1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 
 XI    

     

Для  барона Фиц-Олвина Робин Гуд был кошмаром его жизни, а настойчивое желание  сполна отомстить за все унижения, которые причинил ему этот молодой человек, ни  на минуту не переставало мучить его. Каждый раз враг побеждал его, что не  мешало барону до нападения и уже после поражения клясться, что он изничтожит  всю шайку проклятых разбойников.    

Наконец  барон вынужден был признать, что силой он никогда Робина не возьмет, и решил  прибегнуть к хитрости. После долгих размышлений он составил план, дававший ему  надежду найти способ мирным путем заманить Робин Гуда в свои сети. Не теряя ни  минуты, он послал за одним богатым торговцем из Ноттингема и поверил ему свои  замыслы, посоветовав ни в коем случае ни с кем ими не делиться.    

Человек  этот, от природы нерешительный и слабый, дал легко себя уговорить и воспылал  той же ненавистью, которую барон испытывал к тому, кого он называл грабителем с  большой дороги.    

На  следующий же день после разговора с лордом Фиц-Олвином торговец, верный обещанию,  которое он дал гневливому старику, собрал у себя дома именитых горожан и  предложил им вместе обратиться к шерифу, дабы тот даровал им милостивое  разрешение устроить состязания стрелков из лука, на которых жители  Ноттингемшира и Йоркшира могли соревноваться в ловкости.    

– Поскольку  между жителями наших графств существует давнее соперничество, – добавил  торговец, – ради славы нашего города я буду счастлив предоставить нашим  соседям возможность показать свою ловкость, а на самом деле дать случай  отличиться нашим метким стрелкам; с целью же сделать равными возможности  соперников, местом соревнований мы изберем границу между графствами, а наградой  победителю будет стрела с серебряным наконечником и золотым оперением.    

Горожане,  которых созвал союзник лорда Фиц-Олвина, с готовностью приняли это предложение  и в сопровождении торговца отправились к барону просить позволения устроить  между двумя соперничающими графствами состязание в стрельбе из лука.    

Старик  пришел в восторг от удачного начала претворения своих замыслов, но постарался  скрыть свои чувства и с видом глубочайшего равнодушия дал свое согласие,  добавив, что если его присутствие может сделать праздник более привлекательным  и блестящим, то он почтет своим долгом и удовольствием руководить играми.    

Горожане  единодушно заявили, что присутствие их законного сеньора для них благословение  Небес, и выказали такое удовольствие от его обещания прибыть на состязание, как  будто питали к нему самые нежные чувства. Они вышли из замка в радостном настроении  и с невероятным изумлением поведали согражданам о любезности барона,  восторженно жестикулируя и прославляя Фиц-Олвина. Эти добрые люди совсем не  привыкли, чтобы их сеньор-норманн обходился с ними с подобной вежливостью!    

Искусно  составленное объявление сообщало, что вскоре состоится состязание между жителями  Ноттингемшира и Йоркшира. Был назначен день состязания, а местом его проведения  выбрана долина между Барнсдейлским лесом и деревней Мансфилд. Поскольку были  приняты все меры к тому, чтобы весть о состязании достигла самых дальних  уголков обоих графств, она дошла и до ушей Робин Гуда. Молодой человек тотчас  же решил принять в них участие и поддержать честь города Ноттингема. До Робина  донеслись также слухи, что сам барон Фиц-Олвин должен руководить этими играми.  Подобная снисходительность так мало согласовывалась с мрачным и нелюдимым  нравом старика, что Робину тут же стали понятны тайные замыслы благородного  лорда.    

«Ну что  же, – решил наш герой, – пойдем на риск, но примем все необходимые  меры для достойной защиты».    

Накануне  соревнования Робин собрал всех своих людей и объявил им, что он намеревается  принять участие в играх и получить награду в честь города Ноттингема.    

– Ребята, –  добавил Робин, – запомните хорошенько: на состязании будет присутствовать  барон Фиц-Олвин, и у него, несомненно, есть особые причины, по которым он так  хочет понравиться йоменам. Я думаю, что знаю эти причины: это очередная попытка  захватить меня. Так что я возьму с собой сто сорок человек: шесть из них примут  участие в соревновании, а остальные смешаются со зрителями и в случае предательства  будут готовы действовать по первому же зову. Оружие держите наготове и  постарайтесь выдержать борьбу не на жизнь, а на смерть.    

Все  приказания Робин Гуда были точно выполнены, и в назначенный час его люди небольшими  группками отправились в Мансфилд, куда добрались без всяких приключений и где  уже собралась многочисленная толпа.    

В  состязаниях должны были принять участие Робин Гуд, Маленький Джон, Красный  Уилл, Мач и еще пять человек. Одеты они все были по-разному и друг с другом  почти не разговаривали, чтобы их не узнали.    

Местом,  выбранным для соревнований, была большая поляна на краю Барнсдейлского леса,  немного в стороне от большой дороги. Огромные шумные толпы окрестных жителей  теснились в огороженном пространстве, в середине которого стояли ратные щиты.  Напротив стрельбища был воздвигнут помост, ожидавший барона, на которого была  возложена честь судить игры и вручать награды.    

Вскоре  явился и сам шериф в сопровождении солдат. Еще человек пятьдесят солдат, принадлежавших  ему и переодетых йоменами, смешались с толпой – им было приказано хватать всех  подозрительных и доставлять их самому шерифу.    

Приняв  эти меры предосторожности, лорд Фиц-Олвин надеялся, что Робин Гуд, чья страсть  к приключениям заставляла его пренебрегать опасностью, явится один, и лорду,  наконец, повезет – ему удастся отомстить разбойнику, чего он так долго ждал со  сверхчеловеческим терпением.    

Начались  состязания: трое стрелков из Ноттингема снесли щиты, но ни один не попал в середину.  Затем вышли три йоркширских йомена: они стреляли с тем же исходом. Потом  появился Красный Уилл и с необычайной легкостью попал и самую середину щита.    

Зрители  прокричали «ура» в честь него, а затем его место занял Маленький Джон. Молодой  человек послал стрелу точно в отверстие, которое проделала в щите стрела  Уильяма; и не успел служитель вытащить стрелу Джона, как выстрелил Робин Гуд:  его стрела расщепила ее и стала на ее место.    

Толпа  пришла в восторг, зашумела, а ногтингемские горожане стали биться об заклад на  немалые деньги.    

Появились  три лучших йоркширских стрелка и, твердой рукой пустив стрелу, попали прямо в  глазок щита.    

Настала  очередь северян кричать от восторга и заключать ставки в спорах.    

Барона  мало интересовало, какая из сторон возьмет верх, но он внимательно следил за лучниками.  Робин Гуд привлек его внимание, но, поскольку зрение его давно стало слабым, он  не мог на таком расстоянии распознать лицо своего врага.    

Мач и  остальные лесные братья, которых Робин выбрал для участия в стрельбе по мишеням,  попали в цель без всякого труда; за ними стреляли четыре йомена, легко  сделавшие то же самое.    

Почти  все лучники имели такой навык в стрельбе по мишеням, что победа могла достаться  всем и никому; тогда было решено установить прутья и стрелять в них, а для этой  цели отобрать по семь сильнейших стрелков от каждого из соперничающих графств.    

Защищать  честь своего графства жители Ноттингема назначили Робин Гуда и его людей, а  йоркширцы выбрали йоменов, показавших себя лучшими стрелками.    

Начали  йомены; первый расщепил прут, второй его слегка коснулся, а стрела третьего пролетела  совсем рядом: казалось, что соперники не смогут их превзойти в меткости.    

Но вышел  Красный Уилл, небрежно вскинул лук, пустил стрелу и расщепил ивовый прут  пополам.    

– Ура  Ноттингемширу! – закричали горожане Ноттингема, кидая в воздух шапки и  меньше всего думая о том, что найти эти шапки в такой толпе будет невозможно.    

Поставили  новые прутья; все люди Робина, от Маленького Джона до последнего лучника, с  легкостью расщепили их. Наступила очередь Робина: он пустил одну за одной три  стрелы, причем с такой скоростью, что, если бы люди не видели расщепленные  прутья, они бы ни за что не поверили в подобную ловкость.    

Были  придуманы и другие испытания, и во всех Робин легко одолевал своих соперником,  хотя они и были умелыми стрелками.    

В толпе  раздались голоса, что сам Робин Гуд не смог бы бороться с йоменом в красной  куртке (так зрители прознали Робина).    

Это  предположение, столь опасное для Робина, быстро превратилось в уверенность, и  пробежал слух, что победитель игр и есть сам Робин Гуд.    

Йоркширцы,  униженные поражением, принялись тут же кричать, что если в борьбе участвует  такой стрелок, как Робин Гуд, то шансы сторон заведомо неравны. Они жаловались,  что чести их стрелков нанесен урон и что они проспорили деньги (а для них это  было самое существенное), и в надежде отобрать их обратно попытались от слов  перейти к драке.    

Как  только лесные братья поняли, что их соперники питают враждебные намерения, они,  как бы случайно, собрались в одном месте и составили отряд в восемьдесят шесть  человек.    

Пока  среди спорщиков разгоралась ссора, Робин Гуда под радостные крики жителей Ноттингема  подвели к шерифу.    

– Дорогу  победителю! Слава меткому стрелку! – кричало две сотни голосов. – Он  выиграл приз!    

Робин  Гуд, скромно опустив голову, в самой почтительной позе стоял перед лордом  Фиц-Олвином.    

Тот во  все глаза всматривался в него, пытаясь разглядеть черты его лица. Что-то в  фигуре, а может быть, и в одежде молодого человека заставляло его заподозрить,  что перед ним неуловимый разбойник, но уверенность эта была слаба, а сомнения  велики, и барон не решался на поспешные действия из страха все испортить. Он  протянул Робину стрелу, надеясь узнать его по голосу, но молодой человек  обманул надежды барона: он взял стрелу, вежливо поклонился и заткнул ее за  пояс.    

Несколько  мгновений оба молчали, потом Робин сделал вид, что собирается уходить, и в ту  минуту, когда отчаявшийся барон решил предпринять какие-то действия, поднял  голову, пристально посмотрел на него и со смехом сказал:    

– Милейший  друг, нет таких слов, которые бы смогли выразить всю мою благодарность за дар,  который вы сейчас мне поднесли. Вернувшись под зеленую сень моего уединенного  жилища, я бережно сохраню в сердце это драгоценное свидетельство вашей доброты  ко мне. От всей души желаю вам всего самого хорошего, о благородный сеньор  города Ноттингема.    

    

– Арестуйте  его! Арестуйте! – прорычал барон. – Солдаты, выполняйте свой долг.  Этот человек – Робин Гуд, хватайте его!    

– Подлый  трус! – ответил Робин. – Вы же объявили, что игры будут публичными и  открытыми для всех, чтобы любой без всякого исключения мог получить  удовольствие, ничего не опасаясь.    

– Изгнанник  лишен всех прав, – сказал барон. – Приглашены были честные граждане,  а ты не входишь в их число. Хватайте этого разбойника, солдаты!    

– Первого,  кто сделает хоть шаг, я убью! – закричал Робин Гуд громовым голосом и направил  свой лук на одного молодца, который двинулся к нему; однако, увидев, что ему  угрожает, солдат отступил и исчез в толпе.    

Робин  протрубил в рог, и его веселые лесные братья, готовые к кровавой схватке, стали  стремительно пробиваться через толпу, чтобы его защитить. Робин встал  посередине, приказал всем изготовить луки к стрельбе и медленно отступать,  потому что солдат барона было слишком много, чтобы вступать с ними в борьбу, не  рискуя пролить потоки крови.    

Разъяренный  барон возглавил своих людей и отдал приказ, чтобы они задержали разбойников;  солдаты повиновались, а йоркширцы, обозленные своим поражением, в отчаянии  оттого, что они проиграли столько денег, бившись об заклад, присоединились к  солдатам и вместе с ними кинулись преследовать лесных братьев. Но горожане  Ноттингема питали к Робин Гуду искренние дружеские чувства и признательность и  не желали отдавать его на расправу беспощадным солдатам своего сеньора. Они  расступались, пропуская лесных братьев, и, приветствуя их самыми теплыми  словами, вновь смыкались за ними.    

К  несчастью, защитники Робин Гуда были недостаточно сильны и многочисленны, чтобы  долго прикрывать его отступление, и солдаты, разогнав их, кинулись по той  дороге, по которой быстрым шагом отступали лесные братья.    

Началось  ожесточенное преследование; время от времени лучники оборачивались и осыпали  солдат стрелами; те отвечали как могли и, хотя терпели большой урон, мужественно  продолжали преследовать беглецов.    

Такая  перестрелка продолжалась уже час, как вдруг Маленький Джон, который вместе с  Робином шел во главе лесных братьев, резко остановился и сказал своему главарю:    

– Дорогой  друг, пришел мой час; я серьезно ранен, силы мои на исходе, и идти я больше не  могу.    

– Как! –  воскликнул Робин. – Ты ранен?    

– Да, –  ответил Джон, – у меня прострелено колено, и за полчаса я потерял столько  крови, что не в состоянии идти. Я не смогу больше стоять на ногах.    

И с  этими словами Джон упал навзничь.    

– Боже  мой! – воскликнул Робин, опускаясь на колени рядом со своим храбрым  другом. – Джон, храбрый мой Джон, мужайся, обопрись на меня, попробуй  приподняться, я совсем не устал, я помогу тебе идти, еще несколько минут, и мы  будем в безопасности. Дай я перевяжу рану и тебе сразу станет легче.    

– Нет,  Робин, это бесполезно, – слабеющим голосом ответил Джон, – нога у  меня словно отнялась, я не могу даже двинуться; не останавливайся, оставь  несчастного, который хочет только умереть.    

– Мне  оставить тебя! – воскликнул Робин. – Ты же знаешь, что я неспособен  на такой скверный поступок.    

– Это  не скверный поступок, Роб, а долг. Ты перед Богом отвечаешь за жизнь людей, преданных  тебе душой и телом. Оставь же меня здесь, но, если ты любишь меня, если ты  когда-либо любил меня, не дай этому подлому шерифу захватить меня живым: ударь  меня в сердце охотничьим ножом, пусть я умру как честный и храбрый сакс. Внемли  моей мольбе, Робин, убей меня, избавь меня от жестоких страданий и боли, не дай  попасть живым в руки врагов: эти норманны настолько подлы, что им доставит  удовольствие оскорблять меня в мой последний час.    

– Послушай,  Джон, – ответил Робин, вытирая набежавшую слезу, – не проси меня о  невозможном; ты знаешь, что я никогда не оставлю тебя умирать без помощи и вдали  от себя, ты знаешь, что я пожертвую своей жизнью и жизнью своих людей, чтобы  спасти твою. Ты знаешь и то, что я скорее отдам последнюю каплю своей крови,  защищая тебя, чем оставлю одного. И если я умру, Джон, то рядом с тобой, и в  лучший мир, как было и здесь, мы войдем рука об руку, и наши сердца будут и там  как одно целое.    

– Если  Небо отвернется от нас, – сказал Уилл, обнимая своего двоюродного  брата, – мы будем сражаться и умрем рядом с тобой, и ты увидишь, что есть  еще храбрые парни на этой земле. Ребята, – сказал Уилл, обернувшись к  остановившимся лесным братьям, – вот лежит ваш друг, товарищ и командир,  он смертельно ранен; как вы думаете, мы должны его оставить, чтобы негодяи,  которые нас преследуют, надругались над ним?    

– Нет,  сто раз нет! – в один голос ответили лесные братья. – Встанем вокруг  и умрем, защищая его.    

– Позвольте, –  подойдя к ним, сказал силач Мач, – но мне кажется, нам незачем рисковать  своей шкурой. Джон ранен и колено, следовательно, его можно нести, не опасаясь  кровотечения. Я возьму его на плечи и понесу, пока идут мои ноги.    

– И  если ты упадешь, Мач, – сказал Уилл, – я тебя заменю, а после меня  другой. Ведь так, ребята?    

– Да,  да! – дружно ответили лесные братья.    

Несмотря  на попытки Джона противодействовать этому, Мач с помощью Робина поднял раненого  и взвалил себе на плечи. После этого беглецы с поспешностью возобновили отступление.  Но вынужденная остановка дала возможность солдатам сократить расстояние, и они  уже стали видны. Лесные братья выстрелили в них залпом и удвоили скорость,  надеясь достичь своего убежища, ибо были уверены в том, что у солдат не хватит  ни сил, ни мужества, чтобы преследовать их так далеко. Вдруг на одном из  ответвлений дороги, терявшемся вдали, веселые братья увидели сквозь листву  деревьев башни какого-то замка.    

– Кому  принадлежит поместье? – спросил Робин. – Может быть, кто-нибудь из  вас знает владельца?    

– Я  знаю, атаман, – ответил человек, недавно примкнувший к отряду.    

– Как  ты думаешь, этот сеньор хорошо примет нас? Если он не откроет нам ворот замка,  мы погибли.    

– Я  отвечаю за благожелательность сэра Ричарда Равнинного, – ответил  разбойник. – Это храбрый сакс.    

– Сэр  Ричард Равнинный! – воскликнул Робин. – Ну тогда мы спасены. Вперед,  ребята, вперед. Слава Пречистой Деве, – продолжал Робин, с благодарностью  осеняя себя крестным знамением, – она никогда не покидает нуждающихся в  час опасности! Красный Уилл, иди вперед и скажи сторожу у подъемного моста, что  Робин Гуд и часть его людей, преследуемых норманнами, просят у сэра Ричарда  Равнинного разрешения войти в его замок.    

Уилл со  скоростью стрелы помчался к поместью сэра Ричарда.    

Робин и  его товарищи двинулись за ним.    

Вскоре  над стенами замка взвился белый флаг, из крепостных ворот выехал всадник и в  сопровождении Уилла галопом поскакал навстречу Робин Гуду. Доскакав до него, он  спрыгнул на землю и протянул ему обе руки.    

– Сударь, –  сказал молодой человек, в волнении сжимая руки Робина, – я Герберт Гоуэр,  сын сэра Ричарда. Отец поручил мне сказать вам, что в нашем доме вы желанный  гость и что он будет счастливейшим из людей, если вы предоставите ему случай  хоть как-то отблагодарить вас за нее, чем мы нам обязаны. Я принадлежу нам  душой и телом, сэр Робин, – добавил юноша и порыве благодарности, –  располагайте мной так, как вам будет угодно.    

– Благодарю  вас от всего сердца, мой юный друг, – ответил Робин, обнимая  Герберта, – ваше предложение очень заманчиво, потому что я был бы счастлив  иметь в помощниках такого любезного кавалера. Но сейчас подумаем об опасности,  которая угрожает моим людям. Они падают от усталости, а мой самый дорогой друг  ранен в ногу норманнской стрелой, и уже почти два часа нас преследуют по пятам  солдаты барона Фиц-Олвина. Вот они, мальчик мой, – продолжал Робин,  показывая Герберту на появившихся на дороге солдат, – если мы не поспешим  укрыться за стенами замка, они нас догонят.    

– Подъемный  мост уже опушен, – сказал Герберт, – поспешим, и через десять минут  вам уже не придется бояться нападения врагов.    

Шериф и  его солдаты как раз подоспели к замку, чтобы увидеть, как веселые братья проходят  по подъемному мосту. Придя в отчаяние от нового поражения, барон Фиц-Олвин тут  же принял смелое решение требовать у сэра Ричарда именем короля выдачи людей,  которые, без сомнения, злоупотребив его доверчивостью, воспользовались его  защитой. По требованию лорда Фиц-Олвина рыцарь появился на крепостном валу.    

– Сэр  Ричард Равнинный, – обратился к нему барон, узнав у своих солдат имя  владельца замка, – знаете ли вы людей, только что вошедших в ваш замок?    

– Я  знаю их, милорд, – холодно ответил рыцарь.    

– Как,  вы знаете, что их предводитель – негодяй, разбойник и враг короля, и даете ему  приют? Знаете ли вы, что вы подвергнетесь наказанию как изменник?    

– Я  знаю, что этот замок и прилежащие к нему земли – моя собственность, я знаю, что  могу действовать здесь как хочу и принимать у себя тех, кого посчитаю нужным.  Вот мой ответ, сударь; соблаговолите же немедленно удалиться, если вы не хотите  вступить в сражение, преимущество в котором не будет на вашей стороне, потому  что в моем распоряжении сотня вооруженных людей и самые острые в этом краю  стрелы. Желаю вам всего доброго, сударь.    

И  произнеся эти насмешливые слова, рыцарь ушел с крепостного вала.    

Барон,  чувствовавший, что на его солдат надежды мало, не решился напасть на замок и отступил.  С яростью в душе он со своими людьми двинулся к Ноттингему.    

– Добро  пожаловать в мой дом, дорогой Робин Гуд. Ведь тем, что я его имею, я обязан твоей  доброте, так тысячу раз будь благословен твой приход, – произнес сэр  Ричард, обнимая гостя.    

– Спасибо,  рыцарь! – ответил Робин. – Но, ради Бога, не говори об этой  незначительной услуге, которую я имел удовольствие тебе оказать. Ты стократно  отплатил мне за нее своей дружбой, а сегодня спас меня от настоящей опасности.  Знаешь, я привел тебе раненого и хотел бы, чтобы ты отнесся к нему со всем  возможным вниманием.    

– Я  с ним буду обращаться как с тобой, милый Робин.    

– Тебе  этот достойный малый знаком, рыцарь, – продолжал Робин. – Это  Маленький Джон, мой первый помощник, самый дорогой и верный из моих товарищей.    

– Моя  жена и Лили сейчас им займутся, – ответил сэр Ричард, – они будут  хорошо за ним ухаживать, ты можешь быть спокойным на этот счет.    

– Если  вы говорите о Маленьком Джоне, а точнее, о самом большом из всех Джонов, когда-либо  управлявшихся с палкой, – сказал Герберт, – то его уже смотрит один  опытный лекарь из Йорка, который здесь в замке со вчерашнего вечера. Он  перевязал рану и пообещал, что больной скоро поправится.    

– Слава  Богу! – воскликнул Робин Гуд. – Мой дорогой Джон вне опасности! Ну а  теперь, рыцарь, – добавил он, – я весь к вашим услугам и к услугам  вашей милой семьи.    

– Моя  жена и Лили с нетерпением ждут тебя, дорогой Робин, – сказал рыцарь. –  Они в соседней комнате.    

– Дорогой  отец, – со смехом сказал Герберт, – я сказал своему другу, – и с  этими словами Герберт показал на Красного Уилла, – что я счастливый муж  самой красивой женщины на свете, и знаете, что он мне ответил?    

Сэр  Ричард и Робин с улыбкой переглянулись.    

– Он  утверждает, – продолжал Герберт, – что красота его жены не имеет себе  равных. Но я ему сейчас покажу Лили, и тогда…    

– Ах,  если бы вы видели Мод, вы бы так не говорили… Ведь правда, Робин?    

– Конечно,  Герберт бы нашел, что Мод очень красива, – примирительно сказал Робин.    

– Безусловно,  безусловно, – ответил Герберт, – но Лили волшебно-хороша собой, –  сказал Герберт, – и, на мой взгляд, ни одну женщину нельзя с ней сравнить.    

Красный  Уилл выслушал эти слова, нахмурясь. Бедняга чувствовал, что его самолюбие мужа  несколько уязвлено.    

Но надо  отдать ему справедливость: увидев жену Герберта, он вскрикнул от восхищения.    

Лили не  обманула надежд, которые на нее возлагали в детстве: красивая девочка из монастыря  Сент-Мэри превратилась в восхитительную женщину. Высокая, гибкая и изящная, как  молодая лань, Лили встретила гостей, скромно опустив голову, с божественной  улыбкой на розовых губках. Она робко подняла на Робина огромные синие глаза и  протянула ему руку.    

– Наш  спаситель для меня не чужой человек, – сказала она мелодичным голосом.    

Онемев  от восхищения, Робин Гуд поднес к губам белую руку Лили.    

Герберт,  стоявший рядом с Робином, сказал Уиллу с горделивой нежностью:    

– Друг  Уильям, представляю вам мою жену…    

– О,  она очень хороша, – тихо сказал Красный Уилл, – но Мод… –  добавил он еще тише.    

Больше  он ничего сказать не успел, потому что Робин Гуд взглядом приказал ему не высказывать  более никаких суждений о прелестной жене Герберта.    

После  того как супруга сэра Ричарда и его гости обменялись любезностями, рыцарь оставил  Уилла и своего сына беседовать с дамами и, отведя Робина Гуда в сторону, сказал  ему:    

– Дорогой  Робин, я хочу дать тебе доказательство, что люблю тебя больше всех людей на  свете, и снова заверяю тебя в своей дружбе, чтобы ты действовал в моем доме как  сочтешь нужным и удобным. Пока этот дом может тебя защищать, ты будешь здесь в  безопасности, и я с оружием в руках буду противостоять всем шерифам  королевства. Я дал приказ закрыть ворота и не впускать никого в замок без моего  разрешения. Все мои люди вооружены и готовы дать отпор самому мощному  нападению. Твои люди отдыхают; дай им неделю спокойно пожить, а потом мы обсудим,  что тебе следует предпринять.    

– Я  охотно останусь здесь на несколько дней, но с одним условием, – ответил  Робин.    

– С  каким?    

– Мои  люди вернутся завтра в Барнсдейлский лес; Красный Уилл отправится с ними и вернется  сюда со своей ненаглядной Мод, Марианной и женой бедного Джона.    

Сэр  Ричард согласился с этим предложением от всего сердца, и все устроилось к  обоюдному удовольствию обоих друзей.    

Две  недели в Равнинном замке пролетели весело и незаметно, а затем Робин, Маленький  Джон, полностью оправившийся от раны, Красный Уилл со своей несравненной Мод,  Марианна и Уинифред вернулись под сень Барнсдейлского леса.    

Ну а  барон Фиц-Олвин на следующий день после своего возвращения в Ноттингем отравился  в Лондон, добился аудиенции у короля и рассказал ему о своих неудачах.    

– Вашему  величеству без сомнения покажется странным, – сказал он, – что  рыцарь, у которого Робин Гуд попросил убежища, отказался выдать мне этого  преступника, хотя я и потребовал этого вашим именем.    

– Как?  Рыцарь до такой степени пренебрег уважением к своему монарху!? – с гневом  воскликнул Генрих II.    

– Да,  ваше величество, рыцарь Ричард Гоуэр Равнинный отклонил мои справедливые требования;  он мне ответил, что в своих владениях он сам себе король и его очень мало  заботит могущество вашего величества.    

Как мы  видим, для пользы дела достойный барон не стеснялся нагло лгать.    

– Ну  что же! – ответил король. – Мы сами разберемся с этим дерзким  негодяем. Через две недели мы будем в Ноттингеме. А пока возьмите с собой  столько солдат, сколько сочтете необходимым, чтобы дать сражение, и, если  какое-либо досадное препятствие помешает нам с вами соединиться, сделайте все,  что будет в ваших силах; постарайтесь сами захватить этого неуловимого Робин  Гуда и рыцаря Ричарда, заключите их в самую мрачную из ваших темниц и, когда  они будут надежно упрятаны, обратитесь к нашему правосудию. Тогда мы и  подумаем, как нам следует поступить дальше.    

Барон  Фиц-Олвин выполнил лишь часть приказов короля. Он собрал многочисленное войско  и двинулся во главе его на замок сэра Ричарда. Но бедного барона преследовали  неудачи, и к замку он прибыл на следующий день после того, как Робин оттуда  уехал.    

Старому  сеньору и в голову не пришло напасть на Робина в лесном убежище. Неприятные  воспоминания и боль пониже спины, все еще затруднявшая лорду прогулки верхом,  охлаждали его пыл на этот счет. Он не нашел лучшего выхода, чем захватить сэра  Ричарда; но, так как приступом взять его замок было нелегко и опасно, он решил  прибегнуть к хитрости, рассудив, что это будет надежнее.    

Барон  распустил своих людей, оставив при себе только два десятка самых крепких из  них, и устроил засаду неподалеку от замка.    

Ожидание  было недолгим: на следующее утро сэр Ричард с сыном и несколькими слугами  попались в расставленную ловушку и, несмотря на их доблестное сопротивление,  были скручены, привязаны к лошадям и увезены в Ноттингем.    

Один из  слуг сэра Ричарда сумел убежать и, весь израненный, явился к своей хозяйке с  этим печальным известием.    

Леди  Гоуэр, обезумев от горя, хотела отправиться к мужу, но Лили сумела объяснить  несчастной женщине, что это ничем не облегчит участь обоих мужчин, и  посоветовала свекрови обратиться к Робин Гуду, потому что он один мог здраво  оценить положение сэра Ричарда и способствовать его освобождению.    

Леди  Гоуэр сдалась на доводы молодой женщины и, не теряя ни минуты, взяла с собой  двух верных слуг, села на коня и стремглав поскакала в Барнсдейлский лес.    

Один из  лесных братьев, оставшийся в замке из-за болезни, нашел в себе силы проводить  леди Гоуэр к Дереву Встреч.    

По  счастливой случайности, Робин Гуд был на своем обычном месте.    

– Благослови  вас Бог, Робин! – воскликнула леди Гоуэр, с лихорадочной поспешностью  спрыгнув с лошади. – Я приехала к вам как просительница, я приехала  умолять вас, во имя Святой Девы, о новой милости.    

– Вы  меня пугаете, леди, ради Бога, что с вами? – в крайнем изумлении отозвался  Робин. – Скажите, что вам угодно, я к вашим услугам.    

– Ах,  Робин, – рыдая, ответила бедная женщина, – мой муж и сын похищены  вашим врагом, шерифом Ноттингема. Ах, Робин, спасите моего мужа, спасите моего  ребенка, остановите негодяев, которые хотят их увезти; их немного, и они только  что выехали из замка.    

– Успокойтесь,  сударыня, – сказал Робин Гуд, – ваш муж вскоре вернется к вам.  Вспомните также о том, что сэр Ричард – рыцарь, и поэтому подсуден лишь  королевскому суду. Сколь бы ни был могуществен барон Фиц-Олвин, он не может  отправить на смерть благородного сакса. Чтобы решиться на такое, сэра Ричарда  нужно судить, если только проступок, в котором его обвиняют, дает повод для  суда. Успокойтесь, утрите слезы, скоро вы обнимете и сына и мужа.    

– Да  услышит вас Бог! – сказала леди Гоуэр, молитвенно складывая руки.    

– А  теперь, сударыня, позвольте дать вам совет: возвращайтесь в замок, заприте  ворота и прикажите не впускать к вам никого постороннего. Я же соберу своих  людей и во главе их буду преследовать барона до Ноттингема.    

Леди  Гоуэр, несколько успокоенная словами молодого человека, отправилась обратно.    

Робин  Гуд же объявил своим людям, что сэр Ричард арестован, и потому он собирается догнать  шерифа. Лесные братья дружно издали воинственный клич, выражая этим отчасти  свое возмущение предательством барона, отчасти радость, потому что им снова  представлялась возможность пострелять излука, и стали поспешно готовиться к  выступлению.    

Робин  стал во главе своих доблестных бойцов и в сопровождении Маленького Джона,  Красного Уилла и Мача начал преследование шерифа.    

После  долгого и утомительного перехода они достигли города Мансфилда, и там Робин  узнал у одного трактирщика, что солдаты барона после короткого отдыха  продолжили свой путь к Ноттингему. Робин Гуд предложил своим людям передохнуть,  оставил с ними Мача и Маленького Джона и вместе с Красным Уиллом галопом  понесся к Дереву Встреч в Шервудском лесу. Доехав до подземного убежища, Робин  Гуд затрубил в охотничий рог, и на этот знакомый зов сбежалось около сотни  лесных братьев.    

Робин  повел этот новый отряд так, чтобы солдаты барона оказались зажатыми в клещи, потому  что отряд из Барнсдейлского леса после часового отдыха должен был выступить в  направлении Ноттингема.    

Вскоре  Робин со своими людьми был уже невдалеке от города и, к своему великому удовлетворению,  узнал, что шериф здесь еще не проходил. Робин выбрал удобное место, половину  своих людей спрятал, а другую поставил у обочины дороги.    

И вот на  дороге появилось человек шесть солдат, а это свидетельствовало о том, что барон  со своим отрядом уже близко. Сохраняя безмолвие, лесные братья приготовились  оказать им теплую встречу. Дозорных они беспрепятственно пропустили вперед, и,  когда барон уже решил, что его отряду ничто не угрожает, раздался звук рога, и  первый залп стрел скосил переднюю шеренгу солдат, двигавшихся сомкнутым строем.    

Шериф  приказал остановиться и послал десятка три солдат прочесать кустарник. Это значило  послать их на верную гибель.    

Разделившиеся  на две группы, солдаты были немедленно окружены и принуждены сложить оружие и  сдаться на милость победителя.    

Разделавшись  с ними, лесные братья напали на стражу барона; она была прекрасно вооружена, да  и владела оружием лучше, а потому яростно защищалась.    

Робин  Гуд и его люди хотели освободить сэра Ричарда и его сына, а прибывшие из Лондона  кавалеристы старались захватить самого Робин Гуда, чтобы получить за него  обещанную королем награду.    

Поэтому  борьба была ожесточенной, и победа склонялась то на одну, то на другую сторону,  но тут раздался боевой клич – это подходил второй отряд лесных братьев, и  положение резко изменилось. Маленький Джон и его люди, подошедшие со стороны  Барнсдейла, яростно и неукротимо бросились в самую гущу схватки.    

Около  дюжины лучников пробились к сэру Ричарду и его сыну, развязали их, дали им  оружие и бесстрашно вступили в рукопашный бой с закованными в латы и  облаченными в кольчуги норманнами.    

С  порывистостью и легкомыслием юности Герберте несколькими лесными братьями врезался  в строй охранников барона. Храбрый юноша сражался со всадниками уже четверть  часа, но их было много, и он уже мог поплатиться за свое безрассудство, как  вдруг один из лучников, то ли желая ему помочь, то ли надеясь этим предрешить  исход битвы, быстро прицелился в барона и выстрелил; стрела пронзила насквозь  шею лорда, и лучник, сбросив его под копыта лошади, отрубил ему голову. Подняв  эту голову на острие меча, он крикнул громовым голосом:    

– Посмотрите  на вашего вождя, норманнские псы, взгляните последний раз на мерзкое лицо  вашего гордеца-шерифа и сдавайтесь, или вас ждет та же су…    

Он не  закончил: один из норманнов рассек ему голову, и он упал на землю.    

И все же  смерть лорда Фиц-Олвина принудила норманнов сложить оружие и запросить пощады.    

По  приказу Робина часть лесных братьев повела побежденных в Ноттингем, а сам он с  небольшим отрядом остался, чтобы позаботиться о раненых, предать земле мертвых  и уничтожить все следы битвы.    

– Прощай  навсегда, кровавый железный старик! – сказал Робин, с горечью взглянув на  тело барона. – Наконец-то ты нашел смерть и теперь тебе воздастся за все  твои дурные дела. Сердце твое было ненасытным и не знало жалости, а рука твоя  была бичом для несчастных саксов; ты издевался над своими вассалами, ты предал  своего короля, ты покинул свою дочь; ты заслужил все муки ада. И все же я молю  Бога в его бесконечном милосердии простить твои грехи и сжалиться над твоей  душой. Сэр Ричард, – обратился Робин к рыцарю, когда солдаты подняли тело  старого барона и понесли его по направлению к Ноттингему, – сегодня  грустный день. Мы спасли тебя от смерти, но не от разорения, потому что  имущество твое будет конфисковано. Лучше бы тебе никогда не знать меня, мой  добрый Ричард.    

– Почему? –  удивленно спросил рыцарь.    

– Потому  что ты и без моей помощи сумел бы отдать долг аббату Септ-Мэри, и тогда признательность  не вынудила бы тебя оказать мне услугу. Я невольно оказался виновником твоего  несчастья: ты будешь изгнан из королевства, твой дом перейдет к какому-нибудь  норманну, твоя семья будет терпеть лишения, и все из-за меня… Видишь, сэр  Ричард, как опасна дружба со мной!    

– Дорогой  Робин, – с невыразимой нежностью ответил рыцарь, – моя жена и дети  живы, ты мой друг, так о чем мне жалеть? Если король приговорит меня к изгнанию  – я уйду из замка своих отцов с пустыми руками, но все же буду чувствовать себя  счастливым и благословлять тот час, когда я встретил благородного Робин Гуда!    

Молодой  человек медленно покачал головой.    

– Давай  поговорим серьезно о твоем положении, Ричард, – возразил он. – Весть  о происшедшем достигнет Лондона, и король будет неумолим. Мы напали на его  собственных солдат, и он заставит тебя заплатить за их поражение не изгнанием,  а позорной смертью. Покинь свой дом, едем со мной, и я даю тебе свое честное  слово, что до последнего моего вздоха ты будешь в безопасности под охраной моих  людей.    

– От  всего сердца принимаю твое великодушное предложение, Робин Гуд, – ответил  сэр Ричард, – принимаю с радостью и признательностью; но, прежде чем  поселиться в лесу, я попробую (и я должен это сделать ради будущего моих детей)  смягчить гнев короля. Может быть, большая сумма денег, которую я ему предложу,  заставит его пощадить жизнь благородного рыцаря.    

В тот же  вечер сэр Ричард послал письмо в Лондон, чтобы попросить одного своего могущественного  родственника заступиться за него перед королем. Гонец во весь опор прискакал обратно  из Лондона и сообщил своему хозяину, что Генрих II чрезвычайно разгневан из-за  смерти барона Фиц-Олвина и послал отборный отряд своих солдат в замок сэра  Ричарда с приказом повесить его вместе с сыном на первом попавшемся дереве.  Командир отряда, один небогатый норманн, получил от короля в качестве  вознаграждения для себя и своего потомства Равнинный замок во владение.    

Родственник  сэра Ричарда сообщал также приговоренному, что в Ноттингемшир, в Дербишир и в  Йоркшир послан королевский указ, согласно которому тот, кто сумеет живым или  мертвым доставить Робин Гуда к шерифу одного из трех перечисленных выше  графств, получит необычайно высокое вознаграждение.    

Сэр  Ричард немедленно известил Робин Гуда об угрожающей ему опасности и сообщил,  что он незамедлительно отправляется к нему вместе с семьей.    

С  помощью своих вассалов рыцарь вывез из замка все, что можно было, и послал  мебель, посуду и оружие к Дереву Встреч в Барнсдейлском лесу.    

Как  только последний тяжело груженный воз проехал по подъемному мосту, сэр Ричард,  его жена, Герберт и Лили верхом выехали из ворот родном дома и без всяких  приключений добрались до леса.    

Когда  посланный королем отряд подошел к замку, оказалось, что ворота его широко открыты,  а залы совершенно пусты.    

Новый  владелец имения, никого и ничего не обнаружив, сильно огорчился, но, поскольку  большую часть жизни ему пришлось провести, сражаясь с прихотями судьбы, он  устроился так, чтобы не слишком страдать в этой обстановке. А потому он отослал  солдат и, к великому огорчению вассалов, занял Равнинный замок на правах  хозяина.    

 XII    

     

За  событиями, о которых мы только что рассказали, последовали три спокойных года.  Отряд Робин Гуда вырос необычайно, а слава его неустрашимого предводителя  распространилась по всей Англии.    

Смерть  Генриха II возвела на трон его сына Ричарда, и тот, растратив королевскую  казну, отправился в крестовый поход, оставив регентом своего брата принца  Джона, человека распущенного и крайне скупого, небольшой ум которого оказался  явно недостаточным для того, чтобы должным образом справляться со столь высокой  миссией.    

Нищета,  в которой пребывал народ уже в царствование Генриха II, за долгое время этого  кровавого регентства достигла крайней степени. С неистощимой щедростью старался  Робин Гуд облегчить тяжкие страдания бедняков Ноттингемшира и Дербишира, а  потому эти несчастные люди просто молились на него. Но, давая бедным, он брал у  богатых, и таким образом норманны, прелаты и монахи, к своему великому сожалению,  весьма содействовали благотворительности благородного изгнанника.    

Марианна  по-прежнему жила в лесу, и супруги любили друг друга столь же нежно, как и в  первые дни после свадьбы.    

Время не  охладило и страсти Уильяма к его очаровательной жене, и в глазах нерного сакса  красота Мод, как алмаз чистой воды, никогда не могла потускнеть.    

Маленький  Джон и Мач продолжали благодарить судьбу за то, что она одному дала в жены  нежную Уинифред, а другому – шалунью Барбару, да и братья Уилла не имели  никаких причин раскаиваться в своей поспешной женитьбе. Они были счастливы, и  будущее представлялось им в розовом свете.    

Прежде  чем навсегда расстаться с двумя действующими лицами, которые играли в нашем  рассказе важную роль, заглянем по-дружески к ним в гости в Долинный замок  неподалеку от Мансфилда.    

Аллан  Клер и леди Кристабель по-прежнему счастливо жили вместе. Их дом, построенный в  основном по распоряжениям самого рыцаря, был образцом удобства и хорошего  вкуса. Старые деревья опоясывали сад, скрывая его от нескромных взглядов, и  казалось, что этот полный поэзии уголок отделен от всего остального света  крепкой стеной.    

Спокойствие  и тишину огромного поместья нарушали своими играми и шумом только прелестные  дети, живые цветы в этом оазисе любви. Их веселые голоса будили эхо, а на  песчаных дорожках парка оставались легкие следы их быстрых и маленьких ножек.  Аллан и Кристабель по-прежнему были молоды и сердцем, и душой, и телом, и  неделя им казалась одним днем, а день – одним часом.    

Со дня  своего венчания с Алланом Клером в Линтонском аббатстве Кристабель не видела  больше отца, потому что злобный старик упорно сопротивлялся всем попыткам к  примирению, которые предпринимали его дочь и зять. Смерть барона причинила  глубокое горе Кристабель, но, если бы она потеряла в нем не просто человека,  давшего ей жизнь, а настоящего отца, она оплакивала бы его, несомненно, еще  больше.    

Аллан  вознамерился было предъявить свои права на титул и имения барона и графа Ноттингемского  и, по настоянию Робина, советовавшего ему не медлить с этими законными притязаниями,  уже собирался написать королю, но тут он узнал, что Ноттингемский замок со  всеми его доходами и угодьями отошел в собственность принца Джона.    

Аллан  был слишком счастлив, чтобы рисковать покоем и счастьем в борьбе с соперником,  положение которого делало эту борьбу не только опасной, но и бесполезной. А  потому он не предпринял никаких действий и даже не пожалел о потере столь  великолепного наследства.    

Нападения  людей Робин Гуда на норманнов и церковников стали столь часты и наносили такой урон  состоятельным людям, что они привлекли к себе внимание Лоншана, великого канцлера  Англии, епископа Элийского.    

Епископ  решил положить конец существованию лесных братьев и подготовил против них  настоящий поход. Пятьсот человек, во главе которых стоял сам принц Джон,  прибыли в Ноттингемский замок, откуда, отдохнув несколько дней, они собирались  отправиться на захват Робин Гуда. Однако предводитель разбойников, мгновенно  узнав о намерениях многочисленного отряда, только посмеялся и решил расстроить  его планы так, чтобы не подвергать своих людей опасностям битвы.    

Он  спрятал основную часть лесных братьев, а человек двенадцать переодел на разный  лад и отправил в замок, где они предложили свои услуги и пообещали провести  отряд по запутанным лесным дорогам.    

Их предложение  командиром отряда было принято с радостью, а поскольку лес простирался почти на  тридцать квадратных миль, легко понять, сколько пришлось в нем поблуждать  несчастным солдатам, ведомым такими проводниками. То весь отряд шел какими-то  оврагами, то бродил по колено в грязной воде по болоту, а то пробирался кочками  и пригорками по нескольку человек, проклиная горькую солдатскую долю и посылая  ко всем чертям великого канцлера и Робин Гуда с его стрелками-невидимками,  потому что, разумеется, они так и не увидели ни одного человека в зеленой  куртке йомена.    

К закату  отряд каждый раз оказывался в семи-восьми милях от Ноттингемского замка, и  нужно было или возвращаться, или ночевать под открытым небом. Солдаты  возвращались, полумертвые от голода и усталости, так и не найдя ничего, что  свидетельствовало бы о присутствии лесных братьев.    

Две  недели продолжались эти изнурительные походы, но результат был всегда один и  тот же. Принц Джон, которого развлечения манили обратно в Лондон, оставил  дальнейшие попытки поймать Робин Гуда и во главе своего отряда направился в  столицу.    

Два года  спустя после этого похода Ричард вернулся в Англию, и принц Джон, небезосновательно  опасаясь гнева брата, решил укрыться от него за стенами старого Ноттингемского  замка.    

Ричард  Львиное Сердце, узнав о подлом поведении брата, пробыл в Лондоне всего три дня  и в сопровождении немногочисленного отряда решительно пошел на мятежника.    

Ноттингемский  замок был осажден и после трех дней сопротивления сдался на милость победителя,  но принц Джон сумел бежать.    

Сражаясь  наравне со своими солдатами, Ричард заметил, что ему на помощь пришел отряд  крепких молодцов-йоменов и благодаря их содействию он и одержал победу.    

Когда  битва закончилась и отряд короля расположился в замке, Ричард попытался разузнать,  что это за меткие лучники пришли ему на помощь, но, поскольку никто ничего не  смог ему ответить, он вынужден был обратиться за разъяснениями к шерифу  Ноттингема.    

Это был  тот самый шериф, над которым когда-то подшутил Робин Гуд, отправившись с ним в  лес и заставив его заплатить за это триста золотых.    

Под  влиянием этих мучительных воспоминаний шериф ответил королю, что лучники, о которых  тот спрашивает, это несомненно лесные братья ужасного Робин Гуда.    

– Этот  Робин Гуд, – добавил злопамятный трактирщик, – отъявленный негодяй;  он кормит свою шайку за счет путников, грабит порядочных людей, охотится на  королевских оленей и ежедневно занимается разбоем.    

Хэлберт  Линдсей, молочный брат красотки Мод, которому посчастливилось сохранить  должность привратника в замке, во время этого разговора случайно оказался  рядом. Исполненный чувством признательности к Робину и увлеченный порывом,  которые свойственны благородному сердцу, он, забыв о своем скромном положении,  сделал шаг к королю и сказал проникновенным голосом:    

– Государь,  Робин Гуд – честный сакс, несчастный изгнанник. И если он избавляет богатых от  излишков их состояния, то взамен всегда помогает беднякам, и в Ноттингемшире и  Йоркшире они произносят его имя с неизменной признательностью и уважением.    

– А  вы сами знаете этого храброго лучника? – спросил король у Хэлберта.    

Этот  вопрос заставил Хэлберта прийти в себя, он побагровел и с трудом ответил:    

– Да,  я видел Робин Гуда, но это было давно, я просто повторяю вашему величеству то,  что рассказывают бедняки о человеке, который не дает им умереть с голоду.    

– Ну-ну,  храбрый парень, – с улыбкой сказал король, – подними голову и не  отрекайся от друга. Клянусь Святой Троицей, если он ведет себя так, как ты нам  рассказал, то это человек, чьей дружбой следует дорожить. Мне и самому,  признаюсь, было бы очень интересно увидеть этого изгнанника, который оказал мне  такую услугу. Да не будет сказано, что Ричард Английский оказался неблагодарным  даже по отношению к человеку, объявленному вне закона. Завтра утром я  отправлюсь в Шервудский лес.    

Король  сдержал свое слово: на следующий же день, взяв с собой несколько рыцарей, солдат  и шерифа, отнюдь не находившего в этой прогулке ничего приятного, в качестве  проводника, он обыскал тропинки, дороги и поляны старого леса; но поиски были  совершенно напрасны: Робин Гуд не появился.    

Крайне  недовольный этой неудачей, Ричард приказал позвать к себе человека, выполнявшего  обязанности лесничего в Шервудском лесу, и спросил его, не знает ли он способа  отыскать главаря разбойников.    

– Ваше  величество может целый год обшаривать лес, – ответил этот человек, –  и не увидеть даже тени хоть одного разбойника, если вы будете это делать в  сопровождении солдат. Робин Гуд, насколько это возможно, избегает сражения, и  не из страха, поскольку он настолько хорошо знает лес, что бояться ему нечего,  даже если на него нападут пять или шесть сотен человек, а из благоразумия и  осторожности. Если ваше величество желает видеть Робин Гуда, то соблаговолите  одеться монахом, переоденьте пять-шесть рыцарей, и я буду вам проводником.  Святым Дунстаном клянусь, что это совершенно безопасно. Робин Гуд останавливает  священнослужителей, кормит их и отбирает у них деньги, но не обращается с ними  грубо.    

– Клянусь  распятием, лесничий, золотые слова! – воскликнул король. – И я  последую твоему хитроумному совету. Не очень-то мне пойдет монашеское одеяние,  но все равно принесите мне рясу.    

Нетерпеливый  король переоделся аббатом, выбрал четырех рыцарей, также облачившихся в рясы,  и, следуя замыслу лесничего, приказал так навьючить трех лошадей, чтобы  казалось, будто они везут казну.    

Когда  они отъехали мили три от замка, лесничий, служивший проводником мнимым монахам,  приблизился к королю и сказал:    

– Ваше  величество, гляньте вон туда, на опушку, и вы увидите Робин Гуда, Маленького  Джона и Красного Уилла. Это главари шайки.    

– Хорошо, –  весело ответил король.    

И,  пришпорив лошадь, Ричард сделал вид, что хочет ускакать.    

Робин  Гуд выбежал на дорогу, схватил лошадь под уздцы и остановил ее.    

– Тысячу  извинений, сэр аббат, – сказал он, – не угодно ли вам ненадолго  задержаться, чтобы я смог поздравить вас с благополучным прибытием?    

– Святотатец  и грешник! – воскликнул Ричард, стараясь подражать языку, которым обычно  говорили служители Церкви. – Да кто ты такой, что смеешь задерживать  святого человека, идущего исполнить священный долг?    

– Я  йомен в этом лесу, – ответил Робин Гуд, – и вместе с моими товарищами  живу охотой и щедростью служителей Церкви.    

– А  ты, клянусь спасением моей души, смелый плут, – пряча улыбку, сказал  король, – если осмеливаешься мне прямо в лицо признаться, что ешь  моих… – я хотел сказать королевских – оленей и грабишь духовенство.  Клянусь святым Губертом, по крайней мере в искренности тебе не откажешь!    

– Искренность  – это достояние тех, у кого ничего нет, – ответил Робин Гуд. – Тем, у  кого есть доходы, имения, золотые и серебряные монеты, она ни к чему, и они  обходятся без нее. Я полагаю, благородный аббат, – насмешливо продолжал  Робин, – вы как раз принадлежите к тем счастливчикам, о которых я сказал.  А потому я позволю себе попросить вас посильно помочь в наших нуждах нам и  беднякам – нашим друзьям и подопечным. Вы часто забываете, братья мои, что  совсем рядом с вашими богатыми жилищами много домов, где и хлеба нет, а ведь  золота у вас больше, чем прихотей, которые с его помощью вы можете удовлетворить.    

– Может  быть, ты и прав, йомен, – ответил король, почти забыв о своем религиозном  обличье, – а твое лицо дышит искренностью и честностью, что мне  чрезвычайно нравится. Вид у тебя куда более честный, чем твои поступки; тем не  менее, ради твоей славной улыбки и христианского милосердия я дарю тебе все  деньги, что у меня сейчас при себе – сорок золотых. Я очень огорчен, что их у  меня с собой так мало, но король, который, как тебе без сомнения известно, уже  несколько дней живет в Ноттингемском замке, совершенно опустошил мои карманы.  Итак, этими деньгами ты можешь располагать, потому что мне нравится твое лицо и  решительные лица твоих товарищей.    

И с  этими словами король протянул Робин Гуду маленький кожаный мешочек, в котором  лежало сорок золотых.    

– Вы  редкость среди священников, господин аббат, – со смехом сказал  Робин, – и если бы я не дал обет брать хоть что-нибудь у каждого служителя  святой Церкви, я бы не принял вашего великодушного подношения, но, дабы никто  не сказал, что вы слишком пострадали, проезжая Шервудским лесом, ваши сопровождающие  и ваши лошади проедут даром, и более того, позвольте мне получить с вас только  двадцать золотых.    

– Ты  действуешь благородно, лесник, – ответил Ричард, которого, казалось,  тронула любезность Робина, – и мне доставит удовольствие поговорить о тебе  с нашим государем. Его величество уже немного тебя знает, потому что он поручил  мне приветствовать тебя от его имени, если мне посчастливится тебя встретить.  Между нами говоря, мне кажется, что король Ричард, который ценит храбрость в  любом человеке, не имел бы ничего против того, чтобы поблагодарить лично  йомена, который помог ему отворить ворота Ноттингемской крепости, и спросить у  него, почему он вместе со своими храбрыми товарищами исчез сразу после битвы.    

– Если  в один прекрасный день мне бы посчастливилось увидеть его величество, то я, не  колеблясь, ответил бы на последний вопрос, ну а сейчас, сэр аббат, поговорим о  другом. Я очень люблю короля Ричарда, потому что душой и сердцем он англичанин,  хотя кровные узы связывают его с норманнами. Мы все здесь, священники и миряне,  верные слуги его всемилостивейшего величества, и, если вы соблаговолите принять  мое предложение, сэр аббат, мы вместе выпьем за здоровье благородного Ричарда.  Лесные братья умеют быть гостеприимными безвозмездно, когда им посчастливится  принимать в старом Шервудском лесу саксов и щедрых монахов.    

– С  удовольствием принимаю твое любезное предложение, Робин Гуд, – ответил  король, – и готов следовать за тобой туда, куда тебе угодно будет меня повести.    

– Благодарю  за доверие, добрый брат, – сказал Робин и повел лошадь Ричарда по  тропинке, заканчивавшейся у Дерева Встреч.    

Маленький  Джон, Красный Уилл и четверо рыцарей, переодетых монахами, последовали за ними.    

И едва  они выехали на тропинку, как ее стремительно пересек испуганный шумом олень, но  стрела Робина летела быстрее, и бедное животное упало с пронзенным сердцем.    

– Прекрасный  выстрел! Прекрасный! – весело воскликнул король.    

– Ничего  особенного, сэр аббат, – сказал Робин, глядя на Ричарда с некоторым  удивлением, – любой из моих людей без исключения может так же убить оленя,  и даже моя жена умеет стрелять из лука и показывать куда более впечатляющие  примеры меткости, чем тот, которому вы сейчас были свидетелем.    

– Твоя  жена? – переспросил король. – У тебя есть жена? Клянусь мессой, мне  интересно познакомиться с той, что разделяет все превратности твоего  неспокойного существования.    

– Моя  жена не единственная представительница своего пола, сэр аббат, которая  предпочла верное сердце и жизнь на лоне природы вероломной любви и городской  роскоши.    

– Я  тебя познакомлю со своей женой, сэр аббат, – крикнул Красный Уилл, –  и если ты не признаешь, что ее красота достойна трона, позволь считать, что ты  или слеп, или вкус у тебя и вовсе скверный.    

– Клянусь  святым Дунстаном, – заметил Ричард, – права народная молва, называя  вас веселыми лесными братьями; у вас здесь есть все: красивые женщины,  королевская дичь, свежая листва и полная свобода.    

– А  потому мы и счастливы, сударь, – смеясь, сказал Робин.    

Вскоре  они выехали на лужайку, где все уже было приготовлено к трапезе и ожидало гостей;  один вид и запах свежезажаренной дичи пробудил недюжинный аппетит Ричарда  Львиное Сердце.    

– Клянусь  совестью моей матери! – воскликнул он (поспешим заметить, что у  благородной дамы Алиеноры было очень мало совести и произнести подобную клятву  можно было только в шутку). – Воистину, королевский обед!    

Потом  король сел за стол и с большим удовольствием стал есть. Когда обед подошел к  концу, Ричард сказал своему хозяину:    

– Ты  пробудил у меня желание познакомиться с красивыми женщинами, которые живут в  твоем обширном поместье; представь их мне: хотелось бы посмотреть, в самом ли  деле они достойны, как утверждал твой рыжий товарищ, украшать двор короля  Англии.    

Робин  послал Уилла за прекрасными лесными обитательницами и приказал своим людям  приготовить все к состязаниям, которыми они развлекались по праздникам.    

– Мои  люди попробуют вас немного развлечь, сэр аббат, – сказал Робин, снова  садясь рядом с королем, – и вы сами увидите, что ни наши развлечения, ни  наш несколько странный образ жизни не таят в себе ничего предосудительного;  прошу вас как о милости, когда вы увидите доброго короля Ричарда, скажите ему,  что веселые братья из Шервудского леса не опасны для честных саксов и не злы по  отношению к тем, кто сочувствует неизбежным горестям их трудной жизни.    

– Будь  спокоен, храбрый йомен, его величество узнает обо всем, что здесь происходит,  как если бы он сам на моем месте отобедал у тебя.    

– Вы,  сударь, самый любезный аббат, который мне встречался в жизни, и я счастлив, что  могу обращаться с вами как с братом. Теперь соблаговолите обратить внимание на  моих лучников: меткость у них ни с чем не сравнимая, и, чтобы вас развлечь, я  уверен, они покажут чудеса.    

Люди  Робина начали стрелять из лука, причем рука их была настолько тверда, а глаз  так меток, что король похвалил их с истинным удивлением.    

Стрельба  длилась уже около получаса, когда появился Красный Уилл, сопровождаемый  Марианной и Мод; обе они были одеты в амазонки из зеленого линкольнского сукна,  и при каждой были лук и колчаны со стрелами.    

Вслед за  ними появились Барбара, Уинифред, прекрасная Лили и очаровательные жены молодых  Гэмвеллов.    

Король  широко открыл глаза и, не говоря ни слова устремил свой взгляд на прекрасные  лица, раскрасневшиеся под его взглядом.    

– Сэр  аббат, – сказал Робин, беря за руку Марианну, – представляю вам  царицу моего сердца, мою любимую жену.    

– Ты  можешь смело добавить – королеву твоих веселых лесных братьев, славный  Робин, – воскликнул король, – и ты прав, гордясь тем, что внушил  любовь этому очаровательному созданию! Милая дама, – продолжал  король, – позвольте мне в вашем лице приветствовать владычицу большого  Шервудского леса и выразить вам поклонение вашего верного подданного.    

Сказав  это, король опустился на одно колено, взял белую ручку Марианны и почтительно  коснулся ее губами.    

– Вы  очень любезны, сэр аббат, – скромно ответила Марианна, – но  соблаговолите вспомнить, прошу вас, что человеку в святом обличье не пристало  склоняться перед женщиной, только Богу вы можете принести подобное  свидетельство покорности и уважения.    

«Она  прочла мне мораль, достаточно сложную для жены простого лесника», –  прошептал король, возвращаясь на свое место поддеревом Встреч.    

– Сэр  аббат, а вот и моя жена! – закричал Уилл, увлекая Мод вслед за Ричардом.    

Король  посмотрел на Мод, а потом с улыбкой сказал:    

– Эта  прелестная особа и есть, несомненно, та дама, которая оказала бы честь  королевскому дворцу?    

– Да,  сударь, – сказал Уилл.    

– Ну  что же, милый друг, – продолжал Ричард, – я разделяю твое мнение, и,  если тебе угодно мне это позволить, я поцелую прекрасные щечки твоей любимой.    

Уильям  улыбнулся, король принял это за разрешение и галантно поцеловал молодую женщину.    

– Позвольте  сказать вам на ухо одно слово, сэр аббат, – сказал Уилл, подходя к королю,  который охотно склонился к нему. – Вы человек со вкусом, – продолжал  Уилл, – и отныне вам нечего бояться в Шервудском лесу. С сегодняшнего дня,  когда бы случай не забросил вас к нам, вам всегда будет оказан сердечный прием.    

– Спасибо  за любезность, добрый йомен, – весело ответил король. – Ах, но кого  же это еще я вижу? – воскликнул Ричард, увидев сестер Уилла, подходивших к  нему в сопровождении Лили. – Ну, ребята, ваши дриады – настоящие феи.  (Король взял за руку юную Лили.) Святой Девой клянусь, – прошептал  он, – вот уж не думал, что может быть на свете женщина, столь же красивая,  как моя нежная Беренгария, но, душой клянусь, я вынужден признать, что эта  девочка не уступает ей чистотой и красотой. Милая моя, – сказал король,  пожимая крошечную ручку, – ты выбрала суровую жизнь, лишив себя всех  развлечений, столь свойственных твоему возрасту. Ты не боишься, бедное дитя,  что бурные ветры в этом лесу задуют слабый огонек твоей жизни, как они ломают  хрупкие цветы?    

– Отец  мой, – спокойно ответила Лили, – ветер приноравливается к величине  кустов; самые слабые он щадит. Здесь я счастлива: человек, который мне дорог,  живет в этом старом лесу, и рядом с ним я беды не знаю.    

– Ты  права, не скрывая любви, если твой любимый достоин тебя, нежное дитя, –  ответил Ричард.    

– Он  и большей любви достоин, чем моя, отец мой, – ответила Лили, – но я  тоже люблю его как только могу.    

Сказав  это, молодая женщина покраснела; большие голубые глаза Ричарда смотрели на нее  так пламенно, что ей стало невыразимо страшно, она потихоньку отняла у него  руку и села рядом с Мод.    

– Признаюсь  тебе, мастер Робин, – сказал король, – что во всей Европе не найдется  королевского двора, который может похвалиться тем, что вокруг его трона  собралось столько красивых молодых женщин, сколько я вижу вокруг нас. Я видел  женщин разных стран, но нигде не встречал такой полной сладостного спокойствия  красоты, как у саксонских женщин. Будь я проклят, если свежие лица, которые  окружают меня, не стоят сотни красавиц Востока или любых других стран.    

– Счастлив  слышать это, сэр аббат, – ответил Робин, – вы еще раз доказываете  мне, что в ваших жилах течет чистая английская кровь. Я не могу быть судьей в  столь деликатном вопросе, ибо мало путешествовал и дальше Дербишира и Йоркшира  почти ничего не знаю. И все же я вместе с вами склоняюсь к мнению, что  саксонские женщины – самые красивые в мире.    

– Ну,  конечно, самые красивые, – решительно подтвердил Уилл. – Я проехал по  большей части французского королевства и могу подтвердить, что не встретил ни  одной девушки или женщины, которую можно было бы сравнить с Мод. Мод – идеал  английской красоты, вот мое мнение.    

– Вы  служили? – спросил король, внимательно глядя на молодого человека.    

– Да,  сударь, – ответил Уильям, – я служил в войсках короля Генриха в  Аквитании, Пуату, Арфлёре, Эврё, Бове, Руане и во многих других местах.    

– Ах,  вот как! – воскликнул король, отворачиваясь из опасения, что молодой  человек может его в конце концов узнать. – Робин Гуд, – обратился он  к своему хозяину, – ваши люди приготовились продолжать состязания; мне бы  очень хотелось посмотреть на их упражнения.    

– Как  вам угодно, так мы и сделаем, сударь; я покажу вам, как я обучаю своих  лучников. Мач, – крикнул Робин, – повесьте на прутья стрельбища  гирлянды из роз.    

Мач  исполнил приказ, и теперь концы прутьев торчали из цветочных кружков.    

– Ну,  а теперь, ребята, – воскликнул Робин, – цельтесь в прут; кто  промахнется – отдаст мне одну стрелу и получит пощечину! Будьте внимательны,  потому что, клянусь Матерью Божьей, простофилей я не пощажу; само собой  разумеется, что я стреляю вместе с вами и, если промахнусь, то понесу то же  наказание.    

Некоторые  из лесных братьев промахнулись и спокойно получили увесистую оплеуху. Робин Гуд  расщепил прут и на его место поставил новый; Уилл и Маленький Джон промахнулись  и под всеобщий хохот понесли заслуженное наказание.    

Последним  выстрелил опять Робин и, желая показать мнимому аббату, что он не делает  различия между собой и своими людьми, намеренно промахнулся.    

– Ах,  атаман, – воскликнул один из йоменов в сильном изумлении, – вы не  попали в цель?    

– Ей-Богу,  правда, и заслужил наказание. Ну, кто из вас желает погладить меня по щеке?  Может быть, ты, Маленький Джон, ты ведь у нас самый сильный и ударить сумеешь  крепко.    

– Меньше  всего на свете мне бы хотелось тебя ударить, – ответил Джон, – уж  очень это неприятное поручение, оно навсегда рассорит меня с моей правой рукой.    

– Ну  что же, Уилл, тогда ты.    

– Спасибо,  Робин, но я от всего сердца отказываюсь от такого удовольствия.    

– Я  тоже отказываюсь, – сказал Мач.    

– Я  тоже! – крикнул один из йоменов.    

– И  мы все тоже! – в один голос закричали лесные братья.    

– Ну,  это пустое ребячество, – строго сказал Робин, – я же, не колеблясь,  наказал провинившихся, и вы должны ко мне отнестись как к равному и,  следовательно, так же строго. Ну, раз никто из моих людей не смеет поднять на  меня руку, это дело следует завершить вам, сэр аббат. Вот моя лучшая стрела, и  прошу вас, сударь, оказать мне эту услугу с такой же щедростью, с какой я  оказал ее своим провинившимся лучникам.    

– Не  могу осмелиться оказать тебе эту услугу, дорогой Робин, – со смехом сказал  король, – рука у меня тяжеловата, и бью я крепко.    

– Я  не неженка, сэр аббат, делайте как вам удобно.    

– Ты  настаиваешь? – спросил король, засучив рукав и обнажив мускулистую  руку, – ну, что ж, получи, что просил.    

Удар был  так силен, что Робин упал навзничь, но тут же поднялся.    

– Свидетельствую  перед Господом, – сказал он, улыбаясь, хотя лицо его горело, – вы самый  сильный монах в веселой Англии. У вас слишком сильная рука для человека,  безмятежно исполняющего священнические обязанности, и я готов голову заложить  (а она оценена в четыреста золотых), что вы лучше управляетесь с луком и  палкой, чем с крестом.    

– Возможно, –  смеясь, сказал король, – добавь еще, если тебе угодно, с мечом, копьем и  щитом.    

– И  ваши слова и все ваши повадки обличают в вас скорее человека, привыкшего к беспокойной  жизни солдата, а не к благочестивому существованию служителя святой  Церкви, – добавил Робин, внимательно рассматривая короля, – мне бы  очень хотелось узнать, кто вы, потому что мне в голову приходят странные мысли.    

– Прогони  эти мысли, Робин Гуд, и не пытайся понять, тот ли я, за кого себя выдаю сейчас, –  живо отозвался король.    

В это  мгновение к Робину подошел сэр Ричард Равнинный, который с самого утра был в  отлучке. Увидев короля, рыцарь вздрогнул, потому что отлично знал его в лицо.  Рыцарь посмотрел на Робина: тот, казалось, не догадывался, какого высокого  гостя он принимает.    

– Ты  знаешь того, кто одет аббатом? – шепотом спросил рыцарь у Робина.    

– Нет, –  ответил Робин, но вот уже несколько минут мне кажется, что эти рыжие полосы и  большие голубые глаза могут принадлежать единственному человеку на свете…    

– И  этот человек – Ричард Львиное Сердце, король Англии! – невольно воскликнул  рыцарь.    

– Ах,  вот как?! – произнес, подходя к ним, мнимый монах.    

Робин  Гуд и сэр Ричард упали на колени.    

– Теперь  я узнал величественный облик моего короля, – сказал главарь  разбойников, – облик нашего доброго короля Ричарда Английского!  Благословит Господь ваше величество за отвагу!    

На лице  короля появилась благожелательная улыбка.    

– Ваше  величество, – продолжал Робин, по-прежнему смиренно стоя на коленях, –  теперь вы знаете, кто мы такие: бедные изгнанники, вынужденные покинуть дома  своих предков из-за жестокости и несправедливого притеснения. Лишенные крова и  имущества, мы искали прибежища в глухом лесу; мы жили охотой и милостыней,  которую взимали как дань, но без насилия и самым вежливым способом; нам давали  и охотно, и не очень, но если, как нам становилось известно, тот, кто  отказывался помочь нашей нужде, вез в своем кошельке деньги на выкуп рыцаря, мы  никогда не брали их у него. Ваше величество, прошу у вас пощады себе и своим  товарищам.    

– Встань,  Робин Гуд, – сказал король, и в голосе его прозвучала доброта, – и  скажи мне, по какой причине ты со своими храбрыми лучниками пришел мне на  помощь, когда я осаждал Ноттингемский замок?    

– Государь, –  ответил Робин Гуд, послушно поднимаясь по приказу короля с колен, но склоняясь  перед ним в почтительном поклоне, – вы божество всех истинных англичан.  Ваши поступки заслужили вам всеобщее уважение и снискали славу храбрейшего из  храбрейших, человека с львиным сердцем, который, оставаясь честным рыцарем,  всегда побеждает в бою своего врага и простирает свою великодушную длань над  несчастными. Принц Джон заслужил немилость вашего величества, и, когда я узнал,  что вы стоите под стенами Ноттингемского замка, я втайне встал под ваши  знамена. Ваше величество взяли замок, где укрывался мятежный принц, моя задача  была выполнена, и я, ни слова ни говоря, удалился, поскольку сознания, что я  честно послужил своему королю, достаточно для удовлетворения моих самых  сокровенных желаний.    

– От  всего сердца благодарю тебя за искренность, Робин Гуд, – произнес  Ричард, – и твоя любовь весьма мне приятна. Ты говоришь и поступаешь как  честный человек; я тобой доволен и дарую полное прощение всем веселым братьям  Шервудского леса. У тебя и руках великая класть – власть вершить зло, но ты  этим опасным могуществом не воспользовался. Ты помогал бедным, а их и  Ноттингемшире немало. Ты весьма вежливо взимал дань с богатых норманнов, чтобы  изыскать средства к существованию своих людей. Я прощаю твою вину; все твои  поступки суть не что иное, как последствия совершенно необычного положения, в  какое ты попал. Но, поскольку ты нарушил охотничьи законы, поскольку князья  Церкви и владетельные сеньоры были вынуждены оставить у тебя в руках крохи  своих огромных сокровищ, твое помилование должно быть оформлено указом, чтобы  ты мог жить спокойно, не опасаясь упреков и преследований. Завтра в присутствии  своих рыцарей я провозглашу, что постановление об изгнании, ставящее тебя ниже  последнего крепостного в этом королевстве, полностью отменяется. Я возвращаю  тебе и тем, что разделял с тобой все превратности твоего нелегкого  существования, все права и привилегии свободных людей. Я сказал и клянусь, что,  милостью Бога всемогущего, сдержу слово.    

– Да  здравствует Ричард Львиное Сердце! – закричали рыцари.    

– Да  хранит ваше величество Святая Дева всегда и везде! – взволнованно сказал  Робин Гуд и, став на одно колено, почтительно поцеловал руку великодушного  короля.    

Исполнив  долг благодарности, Робин поднялся и протрубил в рог, и лесные братья, занятые  до того кто стрельбой излука, кто состязанием на палках, тотчас же бросили свои  занятия и собрались вокруг своего главаря.    

– Храбрые  мои товарищи, опуститесь все на одно колено и обнажите головы: вы находитесь в  присутствии нашего законного государя, любимого короля веселой Англии, Ричарда  Львиное Сердце! Окажите почести нашему благородному хозяину и господину!    

Разбойники  повиновались, и, пока все они стояли перед Ричардом на коленях, склонив голову,  Робин поведал им о монаршей милости.    

– А  теперь, – добавил Робин, – пусть своды старого леса огласит наше  дружное «ура». Настал для нас великий день: милостью Божьей и благородного  Ричарда вы свободны!    

Веселых  братьев не нужно было еще раз просить выразить переполнявшую их радость. Они  так дружно грянули «ура», что их было слышно за две мили от Дерева Встреч.    

Когда  шум стих, Ричард Английский пригласил Робина вместе со всеми его людьми сопровождать  его в Ноттингемский замок.    

    

– Ваше  величество, – ответил Робин, – ваше лестное приглашение переполняет  мое сердце невыразимой радостью. Душой и телом я принадлежу моему государю, и,  если вы позволите, я отберу из своих людей сто сорок лучников, которые всецело  будут преданы вашему всемилостивейшему величеству и будут вашими верными  слугами.    

Король  был в равной степени польщен и удивлен почтительным поведением героического  разбойника; он сердечно поблагодарил его и, предложив ему отпустить людей,  чтобы они продолжили свои на минуту прерванные игры, взял со стола чашу,  наполнил ее до краев, выпил залпом, а затем сказал весело и по-дружески  заинтересованно:    

– Ну  а теперь, друг Робин, скажи мне, прошу тебя, кго этот великан: мне трудно  назвать иначе огромного парня, которого Небо одарило такой славной физиономией.  Душой клянусь, до сегодня я считал себя человеком необыкновенного роста, а  сейчас вижу, что рядом с ним я просто жалкий цыпленок. Какая ширина плеч! Какая  сила! А как сложен!    

– Он  удивительно добр тоже, государь, – ответил Робин, – а сила у него  сказочная: он один может остановить целую армию, и при этом он, как наивный и  чистый ребенок, умиляется, слушая трогательную историю. Этот человек, имевший  честь привлечь внимание вашего величества, – мой брат, товарищ и лучший  друг; у него золотое сердце, верное, как сталь его непобедимого меча. Он так  удивительно владеет палкой, что его никто никогда еще не одолел, к тому же он  самый меткий лучник в нашем краю и самый храбрый парень на земле.    

– Мне  приятно слышать твои слова, Робин, – ответил король, – потому что  тот, кто смог тебе их внушить, достоин быть моим другом. Я хочу немного  поговорить с этим славным йоменом. Как его зовут?    

– Джон  Нейлор, ваше величество, но, из-за его скромного роста, мы обычно его называем  Маленьким Джоном.    

– Клянусь  мессой! – со смехом воскликнул король. – Отряд подобных Маленьких  Джонов навел бы ужас на неверных собак! Эй, роскошный лесной дуб, Вавилонская  башня, Маленький Джон, мальчик мой, подойди ко мне, я хочу тебя получше  рассмотреть!    

Джон  подошел и, обнажив голову, со спокойной уверенностью стал ждать приказаний короля.    

Король  задал ему несколько вопросов о его необыкновенной силе, попробовал бороться с  ним, но был со всей почтительностью побежден своим противником-великаном. После  этого, король присоединился к играм веселых братьев, причем сделал это так  естественно, как будто был одним из них, и наконец заявил, что давно не  проводил дня так весело.    

В эту  ночь король Англии спал под охраной разбойников Шервудского леса, а на следующее  утро, отдав дань прекрасному завтраку, собрался обратно в Ноттингем.    

– Мой  храбрый Робин, – сказал король, – не можешь ли ты мне подыскать такую  же одежду, какую носят твои люди?    

– Могу,  ваше величество.    

– Прекрасно!  Тогда предоставь мне и моим рыцарям наряд, похожий на твой, и при въезде в  Ноттингем мы разыграем занимательную сцену. Наши должностные люди всегда  необычайно усердствуют, когда они чувствуют, что рядом находится начальник и он  может их видеть; вот я и уверен, что наш бравый шериф и его доблестные солдаты  докажут нам свою непобедимую храбрость.    

Король и  его рыцари переоделись в наряды, подобранные Робином, и Ричард, галантно поцеловав  Марианну и в ее лице всех дам, в окружении Робин Гуда, Маленького Джона, Красного  Уилла, Мача и еще ста сорока лучников весело направился к замку.    

У ворот  Ноттингема Ричард приказал своей свите громко крикнуть победное «ура».    

Этот  грозный клич заставил горожан появиться на пороге домов, и при виде вооруженных  до зубов лесных братьев они решили, что разбойники убили короля, после чего,  вдохновленные своим кровавым подвигом, явились в город, чтобы уничтожить его  жителей. Обезумев от ужаса, бедные люди в беспорядке бросились – кто прятаться  по тайным углам домов, а кто прямо навстречу разбойникам. Кто-то зазвонил в  набат, сзывая городской гарнизон, и стал искать шерифа, который чудесным  образом превратился в невидимку.    

Личное  войско Ричарда уже собралось произвести вылазку, которая могла представить серьезную  опасность для разбойников, но тут его командиры сдержали воинственный пыл  солдат, не желая без причины вступать в бой.    

– Ну  и воины! – сказал Ричард, насмешливо глядя на боязливых защитников  города. – Мне кажется, что и горожане и солдаты очень дорожат жизнью.  Шериф отсутствует, командиры дрожат; Богом клянусь, эти трусы заслуживают  примерного наказания!    

Но не  успел король договорить эти слова, весьма нелестные для граждан Ноттингема, как  его личный отряд под предводительством капитана поспешно вышел из замка в  полном боевом строю и с копьями наизготове.    

– Клянусь  святым Дионисием! Мои ребята не шутят! – воскликнул король и поднес к  губам рог, который ему дал Робин.    

Он дна  раза протрубил сигнал, о котором было заранее условлено с капитаном его телохранителей,  и тот велел убрать оружие и почтительно стал ждать, пока подъедет король.  Новость о возвращении Ричарда Английского в триумфальном сопровождении короля  разбойников разнеслась с той же быстротой, с какой до этого разнеслась весть о  кровожадно настроенных лесных братьях. Горожане, до этого осторожно решившие  отсидеться по домам, появились бледные, но улыбающиеся, а уверившись в том, что  Робин Гуд и его люди получили прощение короля, они дружески окружили лесных  братьев, приветствуя их, пожимая им руки и наперегонки клянясь в вечной приязни  и дружбе. В толпе раздались радостные крики, поздравления, и отовсюду только и  слышалось: «Слава благородному Робин Гуду, слава храброму йомену, слава великодушному  изгнаннику! Слава доброму Робин Гуду!» Голоса становились все громче и смелее,  и Ричард, которому в конце концов надоели эти жаркие приветствия главарю  разбойников, воскликнул: «Клянусь моей короной и скипетром, мне кажется, что  здесь король ты, Робин Гуд!»    

– Ах,  государь, – ответил, с горечью улыбаясь, молодой человек, – не  придавайте значения этой видимой дружбе, она всего лишь отражение той бесценной  милости, которой вашему величеству было угодно одарить бедного изгнанника. Одно  слово короля Ричарда способно изменить в крики ненависти эти жаркие  приветствия, вызванные моим здесь присутствием, и те же люди, без всяких  размышлений и угрызений совести перейдут от хвалы к порицанию, от восхищения к  презрению.    

– Правду  ты говоришь, дорогой Робин, – со смехом ответил король, – эти  мошенники повсюду одинаковы, и я уже имел случай убедиться в полном отсутствии  мужества у горожан Ноттингема. Когда я явился сюда с намерением наказать принца  Джона, они приняли мое возвращение в Англию со сдержанностью и осторожностью.  Для них существует только право сильного, и они не ведают, что это с твоей  помощью мне было легко овладеть замком и изгнать из него моего брата. Теперь  они нам показывают лучшую часть своей подлой натуры и осыпают нас мерзкой  лестью. На том мир стоит. Оставим их и подумаем о себе. Я обещал тебе, дорогой  Робин, достойную награду за услугу, которую ты мне оказал. Так говори, чего же  ты хочешь, у короля Ричарда только одно слово, и он всегда выполняет обещанное.    

– Ваше  величество, – ответил Робин, – вы оказываете мне великую милость,  предлагая ваше великодушное заступничество; я принимаю его для себя, для своих  людей и одного рыцаря, который попал в немилость у короля Генриха и вынужден  был искать убежища в Шервудском лесу. Этот рыцарь, ваше величество, человек  мужественный, достойный отец семейства, храбрый сакс; если ваше величество  окажет мне честь выслушать историю сэра Ричарда Гоуэра Равнинного, я уверен,  что вы не откажете мне в моей скромной просьбе.    

– Мы  дали тебе королевское слово не отказывать тебе ни в одной твоей просьбе, друг Робин, –  тепло ответил король, – говори без опасения и расскажи нам какое стечение  обстоятельств привело этого рыцаря к тому, что он попал в немилость у моего  отца.    

Робин  поспешил удовлетворить любопытство короля и рассказал ему как можно короче  историю сэра Ричарда.    

– Клянусь  Божьей Матерью! С этим рыцарем поступили жестоко, и ты действовал благородно,  придя ему на помощь. Но да не будет сказано, что ты, храбрый Робин Гуд,  превзошел короля Англии в благородстве и великодушии и в этот раз. Я желаю в  свою очередь оказать покровительство твоему другу; подведи его ко мне.    

Робин  позвал рыцаря, и тот почтительно предстал перед королем с сердцем, исполненным  самых радужных надежд.    

– Сэр  Ричард Равнинный, – милостиво сказал король, – твой доблестный друг  Робин Гуд только что рассказал мне о несчастьях, постигших твою семью, и об  опасностях, которым ты подвергался. Я счастлив восстановить правосудие и тем  самым засвидетельствовать Робин Гуду искреннее восхищение и глубокое уважение,  которые вызывает у меня его поведение. Я снова ввожу тебя во владение твоими  поместьями, и в течение года ты будешь освобожден ото всех налогов и обложений.  Кроме того, я отменяю указ о твоем изгнании, чтобы даже память об этом  несправедливом деянии изгладилась из памяти твоих сограждан. Отправляйся в свой  замок, тебе будут доставлены грамоты о твоем полном и безоговорочном  помиловании. А ты, Робин Гуд, проси еще чего хочешь от того, кто, даже  удовлетворив все твои желания, не будет считать себя полностью свободным от  долга признательности.    

– Ваше  величество, – сказал рыцарь, становясь на колени, – как я могу  выразить вам признательность, переполняющую мое сердце?    

– Сказав  мне, что ты счастлив, – весело ответил король, – и пообещав больше не  оскорблять служителей святой Церкви.    

Сэр  Ричард почтительно поцеловал руку великодушного государя и скромно смешался с  одной из групп, стоявших вокруг короля.    

– Ну,  храбрый мой лучник, – продолжал король, поворачиваясь к Робин Гуду, –  чего еще ты хочешь от меня?    

– Сейчас  больше ничего, ваше величество; позже, если ваше величество позволит, я попрошу  его о последней милости.    

– И  ты ее получишь. А теперь идем в замок; Шервудский лес был очень гостеприимен к  нам, и надо надеяться, что в Ноттингемском замке тоже кое-что найдется, чтобы  устроить королевский пир. Твои люди превосходно готовят дичь, и свежий воздух и  усталость придали нам необычайный аппетит, ибо поели мы с отменным  удовольствием.    

– Ваше  величество могли есть сколько душе было угодно, – со смехом ответил  Робин, – ведь дичь-то была ваша.    

– Наша  или первого пришедшего поохотиться, – весело возразил король. – И  даже если все будут делать вид, что верят, будто олени Шервудского леса – наша  исключительная собственность, то найдется один йомен, близко тебе знакомый,  дорогой Робин, и триста парней, входящих в его отряд, которых права короны  всегда мало заботили.    

Беседуя  таким образом, Ричард направлялся к замку, и, до самых ворот старинного владения,  короля и знаменитого разбойника провожали радостные приветствия жителей  Ноттингема.    

Великодушный  король в тот же день сдержал обещание, которое он дал Робин Гуду: он подписал  акт, отменивший указ об изгнании, и вернул молодому человеку все титулы, права  и имения семьи графов Хантингдонов.    

На  следующий день после этого счастливого события Робин Гуд собрал своих людей в одном  из дворов замка и объявил им о неожиданных переменах в своей судьбе. Эта  новость искренне обрадовала славных йоменов; они так любили Робин Гуда, что  дружно отказались от свободы, которую он хотел им вернуть. Поэтому было тут же  решено, что веселые братья больше не будут взимать дань с норманнов и  священнослужителей, а кормить и одевать их будет их благородный хозяин, Робин  Гуд, ставший графом Хантингдоном и богачом.    

– Ребята, –  добавил Робин Гуд, – раз вы хотите остаться со мной и сопровождать меня в  Лондон, если я вынужден буду туда отправиться по приказу нашего обожаемого  государя, то вы должны мне поклясться никогда и никому не открывать  местоположения нашего убежища. Оно может стать для нас драгоценным в случае  новых несчастий.    

Лесные  братья громко произнесли клятву, которую требовал их главарь, и Робин предложил  им немедленно готовиться к отъезду.    

Тридцатого  марта 1194 года, накануне своего отъезда в Лондон, Ричард держал совет в  Ноттингемском замке, и, среди прочих важных решений, были подтверждены права  Робин Гуда на графство Хантингдон. Король выразил настойчивое желание вернуть  Робину поместья, находившиеся в руках аббата Рамсея, и советники Ричарда твердо  обещали ему вынести в пользу Робина судебный приговор, который бы возместил  несчастья, столь стойко перенесенные благородным изгнанником за долгие годы.    

 XIII    

     

Покидая,  и, быть может, навсегда, старый лес, который столько лет служил ему убежищем,  Робин Гуд испытывал столь острое сожаление о прошедшем, а также некоторое  опасение за будущее, столь мало соответствовавшее щедрым обещаниям Ричарда, что  он решил подождать под спасительной сенью своего лесного обиталища  окончательного исполнения взятых на себя королем обязательств.    

Это было  очень удачное решение – задержаться в Шервуде, потому что коронация Ричарда,  происходившая в Винчестере вскоре после его возвращения в Лондон, настолько  сильно заняла всех, что были бы совсем некстати напоминания о правах молодого  графа Хантингдона, которые король признал, но не провозгласил публично.    

Едва  только окончились коронационные торжества, как Ричард уехал на континент, куда  его призывало острое желание отомстить Филиппу Французскому, и, понадеявшись на  слово своих советников, он оставил на них дело восстановления в правах храброго  Робин Гуда.    

Барон  Бротон (аббат Рамсей), во владении которого находилось имение Хантингдонов, пустил  в ход все свое влияние и огромное состояние, чтобы отсрочить исполнение указа  короля о возвращении этого богатого графства истинному наследнику; но, поступая  крайне предусмотрительно в отношении друзей и покровителей, осторожный барон и  виду не показывал, что он собирается открыто воспротивиться воле Ричарда, а  просто просил повременить немного, задаривая канцлера, и таким образом  продолжал спокойно пользоваться огромным состоянием, которое он присвоил.    

Пока  Ричард сражался в Нормандии, а аббат Рамсей перетянул на свою сторону все ведомство  канцлера, Робин Гуд с доверием ждал известии о том, что он может вступить во  владение имуществом своего отца.    

Одиннадцать  месяцев сломили свойственное ему терпение: он набрался мужества, которое ему придало  благожелательное отношение к нему короля во время пребывания его в Ноттингеме,  и послал запрос Хьюберту Уолтеру, архиепископу Кентерберийскому, хранителю  печати и верховному судье Английского королевства. Прошение Робин Гуда дошло по  назначению, и архиепископ был о нем осведомлен; эта справедливая просьба не  была открыто отклонена, на нее просто никто не ответил, и считалось, что ее,  как бы не было.    

Эта  бездеятельность людей, которые должны были по долгу службы способствовать восстановлению  его в правах наследства, говорила об их недобросовестности, и молодой человек  легко догадался, какая подспудная борьба затевается против него. К несчастью,  аббат Рамсей, ставший бароном Бротоном и графом Хантингдоном, был слишком  могущественным противником, чтобы предпринять против него в отсутствие Ричарда  хоть какие-либо враждебные действия. Поэтому Робин решил закрыть глаза на  несправедливость, жертвой которой он стал, и спокойно ждать возвращения короля  Англии.    

Приняв  это решение, Робин Гуд отправил верховному судье второе послание. В нем он выразил  неудовольствие тем, что аббату Рамсею оказывается очевидное покровительство, и  заявлял, что в надежде на скорое возвращение Ричарда в Англию и его правосудие  он снова становится главарем разбойников и будет жить, как и прежде, в  Шервудском лесу.    

Хьюберт  Уолтер не проявил никакого видимого внимания к этому письму, но, наводя порядок  во всей Англии и принимая строгие меры против наводнивших королевство  многочисленных шаек, Робин Гуда и его веселых братьев, как находящихся под  покровительством Ричарда, не трогал.    

Четыре  года прошли в том обманчивом спокойствии, которое обычно предшествует небесным  бурям и революционным потрясениям. Однажды Англию словно громом поразила внезапная  весть о смерти Ричарда, повергнув в ужас всех его подданных. Восшествие на  престол принца Джона, который словно поставил себе целью возбудить всеобщую к  нему ненависть, послужило сигналом к целой череде преступлений и постыдных  насилий.    

Как раз  в это злосчастное время аббат Рамсей в сопровождении многочисленной свиты  проезжал по дороге в Йорк через Шервудский лес и был остановлен Робин Гудом.  Попав в плен, так же как и сопровождавшие его люди, аббат мог получить свободу,  лишь заплатив значительный выкуп. Бранясь, он заплатил, однако пообещал себе  жестоко отомстить и не замедлил сдержать обещание.    

Аббат  Рамсей обратился к королю, и Джон, в это время крайне нуждавшийся в поддержке  знати, внял жалобам барона и тут же послал сотню человек под командованием сэра  Уильяма Грея, старшего брата Джона Грея, своего любимца, начать преследование  Робин Гуда, приказав разбить отряд лесных братьев наголову.    

Рыцарь  Грей был норманн и ненавидел саксов; движимый этим чувством ненависти, он поклялся  положить вскоре к ногам аббата Рамсея голову его дерзкого соперника.    

Внезапное  прибытие в Ноттингем солдат в кольчугах и крайне воинственного вида посеяло в  городке всеобщую панику, но, когда стало известно, что они направляются в  Ноттингемский лес, чтобы уничтожить отряд Робин Гуда, ужас уступил место  недовольству и несколько человек, преданных разбойникам, побежали предупредить  их о готовящемся против них походе.    

Робин  Гуд встретил эту новость как человек и без того постоянно державшийся настороже  и опасавшийся мести жестоко оскорбленного противника; он ни на минуту не усомнился  в том, что аббат Рамсей содействовал этому столь быстро организованному походу.  Робин, собрав своих людей, приготовился оказать норманнам мощное сопротивление  и тут же подослал врагу ловкого лучника, который, переодевшись крестьянином,  должен был предложить солдатам провести их к дереву, известному во всей округе  как место встречи веселых лесных братьев.    

Эта  простая хитрость, уже не раз выручавшая Робина, удалась и на этот раз, и рыцарь  Грей без всяких колебаний принял предложение посланца Робина. Услужливый лесник  встал во главе отряда и часа три водил его по кустам, колючим зарослям и  завалам, казалось, не замечая того, что солдатам в кольчугах было очень тяжело  проделывать этот переход. Наконец, когда солдаты под тяжестью доспехов стали  буквально валиться с ног от усталости, проводник вывел их, но не к Дереву  Встреч, а на широкую поляну, со всех сторон окруженную вязами, буками и  вековыми дубами. На поляне, свежей и зеленой, как лужайка на парадном дворе  замка, лежали и сидели веселые лесные братья – весь отряд.    

Вид  противника, на первый взгляд безоружного, прибавил силы солдатам; забыв о проводнике,  незаметно затерявшемся среди разбойников, они с победным кличем без всяких  предосторожностей бросились на лесных братьев.    

К  огромному удивлению норманнов, те, почти не меняя небрежной позы, подняли над головами  огромные палки и стали с хохотом вращать их.    

Придя в  отчаяние от этой насмешки, солдаты, обнажив мечи, беспорядочно кинулись на  разбойников, но те, нисколько не смутившись, отклонили палками угрожавшие им  мечи и молниеносно обрушили страшные удары на головы и плечи норманнов. Глухой  шум, какой издавали каски и кольчуги, смешался с криками поверженных наземь  солдат и возгласами йоменов, которые, казалось, не защищали свою жизнь, а  отрабатывали свою ловкость на чучелах.    

Сэр  Уильям Грей, руководивший передвижением отряда, в ярости видел, как падали  вокруг него его лучшие бойцы, и проклинал минуту, когда в голову ему пришла  мысль так тяжело вооружить солдат. Чтобы одолеть людей, чья чудесная сила делала  их и так почти непобедимыми, ловкость и свобода движений были первейшими  условиями, а норманны с трудом могли шевелиться.    

Испугавшись  полного поражения, более чем вероятного, рыцарь остановил сражение, и,  благодаря великодушию Робина, остатки королевского отряда вернулись в  Ноттингем.    

Само  собой разумеется, что признательный норманн в душе дал обещание на следующий же  день вернуться в лес с менее тяжело вооруженными солдатами.    

Робин  Гуд догадался о враждебных замыслах сэра Грея; он построил своих людей в боевом  порядке на том же месте, что и накануне, и стал спокойно ждать появления  солдат, которых один из его людей, посланных в разведку во все примыкавшие к  Ноттингему части леса, встретил в двух милях от Дерева Встреч.    

На этот  раз норманны оделись в легкие костюмы лучников, они были вооружены луками и  стрелами, небольшими мечами и щитами.    

Робин  Гуд и его люди уже около часа стояли на прежнем месте, ожидая солдат, но те не  появлялись. Молодой человек уже решил было, что враги переменили планы, как  вдруг со своего поста примчался один из лучников, стоявших в дозоре, и сообщил,  что норманны, заблудившись по дороге, идут прямо к Дереву Встреч, где по  приказу Робина собрались все женщины.    

Эта  новость пробудила в душе Робина тягостное предчувствие; он побледнел и сказал:    

– Бежим,  постараемся опередить норманнов, нужно остановить их; горе нам и горе им, если  они доберутся до наших женщин!    

Лесные  братья все как один бросились в ту сторону, откуда наступали норманны, надеясь  преградить им путь или успеть первыми оказаться у Дерева Встреч, но солдаты  сильно опередили их, и остановить их или прийти раньше, чтобы предотвратить  несчастье, уже было невозможно. Нравы, а точнее, полная распущенность той  варварской эпохи заставляли Робина и его товарищей бояться, что по отношению к  беззащитным женщинам будет учинено жестокое насилие.    

Норманны  скоро добрались до Дерева Встреч. Увидев их, женщины в ужасе закричали и  бросились, обезумев, бежать куда только можно было. Сэр Уильям сразу же понял,  что его ненависть к саксам может найти выход, если он захватит слабых и  растерявшихся женщин и предаст их смерти, чтобы отомстить за свое первое  поражение.    

По его  приказу солдаты остановились, и сэр Уильям с минуту следил за лихорадочным  бегством охваченных ужасом женщин. Одна из них бежала впереди, а остальные  старались, одновременно прикрывая ее, следовать за ней. Эта явная заботливость  их по отношению к подруге дала понять рыцарю, что она у них самая главная; он  тут же решил, что разумно подстрелить ее первой, поднял лук и спокойно прицелился.  Он был хорошим стрелком; стрела вонзилась точно между плечами, и несчастная  женщина, обливаясь кровью, упала на землю; другие, забыв об опасности, с  горестными криками опустились около нее на колени.    

Один  человек видел, как презренный норманн поднял лук, и этот человек, надеясь предупредить  выстрел, прицелился ему в лоб. Стрела его попала в цель, но слишком поздно:  прежде чем умереть от руки Робин Гуда, сэр Уильям смертельно ранил Марианну.    

– Леди  Марианна ранена! Смертельно ранена! – эта ужасная новость мгновенно  облетела ряды саксов, и у многих на главах показались слезы, потому что эти  мужественные люди с безграничной нежностью любили свою молодую королеву. Горе  же Робина граничило с безумием: он не говорил, не плакал, он сражался.  Маленький Джон и Робин бросились на норманнов, как жаждущие крови тигры, и,  молча, не разжимая побелевших губ, сеяли вокруг себя смерть. Казалось, в них  вселилась сверхъестественная сила: они мстили за Марианну, и мстили жестоко!    

Кровавое  сражение длилось два часа; норманны были разбиты наголову, и ни один из них не  получил ни пощады, ни прощения, только один солдат сумел бежать; он-то и принес  брату сэра Уильяма Грея роковую весть о разгроме отряда.    

Марианну  перенесли на поляну подальше от поля битвы; около нее, заливаясь слезами,  стояла на коленях Мод и тщетно пыталась остановить кровь, хлеставшую из  страшной раны.    

Робин  бросился на колени рядом с Марианной; сердце его разрывалось oт горя, он не мог  ни говори гь, пи шевелиться, из груди его вырывался хрип, он задыхался.    

Когда  Робин приблизился, Марианна открыла глаза и нежно взглянула на него.    

– Ты  ведь не ранен, мой друг? – спросила слабым голосом молодая женщина,  немного помолчав.    

– Нет,  нет, – прошептал Робин: он едва мог шевелить губами.    

– Слава  Божьей Матери! – сказала с улыбкой Марианна. – Я молила ее за тебя, и  она снизошла к моей мольбе. Эта ужасная битва кончилась, дорогой Робин?    

– Да,  милая Марианна, наши враги исчезли, они больше не вернутся… Но поговорим о тебе,  подумаем о тебе, ты… я… Пресвятая Матерь Божья! – воскликнул Робин. –  Это горе выше моих сил!    

– Ну  же, мужайся, милый мой, любимый Робин, подними голову, посмотри на меня, –  сказала Марианна, силясь улыбнуться, – рана неглубокая, она заживет,  стрелу вытащили. Ты же знаешь, мой друг, если бы существовала какая-то  опасность, я бы первая поняла, что мой час пришел. Ну же, взгляни на меня, милый  Робин.    

Произнеся  эти слова, Марианна попыталась притянуть голову Робина к себе, но эта попытка  лишила ее последних сил: когда молодой человек поднял на нее заплаканные,  глаза, Марианна была без сознания.    

Однако  она быстро пришла в себя; нежно утешив мужа, она выразила желание немного отдохнуть  и вскоре глубоко уснула.    

Как  только Марианна уснула на затененном ложе из мха, которое ей устроили подруги,  Робин Гуд пошел выяснить, в каком состоянии находится его отряд. Джон, Мач и  Уилл заботились о раненых и подсчитывали мертвых; раненых среди изгнанников  было немного, человек двенадцать из них – опасно, убитых не было ни одного.  Норманны же, как уже говорилось, погибли все, и по краям поляны вырыли большие  ямы, которые должны были принять их тела.    

Проснувшись  после глубокого сна через три часа, Марианна увидела мужа рядом с собой, и это  ангельское создание, желая поддержать того, кого она так нежно любила, стала  ласково говорить, что не чувствует никакой слабости и скоро поправится.    

Марианна  страдала, Марианна ощущала предсмертную тоску и знала, что надеяться ей больше  не на что, но горе Робина разрывало ей сердце, и она старалась, насколько это  было и ее власти, облегчить мужу роковой удар.    

На  следующий день состояние ее ухудшилось, рана воспалилась, и последняя надежда  на спасение жены угасла даже в сердце Робина.    

– Дорогой  Робин, – сказала Марианна, вкладывая свои пылающие руки в руки мужа, –  приближается мой последний час; наше расставание будет жестоким, но у сердец,  верящих в Божью милость, достанет сил его перенести.    

– О  Марианна, любимая моя Марианна! – воскликнул Робин, рыдая. – Неужели  Матерь Божья совсем покинула нас, раз она позволяет погибнуть нашим сердцам?! Я  не переживу тебя, Марианна, я не смогу без тебя жить.    

– Да  будет тебе опорой вера и долг, любимый Робин, – нежно ответила  Марианна, – ты смиришься с этим несчастьем, потому что такова воля Неба, и  будешь жить, пусть не счастливо, но спокойно среди людей, все существование  которых зависит от тебя. Я скоро покину тебя, мой друг, но прежде чем глаза мои  закроются, чтобы не видеть более дневного света, позволь мне сказать, как я  люблю и любила тебя. Если бы это чувство, переполняющее все мое существо, могло  принять видимую форму, ты бы понял, сколь оно сильно и необъятно. Я любила  тебя, Робин, со всей доверчивостью преданного сердца, всю свою жизнь я молила  Бога о единственной милости – всегда нравиться тебе.    

– И  Бог был милостив к тебе, Марианна, – ответил Робин, стараясь умерить  волнение своей печали, – поскольку и я могу сказать в свою очередь, что  ты, ты одна царила в моем сердце; когда я был рядом с тобой и вдали от тебя, ты  была моей единственной надеждой, моим единственным утешением.    

– Если  бы Небо позволило нам состариться рядом друг с другом, дорогой Робин, –  заговорила опять Марианна, – если бы оно послало нам длинную вереницу  счастливых дней, может быть, расставание наше было бы еще более жестоким,  потому что у тебя не осталось бы сил перенести такую страшную боль. Но мы оба  молоды, и я оставляю тебя на земле в таком возрасте, когда одиночество  наполняется воспоминаниями, а может быть, и надеждой… Обними меня, милый Робин…  вот так… позволь я прижмусь щекой к твоей щеке. Я хочу, чтобы ты услышал мои  последние ласковые слова, я хочу, чтобы душа моя, отлетая, улыбалась, я хочу,  чтобы ты принял мой последний вздох…    

– Марианна,  любимая моя, не говори так! – душераздирающим голосом воскликнул Робин. –  Я не могу слышать, как ты говоришь о расставании. О Матерь Божья, заступница  скорбящих! Ты всегда внимала моим смиренным мольбам! Подари мне жизнь той,  которую я люблю, подари мне жизнь моей жены, на коленях молю тебя!    

И Робин,  лицо которого было залито слезами, с мольбой воздел к Небу руки.    

– Ты  напрасно просишь божественную мать Спасителя, любимый мой, – сказала Марианна,  прижимаясь побелевшим лбом к плечу Робина. – Дни мои – да что я  говорю?! – часы мои сочтены. Бог послал мне сон, чтобы меня предупредить.    

– Сон?!  Что ты говоришь, дорогое дитя?    

– Да,  сон. Вот послушай. Я видела тебя; ты в кругу лесных братьев сидел на большой поляне  в Шервудском лесу. Наверное, ты давал праздник своим храбрым товарищам, потому  что ветви старых деревьев были увиты гирляндами роз, и красные ленты весело  развевались от дуновений благоуханного ветерка. Я сидела рядом с тобой, держала  тебя за руку и чувствовала невыразимую радость, но тут вдруг между нами возник  незнакомец с бледным лицом и в черной одежде и сделал мне рукой знак следовать  за ним. Я встала вопреки своей воле и вопреки своей воле пошла за мрачным  незнакомцем. Однако, прежде чем уйти, я вопросительно посмотрела на тебя,  потому что не могла проронить ни слова и меня душила печаль; ты спокойно и с  улыбкой посмотрел на меня; я показала тебе на незнакомца, но ты, повернув  голову в его сторону, продолжал улыбаться; я постаралась объяснить тебе, что он  уводит меня от тебя; ты слегка побледнел, но улыбка не сошла с твоих губ. Я  впала в отчаяние, задрожала и горько заплакала, обхватив голову руками.    

А  незнакомец все вел меня за собой. Когда мы отошли на несколько шагов от поляны,  передо мной предстала женщина в покрывале; незнакомец отступил назад, женщина  подняла покрывало, прятавшее от меня ее лицо, и я узнала нежные черты своей  матери.    

Я  вскрикнула и, дрожа от удивления и счастья, смешанного с испугом, протянула к  ней руки.    

«Милое  дитя, – сказала она, и голос ее звучал мелодично и нежно, – не плачь,  смиренно, по-христиански прими участь, общую для всех смертных. Умри с миром,  без горечи, оставь этот свет, который может дать тебе только суетные  удовольствия и скоропреходящие радости. За его пределам есть обитель вечного  блаженства, приди сюда жить со мной; но, прежде чем идти за мной, взгляни!» И с  этими словами моя мать дотронулась до моего лба рукой, холодной и белой, как  мрамор. При этом прикосновении, мой взор, который застилали слезы, прояснился,  и я увидела вокруг себя блистающий хоровод юных девушек. Все они были ангельски  Красины, и на устах у них играла божественная улыбка. Они ничего не говорили,  просто смотрели на меня и, казалось, старались, чтобы я поняла, как я буду  счастлива жить среди них. Пока я любовалась своими будущими подругами, мать,  наклонившись ко мне, ласково сказала: «Дитя мое милое, взгляни, взгляни еще  раз». Я последовала ее совету. Вокруг меня благоухали цветы, ветви деревьев  клонились под тяжестью плодов: румяные яблоки и золотистые груши прятались  среди белых маргариток. В воздухе был разлит чудесный аромат, и вокруг порхали  и пели яркие птички. Я пришла в восторг, горе потихоньку ушло из моего сердца,  и моя мать, радостно улыбнувшись, еще раз ласково и нежно повторила мне:  «Взгляни, дитя мое, взгляни».    

Тут за  мной раздались легкие шаги. Они были едва слышны, но прозвучали для меня как  дивная музыка, сердце мое забилось чаще, и я обернулась.    

И тогда –  о Робин! – я почувствовала беспредельное счастье, ибо увидела тебя, ты  бежал ко мне по лужайке, глаза твои блестели, и ты протягивал мне руки.    

«Робин!  Робин!» – закричала я и хотела броситься тебе навстречу, но мать меня удержала.    

«Он  придет, – сказала она мне, – вот он, уже здесь». И взяв наши руки,  она соединили их, а потом, поцеловав меня в лоб, сказала: «Вы, мои дети, там,  где счастье вечно, любовь никогда не кончается, вы в обители избранных. Будьте  счастливы!»    

Конец  сна я не запомнила, милый Робин, – помолчав, сказала Марианна. – Я  проснулась и поняла, что Небо послало мне предупреждение и надежду. Я должна  расстаться с тобой на долгие годы, да, но не навсегда. Бог соединит нас в ином  мире…    

– Дорогая  Марианна!    

– Любимый  мой, – продолжала молодая женщина, – последние силы оставляют меня, положи  мою голову себе на грудь, обними меня покрепче, и я усну последним сном, как  засыпает усталое дитя на груди матери.    

Робин  лихорадочно целовал умирающую жену, и на ее лицо падали его жгучие слезы.    

– Да  благословит тебя Бог, любимый мой, – продолжала Марианна слабеющим  голосом, – и в настоящем и в будущем, и да ниспошлет он свою благодать  тебе и всем, кого ты любишь. Вокруг меня все темнеет, а я хотела бы еще раз  видеть твою улыбку, прочесть в твоих глазах, как я тебе дорога. Робин, я слышу  голос матери, она меня зовет, прощай!..    

– Марианна!  Марианна! – закричал Робин, падая на колени рядом с постелью жены. –  Поговори еще со мной. Я не хочу, чтобы ты умирала! Боже всемогущий, помоги мне!  Сжалься над нами, Матерь Божья!    

– Милый  Робин, – прошептала Марианна, – я хочу, чтобы меня похоронили  поддеревом Встреч… а на могиле посадили цветы…    

– Да,  дорогая, да, мой нежный ангел, ты будешь спать под благоуханным зеленым ковром,  и, когда придет мой последний час, который я зову всей душой, я попрошу того,  кто будет мне закрывать глаза, похоронить меня рядом с тобой…    

– Спасибо,  любимый, последнее биение моего сердца – тебе, я умираю счастливой, потому что  умираю в твоих объятиях… Прощай, про…    

Вместе с  поцелуем с губ Марианна сорвался вздох, руки ее слабо сжали шею Робина, и  больше она не шевелилась.    

Робин  долго еще вглядывался в это нежное лицо, надеясь, что глаза еще раз откроются,  он долго ждал, что эти бледные губы еще заговорят, но – увы! – ждал  напрасно: Марианна была мертва.    

– Пресвятая  Матерь Божья! – воскликнул Робин, опуская на ложе неподвижное тело жены. –  Ушла, ушла навсегда! Любимая моя, счастье мое, жена моя!    

И,  обезумев от горя, он бросился вон из шатра с криком:    

– Марианна  умерла! Марианна умерла!    

 XIV    

     

Робин  Гуд свято выполнил последнюю волю жены: он приказал вырыть могилу под Деревом  Встреч и останки той, кто была светочем и утешением его жизни, были погребены  там и прикрыты цветочным ковром. Юные девушки графства, во множестве явившиеся  на похороны, украсили могилу гирляндами из роз и оплакали Марианну вместе с  Робином.    

Аллан и  Кристабель были извещены о роковом событии и приехали на рассвете; они были в  отчаянии и горько оплакивали смерть горячо любимой сестры.    

Когда  все было окончено и тело Марианны скрылось в могиле, Робин Гуд, до тех пор занимавшийся  всем, что было связано с погребением, пронзительно вскрикнул, вздрогнул с  головы до ног, как человек, смертельно раненный в сердце стрелой, и, не слушая  Аллана, не отвечая Кристабель, испуганной таким страшным отчаянием, вырвался из  их рук и исчез в лесу. Бедный Робин хотел остаться наедине со споим горем,  наедине с Богом.    

Время,  смягчающее самые великие горести, не залечило сердечной раны Робин Гуда. Он  продолжал оплакивать ту, что своим нежным ликом освещала для него старый лес,  ту, что нашла счастье в его любви и была единственной радостью его жизни.    

Вскоре  пребывание в лесу стало для него невыносимо, и он уехал в поместье Барнсдейл,  но там воспоминания мучили его еще больше, и Робин впал в мрачную апатию: все  чувства его заледенели. Казалось, в нем умерло все – дух, мысль и даже  воспоминания.    

Эта  постоянная тоска погрузила всех веселых братьев в глубокую печаль. Слезы  предводителя затушили в них последние искры веселья, и по тропинкам старого  леса разбойники бродили задумчиво, не находя себе места, словно неприкаянные  души. Не слышно было в тени зеленых деревьев громкого смеха брата Тука, не  стучала палка о палку, не разносились громкие крики во время состязаний в  ловкости и силе, стрелы не покидали колчанов, и никто не соревновался в  стрельбе из лука.    

Бессонница  и отвращение к пище сильно изменили внешность Робина: он побледнел, под глазами  появились темные круги, он стал кашлять и медленная лихорадка довершила то, что  начало горе. Маленький Джон, молча наблюдавший за этими переменами, сумел в  конце концов убедить друга, что ему следует уехать не просто из Барнсдейла, но  и вообще из Йоркшира, и попробовать развеять свою печаль путешествием.  Посопротивлявшись с час, Робин согласился с мудрыми доводами Маленького Джона  и, прежде чем расстаться со своими людьми, поручил ему командование ими.    

Чтобы  путешествовать неузнанным, Робин переоделся крестьянином и в таком скромном  виде явился в Скарборо. Он остановился у порога бедной хижины, в которой жила  вдова рыбака, и попросил у нее приюта. Старушка приняла нашего героя приветливо  и, собирая на стол, рассказала ему о своих каждодневных горестях. Она сообщила  ему, что у нее есть лодка с экипажем из трех матросов, которых ей тяжело  содержать, хотя такого числа людей и мало, чтобы вести лодку и грести к берегу,  когда улов большой.    

Желая  хоть как-нибудь убить время, Робин Гуд предложил старушке наняться к ней матросом  за весьма скромную плату, и крестьянка, которой гость очень понравился, от всей  души согласилась.    

– Как  вас зовут, милый мальчик? – спросила старушка, когда они договорились, на  каких условиях новый работник будет у нее жить.    

– Меня  зовут Саймон Ли, добрая женщина, – ответил Робин Гуд.    

– Ну  что же, Саймон Ли, завтра вы начнете работать, и, если работа вас устроит, мы  долго проживем вместе.    

На  следующее утро Робин Гуд вместе со своими новыми товарищами вышел в море, но мы  вынуждены сказать, что, никогда прежде не управлявший судном, Робин Гуд,  несмотря на все старания, мало чем смог быть полезен умелым рыбакам. К счастью  для него, это были люди незлые, и они не стали издеваться над его неумением, а  просто посмеялись над тем, что ему в голову пришла мысль взять с собой в море  лук и колчан со стрелами.    

«Если бы  мы были в Шервудском лесу, – думал Робин Гуд, – я не позволил бы им  вот так смеяться надо мной, но у каждого – свое ремесло, и в их деле я ничего  не стою».    

Наполнив  лодку рыбой вровень с бортами, рыбаки распустили паруса и направились к  причалу. Но тут они заметили небольшой французский корвет, который шел прямо на  них. На борту корвета людей было, по-видимому, немного, однако рыбаки не на  шутку испугались и заявили, что они пропали.    

– Пропали?  Почему же? – спросил Робин.    

– Почему?  Ну, ты и дурак! – ответил один из рыбаков. – Да потому что на корвете  наши враги, мы с ними в состоянии войны, и если они возьмут нас на абордаж, то  мы попадем в плен.    

– Надеюсь,  им это не удастся, – ответил Робин, – мы попробуем защищаться.    

– Да  как мы можем защищаться? Их ведь человек пятнадцать, а нас – всего трое.    

– А  меня вы в расчет не берете, храбрый человек? – спросил Робин.    

– Нет,  приятель. Руки у тебя слишком белые, и ты вряд ли когда-либо обдирал их о  весло. Ты моря не знаешь, и, если упадешь в воду, на земле одним дурнем станет  меньше. Не сердись по пустякам, ты парень славный, и я к тебе очень расположен,  но ты не стоишь того хлеба, что съедаешь.    

Легкая  улыбка скользнула по губам Робина.    

– Я  не слишком самолюбив, – сказал он, – и все же хочу вам доказать, что  и я на что-нибудь годен в минуту опасности. Мой лук и стрелы выручат нас.  Привяжите меня к мачте; рука у меня не должна дрожать, и дадим корвету  приблизиться к нам на расстояние полета стрелы.    

Рыбаки  повиновались. Робина крепко привязали к мачте, он поднял лук и стал ждать.    

Как  только корнет приблизился, Робин прицелился, и тотчас же человек, стоявший на  носу судна, покатился по палубе со стрелой в шее. Второго матроса постигла та  же участь. Рыбаки, на секунду застывшие в полном восторге и изумлении, радостно  закричали, и тот, кто был у них за старшего, показал Робину на человека,  стоявшего у руля корвета. Робин тут же его убил, как двух других.    

Суда  сошлись бортами, на корвете оставалось десять человек, но скоро стараниями  Робина несчастных французов стало только трое. Как только рыбаки заметили, что  силы равны, они решили захватить судно, и это было им тем более легко, что  французы, сочтя всякое сопротивление опасным и бесполезным, сдались на милость  победителей. Матросам оставили жизнь и предоставили возможность вернуться во  Францию на рыбачьей лодке.    

Французский  корвет был хорошей добычей, поскольку он вез королю Франции крупную сумму –  около двенадцати тысяч ливров.    

Само  собой разумеется, что завладев таким неожиданным богатством, славные рыбаки извинились  перед тем, над кем за несколько часов до того насмехались; потом,  преисполнившись бескорыстия, они заявили, что добыча целиком принадлежит  Робину, поскольку самой победой они обязаны его бесстрашию и меткости.    

– Добрые  мои друзья, – сказал Робин, – вопрос этот могу решить я один, и вот  как я хочу уладить это дело: половина корвета и его содержимого станет  собственностью бедной вдовы, которой принадлежит лодка, а остальное будет  разделено между вами тремя.    

– Нет,  нет, – ответили рыбаки, – мы не потерпим, чтобы ты лишил себя  имущества, которое было приобретено тобой без чьей-либо помощи. Судно  принадлежит тебе, и, если ты хочешь, мы будем твоими слугами.    

– Благодарю  вас, вы славные ребята, – ответил Робин, – но мне не нужны  доказательства вашей преданности. Корвет будет разделен, как я того хочу, а  двенадцать тысяч ливров я употреблю на то, чтобы построить для вас и для самых  бедных жителей бухты Скарборо более здоровые жилища, чем те, что у вас есть.    

Напрасно  рыбаки пытались изменить планы Робина; они стремились доказать ему, что, отдав  вдове, бедным и им самим четверть от этих двенадцати тысяч ливров, он все равно  поступит очень великодушно, но Робин не захотел ничего слушать и в конце концов  заставил своих товарищей замолчать.    

Несколько  недель Робин Гуд прожил среди добрых людей, которых его великодушие  осчастливило, но в одно прекрасное утро, устав от моря и соскучившись по споим  товарищам и старому лесу, он собрал рыбаков и объявил им о своем отъезде.    

– Друзья  мои, – сказал Робин, – я расстаюсь с вами, глубоко признательный за  ваши заботы обо мне. Вероятно, мы никогда больше не увидимся, но мне бы  хотелось, чтобы вы сохранили доброе воспоминание о вашем госте и друге Робин  Гуде.    

И прежде  чем ошеломленные рыбаки снова обрели дар речи, Робин Гуд исчез.    

И  сегодня еще маленькая бухта, рядом с которой под крышей одной из скромных хижин  жил знаменитый изгнанник, носит имя Робин Гуда.    

До  опушки Барнсдейлского леса Робин дошел ранним июньским утром. В глубоком волнении  вступил он на узкую просеку, где столько раз встречала его с улыбкой на губах и  радостью в душе любимая женщина, чью смерть он теперь должен будет оплакивать  до конца своих дней. Несколько минут Робин в молчании созерцал те места, что  были свидетелями его минувшего счастья, и грудь его задышала спокойнее; он  чувствовал, как в нем оживает прошлое, и тень Марианны заскользила по темным просекам,  цветущим лужайкам и полянам, затененным от солнца густой листвой вековых дубов;  Робин Гуд последовал за этим сладостным видением и прошел до того места, где  обычно собирались веселые братья.    

Но в  этот день здесь никого не было. Робин поднес к губам охотничий рог, и его  мощный звук поплыл в глубину леса.    

И тут же  в ответ раздался мощный крик: ветви деревьев, окружавших поляну, раздвинулись,  и в объятия Робин Гуда кинулся Красный Уилл в сопровождении всех лесных  братьев.    

– Роб,  друг милый, – прошептал красавец Уилл прерывающимся голосом, –  наконец-то ты вернулся! Слава Богу! Мы все так ждали, так ждали, правда,  Маленький Джон?    

– Правда, –  ответил Джон, горестно глядя полными слез глазами на бледное лицо пришедшего. –  Робин почувствовал, как мы волнуемся, и пришел.    

– Да,  дорогой Джон, и надеюсь, что больше не покину тебя.    

Джон  схватил руку Робин Гуда и с силой сжал ее, но так нежно, что Робин не посмел пожаловаться  на боль.    

– Добро  пожаловать к нам, Робин Гуд! – радостно закричали лесные братья. –  Тысячу раз приветствуем тебя!    

Эти  проявления радости, вызванные его приходом, пролили целительный бальзам на неизлечимую  рану нашего героя. Ом понял, что мс должен больше ухолить и свое горе и  оставлять бе s поддержки людей, до такой степени преданных ему и его несчастье.    

Это  мужественное решение заставило Робин Гуда покраснеть. Увы! Его сердце было не в  ладу с его волей, но воля победила; мысленно простившись с тенью Марианны, он  протянул руку своим верным друзьям и сильным и спокойным голосом сказала:    

– Отныне,  милые мои товарищи, я всегда буду вашим другом, вожаком и начальником, изгнанником  Робин Гудом, атаманом Робин Гудом!    

– Ура! –  закричали лесные братья, бросая вверх шапки. – Ура! Ура!    

– Теперь  будем веселиться, – сказал Робин Гуд, – и пусть повсюду у нас царит  радость; сегодня мы отдыхаем, а завтра охотимся, и горе норманнам!    

О новых  подвигах Робин Гуда скоро заговорили по всей Англии, и богатым сеньорам Ноттингемшира,  Дербишира и Йоркшира пришлось платить немалую дань на нужды бедняков и содержание  отряда.    

Так  прошли долгие годы, не принеся в существование изгнанников никаких перемен, но,  прежде чем читатель закроет эту книгу, мы должны ему сообщить судьбу некоторых  ее действующих лиц.    

Сэр Гай  Гэмвелл и его жена умерли в очень преклонном возрасте, оставив своим сыновьям  поместье Барнсдейл, в котором те и поселились, выйдя из отряда Робин Гуда.    

Красный  Уилл последовал примеру братьев; он жил в чудесном доме со своей дорогой Мод,  которая к этому времени стала матерью нескольких детей и была любима мужем столь  же нежно, как и в первые дни после свадьбы. Мач и Барбара поселились неподалеку  от Мод, но у Маленького Джона, к несчастью потерявшего Уинифред, не было  никаких причин покидать лес, и он остался под началом Робина; к тому же,  поспешим добавить, слишком любил он Робина, чтобы ему хоть на мгновение пришла  мысль оставить его, и оба товарища продолжали жить бок о бок, убежденные, что  только смерть может их разлучить.    

Не  забудем сказать несколько слов о храбром Туке, благочестивом монахе, благословившем  столько свадеб. Тук остался верен Робину; он по-прежнему был духовным  наставником лесных братьев и ничего не потерял из своих замечательных качеств:  это был достойный священнослужитель, пьяница, задира и хвастун.    

Хэлберт  Линдсей, молочный брат Мод, назначенный приказом Ричарда Львиное Сердце старшим  конюшим Ноттингемского замка, прекрасно справлялся со своей должностью, которую  ему удалось сохранить. Жена Хэла, красотка Грейс Мей, оставалась по-прежнему  очаровательной, а ее малышка Мод обещала со временем стаи» точным портретом  матери.    

Сэр  Ричард Равнинный жил спокойно и счастливо со своей женой и детьми Гербертом и  Лили. Честный сакс был привязан к Робин Гуду до последнего дыхания; когда  Робин, которого привлекала эта любовь и нежность, приезжал в замок вместе с  Маленьким Джоном отдохнуть от трудов, там всегда был настоящий праздник.    

Вскоре  после того как была подписана Великая Хартия, король Джон, совершив ряд чудовищных  деяний, кинулся лично преследовать юного короля Шотландии, отступавшего под его  натиском, и двинулся прямо на Ноттингем, сея на своем пути отчаяние и ужас.  Джон двигался в сопровождении нескольких генералов, которые за свои подвиги  получили весьма выразительные прозвища: одного звали Халео Без Потрохов,  другого – Молеон Кровавый, третьего – Уолтер Мач Убийца, четвертого – Соттим  Жестокий, пятого – Годешаль Бронзовое Сердце. Эти негодяи были командирами  отрядов иностранных наемников, и они оставляли своими следами насилия, смерть и  пожарища. Слух о приближении этого разбойничьего войска отзывался погребальным  звоном в ушах испуганных жителей – они в ужасе бежали, оставляя свои опустевшие  дома на милость норманнов.    

Робин  Гуд узнал о жестоком поведении солдат и решил заставить их испытать такие же  муки, как те, что из-за них испытывали бедные жители.    

Лесные  братья отозвались на призыв своего командира с таким воодушевлением, что, знай  об этом солдаты короля Джона, они бы невольно задрожали, столько в нем было  ненависти побежденных к победителям, саксов – к норманнам.    

Когда  отряд приготовился к битве, Робин Гуд стал ждать.    

При  приближении к Шервудскому лесу командиры норманнов выслали вперед разведчиков,  и когда основные силы войска вошли в лес, они увидели лежащими мертвыми на  дороге, повешенными на деревьях, испускающими дух на земле тех, возвращения кого  они напрасно ждали. Это чудовищное зрелище несколько охладило пыл норманнов,  но, поскольку их было много, они продолжали продвигаться вперед.    

В планы  Робина не входило открыто нападать на целую армию, он мог победить только  хитростью; вот почему он положился на ловкость и бесподобную меткость своих  людей. Солдаты падали один за другим, раненные стрелами, причем лучинки  оставались невидимыми; люди Робина шли за ними по пятам, убивая отставших и  безжалостно закалывая тех, кто попадал к ним в руки. Ужас скопал армию, люди  поняли, что они погибли, а суеверие того времени заставило их приписать свои  несчастья силам ада. Один из военачальников-иностранцев, Соттим Жестокий, хотел  положить конец этим убийствам, которые грозили разложить армию; он приказал  сделать привал, призвал своих людей во имя их же собственного спасения обуздать  свой ужас и, встав во главе пятидесяти решительных норманнов, пошел обследовать  ближайшие заросли. Но не успел маленький отряд вступить на заглохшую тропинку,  как его осыпал град стрел с вершин деревьев и из гущи кустарников, и сам Соттим  Жестокий и все пятьдесят солдат пали мертвыми.    

Исчезновение  этого отряда разведчиков и их неустрашимого начальника усилило безотчетный  страх норманнов, и они будто на крыльях пронеслись через Шервудский лес и спрятались  в Ноттингемском замке. Разбитые усталостью и возбужденные гневом и бешенством,  они с новой яростью предались кровавому разбою, которым был отмечен их поход по  Мансфилдской долине.