1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 
      
Показал ему дорогу к властелину молодому:
      
«Отправляйся ты к востоку вдоль по берегу морскому,
      
Передай поклон Фридону, коль к его прибудешь дому».
     
     
      
Застрелив козу из лука, оба сели у привала,
      
Пили-ели ровно столько, сколько в горе подобало,
      
Ночью их листва деревьев на ночлеге укрывала…
      
Рок земной непостоянен: то он много даст, то мало.
     
     
      
На заре они проснулись, чтоб надолго распроститься.
      
Расставанью их и горю каждый мог бы подивиться,
      
Слезы их, не уставая, снова начали струиться,
      
Груди, слившись воедино, не могли разъединиться.
     
     
      
Наконец они расстались, и, рыдая, в тот же миг
      
Этот в горы устремился, тот — в колеблемый тростник.
      
Озираясь друг на друга, испускали братья крик.
      
Солнце, видя их печали, затуманивало лик.
     
    
    
   
   
    
     
ОТЪЕЗД АВТАНДИЛА К ФРИДОНУ, ПРАВИТЕЛЮ МУЛЬГАЗАНЗАРА
    
    
    
     
      
Что ты вертишь нас и крутишь, бессердечный мир земной?
      
Всякий, кто тебе поверит, будет сетовать со мной.
      
Ты откуда нас приводишь, где сровняешь нас с землей?
      
Только бог один заступник всем отвергнутым тобой!
     
     
      
Витязь плакал и до неба возносил свои стенанья:
      
«Снова кровь я проливаю, обреченный на скитанья!
      
Тяжела друзьям разлука, как загробные свиданья!»
      
Не равны друг другу люди, и не сходны их желанья!
     
     
      
Звери вкруг него толпились, слезы горестные лили.
      
Чистым пламенем пылая, он горел в своем горниле.
      
Не видал он утешенья, вспоминая о светиле.
      
Перлы уст полуоткрытых розам в сумраке светили.
     
     
      
Вяла роза, увядала ветвь алоэ, и кристалл
      
Уподобился лазури и светиться перестал.
      
Но крепился он и думал, бесприютен и устал:
      
«Для чего дивиться мраку, если свет невидим стал?»
     
     
      
И воззвал он к Солнцу: «Солнце! Тинатин ты в мире этом!
      
Оба вы на землю льете дивный свет зимой и летом!
      
Я, безумный, я, влюбленный, упиваюсь вашим светом!
      
Отчего ж мое вы сердце оттолкнули несогретым?
     
     
      
На один лишь зимний месяц Солнце прячется, не боле!
      
Я ж покинул два светила — в небесах и на престоле.
      
Как же мне в беде не плакать? Лишь утес не знает боли.
      
Нож плохой больному лекарь: ранит тело поневоле».
     
     
      
И опять молил он Солнце, проезжая средь долин:
      
«Солнце, ты владыка мира, властелинов властелин!
      
Слабый раб тобой возвышен и утешен господин!
      
Не гаси мой день, о Солнце! Дай увидеть Тинатин!
     
     
      
О Зуал, планета скорби, не щади меня нимало!
      
Ты мое закутай сердце в гробовое покрывало!
      
Как осла, гони и мучай от привала до привала!
      
Но скажи моей любимой, чтоб меня не забывала.
     
     
      
О Муштар, над всей землею ты судья и вождь верховный!
      
Вот пришли к тебе два сердца. Разреши их спор любовный!
      
Не наказывай невинных, чтоб не впасть в обман греховный!
      
Отчего ж, изранен девой, вновь я ранен, невиновный?
     
     
      
О Марих, звезда сражений, бей меня своим копьем!
      
Пусть багряными от крови будем мы с тобой вдвоем.
      
Но скажи ей, как безумно плачу ночью я и днем,
      
Ты ведь знаешь, что я вынес в одиночестве моем!
     
     
      
Аспироз, звезда любови, мне союз с тобою нужен!
      
Жгут меня уста-кораллы, что скрывают ряд жемчужин!
      
Красоту даешь ты девам, ею я обезоружен!
      
Отчего ж ты мне не светишь, коль тебе я так послушен?
     
     
      
Отарид, планета странствий, нас судьба соединила:
      
Ты горишь в круженье Солнца, я горю в огне светила.
      
Опиши мои мученья! Вот из слез моих чернила.
      
Пусть пером тебе послужит стан иссохший Автандила.
     
     
      
О, приди ко мне и сжалься над душой моей, Луна!
      
Ты, как я, по воле Солнца то ущербна, то полна.
      
Расскажи ей, как я стражду! Пусть услышит вновь она:
      
«За тебя я умираю! Будь же витязю верна!»
     
     
      
Семь светил вещают ныне то, что высказано мною!
      
Солнце, Отарид с Муштаром и Зуал полны мольбою.
      
С ними Аспироз взывает, и Марих твердит с Луною:
      
«Дева, пламенем пылая, я пленен одной тобою!»
     
     
      
И тогда сказал он сердцу: «Для чего твои стенанья?
      
Сатана в тебя вселяет столь великие терзанья!
      
Та, чьи волосы, как ворон, обрекла нас на скитанья.
      
Счастье вынести нетрудно, научись сносить страданья!
     
     
      
Если я в живых останусь, то, судьбой не обескрылен,
      
Я еще вернусь к царице, телом бодр и духом силен!»
      
Так он пел, рыдая горько, сладкозвучен и умилен.
      
Соловей пред Автандилом был не более как филин.
     
     
      
Звери, слыша Автандила, шли толпою из дубрав,
      
Из реки на берег камни выходили, зарыдав,
      
И внимали, и дивились на его сердечный нрав,
      
И свои точили слезы, орошая листья трав.
     
    
    
   
   
    
     
ПРИБЫТИЕ АВТАНДИЛА К ФРИДОНУ ПОСЛЕ РАЗЛУКИ ЕГО С ТАРИЭЛОМ
    
    
    
     
      
Долго ехал юный витязь. Лишь на день семидесятый
      
Он корабль заметил в море, — странник, горестью объятый.
      
Корабельщики, причалив, вышли на берег покатый.
      
И спросил он: «Кто вы, люди? Чей он, этот край богатый?»
     
     
      
«О прекрасный чужестранец! — те сказали изумленно.—
      
Образ твой чарует душу, словно солнце небосклона!
      
Там — турецкая граница, здесь — владения Фридона.
      
Обо всем тебе расскажем, коль посмотришь благосклонно.
     
     
      
Нурадин-Фридон отважный правит в этой стороне,
      
Витязь щедрый и бесстрашный, горделивый на коне.
      
Никакой ему противник не опасен на войне.
      
Нам он с самого рожденья светит с солнцем наравне».
     
     
      
Автандил сказал им: «Братья, вы достойны уваженья!
      
Я ищу царя Фридона и терплю в пути лишенья.
      
Как проехать мне в столицу, если здесь его владенья?»
      
И они его решили проводить без промедленья.
     
     
      
«Этот путь, — они сказали, — приведет к Мульгазанзару.
      
Там живет наш царь, который одному тебе под пару.
      
Десять дней — и ты приедешь, уподобленный чинару!
      
Ах, зачем зажег ты в сердце пламя, равное пожару!»
     
     
      
«Отчего, — воскликнул витязь, — мною вы удивлены?
      
Коль зимой увяли розы, им не может быть цены.
      
Если б вы их увидали с наступлением весны,
      
В дни, когда на них дивится весь народ моей страны!»
     
     
      
Тот, чей стан стройней алоэ, чья десница крепче стали,
      
С мореходами простившись, поспешил в дорогу дале.
      
Он пустил коня галопом, позабыв свои печали,
      
Но нарциссы, как и прежде, слезы горькие роняли.
     
     
      
И пленял он чужестранцев, проезжая в диком поле,
      
И они чудесным гостем любовались поневоле,
      
И в минуту расставанья о его грустили доле,
      
И давали провожатых, — что им было делать боле!
     
     
      
Наконец к Мульгазанзару он приблизился и вдруг
      
Увидал перед собою окруженный цепью луг.
      
То стрелки пускали стрелы, быстро вскидывая лук.
      
Словно скошенные стебли, звери падали вокруг.
     
     
      
И к прохожему с вопросом поспешил он обратиться:
      
«Что за шум стоит на поле? Отчего народ толпится?»
      
Тот сказал: «Царю Фридону здесь угодно веселиться.
      
Здесь, на поле тростниковом, двор и вся его столица!»
     
     
      
И направился он к войску, позабыв свое страданье.
      
Я воспеть его не в силах, несмотря на все старанье!
      
Встреча с ним — пыланье солнца, а разлука — прозябанье,
      
Тростниковый стан героя заставлял терять сознанье!
     
     
      
Вдруг над самою охотой взмыл орел. Он, полный сил,
      
Тут прицелился из лука, птицу в воздухе скосил.
      
И упал орел и кровью луг зеленый оросил,
      
И ему подрезал крылья подоспевший Автандил.
     
     
      
Расступился круг широкий, люди луки опустили
      
И, сбежавшись отовсюду, незнакомца окружили,
      
И не знали, что подумать о прекрасном том светиле,
      
И за ним спешили следом, слова вымолвить не в силе.
     
     
      
Царь Фридон смотрел на поле с возвышения крутого.
      
Сорок ловчих окружали государя молодого.
      
Видя в поле беспорядок, государь спросил сурово:
      
«Отчего стрелки на поле разбежались бестолково?»
     
     
      
И раба послал немедля, осерчав на них, Фридон:
      
«Что они, ослепли, что ли, коль бегут со всех сторон?»
      
Но при виде незнакомца раб отпрянул, поражен,
      
И, забыв про все на свете, не промолвил слова он.
     
     
      
Автандил, остановившись пред слугою оробелым,
      
Приказал: «Скажи владыке, что приехал я за делом.
      
Брат названый Тариэла, к этим я пришел пределам,
      
Миновал чужие земли, ибо послан Тариэлом».
     
     
      
Возвратился раб к владыке и сказал ему с поклоном:
      
«Царь, подобный солнцу витязь на лугу стоит зеленом.
      
Он — загадка для премудрых, странно слышать речь его нам:
      
«Я пришел от Тариэла, чтоб увидеться с Фридоном».
     
     
      
Царь, как только это имя произнес его слуга,
      
Взволновался и на розы слез исторгнул жемчуга,
      
И, с ресниц его слетая, вдруг повеяла пурга.
      
Так сошлись они, два брата, недоступных для врага.
     
     
      
Царь Фридон с холма спустился и, увидев Автандила,
      
Вскрикнул: «Кто он, этот витязь, коль не дивное светило?
      
Описать его красоты невдомек посланцу было!»
      
Оба спешились, и радость их слезами окропила.
     
     
      
Обнялись, и, хоть впервые витязь был в Мульгазанзаре,
      
Царь души не чаял в госте, гость же — в юном государе.
      
Люди солнце разлюбили, присмотревшись к этой паре.
      
Ведь подобных им героев не увидишь на базаре!
     
     
      
Равных витязю Фридону средь людей на свете нет,
      
Но затмил его красою добродетельный спаспет.
      
В блеске утреннего солнца исчезает вид планет.
      
Лишь во тьме свеча сияет, днем ее невидим свет.
     
     
      
На коней они вскочили, во дворец помчались рядом.
      
Царь велел кончать охоту и домой идти отрядам.
      
Все собравшиеся гостя провожали долгим взглядом.
      
«Сам творец, — они твердили, — одарил нас этим чадом!»
     
     
      
И сказал Фридону витязь: «Ты спешишь услышать вести —
      
Кто я, еду я откуда. Все скажу, коль будем вместе,
      
Расскажу о Тариэле, о Нестан, его невесте…
      
Он мой друг, хоть я, по правде, недостоин этой чести.
     
     
      
Знатный витязь аравийский, полководец Автандил,
      
Я — любимец Ростевана и начальник ратных сил.
      
Из высокого я дома, царь меня усыновил,
      
Тех, кто мне сопротивлялся, я разбил и усмирил.
     
     
      
Раз, когда мы на охоте забавлялись с Ростеваном,
      
С неким плачущим скитальцем повстречались чужестранным.
      
На призыв он не явился, это нам казалось странным:
      
Мы цены еще не знали ни слезам его, ни ранам.
     
     
      
Царь велел схватить невежу и послал людей из свиты.
      
Но недолго думал витязь, где искать ему защиты.
      
Многих он перекалечил, были многие убиты.
      
Кто луну столкнуть сумеет с предначертанной орбиты?
     
     
      
Царь разгневался, увидев, что обидел витязь нас,
      
Сел в седло и, горделивый, поспешил за ним тотчас.
      
Биться с нами незнакомец не решился в этот раз,
      
Опустил он вдруг поводья и исчез из наших глаз.
     
     
      
След его не обнаружив, мы сочли его виденьем.
      
Царь, унынием объятый, охладел к увеселеньям.
      
Был и я смущен немало тем загадочным явленьем.
      
И на поиски пустился, весь охваченный томленьем.
     
     
      
Я искал его три года, исходив земные дали.
      
Наконец на незнакомца мне хатавы указали.
      
И нашел тогда я розу, чуть живую от печали,
      
И с тех пор мы друг для друга как родные братья стали.
     
     
      
Захватив пещеры дэвов, витязь с помощью Асмат
      
Жизнь влачит вдали от мира, лютым пламенем объят.
      
Он горит в огне разлуки, мой названый старший брат.
      
Всем, о нем скорбящим, нужно траурный надеть наряд.
     
     
      
Плачет девушка в пещере, опекаемая братом:
      
Витязь пищу ей приносит, словно лев любимым львятам,
      
Сам же мечется по свету с сердцем, горестью объятым.
      
Кроме этой юной девы, всех он гонит от себя там.
     
     
      
Незнакомец незнакомцу, рассказал он мне, рыдая,
      
Как навеки разлучилась с ним царевна молодая.
      
Описать его мученья не сумею никогда я,—
      
Вечно плачет он о милой, по урочищам блуждая.
     
     
      
Все он странствует, тот витязь, сходный с юною луной,
      
День и ночь скитальца носит конь, подаренный тобой.
      
Он людей, как зверь, боится, проезжая стороной…
      
Горе мне, его собрату! Горе деве молодой!
     
     
      
Пламя этого безумца и меня спалило вскоре.
      
Увидав, как он страдает, сам почувствовал я горе.
      
Для него прошел я сушу, для него объехал море,
      
И с царем по возвращенье оказался я в раздоре.
     
     
      
Я хотел вернуться к другу — отказал мне царь сурово.
      
Я ушел без разрешенья и покинул войско снова.
      
Снова я ищу лекарство для страдальца молодого
      
И опять кружусь по свету, не имея на ночь крова.
     
     
      
О братании с тобою рассказал мне тот беглец,
      
И тебя, о несравненный, разыскал я наконец.
      
Где, скажи, искать мне солнце и владычицу сердец.
      
Перед кем в восторге зрячий и в отчаянье слепец?»
     
     
      
Царь Фридон в ответ заплакал. И, томителен и строен,
      
Плач их был подобен песне и сочувствия достоин.
      
В рощах глаз кипели слезы, и, тоскуя, каждый воин
      
Заставлял их течь на розы из агатовых промоин.
     
     
      
Увидав царя в печали, стража громко зарыдала.
      
Те себя по лицам били, те швыряли покрывала.
      
Семилетнею разлукой огорчался царь немало:
      
«О коварный мир мгновенный! Тяжела твоя опала!
     
     
      
Для тебя, мой витязь дальний, и похвал достойных нет!
      
Солнце ты с пути низводишь, сам сияя, точно свет!
      
Не тобой ли каждый смертный осчастливлен и согрет,
      
О дыханье нашей жизни! О сияние планет!
     
     
      
С той поры, как мы расстались, стала жизнь невыносимой!
      
Пусть ты сам меня покинул, я стремлюсь к тебе, любимый!
      
Ты меня не замечаешь, я метусь, тоской томимый!
      
Жизнь пуста, и мир несносен для души моей гонимой!»
     
     
      
Наконец они умолкли и, не кончив разговора,
      
Поспешили по дороге и вошли в столицу скоро.
      
Автандил небесноликий был отрадою для взора:
      
Под шатром ресниц тяжелых он таил очей озера.
     
     
      
Скоро витязи вступили в изукрашенный чертог,
      
Где блюдут страну вельможи от раздоров и тревог.
      
В дорогих одеждах слуги охраняли там порог,
      
И любой из них приезжим любоваться ныне мог.
     
     
      
Вышли к гостю домочадцы, время трапезы приспело.
      
Сто вельможных царедворцев по бокам от них сидело.
      
Автандил сидел с Фридоном, вспоминая Тариэла.
      
Лал, кристалл, агат и роза — все цвело и пламенело.
     
     
      
Ели-пили, пировали, поднимали в кубках вина,
      
Автандила, словно свата, угощали благочинно,
      
Утварь дивная явилась по приказу Нурадина,
      
Но огнем души героя пламенела вся дружина.
     
     
      
Пир до вечера тянулся. Упивался тот, кто пил.
      
Утром после омовенья был наряжен Автандил.
      
Я в сто тысяч драхм, не меньше, тот наряд бы оценил.
      
Оценить же редкий пояс у меня не хватит сил.
     
     
      
И хотя остерегался юный витязь промедленья,
      
Он являлся на охоту, посещал увеселенья.
      
Много дичи пострелял он, показал свое уменье,—
      
Бил без промаха по зверю, всем стрелкам на посрамленье.
     
     
      
Наконец сказал он другу: «Царь, томит меня тревога!
      
Трудно мне с тобой расстаться, не сердись же, ради бога.
      
Не могу я больше медлить, слишком дней уходит много,
      
Предстоит мне труд великий и нелегкая дорога.
     
     
      
Кто, тебя покинув, плачет, тот не может быть неправ,
      
Но могу ль я не уехать, жаром сердца воспылав?
      
Хорошо ли, если путник тратит время для забав?
      
Покажи мне, где стоял ты, это солнце увидав!»
     
     
      
Царь Фридон ответил: «Знаю, бесполезен спор с судьбою:
      
Ты, иным копьем пронзенный, не останешься со мною.
      
Пусть же враг твой погибает! Отправляйся, бог с тобою!
      
Только, брошенный друзьями, чем я душу успокою?
     
     
      
В одиночестве отныне ты не должен находиться.
      
Дам тебе рабов я верных — помощь всюду пригодится.
      
Пусть везут твою поклажу конь проворный и ослица.
      
Ведь без них тебе в пустыне трудно будет обходиться».
     
     
      
Четырех рабов он выбрал, верных дому с давних пор,
      
Подарил вооруженье, полный панцирный убор,
      
Шестьдесят талантов злата и велел привесть во двор
      
Дорогого иноходца, изумляющего взор.
     
     
      
Привели затем ослицу и навьючили постелью.
      
Витязь в дальний путь собрался, не приученный к безделью.
      
В ожидании разлуки охладел Фридон к веселью,
      
Он твердил: «Исчезнет солнце, и придет зима с метелью!»
     
     
      
Люди в городе узнали об отъезде том заране.
      
Продавцы плодов и шелка взволновались на майдане.
      
 Голоса их раздавались, словно гром на поле брани:
      
«Исчезает наше солнце! Плачьте, плачьте, горожане!»
     
     
      
И когда на берег моря вышли путники, тотчас,
      
Как из озера страданий, слезы хлынули из глаз.
      
И поведал Автандилу царь печальный свой рассказ,
      
Как он видел здесь царевну, но, увы, ее не спас.
     
     
      
«Под охраной двух дозорных к нам явилась та девица,
      
Оба были словно сажа, только дева — светлолица.
      
Взял я меч, коня пришпорил, чтоб со стражами сразиться.
      
Но неведомая лодка скрылась в море, точно птица».
     
     
      
Братья обняли друг друга, испустили горький стон,
      
И огонь, томивший сердце, снова вспыхнул, распален,
      
И расстались побратимы, полководцы двух племен,
      
И остался одиноким опечаленный Фридон.
     
    
    
   
   
    
     
ОТЪЕЗД АВТАНДИЛА НА ПОИСКИ НЕСТАН-ДАРЕДЖАН
    
    
    
     
      
Автандил с рабами ехал вдоль по берегу морскому,
      
Он искал бальзам целебный побратиму молодому.
      
День и ночь носил он в сердце беспредельную истому,
      
Целый мир с его делами отметал он, как солому.
     
     
      
Много встречных за сто суток расспросил он по базарам,
      
Но о деве не услышал, лишь потратил время даром.
      
Раз увидел он верблюдов и на них тюки с товаром,
      
Караванщики у моря с вожаком стояли старым.
     
     
      
Автандил с холма крутого заприметил их вдали.
      
Лица были их печальны, одеяния в пыли.
      
Дальше ехать эти люди, очевидно, не могли.
      
И спросил у них скиталец, из какой они земли.
     
     
      
Предводитель каравана был Усам, старик почтенный.
      
На приветствие ответил похвалою он отменной.
      
Он сказал: «Светило наше, утешитель драгоценный,
      
Приклони свой слух сегодня к нашей повести смиренной».
     
     
      
И сказали незнакомцы, окружившие спаспета:
      
«Мы — торговцы из Багдада, люди веры Магомета.
      
Не берем мы в рот хмельного, помним правила запрета.
      
Царь морей торгует с нами, для него поклажа эта.
     
     
      
Здесь нашли мы человека, изнемогшего от ран,
      
Привели его в сознанье, из каких, спросили, стран.
      
И ответил нам бедняга, болью тела обуян:
      
«Горе вам, коль выйдет в море ваш торговый караван!
     
     
      
Я по морю из Египта направлялся к дальним странам,
      
Нагрузив корабль богатый дивным шелком чужестранным,
      
Но пираты наше судно протаранили тараном…
      
Не пойму, как я добрался к этим отмелям песчаным».
     
     
      
Сам ты видишь, лев и солнце: наше горе необъятно.
      
Разоримся мы до нитки, коль воротимся обратно.
      
Если ж двинемся мы в море, то погибнем безвозвратно,—
      
Нам с пиратами сражаться непривычно и накладно».
     
     
      
«Тот не прав, кто унывает, — Автандил сказал в ответ.—
      
Мы ниспосланных от бога не минуем в жизни бед.
      
Но залогом вашей крови буду я во цвете лет.
      
Горе тем, кто нам на море нанести захочет вред!»
     
     
      
Караванщики сказали, обнадежены героем:
      
«Если витязь не испуган столь неслыханным разбоем,
      
Нагрузим скорее судно, зря себя мы беспокоим!»
      
И поспешно вышли в море, огорченные простоем.
     
     
      
Шли они с попутным ветром, без особых затруднений.
      
Автандил, отважный витязь, вел их в нужном направленье.
      
Вдруг корабль с огромным флагом показался в отдаленье.
      
Был на нем отряд пиратов и таран для нападений.
     
     
      
Шли грабители навстречу, воя в трубы и крича.
      
Караванщики смутились, слыша голос трубача.
      
Витязь им сказал: «Не бойтесь! Иль умру от их меча,
      
Или все они погибнут, не дождавшись палача!
     
     
      
Провидение сильнее всех воителей вселенной,
      
Лишь когда настанет время, я покину мир мгновенный.
      
Ни друзья тогда, ни башни не спасут мне жизни бренной.
      
Тот, кто это понимает, тверд душою неизменной.
     
     
      
Вы, купцы, я вижу, трусы! Не сражались вы с врагами!
      
Чтобы вас не перебили, лучше спрячьтесь за дверями.
      
Посмотрите, как я буду драться львиными руками,
      
Как пролью потоки крови, если враг сразится с нами!»
     
     
      
Не имея в сердце страха, уподобившийся льву,
      
Облачился он в доспехи, шлем надвинул на главу
      
И над самою кормою смело поднял булаву…
      
Меч его грозил пиратам не во сне, а наяву.
     
     
      
Приближаясь с каждым мигом, громко хищники вопили
      
И бревно с железным бивнем прямо в судно устремили.
      
Витязь с тяжкой булавою укрепился на кормиле
      
И ударил по тарану, с львом соперничая в силе.
     
     
      
И таран переломился, и осталось судно целым,
      
И внезапно прыгнул витязь к супостатам оробелым,
      
И бежать им было поздно, и в сраженье этом смелом
      
Смерть, достойная злодеев, стала горьким их уделом.
     
     
      
Словно лев на козье стадо, витязь кинулся на них.
      
Он одних швырял в пучину, бил о палубу других.
      
Восьмерых схватив в охапку, он разил девятерых.
      
Укрывался в груде трупов, кто остался там в живых.
     
     
      
Одержал победу витязь, утолил свое желанье.
      
Богом хищники молили не карать за злодеянье.
      
Витязь раненых не тронул, обнаружил состраданье,
      
Ибо страх ведет к любови, как вещает нам Писанье.
     
     
      
Не гордитесь, люди, силой! Бросьте глупую забаву!
      
Людям сила бесполезна, если богу не по нраву.
      
Ведь довольно малой искры, чтоб большую сжечь дубраву.
      
И с дубьем, коль бог захочет, и с мечом добудешь славу.
     
     
      
Много редкостных сокровищ те разбойники везли.