1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 
А поп ему: – Что просите?    

Без прутика, без кнутика    

Все ходим, люди грешные,    

На этот водопой!    

     

Крестьяне настоялися,    

Крестьяне надрожалися.    

(Откуда только бралися    

У коршуна налетного    

Корыстные дела?)    

Без церкви намолилися,    

Без образа накланялись!    

Как вихорь налетал –    

Рвал бороды начальничек,    

Как лютый зверь наскакивал –    

Ломал перстни злаченые…    

Потом он кушать стал.    

Пил-ел, с попом беседовал.    

Я слышала, как шепотом    

Поп плакался ему:    

– У нас народ – всё голь да пьянь,    

За свадебку, за исповедь    

Должают по годам.    

Несут гроши последние    

В кабак! А благочинному    

Одни грехи тащат! –    

Потом я песни слышала,    

Всё голоса знакомые,    

Девичьи голоса:    

Наташа, Глаша, Дарьюшка…    

Чу! пляска! чу! гармония!..    

И вдруг затихло все…    

Заснула, видно, что ли, я?..    

Легко вдруг стало: чудилось,    

Что кто-то наклоняется    

И шепчет надо мной:    

«Усни, многокручинная!    

Усни, многострадальная!»    

И крестит… С рук скатилися    

Веревки… Я не помнила    

Потом уж ничего…    

     

Очнулась я. Темно кругом,    

Гляжу в окно – глухая ночь!    

Да где же я? да что со мной?    

Не помню, хоть убей!    

Я выбралась на улицу –    

Пуста. На небо глянула –    

Ни месяца, ни звезд.    

Сплошная туча черная    

Висела над деревнею.    

Темны дома крестьянские,    

Одна пристройка дедова    

Сияла, как чертог.    

Вошла – и все я вспомнила:    

Свечами воску ярого    

Обставлен, среди горенки    

Дубовый стол стоял,    

На нем гробочек крохотный    

Прикрыт камчатной скатертью,    

Икона в головах…    

«Ой плотнички-работнички!    

Какой вы дом построили    

Сыночку моему?    

Окошки не прорублены,    

Стеколышки не вставлены,    

Ни печи, ни скамьи!    

Пуховой нет перинушки…    

Ой, жестко будет Демушке.    

Ой, страшно будет спать!..    

     

«Уйди!..» – вдруг закричала я,    

Увидела я дедушку:    

В очках, с раскрытой книгою    

Стоял он перед гробиком,    

Над Демою читал.    

Я старика столетнего    

Звала клейменым, каторжным.    

Гневна, грозна, кричала я:    

«Уйди! убил ты Демушку!    

Будь проклят ты… уйди!..»    

     

Старик ни с места. Крестится.    

Читает… Уходилась я,    

Тут дедко подошел:    

– Зимой тебе, Матренушка,    

Я жизнь свою рассказывал.    

Да рассказал не все:    

Леса у нас угрюмые,    

Озера нелюдимые,    

Народ у нас дикарь.    

Суровы наши промыслы:    

Дави тетерю петлею,    

Медведя режь рогатиной,    

Сплошаешь – сам пропал!    

А господин Шалашников    

С своей воинской силою?    

А немец-душегуб?    

Потом острог да каторга…    

Окаменел я, внученька,    

Лютее зверя был.    

Сто лет зима бессменная    

Стояла. Растопил ее    

Твой Дема-богатырь!    

Однажды я качал его,    

Вдруг улыбнулся Демушка…    

И я ему в ответ!    

Со мною чудо сталося:    

Третьеводни прицелился    

Я в белку: на суку    

Качалась белка… лапочкой,    

Как кошка, умывалася…    

Не выпалил: живи!    

Брожу по рощам, по лугу,    

Любуюсь каждым цветиком.    

Иду домой, опять    

Смеюсь, играю с Демушкой…    

Бог видит, как я милого    

Младенца полюбил!    

И я же, по грехам моим,    

Сгубил дитя невинное…    

Кори, казни меня!    

А с Богом спорить нечего,    

Стань! помолись за Демушку!    

Бог знает, что творит:    

Сладка ли жизнь крестьянина?    

     

И долго, долго дедушка    

О горькой доле пахаря    

С тоскою говорил…    

Случись купцы московские,    

Вельможи государевы,    

Сам царь случись: не надо бы    

Ладнее говорить!    

     

– Теперь в раю твой Демушка,    

Легко ему, светло ему… –    

     

Заплакал старый дед.    

     

«Я не ропщу, – сказала я, –    

Что Бог прибрал младенчика,    

А больно то, зачем они    

Ругалися над ним?    

Зачем, как черны вороны,    

На части тело белое    

Терзали?.. Неужли    

Ни Бог, ни царь не вступится?..»    

     

– Высоко Бог, далёко царь…    

     

«Нужды нет: я дойду!»    

     

– Ах! что ты? что ты, внученька?..    

Терпи, многокручинная!    

Терпи, многострадальная!    

Нам правды не найти. –    

     

«Да почему же, дедушка?»    

     

– Ты – крепостная женщина! –    

Савельюшка сказал.    

     

Я долго, горько думала…    

Гром грянул, окна дрогнули,    

И я вздрогнула… К гробику    

Подвел меня старик:    

– Молись, чтоб к лику ангелов    

Господь причислил Демушку! –    

И дал мне в руки дедушка    

Горящую свечу.    

     

Всю ночь до свету белого    

Молилась я, а дедушка    

Протяжным, ровным голосом    

Над Демою читал…    

     

 ГЛАВА V. ВОЛЧИЦА    

     

     

Уж двадцать лет, как Демушка    

Дерновым одеялечком    

Прикрыт, – все жаль сердечного!    

Молюсь о нем, в рот яблока    

До Спаса не беру [82].    

     

Не скоро я оправилась.    

Ни с кем не говорила я,    

А старика Савелия    

Я видеть не могла.    

Работать не работала.    

Надумал свекор-батюшка    

Вожжами поучить,    

Так я ему ответила:    

«Убей!» Я в ноги кланялась:    

«Убей! один конец!»    

Повесил вожжи батюшка.    

На Деминой могилочке    

Я день и ночь жила.    

Платочком обметала я    

Могилку, чтобы травушкой    

Скорее поросла,    

Молилась за покойничка,    

Тужила по родителям:    

Забыли дочь свою!    

Собак моих боитеся?    

Семьи моей стыдитеся?    

«Ах, нет, родная, нет!    

Собак твоих не боязно,    

Семьи твоей не совестно,    

А ехать сорок верст    

Свои беды рассказывать,    

Твои беды выспрашивать –    

Жаль бурушку гонять!    

Давно бы мы приехали,    

Да ту мы думу думали:    

Приедем – ты расплачешься,    

Уедем – заревешь!»    

     

Пришла зима: кручиною    

Я с мужем поделилася,    

В Савельевой пристроечке    

Тужили мы вдвоем. –    

     

«Что ж, умер, что ли, дедушка?»    

     

– Нет. Он в своей каморочке    

Шесть дней лежал безвыходно,    

Потом ушел в леса,    

Так пел, так плакал дедушка,    

Что лес стонал! А осенью    

Ушел на покаяние    

В Песочный монастырь.    

     

У батюшки, у матушки    

С Филиппом побывала я,    

За дело принялась.    

Три года, так считаю я,    

Неделя за неделею,    

Одним порядком шли,    

Что год, то дети: некогда    

Ни думать, ни печалиться,    

Дай Бог с работой справиться    

Да лоб перекрестить.    

Поешь – когда останется    

От старших да от деточек,    

Уснешь – когда больна…    

А на четвертый новое    

Подкралось горе лютое –    

К кому оно привяжется,    

До смерти не избыть!    

     

Впереди летит – ясным соколом,    

Позади летит – черным вороном,    

Впереди летит – не укатится,    

Позади летит – не останется…    

Лишилась я родителей…    

Слыхали ночи темные,    

Слыхали ветры буйные    

Сиротскую печаль,    

А вам нет ну̒жды сказывать…    

На Демину могилочку    

Поплакать я пошла.    

     

Гляжу: могилка прибрана,    

На деревянном крестике    

Складная золоченая    

Икона. Перед ней    

Я старца распростертого    

Увидела. «Савельюшка!    

Откуда ты взялся?»    

     

– Пришел я из Песочного…    

Молюсь за Дему бедного,    

За все страдное русское    

Крестьянство я молюсь!    

Еще молюсь (не образу    

Теперь Савелий кланялся),    

Чтоб сердце гневной матери    

Смягчил Господь… Прости! –    

     

«Давно простила, дедушка!»    

     

Вздохнул Савелий… – Внученька!    

А внученька! – «Что, дедушка?»    

– По-прежнему взгляни! –    

Взглянула я по-прежнему.    

Савельюшка засматривал    

Мне в очи; спину старую    

Пытался разогнуть.    

Совсем стал белый дедушка.    

Я обняла старинушку,    

И долго у креста    

Сидели мы и плакали.    

Я деду горе новое    

Поведала свое…    

     

Недолго прожил дедушка.    

По осени у старого    

Какая-то глубокая    

На шее рана сделалась,    

Он трудно умирал:    

Сто дней не ел; хирел да сох,    

Сам над собой подтрунивал:    

– Не правда ли, Матренушка,    

На комара корёжского    

Костлявый я похож? –    

То добрый был, сговорчивый,    

То злился, привередничал,    

Пугал нас: – Не паши,    

Не сей, крестьянин! Сгорбившись    

За пряжей, за полотнами,    

Крестьянка, не сиди!    

Как вы ни бейтесь, глупые    

Что на роду написано,    

Того не миновать!    

Мужчинам три дороженьки:    

Кабак, острог да каторга.    

А бабам на Руси    

Три петли: шелку белого,    

Вторая – шелку красного,    

А третья – шелку черного,    

Любую выбирай!..    

В любую полезай… –    

Так засмеялся дедушка,    

Что все в каморке вздрогнули, –    

И к ночи умер он.    

Как приказал – исполнили:    

Зарыли рядом с Демою…    

Он жил сто семь годов.    

     

Четыре года тихие,    

Как близнецы похожие,    

Прошли потом… Всему    

Я покорилась: первая    

С постели Тимофеевна,    

Последняя – в постель;    

За всех, про всех работаю, –    

С свекрови, свекра пьяного,    

С золовушки бракованной [83]    

Снимаю сапоги…    

     

Лишь деточек не трогайте!    

За них горой стояла я…    

Случилось, молодцы,    

Зашла к нам богомолочка;    

Сладкоречивой странницы    

Заслушивались мы;    

Спасаться, жить по-божески    

Учила нас угодница,    

По праздникам к заутрене    

Будила… а потом    

Потребовала странница,    

Чтоб грудью не кормили мы    

Детей по постным дням.    

Село переполошилось!    

Голодные младенчики    

По середам, по пятницам    

Кричат! Иная мать    

Сама над сыном плачущим    

Слезами заливается:    

И Бога-то ей боязно,    

И дитятка-то жаль!    

Я только не послушалась,    

Судила я по-своему:    

Коли терпеть, так матери,    

Я перед Богом грешница,    

А не дитя мое!    

     

Да, видно, Бог прогневался.    

Как восемь лет исполнилось    

Сыночку моему,    

В подпаски свекор сдал его.    

Однажды жду Федотушку –    

Скотина уж пригналася,    

На улицу иду.    

Там видимо-невидимо    

Народу! Я прислушалась    

И бросилась в толпу.    

Гляжу, Федота бледного    

Силантий держит за ухо.    

«Что держишь ты его?»    

– Посечь хотим маненичко:    

Овечками прикармливать    

Надумал он волков! –    

Я вырвала Федотушку,    

Да с ног Силантья-старосту    

И сбила невзначай.    

     

Случилось дело дивное:    

Пастух ушел; Федотушка    

При стаде был один.    

«Сижу я, – так рассказывал    

Сынок мой, – на пригорочке,    

Откуда ни возьмись –    

Волчица преогромная    

И хвать овечку Марьину!    

Пустился я за ней,    

Кричу, кнутищем хлопаю,    

Свищу, Валетку уськаю…    

Я бегать молодец,    

Да где бы окаянную    

Нагнать, кабы не щенная:    

У ней сосцы волочились,    

Кровавым следом, матушка.    

За нею я гнался!    

     

Пошла потише серая,    

Идет, идет – оглянется,    

А я как припущу!    

И села… Я кнутом ее:    

«Отдай овцу, проклятая!»    

Не отдает, сидит…    

Я не сробел: «Так вырву же,    

Хоть умереть!..» И бросился,    

И вырвал… Ничего –    

Не укусила серая!    

Сама едва живехонька.    

Зубами только щелкает    

Да дышит тяжело.    

Под ней река кровавая,    

Сосцы травой изрезаны,    

Все ребра на счету.    

Глядит, поднявши голову,    

Мне в очи… и завыла вдруг!    

Завыла, как заплакала.    

Пощупал я овцу:    

Овца была уж мертвая…    

Волчица так ли жалобно    

Глядела, выла… Матушка!    

Я бросил ей овцу!..»    

     

Так вот что с парнем сталося.    

Пришел в село да, глупенький,    

Все сам и рассказал,    

За то и сечь надумали.    

Да благо подоспела я…    

Силантий осерчал,    

Кричит: «Чего толкаешься?    

Самой под розги хочется?»    

А Марья, та свое:    

«Дай, пусть проучат глупого!»    

И рвет из рук Федотушку.    

Федот как лист дрожит.    

     

Трубят рога охотничьи,    

Помещик возвращается    

С охоты. Я к нему:    

«Не выдай! Будь заступником!»    

– В чем дело? – Кликнул старосту    

И мигом порешил:    

– Подпаска малолетнего    

По младости, по глупости    

Простить… а бабу дерзкую    

Примерно наказать! –    

«Ай, барин!» Я подпрыгнула:    

«Освободил Федотушку!    

Иди домой, Федот!»    

     

– Исполним повеленное! –    

Сказал мирянам староста. –    

Эй! погоди плясать!    

     

Соседка тут подсунулась:    

«А ты бы в ноги старосте…»    

«Иди домой, Федот!»    

     

Я мальчика погладила:    

«Смотри, коли оглянешься,    

Я осержусь… Иди!»    

     

Из песни слово выкинуть,    

Так песня вся нарушится    

Легла я, молодцы…    

………………………………….    

     

В Федотову каморочку,    

Как кошка, я прокралася:    

Спит мальчик, бредит, мечется;    

Одна ручонка свесилась,    

Другая на глазу    

Лежит, в кулак зажатая:    

«Ты плакал, что ли, бедненький?    

Спи. Ничего. Я тут!»    

Тужила я по Демушке,    

Как им была беременна, –    

Слабенек родился,    

Однако вышел умница:    

На фабрике Алферова    

Трубу такую вывели    

С родителем, что страсть!    

Всю ночь над ним сидела я,    

Я пастушка любезного    

До солнца подняла,    

Сама обула в лапотки,    

Перекрестила; шапочку,    

Рожок и кнут дала.    

Проснулась вся семеюшка,    

Да я не показалась ей,    

На пожню не пошла.