1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 
                   Иул ему тотчас в ответ, -      

                   Ты служишь нам не бесполезно,      

                   Тебе ни в чем отказа нет.      

                   Не стыдно мне назваться братом;      

                   Мать одарю, поверь, богато;      

                   Во всем клянусь ей угодить;      

                   Дам ей одёжу и квартиру,      

                   Пшена, муки, яиц и сыру -      

                   По смерть в довольстве будет жить".      

       

                   Друзья, простясь на всякий случай,      

                   Отправились в рутульский стан.      

                   Как раз и месяц скрылся в тучи,      

                   На поле пал густой туман.      

                   Уж время близилось к полночи;      

                   Враги храпели что есть мочи.      

                   Вояк сивуха развезла;      

                   В беспечности тревог не знали,      

                   Кто где одежду раскидали,      

                   Ни от кого не чая зла.      

       

                   И часовые на мушкетах      

                   Заснули, позабыв приказ;      

                   Храпели пьяные в пикетах,      

                   Тут их застал последний час!      

                   Друзья к рутульцам подступили,      

                   Всех часовых передушили,      

                   И Низ товарищу сказал:      

                   "Ну, быть здесь нынче славной бане,      

                   Ты проследи, что будет в стане;      

                   Смотри, чтоб нас кто не поймал".       

       

                   Сказав так, первому Раменту       

                   Низ голову по плечи снял.       

                   В один замах, одним моментом       

                   Ко всем чертям навек послал.       

                   Раменту ворожить случалось,       

                   Кому и сколько жить осталось,       

                   А вот себе не нагадал.       

                   Так часто мы другим толкуем       

                   Судьбу их, а своей не чуем,       

                   Всяк ворожей таких видал.      

       

                   А после Ремовых героев       

                   Низ кряду всех передушил.       

                   Всех блюдолизов, ложкомоев       

                   И в пух и в прах он размозжил,       

                   Потом и Рема доискался;       

                   Тот было малость побрыкался,       

                   Но недолга у Низа речь:       

                   Сгреб за бороду супостата       

                   И враз горшок его косматый       

                   Оттяпал от широких плеч.      

       

                   Вблизи Серран шатер раскинул,       

                   Низ на него и набежал;       

                   Серран едва кафтан свой скинул       

                   И первым сном блаженно спал.       

                   Низ размахнулся что есть духу       

                   И саблей полоснул по брюху.       

                   Серран встал сразу, точно рак:       

                   Меж ног он ткнулся головою,       

                   А зад поднялся вверх горою;       

                   Фигурно кончил дни бедняк!      

       

                   Пока с врагами Низ возился,       

                   Не отставал и Эвриал:       

                   Он также к сонным подмостился       

                   И на тот свет их отправлял.       

                   Пришлось ему занятье впору,       

                   Он резал спящих без разбору,       

                   Лютуя, как в овчарне волк;       

                   И выборных, и назначенских,       

                   И городских, и деревенских       

                   Порезал чуть не целый полк.      

       

                   Попался Ретус Эвриалу -      

                   Он не совсем еще заснул;      

                   От Турна возвратившись с бала,      

                   Горилки чарочку глотнул      

                   И только подремать собрался,      

                   Как Эвриал к нему подкрался,      

                   Бедняге в рот кинжал воткнул      

                   И к полу приколол без спросу,      

                   Как девка цветик вешний в косу.      

                   Вмиг Ретус душу изрыгнул.      

       

                   Наш Эвриал остервенился,       

                   Забыв, что с донесеньем шел,       

                   К Мезапу чуть не закатился.       

                   Тут, верно, смерть бы и нашел,       

                   Да Низа встретил ненароком,       

                   И Низ, хоть в раже был жестоком,       

                   Все ж земляка попридержал:       

                   "Довольно кровь пускать покуда,       

                   Смотри, чтоб не было нам худо", -       

                   Так Эвриалу Низ сказал.      

       

                   Как волк овец нещадно душит,       

                   Попав в овчарню вечерком,       

                   Как хорь башки курчатам сушит,       

                   Высасывая мозг тишком;       

                   Как ловкий монастырский служка       

                   Или монашенка-вострушка,       

                   Пока спят в хатах мужики,       

                   Гусей и уток прут без крика,       

                   Полакомиться в пост великий,       

                   Что делывают и дьяки, -      

       

                   Так наши смелые вояки      

                   В молчанье проливали кровь,      

                   От крови покраснев, как раки,      

                   За княжью честь и за любовь.      

                   Где к родине любовь вскипает,      

                   Там сила вражья отступает,      

                   Там груди крепче медных лат.      

                   Там жизнь - алтын, а смерть - копейка;      

                   Там не страшна судьба-злодейка;      

                   Казаку там сам чорт не брат.      

       

                   Низ в паре с верным Эвриалом       

                   Рутульцам дали бой лихой.       

                   Земля от крови набухала,       

                   Здесь оробел бы пан любой.       

                   Но наши по крови бродили,       

                   Как будто хоровод водили,       

                   Все метя выйти на простор:       

                   Чтоб поспешить скорей к Энею,       

                   Похвастать храбростью своею       

                   И Турнов описать напор.      

       

                   Уже из лагеря счастливо      

                   Убрались наши смельчаки;      

                   Налет им удался на диво,      

                   Обрадовались земляки.      

                   Из тучи месяц показался,      

                   И над землей туман поднялся -      

                   Все предвещало добрый путь.      

                   Как вдруг Волсент шасть из долины,      

                   И с ним латинские дружины.      

                   Беда! Как нашим ускользнуть?      

       

                   Троянцы к лесу дали тягу,       

                   Неслись быстрее гончих псов,       

                   Чтобы опушкой по оврагу       

                   Уйти живыми от врагов.       

                   Так пара горлинок невинных       

                   Летит в лесок из мест равнинных,       

                   Страшася кобчика когтей.       

                   Но зло назначено судьбою,       

                   Оно крадется за тобою,       

                   Не скроешься за сто морей.      

       

                   Враги до леса проследили       

                   Отважных наших забияк,       

                   Лес часовыми окружили,       

                   Чтоб не уйти парням никак;       

                   Потом, рассыпавшись по лесу,       

                   Поймали одного повесу       

                   То был бедняга Эвриал.       

                   Когда он недругам попался,       

                   На иву Низ тотчас взобрался       

                   И к толстому суку припал.      

       

                   Он видел с ивы Эвриала,       

                   Глядел, как тешились враги;       

                   Печаль на части сердце рвала,       

                   Кричит Зевесу: "Помоги!"       

                   Копье стальное направляет,       

                   В латинцев прямо посылает,       

                   Сульмону грудь насквозь пронзил.       

                   Сульмон на месте закружился,       

                   Как сноп на землю повалился       

                   И дух греховный испустил.      

       

                   Вслед за копьем стрела взмывает       

                   И прямо Тагу бьет в висок;       

                   Душа из Тага вылетает,       

                   Он трупом падает в песок.       

                   Волсент, утратив эту пару,       

                   Клянет неведомую кару       

                   И в ярости, как вол, ревет:       

                   "За кровь Сульмонову, за Тага       

                   Умрешь, проклятый упыряга,       

                   К чертям твоя душа пойдет!"      

       

                   Он бросился на Эвриала,      

                   Чтобы ударить палашом;      

                   Тут храбрость Низова пропала,      

                   И сердце стало кулешом.       

                   Несется, воет что есть силы:      

                   "Творишь пеккатум, фратер милый,      

                   Морс неповинному несешь.      

                   Я стультус, лятро и негодник,      

                   Неквиссимус и греховодник,      

                   Стой! Кровь невинную ты льешь!"      

       

                   Но, замахнувшись, не сдержался       

                   Волсент, и Эвриал пропал.       

                   Кочан с казацких плеч сорвался,       

                   Язык невнятно бормотал.       

                   И щек румяна побелели,       

                   И уст кораллы посинели,       

                   И сморщен белой кожи шелк;       

                   Закрылись огневые очи,       

                   Покрылись тьмою вечной ночи,       

                   Навеки голос милый смолк.      

       

                   Низ, труп увидя Эвриала,       

                   От ярости осатанел;       

                   Пошел чесать как ни попало,       

                   К Волсенту не бежал - летел.       

                   Как молния пронзает тучу,       

                   Так, раскидав латинцев кучу,       

                   Низ на Волсента наскочил;       

                   Схватил за чуб одной рукою,       

                   Меч в сердце засадил другою       

                   И душу с телом разлучил.      

       

                   Как искра, порох поджигая,      

                   Дотла сгорает вместе с ним,      

                   Так Низ, Волсентия кончая,      

                   Не смог остаться сам живым.      

                   Латинцы мигом Низа смяли,      

                   Едва в клочки не разорвали      

                   И сняли голову долой.      

                   Так с жизнью распростились други,      

                   Немаловажные заслуги      

                   Оставя в мире за собой.      

       

                   Латинцы ж кольев нарубили,       

                   Связали крепко по концам,       

                   На них Волсента положили       

                   И понесли к своим полкам.       

                   Да заодно с собой забрали       

                   И головы, что сами сняли,       

                   Сложив, как пару дынь, в мешок.       

                   В рутульском лагере латинцы       

                   Нашли троянские гостинцы       

                   Из туш, печенок и кишок.       

       

                   Едва восток зарей зарделся       

                   И плошка Фебова взошла,       

                   Как Турн уж досыта наелся,       

                   Взялся за ратные дела,       

                   Велел тревогу бить в клепало,       

                   Чтоб в поле войско выступало       

                   Троянцам отплатить с лихвой       

                   За их ночное нападенье;       

                   Для пущего же устрашенья       

                   Взял головы троян с собой.      

       

                   Меж тем троянцы в эту пору      

                   Сидели в крепости своей:      

                   Так прячутся мышата в нору,      

                   Чтоб избежать кота когтей.      

                   Но дать отпор готовы были      

                   И до последнего решили      

                   Свою свободу защитить,      

                   За Трою новую сражаться,      

                   Ни в чем рутульцам не поддаться      

                   И Турна навек осрамить.      

       

                   При первом же наскоке Турна       

                   Так шуганули от ворот,       

                   Что Турну ажно стало дурно       

                   И разом подвело живот.       

                   Тогда со злобы и досады       

                   Он приказал вблизи ограды       

                   Пред валом высоко взметнуть       

                   Две головы ночных героев,       

                   На жерди острые пристроив,       

                   Чтобы троянцев припугнуть.      

       

                   Троянцы сразу отгадали,       

                   Чьи это головы торчат,       

                   И слезы в горе проливали,       

                   Лишившись этаких ребят.       

                   Жестокое увидя дело,       

                   Троянство сильно заскорбело.       

                   Всех думка смутная взяла.       

                   А мать, когда о всем дозналась,       

                   Едва с душою не рассталась,       

                   Вся сразу так и обмерла.      

       

                   Потом о землю грудью билась       

                   И с горя волосы рвала,       

                   Щипалась, выла и бесилась,       

                   Сыночка милого звала;       

                   Помчалась с воплями вкруг вала,       

                   Когда же голову узнала       

                   Родного сына Эвруся,       

                   Так на валу и распласталась,       

                   Вопила, плакала, металась,       

                   Визжала, словно порося,      

       

                   И диким голосом завыла:       

                   "Сыночек! Свет моих очей!       

                   На то ль тебя я породила,       

                   Чтоб сгинул ты от злых людей?       

                   И чтобы мать свою седую,       

                   Забросивши в страну чужую,       

                   Навеки здесь осиротил?       

                   Моя ты радость и отрада,       

                   Моя защита и ограда,       

                   Меня всегда от бед хранил.      

       

                   Теперь к кому мне приклониться?       

                   Кто злую долю облегчит?       

                   За кем от лиха схорониться?       

                   Никто за мной не приглядит.       

                   Теперь прощайте все поклоны,       

                   Что получала в годы оны       

                   От вдов, дивчат и молодиц       

                   За брови темные собольи,       

                   За очи ясные сокольи:       

                   Он был охоч до вечерниц.      

       

                   Хоть тем бы облегчить кручину,      

                   Чтоб тело милое обмыть      

                   И, как положено по чину,      

                   В могилу с миром проводить.      

                   О боги! Как вы допустили,      

                   Единственного чтоб убили      

                   И выставили на колу      

                   Его казацкую головку;      

                   Весь мир вертите, как мутовку,      

                   Один конец добру и злу.      

       

                   А вы, что Эвруся сгубили,       

                   Чтоб ваш пропал собачий род!       

                   Чтоб ваши ж дети вас побили,       

                   Чтоб в чреве погибал ваш плод!       

                   Зачем не зверь я, не тигрица,       

                   Не бешеная я волчица,       

                   Чтоб мне рутульцев растерзать,       

                   Чтоб сердце вырвать с требухою,       

                   Упиться вдосталь кровью злою,       

                   Чтоб вражьи кости изглодать?"      

       

                   Плач матери и причитанья       

                   Троян в смущенье привело,       

                   И в час последнего прощанья       

                   У каждого из глаз текло.       

                   Асканий же, страдая тяжко,       

                   В кровь губы искусал, бедняжка,       

                   Как будто сапом занемог.       

                   Потом, к старухе подступивши       

                   И на плечи ее взваливши,       

                   В землянку с вала уволок.      

       

                   А там уже рокочут трубы,      

                   Ревут свистульки и рога,      

                   Вопят, брат брата лупит в зубы,      

                   Отряды мчатся на врага.      

                   И ржанье конское, и топот,      

                   И крик, и гам, и вой, и ропот,      

                   И суетня, и вопль, и звон!      

                   Так сбитень вдруг взбурлит горячий,      

                   Так в кабаке орет подьячий -      

                   Хоть выноси святых всех вон.      

       

                   Гей, муза, панночка честная!       

                   Приди к поэту погостить,       

                   Будь ласкова, моя родная,       

                   Стишок мне помоги сложить!       

                   Дай описать войны  теченье,       

                   Как если бы в пылу сраженья       

                   Я свой язык на твой сменил.       

                   Ты, сказывают, не брыклива,       

                   Хоть стала в старости сварлива,       

                   Прости, коль в чем не угодил.      

       

                   Пожалуй, я уж провинился,      

                   Дивчину старою назвав;      

                   С такой никто бы не любился,      

                   Не чая ветреных забав.      

                   Ох! Музочек подобных бездна      

                   Во всяком городке уездном!      

                   Они покрыли б весь Парнас.      

                   Я музу кличу не такую, -       

                   Веселую и молодую;      

                   Старух лягает пусть Пегас.      

       

                   Рутульцы облепили стены,       

                   На них всползая, как жуки.       

                   Турн, в ярости пуская пену,       

                   Кричал: "Дружненько, казаки!"       

                   Но и троянцы не зевали,       

                   Как псы на стенах лютовали,       

                   Рутульцев плющили, как мух,       

                   Бросали сверху в них каменья,       

                   Творя такое избиенье,       

                   Что у рутульцев падал дух.      

       

                   Турн, покомандовав до пота       

                   И видя, как его честят,       

                   Как от такого переплета       

                   У рутулян хребты трещат,       

                   Велел свезти из маслобоен,       

                   А также и из воскобоен,       

                   Все деревянные долбни.       

                   Тут воскобойники примчали,       

                   Долбней до чорта натаскали,       

                   Аж гул стоял от их возни.      

       

                   Долбни пристроив, как тараны,       

                   По воротам открыли бой.       

                   Трещали створки. Басурманы       

                   Понавалились всей гурьбой.       

                   Турн сам рутульцам помогает,      

                   Тараны метко направляет,      

                   Торопит рушить ворота.      

                   И вот конец...  Качнулись, пали!      

                   Троянцев под собой подмяли,      

                   Смятенье, грохот, суета.      

       

                   Троянцам худо. Всюду беды.       

                   А муза шепчет: "Не страшись,       

                   Рутульцам не видать победы,       

                   В чужую драку ты не рвись".       

                   Троянцы, напрягая жилы,       

                   Пролом в минуту заложили       

                   И грудью стали пред врагом.       

                   Рутульцы бесом извивались,       

                   Вперед, как бешеные, рвались,       

                   Но так и не прошли в пролом.      

       

                   Среди троянцев был пригожий      

                   Неустрашимый Геленор,      

                   С ним Лик - косматый, краснорожий      

                   Драчун, обжора из обжор.      

                   Им нипочем любое горе,      

                   Обоим по колено море,      

                   Раз плюнуть - головы рубать.      

                   Давно уже они смекали      

                   И лишь минуты доброй ждали,      

                   Чтобы рутульцам таску дать.      

       

                   И вот, в радении великом,      

                   Кафтаны поскидав долой,      

                   Пан Геленор с мордастым Ликом      

                   Сквозь вой и гром рванулись в бой;      

                   Рутульцам под бока совали      

                   И сдачи вдосталь получали.      

                   Досталось всем тут по шеям.      

                   А Лик особо отличился:      

                   Он к Турну ловко подмостился      

                   И двинул смаху по зубам.      

       

                   Но Турн был сам лихой рубака,       

                   Он Лика сбил в единый мах;       

                   И вот троянский забияка       

                   У Турна кончился в ногах.       

                   Потом, круша всех без разбора,       

                   Так отлупил он Геленора,       

                   Что тот на месте околел.       

                   Рутульцев это подбодрило       

                   И так сердца их взвеселило,       

                   Что и трусливый осмелел.      

       

                   На стены снова навалились,       

                   Гурьбою кинулись на вал;       

                   Как псы, троянцы обозлились,       

                   Рутульцев били наповал.       

                   Осатанели все от злости:       

                   Трещали ребра, скулы, кости,       

                   Как будто ураган прошел;       

                   Кто раком лез, кто лег на брюхо,       

                   Кто зубы потерял, кто ухо,       

                   Кто бил, кто резал, кто колол.      

       

                   В сердцах отвага закипела,       

                   Ярился каждый, свирепел,       

                   Душа от битвы захмелела,       

                   Всяк силу показать хотел.       

                   Лигар, кроша врагов, с разгона       

                   Пришиб дубиной Эмфиона       

                   И сам навеки тут же лег.       

                   Лютеций бил Илионея,       

                   Циней Арефа, тот Цинея,       

                   Кто как умел и кто как мог.      

       

                   Один рутульский воевода,       

                   Что звался Ремул, Турнов сват,       

                   Хвастун и дурень от природы,       

                   Все сдуру делал невпопад.       

                   До всякой похвальбы охочий,       

                   Он принялся что было мочи       

                   Перед троянцами орать:       

                   "Ага, проклятые поганцы,       

                   Скоты, пройдохи, голодранцы!       

                   Пришло вам время пропадать!      

       

                   Мы вас отучим, супостаты,       

                   Морочить девок, вдов губить,       

                   В чужих владеньях ставить хаты,       

                   Не по своим углам блудить.       

                   Вишь, рты поразевали сдуру       

                   На каравай чужой. Вам шкуру