1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 
— А, Иисусе! — молвил король Артур. — Кто же этот рыцарь, весь в зеленом? Он могучий боец!
    
— Так оно и есть, — сказал сэр Гавейн, — он рыцарь добрый, но знайте, он еще и не так отличится, прежде чем покинет турнирное поле. Но вы еще увидите рыцаря и посильнее, нежели он, и тоже в зеленом. А этот самый рыцарь, — сказал сэр Гавейн, — что поверг сейчас наземь двоих моих кузенов, не далее как два дня назад поверг и меня и еще семерых моих товарищей.
    
А покуда они так стояли и беседовали, прискакал на поле сэр Тристрам на черном коне. И он с ходу, не дав себе передышки, поверг наземь одним копьем четырех добрых рыцарей с Оркнея, все — из рода сэра Гавейна. А сэр Гарет и сэр Динадан тоже сразили каждый по рыцарю.
    
— А, Иисусе! — молвил Артур, — вон тот рыцарь на черном коне бьется на диво хорошо!
    
— Погодите, — сказал сэр Гавейн, — рыцарь на черном коне еще и не начал.
    
Между тем сэр Тристрам распорядился снова посадить на коней тех рыцарей, коих повергли наземь в самом начале сэр Эдвард и сэр Садук. А затем сэр Тристрам обнажил меч свой и ринулся в самую гущу рыцарей оркнейских, и он сокрушал рыцарей, срывал шлемы, отбрасывал щиты и многих поверг на землю. И так преуспел он, что и король Артур, и все рыцари дивились, как может один рыцарь свершить столь много бранных подвигов.
    
И сэр Паломид на другом конце поля тоже от него не отставал, он так там отличился, что все кругом только диву давались. И король Артур уподобил сэра Тристрама, сидевшего на черном коне, бешеному льву, а сэра Паломида, что был на белом коне, он уподобил бешеному леопарду, сэра же Гарета с сэром Динаданом — двум свирепым волкам.
    
А было у них там заведено, что ни один король не помогал другому, но все рыцари, сражавшиеся под одним знаменем, стояли друг за друга, сколько доставало сил. Но сэр Тристрам бился так, что под конец оркнейские рыцари изнемогли и отступили за стены Лонезепа.
    4
    
И поднялся тут крик герольдов и всего простого люда:
    
— Зеленый рыцарь сражался всех лучше, он одолел всех рыцарей Оркнея!
    
И подсчитали герольды, что сэр Тристрам, под которым был черный конь, поразил копьями и мечами тридцать рыцарей, а сэр Паломид сокрушил двадцать рыцарей; и почти все из этих пятидесяти рыцарей были из Артурова дома и испытанные бойцы.
    
— Ну, да поможет мне Бог, — сказал король Артур сэру Ланселоту, — великий позор нам смотреть, как эти рыцари вчетвером одолели стольких моих рыцарей. И потому готовьтесь к бою, ибо мы сейчас поедем и сами померимся с ними силой!
    
— Сэр, — отвечал сэр Ланселот, — двое из них, уж конечно, превосходнейшие из рыцарей, и нам не много чести будет сейчас с ними сражаться, ибо они уже утомились после столь многих ратных трудов.
    
— Пусть так, — сказал король Артур, — но все равно я желаю с ними сквитаться. А потому возьмите с собой сэра Блеобериса и сэра Эктора Окраинного, а четвертым буду я сам, — сказал король.
    
— Хорошо, — сказал сэр Ланселот, — вы найдете нас готовыми: меня, и брата моего сэра Эктора, и кузена моего сэра Блеобериса.
    
И вот, когда все четверо они были готовы и верхами, сказал король Артур сэру Ланселоту:
    
— Теперь изберите, с которым из них вы желаете схватиться.
    
— Сэр, — отвечал сэр Ланселот, — я выеду против зеленого рыцаря на черном коне. (А это был сэр Тристрам.) Мой кузен сэр Блеоберис померится силами с зеленым рыцарем на белом коне. (Это был сэр Паломид.) А мой брат сэр Эктор будет биться с зеленым рыцарем на гнедом коне. (Это был сэр Гарет.)
    
— Тогда мне, — сказал король Артур, — достанется зеленый рыцарь на сером коне. (А это был сэр Динадан.)
    
— Ну, а теперь пусть каждый следит за своим! — воскликнул сэр Ланселот.
    
И они поскакали бок о бок рысью; и встретился сэр Ланселот с сэром Тристрамом и с такой силой ударил его по щиту, что и конь и всадник очутились на земле. Но сэр Ланселот, полагая, что бьется с сэром Паломидом, проскакал дальше.
    
А сэр Блеоберис встретился с сэром Паломидом и так сильно ударил его по щиту, что и сэр Паломид вместе со своим белым конем покатился на землю.
    
После него сэр Эктор поразил сэра Гарета с такой силой, что тот вылетел из седла. А потом и благородный король Артур съехался с сэром Динаданом, и сбил его король Артур прочь с коня на землю. И тогда стали кричать другое:
    
— Зеленые рыцари повержены!
    
Когда король Северного Уэльса увидел сэра Тристрама на Земле, он вспомнил, сколько славных подвигов они свершили, и изготовился к бою вместе со многими рыцарями. Ибо герольдами было возглашено там такое правило, что если рыцаря выбьют из седла и он не сможет снова сесть на коня ни сам, ни с помощью своих товарищей, тогда он на весь день становится пленником повергнувшей его стороны.
    
Вот выехал король Северного Уэльса и поскакал прямо к сэру Тристраму. И когда он приблизился, то спешился поспешно, подвел к сэру Тристраму своего коня и сказал так:
    
— Благородный рыцарь, я не знаю, кто ты и откуда родом, но за все те доблестные подвиги, что свершил ты сегодня, возьми моего коня и тем позволь мне отплатить тебе, насколько это в моих силах. Ибо, да поможет мне Иисус, ты более моего достоин сидеть на моем коне!
    
— Грамерси! — отвечал сэр Тристрам. — И если я смогу, то в долгу не останусь. А сейчас смотрите не отходите далеко, и надеюсь, я скоро раздобуду вам другого коня.
    
И с тем сэр Тристрам сел на коня и поскакал прямо на короля Артура и нанес ему по шлему удар такой силы, что король Артур не смог удержаться в седле. И тогда сэр Тристрам отдал королю Северного Уэльса Артурова коня. Тут бросились со всех сторон рыцари к королю Артуру, чтобы не оставить его пешим, но сэр Паломид не пожелал допустить, чтобы короля Артура снова посадили на коня, он разил рыцарей направо и налево и срывал с них шлемы, как подобает настоящему доблестному рыцарю.
    
А тут и сэр Тристрам устремился в самую гущу боя и сокрушал рыцарей направо и налево и срывал шлемы, а потом ускакал к своим шатрам, оставив сэра Паломида пешим. И, скрывшись, сэр Тристрам сменил коня и облачился во все красное, и коня покрыл красным чепраком.
    5
    
Королева же Изольда, видя сэра Тристрама повергнутым на землю и не зная, куда он скрылся, юрько плакала. Но сэр Тристрам, снова изготовившись к бою, примчался на полном скаку на турнирное поле, и тут Прекрасная Изольда его увидела. А он стал свершать еще новые подвиги, и одним тяжелым копьем он поверг наземь без передышки пять рыцарей.
    
И тогда узнал в нем сэр Ланселот без труда сэра Тристрама и раскаялся, что сокрушил его раньше. Он отъехал в сторону передохнуть немного, прежде чем снова вернуться в гущу сражения.
    
Сэр же Тристрам, ворвавшись в гущу схватки, великой своей мощью отбил коня для сэра Паломида, а также и для сэра Гарета и сэра Динадана, и они снова начали сражаться, так что диво было смотреть. Но ни сэр Паломид и никто из его товарищей не знал, кто таков этот рыцарь, оказавший им помощь. А сэр Тристрам сражался с ними бок о бок, ибо он-то их узнал, это они его не узнали, ведь он переменил на себе доспехи и был теперь весь в красном. Сэр же Ланселот пока был в стороне.
    
А Прекрасная Изольда, увидев, что сэр Тристрам снова на коне, очень обрадовалась. Она сразу повеселела и засмеялась. И случилось так, что как раз в это мгновение сэр Паломид поднял на нее взгляд — она стояла в окне ложи, и сэр Паломид видел ее улыбку. И такой восторг охватил его, что он порубил и порасшвырял на землю ударами своего меча и копья всех, кто ни попадался у него на пути, ибо при виде королевы он воспылал такой любовью, что, будь в это время и сэр Тристрам и сэр Ланселот его противниками, все равно бы, кажется, им его не одолеть. И в сердце своем, как повествует Книга, сэр Паломид желал бы в этот час своей славы помериться силами с сэром Тристрамом ради Прекрасной Изольды.
    
И удвоил сэр Паломид силу своих ударов, и он являл такую доблесть, что все вокруг только диву давались, он же все время бросал взоры на Прекрасную Изольду. И когда он видел, как она радуется, то разил, как лев, и никто не мог против него устоять. И сэр Тристрам, видя, как он скачет по полю, сказал сэру Динадану:
    
— Да поможет мне Бог, сэр Паломид всегда был рыцарем отличным и стойким, но таких подвигов я не видел, чтобы он свершал, и не слышал, чтобы он когда-либо одержал столько побед за один день.
    
— Сэр, ныне его день, — отвечал сэр Динадан, и больше он ничего не прибавил сэру Тристраму, про себя же проговорил так:
    
— А если бы сэр Тристрам узнал, ради чьей любви свершает сэр Паломид все свои подвиги, он бы скоро положил конец его храбрости.
    
— Увы! — сказал сэр Тристрам. — Как жаль, что сэр Паломид не крещен!
    
И так же сказал король Артур, так же сказали и все остальные, кто его видел. И все в один голос присудили сэру Паломиду первенство, как лучшему в тот день рыцарю, превзошедшему даже сэра Ланселота и сэра Тристрама.
    
— Ну, — сказал про себя сэр Динадан, — всей этой славой, которую сэр Паломид сегодня стяжал, он обязан королеве Изольде, ибо, не будь ее здесь, сэру Паломиду не завоевать бы первенства.
    
В это время возвратился на поле сэр Ланселот Озерный, и он увидел и услышал, как все славили и восхваляли сэра Паломида. И он изготовился к схватке с сэром Паломидом, выставил копье свое, тяжелое и длинное, и хотел уж повергнуть его наземь.
    
Но сэр Паломид, увидевши, что на него мчится сэр Ланселот, взял в шпоры своего коня и пустился во весь опор ему навстречу с мечом в руке. И сэр Ланселот не успел еще поразить его копьем, а уж он ударил сбоку по копью мечом и расколол его надвое. А затем сэр Паломид ринулся с мечом на сэра Ланселота, предвкушая победу. Он перерубил шею Ланселотову коню, и сэр Ланселот повалился на землю.
    
Тут поднялся великий шум и крик, что сэр Паломид-Сарацин убил коня под сэром Ланселотом. И многие рыцари разгневались за это на сэра Паломида и были против него, они говорили, что это не по-рыцарски — убивать на турнире под рыцарем коня, это допустимо лишь в настоящем бою, лишь в поединке не на жизнь, а на смерть.
    6
    
Когда увидел сэр Эктор Окраинный, что сэр Ланселот, брат его, претерпел такое оскорбление и повергнут на землю, он схватил тогда копье и поскакал на сэра Паломида и так ударил его, что выбил его вон из седла. А сэр Тристрам, увидав это, ударил на сэра Эктора и выбил его из седла. Тут сэр Ланселот перетянул щит свой на плечо и с обнаженным мечом в руке выступил против сэра Паломида.
    
— Знай, что ныне ты причинил мне оскорбление, какого еще ни один честный рыцарь не причинял мне ни на турнире, ни в поединке. И потому я желаю тебе отомстить. Так что теперь держись!
    
— Помилосердствуй, благородный рыцарь! — отвечал сэр Паломид. — И прости мне, великодушный рыцарь, недоброе это дело, ибо у меня нет сил противостоять тебе. Ведь ныне я свершил столько, сколько никуда прежде и в будущем до конца дней моих тоже уж не свершу. И потому, о благороднейший рыцарь мира, я прошу пощадить меня сегодня, и клянусь, я, покуда жив, буду твоим верным рыцарем, ибо если ты отнимешь у меня ныне завоеванную славу, то лишишь меня величайшей чести, какую мне только случалось в жизни стяжать.
    
— Ну что ж, — сказал сэр Ланселот, — правду сказать, вижу, что сегодня вы отличились чудесно, и я догадываюсь отчасти, из любви к кому вы это свершили, а уж я-то знаю, что любовь могущественна. И если бы моя дама присутствовала здесь, то, уж конечно, сэр Паломид, пришлось бы вам расстаться с вашей славой! Но остерегайтесь обнаружить вашу любовь, ибо, если сэр Тристрам об ней узнает, вы об том пожалеете. Но, поскольку дело это не мое, ваше первенство ныне останется при вас. Вы столько уж сегодня потрудились и постарались, что мне не много чести было бы отвоевать его у вас.
    
И с тем сэр Ланселот отпустил сэра Паломида. А потом через великую свою мощь и силу сэр Ланселот добыл себе коня, победив при этом двадцать рыцарей.
    
Когда же сэр Ланселот снова оказался на коне, он свершил множество дивных подвигов, и сэр Тристрам тоже, а также и сэр Паломид. Сэр Ланселот одним копьем поверг наземь сэра Динадана, и короля Шотландии, и короля Северного Уэльса, и короля Нортумберландии, и короля Листенойза. Так сэр Ланселот и его товарищи повергли вместе наземь чуть не сорок рыцарей.
    
Потом выехали король Ирландии и король Низинных Земель на подмогу сэру Тристраму и сэру Паломиду, и завязалось тут большое сражение, и с обеих сторон было повержено много рыцарей. Но во все время боя сэр Ланселот не нападал на сэра Тристрама, а тот на него, и сэр Паломид избегал встреч с сэром Ланселотом.
    
Налетали рыцари один на другого там и тут, кололи копьями, рубились мечами, король Артур выслал на поле много рыцарей Круглого Стола, но сэр Паломид все время сражался в передних рядах; сэр же Тристрам свершал такие богатырские подвиги, что король и все остальные только диву давались.
    
Но вот король повелел трубить отбой, и первенство и честь победителя были присуждены в тот день королем Артуром и другими, королями сэру Паломиду, ибо он начал всех раньше, не покидал ни пешим, ни конным турнирного поля, но неустанно сражался либо верхом, либо на земле и всех более пробыл на поле.
    
И повелел сэр Тристрам сэру Динадану привезти королеву Изольду Прекрасную назад к его шатрам у ручья. И сэр Динадан так и сделал, а когда сэр Паломид узнал, что рыцарь в красном — это и есть сэр Тристрам, он весьма тому обрадовался, и сэр Гарет с сэром Динаданом тоже, ибо они все полагали, что сэр Тристрам был взят в плен.
    
И вот все рыцари разъехались по своим пристанищам. А у короля Артура и у других королей только и было речи, что о рыцарях, выступавших в тот день, но изо всех первенство они отдавали сэру Паломиду, и все рыцари, знавшие сэра Паломида, дивились его подвигам.
    
— Сэр, — сказал сэр Ланселот королю Артуру, — что до сэра Паломида, если он и есть тот зеленый рыцарь, то ныне он, уж конечно, превзошел всех остальных, ибо он не передохнул ни разу и ни разу не переменил на себе одежды, а начал первым и держался всех долее. Но уж я-то знаю, — сказал сэр Ланселот, — на этом турнире выступал рыцарь еще лучший, нежели он, и жизнью поручусь, он еще выкажет себя прежде, чем мы расстанемся.
    
Такие разговоры велись с обеих сторон, а сэр Динадан упрекал сэра Тристрама и говорил так:
    
— Что за дьявольские чары наведены на тебя сегодня? У сэра Паломида силы за весь день не истощились, но лишь удвоились. А ты, сэр Тристрам, целый день был словно во сне, и потому я называю тебя трусом.
    7
    
— Ну, сэр Динадан, — отвечал сэр Тристрам, — меня еще ни один смертный рыцарь не называл трусом до сего дня. И да будет тебе ведомо, сэр Динадан, я не считаю себя трусом, из-за того что сэр Ланселот выбил меня из седла, ибо сэра Ланселота я отличаю изо всех рыцарей. И можешь не сомневаться, сэр Динадан, если бы сэр Ланселог сражался всерьез, то с ним не сравнился бы ни один из ныне живущих рыцарей, а кроме того, и в кротости, щедрости, великодушии и учтивости я не знаю ему равных.
    
И сэр Тристрам разгневался на сэра Динадана. А сэр Динадан говорил все эти речи для того, чтобы рассердить сэра Тристрама и тем пробудить в нем воинственный дух, ибо сэр Динадан отлично знал, что если сэра Тристрама всерьез распалить, то завтра уже первенство не достанется сэру Паломиду. И вот для того-то сэр Динадан и говорил сэру Тристраму все эти обидные речи.
    
— Истинно, — сказал сэр Паломид, — что до сэра Ланселота, то по рыцарственному благородству и вежеству, по доблести и великодушию мне некого назвать ему равного. Ибо ныне, — сказал сэр Паломид, — я обошелся куда как неучтиво с сэром Ланселотом и совсем не по-рыцарски. Он же в ответ поступил со мною со всей рыцарской учтивостью, ибо, окажись он не более великодушен со мной, чем я с ним, мне бы сегодня не досталась честь победы. И потому, — сказал сэр Паломид, — я, покуда живу, буду верным рыцарем сэра Ланселота.
    
И у всех королей тоже велись такие разговоры, и все короли, лорды и рыцари говорили, что по безупречному рыцарскому благородству, по чистой силе, по щедрости и учтивости всех рыцарей во дни короля Артура превосходят сэр Ланселот и сэр Тристрам, и не было во все Артуровы времена рыцарей вполовину столь же доблестных, как эти двое. Как повествуется в Книге, не было и десяти рыцарей, которые совершили бы вместе хоть вполовину столько подвигов, сколько они двое, и не было в те дни ни одного рыцаря, который бы вызвался оспорить у сэра Ланселота или сэра Тристрама право на подвиг, но их слава оттого не уменьшалась, что не было желающих с ними сразиться.
    8
    
А на следующее утро сэр Ланселот поднялся рано, и сэр Тристрам тоже поутру собрался в путь, а также и Прекрасная Изольда с сэром Паломидом и сэром Гаретом. И вот, снова нарядившись во все зеленое, они углубились в лес. А сэра Динадана сэр Тристрам оставил спящим в шатре. И случилось, когда они ехали мимо, что король с сэром Ланселотом стояли у окна и заметили сэра Тристрама и Прекрасную Изольду.
    
— Сэр, — сказал сэр Ланселот, — вон там едет прекраснейшая в мире дама, исключая вашу королеву леди Гвиневеру.
    
— Кто же это? — спросил король Артур.
    
— Сэр, — он отвечал, — это королева Изольда, не имеющая себе равных, за исключением госпожи моей вашей королевы.
    
— Тогда садитесь на коня, — сказал король Артур, — в полном вооружении, как и я, и клянусь, — сказал король, — я ее увижу.
    
Вот они облачились в доспехи, сели на коней и, взявши каждый по копью, тоже углубились в лес.
    
— Сэр, — сказал сэр Ланселот, — не дело это, подъезжать к ним так близко, ибо знайте, двое из них — превосходные рыцари, каких только можно сыскать на свете. И потому, сэр, прошу вас, не будьте столь опрометчивы, ведь может статься, что кто-нибудь из них будет недоволен, если мы внезапно к ним приблизимся.
    
— Что до этого, — сказал король Артур, — то все равно я желаю ее увидеть, и мне нет дела, понравится это кому-то или нет.
    
— Сэр, — отвечал сэр Ланселот, — вы подвергаете себя большой опасности.
    
— Ну, а что до этого, — сказал король, — то мы не уклонимся от опасности. — И с тем король подъехал к ней вплотную и сказал:
    
— Спаси вас Господь!
    
— Сэр, — она отвечала, — я вас благодарю. Король ее разглядел, и она ему очень понравилась. Но тут к нему как раз подъехал сэр Паломид и сказал так:
    
— Чего ты ищешь здесь, неучтивейший из рыцарей? Ведь это неучтиво, так внезапно приближаться к даме. И потому удались!
    
Но король и внимания не обратил на слова сэра Паломида, он продолжал смотреть, не отрываясь, на королеву Изольду. Тогда разгневался сэр Паломид, схватил копье и ринулся на короля Артура и выбил его одним могучим ударом из седла.
    
Увидел сэр Ланселот столь непочтительный поступок сэра Паломида и сказал себе так:
    
— Не по душе мне биться с этим рыцарем, и не из-за него самого, а из-за сэра Тристрама. Ведь в одном я могу быть уверен: если я сокрушу сэра Паломида, мне придется иметь дело с сэром Тристрамом, а биться подряд с ними обоими — это мне одному не под силу, ибо оба они отличные рыцари. Но как бы там ни было, погибну я или останусь жив, я непременно должен отомстить за моего короля Артура, и так я и сделаю, что бы мне ни угрожало.
    
И крикнул сэр Ланселот сэру Паломиду: «Держись, рыцарь!» — и они ринулись что было силы друг против друга, выставив копья. И сэр Ланселот нанес сэру Паломиду столь могучий удар, что вышиб его вон из седла и поверг на землю.
    
Увидел тут сэр Тристрам, что сэр Паломид повергнут, и крикнул он сэру Ланселоту:
    
— Сэр рыцарь, защищайся, ибо теперь буду с тобой биться я!
    
— Что до этого, — отвечал сэр Ланселот, — то я к вашим услугам, ибо я вас не боюсь. Но будь моя воля, я не стал бы с вами драться, ибо вам должно знать, что я обязан был отомстить за моего возлюбленного господина и грозного в бою товарища, который был столь не по-рыцарски, врасплох, выбит из седла. И потому, сэр, хоть я и отплатил за этот удар, не почтите мои действия за оскорбление, ибо товарищ мой мне так дорог, что я не в силах видеть, как он терпит поражение.
    
А сэр Тристрам сразу же по его виду и по рыцарственным речам признал в нем сэра Ланселота Озерного и догадался, что это, верно, был король Артур, тот, кого сокрушил сэр Паломид. И отложил сэр Тристрам свое копье, а сэра Паломида вновь посадил на коня. А сэр Ланселот усадил верхом короля Артура, и они ускакали.
    
— Да поможет мне Бог, — сказал сэр Тристрам сэру Паломиду, — вы поступили не по чести, когда вдруг, врасплох, нанесли удар тому рыцарю. И знайте, вы жестоко опозорили себя, ибо эти рыцари подъехали сюда по своему вежеству, дабы увидеть прекрасную даму, а каждый рыцарь вправе любоваться прекрасной дамой, вам же вовсе не подобало затевать здесь кулачную расправу, да еще из-за моей дамы. Да будет вам ведомо, это еще обернется вам во зло, ибо тот, кого вы повергли, — король Артур, а второй — это славный рыцарь сэр Ланселот. Я никогда не забуду, — сказал сэр Тристрам, — слов сэра Ланселота, когда он назвал его знатнейшим господином, и я оттого и догадался, что это король Артур. Что же до самого сэра Ланселота, то, будь перед ним на лугу хоть сто рыцарей, он не отказался бы против них биться, и все же он сказал, что не хотел бы биться со мною. И по этому я узнал, что это — сэр Ланселот, ибо он всюду выказывает мне снисхождение и великую доброту. А ведь изо всех рыцарей — не исключая никого, что бы ни говорили люди, — сэр Ланселот — цвет рыцарства, ибо, кто ни выступит против него, если только он распалится всерьез и станет биться без пощады, не на жизнь, а на смерть, я не знаю такого рыцаря на свете, которого сэр Ланселот не одолел бы, что в конном, что в пешем бою.
    
— Сэр, я не могу поверить, — сказал сэр Паломид, — чтобы король Артур разъезжал так попросту, словно бедный странствующий рыцарь.
    
— А! — отвечал сэр Тристрам, — вы не знаете господина моего короля Артура, ибо у него все рыцари могут поучиться рыцарским правилам. И потому надлежит вам раскаяться, — сказал сэр Тристрам, — что вы столь неучтиво обошлись с благороднейшим из рыцарей.
    
— Что уж сделано, сэр, того не переделаешь, — отвечал сэр Паломид.
    
После того сэр Тристрам препроводил королеву Изольду в ее ложу возле монашеской обители, откуда она наблюдала турнир.
    9
    
Между тем было возглашено повсюду, чтобы рыцари, лишь только услышат звук рога, принимались сражаться, как накануне. И как в первый день открыли турнир сэр Эдвард и сэр Садук, так на второй день турнир начали сэр Ивейн, сын короля Уриенса, и сэр Лукан Дворецкий.
    
И в первом столкновении сэр Ивейн сокрушил короля скоттов, а сэр Лукан сшибся с королем Уэльса, и они оба обломали копья, но оба они были охвачены столь сильной яростью, что продолжали теснить один другого конями и рухнули под конец и тот и другой на землю. Но рыцари оркнейские снова подсадили Лукана на коня.
    
Затем выехал на поле сэр Тристрам Лионский и поверг наземь и сэра Ивейна, и сэра Лукана, а сэр Паломид сокрушил еще двух рыцарей. Вслед за ними выехал сэр Гарет и тоже сокрушил двух рыцарей. И сказал тогда король Артур сэру Ланселоту;
    
— А! взгляните, как славно бьются вон те три рыцаря, особенно же первый из них!
    
— Сэр, — отвечал сэр Ланселот, — этот рыцарь еще и не начал, ибо вы увидите, какие он еще свершит чудеса.
    
Между тем выехали на турнирное поле рыцари Оркнея и стали одерживать победу за победой. Увидел сэр Тристрам, кздр они взялись за дело, и сказал сэру Паломиду:
    
— Как вы себя чувствуете? Сможете ли вы и ныне показать себя не хуже вчерашнего?
    
— Ну, нет, — отвечал сэр Паломид, — я чувствую, что вовсе измучен и разбит после вчерашнего и не смогу явить такой же стойкости.
    
— Это мне прискорбно, — сказал сэр Тристрам, — ибо сегодня мне вас будет недоставать.
    
— Однако выступайте сами, а на меня не полагайтесь, — сказал сэр Паломид, — ибо я уже не способен так биться, как вчера.
    
Но все эти речи сэр Паломид говорил, дабы обмануть сэра Тристрама. А сэр Тристрам обратился к сэру Гарету:
    
— В таком случае мне придется положиться на вас, и прошу вас, держитесь от меня поблизости, дабы оказать мне помощь, если будет в том нужда.
    
— Я не премину сослужить вам службу, — отвечал сэр Гарет, — насколько это будет в моих силах.
    
А сэр Паломид тем временем от них отъехал и в насмешку над сэром Тристрамом затесался в самую гущу рыцарей Оркнея. И там он свершил столь чудесные подвиги брани, что все вокруг ему дивились, ибо ни один не в силах был выстоять под его ударом.
    
Увидел сэр Тристрам, как бьется сэр Паломид, удивился и сказал себе:
    
— Ему, наверно, прискучило быть моим товарищем. Так наблюдал его сэр Тристрам долгое время, ни о чем ином не помышляя, ибо кругом так шумно восхваляли сэра Паломида, что сэр Тристрам понять не мог, откуда взялось у сэра Паломида столько сил.
    
— Сэр, — сказал сэр Гарет сэру Тристраму, — помните ли вы те слова, что сказал вам вчера сэр Динадан, когда назвал вас трусом? Клянусь Богом, он сказал их не во зло вам, ибо вас он любит больше всех на свете, и все, что он говорил, было для вашей же чести. И потому, — сказал сэр Гарет, — покажите ныне, кто вы такой. А сэру Паломиду не удивляйтесь, ибо он выбивается из последних сил, чтобы перебить у вас честь победы.
    
— Этому я легко могу поверить, — сказал сэр Тристрам, — и, уж коль скоро я понял, какое зло и зависть питает против меня сэр Паломид, вы теперь увидите, пусть мне придется приложить много усилий, но все эти возгласы одобрения, что сейчас ему достаются, скоро утихнут.
    
И сэр Тристрам устремился в самую гущу сражения, и стал он свершать столь дивные подвиги брани и так преуспел, что все кругом говорили, что сэр Тристрам вдвойне превзошел сэра Паломида. И люди вовсе перестали восторгаться сэром Паломидом, и теперь все кричали в честь сэра Тристрама, говоря:
    
— Ах, Иисусе, ах, Господи! Взгляните-ка, скольких рыцарей поверг сэр Тристрам своим копьем! А скольких рыцарей, — говорили все, — он сокрушил мечом! И еще у скольких посрывал шлемы и щиты!
    
Так он побил всех рыцарей Оркнея.
    
— Ну как? — сказал сэр Ланселот королю Артуру. — Говорил я вам, что нынешний день кое-кто из рыцарей выкажет чудеса? И вон, поглядите, скачет всем рыцарям рыцарь; всем он взял: и силой богатырской, и мужеством.
    
— Да поможет мне Бог, — сказал король Артур сэру Ланселоту, — истинно вы говорите, ибо лучшего рыцаря я не видал, ведь он далеко превосходит сэра Паломида.
    
— Сэр, да будет вам ведомо, — отвечал сэр Ланселот, — что так и должно быть, ибо это — сам благородный рыцарь сэр Тристрам.
    
— Этому я легко могу поверить, — сказал король.
    
Но сэр Паломид, услышав, что в его честь больше уже не кричат и его не славят, отъехал в сторону и стал наблюдать за сэром Тристрамом. И, видя столь дивные подвиги сэра Тристрама, он прегорько заплакал от зависти, ибо понял, что в этот день ему уже не завоевать первенства. Ведь сэр Паломид отлично знал, что когда сэр Тристрам соберется с силами и мужеством, то уж на его, Паломидову, долю не много достанется славы.
    10
    
Между тем выехали на поле король Артур, и король Северного Уэльса, и сэр Ланселот Озерный; и сэр Блеоберис, и сэр Борс Ганский, и сэр Эктор Окраинный — эти три рыцаря тоже выехали на поле вместе с сэром Ланселотом. И вчетвером они являли такие подвиги доблести, что теперь все только кричали и славили сэра Ланселота. И они оттеснили и отбросили далеко назад короля Уэльского и короля скоттов и принудили их покинуть турнирное поле.
    
Но сэр Тристрам с сэром Гаретом оставались на поле и стойко выдерживали все, что ни приходилось, так что все кругом дивились, как может рыцарь выдержать столько страшт ных ударов.
    
Но сэр Ланселот и его сородичи щадили сэра Тристрама и сэра Гарета.
    
Вот спрашивает король Артур:
    
— Это не сэр ли Паломид там выказывает столь чудесную стойкость?
    
— Нет, — отвечает сэр Ланселот, — знайте, это славный рыцарь сэр Тристрам, а сэра Паломида вы можете видеть вон там, где он стоит и лишь следит за боем, сам же бездействует. И, сэр, вы можете догадаться, что сегодня сэр Тристрам задумал всех нас одолеть и изгнать с турнирного поля. Что же до меня, — сказал сэр Ланселот, — то я против него не выеду, пусть с ним бьется кто хочет. И еще, сэр, вы можете видеть, — сказал сэр Ланселот, — что сэр Паломид стоит точно сонный, ибо знайте, он тяжко опечален дивными подвигами сэра Тристрама.
    
— В таком случае он не более как глупец, — сказал король Артур, — ведь сэр Паломид никогда не был ровней сэру Тристраму, и никогда ему с ним не сравниться доблестью. И если он завидует сэру Тристраму, — сказал король Артур, — а сам выступает с ним на одной стороне, тогда он нарушает рыцарскую верность.
    
А покуда король и сэр Ланселот так между собой толковали, сэр Тристрам отъехал незаметно в сторону, так что ни один человек этого не видел, кроме Изольды Прекрасной и сэра Паломида, которые оба не сводили с него глаз. И сэр Тристрам возвратился туда, где стояли его шатры, и застал там сэра Динадана все еще спящим.
    
— Проснитесь! — воскликнул сэр Тристрам, — ибо стыдно вам должно быть спать, когда другие рыцари сражаются! Сэр Динадан тут же поднялся и спрашивает:
    
— Сэр, что вам угодно?
    
— Собирайтесь, — отвечал сэр Тристрам, — вы поедете со мною на турнирное поле.
    
Вот снарядился сэр Динадан и поглядел на шлем и щит сэра Тристрама и, увидев, как они иссечены и изрублены многими ударами, сказал так:
    
— В добрый час я спал, а не то бы мне пришлось поехать вместе с тобою, больше из боязни позора, чем из доблести, и я только опозорился бы, ибо по твоему иссеченному шлему я вижу, что меня бы нещадно поколотили, как и вчера.
    
— Оставь свои шутки, — сказал ему сэр Тристрам, — и поторопись, ибо мне пора быть снова на поле.
    
— Как? — сказал сэр Динадан. — Значит, сегодня вы воспряли духом? Вчера-то вы ездили будто во сне.
    
Между тем сэр Тристрам сменил доспехи и облачился во все черное.
    
— А, Иисусе! — воскликнул сэр Динадан. — Что это с тобою? Сдается мне, что нынче ты настроен свирепее, нежели вчера.
    
Тут сэр Тристрам засмеялся и сказал:
    
— Следи все время за мною и будь готов вступиться, если меня станут одолевать, да смотри держись вплотную позади меня, и я тогда, с помощью Божией, проложу тебе дорожку.
    
И с тем они уселись на коней.
    
Но сэр Паломид видел и отъезд, и возвращение сэра Тристрама, и Прекрасная Изольда тоже, ибо облик сэра Тристрама был ей слишком хорошо знаком.
    11
    
Увидел сэр Паломид, что сэр Тристрам скрылся под новым обличием, и задумал его опозорить. Он подъехал к одному рыцарю, который был тяжко ранен и сидел под кустом боярышника в стороне от поля.
    
— Сэр рыцарь, — сказал ему сэр Паломид, — прошу вас, ссудите мне ваши латы и щит, ибо мои доспехи чересчур хорошо всем на этом турнире знакомы, и это мне приносит много вреда. Вы же получите от меня мои латы и щит, столь же надежные, как и ваши.
    
— Я согласен, — отвечал рыцарь, — отдать вам мои латы и мой щит. Если вам от них будет польза, то я рад.
    
И вот сэр Паломид облачился с поспешностью в доспехи того рыцаря и взял его щит, сверкающий, будто хрусталь или серебро. И поскакал он обратно на турнирное поле. И ни сам сэр Тристрам и никто из его рыцарей и из рыцарей короля Артура ни один не признал сэра Паломида.
    
Но лишь только показался сэр Паломид на поле, как сэр Тристрам тут же у него на глазах выбил из седла трех рыцарей. Тогда сэр Паломид направил коня прямо на сэра Тристрама, и они ударили друг на друга тяжелыми копьями, да так, что копья обломились по самую рукоять. И тогда они ринулись друг на друга еще яростнее, поднявши мечи, и стали свирепо рубиться.
    
И дивился сэр Тристрам: кто таков этот рыцарь, что так богатырски с ним бьется? И охватила сэра Тристрама могучая ярость, ибо он видел, что противник его силен и, может быть, из-за него одного не удастся ему одолеть остальных рыцарей.
    
Так рубились они, осыпая один другого жестокими ударами, и многие рыцари кругом дивились, кто таков этот рыцарь, что так бьется с черным рыцарем — сэром Тристрамом? Но Прекрасная Изольда знала отлично, что это сэр Паломид рубится с сэром Тристрамом, ибо из своей ложи, где она стояла у окна, она видела, как сэр Паломид обменялся доспехами с тем раненым рыцарем. И от обиды на сэра Паломида она плакала так горько, что едва не лишилась чувств.
    
Но тут выехал на поле сэр Ланселот с рыцарями Оркнея, и когда на противной стороне их увидали, то раздался крик:
    
— Назад! Бегите! Это — сэр Ланселот!
    
И подъехал один рыцарь к сэру Ланселоту и сказал:
    
— Сэр, вам непременно должно сразиться вон с тем рыцарем в черных доспехах (а это был сэр Тристрам), ибо он того и гляди одолеет славного рыцаря, что бьется против него с серебряным щитом (а это был сэр Паломид).
    
Тогда сэр Ланселот направил на них коня, остановился между ними и так сказал сэру Паломиду:
    
— Сэр рыцарь, предоставьте теперь мне вести этот поединок, ибо вы нуждаетесь в передышке.
    
Сэр Паломид сразу же признал сэра Ланселота, и сэр Тристрам тоже, но, зная, что сэр Ланселот много превосходит его силой и доблестью, сэр Паломид рад был уступить ему бой с сэром Тристрамом. Ибо он сразу понял, что сэр Ланселот не узнал сэра Тристрама, и потому надеялся, что сэр Ланселот побьет или опозорит сэра Тристрама, о чем сэр Паломид только и мечтал.
    
И вот обрушил сэр Ланселот на сэра Тристрама множество жестоких ударов. Ибо сэр Ланселот не узнал сэра Тристрама, хотя сэр Тристрам и узнал сэра Ланселота. И так они рубились долго, и, глядя на них, Прекрасная Изольда от горя едва не лишилась рассудка.
    
Но сэр Динадан открыл сэру Гарету, что рыцарь в черных доспехах — это их господин сэр Тристрам.
    
— А тот другой, что с ним сейчас бьется, — это сэр Ланселот, и он непременно его одолеет, — ибо сэр Тристрам уже сегодня много потрудился.
    
— Тогда давайте поскачем и сбросим его с коня, — сказал сэр Гарет.
    
— Это будет лучше всего, — отвечал сэр Динадан. — Нам нельзя допустить, чтобы сэр Тристрам подвергся позору, ибо вон там выжидает случая неизвестный рыцарь с серебряным щитом, чтобы при первой возможности напасть на сэра Тристрама.
    
И с тем, без дальних слов, сэр Гарет налетел на сэра Ланселота и с такою силой ударил его по шлему, что вовсе его оглушил. А за ним ударил и сэр Динадан своим копьем, и удар его был столь силен, что и конь и всадник рухнули наземь и жестоко расшиблись.
    
— Стыд вам и позор! — сказал сэр Тристрам сэру Гарету и сэру Динадану, — отчего вы так обошлись с этим славным рыцарем, да еще в то время, когда я вел с ним поединок? А, Иисусе! Вы жестоко опозорили самих себя, а ему не причинили бесчестья, а ведь мы жарко бились и без вашей помощи.
    
А тем временем подскакал туда сэр Паломид в чужом обличье и выбил из седла сэра Динадана. И тогда сэр Ланселот, которого сэр Динадан только что поверг наземь, набросился яростно на него пешего. Сэр Динадан защищался мужественно, но сэр Тристрам отлично понимал, что против сэра Ланселота ему не устоять, и сэра Тристрама это очень печалило.
    
А сэр Паломид со свежими силами устремился на сэра Тристрама. Видит сэр Тристрам, как яростно нападает на него сэр Паломид, и решился он разделаться с сэром Паломидом с одного раза, ибо он торопился помочь сэру Динадану, которому приходилось совсем туго под натиском сэра Ланселота. И потому устремился сэр Тристрам навстречу сэру Паломиду, ударил его по шлему изо всей силы, а потом ухватил его в охапку и, вырвав из седла, сбросил под ноги коню.
    
Сам же он, оставив так сэра Паломида, подбежал и встал между сэром Динаданом и сэром Ланселотом, и начался у них новый бой. А сэр Динадан привел ему коня и крикнул ему громко, так что сэр Ланселот услышал:
    
— Господин мой сэр Тристрам, вот ваш конь! Услыхал сэр Ланселот, как он назвал его сэром Тристрамом, и воскликнул:
    
— Иисусе! Что я наделал! Теперь я опозорен. — И сказал он: — Ах, господин мой сэр Тристрам, отчего вы приняли незнакомое обличье? Ведь вы подвергли себя великой опасности. Но я прошу вас простить меня, ибо, если бы я знал, что это вы, не было бы между нами этого боя.
    
— Сэр, — отвечал сэр Тристрам, — вы уже не в первый раз выказываете мне доброту и великодушие.
    
Тут они оба вновь уселись на коней. И на одной стороне все люди возгласили победителем сэра Ланселота, на противной же стороне честь победы признали за сэром Тристрамом. Но сэр Ланселот на это сказал так:
    
— Нет, сегодня я не завоевал первенства, и все рыцари подтвердят, что сэр Тристрам долее моего пробыл на поле и сокрушил гораздо более рыцарей, нежели я. И потому я свой голос и свое имя подаю за сэра Тристрама и всех вас, лорды и други, прошу поступить так же.
    
И тогда подняли дружный голос все короли, герцоги и графы, бароны и рыцари, что лучшим рыцарем в тот день выказал себя сэр Тристрам Лионский.
    12
    
После того протрубили отбой. Королева Изольда со свитой отправилась назад к своим шатрам, но, уж конечно, она была жестоко разгневана на сэра Паломида, ибо она видела все его предательство от начала до конца. А ни сэр Тристрам, ни сэр Гарет и ни сэр Динадан так до тех пор ничего и не подозревали о предательстве сэра Паломида. Но потом вы узнаете о величайшей распре, что была у сэра Тристрама с сэром Паломидом.
    
И вот, когда турнир был окончен, сэр Тристрам, сэр Гарет и сэр Динадан ехали, сопровождая Прекрасную Изольду к шатрам, и сэр Паломид тоже ехал среди их рыцарей, как был, в чужом обличье. Но когда сэр Тристрам заметил, что с ними скачет тот самый рыцарь с серебряным щитом, с которым ему сегодня так нелегко пришлось в схватке, сэр Тристрам сказал:
    
— Сэр рыцарь, да будет вам ведомо, что здесь ни один не нуждается в вашем обществе. И потому я прошу вас, покиньте нас.
    
А сэр Паломид говорит ему в ответ, словно бы и не зная, что это — сэр Тристрам:
    
— Знайте, сэр рыцарь, что этой дружины я не оставлю, ибо мне приказано здесь находиться одним из лучших рыцарей в мире, и, покуда он не отошлет меня сам, никто меня не прогонит.
    
Сэр Тристрам по его печи тут признал в нем сэра Паломида и говорит:
    
— А, сэр, вот вы, оказывается, какой рыцарь? Неверно вас называют благородным рыцарем, ведь ныне вы поступили со мною куда как неблагородно, ибо из-за вас я едва не принял смерть. Что до вас, то я полагаю, что против вас я бы не сплоховал, но когда сэр Ланселот за вас заступился, это было уж чересчур, ибо я не знаю на свете такого рыцаря, которому было бы под силу сражаться с сэром Ланселотом, если сэр Ланселот начнет биться всерьез.
    
— Увы, — сказал сэр Паломид, — так, значит, вы — мой господин сэр Тристрам?
    
— Да, сэр, и вы это знаете отлично.
    
— Клянусь рыцарской честью, — сказал сэр Паломид, — до сего мгновения я вас не узнал, я полагал, что вы — король Ирландии, ведь — вы носите ирландский герб.
    
— Да, я ношу этот герб, — отвечал сэр Тристрам, — и буду носить его и впредь, ибо некогда я завоевал его в бою против достойнейшего из рыцарей по имени сэр Мархальт. Мне великим трудом досталась та победа, но иного пути не было. А сэр Мархальт умер из-за дурных лекарей, а мне так и не покорился.
    
— Сэр, — сказал сэр Паломид, — я полагал, что вы перешли на сторону сэра Ланселота, и по этой причине тоже стал выступать на его стороне.
    
— Добрые речи, — отвечал сэр Тристрам. — Я их принимаю и прощаю вас.
    
И они подъехали к своим шатрам. А там, спешившись, они сняли доспехи, умыли лица свои и руки и уселись за стол обедать.
    
Но Прекрасная Изольда, увидев сэра Паломида, переменилась в лице и от гнева не могла и слова вымолвить. Заметил это сэр Тристрам и говорит:
    
— Госпожа, что за причина вам столь нерадушно нас принимать? Ведь мы сегодня немало потрудились.
    
— О, мой господин, — отвечала Прекрасная Изольда, — ради Господа Бога, не гневайтесь на меня, ведь не моя в этом вина. Я видела сегодня, как вас предали и едва что не обрекли смерти. Истинно, сэр, я видела все — как это было, и когда, и что. И потому, сэр, как могу я терпеть при вас присутствие такого злодея и предателя, как сэр Паломид? Ведь я своими глазами видела, как он следил за вами, когда вы покинули турнирное поле. Он остановил коня и сидел в седле недвижно, покуда вы не возвратились. А тогда поскакал прямо к раненому рыцарю и обменялся с ним доспехами. И я видела после этого, как он разыскивал вас по всему полю, отыскавши же, тут же на вас напал и бился с вами нарочно, зная отлично, на кого поднял копье. Что до него, сэр, то сэра Паломида я не слишком испугалась, но я боялась сэра Ланселота, который вас не узнал.
    
— Госпожа, — сказал сэр Паломид, — ваша воля говорить что хотите, я перечить вам не стану, но, вот клянусь моей рыцарской честью, я не знал, что это господин мой сэр Тристрам.
    
— Как бы то ни было, — сказал сэру Паломиду сэр Тристрам, — я принял ваше извинение, но я отлично знаю, что от вас бы мне пощады не было. Однако это не важно. Что до меня, то вы во всем прощены.
    
Но Прекрасная Изольда низко опустила голову и не сказала в тот раз более ни слова.
    13
    
Тут подъехали к шатру два вооруженных рыцаря, спешились и вошли внутрь во всем вооружении.
    
— Любезные рыцари, — сказал им сэр Тристрам, — неправильно вы поступаете, что во всеоружии являетесь ко мне, когда мы сидим за столом. Если вам надобно что-нибудь от кого-либо из нас, то там, на турнирном поле, следовала вам облегчить свое сердце.
    
— Нет, сэр, — отвечал один из рыцарей, — не для того мы сюда прибыли, ибо знайте, сэр Тристрам, мы явились сюда как ваши друзья. Я приехал, дабы видеть вас, а вот он желает увидеть вашу королеву Изольду.
    
И тогда сказал им сэр Тристрам:
    
— Прошу вас честью, снимите шлемы, чтобы мне видеть ваши лица.
    
— Сэр, так мы и сделаем по вашему желанию, — отвечали рыцари.
    
И когда шлемы их были сняты, сэру Тристраму подумалось, будто их лица ему знакомы. И тут шепнул украдкой сэру Тристраму сэр Динадан:
    
— Это — государь мой король Артур, а тот второй, что говорил с вами, — сэр Ланселот.
    
— А, госпожа, прошу вас, поднимитесь навстречу гостям, — сказал сэр Тристрам, — ибо у нас государь мой король Артур.
    
Тут король с королевой поцеловались, а сэр Ланселот с сэром Тристрамом заключили друг друга в объятья. И было там радости и веселья без конца. По просьбе Изольды Прекрасной король и сэр Ланселот сняли доспехи, и начались между ними веселые беседы.
    
— Госпожа, — сказал король Артур, — уже давно я желал вас увидеть, ибо вашу красоту восхваляют повсюду. Теперь же я могу сказать, — что вы — красивейшая дама, какую мне случалось видеть, а сэр Тристрам — лучший и прекраснейший из известных мне рыцарей. И потому, мне думается, вы отлично подходите друг к другу.
    
— Государь, да возблагодарит вас Бог! — сказали сэр Тристрам и Прекрасная Изольда, — нет равных по доброте и великодушию вам.
    
И так они беседовали о разных вещах и помянули обо всем, что происходило на турнире.
    
— Но что за причина, — спросил король Артур, — вам, сэр Тристрам, выступать против нас? Вы ведь рыцарь Круглого Стола и по праву должны быть на нашей стороне.
    
— Сэр, — отвечал сэр Тристрам, — это вот сэр Динадан и сэр Гарет, ваш родной племянник, побудили меня выступать против вас.
    
— Государь мой Артур, — сказал сэр Гарет, — я охотно приму вину на мои плечи, ибо они достаточно широки. Но, правду сказать, это дело сэра Тристрама.
    
— Клянусь Богом, я от души обо всем сожалею, — сказал сэр Динадан. — Этот неудачник сэр Тристрам заманил нас сюда на турнир, и из-за него мы получили немало жестоких ударов по голове.
    
И король с сэром Ланселотом так смеялись, что едва усидели на своих местах.
    
— Но кто был тот рыцарь, — спросил король, — от которого вам пришлось так много претерпеть?
    
— Сэр, — отвечал сэр Тристрам, — вот он сидит за этим столом.
    
— Что? — сказал король Артур. — Неужели это был сэр Паломид?
    
— Сэр, знайте, это был он, — сказала Прекрасная Изольда.
    
— Да поможет мне Бог, — сказал король Артур, — вы поступили недостойно рыцаря, да еще столь славного, ведь люди, я слышал, зовут вас учтивейшим рыцарем.
    
— Сэр, — отвечал сэр Паломид, — я не узнал сэра Тристрама, ибо он переоделся.
    
— Да поможет мне Бог, — сказал сэр Ланселот, — это вполне возможно, ведь я и сам его не узнал.
    
— Но я не понимаю, отчего вы перешли на нашу сторону?
    
— Государь, должно быть, по той же причине, — сказал сэр Ланселот.
    
— Сэр, что до этого, — сказал сэр Тристрам, — то я его простил, и мне было бы вовсе не по душе с ним расставаться, ибо я дорожу весьма его обществом.
    
И они стали говорить о других вещах. А вечером король с сэром Ланселотом уехали к себе. Но знайте, что сэр Паломид всем сердцем страдал от ревности, и в ту ночь у себя на ложе он не ведал минуты покоя, плача и рыдая без удержу.
    
Вот наутро сэр Тристрам, сэр Гарет и сэр Динадан поднялись пораньше и вошли к сэру Паломиду. И застали они его крепко спящим, ибо он не смыкал глаз всю ночь. А на щеках у него видны были следы горьких слез.
    
— Не говорите ничего, — сказал сэр Тристрам, — ибо я уверен, что он рассердился и огорчился из-за упреков, которые высказали ему я и Прекрасная Изольда.
    14
    
А вскоре сэр Тристрам послал будить сэра Паломида и наказал ему собираться в путь, ибо пора уже было выезжать на поле. Они все быстро вооружились и снарядились и облачились во все красное — и королева Изольда, и все ее рыцари, — и они проскакали с нею через все турнирное поле к той монашеской обители, где была возведена для нее ложа.
    
И тут услышали все, как трижды протрубил рог, и все короли и рыцари выехали на турнирное поле. Первыми изготовились к бою сэр Паломид и сэр Кэй-Чужестранец, рыцарь Круглого Стола. И они затеяли бой. Но сэр Паломид ударил сэра Кэя с такой силой, что перебросил его наземь через круп его коня. А затем сэр Паломид поверг еще одного рыцаря и поломал при этом свое копье, и тогда он извлек меч и стал рубиться всем на диво. И стали повсюду раздаваться крики одобрения сэру Паломиду.
    
— Взгляните-ка, — молвил король Артур, — вон как там сэр Паломид принялся за дело. Да поможет мне Бог, — сказал король Артур, — он — отличный рыцарь.
    
Но пока они так стояли и говорили, вырвался на поле сэр Тристрам, подобно грому, и он схватился с сэром Кэем-Сенешалем и сокрушил его прямо на землю. После того он одним копьем поверг еще трех рыцарей. А потом обнажил он меч и стал рубиться так, что всем на изумление. И тогда народ перестал восхвалять и славить сэра Паломида, а все возгласы обратились на сэра Тристрама. Люди кричали:
    
— А! Тристрам! Тристрам!
    
Про сэра же Паломида было забыто.
    
— Ну как? — спросил сэр Ланселот короля Артура. — Вон тот рыцарь и в самом деле являет собой дивное зрелище.
    
— Да поможет мне Бог, — отозвался король Артур, — вы еще увидите сегодня, как оба эти рыцаря выкажут чудеса.
    
— Сэр, — сказал ему сэр Ланселот, — из них один все время через силу тянется за другим и по ревности принуждает себя превзойти сэра Тристрама, а тот и не подозревает о тайной ненависти сэра Паломида. Ибо, государь, все, что делает сэр Тристрам, он делает из чистого рыцарства.
    
В тот день и сэр Гарет с сэром Динаданом немало отличились, так что король Артур отозвался и о них с великой похвалой, и все короли и рыцари на стороне сэра Тристрама свершали славные боевые дела и преданно держались все вместе.
    
А потом и король Артур с сэром Ланселотом сели на коней и, изготовившись к бою, выехали на турнирное поле в самую гущу жаркой схватки. И сэр Тристрам, сам того не ведая, выбил из седла короля Артура, а сэр Ланселот ринулся было ему на подмогу, но на него самого набросились противники в столь большом числе, что им удалось стащить его с коня. И тогда король Ирландии и король скоттов с их рыцарями затеяли, если удастся, захватить короля Артура и сэра Ланселота в плен. Но сэр Ланселот, услышавши такие их речи, стал разить всех, точно голодный лев, и сражался так, что ни один рыцарь не отваживался к нему приблизиться. Между тем выехал на поле сэр Эктор Окраинный, он ринулся, навесив копье, навстречу сэру Паломиду и сломал об него копье на мелкие куски. Тогда сэр Эктор разогнал коня снова и с такой силой поразил сэра Паломида мечом, что тот, оглушенный, поник головой к луке седла. А сэр Эктор тотчас же вытянул его из седла и швырнул под ноги коню, а затем подвел коня сэру Ланселоту и пригласил его подняться в седло. Но сэр Паломид подбежал прежде, ухватил коня за узду и сам прыгнул в седло.
    
— Да поможет мне Бог, — сказал сэр Ланселот, — вы более моего достойны сидеть на этом коне.
    
Тогда сэр Эктор подвел сэру Ланселоту другого коня.
    
— Грамерси, — сказал сэр Ланселот своему брату. Когда же он снова оказался верхом, он одним копьем сокрушил четырех добрых рыцарей, и добыл сэр Ланселот королю Артуру доброго коня. И стали король Артур и сэр Ланселот вместе с немногими рыцарями Ланселотова рода свершать чудесные подвиги; сэр Ланселот в тот раз, как повествует Книга, один поверг наземь и сбросил под ноги коням тридцать рыцарей.
    
Но несмотря ни на что, противная сторона держалась так твердо, что король Артур со своими немногими рыцарями не мог их одолеть.
    15
    
И когда увидел сэр Тристрам, как потрудились король Артур и его рыцари, в особенности же — сколько бранных подвигов свершил своими руками славный рыцарь сэр Ланселот, тут призвал сэр Тристрам к себе сэра Паломида, сэра Гарета и сэра Динадана и сказал им так:
    
— Любезные други, знайте, что я намерен перейти на сторону короля Артура, ибо я никогда не видел, чтобы в столь малом числе рыцари так сражались. И нам всем, рыцарям Круглого Стола, позор был бы смотреть, как терпят поражение государь наш король Артур и этот благородный рыцарь, сэр Ланселот.
    
— Сэр, это будет правильно, — отвечали сэр Гарет и сэр Динадан.
    
— Сэр, поступайте, как сочтете лучшим, — сказал сэр Паломид, — но я не сменю стороны, на которой начал выступать.
    
— Это вы из зависти ко мне, — сказал сэр Тристрам, — но Бог да пошлет вам удачи!
    
И на том сэр Паломид с ними расстался.
    
А сэр Тристрам и сэр Гарет с сэром Динаданом присоединились к сэру Ланселоту. Сэр же Ланселот сшиб с коня долой короля Ирландского, сокрушил он и короля скоттов и короля Уэльского. Между тем король Артур пустил коня против сэра Паломида и выбил его вон из седла. А сэр Тристрам сокрушал всякого, с кем ни сталкивался, а также и сэр Гарет и сэр Динадан выказали себя там настоящими рыцарями. И вот противная сторона обратилась в бегство.
    
— Увы! — сказал сэр Паломид. — Зачем дожил я до этого дня! Ведь теперь я утратил всю славу, мною завоеванную.
    
И он поехал прочь, рыдая, и так доехал до ручья. Там сошел он с коня, снял доспехи и сидел, плача и рыдая, словно безумный.
    
А на поле многие рыцари провозгласили победителем турнира сэра Тристрама, но многие другие посчитали первым сэра Ланселота.
    
— Любезные лорды, я благодарю вас за честь, что вы хотите присудить мне первенство, но я прошу вас от души, отдайте голоса свои за сэра Ланселота, ибо, клянусь верою, мой голос я отдаю за него, — сказал сэр Тристрам.
    
Но сэр Ланселот и слышать об том не хотел, и потому первенство разделили между ними обоими. И на том все рыцари разъехались с поля. Сэр Блеоберис и сэр Эктор поехали вместе с сэром Тристрамом и Прекрасной Изольдой к их шатрам.
    
А мимо ручья, где сидел, рыдая и плача, сэр Паломид, проезжали, спасаясь бегством, король Уэльса и король Шотландии, и они увидели сэра Паломида, охваченного безумием.
    
— Увы, — сказали они, — сожаления достойно, что столь благородный муж пребывает в столь жалком виде!
    
Они поймали его коня, убедили сэра Паломида вновь облачиться в доспехи и сесть верхом, и так он поехал вместе с ними, сокрушаясь жестоко.
    
Но когда сэр Паломид проезжал мимо шатров сэра Тристрама и Прекрасной Изольды, он попросил королей задержаться немного и подождать его, покуда он поговорит с сэром Тристрамом. И, подойдя ко входу в шатер, спросил сэр Паломид громким голосом:
    
— Где ты, сэр Тристрам Лионский?
    
— Сэр, — говорит сэр Динадан, — это сэр Паломид.
    
— Как, сэр Паломид, разве вы не войдете к нам сюда?
    
— Позор тебе, предатель! — отвечал сэр Паломид. — Да знай, что будь сейчас день, а не ночь, я убил бы тебя моими собственными руками! И где бы я ни встретил тебя, — сказал сэр Паломид, — ты умрешь за сегодняшнюю измену!
    
— Сэр Паломид, — отвечал сэр Тристрам, — вы вините меня напрасно, ведь если бы и вы поступили по-моему, вам досталась бы честь победы. Но уж раз вы меня заранее предупреждаете, я теперь буду вас остерегаться.
    
— Позор и стыд тебе, предатель! — еще раз воскликнул сэр Паломид и с тем удалился.
    
Наутро сэр Тристрам с Изольдой Прекрасной и сэр Блеоберис, сэр Эктор Окраинный, сэр Гарет и сэр Динадан отправились в путь и, где сушей, где морем, доставили Изольду Прекрасную в замок Веселой Стражи. Там они отдыхали неделю, предаваясь всевозможным играм и развлечениям, какие могли измыслить. А король Артур с его рыцарями отбыл в Камелот.
    
Сэр же Паломид ехал с двумя королями, предаваясь жесточайшей печали, какую можно вообразить, ибо он сокрушался не только из-за разлуки с Прекрасной Изольдой, но также еще и потому, что лишился дружбы сэра Тристрама. Ибо сэр Тристрам был так добр и великодушен, что, вспоминая его, сэр Паломид никогда уже не мог радоваться и веселиться.
    16
    
А на исходе той недели сэр Блеоберис и сэр Эктор простились с сэром Тристрамом и его королевой. И они увезли с собой богатые дары. Но сэр Гарет и сэр Динадан навсегда остались с сэром Тристрамом.
    
Когда же сэр Блеоберис и сэр Эктор приехали в замок на берегу моря, где в то время пребывала королева Гвиневера (а королева к этому времени, милостью Божией, оправилась от своей болезни), она стала спрашивать их, откуда они прибыли. И они ей отвечали, что едут от сэра Тристрама и Прекрасной Изольды.
    
— А как поживает сэр Тристрам, — спросила королева, — и Изольда Прекрасная?
    
— Истинно, госпожа, — отвечали двое рыцарей, — он живет во всем так, как подобает благородному рыцарю. А что до королевы, она несравненна среди дам, ибо о красоте ли ее будет речь или о щедрости, о веселости и добронравии — ни в чем не встречали мы ей равных, сколько ни ездили по свету.
    
— А, помилуй, Иисусе! — сказала королева Гвиневера. — Так говорят все, кто ее видел и с нею беседовал. Хотелось бы мне, волею Божией, — сказала она, — обладать хоть частью ее достоинств! А тут мне еще пришлось проболеть все время, пока продолжался турнир, и теперь, сдается мне, я во всю мою жизнь не увижу более такого собрания благородных рыцарей и прекрасных дам.
    
Двое рыцарей рассказали королеве, как в первый день победителем был возглашен сэр Паломид, а во второй день первенство досталось сэру Тристраму, в третий же день всех превзошел сэр Ланселот.
    
— Ну, — сказала королева, — а кому же принадлежит первенство за все три дня?
    
— Да поможет нам Бог, — отвечали двое рыцарей, — всех меньше поражений потерпели сэр Ланселот и сэр Тристрам. Но знайте, что и сэр Паломид выказал великую доблесть и мощь, но он выступил против своих, против рыцарей, с которыми прибыл на турнир, и по этой причине лишился части своей завоеванной прежде славы, ибо все могли видеть, что сэра Паломида терзает зависть.
    
— Ну, если так, то он не много чести завоюет, — сказала королева, — ибо если завистнику однажды удастся отличиться, то дважды он потерпит поражение. И по этой причине все благородные люди не любят завистников и не выказывают им дружества, того же, кто учтив, добр и благороден, повсюду встречают с любовью.
   
   
    
     
* XIII *
    
    1
    
Теперь мы оставим все это и поведем речь о сэре Паломиде, который ехал вместе с двумя королями и с ними же стал на ночлег. Поутру же сэр Паломид распрощался с королями, и они тому очень опечалились. Король Ирландии дал сэру Паломиду своего человека и подарил ему могучего боевого коня. А король Шотландии одарил его многими богатыми дарами, и они оба очень уговаривали его с ними остаться, но сэр Паломид и слышать об том не хотел.
    
Так он с ними расстался и поехал куда глаза глядят. Наступал уже полдень. И вдруг видит сэр Паломид, в лесу у ручья лежит раненый рыцарь, прекрасный собою, и конь его привязан поблизости. А рыцарь тот так горько стонет и плачет, что горше печали ему видеть не случалось, ибо тот рыдал не переставая и стенал без конца, словно наступал его смертный час. Подъехал к нему сэр Паломид, ласково его приветствовал и спрашивает:
    
— Любезный рыцарь, о чем вы так плачете? Позвольте и мне лечь подле вас и тоже предаться горю, ибо, поверьте, я опечален куда жесточе вашего. Ведь думается мне, — сказал сэр Паломид, — что мое горе во сто крат больше вашего. И потому давайте же поделимся друг с другом нашими печалями.
    
— Прежде всего, — сказал раненый рыцарь, — я прошу вас назвать мне ваше имя. Ибо если ты не из благородных рыцарей, тогда ты ничего обо мне не узнаешь, чем бы это мне ни угрожало.
    
— Любезный рыцарь, — отвечал сэр Паломид, — каков уж я есть, таков есть, понравится это тебе или нет. Ибо знай, что я зовусь сэр Паломид, сын и наследник короля Асклабора, и сэр Сафир и сэр Сегварид — мои братья. И что до меня, то знай, что я не крещен, братья же мои приняли истинное крещение.
    
— А, благородный рыцарь! — молвил раненый рыцарь, — благо мне, что я повстречал вас. Знайте же, что мое имя — сэр Эпиногрис, сын короля Нортумберландского. А теперь садитесь рядом со мною, — сказал сэр Эпиногрис, — и поведаем друг другу наши печали.
    
Тут сэр Паломид спешился и привязал накрепко своего коня. И так начал сэр Паломид свою жалобу:
    
— Сейчас я поведаю вам о горе, что выпало мне на долю. Я люблю прекраснейшую на всем свете даму и королеву, и знайте, что зовут ее Изольда Прекрасная, супруга короля Марка Корнуэльского.
    
— Это весьма неразумно, — сказал сэр Эпиногрис, — любить королеву Изольду. Ведь ее любит один из лучших рыцарей в мире — сэр Тристрам Лионский.
    
— Ваша правда, — отвечал сэр Паломид, — и никто на свете не знает этого лучше, чем я. Ибо последний месяц и даже более я провел в обществе сэра Тристрама, и Прекрасная Изольда тоже была с нами. И увы! — сказал сэр Паломид, — теперь я, несчастнейший из людей, навеки утратил дружбу сэра Тристрама и расположение Изольды Прекрасной и, верно, никогда уж ее больше не увижу! Теперь мы с сэром Тристрамом смертельные враги.
    2
    
— Ну, — сказал сэр Эпиногрис, — вот вы любили Изольду Прекрасную, а видели ли вы от нее хоть в чем-либо ответную любовь и наслаждались ли вы когда-либо с нею?
    
— О нет, клянусь моей рыцарской честью, — отвечал сэр Паломид, — я никогда не замечал, чтобы она любила меня больше прочих, и ни разу не насладился с нею, а в последний день она оскорбила меня так жестоко, как никто в жизни, и это ее оскорбление навсегда останется в моем сердце. А ведь я его заслужил, ибо поступил не по-рыцарски, оттого и утратил навеки дружбу ее и сэра Тристрама. А сколько раз я свершал ради нее подвиги, что были выше моих сил! Это ей обязан я завоеванной мною славой. И вот, увы! теперь я лишился всей славы, которую успел завоевать, ибо никогда уж мне больше не биться так доблестно, как я бился у сэра Тристрама.
    
— Ну, нет, — сказал сэр Эпиногрис, — ваше горе — всего лишь шутка в сравнении с моим; ибо я завоевал мою даму своими руками и наслаждался ее любовью, а теперь вот ее потерял. Увы, что за скорбный день! Сначала же я завоевал ее так. Моя дама была графской дочерью, и вот, когда граф, ее отец, вместе с двумя рыцарями возвращался в свой замок с турнира в Лонезепе, я, ради ее любви, один напал на графа и двух его рыцарей на глазах у моей дамы. И мне посчастливилось убить графа и одного из рыцарей, второй же обратился в бегство. И в ту ночь я насладился любовью моей дамы.
    
Но наутро, когда мы с нею предавались отдыху здесь, на берегу ручья, вдруг подъехал ко мне странствующий рыцарь по имени сэр Хелиор Храбрый, могучий рыцарь, и вызвал меня на поединок биться за мою даму. Мы стали сражаться, сначала верхами, потом пеши, но под конец сэр Хелиор ранил меня так сильно, что я упал замертво, и он так меня и оставил и увез с собою мою возлюбленную. Вот почему мое горе больше вашего, ибо я наслаждался любовью моей дамы, вы же нет.
    
— Это правда, — отвечал сэр Паломид, — и раз уж со мною дела не поправишь, клянусь, что, если только смогу отыскать этого сэра Хелиора, я вам возвращу вашу возлюбленную или же потерплю от него поражение.
    
И с тем сэр Паломид помог сэру Эпиногрису снова сесть на коня, и они доехали до обители отшельника, где сэр Эпиногрис расположился на отдых. А сэр Паломид ушел потихоньку в лес отдохнуть под сенью листвы и вдруг видит: скачет рыцарь со щитом, какой он прежде видел у сэра Эктора Окраинного. А за ним едут еще десять рыцарей. И остановились они под деревьями отдохнуть от дневного жара.
    
Но вскоре подъехал туда еще один рыцарь — у него был щит с изображением белого льва по зеленому полю, а за собой он вел лошадь, на которой сидела дама. Тогда тот рыцарь со щитом, кто был предводителем над теми десятью рыцарями, ринулся во весь опор на сэра. Хелиора — ибо это был он самый, ранивший сэра Эпиногриса. И, приблизившись к сэру Хелиору, он крикнул ему, чтобы он защищал свою даму.
    
— Я готов ее защищать, — отозвался сэр Хелиор, — сколько достанет у меня сил!
    
И они пустили коней и сшиблись так яростно, что оба рухнули наземь, и кони со всадниками. Но тут же вскочили, обнажили мечи, перетянули наперед щиты и рубились друг с другом отчаянно без передышки целый час. Сэр же Паломид все это видел и примечал.
    
Но вот наконец рыцарь со щитом сэра Эктора — а был он тяжелее и выше своего противника — поверг на землю сэра Хелиора. Он отстегнул на нем шлем и хотел уже было снести ему голову с плеч. Но тот воскликнул: «Пощади!» — и просил, чтобы он сохранил ему жизнь, а даму пусть увозит.
    
Тут вышел вперед сэр Паломид, ведь он уже понял, что эта дама — возлюбленная сэра Эпиногриса, а он дал обещание ему помочь. И вот сэр Паломид подошел прямо к даме, взял ее за руку и спросил, знаком ли ей рыцарь по имени сэр Эпиногрис.
    
— Увы, — она отвечала, — зачем только я узнала его, а он меня! Ибо по его вине я лишилась чести, а он жизни, и это печалит меня всего более.
    
— Нет, нет, прекрасная леди! — сказал сэр Паломид. — Следуйте за мною, и вы найдете сэра Эпиногриса вон в той обители.
    
— Ах, я буду счастлива, — отвечала она, — если он окажется жив!
    
Но тут подъехал победивший рыцарь и спросил:
    
— Куда это ты собрался ехать с этой дамой?
    
— Куда мне заблагорассудится, — отвечал сэр Паломид.
    
— Ну, знаешь, — сказал тот рыцарь, — что-то слишком ты расхвастался, верно, ты думаешь, что я тебе покорюсь, оттого что недавно сражался и устал? Напрасно ты понадеялся так легко увезти у меня даму. Но нет, и не думай! Будь ты даже рыцарь не хуже сэра Ланселота и сэра Тристрама или же сэра Паломида, и тогда ты завоюешь ее более дорогой ценой, чем она досталась мне!
    
И они затеяли пеший бой и обрушили один на другого немало страшных ударов и жестоко друг друга изранили. Так рубились они целый час и еще больше, и сэр Паломид дался диву, кто таков этот рыцарь, что бьется так стойко, с такой силой и с таким ровным дыханием.
    
И наконец спросил сэр Паломид:
    
— Рыцарь, я требую, открой мне твое имя!
    
— Знай, — отвечал рыцарь, — что я не побоюсь открыть тебе мое имя, если только ты назовешь мне свое.
    
— Я согласен, — сказал сэр Паломид.
    
— Истинно, — сказал тот рыцарь, — я зовусь сэр Сафир, сын короля Асклабора, и сэр Паломид с сэром Сегваридом — мои братья.
    
— Я же, да будет тебе ведомо, — сэр Паломид! Тут сэр Сафир упал на колени и стал просить его о пощаде, и они отстегнули свои шлемы и, плача, поцеловались.
    
Между тем сэр Эпиногрис поднялся со своего ложа и, услышавши звук ударов, поспешил вооружиться, чтобы помочь сэру Паломиду, если в том будет нужда.
    3
    
А сэр Паломид взял за руку даму и привел ее к сэру Эпиногрису, и была радость их так велика, что, увидев друг друга, они оба от радости поначалу лишились чувств.
    
— Ну, любезные рыцарь и дама, — сказал сэр Сафир, — жаль было бы вас разлучать. И потому Иисус да пошлет вам радость друг в друге!
    
— Грамерси, благородный рыцарь, — отвечал сэр Эпиногрис, — и еще больше я благодарю господина моего сэра Паломида, который доблестью своею вернул мне мою возлюбленную.
    
И попросил сэр Эпиногрис сэра Паломида и сэра Сафира, его брата, чтобы они для охраны сопроводили его в его замок.
    
— Сэр, — отвечал сэр Паломид, — мы готовы вас сопровождать, поскольку вы столь тяжко ранены.
    
И вот сэра Эпиногриса с его возлюбленной усадили на смирную лошадь, и все отправились в его замок. Там их ожидал прием столь радостный и сердечный, какого лучше в жизни не видывали сэр Паломид и сэр Сафир. А наутро сэр Паломид и сэр Сафир с ними простились и поехали дальше по воле судьбы. Так ехали они с утра и за полдень. И вдруг, проезжая мимо какого-то замка, они услышали громкий плач и стон.
    
— Сэр, — говорит сэр Сафир, — давайте узнаем, что там за шум.
    
— Я согласен, — сказал сэр Паломид.
    
И они подскакали к богато украшенным крепким воротам замка, перед которыми сидел старец и по четкам читал молитвы. Сэр Паломид и сэр Сафир спешились, оставили там своих коней и вошли в ворота. Там увидели они много добрых мужей, плачущих и рыдающих.
    
— Любезные сэры, — сказал сэр Паломид, — о чем вы так плачете и убиваетесь?
    
Один из рыцарей замка тут узнал сэра Паломида, он подошел к своим товарищам и сказал:
    
— Любезные рыцари, да будет вам всем ведомо, у нас в замке находится сейчас тот самый рыцарь, что убил в Лонезепе нашего господина. Я узнал его — это сэр Паломид!
    
Бросились тут они вооружаться, все, кто был в силах носить оружие, иные верхами, иные пеши, всего числом в шестьдесят человек. И, снарядившись, набросились яростно на сэра Паломида и сэра Сафира, громко крича так:
    
— Берегись, сэр Паломид, ибо ты узнан! По праву надлежит тебе умереть, ибо ты убил нашего господина, и потому не жди от нас иного приема — мы тебя убьем! Итак, защищайся!
    
Тогда сэр Паломид и сэр Сафир стали спиной друг к другу, и они нанесли своим врагам немало жестоких ударов, но много могучих ударов приняли и сами. Так бились они против двадцати рыцарей и сорока дворянских сынов и иоменов без малого два часа. Но под конец, как ни сопротивлялись сэр Паломид и сэр Сафир, они были побеждены, схвачены и брошены в крепкую темницу.
    
А через три дня предстали они пред судом из двенадцати рыцарей,[106] и признали те сэра Паломида виновным, а сэра Сафира не виновным в смерти их господина. Когда же сэра Сафира освободили, то они с братом тяжко горевали. И было при их расставании высказано столько горьких жалоб, что и десятую их часть ни один рассказчик не смог бы передать.
    
— Любезный брат, не жалуйтесь более, — сказал сэр Паломид, — и не сокрушайтесь, ибо если суждено мне погибнуть позорной смертью, то я готов ее принять. Но знай я, что буду приговорен к такой смерти, я бы пал в бою, но не сдался.
    
И с тем уехал от него сэр Сафир, его брат, сокрушаясь столь горько, как никакой рыцарь на свете.
    
А наутро отрядили из замка двенадцать рыцарей препроводить сэра Паломида к отцу того рыцаря, которого он убил. И вот связали ему ноги под брюхом старой лошади и пустились с ним в путь к замку, что стоял на морском берегу и назывался замок Пилон. Там ждала сэра Паломида кара, ибо таков был их приговор.
    
Но они проезжали с сэром Паломидом неподалеку от замка Веселой Стражи, и как раз когда они ехали мимо, повстречался им один из рыцарей замка, и он узнал сэра Паломида. И когда он увидел, как сэра Паломида везут связанного верхом на дряхлой кобыле, он окликнул сэра Паломида и спросил, отчего его связали и куда везут.
    
— А, любезный рыцарь и друг, — отвечал сэр Паломид, это я еду навстречу моей смерти за то, что убил одного рыцаря на Турнире в Лонезепе. А если бы я не отъехал от господина моего сэра Тристрама, чего и не должно мне было делать, то теперь бы я твердо знал, что жизнь моя будет спасена. Но прошу вас, сэр рыцарь, передайте мой поклон господину моему сэру Тристраму и госпоже моей королеве Изольде и скажите им, что, если я в чем против них преступил, я прошу их прощения. И еще, заклинаю вас, передайте мой поклон господину моему королю Артуру и всем, кому можно, из дружины Круглого Стола.
    
Тут заплакал от жалости тот рыцарь, и пустился он в замок Веселой Стражи так быстро, как мог только бежать под ним конь. Приехав же, он спешился поспешно и вошел к сэру Тристраму и поведал ему все, что вы сейчас слышали. И, рассказывая, рыцарь тот плакал как безумный.
    4
    
Услышал сэр Тристрам о том, как сэр Паломид ехал навстречу своей погибели, опечалился он этим вестям и сказал:
    
— Как бы ни был я разгневан на него, все же я не допущу, чтобы он умер столь бесславной смертью, ибо он — настоящий, благородный рыцарь.
    
И вот потребовал сэр Тристрам свои доспехи, вооружившись, сел на коня и, взявши с собою двух оруженосцев, поскакал во весь опор через лес вдогонку за сэром Паломидом — он ехал ближней дорогой в замок Пилон, где сэр Паломид осужден был принять смерть.
    
А двенадцать рыцарей везли его перед собою, и повстречался им у ручья благородный рыцарь сэр Ланселот, который спешился, привязал к дереву коня и снял шлем, желая напиться ключевой воды. Лишь только увидел он на дороге отряд рыцарей, он снова надел свой шлем и пропустил их мимо; и увидел он сэра Паломида, бесславно связанного и увозимого на казнь.
    
— А, Иисусе! — сказал сэр Ланселот, — что за беда приключилась с ним, что его вот так везут на позорную смерть? Но клянусь Богом, — сказал сэр Ланселот, — позор мне будет, если я допущу, чтобы столь благородный рыцарь вот так погиб, и не помогу ему. А потому я заступлюсь за него, что бы там ни было, или же сам за него погибну!
    
И сэр Ланселот сел на коня, схватил в руку копье и поскакал вдогонку за двенадцатью рыцарями, увозившими сэра Паломида.
    
— Любезные рыцари! — крикнул он. — Куда везете вы этого рыцаря? Мне думается, не пристало ему ехать связанному.
    
А двенадцать рыцарей все вдруг поворотили коней и так отвечали сэру Ланселоту:
    
— Сэр рыцарь, послушайтесь нашего совета и не заботьтесь об этом рыцаре, ибо он заслужил смерть и к смерти присужден.
    
— Это мне жаль слышать, — сказал сэр Ланселот. — Значит, я не смогу выкупить его по-хорошему? Он чересчур благородный рыцарь, чтобы умереть столь бесславной смертью. И потому, любезные рыцари, — сказал сэр Ланселот, — защищайтесь как сможете! Ибо я освобожу этого рыцаря или же сам погибну!
    
Они навесили копья, а сэр Ланселот уже сокрушил переднего рыцаря — и коня и всадника, — а за ним и еще троих, и всех одним копьем. Но потом копье его сломалось, и тогда сэр Ланселот извлек из ножен свой меч и стал рубить им направо и налево. И в короткий срок не осталось ни одного из тех рыцарей, кого не поверг бы наземь сэр Ланселот, и почти все они были жестоко изранены.
    
И тогда сэр Ланселот выбрал лучшего коня, развязал сэра Паломида и, подсадив его в седло, поскакал вместе с ним в замок Веселой Стражи.
    
Едут они и вдруг видят: скачет им навстречу сэр Тристрам. Сэр Ланселот с первого же взгляда его узнал, сэр же Тристрам не узнал сэра Ланселота, ибо на плече у него был золоченый щит. Изготовился сэр Ланселот к поединку с сэром Тристрамом, чтобы сэр Тристрам не догадался, что это он. Но сэр Паломид закричал громким голосом:
    
— О господин мой! Прошу вас, не вступайте и бой с этим рыцарем, ибо он спас меня от смерти.
    
Услышал это сэр Тристрам и поспешил им навстречу легкой рысцой. А сэр Паломид сказал:
    
— Господин мой сэр Тристрам, я в великом долгу Перед вами за вашу доброту, что вы пустились навстречу опасности, дабы меня, недостойного, спасти, — ведь я жестоко вас оскорбил. И все же, — сказал сэр Паломид, — вот перед вами благородный рыцарь, который доблестью и мужеством своим вызволил меня из рук двенадцати рыцарей, всех их поверг наземь и многих поранил жестоко.
    5
    
— Любезный рыцарь, — обратился сэр Тристрам к сэру Ланселоту, — откуда вы?
    
— Я странствующий рыцарь, — отвечал сэр Ланселот, — и езжу в поисках славных дел.
    
— Сэр, как ваше имя? — спросил сэр Тристрам.
    
— Сэр, этого я вам на сей раз не скажу, — отвечал сэр Ланселот, и еще сказал он сэру Тристраму и сэру Паломиду: — Ну вот, вы встретились друг с другом, и теперь я вас покину.
    
— Нет, нет, — сказал сэр Тристрам, — прошу вас и заклинаю вашей рыцарской честью поехать вместе со мной ко мне в замок.
    
— Знайте, — сказал сэр Ланселот, — что мне невозможно ехать с вами, ибо у меня еще в других местах много дел, так что на сей раз я не могу остаться с вами.
    
— Ах, милосердный Иисусе! — воскликнул сэр Тристрам. — Но я прошу вас, как есть вы верный рыцарь из высокого Ордена Рыцарей, согласитесь поразвлечься с нами нынче вечером.
    
И сэр Ланселот уступил сэру Тристраму, Он бы все равно с ними поехал или приехал бы вслед за ними, даже если бы сэр Тристрам на том так не настаивал, ибо он для того только и прибыл в те края, чтобы увидеться с сэром Тристрамом.
    
Когда же они приехали в замок Веселой Стражи, они спешились, их коней отвели в конюшню, а они сняли все доспехи. И лишь только сэр Ланселот снял свой шлем, как сэр Тристрам и сэр Паломид тут же его признали. Тут сэр Тристрам заключил сэра Ланселота в объятья, и Прекрасная Изольда тоже, а сэр Паломид преклонил перед ним колена и горячо его благодарил. Сэр же Ланселот, увидев сэра Паломида перед собою коленопреклоненным, поспешил поднять его и сказал так:
    
— Знай, сэр Паломид, что я, как и всякий рыцарь в этой славной стране, истинным долгом своим почитаю помогать такому рыцарю, как ты, — благородному, испытанному и прославленному по всему здешнему королевству.
    
После того было меж ними великое веселье. Лишь сэр Паломид, чем чаще видел он Изольду Прекрасную, тем грустнее день ото дня становился.
    
Сэр Ланселот дня через три или четыре с ними простился, и вместе с ним уехали сэр Эктор Окраинный и сэр Динадан. А сэр Паломид оставался у сэра Тристрама два месяца и более. Но он все томился и чах, так что все кругом диву давались, что за причина ему так чахнуть.
    
И вот однажды, на заре, отправился сэр Паломид в одиночестве в лес, там отыскал он источник, заглянул в глубь прозрачной воды и увидел там свое лицо, столь истощенное и бледное, что он уже вовсе был на себя не похож.
    
— Господи Иисусе, что это значит? — воскликнул сэр Паломид, и так он сказал себе: — А, Паломид, Паломид! Отчего ты весь исчах, ведь прежде тебя почитали одним из прекраснейших рыцарей мира! Истинно, я не стану долее вести эту жизнь, ибо я люблю ту, которая никогда не будет моею, но которую мне не разлюбить никогда.
    
И с тем он лег у самой воды и стал сочинять стихи об Изольде Прекрасной и о себе. А между тем заехал в тот же самый лес сэр Тристрам, гонясь за жирным оленем. Но сэр Тристрам теперь не ездил на охоту безоружным, опасаясь сэра Брюса Безжалостного.
    
Вот носится сэр Тристрам по лесу из конца в конец, и вдруг слышит он, кто-то поет песню; а это был сэр Паломид, лежавший над ручьем.
    
Тогда сэр Тристрам потихоньку туда подъехал, ибо он подумал, что там у ручья сидит какой-нибудь странствующий рыцарь. Приблизившись, сэр Тристрам спешился и привязал коня накрепко к стволу дерева. И пошел он дальше пешком и скоро увидел сэра Паломида, лежащего над водою и поющего громко и красиво. И в той песне были жалобы на Изольду Прекрасную, и была та песня складной на диво, плачевной и унылой. Выслушал сэр Тристрам всю эту песню слово за словом, и когда узнал он все любовные жалобы сэра Паломида, то разгневался безмерно и хотел было зарубить его, лежащего у ручья.
    
Но потом сэр Тристрам опомнился, ведь сэр Паломид был безоружен и о нем шла слава благородного рыцаря, да и о нем, сэре Тристраме, тоже. И тогда он умерил свою ярость и, подойдя к сэру Паломиду тихим шагом, сказал так:
    
— Сэр Паломид, я услышал все ваши любовные жалобы и узнал о вашей давней против меня измене, и потому знайте, что теперь вы умрете! Не будь мне дорога рыцарская честь, ты бы и сейчас не ушел из моих рук, ведь теперь я знаю, что ты поступил ко мне в рыцари с предательскими замыслами. И потому, — сказал сэр Тристрам, — говори, как думаешь ты оправдываться?
    
— Сэр, вот каково мое оправдание. Что до королевы Изольды, то знайте, что я любил ее более всех женщин на свете, хоть и понимал отлично, что любовь к Прекрасной Изольде приведет меня к тому же концу, что и благородного рыцаря Кэхидина, который умер из-за любви к ней. Но я хочу, чтобы знали вы, сэр Тристрам, что я люблю Прекрасную Изольду уже много лет, и ей я обязан всей моей славой. Ведь иначе был бы я незаметнейшим из рыцарей на свете, когда бы не она, ибо ради нее я завоевал всю ту славу, что принадлежит мне. Стоит только мне подумать о королеве Изольде, и я, куда бы ни приехал, едва не всякий раз одерживаю победу. Но никогда за всю мою жизнь не было мне от нее вознаграждения и любви, я оставался ее рыцарем и без награды. Вот почему, сэр Тристрам, угроза смерти меня не страшит, ибо жить ли мне, умереть ли — мне все равно. И будь я сейчас вооружен, как вы, я, не откладывая, вступил бы с вами в поединок.
    
— Сэр, вы ясно высказали всю вашу измену, — молвил сэр Тристрам.
    
— Сэр, я не повинен перед вами в измене, — отвечал сэр Паломид, — ибо любить вправе каждый. И хоть та, кого я люблю, — ваша дама, она — и моя дама, а не только ваша. Но как бы то ни было, если кто от этого и страдает, то лишь я, ибо вы наслаждаетесь ее любовью по своему желанию, я же нет и, видно, никогда не буду. Однако я все равно стану до конца дней моих любить ее так же, как и вы. Тогда сказал сэр Тристрам:
    6
    
— Я буду биться с вами до последнего дыханья!
    
— Я согласен, — отвечал сэр Паломид, — ибо лучшего повода для поединка я не знаю. Если умру я от вашей руки, что ж, от руки лучшего, нежели вы, рыцаря я не мог бы погибнуть. А жизнь и смерть для меня безразличны, раз уж любви Прекрасной Изольды мне не видать.
    
— В таком случае назначьте день, — сказал сэр Тристрам, — чтобы нам устроить поединок.
    
— Сэр, через две недели, после сегодняшнего на пятнадцатый день, — отвечал сэр Паломид, — я встречусь с вами здесь поблизости, на лугу под стенами замка Веселой Стражи.
    
— Позор и стыд! — вскричал сэр Тристрам. — Для чего назначаете вы столь долгий срок? Давайте сражаться завтра же.
    
— О нет, — отвечал сэр Паломид, — ибо я обессилен, я слишком долго был болен от любви к Прекрасной Изольде. И потому я должен отдохнуть и снова набраться сил.
    
Так сэр Тристрам и сэр Паломид сговорились непременно встретиться через две недели у того ручья.
    
— Но вот что я припомнил, — сказал сэр Тристрам сэру Паломиду, — ведь однажды вы уже нарушили данное мне обещание, когда я спас вас от сэра Брюса Безжалостного и девяти рыцарей. В тот раз вы пообещали встретиться со мною у могильного камня вблизи Камелота, но слова своего не сдержали.
    
— Знайте, — отвечал сэру Тристраму сэр Паломид, — что в тот назначенный день я томился, — заточенный в темницу, и потому не мог исполнить обещания. Но теперь я даю вам слово, — сказал сэр Паломид, — и сдержу его.
    
— Да поможет мне Бог, — сказал сэр Тристрам, — если б вы сдержали слово в тот раз, ничего этого сейчас бы уже не случилось.
    
И так расстались сэр Тристрам и сэр Паломид. Сэр Паломид взял коня своего и доспехи и уехал ко двору короля Артура. Там он взял с собою четырех рыцарей и трех оруженосцев и снова отправился к замку Веселой Стражи.
    
Между тем сэр Тристрам охотился и гонялся по лесам за всякой дичью. И вот, дня за три до назначенного срока, когда преследовал сэр Тристрам оленя, один его лучник выстрелил в оленя, но, по несчастью, угодила стрела в бедро сэру Тристраму, и та же стрела коня под ним убила насмерть.
    
Тут сэр Тристрам огорчился жестоко, кровь же у него из раны хлестала струей. Но он все же сел на другого коня и возвратился в замок в великом унынии — более из-за данного им сэру Паломиду обещания биться с ним через три дня, нежели от самой раны. И ни один человек не мог его в этом утешить, он заподозрил здесь умысел сэра Паломида, что тот подстроил это, дабы он, сэр Тристрам, не мог с ним биться в назначенный день.
    7
    
Но не было среди рыцарей сэра Тристрама ни одного, кто согласился бы поверить, что сэр Паломид стал бы наносить ему увечье, ни сам своей рукой, ни подославши другого.
    
И вот, когда наступил пятнадцатый день, сэр Паломид приехал к источнику вместе с четырьмя рыцарями короля Артура и тремя оруженосцами. А рыцарей тех он привез с собою для того лишь, чтобы они были свидетелями поединка между ним и сэром Тристрамом и впоследствии могли об том поведать; Из оруженосцев же один вез его шлем, второй — его копье и третий — меч. Так явился сэр Паломид на поле боя и прождал там сэра Тристрама без малого два часа. А потом послал он к сэру Тристраму пажа и звал его явиться и исполнить обещание.
    
Лишь только прибыл посланный в замок Веселой Стражи и сэр Тристрам об том услышал, он распорядился, чтобы пажа этого привели к нему туда, где он лежал на своем ложе.
    
— Господин мой сэр Тристрам, — сказал паж сэра Паломида, — знайте, что мой господин сэр Паломид дожидается вас на поле и он желает знать, явитесь ли вы на поединок или же нет.
    
— Ах, любезный брат, — отвечал сэр Тристрам, — знайте, что меня жестоко печалит эта весть. Передайте господину вашему сэру Паломиду, что, будь моя воля, я не лежал бы здесь, да и у него не было бы нужды посылать за мною, если бы в силах я был ехать на лошади или идти пешком. Ты же убедись, что я не лгу, — сказал сэр Тристрам и показал ему свое бедро, где была рана в шесть дюймов глубиною. — А теперь, когда ты видел сам мою рану, заверь своего господина, что это не притворство, и скажи ему, что я всему золоту, каким владеет король Артур, предпочел бы сейчас исцеление. Пусть он знает, что я, лишь только смогу я сидеть верхом, стану разыскивать его по всей стране; и в том я даю слово, как есть я верный рыцарь. И когда бы ни удалось мне с ним встретиться, передай господину своему сэру Паломиду, что тогда он сможет биться со мною, сколько душе его будет угодно.
    
С тем паж от него и уехал. Сэр же Паломид, услышавши о ране сэра Тристрама, сказал так:
    
— Воистину я рад этому, и вот по какой причине: ведь теперь я могу быть уверен, что мне не грозит бесчестье поражения. Ведь я-то знаю, если бы мы сразились, мне бы пришлось тяжко, и думается, выиграть этот бой мне бы ни за что не удалось. Ибо он в бою всех несокрушимее, не считая сэра Ланселота.
    
И с тем снова пустился сэр Паломид в путь на произвол судьбы. А сэр Тристрам по истечении месяца поправился, и тогда он сел на коня и долго ездил из края в край, встречая на пути своем всевозможные удивительные приключения и свершая подвиги. И повсюду он расспрашивал про сэра Паломида, но в то лето сэру Тристраму так и не удалось встретиться с сэром Паломидом.
    
Но, разъезжая в поисках и розысках сэра Паломида, сэр Тристрам бился во многих славных битвах, и оттого слава сэра Тристрама превзошла и затмила даже славу сэра Ланселота. Из-за этого братья сэра Ланселота и сородичи задумали было убить сэра Тристрама и вернуть сэру Ланселоту славу первого среди рыцарей. Но сэр Ланселот, узнавши о намерении своих родичей, сказал им отрыто так:
    
— Знайте, что если из вас кто-нибудь отважится причинить господину моему сэру Тристраму вред, оскорбление или злодейство, то, как есть я верный рыцарь, я перебью вас всех моими руками. Увы, позор вам, неужели за славные его подвиги вы предательски его убьете? Упаси Боже, — сказал сэр Ланселот, — чтобы через чье-то коварство погиб столь благородный рыцарь, как сэр Тристрам.
    
А громкая слава сэра Тристрама дошла и до Корнуэлла и достигла жителей Лиона, и все там весьма радовались и ликовали. И послали из Лиона к сэру Тристраму письма с приветом и много богатых даров, дабы было у сэра Тристрама все по его положению. Сэр же Тристрам, куда бы он ни ездил, возвращался неизменно в замок Веселой Стражи, где жила Изольда Прекрасная, которая любила его до могилы.
   
   
    
     
* XIV *
    
    1
    
Теперь оставляем мы сэра Тристрама Лионского и поведем речь о сэре Ланселоте Озерном и о сэре Галахаде, сыне сэра Ланселота, как и при каких обстоятельствах он был зачат и рожден на свет.
    
Как повествуется во Французской Книге, однажды, когда сэра Галахада не было еще на свете, явился в Троицын день ко двору короля Артура отшельник, как раз когда все рыцари сидели за Круглым Столом. И, увидев Погибельное Сидение пустым, отшельник спросил короля и всех рыцарей, отчего пустует это место. И король Артур перед всеми рыцарями ответил так:
    
— Никому под угрозой гибели не дано сидеть здесь, кроме одного лишь единственного рыцаря, остальные же, кто ни сядет на это место, неизменно погибают.
    
Тогда спрашивает отшельник:
    
— Сэр, а ведомо ли вам, кто этот единственный рыцарь?
    
— Нет, — отвечал король Артур и все рыцари, — кто он таков, кому предназначено сидеть на этом месте, мы не знаем.
    
— Тогда я вам открою, — молвил отшельник. — Тот, кому назначено сидеть на этом месте, еще не зачат и не рожден, но не пройдет еще и года, как будет зачат тот, который займет Погибельное Сидение, и он же добудет Святой Грааль.[107]
    
И, объявив это, отшельник удалился от двора короля Артура. А по окончании этого пиршества сэр Ланселот пустился в странствия на поиски приключений. Ехал он, ехал, и случилось ему переезжать через мост Корбеник. За мостом увидел он прекраснейшую башню замка, а у подножия ее расположен был чудесный городок, полный жителей. И весь народ — и мужчины и женщины — в один голос воскликнули:
    
— Добро пожаловать, сэр Ланселот, цвет рыцарства! Ибо с твоей помощью мы надеемся быть избавлены от беды!
    
— Что это значит? — спросил сэр Ланселот. — О чем вы говорите?
    
— А, любезный рыцарь, — отвечали они все, — здесь в этой башне заключена злосчастнейшая дама, уже много лет терпящая страшные муки, — она варится в кипящей воде. В недавнем времени побывал у нас сэр Гавейн, — сказали они, — но он не смог ее спасти и оставил ее, как и прежде, в беде.
    
— Быть может, и я, — сказал сэр Ланселот, — ничего не смогу и тоже покину ее в беде, как и сэр Гавейн.
    
— Ну, нет, — сказали все жители города, — мы знаем, что уж вы-то, сэр Ланселот, вызволите ее непременно.
    
— Ну что ж, — молвил сэр Ланселот, — скажите, что я должен сделать.
    
Они без промедления проводили сэра Ланселота в башню. И когда он встал перед дверью, за которой была заключена та дама, замки и засовы на железных дверях сами отомкнулись и отодвинулись, и сэр Ланселот вошел в покой, где было жарко, как в печи. Он взял за руку прекраснейшую даму, какую когда-либо случалось ему видеть, и она была нага с головы до ног, как игла. Королева Фея Моргана с королевой Северного Уэльса своими чарами подвергли ее столь жестоким мукам за то, что она почиталась в том краю первой красавицей; она провела там в мучениях пять лет, и не было ей спасения от мук до тех пор, пока лучший рыцарь мира не возьмет ее за руку. Тут ей принесли одежду, и когда она нарядилась, сэр Ланселот подумал, что столь прекрасной дамы он в жизни своей не видел, не считая королевы Гвиневеры. И говорит ему эта дама:
    
— Сэр, не соизволите ли вы пойти вместе со мною в ближнюю часовню, чтобы там воздать хвалу Богу?
    
— Госпожа, — отвечал сэр Ланселот, — идемте. Я готов следовать за вами.
    
И вот, когда они пришли в часовню и воздали благодарение Богу, и все, сколько там было народу, — и ученые и простые — сказали так:
    
— Сэр рыцарь, раз вы спасли эту даму, спасите теперь нас от змея, обитающего вон в той гробнице.
    
Тогда сэр Ланселот взял свой щит и сказал:
    
— Сэры, проводите меня туда, и что в силах я буду сделать по милости Божией и вам на пользу, то я сделаю.
    
Когда же сэра Ланселота туда привели, он увидел на могильном камне золотыми буквами надпись, которая гласила:
    
«Сюда явится леопард королевской крови и убьет этого змея. И этот леопард породит в здешнем краю льва, каковой лев превзойдет всех рыцарей на свете».
    
Вот поднял сэр Ланселот надгробную плиту, и выполз наружу ужасный, мерзкий дракон, изрыгающий из пасти бешеное пламя. Тогда сэр Ланселот обнажил меч и долго бился с тем драконом, и под конец, после долгих и тяжких трудов, сэр Ланселот дракона убил.
    
И тогда явился туда король Пелес, благородный и добрый король, и он приветствовал сэра Ланселота, а сэр Ланселот — его.
    
— Любезный рыцарь, — молвил король, — как ваше имя? Прошу вас вашей рыцарской честью себя назвать.
    2
    
— Сэр, — отвечал сэр Ланселот, — знайте, что я зовусь сэр Ланселот Озерный.
    
— А мое имя — король Пелес, властитель Нездешней страны[108] и близкий сородич Иосифа Аримафейского.
    
Они обрадовались встрече друг с другом, и вошли они в замок, чтобы подкрепиться и отдохнуть. Вдруг видят — в окно влетела голубица, а в клюве у нее была золотая курильница, и разлился вокруг такой аромат, точно все благоухания мира стеклись туда. И стол их вдруг оказался заставлен всеми яствами[109] и напитками, каких только могли они себе пожелать.
    
Затем явилась в залу дева,[110] юная и прекрасная собою, и несла она в ладонях золотую чашу. И пред этой чашей преклонил король колена и произнес молитву, и все, кто там были, сделали то же.
    
— Иисусе! — воскликнул сэр Ланселот. — Что это должно означать?
    
— Сэр, — отвечал король, — это — драгоценнейшее из сокровищ, каким владеет смертный человек. И когда оно будет утрачено, Круглый Стол распадется надолго. Знай же, — сказал король, — что ты видел пред собою Святой Грааль.
    
Весь тот день король и сэр Ланселот провели вместе. И король Пелес изо всех сил изыскивал способ, как ему склонить сэра Ланселота возлечь с его дочерью, прекрасной Элейной. А добивался он этого вот почему: король знал, что у его дочери от сэра Ланселота должен родиться сын, который будет зваться сэр Галахад, добрый рыцарь, через кого придет спасение всей Нездешней страны, и он же достигнет Святого Грааля.
    
И вот явилась к нему дама по имени Брузена, и так сказала она королю:
    
— Сэр, да будет вам ведомо, что сэр Ланселот изо всех женщин в мире любит одну лишь королеву Гвиневеру. Так что вам остается только поступить, как я вас научу, и я сделаю так, что он возляжет с вашей дочерью, а сам будет думать, что это королева Гвиневера.
    
— Ах, любезная дама, — сказал король, — значит, вы надеетесь, что вам удастся это устроить?
    
— Сэр, — она отвечала, — я готова поручиться жизнью, только предоставьте это дело мне.
    
Ибо эта дама Брузена была великая ворожея, одна из искуснейших колдуний мира в те времена. И в недолгом времени устроила дама Брузена так, что к сэру Ланселоту явился человек, ему хорошо знакомый, и он принес сэру Ланселоту кольцо словно бы от самой королевы Гвиневеры. Уж конечно, увидев этот знак, сэр Ланселот воспылал страстью, как никогда.
    
— Где моя возлюбленная? — воскликнул он.
    
— В замке Каз, — отвечал посланец, — всего лишь в пяти милях отсюда.
    
И сэр Ланселот вознамерился быть там в ту же ночь. А эта дама Брузена, с соизволения короля Пелеса, поспешила отослать в замок Каз прекрасную Элейну с двадцатью пятью рыцарями.
    
Под вечер прискакал в замок сэр Ланселот и был встречен там радушно людьми, которые показались ему доверенными слугами королевы Гвиневеры. Лишь только спешившись, спросил сэр Ланселот, где же королева. И леди Брузена ему ответила, что королева на своем ложе.
    
Тут все люди разошлись, и сэр Ланселот был препровожден в королевин покой. Туда леди Брузена принесла ему кубок вина, и лишь только он испил того вина, как сразу так захмелел и распалился, что не имел силы долее медлить ни мгновения, но поспешил сразу же на ее ложе. И при этом верилось ему, что девица Элейна — это королева Гвиневера. И, уж конечно, сэр Ланселот был счастлив, и леди Элейна тоже была счастлива заключить сэра Ланселота в свои объятья, ибо она-то знала, что в ту ночь она понесет от него сэра Галахада, который станет первым рыцарем мира.
    
И провели они вместе на ложе ночь и утро, и хотя было уже не рано, однако все окна и щели в том покое были закрыты наглухо, так что не видно было наступления дня.
    3
    
Но вот сэр Ланселот вдруг очнулся, встал, подошел к окну, и лишь только распахнул он ставни, как чары разрушились. Понял он, как он ошибся.
    
— Увы! — сказал он, — зачем дожил я до этого дня, ведь теперь я опозорен!
    
И он выхватил меч свой и сказал:
    
— Предательница! Кто ты, та, с кем провел я всю эту ночь? Ты умрешь от моей руки на этом месте!
    
Тогда прекрасная леди Элейна выскользнула из постели нагая и, упав на колени пред сэром Ланселотом, взмолилась:
    
— Любезный, великодушный рыцарь сэр Ланселот! Ты происходишь из королевского рода, и потому я взываю к тебе о милосердии! И как есть ты прославленный по всему миру благороднейший из рыцарей, молю, не убивай меня, ибо во чреве моем я зачала от тебя первейшего, лучшего рыцаря мира.
    
— А, коварная предательница! Зачем ты меня обманула? Говори сей же миг: кто ты?
    
— Сэр, — она отвечала, — я — Элейна, дочь короля Пелеса. И с тем он поднял ее с колен, обнял и поцеловал, ибо она была прекрасна собой и к тому же приветлива и молода и рассудительна, как редко какая женщина в те времена.
    
— Да поможет мне Бог, — молвил сэр Ланселот, — я не должен винить в этом тебя, но лишь ту, которая сотворила надо мною это колдовство, надо мною и над тобою. И если только она попадется мне, эта дама Брузена, она лишится головы за свою ворожбу, ибо ни один рыцарь не был так обманут, как я нынешней ночью.
    
А она тогда сказала:
    
— Господин мой сэр Ланселот, умоляю вас, навещайте меня, когда только будет к тому у вас возможность, ибо я подчинилась пророчеству, которое открыл мне мой отец. По его велению и во исполнение пророчества я отдала тебе величайшее сокровище и прекраснейший цветок, каким владела, и это — моя девственность, которая больше ко мне не вернется. А потому, благородный рыцарь, сохраните ко мне добрые чувства.
    
И с тем сэр Ланселот надел свои одежды, облачился в доспехи и простился ласково с юной леди Элейной. Затем он пустился в путь и приехал в замок Корбеник,[111] где пребывал ее отец.
    
Она же, когда пришло ее время, родила на свет прекрасное дитя, и его окрестили Галахад. И, уж конечно, младенца этого растили и воспитывали, как никого больше, а Галахадом его назвали потому, что так был наречен сэр Ланселот у камня, под которым был источник (а потом Владычица Озера переменила ему имя и назвала его сэр Ланселот Озерный).
    
А после того, как леди Элейна разрешилась от бремени и получила очищение в храме, прибыл к ней рыцарь по имени сэр Бромель Плессийский, владетельный барон. Он давно уже любил леди Элейну и настойчиво желал на ней жениться. И она никакими средствами не могла избавиться от его посягательств, пока однажды не сказала она сэру Бромелю так:
    
— Знайте, сэр рыцарь, что я не полюблю вас, ибо моя любовь отдана лучшему рыцарю мира.
    
— Кто же это? — спросил сэр Бромель.
    
— Сэр, — она отвечала, — это сэр Ланселот Озерный, его я люблю, и никого больше, а потому не докучайте мне впредь вашими домогательствами.
    
— Хорошо же! — отвечал сэр Бромель. — Но раз уж вы мне рассказали про сэра Ланселота, вам от него не много будет радости, ибо я убью его, где бы он мне ни повстречался!
    
— Сэр, — отвечала леди Элейна, — не прибегайте только к коварству и обману, и Боже меня упаси просить у вас для него пощады.
    
— Ну, госпожа моя, — сказал сэр Бромель, — с завтрашнего дня я целый год буду караулить его на мосту Корбеник, так что, когда бы он к вам ни собрался, ни на том пути, ни на этом ему не избежать встречи со мною.
    4
    
Но случилось так, по воле судьбы, что проезжал по тому мосту сэр Борс Ганский, племянник сэра Ланселота, и был у сэра Борса с сэром Бромелем поединок, и сэр Борс нанес сэру Бромелю по шлему удар такой силы, что выбил его из седла и перебросил через круп его коня.
    
Но тогда сэр Бромель, как мужественный боец, вскочил на ноги, обнажил меч и перетянул наперед щит, готовый продолжать бой с сэром Борсом. Тут и сэр Борс спешился и отдал коня, и они стали осыпать один другого градом жестоких ударов. Долго так они бились, но под конец был сэр Бромель повергнут наземь, и сэр Борс принялся было отстегивать его шлем, намереваясь его убить.
    
И тогда сэр Бромель воскликнул, что он сдается и просит у него пощады.
    
— Лишь вот на каком условии дарую я тебе жизнь, — сказал ему сэр Борс. — На будущую Троицу ты должен явиться к господину моему сэру Ланселоту и ему покориться.
    
— Сэр, я все исполню, — отвечал сэр Бромель. Он поклялся на перекрестии своего меча, и сэр Борс его отпустил. Сам же он поехал к королю Пелесу, который пребывал в замке Корбеник, и когда король и дочь его Элейна узнали, что он — племянник сэру Ланселоту, они оказали ему сердечный прием.
    
И сказала леди Элейна:
    
— Мы очень дивимся, где же сэр Ланселот? Ибо он лишь однажды здесь побывал, и с тех пор я его не видела.
    
— Госпожа, не удивляйтесь, — отвечал сэр Борс, — ибо он уже полгода томится в темнице у Феи Морганы, сестры короля Артура.
    
— Увы, — сказала леди Элейна. — Это меня весьма печалит. А сэр Борс все посматривал на младенца у нее на руках, и видел он, что младенец очень походит на сэра Ланселота.
    
— Истинно, — сказала ему леди Элейна, — знайте, что это дитя я понесла от сэра Ланселота.
    
Тут сэр Борс заплакал от радости и помолился Господу, чтобы мальчик выказал себя столь же славным рыцарем, как и отец его.
    
И в это мгновение влетела белая голубица, золотую курильницу в клюве держащая, и оказались на столах всевозможные яства и напитки. И девица явилась, несущая чашу — Святой Грааль, — и молвила во всеуслышанье так:
    
— Знай же, сэр Борс, что этот младенец, сэр Галахад, займет Погибельное Сидение и достигнет Святого Грааля, и будет он рыцарем, много превосходящим сэра Ланселота, своего родного отца.
    
Тогда они преклонили колена и вознесли молитвы, и разлился кругом такой аромат, словно все благоухания мира были принесены туда. А когда голубица, облетев залу, выпорхнула, девица со Святым Граалем тоже исчезла, как пришла.
    
— Сэр, — сказал тогда сэр Борс сэру Пелесу, — этот замок следует назвать Замком Приключений, ибо здесь у нас на глазах произойдет немало дивных дел.
    
— Это правда, — сказал король, — воистину здешние места могут быть названы краем опасных приключений. Ибо мало кто из рыцарей, сюда попадающих, уезжает отсюда со славой, и как бы могуч ни был рыцарь, здесь найдется ему дело по силам. Вот еще совсем недавно сэр Гавейн, добрый рыцарь, уехал отсюда обесславленный. Ибо, да будет вам ведомо, — сказал король Пелес, — здесь лишь тому достается честь победы, кто сам исполнен чести и живет праведной жизнью, кто любит Бога и страшится Бога. А иначе никогда не добыть ему славы, будь он хоть как никто мужествен и могуч.
    
— Это дивно, — сказал сэр Борс, — что говорите вы об этих местах. Здесь должно быть много чудесных приключений. И потому я хочу остаться на сегодняшнюю ночь в этом замке.
    
— Сэр, не делайте этого, — отвечал король Пелес, — послушайтесь моего совета. Ибо иначе вряд ли вам удастся избежать позора.
    
— Сэр, я готов встретить любые приключения, какие выпадут на мою долю, — отвечал сэр Борс.
    
— В таком случае я вам советую, — сказал король, — очиститься исповедью.
    
— Что до этого, — сказал сэр Борс, — я с доброй охотою получу отпущение грехов.
    
И с тем сэр Борс исповедался в своих грехах. Был же сэр Борс передо всеми женщинами целомудрен, кроме одной, и это была дочь короля Брангориса, с нею родил он сына по имени Элин. А не считая ее, был сэр Борс чист и невинен.
    
И вот отвели сэра Борса на ложе в богатом просторном покое, а вокруг было много закрытых дверей. Увидел сэр Борс такое множество дверей и отослал всех своих людей, ибо он не желал, чтобы с ним кто-нибудь оставался.
    
Но доспехов сэр Борс снимать не стал, а прямо, как был, во всем облачении, улегся сверху на ложе.
    
И вот замечает сэр Борс какой-то свет, и в этом свете разглядел он копье, тяжелое и длинное, устремленное острием прямо на него, наконечник же копья, показалось сэру Борсу, горел огнем, словно свеча. Сэр Борс и понять ничего не успел, как уже копье поразило его прямо в плечо, пробило рану в ладонь глубиной и уязвило его столь жестоко, что от боли он упал снова навзничь на ложе.
    
И тогда вдруг явился перед ним рыцарь со щитом на плече и с мечом в руке, и молвил он сэру Борсу:
    
— Вставай, сэр рыцарь, и сразись со мною!
    
— Хоть я и ранен жестоко, но от боя не уклонюсь! И с тем сэр Борс вскочил, навесил щит свой, и они долгое время жестоко друг с другом рубились; но под конец сэр Борс, наступая, загнал того в угол, где была дверь, и тот рыцарь укрылся за дверью и долго там отдыхал. Передохнувши, он выскочил оттуда со свежими силами и завязал с сэром Борсом новый бой, отчаянный и жестокий.
    5
    
Решил тогда сэр Борс, что больше не отпустит его туда отдыхать, и занял позицию между рыцарем и дверью. Так сэру Борсу удалось повергнуть его ниц, и тогда тот рыцарь ему покорился.
    
— Как ваше имя? — спросил сэр Борс.
    
— Сэр, мое имя — сэр Бедивер из Низинных Земель.
    
И сэр Борс заставил его поклясться, что на будущую Троицу он прибудет ко двору короля Артура и объявит себя пленником, побежденным и захваченным рукою сэра Борса.
    
С тем удалился сэр Бедивер, властелин Низинных Земель. И тогда сэр Борс снова возлег на свое ложе. Но вдруг услышал он сильный шум, и увидел сэр Борс, что невесть откуда — из дверей ли, из окон — летит на него целый дождь стрел и дротиков так густо, что он диву дался, и многие попали в него и поранили его тело в незащищенных местах.
    
Потом видит вдруг сэр Борс, перед ним очутился ужасный лев. Бросился на льва сэр Борс, лев содрал с плеча у него щит, но сэр Борс успел мечом своим отсечь ему голову.