1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 
   
— Все начала Арья, — торопливо затараторила Санса, стремясь заполучить первое слово. — Она обозвала меня лгуньей и бросила в меня апельсин, испортила мое платье, шелковое, цвета слоновой кости, которое мне подарила королева Серсея, когда мы обручились с принцем Джоффри. Арье завидно, что я выйду замуж за принца. Она пытается все испортить, она ведь терпеть не может красоты, добра и великолепия.
   
— Довольно, Санса! — В голосе лорда Эддарда слышалось резкое нетерпение.
   
Арья подняла глаза:
   
— Прости, отец. Я была не права и прошу прощения у моей милой сестры.
   
Санса настолько удивилась, что на мгновение лишилась дара речи. Наконец она обрела голос:
   
— А как насчет моего платья?
   
— Быть может, я сумею отстирать его, — предположила Арья с сомнением в голосе.
   
— Стирка не поможет, — ответила Санса, — даже если ты будешь тереть весь день и ночь. Шелк погиб.
   
— Тогда я… сошью тебе новое, — сказала Арья.
   
Санса презрительно закинула голову:
   
— Ты? В сшитом тобой платье можно лишь чистить свинарник!
   
Отец вздохнул:
   
— Я позвал вас сюда не для того, чтобы вы ссорились из-за одежды. Я отсылаю вас обеих домой в Винтерфелл.
   
Во второй раз Санса лишилась дара речи и ощутила, как глаза ее вновь наполнились влагой.
   
— Ты не можешь так поступить, — сказала Арья.
   
— Пожалуйста, отец, — наконец выдавила Санса. — Пожалуйста, не надо.
   
Лорд Старк почтил дочерей усталой улыбкой:
   
— Наконец-то вы сошлись хоть на чем-то.
   
— Я не сделала ничего плохого, — принялась умолять Санса. — Я не хочу возвращаться.
   
Ей нравилось в Королевской Гавани пышное великолепие двора, лорды и леди в шелке, бархате и драгоценных камнях, огромный город, полный людей. Турнир оказался самым волшебным событием во всей ее жизни. А сколько она еще не видела: пиршества в честь урожая, бала-маскарада, представления кукольников. Она просто не могла представить себе, что лишится всего этого.
   
— Отошли Арью. Она начала ссору, отец. Клянусь тебе, я буду хорошей. Разреши мне остаться, и я обещаю стать изящной, благородной и любезной, как королева.
   
Рот отца странно дернулся.
   
— Санса, я отсылаю вас не из-за ваших ссор, хотя боги ведают, как я устал от них. Я хочу, чтобы вы вернулись в Винтерфелл ради вашей же собственной безопасности. Трех моих людей зарезали как собак не далее чем в лиге от места, где мы сейчас сидим, и что делает Роберт? Он уезжает на охоту!
   
Арья как всегда по-дурацки закусила губу.
   
— А можно ли взять с нами Сирио?
   
— Кому нужен твой дурацкий учитель танцев? — вспыхнула Санса. — Папа, я только сейчас вспомнила, я ведь не могу уехать, потому что должна выйти замуж за принца Джоффри. — Собравшись с духом, она улыбнулась. — Я люблю его, папа, я на самом деле люблю его — как королева Нейерис любила принца Эйемона, Рыцаря-дракона, как Джонквиль любила сира Флориана. Я хочу стать его королевой и рожать ему детей…
   
— Милая моя, — проговорил отец мягко. — Послушай меня. Когда ты подрастешь, я подыщу тебе суженого среди знатных лордов, человека, достойного тебя, отважного, благородного и сильного. А твое обручение с Джоффри было ужасной ошибкой. Этот мальчишка — не принц Эеймон, поверь мне.
   
— Это не так, — принялась настаивать Санса. — Я не хочу никаких отважных и благородных, я хочу только его! Мы будем такими счастливыми, как поют в песнях, ты увидишь. У меня родится сын с золотыми волосами, и однажды он станет королем всей страны, самым величайшим, отважным как волк, гордым как лев.
   
Арья скривилась:
   
— Только если его отцом не будет Джоффри, он — трусливый лжец, и к тому же он олень, а не лев.
   
Санса ощутила, как слезы подступили к ее глазам.
   
— Это не так! Он совсем не похож на старого пьяницу короля, — закричала она на сестру, забывшись в своем горе.
   
Отец странными глазами поглядел на дочерей.
   
— Боги, — воскликнул он негромко, — устами младенца… — и позвал септу Мордейн, а девочкам сказал: — Я найму быструю торговую галею, которая доставит вас домой. В эти дни море безопаснее Королевского тракта. Вы отправитесь домой, как только я отыщу нужный корабль, вместе с септой Мордейн и подобающей вам охраной… и — ладно — вместе с Сирио Форелем, если он согласится поступить на мою службу. Но никому не говорите об этом! Лучше, чтобы никто не знал о наших планах. Мы поговорим обо всем завтра.
   
Санса рыдала, спускаясь следом за септой Мордейн по ступенькам. Всего ее лишили: и турниров, и двора, и принца. Они вернутся назад, в серые стены Винтерфелла, которые вновь замкнут ее. Жизнь ее закончилась, еще не начавшись.
   
— Прекрати плакать, дитя, — сурово сказала септа Мордейн. — Я не сомневаюсь, что твой лорд-отец прекрасно знает, что для тебя лучше.
   
— Вообще-то не так уж и плохо, — сказала Арья. — Мы поплывем на галее. Новое приключение, а потом мы вернемся к Брану и Роббу, старой Нэн, Ходору и всем остальным. — Она прикоснулась к руке сестры.
   
— К Ходору! — завопила Санса. — Тебе надо жениться на Ходоре, ты такая же глупая, волосатая и уродливая! — Вырвав руку, она бросилась в свою опочивальню и закрыла за собой дверь.
  
  
   
    
Эддард
   
   
— Боль — это благой дар богов, лорд Эддард, — вещал великий мейстер Пицель. — Она означает, что кость восстанавливается, плоть сама исцеляет себя. Радуйтесь.
   
— Я поблагодарю богов, когда нога моя перестанет болеть.
   
Пицель поставил закупоренный флакон на столик у кровати.
   
— Вот маковое молоко, выпейте, если боль сделается слишком сильной.
   
— Я и без того сплю слишком много.
   
— Сон — великий целитель.
   
— А я надеялся на ваши услуги.
   
Пицель рассеянно улыбнулся:
   
— Приятно видеть вас в таком едком настроении, милорд. — Он пригнулся поближе и понизил голос: — Сегодня утром ворон принес письмо королеве от ее лорда-отца. Я подумал, что вам следует знать об этом.
   
— Черные крылья, черные слова, — мрачно отозвался Нед. — И что же пишет Ланнистер?
   
— Лорд Тайвин находится в великом гневе на людей, которых вы послали за сиром Григором Клиганом, — признался мейстер. — Как я и опасался. Помните, я говорил это вам на совете.
   
— Пусть себе гневается, — сказал Нед. Каждый раз, когда ногу его пронзала боль, он вспоминал улыбку Джейме Ланнистера и мертвого Джори на его руках. — Пусть напишет королеве любое количество писем. Лорд Берис едет под знаменем самого короля. Если лорд Тайвин попытается помешать свершению королевского правосудия, ему придется ответить Роберту. Наш светлейший государь любит охотиться, но еще больше он любит усмирять непокорных лордов.
   
Пицель откинулся назад, звякнула его мейстерская цепь.
   
— Как вам угодно! Я зайду к вам утром. — Старик поспешно собрал свои вещи и откланялся. Нед ничуть не сомневался в том, что путь Пицеля лежит прямо в королевские апартаменты, чтобы передать их разговор королеве. — Я подумал, что вам следует знать об этом… — Словно бы это не Серсея велела мейстеру передать угрозы ее отца. Нед надеялся, что его ответ заставит ее хоть немного дрогнуть. Лорд Старк не испытывал большой уверенности в Роберте, однако Серсее об этом знать незачем.
   
Когда Пицель отправился восвояси, Нед приказал подать чашу подслащенного медом вина. Ум его чуть затуманился — но только чуть. Нужно было как следует подумать. Тысячу раз он спрашивал себя о том, как поступил бы Джон Аррен, если бы ему суждено было перейти к действиям после того, что он узнал. Впрочем, быть может, именно действия и погубили его.
   
Странно получается: иногда невинные глаза ребенка способны заметить вещи, скрытые от взрослых людей. Потом, когда Санса вырастет, надо будет рассказать ей, как она расставила все по местам. Он совершенно не похож на старого пьяницу короля, объявила она в гневе неведения, и простая истина пронзила его смертным холодом. Этот меч и убил Джона Аррена, подумал тогда Нед. Убьет он и Роберта, смертью медленной, но несомненной. Раздробленная нога со временем исцелится, но измена может отравить и убить душу.
   
Через час после визита великого мейстера явился Мизинец, в сливового цвета дублете с пересмешником, черной нитью вышитым на груди, и в полосатом черно-белом плаще.
   
— Я не могу задерживаться у вас долго, милорд, — объявил он. — Леди Танда рассчитывает, что я отобедаю с ней. Вне сомнения, она зажарит мне упитанного тельца. Но если он окажется столь же упитанным, как ее дочка, я лопну и умру. Ну, как ваша нога?
   
— Горит, болит и дергает, так что я буквально схожу с ума.
   
Мизинец поднял бровь.
   
— В будущем постарайтесь не попадать под упавшую лошадь. Только я посоветовал бы вам выздоравливать побыстрей. В стране неспокойно. До Вариса с запада доносятся зловещие слухи. Свободные всадники и наемники съезжаются на Бобровый утес, конечно же, не для того, чтобы развлечься беседой с лордом Тайвином.
   
— А что говорит король? — потребовал ответа Нед. — Как долго еще намеревается Роберт пребывать на охоте?
   
— Учитывая его характер, я бы сказал, что светлейший предпочел бы остаться в лесу, пока вы с королевой не скончаетесь от старости, — ответил лорд Петир, чуть заметно улыбнувшись. — Однако, поскольку это невозможно, я надеюсь, что король вернется, как только убьет какого-нибудь зверя. Белого оленя они отыскали… точнее, то, что осталось от него. Волки первыми встретились с ним и оставили светлейшему государю только ножки да рожки. Роберт был в ярости! Теперь до него дошли слухи о каком-то чудовищном вепре, обитающем в чаще леса. А посему он отправился за ним. Принц Джоффри вернулся сегодня утром вместе с Ройсами, сиром Белоном Свонном и еще двадцатью участниками охоты. Остальные сопровождают короля.
   
— А Пес? — спросил Нед хмурясь. Теперь, когда сир Джейме бежал из города, чтобы присоединиться к отцу, среди людей Ланнистеров более всех его тревожил Сандор Клиган.
   
— О, Пес вернулся вместе с Джоффри и направился прямо к королеве. — Мизинец улыбнулся. — Я охотно расстался бы с сотней серебряных оленей, чтобы спрятаться дроздом в тростниках, когда он узнает о том, что мы отправили лорда Бериса обезглавить его брата.
   
— Даже слепец способен видеть, что Пес ненавидит своего брата.
   
— Это так, но ненависть к Григору — его личное дело, и у вас нет прав убивать его. Как только Дондаррион смахнет маковку с Горы, земли Клиганов и доходы перейдут к Сандору. Но я не стану дожидаться его благодарности. Ну а теперь извините! Леди Танда ожидает меня со своими упитанными тельцами.
   
Направляясь к двери, лорд Петир заметил увесистый труд великого мейстера Маллеона на столе и в праздном любопытстве перевернул обложку.
   
— Происхождение и история великих домов Семи Королевств с жизнеописаниями многих высоких лордов и благородных дам и их детей, — прочел он. — По-моему, нет более скучного чтива. Снотворное средство, милорд?
   
В какое-то мгновение Неду захотелось рассказать ему все, но шутки Мизинца чем-то раздражали его. Лорд Петир был слишком умен, и насмешливая улыбка не сходила с его губ.
   
— Джон Аррен изучал этот том перед последней болезнью, — осторожно проговорил Нед, проверяя реакцию.
   
И Мизинец ответил как всегда — шуткой:
   
— В таком случае смерть может явиться благословенным облегчением! — Лорд Петир Бейлиш поклонился и отправился прочь.
   
Эддард Старк позволил себе выругаться. Если не считать его собственных людей, в этом городе не было ни одного человека, которому он мог доверять. Мизинец прятал Кейтилин и помог Неду в его расследовании, однако быстрота, с которой он направился спасать свою шкуру, когда Джейме вместе со своими людьми вырос из пелены дождя, все еще не изгладилась из его памяти. Варис был еще хуже. При всех своих изъявлениях верности евнух знал слишком много, но делал чересчур мало. Великий мейстер Пицель с каждым днем все более и более казался Неду человеком Серсеи, а сир Барристан явно окостенел от возраста. Он просто посоветовал бы Неду заниматься своими делами.
   
Времени оставалось прискорбно мало. Скоро король вернется с охоты, и по долгу чести Нед должен был отправиться к нему со всеми своими находками. Вейон Пуль устроил, чтобы Санса и Арья через три дня отплыли на «Владычице ветра», только что пришедшей из Браавоса. Они вернутся в Винтерфелл перед сбором урожая. Нед более не мог медлить. Слишком велика была опасность.
   
И все же прошлой ночью ему приснились дети Рейегара. Лорд Тайвин бросил их тела к подножию Железного трона, обернув в алые плащи его домашней гвардии. Умный поступок: кровь не так заметна на красной ткани. Крохотная принцесса, босая, в ночной рубашонке, а мальчик… мальчик…
   
Нед не мог позволить, чтобы это снова случилось. Государство не выдержит еще одного безумного короля, отдавшегося припадку кровожадности и мести. Нужно спасти детей.
   
Роберт умел проявлять милосердие. Он простил не только сира Барристана. Великий мейстер Пицель, Варис-паук, лорд Беелон Грейджой прежде считались врагами Роберта, и король взял их в друзья, возвратив честь и должность за присягу в верности. Если человек был отважным и честным, Роберт относился к нему со всем почтением, положенным мужественному врагу.
   
Но здесь было нечто совсем другое: яд в ночи, нож, пронзающий душу. Такого он не простит, как не простил он Рейегара. Он убьет их всех, понял Нед. И все же он знал, что не сумеет смолчать. Это долг его — перед Робертом, перед государством, перед тенью Джона Аррена… и перед Браном, который, вне сомнения, случайно узнал какую-то часть всей истины. Иначе зачем они попытались убить его?
   
Попозже, днем, он призвал к себе Томарда, объемистого гвардейца с имбирного цвета усами, которого дети звали Толстым Томом. После смерти Джори и отъезда Элина Толстый Том принял команду над гвардией. Мысль эта вселила в Неда смутное беспокойство. Томард был человеком солидным: надежным, верным, не знавшим усталости, способным — в определенных рамках; однако ему было под пятьдесят, и даже в молодые годы он никогда не проявлял особой прыти. Наверное, Нед поторопился расстаться с половиной своей гвардии, в том числе со всеми лучшими людьми.
   
— Мне потребуется твоя помощь, — сказал Нед, когда Томард появился с выражением некой задумчивости на лице, которое всегда ложилось на черты гвардейца, когда его призывали пред очи господина. — Отведи меня в богорощу.
   
— Это разумно, лорд Эддард? При вашей ноге и всем прочем?
   
— Быть может, и нет, но это необходимо.
   
Томард призвал Варли. Опершись руками о плечи обоих, Нед умудрился спуститься по крутым ступенькам башни и переправиться через двор.
   
— Я хочу, чтобы стражу удвоили, — сказал он Толстому Тому. — Пусть никто не входит и не выходит из башни Десницы без моего разрешения.
   
Том моргнул.
   
— Милорд, сейчас, когда Элина и остальных нет, нас и так не хватает!
   
— Это ненадолго. Удлини караулы.
   
— Как вам угодно, милорд, — поклонился Том. — Можно ли спросить почему…
   
— Лучше не спрашивай, — ответил Нед отрывисто.
   
В богороще никого не было, как всегда в этом городе, в этой цитадели южных богов. Ногу Неда пронзила молния боли, когда его опустили на траву возле сердце-дерева.
   
— Благодарю вас. — Он извлек из рукава бумагу, запечатанную знаком его дома. — Будьте любезны, передайте немедленно!
   
Томард поглядел на имя, которое Нед написал на бумаге, и тревожно облизнул губы.
   
— Милорд…
   
— Делай то, что я приказал тебе, Том, — сказал Нед.
   
Как долго пришлось ему ожидать в тишине богорощи, Нед не мог бы сказать. Среди деревьев властвовал покой. Толстые стены гасили шум, как всегда стоявший над замком. Нед слышал пение птиц, стрекот сверчков, шелест листьев под мягким ветром. Сердце-деревом был здесь дуб, безликий и бурый, но Нед Старк тем не менее ощущал присутствие богов. Здесь и нога его почти успокоилась.
   
…Она явилась к нему на закате, когда облака над стенами и башнями побагровели. Она пришла одна, как он и просил ее.
   
На этот раз она была одета просто: кожаные ботинки и охотничий зеленый костюм. Когда она откинула назад капюшон бурого плаща, Нед увидел синяк на ее лице, оставленный рукой короля. Сливовый тон успел поблекнуть и пожелтеть, и опухоль спала, однако синяк есть синяк.
   
— Почему именно здесь? — спросила Серсея Ланнистер, останавливаясь над ним.
   
— Чтобы видели боги.
   
Она опустилась возле него на траву. Все движения королевы были изящны. Светлые кудри трепал ветерок, а глаза отливали зеленой летней листвой. Нед давно уже не замечал ее красоты, но на этот раз не мог не обратить на нее внимания.
   
— Я знаю, почему умер Джон Аррен, — сказал он.
   
— В самом деле? — Королева глядела ему в лицо, настороженная словно кошка. — И поэтому призвали меня сюда, лорд Старк?.. Чтобы загадать мне загадку? Или вы намереваетесь захватить меня? Как ваша жена — моего брата?
   
— Если бы вы действительно верили в это, то не пришли бы. — Нед мягко прикоснулся к ее щеке. — Это уже не впервые, так?
   
— Случалось раз или два. — Королева отодвинулась от его руки. — Но не по лицу. Тогда Джейме убил бы его даже ценой собственной жизни. — Она возмущенно поглядела на Неда. — Мой брат стоит сотни таких, как ваш друг.
   
— Ваш брат или ваш любовник? — спросил Нед.
   
— И то и другое сразу. — Королева не стала скрывать истину. — Мы провели детство вместе. А почему бы и нет? Чтобы сохранить чистоту крови, Таргариены выдавали брата за сестру три сотни лет. А мы с Джейме не просто брат и сестра. Мы — одна личность в двух телах. Мы делили одно чрево, и он вышел в этот мир, держа меня за ногу, так говорил наш старый мейстер. Когда он во мне, я ощущаю себя… целой. — Призрачная улыбка мелькнула на ее губах.
   
— А мой сын Бран…
   
К чести ее, Серсея не отвернулась.
   
— Он видел нас. Вы любите своих детей, правда?
   
В утро перед общей схваткой Роберт задавал ему тот же самый вопрос. И Нед ответил точно так же:
   
— Всем сердцем.
   
— Ну и я своих люблю не меньше.
   
Нед подумал, что если ему потребуется заплатить жизнью какого-то неизвестного ребенка за жизнь Робба, Сансы, Арьи, Брана и Рикона, что он сделает? Боги, как поступит Кейтилин, если нужно будет отдать жизнь Джона ради ее детей? Он не знал ответа и помолился, чтобы никогда его не узнать.
   
— Все трое от Джейме, — проговорил он. Это был не вопрос.
   
— Благодарение богам…
   
Семя крепко, взывал Джон Аррен со своего смертного одра, и так оно и было. Все бастарды короля черноволосы как ночь. Великий мейстер Маллеон писал, что последний брак между оленем и львом состоялся девяносто лет назад, когда Тия Ланнистер вышла за Гоуэна Баратеона, третьего сына правящего лорда. Их единственный отпрыск, названный в томе Маллеона рослым, крепким и черноволосым мальчишкой, умер в младенчестве. За тридцать лет до того мужчина из рода Ланнистеров взял в жены девицу из Баратеонов. Она родила ему трех дочерей и сына, и все были черноволосы. И сколько бы ни искал Нед на хрупких пожелтевших страницах, всегда оказывалось, что золото уступало углю.
   
— Прошла дюжина лет, — сказал Нед. — Как случилось, что у вас нет детей от короля?
   
Она надменно подняла голову.
   
— Твой Роберт однажды наградил меня ребенком, — сказала она голосом, полным презрения. — Мой брат отыскал женщину, чтобы она очистила меня, король так и не узнал об этом. Откровенно говоря, я едва переношу его прикосновения и уже много лет не пускала его в себя… Я знаю другие способы удовлетворить его, когда он, бросив своих шлюх, бредет ко мне на нетвердых ногах. Что бы мы ни делали, король обычно бывает настолько пьян, что, побывав у меня, к утру обо всем забывает.
   
Как могли они все быть такими слепыми? Правда все время стояла перед ними, написанная на лицах детей. Нед ощутил дурноту.
   
— Я помню Роберта в тот день, когда он вступил на престол, он был королем каждым дюймом своего тела, — сказал Нед негромко. — Тысяча других женщин любила бы его всем сердцем. Что он сделал такого, что вы возненавидели его?
   
Глаза ее вспыхнули в сумерках зеленым огнем, как у львицы на ее гербе.
   
— В нашу брачную ночь, когда мы впервые разделили постель, он называл меня именем твоей сестры. Он был на мне, во мне… от него разило вином, и он шептал — Лианна!
   
Нед вспомнил бледно-голубые розы, и ему на мгновение захотелось плакать.
   
— Не знаю, кого из вас мне жалеть…
   
Королева явно удивилась.
   
— Приберегите свою жалость для себя, лорд Старк. Мне она не нужна.
   
— Вы знаете, что я обязан сделать?
   
— Обязан? — Королева опустила руку на его здоровую ногу, как раз над коленом. — Истинный мужчина делает то, что он хочет, а не то, что он обязан. — Пальцы ее прикоснулись к бедру легчайшим из обещаний. — Государство нуждается в сильной деснице. Джофф еще далек от зрелости. Никто не хочет новой войны, и меньше всех ее хочу я. — Рука ее прикоснулась к его лицу, его волосам. — Если друзья могут стать врагами, то и враги способны превратиться в друзей. Ваша жена в тысяче лиг отсюда, а брат мой бежал. Будьте добры ко мне, Нед. Клянусь, вы никогда не пожалеете об этом.
   
— То же самое вы предлагали и Джону Аррену?
   
Она ударила его.
   
— Отпечаток вашей ладони для меня знак чести, — сухо заметил Нед.
   
— Чести! — плюнула она. — Как вы смеете становиться передо мной в позу благородного лорда? За кого вы меня принимаете? У вас есть собственный бастард, я видела его. Кем же была его мать, интересно? Какой-нибудь дорнийской крестьянкой, которую вы изнасиловали возле горящего дома? Шлюхой? Или это скорбная сестра, леди Эшара? Я слыхала, что она утопилась. Из-за чего вдруг? Из-за брата, которого вы убили, или из-за ребенка, которого вы выкрали? Скажите же, мой достопочтенный лорд Эддард, чем же вы лучше меня, Роберта или Джейме?
   
— Начнем с того, — проговорил Нед, — что я не убиваю детей. Слушайте меня хорошенько, миледи. Эту историю я расскажу только один раз, и, когда король возвратится с охоты, я выложу ему всю правду. К этому времени вы должны уехать, вместе с детьми, втроем, но только не на Бобровый утес. На вашем месте я бы отплыл на корабле в Вольные Города, или подальше — на Летние острова, или в Порт-Иббен. Куда унесет ветер.
   
— Изгнание — горькая чаша, — заметила королева.
   
— Более сладкая, чем та, из которой ваш отец напоил детей Рейегара, — ответил Нед. — И более добрая, чем вы заслуживаете. Неплохо бы взять с собой и отца вместе с братьями. Золото лорда Тайвина купит всем комфорт и поможет нанять мечи. Вам они потребуются. Обещаю, что куда бы вы ни бежали, гнев Роберта повсюду последует за вами — если потребуется, и на край земли.
   
Королева встала.
   
— А как насчет моего гнева, лорд Старк? — спросила она негромко, ее глаза впились в лицо Неда. — Вы могли взять власть в свои руки. Это было нетрудно сделать. Джейме рассказал мне, как вы обнаружили его на Железном троне в тот день, когда пала Королевская Гавань, и заставили спуститься с него. Это и был ваш момент. Вам осталось лишь подняться по этим ступенькам и сесть. Какая прискорбная ошибка!
   
— Я наделал куда больше ошибок, чем вы можете представить, — улыбнулся Нед. — Но не числю среди них этого поступка.
   
— О нет. Вы ошибаетесь, милорд, — настаивала Серсея. — Тот, кто играет в престолы, либо погибает, либо побеждает. Середины не бывает!
   
Накинув капюшон, чтобы скрыть опухшее лицо, она оставила его во тьме под дубом в тишине богорощи — под иссиня-черным небом, на котором начали высыпать звезды.
  
  
   
    
Дейенерис
   
   
Сердце дымилось на вечернем холодке, когда кхал Дрого подал ей кровавую плоть обагренными до локтя руками. Позади кхала стояли кровные всадники — на песке, на коленях возле туши дикого жеребца, с каменными ножами в руках. Кровь жеребца казалась черной в неровном оранжевом свете факелов, на высоких меловых стенах ямы.
   
Дени прикоснулась к своему мягкому округлившемуся животу. Капли пота выступили на ее коже, стекали по лбу. Она ощущала на себе взгляд старух дош кхалина, кремни глаз темнели на морщинистых лицах. «Ты не должна дрогнуть или убояться, ты дочь дракона», — сказала она себе и обеими руками поднесла сердце жеребца ко рту и впилась зубами в жесткое упругое мясо.
   
Теплая кровь наполнила рот Дени, побежала по подбородку. От вкуса ее замутило, однако она заставила себя прожевать и проглотить первый кусок. Дотракийцы полагали, что сердце жеребца сделает ее сына сильным, быстрым и бесстрашным, но только если она сумеет съесть его целиком. Если женщина давилась кровью или исторгала мясо, предзнаменование считалось неблагоприятным; дитя могло оказаться мертворожденным, слабым или уродливым. Или даже родиться девочкой…
   
Служанки помогли Дени подготовиться к церемонии, невзирая на слабость желудка, преследовавшую ее последние два месяца. Дени пообедала чашей полусвернувшейся крови, чтобы привыкнуть к вкусу, а Ирри заставила ее жевать нарезанную полосами вяленую конину, пока челюсти ее не заболели. Перед обрядом она ничего не ела целый день и ночь, чтобы голод помог ее телу удержать в себе сырое мясо.
   
Сердце дикого жеребца состояло из одних только мышц, и Дени приходилось отрывать зубами и долго жевать каждый кусок. Сталь не могла блеснуть внутри священных пределов Вейес Дотрак, под сенью Матери гор, и ей приходилось рвать мясо зубами и ногтями. Желудок ее бурлил и волновался, но Дени ела, испачкав лицо в крови, иногда выплескивавшейся на губы.
   
Она ела, кхал Дрого возвышался над ней с лицом твердым, словно бронзовый щит. Длинная черная коса кхала блестела, умащенная маслом. На усах играли золотые кольца, коса пела золотыми колокольчиками, тяжелый пояс литого золота перехватывал середину его тела, но грудь оставалась нагой. Когда силы оставляли ее, Дени глядела на Дрого, просто глядела и снова жевала и глотала, жевала и глотала, жевала и глотала. Под конец Дени показалось, что она заметила свирепую гордость в его темных миндалевидных глазах, но уверенной она быть не могла: лицо кхала нечасто выдавало его мысли.
   
Наконец все было закончено. Липкими пальцами она поднесла к губам последний кусок и заставила себя проглотить его. И только тогда Дени обернулась к старухам, каргам дош кхалина.
   
— Кхалакка дотрайя мранха! — произнесла она, стараясь точно произносить дотракийские слова. — Принц едет во мне!
   
Фразу эту она заучивала несколько дней с помощью своей служанки Чхику, чтобы не ошибиться в произношении.
   
Самая древняя из старух, согбенная и иссохшая, превратившаяся в палку, возвела к небу единственный черный глаз и руки.
   
— Кхалакка дотрайя! — вскричала она. — Принц едет!
   
— Он едет! — вступили другие женщины. — Ракх! Ракх! Ракх хадж! Мальчик, мальчик, сильный мальчик…
   
Бронзовыми птицами запели колокола, зычно рявкнул хриплый боевой рог. Женщины завели распев. Под раскрашенными кожаными жилетами тряслись иссохшие мешки, поблескивавшие от масла и пота. Евнухи, прислуживавшие старухам, бросали пучки сушеной травы на огромную бронзовую жаровню, и облака благоуханного дыма поднимались к звездам. Дотракийцы видели в звездах сотворенных из огня небесных коней, неисчислимый табун этот каждой ночью проносится по небосклону.
   
Дым поднимался, песнь умолкла, и древняя старуха закрыла единственный глаз, чтобы лучше разглядеть будущее. Вокруг воцарилось полнейшее молчание. Дени слышала только далекий зов ночных птиц, шипение и треск факелов, мягкий блеск воды в озере. Ночные глаза дотракийки не отрывались от нее.
   
Кхал Дрого положил ладонь на руку Дени. Она почувствовала напряженность в его пальцах. Даже такой могущественный кхал, как Дрого, испытывал страх, пока дош кхалин искал в дыму черты грядущего. За спиной Дени трепетали ее служанки.
   
Наконец старуха открыла глаз и подняла руки.
   
— Я видела его лицо и слышала грохот его копыт, — провозгласила она тонким дрожащим голосом.
   
— Грохот его копыт! — хором подтвердили остальные.
   
— Скачет он, быстрый как ветер, а за конем его кхаласар покрывает землю; мужам сим нет числа, и ракхи блестят в их ладонях, подобно лезвиям меч-травы. Свирепый как буря будет этот принц. Враги его будут трепетать перед ним, и жены их возрыдают кровавыми слезами и в скорби раздерут свою плоть. Колокольчики в его волосах будут петь о его приближении, и молочные люди в своих каменных шатрах будут страшиться одного только его имени. — Старуха затрепетала и поглядела на Дени словно бы в испуге. — Принц едет, и он будет тем жеребцом, который покроет весь мир.
   
— Жеребцом, который покроет весь мир! — хором отозвались свидетельницы, и ночь ответила звону их голосов.
   
Одноглазая старуха поглядела на Дени.
   
— А как же будет он зваться, жеребец, который покроет весь мир?
   
Дени встала, чтобы ответить.
   
— Его будут звать Рейего, — проговорила она слова, которым научила ее Чхику. Руки ее невольно легли на живот, защищая ребенка, когда дотракийцы взревели:
   
— Рейего, Рейего, Рейего, Рейего!
   
Имя сына еще звенело в ушах Дени, когда кхал Дрого повел ее прочь из ямы. Кровные всадники следовали за ними. Во главе процессии они вышли на Божий путь, широкую, заросшую травой дорогу, протянувшуюся сквозь самое сердце Вейес Дотрак, от Конских ворот к Матери гор. Первыми, вместе с евнухами и слугами, шли старухи из дош кхалина, некоторые опирались на высокие резные посохи, с трудом передвигая древние трясущиеся ноги по дороге, другие же шествовали горделиво, как любой из владык табунщиков. Некогда каждая из старух была кхалиси. Жену присылали сюда править великим дотракийским народом после смерти благородного мужа, когда новый кхал со своей кхалиси занимал его место перед всадниками. Даже могущественнейшие из кхалов преклонялись перед мудростью и властью дош кхалина. И все же Дени было как-то не по себе от мысли, что однажды и ей суждено будет оказаться среди них, захочет она того или нет.
   
Позади мудрых старух шли остальные: кхал Ого и его сын, кхалакка Фого, кхал Джоммо и его жены, главные из приближенных Дрого, служанки Дени, слуги и рабы кхала и так далее. Колокола и барабаны задавали величественный ритм движению процессии, торжественно шествовавшей по Божьему пути. Украденные герои и боги мертвых народов размышляли во тьме. Вдоль шествия торопливо бежали рабы с факелами в руках, и мерцающие эти огни заставляли великие монументы казаться почти живыми.
   
— А что значит имя Рейего? — спросил ее Дрого на обычном языке Семи Королевств — при возможности Дени старалась научить его нескольким словам. Дрого учился быстро, когда хотел этого, однако акцент его оставался таким невозможным, что ни сир Джорах, ни Визерис не понимали ни слова из того, что говорил кхал.
   
— Мой старший брат Рейегар был свирепым воином, мое солнце и звезды, — отвечала она мужу. — Он умер до моего рождения. Сир Джорах говорит, что он был последним из драконов.
   
Кхал Дрого поглядел на нее сверху вниз. Лицо его казалось медной маской, но ей показалось, что под длинными черными усами, поникшими под весом золотых колец, промелькнула тень улыбки.
   
— Это хорошее имя, Дан Арес, жена, луна моей жизни, — проговорил он.
   
Они приехали к озеру, которое дотракийцы именовали Чревом Мира; окруженные зарослями тростников воды его всегда оставались чистыми и спокойными. Тысячу лет назад, как сказала ей Чхику, первый мужчина выехал из его глубин верхом на первом коне.
   
Процессия остановилась на травянистом берегу, тем временем Дени разделась и сбросила свою грязную одежду на землю. Нагая, она осторожно ступила в воду. Ирри утверждала, что у озера этого нет дна, однако Дени ощущала, как мягкая грязь просачивается между ее пальцами, пока она шла, раздвигая высокий тростник. Луна плавала на спокойных черных водах, разбиваясь на осколки и складываясь вновь, когда волны от ее ног накладывались на отражение. Мурашки пробежали по ее нежной коже, когда холодок поднялся вверх по ее бедрам, поцеловал нижние губы. Кровь жеребца засохла на ее руках и около рта. Зачерпнув обеими ладонями, Дени подняла священную воду над головой, очищая себя и дитя, находящееся внутри ее чрева; кхал и все остальные глядели на нее. Она слышала, как бормотали старухи дош кхалина, и гадала, что они говорят.
   
Когда мокрая и дрожащая Дени выбралась из озера, служанка ее Дореа заторопилась к ней с одеянием из крашеного шелка, но кхал Дрого отослал ее прочь движением руки. Он с одобрением глядел на вздувшееся чрево и налившиеся груди жены, и Дени заметила, как напряглась его мужественность под штанами из конской шкуры, закрытыми под тяжелыми золотыми медальонами пояса.
   
Она подошла к нему и помогла распустить шнурок. Могучий кхал взял ее за бедра и поднял в воздух, словно ребенка. Колокольчики в волосах его запели.
   
Обхватив мужа руками за плечи, Дени спрятала лицо у него на груди. Три быстрых движения — и все было кончено.
   
— Жеребец, который покроет весь мир, — шепнул Дрого. Руки его пахли конской кровью. В миг высшего наслаждения он прикусил кожу на ее шее, а потом снял с себя, и семя его потекло по бедрам Дени. Только потом он позволил ей одеться в надушенный шелк. Ирри надела мягкие шлепанцы на ее ноги.
   
Кхал Дрого завязал штаны, отдал приказ, и на берег вывели коней. Кохолло была предоставлена честь помочь кхалиси подняться на свою Серебрянку. Дрого пришпорил своего жеребца и направился прочь по Божьему пути, под луной и звездами. Дени легко догнала его.
   
Шелковый тент, покрывавший сверху приемный зал кхала Дрого, сегодня был свернут, и луна последовала за ними внутрь дворца. Четырехфутовые языки пламени плясали на трех огромных каменных очагах. В воздухе пахло жареным мясом и перебродившим кобыльим молоком. Полный зал гудел — здесь на подушках сидели те, чей сан и имя не давали права присутствовать при церемонии. Дени въехала в арку, проехала дальше по проходу между сидящими; все глядели на нее. Дотракийцы перекрикивались, превознося ее чрево и грудь, возвеличивая жизнь, растущую внутри нее. Дени не понимала всего, что они говорили, но одна фраза заглушала все остальные.
   
— Жеребец, который покроет весь мир, — звучал тысячеголосый хор.
   
Рокот барабанов и стоны труб разносились в ночи. Полуодетые женщины кружили и плясали на низких столах, среди блюд и подносов с мясом, сливами, финиками и гранатами. Многие мужчины уже перепились перебродившего молока, но Дени знала: сегодня аракхам не звенеть друг о друга; здесь, в священном городе, запрещалось обнажать мечи и лить кровь.
   
Кхал Дрого спешился и занял свое место на высокой скамье. Кхал Джоммо и кхал Ого, уже находившиеся в Вейес Дотрак со своими кхаласарами, были удостоены самых почетных мест — справа и слева от Дрого. Позади троих кхалов сидели кровные всадники, ниже располагались три жены кхала Джоммо.
   
Дени спустилась со своей Серебрянки и отдала поводья рабу. Когда Дореа и Ирри устроили для нее подушки, она поискала взглядом своего брата. Визериса можно было бы заметить даже в противоположном конце людного зала, но ни серебряной головы брата, ни бледного лица, ни городских лохмотьев нигде не было видно. Она обратила взгляд к людным столам возле стен, где мужчины, чьи косы были даже короче их мужского признака, сидели на бахромчатых ковриках и плоских подушках у невысоких столов, но все лица были черноглазы и меднокожи. Она отыскала сира Джораха Мормонта в середине зала возле главного очага. Место это считалось почетным и даже весьма: дотракийцы ценили искусство рыцаря во владении мечом. Дени послала Чхику привести его к своему столу. Мормонт явился немедленно и опустился перед ней на одно колено.
   
— Кхалиси, — проговорил он, — приказывайте, повинуюсь.
   
Она хлопнула по набитой подушке из конской шкуры возле себя.
   
— Садись и поговори со мной.
   
— Вы оказываете мне честь. — Рыцарь уселся на подушку, скрестив ноги. Раб склонился перед ним, предлагая деревянное блюдо, полное спелых фиг. Сир Джорах взял одну и откусил половину.
   
— А где мой брат? — спросила Дени. — Он должен был прийти на пир.
   
— Я видел светлейшего государя этим утром, — сказал ей Мормонт. — Он говорил, что собирается на западный рынок, чтобы найти вина.
   
— Вина? — с явным недовольством в голосе повторила Дени. Визерис не мог переносить вкуса перебродившего молока, которое пили дотракийцы, она знала это; в эти дни брат частенько посещал базары, выпивая с торговцами, приводившими великие караваны с запада и востока. Похоже, он находил их общество более приятным.
   
— Вина, — подтвердил сир Джорах. — Потом он захотел нанять в свое войско кого-нибудь из наемников, охраняющих караваны.
   
Служанка положила перед ним пирог с кровью, и рыцарь обеими руками взял его.
   
— А это разумно? — спросила она. — У него нет золота, чтобы заплатить солдатам. Что, если они предадут его? — Провожатые караванов редко тревожили себя мыслями о чести, узурпатор, засевший в Королевской Гавани, хорошо заплатил бы им за голову брата. — Вам следовало бы пойти с ним, чтобы приглядеть за его безопасностью. Вы же присягнули ему!
   
— Мы находимся в Вейес Дотрак, — напомнил ей рыцарь. — Здесь никто не вправе обнажить клинок и пролить кровь.
   
— Но люди тем не менее умирают, — сказала она. — Так сказал мне Чхого. Некоторые из торговцев привозят с собой рослых евнухов, которые удавливают воров шелковой лентой. При этом кровь не проливается, и боги спокойны.
   
— Тогда будем надеяться, что ваш брат проявит достаточно мудрости и не будет ничего красть. — Сир Джорах стер жир со рта тыльной стороной ладони и пригнулся над столом. — Он намеревался забрать у вас драконьи яйца, но я предупредил, что отсеку ему руку, если он посмеет даже прикоснуться к ним.
   
На мгновение Дени почувствовала такое потрясение, что у нее даже не хватило слов.
   
— Мои яйца… но они же мои… их мне подарил магистр Иллирио, это подарок к свадьбе, но зачем они Визерису… это всего лишь только камни…
   
— Этим же словом можно назвать и рубины, алмазы и огненные опалы, принцесса… но драконьи яйца встречаются куда реже. Торговцы, с которыми он пьет, позволят отрезать свою мужественность даже за один из этих камней, ну а за три Визерис сможет нанять столько наемников, сколько ему потребуется.
   
Дени не знала, даже не подозревала об этом.
   
— Тогда он должен получить их. Ему незачем их красть. Ему нужно только попросить! Он мой брат… и мой истинный король.
   
— Да, он ваш брат, — согласился сир Джорах.
   
— Вы не понимаете, сир, — сказала она. — Мать моя умерла, давая мне жизнь, а отец и мой брат Рейегар погибли еще до того. Я не знала бы даже их имен, если бы их не назвал мне Визерис. Он у меня один. Единственный. Кроме него, у меня никого нет.
   
— Так было прежде, — сказал сир Джорах, — но теперь это не так, кхалиси. Вы теперь стали дотракийкой. В чреве вашем едет жеребец, который покроет весь мир. — Он поднял чашу, и раб наполнил ее перебродившим кобыльим молоком, кислым и полным комков.
   
Дени отмахнулась. Даже от запаха ее затошнило, и она не хотела рисковать, не хотела расставаться с кусками конского сердца, которое с таким трудом заставила себя съесть.
   
— Что это значит? — спросила она. — Что это за жеребец? Все кричат мне эти слова, но я не понимаю их смысла.
   
— Жеребец — это кхал кхалов, предсказанный в древнем пророчестве, дитя. Он объединит дотракийцев в единый кхаласар и приведет их к концам земли, так было обещано. Все люди мира покорятся ему.
   
— Ой, — сказала Дени тоненьким голосом. Рука ее погладила платье над раздувшимся животом. — А я назвала его Рейего…
   
— От этого имени кровь в жилах узурпатора застынет.
   
Вдруг Дореа потянула ее за локоть.
   
— Госпожа моя, — настоятельно шепнула служанка, — ваш брат…
   
Дени поглядела в дальний конец длинного, лишенного крыши зала и заметила брата, который направлялся к ней. Судя по неуверенной походке, нетрудно было понять, что Визерис отыскал свое вино… а с ним и долю того, что он выдавал за отвагу.
   
На Визерисе были алые шелка, грязные и запачканные в дороге. Плащ и перчатки из черного бархата выцвели на солнце. Пересохшие сапоги его скрипели, серебристые волосы спутались, на поясе в кожаных ножнах висел длинный меч. Дотракийцы заметили оружие, когда он проходил, и Дени услышала их проклятия и угрозы, гневный ропот приливом охватывал ее. Умолкла и музыка, и притих нервный, оступающийся рокот барабанов.
   
Жуткое предчувствие охватило ее сердце.
   
— Ступайте к нему, — приказала она сиру Джораху. — Остановите его. Приведите сюда. Скажите ему, что он может получить свои драконьи яйца, если это все, в чем он нуждается.
   
Рыцарь быстро вскочил на ноги.
   
— Где моя сестра? — крикнул Визерис голосом, полным вина. — Я пришел пировать. Как ты смела сесть за трапезу без меня? Никто не смеет приступать к еде прежде, чем начнет есть король. Где она? Эта шлюха не может укрыться от дракона!
   
Он остановился возле самого большого из трех очагов, вглядываясь в лица дотракийцев. В зале собралось тысяч пять человек, но лишь горстка из них знала общий язык. Но даже если слова его оставались непонятными, одного взгляда на Визериса было достаточно, чтобы все понять.
   
Сир Джорах торопливо подошел к нему, что-то шепнул на ухо и взял за руку, но Визерис вырвался.
   
— Убери свои руки! Никто не смеет прикасаться к дракону без его разрешения!
   
Дени тревожно посмотрела вверх на высокую скамью. Кхал Дрого что-то говорил кхалам, сидевшим возле него. Кхал Джоммо ухмылялся, а кхал Ого уже громко хохотал.
   
Смех заставил Визериса поднять глаза.
   
— Кхал Дрого, — сказал он заносчиво, — я прибыл на пир! — Он отшатнулся от сира Джораха, пытаясь подняться к трем кхалам на высокой скамье.
   
Кхал Дрого поднялся, выплюнул дюжину слов на дотракийском быстрее, чем Дени могла понять его, и указал пальцем.
   
— Кхал Дрого говорит, что место твое не на высокой скамье, — перевел сир Джорах ее брату. — Кхал Дрого говорит, что место твое там.
   
Визерис поглядел в сторону, в которую указал кхал. В дальней части длинного зала, в уголке у стены, прячась в тени так, чтобы лучшие люди не видели их, сидели нижайшие из нижайших. Юные, еще не побывавшие в стычках юноши, старики с затуманившимися глазами и одеревеневшими суставами. Слабоумные и раненые. Вдали от мяса и еще дальше от чести.
   
— Это не место для короля, — объявил ее брат.
   
— Место это, — отвечал кхал Дрого на общем языке, которому научила его Дени, — как раз и подобает королю, стершему ноги. — Он хлопнул в ладоши. — Телегу! Подайте телегу кхалу Рхаггату…
   
Пять тысяч дотракийцев разразились смехом и воплями. Сир Джорах стоял возле Визериса и кричал ему на ухо, но в зале поднялся столь громогласный рев, что Дени не слышала его слов. Брат ее отвечал криком, и они схватились; наконец Мормонт бросил Визериса на пол.
   
Брат ее извлек меч.
   
Нагая сталь мелькнула жутким багрянцем, отражая свет очагов.
   
— Убирайся от меня! — прошипел Визерис. Сир Джорах отступил на шаг, и брат ее неуверенно поднялся на ноги. Он махнул над головой чужим клинком, который магистр Иллирио дал Визерису, чтобы тот приобрел более царственный вид. Дотракийцы со всех сторон призывали проклятия на его голову.
   
Дени испустила безмолвный крик ужаса. Она-то знала, что ждет обнажившего меч в Вейес Дотрак, хотя брат не представлял этого.
   
Визерис повернул голову на ее голос и наконец заметил сестру.
   
— А, вот и она! — сказал он с улыбкой. И направился к ней, рассекая воздух, словно освобождая дорогу в стане врагов, хотя никто не пытался остановить его.
   
— Клинок… убери меч, — попросила она его. — Пожалуйста, Визерис. Это запрещено. Опусти меч и садись на подушки. Пей, ешь. Тебе нужны драконьи яйца? Возьми их, только брось меч.
   
— Делай, как она говорит тебе, дурак, — закричал сир Джорах. — Иначе они убьют всех нас.
   
Визерис расхохотался.
   
— Они не посмеют убить нас. Это им запрещено проливать кровь в священном городе… а не мне. — Он приложил острие меча к груди Дейенерис и провел им по ее животу. — Я хочу получить то, зачем прибыл сюда, — сказал он сестре. — Я хочу корону, и он обещал мне ее. Он купил тебя, но не заплатил. Скажи ему, что я хочу получить то, что мне причитается, или я заберу тебя назад… Тебя и драконьи яйца. А он может взять своего паршивого жеребенка. Я вырежу подлеца и подарю ему.
   
Меч пронзил шелка и кольнул пупок. Визерис плакал, Дейенерис видела это, он плакал и хохотал одновременно, этот человек, который прежде был ее братом. Вдали, словно где-то в другом мире, Дени слышала рыдания Чхику; она не смела переводить, в страхе перед кхалом, который мог привязать ее к собственному коню и протащить до самой Матери гор. Дени положила руки на плечи девушки и сказала:
   
— Не бойся, я сама скажу ему.
   
Дени не знала, хватит ли у нее слов, но когда она договорила, кхал Дрого произнес несколько отрывистых предложений на дотракийском, и она увидела, что он понял ее.
   
Солнце ее жизни спустился вниз с высокой скамьи.
   
— Что он сказал? — спросил человек, который был ее братом.
   
В зале стало так тихо, что она слышала колокольчики в волосах кхала Дрого, мягко певшие при каждом его шаге. Кровные всадники следовали за ним, как три медные тени. Дейенерис похолодела.
   
— Он говорит, что ты получишь великолепную золотую корону, от которой затрепещет любой человек…
   
Визерис улыбнулся и опустил свой меч. Это было печальнее всего, эта его улыбка так мучила ее потом.
   
— Только этого я и хотел, он сам обещал мне!
   
Когда муж, солнце ее жизни, подошел к ней, Дени обняла его за плечи. Кхал произнес слово, и кровные всадники бросились вперед. Квото схватил человека, который был ее братом за руки, Хагго раздробил ему руку резким поворотом огромных ладоней. Кохолло вырвал меч из обмякших пальцев. Но даже теперь Визерис еще ничего не понял.
   
— Нет, — закричал он, — вы не смеете прикасаться ко мне, я — дракон, я — дракон, и я получу корону!
   
Кхал Дрого расстегнул пояс, медальоны его были отлиты из чистого золота, массивного и украшенного, каждый был величиной в руку человека. Кхал выкрикнул приказ. Рабы потянули с очага тяжелый кухонный котел, вылили отвар на землю и вернули горшок в огонь. Дрого бросил в него пояс и принялся невозмутимо смотреть на медальоны, покрасневшие и начавшие оплывать. Дени видела, как пламя пляшет в ониксе его глаз. Раб подал кхалу пару толстых перчаток из конского волоса, он натянул их на руки, даже не поглядев на невольника.
   
Визерис завопил отчаянным тонким голосом труса, увидевшего свою смерть. Он брыкался и вырывался, скулил как пес и рыдал как дитя, но дотракийцы крепко держали его. Сир Джорах пробился к боку Дени, положил руку на ее плечо.
   
— Отвернитесь, моя принцесса, умоляю вас.
   
— Нет. — Она сложила свои руки на вздувшемся животе, защищая дитя.
   
Наконец Визерис поглядел на нее.
   
— Сестра, прошу… Дени, скажи им… пусть они… милая сестрица…
   
Когда золото наполовину расплавилось и начало растекаться, Дрого потянулся к пламени и выхватил горшок.
   
— А вот и корона! — взревел он. — Вот и корона для тележного короля! — Кхал перевернул горшок над головой человека, который был ее братом.
   
Вопль, который издал Визерис Таргариен, когда жуткий железный шлем прикрыл его лицо, ничуть не напоминал человеческий. Ноги его выбили отчаянную дробь по утоптанной земле, движения их замедлились, остановились. Капли расплавленного золота стекали на его грудь, воспламеняя алый шелк… но ни капли крови не было пролито.
   
Он не был драконом, подумала Дени, ощутив неожиданное спокойствие. Огонь не может убить дракона.
  
  
   
    
Эддард
   
   
Он шел через крипту под Винтерфеллом, как ходил тысячу раз до этого. Короли зимы следили за ним ледяными глазами, а лютоволки у их ног поворачивали огромные каменные головы и рычали. Он подошел к последней гробнице, где спал отец его, возле Брандона и Лианны.
   
— Обещай мне, — шепнуло изваяние Лианны. На нем была гирлянда из бледно-голубых роз, глаза сестры плакали кровью.
   
Эддард Старк вздрогнул, сердце его колотилось, простыни перепутались. В комнате было темно как в яме, кто-то барабанил в двери.
   
— Лорд Эддард, — позвал громкий голос.
   
— Мгновение. — Ничего не соображавший, нагой, он прохромал через темную палату. Когда он открыл дверь, то обнаружил там Томарда с занесенным кулаком и Кейна с тоненькой свечой в руке. Между ними стоял личный стюард короля.
   
Лицо его могло быть высеченным из камня, настолько мало оно показывало.
   
— Милорд десница, — проговорил стюард, — светлейший король требует вашего немедленного присутствия.
   
Итак, Роберт вернулся с охоты. Время закончилось.
   
— Мне потребуется несколько мгновений, чтобы привести себя в порядок. — Нед оставил человека ожидать снаружи.
   
Кейн помог ему одеться. Белая льняная рубаха и серый плащ, брюки, разрезанные вдоль заключенной в лубок ноги, знак должности и в последнюю очередь — пояс из тяжелых серебряных звеньев. Он спрятал валирийский кинжал на груди.
   
Кейн и Томард повели его через внутренний двор. В Красном замке было темно и тихо, луна невысоко висела над стенами — еще не созревшая, но стремящаяся к полноте. На стене расхаживал стражник в золотом плаще.
   
Королевские покои находились в твердыне Мейегора, массивной квадратной крепости, истинном сердце Красного замка, обнесенной стенами двенадцати футов толщиной и окруженной сухим рвом, усаженным железными шипами. Это был замок внутри замка. Сир Борос Блаунт охранял дальний конец моста, белая стальная броня казалась призрачной в лунном свете. Оказавшись внутри, Нед миновал еще двоих рыцарей Королевской гвардии. Сир Престон Гринфилд стоял у подножия ступеней, а сир Барристан Селми ожидал у дверей королевской опочивальни. Трое людей в белых плащах, подумал он, вспоминая, и странный холодок пробежал по его спине. Лицо сира Барристана было бледнее брони. Неду хватило лишь одного взгляда на него, чтобы понять, что случилось нечто ужасное. Королевский стюард отворил дверь.
   
— Лорд Эддард Старк, — объявил он.
   
— Введите его сюда, — проговорил странный глухой голос.
   
Пламя горело в двух очагах в каждом конце опочивальни, наполняя комнату мрачным кровавым огнем. Жара внутри удушала. Роберт лежал под пологом на постели. Около ложа его возвышался великий мейстер Пицель, лорд Ренли беспокойно расхаживал перед закрытыми окнами. Слуги сновали взад и вперед, подкладывая поленья в очаг, и кипятили вино. Серсея Ланнистер сидела на краю постели возле своего мужа. Волосы ее были взлохмачены, словно со сна, но в глазах королевы дремоты не было. Она следила за Недом, которому Томард и Кейн помогали пересечь комнату. Ему казалось, что он двигался очень медленно, словно бы во сне.
   
Король лежал в сапогах. Нед видел засохшую грязь и травинки, прилипшие к коже сапог, носками торчащих из-под прикрывавшего его одеяла. Зеленый дублет остался на полу, распоротый и брошенный, ткань покрывали засохшие кровавые пятна. В комнате пахло дымом, кровью и смертью.
   
— Нед, — шепнул король, увидев его. Лицо Роберта было белее молока. — Подойди… ближе.
   
Люди помогли Неду приблизиться. Он оперся рукой на столб балдахина. Одного только взгляда на Роберта было довольно, чтобы понять, как плохо королю.
   
— Что?.. — спросил он, и горло его перехватило.
   
— Вепрь. — Лорд Ренли оставался в охотничьем зеленом костюме, плащ его был запачкан кровью.
   
— Дьявол, — хрипел король. — Я сам виноват. Перебрал вина, проклятие, промахнулся!
   
— А где были все вы? — потребовал Нед ответа у лорда Ренли. — Где был сир Барристан и Королевская гвардия?
   
Рот лорда Ренли дернулся.
   
— Брат приказал нам отступить в сторону и не мешать ему брать вепря.
   
Эддард приподнял одеяло. Они сделали все, что могли, чтобы зашить рану, но этого было мало. Зверь был наверняка матерым. Он распорол живот короля снизу до груди своими клыками. Пропитанные вином повязки, которые накладывал великий мейстер Пицель, уже почернели от крови, от раны жутко разило. Желудок Неда перевернулся, он опустил одеяло.
   
— Воняет, — сказал Роберт, — смертью воняет, или ты думаешь, что я не понимаю этого? Ловко обошелся со мной это сукин сын! Но я… я расплатился с ним, Нед. — Улыбка короля была столь же жуткой, как его рана; зубы были в крови. — Я вогнал ему нож прямо в глаз. Спроси их, если не веришь!
   
— Истинно так, — пробормотал лорд Ренли, — мы привезли тушу с собой, как приказал мой брат.
   
— Для пира, — прошептал Роберт. — А теперь оставьте нас, все оставьте. Я должен поговорить с Недом.
   
— Роберт, милый мой господин… — начала Серсея.
   
— Я сказал, все уйдите, — бросил Роберт с тенью прежней свирепости. — Что в моих словах непонятного, женщина?
   
Серсея подобрала свои юбки и достоинство и направилась к двери, за ней последовали лорд Ренли и все остальные. Великий мейстер Пицель помедлил, трясущимися руками предлагая королю чашу густого белого настоя.
   
— Маковое молоко, светлейший государь. Выпейте, чтобы уменьшить боль.
   
Роберт отмахнулся тыльной стороной руки.
   
— Убери чашу. Скоро я отосплюсь, старый дурак. Убирайся.
   
С ужасом посмотрев на Неда, великий мейстер Пицель побрел вон из комнаты.
   
— Проклятие, Роберт, — проговорил Нед, когда они остались одни. Нога его пульсировала так, что он почти ослеп от боли. Или, быть может, это горе туманило его глаза. Он нагнулся к постели, к лицу друга. — Ну почему ты всегда был таким упрямым?
   
— Ах, мать-перемать, Нед, — проговорил хриплым голосом король. — Я убил его, и все тут. — Прядь спутанных волос прикрыла его глаза, он смахнул ее и поглядел на Неда. — Надо было бы и тебя тоже. Ну не можете дать человеку поохотиться в мире. Сир Робар отыскал меня… Снять голову с Григора? Ну и идея. Я не сказал Псу, пусть Серсея сама удивит его.
   
Смех короля превратился в ворчание, когда боль пронзила его.
   
— Боги милосердные, — пробормотал король в муке. — Девочка, Дейенерис, она всего лишь только ребенок… Вот поэтому… боги послали вепря… чтобы наказать меня… — Король закашлялся, отплевываясь кровью. — Я был не прав, я был не прав… она всего только девочка. Мизинец… Варис, Мизинец, даже мой брат… все они… но никто не воспротивился мне, кроме тебя, Нед. Только ты… — Он с усилием поднял руку. — Перо и бумага здесь, на столе. Пиши, что я приказываю.
   
Нед разгладил бумагу на колене, взял перо.
   
— Повинуюсь, светлейший государь.
   
— По слову и воле Роберта из дома Баратеонов, первого носителя этого имени, короля андалов и так далее… вставишь проклятые титулы, ты знаешь, как они звучат… Повелеваю Эддарду из дома Старков, лорду Винтерфелла и деснице короля, принять обязанности лорда-регента и протектора королевства после моей… после моей смерти… и править моим именем… до тех пор, пока сын мой Джоффри не достигнет нужного возраста.
   
«Роберт… Джоффри не твой сын», — хотел сказать Нед, но слова эти не шли. Лицо Роберта искажала слишком сильная мука. Он не мог ранить его еще сильнее. И, нагнув голову, лорд Старк принялся писать, но там, где король сказал «мой сын Джоффри», он написал «мой наследник». Ложь эта оставила на душе его грязный отпечаток. «Чего только не приходится совершать, да простят меня боги».
   
— Что еще я должен сказать?
   
— Скажи… все что нужно. Хранить и оборонять старых богов и новых, ты знаешь слова. Пиши все. Я подпишу. Передашь совету после моей смерти.
   
— Роберт, — проговорил Нед голосом, полным горя, — ты не должен умирать. Ну постарайся. Страна нуждается в тебе.
   
Роберт стиснул его руку.
   
— Ты… неумелый лжец, Нед Старк, — промолвил он, одолевая боль, — страна… страна знает… каким паршивым королем я был. Хуже Эйериса, да простят меня боги.
   
— Нет, — сказал Нед своему умирающему другу. — Зачем так говорить, светлейший государь! Тебя с Эйерисом даже сравнить нельзя!
   
Роберт умудрился улыбнуться.
   
— Ну теперь люди хотя бы скажут… что в последней воле… я не ошибся. Ты ведь не подведешь меня! Теперь править тебе. Ты ведь любишь это занятие еще меньше, чем я, но ты справишься, Нед. Написал?
   
— Да, светлейший государь. — Нед подал Роберту бумагу.
   
Король вслепую поставил подпись, оставив на бумаге кровавое пятно.
   
— Приложишь печать. А вепря съешьте на поминках, — скрежетнул Роберт, — с яблоком во рту и поджарьте до хруста. Съешьте ублюдка. Сделай так, Нед, хотя тебе-то кусок в глотку не полезет. Обещай мне, Нед!
   
— Обещаю. — И в памяти отозвался голос Лианны, те же слова: «Обещай мне, Нед!»
   
— Девочка, — сказал король. — Дейенерис. Пусть живет. Если ты можешь, если это… не слишком поздно… переговори с ними… с Варисом, Мизинцем, пусть они не убивают ее. Помоги моему сыну, Нед, сделай его… лучшим королем, чем был я. — Он дернулся. — Да смилуются боги над нами.
   
— Смилуются, мой друг, — обещал Нед. — Обязательно.
   
Король закрыл глаза и как будто расслабился.
   
— Был убит свиньей, — пробормотал он. — Можно бы и посмеяться, но слишком уж больно.
   
Неду не хотелось смеяться.
   
— Позвать всех назад?
   
Роберт слабо кивнул:
   
— Как хочешь. Боги, почему здесь так холодно?
   
Слуги торопливо вошли и принялись подкладывать дрова в огонь. Королева ушла, принеся этим какое-то облегчение. Если у нее остались хоть крохи ума, Серсея заберет детей и убежит с ними еще до рассвета, подумал Нед. Она и так задержалась здесь слишком долго.
   
Король Роберт определенно не горевал без жены. Он попросил своего брата Ренли и великого мейстера Пицеля стать свидетелями и приложил печать к горячему желтому воску, которым Нед капнул на грамоту.
   
— А теперь дайте мне что-нибудь от боли и позвольте умереть.
   
Великий мейстер Пицель поспешно смешал ему новую чашу макового молока. На этот раз король выпил все без остатка. Густую бороду усеяли белые капли, когда Роберт отбросил пустую чашу в сторону.
   
— Я усну?
   
Нед склонился над ним:
   
— Да, милорд.
   
— Отлично, — улыбнулся король. — Я передам Лианне твою любовь, Нед. Позаботься о моих детях.
   
Слова эти повернулись в животе Неда ударом ножа. На мгновение он потерялся. Он не мог заставить себя солгать. А затем вспомнил его бастардов… маленькую Барру у груди матери, Мию, оставшуюся в Долине, Джендри у наковальни и остальных.
   
— Я буду охранять твоих детей, как своих собственных, — медленно проговорил он.
   
Роберт кивнул и закрыл глаза. На глазах Неда старый друг осел на подушки, и маковое молоко смыло боль с его лица. Король погрузился в сон.
   
Тяжелые цепи негромко звякнули, когда великий мейстер Пицель подошел к Неду.
   
— Я сделал все, что было в моих силах, милорд, однако рана успела загнить. На дорогу ушло два дня, и я увидел его уже слишком поздно. Я могу лишь уменьшить страдания светлейшего государя, но одни только боги могут теперь исцелить его.
   
— Сколько ему осталось? — спросил Нед.
   
— По всем правилам он должен был уже скончаться. Я еще не видел, чтобы человек так яростно держался за жизнь.
   
— Мой брат всегда был могуч, — заметил лорд Ренли, — хотя, может быть, и не слишком мудр.
   
В обжигающей жаре опочивальни чело его увлажнил пот. Он мог показаться призраком Роберта — молодой и темноволосый красавец.
   
— Он убил вепря! Внутренности уже вываливались из его живота, но тем не менее он убил вепря. — В голосе его слышалось удивление.
   
— Роберт был не из тех, кто оставляет поле боя, пока враг стоит на ногах, — кивнул Нед.
   
Снаружи за дверью сир Барристан по-прежнему охранял вход в башню.
   
— Мейстер Пицель дал королю маковое молоко. Приглядите, чтобы никто не потревожил его без моего разрешения, — распорядился Нед.
   
— Как прикажете, милорд. — Сир Барристан, казалось, постарел еще более. — Я не сумел исполнить свою священную клятву.
   
— И самый верный рыцарь не смог бы защитить короля от него самого, — проговорил Нед. — Роберт любил охотиться на вепрей. При мне он взял их, наверное, тысячу.
   
Король не знал трепета, упирался в землю ногами, с огромным копьем в руке, притом нередко ругая зверя, бросавшегося на него, и ожидал — до самого последнего мгновения. И когда вепрь оказывался рядом, убивал несущегося зверя одним коротким и уверенным движением.
   
— Никто не знал, что именно этот вепрь принесет ему смерть.
   
— Вы добры ко мне, лорд Эддард.
   
— То же самое сказал и король. Он обвинил вино.
   
Седоволосый рыцарь устало кивнул.
   
— Когда мы выгнали вепря из логова, светлейший государь едва не сползал из седла, однако он приказал нам отступить.
   
— Интересно, сир Барристан, — негромко спросил Варис, — а кто дал королю это вино?
   
Нед не заметил приближения евнуха, но, обернувшись, увидел его. Черное бархатное одеяние Вариса мело по земле, лицо покрывал слой свежей пудры.
   
— Вино было из собственного бурдюка короля, — проговорил сир Барристан.
   
— Единственного бурдюка? Охота пробуждает жажду.
   
— Я не считал, сколько их было. Сквайр всегда приносил новый мех по требованию короля.
   
— Такой услужливый мальчик, — сказал Варис. — Старался, чтобы светлейший не ощущал жажды.
   
Во рту Неда сделалось горько. Он вспомнил двух светловолосых юнцов, которых Роберт посылал искать кузнеца, чтобы растянуть нагрудник. В тот вечер на пиру король всем рассказывал эту повесть и всякий раз трясся от хохота.
   
— Который из них?
   
— Старший, — ответил сир Барристан. — Лансель.
   
— Я отлично знаю юношу, — сказал Варис. — Преданный молодой человек. Сын сира Кивана Ланнистера, племянник лорда Тайвина и кузен королевы. Надеюсь, милый мальчик ни в чем не обвиняет себя. Дети в своей юной невинности настолько ранимы! Я это прекрасно помню…
   
Безусловно, Варис некогда был молодым. Впрочем, Нед сомневался, что он вообще когда-либо был невинным.
   
— Вы упомянули о детях. Роберт изменил свои намерения в отношении Дейенерис Таргариен. Какие бы распоряжения вы ни отдали, я хочу, чтобы их отменили. Немедленно.
   
— Увы, — отвечал Варис, — даже если я сделаю это немедленно, и то будет уже поздно. Птички, увы, уже улетели. Но я выполню все, что могу, милорд. Прошу вашего прощения. — Он поклонился и скользнул вниз по ступеням, негромко ступая по камням своими мягкими туфлями.
   
Кейн и Томард помогали Неду перейти мост, когда лорд Ренли выбежал из крепости Мейегора.
   
— Лорд Эддард, — окликнул он Неда. — Подождите мгновение, будьте любезны.
   
Нед остановился.
   
— Как вам угодно.
   
Ренли подошел к нему.
   
— Отошлите ваших людей.
   
Они остановились на середине моста, над сухим рвом. Лунный свет серебрил острия пик, усаживающих его дно.
   
Нед махнул. Томард и Кейн склонили головы и почтительно отступили. Сир Ренли с опаской поглядел на сира Престона, замершего в дальнем конце моста, и на сира Барристана в дверях позади них.
   
— Это письмо. — Он наклонился поближе. — Речь шла о регентстве? Мой брат назначил вас протектором?
   
Ренли не дожидался ответа.
   
— Милорд, в моей собственной гвардии тридцать человек, есть друзья среди рыцарей и лордов. Предоставьте мне час, и я отдам в ваши руки сотню мечей.
   
— И что я сделаю с сотней мечей, милорд?
   
— Вы нанесете удар! Немедленно, пока замок спит. — Ренли поглядел на сира Бороса и вновь понизил свой голос до настоятельного шепота. — Надо отделить Джоффри от матери и взять его. Протектор или нет, но человек, который владеет юным королем, владеет властью. Надо захватить Мирцеллу и Томмена. Если дети будут у нас, Серсея не посмеет сопротивляться. Совет подтвердит вашу власть лорда-протектора и отдаст Джоффри в вашу опеку.
   
Нед холодно поглядел на него.
   
— Роберт еще не умер, и боги могут пощадить его. А если нет, я передам совету его последние слова, и мы обдумаем вопрос о наследовании престола, однако я не буду бесчестить его последние часы на земле, проливая кровь в его палатах, извлекая испуганных детей из постелей.
   
Лорд Ренли отступил назад, напряженный как тетива.
   
— С каждым мгновением промедления Серсея получает лишнее время на подготовку. И когда Роберт умрет, его может не хватить… нам.
   
— Тогда следует молиться, чтобы Роберт не умер.
   
— На это шансы невелики, — отвечал Ренли.
   
— Иногда боги бывают милосердны.
   
— Боги, но не Ланнистеры. — Лорд Ренли повернулся и направился назад через ров к башне, где лежал его умирающий брат.
   
Вернувшись к себе в палаты, Нед ощутил усталость и боль в сердце, но о том, чтобы уснуть, не было даже речи. Тот, кто играет в престолы, либо побеждает, либо погибает, сказала ему Серсея Ланнистер в богороще. Нед подумал, не ошибся ли он, отказав предложению лорда Ренли. Он не любил подобных интриг, к тому же бесчестно угрожать детям, и все же… если Серсея решила сопротивляться, а не бежать, ему не хватит даже тех мечей, которые предложил Ренли.
   
— Мне нужен Мизинец, — сказал он Кейну. — Если он сейчас не у себя, возьмите столько людей, сколько потребуется, и обыщите все винные погребки и бордели в Королевской Гавани, но найдите его и доставьте ко мне до рассвета.
   
Кейн поклонился и направился прочь.
   
Нед обратился к Томарду:
   
— «Владычица ветра» отправляется с вечерним приливом. Ты выбрал свиту?
   
— Десять человек, старшим — Портер.
   
— Двадцать, старшим поедешь ты, — сказал Нед. Портер человек отважный, но недалекий. Девочек он мог доверить лишь человеку более надежному и разумному.
   
— Как вам угодно, милорд, — поклонился Том. — Не могу сказать, что мне будет жаль расстаться с этим местом. Я соскучился по жене.
   
— Вы пройдете мимо Драконьего Камня, когда повернете на север. Я хочу, чтобы вы передали письмо.
   
Том удивился.
   
— На Драконий Камень, милорд? — Островная крепость дома Таргариенов пользовалась мрачной репутацией.
   
— Велите капитану Кроссу поднять мой стяг, как только он завидит остров: там могут опасаться незваных гостей. Если капитан проявит нерешительность, предложите ему все, что он захочет. Я дам тебе письмо, передашь его в собственные руки лорда Станниса Баратеона. И никому более: ни управляющему, ни капитану его гвардии, ни его леди-жене, только самому лорду Станнису.
   
— Как вам угодно, милорд.
   
Когда Том оставил его, лорд Эддард Старк сел, не отводя глаз от огонька свечи, горевшей перед ним на столе, на мгновение позволив себе расслабиться. Ему захотелось спуститься в богорощу, преклонить колено перед сердце-деревом и помолиться за жизнь Роберта Баратеона, который был ему более чем братом. Пусть люди шепчут потом, что Эддард Старк предал своего короля, что лишил наследства его сыновей; ему осталось только надеяться, что боги не допустят этого и что Роберт все равно узнает правду в стране, что начинается по ту сторону могилы.
   
Нед вынул последнее письмо короля, свиток хрустящего белого пергамента, запечатанный золотым воском… несколько коротких слов и пятно крови. Сколь же невелика разница между победой и поражением, между жизнью и смертью!
   
Он извлек свежий листок бумаги и обмакнул перо в чернильницу. «К его светлости Станнису из дома Баратеонов. Когда вы получите это письмо, ваш брат Роберт, король, правивший нами последние пятнадцать лет, будет мертв. Он был убит вепрем на охоте в Королевском лесу…» Буквы, казалось, змеились и дергались на бумаге, и рука Неда остановилась. Лорд Тайвин и сир Джейме не из тех, кто принимает несчастья с кротостью, эти не побегут, они будут сопротивляться. Лорд Станнис вел себя осторожно после смерти Джона Аррена, но дело требовало, чтобы он немедленно явился в Королевскую Гавань со всей своей силой, прежде чем Ланнистеры выступят.
   
Нед старательно выбирал слова. Закончив, он подписал письмо — «Лорд Эддард Старк, властитель Винтерфелла, десница короля и протектор государства». Промокнув бумагу, он дважды сложил ее и расплавил над свечой воск для печати.
   
Его регентство будет коротким, думал Нед, глядя на плавящийся воск. Новый король выберет собственного десницу. Он сможет вернуться домой. Мысль о Винтерфелле заставила его улыбнуться. Ему хотелось снова услышать смех Брана, отправиться на соколиную охоту вместе с Роббом, посмотреть на игры Рикона. Он хотел заснуть в своей собственной постели, обнимая леди Кейтилин.
   
Кейн вернулся, когда Нед оттиснул на воске лютоволка Старков. Вместе с Десмондом он привел Мизинца. Поблагодарив своих гвардейцев, Нед отослал их.
   
Лорд Петир был облачен в синюю тунику с пышными рукавами, серебристый плащ его был расшит пересмешниками.
   
— Предполагаю, я должен принести поздравления, — сказал он усаживаясь.
   
Нед нахмурился.
   
— Король лежит раненый, он близок к смерти.
   
— Я знаю, — отвечал Мизинец. — Но мне известно, что он назначил вас протектором государства.
   
Глаза Неда метнулись к письму короля, лежавшему на столе; печать была цела.
   
— А откуда вам это известно, милорд?
   
— Намекнул Варис, — сказал Мизинец, — да и вы только что подтвердили.
   
Рот Неда гневно дернулся.
   
— Проклятие Варису и его маленьким пташкам! — Кейтилин была права: человеку этому известно какое-то черное искусство. — Я не доверяю ему.
   
— Великолепно. Вы учитесь. — Мизинец наклонился вперед. — И все же бьюсь об заклад, что вы позвали меня ночью не для того, чтобы обсуждать порядочность евнуха.
   
— Нет, — согласился Нед. — Я знаю секрет, который погубил Джона Аррена. Роберт не оставит после себя истинного наследника. Джоффри и Томмен — бастарды Джейме Ланнистера, рожденные в инцесте с королевой.
   
Мизинец приподнял бровь.
   
— Потрясающая вещь, — проговорил он голосом абсолютно равнодушным. — И девочка тоже? Вне сомнения. Итак, когда король умрет…
   
— Трон должен по праву перейти к лорду Станнису, старшему из двух братьев Роберта.
   
Лорд Петир погладил свою остроконечную бородку, обдумывая вопрос.
   
— Похоже на то, если только…
   
— Что если только, милорд? Неопределенности быть не может. Станнис является настоящим наследником, и ничто не может отменить этого.
   
— Станнис не сумеет занять престол без вашей помощи. Ну а если вы наделены мудростью, то постараетесь, чтобы престол наследовал Джоффри.
   
Нед ответил ему каменным взглядом.
   
— Неужели у вас нет и лоскутка чести?
   
— О, лоскуток, конечно, найдется, — непринужденно улыбнулся Мизинец. — Выслушайте меня. Станнис не друг ни вам, ни мне. Даже братья едва способны переваривать его. Этот человек выкован из железа, жесткого и неподатливого. Он назначит нового десницу и новый совет, это уж вне сомнения. Уверен, что он только поблагодарит вас за то, что вы передали ему корону, но не станет испытывать к вам любви. К тому же его восшествие на престол означает войну. Станнис не сможет спокойно пребывать на троне, пока не погибнет Серсея со своими бастардами. Или вы думаете, лорд Тайвин будет невозмутимо смотреть, как насаживают на пику голову его собственной дочери? Бобровый утес поднимется, и не один. Роберт простил людей, служивших королю Эйерису, при условии, что они покорятся ему. Станнис не столь доверчив. Он не забыл осаду Штормового Предела! Все, кто воевал под знаменем дракона или поднялся с Беелоном Грейджоем, получат основания для страха. Усадите Станниса на Железный трон, и клянусь, страна немедленно обагрится кровью.
   
А теперь посмотрим на другую сторону монеты. Джоффри всего двенадцать, и Роберт передал регентство вам, милорд. Вы — десница короля и протектор государства. Власть принадлежит вам, лорд Старк. Вам нужно лишь протянуть руку и взять ее. Помиритесь с Ланнистерами, освободите Беса, обвенчайте Джоффри с вашей Сансой. Обвенчайте вашу младшую девочку с принцем Томменом, наследника — с Мирцеллой. Джоффри достигнет зрелости лишь через четыре года. К тому времени он будет видеть в вас второго отца, ну а если же нет… четыре года — это долгий срок, милорд. Достаточно долгий, чтобы управиться с лордом Станнисом, ну а потом, если Джоффри будет вызывать беспокойство, мы сможем открыть его маленький секрет и возвести на престол лорда Ренли.
   
— Мы? — спросил Нед.
   
Мизинец пожал плечами:
   
— Бремя власти лучше разделить с кем-нибудь еще. Уверяю вас, цена моя будет самой умеренной.
   
— Ваша цена велика, лорд Бейлиш, — ответил Нед ледяным голосом. — Вы предлагаете мне измену!
   
— Только если мы проиграем.
   
— Вы забыли кое о чем, — заметил Нед. — О Джоне Аррене… о Джори Касселе и об этом… — Он выложил кинжал на стол между ними. Драконья кость и валирийская сталь, грань между жизнью и смертью, между правдой и кривдой. — Они подослали человека, чтобы перерезать горло моему сыну, лорд Бейлиш.
   
Мизинец вздохнул:
   
— Увы, я забыл об этом. Прошу простить меня. На какое-то мгновение я забыл, что разговариваю со Старком. — Рот его дернулся. — Значит, будет Станнис и война?
   
— Выбора нет, наследник — Станнис.
   
— Не мне обсуждать решения лорда-протектора. Зачем я тогда потребовался вам? Безусловно, не ради мудрого совета.
   
— Я постараюсь по возможности забыть ваш… мудрый совет, — проговорил Нед с отвращением. — Я позвал вас, чтобы попросить о помощи, которую вы обещали Кейтилин. Настал опасный час для всех нас! Роберт назвал меня протектором, однако в глазах света Джоффри остается его сыном и наследником. У королевы есть дюжина рыцарей и сотня вооруженных людей, которые сделают то, что она прикажет… Их достаточно, чтобы справиться с остатками моей гвардии. Насколько я знаю, ее брат Джейме, возможно, уже скачет в Королевскую Гавань во главе войска Ланнистеров.
   
— А у вас нет армии. — Мизинец принялся играть с кинжалом на столе, медленно крутя его пальцем. — Лорд Ренли и Ланнистеры не испытывают особой любви друг к другу. Бронзовый Джон Ройс, сир Белон Свонн, сир Лорас, леди Танда, близнецы Редвины… у всех них есть свита рыцарей и наемные мечи при дворе.
   
— У Ренли тридцать человек в его личной гвардии, у остальных еще меньше. Этого недостаточно, даже если бы я мог быть уверен в их верности. Я должен рассчитывать на поддержку золотых плащей. Две тысячи мечей городской стражи способны защитить замок, город и королевский мир.
   
— Да, но что будет, если королева объявит одного короля, а десница другого, чей мир будет тогда защищать стража?
   
Лорд Петир резко крутнул кинжал пальцем. Оружие кружилось и кружилось, дергалось при каждом обороте. И когда наконец кинжал замер, острие его указывало на Мизинца.
   
— Ну что ж, вот и ответ, — сказал он улыбаясь. — Они пойдут за тем, кто заплатит больше. — Он откинулся назад и поглядел Неду прямо в лицо, в зеленых глазах светилась насмешка. — Старк, вы закованы в свою честь, словно в панцирь. Вы думаете, что она способна сохранить вам жизнь, но она только отягощает вас, мешает шевелиться. Поглядите на себя! Вы знаете, почему призвали меня сюда. Вы знаете, о чем хотите попросить меня. Вы знаете, что это нужно сделать… но это нечестно, и поэтому слова застревают в вашей гортани.
   
Шея Неда напряглась от напряжения. На миг он настолько разгневался, что заставил себя молчать.
   
Мизинец расхохотался.
   
— Мне бы следовало попросить вас произнести все вслух, однако это чрезмерно жестоко, поэтому не опасайтесь, мой добрый лорд. Ради той любви, которую я испытываю к Кейтилин, я отправлюсь к Яносу Слинту прямо сейчас и удостоверюсь, что городская стража поддержит вас. Хватит шести тысяч золотых: треть командиру, треть офицерам, треть людям. Мы могли бы купить их и за половину этой суммы, однако я не хочу рисковать. — С улыбкой он взял со стола кинжал и подал его Неду рукоятью вперед.
  
  
   
    
Джон
   
   
Джон завтракал яблочным пирогом и кровяной сосиской, когда Сэмвел Тарли плюхнулся возле него на скамью.
   
— Меня вызвали в септу, — проговорил Сэм взволнованным шепотом. — Меня снимают с обучения. Я стану братом вместе со всеми вами. Можешь ли ты в это поверить?
   
— Неужели?
   
— В самом деле. Я буду помогать мейстеру Эйемону в библиотеке и с птицами. Ему нужен человек, умеющий писать и читать.
   
— Ты превосходно справишься с этим делом, — улыбнулся Джон.
   
Сэм тревожно огляделся вокруг.
   
— Не пора ли идти? Я не хочу опоздать, а то вдруг передумают… — Он чуть ли не подпрыгивал, когда они пересекали заросший травой двор. День выдался теплый и солнечный. Ручейки воды стекали вниз по стене, лед сверкал и искрился.
   
Внутри септы огромный кристалл ловил утренний свет, струившийся в обращенное на юг окно, и радугой разливал его над алтарем. Заметив Сэма, Пип невольно открыл рот, и Жаба ткнул Гренна в ребра, но никто не посмел сказать даже слова. Септон Селладар, размахивая кадильницей, наполнял воздух благоуханием, напоминавшим Джону о крошечной септе леди Старк в Винтерфелле. На этот раз септон, похоже, был трезв.
   
Вместе вошли высшие офицеры: мейстер Эйемон, опирающийся на Клидаса, сир Аллисер, мрачно блеснувший холодным взором, лорд-командующий Мормонт во всем великолепии черного шерстяного дублета с посеребренными застежками из медвежьих когтей. За ними следовали старшины трех орденов: краснолицый Боуэн Марш, лорд-стюард, первый строитель Отелл Ярвик и сир Джареми Риккер, командовавший разведчиками в отсутствие Бенджена Старка.
   
Мормонт стал перед алтарем, радуга сверкала над его широким лысым лбом.
   
— Вы пришли к нам, не зная закона, — начал он. — Браконьерами, насильниками, должниками, убийцами и ворами. Вы пришли к нам детьми. Каждый из вас пришел к нам в одиночестве и цепях, не имея ни друга, ни чести. Вы пришли к нам бедными и богатыми. Некоторые из вас носят гордые имена, у других имена бастардов или нет имени вообще. Теперь это безразлично. Все ушло в прошлое. Здесь, на Стене, мы одна семья.
   
Вечером, когда солнце опустится и мы обратимся лицом к собирающейся ночи, вы примете свой обет. И тогда навсегда станете братьями, присягнувшими на верность Ночному Дозору. Преступления ваши будут смыты, долги прощены. Поэтому вы должны отречься от прежних привязанностей, забыть про былую вражду, прошлые обиды и симпатии. И все для вас начинается заново.
   
Ночной Дозор живет ради своей страны… не ради короля, не ради лорда, не ради чести своего дома, не ради золота, не ради славы, не ради женской любви. Он служит всей земле и людям ее. Дозорный не берет жены и не родит сыновей. Наша жена — долг, наша любовница — честь, а вы — единственные сыновья, которые будут у нас.
   
Вы заучили слова обета. Подумайте же прежде, чем произнести их. Потому что тот, кто принял черное, не может снять его. Наказание за дезертирство — смерть. — Старый Медведь помедлил мгновение и добавил: — Есть ли среди вас такие, которые хотят оставить наше общество? Если так, уходите немедленно, и никто не подумает о вас худо.
   
Никто не шевельнулся.
   
— Отлично! — проговорил Мормонт. — Вы можете принять ваши обеты вечером, перед септом Селладаром и главой вашего ордена. Есть ли среди вас поклонники старых богов?
   
Джон встал:
   
— Я, милорд.
   
— Я рассчитываю, что ты принесешь свой обет перед сердце-деревом, как сделал твой дядя.
   
— Да, милорд, — ответил Джон. Боги септы не имели к нему отношения. Кровь Первых Людей текла в жилах Старков.
   
Он услыхал позади себя шепот Гренна:
   
— Но здесь же нет богорощи, или не так? Я никогда не видел ее…
   
— Ты не заметишь даже стада зубров, пока их копыта не втопчут тебя в снег, — шепнул Пип.
   
— Да ну, что ты, — возразил Гренн. — Зубров-то я бы увидел издалека.
   
Мормонт сам рассеял сомнения Гренна:
   
— Черный замок не нуждается в богороще. За Стеной стоит Зачарованный лес, как стоял он в Рассветные Века, задолго до того, как андалы принесли Семерых из-за Узкого моря. Ты найдешь рощу чардрев в половине лиги от этого места, а в ней, быть может, и своих богов.
   
— Милорд. — Голос заставил Джона с удивлением оглянуться. Сэмвел Тарли поднялся на ноги. Толстяк вытирал свои потные ладони о тунику. — А можно… можно я тоже пойду? Чтобы произнести свои слова перед этим сердце-деревом.
   
— Разве дом Тарли хранит верность старым богам? — спросил Мормонт.
   
— Нет, милорд, — ответил Сэм тонким взволнованным голосом. Старшие офицеры пугали его — Джон знал об этом, — и Старый Медведь больше всех. — Я получил имя в совете Семерых в септе на Роговом Холме, как и мой отец, и как его отец, и как все Тарли за последнюю тысячу лет.
   
— Зачем же тогда ты хочешь отречься от богов своего отца и своего дома? — удивился сир Джареми Риккер.
   
— Теперь мой дом — Ночной Дозор, — сказал Сэм. — Семеро не ответили на мои молитвы. Быть может, это сделают старые боги.
   
— Как хочешь, мальчик, — ответил Мормонт. Сэм опустился на свое место, Джон тоже. — Мы назначили каждого из вас в орден, как того требует наша нужда и как позволяют ваши сила и умение.
   
Боуэн Марш шагнул вперед и вручил ему листок. Лорд-командующий развернул его и начал читать.
   
— Халдер, к строителям, — начал он. Халдер коротко и одобрительно кивнул. — Гренн в разведчики. Албетт к строителям. Пипар в разведчики. — Пип поглядел на Джона и шевельнул ухом. — Сэмвел в стюарды. — Сэм вздохнул с облегчением и промокнул лоб шелковым платком. — Маттхар, в разведчики. Дарион, в стюарды. Тоддер, в разведчики. Джон в стюарды.
   
— В стюарды? — Мгновение Джон не мог поверить тому, что услышал. Должно быть, Мормонт ошибся. Он уже начал подниматься и приоткрыл свой рот, чтобы сказать, что произошла ошибка… но тут он увидел Аллисера, изучавшего его лицо глазами, блестящими, как два кусочка обсидиана, и все понял.
   
Старый Медведь свернул бумагу.
   
— Главы орденов наставят вас в ваших обязанностях. Да сохранят вас боги, братья. — Лорд-командующий почтил их полупоклоном и откланялся. Сир Аллисер направился к ним с тонкой улыбкой на лице. Джон никогда не видел еще мастера над оружием столь счастливым.
   
— Разведчики, ко мне, — сказал сир Джареми Риккер, когда они ушли. Поглядев на Джона, Пип медленно поднялся. Уши его побагровели. Гренн широко ухмыльнулся, он как будто не понимал, что все сложилось не так. Мэтт и Жаба подошли к нему и последовали за сиром Джареми из септы.
   
— Строители, — объявил Отелл Ярвик, человек с квадратной челюстью. Халдер и Албетт последовали за ним.
   
Джон оглянулся с болезненным недоверием. Слепые глаза мейстера Эйемона были обращены к свету, которого он не мог видеть. Септон поправлял кристаллы на алтаре. Лишь Сэм и Дарион оставались на скамье; толстяк, певец… и он сам.
   
Лорд-стюард Боуэн Марш потер свои пухлые руки.