1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 
«Лесничок, –  сказал Артур, смерив меня презрительным взглядом с головы до ног, – если я  хоть раз огрею вас палкой по пальцам, вы уже ни за меч, ни за лук не  возьметесь».    

«Говорите  повежливее, мой мальчик, – ответил я, – если только не хотите быть  избитым».    

«Да,  дружок, попробуйте-ка отхлестать дуб розгами. Что вы о себе думаете, чудо доблести?  Так знайте же, что вы меня интересуете меньше всего на свете. Но если вы хотите  побороться, я готов».    

«Да у  вас и меча нет» – заметил я.    

«А зачем  мне он, если палка при мне?»    

«Тогда я  возьму такую же длинную палку, как ваша».    

«Будь  по-вашему».    

И Артур  изготовился к бою.    

    

Я первым  нанес ему удар, рассек ему до крови лоб, и она побежала у него по щекам. Оглушенный  ударом, он отступил. Я опустил палку, но ему, видно, показалось, что я счел  себя победителем, и он снова стал необыкновенно сильно и ловко размахивать  дубиной. Он дрался с такой яростью, что мне с трудом удавалось отводить удары;  я едва держал палку, так у меня свело руки. Отпрыгнув назад, чтобы избежать  выпада, я забыл прикрыться; он немедленно воспользовался этим и нанес мне по  голове удар такой силы, какого я еще никогда не получал. Я повалился навзничь,  будто пронзенный стрелой, но сознания не потерял и сумел быстро вскочить на  ноги. Борьба, на мгновение остановившаяся, возобновилась; Артур с такой силой  наносил удары, что мне едва удавалось защищаться. Так мы дрались часа  три-четыре, от наших ударов гудел старый лес, а мы кружились один вокруг  другого, как разъяренные вепри. Наконец, я подумал, что ничего не выиграю в  этом деле, даже не получу удовольствия побить соперника, и бросил палку.    

«Ну все,  хватит, – сказал я ему. – Окончим на этом ссору; мы так до завтра  будем друг из друга пыль выколачивать и ничего на этом не выиграем. Я даю вам  право свободно ходить по лесу, потому что вы храбрый малый».    

«Нижайшее  вам спасибо за столь великую милость, – презрительно ответил он, – я  получил право поступать как хочу благодаря моей палке и ей, а не вам скажу  спасибо».    

«Ты  прав, храбрец, но, если свои права ты собираешься защищать только палкой, тебе  будет нелегко. В лесу есть хорошие борцы, и тебе придется сохранять свою  вольность ценой разбитых черепов и покалеченных рук. Поверь мне, что уж лучше  жить в городе, чем вести такое существование в лесу».    

«А все  же я хочу жить в лесу», – возразил Артур.    

– Его  ответ заставил меня призадуматься, – продолжал Робин. – Я посмотрел  на его немалый рост, на его дружелюбное и открытое лицо, и решил, что нам  неплохо было бы заполучить такого молодца.    

«Так  тебе не нравится городская жизнь?» – спросил я у него.    

«Нет, –  ответил он, – я устал быть невольником у проклятых норманнов, мне надоело,  что меня называют собакой, рабом и холуем. Мой хозяин обозвал меня сегодня самыми  оскорбительными словами, но ему показалось мало изводить меня своим гадским  языком, и он захотел меня ударить. Я не стал ждать, палка была у меня под  рукой, я ею и воспользовался и так ударил его по плечам, что он потерял  сознание. А потом я убежал».    

«А какое  у тебя ремесло?» – спросил я.    

«Я  кожевник и уже много лет живу в Ноттингемшире».    

«Прекрасно,  мой храбрый друг, – сказал я ему, – если вы не слишком дорожите своим  ремеслом, то можете распроститься с ним и остаться здесь. Меня зовут Робин Гуд.  Вам знакомо это имя?»    

«Конечно!  Так вы Робин Гуд? Но вы ведь сказали мне, что стережете здешний лес!»    

«Я Робин  Гуд и даю вам в том честное слово!» – ответил я, протягивая руку бедняге, который  от удивления не мог прийти в себя.    

«Это  правда?» – спросил он.    

«Душой и  совестью клянусь!»    

«Тогда я  скажу, что и в самом деле счастлив встретить вас, – явно обрадовавшись,  сказал Артур, – потому что я пришел сюда искать вас, благородный Робин  Гуд. Когда вы сказали, что вы из тех, кто стережет лес, я поверил и не стал вам  рассказывать, с какой целью явился и Шервудский лес. Я хочу присоединиться к  вашим людям, и, если вы меня примете, у вас не будет более преданного и верного  слуги, чем Артур Тихий, дубильщик кож из Ноттингема».    

«Мне  нравится твоя искренность, Артур, – заявил я, – и я согласен принять  тебя в число веселых лесных братьев. Законы наши просты и немногочисленны, но  их нужно соблюдать. А во всем остальном – полная свобода. Кроме того, я обещаю  тебе еду, одежду и хорошее обращение».    

«Когда я  вас слушаю, Робин Гуд, у меня сердце в груди трепещет от радости, что я буду  одним из ваших людей. Я не совсем вам чужой: Маленький Джон – мой родственник.  Мой дядя со стороны матери женился на матери Джона, одной из сестер сэра Гая  Гэмвелла. Я ведь скоро увижу Маленького Джона? Горю желанием обнять его».    

«Сейчас  он сюда примчится», – ответил я Артуру и затрубил в рог.    

Через  несколько мгновений Маленький Джон появился на поляне.    

Увидев  наши лица, все в пятнах крови, Джон остановился как вкопанный.    

«Что  случилось, Робин? – с ужасом воскликнул он. – У вас жуткий вид!»    

«Случилось  то, что меня побили, – спокойно ответил я, – и виновник перед вами».    

«Если  этот парень вас побил, он должен прекрасно владеть палкой! – воскликнул  Маленький Джон. – Ну, я ему с лихвой верну то, что вы ему должны.  Подойди-ка поближе, дружище».    

«Постой,  не торопись, друг Джон, и пожми лучше руку нашему верному союзнику и твоему родственнику.  Этого молодого человека зовут Артур».    

«Артур  из Ноттингема, по прозвищу Тихий?» – спросил Джон.    

«Он  самый, – ответил Артур. – Мы не виделись с самого детства, и все же я  тебя узнал, братец Джон».    

«Не могу  сказать то же самое, – ответил Джон со своей обычной безыскусной искренностью, –  я тебя совсем не помню, но это не важно, раз ты так говоришь, братец, то добро  пожаловать. Обитатели Шервудского леса встретят тебя с радостью в сердце и с  улыбкой на губах».    

Артур и  Джон обнялись, и остаток дня прошел в веселье и радости.    

– А  с тех пор вы с Артуром мерились силами на палках? – спросил Уилл у Робина.    

– Да  случая все как-то не было; впрочем, очень вероятно, что я снова буду побежден,  и это будет уже в третий раз.    

– Как  в третий раз? – воскликнул Уилл.    

– Да,  Гаспар-лудильщик задал мне хорошую взбучку!    

– В  самом деле? А когда? Наверное, еще до того как он пришел к нам.    

– Да, –  ответил Робин, – я взял себе за правило самому испытывать силу и храбрость  человека, прежде чем доверюсь ему. Я не хочу, чтобы у меня люди были слабы  сердцем и уступчивы разумом. Однажды утром я встретил Гаспара-лудильщика на  ноттингемской дороге. Вы знаете, каким крепким выглядит этот молодец, и мне нет  нужды его вам описывать. Он мне понравился; походка у него была твердая, и он  насвистывал что-то веселое.    

Я пошел  ему навстречу.    

«Здравствуйте,  приятель, – приветствовал я его, – вижу, вы путешествуете. Говорят, есть  плохие новости, это правда»?    

«А о  каких новостях вы спрашиваете? – спросил он меня. – Я не знаю ни  одной, о которой стоило бы говорить. А впрочем, я иду из Бэмбурга. Я медник и  ничем, кроме своего ремесла, не интересуюсь».    

«Ну, эта  новость для вас должна быть интересна, храбрый чужестранец. Я слышал, что десятерых  бродячих лудильщиков заковали в кандалы за то, что они напились».    

«Ваша  новость ни гроша не стоит, – ответил он, – если бы всех, кто пьет,  заковывали в кандалы, вы были бы одним из первых, потому как по вашему лицу  сразу видно, что вы винцо любите».    

«Да,  конечно, я не прочь выпить бутылку, и не думаю, что найдется на свете хоть один  веселый человек, который не любит вина. А что привело вас из Бэмбурга в наши  места? Ведь не ваше же ремесло?»    

«Конечно,  не ремесло, – ответил Гаспар. – Я ищу разбойника по имени Робин Гуд.  За его поимку назначена награда в сто золотых, и я хотел бы ее получить».    

«А как  вы собираетесь его схватить?» – спросил я лудильщика, потому что спокойный и  серьезный вид, с которым он мне сделал это признание, меня очень удивил.    

«У меня  есть разрешение на арест, подписанное королем», – ответил Гаспар.    

«По всей  форме?»    

«По всей  форме: мне разрешено арестовать Робина, и мне обещана награда».    

«Вы так  об этом говорите, как будто арестовать его – самое легкое на свете дело, а ведь  столько раз пытались, и все бесполезно».    

«Ну, для  меня-то это не будет трудно, – ответил лудильщик, – я парень крепкий,  мышцы у меня стальные, я смел и терпелив и ничего не боюсь. Как видите, я могу  надеяться на удачу».    

«Ну, а  если вы его случайно встретите, вы его узнаете?»    

«Я его  никогда не видел; если бы я знал его в лицо, дело было бы наполовину сделано.  Может, вам в этом больше повезло?»    

«Да, я  раза два встречал Робин Гуда и, быть может, сумею вам помочь в вашем деле».    

«Приятель,  если вы окажете мне эту услугу, я отдам вам изрядную часть денег, которую  должен буду получить».    

«Я укажу  вам место, где вы можете его встретить, – ответил я ему. – Но, прежде  чем мы окончательно договоримся, я хотел бы видеть приказ об аресте; он  действителен, только если составлен по всей форме».    

«Премного  обязан вам за предусмотрительность, – вызывающе оборвал меня  лудильщик, – но бумагу я никому не дам. Я уверен, что она составлена по  всей форме и действительна, и мне этого достаточно, а если вы этой уверенности  не разделяете, тем хуже для вас. Этот приказ я покажу Робин Гуду, когда захвачу  его и свяжу ему руки и ноги».    

«Вы,  может быть, и правы, дружище, – равнодушно ответил я, – мне не так уж  и хочется удостовериться в подлинности приказа, как вам это кажется. Я иду в  Ноттингем из любопытства и от нечего делать, потому как слышал, что Робин Гуд  собирался сегодня быть в городе; если хотите пойти со мной, я покажу вам этого  знаменитого разбойника».    

«Ловлю  тебя на слове, парень, – живо ответил лудильщик, – но если на месте я  увижу, что ты хитришь, придется тебе познакомиться с моей палкой».    

Я  презрительно пожал плечами.    

Он это  увидел и рассмеялся.    

«Ты не  пожалеешь об услуге, которую мне окажешь, – сказал он, – я человек  благодарный».    

Мы  пришли в Ноттингем, остановились на постоялом дворе у Пэта, и я попросил у  хозяина подать нам бутылку пива, а пиво у него было превосходное. Лудильщик был  с утра в пути и буквально умирал от жажды; пиво исчезло быстро. После пива я  заказал вино, а потом опять пиво, и так в течение целого часа. Лудильщик и сам  не заметил, как опустошил все бутылки, стоившие перед ним на столе; я же сам,  от природы не склонный злоупотреблять вином, выпил лишь несколько стаканов. Не  нужно и говорить, что наш молодец совсем опьянел. Он расхвастался спьяну своими  будущими подвигами, которые он совершит, чтобы захватить Робин Гуда, и договорился  до того, что, поймав атамана, возьмет в плен всех лесных братьев и отведет их в  Лондон. Король вознаградит его за эти подвиги и пожалует ему состояние и  привилегии знатного вельможи; но в ту минуту, когда рассказ приближался к тому,  что великий победитель женится на английской принцессе, он упал со скамьи и  уснул под столом.    

Я взял  кошелек лудильщика; помимо денег, в нем действительно был приказ на арест. Я  заплатил по счету и сказал хозяину:    

«Когда  этот человек проснется, вы у него потребуете заплатить за выпивку, а потом,  если он у вас спросит, кто я и где меня найти, скажите, что я живу в старом  лесу и зовут меня Робин Гуд».    

Хозяин был  прекрасный человек, и я ему полностью доверял. Он весело рассмеялся и ответил:    

«Будьте  спокойны, мастер Робин, я в точности выполню ваши приказания, и, если этому  лудильщику захочется еще раз с вами повидаться, ему останется только вас  разыскать».    

«Вы правильно  меня поняли, приятель, – подтвердил я и взял мешок лудильщика. – А  впрочем, надо думать, что этот парень недолго заставит себя ждать».    

С этими  словами я дружески простился с хозяином и вышел из трактира.    

Проспав  несколько часов, Гаспар проснулся и сразу же увидел, что меня нет и его кошелек  тоже исчез.    

«Трактирщик! –  громовым голосом позвал он. – Меня обворовали, я разорен! Где этот грабитель?»    

«О каком  грабителе вы говорите?» – совершенно спокойно спросил трактирщик.    

«Да о  моем собутыльнике! Он обокрал меня!»    

«Это мне  совсем не нравится, – недовольно сказал хозяин, – вы же по счету не  заплатили, а он немалый».    

«Не  заплатили по счету?! – простонал Гаспар. – Но у меня ничего нет,  совсем ничего, этот негодяй все унес! У меня в кошельке был приказ об аресте,  подписанный королем, и я мог на этом сделать себе состояние, мог схватить Робин  Гуда. Этот разбойник-незнакомец обещал мне помочь, он должен был показать мне  главаря шайки. Ах, негодяй! Он обманул мое доверие и похитил мою драгоценную  бумагу!»    

«Как, –  спросил трактирщик, – вы рассказали этому молодому человеку, с какими дурными  намерениями вы явились в Ноттингем?»    

Лудильщик  искоса взглянул на хозяина.    

«Сдается  мне, вы не станете помогать храбрецу, который взялся бы поймать Робин Гуда?»    

«Черт  возьми! – ответил трактирщик. – Робин Гуд мне не сделал ничего  худого, и его дела с властями меня не касаются. Но какого же черта, –  продолжал он, – вы с ним вместе пили и рассказывали ему об этой бумажке,  вместо того чтобы его схватить?»    

Лудильщик  испуганно на него уставился.    

«Что вы  хотите сказать?» – спросил он.    

«Я хочу  сказать, что вы упустили случай схватить Робин Гуда».    

«Да как  так?»    

«Глупый  же вы человек! Робин Гуд только что был здесь, вы вместе вошли, вместе пили, и  я думал, что вы из его людей».    

«Я пил с  Робин Гудом?! Я чокался с Робин Гудом?!» – ошеломлено закричал лудильщик.    

«Ну да,  да!»    

«Ну это  уже слишком! – воскликнул бедняга, падая на стул. – Да не будет  сказано, что он безнаказанно подшутил над Гаспаром-лудильщиком! Ах, негодяй,  ах, разбойник! – рычал он. – Ну подожди, я тебя разыщу!»    

«Я хотел  бы получить то, что с вас причитается, прежде чем вы уйдете», – сказал  хозяин.    

«А  сколько там?» – сердито спросил Гаспар.    

«Десять  шиллингов», – ответил хозяин, веселясь в душе при виде кислого лица  несчастного лудильщика.    

«Я не  могу дать вам ни пенни, – сказал Гаспар, выворачивая карманы, – но я  вам в залог этого несчастного долга оставлю свои инструменты: они стоят в три  или четыре раза дороже, чем вы просите. Вы не можете сказать, где мне найти  Робин Гуда?»    

«Сегодня  вечером – не знаю, а завтра вы найдете его охотящимся на королевских ланей».    

«Ну  хорошо, значит, поимку разбойника отложим на завтра», – заявил лудильщик с  уверенностью, которая заставила хозяина призадуматься.    

Рассказывая  мне это, – добавил Робин, – трактирщик признался, что испугался за  меня, увидев ярость Гаспара.    

На  следующее утро я пошел искать, но не ланей, а встречи с лудильщиком; искать мне  пришлось недолго.    

Как  только мы встретились, он дико вскрикнул и бросился на меня, потрясая огромной  палкой.    

«Что это  за грубиян, – вскричал я, – который осмеливается появляться передо  мной и таком непристойном виде?»    

«Не  грубиян, – ответил лудильщик, – а человек, которого обидели и который  твердо решил за это отплатить».    

И с  этими словами он накинулся на меня с палкой; я отошел подальше и вынул меч.    

«Стойте, –  сказал я ему, – так мы будем сражаться неравным оружием: мне тоже нужна  палка», Гаспар спокойно смотрел на то, как я выбирал себе дубину, а потом снова  начал наступать.    

Палку он  держал обеими руками и удары наносил так, как дровосек рубит дерево. У меня  стали слабеть пальцы и запястья, и я запросил передышки, поскольку победа в  подобном поединке никакой чести не делала.    

«Хотел  бы я повесить тебя на первом попавшемся суку», – сказал он мне гневно,  отбросив палку.    

Я  отпрыгнул назад и затрубил в рог; этот парень мог меня и на тот свет отправить.    

На мой  зов прибежал Маленький Джон с людьми.    

Разбитый  усталостью, я уселся под деревом и, ни слова не говоря, рукой показал Гаспару  на подкрепление, явившееся мне на помощь.    

«Что  случилось?» – спросил Джон.    

«Дорогой  мой, – ответил я, – вот лудильщик, который меня хорошенько поколотил,  и я вам рекомендую его, он заслуживает нашего внимания. Ну, приятель, –  сказал я, обращаясь к Гаспару, – если вы хотите присоединиться к нам,  добро пожаловать».    

Лудильщик  согласился, и с тех пор он стал одним из веселых лесных братьев.    

– Ну,  я всем палкам в мире предпочту лук и стрелы, – отозвался Уильям, –  как для развлечения, так и в качестве оружия, оборонительного и  наступательного. Уж лучше, во всяком случае на мой взгляд, отправиться на тот  свет сразу, чем по частям, и рана от стрелы в тысячу раз предпочтительнее, чем  муки от удара палки.    

– Дорогой  друг, – возразил Робин, – палка может оказать огромную услугу там,  где лук бессилен. И результаты не зависят от того, полон или пуст ваш колчан, а  когда вы не хотите смерти врага, то добрая взбучка оставит у него более  тягостные воспоминания, чем рана отстрелы.    

Беседуя  таким образом, трое друзей шли по направлению к ноттингемской дороге, как вдруг  перед ними появилась заплаканная девушка.    

Робин  побежал к ней навстречу.    

– Почему  ты плачешь, милое дитя? – участливо спросил он.    

Девушка  разрыдалась.    

– Я  хотела бы видеть Робин Гуда, – ответила она, – и если у вас есть в  душе милосердие, сударь, отведите меня к нему.    

– Я  Робин Гуд, красавица, – ласково ответил молодой человек. – Кто-нибудь  из моих людей нарушил уважение, которое он должен оказывать чистой  шестнадцатилетней девушке? Твоя мать заболела? Ты пришла просить меня о помощи?  Говори, я в твоем распоряжении.    

– Сударь,  с нами случилось страшное несчастье: ноттингемский шериф схватил трех моих  братьев, которые входят в ваш отряд.    

– Скажи  мне их имена, дитя мое.    

– Адальберт,  Эдельберт и Эдройн, веселые лесные братья, – рыдая, ответила девушка.    

У Робина  вырвалось горестное восклицание.    

– Дорогие  мои товарищи, – сказал он, – самые доблестные, самые смелые из всех  моих людей! Как они попали в руки шерифа, дружочек мой? – спросил Робин.    

– Они  освободили молодого парня, которого вели в тюрьму за то, что он защитил свою  мать от напавших на нее солдат. И сейчас, господин Робин Гуд, у ворот города  сколачивают виселицу, на которой собираются повесить моих братьев.    

– Утри  слезы, прекрасное дитя, – ласково сказал Робин, – твоим братьям  нечего бояться: в старом Шервудском лесу нет ни одного человека, который не  отдал бы свою кровь, чтобы спасти этих храбрецов. Мы сейчас пойдем в Ноттингем,  а ты иди домой, своим нежным голоском утешь своего убитого горем старого отца и  скажи своей матушке, что Робин Гуд вернет ей сыновей.    

– Пусть  Небо благословит вас, сударь, – прошептала девушка, улыбаясь сквозь  слезы. – Я и раньше слышала, что вы всегда приходите на помощь несчастным  и защищаете бедняков. Но, Бога ради, господин Робин, поспешите, потому что мои  милые братья в смертельной опасности.    

– Доверься  мне, милое дитя, я приду в нужное время. Быстро возвращайся в Ноттингем и  никому не говори, где ты была.    

Девушка  стала целовать руки Робин Гуда.    

– Всю  жизнь я буду молиться за вас, сударь, – взволнованно сказала она.    

– Да  сохранит тебя Господь! И до свидания. Девушка пошла по дороге в город и вскоре  скрылась за деревьями.    

– Ура! –  закричал Уилл. – Вот и дело нам нашлось, а я развлекусь хоть немного.  Теперь я слушаю наши распоряжения, Робин.    

– Отправляйтесь  к Маленькому Джону, скажите ему, чтобы он собрал всех, кого сможет, и привел  их, разумеется приказав им оставаться невидимыми, на опушку леса около  Ноттингема. Как только вы услышите рог, прорывайтесь ко мне, обнажив мечи или  взяв на изготовку луки.    

– На  что вы рассчитываете? – спросил Уилл.    

– Я  сейчас пойду в город и посмотрю, нельзя ли как-нибудь отсрочить казнь. Не  забывайте, друзья, что действовать нужно очень осторожно, поскольку, если шериф  узнает, что я предупрежден о том, в каком опасном положении находятся мои люди,  он постарается пресечь всякую попытку освободить их и повесит наших товарищей  во дворе замка. Это относительно пленников. Что же до нас, то вы же знаете, как  его светлость во весь голос похвалялся вздернуть нас на городской виселице,  если мы когда-либо попадем ему в руки. Шериф решил дело лесных братьев так  быстро, опасаясь лишь одного: что я узнаю об участи, которую он им уготовил;  следовательно, он повесит наших товарищей прилюдно, дабы внушить смиренный  страх гражданам Ноттингема. Я побегу в город, а вы побыстрее соберите людей и в  точности следуйте моим указаниям.    

И с  этими словами Робин Гуд поспешно удалился. Не успел он расстаться с друзьями,  как ему встретился странник из нищенствующей братии.    

– Какие  новости в городе, почтенный старец? – спросил Робин.    

– Горестные,  молодой человек, – ответил странник, – и несут они стоны и слезы. Три  товарища Робина будут повешены по приказу барона Фиц-Олвина.    

И тут  внезапно в голову Робину пришла одна мысль.    

– Отец, –  сказал он, – я один из лесных братьев и хотел бы присутствовать при казни  браконьеров, оставаясь неузнанным. Ты можешь поменяться со мной одеждой?    

– Вы  шутите, молодой человек?    

– Нет,  отец мой, я просто хочу отдать тебе свое платье и натянуть твое. Если ты  согласен, я дам тебе сорок шиллингов, которыми ты сможешь располагать по своему  усмотрению.    

Старик с  любопытством посмотрел на человека, обратившегося к нему с такой странной  просьбой.    

– Ваша  одежда красива, – сказал он, – а моя вся рваная. Трудно поверить, что  вы хотите поменять свои прекрасные вещи на мои жалкие лохмотья. Оскорбляющий  старика совершает великий грех, ибо он оскорбляет Господа и несчастье.    

– Отец  мой, – ответил Робин, – я уважаю твою седину и прошу Святую Деву  взять тебя под свое божественное покровительство. Я обратился к тебе с этой  просьбой без всякой мысли оскорбить тебя. Мне твоя одежда нужна для доброго  дела. Вот, держи, – добавил Робин, протягивая старику двадцать золотых  монет, – вот тебе в счет нашей сделки.    

Старик  бросил на золото жадный взгляд.    

– Молодости  свойственны безумства, – сказал он, – и если вам в голову взбрела  мысль поразвлечься, не вижу, почему бы мне вам не уступить.    

– Хорошо  сказано, – ответил Робин, – так не хочешь ли раздеться?.. Да, штаны  твои побывали в переделках, – весело заметил он, – они из стольких  кусков, что тут можно найти материю на любое время года.    

Странник  рассмеялся.    

– Мои  штаны, – ответил он, – как совесть норманна, – все в заплатах, а  ваша куртка, как сердце сакса, – крепкая и незапятнанная.    

– Золотые  слова, отец мой, – сказал Робин, натягивая на себя лохмотья старика со  всей поспешностью, на какую он был способен, – и если я хочу отдать  должное твоему уму, то мне следует вознести хвалу твоему очевидному презрению к  богатству, потому что одежда твоя свидетельствует о чисто христианской скромности.    

– Я  должен оставить у себя ваше оружие? – спросил странник.    

– Нет,  отец мой, оно мне самому понадобится. Теперь, когда наше взаимное перевоплощение  совершилось, позволь дать тебе один совет. Поскорее уходи из здешнего леса, а в  особенности, ради своей безопасности, не вздумай следовать за мной. На тебе моя  одежда, в карманах – мои деньги, ты богат, хорошо одет – иди искать счастья  куда-нибудь подальше от Ноттингема.    

– Спасибо  за совет, добрый юноша, он отвечает моим сокровенным желаниям. Если то, что ты  хочешь совершить, честно, то я благословляю тебя и желаю тебе успеха.    

Робин  любезно попрощался со странником и поспешно направился к городу.    

В ту  минуту, когда Робин в чужом платье и вооруженный только дубиной вошел в Ноттингем,  из замка выехала группа верховых, одетых по-военному, и направилась к окраине  города, где были воздвигнуты три виселицы.    

Вдруг по  толпе из уст в уста пронеслась неожиданная новость: палач болен, и, будучи сам  на краю могилы, он не может никого отправить на тот снег. По приказу шерифа  было объявлено, что человек, который согласится выполнить дело палача, получит  приличное вознаграждение.    

Робин,  стоявший в первых рядах толпы, подошел к барону Фиц-Олвину.    

– Благородный  шериф, – гнусавым голосом произнес он, – что ты мне дашь, если я соглашусь  заменить палача?    

Барон  отъехал от него на несколько шагов, будто боясь его коснуться.    

– Мне  кажется, – ответил благородный лорд, смерив взглядом Робина с головы до  ног, – что, если я предложу тебе одежду, тебя это должно устроить. Итак,  попрошайка, если ты выручишь нас из затруднения, я дам тебе шесть новых платьев  и, кроме того, положенную палачу награду в тринадцать пенсов.    

– А  сколько вы мне дадите, милорд, если я и вас в придачу повешу? – спросил  Робин, подходя к барону.    

– Держись  от меня на почтительном расстоянии, попрошайка, и повтори, что ты хочешь мне  сказать, я не расслышал.    

– Вы  предложили мне шесть новых платьев и тринадцать пенсов, – ответил  Робин, – чтобы я повесил этих бедных парней, а я спросил, что вы мне  дадите, если я повешу вас и еще дюжину ваших норманнских псов в придачу.    

– Наглый  негодяй! Что значат твои слова? – закричал шериф, изумленный смелостью  странника. – Да знаешь ли ты, с кем говоришь?! Дерзкий холоп! Еще одно  слово, и Ты будешь четвертой птичкой болтаться на виселичной ветке.    

– Вы  заметили, милорд, что я человек бедный и одежонка на мне жалкая?    

– Уж  и в самом деле жалкая, – сказал шериф, изобразив на своем лице отвращение.    

– Ну  так вот, – продолжал наш герой, – под этой жалкой внешностью прячется  большое сердце и впечатлительная душа. Я очень чувствителен к оскорблениям и  ощущаю их едва ли не острее, чем вы, благородный барон. Вы же не постеснялись  принять мои услуги, а оскорбляете мою нищету.    

– Да  замолчи ты, болтливый попрошайка! Как ты смеешь сравнивать себя со мной, –  с самим лордом Фиц-Олвином? Нет, ты и вовсе спятил!    

– Я  просто бедный, несчастный человек, – ответил Робин.    

– Я  не для того сюда явился, чтобы слушать болтовню такого нищего, как ты, –  нетерпеливо прервал его барон. – Если ты отказываешься от моего предложения,  убирайся, если принимаешь – готовься исполнить свое дело.    

    

– Я  в точности не знаю, в чем это дело состоит, – тянул с ответом Робин,  стараясь выгадать время и дать своим людям выйти на поляну. – Я никогда не  был палачом, за что и благодарю Святую Деву. Да будет проклято это подлое  ремесло и презренный человек, который за него берется!    

– Ах  вот как, нищий, ты смеешься надо мной?! – закричал барон, выведенный из  себя смелостью Робина. – Послушай, или ты тотчас же берешься за дело, или  я прикажу тебя избить.    

– А  это вам поможет, милорд? – возразил Робин. – Вы что, от этого скорее  найдете человека, готового исполнить ваш приказ? Нет. Вы же велели огласить во  всеуслышание ваше предложение, и только я один вызвался исполнить ваши желания.    

– Вижу,  куда ты клонишь, презренный негодяй! – вне себя от гнева воскликнул  шериф. – Ты хочешь увеличения награды, обещанной тебе за то, чтобы  отправить на тот свет этих троих бездельников.    

Робин  пожал плечами.    

– Пусть  их вешает тот, кому это угодно! – ответил он, изображая полное равнодушие.    

– Ну-ну, –  уже мягче сказал шериф, – я тебя уговорю. Я удваиваю вознаграждение, и, если  ты не сделаешь свое дело как надо, смогу с полным правом сказать, что ты самый  недобросовестный палач на свете.    

– Если  бы я хотел повесить этих несчастных, то удовлетворился бы той наградой, которую  ты предложил, но я твердо отказываюсь осквернить руки прикосновением к  виселице.    

– Что  это значит, негодяй? – прорычал барон.    

– Постойте,  милорд, я сейчас позову людей, которые под моим руководством навсегда избавят  вас от вида этих ужасающих преступников.    

С этими  словами Робин извлек из рога радостный зов и схватил испуганного барона в свои  железные объятия.    

– Милорд, –  сказал он ему, – ваша жизнь зависит от одного движения: если вы пошевелитесь,  я всажу нож вам в сердце. Запретите слугам подходить к нам, – добавил  Робин, потрясая над головой старика огромным охотничьим ножом.    

– Солдаты,  оставаться на местах! – громким голосом крикнул барон.    

Солнце  отражалось от блестящей глади клинка и слепило старика, внушая ему уважение к  силе противника, а потому он счел всякое сопротивление бесполезным и, застонав,  покорился.    

– Чего  ты хочешь от меня, добрый странник? – спросил он, стараясь придать своему  голосу примирительный тон.    

– Жизнь  троих людей, которых вы хотите повесить, милорд, – ответил Робин Гуд.    

– Я  не могу оказать тебе эту милость, храбрый человек, – ответил старик, –  эти несчастные убили королевских ланей, и это карается смертью. Весь Ноттингем  знает, в чем они виновны и к чему приговорены, и если по преступной слабости я  сдамся на твои просьбы, то об этой непростительной снисходительности сразу же  узнает король.    

Тут в  толпе произошло какое-то движение и где-то просвистела стрела.    

Робин  понял, что подоспели его люди, и радостно вскрикнул.    

– Ах,  так вы Робин Гуд?! – жалобно воскликнул барон.    

– Да,  милорд, – ответил наш герой. – Я Робин Гуд.    

Под  дружеским прикрытием жителей города со всех сторон подходили веселые лесные  братья. Красный Уилл и его люди быстро окружили своих товарищей.    

Когда  пленники были освобождены, барон Фиц-Олвин понял, что единственный способ  самому уйти целым и невредимым из такого тяжелого положения – это помириться с  Робин Гудом.    

– Быстро  уведите осужденных, – сказал он ему, – а то мои солдаты, вспомнив о  недавнем поражении, могут помешать осуществлению ваших замыслов.    

– Ваша  учтивость продиктована страхом, – смеясь, сказал Робин Гуд. – Не мне  бояться ваших солдат, – число и доблесть моих людей делают их неуязвимыми.    

Сказав  это, Робин Гуд насмешливо поклонился старику, повернулся к нему спиной и приказал  своим людям уходить в лес.    

Мертвенно-бледное  лицо барона дышало одновременно страхом и яростью. Он собрал отряд, сел на коня  и поспешно удалился.    

Жители  города, которые не считали браконьерство таким уж большим преступлением,  приветственно крича, окружили веселых лесных братьев. Знатные горожане, которым  бегство барона развязало руки, выражали Робин Гуду самые теплые чувства, а  родители пленников обнимали колени освободителю своих сыновей.    

И  смиренная и искренняя благодарность этих бедных людей была дороже сердцу Робин  Гуда, чем чувства, выраженные в цветистых речах.    

 IX    

     

Прошел  целый год с того дня, когда Робин столь великодушно пришел на помощь сэру  Ричарду Равнинному, и вот снова уже несколько недель веселые лесные братья жили  в Барнсдейлском лесу.    

С  раннего утра в тот день, когда должен был прибыть рыцарь, Робин Гуд готовился к  его приему, но настал назначенный час, а должник все еще не появился.    

– Не  придет он, – сказал Красный Уилл, сидевший вместе с Робином и Маленьким Джоном  под деревом и с некоторым нетерпением поглядывавший на дорогу.    

– Неблагодарность  сэра Ричарда послужит нам уроком, – отозвался Робин, – и научит нас  не доверять обещаниям; но ради любви к людям, не хотел бы я быть обманутым  сэром Ричардом, потому что редко мне встречался кто-нибудь, на чьем лице бы так  ясно читались честность и искренность, и, признаюсь, если мой должник нарушит  слово, уж не знаю, по каким внешним признакам можно определить честного  человека.    

– А  я с уверенностью жду приезда доброго рыцаря, – заявил Маленький  Джон, – солнце еще не спряталось за деревьями, и часу не пройдет, как сэр  Ричард будет здесь.    

– Да  услышит вас Господь, дорогой мой Джон, – ответил Робин Гуд, – хочется  мне надеется, что слову сакса можно доверять. Я буду здесь до первых звезд, и,  если рыцарь не приедет, для меня это будет траур по другу. Возьмите оружие,  друзья, позовите Мача и пойдите втроем пройдитесь по дороге в аббатство  Сент-Мэри. Может быть, вы увидите сэра Ричарда, а если этот неблагодарный не  появится, то, возможно, вы встретите богатого норманна или изголодавшегося  бедняка. Я хотел бы видеть новое лицо, пойдите поищите приключений и приведите  мне какого-нибудь сотрапезника.    

– Вот  уж странная у вас манера утешаться, дорогой Робин, – со смехом сказал  Уилл, – но пусть будет так, как вы хотите. Пойдемте поищем мимолетных  развлечений.    

Молодые  люди позвали Мача, и, когда он отозвался, они все вместе отправились туда, куда  указал Робин.    

– Робин  сегодня очень грустен, – задумчиво заметил Уилл.    

– Почему? –  удивленно спросил Мач.    

– Да  он опасается, что ошибся, доверившись сэру Ричарду Равнинному, – ответил  Маленький Джон.    

– Не  вижу, чем эта ошибка может уж так огорчить Робина, – сказал Уилл, – в  деньгах мы не нуждаемся и четырьмя сотнями золотых больше или меньше…    

– Робин  не о деньгах думает, – почти сердито оборвал его Джон, – и то, что вы  сказали, братец, просто глупо. Робин горюет, что доверился человеку с  неблагодарным сердцем.    

– Я  слышу стук копыт, – сказал Уилл, – остановимся.    

– Я  пойду навстречу путнику, – крикнул Мач и побежал вперед.    

– Если  это рыцарь, позовите нас, – сказал Джон. Уильям и его двоюродный брат  остановились и стали ждать. Скоро в конце тропы показался Мач.    

– Это  не сэр Ричард, – сказал он, подходя ближе, – это два  монаха-доминиканца в сопровождении дюжины человек.    

– Ну,  если у этих доминиканцев такая большая охрана, – заметил Джон, – то,  будьте уверены, и деньги при них немалые. Значит, нужно пригласить их разделить  с Робином трапезу.    

– Позвать  кого-нибудь из наших людей? – спросил Уилл.    

– Не  стоит, у лакеев сердце в пятках, и они полностью рабы страха, а потому в случае  опасности только и смогут, что бежать. Сами сейчас увидите, прав ли я.  Внимание, вот и монахи. Не забудьте, их обязательно нужно отвести к Робину: он  скучает и его это развлечет. Приготовьте луки и встаньте так, чтобы преградить  этим всадникам путь.    

Уильям и  Мач точно выполнили приказ командира.    

Выехав  из-за поворота дороги, прихотливо петлявшей между двумя рядами деревьев, путешественники  увидели, что их ожидают лесные братья, причем с явно враждебными намерениями.    

Слуги,  испугавшись этой опасной встречи, придержали лошадей, а монахи, до этого ехавшие  впереди, попытались спрятаться за их спинами.    

– Ни  с места, святые отцы! – повелительно крикнул Джон. – А не то быть вам  битыми до смерти.    

Монахи  побледнели, но, чувствуя себя во власти лесных братьев, решили покориться приказу,  отданному столь грозно.    

– Любезный  незнакомец, – сказал один из них, пытаясь изобразить на лице вежливую  улыбку, – что вам угодно от бедного служителя Церкви?    

– Мне  угодно, чтобы вы ехали побыстрее. Мой хозяин ждет вас уже три часа, и обед  сейчас остынет.    

Доминиканцы  с беспокойством переглянулись.    

– Смысл  ваших слов для нас загадка, друг мой; соблаговолите объясниться, – сладким  голосом ответил монах.    

– Я  повторяю, и объяснять тут нечего: мой хозяин ждет вас.    

– А  кто же ваш хозяин, друг мой?    

– Робин  Гуд, – коротко ответил Маленький Джон. Люди, сопровождавшие монахов, услышав  это имя, вздрогнули как под порывом ледяного ветра. Они испуганно озирались,  по-видимому думая, что знаменитый разбойник вот-вот появится из-за дерева или  из кустов.    

– Робин  Гуд!? – повторил монах, и теперь в его голосе не было ничего  мелодичного. – Я осведомлен о Робин Гуде: это вор и за его голову  назначена награда.    

– Робин  Гуд не вор, – возмущенно ответил Маленький Джон, – и я никому не  советую повторять наглые обвинения, которые вы выдвинули против моего  благородного хозяина. У меня нет времени рассуждать с вами на столь тонкую  тему. Робин Гуд приглашает вас отобедать, следуйте за мной и не сопротивляйтесь.  Что же до ваших слуг, то пусть бегут побыстрее отсюда, пока целы. Уилл и Мач,  стреляйте в первого же, кто вознамерится остаться здесь вопреки моей воле.    

Лесные  братья, уже опустившие было луки во время разговора Маленького Джона и монаха,  снова подняли их и изготовились пустить свои смертоносные стрелы.    

Увидев,  что они под прицелом, слуги доминиканцев пришпорили лошадей и исчезли со  скоростью, делавшей честь их осторожности.    

Монахи  вознамерились было последовать их примеру, но Маленький Джон схватил их лошадей  под уздцы и заставил стоять на месте. Позади монахов Джон увидел грума,  которому, по-видимому, было поручено вести на поводу вьючную лошадь, а рядом с  грумом стоял, онемев от страха, мальчик, одетый пажом.    

Дети  оказались мужественнее, чем охрана, и не оставили своего поста.    

– Присмотрите-ка  за этими юнцами, – сказал Джон Красному Уиллу. – Я разрешаю им сопровождать  хозяев.    

Робин  продолжал сидеть под Деревом Встреч; как только он увидел Джона с товарищами,  он встал, пошел им навстречу и любезно поклонился монахам.    

Такая  вежливость не позволила доминиканцам предположить, что это и есть Робин Гуд, и  они на поклон не ответили.    

– Не  обращайте внимания на этих грубиянов, Робин, – сказал Джон, рассерженный  невежливостью монахов, – их плохо воспитали: у них нет ни добрых слов для  бедных, ни учтивости ко всем прочим.    

– Не  важно, – ответил Робин, – я монахов знаю и не жду от них ни добрых  слои, ни ласковой улыбки. Это для меня вежливость – долг. Но что это у вас там,  Уилл? – спросил он, глядя на пажей и вьючную лошадь.    

– Остатки  отряда из дюжины человек, – со смехом ответил Уилл.    

– А  что вы сделали с этим доблестным войском?    

– Ничего,  вид наших луков посеял среди них страх и обратил их в бегство, они даже не  оглянулись.    

Робин  расхохотался.    

– Ну  что же, достойные братья, вы, должно быть, голодны после довольно долгой  дороги; не угодно ли разделить со мной трапезу?    

Доминиканцы  с таким ужасом смотрели на веселых лесных братьев, прибежавших на зов рога, что  Робин, желая их успокоить, ласково сказал:    

– Добрые  монахи, не бойтесь ничего, вам не причинят никакого зла; садитесь и ешьте досыта.    

Монахи  повиновались, но видно было, что доброжелательные слова молодого атамана их не  успокоили.    

– Где  находится ваше аббатство? – спросил Робин. – И как оно называется?    

– Я  принадлежу к братии аббатства Сент-Мэри, – ответил старший из  монахов, – и я главный келарь монастыря.    

– Добро  пожаловать, брат келарь, – сказал Робин, – рад встретить человека с  таким положением, как у вас. Вы скажете мне ваше мнение о моем вине, ибо я  думаю, что уж в этом-то вы превосходно разбираетесь; надеюсь, оно придется вам  по вкусу, потому что сам я привередлив и пью вино только лучшего качества.    

Монахи  почувствовали себя увереннее; они отменно поели, келарь признал блюда превосходными,  а вино – чудесным, добавив, что отобедать на свежем воздухе и в такой веселой  компании – одно удовольствие.    

– Дорогой  брат, – сказал Робин Гуд, когда трапеза подходила к концу, – вы,  кажется, были удивлены тем, что вас ждал к обеду совершенно незнакомый вам  человек. Сейчас я в немногих словах объясню вам тайну моего приглашения. Год  тому назад я одолжил некую сумму одному другу вашего настоятеля, а поручительницей  должника я согласился признать мать нашего Господа Иисуса, нашу святую  покровительницу. Непоколебимая вера в доброту Святой Девы вселила в меня  надежду, что, когда придет срок платежа, я, не важно каким способом, получу  назад деньги, которые я дал в долг. Ну, я и послал троих своих товарищей  поискать путников; они встретили вас и привели ко мне. Вы принадлежите монастырю,  и я не сомневаюсь в том, что Матерь Божья великодушно и предусмотрительно  доверила это дело нам. Вы явились вернуть мне от ее имени деньги, которые я дал  бедняку, гак добро пожаловать.    

– Я  ничего не знаю о долге, о котором вы говорите, сударь, и денег вам не привез.    

– Ошибаетесь,  отец мой; уверен, что в сундуках, навьюченных на лошадь, которую ведут ваши  пажи, как раз есть такая сумма. Сколько золотых у вас в маленьком кожаном  сундуке, навьюченном на спину этого несчастного четвероногого?    

Монах,  застигнутый врасплох вопросом Робин Гуда, ужасно побледнел и невнятно пробормотал:    

– У  меня их мало, сударь: самое большое – двадцать золотых.    

– Только  двадцать золотых? – переспросил Робин, пристально и жестко глядя на  монаха.    

– Да,  сударь! – ответил монах, и бледность на его лице внезапно сменилась ярким  румянцем.    

– Если  вы говорите правду, брат мой, – дружески продолжал Робин, – я ни  гроша не возьму из них. И более того, дам вам столько денег, сколько вам нужно.  Но зато, если вы злонамеренно солгали мне, я вам и пенни не оставлю. Маленький  Джон, – добавил Робин, – осмотрите сундучок, о котором шла речь; если  в нем только двадцать золотых, отнеситесь к собственности нашего гостя с полным  уважением, а если там вдвое или втрое больше, возьмите все целиком.    

Маленький  Джон поспешил выполнить приказ Робина. Лицо монаха побледнело, на глазах выступили  слезы бешенства, руки судорожно сжались, а из горла вырвалось глухое  восклицание.    

– А-а! –  сказал Робин, глядя на доминиканца. – Сдается мне, что двадцать золотых  живут в сундучке в многочисленной компании. Ну как, Джон, – спросил  Робин, – так ли беден наш гость, как он говорит?    

– Уж  не знаю, беден ли он, – ответил Джон, – но в чем я уверен, так это в  том, что в сундучке я нашел восемьсот золотых.    

– Оставьте  мне эти деньги, сударь, – сказал монах, – они мне не принадлежат, я  за них отвечаю перед настоятелем.    

– А  кому вы везли восемьсот золотых? – спросил Робин.    

– Попечителям  аббатства Сент-Мэри, от нашего аббата.    

– Попечители  злоупотребляют щедростью вашего настоятеля, и с их стороны очень дурно брать  столь высокую плату за несколько снисходительных слов. На этот раз они ничего  не получат, а вы им скажете, что Робин Гуду нужны были деньги, и он забрал то,  что им причиталось.    

– Туг  есть еще один сундук, – сказал Джон, – его тоже открыть?    

– Не  надо, – ответил Робин, – удовлетворюсь восьмьюстами золотых. Сэр  монах, вы можете продолжать свой путь. С вами обошлись любезно, и я надеюсь,  что вы вполне удовлетворены.    

– Я  не считаю любезностью насильственное приглашение и открытый грабеж, –  гневно ответил монах. – Вот теперь я вынужден вернуться в монастырь, а что  я скажу приору?    

– Поклонитесь  ему от меня, – смеясь, ответил Робин Гуд. – Этот достойный брат меня  знает, и дружеские воспоминания ему будут чрезвычайно приятны.    

Монахи  сели на лошадей и, горя гневом, галопом понеслись по дороге в аббатство  Сент-Мэри.    

– Да  будет благословенна Святая Дева! – воскликнул Маленький Джон. – Она  вернула нам деньги, которые вы одолжили сэру Ричарду, и если рыцарь изменил  слову, мы утешимся тем, что ничего на этом не потеряли.    

– Не  так легко меня утешить в том, что я потерял доверие к честному слову  сакса, – ответил Робин. – Я предпочел бы, чтобы сэр Ричард вернулся,  пусть бедным и вовсе разоренным, чем прийти к убеждению, что он неблагодарен и  нечестен.    

– Мой  благородный хозяин, – раздался вдруг радостный голос с поляны, – по  большой дороге едет рыцарь, а с ним сотня человек верхами, вооруженных до  зубов. Приготовиться остановить их?    

– Это  норманны? – живо спросил Робин.    

– Не  часто встретишь саксов, одетых так богато, как эти путники, – ответил  юноша, доложивший о приближении этого внушительного отряда.    

– Тогда  тревога, братья мои! – воскликнул Робин. – Возьмите луки, спрячьтесь  по тайникам, приготовьте стрелы, но, не получив приказа, не стреляйте.    

Люди исчезли,  и на поляне остался один Робин.    

– А  вы что, с нами не идете? – спросил Джон, увидев, что Робин улегся в тени  дерева.    

– Нет, –  ответил молодой человек, – я их подожду и узнаю, с кем мы имеем дело.    

– Тогда  и я остаюсь с вами, – сказал Джон, – одному здесь быть опасно: стрелу  пустить недолго. Если на вас нападут, я хоть смогу вас защитить.    

– Тогда  я тоже превращаюсь в вашего телохранителя, – сказал Уилл и сел рядом с Робином,  небрежно растянувшимся на траве.    

Робина  немного беспокоил столь неожиданный приезд отряда, такого большого по сравнению  с числом его людей, по большей части рассеянных по лесу, и он не хотел начинать  враждебных действий, не удостоверившись, что победа все же возможна.    

Всадники  быстро приближались вдоль опушки; когда они оказались на расстоянии одного  полета стрелы оттого места, где находился Робин, тот, кто, по-видимому, был их  предводителем, пустил лошадь галопом, направляясь к Робину.    

– Это  сэр Ричард! – радостно закричал Джон, вглядевшись в стремительно  мчавшегося всадника.    

– Благодарю  тебя, святая Матерь Божья! – воскликнул Робин, вскакивая на ноги. –  Сакс слова не нарушил!    

Сэр  Ричард поспешно спрыгнул с коня, подбежал к Робину и бросился ему в объятия.    

– Да  сохранит тебя Господь, Робин Гуд, – сказал он, отечески целуя молодого человека, –  и да пошлет он тебе радость и здоровье до самого твоего смертного часа!    

– Добро  пожаловать в зеленый лес, милый рыцарь, – с волнением ответил Робин, –  я счастлив, что ты верен своему обещанию и что сердце твое полно добрых чувств  к своему верному слуге.    

– Я  явился бы даже с пустыми руками, Робин Гуд, просто потому что пожать тебе руку –  слава и честь для меня; но, к счастью для моей души, я могу вернуть тебе  деньги, которые ты с такой добротой и непринужденной любезностью мне одолжил.    

– Значит,  ты снова вступил в полное владение своим имуществом? – спросил Робин Гуд.    

– Да,  и пусть Господь сторицей вернет тебе все, что я тебе должен.    

Внимание  Робина привлекли всадники, богато одетые по последней моде и блестящим кольцом  окружавшие сэра Ричарда.    

– Этот  прекрасный отряд принадлежит тебе? – спросил молодой человек.    

– Сейчас  – да, – с улыбкой ответил рыцарь.    

– Я  в восторге от выправки твоих людей; вид у них воинственный, – продолжал  Робин Гуд с неподдельным удивлением. – Они кажутся весьма дисциплинированными.    

– Да,  это храбрые и верные ребята, и все они саксы; преданность – их характерная  черта, и эти их качества мне уже пришлось испытать. Ты мне окажешь большую  услугу, дорогой Робин, если прикажешь твоим людям приютить их; они проделали  длинный путь и, должно быть, нуждаются в нескольких часах отдыха.    

– Сейчас  они узнают, что такое лесное гостеприимство, – с готовностью ответил  Робин. – Братья мои, – сказал он, обращаясь к своим людям, которые  один за одним выходили из тайников, – эти ребята наши братья-саксы, они  голодны и хотят пить. Покажите им, прошу вас, как мы принимаем друзей, когда  они приходят к нам в гости в зеленый лес.    

Лесные  братья повиновались Робину с такой поспешностью, что сэр Ричард испытал невольное  удовлетворение: не успел он отойти с хозяином и сторону, как на траве появилась  еда, кувшины с элем и бутылки с вином.    

Робин  Гуд, сэр Ричард, Маленький Джон и Уилл приступили к сытному угощению, и за десертом  рыцарь начал свой рассказ о том, что произошло со дня их последней встречи.    

– Не  стану описывать вам, дорогие друзья, с каким чувством благодарности, с какой  радостью я уезжал из этого леса год тому назад. У меня сердце трепетало в  груди, и я так спешил увидеть жену и детей, что доехал до замка быстрее, чем  смогу рассказать эту историю.    

«Мы  спасены!» – воскликнул я, прижимая к сердцу свою бедную семью.    

Жена  расплакалась и чуть не упала без чувств от волнения и великого удивления.    

«Кто же  этот великодушный друг, пришедший нам на помощь?» – спросил Герберт.    

«Дети  мои, – ответил я, – напрасно я стучал во все двери, умоляя о помощи  тех, что называли себя нашими друзьями, и сочувствие ко мне проявил лишь  человек, дотоле мне совершенно незнакомый. Этот благодетель – благородный  изгнанник, защитник бедных, опора несчастных, мститель за угнетенных; этот  человек – Робин Гуд».    

Дети  вместе с матерью стали на колени и набожными голосами вознесли Господу искреннюю  благодарность и глубочайшую признательность.    

Утолив  потребность сердца, Герберт стал умолять меня разрешить ему навестить тебя, но  я объяснил сыну, что тебя это скорее стеснит, чем обрадует, потому что ты не  любишь, когда говорят о твоих добрых делах.    

– Дорогой  рыцарь, – прервал его Робин, – опусти, прошу тебя, эти подробности, и  поведай нам, как ты уладил дела с аббатом обители Сент-Мэри.    

– Терпение,  милый хозяин, терпение, – с улыбкой сказал сэр Ричард, – я не  собираюсь расхваливать вас, не беспокойтесь, я уже знаю вашу удивительную  скромность; и все же я должен сказать, что нежная Лили присоединилась к мольбам  Герберта, и мне пришлось применить всю отцовскую власть, чтобы как-то умерить  порыв этих юных сердец. Я пообещал моим детям от нашего имени, что они будут  иметь счастье принять нас и замке.    

– Вы  хорошо сделали, сэр Ричард, – с теплотой к голосе сказал Робин, –  обещаю вам, что на днях воспользуюсь вашим гостеприимством.    

– Спасибо,  дорогой хозяин. Я сообщу Герберту и Лили об обещании, которое вы дали, и  надежда поблагодарить вас лично доставит им огромное удовольствие. На следующий  день по приезде, – продолжал сэр Ричард, – я отправился в аббатство  Сент-Мэри.    

Позже я  узнал, что как раз тогда, когда я ехал в монастырь, аббат и приор, сидя в трапезной,  говорили обо мне.    

«Сегодня  ровно год, – говорил аббат приору, – как один рыцарь, чьи владения  соседствуют с монастырскими, одолжил у меня четыреста золотых. Или он должен  вернуть мне эти деньги с процентами, или я вступаю в безраздельное владение  всем его имуществом. По моему мнению, начавшийся день заканчивается в полдень;  значит, час уплаты уже наступил, и я могу считать себя полновластным хозяином  всего его имения».    

«Брат  мой, – возмущенно сказал приор, – вы жестоки; всякий бедолага,  который должен заплатить долг, по справедливости может иметь последнюю отсрочку  на двадцать четыре часа. Стыдно вам требовать собственности, на которую вы пока  не имеете никакого права. Действуя таким образом, вы разорите несчастного,  доведете его до нищеты, а ваш долг как человека святейшей Церкви облегчать,  насколько это в ваших силах, груз печалей, который несут наши несчастные  братья».    

«Поберегите  ваши советы для других, – гневно ответил аббат, – я сделаю, как мне  угодно, не принимая во внимание ваши лицемерные рассуждения».    

В это  время в трапезную вошел главный келарь.    

«Есть  новости от сэра Ричарда Равнинного?» – спросил у него аббат.    

«Нет, но  это и не важно. Зато я знаю, господин аббат, что имение теперь ваше».    

«Королевский  судья здесь, – продолжал аббат. – Пойду узнаю у него, могу ли я  потребовать замок сэра Ричарда как принадлежащий мне».    

Аббат  пошел к судье, и тот, подкупленный им, ответил:    

«Если  сэр Ричард сегодня не приедет, ты можешь счи-t тать себя владельцем всего его  имения».    

Только  он произнес это несправедливое решение, как я подъехал к воротам монастыря.    

Чтобы  окончательно испытать щедрость моего заимодавца, я оделся похуже, и те люди,  что меня сопровождали, сделали то же самое.    

Меня  встретил привратник монастыря. В дни своем благоденствия я был добр к нему, и  он сохранил об этом благодарную память. Он мне передал содержание разговора  между приором и аббатом. Я этому не удивился, ибо знал, что от этого святого  отца не могу ждать пощады.    

«Добро  пожаловать, – продолжал привратник. – Ваше появление приятно удивит  приора. Милорд аббат наверняка будет меньше доволен, он уже чувствует себя  хозяином вашего прекрасного замка. В большом зале собралось много людей –  дворяне, несколько лордов. Я надеюсь, сэр Ричард, что вы не поверили сладким  речам нашего настоятеля и привезли деньги», – добавил участливо и  обеспокоено славный человек.    

Я  успокоил на сей счет доброго монаха и вошел один в зал, где собрался большой совет  графства, чтобы подписать акт о передаче моих земель.    

Мое  появление произвело на благородное собрание впечатление столь уж неприятное,  как если бы я был жутким выходцем с того света, нарочно явившимся, чтобы отнять  у них такую неслыханную добычу.    

Я скромно  поклонился почтенному собранию и притворно-униженным голосом сказал аббату:    

«Вы  видите, сэр аббат, я сдержал слово, и вот явился».    

«Вы  привезли мне деньги?» – тут же спросил святой отец.    

«Увы! Ни  пенни…»    

Радостная  улыбка озарила лицо моего великодушного заимодавца.    

«Тогда  зачем же ты приехал, если не в состоянии отдать долг?»    

«Я  приехал умолять вас дать мне отсрочку еще на несколько дней».    

«Это  невозможно, по нашему уговору ты должен заплатить сегодня. Если ты этого  сделать не можешь, твое имение принадлежит мне, впрочем, так и судья решил.  Ведь так, милорд?»    

«Да, –  ответил судья. – Сэр Ричард, – добавил он, презрительно взглянув на  меня, – земли ваших предков отныне переходят в собственность нашего  достойного аббата».    

Я  изобразил полное отчаяние, умолял аббата сжалиться надо мной, дать мне отсрочку  еще на три дня и описывал жалкую участь, которая ждет мою жену и детей, если их  выгонят из дома. Аббат остался глух к моим мольбам, он устал от моего  присутствия и надменно приказал мне выйти из зала.    

Раздраженный  его недостойным обращением со мной, я гордо поднял голову, вышел на середину  зала и выложил на стол мешок с деньгами.    

«Вот  четыреста золотых, которые вы мне дали в долг, стрелка на часовом диске еще не  указывает на полдень, следовательно, я выполнил все условия договора и,  несмотря на ваши уловки, мои земли остаются за мной».    

– Ты  даже представить себе не можешь, Робин, – со смехом добавил рыцарь, –  ярость и бешенство аббата, он вертел во все стороны головой, что-то невнятно  бормотал, таращил глаза и вообще был похож на сумасшедшего. Полюбовавшись с  минуту на его немую ярость, я вышел из зала, зашел к привратнику, переоделся в  приличное платье, переодел слуг и в сопровождении, достойном моего звания,  вернулся в зал.    

Перемена  в моем внешнем облике, по-видимому, всех чрезвычайно удивила; я спокойно  подошел к месту, где сидел судья.    

«Обращаюсь  к вам, милорд, – твердо и громко произнес я, – чтобы спросить вас в  присутствии всего этого почтенного собрания, которое вас окружает, остаются ли  Равнинный замок и прилегающие к нему земли в моем владении, если я выполнил все  условия договора?»    

– Да,  остаются, – нехотя ответил судья.    

Я  склонился перед столь справедливым решением и с радостным сердцем покинул монастырь.    

По  дороге домой я встретил жену и детей.    

«Будьте  счастливы, мой дорогие, – сказал я, целуя их, – и молитесь за Робин  Гуда: если бы не он, быть бы нам нищими. И постараемся показать этому  великодушному человеку, что мы не забываем услуг, которые нам оказали».    

Со  следующего же дня мы взялись за работу, и наша земля, хорошо обработанная,  скоро принесла нам столько, что мы смогли выручить одолженную тобой сумму. Я  привез тебе пятьсот золотых, Робин, сотню луков из лучшего тиса, столько же  колчанов со стрелами, а кроме того, я дарю тебе отряд воинов, которыми ты  только что восхищался. Они хорошо вооружены и под каждым из них прекрасный  боевой конь. Пусть они будут твоими слугами, ты увидишь, что они верны и  признательны.    

– Я  перестану сам себя уважать, дорогой рыцарь, если приму от тебя такой ценный подарок. –  взволнованно сказал Робин. – Я и денег, которые ты привез, не хочу брать.  Сегодня заезжал ко мне позавтракать главный эконом аббатства Сент-Мэри, и его  траты здесь составили восемьсот золотых. Я никогда не получаю денег дважды за  день, и раз я взял золото монаха вместо твоего, ты со мной и расчете. Я знаю,  милый рыцарь, что твое состояние сильно пострадало из-за требований короля, и  его следует поберечь. Подумай о своих детях: я теперь богат, норманны толпами  приезжают в наши края, а у них карманы набиты золотом. Не будем больше говорить  об услуге, о признательности, разве только о том, чем я могу поспособствовать  твоему благополучию и счастью твоих близких.    

– Твои  поступки так благородны и великодушны, – в умилении ответил сэр  Ричард, – что мне неловко настаивать, чтобы ты взял подарки, от которых ты  отказываешься.    

– Да,  не будем больше говорить об этом, сэр рыцарь, – ответил Робин, –  расскажите лучше, почему вы так поздно явились на наше свидание.    

– По  дороге сюда я проезжал через деревню, – ответил сэр Ричард, – где  собрались лучшие йомены из западных краев; они состязались в силе. Победителю  предназначались в награду белый бык, лошадь, седло и сбруя с золотыми  заклепками, пара перчаток, серебряное кольцо и бочонок старого вина. Я на  минуту остановился посмотреть на это соревнование. Один йомен, довольно  обыкновенного роста, показал такую замечательную силу, что все награды должны  были достаться ему: он победил всех соперников, а сам остался стоять. Ему  собирались отдать все, что он законно завоевал, но тут он сказал, что входит в  число твоих людей.    

– А  это действительно так? – живо спросил Робин.    

– Да,  его звали Гаспар Лудильщик.    

– Так  он выиграл награды, наш храбрый Гаспар?    

– Выиграл  все, но под тем предлогом, что он принадлежит компании веселых лесных братьев,  его права оспаривали. Гаспар смело их отстаивал, но тут двое или трое его  соперников принялись поносить тебя. Нужно было видеть, как Гаспар бросился тебя  защищать всей мощью своей глотки и всей силой своих мышц; он так громко кричал  и так умело работал руками, что вдело пошли ножи, и твой бедный Гаспар был бы  побежден не числом, так хитростью, но тут вмешался я с моими людьми и заставил  всех разбежаться. Оказав храброму малому эту услугу, я дал ему на вино пять  золотых, а беглецов пригласил ознакомиться с содержимым бочки. Как ты  понимаешь, они не отказались, а Гаспара я увез, чтобы они не вздумали потом на  нем отыграться.    

– Благодарю  тебя за то, что ты защитил одного из моих храбрых слуг, дорогой рыцарь, –  промолвил Робин. – Тот, кто приходит на помощь моим товарищам, имеет право  на мою вечную дружбу. Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, смело проси у меня  чего только хочешь: моя рука и мой кошелек в твоем распоряжении.    

– Я  всегда буду относиться к тебе как к настоящему другу, Робин, – ответил  рыцарь, – и надеюсь, что и ты ко мне будешь относиться так же.    

Вторая  половина дня прошла весело, а ближе к вечеру сэр Ричард отправился с Робином,  Уиллом и Маленьким Джоном в замок Барнсдейл, где собрались все члены семейства  Гэмвеллов.    

Сэр  Ричард не мог сдержать улыбку, любуясь десятью очаровательными молодыми женщинами,  которых ему представили. Обратив особое внимание рыцаря на свою нежно любимую  Мод, Уилл отвел его в сторону и спросил у него шепотом, видел ли тот еще  когда-нибудь в жизни такое прелестное лицо.    

Рыцарь  рассмеялся и тихо ответил Уиллу, что выразить вслух свои мысли о несравненной  Мод было бы невежливо по отношению к прочим дамам.    

Уильям,  очарованный этим любезным ответом, отправился поцеловать жену в полном  убеждении, что он счастливейший из всех мужей на свете.    

Когда  наступила ночь, сэр Ричард покинул Барнсдейл и в сопровождении нескольких человек,  которые должны были провести его через лес, вернулся со своими слугами в  Равнинный замок.    

 X    

     

Шериф  Ноттингема (мы говорим о блаженной памяти лорд де Фиц-Олвине), узнав, что Робин  Гуд с частью своих людей находится в Йоркшире, решил, что будет возможно, взяв  сильный отряд храбрых солдат, очистить Шервудский лес от разбойников: по его  мнению, оставшись без главаря, защищаться они бы не смогли. Замыслив этот  хитроумный поход, барон намеревался установить наблюдение на опушках старого  леса для того, чтобы остановить Робина, когда тот будет возвращаться. Солдаты  его, как известно, не были храбрецами и героями, а потому он вызвал из Лондона  отряд хороших бойцов и стал сам обучать их для предстоящей охоты на разбойников.    

Но у  веселых лесных братьев было столько друзей в Ноттингеме, что они узнали об  участи, которую уготовил им расположенный к ним барон, задолго до того, как тот  назначил день кровавого побоища.    

Выигрыш  но времени позволил лесным братьям принять меры к своей защите и приготовиться  к встрече с отрядом благородного шерифа.    

Возбужденные  обещанием богатой награды, люди барона с видом неукротимой храбрости двинулись  в поход. Но как только они вошли в лес, на них обрушилась такая страшная лавина  стрел, что половина этих бойцов устлала землю своими телами.    

За  первым залпом последовал второй, еще более сокрушительный, еще более смертоносный;  каждая стрела попадала в цель, а стрелки оставались невидимыми.    

Посеяв  ужас и смятение в рядах противника, лесные братья появились из укрытия, испуская  воинственные крики и сокрушая всех, кто пытался сопротивляться их мощному  натиску.    

Людьми  барона овладела страшная паника, и в неописуемом беспорядке отряд вернулся в Ноттингемский  замок.    

В этой  странной битве не был ранен ни один из веселых братьев, а к вечеру, отдохнув от  бранных трудов, такие же свежие и полные сил, как и до нападения, они положили  тела убитых солдат на носилки и отнесли их к наружным воротам замка Фиц-Олвина.    

В ярости  и отчаянии барон всю ночь стонал и жаловался на свои несчастья, обвинял своих  людей, жаловался, что Небесный покровитель его покинул, упрекал всех на свете  за поражение своего отряда, а под конец заявил, что он доблестный полководец,  но его губит злая воля подчиненных.    

На  следующий вечер после этого горестного дня к лорду Фиц-Олвину приехал в гости  один его друг-норманн в сопровождении пятидесяти человек. Барон рассказал ему о  своем печальном приключении и добавил, несомненно для того чтобы объяснить свои  постоянные неудачи, что люди Робин Гуда невидимы.    

– Дорогой  барон, – спокойно ответил сэр Гай Гисборн (таково было имя гостя), –  да будь Робин Гуд хоть самим чертом, захоти я ему рога обломать, мне это  удастся сделать.    

– Говорить-то  легко, друг мой, – едко ответил старый лорд. – Даже очень легко  сказать: «Стоит мне захотеть, и я бы сделал то или это»; держу с вами пари, что  вы Робин Гуда не захватите.    

– Если  бы такова была моя воля, меня не надо было бы подхлестывать, – безмятежно  ответил норманн. – Я чувствую в себе достаточно силы, чтобы укротить льва,  а ваш Робин Гуд в конце концов всего лишь человек; человек ловкий, допускаю, но  вовсе не какая-то неуловимая демоническая личность.    

– Вы  можете говорить что угодно, сэр Гай, – возразил барон, по-видимому  решивший уговорить норманна выступить против Робин Гуда, – но во всей  Англии не найдется человека, будь он крестьянин, солдат или знатный вельможа,  который заставил бы этого отважного разбойника склонить голову. Он ничего не  боится, ничто не может его устрашить: он бы не испугался и целой армии.    

Сэр Гай  Гисборн презрительно улыбнулся.    

– Я  ничуть не сомневаюсь в доблести этого храброго изгнанника, – сказал  он, – но согласитесь, барон, что до сих пор Робин Гуду приходилось  сражаться лишь с призраками.    

– Как?! –  воскликнул барон, жестоко уязвленный и своем полководческом самолюбии.    

– Да,  с призраками, повторяю, мой старый друг. Ваши солдаты не люди, а мешки с  грязью. Да виданы ли где-нибудь еще такие трусы: они бегут перед стрелами  разбойников, и одно имя Робин Гуда повергает их в трепет! О, если бы я был на  вашем месте!    

– А  что бы вы сделали? – с жадным нетерпением спросил барон.    

– Я  повесил бы Робин Гуда.    

– Нельзя  сказать, чтобы у меня не хватало желания и доброй воли поступить так же, –  сумрачно отозвался барон.    

– Замечу,  барон, что у вас просто не хватало сил. Эх! Счастье для вашего врага, что он не  встретился со мной лицом к лицу.    

– Ах,  вот как! – со смехом воскликнул барон. – Вы бы его копьем проткнули,  правда? Вы меня смешите, мой друг, своим хвастовством. Оставьте, вы бы  задрожали всем телом, если бы я сказал вам: «Вот Робин Гуд!»    

Норманн  подпрыгнул на стуле.    

– Да  будет вам известно, – в ярости возразил он, – я не боюсь ни людей, ни  черта, ни вообще кого бы то ни было, и в свою очередь бросаю вам вызов:  попробуйте поставить меня в положение, в котором мне не достало бы мужества.  Поскольку с имени Робин Гуда началась наша беседа, прошу вас об одолжении: наведите  меня на след этого человека, которого вам угодно считать непобедимым, потому  что вы не сумели его одолеть. Я схвачу его, обрежу ему уши и повешу за ногу,  совсем как поросенка. Где я могу встретить этого могучего человека?    

– В  Барнсдейлском лесу.    

– А  далеко ли этот лес от Ноттингема?    

– В  двух днях пути проселочными дорогами; и поскольку я был бы в отчаянии, дорогой  сэр Гай, если бы с вами произошло несчастье по моей вине, я прошу у вас  разрешения присоединить своих людей к вашим, и мы вместе отправимся на поиски  этого негодяя. Мне из достоверного источника стало известно, что лучшая часть его  людей сейчас не с ним. Если мы будем действовать осторожно, нам будет несложно  окружить это разбойничье гнездо, захватить главаря, а остальных предоставить  мести наших солдат. Мои люди жестоко пострадали от него в Шервудском лесу и  будут счастливы отплатить за все.    

– От  всего сердца принимаю ваше великодушное предложение, дорогой друг, –  ответил норманн, – потому что оно дает возможность доказать вам, что Робин  Гуд вовсе не дьявол и невидимка, а чтобы уравнять наши возможности и показать,  что я не собираюсь действовать исподтишка, я оденусь йоменом и буду сражаться с  Робин Гудом.    

Барон  постарался скрыть удовольствие, доставленное ему горделивыми словами гостя, и  позволил себе высказать несколько робких замечаний относительно опасности,  которой подвергает себя его дорогой друг, и по поводу того, что было бы  неосторожно переодеваться и вступать в рукопашную борьбу с человеком,  прославленным своей силой и ловкостью.    

Но  норманн, преисполненный тщеславной самоуверенностью, оборвал притворные предостережения  барона, и тот со скоростью, делавшей честь его возрасту, побежал отдавать распоряжения  о подготовке к выступлению.    

Спустя  час сэр Гай Гисборн и лорд Фиц-Олвин в сопровождении сотни солдат с самым воинственным  видом вступили на дорогу, которая должна была привести их к Барнсдейлскому лесу.    

Барон и  его новый союзник условились, что Фиц-Олвин поведет свой отряд в заранее  условленное место леса, а там сэр Гай, защитой которому от всякого рода  враждебных намерений будет служить костюм йомена, отделится от них, разыщет  Робин Гуда, так или иначе сумеет сразиться с ним и, разумеется, отправит его на  тот свет. Свою победу норманн (в ней добавим мы, он ничуть не сомневался)  собирался возвестить барону особой мелодией охотничьего рожка. По этому знаку  шериф должен был объявить о победе норманна и прискакать во весь опор со своими  людьми на место битвы. Увидев труп Робин Гуда и тем самым убедившись в победе,  солдаты должны были обыскать все заросли, пещеры и убить или взять в плен – по  своему усмотрению – всех разбойников, какие попадутся им в руки.    

Пока  отряд в великой тайне продвигался к Барнсдейлскому лесу, Робин Гуд, беззаботно  растянувшись в тени густой листвы Дерева Встреч, спал крепким сном.    

Маленький  Джон, сидя рядом с ним, оберегал его сон и покой, размышляя о том, какая умная,  добрая и очаровательная у него жена, прелестная Уинифред, как вдруг ею мечты  были прерваны резким криком дрозда: усевшись на одной из нижних ветвей Дерева  Встреч, он свистел во весь голос, хлопая крыльями.    

Этот  резкий звук разбудил Робина; он проснулся и испуганно вскочил.    

– Ну-ну, –  сказал Джон. – Что случилось, дорогой Робин?    

– Да  ничего, – ответил тот, немного успокоившись, – мне снился сон, и, уж  и не знаю, говорить ли мне тебе об этом, я испугался. Мне снилось, что на меня  напали двое йоменов, они меня нещадно били, и я им отвечал с беспримерной  щедростью. Но они бы победили меня, и я уже смотрел смерти в глаза, как вдруг  появилась птичка и сказала мне на своем птичьем языке: «Держись, сейчас я пошлю  тебе помощь». Я проснулся и не увидел ни опасности, ни птицы; а значит, сон  всегда ложь, – с улыбкой добавил Робин.    

– Я  думаю иначе, атаман, – озабоченно возразил Джон, – потому что часть  вашего сна осуществилась. Вот на этой ветке, что над вами, сейчас только сидел  дрозд и распевал во все горло. Вы проснулись, и это заставило его улететь.  Может быть, он хотел вас предупредить.    

– Неужто  мы настолько суеверны, друг Джон? – весело поинтересовался Робин. –  Полно, в нашем возрасте это было бы просто смешно. Пусть в это верят девочки и  мальчики, не для нас эти детские глупости! И все же, – продолжал  Робин, – наверное, в нашей полной опасности жизни стоит обратить внимание  на все, что происходит вокруг. Кто знает, может быть дрозд нам сказал:  «Внимание, часовые, опасность!» А ведь мы – часовые отряда веселых лесных  братьев. Итак, вперед: кто предупрежден об опасности, наполовину ее избежал.    

Робин  затрубил в рог, и на его зов прибежали лесные братья, бродившие по соседним полянам.    

Робин  послал их на дорогу, ведущую в Йорк, потому что опасаться нападения приходилось  только с этой стороны, а сам в сопровождении Джона отправился осматривать  другую часть леса. Уильям и еще двое лесных братьев пошли по дороге в Мансфилд.    

Оглядев  внимательно все тропинки и дороги, Робин и Джон пошли вслед за Красным Уиллом.  И там, у поворота в лощину, они встретили йомена, чьи плечи, как плащ,  покрывала лошадиная шкура. В то время такое странное одеяние было широко  распространено среди йоркширских йоменов, и большинстве своем занимавшихся  разведением лошадей.    

Повстречавшийся  им йомен носил у пояса меч и кинжал, и по жестокому выражению его лица было  видно, что человекоубийство для него дело привычное.    

– О-о! –  воскликнул Робин, увидев его. – Душой клянусь, это отпетый негодяй: от  него прямо веет преступлениями. Я сейчас расспрошу его, и если он по чести и  совести не ответит на мои вопросы, я попробую узнать, какого цвета у него  кровь.    

– Он  похож на огромного дога с крепкими клыками. Осторожнее, дорогой Робин, останьтесь  здесь, под деревом, я сам спрошу его имя, прозвища и звания.    

– Дорогой  Джон, – возразил Робин, – что-то в этом парне меня притягивает.  Дайте-ка я разберусь с ним по-своему. Я уже давно не бился, и клянусь Матерью  Божьей, своей доброй заступницей, что если бы я слушался ваших разумных  советов, то никогда бы ни с кем ни одним тумаком не обменялся. Берегись, друг  Джон, – с улыбкой добавил Робин, – как бы однажды из-за отсутствия  противника я бы на тебя не кинулся, причем просто для того, чтобы поупражнять себе  руку; так что тебе все равно придется стать жертвой собственной  доброжелательности и великодушия. Иди, догоняй Уилла, а ко мне возвращайся,  когда мой рог протрубит победу.    

– Ваша  воля для меня закон, Робин Гуд, – сердито ответил Джон, – и я обязан  ей повиноваться, пусть и нехотя.    

Мы  оставим Робина продолжать путь навстречу незнакомцу, а сами последуем за Маленьким  Джоном: покорный воле атамана, он поспешил, чтобы догнать Уилла и двух его  спутников, отправившихся по дороге на Мансфилд.    

Метрах в  трехстах от того места, где он оставил Робина с йоменом, Джон наткнулся на  Красного Уилла и его двух спутников, дравшихся со всей силой своих мускулов с  дюжиной солдат. Джон издал воинственный клич и одним прыжком очутился рядом с  друзьями. Но тут опасность, и без того трудно преодолимая, увеличилась еще  больше: лязг оружия и конский топот привлекли внимание молодого человека к  концу дороги.    

Там, в  тени, отбрасываемой деревьями, появился отряд солдат, впереди которого  гарцевала лошадь в богатой сбруе. На лошади, держа копье наперевес, с надменным  видом восседал шериф Ноттингема.    

Джон  кинулся им навстречу, натянул лук и прицелился в барона. Но он действовал с  такой поспешностью и горячностью, что слишком сильно натянутый лук лопнул в его  руках, как будто он был из стекла.    

Джон  выбранил ни в чем не повинную стрелу и схватил другой лук: его только что натягивал  разбойник, тяжело раненный солдатами, которые сражались с Уильямом.    

Барон  понял смысл движения и намерения лучника; пригнувшись, он почти слился со спиной  лошади, и стрела, предназначенная ему, сбила на землю человека, ехавшего позади  него.    

Это  падение ожесточило весь отряд, и солдаты, твердо решив одержать победу и видя,  что они превосходят противника числом, пришпорили лошадей и бросились вперед.    

Из двух  товарищей Уильяма один уже погиб, а другой еще сражался, но было понятно, что  он вот-вот упадет. Джон понял, какая опасность угрожает его двоюродному брату.  Он бросился к сражающимся, вырвал Уилла из рук врагов и приказал ему бежать.    

– Никогда, –  гордо ответил Уилл.    

– Бога  ради, Уилл, – говорил Джон, продолжая отбиваться от нападающих, –  ступай за Робином и приведи лесных братьев! Увы! Сегодня по зеленой траве  потекут красные ручьи: Небо предупреждало нас песней дрозда.    

Уильям  уступил мольбам двоюродного брата, да и было понятно, как это важно, при виде  числа солдат, начавших заполнять поляну. Он нанес ужасный удар человеку,  который пытался преградить ему путь, и исчез в чаще.    

Маленький  Джон сражался как лев, но бороться с таким количеством врагов в одиночку было  чистым безумием. Джон был побежден; солдаты связали ему руки и ноги и  прислонили к дереву.    

Тут  появился барон, и это решило участь нашего бедного друга.    

Привлеченный  громкими криками, лорд Фиц-Олвин поспешил подъехать.    

Увидев  пленника, он свирепо улыбнулся, дав выход давно накопившейся ненависти.    

– А-а! –  сказал он, с неописуемым счастьем вкушая радость победы. – Наконец-то ты в  моих руках, здоровенная лесная жердь! Я заставлю тебя дорого заплатить за твою  наглость, прежде чем отправлю на тот свет.    

– Честью  клянусь, – спокойно ответил Джон, яростно кусая при этом свою нижнюю  губу, – какие бы пытки вам ни вздумалось ко мне применить, они не смогут  заставить вас забыть, что я держал вашу жизнь в своих руках, и, если еще у вас  есть власть мучить саксов, так это из-за моей доброты. А теперь берегитесь!  Сейчас явится Робин Гуд, и его вам не так легко будет победить, как меня.    

– Робин  Гуд! – с насмешкой ответил барон. – Скоро пробьет и его последний  час. Я дал приказ отрезать ему голову, а тело оставить в пищу здешним волкам.  Солдаты, – обратился он к двум своим верным слугам, – послушные  исполнители моих приказов, привяжите этого негодяя на спину лошади, а мы, не  слишком удаляясь от этого места, подождем возвращения сэра Гая. Скорее всего он  принесет нам голову этого презренного Робин Гуда.    

Солдаты  спешились, но были готовы снова сесть на коней, а барон удобно устроился на  поросшей травой кочке и стал терпеливо ждать звуков рога сэра Гая.    

Оставим  его светлость отдыхать от треволнений дня и посмотрим, что произошло между  Робин Гудом и человеком, покрытым лошадиной шкурой.    

– Доброе  утро, сударь, – сказал Робин Гуд, подходя к незнакомцу. – Судя по  прекрасному оружию, которое вы держите в руках, вы неплохой лучник.    

– Я  потерял дорогу, – промолвил путник, ничего не ответив на вопрос, который  заключался в этом замечании, – и боюсь, что совсем заблужусь среди этих  развилок, полян и троп.    

– Я  хорошо знаю лесные тропы, сударь, – вежливо ответил Робин Гуд, – и,  если вам угодно мне сказать, в какую часть леса вам бы хотелось попасть, я  охотно буду вашим проводником.    

– Я  не иду в какое-либо определенное место, – ответил его собеседник,  внимательно разглядывая Робина, – но хочу подойти поближе к самой чаще,  потому что надеюсь там встретить человека, с которым мне очень хотелось бы  побеседовать.    

– Этот  человек ваш друг? – любезно спросил Робин Гуд.    

– Нет, –  гневно возразил незнакомец, – это очень опасный негодяй, разбойник, по  которому плачет веревка.    

– Вот  как! – по-прежнему улыбаясь, сказал Робин. – А позволите спросить имя  этого висельника?    

– Конечно;  его зовут Робин Гуд, и, знаете ли, молодой человек, я бы, не скупясь, дал  десять золотых, чтобы встретиться с ним.    

– Дорогой  господин, – сказал Робин Гуд, – поздравьте себя с тем, что нас свел  случай, так как я могу, не искушая вашей щедрости, отвести вас к Робин Гуду.  Позвольте только спросить ваше имя.    

– Меня  зовут сэр Гай Гисборн, я богат, и у меня много вассалов. Мое платье, как вы понимаете,  это просто ловкое переодевание. Робин Гуд вряд ли станет опасаться столь жалко  одетого бедняка и подпустит меня к себе. Значит, просто нужно узнать, где он есть.  Как только я обнаружу его и пределах досягаемости, он умрет, клянусь нам, у  него не будет ни времени, ни возможности защищаться: я убью его без всякой пощады.    

– Значит,  Робин Гуд причинил вам много зла?    

– Мне?  Никогда! Да я и не знал о его существовании еще несколько часов назад, и если  вы отведете меня к нему, то сами убедитесь, что мое лицо ему совершенно  незнакомо.    

– Тогда  какие же причины заставляют вас покушаться на его жизнь?    

– А  нет никаких причин; таково мое желание, вот и все.    

– Странное  желание, позвольте вам заметить, и более того, я искренне жалею вас за то, что  вам в голову приходят такие кровожадные мысли.    

– Ну,  тут вы ошибаетесь: не так уж я и зол, и, если бы не этот дурак Фиц-Олвин, я в  эту минуту спокойно ехал бы к себе домой. Это он толкнул меня испытать судьбу,  поспорив, что я побоюсь вызвать Робин Гуда на поединок. Теперь задето мое  самолюбие, и я должен победить во что бы то ни стало. Да, кстати, –  добавил сэр Гай, – я сказал вам свое имя, звание и планы, теперь ваша  очередь отвечать на вопросы. Кто вы?    

– Кто  я? – громко повторил Робин Гуд и сурово взглянул на собеседника. – Ты  сейчас это узнаешь: я граф Хантингдон, король леса; я тот, кого ты ищешь: я  Робин Гуд!    

Норманн  резко отскочил назад.    

– Тогда  готовься к смерти! – крикнул он и обнажил меч. – Сэр Гай Гисборн  слова на ветер не бросает: он поклялся тебя убить, и ты умрешь! Молись, Робин  Гуд, потому что через несколько минут мой рог сообщит моим товарищам, а они  здесь, неподалеку, что главарь разбойников уже только труп без головы.    

– Победитель  получит право и обязанность распоряжаться телом противника, – холодно  ответил Робин Гуд. – Ну же, защищайся! Ты поклялся не щадить меня, и, если  Пресвятая Дева дарует мне победу, я тоже поступлю с тобой так, как ты того  заслуживаешь. Значит, пощады ни одному ни другому! Жизнь и смерть стоят друг  против друга!    

И они  скрестили мечи.    

Норманн  был не только настоящим Геркулесом, но еще и превосходным фехтовальщиком. Он  так яростно бросился на Робина, что заставил его отступить, и тот запутался в  корнях дуба. Сэр Гай, взгляд которого был также точен, как быстра его рука,  мгновенно заметил, какое преимущество он получил. Он удвоил усилия, и Робин  почувствовал, как меч несколько раз дрогнул под сильным натиском противника.  Положение Робина становилось все опаснее: узловатые корни дерева стесняли его  движения, он цеплялся за них ногами и не мог двинуться ни вперед ни назад.  Тогда он решил сделать прыжок и вырваться из невидимого круга; как загнанный  олень, он выскочил на откос дороги, но, споткнувшись левой ногой о стелющуюся  ветвь, упал прямо в пыль.    

Сэр Гай  был не тот человек, чтобы упустить подобный случай: он издал победный клич и  бросился на Робина с очевидной целью рассечь ему голову.    

Робин  увидел опасность; он закрыл глаза и с горячей мольбой прошептал:    

– Пресвятая  Матерь Божья, приди мне на помощь! Всемилостивая заступница, не дай погибнуть  мне от руки этого презренного норманна!    

И не  успел он произнести эти слова, которые сэр Гай не посмел прервать, приняв их за  последнее покаяние, как почувствовал, что в тело его вливаются новые силы; он  повернул свой меч острием к врагу, и пока тот искал, как бы отклонить его,  Робин вскочил на ноги; теперь он был свободен в движениях и стоял на ногах  посреди дороги. Битва, прервавшаяся было на мгновение, возобновилась с новой  силой, но победа повернулась лицом к Робину. Сэр Гай выронил из рук оружие и  упал, не вскрикнув: клинок вошел ему в грудь – он был мертв. Возблагодарив Бога  за то, что он послал ему победу, Робин убедился в том, что сэр Гай  действительно испустил последний вздох. Разглядывая лицо норманна, Робин  вспомнил, что этот человек явился сюда не один, а привел с собой целый отряд и  что этот отряд, спрятавшись где-то неподалеку в лесу, ждет сигнала его  охотничьего рога.    

«Думаю,  будет благоразумно, – сказал себе Робин, – пойти посмотреть, не  солдаты ли барона Фиц-Олвина эти храбрецы, и своими глазами убедиться, получат  ли они удовольствие, узнав о моей смерти. Я надену наряд сэра Гая, отрублю ему  голову и вызову сюда его терпеливых товарищей».    

Робин  Гуд снял с тела убитого основные части его наряда, не без некоторого отвращения  натянул их на себя и, покрыв плечи лошадиной шкурой, стал неотличимо похож на  сэра Гая.    

Переодевшись  и сделав так, чтобы голову сэра Гая с первого взгляда узнать было невозможно,  Робин Гуд протрубил в рог.    

В ответ  раздались победные кличи, и Робин Гуд бросился в ту сторону, откуда доносились  радостные голоса.    

– Прислушайтесь,  прислушайтесь как следует, – воскликнул Фиц-Олвин, приподнимаясь, –  это рог сэра Гая?    

– Да,  милорд, – ответил один из людей рыцаря, – ошибки тут быть не может, у  рога моего хозяина совсем особенный звук.    

– Значит,  победа! – воскликнул старый лорд. – Храбрый и достойный сэр Гай убил  Робин Гуда.    

– Целая  сотня сэров Гаев не смогла бы убить Робин Гуда, сражаясь с ним честно и один на  один, – прорычал бедный Джон, хотя смертельная тревога сжала ему сердце.    

– Замолчите,  длинноногий дурак! – грубо приказал барон. – И если у вас хорошие  глаза, взгляните на тот край поляны и вы увидите, что победитель вашего  презренного главаря, доблестный сэр Гай Гисборн, бегом направляется к нам.    

Джон  приподнялся и, как и говорил барон, увидел йомена, наполовину скрытого под лошадиной  шкурой. Робин так хорошо изображал походку рыцаря, что Джон узнал в нем того  человека, которого он оставил наедине со своим другом.    

Крик  бессильного бешенства вырвался из его груди.    

– Ах,  разбойник, ах, нехристь! – в отчаянии воскликнул Джон. – Он убил  Робин Гуда! Он убил самого храброго сакса во всей Англии! Отмщение! Отмщение!  Отмщение! У Робин Гуда есть друзья, и в графстве Ноттингем найдется сотня рук,  чтобы отомстить его убийце!    

– Молись,  собака! – закричал барон. – И оставь нас в покое; твой главарь умер,  и тебя ждет та же участь. Молись, и постарайся избавить свою душу на том свете  от мук, которые на этом ждут твое тело. Ты что думаешь, мы будем к тебе  милостивее от твоих тщетных угроз благородному рыцарю, очистившему землю от  бесчестного разбойника? Подойди, храбрый сэр Гай, – продолжал лорд  Фиц-Олвин, обращаясь к Робин Гуду, который быстро приближался к ним, – ты  заслужил все наши похвалы и всю нашу признательность: ты остановил разбой на  нашей земле, ты убил человека, которого внушаемый им ужас объявил непобедимым,  ты убил знаменитого Робин Гуда! Проси у меня награду за свою услугу: я согласен  пустить для тебя в ход свое влияние при дворе, обещаю тебе поддержку и вечную  дружбу. Проси чего хочешь, благородный рыцарь, я все готов тебе отдать.    

Робин с  одного взгляда оценил положение. Свирепые взгляды, которые бросал на него Джон,  еще яснее, чем благодарные речи старого лорда, показывали, что его узнать было  просто невозможно.    

– Я  не заслуживаю такой благодарности, – ответил Робин, стараясь как можно  точнее подражать голосу рыцаря. – Я убил в честном бою того, кто напал на  меня, и, раз уж вам угодно, дорогой барон, чтобы я сам назвал награду за мою  победу, я прошу вас разрешить мне в благодарность за оказанную нам услугу  сразиться с тем негодяем, которого вы схватили: он так и пожирает меня глазами,  и мне это надоело; а потому я отправлю его на тот свет в общество его милого  друга.    

– Как  вам будет угодно! – ответил лорд Фиц-Олвин, радостно потирая руки. –  Убейте его, если хотите, его жизнь принадлежит вам.    

Голос  Робин Гуда не мог обмануть Маленького Джона. Страшная тяжесть, давившая ему на  сердце, исчезла, и он спокойно вздохнул.    

Робин  подошел к Джону, за ним последовал барон.    

– Милорд, –  со смехом обратился к нему Робин, – оставьте, прошу вас, меня с этим негодяем  одного; я совершенно уверен, что страх постыдной смерти развяжет ему язык и  заставит открыть мне тайну лесного убежища их шайки. Отойдите, и людей удалите,  а то я обойдусь с любопытными так же, как с тем человеком, которому принадлежит  эта голова.    

И с  этими словами Робин Гуд бросил свою кровавую добычу в руки лорда Фиц-Олвина.  Старик в ужасе вскрикнул, а обезображенная голова сэра Гая упала на землю и  покатилась в пыль.    

Солдаты  в страхе поспешили отойти.    

Оставшись  вдвоем с Маленьким Джоном, Робин Гуд поспешил перерезать веревки, которыми тот  был связан, вложил ему в руки лук и стрелы сэра Гая, а потом затрубил в рог.    

И не  успело его звонкое пение наполнить лесную чащу, как раздались грозные голоса,  ветви деревьев с шумом раздвинулись, пропуская сначала Красного Уилла, лицо  которого в эту минуту было краснее меди, а за ним – отряд лесных братьев с  обнаженными мечами.    

Это  появление лесных братьев потрясло шерифа подобно грому: ему показалось, что он  спит и видит сон. Он ничего не видел и ничего не слышал, а жуткий страх сковал  все его члены. Целую минуту, показавшуюся ему вечностью, он ничего не мог  понять, потом шагнул к тому, кого принял за норманнского рыцаря, и оказался  лицом к лицу с Робином, который сбросил лошадиную шкуру и, стоя с обнаженным  мечом в руке, держал на почтительном расстоянии от себя солдат, потрясенных не  менее барона.    

Лорд  Фиц-Олвин, сжав зубы, не произнеся ни слова, круто повернулся и, забыв отдать  приказ своим солдатам, вскочил в седло и унесся во весь опор.    

Солдаты,  увлеченные столь достойным подражания примером, повторили маневр барона и  галопом умчались вслед за ним.    

– Пусть  тебя черти когтями раздерут! – разъяренно воскликнул Джон. – И твоя  трусость тебя не спасет: моя стрела летит быстрее!    

– Не  стреляй, Джон, – сказал Робин, удерживая руку друга, – ты же видишь,  что по естественному закону этому человеку осталось мало жить, зачем  укорачивать на несколько дней жизнь старика? Пусть он живет со своими  угрызениями совести, в тоскливом одиночестве и бессильной ненависти.    

– Послушайте,  Робин, не могу я так отпустить этого старого разбойника, позвольте мне дать ему  добрый урок; пусть у него останется воспоминание об этой прогулке в лес; я его  не убью, слово даю.    

– Пусть  будет по-твоему, но тогда стреляй поскорее, потому что он сейчас скроется за поворотом.    

Джон  выстрелил, и судя по тому, как барон подпрыгнул в седле и как поспешно стал вытаскивать  стрелу из места, куда она вонзилась, стало ясно, что благородный лорд еще долго  не сможет сидеть верхом и спокойно отдыхать в кресле.    

Маленький  Джон признательно пожал руки своего спасителя; Уилл попросил Робина рассказать  о его подвигах, и остаток этого памятного дня прошел радостно и беззаботно.