1 2 3 4 5 6 
А из трубки:
   
«Ав! Ав! Ав!»
   
— Ты чего, — говорю, — по-собачьи лаешь?
   
— Это не я. Это с тобой Дружок разговаривает. Слышишь, как он кусает трубку зубами?
   
— Слышу.
   
— Это я ему в морду тыкаю трубкой, а он её зубами грызет.
   
— Ты бы лучше не портил трубку.
   
— Ничего, она железная… Ай! Пошёл вон! Я тебе покажу, как кусаться! Вот тебе! («Ав! Ав! Ав!») Кусается, понимаешь?
   
— Понимаю, — говорю.
   
Снова сел за уроки. Через минуту звонок. Я взял трубку, а там что-то жужжит:
   
«Жжу-у-у-у!»
   
— Алло! — кричу я.
   
«Жуу-у! Жжу-у!»
   
— Чем ты там жужжишь?
   
— Мухой.
   
— Какой мухой?
   
— Ну, простой мухой. Я её держу перед трубкой, а она крылышками машет и жужжит.
   
Целый вечер мы с Мишкой звонили друг другу и выдумывали разные фокусы: пели, кричали, рычали, мычали, даже шёпотом разговаривали — всё было слышно. Уроки я кончил поздно и думаю:
   
«Позвоню ещё раз Мишке, перед тем как лечь спать».
   
Позвонил, а он не отвечает.
   
«Что же это? — думаю. — Неужели телефон испортился?»
   
Позвонил ещё раз — опять нет ответа! Думаю:
   
«Надо пойти узнать, в чём дело».
   
Прибегаю к нему… Батюшки! Он телефон положил на стол и ломает. Батарею из аппарата вытащил, звонок разобрал и уже трубку развинчивает.
   
— Стой! — говорю. — Ты зачем телефон ломаешь?
   
— Да я не ломаю. Я только хочу посмотреть, как он устроен. Разберу, а потом соберу обратно.
   
— Так разве ты соберёшь? Это понимать надо.
   
— Ну я и понимаю. Чего тут ещё не понимать!
   
Он развинтил трубку, вынул из неё какие-то железки и стал отковыривать круглую пластинку, которая внутри была. Пластинка вывалилась, и из трубки посыпался чёрный порошок. Мишка испугался и стал собирать порошок обратно в трубку.
   
— Ну, вот видишь, — говорю, — что ты наделал!
   
— Ничего, — говорит, — я сейчас соберу всё, как было.
   
   
   
И стал собирать. Возился, возился… Винтики маленькие, завинчивать трудно. Наконец собрал трубку, только железка у него одна осталась и два винтика лишних.
   
— А это откуда — железка? — спрашиваю.
   
— Ах я разиня! — говорит Мишка. — Забыл! Её надо было там внутри привинтить. Придётся снова разбирать трубку.
   
— Ну, — говорю, — я пойду домой, а ты, как только будет готово, позвони мне.
   
Пошёл я домой и стал ждать. Ждал, ждал, так ничего не дождался и спать лёг.
   
Наутро телефон как зазвонит! Я вскочил неодетый, схватил трубку и кричу:
   
— Слушаю!
   
А из трубки в ответ:
   
— Ты чего хрюкаешь?
   
— Как это хрюкаю? Я не хрюкаю, — говорю я.
   
— Брось хрюкать! Говори по-человечески! — кричит Мишка.
   
— Я же по-человечески. Зачем мне хрюкать?
   
— Ну, довольно тебе баловаться! Всё равно я не поверю, что поросенка в комнату притащил.
   
— Да говорят же тебе, что никакого поросенка нет! — рассердился я.
   
Мишка замолчал. Через минуту приходит ко мне:
   
— Ты чего хрюкал по телефону?
   
— Я не хрюкал.
   
— Я ведь слышал.
   
— Да зачем же мне хрюкать?
   
— Не знаю, — говорит. — Только у меня в трубке всё «хрю-хрю» да «хрю-хрю». Вот пойди, если не веришь, послушай.
   
   
   
Я пошёл к нему и позвонил по телефону:
   
— Алло!
   
Сначала ничего не было слышно, а потом потихоньку так:
   
«Хрюк! Хрюк! Хрюк!»
   
Я говорю:
   
— Хрюкает.
   
А в ответ снова:
   
«Хрюк! Хрюк! Хрюк!»
   
— Хрюкает! — кричу я.
   
А из трубки опять:
   
«Хрюк! Хрюк! Хрюк! Хрюк!»
   
Тут я понял, в чём дело, и побежал к Мишке.
   
— Это ты, — говорю, — телефон испортил!
   
— Почему?
   
— Ты разбирал его, вот и испортил у себя в трубке что-то.
   
— Наверно, я что-нибудь неправильно собрал, — говорит Мишка. — Надо исправить.
   
— Как же теперь исправишь?
   
— А я посмотрю, как твой телефон устроен, и свой сделаю так же.
   
— Не дам я свой телефон разбирать!
   
— Да ты не бойся! Я осторожно. Надо же починить!
   
И стал чинить. Возился, возился — и починил так, что совсем ничего не стало слышно. Даже хрюкать перестало.
   
— Ну, что теперь делать? — спрашиваю я.
   
— Знаешь, — говорит Мишка, — пойдём в магазин, может быть, там починят.
   
Пошли мы в игрушечный магазин, но там телефонов не чинили и даже не знали, где чинят. Целый день мы ходили скучные. Вдруг Мишка придумал:
   
— Чудаки мы! Ведь мы можем по телеграфу переговариваться!
   
— Как — по телеграфу?
   
— Очень просто: точка, тире. Звонок-то ведь действует! Короткий звонок — точка, а длинный — тире. Выучим азбуку Морзе и будем переговариваться!
   
Достали мы азбуку Морзе и стали учить: «А» — точка, тире; «Б» — тире, три точки; «В» — точка, два тире… Выучили всю азбуку и стали переговариваться. Сначала у нас получалось медленно, а потом мы научились, как настоящие телеграфисты: «трень-трень-трень!» — и всё понятно. Это даже интереснее было, чем простой телефон. Только это продолжалось недолго. Один раз звоню Мишке утром, а он не отвечает. «Ну, — думаю, — спит ещё». Позвонил позже — опять не отвечает. Пошёл к нему и стучу в дверь. Мишка открыл и говорит:
   
— Ты чего в дверь барабанишь? Не видишь, что ли? — и показывает на двери кнопку.
   
— Что это? — спрашиваю.
   
— Кнопка.
   
— Какая?
   
— Электрическая. У нас теперь электрический звонок есть, так что можешь звонить.
   
— Где ты взял?
   
— Сам сделал.
   
— Из чего?
   
— Из телефона.
   
— Как — из телефона?
   
— Очень просто. Звонок из телефона выдрал, кнопку — тоже. И батарею из телефона вынул. Была игрушка — стала вещь!
   
— Какое же ты имел право телефон разбирать? — говорю я.
   
   
   
— Какое право! Я свой телефон разобрал. Твоего ведь не трогал.
   
— Так телефон-то наш общий! Если бы я знал, что ты станешь ломать, то и не стал бы с тобой покупать! Зачем мне телефон, если разговаривать не с кем!
   
— А зачем нам разговаривать? Небось недалеко живем, можно и так прийти поговорить.
   
— Я с тобой и разговаривать после этого не хочу!
   
Рассердился я на него и три дня с ним не разговаривал. От скуки и я свой телефон разобрал и сделал из него электрический звонок. Только не так, как у Мишки. Я всё аккуратно устроил. Батарею поставил возле двери на полочке, от неё по стене провода протянул к электрическому звонку и кнопке. А кнопку к двери хорошенько винтиками привинтил, чтобы она не болталась на одном гвозде, как у Мишки. Даже папа и мама похвалили меня за то, что я устроил такую полезную вещь в доме.
   
Я пошёл к Мишке, чтобы рассказать ему, что у меня теперь тоже электрический звонок есть.
   
Подхожу к двери, звоню… Нажимал кнопку, нажимал — никто не отворяет. «Может быть, звонок испортился?» — думаю. Стал в дверь стучать. Мишка открыл. Я спрашиваю:
   
— Что же звонок, не действует?
   
— Не действует.
   
— Почему?
   
— Да я батарею разобрал.
   
— Зачем?
   
— Ну, я хотел посмотреть, из чего батарея сделана.
   
— Как же, — говорю, — ты теперь будешь — без телефона и без звонка?
   
— Ничего, — вздохнул он, — как-нибудь буду!
   
Пошёл я домой, а сам думаю: «Почему Мишка такой нескладный? Зачем он всё ломает?!» Мне даже жалко стало его.
   
Вечером я лёг спать и долго не мог заснуть, всё вспоминал: как у нас был телефон и как из него получился электрический звонок. Потом я стал думать об электричестве, как оно получается в батарее и из чего. Все давно уже спали, а я всё думал про это и никак не мог заснуть. Тогда я встал, зажег лампу, снял с полки батарею и разломал её. В батарее оказалась какая-то жидкость, в которой мокла чёрная палка, завернутая в тряпочку. Я понял, что электричество получалось из этой жидкости. Потом лёг в постель и быстро заснул.
   
   
  
  
   
    
БЕНГАЛЬСКИЕ ОГНИ
   
   
   
   
Сколько хлопот у нас с Мишкой было перед Новым годом! Мы уже давно готовились к празднику: клеили бумажные цепи на ёлку, вырезали флажки, делали разные ёлочные украшения. Всё было бы хорошо, но тут Мишка достал где-то книгу «Занимательная химия» и вычитал в ней, как самому сделать бенгальские огни.
   
С этого и началась кутерьма! По целым дням он толок в ступе серу и сахар, делал алюминиевые опилки и поджигал смесь на пробу. По всему дому шёл дым и воняло удушливыми газами. Соседи сердились, и никаких бенгальских огней не получалось.
   
Но Мишка не унывал. Он позвал к себе на ёлку даже многих ребят из нашего класса и хвастал, что у него будут бенгальские огни.
   
— Они знаете какие! — говорил он. — Они сверкают, как серебро, и рассыпаются во все стороны огненными брызгами.
   
Я говорю Мишке:
   
— Что же ты наделал? Позвал ребят, а никаких бенгальских огней не будет.
   
— Почему не будет? Будет! Ещё времени много. Всё успею сделать.
   
Накануне Нового года он приходит ко мне и говорит:
   
— Слушай, пора нам за ёлками ехать, а то останемся на праздник без ёлок.
   
— Сегодня уже поздно, — ответил я. — Завтра поедем.
   
— Так ведь завтра уже украшать ёлку надо.
   
— Ничего, — говорю я. — Украшать надо вечером, а мы поедем днём, сейчас же после школы.
   
Мы с Мишкой уже давно решили поехать за ёлками в Горелкино, где мы жили у тёти Наташи на даче. Тёти Наташин муж работал лесничим и ещё летом сказал, чтобы мы приезжали к нему в лес за ёлками. Я даже заранее упросил маму, чтоб она разрешила мне в лес поехать.
   
На другой день я прихожу к Мишке после обеда, а он сидит и толчёт бенгальские огни в ступе.
   
— Что ж ты, — говорю, — не мог раньше сделать? Ехать пора, а ты возишься!
   
— Да я делал и раньше, только, наверно, мало серы клал. Они шипят, дымят, а гореть не горят.
   
— Ну и брось, всё равно ничего не выйдет. 
   
— Нет, теперь, наверно, выйдет. Надо только побольше серы класть. Дай-ка мне алюминиевую кастрюлю, вон на подоконнике.
   
— Где же кастрюля? Тут только сковородка, — говорю я,
   
— Сковородка?.. Эх, ты! Да это и есть бывшая кастрюля. Давай её сюда.
   
Я передал ему сковородку, и он принялся скоблить её по краям напильником.
   
— Это у тебя, значит, кастрюля в сковородку превратилась? — спрашиваю я.
   
— Ну да, — говорит Мишка. — Я её пилил напильником, пилил, вот она и сделалась сковородкой. Ну ничего, сковородка тоже нужна в хозяйстве.
   
— Что же тебе мама сказала?
   
— Ничего не сказала. Она ещё не видела.
   
— А когда увидит?
   
— Ну что ж… Увидит так увидит. Я, когда вырасту, новую кастрюлю ей куплю.
   
— Это долго ждать, пока ты вырастешь!
   
— Ничего.
   
Мишка наскоблил опилок, высыпал порошок из ступки, налил клею, размешал всё это, так что у него получилось тесто вроде замазки. Из этой замазки он наделал длинных колбасок, навертел их на железные проволочки и разложил на фанерке сушиться.
   
— Ну вот, — говорит, — высохнут — и будут готовы, только надо от Дружка спрятать.
   
— Зачем от него прятать?
   
— Слопает.
   
— Как — слопает? Разве собаки бенгальские огни едят?
   
— Не знаю. Другие, может быть, и не едят, а Дружок ест. Один раз я оставил их сохнуть, вхожу — а он их грызет. Наверно, думал, что это конфеты.
   
— Ну, спрячь их в печь. Там тепло, и Дружок не достанет.
   
— В печку тоже нельзя. Один раз я их спрятал в печь, а мама пришла и затопила — они и сгорели. Я их лучше на шкаф положу.
   
Мишка взобрался на стул и положил фанерку на шкаф.
   
— Ты ведь знаешь, какой Дружок, — говорит Мишка. — Он всегда мои вещи хватает! Помнишь, он затащил мой левый ботинок, так что мы его нигде найти не могли. Пришлось мне тогда три дня ходить в валенках, пока другие ботинки не купили. На дворе теплынь, а я хожу в валенках, как будто обмороженный! А потом уже, когда купили другие ботинки, мы этот ботинок, который один остался, выбросили, потому что кому он нужен — один ботинок! А когда его выбросили, отыскался тот ботинок, который потерялся. Оказалось — его Дружок затащил на кухню под печь. Ну, мы и этот ботинок выбросили, потому что если б первый не выбросили, то и второй бы не выбросили, а раз первый выбросили, то и второй выбросили. Так оба и выбросили.
   
Я говорю:
   
— Довольно тебе болтать! Одевайся скорее, ехать надо.
   
Мишка оделся, мы взяли топор и помчались на вокзал. А тут поезд как раз ушёл, так что пришлось нам дожидаться другого. Ну ничего, дождались, поехали. Ехали, ехали, наконец приехали. Слезли в Горелкине и пошли прямо к лесничему. Он дал нам квитанцию на две ёлки, показал делянку, где разрешалось рубить, и мы пошли в лес. Ёлок кругом много, только Мишке они все не нравились.
   
— Я такой человек, — хвалился он, — уж если поехал в лес, то срублю самую лучшую ёлку, а то и ездить не стоит.
   
Забрались мы в самую чащу.
   
— Надо рубить поскорей, — говорю я. — Скоро и темнеть начнёт.
   
— Что ж рубить, когда нечего рубить!
   
— Да вот, — говорю, — хорошая ёлка.
   
   
   
Мишка осмотрел ёлку как следует со всех сторон и говорит:
   
— Она, конечно, хорошая, только не совсем. По правде сказать, совсем нехорошая: куцая.
   
— Как это — куцая?
   
— Верхушка у неё короткая. Мне такой ёлки и даром не надо!
   
Нашли мы другую ёлку.
   
— А эта хромая, — говорит Мишка.
   
— Как — хромая?
   
— Так, хромая. Видишь, у неё нога внизу закривляется.
   
— Какая нога?
   
— Ну, ствол.
   
— Ствол! Так бы и говорил!
   
Нашли мы ещё одну ёлку.
   
— Лысая, — говорит Мишка.
   
— Сам ты лысый! Как это ёлка может быть лысая?
   
— Конечно, лысая! Видишь, какая она реденькая, вся просвечивает. Один ствол виден. Просто не ёлка, а палка!
   
И так всё время: то лысая, то хромая, то ещё какая-нибудь!
   
— Ну, — говорю, — тебя слушать — до ночи ёлки не срубишь!
   
Нашёл себе подходящую ёлочку, срубил и отдал топор Мишке:
   
— Руби поскорей, нам домой ехать пора.
   
А он словно весь лес взялся обыскать. Уж я и просил его и бранил — ничего не помогало. Наконец он нашёл ёлку по своему вкусу, срубил, и мы пошли обратно на станцию. Шли, шли, а лес всё не кончается.
   
— Может, мы не в ту сторону идём? — говорит Мишка.
   
Пошли мы в другую сторону. Шли, шли — всё лес да лес! Тут и темнеть начало. Мы давай сворачивать то в одну сторону, то в другую. Заплутались совсем.
   
— Вот видишь, — говорю, — что ты наделал!
   
— Что же я наделал? Я ведь не виноват, что так скоро наступил вечер.
   
— А сколько ты ёлку выбирал? А дома сколько возился? Вот придётся из-за тебя в лесу ночевать!
   
— Что ты! — испугался Мишка. — Ведь ребята сегодня придут. Надо искать дорогу.
   
Скоро стемнело совсем. На небе засверкала луна. Чёрные стволы деревьев стояли, как великаны, вокруг. За каждым деревом нам чудились волки. Мы остановились и боялись идти вперёд.
   
— Давай кричать! — говорит Мишка. 
   
Тут мы как закричим вместе:
   
— Ау!
   
«Ау!» — ответило эхо.
   
— Ау! Ау-у! — закричали мы снова что было силы.
   
«Ау! Ау-у!» — повторило эхо.
   
— Может быть, нам лучше не кричать? — говорит Мишка.
   
— Почему?
   
— Ещё волки услышат и прибегут.
   
— Тут, наверно, никаких волков нет,
   
— А вдруг есть! Лучше пойдём скорее.
   
Я говорю:
   
— Давай прямо идти, а то мы никак на дорогу не выберемся.
   
Пошли мы снова. Мишка всё оглядывался и спрашивал:
   
— А что делать, когда нападают волки, если ружья нет?
   
— Бросать в них горящие головешки, — говорю я.
   
— А где их брать, эти головешки?
   
— Развести костёр — вот тебе и головешки.
   
— А у тебя есть спички?
   
— Нету.
   
— А они на дерево могут влезть?
   
— Кто?
   
— Да волки.
   
— Волки? Нет, не могут.
   
— Тогда, если на нас нападут волки, мы залезем на дерево и будем сидеть до утра.
   
— Что ты! Разве просидишь на дереве до утра!
   
— Почему не просидишь?
   
— Замёрзнешь и свалишься.
   
— Почему замёрзнешь? Нам ведь не холодно.
   
— Нам не холодно, потому что мы двигаемся, а попробуй посиди на дереве без движения — сразу замёрзнешь.
   
— А зачем сидеть без движения? — говорит Мишка. — Можно сидеть и ногами дрыгать.
   
— Это устанешь — целую ночь на дереве ногами дрыгать!
   
Мы продирались сквозь густые кустарники, спотыкались о пни, тонули по колено в снегу. Идти становилось трудней и трудней.
   
Мы очень устали.
   
— Давай бросим ёлки! — говорю я.
   
— Жалко, — говорит Мишка. — Ко мне ребята сегодня придут. Как же я без ёлки буду?
   
— Тут нам бы самим, — говорю, — выбраться! Чего ещё о ёлках думать!
   
— Постой, — говорит Мишка. — Надо одному вперёд идти и протаптывать дорогу, тогда другому будет легче. Будем меняться по очереди.
   
Мы остановились, передохнули. Потом Мишка впереди пошёл, а я за ним следом. Шли, шли… Я остановился, чтоб переложить ёлку на другое плечо. Хотел идти дальше, смотрю — нет Мишки! Исчез, словно провалился под землю вместе со своей ёлкой.
   
Я кричу:
   
— Мишка!
   
А он не отвечает.
   
— Мишка! Эй! Куда же ты делся?
   
Нет ответа.
   
Я пошёл осторожно вперёд, смотрю — а там обрыв! Я чуть не свалился с обрыва. Вижу — внизу шевелится что-то тёмное.
   
— Эй! Это ты, Мишка?
   
— Я! Я, кажется, с горы скатился!
   
— Почему же ты не отвечаешь? Я тут кричу, кричу…
   
— Ответишь тут, когда я ногу ушиб!
   
Я спустился к нему, а там дорога. Мишка сидит посреди дороги и коленку руками трёт.
   
— Что с тобой?
   
— Коленку ушиб. Нога, понимаешь, подвернулась.
   
— Больно?
   
— Больно! Я посижу.
   
— Ну, давай посидим, — говорю я.
   
Уселись мы с ним на снегу. Сидели, сидели, пока нас не пробрал холод.
   
Я говорю:
   
— Тут и замёрзнуть можно! Может быть, пойдём по дороге? Она нас куда-нибудь выведет: или на станцию, или к лесничему, или в деревню какую-нибудь. Не замерзать же в лесу!
   
Мишка хотел встать, но тут же заохал и опять сел.
   
— Не могу, — говорит.
   
— Что же теперь делать? Давай я понесу тебя па закорках, — говорю я.
   
— Да разве ты донесёшь?
   
— Давай попробую.
   
Мишка поднялся и начал взбираться ко мне на спину. Кряхтел, кряхтел, насилу залез. Тяжёлый! Я согнулся в три погибели.
   
— Ну, неси! — говорит Мишка.
   
Только прошёл я несколько шагов, поскользнулся — и бух в снег.
   
— Ай! — заорал Мишка. — У меня нога болит, а ты меня в снег кидаешь!
   
— Я же не нарочно!
   
— Не брался бы, если не можешь!
   
— Горе мне с тобой! — говорю я. — То ты с бенгальскими огнями возился, то ёлку до самой темноты выбирал, а теперь вот зашибся… Пропадешь тут с тобой!
   
— Можешь не пропадать!..
   
— Как же не пропадать?
   
— Иди один. Это всё я виноват. Я уговорил тебя за ёлками ехать.
   
— Что же, я тебя бросить должен?
   
— Ну и что ж? Я и один дойду. Посижу, нога пройдет — я и пойду.
   
— Да ну тебя! Никуда я без тебя не пойду. Вместе приехали, вместе и вернуться должны. Надо придумать что-нибудь.
   
— Что же ты придумаешь?
   
— Может быть, санки сделать? У нас топор есть.
   
— Как же ты из топора санки сделаешь?
   
— Да не из топора, голова! Срубить дерево, а из дерева — санки.
   
— Всё равно гвоздей нет.
   
— Надо подумать, — говорю я.
   
И стал думать. А Мишка всё на снегу сидит. Я подтащил к нему ёлку и говорю:
   
— Ты лучше на ёлку сядь, а то простудишься.
   
Он уселся на ёлку. Тут мне пришла в голову мысль.
   
— Мишка, — говорю я, — а что, если тебя повезти на ёлке?
   
— Как — на ёлке?
   
— А вот так: ты сиди, а я буду за ствол тащить. Ну-ка, держись!
   
   
   
Я схватил ёлку за ствол и потащил. Вот как ловко придумал! Снег на дороге твёрдый, укатанный, ёлка по нему легко идёт, а Мишка на ней — как на санках!
   
— Замечательно! — говорю я. — На-ка, держи топор.
   
Отдал ему топор. Мишка уселся поудобнее, и я повез его по дороге. Скоро мы выбрались на опушку леса и сразу увидели огоньки.
   
— Мишка! — говорю. — Станция!
   
Издали уже слышался шум поезда.
   
— Скорей! — говорит Мишка. — Опоздаем на поезд!
   
Я припустился изо всех сил. Мишка кричит:
   
— Ещё поднажми! Опоздаем!
   
Поезд уже подъезжал к станции. Тут и мы подоспели. Подбегаем к вагону. Я подсадил Мишку. Поезд тронулся, я вскочил на подножку и ёлку за собой втащил. Пассажиры в вагоне стали бранить нас за то, что ёлка колючая. 
   
Кто-то спросил:
   
— Где вы взяли такую ободранную ёлку?
   
Мы стали рассказывать, что с нами в лесу случилось. Тогда все стали жалеть нас. Одна тётенька усадила Мишку на скамейку, сняла с него валенок и осмотрела ногу.
   
— Ничего страшного нет, — сказала она. — Просто ушиб.
   
— А я думал, что ногу сломал, так она у меня болела, — говорит Мишка. 
   
Кто-то сказал:
   
— Ничего, до свадьбы заживёт!
   
Все засмеялись. Одна тётенька дала нам по пирогу, а другая — конфет. Мы обрадовались, потому что очень проголодались.
   
— Что же мы теперь будем делать? — говорю я. — У нас на двоих одна ёлка.
   
— Отдай её на сегодня мне, — говорит Мишка, — и дело с концом.
   
— Как это — с концом? Я её тащил через весь лес да ещё тебя на ней вез, а теперь сам без ёлки останусь?
   
— Так ты мне её только на сегодня дай, а завтра я тебе возвращу обратно.
   
— Хорошенькое, — говорю, — дело! У всех ребят праздник, а у меня даже ёлки не будет!
   
— Ну ты пойми, — говорит Мишка, — ко мне ребята сегодня придут! Что я буду без ёлки делать?
   
— Ну, покажешь им свои бенгальские огни. Что, ребята ёлки не видели?
   
— Так бенгальские огни, наверно, не будут гореть. Я их уже двадцать раз делал — ничего не получается. Один дым, да и только!
   
— А может быть, получится?
   
— Нет, я и вспоминать про это не буду. Может, ребята уже забыли.
   
— Ну нет, не забыли! Не надо было заранее хвастаться.
   
— Если б у меня ёлка была, — говорит Мишка, — я бы про бенгальские огни что-нибудь сочинил и как-нибудь выкрутился, а теперь просто не знаю, что делать.
   
— Нет, — говорю, — не могу я тебе ёлку отдать. У меня ещё ни в одном году так не было, чтоб ёлки не было.
   
— Ну будь другом, выручи! Ты меня уже не раз выручал!
   
— Что же, я тебя всегда выручать должен?
   
— Ну, в последний раз! Я тебе что хочешь за это дам. Возьми мои лыжи, коньки, волшебный фонарь, альбом с марками. Ты ведь сам знаешь, что у меня есть. Выбирай что угодно.
   
— Хорошо, — сказал я. — Если так, отдай мне своего Дружка.
   
Мишка задумался. Он отвернулся и долго молчал. Потом посмотрел на меня — глаза у него были печальные — и сказал:
   
— Нет, Дружка я не могу отдать.
   
— Ну вот! Говорил «что угодно», а теперь…
   
— Я забыл про Дружка… Я, когда говорил, думал про вещи. А Дружок ведь не вещь, он живой.
   
— Ну и что ж? Простая собака! Если б он хоть породистый был.
   
— Он же не виноват, что он не породистый! Всё равно он любит меня. Когда меня нет дома, он думает обо мне, а когда я прихожу, радуется и машет хвостом… Нет, пусть будет что будет! Пусть ребята смеются надо мной, а с Дружком я не расстанусь, даже если бы ты мне дал целую гору золота!
   
— Ну ладно, — говорю я, — бери тогда ёлку даром.
   
— Зачем даром? Раз я обещал любую вещь, так и бери любую вещь. Хочешь, я тебе дам волшебный фонарь со всеми картинками? Ты ведь очень хотел, чтоб у тебя был волшебный фонарь.
   
— Нет, не надо мне волшебного фонаря. Бери так.
   
— Ты ведь столько трудился из-за ёлки — зачем отдавать даром?
   
— Ну и пусть! Мне ничего не надо.
   
— Ну, и мне даром не надо, — говорит Мишка.
   
— Так это ведь не совсем даром, — говорю я. — Просто так, ради дружбы. Дружба ведь дороже волшебного фонаря! Пусть это будет наша общая ёлка.
   
Пока мы разговаривали, поезд подошёл к станции. Мы и не заметили, как доехали. У Мишки нога совсем перестала болеть. Он только немного прихрамывал, когда мы сошли с поезда.
   
Я сначала забежал домой, чтоб мама не беспокоилась, а потом помчался к Мишке — украшать нашу общую ёлку.
   
Ёлка уже стояла посреди комнаты, и Мишка заклеивал ободранные места зелёной бумагой. Мы ещё не кончили украшать ёлку, как стали собираться ребята.
   
— Что же ты, позвал на ёлку, а сам даже не украсил её! — обиделись они.
   
Мы стали рассказывать про наши приключения, а Мишка даже приврал, будто на нас напали в лесу волки и мы от них спрятались на дерево. Ребята не поверили и стали смеяться над нами. Мишка сначала уверял их, потом махнул рукой и сам стал смеяться. Мишкины мама и папа пошли встречать Новый год к соседям, а для нас мама приготовила большой круглый пирог с вареньем и других разных вкусных вещей, чтоб мы тоже могли хорошо встретить Новый год.
   
Мы остались одни в комнате. Ребята никого не стеснялись и чуть ли не на головах ходили. Никогда я не слыхал такого шума! А Мишка шумел больше всех. Ну, я-то понимал, почему он так разошёлся. Он старался, чтоб кто-нибудь из ребят не вспомнил про бенгальские огни, и выдумывал всё новые и новые фокусы.
   
Потом мы зажгли на ёлке разноцветные электрические лампочки, и тут вдруг часы начали бить двенадцать часов.
   
— Ура! — закричал Мишка. — С Новым годом!
   
— Ура! — подхватили ребята. — С Новым годом! Ур-а-а!
   
Мишка уже считал, что всё кончилось благополучно, и закричал:
   
— А теперь садитесь за стол, ребята, будет чай с пирогом!
   
— А бенгальские огни где же? — закричал кто-то.
   
— Бенгальские огни? — растерялся Мишка. — Они ещё не готовы.
   
— Что же ты, позвал на ёлку, говорил, что бенгальские огни будут… Это обман!
   
— Честное слово, ребята, никакого обмана нет! Бенгальские огни есть, только они ещё сырые…
   
— Ну-ка, покажи. Может быть, они уже высохли. А может, никаких бенгальских огней нету?
   
Мишка нехотя полез на шкаф и чуть не свалился оттуда вместе с колбасками. Они уже высохли и превратились в твёрдые палочки.
   
— Ну вот! — закричали ребята. — Совсем сухие! Что ты обманываешь!
   
— Это только так кажется, — оправдывался Мишка. — Им ещё долго сохнуть надо. Они не будут гореть.
   
— А вот мы сейчас посмотрим! — закричали ребята.
   
Они расхватали все палочки, загнули проволочки крючочками и развесили их на ёлке.
   
— Постойте, ребята, — кричал Мишка, — надо проверить сначала!
   
Но его никто не слушал.
   
Ребята взяли спички и подожгли все бенгальские огни сразу.
   
Тут раздалось шипение, будто вся комната наполнилась змеями. Ребята шарахнулись в стороны. Вдруг бенгальские огни вспыхнули, засверкали и рассыпались кругом огненными брызгами. Это был фейерверк! Нет, какой там фейерверк — северное сияние! Извержение вулкана! Вся ёлка сияла и сыпала вокруг серебром. Мы стояли как зачарованные и смотрели во все глаза.
   
Наконец огни догорели, и вся комната наполнилась каким-то едким, удушливым дымом. Ребята стали чихать, кашлять, тереть руками глаза. Мы все гурьбой бросились в коридор, но дым из комнаты повалил за нами. Тогда ребята стали хватать свои пальто и шапки и начали расходиться.
   
— Ребята, а чай с пирогом? — надрывался Мишка.
   
Но никто не обращал на него внимания. Ребята кашляли, одевались и расходились. Мишка вцепился в меня, отнял мою шапку и закричал:
   
— Не уходи хоть ты! Останься хоть ради дружбы! Будем пить чай с пирогом!
   
Мы с Мишкой остались одни. Дым понемногу рассеялся, но в комнату всё равно нельзя было войти. Тогда Мишка завязал рот мокрым платком, подбежал к пирогу, схватил его и притащил в кухню.
   
Чайник уже вскипел, и мы стали пить чай с пирогом. Пирог был вкусный, с вареньем, только он всё-таки пропитался дымом от бенгальских огней. Но это ничего. Мы с Мишкой съели полпирога, а другую половину доел Дружок.
  
  
   
    
ТУК-ТУК-ТУК
   
   
   
   
Мы втроём — я, Мишка и Костя — приехали в пионерлагерь на день раньше всего отряда. У нас было задание: украсить помещение к приезду ребят. Мы сами просили нашего вожатого Витю отправить нас вперёд. Нам очень хотелось поскорей в лагерь.
   
Витя согласился и сам поехал с нами. Когда мы приехали, в доме уже заканчивалась уборка. Мы развесили на стенах плакаты, картины, которые привезли с собой, потом нарезали из разноцветной бумаги флажков, нанизали их на верёвочки и повесили под потолком. Потом нарвали в поле цветов, наделали из них букетов и расставили на окнах в банках с водой. Хорошо получилось!
   
Вечером вожатый Витя уехал обратно в город. Марья Максимовна, лагерный сторож, которая жила рядом в маленьком домике, сказала, чтобы мы шли ночевать к ней, но мы не захотели. Мишка сказал, что мы ничего не боимся и будем ночевать одни в доме. Марья Максимовна ушла, а мы поставили во дворе самовар, сели на крылечке и отдыхали.
   
Хорошо было в лагере! Возле самого дома росли высокие рябины, а вдоль забора — огромные старые липы. На них множество круглых вороньих гнёзд.
   
   
   
Вороны кружились над липами и громко кричали. В воздухе гудели майские жуки. Они носились в разные стороны, налетали на стены дома и шлёпались на землю. Мишка подбирал их и складывал в коробочку.
   
А потом солнышко скрылось за лесом, и облака на небе вспыхнули красным пламенем. Так красиво стало! Если бы у меня были краски, я бы тут же нарисовал картину: вверху красные облака, а внизу наш самовар. А от самовара поднимается дым прямо к облакам, как из пароходной трубы.
   
Потом облака потухли и стали серые, как будто горы. Всё переменилось вокруг. Нам даже стало казаться, что мы попали каким-то чудом в другие края.
   
Самовар вскипел. Мы перенесли его в комнату, зажгли лампу и сели пить чай. В окно налетели ночные бабочки; они кружились вокруг лампы, будто плясали. Всё было как-то необыкновенно. Тихо так, только самовар на столе шумит. Мы сидим и чай пьём, сами себе хозяева.
   
После чая Мишка запер на крючок дверь и ещё верёвкой за ручку привязал.
   
— Чтоб не забрались разбойники, — говорит.
   
— Не бойся, — говорим мы, — никто не заберется.
   
— Я не боюсь. Так, на всякий случай. И ставни надо закрыть.
   
Мы посмеялись над ним, но ставни всё-таки закрыли, на всякий случай, и стали укладываться спать. Сдвинули три кровати вместе, чтоб удобнее было разговаривать.
   
Мишка стал просить пустить его в середину. Костя говорит:
   
— Ты, видно, хочешь, чтоб разбойники сначала нас убили, а потом только до тебя добрались. Ну ладно, ложись.
   
Пустили его в середину. Но он всё равно, должно быть, боялся: взял в кухне топор и сунул его себе под подушку. Мы с Костей чуть со смеху не лопнули.
   
— Ты только нас не заруби по ошибке, — говорим. — А то примешь нас за разбойников и тяпнешь по голове топором.
   
— Не бойтесь, — говорит Мишка, — не тяпну!
   
Потушили мы лампу и стали в темноте рассказывать друг другу сказки. Сначала рассказал Мишка, потом я, а когда очередь дошла до Кости, он начал какую-то длинную страшную сказку про колдунов, про ведьм, про чертей и про Кощея Бессмертного. Мишка от страха закутался с головой в одеяло и стал просить Костю не рассказывать больше эту сказку. А Костя, чтоб попугать Мишку, принялся ещё кулаками по стене стучать и говорить, что это черти стучат. Мне самому сделалось страшно, и я сказал Косте, чтоб он перестал.
   
Наконец Костя унялся. Мишка успокоился и уснул. Стало тихо. Мы с Костей почему-то долго не могли уснуть. Лежим, прислушиваемся, как Мишкины жуки в коробке шуршат.
   
— Темно, как в погребе! — сказал Костя.
   
— Это потому, что ставни закрыты, — говорю я.
   
— А всё-таки мы храбрые! Не боимся одни ночевать! — говорит Костя.
   
Скоро чуточку посветлело. Стали видны щели в ставнях.
   
— Наверно, уже рассвет, — говорит Костя. — Теперь ночи совсем короткие.
   
— А может быть, луна взошла?
   
Наконец я задремал. Вдруг слышу сквозь сон:
   
Тут-тук-тук!
   
Я проснулся. Мишка и Костя спят. Я разбудил Костю.
   
— Кто-то стучит, — говорю.
   
— Кто же может стучать?
   
— А вот послушай.
   
Прислушались мы. Тихо. Потом снова:
   
Тук-тук-тук!
   
— В дверь стучат, — говорит Костя. — Кто же это?
   
Подождали мы. Не стучат больше. 
   
«Может быть, показалось», — думаем. 
   
Вдруг опять:
   
Тут-тук-тук! Тук-тук-тук!
   
— Тише, — шепчет Костя, — не надо отзываться. Может быть, постучит и уйдёт.
   
Подождали. Вдруг снова:
   
Тук-тук-тук! Тра-та-та-та!
   
— Ах, чтоб тебя разорвало! Не уходит! — говорит Костя.
   
— Может быть, это из города кто-нибудь приехал? — говорю я.
   
— Зачем же в такую поздноту ездить? Подождём. Если постучат ещё, спросим.
   
Ждём. Никого нет.
   
— Наверно, ушёл, — говорит Костя.
   
Только мы было успокоились, вдруг снова:
   
Тра-та-та-та!
   
Я подскочил в постели от неожиданности.
   
— Пойдём, — говорю, — спросим.
   
— Пойдём. 
   
Подкрались мы к двери.
   
— Кто там? — спрашивает Костя.
   
Тихо. Никто не отвечает.
   
— Кто там? 
   
Молчит.
   
— Кто там? 
   
Никакого ответа.
   
— Наверно, ушёл, — говорю я.
   
Пошли мы обратно. Только отошли от двери:
   
Тук-тук-тук! Трах-та-тах! 
   
Бросились опять к дверям:
   
— Кто там?
   
Молчит.
   
— Что он, глухой, что ли? — говорит Костя. 
   
Стоим мы, прислушиваемся. За дверью будто об стенку кто-то трётся.
   
— Кто там?
   
Ничего не отвечает.
   
Отошли мы от двери. Вдруг снова:
   
Тук-тук-тук!
   
Забрались мы на кровать и дышать боимся. Сидели, сидели — не стучит больше. Легли. Думаем, не будет больше стучать.
   
Тихо. Вдруг слышим — шуршит по крыше. И вдруг по железу:
   
Бух-бух-бух! Трах!
   
— На крышу забрался! — прошептал Костя. 
   
Вдруг с другой стороны:
   
Бум-бум-бум! Бах!
   
— Да тут не один, а двое! — говорю я. — Что ж это они, крышу разобрать хотят?
   
Вскочили мы с кроватей, закрыли дверь в соседнюю комнату, откуда был ход на чердак. К двери стол придвинули и ещё другим столом и кроватью подпёрли. А на крыше всё стучат: то один, то другой, то вместе разом. И ещё третий к ним прибавился. И ещё кто-то снова в дверь колотить начал.
   
— Может быть, это кто-нибудь нарочно, чтоб напугать нас, — говорю я.
   
— Выйти, — говорит Костя, — да накостылять им по шее, чтоб не мешали спать!
   
— Ещё нам, — говорю, — накостыляют. Вдруг их там человек двадцать!
   
— А может, это и не люди!
   
— А кто же?
   
— Черти какие-нибудь.
   
— Брось, — говорю, — сказки рассказывать! И без сказок страшно!
   
А Мишка спит и ничего не слышит. Ему хоть бы что!
   
— Может быть, разбудить его? — спрашиваю.
   
— Не надо. Пусть пока спит, — говорит Костя. — Знаешь, какой он трус. До смерти перепугается.
   
Устали мы, прямо с ног валимся. Спать хочется! Костя забрался в постель и говорит:
   
— Надоела мне вся эта музыка! Пусть там себе хоть головы расшибут на крыше. Очень мне нужно обращать внимание.
   
Я вытащил у Мишки из-под подушки топор, положил его рядом с собой в кровать и тоже прилег отдохнуть. Стук на крыше становился всё чаще и тише. Мне стало казаться, что это дождь по крыше стучит, и я не заметил, как снова уснул.
   
Утром просыпаемся от страшного стука. Во дворе шум и крик.
   
Я схватил топор, подбежал к двери.
   
   
   
   
— Кто там? — спрашиваю.
   
И вдруг слышу голос Вити, вожатого:
   
— Откройте, ребята! Что там с вами случилось? Полчаса достучаться не можем.
   
Я открыл дверь. Все ребята гурьбой ввалились в комнату. Витя увидел топор.
   
— Зачем топор? — спрашивает. — И что у вас за разгром такой?
   
Мы с Костей стали рассказывать, что здесь ночью случилось. Но никто нам не верил, все смеялись над нами и говорили, что это нам с перепугу показалось. Мы с Костей чуть не плакали от обиды.
   
Вдруг сверху послышался стук.
   
— Тише! — закричал Костя и поднял палец кверху.
   
Ребята умолкли и стали прислушиваться. 
   
Тук-тук-тук! — стучало что-то по крыше. 
   
Ребята застыли от удивления. Мы с Костей открыли дверь и потихоньку вышли во двор. Все пошли за нами. Мы отошли от дома в сторону и взглянули на крышу. Там сидела обыкновенная ворона и что-то клевала.
   
Тук-тук-тук! Бух-бух! — стучала она по железу клювом.
   
Ребята увидели ворону и расхохотались так громко, что ворона захлопала крыльями и улетела. Ребята сейчас же притащили лестницу; несколько человек забрались на крышу посмотреть, что там клевала ворона.
   
— Здесь прошлогодние ягоды рябины лежат. Наверно, вороны клюют их и стучат по крыше! — закричали ребята.
   
— Откуда же здесь ягоды рябины берутся? — говорим мы.
   
— Да тут ведь вокруг рябины растут. Вот ягоды прямо на крышу и падают.
   
— Постойте, а в дверь-то кто стучал? — говорю я.
   
— Да, — говорит Костя, — зачем это воронам понадобилось в дверь стучать? Вы ещё скажете, что вороны нарочно в дверь стучали, чтоб мы их переночевать пустили.
   
На это никто не мог ничего ответить. Все побежали на крыльцо и стали осматривать дверь. Витя поднял с крыльца ягоду и сказал:
   
— Они и не стучали в дверь. Они клевали на крыльце ягоды, а вам показалось, что стучат в дверь.
   
Мы посмотрели: на крыльце валялось несколько ягод рябины.
   
— Храбрецы! — смеялись над нами ребята. — Втроём испугались вороны!
   
— И совсем не втроём, а вдвоём, — говорю я, — Мишка спал как убитый и ничего не слышал.
   
— Молодец, Мишка! — закричали ребята. — Значит, ты один не боялся вороны?
   
— Я ничего не боялся, — ответил Мишка. — Я спал и ничего не знаю.
   
С тех пор все считают Мишку храбрецом, а нас с Костей трусами.
   
   
  
  
   
    
ОГОРОДНИКИ
   
   
   
   
Через день после того, как мы приехали в пионерлагерь, наш вожатый Витя сказал, что у нас будет свой огород. Мы собрались и стали решать, как будем обрабатывать землю и что сажать. Решили поделить землю на участки и чтобы на каждом участке бригада из двух человек работала. Сразу будет видно, кто впереди, а кто отстаёт. Отстающим решили помогать, чтобы вся земля была хорошо обработана и дала большой урожай.
   
Мы с Мишкой попросили записать нас в одну бригаду. Мы ещё в городе условились, что будем работать вместе и рыбу ловить вместе. Всё у нас было общее: и лопаты и удочки.
   
— Ребята, — сказал Вадик Зайцев, — я предлагаю сделать красное знамя и на нём написать: «Лучшему огороднику». Кто первый вскопает участок, у того на участке поставим знамя.
   
— Правильно, — согласились ребята. — А потом будем за это знамя бороться. Кто лучше проведёт посадку, к тому перейдёт на участок знамя. Потом знамя будем передавать за прополку. А у кого окажется самый большой урожай, тому подарим осенью это знамя и пусть он везёт его с собой в город.
   
Мы с Мишкой решили бороться за красное знамя.
   
— Как возьмём его в самом начале, так до конца не выпустим и домой увезём, — говорил Мишка.
   
Наш огород был недалеко от реки. Мы измерили землю рулеткой, наметили участки и вбили колышки с номерами. Нам с Мишкой достался двенадцатый участок. Мишка тут же стал кричать, что нам самый плохой участок дали.
   
— Да чем он плохой? — спрашивает Витя.
   
— Дырка вон тут в земле!
   
— Ну, что это за дырка! — засмеялся Витя. — Лошадь копытом продавила.
   
— И пень вон торчит, — говорит Мишка.