1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 
– Стандартный контракт. Оплата и условия их пятилетней службы. Каждый из них должен подписаться под одним таким.
    
– Я не умею читать. Да и к чему эти контракты, а? Ву Фан Чой сказал им, что они твои на пять лет.
    
Струан протянул ему другой лист, с китайскими иероглифами.
    
– Передай это кому-нибудь, кто умеет читать. Каждый из них подпишет контракт, или я никого не беру и сделка отменяется.
    
– Хочешь, чтобы все было по форме, вон как? – Скраггер взял документ и вызвал одного из отобранных китайцев – коротышку со следами оспы на лице. Тот подошел и, взяв у него бумагу, стал изучать ее при свете фонаря.
    
Скраггер, дернув большим пальцем, сделал знак тем, кто не прошел отбор, и они исчезли в сампанах.
    
Коротышка начал читать вслух.
    
– Как его имя?
    
– Фонг.
    
– Фонг, а дальше как?
    
– Как тебе угодно. Кому какое дело, под каким именем проходят эти обезьяны?
    
Китайцы внимательно слушали Фонга. Он зачитал очередной пункт, и это место было встречено приглушенным, нервным смехом.
    
– Что там смешного? – спросил их Скраггер на кантонском. Фонг довольно долго объяснял ему в чем дело. Скраггер повернулся к Струану:
    
– А это еще зачем, а? Они должны обещать не спать с женщинами и не жениться все эти пять лет? Это нечестно. За кого ты их принимаешь?
    
– Это обычный пункт любого договора, Скраггер. Он есть во всех контрактах.
    
– Только не для моряков, клянусь Богом.
    
– Они должны стать капитанами и офицерами, поэтому обязаны заключить контракт. Для придания обучению законной силы.
    
– Никуда это не годится, если хочешь знать мое мнение. Что же им теперь, за пять лет и девчонку нельзя ни разу потискать?
    
– Это всего лишь формальность. Нельзя только жениться. Скраггер повернулся к ним и произнес короткую речь. Снова раздался дружный смех.
    
– Я сказал, что они должны подчиняться вам как Господу Всепроклято-могущему. За исключением прелюбодейства. – Он вытер пот с лица. – Ву Фан Чой сказал им, что они твои на пять лет. Так что волноваться не о чем.
    
– Почему же ты так нервничаешь?
    
– Да нет, ничего. Ничего, говорю тебе.
    
Фонг продолжал читать дальше. Все разом замолчали, потом кто-то попросил прочитать очередной пункт с начала. Скраггера он заинтересовал еще больше. Речь шла об оплате. Те, кого будут готовить на капитана, должны были получать пятьдесят фунтов в первый год, семьдесят – во второй и третий, сто – когда получат удостоверение первого помощника и сто пятьдесят – с капитанским патентом. А также шестнадцатую доли прибыли на любом корабле, которым будут командовать. Назначалась премия в двадцать фунтов тем, кто выучит английский за три месяца.
    
– Полторы сотни серебром – это больше, чем они зарабатывают здесь за десять лет, – заметил Скраггер.
    
– Хочешь получить работу?
    
– Благодарствуйте, я доволен той, что имею сейчас. – Вдруг в голову ему пришла какая-то мысль, и он прищурился. – Ву Фан не станет платить столько серебра, – настороженно проговорил он.
    
– Никто и не будет его об этом просить. Эти ребята отработают каждый пенни, можешь быть уверен. Или я спишу их на берег.
    
– Покуда моему начальнику не придется раскошеливаться, ты можешь платить им сколько угодно и пускать на ветер свои денежки.
    
После того как Фонг закончил читать документ, Струан заставил каждого пирата написать по-китайски свое имя на отдельном экземпляре контракта. Писать умели все. Потом он заставил каждого обмакнуть левую ладонь в густую тушь и отпечатать ее на обратной стороне листа.
    
– Это еще зачем?
    
– Ладонь каждой руки имеет свой рисунок. Теперь я знаю, кто есть кто, как бы их там ни звали. Где мальчики?
    
– Отвести людей к лодкам?
    
– Да. – Струан дал Фонгу фонарь и подтолкнул его к пляжу. Остальные молча последовали за ним.
    
– Умно ты обставил этот свой отбор, Тай-Пэн. Опять же, документы все эти... Да, чего-чего, а ума тебе не занимать. – Скраггер задумчиво покусывал кончик ножа. – Я слышал, ты славно поддел Брока. И с серебром тоже: посадил его голой задницей на горячую сковородку.
    
Струан хмуро посмотрел на Скраггера, сразу насторожившись.
    
– Брок говорил мне, что в нападении на него участвовали европейцы. Ты был одним из них?
    
– Если бы Ву Фан приказал мне заняться этим, Тай-Пэн, все бы закончилось иначе. Ву Фан не любит неудач. Должно быть, это кто-то из местных висельников. Страх, да и только. – Скраггер пристально огляделся вокруг. Убедившись, что они одни, он зашептал с заговорщицким видом: – Ву Квок родом из провинции Фукьен. Он с острова Квемой выше по побережью. Ты, наверное, знаешь этот остров?
    
– Да.
    
– В ночь на Иоанна Предтечу там будет большой праздник. Ву Квок приедет обязательно. Что-то, связанное с предками. – В глазах Скраггера появился злобный блеск. – Если поблизости случится быть одному-двум фрегатам. Господи, да он попадется, как проклятая крыса в бочонок.
    
Струан презрительно усмехнулся:
    
– Что верно, то верно!
    
– Говорю тебе, это правда, клянусь Господом. Даю тебе честное слово. Этот мерзавец обманул меня, заставил дать тебе клятву, хотя знал, что это будет ложь, и этого я ему не прощу. Слово Скраггера не хуже твоего!
    
– Ага. Конечно. Только неужели ты думаешь, что я поверю человеку, который продает своего хозяина, как крысу?
    
– Он мне не хозяин. Мой начальник Ву Фан Чой. и больше никто. И присягал на верность я только ему, никому другому. Даю тебе слово.
    
Струан внимательно посмотрел на Скраггера.
    
– Я подумаю насчет Иоаннова Дня.
    
– Я даю тебе слово. Я хочу, чтобы этот сукин сын отправился к праотцам, клянусь Богом. Честное слово человека – это все, что стоит между ним и вечным проклятьем. Эта свинья отняла у меня мое, да поразит его Господь, и я хочу, чтобы он своей жизнью заплатил за это.
    
– Где мальчики?
    
– Они станут денди, как ты говорил?
    
– Торопись, мне надоело торчать здесь.
    
Скраггер повернулся и свистнул в темноту. Три маленькие тени выскользнули из сампанов. Мальчики осторожно сошли по качающейся доске на берег и заторопились к ним по тропинке. Глаза Струана широко раскрылись, когда свет фонарей упал на их лица. Один был китайцем. Другой – евразийцем. А третий – маленьким грязным английским постреленком. Китайский мальчик, богато одетый, с толстой, аккуратно заплетенной косичкой, нес с собой сумку. Двое других были одеты в трогательные подобия европейского костюма: сюртук из домотканого сукна, маленькие помятые цилиндры, вручную сшитые брючки и маленькие туфли с грубыми застежками. На плече каждый нес палку, на конце которой болтался узелок.
    
Все трое отчаянно – и безуспешно – пытались скрыть свой страх.
    
– Это Ву Пак Чук, – сказал Скраггер. Китайский мальчик нервно поклонился. – Он внук Ву Фан Чоя. Один из них, но не от Ву Квока. А это мои собственные ребятки. – Он с гордостью показал на постреленка, который невольно вздрогнул. – Вот этот – Фред. Ему шесть. А это Берт, ему семь.
    
Он слегка шевельнул рукой, и оба мальчика взяли на отлет свои цилиндры, поклонились и пробормотали что-то, запинаясь от страха, а потом посмотрели на отца, чтобы узнать, все ли они сделали правильно. Берт, евразийский мальчик, прятал свою косичку под шляпу, но теперь, после всей этой неловкой возни, она болталась у него за спиной. Грязные волосы английского мальчишки были, как и у его отца, перевязаны сзади обрывком просмоленной бечевки.
    
– Подойдите сюда, ребятки, – мягко подозвал их Струан.
    
Младший взял на руку своего сводного брата, и оба они медленно сделали шаг вперед. Потом остановились, затаив дыхание. Английский мальчик тыльной стороной ладони вытер мокрый нос.
    
– Тебя зовут Фред?
    
– Да, ваша милость, – прошептал тот едва слышно.
    
– Говори громче, – сказал Скраггер, и мальчишка тут же выпалил:
    
– Да, ваша милость, меня зовут Фред.
    
– А я Берт, ваша милость. – Евразийский мальчик весь сжался, когда взгляд Струана остановился на нем. Он был высокого роста, выше других, с приятным лицом, красивыми ровными зубами и золотистой кожей.
    
Струан посмотрел на Ву Пака. Тот опустил глаза и приблизился, едва поднимая ноги.
    
– Он не говорит по-английски?
    
– Нет. Но вот Берт говорит на его языке. И Фред знает пару слов. Мама Берта из провинции Фукьен. – С каждой минутой Скраггер чувствовал себя все более неуютно.
    
– А где твоя мама, Фред?
    
– Умерла, ваша милость, – выдавил из себя малыш. – Она умерла, сэр.
    
– Вот уже два года, как она померла. Цинга ее прикончила, – добавил Скраггер.
    
– У вас на кораблях есть англичанки?
    
– На некоторых есть. Ну-ка, ребятки, давайте назад, – сказал Скраггер, и его сыновья со всех ног припустили туда, куда он показал рукой, и неподвижно замерли неподалеку, где не могли слышать разговора взрослых. Ву Пак было заколебался, потом побежал за ними и всгал рядом.
    
Скраггер понизил голос:
    
– Мать Фреда была заключенной. Ее выслали на десять лег за то, что она глубокой зимой крала уголь. В Австралии нас обвенчал священник, но он был отступником, так что, может, это и не считается. Но для меня мы все равно были женаты. Я поклялся ей перед смертью, что позабочусь о сыне.
    
Струан вынул еще какие-то бумаги.
    
– Эти документы делают меня опекуном этих трех мальчиков. До тех пор, пока им не исполнится двадцать один год. Ты можешь подписать их для своих сыновей, но как быть с Ву Паком? Это должен быть родственник.
    
– Я поставлю свое имя на всех трех. У тебя есть один листок для меня, чтобы я мог показать Ву Фану? Что я подписал?
    
– Да. Один можешь взять.
    
Струан начал вписывать имена, но Скраггер остановил его.
    
– Тай-Пэн, не пиши про моих ребят «Скраггер». Поставь другое имя. Любое, какое захочешь... нет, мне не говори, какое, – быстро добавил он. – Любое имя. Придумай, какое получше. – Его лоб покрылся испариной Пальцы дрожали, когда он взял карандаш и поставил внизу свою подпись. – Фред должен забыть меня. И свою мать. Позаботься о Берте, хорошо? Его мать все еще со мной, и она неплохая женщина на свой лад. Позаботься о них, как о родных, и я твой друг на всю жизнь. Клянусь тебе в этом. Их обоих научили молиться, как положено. – Он громко высморкался и вытер пальцы о штаны. – Ву Пак должен раз в месяц писать Дзин-куа, Да, вот еще что, ты будешь пересылать Дзин-куа счета за обучение и все остальное. Раз в год. Они должны ходить в одну школу и вообще держаться друг друга.
    
Он махнул рукой маленькому китайцу. Ву Пак неохотно вышел вперед. Скраггер ткнул большим пальцем в направлении лодок, и тот послушно повернулся и заторопился к ним. Затем он подозвал сыновей:
    
– Ну, мне пора, ребятки.
    
Мальчики подбежали к нему, прижались к полам сюртука и наперебой стали умолять его не отсылать их; из глаз у них катились слезы, маленькие круглые мордашки перекосились от страха. Но он оттолкнул их и заставил свой голос звучать жестко:
    
– Ну, хватит, пора. Слушайтесь Тай-Пэна. Он теперь будет вам вместо отца.
    
– Не отсылай нас, папа, – жалобно тянул Фред. – Я ведь был хорошим мальчиком. Берт и я, мы оба были хорошими мальчиками, папа, не отсылай нас.
    
Они стояли, раздавленные громадностью своего горя, их маленькие плечи вздрагивали и судорожно вздымались.
    
Скраггер шумно прочистил горло и сплюнул. После секундного колебания он выдернул нож и ухватил Берта за косичку. Евразиец пискнул от ужаса и забился в его руке, как птенец, пытаясь вырваться. Но Скраггер одним ударом отсек косичку и шлепнул заходящегося в истерике сына по щеке, шлепнул достаточно сильно, чтобы привести его в чувство, но не сильнее.
    
– О, папа, – проговорил Фред своим высоким дрожащим голоском, – ты же знал, что Берт пообещал своей маме всегда носить волосы, как положено.
    
– Лучше это было сделать мне, Фред, чем ждать, когда это сделает кто-то другой, – ответил Скраггер, и голос его сорвался. – Берту она больше не нужна. Он будет денди, как и ты.
    
– Я не хочу быть денди, я хочу остаться дома, с тобой.
    
Скраггер в последний раз взъерошил волосы Берта. И Фреда.
    
– Прощайте, ребятки мои. – Он бросился прочь, и ночная тьма поглотила его.
   
   
    
     
Глава 3
    
    
– Зачем уходить так рано, Тай-Пэн? – спросила Мэй-мэй, подавив зевок. – Два часа сна прошлой ночью мало для тебя. Ты растеряешь всю свою силу.
    
– Полно, девочка, что за глупости ты болтаешь! И я же предупредил тебя вчера, чтобы ты не ждала меня.
    
Струан оттолкнул тарелку с завтраком, и Мэй-мэй налила ему еще чаю. Утро было чудесное. Лучи солнца проникали через зарешеченные окна, образуя на полу красивый узор.
    
Мэй-мэй старалась не слышать стука молотков и визга пил, доносившихся с берега Счастливой Долины, где вовсю шло строительство, но все ее старания были тщетны. Уже четвертые сутки проводили они в новом доме, и этот шум не прекращался ни днем, ни ночью, заглушая все остальные звуки.
    
– Дел много, а я хочу быть уверенным, что все готово к балу, – говорил Струан. – Он должен начаться через час после захода солнца.
    
Мэй-мэй затрепетала от восторга, вспомнив о своем тайном наряде и о том, как он великолепен.
    
– Завтракать с рассветом – это варваризм.
    
– Варварство, – поправил ее Струан. – И сейчас уже не рассвет. Девять часов пробило.
    
– А мне кажется, что рассвет. – Она поправила свой бледно-желтый шелковый халат, чувствуя, как напрягшиеся соски трутся о гладкую ткань. – Сколько еще будет продолжаться эта ужасающая шумность?
    
– Через месяц или около того шум поутихнет. И по воскресеньям, разумеется, все работы прекращаются, – ответил он, слушая ее вполуха и размышляя о том, какие дела ему предстояло закончить за сегодня.
    
– Шумности слишком много. И что-то очень не так с этим домом.
    
– Что? – рассеянно спросил он, занятый своими мыслями.
    
– Что-то от него исходит плохое, ужасно плохое. Ты уверен, что фен шуй правильный, хейа?
    
– Фен что? – Он удивленно поднял глаза, отвлекшись на время от своих забот.
    
Мэй-мэй испуганно смотрела на него:
    
– Ты не приглашал сюда джентльмена по фен шуй?
    
– Кто это?
    
– Кровь Христова, Тай-Пэн! – выдохнула она в полном отчаянии. – Ты строишь дом и не спрашиваешь про фен шуй! Ты просто безумный сумасшедший! Ай-й-ай! Я займусь этим сегодня же.
    
– А что делает этот джентльмен по фен шуй, – едко спросил Струан, – кроме того, что стоит денег?
    
– Как?! Удостоверяет, что фен шуй правильный, конечно.
    
– А что такое, скажи на милость, фен шуй?
    
– Если фен шуй плохой, духи дьявола проникают в дом, и у тебя будет ужасно плохой йосс и ужасная болезнь. Если фен шуй хороший, тогда ни один дух зла не войдет внутрь Все знают про фен шуй.
    
– Ты добрая христианка, и тебе не пристало верить в злых духов и всяких там мумбо-юмбо.
    
– Я абсолютно соглашаюсь, Тай-Пэн, но в домах фен шуй фантастически важный. Не забывай, что это Китай, а в Китае есть...
    
– Хорошо, Мэй-мэй, – сказал он, уступая. – Пригласи своего джентльмена по фен шуй, пусть он поворожит, если это уж так необходимо.
    
– Он не ворожит, – с важностью сказала она. – Он проверяет, чтобы дом стоял правильно для течений Неба – Земли – Воздуха. И чтобы его не строили на шее дракона.
    
– А?
    
– Господи всеблагой и милосердный, как ты иногда говоришь! Это было бы ужасно, потому что тогда дракон, который спит в земле, больше не сможет спать спокойно. Кровь Господня, я надеюсь, что мы у него не на шее! Или на голове! Ты бы смог спать с домом на шее или на голове? Разумеется, нет! Если потревожить сон дракона, конечно, произойдут фантастически наихудшие вещи. Нам придется переехать незамедленно!
    
– Это смешно!
    
– Фантастически смешно, но мы все же переедем. Вот я, я оберегаю вас. О да. Очень важно, чтобы каждая женщина оберегала своего мужчину и свою семью. Если мы построились на драконе, мы переезжаем.
    
– Тогда тебе стоит сразу сказать этому феншуйному джентльмену, чго для него будет лучше, если он не обнаружит тут никаких драконов, клянусь Богом!
    
Она вздернула подбородок.
    
– Джентльмен по фен шуй не будет обучить тебя, как управлять кораблем, – почему же ты хочешь обучить его про драконов, хейа? Это очень благословенно трудно – быть джентльменом по фен шуй.
    
Струан почувствовал прилив радости от того, что к Мэй-мэй начинает возвращаться ее былая неукротимость. Он заметил, чго со времени возвращения в Кантон из Макао и всю дорогу до Гонконга она казалась раздраженной чем-то и рассеянной. Особенно последние несколько дней. И она была права: шум с берега очень мешал.
    
– Ну что же, мне пора.
    
– Можно я приглашу сегодня Мэри Синклер?
    
– Да. Только я не знаю, где она сейчас и прибыла ли вообще на остров.
    
– Она на флагмане. Приехала вчера со своей амой, А Тат, и бальным платьем. Оно черное и очень красивое. Встанет тебе в двести долларов. Ай-йа, если бы ты позволил мне заняться этим платьем, я бы сэкономила тебе шестьдесят, семьдесят долларов, можешь не беспокоиться. Ее каюта рядом с каюгой ее брата.
    
– Откуда ты все это узнала?
    
– Ее ама четвертая дочь сестры матери А Сам. А на что еще годится рабыня с таким прожорливым ротом, как у А Сам, если она не содержит свою мать в курсе и не имеет полезных знакомств?
    
– А каким образом мать А Сам передала ей все это?
    
– О, Тай-Пэн, ты такой смешной, – воскликнула Мэй-мэй. – Да это не мать А Сам, а я. Все китайские рабыни зовут свою госпожу «мать». Точно так же, как тебя она зовет «отец».
    
– Вот как?
    
– Все рабы называют хозяина дома «отец». Это древняя традиция, и это очень вежливо. Поэтому А Тат, рабыня Мэри, сказала А Сам. А Сам, которая никуда не годный, ленивый червяк и ждет хорошей порки, сказала своей «матери». Мне. Видишь, все очень просто. Ах да, и чтобы быть абсолютно правильным, если бы ты мог говорить на кантонском, ты бы называл А Сам «дочь».
    
– Зачем ты хочешь видеть Мэри?
    
– Скучно ни с кем не разговаривать. Я буду говорить только на кантонском, не тревожься. Она знает, что я здесь.
    
– Откуда?
    
– А Сам сказала А Тат, – объяснила она, словно разговаривая с ребенком. – Естественно, такую интересную новость А Тат передала своей матери – передала Мэри. Эта старая шлюха А Тат знает секретов больше, чем есть нефритов в нефритовой шахте.
    
– А Тат – шлюха?
    
– Кровь господня, Тай-Пэн. это только фигурная речь. Тебе на самом деле следует вернуться в постель. Ты что-то очень простоватый сегодня утром.
    
Он допил свой чай и отодвинул тарелку.
    
– Вот уж действительно: сижу тут и слушаю всю эту ерунду. Сегодня я обедаю с Лонгстаффом, так что я передам Мэри твое приглашение. Какое время ей указать?
    
– Спасибо, Тай-Пэн, но это не нужно. А Сам будет лучше. Тогда никто не узнает, кроме слуг, а они и так все знают, ладно.
    
Лим Дин открыл дверь. Он был не только поваром, но и личным слугой Струана – невысокий крепкий человечек на шестом десятке, выглядевший очень аккуратно в своих черных штанах и белой рубашке. На его круглом, довольном лице прыгали туда-сюда хитрые глазки.
    
– Масса. Мисси и Масса приходить твоя видеть. Мозна?
    
– Масса какой? – Струан был поражен тем, что кто-то мог оказаться настолько невежливым, чтобы прийти к нему в дом без приглашения.
    
Лим Дин пожал плечами.
    
– Масса и Мисси. Хотеть спросить какой Масса, какой Мисси?
    
– Нет, ладно, – ответил Струан и поднялся из-за стола.
    
– Ты разве ждешь гостей? – спросила Мэй-мэй.
    
– Нет.
    
Струан вышел из комнаты и очутился в небольшой передней. Он открыл дверь в противоположной стене и плотно прикрыл ее за собой. Теперь он находился в коридоре, который вел к прихожей и его отдельным апартаментам в передней части дома. Выйдя в коридор, он сразу понял, что его гостьей была Шевон. Тонкий аромат ее духов – она специально выписала их из Турции и таких не было больше ни у кого – распространился по всему дому.
    
Его сердце забилось быстрее, а недовольство быстро улеглось, пока он шел по коридору, постукивая каблуками коротких сапог из мягкой кожи по каменным плитам пола. В конце коридора он свернул в гостиную.
    
– Хэллоу, Тай-Пэн, – приветствовала его Шевон, когда он появился в дверях.
    
Двадцатилетняя Шевон была грациозна, как газель. Ее темно-рыжие, темнее, чем у Струана, волосы длинными завитыми локонами падали на плечи. Полная грудь под скромно декольтированным платьем зеленого бархата вздымалась над восемнадцатидюймовой талией. Из-под доброй дюжины нижних юбок выглядывали крошечные ножки и точеные щиколотки. Она надела зеленый капор в тон платью, а ее зонтик от солнца оказался неожиданно яркого, оранжевого цвета.
    
Да, подумал Струан, девушка хорошеет с каждым днем.
    
– Доброе утро, Шевон, Уилф.
    
– Доброе утро. Извините, что пришли без приглашения. – Уилф Тиллман чувствовал себя крайне неловко.
    
– О, ну полно вам, дядя, – беспечно заметила Шевон. – Это просто добрая старая американская традиция пожелать новому дому счастья и процветания.
    
– Мы не в Америке, дорогая. – Тиллман ничего так не желал, как оказаться дома, особенно сегодня. Больше всего ему хотелось, чтобы Шевон наконец благополучно вышла замуж за Джеффа Купера, и он смог бы сложить с себя ответственность за это сумасбродное создание. Черт бы побрал эту девчонку. И Джефф тоже хорош, мысленно добавил он. Ради всего святого, чего дожидается этот человек, почему он официально не попросит ее руки? Тогда я смог бы просто-напросто объявить о свадьбе, и дело с концом. Все это хождение вокруг да около выглядит смешно. Джефф только и знает, что твердит: «Дадим ей время. Времени у меня много». Но ведь я-то, черт побери, прекрасно вижу, что теперь, когда Струан овдовел, времени у него совсем нет. Готов голову дать на отсечение, что Шевон навострила свои коготки на Тай-Пэна. Зачем же еще ей так настаивать на визите сюда сегодня утром? И зачем постоянно расспрашивать о нем?
    
Всю дорогу до дома Струана он размышлял о том, насколько разумен был бы союз между Струаном и Шевон. Естественно, это сулит прямую финансовую выгоду, но Струан совершенно не приемлет нашего образа жизни в Америке, он просто не желает его понять.
    
Разумеется, он настроит Шевон против нас, думал Тиллман. И станет через нее вмешиваться в наши дела. Джефф будет взбешен тем, что потеряет ее, и, скорее всего, выйдет из компании «Купер и Тиллман». И я никак не смогу ему помешать. Если компания окажется на мели, откуда брать деньги для брата Джона на те роскошные приемы, которые он регулярно устраивает в Вашингтоне. Политика – вещь дорогая, а без связей в политических кругах жизнь для семьи станет по-настоящему тяжелой. К тому же нам отчаянно нужна любая помощь против этих чертовых северных штатов. Нет, клянусь Небом. Шевон выйдет замуж за Джеффа, а не за Тай-Пэна. И никаких разговоров.
    
– Извините, что пришли незваными, – повторил он.
    
– Я очень рад видеть вас обоих. – Струан знаком показал Лим Дину на графин и бокалы. – Шерри?
    
– М-м, благодарю вас, но мне кажется, нам уже пора бы откланяться, – сказал Тиллман.
    
Шевон рассмеялась и премило наморщила свой вздернутый носик.
    
– Но мы же только что пришли. Я хотела первой поприветствовать вас в вашем доме, Тай-Пэн.
    
– И вам это удалось. Присаживайтесь. Вы очень хорошо сделали, что пришли.
    
– Мы купили кое-какие подарки для нового дома. – Она открыла свою сумку и извлекла оттуда маленькую буханку хлеба, крошечную солонку с солью и бутылку вина. – Это старинный обычай, он принесет дому удачу. Я бы пришла одна, но дядя сказал, что это было бы проявлением самого дурного вкуса. Это вовсе не его вина.
    
– Я рад, что вы пришли. – Струан взял в руки хлеб. Хлеб был душистый, с хрустящей золотисто-коричневой корочкой.
    
– Я испекла его вчера вечером.
    
Струан отломил кусочек и попробовал.
    
– Да он просто превосходен!
    
– О, вообще-то есть его не полагается. По крайней мере... видите ли... это только символ. – Она опять рассмеялась и взяла свою сумку и зонтик. – Ну, а теперь, когда я выполнила свою обязанность, мы действительно пойдем.
    
– Мои первые гости могут даже не надеяться, что я отпущу их просто так. Я настаиваю: хотя бы глоток шерри.
    
Лим Дин поднес им бокалы. Шевон взяла свой и удобно устроилась в кресле, Уилф Тиллман нахмурил брови. Лим Дин удалился, шаркая ногами.
    
– Вы в самом деле испекли его сами? И никто не помогал? – спросил Струан.
    
– Я считаю, что каждая девушка должна уметь хорошо готовить, – ответила она и с вызовом посмотрела ему прямо в глаза. Тиллман потягивал шерри.
    
– Шевон готовит очень хорошо, – заметил он.
    
– Я с удовольствием буду брать по буханке в день, – сказал Струан. Он сел в большое кожаное кресло и поднял бокал: – Долгих и счастливых вам лет!
    
– Вам тоже.
    
– У вас очень милый дом, Тай-Пэн.
    
– Благодарю вас. Когда он будет закончен, я бы хотел показать его вам – Струан догадался, что Шевон сгорала от желания удостовериться, насколько правдивы слухи о переезде Мэй-мэй. – Аристотель во время нашей последней встречи говорил, что вам нездоровится.
    
– О, это была всего лишь простуда.
    
– Он пишет для вас еще один портрет?
    
– Пока еще я только думаю об этом, – невозмутимо ответила она. – Ах, дорогой миспер Квэнс, меня так восхищают его картины. Дядя и я, мы все время пытаемся уговорить его провести один сезон в Вашингтоне. Мне кажется, он заработал бы там целое состояние.
    
– В таком случае я бы сказал, что вам удалось заполучить к себе этого госгя. – Глядя на невинное выражение ее лица, Струан никак не мог определить, была ли эта невинность искренней или девушка только кокетничала. Он перевел взгляд на Тиллмана – Как идут дела?
    
– Превосходно, благодарю вас. Джефф возвращается из Кантона сегодня днем. Жизнь в поселении бьет ключом. Вы намерены вернуться туда?
    
– Через несколько дней.
    
– Я слышал, «Голубое Облако» и «Серая Ведьма» идут голова в голову. Один из наших кораблей, возвращавшийся из Сингапура, встретил их два дня назад, они летели на всех парусах. Желаю вам удачи.
    
Пока мужчины вежливо беседовали о делах, не интересуясь по-настоящему мнением друг друга, Шевон потягивала шерри и разглядывала Струана. Он был в летком шерстяном костюме, хорошо сшитом и элегантном.
    
Ты редкий мужчина, думала она. Ты можешь и не знать этого, Дирк Струан, но я собираюсь выйти за тебя замуж. Интересно, что представляет собой эта твоя восточная наложница; я чувствую ее присутствие в доме. Наложница там или нет, я – та девушка, которая нужна тебе. И когда я стану твоей женой, тебе долго не понадобится смотреть на сторону. Очень долго...
    
– Ну что же, думаю, нам пора, – сказал Тиллман, поднимаясь. – Еще раз извините, что мы пришли без приглашения.
    
– Мой дом всегда открыт для вас.
    
– О, кстати, Тай-Пэн, – обронила Шевон. – Насколько я понимаю, леди не приглашены на сегодняшний поединок. Не поставите ли вы за меня гинею на бойца от нашего флота?
    
– Господи милосердный, Шевон, – возмутился пораженный Тиллман. – Разве можно говорить о таких вещах? Это просто верх неприличия для дамы!
    
– Тогда вы, дядюшка, являете нам верх нечестности и старомодности, – живо парировала она. – Вы, мужчины, находите удовольствие в призовых схватках, почему же нам нельзя? Вы, мужчины, любите держать пари, почему же нам запрещается это делать?
    
– Хороший вопрос, Шевон. – Струана забавляло замешательство Тиллмана.
    
– В конце концов, это и восточная традиция тоже. – Она с невинным видом посмотрела на Струана: – Я слышала, китайцы все время играют на деньги, особенно женщины.
    
Струан с непроницаемым лицом пропустил замечание мимо ушей.
    
– Азартные игры – это очень вредная привычка, – назидательно изрек Тиллман.
    
– Я совершенно с вами согласна, дядя. Сколько вы поставили?
    
– Это здесь абсолютно ни при чем.
    
Струан расхохотался.
    
– С вашего позволения, Уилф, мы уважим ее просьбу. Гинея за флот?
    
– Благодарю вас, Тай-Пэн, – произнесла она, прежде чем Тиллман смог что-либо ответить, и протянула Струану руку в перчатке. – Тут все дело в принципе. Вы отнеслись ко мне с огромным пониманием.
    
Он задержал ее руку в своей на мгновение дольше, чем было необходимо, затем коснулся ее губами, завороженный мыслью о том, сколько удовольствий сулит будущему владельцу приручение этой своенравной лошадки, и проводил их до двери.
    
– До встречи сегодня вечером.
    
– Предупреждаю, если я не получу ваш приз на сегодняшнем балу, я рассержусь не на шутку. И к тому же окажусь в долговой яме.
    
– Тебе это не грозит, Шевон, а вот твоим несчастным, многострадальным отцу и дяде – пожалуй, – заметил Тиллман. Когда они ушли, Струан вернулся в покои Мэй-мэй. Та встретила его холодным взглядом.
    
– Что случилось?
    
– Эта сладкоречивая чертовая кукла ухлестывает за тобой. Вот что случилось!
    
– Прекрати болтать глупости и сквернословить! Да и как ты вообще могла ее видеть?
    
– Ха! У меня что, глаз нет? Носа нет? Зачем бы я сидела над планами дома, а? Час за растреклятым часом, а? Затем, чтобы он получился таким, чтобы я видела, кто сюда приходит, кто проходит мимо. А они меня нет. Ха! Эта начиненная навозом кукла с коровными выменями ухлестывает за тобой, чтобы замужествовать.
    
– Выйти замуж, – поправил он.
    
– Руку целовать, а? Мою руку почему не целовать, а? – Она с громким стуком поставила чайник на стол. – Почему сидеть там смотреть на нее коровными глазами, хей? Ай-й-йа!
    
– Прибереги свое «ай-йа» для себя самой. Услышу что-нибудь подобное еще хоть раз – получишь шлепка. Тебе хочется быть отшлепанной?
    
– Муч-чины! – Она гневно вскинула голову. – Муч-чины!
    
– Мужчины, а не муч-чины. Сколько раз тебе нужно повторять?
    
– Мужчины! – Мэй-мэй дрожащей рукой налила себе чаю, потом с треском поставила чашку и вскочила на ноги. – «Я слышала, китайские муч-чины играют на деньги, особенно женчины», – передразнила она Шевон, приподняв руками свои маленькие груди, чтобы они казались больше, и виляя задом. – А ты рассиживаешься там и пожираешь глазами ее грудь. Почему на мой грудь ты так не уставляеваешься, хейа?
    
Струан аккуратно поставил свою чашку на стол и поднялся на ноги. Мэй-мэй тут же отступила к противоположному концу стола.
    
– Я ничего и не говорю, ладно, – торопливо добавила она.
    
– Я так и подумал. – Он спокойно допил свой чай, а она, не шевелясь, следила за ним, готовая убежать в любую минуту.
    
Он опустил чашку на блюдце.
    
– Подойти сюда.
    
– Ха! Я тебе не верю, когда твои глаза горят зеленым огнем.
    
– Подойди сюда. Пожалуйста.
    
Ее глаза сделались почти косыми от ярости, она сейчас казалась ему похожей на одну из тех сиамских кошек, которых он видел в Бангкоке. Точь-в-точь, как они, и такая же злобная, подумал он.
    
Она осторожно приблизилась к нему, готовая тут же броситься прочь или пустить в дело ногти. Он нежно потрепал ее по щеке и пошел к двери.
    
– Вот послушная девочка.
    
– Тай-Пэн! – Мэй-мэй повелительным жестом протянула ему руку для поцелуя.
    
Сдерживая улыбку, он вернулся и галантно поцеловал протянутую руку. Затем, прежде чем она сообразила, что происходит, он развернул ее и звонко шлепнул пониже спины. Она ошеломленно разинула рот, вырвалась из его рук и метнулась назад, ища спасения по другую сторону стола. Очутившись в безопасности, она швырнула в него чашку. Чашка ударилась в стену рядом с его ухом, она тут же подняла другую.
    
– Не бросай ее.
    
Она медленно поставила чашку на место.
    
– Вот умница. Одна – это нормально. Две – уже излишество. – Он взялся за ручку двери.
    
– Я только говорю тебе это, чтобы защитить тебя, – в отчаянии крикнула она. – Защитить от сладкоречивой, безобразной куклы с выменями, как у старой коровы!
    
– Спасибо, Мэй-мэй, – сказал он, закрывая дверь за собой. Струан потопал ногами на месте, показывая, будто удаляется по коридору, а сам, стараясь не расхохотаться, осторожно приложил ухо к двери. Вторая чашка вдребезги разбилась о нее с другой стороны. За этим звуком последовал поток китайских ругательств, потом он услышал имя А Сам и вслед за ним новые ругательства.
    
Счастливо улыбаясь, Струан на цыпочках зашагал к выходу.
    
Вся Счастливая долина, словно некий живой организм, пульсировала, охваченная бурной деятельностью, и, легко шагая под уклон от своего дома к берегу, Струан чувствовал, как гордость переполняет его. Были заложены уже многие постройки. Среди них выделялись огромные трехэтажные фактории «Благородного Дома» и компании «Брок и сыновья», выходившие фасадом на Куинз Роуд. В их просторных помещениях располагались склады, пакгаузы, конторы и жилые комнаты; она напоминали фактории кантонского поселения, удобство и надежность которых могли по достоинству оценить все китайские торговцы. Пока что они представляли собой лишь голые стены в строительных лесах из бамбука, на которых копошились сотни китайских рабочих Вокруг этих громадин располагались десятки других зданий, жилых домов и причалов.
    
Струан разглядел вдалеке, что на полпути к Глессинг Пойнту уже началось строительство дока: нескончаемая череда носильщиков насыпала камни для первого из глубоководных причалов. Напротив маленького домика начальника гавани, уже целиком готового, если не считать крыши, возвышались каменные стены тюрьмы, законченные на три четверти. А за доком были видны строительные леса первой из армейских казарм.
    
Струан повернул на запад к веренице больших палаток, в которых располагалась их временная главная контора. Палатки были раскинуты у самою края долины. К строительству церкви еще не приступали, хотя Струан заметил людей, обмерявших вершину круглого холма.
    
– Доброе утро, Робб, – сказал он, входя в палатку.
    
– С возвращением. – Робб был небрит, под глазами залегли черные тени. – Ты разобрался с Абердином?
    
– Да. Как у тебя тут дела?
    
– И хорошо, и плохо. По Куинз Роуд теперь не пройти без того, чтобы тебя не окружила вонючая голпа попрошаек. И что еще хуже, мы ежедневно доставляем сюда джонками и сампанами десять тысяч кирпичей из Макао, так к утру больше двух тысяч штук исчезает бесследно. – Он сердито взмахнул руками. – И не только кирпичи. Бревна, столы, цемент, перья, бумага – они воруют все. Если так пойдет и дальше, наши расходы на строительство удвоятся. – Он перебросил ему листок с цифрами. – Подарок для тебя: расчеты за твой дом – предварительные. Втрое больше, чем предполагал Варгаш.
    
– Почему так много?
    
– Ну, ты же хотел, чтобы он был закончен за три недели.
    
– Да за тысячу фунтов я, черт возьми, могу приобрести почти пятую часть клипера.
    
– Если «Голубое Облако» не доберется до Лондона, мы попадем в чудовищную переделку. Снова.
    
– Он доберется.
    
– Мне бы твою уверенность. – Робб тяжело опустился на стул.
    
Струан сел за свой стол.
    
– Ну, а теперь скажи мне, в чем заключается настоящая проблема, парень?
    
– О, я не знаю. Эти воры и нищие... и дел слишком много. И этот проклятый несмолкающий шум. Наверное, я устал... Нет, дело не в этом. Две вещи. Во-первых, Сара. У нее задержка на две недели, а ты даже не представляешь, какой раздражительной становится женщина в этом случае; к тому же бедная девочка боится, что умрет. И боится не напрасно. А помочь ничем нельзя, кроме как твердить постоянно, что все будет хорошо. Потом, опять же, это мое решение остаться. Все это время у нас только и были что нескончаемые жуткие ссоры. Она твердо намерена уехать не позже, чем через месяц, ну, может, чуть больше – как только будет в состоянии.
    
– Хочешь, я с ней поговорю?
    
– Нет. Тут уже ничего не поможет. Она все решила для себя, и говорить больше не о чем – ты знаешь Сару. Конечно, она в восторге от того, что мы снова богаты, но домой все равно возвращается. Даже бал не помог: она злится на свой живот, на то, что она, по ее выражению, «толстая и противная». Что бы ты ни говорил, для нее это остается пустыми звуками.
    
– Это первое. Что же второе?
    
– Кулум. Ты и Кулум.
    
Струан посмотрел на дверь палатки, на многочисленные корабли, ровными рядами стоящие на якоре.
    
– Он кажется мне вполне окрепшим после болезни.
    
– Я не об этом.
    
– Давай отложим этот разговор на время.
    
– Ситуация получается очень скверная. Скверная и для вас, и для компании.
    
– Повремени с этим, Робб.
    
– Я прошу тебя. Пожалуйста, прости его.
    
– Подожди, Робб. – Струан повернулся к нему. – Немного подожди.
    
– Хорошо, Дирк. – Робб засунул руки в карманы. – Что произошло вчера ночью в Абердине?
    
Струан рассказал и передал ему контракты и бумаги на опекунство. Но о Ву Квоке и о празднике на острове в день святого Иоанна Крестителя не сказал ни слова. Иоаннов день наступит, когда он еще будет Тай-Пэном, а решать, что делать со всем этим, должен Тай-Пэн – и только он.
    
Робб забеспокоился:
    
– Где сейчас мальчики?
    
– На борту «Отдыхающего Облака». Я передал их Вольфгангу. Остальные девятнадцать человек на «Китайском Облаке».
    
– Чем скорее мы отправим мальчиков домой, тем лучше. Если всем станет известно о том, что мы связаны с этим пиратским сбродом... уф-ф, одному Богу ведомо, чем все это кончится.
    
– Погрузка «Грозового Облака» почти завершена. Он будет готов к отплытию через четыре-пять дней. На нем они и отправятся.
    
– Я сегодня же переправлю их на Вампоа.
    
– Нет, парень. Я сам захвачу их с собой завтра. Так безопаснее. Слишком многое поставлено на карту в Кантоне, так что мне лучше вернуться туда не мешкая. Хочешь поехать со мной?
    
– Я не могу, Дирк. Не сейчас, когда у Сары срок так близко. Почему тебе не взять с собой Кулума?
    
– Здесь и так хватает дел.
    
– Ему нужно многое узнать о чае, шелках, фрахте. Всего четыре месяца осталось.
    
– Хорошо.
    
– Что ты намерен делать с теми, кого отобрал?
    
– Сначала Вольфганг и Гордон обучат их английскому. Через три месяца мы определим их на клиперы. Ни в коем случае не больше, чем по одному на корабль. Пораскинь-ка своим хитрым умом, как нам понадежнее перетянуть их на свою сторону.
    
– Постараюсь. Эх, разгадать бы, что за чертовщину задумали Ву Квок и Скраггер. Я не верю им ни на грош.
    
– Это правильно.
    
Интересно, подумал Струан, что бы ты стал делать, Робб, с днем святого Иоанна, если бы знал о нем. Ты бы послал фрегаты, я уверен. И, может быть, послал их прямиком в ловушку. А я? Нет, пока не знаю.
    
Робб выглянул из палатки и окинул взглядом строящиеся дома.
    
– Если Бог в этом году будет с нами, мы далеко обгоним Брока.
    
– Да. – Но что делать с ним самим? И с Гортом?
    
– Я думаю нам следует отвоевать часть земли у моря и протянуть причал до глубоководья, – сказал Робб. – Можно заняться этим прямо сейчас, не дожидаясь следующего года.
    
– Хорошая мысль, парень.
    
– Извините, сэр, – сказал Кьюдахи, торопливо подходя к палатке, – но вы приказали, чтобы я доложил немедленно.
    
– Входите, мистер Кьюдахи, – пригласил его Робб. – Как все прошло?
    
– Черт побери, мы обернулись быстрее ветра, сэр. Пакетбот оказался в точности там. где вы говорили. У меня с собой список пассажиров, о котором вы просили. Наш катер перехватил его у Поклью Чау. В гавань Гонконга корабль придет через три часа. – Кьюдахи улыбнулся и положил на стол небольшой мешок с почтой. – Э... прошу прощения, сэр, но как вы узнали, что пакетбот на подходе. Он ведь пришел на день раньше.
    
– Предчувствие, мистер Кьюдахи, – ответил Робб. – Будьте добры, подождите снаружи. – И он со значением посмотрел на мешок. Кьюдахи отдал честь и вышел.
    
– Это была великолепная идея, – сказал Робб, – поставить наблюдательный пост на горе.
    
– Кулум, я вижу, не забыл об этом? – Струан был доволен Он рассортировал почту и остался еще больше доволен тем, что Робб и Кулум сумели тайно осуществить его план. – Каким образом вы передаете сигнал?
    
– Мы дали задание одному из клерков, племяннику старого Варгаша, Иезушу Варгашу, каждые четверть часа смотреть на вершину горы. Разумеется, в подзорную трубу и, разумеется, под большим секретом. Кулум придумал систему флаговых кодов. Теперь мы сразу знаем, является ли корабль почтовым пакетботом, одним из наших или кораблем Брока или Купера Тиллмана.
    
Они просмотрели содержимое мешка. Газеты и периодические издания за три месяца были отложены в сторону, ими можно будет насладиться на досуге. Кроме этого, они обнаружили книги, ноты, пьесы, модные журналы для Сары, новинки судостроения для Струана, финансовые документы для Робба.
    
Сначала бизнес.
    
Цены лондонского рынка на пряности – имбирь, мускатный орех, перец, корицу – заметно возросли. На мелиссу упали. Розничная цена на чай из-за оскудения его запасов стала выше на пятьдесят процентов – это означало, что «Голубое Облако» при несет им двести сорок тысяч фунтов прибыли, если придет первым. Крупные выступления чартистов серьезно снизили производительность хлопчатобумажных мануфактур Ланкашира и угольных шахт Уэльса. Как следствие, цена на минеральное масло для ламп поползет вверх, и цена хлопчатобумажной ткани окажется выше, чем ожидалось. Цены на опиум в Калькутте упали, потому что было собрано невиданное доселе его количество. Поэтому Струан тут же изменил распоряжение для «Морского Облака», одного из их клиперов, курсировавшего вблизи Гонконга, и вместо Вампоа, где он должен был взять на борт груз чая, срочно отправил его в Манилу за пряностями с приказом лететь потом в Англию на всех парусах через мыс Доброй Надежды. Робб дал указания Варгашу скупить всю, какую удастся найти, хлопчатобумажную ткань до последнего ярда, а также все нитки и хлопчатобумажную пряжу, избавшься от мелиссы, увеличить заказ на калькуттский опиум и как можно быстрее сбыть имеющиеся у них запасы.
    
И прежде чем пакетбот бросил якорь в гавани, «Морское Облако» уже был на пути к Маниле, а три часа непрерывной купли-продажи должны были в ближайшем будущем принести им около сорока тысяч фунтов. Поскольку за эти три часа они монополизировали рынок, скупив все наличные запасы привозного масла для ламп, хлопчатобумажных товаров, пряжи, ниток, пряностей и заранее забронировали все свободное грузовое пространство на всех американских и английских кораблях, за исключением кораблей Брока. Они знали, что как только пакетбот прибудет на Гонконг и все узнают последние новости, у их дверей соберется толпа торговцев, жаждущих купить хлопок и пряности и зафрахтовать корабли, чтобы немедленно доставить все это домой. И никто, кроме братьев, не будет знать, что «Морское Облако», обгоняя конкурентов по меньшей мере на сутки, летит, закусив удила, как чистокровный скакун, в Англию, и сливки с лондонского рынка опять снимет именно «Благородный Дом».
    
– Жаль, что нам понадобится как минимум два дня, чтобы выполнить заявки наших клиентов и отправить в путь корабли из Манилы, – радостно улыбаясь, заметил Робб.
    
– Печально это, Робби, прямо очень грустно.
    
– Я бы сказал, что мы неплохо поработали сегодня утром.
    
Они стояли у входа в палатку и наблюдали, как пакетбот отдает якоря. Корабль окружали десятки катеров, набитых людьми, нетерпеливо ожидавшими своей почты.
    
Струан взглянул на список пассажиров:
    
– Господи, ты только посмотри сюда! – Он сунул бумагу Роббу.
    
Робб пробежал глазами список. На одном из имен он остановился: Его императорское высочество, Великий князь Сергеев.
    
– Что делает в Азии русский вельможа, а?
    
– Да нет, я не о нем, парень, хотя это и любопытно, спора нет. Читай дальше.
    
Робб опустил глаза ниже. Жены коммерсантов, три возвращающихся торговца, другие пассажиры, чьи имена ему ни о чем не говорили. Наконец он нашел то, что искал.
    
– Морин Квэнс с семьей? – Он громко расхохотался.
    
– Черт возьми, по-моему, тут не до смеха, – озабоченно заметил Струан. – Как теперь быть с конкурсом?
    
– О Боже!
    
Шесть лет назад жена Аристотеля в ярости села на корабль, отплывавший из Макао домой, будучи уверенной – как и все они, – что Аристотель, живший в смертельном страхе перед супругой, удрал от нее в Англию. Однако художник вместо этого прятался в Учреждении миссис Фортерингилл для благородных девиц, или «УФ», как называли бордель местные завсегдатаи, расшифровывая сокращение по-своему: «Укротительницы Фаллоса». Аристотель покинул свое убежище через неделю после отъезда Морин, и ему понадобились месяцы, чтобы вновь стать самим собой и справиться с «ваперами». Торговцы приписывали «ваперы» тому, что он совершенно бездумно пользовался оказанным ему в этом доме гостеприимством. Он страстно отрицал подобные обвинения: «Когда человек оказывается в такой крайности, клянусь Богом, в нем едва ли может появиться склонность к тому, что – за неимением лучшего слова – я могу описать лишь как куэнтус. Восхитительный, без сомнения, но все же куэнтус. Нет. мои дорогие заблуждающиеся друзья, ужас и беспутство в одну постель никогда и нигде не улягутся». Ему никто не поверил.
    
– Что же нам делать? – спросил Робб.
    
– Если Аристотель прослышит об этом, он непременно исчезнет. Улизнет в Кантон, а мы останемся с носом. Нам нужно разыскать его первыми и спрятать подальше до самого вечера.
    
– Где он сейчас?
    
– Даже не представляю. Рассылай поисковые группы. Возьми всех людей до последнего. Отвези его на «Грозовое Облако» – под любым предлогом – и держи там, пока не придет время судить конкурс. Немедленно отправь Кьюдахи на пакетбот. Скажи Морин, что она и ее семья – наши гости, доставь их на меньший из плавучих складов. Возможно, мы сумеем задержать ее до завтра.
    
– Ничего не выйдет. Она Аристотеля носом чует.
    
– Придется попробовать. Ты готов быть судьей?
    
– А что с сегодняшним поединком? Он ни за что не захочет его пропустить!
    
– Если заказать ему портрет Сары или кого-нибудь из детей, захочет.
    
Робб выбежал из палатки.
    
Струан взглянул на часы. До его визита на флагман оставался целый час. Он послал за Гордоном Ченом и попросил его набрать три десятка китайских сторожей.
    
– Я считаю, было бы разумно, Тай-Пэн, в качестве дополнительной предосторожности нанять сторожей и для вашего дома, – сказал Гордон. – Я чувствовал бы себя спокойно, если бы вы это сделали.
    
– Хорошая мысль, Гордон. Увеличь число людей до тридцати пяти.
    
– Боюсь, большинство китайцев, поселившихся в Тай Пинь Шане, очень плохие люди. Многих из них разыскивают за разные преступления в Квангуне, ну а здесь, на Гонконге, мандарины не могут до них добраться. – Из широкого рукава своего халата он достал свиток пергамента. – Да, кстати, я заключил соглашение с Королем нищих относительно вашего бала сегодня вечером. – Он положил свиток на стол. – Это расписка. Могу я надеяться получить эти деньги назад у компрадора?
    
– Расписка? За что?
    
– За три тэйла. Эта скромная мзда гарантирует, что ни одного из ваших гостей не будут беспокоить сегодня вечером. Я также заключил с ним месячное соглашение на очень приемлемых условиях – три тэйла – от вашего имени; теперь нищие будут держаться в стороне от вашего жилища и построек «Благородного Дома».
    
– Я не стану платить этих денег, – взорвался Струан. – Мне наплевать на то, что у нищих есть свой Король в Макао или в любом другом городе Китая. Мы не станем начинать с того же здесь, на Гонконге, клянусь Богом.
    
– Но Король здесь уже есть, и все уже организовано, – спокойно возразил Гордон Чен, – кто же еще будет управлять нищими? Кто будет отвечать за них? Кому еще платить мзду, чтобы обеспечить особое отношение, которого заслуживают люди богатые и занимающие высокое положение, такие, как мы с вами? Я умоляю вас пересмотреть свое решение, Тай-Пэн. Я бы самым настойчивым образом рекомендовал вам согласиться. Уверяю вас, эти деньги не пропадут даром. По крайней мере, попробуйте это в течение месяца. Такая просьба не может быть чрезмерной. Потом вы и сами убедитесь в мудрости такого обычая. К тому же, разумеется, эта мера поможет уберечь вашу собственность, поскольку нищие будут доносить вам о ворах. Это очень необходимо, поверьте мне.
    
– Очень хорошо, – сказал Струан после недолгого раздумья. – Но только на один месяц, не больше. – Он поставил свои инициалы на расписке, зная, что плата Королю нищих станет постоянной. Бороться с этим обычаем было невозможно – разве что изгнав всех китайцев с Гонконга.
    
– Деньги ты можешь получить у Чен Шеня завтра.
    
– Благодарю вас.
    
– А что дает именно этому человеку право быть Королем нищих?
    
– Полагаю, остальные доверяют ему, Тай-Пэн. – Гордон мысленно отметил про себя, что нужно сегодня же днем поговорить с Королем нищих и убедиться, что в следующем месяце все будет идти, как задумано. Он был очень доволен: не только удивительно малой мздой, которую выторговал от имени Струана – два тэйла за сегодняшнюю ночь и два тэйла за месяц, разница в один тэйл составляла его собственную законную прибыль, – но также и своим предвидением, которое заставило его попросить Дзин-куа прислать на остров «Короля» из Кантона. Этот человек был младшим братом кантонского Короля нищих, а это означало, что он профессионал, то есть человек, изрядно поднаторевший в методах получения наибольшей прибыли наименьшими усилиями. И этот человек, разумеется, был утвержден в должности младшего чиновника Хун Муна в гонконгской ложе. Безупречная комбинация, сказал себе Гордон. Деньги, получаемые от нищих, станут постоянной и весомой частью доходов тонга. Затем его ухо поймало вопрос, которого он ждал от отца с самого начала их разговора:
    
– Ты слышал о Триадах, Гордон?
    
– Я читал постановление, конечно, – спокойно ответил Гордон. – Почему вы спрашиваете?
    
– Ты знаешь о них что-нибудь?
    
– Видите ли, Тай-Пэн, я слышал, что в историческом плане тайные общества всегда были одной из форм борьбы против иноземных захватчиков. И что у них есть много разных названий.
    
– Держи уши открытыми и сообщай мне тайно обо всех их делах, если таковые будут. И вот еще что: я завербовал двадцать китайцев на свой флот. Попробую сделать из них помощников капитана. Ты должен будешь поработать вместе с мистером Мауссом и обучить их английскому. Еще десять человек отправятся в Англию изучать судостроение.
    
– Слушаюсь, сэр. – Гордон радостно улыбнулся. Тридцать человек. Безусловно, тридцать новых Триад. Да, «Триады» звучит хорошо, лучше, чем Хун Мун. А два десятка таких людей, с умом размещенных на кораблях «Благородного Дома», явятся дополнением огромной ценности к могуществу его ложи. Он был очень доволен своими успехами. Набор новых членов в тонг выглядел многообещающе. Все слуги, бывшие Триадами, переданы в его подчинение – ибо нет нужды говорить, что со времени первого появления варваров в Азии все их Слуги отбирались только из числа преданных членов тонга. Следующим шагом Гордон наметил создание гильдии корабельных грузчиков, каждый из которых станет членом тайного братства. Гильдия строительных рабочих уже создавалась. Скоро все рабочие, все китайцы на Гонконге вступят в члены тонга и будут платить взносы – ко славе родной страны и ко всеобщему благу. Да, возбужденно говорил он себе, здесь, на Гонконге, не опасаясь мандаринов, мы станем самой влиятельной ложей во всем Китае. И когда мы выбросим маньчжуров, руководители ложи будут среди первых, кому новый император почтет себя обязанным. Смерть Циням – пусть скорее вернется время наших законных правителей, последней китайской династии Минь. – Когда я могу приступать?
    
– Завтра.
    
– Превосходно. Вы можете быть уверены в моей прилежности. – Он слегка поклонился. – Может быть, если вы сочтете это удобным, мне будет позволено поклониться и засвидетельствовать свое почтение госпоже Тчунг. И детям. Я не видел их уже много месяцев.
    
– Разумеется, Гордон. Приходи завтра в полдень. Почему бы вам опять не возобновить ваши еженедельные занятия? Думаю, это пошло бы ей на пользу.
    
– Я бы с радостью согласился. И с удовольствием поговорил бы с детьми. – Гордон извлек из рукава еще два свитка. – Я принес отчет за прошедший месяц по нашему частному соглашению. Не хотите ли ознакомиться с цифрами?
    
– Да.
    
Гордон развернул свитки. Один был написан по-китайски, другой по-английски.
    
– Я счастлив доложить, Тай-Пэн, что первый вклад в десять тысяч долларов принес нам совместную прибыль в шесть тысяч пятьдесят восемь долларов и сорок два цента.
    
Глаза Струана расширились:
    
– Это более чем неплохо для одного месяца.
    
– Я тоже весьма горжусь этим достижением. Наши вклады в землю также оцениваются очень высоко. Они сулят огромную прибыль.
    
– Но ты же не покупал никакой земли.
    
– На распродаже участков – нет. Но... э... я скупал землю в поселении Тай Пинь Шан. На прошлой неделе эти приобретения были одобрены... э... управлением по землепользованию. Нам также принадлежат значительные земельные участки вокруг деревни Абердин и у залива Дипуотер Бэй.
    
– Но их еще не предлагали к распродаже.
    
– Эти участки... э... принадлежат местным жителям, Тай-Пэн. Я скупил все документы на право владения землей, какие существуют, – по крайней мере, все, о существовании которых я знаю на данный момент.
    
– Но они утратили законную силу, парень. Вся земля отошла королеве.
    
– Да. Но, разумеется, предстоит заключить определенные соглашения, которые... э... компенсируют жителям деревни эту потерю. Деревня стоит здесь много лет, и... ну, Корона так великодушна. – Его глаза простодушно смотрели на Струана. – Мистер Кулум, кажется посчитал, что его превосходительство благосклонно отнесется к купчим, которые... э... заверены – кажется, так следует сказать – старейшинами деревни.
    
Интересно, сколько этой «заверенной» земли не принадлежит и никогда не принадлежало ни деревне, ни кому-то еще, спросил себя Струан.
    
– Все «наши» купчие «заверены»?
    
– О, абсолютно, Тай-Пэн. С большой тщательностью. В противном случае они бы не стоили ни гроша, не так ли? – Гордон улыбнулся. – Наши участки записаны на имена... э... наших различных «доверенных лиц», и мы, естественно, никакой землей не владеем в открытую. Нам принадлежит только исходный документ. Передаточные документы на вторые, а также третьи и четвертые лица могут выдержать самую строгую проверку. Здесь я был предельно осторожен.
    
– Я бы сказал, что в бизнесе тебя ждет большое будущее, Гордон – Он внимательно просмотрел финансовый отчет. – А это что за статья? Две тысячи девятьсот семьдесят восемь долларов?
    
– Арендная плата за нашу земельную собственность в Тай Пинь Шане.
    
– Ты сделал ошибку. По твоим датам получается, что этот отчет охватывает период в два месяца, тогда как землей ты владеешь всего месяц.
    
– Видите ли, "Тай-Пэн, как только китайцы начали селиться на нашей земле в Тай Пинь Шане, я начал брать с них арендную плату. То, что в течение месяца земля формально нам не принадлежала, не должно их заботить. Не так ли?
    
– Нет, не должно. Только это называется мошенничеством.
    
– О нет, сэр. Нет, если придерживаться фактов. Прибывающий на остров житель, естественно, хотел взять в аренду лучший из имеющихся участков. Мы приняли от него аванс – предоставив ему возможность пользоваться этой землей раньше срока под честное слово. Он был счастлив, заплатив «ренту», поскольку всякому ясно, что за аренду земли необходимо платить. Эта сумма фактически является платой за услугу. Я пошел на немалый риск, чтобы эту услугу им оказать. Если бы мне не удалось купить эту землю и дать им таким образом все преимущества долгосрочной аренды, Господи, да они непременно попали бы в лапы ростовщиков, воров и разбойников.
    
Струан хмыкнул.
    
– Что ты намерен делать с остальными деньгами?
    
– Если мне будет позволено воспользоваться вашим терпением, я предпочел бы отложить этот разговор до следующего месяца. Я буду продолжать пользоваться кредитом, который вы были так добры устроить для меня, но всегда с большой осмотрительностью.
    
Струан свернул свиток и протянул его сыну:
    
– О нет, Тай-Пэн. Это ваш экземпляр.
    
– Очень хорошо.
    
Струан на мгновение задумался. Потом он осторожно заметил:
    
– Я слышал, китайцы имеют привычку занимать наличные деньги под очень высокие проценты. Я надеюсь, что ни одно из наших капиталовложений не будет использовано подобным образом. – Он в упор посмотрел на Гордона. Последовало длительное молчание. – Ростовщичество – это плохо.
    
– Одалживание денег людям, которые в них нуждаются, – очень важное дело.
    
– Под умеренные проценты.
    
Гордон поиграл концом своей косички.
    
– На один процент ниже обычного?
    
– На два.
    
– Один с половиной было бы очень, очень справедливо.
    
– Да. Очень справедливо. Ты с умом ведешь дела. Гордон. Возможно, в следующем году я смогу увеличить размеры твоего кредита.
    
– Я постараюсь добиться наивысшей прибыли, чтобы оправдать ваше решение.
    
– Уверен, что ты этого добьешься, Гордон, – сказал Струан. Он взглянул на дверь палатки и с удивлением увидел, что к ним спешит главный старшина корабельной полиции.
    
– Мистер Струан? – Главный старшина сухо отдал честь. – Его превосходительство шлет вам наилучшие пожелания и просит присоединиться к нему на флагмане без промедления.
    
Струан посмотрел на часы. До назначенного часа еще оставалось время, но он сказал в ответ лишь короткое «конечно».
   
   
    
     
Глава 4
    
    
Лонгстафф стоял спиной к двери и смотрел через окна своей каюты на пакетбот. Струан заметил, что обеденный стол накрыт на четверых. Рабочий стол был завален официальными депешами.
    
– Доброе утро, Уилл.
    
– Привет, Дирк. – Лонгстафф повернулся и протянул ему руку. Струан отметил, что сегодня капитан-суперинтендант выглядит особенно свежим и помолодевшим, каким он не видел его уже много месяцев. – Итак, все это крайне любопытно, не так ли?
    
– Что именно? – спросил Струан, догадываясь, что речь должна идти о русском. Но он не стал лишать Лонгстаффа удовольствия самому сказать ему об этом. К тому же он хотел услышать его мнение, потому что, хотя Лонгстафф и был чужим человеком в Азии и никуда не годился как капитан-суперинтендант торговли, Струан знал о его поразительной осведомленности в вопросах европейской дипломатии и не раз удивлялся глубине и точности его суждений.
    
С той самой минуты, как Струан разрешил неожиданно возникшую проблему с Аристотелем и убедился, что Робб благополучно доставил художника на корабль, он не переставал думать о том, что могло заставить русского появиться в этих краях. Он обнаружил, что этот визит странным образом тревожит его, хотя и не смог разобраться почему.
    
– Вы, конечно, еще не знаете об этом, но у нас появился незваный гость.
    
– О, и кто же?
    
– Великий князь, ни больше, ни меньше. Русский Великий князь Алексей Сергеев. Он прибыл с почтовым пакетботом.
    
Струан изобразил на лице крайнее изумление.
    
– С чего это мы удостоились такой чести здесь, в Азии?
    
– Действительно, с чего? – Лонгстафф радостно потер руки. – Он согласился отобедать с нами. Клайв сопровождает его.
    
Клайв Монсей был заместителем Лонгстаффа как капитан-суперинтенданта торговли. Государственный чиновник по профессии, он, как и Лонгстафф, был назначен на Восток министром иностранных дел. Обычно обязанности Монсея удерживали его в Макао, где Лонгстафф имел свое постоянное представительство.
    
– Есть также и некоторые весьма любопытные депеши, – сказал Лонгстафф, и в глазах Струана сразу же сверкнул живой интерес. Он знал, что ни в одной из них не может содержаться официального одобрения Договора Чуэн-пи и назначения Лонгстаффа первым губернатором колонии Гонконг, поскольку весть об успешном окончании войны только сейчас должна была достичь Англии.
    
Струан принял бокал шерри.
    
– Ближний Восток? – спросил он и затаил дыхание.
    
– Да. Кризис разрешен, клянусь Богом! Франция приняла план урегулирования, предложенный нашим министром иностранных дел, и угрозы всеобщей войны больше не существует. Турецкий султан так благодарен нам за поддержку, что подписал с нами договор, отменив все ограничения на торговлю с Турцией, по сути, распахнув Оттоманскую империю для Британской торговли.
    
Струан издал победный клич.
    
– Клянусь всеми святыми сразу! Это лучшая новость, какую нам довелось услышать за многие и многие нескончаемые дни!
    
– Я знал, что вы будете довольны, – сказал Лонгстафф.
    
Затянувшийся кризис, о котором шла речь, касался Дарданелл – пролива, находившегося под контролем турецкой Оттоманской империи. Пролив служил ключом к европейскому Средиземноморью и являлся постоянным casus belli[15] для пяти великих держав: Британии, Франции, России, Австро-Венгрии и Пруссии, поскольку Дарданеллы открывали русским военным кораблям короткий путь в Средиземное море, имевшее жизненно важное значение для безопасности европейских стран, а также обеспечивали военным флотам других стран доступ в Черное море с прямой угрозой уязвимому подбрюшью России. Восемь лет назад Россия принудила Турцию подписать договор, дававший русским совместное с турками господство над проливом, и напряженность в отношениях между пятью странами с тгех пор не ослабевала. Затем, три года назад, Мехмет Али, самонадеянный воин-паша Египта, поддерживаемый французами, выступил в поход на Константинополь, объявив себя халифом Оттоманской империи. Франция восторженно приветствовала это выступление и открыто поддержала его в войне с султаном. Но сильный союзник Франции по ту сторону Дарданелл угрожал интересам остальных великих держав, и вся Европа вновь оказалась на грани открытого военного конфликта.
    
Британский министр иностранных дел лорд Каннигтон убедил правительства великих держав – исключая Францию и даже не проконсультировавшись с ее представителями – использовать свое влияние на стороне султана против Мехмета Али. Французы пришли в ярость и стали угрожать войной. Предложенный Каннингтоном план предполагал отвод войск Мехмета Али в Египет, передачу ему пожизненного сюзеренитета над Сирией, утверждение его как самостоятельного правителя Египта, выплату чисто номинальной ежегодной дани турецкому султану и, самое важное, то, что древнее правило для Дарданелл должно быть гарантировано всеми пятью державами раз и навсегда. Это правило гласило: пока Турция не находится в состоянии войны, пролив остается закрытым для военных кораблей всех стран.
    
Принятие Францией этих условий и вывод из Турции войск ее египетского союзника сулили «Благородному Дому» несметные богатства. Теперь сложный финансовый механизм, над созданием которого Робб и Струан трудились два года и в который вложили столько средств, начнет работать. По протянутым щупальцам финансовых соглашений их торговое могущество проникнет в самое сердце почти всех крупнейших держав, дав компании возможность без ущерба переждать непрекращающийся кризис в международных отношениях и открыть новые огромные рынки для сбыта чая и шелка. Более того, если британские интересы в настоящее время доминируют в Оттоманской империи, возможно, удастся остановить там производство опиума. Без турецкого опиума, который уравновешивает их затраты в звонкой монете, американские компании вынуждены будут увеличить товарооборот с Британией, и более тесные связи с Америкой, которых добивался Струан, станут реальностью. Да, радостно повторял про себя Струан, сегодня счастливый день. Он был несколько озадачен тем, что Лонгстафф получил официальное сообщение раньше него: обычно информанты Струана в парламенте с большим упреждением извещали его о событиях такой важности.
    
– Это превосходно, – сказал он.
    
– Теперь мир установился надолго. Пока Франция не попытается выкинуть еще какой-нибудь фортель.
    
– Или Австро-Венгрия. Или Пруссия. Или Россия.
    
– Да. Что приводит нас назад к Сергееву. С какой стати столь значительному лицу при российском дворе появляться в Азии в это время? И как могло случиться, что мы не получили ни официального, ни какого-либо иного уведомления? Когда мы контролируем все морские пути к востоку от Африки?
    
– Вероятно, он совершает поездку по государственным делам в русскую Аляску и прибыл сюда не со стороны мыса Доброй Надежды.
    
– Готов поставить сто гиней, что именно это он и скажет, – заявил Лонгстафф. Он удобно расположился в кресле и закинул ноги на стол. – Сергеев имеет большой вес в Санкт-Петербурге. Я жил там в течение пяти лет, когда был еще ребенком, – мой отец служил дипломатом при царском дворе. Дворе тиранов. Весь их род таков. Нынешний царь, Николай I, типичный его представитель.
    
– А что придает Сергееву такое значение? – спросил Струан, удивленный тем, что за все годы их знакомства Лонгстафф никогда не упоминал о Санкт-Петербурге.
    
– Их семья владеет огромными землями. К тому же они царские родственники. Если память мне не изменяет, им «принадлежат» десятки тысяч рабов и сотни деревень. Помню, отец как-то говорил, что князь Сергеев – наш должен быть из той же семьи – входит в ближайшее окружение царя и является одним из самых могущественных людей во всех трех Россиях. Любопытно встретить одного из них – и где? Здесь, подумать только, ну?
    
– Вы считаете, что Россия собирается предпринять попытку проникнуть в Азию?
    
– Я бы сказал, что этот человек слишком удобен для этой цели, чтобы все это оказалось простым совпадением. Теперь, когда на Ближнем Востоке восстановлен status quo[16], и вопрос с Дарданеллами решен, хлоп! – откуда ни возьмись выскакивает великий князь.
    
– Вы полагаете, тут есть связь?
    
Лонгстафф мягко рассмеялся.
    
– Ну, мир на Ближнем Востоке начисто перекрывает русским все пути на запад, однако они могут позволить себе посидеть и подождать. Франция так и лезет в драку, то же самое можно сказать о Пруссии. Старый дьявол Меттерних переживает тяжелые времена, пытаясь удержать австрийские владения в Италии, и он взбешен тем, что Франция и Британия помогли бельгийцам основать свое собственное государство за счет голландцев. Грядет серьезный конфликт между Францией и Британией в вопросе об испанском наследстве – испанской королеве двенадцать лет, и скоро ее выдадут замуж. Луи-Филипп прочит ей в мужья своего ставленника, но мы не можем допустить объединения тронов Франции и Испании. Пруссия жаждет расширить сферу своего влияния в Европе, а Франция на протяжении всей своей истории считала это своим исключительным и божественным правом. О да, – добавил он с улыбкой, – Россия может позволить себе подождать. Когда Оттоманская империя развалится, она без всякого шума приберет к рукам все Балканы – Румынию, Болгарию, Бессарабию, Сербию, а также такой кусок Австро-Венгерской империи, какой только сумеет проглотить. Конечно, мы не можем позволить ей этого, следовательно, разразится новая большая война, если только Россия не удовлетворится разумными уступками. Поэтому, с точки зрения русских, Европа на данный момент не представляет для них опасности. Россия оказалась плотно блокированной, но это не имеет никакого значения. Исторически ее политика всегда сводилась к тому, чтобы побеждать хитростью – подкупать лидеров какой-нибудь страны, а заодно и лидеров оппозиции, если таковая имелась. Расширяться за счет «сфер влияния», а не прямыми военными захватами, а затем устранять этих лидеров и переваривать народ в своей утробе. Теперь, когда угрозы с запада нет, я бы решил, что ее взгляд повернется к востоку. Поскольку она тоже считает, что занимает на земле исключительное место, что и она, как Франция или Пруссия, самим Богом назначена править миром. На востоке между нею и Тихим океаном нет ни одной крупной державы.
    
– Исключая Китай.
    
– А мы оба знаем, что Китай слаб и беспомощен. Это нам не на руку, не так ли? Слабый Китай и очень сильная Россия, возможно контролирующая его?
    
– Никак не на руку, – согласился Струан. – Тогда она по своему желанию сможет прижимать и нас. И Индию.
    
Они замолчали, задумавшись каждый о своем.
    
– Но зачем посылать сюда такого знатного вельможу? – спросил Струан.
    
– Чтобы прощупать нас. Если заглянуть в историю, ответ будет ясен. Россия – это вечный рассадник недовольства в соседних государствах, и всегда будет им, пока не решит, где, по ее мнению, пролегают ее естественные границы Она соседствует с Турцией – в Турции беспорядки, она соседствует с Индией – там тоже самое. Она соседствует с Китаем – по крайней мере, насколько мы знаем – значит должна начаться cмута и здесь. Сергеев появился, чтобы выяснить, чего мы достигли, как далеко продвинулись. Чем слабее покажется ему Китай, тем больше у них будет причин торопиться с экспансией на восток. Поэтому нам нужно попытаться нейтрализовать российского посланника, сбить его со следа, заставить думать, будто Китай могуществен. Мне понадобится вся ваша помощь. Не могли бы мы пригласить его на бал сегодня?
    
– Ну, конечно.
    
– В любом случае, мы должны дать ему понять, что Китай является частной сферой влияния британской короны и что правительство Ее Величества не потерпит здесь ничьего вмешательства.
    
Мысли Струана быстро перенеслись вперед. Чем глубже будут связи Короны в Азии, тем больше это будет способствовать его генеральному плану – ввести Китай в семью народов как великую державу. Чем сильнее будет Китай, поддерживаемый Англией и ею обученный, тем лучше для мира в целом. Да. И мы не можем допустить вмешательства этих деспотичных русских теперь, когда стоим на пороге успеха.
    
В дверь постучали, и в каюте появился Клайв Монсей, худощавый человек на середине пятого десятка, спокойный, непритязательный, с жидкими волосами и огромным картофелеобразным носом.
    
– Ваше превосходительство, – сказал он, – позвольте представить вам его высочество Великого князя Алексея Сергеева.
    
Лонгстафф и Струан поднялись. Лонгстафф сделал несколько шагов навстречу великому князю и сказал на безупречном русском языке:
    
– Я счастлив познакомиться с вами, ваше высочество. Проходите, прошу вас, и присаживайтесь. Приятно ли прошло ваше путешествие?
    
– Изумительно, ваше превосходительство, – ответил Сергеев, не выказав ни малейшего удивления. Он пожал протянутую руку, слегка поклонившись с чрезвычайным изяществом. – С вашей стороны было бесконечно любезно пригласить меня к обеду, тогда как мне можно поставить в упрек известную неучтивость, ибо я не уведомил вас о своем прибытии. Тем более, что визит мой неофициален и даже случаен.
    
– Значит случай был благосклонен к нам, ваше высочество.
    
– Я надеялся, что вы окажетесь сыном достойного друга России сэра Роберта. Это поистине счастливое совпадение.
    
– Да, действительно, – сухо ответил Лонгстафф. – А как здоровье князя, вашего отца? – спросил он, положившись на свою интуицию.
    
– Рад сообщить, что он в добром здравии. А вашего?
    
– Он умер несколько лет назад.
    
– О, простите. Но ваша матушка, леди Лонгстафф?
    
– Чувствует себя превосходно, благодарю вас.
    
Струан тем временем рассматривал русского. Сергеев был изящным высоким человеком с широкими плечами и узкими бедрами. Его одежда отличалась богатством и безупречным вкусом. Высокие скулы и странные, чуть-чуть раскосые голубые глаза придавали его лицу несколько необычный вид. У пояса под мундиром он с большой ловкостью носил парадную шпагу. Вокруг шеи, ниже белоснежного галстука на тонкой алой ленте висел скромный знак какого-то ордена. Да, такого человека не станешь задирать по пустякам, подумал Струан. Бьюсь об заклад, он фехтует как дьявол и превращается в сущего демона, если затронута его честь.
    
– Позвольте представить вам мистера Дирка Струана, – сказал Лонгстафф по-английски.
    
Князь протянул руку, улыбнулся и добавил тоже по-английски с едва уловимым акцентом:
    
– А, мистер Струан, рад познакомиться с вами.
    
Струан пожал протянутую руку и убедился, что у Сергеева стальная хватка.
    
– Вы имеете передо мной преимущество, ваше высочество, – произнес он с грубоватой прямотой, намеренно выбрав этот тон. – У меня складывается стойкое впечатление, что вы знаете обо мне очень много, тогда как я о вас не знаю ничего.
    
Сергеев рассмеялся.
    
– Молва о знаменитом Тай-Пэне «Благородного Дома» докатилась даже до Санкт-Петербурга. Я надеялся, что удостоюсь знакомства с вами. И я с удовольствием побеседую с вами и расскажу о себе, если вам это интересно. – Он улыбнулся Лонгстаффу. – Вы крайне любезны, ваше превосходительство. Уверяю вас, я непременно доложу Его Императорскому Величеству о том теплом приеме, который был оказан мне полномочным представительством Ее Британского Величества. Теперь же, когда я поимел удовольствие встретиться с вами, я спешу откланяться, чтобы не отрывать вас от государственных дел.
    
– О нет, ваше высочество, прошу вас. Мы надеемся, что вы не откажетесь с нами отобедать. – У Лонгстаффа потеплело на сердце: наконец-то перед ним стояла одна из тех задач, для которых его готовили и которые были ему понятны. – Пожалуйста, не разочаровывайте нас. Вы и сами можете видеть, все это вполне неофициально.
    
– Что же, благодарю вас. Почту за честь составить вам компанию.
    
Дверь открылась, и вошел стюард, неся шампанское в ведерке со льдом и наполненные бокалы. Он подошел с подносом к Сергееву, потом к Лонгстаффу, Струану и Монсею.
    
– За благополучное возвращение домой, – произнес Лонгстафф.
    
Они выпили.
    
– Изумительное шампанское, ваше превосходительство. Изумительное.
    
– Пожалуйста, прошу к столу.
    
Обед проходил строго по протоколу, без единой неточности. Сергеев сидел по правую руку от Лонгстаффа, Струан – по левую. Стюарды подносили копченые колбасы и устриц, йоркширские окорока, дымящееся, прямо с огня рагу из свежезабитой говядины, жареную ногу ягненка, вареный картофель и квашеную капусту.
    
– Сожалею, что не могу предложить вам икры, – сказал Лонгстафф.
    
– Я охотно поделюсь ею с вами, ваше превосходительство, как только прибудет мой корабль. Мы имели несчастье попасть в шторм в проливе Сунда. Корабль дал течь, и лишь с большим трудом нам удалось добраться до вашего порта Сингапура. Почтовый пакетбот уходил с тем же отливом, поэтому я купил место на его борту.
    
И тем самым не дал нам заранее узнать о своем приезде, подумал Лонгсгафф. Пролив Сунда означал путешествие через мыс Доброй Надежды. Что у него, черт побери, за планы?
    
– Я слышал, климат Сингапура неблагоприятен в это время года, мистер Струан, – говорил между тем Сергеев.
    
– Да, это так, – ответил Струан. – Это ваша первая поездка в Азию, ваше высочество?
    
– Да.
    
– Что ж, может быть, нам удастся сделать ваше пребывание здесь приятным. Сегодня вечером я даю бал. Я почту за честь, если вы примете мое приглашение. Это даст вам возможность познакомиться сразу с нашим обществом.
    
– Вы очень любезны.
    
– Как долго вы рассчитываете пробыть здесь?
    
– Только до тех пор, пока не прибудет мой корабль. Я совершаю неофициальную поездку в наши владения на Аляске.
    
– А ваш корабль сильно пострадал?
    
– Даже и не знаю, мистер Струан. Я не слишком хорошо разбираюсь в таких вещах. Он проследует сюда сразу же, как только это станет возможным.
    
– Значит вам понадобится жилье, – заключил Струан, подозревая, что Сергеев разбирался, и очень хорошо, в «таких вещах», а «непригодность» его корабля к морскому плаванию являлась для него удобным способом изменять по своему желанию длительность своего пребывания на Гонконге. Интуиция также подсказывала Струану, что Сингапур был первым портом, где русские остановились на пути из Санкт-Петербурга. – Мы будем счастливы предоставить вам каюту на одном из наших судов, постоянно стоящих в гавани. Не обещаю, что она будет очень роскошной, но мы приложим все силы, чтобы вам было удобно.
    
– Это в высшей степени любезно с вашей стороны. Нас всего пятеро: я сам и четверо слуг. Они могут спать где угодно.
    
– Я позабочусь, чтобы им нашлось место. А, благодарю вас, – сказал Струан стюарду, наполнившему его пустой бокал. – У вас четырехмачтовый бриг?
    
– Трех.
    
– Я сам предпочитаю трехмачтовики. Они гораздо послушнее в открытом море. И рифы на парусах брать легче. Ваш несет брамсели и бом-брамсели?
    
– Кажется, там достаточно парусов, мистер Струан. Как бы они ни назывались.
    
Струан уловил короткое, в долю секунды колебание перед ответом и понял, что Сергеев моряк. Да, но с какой стати ему это скрывать?
    
– Я слышал, ближневосточный кризис наконец-то разрешен, – сказал Сергеев, меняя тему.
    
– Действительно, – ответил Лонгстафф. – Известие об этом прибыло сюда с пакетботом.
    
– Большая удача. Франция проявила редкое благоразумие, отказавшись от своей воинственной позиции.
    
– Значение Дарданелл для Британии очевидно, – кивнул Лонгстафф. – Поддержание мира там послужит на благо всем нам.
    
– Жаль, что Франция и Пруссия, видимо, уверили себя в обратном. Да и Габсбурги тоже. Британия и Россия – традиционные союзники, и их интересы во многом совпадают. Я рад, что в будущем нам предстоит более тесное сотрудничество.
    
– Да, – вежливо согласился Лонгстафф. – Конечно, Париж очень близко от Лондона.
    
– Ну разве не достойно сожаления го, что этот славный город постоянно оказывается под пятой самых несуразных правителей? – подосадовал Сергеев. – Прекрасный народ, прекрасный. И, однако, все его вожди неизменно преисполнены самого губительного тщеславия и жаждут, как видно, только одного – разодрать мир в клочья.
    
– Крупнейшая проблема нашего времени, ваше высочество. Европа, и как обуздать тщеславие ее властителей. Конечно, в Британии мы, по счастью, имеем парламент, и британскую мощь уже не бросают в бой по прихоти одного человека.
    
– Согласен. Это великий и славный эксперимент, отвечающий превосходным качествам вашей державы, сэр. Но он подходит не для всех стран. Кажется, еще древние греки пришли к выводу, что наиболее совершенной формой правления является благонамеренная диктатура, нет? Власть одного человека?
    
– Благонамеренная, да. Но при этом выборная. Не диктатура по божественному праву.
    
– Кто возьмется утверждать, с абсолютной уверенностью, что божественного права не существует?
    
– О, ваше высочество, – ответил Лонгстафф, – никто не ставит под сомнение существование Бога. Речь идет лишь о праве короля делать, что он пожелает и когда пожелает, не спросив мнения народа. История Англии знает длинную череду «божественных» монархов, которые, как выяснилось впоследствии, отнюдь не были непогрешимы. Народу очень трудно переносить ошибки правителей. Вы не находите? Столь многим приходится расплачиваться за них своей кровью.
    
Сергеев весело хмыкнул.
    
– Мне очень нравится юмор англичан. – Он взглянул на Струана: – Вы, кажется, шотландец, мистер Струан?
    
– Да. Британец. В наши времена уже не существует разницы между шотландцами и англичанами. – Он сделал глоток вина. – Мы устали красть их коров и овец. Решили, что уж лучше сразу украсть всю страну. Поэтому оставили Шотландию и перебрались на юг.
    
Все дружно рассмеялись и выпили еще. Лонгсгаффа забавляло то, что Монсей, выбитый из колеи грубоватым добродушием Струана, не проронил за столом ни слова.
    
– А что думаете по этому поводу вы, мистер Струан? – спросил Сергеев. – Могли бы вы управлять «Благородным Домом», имея под рукой «парламент», с которым постоянно приходится бороться?
    
– Нет, ваше высочество. Но я вовлекаю в конфликт – в соперничество – с другими торговцами только компанию. Я рискую только собой и своим торговым домом. А не жизнью других людей.