1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 
Я для котят лишь прелести имею: 
Старый Кот и Мышонок 
Детишкам ты своим меня прибереги". 
А Кот в ответ: - Не лги! 
Меня не проведешь подобными речами... 
Глухих морочь! А старому Коту 
Невмоготу 
Прельщаться глупыми словами: 
Мышонку от Кота смешно бы ждать пощады, 
Мы Паркам помогать всегда и всюду рады; 
Таков закон для вас, мышей, 
И по таким законам 
Под острием моих когтей, 
Не для моих детей, 
А мне поплатитесь своим последним стоном. 
И слово Кот сдержал. 
А к басенке моей 
Вот что скажу я в добавленье: 
Мне, право, юноша милей, 
Мечтами юноша, надеждами живей, 
У старцев же сердца черствей, 
И в них уже давно заглохло сожаленье. 
Н. Позняков. 
Из сборника Абстемия (прим. к б. 24). На русский язык басня переведена была Жуковским ("Старый Кот и молодая Мышь"). 
219. Больной Олень 
(Le Cerf malade) 
В стране, где множество оленей быстрых жило, 
Один Олень однажды занемог. 
И вот к нему друзей отвсюду привалило: 
Кто повидаться с ним, кто дать совет, как мог, 
Кто душу потянуть докучным утешеньем. 
"Эх, господа! меня оставьте умирать, 
Тут слабо зашептал Олень им. 
Поверьте, вовремя сумеет оборвать 
Мне жизни нитку Парка злая; 
Меня томите только вы, рыдая". 
Как бы не так! Больному исполать! 
По правилам всю эту процедуру 
Исполнили друзья и возвратились вспять. 
Но даром унести свою оттуда шкуру 
Не захотел никто (был, благо, болен сам), 
И честь воздали так его лугам, лесам, 
Что бедному одну оставили опушку. 
Пришло хоть с голоду ложись да помирай!.. 
Так люди отдают за ястреба кукушку... 
К тебе взываю я, к тебе из края в край, 
О род людской! Тебе сказать хочу я, 
Что тело ближнему и дух его врачуя, 
Но награждая сам себя, 
Едва ль ты действуешь любя: 
Ты ищешь лишь себе поживы да забавы... 
Но... тщетен мой призыв... О времена! о нравы!.. 
Н. Позняков. 
Заимствовано из книги "Esope francois" Desmay (1677). Тот же сюжет у Локмана (прим. к б. 19). 
220. Летучая Мышь, Куст и Утка 
(Le Chauve Souris, le Buisson et le Canard) 
Однажды Мышь летучая и Утка, 
Увидевши, что вовсе жизнь не шутка, 
И придорожный Куст с собою прихватив 
(Он также был не очень-то счастлив), 
Чтоб сообща дела свои поправить 
Торговлею, в союз вошли, 
Конторы, факторов, агентов завели. 
Сначала все у них как бы по маслу шло, 
И состояние они могли б себе составить; 
Но на беду их как-то занесло 
В места опасные: овраги, буераки, 
Где не пролезть бы и собаке, 
И их товар в Аид попал, 
Иль, попросту сказать, пропал. 
Но о своих делах, чтоб не терять кредита, 
Купцы должны молчать, хоть и ворчат сердито: 
Расчет ли им свои убытки разглашать? 
Так и компания, Мышь, Утка, Куст, сначала 
О проторях своих таинственно молчала. 
Но кредиторы с них молчания печать 
Сорвали: вдруг, откуда ни возьмися, 
Повестки в суд им понеслися. 
Зовут... Пожалуйте!.. Проценты и должок!.. 
Осада у дверей с утра до поздней ночи, 
Не стало бедным просто мочи... 
Куда деваться им?.. Стал под водой нырок 
Искать, не там ли их загублены товары; 
Шныряет Мышь в подвалы и в амбары; 
А Куст листвой прохожим шелестит, 
Прося сказать, где их товар сокрыт. 
А чуть домой они - там полицейский 
Уж тут как тут... 
И был бы чистый им капут, 
Когда б от лютости житейской, 
Из той страны, где жизнь так нелегка, 
Они не задали дерка. 
Я знаю должников: они хоть не похожи 
На Мышь летучую, на Утку и на Куст, 
Хотя они придворные, вельможи, 
Но их карман так безнадежно пуст, 
Что, от своих спасаясь кредиторов, 
Они не брезгают и щелями заборов. 
Н. Позняков. 
Заимствована из басен Эзопа. 
221. Ссора Собак с Кошками и Кошек с Мышами 
(Le querelle des Chiens et des Chats, et celle des Chats et des Souris) 
Вражда всегда царила во вселенной, 
Тому примеров - тьма кругом. 
Стихии, подтвержденье в том, 
Враждуют вечно, неизменно. 
Но, кроме них, земные все творенья 
Ведут борьбу. Среди людей, 
Из поколенья в поколенье, 
Вражда все яростный и злей. 
Когда-то в общем помещеньи 
Собрали Кошек и Собак. 
Ни ссор, ни ругани, ни драк 
Меж ними не было. Уменье 
Хозяин дома проявил: 
Он время все распределил 
Для сна, еды, гулянья и забав, 
А для порядка и расправ 
Он пригрозил кнутом побить в любую пору 
За всякую пустую ссору. 
И вот, не зная ссор и драк, 
Сплотилася семья из Кошек и Собак. 
Примером дружба их была для всех кругом, 
Но скоро кончилась она великим злом. 
Никто не знает, что причиной ссоры было: 
Кусок ли лакомый иль пара бранных слов 
(Был слух, причиной послужило 
Внимание ко псам во время их родов); 
Какая б ни была причина, ссора эта 
Поссорила полсвета. 
Кто защищал Собак, кто Кошек, и скандал 
Поднял на ноги весь квартал. 
Юристы, вспомнивши хозяина уставы, 
Решили, что все Кошки правы 
И что Собак должно арестовать. 
Тут в споре бросились устав искать. 
Устава нет как нет, 
Пропал его и след. 
И вдруг узнали, что устав 
Исчез, мышей добычей став. 
Другое дело заварилось: 
Мышам объявлена война, 
И масса Кошек устремилась 
В амбары, ярости полна. 
Ловки, хитры и злы, мышей они ловили 
И беспощадно всех душили. 
Начну теперь опять сначала. 
Под небесами не бывало, 
Чтобы живая тварь, на суше иль в воде, 
Не знала бы врага. Вражда царит везде. 
Борьба без отдыха. Закон природы в том; 
Причины этому - нам не понять умом. 
Все хорошо, что сделал Бог, - я знаю, 
А больше ничего не понимаю. 
Да знаю я, что часто, спором вздорным 
Начатая, вражда кончается грозой... 
О люди! вас и в возрасте преклонном, 
Не худо поучать спасительной лозой!.. 
А. Зарин. 
Заимствована из изданного в 1546 г. Haudent'ом собрания Эзоповых басен под заглавием: "Война собак, кошек и мышей"; в действительности басня не находится среди басен Эзопа. 
222. Волк и Лиса 
(Le Loup et le Renard) 
Любой из нас судьбу клянет, 
Как будто лучшей он достоин; 
Хотел бы воином быть тот, 
К кому питает зависть воин. 
Хотелось волком быть Лисе, 
Как говорят; а может статься, 
И волки жаждут, хоть не все, 
С овцами долей поменяться. 
Но странно: принц, восьми лишь лет, 
Для басни этот взял сюжет 
И в прозе выразил так ясно, 
Как я в стихах, седой поэт, 
Пытался б выразить напрасно. 
Я на свирели басни той 
Здесь сделал перепев простой; 
Быть может, свет он позабавит, 
Но жду, что скоро мой герой 
Трубу поэта взять заставит. 
Пророком быть не мой удел; 
Но по звездам прочесть успел 
Я кое-что,-и полон веры, 
Что натворит он славных дел, 
И будут нам нужны Гомеры. 
А где же в наши дни их взять? 
Но чем сбивать читателей нам с толку, 
Не лучше ли рассказ начать? 
"Послушай, милый мой,-Лиса сказала Волку,
Ты знаешь сам, что на обед 
Волк и Лиса 
Таскаю я себе добычу втихомолку, 
Которой хуже нет. 
Уж надоело есть мне петухов поджарых, 
Не вижу вкуса я и в курах старых. 
Сытнее во сто крат твоя еда, 
И безопасней промысел твой, право. 
Я вечно близ жилищ, - ты их бежишь всегда. 
Хотела б твоего изведать я труда... 
Товарищ! поучи меня. Поверь, что слава 
Нас ждет, и обо мне везде заговорят, 
Коль первой из лисиц барашка я добуду. 
Услуги же твоей вовек я не забуду". 
- Пойдем,-ответил Волк, - я очень рад. 
А так как у меня недавно умер брат, 
То волчью шкуру дать могу тебе я. 
Волк стал учить Лису: - Вот надо делать как, 
Чтобы от стада удалить собак. 
И в новой шкуре, рвеньем к делу пламенея, 
Лиса, учителя приняв за образец, 
Твердит его урок. Сначала вышло худо, 
Там, смотришь, лучше, лучше все, - покуда 
Не удалося все постичь ей наконец. 
Едва к концу пришло ученье, 
Навстречу ей идут прямехонько стада. 
Распространяя ужас и смятенье, 
Наш новый Волк бежит туда... 
Так точно страх нагнал на город осажденный 
Патрокл, в Ахилловы доспехи облеченный: 
Все - от детей и жен до стариков 
Искать спасенья к храму устремилось. 
Казалось, что десятков пять волков 
Пред блеющим народом появилось. 
К деревне все бегут - псы, стадо и пастух, 
Оставивши в залог одну овцу; воровка 
Уже схватить ее успела ловко, 
Как вдруг невдалеке запел петух. 
И с увлечением невольным 
Наш ученик 
Бежит на петушиный крик, 
Расставшись с платьем школьным, 
Забыв учителя, забыв его урок. 
Хотя надеть личину и не трудно, 
Но есть ли в этом прок? 
Мечтать переменить природу - безрассудно: 
Лишь стоит случаю прийти, 
И мы по прежнему направимся пути. 
Принц! вашему уму, которому едва ли 
Найдется равный где, обязан всем поэт: 
От вас заимствовал не только он сюжет, 
Но все - от диалога до морали. 
Н. Юрьин. 
Сюжет басни находится в "темах" герцога Бургундского (прим. к б. 217). 
223. Рак и его Сын 
(L'Ecrivesse et son Fils) 
Нередко, наподобье рака, 
Мудрец иной 
Назад все пятится; и к цели он, однако, 
Подходит... повернувшись к ней спиной. 
Не так ли и матросы в гавань входят? 
И так же многие, чтоб скрыть свой план, 
Противника искусно вводят 
В обман 
И устремляют взор притворно 
Не к цели, что они преследуют упорно, 
А к стороне другой. 
Предмет сей басни мал, а велико вступленье; 
Но применить его могу я, без сомненья, 
К тому, кто, как герой, 
Наполнив мир своих деяний славой, 
Один расстроить мог союз стоглавый. 
Лелеет ли какой он замысел иль нет,
Сначала тайна то, а после ряд побед. 
Нельзя проникнуть в то, что он таит глубоко, 
Так точно, как нельзя веленьям рока 
Наперекор идти: 
Он, как поток, все сносит по пути; 
Юпитер сто богов осилить может сразу. 
Людовик и Судьба, в согласьи меж собой, 
Увлечь способны мир. Но перейдем к рассказу. 
Рак Сыну сделал раз упрек такой: 
-Как ходишь ты! Творец! Неужто ровным ходом 
Ходить бы ты не мог? 
-А сам ты ходишь как?-в ответ ему Сынок.
И как мне быть в семье своей уродом? 
Коль криво ходят все в моем роду, 
Так как же прямо я один пойду? 
Он прав, конечно: видим мы повсюду 
Домашнего примера силу. Знать, таков 
Закон; он и к добру ведет, и к худу, 
Плодит и умников, и дураков 
(Последних больше, к сожаленью). 
Теперь, когда вернуться ко вступленью 
Приходится вторично мне, 
Скажу, что поворачиванье тыла, 
Полезно, - особливо на войне; 
Но надо, чтоб оно, конечно, кстати было. 
Н. Юрьин. 
Из басен Эзопа и Автония (прим. к б. 137). Басню отдаленно перевел на русский язык Сумароков ("Два Рака").-От замены Дочери Рака Сыном, более отвечающей характеру русской жизни, смысл басни нисколько не страдает. 
224. Орел и Сорока 
(L'Aigle et la Pie) 
Пространств воздушных царь, для отдыха избрав 
Равнину, направлялся к ней, а недалёко 
Летела также и Сорока. 
Меж ними и язык, и ум, и нрав, 
И даже одеянье - все различно. 
И вот столкнулися они лицом к лицу. 
Сорока к своему концу 
Уже готовилась; Орел же - тот, отлично, 
Как видно, пообедавши, был сыт, 
И успокоить он бедняжечку спешит. 
"Отправимся, - он говорит ей, - вместе; 
Мне будет веселей с тобой вдвоем. 
Коль скоро царь богов со скукою знаком, 
Хоть он царит над миром, то по чести 
Тебе скажу, 
Могу скучать и я: ведь я ему служу. 
Ты можешь говорить со мною смело". 
Сорока принялась судить и вкривь, и вкось, 
О том и о другом, - о всем, о чем умела. 
Развязней быть едва ли б удалось 
И болтуну Горация, который 
Речь обо всем вести готов был на авось. 
Она Орлу отчет представить скорый 
Согласна обо всем: 
Повсюду прыгая, своим разнюхать носом 
Она могла бы все, чтобы потом 
К Орлу пожаловать с доносом. 
Но на нее с презреньем посмотрев, 
Орел, едва сдержавши гнев, 
Сказал ей: "Сплетница! оставь меня в покое! 
Не надобно для моего двора 
Орел и Сорока 
Создание болтливое такое: 
В таких, как ты, не вижу я добра". 
Сорока прочь летит, - она и тем довольна. 
Не так-то просто жить поблизости к богам; 
Хоть честь и велика, но достается больно 
Порою сплетникам, лгунам, клеветникам. 
Тот, кто под видом кротким и приветным 
В душе скрывает злость, там нелюбим никем. 
А все же там, как и сорокам, всем 
Не худо платьем запастись двухцветным. 
Н. Юрьин. 
Из сборника Абстемия (прим. к б. 24). 
225. Король, Коршун и Охотник 
(Le Roi, le Milan et le Chausseur) 
Принцу Конти 
Безмерна доброта богов! и вот они 
Хотят, чтоб и царям была она сродни. 
Из прав царей всего завидней - снисхожденье, 
А не простор и власть свое насытить мщенье. 
Так думаете, принц, и вы. Родившись, гнев 
Угаснуть тотчас же у вас имеет свойство. 
Ахилл был в гневе дик; осилить не сумев 
Порыв свой, меньше вас он выказал геройство: 
Героем зваться тот достоин из людей, 
Кто сеет, как во дни златого века, 
Добро вокруг себя. Мы в наши дни скромней: 
Лишь удержать от зла себя сумей, 
И славим мы уже такого человека. 
Но вы не таковы: вам смело по делам, 
Исполненным добра, воздвигнуть можно б храм. 
Вас собирается воспеть на лире 
Сам Аполлон, страны высокой гражданин. 
Вас боги ждут в чертог свой: век один 
Предоставляется прожить вам в этом мире. 
Пусть Гименей весь век пребудет возле вас, 
Пусть радостей своих вам ниспошлет запас 
И будет жребий ваш от всех других отличен 
И только времени полетом ограничен. 
Принцесса, как и вы, достойна доли той: 
Свидетельствуюсь в том ее я красотой, 
В свидетели беру и качеств ряд чудесных, 
Которым, кажется, нигде подобных нет; 
Но эти качества, по воле сил небесных, 
Вас украшают с юных лет. 
Когда мы к ним еще Бурбонов ум добавим, 
То ясно станет всем, что тот, кого мы славим, 
Все, что должны мы чтить, сумел соединить 
Со всем, что надобно любить. 
Но перед славных дел и качеств вереницей 
Смолкая, я хочу к рассказу приступить 
О том, что сделано одною хищной птицей. 
Однажды в вековом гнезде 
Поймал Охотник Коршуна живого; 
А так как редки Коршуны везде, 
То случая удобного такого 
Не упустил Охотник: поскорей 
Бежит он к Королю и в дар подносит птицу. 
Тогда, коль нам не небылицу, 
А правду повествуют в басне сей, 
Вдруг Коршун, вырвавшись, со злобой 
Вцепился в королевский нос. 
"Как? был задет король?"-Да, собственной особой! 
"Так, значит, - зададут вопрос, 
Без скипетра он был и без короны?" 
Не все ль равно? К чему вопрос пустой? 
Ведь ei?ieaanкиe нос был принят за простой. 
Пытаться передать придворных крики, стоны 
И воздыхания - напрасный был бы труд. 
Остался лишь Король один спокоен: 
Шум неуместен был бы тут 
И Короля, конечно, недостоин. 
А птица все сидит; ни на единый миг 
Никто ее отлет не мог ускорить. 
Хозяин в ужасе, он поднимает крик, 
То манит, то грозит-что толку с птицей спорить? 
Могло случиться так, что прочь 
Проклятое созданье это 
Не пожелало б улететь и до рассвета 
И на носу провесть собралось бы всю ночь. 
Казалось, от помех в нем разрасталась злоба. 
Но вот оставило оно, однако, нос. 
Король сказал: "Пускай уходят с миром оба, 
И Коршун, да и тот, кто мне его принес. 
Ведь кстати ли, некстати ль, 
Из них свою исполнил каждый роль, 
Как Коршун, - этот, тот, - как леса обитатель. 
А я... я должен знать, как действует Король, 
И избавляю их от наказанья. 
Двор в восхищении, и Короля ответ 
Все хвалят как пример, достойный подражанья, 
Хоть подражать ему у них охоты нет. 
И королей нашлось бы верно мало, 
Которых бы такой пример увлек. 
Так для Охотника опасность миновала. 
Он с птицей заслужить один могли упрек: 
Им было правило доныне незнакомо, 
Что близость к господам опасностей полна; 
Они среди зверей лесных лишь были дома. 
Что ж? разве так ужасна их вина? 
Пильпая вымыслу поверя, 
Прибавлю я еще на этот счет, 
Что дело было там, где Ганг течет. 
Там человек пролить не хочет крови зверя, 
И даже короли в них признают друзей. 
Кто скажет нам, - давно прошедшею порою 
Та птица хищная не осаждала ль Трою 
И не была ль в числе героев иль князей, 
Притом же, может быть, еще и самых знатных? 
А в будущее чей проникнет взор? 
Он может тем, чем был в веках он невозвратных, 
Стать вновь. Мы верим, как и Пифагор, 
Что суждено зверей нам принимать обличье: 
Стать коршуном иль голубком, 
И, человечье изменив на птичье, 
Обзавестись семьей воздушной и родством. 
Я об Охотнике рассказ еще иначе 
Слыхал; гласит он так: 
Сокольничий поймал раз Коршуна; удаче 
Нежданной радуясь, бедняк 
Подносит Королю диковинку такую: 
Подобный случай раз бывает в сотню лет, 
И средь сокольничих он зависти предмет. 
Придворных растолкав толпу густую, 
Охотник наш так рвеньем увлечен, 
Как никогда доселе не был он. 
Ведь он не просто дар принес, а совершенство, 
И уж возможного в сем мире ждал блаженства. 
Но птица, знать, была еще дика: 
Когтями крепкими, как будто бы из стали, 
Она хватает за нос бедняка. 
Он стал кричать; все хохотали, 
Король и двор; и как сдержать тут смех? 
Я б ни за что своей не уступил здесь части. 
Что папа может в смехе видеть грех, 
Не спорю. Но когда б Король лишен был власти 
Смеяться, то, на мой, конечно, взгляд, 
Быть счастлив мог бы он навряд. 
Смех даже и богам дает отраду, 
И, несмотря на множество забот, 
Юпитер, а за ним бессмертных весь народ, 
Смеялся, как гласит преданье, до упаду, 
Когда, хромая, пить поднес ему Вулкан. 
Разумно ли иль нет здесь боги поступали, 
Но кстати изменил я басни план, 
И если в баснях дело все в морали, 
То много ль из нее мы нового узнали? 
Ведь с древности до наших дней 
Всегда бывало больше, без сомненья, 
Глупцов сокольничих, чем королей, 
Которым было бы не чуждо снисхожденье. 
Н. Юрьин. 
Сам Лафонтен называет автором этой басни Пильпая, т. е. Бидпая (прим. к б. 140); но басня индийского мудреца, на которую он ссылается, имеет с ней мало общего. -Принц Людовик Франциск Конти (1664-1709), которому посвящена басня, был другом и покровителем Лафонтена. 
226. Лисица, Мухи и Еж 
(Le Renard, les Mouches et le Herisson) 
Раз хитрую и ловкую Лисицу, 
Лесных трущоб старинную жилицу, 
Охотник ранил. Та, спасаясь от беды, 
И в бегстве лишь ища себе защиты, 
Упала в грязь; на крови же следы 
К Лисе крылатые слетелись паразиты, 
Носящие у нас названье Мух. 
Свою судьбу клянет Лисица вслух: 
За что ей послано такое огорченье, 
Живою отданной быть Мухам на съеденье? 
"Как! мне их жертвой стать! Ведь из лесных 
зверей 
Я всех искусней и хитрей! 
Давно ли стала я таким желанным блюдом? 
И для чего мне дан мой хвост? 
Ужель он превратился чудом 
В тяжелый и ненужный мне нарост? 
Скорее сгинь, зверек презренный из презренных! 
Иль мало тварей есть ничтожных и смиренных? 
Зачем ты к ним не пристаешь?" 
Тут живший по соседству Еж 
(В моих стихах лицом является он новым) 
Лисице пожелал помочь; и вот 
Грозит он истребить прожорливый народ. 
- Ведь стоит иглам лишь работу дать ежовым, 
И плохо твоему достанется врагу. 
Охотно я тебе, соседка, помогу. 
-Ах, что ты! - говорит Лисица другу, 
Плохую ты окажешь мне услугу. 
Оставь их кончить свой обед: 
Они уж сыты все, - на смену им, другая, 
Еще прожорливей, могла б явиться стая. 
В таких созданьях недостатка нет, 
Влеченью жадности одной покорных; 
Мы средь чиновников их сыщем и придворных, 
Коль скоро, Аристотелю вослед, 
Мы применим смысл басни этой к людям. 
Особенно найдем их много мы, коль будем 
Искать в стране своей.... 
Их стая тем спокойней, чем сытей. 
Н. Юрьин. 
Басня заимствована из Риторики Аристотеля, который приписывает ее Эзопу. 
227. Амур и Безумие 
(L'Amour et la Folie) 
В Амуре все о тайне говорит: 
И факел, и колчан его, и стрелы, 
И детский вид. 
Мы были бы, пожалуй, слишком смелы, 
Когда б задумали, начав издалека, 
Исчерпать сей предмет во всем его значеньи. 
Я лучше расскажу про приключенье, 
Которое несчастного божка 
Заставило свое утратить зренье. 
Своим я складом речь об этом поведу; 
А можно ли его постигшую беду 
За благо счесть для нас, влюбленный пусть 
рассудит: 
Здесь мненья моего не будет. 
Амур с Безумием играли вместе раз 
В те дни, когда еще лишен он не был глаз. 
Они заспорили. Для разрешенья спора 
Амур совет богов созвать готов; 
Безумье ж, потеряв терпенье скоро, 
Ударило его - и был удар таков, 
Что больше не видать уже Амуру света. 
Венера об отмщении вопит: 
И Женщина, и мать, она про дело это 
Повсюду громко так кричит, 
Что и Юпитер сам, и Немезида, 
И судьи адские, ну, словом, весь их круг, 
От крика ошалели вдруг. 
Послушаешь ее, так велика обида: 
Без палочки ее сынок 
Теперь ни шагу уж не ступит. 
В чем он отраду бы найти отныне мог? 
И чем Безумие вину свою искупит? 
Все было взвешено у жителей небес, 
И польза общая, и частный интерес; 
И после долгого раздумья 
Сошлися на решеньи все таком: 
Навеки присудить Безумье 
Божку любви служить проводником. 
Н. Юрьин. 
Содержание басни-у собирателя басен Федра, новейшего латинского поэта, иезуита Жана Коммир (1625-1702), профессора теологии, сделавшегося известным своим "сборником латинской поэзии" (1678), а также у французской поэтессы Луизы Лаббе (1526-1566), в ее аллегорическом сочинении "Спор Любви и Безумия". Лаббе, прозванная по мужу, имевшему в Лионе канатную фабрику, "прекрасной канатчицей", прославилась в свое время между прочим тем, что в мужском костюме участвовала в осаде Перпиньяна. 
228. Ворон, Газель, Черепаха и Крыса 
(Le Corbeau, la Gazelle, la Tortue et le Rat) 
Г-?е де ла Саблиер 
Я вам мечтал в стихах воздвигнуть храм, 
Хотaл, чтоб он, как мир, был долговечен. 
Успех мне был искусством обеспечен, 
Которым мы обязаны богам, 
И именем богини той, что в храме этом 
Была бы поклонения предметом, 
Над входом начертал бы я слова 
Такие: "Здесь дворец священный божества: 
Одной Ириды здесь царят законы",
Хотя совсем не той, что служит у Юноны. 
Ворон, Газель, Черепаха и Крыса 
Не только что Юнона, - царь богов 
Ириде этой сам служить бы был готов. 
На своде,-чтоб покрыть богиню вечной славой,
Представил бы Олимп я величавый, 
Ирида же средь всех сияла бы в лучах. 
Изобразил бы жизнь ее я на стенах. 
Любезней отыскать не мог бы я предмета, 
Хотя событий здесь таких и не найти, 
Что потрясти могли бы страны света, 
Иль к разрушенью царств великих привести. 
А в глубине дворца ее изображенье 
Стояло бы: я отразил бы в нем 
Ее черты, улыбку, выраженье, 
Все, чем она приводит в восхищенье, 
И чем пленяет всех, не думая о том. 
Не только смертных я, - героев, полубогов 
Представил бы у ног ее... богов самих! 
Что поклоненье вызывает у других, 
То ей приносит дань среди ее чертогов, 
Пред алтарем ее священным. Из очей 
-Хоть их изобразить мне было б очень трудно
Ее душа должна светиться чудно, 
Безмерно нежная, - но только для друзей. 
Однако выразить всего трудней, не скрою, 
Ее небесный ум, что сочетать сумел 
Всю прелесть женскую с мужскою красотою. 
О ты, Ирида! ты, богиня, - чей удел 
Распространять на всех свое очарованье, 
Кого, как и себя, естественно любить 
(Хоть при дворе твоем слова любви в изгнаньи, 
Но их, в значении другом, употребить 
Решаюсь я), позволь когда-нибудь поэту 
Осуществить в стихах затею эту. 
Подробно изложил я мысль ее и план, 
Чтобы украсить тем свое повествованье, 
В котором образец высокий дружбы дан. 
Нехитрый мой рассказ твое вниманье 
Сумеет, может быть, привлечь. 
Здесь о царях идти не будет речь: 
Но если кто-нибудь тебя пленить и может, 
Так это не король, в котором сердца нет, 
А смертный,-но такой, что жизнь свою положит 
За друга... Ах, таких рождает мало свет! 
Пусть четверо зверей, живущих дружно, 
Послужат для людей примером, если нужно. 
Союз составив, Ворон и Газель, 
Да Крыса, да в придачу Черепаха 
Друзьями жили и не знали страха. 
Убежище их верное досель 
Спасало их от глаз нескромных. 
Но можно ль от людей укрыться вероломных? 
Где ни скрывайся ты, 
В пустыне ли, на дне ли океана, 
Иль средь небесной высоты, 
Все ж не избегнешь поздно или рано 
Ты их сетей. 
Газель резвилась раз среди дубравы, 
Как вдруг орудие проклятое людей, 
Рожденное служить для их забавы, 
-Сказать короче, пес - ее разнюхал след. 
Газель - бежать. А Крыса-та, в обед, 
Друзьям сказала так: "Что б значило такое, 
Что нас сегодня только трое? 
И неужель 
Успела нас забыть уже Газель?" 
Но Черепаха ей: "Когда б, как Ворон, крылья 
Имела я, - тогда 
Я приложила б все усилья, 
Чтобы узнать, что за беда 
Вдруг приключилася с Газелью быстроногой. 
В сужденьях о сердцах друзей 
Я б не была такою строгой". 
Тут Ворон в путь собрался поскорей 
И видит издали еще он, как тревожно 
Газель в ловушке мечется, куда 
Она дала себя завлечь неосторожно. 
Как, почему беда случилась и когда 
Не спрашивал он с миной сердобольной, 
Как сделал бы иной учитель школьный, 
Он здраво о вещах судить умел, 
Итак, скорей домой он полетел. 
Составили совет друзья и в путь-дорогу 
Хотят пуститься двое на подмогу 
К подруге бедненькой. - "А Черепаху дом 
Стеречь оставим мы; ползя с таким трудом, 
Наверно добежит она до цели 
Тогда, когда в живых не будет уж Газели". 
Так Ворон порешил и с Крысой в тот же час 
На помощь к Козочке они помчались горной. 
И Черепаха следом поплелась 
И плакалась она, в печали непритворной, 
На то, что не дано ей длинных ног, 
И что таскать с собой ей нужно вечно 
Тяжелый свой домок. 
Грызунья (так звалася Крыса - и, конечно, 
Недаром) сумела перегрызть силок. 
Их радость описать едва ли кто бы мог. 
Пришел охотник. - Кем похищена пожива? 
Запряталась Грызунья тут в дыру, 
На дерево взобрался Ворон живо, 
Газель же притаилася в бору. 
Охотник чуть с ума не сходит: 
Добычи нет как нет! 
Вдруг Черепаху он находит; 
Доволен он, - готов ему обед. 
"О чем же,-думает он,-стал бы я крушиться?" 
И Черепаху он кладет в мешок. 
Не ведая сама, какой за ней грешок, 
Готовилась она за всех уж расплатиться. 
Но Ворон к Козочке летит, 
Про все доносит ей. Оставивши засаду, 
Прикинулась Газель хромой. Ей, словно кладу, 
Охотник рад и вслед за ней спешит; 
Мешок тяжелый он бросает, как помеху. 
Грызунья в нем прореху 
Проделать поспешила той порой, 
И, выпустивши пленницу оттуда, 
Скорее прочь торопится с сестрой, 
Из коей в мечтах себе охотник мой 
Готовил лакомое блюдо. 
Так дело рассказал Пильпай. Коль Аполлон 
На помощь бы ко мне пришел, то, думать надо, 
Что так же был бы мой рассказ длинен, 
Как Одиссея или Илиада. 
Грызунья бы была, конечно, мой герой, 
Хотя здесь, впрочем, роль для каждого готова: 
Дитя "Неси свой дом" такое держит слово, 
Что Ворон полетел стрелой 
Сперва разведчиком, а после с донесеньем; 
Газель, охотника искусным завлеченьем, 
Дала Грызунье срок 
Прогрызть мешок. 
Так, появившись в должное мгновенье, 
Работу каждый выполнил свою. 
Кому ж отдать здесь предпочтенье? 
Что до меня, я сердцу отдаю! 
Чего не совершим из дружбы мы? По праву 
Должны воздать мы больше чести ей, 
Чем чувству, что слывет любовью у людей, 
Хоть, впрочем, каждый день ему во славу 
Слагаю песни я... Но, ах! душе моей 
Оно блаженства не приносит никакого. 
Вы цените одну сестру любви, и вот 
Ее на все лады теперь мой стих поет. 
Кумир мой был Амур, но я избрал другого, 
И славу по миру спешу о нем разнесть 
И в честь его, и в вашу честь. 
Н. Юрьин. 
Заимствована у Бидпая (прим. к б. 140). -О г-же Саблиер, которой посвящена басня, см. примеч. к б. 189. 
229. Лес и Дровосек 
(La Foret et le Bucheron) 
Какой-то Дровосек сломал иль потерял 
Свой топорище. Что за диво! 
Когда бы лес себя не охранял, 
Беду поправил бы он живо. 
И лес он начал умолять, 
Позволить осторожно взять 
Ему лишь ветку небольшую, 
Чтоб к топору приделать рукоять другую. 
На заработок он отсюда-де уйдет, 
Пусть этот лес спокойно здесь растет, 
Пусть сосны и дубы цветут здесь на просторе... 
Лес сжалился над ним и дал, себе на горе, 
Орудие ему. Топор опять готов, 
И Дровосек без дальних слов, 
Как прежде, вновь вооруженный, 
Тот Лес рубить нещадно стал, 
И Лес несчастный застонал, 
Своим же даром пораженный! 
Таков весь свет; случается подчас, 
Сумеют обратить ваш дар противу вас. 
Я говорить устал об этом! Иль бесплодно 
Мы все грустим, что все, что чисто, благородно 
Всегда добычей станет зла! 
Увы! напрасен крик и тщетны речи эти, 
Неблагодарность, как была, 
Все тою же останется на свете. 
Ф. Зарин. 
Заимствовано из Федра. На русский язык басня переведена была Сумароковым ("Топорище"). 
230. Лисица, Волк и Лошадь 
(Le Renard, le Loup et le Cheval) 
Лисице, молодой, но хитростей запас 
Всегда имевшей наготове, 
Коня пришлось увидеть в первый раз. 
Вот к Волку с вестью той бежит она сейчас, 
Которому еще все было внове. 
Она кричит: "Беги скорей! 
Прекраснейший из всех зверей 
Пасется в поле. 
Ах, что за рост! что за краса! 
Залюбовалась им я поневоле". 
"Сильней ли он, чем Волк или Лиса?
Смеясь, промолвил Волк.-Друг! сделай одолженье, 
Дай мне его изображенье". 
"Когда б могла владеть я кистью иль пером, 
Ответила Лиса, - его все совершенства 
Изобразив, таким путем 
Я предвосхитила б твое блаженство. 
Уж не судьба ль сама нам, куманек, 
Здесь посылает лакомый кусок?" 
Они пошли. Увидев их отвагу 
И не желая заводить таких друзей, 
Уж Лошадь собралась было дать тягу. 
"Сударыня! - Лиса сказала ей. 
Мы ваши всепокорнейшие слуги, 
И просим об одной лишь вас услуге, 
Чтоб ваше имя нам открыли вы". 
Однако не совсем была без головы 
И Лошадь, и в ответ им: "Что ж! прочтите! 
Его сапожник мой проставил на копыте". 
Лисица на безграмотство свое 
Сослалась, лучшей ей не надо отговорки. 
Лисица, Волк и Лошадь 
"Родители мои бедны, и их жилье 
Все состоит в одной лишь жалкой норке. 
Где было им учить еще меня! 
У Волка же все знатная родня, 
Так для него и грамота не тайна". 
Волк речью той польщен необычайно. 
Вот он приблизился, вот уж читать готов... 
Но не прошло ему тщеславье это даром, 
И четырех лишился он зубов; 
На землю Конь его свалил одним ударом. 
Вот он лежит в крови, истерзан и помят; 
Лиса к нему подходит: "Брат! 
Я вижу, что совет не ложен, 
Который слышала от умных я людей; 
Зверь записал его на челюсти твоей: 
"Будь с тем, чего не знаешь, осторожен". 
Н. Юрьин. 
Из басен Эзопа. Тот же сюжет в одной из сатир Ренье (прим. к б. 93). 
231. Лиса и Индюшки 
(Le Renard et les Poulets d'Inde) 
Индюшки от Лисы спасались как-то раз. 
И дерево избрали крепостью. Лиса же 
Оплот их обошла кругом, и тот же час 
Успел ее заметить зоркий глаз, 
Что все враги на страже. 
Лисица в гневе": "Как! меня поднять на смех! 
Один лишь у меня закон для всех, 
Так почему ж они составят исключенье? 
Нет! этого не будет!" И она 
Лиса и Индюшки 
Сейчас свой план приводит в исполненье, 
Хотя, как бы назло, светила так луна, 
Что каждый шаг Лисы врагами замечаем. 
Но для нее вести осаду не впервой, 
И хитростей запас у ней неисчерпаем: 
Злодейка притворяется порой, 
Что хочет приступом взять грозные твердыни, 
Потом, глядишь, она расшиблась, умерла 
И - снова ожила; 
Ну, словом, вряд ли бы нашлось и в арлекине 
Уменья более представить вдруг 
Так много разных штук. 
Своим хвостом она и так, и сяк виляет, 
И он блестит от месячных лучей... 
Плутовка тысячью подобных мелочей 
Врагов вниманье утомляет 
И не дает сомкнуть очей, 
Держа их в напряженьи тяжком. 
Так диво ль, что пришлось невмочь уже бедняжкам? 
Вот падает одна, за ней другая вслед, 
Перед Лисой они свои искупят вины! 
Вот пало, наконец, их больше половины... 
Надолго кумушке их хватит на обед! 
В предосторожности излишек рвенья 
Нередко гибель нам сулит, а не спасенье. 
Н. Юрьин. 
232. Обезьяна 
(Le Singe) 
В Париже проживает Обезьяна. 
Едва лишь ей дана была жена, 
Как, в подражание иным мужьям, она 
Бить принялась бедняжку рьяно. 
Та только охала, - знать, нрав ее был тих, 
И вот уж нет ее в живых. 
Печалится их сын, хоть выражает странно 
Свою печаль: кричит он без конца; 
Но это лишь смешит отца. 
Жена его мертва, другую он желанной 
Теперь зовет 
И, кажется, по-прежнему же бьет. 
В притонах время он проводит безобразных 
И пьет нередко с ночи до утра. 
От подражателя не ждите вы добра, 
Будь обезьяна он иль автор книжек разных. 
А впрочем наш собрат 
Порою хуже во сто крат. 
Н. Юрьин. 
В басне намек на какого-то плагиатора того времени; для современников она должна была представлять интерес для нас утраченный. 
233. Скифский Философ 
(Le Philosophe Scythe) 
Когда-то в Скифии Философ жил суровый. 
Почувствовав влеченье к жизни новой, 
Он греков край привольный посетил. 
Там встретился ему Мудрец, который был 
Во всем воспетому Виргилием подобен; 
Он равен был царям, он близок был к богам, 
Как и они, спокоен и незлобен. 
Посвятив себя деревьям и цветам, 
Он другого не искал себе благополучья, 
Как украшать свой сад, и в этом уголке 
Наш Скиф его нашел; с дерев плодовых сучья 
Подрезывал Мудрец с ножом в руке, 
Везде ненужное снимая; 
Так расчищал усердно сад он свой, 
Где надобно, природу поправляя, 
Платившую за то ему с лихвой. 
"К чему,-так Скиф спросил,-такое разрушенье? 
Достойно ль мудреца 
Уродовать здесь все без сожаленья? 
И без того в свой час дождется все конца 
И к мрачным берегам умчится слишком рано. 
Оставь же лучше нож, орудие изъяна, 
Пусть времени коса одна лишь здесь разит". 
И слышит он в ответ: "Все лишнее вредит, 
И лишь затем гублю я здесь иное, 
Чтоб расцвело еще пышнее остальное". 
Вот, в край свой сумрачный вернувшись, Скиф 
берет 
Нож острый в свой черед; 
Не только сам кругом все режет он и рубит, 
Но слышат от него соседи и друзья 
Про благодетельность стального лезвия; 
Все ветви лучшие он на деревьях губит, 
И все ему равно, что осень, что весна, 
Что старая, что новая луна, 
Без толку он свой сад уродует плодовый. 
Все вянет, гибнет все... Точь-в-точь, как этот 
Скиф, 
И стоик действует суровый: 
В душе своей искоренив 
Порывы все страстей, все доброе и злое, 
Он пред скромнейшими желаньями дрожит, 
И их бежит. 
Но мне не по душе усердие такое: 
Такие люди из сердец 
Изъемлют главные пружины, 
И человек еще задолго до кончины 
Уже мертвец. 
Н. Юрьин. 
Заимствовано из "Аттических ночей" латинского писателя II в. по Р. X., грамматика и критика Агелия (собственно Аул-Геллий - Aulus Gellius). 
234. Слон и Обезьяна Юпитера 
(L'Elephant et le Singe de Jupiter) 
Слон с Носорогом с давних пор 
Из-за владений спорили с упорством, 
И, наконец, решили кончить спор 
Единоборством. 
Для боя выбран день. И вот приходит весть, 
Что от Юпитера явилось в эти страны 
Посольство, в виде Обезьяны, 
Что у нее в руках и жезл посольский есть. 
Та Обезьяна, как вам может всякий 
Историк подтвердить, звалась Кривлякой. 
Безмерной гордости исполнился наш Слон: 
К кому ж, как не к нему, столь пышное 
посольство? 
Своим величием и славой упоен, 
В одном лишь видит он предмет для недовольства, 
Что грамот не вручил ему гонец 
И не торопится с приходом. 
Но вот Кривляка как-то мимоходом 
Поклон Слону отвесил наконец; 
Слон ждет, что у посла и речь уже готова, 
Но тот - ни слова! 
Знать, небеса потрясены 
Известьем о делах Слона не очень сильно; 
А может быть и то, что для небес равны 
И мухи, и слоны. 
Слон сам уж начинает речь умильно: 
"Юпитер, мой собрат, 
Конечно, очень рад, 
Что с трона высоты увидит он сраженье, 
В присутствии двора и знатных всех особ. 
На славу будет бой..." Посол нахмурил лоб. 
"Что за сражение?" - он молвил в изумленьи. 
А Слон, речам свободу дав: 
"Как! вы не знаете про наши приключенья? 
Ведь Носорог моих признать не хочет прав. 
Страна Слоновая, такой наскучив ложью, 
Стереть с лица земли поклялась Носорожью. 
Ведь слышали же вы об этих царствах двух? 
О них идет повсюду слух..." 
"Я рад, что о Слонах и Носорогах, 
В ответ посол, - узнал хоть что-нибудь. 
Так мало говорят о них у нас в чертогах". 
"Но если так, куда ж держали вы свой путь?"
Слон вымолвил, слова услышав роковые 
И от стыда сгорев. "Да нес пучок травы я 
Для муравьев; 
За тем и послан был из наших я краев. 
О вас же у богов совсем не слышно даже: 
Что малым, что большим-у них цена все та же". 
Н. Юрьин. 
Разговор Обезьяны со Слоном напоминает анекдотический случай с Цицероном, описанный Плутархом со слов самого же Цицерона. Возвращаясь из Сицилии, гaa он был квестором, Цицерон встретил в Кампании одного римлянина, которого считал своим приятелем. Убежденный, что в Риме много говорят о нем, он спрашивает, что думают о нем и о его деятельности. "А где вы были все это время, Цицерон?"-ответил собеседник вопросом же... 
235. Безумец и Мудрец 
(Un Fou et un Sage) 
Безумец раз бросал каменья в Мудреца, 
Преследуя его; Мудрец ему на это: 
"Мой друг! ты в поте своего лица 
Трудился; вот тебе за то монета: 
Труд по заслугам должен быть вознагражден. 
Взгляни, вот человек проходит, он 
Богат безмерно, 
И щедро за твои дары воздаст наверно". 
К прохожему Глупец направился, спеша 
Нанесть ему удар, в надежде барыша; 
Но воздаяния дождался он иного: 
Прохожий слуг созвал, и те спешат скорей 
Избить Глупца и прочь прогнать едва живого. 
Таких безумцев видим мы вблизи царей: 
Чтоб господина позабавить, 
Они на смех поднять готовы вас всегда. 
Не стоит трогать их, чтоб замолчать заставить. 
Притом же, если вы не в силе, то тогда, 
Как вы ни гневайтесь, вам это не поможет; 
Направьте их к тому, кто отплатить им может. 
Н. Юрьин. 
Из Федра. В одном из старинных изданий под этой басней найдено было следующее рукописное примечание: "Басня эта направлена против аббата дю Плесси, нечто вроде серьезного сумасшедшего, который вздумал подвергать при дворе цензуре не только вообще духовных лиц, но даже епископов, и которого архиепископ Реймсский сумел наказать". 
236. Английская Лисица 
(Le Renard Anglais) 
Г-жa Гарвей 
Ум с сердцем в вас живут в счастливом 
единеньи;