1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 
Боги от нас не отличны: над ними 
      
Рок тяготеет извечный, 
      
Хоть в безмятежной, бесстрастной гордыне 
      
Мнится привычно бессмертным, 
      
Что всемогущи они и свободны. 
      
Как и они на Олимпе, 
      
Мы не вольны в своей жизни. Так станем 
      
Строить судьбу, как детишки 
      
Строят дворцы из песка, и возможно, 
      
Что благосклонные боги, 
      
Вознаграждая послушливость нашу, 
      
Нас уравняют с собою. 
     
    
   
   
    
     
"Я помню повесть давнюю, как некогда..."   
    
    
     
      
Я помню повесть давнюю, как некогда 
      
Война сжигала Персию, 
      
Как враг жестокий, взяв столицу приступом, 
      
Средь павших стен бесчинствовал... 
      
А в этот страшный час два шахматиста 
      
Играли в шахматы. 
      
Под сенью дерева они склонились 
      
Над старою доской, 
      
И под рукой стоял у каждого 
      
Бокал с вином прохладным, 
      
Чтобы игрок, фигуру передвинув, 
      
Мог жажду утолить, 
      
Пока противник долго размышляет, 
      
Каким ответить ходом. 
      
Горят дома, разрушены святыни, 
      
Разграблены дворцы, 
      
И солдатня средь бела дня бесчестит 
      
Несчастных женщин, стон стоит 
      
На стогнах городских, и в лужах крови 
      
Лежат убитые младенцы... 
      
А здесь, от города неподалеку, 
      
Но далеко от шума битвы, 
      
Над бесконечной партией сидели 
      
Два шахматиста. 
      
И хоть с порывом ветра долетал 
      
К ним отзвук боя, беспокоя 
      
Их души отраженною тревогой, 
      
И хоть на улицах горящих 
      
Враг, овладевший городом, бесчестил 
      
Жен и невинных дев, 
      
И хоть мгновенной скорбной тенью 
      
Их лица омрачались 
      
При беглой мысли о беде сограждан, 
      
От шахматной доски 
      
Они не отрывали ни на миг 
      
Сосредоточенного взгляда. 
      
Ведь если под угрозою король, 
      
Что значат слезы матерей, 
      
Что кровь на копья поднятых младенцев? 
      
И если белая ладья 
      
Ферзя прикрыть не может, что пред этим 
      
Паденье города? 
      
А в миг, когда противник, торжествуя, 
      
С улыбкой объявляет шах, 
      
Ужели душу омрачит, что рядом 
      
В сраженье гибнут юноши? 
      
И даже если на стене садовой 
      
Появится внезапно 
      
Свирепый воин и взмахнет мечом, 
      
Чтоб нанести удар, 
      
Невозмутимый шахматист бесстрастно 
      
Над ходом будет думать, 
      
И если смерть прервет его расчеты, 
      
Он примет смерть спокойно, 
      
Захваченный любимою игрой 
      
Всех безразличных к жизни. 
      
Пусть города горят и гибнут царства, 
      
Пусть мирные народы 
      
Лишаются свободы и богатств, 
      
Влачат оковы рабства, 
      
Но если вдруг война прервет игру, 
      
Не будет шаха королю, 
      
И проходная пешка ненароком 
      
Побьет ладью. 
      
О мои братья в мудром Эпикуре, 
      
Но превзошедшие его 
      
Уменьем жить в согласии с собой, 
      
Нам эта повесть давняя 
      
О двух бесстрастных игроках - урок 
      
Тщеты всего земного. 
      
Нас не волнуют сложные вопросы, 
      
Не тяготят нисколько 
      
Инстинкты, страсти, жажды - ведь они 
      
Вмиг отступают перед 
      
Спокойным бесполезным наслажденьем 
      
От шахматной игры. 
      
Известность, слава, мудрость, жизнь, 
      
любовь 
      
Вся суета, к которой 
      
Так люди льнут, для нас равны в цене, 
      
Но навсегда пребудет 
      
В нас память об искусных шахматистах, 
      
О сладости победы 
      
Над сильным игроком. 
      
Известность изнуряет, как горячка, 
      
Несносно бремя славы, 
      
Докучна и томительна любовь, 
      
Недостижима мудрость, 
      
Жизнь коротка, исполнена страданий, 
      
И только шахматы 
      
Всю душу отнимают, но ничтожна 
      
Утрата эта и не удручает. 
      
В тени древесной дружественной сидя 
      
С бокалом белого вина 
      
И бесполезному труду игры 
      
Прилежно предаваясь 
      
(Хоть нету ни партнера, ни доски 
      
Есть только зыбкий полусон), 
      
Мы стародавним персам подражаем 
      
И, если вдруг услышим, 
      
Что родина иль жизнь взывают к нам, 
      
Не отзовемся, не поймем. 
      
В дремоту впав под лиственною сенью, 
      
Тем безразличным игрокам 
      
И безразличным шахматным фигурам 
      
Любой из нас подобен. 
     
    
   
   
    
     
"Не хочу принимать даров..."   
    
    
     
      
Не хочу принимать даров 
      
Тех, что вы, лицемерные, 
      
Непритворно мне дарите, 
      
Ибо я утеряю их 
      
И утрату свою вдвойне 
      
За себя и за вас - оплачу. 
      
Лучше уж, посулив дары, 
      
Не спешите мне их отдать 
      
Легче в будущем ждать утрат, 
      
Чем с тоской вспоминать былые. 
      
Мне останется лишь скорбеть, 
      
Что бегут чередою дни, 
      
Не исполнив моих надежд, 
      
И несут пустоту с собою. 
     
    
   
   
    
     
"Вновь лето, и обманной новизною..."   
    
    
     
      
Вновь лето, и обманной новизною 
      
Цветы прельщают, и опять нам внове 
      
Зеленый древний цвет 
      
Новорожденных листьев. 
      
Но никогда из бездны неизбывной, 
      
Что немо поглощает все земное, 
      
На свет отрадный дня 
      
Не возвратить ушедших. 
      
Вотще потомки, веря в жизнь иную, 
      
Взывают к тем, кто ни девять запоров 
      
Теперь навек закрыт 
      
В Аиде безотрадном. 
      
И тот, кто средь певцов был богоравен, 
      
Кто глас, к нему взывающий с Олимпа, 
      
Услышал и постиг, 
      
Стал ныне тенью, тленом. 
      
И все ж венки ему сплетайте, ибо 
      
Кто лавров более достоин? Станут 
      
Не трауром они, 
      
Но данью громкой славе. 
      
Над славой ни земля, ни Орк не властны. 
      
И ты, из волн Улиссом вознесенный 
      
О семихолмый остров 
      
Огигия, гордись! 
      
Тем городам семи, что за Гомера 
      
Вступили в спор, и Лесбосу ты равен, 
      
И Фивам семивратным, 
      
Где Пиндар был рожден. 
     
    
    
----------------------------------------------------------------------
    
1 Орк - древнеримское божество смерти. 
    
2 Огигия - остров, где обитала нимфа Калипсо, в плену у которой Одиссей провел семь лет. 
   
   
    
     
"О, как жизнь коротка, даже самая долгая..."   
    
    
     
      
О, как жизнь коротка, даже самая долгая, 
      
Как стремительна юность! Хлоя, о Хлоя, 
      
В твоих ласках и хмеле 
      
Ищу я забвения, 
      
Ибо страшен мне рок беспощадный, и болью 
      
Отзывается время быстробегущее, 
      
И до слуха доносится 
      
Шуршанье тростинок 
      
На неведомом бреге стигийском, где хладных 
      
Асфоделей поля, где воды, привычные 
      
Только к сумраку вечному, 
      
Струятся, стеная. 
     
    
   
   
    
     
"Всех равняет закон неминуемой смерти..."  
    
    
     
      
Всех равняет закон неминуемой смерти. 
      
Неизвестный судья произнес приговор 
      
Мудрецу и глупцу. Но сейчас карнавал, 
      
И они веселы - в них бурлит и ликует 
      
Жизнь, им данная в долг. 
      
Если знать - это жить, то мудрец - лишь невежда. 
      
О, сколь мало отличен по внутренней сути 
      
Человек от животных! Тсс! Не порти веселья 
      
Обреченным на смерть. 
      
Пусть сплетают венки из поддельных цветов. 
      
Срок, отпущенный им, столь ничтожен и краток; 
      
Только из милосердья свою эфемерность 
      
Не дано им узнать. 
     
    
   
   
    
     
"Скудное поле сохой поднимая..."   
    
    
     
      
Скудное поле сохой поднимая, 
      
Пахарь глядит на него горделиво 
      
Взглядом отцовским, и в жизни безвестной 
      
Он подлинно счастлив. 
      
И не помеха сохе перекройка 
      
Мнимых границ, и не думает пахарь 
      
О договорах, решающих судьбы 
      
Покорных народов. 
      
В будущем столь же уверен, как травы, 
      
Что его лемех срезает, живет он 
      
Верною жизнью - как встарь, неизменной 
      
И разнообразной. 
     
    
   
   
    
     
"Все, что минует, мертво, и я умираю..."   
    
    
     
      
Все, что минует, мертво, и я умираю 
      
В том, что прошло для меня. Листва облетает, 
      
И жизни моей частица 
      
Уходит с нею навеки. 
      
Я растворился во всем, что видел, по каплям, 
      
Чуть миновало оно - и я исчезаю, 
      
А память не различает, 
      
Чем был я и что я видел. 
     
    
   
   
    
     
"Что ты мне даришь - любовь или ложь, я не знаю..."  
    
    
     
      
Что ты мне даришь - любовь или ложь, я не знаю 
      
И не хочу узнавать. Я и этим доволен. 
      
Пусть по ошибке, но снова 
      
Юность вернулась ко мне. 
      
Боги так скупо нас дарят, и, знаю, обманны 
      
Эти даянья, но все же они - как награда 
      
Подлинная. Принимаю, 
      
Даже не глядя, их дар. 
      
Чего же еще мне желать? 
     
    
   
   
    
     
"Голубою грядою горы встали..."   
    
    
     
      
Голубою грядою горы встали, 
      
Между ними и мною поле тянется 
      
И, под ветром волнуясь, видится мне 
      
То зеленым, то золотистым. 
      
Меня, слабого, словно стебель мака, 
      
Подкрепляет мгновение. Все отринул я. 
      
На весах бытия так мало весят 
      
Размышленья и колебанья. 
      
Переменчивый, словно поле, полностью 
      
От себя отделясь, я - стебель слабый, 
      
Блудный отпрыск Тьмы и Хаоса - праздно 
      
Предаюсь канулам жизни. 
     
    
   
   
    
     
"Тишайший ветер по полям пустынным..."   
    
    
     
      
Тишайший ветер по полям пустынным 
      
Неслышно пробегает. 
      
От робости, наверно, не от ветра 
      
Едва дрожат травинки. 
      
И облака медлительною цепью 
      
Плывут в высоком небе 
      
Лишь оттого, что шар земной, вращаясь, 
      
Меня от них уносит. 
      
Здесь, в тишине, в спокойствии бескрайнем, 
      
Навек отрину память, 
      
Чтоб не пришла ко мне незваной гостьей 
      
Тоска забытой жизни. 
      
И дней моих обманное теченье 
      
Мне снова будет в радость. 
     
    
   
   
    
     
"Так покоен закат сегодня, о Лидия..."   
    
    
     
      
Так покоен закат сегодня, о Лидия, 
      
Что почудилось мне, будто жизнь наша замерла. 
      
Этот миг нам даруют, 
      
Верно, боги бессмертные, 
      
Воздавая за то, что мы в осязаемой 
      
Отрешенности плоти веру в богов таим, 
      
И, даря нас наградой, 
      
Позволяют нам, Лидия, 
      
Стать гостями на пиршестве безмятежности, 
      
У мгновенья узнать уменье бесценное, 
      
Как прожить жизнь без боли 
      
За мгновенье единое 
      
За мгновенье, в которое мы, отрешенные 
      
От печалей земных, впиваем утешную 
      
Олимпийскую радость 
      
Просветленными душами. 
      
Только миг мы с тобою равны небожителям, 
      
Облекаясь покоем, ласковой ясностью, 
      
Безразличием полнясь 
      
Ко всему преходящему. 
      
Как герой бережет венок триумфальный свой, 
      
Так и мы сохраним в морщинистой старости 
      
Эти блеклые лавры 
      
Незабвенного вечера, 
      
Чтоб всегда пред очами было свидетельство, 
      
Что бессмертные боги, смертных, любили нас, 
      
Даровав нам мгновенье, 
      
Олимпийски блаженное. 
     
    
   
   
    
     
"Рукой разворошил я..."   
    
    
     
      
Рукой разворошил я 
      
Жилище муравьев. 
      
Моя рука для них - десница божья, 
      
Хоть для себя, конечно, я не бог. 
      
Ведь олимпийцы тоже 
      
Не боги для себя, 
      
Но, оттого что нас они сильнее, 
      
Мы, слабые, обожествляем их. 
      
И если будет случай 
      
Поверить, что мы боги, 
      
Не будем слепо отдаваться вере 
      
Или, всего вернее, заблужденью. 
     
    
   
   
    
     
"Ты мнишь, неразумный, влача с собою..."   
    
    
     
      
Ты мнишь, неразумный, влача с собою 
      
Никчемные дни трудов бесполезных, 
      
Как охапку поленьев, 
      
Что следуешь жизни. 
      
Ты эти дрова, словно бремя, тащишь, 
      
Хоть нет очага, чтоб смог ты согреться. 
      
Не гнетет это бремя 
      
Лишь в тени в Аиде. 
      
Не ведаешь отдыха и в наследство 
      
Не груды богатств - пример оставляешь, 
      
Как непрочна и кратка 
      
Наша зыбкая жизнь. 
      
Нам данную малость нелепо тратим, 
      
Нас труд утомляет, злато не впрок нам. 
      
Посмеется над нами 
      
Капризная слава, 
      
Когда допрядут нашу пряжу Парки 
      
И мы подойдем - не старцы, но тени 
      
К неминуемой встрече 
      
С той страшной ладьею, 
      
Что нас повезет через реку мрака, 
      
Где холод нас девятижды объемлет, 
      
В ненасытное чрево 
      
Владений Плутона. 
     
    
   
   
    
     
"В свое время всему наступает срок..."   
    
    
     
      
В свое время всему наступает срок, 
      
И в садах не цветут зимой деревья, 
      
А весною не стынут 
      
Под снегами поля. 
      
Ночь подходит, в которой нет, Лидия, 
      
Угнетающего дневного зноя. 
      
Ночью будет нам в радость 
      
Наша зыбкая жизнь. 
      
Сидя у очага, утомленные 
      
Не трудами - нам время 
      
Мы не будем о тайном 
      
Вслух с тобой говорить. 
      
И пусть смутные воспоминания 
      
В нас отрывистые слова рождают 
      
(Большего и не даст нам 
      
Солнца небытие). 
      
Постепенно пусть вспомнится прошлое, 
      
И рассказы былые, став отныне 
      
Вдвое - втрое! - былыми, 
      
Пусть поведают нам 
      
О цветах, что в дни детства ушедшего 
      
Мы срывали с иным, неясным чувством 
      
Ведь иными глазами 
      
Мы смотрели на мир. 
      
И как те, кто чулки тихо штопает, 
      
У огня подле лар с тобою сядем, 
      
Станем, Лидия, штопать 
      
Канувшее навек, 
      
Беспокойством томимы, что с отдыхом 
      
К нам приходит, когда представишь, будто 
      
Мы с тобою - былые, 
      
А вокруг только ночь. 
     
    
   
   
    
     
"Здесь, Неера, вдали..."   
    
    
     
      
Здесь, Неера, вдали 
      
От людей и селений, 
      
Где никто не встает 
      
На пути, где дома 
      
Кругозор нам не застят, 
      
Будем в мыслях свободны. 
      
Знаю, о светлокудрая, 
      
Плоть - лишь путы для жизни, 
      
И рукой не достичь, 
      
Что душой достигаем; 
      
Знаю: даже и здесь 
      
Точно так же ветшает 
      
Плоть, что должно оставить 
      
У порога Аида. 
      
Но зато, кроме жизни, 
      
Нас ничто здесь не держит, 
      
Чьи-то руки чужие 
      
За руку не хватают, 
      
И чужих нет следов 
      
Здесь на нашей тропинке. 
      
Мы свой плен ощущаем, 
      
Только вспомнив о плене, 
      
Так забудем о нем 
      
И решимся поверить 
      
Нашей тайной свободе, 
      
Ибо, хоть она мнима, 
      
С ней мы равны богам. 
     
    
   
   
    
     
"Трепещет огонек..."   
    
    
     
      
Трепещет огонек 
      
Ночной лампады, 
      
Меняя облик дома. 
      
Но боги порешили: 
      
Для всех, кто верит в них, 
      
Не дрогнет никогда 
      
В лампаде жизни пламя, 
      
Дабы не исказить 
      
Текучий облик мира; 
      
Для них нетленно-чистым, 
      
Как драгоценный камень, 
      
Извечно совершенный 
      
В спокойствии бесстрастном, 
      
Прекрасное пребудет. 
     
    
   
   
    
     
"Вы, что верите в Христа и Марию..."   
    
    
     
      
Вы, что верите в Христа и Марию, 
      
В роднике моем вы воду мутите, 
      
Чтоб сказать: существуют 
      
В мире воды и чище, 
      
Что поят луга, где сладостней время, 
      
И узнать хотите, сего ли мира 
      
И насколько мне в радость 
      
Мой родник и лужайка. 
      
Мне реальность эта дана богами 
      
Вся вовне меня и всегда мне явна. 
      
Как же мнимость сумеет 
      
Больше быть их даянья? 
      
Так оставьте мне Реальность мгновенья 
      
И богов моих безмятежно-близких, 
      
Обитающих рядом, 
      
А не в Небе пустынном. 
      
Дайте мне пройти язычником путь мой, 
      
Слушая на нем звучанье свирелей 
      
Тростников над рекою, 
      
Что-то шепчущих Пану, 
      
И живите в вашем призрачном мире, 
      
Но оставьте мне мой алтарь бессмертный 
      
И общение зримое 
      
С дружескими богами. 
      
Нет на свете благ прекраснее жизни, 
      
Дайте жить и тем, чья древнее вера 
      
Вашего Иисуса 
      
И Марии скорбящей. 
      
Мне же утешенье дают Деметра, 
      
Аполлон, Венера, Уран прадревний 
      
И перуны, что мечет 
      
Нам Зевес в предвещанье. 
     
    
   
   
    
     
"После нас кроны тех же деревьев..."