Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Владислав Ходасевич - Стихотворения [-]
Известность произведения: Средняя
Метки: poetry, Поэзия, Сборник

Аннотация. Издание предлагает первое, ориентированное на возможную полноту Собрание стихотворений В. Ф. Ходасевича (1886-1939), творчество которого относится к самым значительным явлениям русской поэзии начала XX века. " Сборник «Молодость», 1908 " Сборник «Счастливый домик», 1914 " Сборник «Путем зерна», 1920 " Сборник «Тяжелая лира», 1922 " Сборник «Европейская ночь», 1927 " Стихотворения, не собранные в сборники и неопубликованные при жизни " Из черновиков " Шуточные стихотворения

Полный текст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 

    17 Пускай я грешник и злодей,     А плотник был святой, — Но невозможно мне никак     Лежать с его рукой!»     18 Так на блаженных высотах     Все сокрушался Джон, Но хором ангельской хвалы     Был голос заглушен.     19 А между тем его жене     Полковник написал, Что Джон сражался как герой     И без вести пропал.     20 Два года плакала вдова:     «О Джон, мой милый Джон! Мне и могилы не найти,     Где прах твой погребен!..»     21 Ослабли немцы наконец.     Их били мы, как моль. И вот — Версальский, строгий мир     Им прописал король.     22 А к той могиле, где лежал     Неведомый герой, Однажды маршалы пришли     Нарядною толпой.     23 И вырыт был достойный Джон,     И в Лондон отвезен, И под салют, под шум знамен     В аббатстве погребен.     24 И сам король за гробом шел,     И плакал весь народ. И подивился Джон с небес     На весь такой почет.     25 И даже участью своей     Гордиться стал слегка. Одно печалило его,     Одна беда — рука!     26 Рука-то плотничья была,     В мозолях… Бедный Джон! В такой руке держать иглу     Никак не смог бы он.     27 И много скорбных матерей,     И много верных жен К его могиле каждый день     Ходили на поклон.     28 И только Мэри нет как нет.     Проходит круглый год — В далеком Рэстоне она     Все так же слезы льет:     29 «Покинул Мэри ты свою,     О Джон, жестокий Джон! Ах, и могилы не найти,     Где прах твой погребен!»     30 Ее соседи в Лондон шлют,     В аббатство, где один Лежит безвестный, общий всем     Отец, и муж, и сын.     31 Но плачет Мэри: «Не хочу!     Я Джону лишь верна! К чему мне общий и ничей?     Я Джонова жена!»     32 Все это видел Джон с небес     И возроптал опять. И пред апостолом Петром     Решился он предстать.     33 И так сказал: «Апостол Петр,     Слыхал я стороной, Что сходят мертвые к живым     Полночною порой.     34 Так приоткрой свои врата,     Дай мне хоть как-нибудь Явиться призраком жене     И только ей шепнуть,     35 Что это я, что это я,     Не кто-нибудь, а Джон Под безымянною плитой     В аббатстве погребен.     36 Что это я, что это я     Лежу в гробу глухом — Со мной постылая рука,     Земля во рту моем».     37 Ключи встряхнул апостол Петр     И строго молвил так: «То — души грешные. Тебе ж —     Никак нельзя, никак».     38 И молча, с дикою тоской     Пошел Джон Боттом прочь, И все томится он с тех пор,     И рай ему не в мочь.     39 В селеньи света дух его     Суров и омрачен, И на торжественный свой гроб     Смотреть не хочет он.   1926  Звезды     Вверху — грошовый дом свиданий. Внизу — в грошовом «Казино» Расселись зрители. Темно. Пора щипков и ожиданий. Тот захихикал, тот зевнул… Но неудачник облыселый Высоко палочкой взмахнул. Открылись темные пределы, И вот — сквозь дым табачных туч — Прожектора зеленый луч. На авансцене, в полумраке, Раскрыв золотозубый рот, Румяный хахаль в шапокляке О звездах песенку поет. И под двуспальные напевы На полинялый небосвод Ведут сомнительные девы Свой непотребный хоровод. Сквозь облака, по сферам райским (Улыбочки туда-сюда) С каким-то веером китайским Плывет Полярная Звезда. За ней вприпрыжку поспешая, Та пожирней, та похудей, Семь звезд — Медведица Большая — Трясут четырнадцать грудей. И, до последнего раздета, Горя брильянтовой косой, Вдруг жидколягая комета Выносится перед толпой. Глядят солдаты и портные На рассусаленный сумбур, Играют сгустки жировые На бедрах Etoile d'amour, Несутся звезды в пляске, в тряске, Звучит оркестр, поет дурак, Летят алмазные подвязки Из мрака в свет, из света в мрак. И заходя в дыру все ту же, И восходя на небосклон,— Так вот в какой постыдной луже Твой День Четвертый отражен!.. Не легкий труд, о Боже правый, Всю жизнь воссоздавать мечтой Твой мир, горящий звездной славой И первозданною красой.   23 сентября 1925, Париж 19 октября 1925, Chaville       Ночь     Измученные ангелы мои!     Сопутники в большом и малом! Сквозь дождь и мрак, по дьявольским кварталам     Я загонял вас. Вот они,   Мои вертепы и трущобы!     О, я не знаю устали, когда Схожу, никем не знаемый, сюда,     В теснины мерзости и злобы.   Когда в душе все чистое мертво,     Здесь, где разит скотством и тленьем, Живит меня заклятым вдохновеньем     Дыханье века моего.   Я здесь учусь ужасному веселью:     Постылый звук тех песен обретать, Которых никогда и никакая мать     Не пропоет над колыбелью.   11 октября 1927 Париж   Граммофон     Ребенок спал, покуда граммофон     Все надрывался «Травиатой». Под вопль и скрип какой дурманный сон     Вонзался в мозг его разъятый?   Внезапно мать мембрану подняла —     Сон сорвался, дитя проснулось, Оно кричит. Из темного угла     Вся тишина в него метнулась…   О, наших душ не потрясай     Твоею тишиною грозной! Мы молимся — Ты сна не прерывай     Для вечной ночи, слишком звездной.   6 декабря 1927 Париж  Скала     Нет у меня для вас ни слова,     Ни звука в сердце нет, Виденья бедные былого,     Друзья погибших лет!   Быть может, умер я, быть может —     Заброшен в новый век, А тот, который с вами прожит,     Был только волн разбег,   И я, ударившись о камни,     Окровавлен, но жив,— И видится издалека мне,     Как вас несет отлив.   14 декабря 1927 Париж   Похороны     Сонет   Лоб — Мел. Бел Гроб.   Спел Поп. Сноп Стрел —   День Свят! Склеп Слеп.   Тень — В ад!   9 марта 1928 Париж   Веселье     Полузабытая отрада, Ночной попойки благодать: Хлебнешь — и ничего не надо, Хлебнешь — и хочется опять.   И жизнь перед нетрезвым взглядом Глубоко так обнажена, Как эта гибкая спина У женщины, сидящей рядом.   Я вижу тонкого хребта Перебегающие звенья, К ним припадаю на мгновенье — И пудра мне пылит уста.   Смеется легкое созданье, А мне отрадно сочетать Неутешительное знанье С блаженством ничего не знать.   25 марта — 28 октября 1928 Париж  Я     Когда меня пред божий суд На черных дрогах повезут,   Смутятся нищие сердца При виде моего лица.   Оно их тайно восхитит И страх завистливый родит.   Отстав от шествия, тайком, Воображаясь мертвецом,   Тогда пред стеклами витрин Из вас, быть может, не один   Украдкой так же сложит рот, И нос тихонько задерет,   И глаз полуприщурит свой, Чтоб видеть, как закрыт другой.   Но свет (иль сумрак?) тайный тот На чудака не снизойдет.   Не отразит румяный лик, Чем я ужасен и велик:   Ни почивающих теней На вещей бледности моей,   Ни беспощадного огня, Который уж лизнул меня.   Последнюю мою примету Чужому не отдам лицу…   Не подражайте ж мертвецу, Как подражаете поэту.   10–11 мая 1928 Париж   К Лиле     С латинского   Скорее челюстью своей Поднимет солнце муравей; Скорей вода с огнем смесится; Кентаврова скорее кровь В бальзам целебный обратится, — Чем наша кончится любовь.   Быть может, самый Рим прейдет; Быть может, Тартар нам вернет Невозвратимо Марона; Быть может, там, средь облаков, Над крепкой высью Пелиона, И нет и не было богов.   Всё допустимо, и во всём Злым и властительным умом Пора, быть может, усомниться, Чтоб омертвелою душой В беззвучный ужас погрузиться И лиру растоптать пятой.   Но ты, о Лила, и тогда, В те беспросветные года, Своим единым появленьем Мне мир откроешь прежний, наш, — И сим отвергнутым виденьем Опять залюбоваться дашь.   12 марта — 30 апреля 1929 Париж    Стихотворения, не собранные в сборники и неопубликованные при жизни     * * *   Я угасну… Я угасну… Всё равно… Умру, уйду. Я скитаюсь здесь напрасно. Путь далек мне. Я пойду.   Небо низко. Ветер злобен. Травы вялы. Пал туман. Призрак счастья тускл и дробен. Жизнь — томительный обман.   Вы — останьтесь. Вам за мною Не идти. Туман — глубок. Я уйду, закроюсь мглою… Путь неведом и далек…   30 октября 1904   * * *   Что-то нужно. Что-то нужно…     Я не знаю — что. В темноте прижаться дружно?     Нет, не то, не то.   Знаю, там, за тесным кругом,     Что-то ждет меня. Дух мой, дух мой, будь мне другом,     Дай огня, огня!   Где мы? Где мы? Мрак горячий     Мне спалил лицо… Я ль, бессильный, я ль, незрячий,     Разомкну кольцо.   Я стою, во мраке скован.     Разорвите мглу!.. Я упал к своим оковам     На сыром полу.   4 ноября 1904   В сумерках     Сумерки снежные. Дали туманные. Крыши гребнями бегут. Краски закатные, розово-странные, Над куполами плывут.   Тихо, так тихо, и грустно, и сладостно. Смотрят из окон огни… Звон колокольный вливается благостно… Плачу, что люди одни…   Вечно одни, с надоевшими муками, Так же, как я, так и тот, Кто утешается грустными звуками, Там, за стеною, — поет.   5 ноября 1904   * * *   Схватил я дымный факел мой, Бежал по городу бездумно, И искры огненной струёй За мною сыпались бесшумно.   Мелькал по темным площадям, Стучал по звонким серым плитам, Бежал к далеким фонарям, Струистым отсветом повитым.   И я дробил глухую тишь, И в уши мне врывался ветер. Ты, город черный, мертво спишь, А я живу — последний вечер.   Бегу туда, за твой предел, К пустым полям и к чахлым травам, Где мглистый воздух онемел Под лунным отблеском кровавым.   Я всколыхну речной покой, С разбега прыгну в глубь немую, Сомкнутся волны надо мной, И факел мой потушат струи.   И тихо факел поплывет, Холодный, черный, обгорелый… Его волна к земле прибьет, Его омоет пеной белой…   7 ноября 1904  Бал   Г. Ярхо     Я шел по скользкому паркету, Вдыхал искусственность духов, Искал «ее». Вон ту? Вот эту? Не знаю. Думал, что цветов!   Искал — ее. Хотел — желанья. Ненужной ласки. Новизны.

The script ran 0.008 seconds.

Enter chat