1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 
Тевкров в убийстве винят. Появляется Турн средь смятенья,    

Множит укорами страх: недаром призваны тевкры,    

Сам он отвергнут не зря – царь желает с кровью фригийской    

580  Кровь свою слить. И пока по лесам в вакхическом  буйстве    

Матери мчат без пути, увлекаемы славой Аматы, —    

Их сыновья, собравшись толпой, к Маворсу взывают.    

Знаменьям всем вопреки, вопреки велениям рока,    

Требуют люди войны, извращая волю всевышних.    

585  Царский дворец окружив, как на приступ, латиняне  рвутся,    

Царь же незыблем и тверд, как утес в бушующем море,    

Словно в море утес, когда он средь растущего гула    

Всей громадой своей отражает бешеный натиск    

Воющих волн, а вокруг громыхают скалы и камни    

590  В пене седой, и с боков отрываются травы  морские.    

Но, уж не в силах сломить слепую волю сограждан    

(Все совершалось в тот миг по манию гневной Юноны),    

Царь, взывая к богам и к пустому небу, воскликнул:    

"Рок одолел нас, увы! За собой нас вихрь увлекает!    

595  Сами заплатите вы своей святотатственной кровью,    

О злополучные! Ждет и тебя, о Турн, за нечестье    

Горькая казнь, и поздно богам принесешь ты обеты.    

Мне ж уготован покой, но, хоть гавань открыта для старца,    

Мирной кончины и я лишился". Вымолвив, смолк он    

600  И, запершись во дворце, бразды правленья  оставил.    

     

Есть обычай один в Гесперийском Лации; прежде    

Свято его блюли города альбанцев, а ныне    

Рим державный блюдет, начиная Марсовы брани,    

Гетам ли он готовит войну и плачевную участь,    

605  В грозный идет ли поход на гиркан, арабов иль  индов,    

Шлет ли войска навстречу заре, чтоб значки легионов    

Римских отнять у парфян.[417] Почитают  все как святыню    

Двери двойные войны,[418] перед  Марсом яростным в страхе;    

На сто засовов они из железа и меди надежно    

610  Заперты, и ни на миг не отходит бдительный Янус.    

Но коль в сенате отцы порешат, что война неизбежна,    

Консул тогда, облачен по-габински надетою тогой[419]    

И квиринальским плащом,[420] отворяет  скрипучие створы,    

Граждан на битву зовет, и за ним идут они следом,    

615  В хриплые трубы трубят, одобренье свое изъявляя.    

Должен был бы Латин, объявляя войну энеадам,    

Мрачную дверь отворить, соблюдая тот же обычай, —    

Но погнушался отец совершить обряд ненавистный,    

Скрылся во мраке дворца, роковых не коснувшись запоров.    

620  Тут слетела с небес царица богов и толкнула    

Створы своею рукой; неподатливый шип повернулся,[421]    

Прочный сломался засов – и двери войны распахнулись.    

     

Мирный и тихий досель, поднялся весь край Авзонийский.    

В пешем строю выходят одни, другие взметают    

625  Пыль полетом коней, и каждый ищет оружье.    

Тот натирает свой щит и блестящие легкие стрелы    

Салом, а этот вострит топор на камне точильном,    

Радуют всех войсковые значки и трубные звуки.    

Звон наковален стоит в пяти городах: обновляют    

630  Копья, доспехи, мечи в Крустумерии, в Тибуре  гордом,    

В Ардее, в стенах Антемн башненосных и в мощной Атине.[422]    

Тела прикрытье – щиты – плетут из ивовых прутьев,    

Полый куется шлем и надежный панцирь из меди,    

Мягкие гнутся листы серебра для блестящих поножей.    

635  Больше ни серп не в чести, ни плуг: пропала к  орудьям    

Мирным любовь; лишь наследственный меч накаляется в горне.    

Трубы ревут, идет по руке дощечка с паролем.[423]    

Шлем со стены снимает один, другой запрягает    

Бьющих копытом коней, или верный меч надевает,    

640  Или кольчугу, из трех золотых сплетенную нитей.    

     

Настежь, богини, теперь отворите врата Геликона,[424]    

Песнь о царях, что на бой поднялись, и о ратях начните,    

Песнь о мужах, что цвели в благодатной земле Италийской    

В давние эти века, о сраженьях, в стране запылавших.    

645  Сами вы помните все и поведать можете, девы,    

Нам, до которых едва дуновенье молвы долетело.    

     

Первым выстроил рать и на бой из Тирренского края    

Враг надменный богов, суровый вышел Мезенций.    

Юный сын его Лавз был рядом с ним; красотою    

650  Только Турн, лаврентский герой, его превзошел  бы.    

Лавз, укротитель коней и лесных зверей победитель,    

Тысячу вел за собой – но вотще! – мужей агиллинских;    

Был он достоин иметь не такого вождя, как Мезенций,    

Лучшего также отца – не Мезенция – был бы достоин.    

     

655  Следом летел по лугам в колеснице, пальму  стяжавшей,    

Гордый победой коней прекрасного сын Геркулеса,    

Столь же прекрасный и сам, Авентин; в честь отца он украсил    

Щит свой сотнею змей – оплетенной гадами гидрой.    

Рея-жрица его средь лесов на холме Авентинском[425]    

660  Тайно на свет родила, сочетавшись – смертная – с  богом,    

Тою порой как, убив Гериона,[426] Лаврентские пашни    

Мощный тиринфский герой[427] посетил  и в потоке Тирренском    

Выкупал стадо быков, в Иберии с бою добытых.    

Воины копья несут и шесты с оконечьем железным,    

665  Круглым клинком поражают врагов и дротом  сабинским.    

В шкуру огромного льва с ощетиненной грозною гривой    

Был одет Авентин; голова с белозубою пастью    

Шлемом служила ему. Так, набросив покров Геркулесов    

На плечи, в царский дворец входил воитель суровый.    

     

670  Следом два близнеца покидают Тибура стены    

(Город был так наречен в честь Тибуртия, третьего брата),    

Пылкий Кор и Катилл, молодые потомки аргивян.[428]    

Братья всех впереди через чащу копий несутся, —    

Так с Офрийских вершин или с круч заснеженных Гомолы[429]    

675  Быстрым галопом летят два кентавра, рожденные  тучей,    

И расступается лес перед ними, бегущими бурно,    

С громким треском вокруг ломается частый кустарник.    

     

Не уклонился от битв и создатель твердынь пренестинских[430]    

Цекул; верят века преданью о том, что, Вулканом    

680  В сельской глуши рожденный средь стад, в очаге  был он найден.    

Строем широким шагал за царем легион деревенский, —    

Все, кто в Пренесте живет, кто холодным вспоен Аниеном    

Иль Амазеном-отцом,[431] кто  в полях Габинских, любезных    

Сердцу Юноны, взращен, или в щедрой Анагнии, или    

685  В крае ручьев, меж Герникских скал. Без щитов,  без доспехов,    

Без колесниц выступают они; свинец тускло-серый    

Мечут одни из пращей, у других – два дротика легких    

В крепких руках; вместо шлемов у всех чело защищают    

Бурые шкуры волков, и босою левой ногою    

690  Пыль попирают они – лишь на правой сапог  сыромятный.    

     

Также Мессап, укротитель коней, Нептунова отрасль, —    

Ранить его не дано никому ни огнем, ни железом, —    

Весь свой праздный народ и от битв отвыкшее войско    

Тотчас к оружью призвал и меч схватил в нетерпенье.    

695  Он фесценнинцев ряды ведет и эквов-фалисков,[432]    

Тех, кто живет на Флавинских полях и на кручах Соракта,    

В рощах Капены и там, где над озером холм Циминийский.    

Мерно ступали они и властителя славили песней, —    

Так средь туч дождливых лебедей белоснежная стая    

700  С пастбищ обратно летит и протяжным звонким  напевом    

Все оглашает вокруг, и ему Азийские вторят    

Топь и поток.    

Если б смешались ряды, то не ратью, в медь облаченной,    

Всем бы казались они, но пернатых плотною тучей,    

705  Что из просторов морских к берегам возвращаются  с криком.    

     

Мощные вывел войска и потомок древних сабинян,    

Клавз, который и сам подобен мощному войску:    

Клавдиев племя и род от него пошли и проникли    

В Лаций, когда уделил место в Риме сабинянам Ромул.[433]    

710  С ним амитернский отряд[434] и когорта древних квиритов,    

Все, что в Эрете живут и в оливковых рощах Метуски,    

Иль на Розейских полях близ Велина, иль в стенах Номента,    

Иль на Северской горе и на Тетрикских скалах суровых;    

Все, что из Форул пришли, из Касперии, быстрой Гимеллы,    

715  Все, кого Тибр поит и Фабарис, кто из холодной    

Нурсии прибыл и кто из Латинских пределов, из Горты,    

Жители мест, где текут зловещей Аллии струи,[435] —    

Воинов столько же шло, сколько волн бушует в Ливийском    

Море, когда Орион в ненастные прячется воды,    

720  Сколько в Ликийских полях золотых иль на нивах  над Гермом    

Спелых колосьев стоит под солнцем нового лета.    

Звон раздается щитов, и земля гудит под ногами.    

     

Вслед Агамемнона друг, Алез,[436] ненавистник троянцев,    

Впряг в колесницу коней и воинственных сотни народов    

725  Турну на помощь повел: тех, что пашут Массик,  счастливый    

Вакха дарами,[437] и  тех, кого аврункские старцы    

Выслали в бой от высоких холмов и равнин Сидицина,    

Тех, что из Калы пришли и от струй мелководных Вольтурна;[438]    

Оски шли за царем и суровые сатикуланцы.[439]    

730  Тонкий дротик, из тех, что ремнем привязаны  гибким,    

Каждый воин несет и кожаный щит для прикрытья;    

Меч кривой на боку, чтобы им в рукопашную биться.    

     

Обал! Также тебя помянуть не забуду я в песне.    

Нимфой Себета речной был рожден ты Гелону, который    

735  Правил на склоне годов телебоями в царстве  Капрейском.    

Но уж давно его сын, не довольствуясь отчим наделом,    

Власти своей подчинил племена, что живут на равнинах,    

Сарна обильной струей орошенных; ему покорились    

Жители Батула, Руфр, земледельцы на нивах Целемны,    

740  Те, на кого с высоты плодоносные смотрят Абеллы.[440]    

Все на тевтонский лад бросают кельтские копья,    

Пробковый дуб ободрав, из коры его делают шлемы,    

Искрятся медью мечи, и щиты их искрятся медью.    

     

В битву также тебя послали гористые Нерсы[441],    

745  Уфент, прославленный царь, неизменно счастливый  в сраженьях,    

Тверд и суров твой народ и привычен к долгим охотам    

В дебрях лесных и к нелегкой земле Эквикульских пашен.[442]    

Здесь земледельцы идут за плугом с мечом и в доспехах,    

Любят они за добычей ходить и жить грабежами.    

     

750  Также служитель богов из Маррувия, города марсов[443],    

Прибыл отважный Умброн по веленью владыки Архиппа,    

Шлем увенчав зеленой листвой плодоносной оливы.    

Гадов ползучий род и гидр с ядовитым дыханьем —    

Всех он умел усыплять прикасаньем руки иль заклятьем,    

755  Ярость змей укрощал, врачевал их укусы искусно.    

Но, поражен дарданским копьем, не мог исцелить он    

Рану свою: ни слова навевающих дрему заклятий    

Не помогли ведуну, ни травы с марсийских нагорий.    

Рощ Ангитийских листвой и Фуцина стеклянной волною,[444]    

760  Влагой озер оплакан ты был.    

     

Шел сражаться и ты, Ипполита[445] отпрыск прекрасный,    

Вирбий. Ариция[446] в  бой тебя послала родная,    

В ней ты вырос, где шумит Эгерии[447] роща, где влажен    

Берег, где тучный алтарь благосклонной Дианы дымится.    

765  Ибо преданье гласит: когда Ипполита сгубили    

Мачехи козни и месть отца, когда растерзали    

Тело его скакуны, в исступленном летевшие страхе, —    

Вновь под небесный свод и к святилам эфира вернулся    

Он, воскрешен Пеана травой[448] и любовью Дианы.    

770  Но всемогущий Отец, негодуя на то, что вернулся    

Смертный из царства теней к сиянью сладкому жизни,    

Молнию бросил в того, кто лекарство создал искусно,    

Феборожденного[449] сам  к волнам стигийским низринул.    

А Ипполит между тем унесен благодатной Дианой    

775  В рощи Эгерии был и сокрыт в приюте надежном.    

Имя себе изменив и назвавшись Вирбием, здесь он    

Век в безвестности свой средь лесов провел италийских.    

Вот почему и теперь в заповедную Тривии рощу    

К храму доступа нет крепконогим коням, что на скалы    

780  Юношу сбросили, мчась от морского зверя в  испуге.    

С пылом отцовским и сын скакунов гонял по равнинам.    

Он и сейчас на битву летел, колесницею правя.    

     

Турн средь первых рядов, то там, то тут появляясь,    

Ходит с оружьем и всех красотой превосходит и ростом.    

785  Шлем украшает его Химера с гривой тройною,    

Дышит огнем ее пасть, как жерло кипящее Этны, —    

Чем сраженье сильней свирепеет от пролитой крови,    

Тем сильней и она изрыгает мрачное пламя.    

В левой руке его щит, а на нем – златорогая Ио,[450]    

790  Шерстью покрыта уже, уже превращенная в телку;    

Аргус ее стережет на щите огромном, и рядом    

Инах-отец[451] изливает  поток из урны чеканной.    

В пешем строю за царем щитоносное движется войско,    

Плотною тучей поля покрывая: выходят аврунки,    

795  Древних сиканцев отряд, и аргивян, рутулов славных,    

Вслед – из Лабиция рать, со щитами цветными сакраны,[452]    

Те, кто долины твои, Тиберин, и Нумиция берег    

Пашут священный и плуг ведут по холмам рутулийским,    

Иль по Цирцейским горам,[453] или  там, где нивами правит    

800  Анксур-Юпитер и с ним Ферония, гордая рощей,[454]    

Там ли, где Сатуры топь, где по темным низинам студеный    

Уфент ищет пути, чтобы в море излить свои воды.    

     

Вместе с мужами пришла и Камилла из племени вольсков,    

Конных бойцов отряд привела, блистающий медью.    

805  Руки привыкли ее не к пряже, не к шерсти в  кошницах,    

Дева-воин, она трудов Минервы не знала, —    

Бранный был ведом ей труд и с ветрами бег вперегонки.    

В поле летела она по верхушкам злаков высоких,    

Не приминая ногой стеблей и ломких колосьев,    

810  Мчалась и по морю, путь по волнам пролагая  проворно,    

Не успевая стопы омочить в соленой пучине.    

Смотрит ей вслед молодежь, поля и кровли усеяв,    

Издали матери ей дивятся в немом изумленье;    

Глаз не в силах толпа отвести от нее, лишь завидит    

815  Пурпур почетный, что ей окутал стройные плечи,    

Золото пряжки в кудрях, ликийский колчан за спиною,    

Острый пастушеский дрот, из прочного сделанный мирта.    

 КНИГА ВОСЬМАЯ    

     

Только лишь выставил Турн на Лаврентской крепости знамя,[455]    

Знак подавая к войне, и трубы хрипло взревели,    

Только лишь резвых коней он стегнул, потрясая оружьем,    

Дрогнули тотчас сердца, и весь, трепеща в нетерпенье,    

5  Лаций присягу дает,[456] и ярится буйная юность.    

Первые между вождей – Мессап и Уфент и с ними    

Враг надменный богов, Мезенций, – приводят на помощь    

Войску отряды, согнав земледельцев с полей опустевших    

Венул отправлен послом к Диомеду великому[457] в город,    

10  Звать на помощь его и поведать, что прибыли в  Лаций    

Тевкров суда и с собой привезли побежденных пенатов,    

Что утверждает Эней, будто царский престол предназначен    

Роком ему, что много племен к дарданцам примкнуло,    

Ибо слава вождя возрастает в крае Латинском.    

15  Что же замыслил Эней и чего стремится достигнуть,    

Если будет к нему благосклонна в битвах Фортуна, —    

То Диомеду видней, чем царю Латину иль Турну.    

     

Вот что в Латинской земле совершалось в то время. И это    

Видит Эней – и в душе, словно волны, вскипают заботы,    

20  Мечется быстрая мысль, то туда, то сюда  устремляясь,    

Выхода ищет в одном и к другому бросается тотчас.    

Так, если в чане с водой отразится яркое солнце    

Или луны сияющий лик, – то отблеск дрожащий    

Быстро порхает везде, и по комнате прыгает резво,    

25  И, взлетев к потолку, по наборным плитам играет.    

Ночь опустилась на мир, и в глубокой дреме забылись    

Твари усталые – птиц пернатое племя и звери.    

Только родитель Эней, о печальной войне размышляя,    

Долго в тревоге не спал и лишь в поздний час под холодным    

30  Небом у берега лег, обновляя силы покоем.    

Тут среди тополей, из реки поднявшись прекрасной,    

Старый бог этих мест, Тиберин явился герою;    

Плащ голубой из тонкого льна одевал ему плечи,    

Стебли густых тростников вкруг влажных кудрей обвивались.    

35  Так он Энею сказал, облегчая заботы словами:    

"Славный потомок богов! От врагов спасенную Трою    

Нам возвращаешь ты вновь и Пергам сохраняешь навеки.    

Гостем ты долгожданным пришел на Лаврентские пашни,    

Здесь твой дом и пенаты твои – отступать ты не должен!    

40  Грозной войны не страшись: кипящий в сердце  бессмертных    

Гнев укротится, поверь.    

Думаешь ты, что тебя сновиденье морочит пустое?    

Знай: меж прибрежных дубов ты огромную веприцу встретишь,    

Будет она лежать на траве, и детенышей тридцать    

45  Белых будут сосать молоко своей матери белой.    

Место для города здесь, здесь от бед покой обретешь ты.    

Тридцать кругов годовых пролетят – и Асканий заложит    

Стены, и городу даст он имя славное – Альба.[458]    

Это ты знаешь и сам. А теперь со вниманьем послушай:    

50  Как победить в грозящей войне, тебя научу я.    

В этом краю аркадцы живут, Палланта потомки;[459]    

В путь за Эвандром они, за знаменем царским пустились,    

Выбрали место себе меж холмов, и построили город,    

И нарекли Паллантеем его в честь предка Палланта.    

55  Против латинян они ведут войну непрестанно,    

С ними союз заключи, призови в свой лагерь на помощь.    

Сам вдоль моих берегов по реке тебя поведу я,    

Чтобы на веслах ты мог подняться против теченья.    

Сын богини, проснись! Уж заходят ночные светила,    

60  Тотчас Юноне мольбы вознеси по обряду, чтоб ими    

Гнев ее грозный смирить. А меня и после победы    

Можешь почтить. Пред тобой полноводной смыкающий гладью    

Склоны двух берегов, через тучные нивы текущий    

Тибр, лазурный поток, небожителей сердцу любезный.    

65  Здесь величавый мой дом, столица столиц,  вознесется!"    

     

Кончил речь свою бог и в глубокой заводи скрылся.    

Тотчас же сонная тьма с очей Энея слетела,    

Встал он, взгляд устремил восходящему солнцу навстречу,    

Влагу речную в горсти по обряду поднял высоко,    

70  Молвил, мольбы обратив к просторам светлеющим  неба:    

"Нимфы лаврентские, вы, породившие племя потоков,    

Ты, отец Тиберин, с твоей рекою священной,    

Нас храните от бед и на лоно примите Энея!    

Где бы ни бил из земли твой родник, в каких бы озерах    

75  Твой ни таился исток, – ты, кто сжалился в  горе над нами,    

Будешь всегда дарданцами чтим, всегда одаряем,    

Бог рогоносный речной,[460] Гесперийских  вод повелитель, —    

Знак мне яви, о благой, подтверди свои прорицанья!"    

Вымолвив, два корабля двухрядных выбрал из флота,    

80  Спутникам роздал мечи и число гребцов он  пополнил.    

     

Тут изумленным очам внезапно чудо явилось:    

Веприцу между стволов увидали белую тевкры,    

С выводком белым она на траве лежала прибрежной.    

Тотчас справляет обряд дарданский вождь и приносит    

85  В жертву свинью и приплод на алтарь твой, царица  бессмертных.    

Воды Тибр укротил, всю ночь бурлившие грозно,    

Ток свой быстрый сдержал и смирил шумливые волны,    

Тихая, словно в пруду иль в стоячем топком болоте,    

Гладь простерлась реки, не противясь весел усильям.    

90  Мчатся быстрей корабли, и рокочут приветливо  струи,    

Плавно скользит смоленая ель, и волны дивятся,    

Берег дивится лесной небывалому зрелищу, видя,    

Как на корме расписной сверкает медью оружье.    

Веслами влагу гребцы и днем и ночью тревожат.    

95  Скрыты стеною лесов, плывут вдоль долгих излучин    

И рассекают ладьи в реке отраженную зелень.    

Солнца огненный круг с вершины неба спускался    

В час, когда тевкры вдали увидали твердыню и стены,    

Редкие кровли домов, что теперь до неба возносит    

100  Гордый Рим; а тогда владел небогатым наделом    

Царь Эвандр. И к нему корабли повернули дарданцы.    

     

Праздничным был этот день: приносил владыка аркадцев    

Сыну Алкмены[461] и  всем богам торжественно жертвы    

В роще у стен городских. Паллант с родителем рядом,    

105  Граждан цвет молодых и сенаторы в бедных одеждах    

Ладан жгли, и алтарь дымился теплою кровью.    

Вдруг сквозь чащу они увидали: мчатся все ближе    

Стройные два корабля, и бесшумно работают весла.    

Смотрят со страхом на них и срываются с места аркадцы,    

110  Бросив столы. Но отважный Паллант прерывать  запрещает    

Им священный обряд и, с копьем к реке устремившись,    

Издали кличет с холма: "Какая нужда, о пришельцы,    

Вас погнала в неизведанный путь? Куда вы плывете?    

Кто вы? Откуда ваш род? Нам войну или мир принесли вы?"    

115  Молвил в ответ родитель Эней и с кормы  корабельной    

К юноше руку простер с миротворной ветвью оливы:    

"В Трое мы рождены, и враждебны латинянам наши    

Копья: на нас, беглецов, нападает надменное племя.    

Мы к Эвандру плывем. Так скажите ж ему, что явились    

120  Войска дарданцев вожди о подмоге просить и  союзе".    

Замер Паллант, поражен незнакомцев именем славным:    

"Кто бы ты ни был, сойди на берег скорей и поведай    

Сам отцу обо всем и гостем будь в нашем доме!"    

Юноша долго в руке сжимает руку героя,    

125  Вместе берег они покидают и в рощу вступают.    

     

Дружеской речью Эней царя приветствовал, молвив:    

"Лучший из греков, из всех, к кому по воле Фортуны    

Я обращался с мольбой, простирая увитые ветви!    

Не устрашило меня, что данайцев ты вождь и аркадец,    

130  Связанный кровным родством с Агамемноном и  Менелаем.[462]    

Вера в доблесть мою и богов прорицанья святые,    

Громкая слава твоя и наши общие предки, —    

Все заставляло меня стремиться к тебе и с охотой    

Выполнить волю судьбы. Ведь был среди тевкров пришельцем    

135  Трои создатель Дардан, Атлантидой Электрой  рожденный    

(Греки так говорят). А отцом прекрасной Электры    

Был многомощный Атлант, подпирающий небо плечами.    

Вам же Меркурий – отец, а он на студеной Киллене    

В горных лесах был зачат и рожден Юпитеру Майей;    

140  Майи родителем был, если верить можно преданьям,    

Тот же Атлант, подъемлющий свод многозвездного неба.    

Значит, вырос твой род из того же корня, что род мой.    

Помня об этом, к тебе я послов не слал, не старался    

Ловко тебя испытать, но, судьбу и жизнь тебе вверив,    

145  Сам я пришел и с мольбой к твоему явился порогу.    

Давново племя[463] на  нас, как на вас, ополчилось войною;    

Рутулы мнят, что, тевкров изгнав, уж не встретят преграды    

И Гесперийскую всю повергнув землю под иго,    

Оба себе подчинив ее омывающих моря.    

150  Клятву мне дай и прими! Ведь средь нас немало  отважных    

В битвах сердец, немало бойцов, испытанных в деле".    

Так Эней говорил. А царь собеседнику в очи    

Пристальным взором смотрел и разглядывал долго героя.    

Кратко он молвил в ответ: "О как, храбрейший из  тевкров,    

155  Рад я тебя принять и узнать! Как счастлив я  вспомнить    

Облик Анхиза-отца и голос друга услышать!    

Помню я: некогда сын владыки Лаомедонта,    

Ехал к сестре Гесионе Приам в Саламинское царство[464]    

И по пути посетил холодной Аркадии землю.    

160  Юность первым пушком мне щеки тогда одевала,    

Всем я дивился гостям – и троянским вождям, и Приаму, —    

Но выделялся Анхиз и средь них красотою и ростом.    

Юной любовью к нему загорелось в груди моей сердце,    

Жаждал я с ним в беседу вступить, пожать ему руку.    

165  Вот почему я к нему подошел и увел за собою    

В дом Финея. И он на прощанье плащ златотканый    

Мне подарил, и колчан, ликийскими стрелами полный,    

И золотую узду, – я теперь ее отдал Палланту.    

Тот, что ты просишь, союз уж давно заключен между нами,    

170  Вам и припасов я дам, и завтра, чуть загорится    

Новый рассвет, вы пуститесь в путь, подкрепленьем довольны.    

Ныне же, если пришли вы на праздник наш ежегодный,    

С нами справьте его (отложить мне не вправе обряды),    

К новым союзникам вы привыкайте за трапезой общей!"    

     

175  Вымолвив так, повелел он снова кубки расставить,    

Яства подать и гостей усадил на сиденья из дерна;    

Только Энея Эвандр отличил, пригласив его рядом    

Сесть на кленовый престол, на мохнатую львиную шкуру.    

Юноши тут во главе с жрецом приносят проворно    

180  Бычьи туши с огня и корзины с дарами Цереры,    

Тяжкие ставят на стол кувшины с Вакховой влагой.    

Мясо с бычьих хребтов вкушают Эней и троянцы,    

Также и части берут, что для жертв очистительных нужны.[465]    

     

Только лишь голод гостей утолен был лакомой пищей,    

185  Начал владыка Эвандр: "Не пустым суеверьем,  забывшим    

Древних деянья богов, нам навязаны эти обряды:    

Чтим мы обычай пиров и алтарь великого бога    

В память о том, как все мы спаслись от страшной напасти,    

И по заслугам дары избавителю снова приносим.    

190  Прежде, троянский мой гость, погляди на утес тот  нависший:    

Видишь, – отброшены вдаль обломки скал, и покинут    

Дом на склоне горы, и с откоса осыпались камни.    

Там пещера была, и в глубинах ее недоступных    

Прятался Как-полузверь и скрывал от света дневного    

195  Гнусный свой лик. У пещеры его увлажненная  теплой    

Кровью дымилась земля, и прибиты над дверью надменной    

Головы были мужей, оскверненные гноем кровавым.    

Чудище это Вулкан породил, – потому-то из пасти    

Черное пламя и дым изрыгал, великан кровожадный.    

200  Время, однако, и нам принесло желанную помощь,    

Бога к нам привело. Появился мститель великий:    

Подвигом гордый, сразив Гериона трехтелого в битве,    

Прибыл в наш край победитель Алкид и добычу, ликуя, —    

Стадо огромных быков – вдоль реки он гнал по долине.    

205  Кака неистовый дух соблазняло любое злодейство,    

Хитрость любая; не мог он и тут удержаться от козней:    

Самых прекрасных быков четырех увел он из стада,    

Столько же телок украл, отобравши самых красивых.    

Но, чтобы след их прямой похитителя тотчас не выдал,    

210  Чтобы указывал он в обратную сторону, – вел  их    

Дерзкий разбойник за хвост, и упрятал в недрах пещеры.    

Ищущим путь указать не могли никакие приметы.    

С пастбища тою порой погнал Юпитера отпрыск    

Сытое стадо свое, чтобы дальше в дорогу пуститься.    

215  Тут замычали быки, огласив призывом протяжным    

Рощи окрест, и с холмов побрели они с жалобным ревом.    

Голос в ответ подала из пещеры глубокой корова,    

Сделав напрасным вмиг сторожившего Кака надежды.    

Гневом вспыхнул Алкид, разлилась от обиды по жилам    

220  Черная желчь; узловатую он хватает дубину,    

Мчится по склонам крутым к поднебесной горной вершине.    

Тут-то впервые мы все увидали испуганным Кака:    

Бросился тотчас бежать в испуге он прямо к пещере,    

Эвра быстрей полетел, словно выросли крылья от страха.    

225  Цепи железные он оборвал, на которых над входом    

Камень тяжелый висел, прилаженный отчим искусством,    

Глыбою дверь завалил и в пещере заперся прочно.    

Но приближался уже, скрежеща зубами свирепо,    

Славный тиринфский герой и рыскал яростным взором    

230  В поисках входа везде. Обежал он, гневом пылая,    

Трижды весь Авентин, понапрасну трижды пытался    

Камень-затвор отвалить и садился трижды, усталый.    

Глыба кремня на хребте над пещерой Кака стояла,    

Между утесов крутых выдаваясь острой вершиной;