1 2 3 4 
Умом и саблей рад был спорить,    

Трудов и жизни не жалел,    

И ныне злобный недруг смел    

Его седины опозорить!    

И кто же? Искра, Кочубей!    

Так долго быв его друзьями!..»    

И с кровожадными слезами,    

В холодной дерзости своей,    

Их казни требует злодей...    

     

Чьей казни?.. старец непреклонный!    

Чья дочь в объятиях его?    

Но хладно сердца своего    

Он заглушает ропот сонный.    

Он говорит: «В неравный спор    

Зачем вступает сей безумец?    

Он сам, надменный вольнодумец,    

Сам точит на себя топор.    

Куда бежит, зажавши вежды?    

На чем он основал надежды?    

Или... но дочери любовь    

Главы отцовской не искупит.    

Любовник гетману уступит,    

Не то моя прольется кровь».    

     

Мария, бедная Мария,    

Краса черкасских дочерей!    

Не знаешь ты, какого змия    

Ласкаешь на груди своей.    

Какой же властью непонятной    

К душе свирепой и развратной    

Так сильно ты привлечена?    

Кому ты в жертву отдана?    

Его кудрявые седины,    

Его глубокие морщины,    

Его блестящий, впалый взор,    

Его лукавый разговор    

Тебе всего, всего дороже:    

Ты мать забыть для них могла,    

Соблазном постланное ложе    

Ты отчей сени предпочла.    

Своими чудными очами    

Тебя старик заворожил,    

Своими тихими речами    

В тебе он совесть усыпил;    

Ты на него с благоговеньем    

Возводишь ослепленный взор,    

Его лелеешь с умиленьем –    

Тебе приятен твой позор,    

Ты им, в безумном упоенье,    

Как целомудрием горда –    

Ты прелесть нежную стыда    

В своем утратила паденье...    

     

Что стыд Марии? что молва?    

Что для нее мирские пени,    

Когда склоняется в колени    

К ней старца гордая глава,    

Когда с ней гетман забывает    

Судьбы своей и труд, и шум,    

Иль тайны смелых, грозных дум    

Ей, деве робкой, открывает?    

И дней невинных ей не жаль,    

И душу ей одна печаль    

Порой, как туча, затмевает:    

Она унылых пред собой    

Отца и мать воображает;    

Она, сквозь слезы, видит их    

В бездетной старости, одних,    

И, мнится, пеням их внимает...    

О, если б ведала она,    

Что уж узнала вся Украйна!    

Но от нее сохранена    

Еще убийственная тайна.    

     

 Песнь вторая    

     

     

Мазепа мрачен. Ум его    

Смущен жестокими мечтами.    

Мария нежными очами    

Глядит на старца своего.    

Она, обняв его колени,    

Слова любви ему твердит.    

Напрасно: черных помышлений    

Ее любовь не удалит.    

Пред бедной девой с невниманьем    

Он хладно потупляет взор    

И ей на ласковый укор    

Одним ответствует молчаньем.    

Удивлена, оскорблена,    

Едва дыша, встает она    

И говорит с негодованьем:    

     

«Послушай, гетман, для тебя    

Я позабыла всё на свете.    

Навек однажды полюбя,    

Одно имела я в предмете:    

Твою любовь. Я для нее    

Сгубила счастие мое,    

Но ни о чем я не жалею...    

Ты помнишь: в страшной тишине,    

В ту ночь, как стала я твоею,    

Меня любить ты клялся мне.    

Зачем же ты меня не любишь?»    

     

МАЗЕПА    

     

Мой друг, несправедлива ты.    

Оставь безумные мечты;    

Ты подозреньем сердце губишь:    

Нет, душу пылкую твою    

Волнуют, ослепляют страсти.    

Мария, верь: тебя люблю    

Я больше славы, больше власти.    

     

МАРИЯ    

     

Неправда: ты со мной хитришь.    

Давно ль мы были неразлучны?    

Теперь ты ласк моих бежишь;    

Теперь они тебе докучны;    

Ты целый день в кругу старшин,    

В пирах, разъездах – я забыта;    

Ты долгой ночью иль один,    

Иль с нищим, иль у езуита.    

Любовь смиренная моя    

Встречает хладную суровость.    

Ты пил недавно, знаю я,    

Здоровье Дульской. Это новость;    

Кто эта Дульская?    

     

МАЗЕПА    

     

И ты    

Ревнива? Мне ль, в мои ли лета    

Искать надменного привета    

Самолюбивой красоты?    

И стану ль я, старик суровый,    

Как праздный юноша, вздыхать,    

Влачить позорные оковы    

И жен притворством искушать?    

     

МАРИЯ    

     

Нет, объяснись без отговорок    

И просто, прямо отвечай.    

     

МАЗЕПА    

     

Покой души твоей мне дорог,    

Мария; так и быть: узнай.    

     

Давно замыслили мы дело;    

Теперь оно кипит у нас.    

Благое время нам приспело;    

Борьбы великой близок час.    

Без милой вольности и славы    

Склоняли долго мы главы    

Под покровительством Варшавы,    

Под самовластием Москвы.    

Но независимой державой    

Украйне быть уже пора:    

И знамя вольности кровавой    

Я подымаю на Петра.    

Готово всё: в переговорах    

Со мною оба короля;    

И скоро в смутах, в бранных спорах,    

Быть может, трон воздвигну я.    

Друзей надежных я имею:    

Княгиня Дульская и с нею    

Мой езуит, да нищий сей    

К концу мой замысел приводят.    

Чрез руки их ко мне доходят    

Наказы, письма королей.    

Вот важные тебе признанья.    

Довольна ль ты? Твои мечтанья    

Рассеяны ль?    

     

МАРИЯ    

     

О милый мой,    

Ты будешь царь земли родной!    

Твоим сединам как пристанет    

Корона царская!    

     

МАЗЕПА    

     

Постой.    

Не всё свершилось. Буря грянет;    

Кто может знать, что ждет меня?    

     

МАРИЯ    

     

Я близ тебя не знаю страха –    

Ты так могущ! О, знаю я:    

Трон ждет тебя.    

     

МАЗЕПА    

     

А если плаха?..    

     

МАРИЯ    

     

С тобой на плаху, если так.    

Ах, пережить тебя могу ли?    

Но нет: ты носишь власти знак.    

     

МАЗЕПА    

     

Меня ты любишь?    

     

МАРИЯ    

     

Я! люблю ли?    

     

МАЗЕПА    

     

Скажи: отец или супруг    

Тебе дороже?    

     

МАРИЯ    

     

Милый друг,    

К чему вопрос такой? тревожит    

Меня напрасно он. Семью    

Стараюсь я забыть мою.    

Я стала ей в позор; быть может    

(Какая страшная мечта!),    

Моим отцом я проклята,    

А за кого?    

     

МАЗЕПА    

     

Так я дороже    

Тебе отца? Молчишь...    

     

МАРИЯ    

     

О боже!    

     

МАЗЕПА    

     

Что ж? отвечай.    

     

МАРИЯ    

     

Реши ты сам.    

     

МАЗЕПА    

     

Послушай: если было б нам,    

Ему иль мне, погибнуть надо,    

А ты бы нам судьей была,    

Кого б ты в жертву принесла,    

Кому бы ты была ограда?    

     

МАРИЯ    

     

Ах, полно! сердца не смущай!    

Ты искуситель.    

     

МАЗЕПА    

     

Отвечай!    

     

МАРИЯ    

     

Ты бледен; речь твоя сурова...    

О, не сердись! Всем, всем готова    

Тебе я жертвовать, поверь;    

Но страшны мне слова такие.    

Довольно.    

     

МАЗЕПА    

     

Помни же, Мария,    

Что ты сказала мне теперь.    

     

Тиха украинская ночь.    

Прозрачно небо. Звезды блещут.    

Своей дремоты превозмочь    

Не хочет воздух. Чуть трепещут    

Сребристых тополей листы.    

Луна спокойно с высоты    

Над Белой-Церковью сияет    

И пышных гетманов сады    

И старый замок озаряет.    

И тихо, тихо всё кругом;    

Но в замке шепот и смятенье.    

В одной из башен, под окном,    

В глубоком, тяжком размышленье,    

Окован, Кочубей сидит    

И мрачно на небо глядит.    

     

Заутра казнь. Но без боязни    

Он мыслит об ужасной казни;    

О жизни не жалеет он.    

Что смерть ему? желанный сон.    

Готов он лечь во гроб кровавый.    

Дрема долит. Но, боже правый!    

К ногам злодея молча пасть,    

Как бессловесное созданье,    

Царем быть отдану во власть    

Врагу царя на поруганье,    

Утратить жизнь – и с нею честь,    

Друзей с собой на плаху весть,    

Над гробом слышать их проклятья,    

Ложась безвинным под топор,    

Врага веселый встретить взор    

И смерти кинуться в объятья,    

Не завещая никому    

Вражды к злодею своему!..    

     

И вспомнил он свою Полтаву,    

Обычный круг семьи, друзей,    

Минувших дней богатство, славу,    

И песни дочери своей,    

И старый дом, где он родился,    

Где знал и труд и мирный сон,    

И всё, чем в жизни насладился,    

Что добровольно бросил он,    

И для чего? –    

Но ключ в заржавом    

Замке гремит – и, пробужден,    

Несчастный думает: вот он!..    

Вот на пути моем кровавом    

Мой вождь под знаменем креста,    

Грехов могущий разрешитель,    

Духовной скорби врач, служитель    

За нас распятого Христа,    

Его святую кровь и тело    

Принесший мне, да укреплюсь,    

Да приступлю ко смерти смело    

И жизни вечной приобщусь!    

     

И с сокрушением сердечным    

Готов несчастный Кочубей    

Перед всесильным, бесконечным    

Излить тоску мольбы своей.    

Но не отшельника святого,    

Он гостя узнает иного:    

Свирепый Орлик перед ним.    

И, отвращением томим,    

Страдалец горько вопрошает:    

«Ты здесь, жестокий человек?    

Зачем последний мой ночлег    

Еще Мазепа возмущает?»    

     

ОРЛИК    

     

Допрос не кончен: отвечай.    

     

КОЧУБЕЙ    

     

Я отвечал уже: ступай,    

Оставь меня.    

     

ОРЛИК    

     

Еще признанья    

Пан гетман требует.    

     

КОЧУБЕЙ    

     

Но в чем?    

Давно сознался я во всем,    

Что вы хотели. Показанья    

Мои все ложны. Я лукав,    

Я строю козни. Гетман прав.    

Чего вам более?    

     

ОРЛИК    

     

Мы знаем,    

Что ты несчетно был богат;    

Мы знаем: не единый клад    

Тобой в Диканьке укрываем.    

Свершиться казнь твоя должна;    

Твое имение сполна    

В казну поступит войсковую –    

Таков закон. Я указую    

Тебе последний долг: открой,    

Где клады, скрытые тобой?    

     

КОЧУБЕЙ    

     

Так, не ошиблись вы: три клада    

В сей жизни были мне отрада.    

И первый клад мой честь была,    

Клад этот пытка отняла;    

Другой был клад невозвратимый –    

Честь дочери моей любимой.    

Я день и ночь над ним дрожал:    

Мазепа этот клад украл.    

Но сохранил я клад последний,    

Мой третий клад: святую месть.    

Ее готовлюсь богу снесть.    

     

ОРЛИК    

     

Старик, оставь пустые бредни:    

Сегодня покидая свет,    

Питайся мыслию суровой.    

Шутить не время. Дай ответ,    

Когда не хочешь пытки новой:    

Где спрятал деньги?    

     

КОЧУБЕЙ    

     

Злой холоп!    

Окончишь ли допрос нелепый?    

Повремени: дай лечь мне в гроб,    

Тогда ступай себе с Мазепой    

Мое наследие считать    

Окровавленными перстами,    

Мои подвалы разрывать,    

Рубить и жечь сады с домами.    

С собой возьмите дочь мою;    

Она сама вам всё расскажет,    

Сама все клады вам укажет;    

Но ради господа молю,    

Теперь оставь меня в покое.    

     

ОРЛИК    

     

Где спрятал деньги? укажи.    

Не хочешь? – Деньги где? скажи,    

Иль выйдет следствие плохое.    

Подумай: место нам назначь.    

Молчишь? – Ну, в пытку. Гей,  палач!    

     

Палач вошел...    

О ночь мучений!    

Но где же гетман? где злодей?    

Куда бежал от угрызений    

Змеиной совести своей?    

В светлице девы усыпленной,    

Еще незнанием блаженной,    

Близ ложа крестницы младой    

Сидит с поникшею главой    

Мазепа тихий и угрюмый.    

В его душе проходят думы,    

Одна другой мрачней, мрачней.    

«Умрет безумный Кочубей;    

Спасти нельзя его. Чем ближе    

Цель гетмана, тем тверже он    

Быть должен властью облечен,    

Тем перед ним склоняться ниже    

Должна вражда. Спасенья нет:    

Доносчик и его клеврет    

Умрут». Но, брося взор на ложе,    

Мазепа думает: «О боже!    

Что будет с ней, когда она    

Услышит слово роковое?    

Досель она еще в покое, –    

Но тайна быть сохранена    

Не может долее. Секира,    

Упав поутру, загремит    

По всей Украйне. Голос мира    

Вокруг нее заговорит!..    

Ах, вижу я: кому судьбою    

Волненья жизни суждены,    

Тот стой один перед грозою,    

Не призывай к себе жены.    

В одну телегу впрячь неможно    

Коня и трепетную лань.    

Забылся я неосторожно:    

Теперь плачу безумства дань...    

Всё, что цены себе не знает,    

Всё, всё, чем жизнь мила бывает,    

Бедняжка принесла мне в дар,    

Мне, старцу мрачному, – и что  же?    

Какой готовлю ей удар!»    

И он глядит: на тихом ложе    

Как сладок юности покой!    

Как сон ее лелеет нежно!    

Уста раскрылись; безмятежно    

Дыханье груди молодой;    

А завтра, завтра... содрогаясь,    

Мазепа отвращает взгляд,    

Встает и, тихо пробираясь,    

В уединенный сходит сад.    

     

Тиха украинская ночь.    

Прозрачно небо. Звезды блещут.    

Своей дремоты превозмочь    

Не хочет воздух. Чуть трепещут    

Сребристых тополей листы.    

Но мрачны странные мечты    

В душе Мазепы: звезды ночи,    

Как обвинительные очи,    

За ним насмешливо глядят,    

И тополи, стеснившись в ряд,    

Качая тихо головою,    

Как судьи, шепчут меж собою.    

И летней, теплой ночи тьма    

Душна, как черная тюрьма.    

     

Вдруг... слабый крик... невнятный  стон