1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Мезентий их в тиски сжимает
И на оброк не отпускает;
В момент их можно взбунтовать".
Пошли. Знамена - точно птицы.
Поплакать многим тут пришлось:
Кто бабу бросил, кто сестрицу,
Кто с милой разошелся врозь.
Нам вдвое то милей бывает,
Что злая доля отнимает.
Все, чем владеем, все, что есть,
За милую отдать готовы:
Именья, деньги, скарб домовый,
Дороже милой - только честь!
Итак, горилкой подкрепившись
И слезы отерев с очей,
Пошли, на сотни разделившись,
А впереди сам пан Эней.
Их первый марш был до оврага.
Здесь бивуак разбив, ватага
Спать полегла. Эней не спал.
Он учредил порядок строгий,
Палланту приказал дороги
Стеречь, а сам в лесу гулял.
Он в полночь темную, глухую,
Едва собравшись задремать,
Увидел тучку золотую,
На тучке той - родную мать.
Она сидела молодицей -
Курносенькой и белолицей,
И, озирая все кругом,
Дух ароматный испуская,
Оружьем редкостным сверкая,
Предстала пред своим сынком
И молвила: "Сыночек милый,
Оружье шлет тебе Вулкан;
Оно твои удвоит силы,
Все струсят - Турн, Бова, Полкан.
Все, что щита и лат коснется,
Тотчас ломается и гнется.
Их даже пуля не пробьет;
Коли, в ряды врагов врубайся
И на Зевеса полагайся;
Никто нам носа не утрет".
Сказав, дохнула ароматом
И в Пафос понеслась скорей -
Готовя гибель супостатам,
К оружью кинулся Эней.
Он пожирал его глазами;
Нетерпеливыми руками
И шлем и панцырь вмиг надел;
Насилу поднял щит чудесный, -
Тяжел подарок был небесный,
Зато узором весь пестрел.
Как раз по самой середине,
Под чернь с насечкой золотой,
Кончалась муха в паутине,
Паук толкал ее ногой.
Невдалеке стоял Телешик,
Он плакал и глотал кулешик:
Семиголовая змея
Кралась к нему - страшна, рогата,
С хвостом длиной с версту, крылата.
Она звалась - Жеретия.
По медной кромке вереницей,
Рукой искусной, без числа
Представлены чеканкой в лицах
Все рыцари и их дела:
Катигорох, Иван-Царевич,
Кухарчич, Сучич и Налетич,
Услужливый Козьма-Демьян,
Кащей с несметною казною,
И дурень с бабою-ягою,
И славный рыцарь Марципан.
Так пан Эней наш снаряжался,
Чтоб злого Турна доконать;
Напасть на недругов сбирался,
Готовясь им по шапке дать.
Но и Юнона не дремала,
Она Ирисе приказала,
Чтоб та на землю вновь сошла,
Чтобы рутульцев разжигала
И чтобы Турна подбивала
Троянцев извести дотла.
Ирися почесала темя,
К рутульцам понеслась в намет;
Турн комедьянтов ждал в то время,
Хлеща с тоски ахтырский мед.
Он, будучи в любовном горе,
Топил печаль в питейном море.
Так прежде в армии велось:
Чуть влюбишься иль проигрался,
За пуншевый стаканчик взялся!
Глядишь - и снова с горем врозь!
"Ты что ж, - Ирися укоряла, -
Сидишь без дела, водку пьешь?
Что на тебя за блажь напала?
Аль все троянцам отдаешь?
Коту, коль сыт он, не до мышки,
Паньку, коль слаб, не до Аришки.
Кто б думать мог, что Турн - байбак?
Нет, где тебе с Энеем биться
Или с Лавинией любиться,
Тебе под стать гонять собак.
Лихой вояка не робеет
И без просыпу мед не пьет!
Он думку о боях имеет,
Такой всех недругов побьет.
Но к чорту! Слышь, опохмеляйся,
Союзников собрать старайся,
На Трою новую иди.
Эней в чужих краях плутает,
Дружину в помощь набирает,
Не оплошай теперь, гляди!"
Так молвив, столик повалила,
Перевернула все вверх дном,
Стаканы, чарки перебила,
Ну словом, подняла содом.
Рутулец тоже расходился,
Залютовал, как зверь взъярился,
Дрожмя от злости задрожал.
Все страсти в нем разбушевались,
Любовь и ненависть смешались, -
"На штурм, на штурм!" - своим кричал.
Собрал и пеших он и конных
И, к бою приготовив рать,
Ватагу забияк отборных
Послал троянцев задирать.
Два корпуса соединивши,
На борзого коня вскочивши,
На штурм их не ведет, а мчит;
Мезап, Талес в другом отряде
Пошли по берегу к ограде;
Побить троянцев всяк спешит.
Троянцы, в крепости укрывшись,
Энея ждали, не грустя;
Давно к невзгодам приучившись,
Встречали бедствия шутя.
Удвоив у ворот запоры,
На башне выставив дозоры,
На вал всем войском залегли;
За вражьей силой доглядали,
А сами носа не казали,
От скуки трубки разожгли.
Всем скопом вынесли решенье,
Коль князь рутульский поднапрет,
Не выходить за укрепленье;
Пусть штурмом на валы идет.
Троянцы так и учинили:
Толстенных бревен притащили
Устроили из них навал;
А после олово топили,
Смолу и масло кипятили,
Чтоб шпарить тех, кто прет на вал.
А Турн меж тем, рутульцев школя,
Перед полками гарцевал;
Рассыпал конницу по полю
И как ошпаренный кричал:
"Сюда, шкодливые троянцы,
На бой, трусливые поганцы!
Зарылись в землю, как кроты;
Где ваш Эней, ваш бабник ражий?
Сидит, чай, с бабами за пряжей?
Убрался прочь от срамоты".
Тут все подручные ввязались
И, чуть не оборвав стремян,
Кричали, выли, измывались,
Ругали всячески троян.
Пускали тучами в них стрелы,
А кое-кто из самых смелых
Перескочить пытался ров.
Троянцы уши затыкали,
На брань врагов не отвечали,
Хоть биться каждый был готов.
Турн скрежетал всердцах зубами,
Что в крепости все ни гу-гу,
Известно, стен не свалишь лбами,
Хоть разорвись, хоть гнись в дугу.
Злость, слышно, сатане сестрица,
Хоть, может, это небылица,
Да в мире много дивных дел.
От злости Турн себя не чует,
Злой умысел ему диктует
Чорт, что в башке его засел.
От злобы лютой сатанея,
Все войско на берег ведет,
Приказ отдав, чтобы живее
Рутульцы жгли троянский флот.
Все мигом взялись за работу.
(На зло имеет всяк охоту.)
Огни мелькнули тут и там.
Кто с угольком, кто с головнею,
Кто с фитилем, кто со свечою -
Все мчались к вражьим кораблям.
Все загорелось, задымилось,
Метнулось пламя к небесам;
От дыма солнце закоптилось,
Пришлось тут плохо и богам.
Они сморкались и чихали
И Турна лихом поминали.
Весь сонм олимпский одурел.
Дым ел глаза. Роняя слезы,
Богини прыгали, как козы;
Сам Зевс, как винокур, сидел.
Венеру за душу щипало,
Что с флотом поступили так;
От боли сердце замирало,
Что сядет сын на мель, как рак.
Слезами обливая свитку,
Венера прыгнула в кибитку,
На передок сел Купидон;
Кобыла их везла кривая,
Они, кобылу погоняя,
Спешат к Цибеле на поклон.
Цибела (это учат в школах) -
Родительница всех богов -
В дни юности была не промах;
А нынче, всех лишась зубов,
Старуха на печи скучала,
Кулешик жиденький глотала
И не совала нос в дела.
Зевес, чтоб выказать почтенье,
Мед посылал ей в угощенье,
Тот, что Юнона лишь пила.
Венера часто докучала
Зевесу всяческой брехней,
За что в немилость и попала.
Теперь, чтоб не итти самой,
Она пришла просить старуху,
Суля, для поддержанья духу,
Купить ей сбитню на алтын,
Чтоб к Зевсу старая сходила,
Вступиться за троян просила,
Чтоб флота не лишился сын.
Ох, лакома ж была старуха!
За сбитень все могла отдать,
К тому ж страшенная болтуха,
Каких у нас и не сыскать.
Ее насилу сняли с печи,
И Купидон, взвалив на плечи,
К Зевесу старую понес.
Зевес, едва узрев старуху,
Откинул оселедец к уху,
Насупил брови, сморщил нос.
Сперва Цибела закряхтела,
А после кашлять начала,
В подол сморкалась и сопела,
Насилу дух перевела:
"Сатурнович, вступись за маму,
Довольно я терпела сраму, -
Пред Зевсом шамкала карга, -
Бессмертных нынче знать не знают
И так ругательски ругают,
Как не ругают и врага.
Мою ты знаешь гору Иду
И лес, где в капище алтарь;
За них терплю теперь обиду,
Какой не терпит твой свинарь!
Я продала троянцам славным,
Твоим молельщикам исправным,
Дубков и сосен - строить флот.
Твоим веленьем бревна эти
Должны переходить столетья
Нетленными из рода в род.
Взгляни ж, как, недругам в угоду,
На Тибре корабли горят!
Как Турновы их жгут уроды
И нас с тобой при том костят.
Спусти им раз - Олимп подроют,
И власть твою себе присвоят,
И нас отсюда всех попрут;
Порубят лес, разроют Иду,
Меня раздавят, точно гниду,
В три шеи и тебя турнут".
"Да не тревожьтесь, пани-матка, -
Зевес с досадою сказал, -
Всех проучу я для порядка,
Чтоб Турн анафемский пропал!"
Взглянул, мигнул, махнул рукою
Над Тибром, вечною рекою, -
Все врозь кораблики пошли;
Как гуси, под воду ныряли,
Сиренами наверх всплывали
И песни дружно завели.
Перепугались аж до колик
Рутульцы от таких чудес;
Союзники махнули в поле,
Мезап удрал, за ним Талес.
За ним, как от дождя цыгане,
Махнули вроссыпь рутуляне.
Лишь Турн не захотел бежать.
Он перенять старался войско,
Чтоб, побалакавши по-свойски,
Им чудеса растолковать.
"Ребятушки, - кричал, - постойте,
То ж милость божия для нас;
Откиньте страх, напор удвойте,
Пропал троянский лоботряс.
Чего огнем мы не спалили,
То боги в Тибре утопили,
Теперь троянцы в западне.
Живьем в могилу их спровадим,
Им похороны враз наладим,
То воля Зевса, верьте мне".
Но велики у страха очи,
Вояки перли, кто как мог.
Назад вертаться не охочи,
Неслись вперед, не чуя ног.
Лишь Турн у берега маячил
Один, как перст, едва не плача.
Потом огрел коня хлыстом,
Шапчонку на глаза насунул,
Во все лопатки в лагерь дунул,
Аж закрутил конек хвостом.
Троянцы из-за стен глумились
Над тем, как враг их тягу дал,
И чудесам морским дивились;
К добру всяк чудо толковал.
Но Турну все ж не доверяли,
Закон войны троянцы знали:
Ввязавшись в драку, не плошай!
Хоть враг бежит - остерегайся,
На хитрости не поддавайся,
Промажешь раз - тогда прощай!
На башнях к ночи караулы
Удвоили, огни зажгли,
Чтобы коварные рутулы
Во тьме троян не обошли.
В обозе Турна тихо стало,
Лишь кой-где изредка дрожало
Мерцанье дальних огоньков.
Рутульцы вылазки не ждали
И, крепко клюкнув, мирно спали.
Оставим же их в царстве снов.
У главной башни в карауле
Стояли Низ и Эвриал;
Не кланялись ребята пуле,
Не страшен был им и кинжал.
Хоть в них текла не кровь троянов,
А так, каких-то басурманов,
Но славно бились казаки.
Хоть шли к Энею по вербовке,
Но в службе, в боевой сноровке
Собаку съели земляки...
"А что, если, собравшись с духом,
Пролезть тайком в рутульский стан?
Шептал Низ Эвриалу в ухо. -
Вот кашу заварил бы там!
Теперь все дрыхнут с перепою,
Не дрыгнет ни один ногою,
Хоть перережь их всех подряд.
Я думаю туда спуститься,
Перед Энеем отличиться,
Порезать сотню, как курчат".
"Как? Ты один? Меня оставишь? -
Спросил у Низа Эвриал. -
Нет! Прежде ты меня удавишь.
Чтоб я от земляка отстал!
Нет, братец, не таков я сроду.
С тобою и в огонь и в воду.
Был правой гетманской рукой
Мой батька, памяти блаженной,
Оставил он завет бесценный:
Умри на поле, как герой".
"Пожди да пальцем в лоб потыкай, -
Низ другу верному сказал, -
Не все вперед, назад взгляни-ка.
Ум с лихости ты потерял.
Иль ты забыл про мать родную?
Иль хочешь бросить, как чужую?
Всей жизнью ты обязан ей.
Одна оставшись, без приюта,
Она погибнет в горе лютом,
Таскаясь меж чужих людей.
Вот я - так чисто сиротина,
Расту как на меже горох;
Без мамы, без отца детина,
Эней - отец, а мама - бог.
Дерусь не за свою отчизну,
Никто по мне не справит тризну,
Зато хоть славу заслужу.
Тебя же долг сыновний вяжет,
Погибнешь ты - мать в землю ляжет.
Живи на радость ей, прошу".
"Разумно, Низ, ты рассуждаешь,
Про службу только, жаль, молчишь;
Сам чин по чину все справляешь,
А мне совсем не то твердишь.
Нет, брат, для общего порядку
Забудь отца, жену и матку,
Лети повинность исправлять;
Так мы Энею присягали,
И, коли службе жизнь отдали,
В ней не вольна родная мать".
"Согласен!" - Низ вскричал, обнявшись,
Как с братом, со своим дружком,
И в ратушу, за ручки взявшись,
Друзья отправились тишком.
В тот час Иул рядил с панами,
Как завтра в бой итти с врагами,
Да чтоб никто не сплоховал.
Как вдруг явилися к Иулу
Два земляка из караула,
И Низ всей братии сказал:
"Был на часах я с Эвриалом,
Мы с ним следили за врагом:
Огни погашены за валом,
Рутульцы дрыхнут мертвым сном.
Я знаю, как тропой укромной
Среди рутульцев ночкой темной
Прокрасться, не тревожа стан,
И мигом донести Энею,
Что Турн со всей ордой своею
Прет на троянцев, как шайтан.
Прошу приказа, чтоб удачи
Нам с Эвриалом попытать,
Мы к утру, так или иначе,
Энея сможем повидать". -
"Есть доблесть и в лихое время!
Знать, не пропало наше племя!" -
Троянцы в голос завели.
Потом с друзьями обнимались,
Благодарили, целовались
И ковш горилки поднесли.
Иул, как общих дел рачитель
(Не зря он сын Энея был),
Взял меч, что звался "Победитель",
И Низу на бок нацепил.
Для милого же Эвриала
Иул не пожалел кинжала,
Что батька у Дидоны взял.
Потом сулил за их услугу
Земли, овец, зерна, два плуга,
Чинов больших наобещал.
В тот час, как Эвриал прощался,
Ему двадцатый шел годок;
Еще и ус не пробивался,
Лишь под носом чернел пушок;
Но был уже он добрый воин,
И славы громкой удостоен,
И славу эту заслужил;
Все ж, как пришлось ему прощаться
Да с матерью родной расстаться,
И этот кряж слезу пустил.
"Иул Энеевич! Не дайте
Изведать матери нужду.
Прошу: ее не оставляйте,
Коль попадет она в беду,
И защищайте от обиды;
Вы сами видывали виды
И помните, кто жизнь вам дал.
За вас охотно умираю
И вам я мать препоручаю", -
Так молвил нежный Эвриал.
"Не бойся, Эвриал любезный, -
|
The script ran 0.004 seconds.