошире… чтобы облегчить доступ Сами-Знаете-Кому…
   
— Заткнись, Рон, — сердито воскликнула Гермиона. — Сколько раз ты подозревал Снэйпа, но разве когда-нибудь ты оказывался прав? Думбльдор верит ему, он работает на Орден, этого должно быть достаточно.
   
— Он же был Упивающимся Смертью, — упрямо возразил Рон. — А мы никогда не видели доказательств того, что он на самом деле перешел на другую сторону.
   
— Думбльдор верит ему, — повторила Гермиона. — А если мы не сможем доверять Думбльдору, то мы никому больше не сможем доверять.
   * * *
   
В тревогах и заботах — поразительное количество домашних заданий вынуждало пятиклассников засиживаться над ними заполночь, тайна встреч АД и регулярные занятия со Снэйпом — ужасающе быстро промелькнул январь. Прежде чем Гарри успел осознать, наступил февраль, принеся с собой теплую, дождливую погоду и перспективу второго за этот год посещения Хогсмёда. С тех пор, как они договорились вместе сходить в деревню, у Гарри почти не было времени переброситься парой слов с Чу, но внезапно он оказался перед фактом, что день Святого Валентина проведет в ее компании.
   
Утром четырнадцатого числа он одевался особенно тщательно. Они с Роном подоспели на завтрак, как раз к прибытию совиной почты, Хедвиги не было — но Гарри и не надеялся что-нибудь получить — а вот Гермиона уже извлекала письмо из клюва незнакомой коричневой совы.
   
— Наконец-то! Если бы и сегодня оно не пришло… — сказала она, нетерпеливо разрывая конверт и вытряхивая маленький кусочек пергамента. Ее глаза пробежали по строчкам, и на лице появилось выражение мрачного удовлетворения. — Послушай, Гарри, это действительно важно. Как думаешь, получиться у нас встретиться в полдень в Трех Метлах?
   
— Ну…. Я не знаю, — неуверенно произнес Гарри. — Чу, наверное, ждет, что я проведу весь день только с ней. Мы еще не говорили, куда пойдем.
   
— Хорошо, если другого выхода нет, приведи ее с собой, — выпалила Гермиона. — Но ты ведь придешь?
   
— Ну….ладно, а зачем?
   
— Сейчас у меня нет времени говорить об этом, но скоро ты узнаешь.
   
И она умчалась из Большого Зала, сжимая в одной руке письмо, а в другой — тост.
   
— Ты идешь? — спросил Гарри Рона, но тот мрачно покачал головой.
   
— Я вообще не смогу попасть в Хогсмёд, Анжелина хочет устроить тренировку на весь день. Словно бы это поможет — мы самая отстойная команда, какую я когда-либо знал. Видел бы ты Слопера и Кирка — душераздирающее зрелище, они даже хуже меня, — Рон тяжело вздохнул. — Не знаю, почему Анжелина не хочет, чтобы я ушел.
   
— Потому что ты офигенно выглядишь в форме, вот почему, — раздосадовано бросил Гарри.
   
Ему все труднее было проявлять сочувствие к затруднительному положению Рона, особенно теперь, когда он бы все отдал за то, чтобы сыграть в предстоящем матче с Хуффльпуффом. Очевидно, Рон обо всем догадался по его тону, а потому за весь завтрак ни слова не проронил о Квиддитче, и даже попрощались они друг с другом немного холодно. Рон потопал на Квиддитчное поле, а Гарри, после недолгой, но бесплодной борьбы со своими волосами, которые он пытался пригладить, глядя на свое отражение в ложке, ужасно тревожась и не имея никакого представления о чем они будут говорить, в одиночку отправился в Вестибюль, чтобы встретиться с Чу.
   
Она ждала его неподалеку от дубовой входной двери — совершенно восхитительная — с волосами, убранными в длинный хвост. Гарри показалось, что ноги его стали огромными, и внезапно он с ужасом осознал, насколько нелепо он, наверное, выглядит, с руками, повисшими, как плети с обеих сторон туловища.
   
— Привет, — с придыханием сказала Чу.
   
— Привет, — ответил Гарри.
   
С минуту они таращились друг на друга, а затем Гарри произнес:
   
— Ну… может, мы пойдем?
   
— Ох…да…
   
Они присоединились к очереди студентов, выстроившихся на подпись к Филчу, изредка переглядываясь и усмехаясь, но, не говоря друг другу ни слова. Гарри почувствовал облегчение только оказавшись на свежем воздухе — гораздо проще было шагать в полном молчании, чем стоять на одном месте, выглядя ужасно неуклюжим. Денек выдался прохладным и ветреным, проходя мимо Квиддитчного стадиона, Гарри мельком увидел Рона и Джинни, носившихся вдоль трибун, и почувствовал ужасную горечь, оттого, что сейчас был не с ними.
   
— Ты действительно так скучаешь по этому? — спросила Чу.
   
Он оглянулся и понял, что она наблюдала за ним.
   
— Да, — вздохнул Гарри. — Ужасно.
   
— Помнишь, когда в третьем классе мы впервые играли друг против друга? — поинтересовалась она.
   
— Ага, — усмехнулся Гарри. — Ты мне вечно мешалась.
   
— А Древ сказал, что не стоит быть джентльменом, и если понадобиться, надо просто спихнуть меня с метлы, — вспомнив, улыбнулась Чу. — Я слышала, его взяли в Гордость Портри, правда?
   
— Неа, в Малолетсон Юнайтед, я видел его на Кубке Мира в прошлом году.
   
— О, мы же там виделись, помнишь? Мы были в одном палаточном лагере. Было классно, правда?
   
Тема Квиддитчного Кубка Мира заняла их на всем пути по тропинке до ворот. Гарри не мог поверить тому, насколько легко оказалось беседовать с нею — на самом деле, не труднее, чем общаться с Гермионой и Роном — и только он почувствовал уверенность и радость, как их нагнала большая группа Слизеринских девчонок вместе с Панси Паркинсон.
   
— Поттер и Чэн! — взвизгнула Панси под общее ехидное хихиканье. — Фу, Чэн, не думала, что у тебя такой вкус… по крайней мере, Диггори хоть симпатичным был!
   
Девчонки обогнали их, болтая, пронзительно вскрикивая, бросая преувеличенно заинтересованные взгляды на Гарри и Чу, и оставили после себя звенящую тишину. Гарри не мог придумать, что сказать еще о Квиддитче, а Чу, залившись румянцем, потупила взгляд.
   
— Так… куда бы ты хотела пойти? — спросил Гарри, когда они добрались до Хогсмёда. По Хай стрит сновали туда-сюда толпы студентов, заглядывая в витрины и сталкиваясь друг с другом на тротуаре.
   
— О… я не думала об этом, — пожала плечами Чу. — Хм… может мы просто прошвырнемся по магазинчикам?
   
Они добрели до «Дервиша и Бамса». Огромное объявление в витрине разглядывали несколько Хогсмёдцев. Когда подошли Гарри с Чу, они пододвинулись в сторону, и Гарри уставился на фотографии десятерых сбежавших Упивающихся Смертью. Объявление, «по приказу Министерства Магии», предлагало награду в тысячу Галлеонов любому, кто даст информацию, которая поможет в поимке изображенных преступников.
   
— Это даже смешно, — тихо произнесла Чу, разглядывая лица Упивающихся Смертью. — Помнишь, когда сбежал Сириус Блэк, дементоры выискивали его по всему Хогсмёду? А теперь на свободе целый десяток Упивающихся Смертью и нигде ни одного дементора…
   
— Точно, — Гарри оторвал взгляд от Беллатрикс Лестрэйндж, чтобы оглядеть Хай стрит. — Это странно.
   
Он вовсе не сожалел о том, что поблизости нет дементоров, но теперь, когда над этим задумался, их отсутствие показалось очень существенным фактом. Те не только позволили бежать Упивающимся Смертью, но даже не стали их искать … судя по всему, они на самом деле вышли из под контроля Министерства.
   
Десять сбежавших Упивающихся Смертью глядели с каждой витрины, мимо которой проходили они с Чу. Когда они, не спеша, прогуливались мимо магазинчика Писчих Принадлежностей, закрапал дождик: холодные, тяжелые капли воды падали на лицо Гарри, стекали за шиворот.
   
— Хм… а ты кофе не хочешь? — поинтересовалась Чу, когда дождь припустил сильнее.
   
— Ага, конечно, — Гарри оглянулся. — А где?
   
— О, здесь неподалеку есть по-настоящему классное местечко, ты бывал когда-нибудь у мадам Толстоножки? — Чу потащила его в переулок в маленькую чайную, которую Гарри раньше никогда не замечал.
   
Это оказалось тесное душное местечко, всюду украшенное оборочками и бантиками, что неприятно напомнило Гарри кабинет Умбридж.
   
— Мило, правда? — обрадовалась Чу.
   
— Эээ…ага, — солгал Гарри.
   
— Смотри, она все оформила ко дню Святого Валентина! — указала Чу на золотых херувимчиков, парящих над маленькими круглыми столами и время от времени осыпающих посетителей розовым конфетти.
   
— Ээээээ…..
   
Они уселись за единственный свободный столик, прямо напротив запотевшего окна. Роджер Дэвис, капитан Квиддитчной команды Равенкло сидел всего в полутора футах от них с какой-то симпатичной блондинкой. Они держались за руки. От этого зрелища Гарри стало неудобно, и это чувство только усилилось, когда он, оглядев чайную, увидел, что ее заполняют исключительно парочки, держащиеся за руки. Наверное, Чу надеялась, что и он возьмет ее за руку.
   
— Чего вам принести, голубки? — спросила мадам Толстоножка — очень плотная дама с блестящим черным пучком на голове — с превеликим трудом протиснувшаяся между их столом и столиком Роджера Дэвиса.
   
— Два кофе, пожалуйста, — ответила Чу.
   
За то время пока им несли кофе, Роджер Дэвис и его подружка принялись целоваться, перегнувшись друг к другу через сахарницу. Гарри очень не хотелось, чтобы они это делали, потому что Дэвис занимался тем, чего в скором времени ожидала от Гарри и Чу. Его щеки запылали, он постарался выглянуть в окно, но стекло так запотело, что улицу снаружи совершенно не было видно. Оттягивая момент, когда ему все же придется взглянуть на Чу, Гарри уставился в потолок, словно бы проверяя качество его покраски, и заработал целую пригоршню конфетти прямо в лицо от кружащегося над ним херувима.
   
Через несколько тягостных минут, Чу упомянула Умбридж. Гарри с облегчением схватился за эту тему, и некоторое время они радостно поливали ее грязью, но этот предмет так часто обсуждался на встречах АД, что и он вскоре иссяк. Вновь повисла тишина. Гарри буквально кожей чувствовал хлюпающие звуки, летящие с соседнего стола, и дико метался, не зная, что еще сказать.
   
— Эээ… послушай, не хочешь пойти со мной на ланч в Три Метлы? Я там встречаюсь с Гермионой Грэйнжер.
   
Чу подняла брови.
   
— Ты встречаешься с Гермионой Грэйнжер? Сегодня?
   
— Угу. Ну, она меня попросила, и я подумал, что смогу. Хочешь пойти со мной? Она сказала, что это ничего, если ты там будешь.
   
— О…ну… очень мило с ее стороны.
   
Но Чу вовсе не выглядела так, будто думала, что это мило. Напротив, ее голос звучал холодно, и внезапно показался совсем непривлекательным.
   
Несколько минут проползли в полнейшей тишине, Гарри выпил свой кофе так быстро, что ему понадобилась еще одна чашка. Рядом с ними, Роджер Дэвис и его подружка, казалось, склеились друг с другом головами.
   
Рука Чу лежала на столе возле ее чашки кофе, и Гарри почувствовал страшное желание взять ее руку в свою. Просто сделай это, уговаривал он себя, а в его груди поднималась смесь паники с волнением, просто протяни руку и возьми. Удивительно, что оказалось труднее пронести свою ладонь всего двенадцать дюймов, чтобы прикоснуться к ее руке, чем схватить быстро ускользающего Проныру в воздухе…
   
Но стоило ему двинуть рукой вперед, как Чу убрала свою со стола. Теперь она с ненавязчивым интересом разглядывала Роджера Дэвиса, целующегося со своей подружкой.
   
— Знаешь, он приглашал меня на свидание, — тихо сообщила она. — Пару недель назад. Роджер. Я ему отказала.
   
Гарри схватил сахарницу, чтобы оправдать свое внезапное движение рукой вдоль стола, и совершенно не соображая, зачем она рассказывает ему об этом. Если она хотела сидеть за соседним столом воодушевлено целуясь с Роджером Дэвисом, то какого черта она согласилась пойти на свидание с Гарри?
   
Он ничего не сказал. Их херувим вывалил им на головы еще одну пригоршню конфетти, несколько штук упало в остывший кофе Гарри, в те несколько глотков, которые он только-только собрался допить.
   
— Я приходила сюда в прошлом году с Седриком, — сказала Чу.
   
Через секунду до Гарри дошло, что она сказала, и все внутри заледенело. Ему не верилось, что именно сейчас, когда их окружали целующиеся парочки, а над головами летали херувимы, ей захотелось поговорить о Седрике.
   
Когда Чу снова заговорила, ее голос звучал уже громче.
   
— Мне все время хотелось спросить тебя…Седрик…он…г…г…говорил обо мне перед смертью?
   
Это была последняя вещь на земле, которую Гарри предпочел бы обсуждать, в особенности с Чу.
   
— Ээээ…нет… — тихо ответил он. — Тогда…тогда просто не было времени, чтобы говорить о чем-либо. Хм… так…а ты… ты часто смотрела Квиддитч на каникулах? Ты ведь болеешь за Торнадо?
   
Его голос прозвучал фальшиво веселым. К своему ужасу, он увидел, что ее глаза вновь полны слез, так же, как тогда на встрече АД, незадолго до рождества.
   
— Слушай, — произнес он с отчаянием, наклонившей к ней, чтобы не быть подслушанным. — Давай не будем прямо сейчас говорить о Седрике…давай поговорим о чем-нибудь другом…
   
Но, судя по всему, он сказал что-то не то.
   
— Я думала, — ее слезы брызнули на стол. — Я думала, ты… п…п…понял! Мне нужно поговорить об этом! Уверена, что и тебе…н…нужно поговорить об этом т. тоже! Я имею ввиду, ты же видел, как это случилось, т…так ведь?
   
Все оборачивалось самым кошмарным образом; подружка Роджера Дэвиса отклеилась от него, чтобы посмотреть на рыдающую Чу.
   
— Но… я уже говорил об этом, — прошептал Гарри. — С Роном и Гермионой, но…
   
— Ну, надо же, ты говорил с Гермионой Грэйнжер! — взвизгнула Чу, ее лицо блестело от слез. Еще несколько парочек оторвались друг от друга, чтобы взглянуть на нее. — А со мной поговорить не хочешь! М….может, будет лучше, если мы…просто….расплатимся, и ты пойдешь встречаться со своей Гермионой Г…Грэйнжер, ты же этого хочешь!
   
Гарри, совершенно сбитый с толку, уставился на нее, а она схватила оборчатую салфетку и промокнула свое блестящее от слез лицо.
   
— Чу? — выдавил он, от всего сердца желая, чтобы Роджер, вместо того, чтобы пялиться бы на них, снова принялся целовать свою девчонку.
   
— Давай, вали! — плача в салфетку, ответила Чу. — Я не знаю, зачем ты вообще попросил меня пойти с тобой на свидание, если договорился встретиться с другой девчонкой сразу после меня…а со сколькими еще ты встречаешься после Гермионы?
   
— Но ведь это не так! — до Гарри наконец дошло, что ее так раздосадовало, и он с облегчением рассмеялся, всего через долю секунды осознав, что совершил непоправимую ошибку.
   
Чу вскочила на ноги. Теперь вся чайная притихла, наблюдая за ними.
   
— Увидимся, Гарри, — театрально бросила она, и тихо икая, направилась к двери, дернула ее и рванула прямо под проливной дождь.
   
— Чу! — воскликнул Гарри, но дверь, мелодично звякнув колокольчиком, уже захлопнулась за ней.
   
В чайной повисла непроницаемая тишина. Все взгляды остановились на Гарри. Он бросил на стол Галлеон, вытряхнул из волос розовые конфетти, и вслед за Чу пошел к двери.
   
Лило изо всех сил, и видно ее нигде не было, а Гарри просто не понимал, что случилось — всего полтора часа назад все у них складывалось хорошо.
   
— Женщины! — сердито пробормотал он, шлепая с засунутыми в карманы руками по залитой водой улице. — Зачем ей вообще надо было говорить о Седрике? Почему она вечно поднимает тему, от которой потом рыдает в три ручья?
   
Он повернул направо, сорвавшись на бег, и уже через минуту ввалился в дверь Трех Метел. Он знал, что встречаться с Гермионой еще рановато, но надеялся, что найдет здесь кого-нибудь, чтобы скоротать время. Отбросив с глаз намокшие волосы, он огляделся. В углу в полном одиночестве с мрачным видом сидел Хагрид.
   
— Привет, Хагрид! — поздоровался Гарри, протиснувшись между близко стоящими столами и усаживаясь на стул рядом с ним.
   
Хагрид вздрогнул и уставился на него, словно бы не узнавая. Гарри заметил на его лице парочку свежих ран и несколько новых фингалов.
   
— Ох, эт ты, Гарри, — сказал Хагрид. — Ты в порядке?
   
— Ага, в порядке, — соврал Гарри: сидя возле побитого и печального Хагрида, он просто не имел права жаловаться. — Эээ… а ты как себя чувствуешь?
   
— Я-то? — спросил Хагрид. — Ну да, Гарри, р’скошно, р’скошно.
   
Он заглянул в глубины своей оловянной пивной кружки, размерами похожей на огромное ведро, и вздохнул. Гарри не знал, что сказать ему. Они молча посидели рядом. Вдруг Хагрид сказал:
   
— Мы с тобой, типа, в одной лодке, ты и я, да, ‘Арри?
   
— Эээ…. - произнес Гарри.
   
— Ага… я ж грил раньше… типа два аутсайдера, — со знанием дела кивнул Хагрид. — И оба сироты. Ага…оба сироты.
   
Он сделал большой глоток из пивной кружки.
   
— Разница-то в том, шоб иметь приличное семейство, — сказал он. — Мой папаша был приличным. Твои пап с мамой были приличными. Если б они были живы, жисть другой была бы, а?
   
— Да…. я так думаю, — осторожно согласился Гарри.
   
У Хагрида было очень странное настроение.
   
— Семья, — уныло буркнул Хагрид. — Шоб ты не грил, кровь — штука важная…
   
И он утер струйку этой самой крови со своего глаза.
   
— Хагрид, — Гарри больше не мог останавливать себя. — Откуда берутся все эти раны?
   
— А? — испугался Хагрид. — Какие раны?
   
— Да вот эти, — Гарри указал на лицо Хагрида.
   
— Ох…так эт просто обычные шишки там и синяки, Гарри, — облегченно вздохнул Хагрид. — Такая у меня суровая работа.
   
Осушив до дна свою кружку, он поставил ее на стол и поднялся на ноги.
   
— Увиимся еще, Гарри… держись.
   
Он с печальным видом неуклюже затопал прочь из паба и исчез под проливным дождем. Гарри, чувствуя необыкновенную жалость, поглядел ему вслед. Хагрид был несчастлив и что-то скрывал, но был полон решимости не принимать ничью помощь. Что же происходит? Но прежде, чем Гарри успел поразмыслить над этим, то услышал, как его зовут по имени.
   
— Гарри! Гарри, иди сюда!
   
Гермиона махала ему рукой из другого конца зала. Он поднялся, и пошел к ней, прокладывая себе дорогу сквозь толпу. Он не дошел нее всего несколько шагов, когда понял что Гермиона не одна. Она сидела за столом с самой неприятной парой, какую он только мог себе вообразить: с Луной Лавгуд и никем иным, как Ритой Вритер, экс-журналистом «Ежедневного Пророка», тем человеком, которую Гермиона больше всего терпеть не могла.
   
— Ты рановато! — Гермиона пододвинулась, освобождая ему место. — Я думала ты с Чу, и не ждала тебя раньше, чем через час!
   
— Чу? — воскликнула Рита, заерзав на своем стуле, и глядя на Гарри жадными глазами. — С девочкой?
   
Она схватила свою крокодиловую сумку и принялась в ней рыться.
   
— Это не твое дело, даже если Гарри встречается с сотней девчонок, — холодно одернула Риту Гермиона. — Так что можешь убрать это прямо сейчас.
   
Рита отдернула руку от пера кислотно-зеленого цвета. С видом, будто ее только что заставили проглотить Смердосок, она захлопнула свою сумку.
   
— Вы чего тут делаете? — спросил Гарри, усевшись и переводя взгляд с Риты на Луну, а с Луны — на Гермиону.
   
— Маленькая мисс Совершенство объясняла мне это до того, как ты появился, — Рита с хлюпаньем глотнула свой напиток. — Полагаю, я могу поговорить с ним? — бросила она Гермионе.
   
— Да, полагаю, что можешь, — ледяным тоном сказала Гермиона.
   
Отсутствие работы не красило Риту — когда-то тщательно завитые волосы теперь висели прямыми неопрятными патлами. Алый маникюр на двухдюймовых ногтях облупился, а из узкой, вразлет, оправы ее очков исчезли несколько фальшивых камушков. Она еще раз глотнула своего напитка и пробормотала уголком рта:
   
— Хороша девица, а, Гарри?
   
— Обещаю, еще одно слово о личной жизни Гарри, и наша сделка расторгнута, — раздраженно бросила Гермиона.
   
— Какая сделка? — спросила Рита, утирая рот тыльной стороной ладони. — Ты пока что ничего не говорила о сделке, мисс Ханжество, ты только сказала мне вернуться. Ох, когда-нибудь… — она судорожно вздохнула.
   
— Да, да, когда-нибудь ты напишешь кучу ужасающих историй обо мне и Гарри, — с безразличием ответила Гермиона. — Да кого это будет волновать, кроме тебя?
   
— Они в этом году и так уже нацарапали кучу ужасающих историй о Гарри, причем, без моей помощи, — Рита бросила на него взгляд поверх своего бокала и горько шепнула. — Ну и как ты чувствуешь себя, Гарри? Потерявшим рассудок? Преданным? Непонятым?
   
— Он, конечно, чувствует себя рассвирепевшим, — резко бросила Гермиона. — Потому что он говорил правду министру Магии, а министр оказался слишком тупым, чтобы поверить ему.
   
— Так вы придерживаетесь мнения, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут вернулся? — спросила Рита, опуская свой бокал и испытующе глядя на Гарри, ее рука непроизвольно потянулась к замку крокодиловой сумки. — Ты поддерживаешь всю ту чушь, которую нес Думбльдор о том, что Сам-Знаешь-Кто вернулся, и ты был единственным тому свидетелем?
   
— Я не был единственным свидетелем, — рявкнул Гарри. — Там была чертова дюжина Упивающихся Смертью. Перечислить поименно?
   
— Хотелось бы, — выдохнула Рита, теребя свою сумку, и глядя на него такими глазами, будто никогда прежде не видела ничего более прекрасного. — Огромный жирный заголовок: «Поттер обвиняет…» Подзаголовок «Гарри Поттер обличает Упивающихся Смертью, живущих среди нас». А под твоей большой классной фотографией, «Взволнованный подросток Гарри Поттер, 15-ти лет, выживший после нападения Сами-Знаете-Кого, сгорая от гнева, обвинил вчера уважаемых и видных членов колдовского сообщества в том, что они являются Упивающимися Смертью…»
   
Самописное перо уже оказалось в ее руке, готовое записать все, что она скажет, но тут восторг на лице Риты угас.
   
— Но, с другой стороны, — произнесла она, опуская перо и впившись взглядом в Гермиону. — Маленькая мисс Совершенство не захочет, чтобы эта история увидела свет, так ведь?
   
— На самом деле, — сладко пропела Гермиона. — Именно этого и хочет маленькая мисс Совершенство.
   
Рита уставилась на нее. Гарри тоже. И только Луна, мечтательно напевая себе под нос «Уизли — наш король», помешивала свой коктейль палочкой, с надетой на ней маринованной луковичкой.
   
— Ты хочешь, чтобы я описала все, что он скажет о Том-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут? — еле слышно прошептала Рита.
   
— Да, хочу, — ответила Гермиона. — Честную историю. Только факты. Именно так, как сообщит их Гарри. Он даст тебе все детали, он назовет тебе имена неизвестных Упивающихся Смертью, которых он там видел, расскажет, как теперь выглядит Вольдеморт…ох, возьми себя в руки, — с презрением добавила она, бросив на стол салфетку, потому что при звуках имени Вольдеморта, Рита так сильно вздрогнула, что расплескала на себя полбокала Огневиски.
   
Рита заляпала весь свой неопрятный плащ, но продолжала, не отрываясь, пялиться на Гермиону. Затем она напрямик заявила:
   
— «Пророк» никогда такого не напечатает. Если вы не заметили, никто не верит в эту небылицу. Все считают, что мальчик просто бредит. И если ты позволишь написать мне историю под этим ракурсом…
   
— Нам не нужна еще одна история о том, как Гарри свихнулся! — выплюнула Гермиона. — Их и так порядком хватает, спасибо! Я хочу предоставить ему возможность сказать правду!
   
— Но такую историю невозможно сбыть, — холодно ответила Рита.
   
— Ты хочешь сказать, что «Пророк» никогда не напечатает ее, потому что Фудж не позволит, — раздраженно бросила Гермиона.
   
Рита послала Гермионе долгий тяжелый взгляд. Потом, перегнувшись к ней через стол, она деловито произнесла:
   
— Ну ладно, согласна, Фудж припугнул «Пророк», но здесь мы возвращаемся к началу. Они не захотят печатать историю, выставляющую Гарри в благоприятном свете. Никто не захочет читать ее. Это противоречит настроению публики. Последний побег из Азкабана заставил людей порядком понервничать. Люди просто не захотят поверить, что Сама-Знаешь-Кто вернулся.
   
— Так «Ежедневный Пророк» существует только затем, чтобы сообщать людям то, что те хотят услышать? — съязвила Гермиона.
   
Рита выпрямилась на стуле и, подняв брови, осушила свой бокал Огневиски.
   
— «Пророк» существует затем, чтобы продаваться, глупышка, — ледяным тоном заявила она.
   
— Мой папа считает «Пророка» ужасной газетенкой, — неожиданно вклинилась в разговор Луна. Посасывая луковичку из коктейля, она уставилась на Риту своими огромными, выпученными, немного сумасшедшими глазами. — А он публикует важные истории, которые, он уверен, нужно знать народу. И не заботится о зарабатывании денег.
   
Рита пренебрежительно глянула на Луну.
   
— Спорю, твой папа владеет какой-нибудь глупой деревенской газетенкой в один лист? — сказала она. — Печатает, наверное, «Двадцать пять способов смешаться с магглами и не быть замеченным» и даты следующих распродаж в «Бери и Улетай»?
   
— Неа, — Луна обмакнула луковичку в свой Левкоевый лимонад. — Он редактор «Каламбурщика».
   
Рита фыркнула так громко, что сидящие за соседними столиками, встревожено обернулись.
   
— «Важные истории, которые, он уверен, нужно знать народу», да? — уничижающе бросила она. — Этой хренью только сад удобрять.
   
— Что, нашла повод повыпендриваться? — доброжелательно осведомилась Гермиона. — Луна сказала, что ее отец будет счастлив взять интервью с Гарри. Вот, кто его опубликует.
   
Рита с минуту таращилась на них, а потом зашлась от смеха.
   
— «Каламбурщик»! — прокудахтала она. — Думаешь, люди примут всерьез, если его опубликуют в «Каламбурщике»?
   
— Не все, — спокойно ответила Гермиона. — Но в версии «Ежедневного Пророка» о побеге из Азкабана слишком много проколов. Думаю, множество людей задаются вопросом, и как это он не нашел лучшего объяснения происшедшего, а если появится альтернативная история, даже если та будет опубликована в…. - она покосилась на Луну. — В… скажем так, необычном журнале…то у них может появиться желание прочитать ее.
   
Рита ничего не ответила сразу, несколько минут она испытующе глядела на Гермиону, склонив голову набок.
   
— Хорошо, предположим на секунду, что я согласилась, — вдруг выпалила она. — Какое вознаграждение я за это получу?
   
— Не думаю, что папа платит тем, кто пишет для журнала, — задумчиво сообщила Луна. — Они пишут из уважения, ну и конечно, чтобы увидеть свое имя напечатанным.
   
— Полагаешь, я сделаю это бесплатно?
   
— Полагаю, да, — невозмутимо ответила Гермиона, отглотнув своего напитка. — Иначе, как тебе прекрасно известно, я сообщу начальству, что ты незарегистрированный Анимаг. Конечно, «Пророк» заплатит тебе больше за освещение жизни Азкабана прямо изнутри.
   
Рита выглядела так, будто в этот момент все, чего она хотела — это схватить бумажный зонтик из Гермиониного стакана и воткнуть ей в нос.
   
— Не думаю, что у меня есть выбор? — спросила она дрожащим голосом.
   
Вновь открыв свою крокодиловую сумку, она вытащила кусок пергамента и подняла Самописное перо.
   
— Папа будет польщен, — просияла Луна.
   
Желваки Риты дернулись.
   
— Хорошо, Гарри, — повернулась к нему Гермиона. — Готов рассказать народу правду?
   
— Думаю, да, — ответил Гарри, наблюдая как Рита пристраивает свое Самописное перо на разложенном между ними на столе пергаменте.
   
— Тогда поехали, Рита, — безмятежно произнесла Гермиона, вылавливая вишенку со дна своего бокала.
  
  
   
    
Глава 26 Виденное и непредвиденное
   
   
Насчет того, как быстро интервью Гарри с Ритой появится в «Каламбурщике», Луна ответила довольно неопределенно — сказала, что ее отец ждет роскошную длиннющую статью, освещающую жизнь Мяторогих Храпунчиков — «и, разумеется, это будет настолько важно, что Гарриной истории, возможно, придется подождать до следующего номера».
   
Гарри обнаружил, что не так-то просто, оказывается, рассказывать о ночи, когда вернулся Вольдеморт. Рита буквально выдавливала из него каждую деталь, и он выдал ей все, что смог вспомнить, понимая, что это самая благоприятная возможность рассказать миру правду. Ему было интересно, как люди отреагируют на его историю. Он мог только предполагать, что кучу народа она утвердит во мнении о его полном и безоговорочном сумасшествии, в немалой степени потому, что его история появится рядом с фуфлом о Мяторогих Храпунчиках. Но побег Беллатрикс Лестрэйнж и ее соратников Упивающихся Смертью вызвал у Гарри непреодолимое желание действовать, сработает это или нет…
   
— Не могу дождаться реакции Умбридж на твой выход на публику, — проникновенно заявил Дин за обедом в понедельник.
   
Сбоку от Дина Симус уплетал невообразимое количество цыплят и ветчинного пирога, но Гарри знал, что он прислушивается к разговору.
   
— Ты правильно сделал, Гарри, — поддержал сидящий напротив Невилл. Страшно бледный, он все же продолжил, понизив голос. — Наверное, это было… трудно… ну, говорить об этом?
   
— Угу, — буркнул Гарри. — Но люди же должны знать, чего стоит Вольдеморт, правда?
   
— Точно, — кивнул Невилл. — И его Упивающиеся Смертью тоже… люди должны узнать…
   
Невилл так и не закончил фразу, вернувшись к своей печеной картошке. Симус поднял было глаза, но, поймав взгляд Гарри, быстро уткнулся в свою тарелку. В скором времени Дин, Симус и Невилл ушли обратно в комнату отдыха, оставив Гарри с Гермионой дожидаться за столом Рона, пока не появлявшегося на обеде из-за тренировки по Квиддитчу.
   
Чу Чэн вошла в Зал со своей подругой Мариэттой. Желудок Гарри тоскливо сжался, но Чу, даже не взглянув на Гриффиндорский стол, уселась к нему спиной.
   
— О, я забыла спросить тебя, — глянув на стол Равенкло, сказала Гермиона. — Что случилось на свидании с Чу? Почему ты пришел так рано?
   
— Эээ…ну, в общем… — оттягивая время, Гарри пододвинул к себе тарелку рубленого ревеня. — Полный провал, уж коль ты об этом заговорила.
   
И он рассказал ее все, что случилось в чайной мадам Толстоножки.
   
— … так что, — закончил он несколькими минутами позже, когда исчез последний кусочек ревеня. — Она вскочила, сказала «еще увидимся, Гарри» и смылась оттуда! — он положил ложку и взглянул на Гермиону. — Ну и что это было? Как это понимать?
   
Гермиона оглянулась на затылок Чу и вздохнула.
   
— Ох, Гарри, — грустно произнесла она. — Извиняюсь, конечно, но ты был немного бестактным.
   
— Я? Бестактным? — возмутился Гарри. — Да то все нормально, а в следующую минуту она уже рассказывает мне, что Роджер Дэвид звал ее на свидание, и как она пришла и целовалась с Седриком в этой дурацкой чайной…что я, по-твоему, должен был чувствовать?
   
— Видишь ли, — произнесла Гермиона с таким видом, будто объясняла непоседливому несмышленышу, что дважды два равняется четырем. — Ты не должен был говорить ей, что хочешь встретиться со мной аккурат посреди вашего свидания.
   
— Но, но, — залопотал Гарри. — Но…ты же сама сказала встретиться с тобой в двенадцать и привести ее с собой, как еще я мог это сказать?
   
— По-другому, — заявила Гермиона в своей раздражающей поучительной манере. — Ты должен был сказать — это, конечно, досадно, но ты пообещал придти в Три Метлы, идти тебе ужасно не хочется, и ты бы предпочел весь день провести с нею, но, к сожалению, думаешь, что тебе просто необходимо встретиться со мной, и не будет ли она так любезна пойти с тобой, а еще, что ты от всей души надеешься, что это не займет много времени. И еще не плохо было бы добавить, что считаешь меня жуткой уродиной, — задумчиво добавила она.
   
— Но я не считаю тебя уродиной, — запротестовал Гарри.
   
Гермиона рассмеялась.
   
— Гарри, ты хуже Рона…ну, не совсем, — вздохнула она, увидев, что донельзя раздраженный Рон собственной заляпанной грязью персоной проковылял в Зал. — Слушай… ты расстроил Чу, сказав, что собираешься встретиться со мной, так что она попыталась заставить тебя ревновать. Это был ее способ узнать, насколько она тебе нравится.
   
— Так вот что она делала? — спросил Гарри. Рон упал на скамью напротив них, принявшись подвигать к себе все блюда, до каких мог дотянуться. — А не намного проще было бы спросить меня, нравиться ли она мне больше, чем ты?
   
— Девушки не часто задают такие вопросы, — ответила Гермиона.
   
— Ну так задавали бы! — воскликнул Гарри. — Тогда бы я ответил, что с ума по ней схожу, а ей бы не пришлось снова заводиться из-за смерти Седрика!
   
— Я же не сказала, что она поступила разумно, — произнесла Гермиона, когда к ним присоединилась Джинни, такая же замызганная и в дурном настроении, как и Рон. — Я просто пыталась объяснить тебе, что она тогда почувствовала.
   
— Тебе бы книги писать, — сказал Рон Гермионе, разрезая на куски картошку. — Объясняющие те безумия, что творят девчонки, чтобы парням понятнее было.
   
— Ага, — горячо согласился Гарри, оглядываясь на стол Равенкло. Чу встала и, не глядя в его сторону, вышла из Зала. Гарри в унынии посмотрел на Рона и Джинни. — Как Квиддитчная тренировка?
   
— Кошмарно, — угрюмо ответил Рон.
   
— Ох, да ладно, — взглянула на Джинни Гермиона. — Уверена, что все не так…
   
— Да так, так, — ответила Джинни. — Это было просто ужасающе. В конце Анжелина чуть не расплакалась.
   
После обеда Рон с Джинни побежали купаться; Гарри с Гермионой вернулись в беспокойную гостиную к своим обычным завалам домашней работы. Когда подошли Джордж с Фрэдом, Гарри вот уже полтора часа сражался с новой звездной картой по Астрономии.
   
— А Рона с Джинни здесь нет? — спросил Фрэд, оглядываясь и опускаясь в кресло, а когда Гарри помотал головой, продолжил. — Ну и хорошо. Мы видели их тренировку. Будет побоище. Без нас они просто фигня.
   
— Да ладно тебе, Джинни вовсе не так плоха, — беспристрастно заявил Джордж, усаживаясь рядом с братом. — На самом деле, я не знаю, как она умудрилась стать такой умницей, учитывая то, что мы не позволяли ей с нами играть.
   
— В шесть лет она вломилась в сарай для метел и, когда вы не видели, по очереди брала ваши метлы, — сообщила Гермиона из-за шаткой стопки книг по Древним Рунам.
   
— О… — кротко выдохнул Джордж. — Ну…. Это все объясняет.
   
— Рон отбил хоть один гол? — спросила Гермиона, выглянув поверх «Магических Иероглифов и Анаграмм».
   
— Ну, он вообще может, только когда думает, что на него никто не смотрит, — закатил глаза Фрэд. — Так что единственное, что нам остается в субботу, это упросить толпы поворачиваться к нему спиной и мило беседовать между собой каждый раз, когда Кваффл летит в его сторону.
   
Он вскочил и в беспокойстве двинулся к окну, вглядываясь в темноту.
   
— Знаешь, Квиддитч — единственная вещь, ради которой здесь стоило оставаться.
   
Гермиона бросила на него суровый взгляд.
   
— У вас скоро экзамены!
   
— Я ж тебе говорил уже, мы не беспокоимся из-за Т.Р.И.Т.О.Н. ов, — ответил Фрэд. — С Батончиками уже закруглились, мы поняли, как избавляться от фурункулов, всего пара капель акнерысовой настойки и готово, Ли нас надоумил.
   
Джордж широко зевнул и безутешно уставился в затянутое тучами ночное небо.
   
— Не знаю, захочу ли я вообще смотреть их матч. Если Захариас Смит обыграет нас, то я вполне могу покончить с собой.
   
— Лучше будет покончить с ним, — решительно бросил Фрэд.
   
— В этом вся беда Квиддитча, — рассеянно произнесла Гермиона, снова перегнувшись через Рунический перевод. — Он провоцирует все эти раздоры и напряжение между Колледжами.
   
Она оглянулась в поисках своего экземпляра «Шпельмановского слогового словаря» и заметила, что Фрэд, Джордж и Гарри уставились на нее со смешенным выражением презрения и недоверия на лицах.
   
— Ну да! — выпалила она. — Это всего лишь игра, разве нет?
   
— Гермиона, — Гарри покачал головой. — Ты осведомлена в чувствах и таких делах, но ты понятия не имеешь о Квиддитче.
   
— Может и нет, — мрачно бросила она, возвращаясь к переводу. — Но, по крайней мере, моя радость не зависит от вратарских способностей Рона.
   
И хотя Гарри скорее бы прыгнул с Астрономической башни, чем согласился с нею, после игры, которую он увидел в следующую субботу, он бы поставил сколько угодно галлеонов, чтобы вообще забыть о Квиддитче.
   
Единственная хорошая вещь, которую можно сказать о том матче состояла в том, что страдание Гриффиндорских болельщиков продолжалось всего двадцать две минуты. Трудно было сказать, что хуже — почти поровну распределились: четырнадцать забитых Рону голов, Слопер, упустивший Нападалу, но заехавший Анжелине битой по челюсти, или Кирк, визжащий и заваливающийся с меты всякий раз, когда Захариас Смит взмывал к нему с Кваффлом. Чудо состояло в том, что Гриффиндор отстал всего на десять баллов: Джинни удалось выхватить Проныру прямо из-под носа Хуффльпуффской Ищейки Саммерби, так что финальный счет был двести сорок — двести тридцать.
   
— Круто поймала, — подбодрил Гарри Джинни, вернувшись в комнату отдыха, атмосфера в которой больше всего походила на самые мрачные похороны.
   
— Мне повезло, — пожала она плечами. — Проныра оказался не самым быстрым, да и у Саммерби простуда, он чихнул и закрыл глаза в самый неудачный момент. По любому, как только ты вернешься в команду…
   
— Джинни, у меня пожизненный запрет.
   
— Запрет у тебя только на то время, пока в школе Умбридж, — поправила его Джинни. — В это вся разница. Короче, когда ты вернешься, я думаю попробоваться на Охотника. Анжелина и Алисия в будущем году закончат школу, а я в любом случае предпочитаю забивать голы, чем выискивать.
   
Гарри оглянулся на Рона, скорчившегося в углу гостиной, уставившись на свои колени с зажатой в руке бутылкой усладэля.
   
— Анжелина по-прежнему не хочет позволить ем уйти, — сказала Джинни, словно прочитав Гаррины мысли. — Говорит, будто знает, что он еще врубится что к чему.
   
Гарри нравилось доверие, демонстрируемое Анжелиной Рону, но с другой стороны, он думал, что будет гораздо любезнее позволить ему уйти из команды. Рон мог крепиться только до следующего громогласного куплета «Уизли — наш король», с превеликим смаком распеваемого Слизеринцами, ставшими теперь несомненными фаворитами на получение Квиддитчного Кубка.
   
Фрэд с Джорджем ошивались поблизости.
   
— У меня еще осталась совесть, чтобы не издеваться над ним, — сказал Фрэд, оглядев с ног до головы впавшего в уныние Рона. — Помните… когда он пропустил четырнадцатый…
   
Он бешено забарахтал руками в воздухе, словно плыл по-собачьи.
   
— …ладно, припасу это для вечеринок.
   
Вскоре Рон поплелся спать. Из уважения к его чувствам, Гарри немного выждал, прежде чем самому пойти в спальню, так что, если Рону хотелось, он мог бы притвориться уже спящим. И, разумеется, когда Гарри, наконец, вошел в комнату, Рон храпел немного громче того, что сошло бы за правдоподобность.
   
Гарри улегся в постель, размышляя о матче. Взгляд со стороны приводил его в сильнейшее замешательство. Он был приятно удивлен игрой Джинни, но понимал, что будь он на ее месте, то поймал бы Проныру быстрее…был момент, когда тот трепетал крылышками как раз возле коленки Кирка; если бы Джинни не колебалась, то могла бы выцарапать победу для Гриффиндора.
   
Умбридж сидела несколькими рядами ниже Гарри с Гермионой. Несколько раз она украдкой поворачивалась, чтобы взглянуть на него, и ее жабий рот расплывался в злорадной улыбке. Воспоминания об этом заставляли Гарри лежа в темноте сгорать от гнева. Спустя несколько минут, он, однако, вспомнил, что ему неплохо было бы перед сном освободить разум от всех эмоций, о чем Снэйп наставлял его каждый раз по окончании занятий Окклюменцией.
   
Он попробовал раз или два, но мысли о Снэйпе поверх воспоминаний об Умбридж только усугубили его дурное настроение, и он поймал себя на мысли о том, как ненавидит эту парочку. Постепенно храп Рона сменился на глубокое размерянное сопение. У Гарри заснуть так просто не получилось; его тело устало, но мозги еще долго не могли успокоиться.
   
Ему снилось, что Невилл и профессор Спаржелла вальсируют по Комнате по Требованию, а профессор МакГонаголл подыгрывает им на волынке. Он весело понаблюдал за ними некоторое время, а затем отправился разыскивать остальных членов АД.
   
Но, покинув комнату, он оказался лицом к лицу не с гобеленом Барнабаса Придурковатого, а с факелом, горящим в своем держателе на каменной стене. Он медленно повернул голову налево. Там, далеко в конце закрытого перехода была простая черная дверь.
   
Со все более нарастающим возбуждением Гарри направился к ней. У него было странное чувство, что на этот раз ему наконец повезет, и он найдет способ открыть ее… он был всего в нескольких футах от нее, когда с сильно колотящимся сердцем увидел пробивающуюся справа полоску бледно-голубого света…дверь была приоткрыта…он протянул руку, чтобы распахнуть ее пошире и…
   
Рон громко, неподдельно с прихрюкиванием всхрапнул, и Гарри резко проснулся с правой рукой, вытянутой в темноту прямо перед ним, чтобы открыть дверь, находящуюся в сотнях миль отсюда. Он позволил руке безвольно упасть, чувствуя одновременно и разочарование и собственную вину. Он знал, что не должен был даже смотреть на эту дверь, но в то же время сгорал от любопытства — что же скрывается за ней, и, конечно же, не мог сдержать досаду на Рона… если б только тот смог придержать свой всхрап всего на одну минуту.
   * * *
   
В понедельник утром они вошли в Большой Зал как раз в тот момент, когда прибыли почтовые совы. Гермиона была не единственной, кто с нетерпением ждал «Ежедневного Пророка»: почти каждый страстно жаждал новых известий об Упивающихся Смертью, которых, несмотря на то, что постоянно видели, поймать все еще не смогли. Она дала доставочной сове нут и быстро развернула газету, Гарри преспокойно пил апельсиновый сок; он, получивший за весь год одну записку, был уверен, что первая сова, бухнувшаяся возле него на стол, несомненно ошиблась.
   
— Ты к кому это? — спросил он, медленно убрав апельсиновый сок в пределы недосягаемости совиного клюва и наклонившись, чтобы прочитать имя и адрес получателя:
   
Гарри Поттеру
   
Большой Зал
   
Школа Хогвардс
   
Нахмурившись, он потянулся за письмом, но тут три, четыре, пять, а то и больше, сов спланировали вниз, всеми возможными способами пытаясь устроиться, топчась по маслу, рассыпая лапами соль в стремлении оказаться первой вручившей ему письмо.
   
— Что происходит? — в изумлении проговорил Рон, все за Гриффиндорским столом подались вперед, чтобы рассмотреть все получше, и еще семь сов приземлились вслед за первыми, ухая, вереща и хлопая крыльями.
   
— Гарри! — выдохнула Гермиона, запустив руку в кучу-малу перьев и вытащив оттуда верещащую сову с объемистым свернутым в трубку пакетом. — Думаю, я знаю, что это значит…открой-ка сначала вот это!
   
Гарри разорвал коричневую обертку. В ней оказался скатанный в объемистый сверток мартовского выпуска «Каламбурщика». Он развернул его, чтобы увидеть собственное лицо, застенчиво усмехающееся с обложки. И огромные красные буквы от края до края фотографии:
   
    
ГАРРИ ПОТТЕР, НАКОНЕЦ, ЗАГОВОРИЛ:
    
ПРАВДА О ТОМ, ЧЬЕ-ИМЯ-НЕЛЬЗЯ-НАЗЫВАТЬ
    
И НОЧИ, КОГДА ОН ВЕРНУЛСЯ