1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 
   
Васька рычал, размахивая правой рукой; хозяйка, стоя у двери, выла диким голосом:
   
— Будет! Бросьте… полицию позову! Убьёте вы… батюшки! ба-атюшки!
   
Но они не слушали её. Он истязал их года, — они возмещали ему минутами и торопились…
   
Вдруг среди шума и воя этой оргии раздался густой, умоляющий голос:
   
— Девушки! Будет уж… Девушки, пожалейте… Ведь он тоже… тоже ведь… больно ему! Милые! Христа ради… Милые…
   
На девиц этот голос подействовал, как струя холодной воды: они испуганно и быстро отошли от Васьки.
   
Говорила Аксинья; она стояла у окна и вся дрожала и в пояс кланялась им, то прижимая руки к животу, то нелепо простирая их вперёд.
   
Васька лежал неподвижно; рубашка на его груди была разорвана, и эта широкая грудь, поросшая густой рыжей шерстью, вся трепетала, точно в ней билось что-то, билось, бешено стремясь вырваться из неё. Он хрипел, и глаза его были закрыты.
   
Столпившись в кучу, как бы слепленные в одно большое тело, девицы стояли у дверей и молчали, слушая, как Аксинья глухо бормочет что-то и как хрипит Васька. Лида, стоя впереди всех, быстро очищала свою правую руку от рыжих волос, запутавшихся между её пальцами.
   
— А — как умрёт? — раздался чей-то шёпот. И снова стало тихо…
   
Одна за другой, стараясь не шуметь, девицы осторожно выходили из Васькиной комнаты, и, когда они все ушли, на полу комнаты оказалось много каких-то клочьев, лоскутков…
   
В комнате осталась Аксинья.
   
Тяжело вздыхая, она подошла к Ваське и обычным своим басовым голосом спросила его:
   
— Что тебе сделать теперь?
   
Он открыл глаза, посмотрел на неё и не ответил ничего.
   
— Ну, говори уж… Выпить… прибрать… так вот я прибрала бы… А то, может, воды выпить хочешь? И воды дам…
   
Васька молча тряхнул головой, и губы у него зашевелились. Но он не сказал ни слова.
   
— Вон как — и говорить-то не можешь! — молвила Аксинья, обёртывая косу вокруг шеи. — До чего замучили мы тебя… Больно, Вася? а?.. Ну, уж потерпи… ведь это пройдёт… это сперва только больно… я знаю!
   
На лице Васьки что-то дрогнуло, он хрипло сказал:
   
— Дай… водицы…
   
И выражение неудовлетворённого голода исчезло из его глаз.
   
Аксинья так и осталась наверху у Васьки, спускаясь вниз лишь затем, чтоб поесть, попить чаю и взять чего-нибудь для больного. Подруги не разговаривали с ней, ни о чём не спрашивали её, хозяйка тоже не мешала ей ухаживать за больным и вечерами не вызывала её к гостям. Обыкновенно Аксинья сидела в Васькиной комнате у окна и смотрела в него на крыши, покрытые снегом, на деревья, белые от инея, на дым, опаловыми облаками поднимавшийся к небу. Когда ей надоедало смотреть, она засыпала тут же на стуле, облокотясь о стол. Ночью она спала на полу около Васькиной кровати.
   
Они почти не разговаривали; попросит Васька воды или ещё чего-нибудь, — Аксинья принесёт ему, посмотрит на него, вздохнёт и отойдёт к окну.
   
Так прошло дня четыре. Хозяйка усердно хлопотала о помещении Васьки в больницу, но места там пока не было.
   
И вот однажды вечером, когда Васькина комната уже наполнилась сумраком, он, приподняв голову, спросил:
   
— Аксинья, ты тут, что ли?
   
Она дремала, но его вопрос разбудил её.
   
— А где же? — отозвалась она.
   
— Поди-ка сюда…
   
Она подошла к кровати и остановилась у неё, по обыкновению обвив косу вокруг шеи и держась рукой за конец её.
   
— Чего тебе?
   
— Возьми стул, сядь сюда…
   
Вздохнув, она пошла к окну за стулом, принесла его к постели и села.
   
— Ну?
   
— Ничего… посиди тут…
   
На стене, над постелью Васьки, висели его большие серебряные часы и торопливо тикали. По улице быстро пролетел извозчик, слышно было, как взвизгнули полозья. Внизу смеялись девицы, а одна из них высоким голосом пела:
   
Па-алюбила студента га-алодна-ва…
   
— Аксинья! — сказал Васька.
   
— А?
   
— Ты вот что… давай со мной жить!
   
— Живём ведь, — лениво ответила девушка.
   
— Нет, ты погоди… Давай как следует!..
   
— Давай… — согласилась она.
   
Он замолчал и долго лежал с закрытыми глазами.
   
— Вот… Уйдём отсюда и заживём.
   
— Куда уйдём? — спросила Аксинья.
   
— Куда-нибудь… Я буду с конки за увечье искать… Заплатят, по закону должны заплатить. Потом, у меня свои деньги есть, рублей шестьсот.
   
— Сколько? — спросила Аксинья.
   
— Рублей шестьсот.
   
— Ишь ты! — сказала девушка и зевнула.
   
— Да… на одни эти деньги можно своё заведение открыть… да ежели ещё с конки сорвать… Поедем в Симбирск, а то в Самару… и там откроем… Первый дом в городе будет… Девок наберём самых лучших… По пяти рублей за вход брать будем.
   
— Говори! — усмехнулась Аксинья.
   
— Чего там? Так и будет…
   
— Как же!..
   
— Так, говорю, и будет… Ежели ты хочешь — обвенчаемся.
   
— Чего-о?! — воскликнула Аксинья, глупо хлопая глазами.
   
— Обвенчаемся, — с каким-то беспокойством повторил Васька.
   
— Мы с тобой?
   
— Ну да…
   
Аксинья громко засмеялась. Качаясь на стуле, она взялась за бока и то смеялась густо, басовыми нотами, то взвизгивала, что было совершенно неестественно для неё.
   
— Чего ты? — спросил Васька, и опять что-то голодное явилось в его глазах. А она всё хохотала. — Чего ты? — спрашивал он её.
   
Наконец, кое-как сквозь смех и визг, она высказалась:
   
— Насчёт венчанья… Разве это можно? Да я и в церкви-то три года не была… Чудак! Ишь, нашёл жену! Детей не ждёшь ли от меня?
   
Мысль о детях вызвала у неё новый взрыв искреннего хохота. Васька смотрел на неё и молчал…
   
— Да и разве я поеду с тобой куда-нибудь? Ишь ты… тоже. Ты завезёшь меня да и убьёшь где-нибудь… Ведь ты мучитель известный.
   
— Ну, молчи уж! — тихо сказал Васька.
   
Но она стала говорить ему о его жестокости, вспоминая разные случаи.
   
— Молчи! — просил он её, а когда она не послушалась, он хрипло крикнул: — Молчи, говорю!
   
В этот вечер они не говорили больше. Ночью у Васьки был бред; из широкой груди его вырывался хрип, вой. Васька скрежетал зубами и размахивал в воздухе правой рукой, иногда ударяя ею себя в грудь.
   
Аксинья проснулась, встала на ноги у постели и долго со страхом смотрела в его лицо. Потом разбудила его.
   
— Что ты это? Домовой тебя душил, что ли?
   
— Так, привиделось!.. — слабо сказал Васька. — Дай-ка водицы.
   
Выпив воды, он помотал головою и объявил:
   
— Нет, не открою я заведения… лучше торговлей займусь… А заведения не надо…
   
— Торговля… — задумчиво сказала Аксинья.. — Н-да… лавочку открыть это хорошо.
   
— Пойдёшь со мной, что ли? — убедительно и тихо спросил Васька.
   
— Да ты никак всурьёз спрашиваешь? — воскликнула Аксинья, отодвигаясь от кровати.
   
— Аксинья Семёновна! — звенящим голосом сказал Васька, приподняв голову с подушки. — Вот тебе…
   
И замолчал, взмахнув рукой в воздухе.
   
— Никуда я с тобой не пойду… — решительно мотая головой, заговорила Аксинья, не дождавшись от него слов. — Никуда!
   
— Захочу — пойдёшь… — тихо сказал Васька.
   
— Ни-икуда не пойду!
   
— Только — не хочу я так… А ежели захотел бы — пойдёшь!..
   
— Нет уж…
   
— Да, чёрт! — раздражённо крикнул Васька. — Ведь вот ты со мной канителишься… шевыряешься тут… чего же?
   
— Это другое дело… — резонно сказала Аксинья. — А чтобы с тобой жить — нет! боюсь я тебя… очень уж ты злодей!
   
— Эхма! Что ты понимаешь?! — зло воскликнул Васька. — Злодей! Дура ты… Думаешь — злодей, так и всё тут? Думаешь — легко, если злодей?
   
Голос у него оборвался, и Васька помолчал немного, растирая грудь здоровой рукой. Потом тихо, с тоской в голосе и страхом в глазах, снова заговорил:
   
— Что уж вы… очень? Ну, злодей… так разве весь человек в этом? Чего у меня спрашивали?.. Пойдём, Аксинья Семеновна!
   
— И не говори про это! Не пойду… — упорно стояла на своём Аксинья и подозрительно отодвигалась от него.
   
Опять оборвался их разговор. В комнату смотрела луна, и от её света Васькино лицо казалось серым. Он долго лежал молча, то открывая, то закрывая глаза. Внизу — танцевали, пели, хохотали.
   
Раздался сочный храп Аксиньи; Васька глубоко вздохнул.
   
Прошло ещё дня два, и хозяйка устроила Ваське место в больнице.
   
Приехал за ним больничный фургон с фельдшером и служащим. Ваську осторожно свели сверху в кухню, и там он увидел всех девиц, столпившихся у двери в комнату.
   
Лицо его перекосилось, однако он ничего не сказал им. Они смотрели на него сурово и серьёзно, но по их глазам нельзя было бы определить, что они думают при виде Васьки. Аксинья с хозяйкой надевали на него пальто, и все в кухне тяжело и хмуро молчали.
   
— Прощайте! — вдруг сказал Васька, наклонив голову и не глядя на девиц. — Про… прощайте!
   
Некоторые из них молча поклонились ему, но он не видел этого; а Лида спокойно сказала:
   
— Прощай, Василий Мироныч…
   
— Прощайте… да…
   
Фельдшер и больничный служитель взяли его подмышки и, подняв с лавки, повели к двери. Но он опять поворотился к девицам:
   
— Прощайте… был я… точно что…
   
Ещё два или три голоса сказали ему:
   
— Прощай, Василий…
   
— Ничего не поделаешь! — тряхнул он головой, и на лице его явилось что-то удивительно не подходившее к нему. — Прощайте! Христа ради… которые… которым…
   
— Увозят! Уве-езут его, маво милого… — вдруг дико завыла Аксинья, грохнувшись на лавку.
   
Васька дрогнул и поднял голову кверху. Глаза у него страшно заблестели; он стоял, внимательно вслушиваясь в этот вой, и дрожащими губами тихо говорил:
   
— Вот… дура! Вот так ду-ура!
   
— Идите, идите! — торопился фельдшер, хмуря брови.
   
— Прощай, Аксинья! Приходи в больницу-то… — громко сказал Васька.
   
А Аксинья всё выла…
   
— И на-кого и-ты-это-меня по-оки-инул?..
   
Девицы окружили её и смотрели на её лицо и на слёзы, лившиеся из глаз её.
   
А Лида, наклонясь над ней, сурово утешала её:
   
— Ну, чего ты, Ксюшка, ревёшь-то! Ведь не умер он… Ну, пойдёшь к нему… ну, вот завтра и пойди!..
  
  
   
    
Комментарии
   
   
    
     
Фома Гордеев
    
    
Впервые напечатано в журнале «Жизнь», 1899, томы: II, III, IV, VI, VII, VIII, IX, февраль-апрель, июнь — сентябрь, с подзаголовком «Повесть». Отдельным изданием повесть вышла в 1900 г. с посвящением А.П.Чехову в издании «Библиотека «Жизни», номер 3.
    
К первым книгам журнала «Жизнь» за 1899 год, в которых печаталась повесть М.Горького, относится следующий отзыв В.И.Ленина в письме к А.Н.Потресову от 27 апреля 1899 года: «Беллетристика прямо хороша и даже лучше всех!» (В.И.Ленин. Сочинения, изд.3-е, т. XXVIII, стр.31–32).
    
Начало работы над повестью относится к 1898 г. Творческий замысел А.М.Горький раскрыл в письме к С.Дороватовскому в феврале 1899 г. «Эта повесть, — писал он, — доставляет мне немало хороших минут и очень много страха и сомнений, — она должна быть широкой, содержательной картиной современности, и в то же время на фоне её должен бешено биться энергичный здоровый человек, ищущий дела по силам, ищущий простора своей энергии. Ему тесно. Жизнь давит его, он видит, что героям в ней нет места, их сваливают с ног мелочи, как Геркулеса, побеждавшего гидр, свалила бы с ног туча комаров». В этом же письме далее А.М.Горький пишет: «…параллельно с работой над Фомой составляю план другой повести «Карьера Мишки Вягина». Это тоже история о купце, но о купце уже типическом, о мелком, умном, энергичном жулике, который из посудников на пароходе достигает до поста городского головы. Фома — не типичен как купец, как представитель класса, он только здоровый человек, который хочет свободной жизни, которому тесно в рамках современности. Необходимо рядом с ним поставить другую фигуру, чтобы не нарушать правды жизни» (Архив А.М.Горького).
    
В своей переписке периода печатания повести М.Горький неоднекратно жаловался на обилие искажений и изъятий, которые делались царской цензурой.
    
А.М.Горький уже в июне 1899 г. намеревался переработать «Фому Гордеева», о чём и писал С.Дороватовскому: «Я его буду зимой переписывать с начала до конца и, думаю, — исправлю, поскольку это возможно» (Архив А.М.Горького).
    
Большие исправления М.Горький внёс в текст повести для отдельного издания в серии «Библиотека «Жизни», 1900 г., а также для издания т-ва «Знание», 1903 г., и для собрания сочинений в издании «Книга». В результате этой работы из повести исключены целые главы, отдельные сцены, изменено деление повести на главы.
    
Повесть включалась во все собрания сочинений.
    
Печатается по тексту, подготовленному М.Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».
   
   
    
     
Двадцать шесть и одна
    
    
Впервые напечатано в журнале «Жизнь», 1899, том XII, декабрь.
    
Поэма содержит факты, относящиеся к казанскому периоду жизни А.М.Горького, когда он работал в крендельной пекарне Василия Семенова. В «Моих университетах» М.Горький пишет: «Этот период жизни очерчен мною в рассказах «Хозяин», «Коновалов», «Двадцать шесть и одна» — тяжёлое время! Однако поучительное».
    
Как вспоминает Н.К.Крупская, поэма принадлежала к числу любимых В.И.Лениным произведений М.Горького (см. Н. К. Крупская, Ленин и Горький. Газета «Комсомольская правда», 1932, номер 222, 25 сентября).
    
Поэма включалась во все собрания сочинений.
    
Печатается по тексту, подготовленному М.Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».
   
   
    
     
Пузыри
    
    
Впервые напечатано в газете «Северный курьер», 1900, номер 60, 1 января.
    
В собрания сочинений не включалось.
    
Печатается по тексту газеты «Северный курьер».
   
   
    
     
Мужик
    
    
Первые две главы впервые напечатаны в журнале «Жизнь», 1900, томы III и IV, март — апрель.
    
Глава III при жизни А.М.Горького опубликована не была. Этой главе автором дан заголовок «Добыча». Он написан А.М.Горьким на отдельном листе.
    
Очерки были задуманы М.Горьким в конце 1899 г., после окончания «Фомы Гордеева». В начале декабря 1899 г. Горький писал А.П.Чехову: «Я скоро начну ещё одну большую ахинею. Буду изображать в ней мужика — образованного, архитектора, жулика, умницу, жадного к жизни, конечно» (Архив А.М.Горького).
    
Очерки не были закончены автором.
    
В собрания сочинений не включались.
    
Главы I и II печатаются по тексту журнала «Жизнь», глава III — по хранящейся в Архиве А.М.Горького машинописной копии с исправлениями, внесёнными рукою М.Горького.
   
   
    
     
Перед лицом жизни
    
    
Впервые напечатано в газете «Нижегородский листок», 1900, номер 354, 25 декабря.
    
Рассказ многократно издавался нелегально, гектографическим способом.
    
В Архиве А.М.Горького рассказ представлен семью различными гектографическими изданиями, а также машинописью советского периода с правкой автора.
    
В собрания сочинений не включалось.
    
Печатается по хранящемуся в Архиве А.М.Горького машинописному тексту, исправленному автором.
   
   
    
     
О беспокойной книге
    
    
Впервые напечатано в газете «Нижегородский листок», 1900, номер 357, 29 декабря.
    
В собрания сочинений не включалось.
    
Печатается по тексту газеты «Нижегородский листок».
   
   
    
     
Васька Красный
    
    
Впервые напечатано в собрании сочинений в издании т-ва «Знание», 1900, том III.
    
Рассказ был написан в начале 1899 г. и направлен в журнал «Жизнь». Но печатание рассказа в журнале было запрещено цензурой. В 1899 г. А.М. Горький предполагал включить рассказ в III том «Очерков и рассказов». «Я, разумеется, ничего не могу иметь против включения «Васьки» в сборник, буде это возможно», — писал он к издателю С. Дороватовскому (Архив А.М. Горького). Однако в сборник рассказ не вошел.
    
Включалось во все собрания сочинений.
    
Печатается по тексту, подготовленному М.Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».