1 2 3 

2

Доктор Армстронг вышел из столовой на площадку. Справа от него сидел в кресле судья – он безмятежно смотрел на море. Слева расположились Блор и Ломбард – они молча курили. Как и прежде, доктор заколебался. Окинул оценивающим взглядом судью Уоргрейва. Ему нужно было с кем-нибудь посоветоваться. Он высоко ценил острую логику судьи, и все же его обуревали сомнения. Конечно, мистер Уоргрейв – человек умный, но он уже стар. В такой переделке скорее нужен человек действия. И он сделал выбор.
– Ломбард, можно вас на минутку?
Филипп вскочил.
– Конечно.
Они спустились на берег.
Когда они отошли подальше, Армстронг сказал:
– Мне нужна ваша консультация.
Ломбард вскинул брови:
– Но я ничего не смыслю в медицине.
– Вы меня неправильно поняли, я хочу посоветоваться о нашем положении.
– Это другое дело.
– Скажите откровенно, что вы обо всем этом думаете? – спросил Армстронг.
Ломбард с минуту подумал.
– Тут есть над чем поломать голову, – сказал он.
– Как вы объясните смерть миссис Роджерс? Вы согласны с Блором?
Филипп выпустил в воздух кольцо дыма.
– Я вполне мог бы с ним согласиться, – сказал он, – если бы этот случай можно было рассматривать отдельно.
– Вот именно, – облегченно вздохнул Армстронг. Он убедился, что Филипп Ломбард далеко не глуп.
А Филипп продолжал:
– То есть если исходить из того, что мистер и миссис Роджерс в свое время безнаказанно совершили убийство и вышли сухими из воды. Они вполне могли так поступить. Что именно они сделали, как вы думаете? Отравили старушку?
– Наверное, все было гораздо проще, – сказал Армстронг. – Я спросил сегодня утром Роджерса, чем болела мисс Брейди. Ответ его пролил свет на многое. Не буду входить в медицинские тонкости, скажу только, что при некоторых сердечных заболеваниях применяется амилнитрит. Когда начинается приступ, разбивают ампулу и дают больному дышать. Если вовремя не дать больному лекарство, это может привести к смерти.
– Уж чего проще, – сказал задумчиво Ломбард, – а это, должно быть, огромный соблазн.
Доктор кивнул:
– Да им и не нужно ничего делать – ни ловчить, чтобы раздобыть яд, ни подсыпать его, – словом, им нужно было только ничего не делать. К тому же Роджерс помчался ночью за доктором – у них были все основания думать, что никто ничего не узнает.
– А если и узнает, то не сможет ничего доказать, – добавил Филипп Ломбард и помрачнел. – Да, это многое объясняет.
– Простите? – удивился Армстронг.
– Я хочу сказать, это объясняет, почему нас завлекли на Негритянский остров. За некоторые преступления невозможно привлечь к ответственности. Возьмите, к примеру, Роджерсов. Другой пример – старый Уоргрейв: он совершил убийство строго в рамках законности.
– И вы поверили, что он убил человека? – спросил Армстронг.
Ломбард улыбнулся:
– Еще бы! Конечно, поверил. Уоргрейв убил Ситона точно так же, как если бы пырнул его ножом! Но он был достаточно умен, чтобы сделать это с судейского кресла, облачившись в парик и мантию. Так что его никак нельзя привлечь к ответственности обычным путем.
В мозгу Армстронга молнией пронеслось: убийство в госпитале. Убийство на операционном столе. Безопасно и надежно – надежно, как в банке...
А Ломбард продолжал:
– Вот для чего понадобились и мистер Оним, и Негритянский остров.
Армстронг глубоко вздохнул:
– Теперь мы подходим к сути дела. Зачем нас собрали здесь?
– А вы как думаете – зачем? – спросил Ломбард.
– Возвратимся на минуту к смерти миссис Роджерс, – сказал Армстронг. – Какие здесь могут быть предположения? Предположение первое: ее убил Роджерс – боялся, что она выдаст их. Второе: она потеряла голову и сама решила уйти из жизни.
– Иначе говоря, покончила жизнь самоубийством? – уточнил Ломбард.
– Что вы на это скажете?
– Я согласился бы с вами, если бы не смерть Марстона, – ответил Ломбард. – Два самоубийства за двенадцать часов – это чересчур! А если вы скажете мне, что Антони Марстон, этот молодец, бестрепетный и безмозглый, покончил с собой из-за того, что переехал двух ребятишек, я расхохочусь вам в лицо! Да и потом, как он мог достать яд? Насколько мне известно, цианистый калий не так уж часто носят в жилетных карманах. Впрочем, об этом лучше судить вам.
– Ни один человек в здравом уме не станет держать при себе цианистый калий, если только он по роду занятий не имеет дело с осами, – сказал Армстронг.
– Короче говоря, если он не садовник-любитель или фермер? А это занятие не для Марстона. Да, цианистый калий не так-то легко объяснить. Или Антони Марстон решил покончить с собой, прежде чем приехал сюда, и на этот случай захватил с собой яд, или...
– Или? – поторопил его Армстронг.
– Зачем вам нужно, чтобы это сказал я, – ухмыльнулся Филипп Ломбард, – если вы не хуже меня знаете, что Антони Марстон был убит.

3

– А миссис Роджерс? – выпалил доктор Армстронг.
– Я мог бы поверить в самоубийство Марстона (не без труда), если б не миссис Роджерс, – сказал Ломбард задумчиво. – И мог бы поверить в самоубийство миссис Роджерс (без всякого труда), если б не Антони Марстон. Я мог бы поверить, что Роджерс пожелал устранить свою жену, если б не необъяснимая смерть Антони Марстона. Нам прежде всего нужна теория, которая бы объяснила обе смерти, так стремительно последовавшие одна за другой.
– Я, пожалуй, могу кое-чем вам помочь, – сказал Армстронг и передал рассказ Роджерса об исчезновении двух фарфоровых негритят.
– Да, негритята... – сказал Ломбард. – Вчера вечером их было десять. А теперь, вы говорите, их восемь?
И Армстронг продекламировал:

Десять негритят отправились обедать.
Один поперхнулся, их осталось девять.
Девять негритят, поев, клевали носом,
Один не смог проснуться, их осталось восемь.
Мужчины посмотрели друг на друга. Филипп Ломбард ухмыльнулся, отбросил сигарету.
– Слишком все совпадает, так что это никак не простая случайность. Антони Марстон умирает после обеда то ли поперхнувшись, то ли от удушья, а мамаша Роджерс ложится спать и не просыпается.
– И следовательно? – сказал Армстронг.
– И следовательно, – подхватил Ломбард, – мы перед новой загадкой. Где зарыта собака? Где этот мистер Икс, мистер Оним, мистер А.Н. Оним? Или, короче говоря, этот распоясавшийся псих-аноним?
– Ага, – облегченно вздохнул Армстронг, – значит, вы со мной согласны. Но вы понимаете, что это значит? Роджерс клянется, что на острове нет никого, кроме нас.
– Роджерс ошибается. А может быть, и врет.
Армстронг покачал головой:
– Не похоже. Он перепуган. Перепуган чуть не до потери сознания.
– И моторка сегодня не пришла, – сказал Ломбард. – Одно к одному. Во всем видна предусмотрительность мистера Онима. Негритянский остров изолируется от суши до тех пор, пока мистер Оним не осуществит свой план.
Армстронг побледнел.
– Да вы понимаете, – сказал он, – что этот человек – настоящий маньяк?
– И все-таки мистер Оним кое-чего не предусмотрел, – сказал Филипп, и голос его прозвучал угрожающе.
– Чего именно?
– Обыскать остров ничего не стоит – здесь нет никакой растительности. Мы в два счета его прочешем и изловим нашего уважаемого А.Н. Онима.
– Он может быть опасен, – предостерег Армстронг.
Филипп Ломбард захохотал:
– Опасен? А нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк! Вот кто будет опасен, так это я, когда доберусь до него. – Он с минуту помолчал и сказал: – Нам, пожалуй, стоит заручиться помощью Блора. В такой переделке он человек нелишний. Женщинам лучше ничего не говорить. Что касается остальных, то генерал, по-моему, в маразме, а сила Уоргрейва в его логике. Мы втроем вполне справимся с этой работой.

Глава 8

1

Помощью Блора они заручились без труда. Он с ходу согласился с их доводами.
– Эти фарфоровые фигурки, сэр, меняют все дело. Ясно, что здесь орудует маньяк, – двух мнений тут быть не может. А вы не думаете, что мистер Оним решил проделать эту операцию, так сказать, чужими руками?
– Объяснитесь, приятель.
– По-моему, дело было так: после вчерашних обвинений Марстон впал в панику и принял яд. Роджерс тоже впал в панику и отправил на тот свет жену – в полном соответствии с планами милейшего А.Н.О.
Армстронг покачал головой:
– Не забывайте о цианистом калии.
– Ах да, я об этом запамятовал, – согласился Блор. – Разумеется, никто не станет носить при себе такой яд. Но каким образом он мог попасть в бокал Марстона?
– Я уже думал об этом, – сказал Ломбард. – Марстон пил несколько раз в тот вечер. Между его предпоследним и последним бокалами виски был немалый промежуток. Все это время его бокал стоял на столике у окна. Окно было открыто. Кто-то мог подбросить яд и через окно.
– Так, чтобы никто из нас не заметил? – недоверчиво спросил Блор.
– Мы были слишком заняты другим, – отрезал Ломбард.
– Вы правы, – сказал Армстронг, – обвинений не избежал никто. Все бегали по комнате, суетились, спорили, негодовали. Да, так вполне могло случиться...
Блор пожал плечами:
– Видимо, так оно и было. А теперь, джентльмены, примемся за работу. Кто-нибудь, случаем, не захватил с собой револьвер? Впрочем, это было б уж слишком хорошо.
– Я, – похлопал себя по карману Ломбард.
Блор вытаращил на него глаза.
– На всякий случай всегда носите револьвер при себе, сэр? – спросил он нарочито небрежным тоном.
– Привычка. Мне, знаете ли, пришлось побывать в жарких переделках.
– Понятно, – протянул Блор и добавил: – Одно могу сказать, нынешняя переделка будет пожарче прошлых! Если здесь и впрямь притаился маньяк, он наверняка позаботился запастись целым арсеналом, не говоря уж о ножах и кинжалах.
Армстронг хмыкнул:
– Тут вы попали пальцем в небо, Блор. Такие маньяки в большинстве своем люди мирные. С ними очень приятно иметь дело.
– Мой опыт мне подсказывает, что наш маньяк будет не из их числа, – сказал Блор.

2

Итак, троица отправилась в обход острова. Обыскать его не составляло особого труда. На северо-западе ровный утес отвесно спускался к морю. Деревьев на острове не было, даже трава и та почти не росла. Трое мужчин работали тщательно и методично, начинали с вершины и спускались по склону к морю, по пути обшаривая малейшие трещины в скале – а вдруг они ведут в пещеру. Но никаких пещер не обнаружилось.
Прочесывая морской берег, они наткнулись на Макартура. Глаза генерала были прикованы к горизонту. Место он выбрал тихое: тишину его нарушал лишь рокот волн, разбивавшихся о скалы. Старик не обратил на них внимания. Он сидел по-прежнему прямо, вперившись в горизонт. И оттого, что он их не замечал, они почувствовали себя неловко.
Блор подумал: «Что-то тут не так – не впал ли старикан в транс, если не хуже?» Откашлялся и, чтобы завязать разговор, сказал:
– Отличное местечко нашли себе, сэр, тихое, спокойное.
Генерал нахмурился, бросил на него взгляд через плечо.
– Так мало времени, – сказал он. – Так мало времени осталось, и я настоятельно требую, чтобы меня не беспокоили.
– Мы вас не обеспокоим, сэр, – добродушно сказал Блор. – Мы просто обходим остров. Хотим, знаете ли, проверить, не прячется ли кто здесь.
Генерал помрачнел.
– Вы не понимаете, ничего не понимаете, – сказал он. – Пожалуйста, уходите.
Блор оставил старика. Догнав своих спутников, он сказал:
– Старик спятил... Порет какую-то чушь...
– Что он вам сказал? – полюбопытствовал Ломбард.
Блор пожал плечами:
– Что у него нет времени. И чтобы его не беспокоили.
Армстронг наморщил лоб.
– Интересно, – пробормотал он.

3

Обход был в основном закончен. Трое мужчин стояли на вершине скалы и глядели на далекий берег. Ветер свежел.
– Рыбачьи лодки сегодня не вышли, – сказал Ломбард. – Надвигается шторм. Досадно, что деревушку отсюда не видно, а то можно было бы подать сигнал.
– Надо будет разжечь костер вечером, – предложил Блор.
– Вся штука в том, – возразил Ломбард, – что это могли предусмотреть.
– Как, сэр?
– Откуда мне знать? Сказали, что речь идет о розыгрыше. Мол, нас нарочно высадили на необитаемом острове, поэтому на наши сигналы не надо обращать внимания и тому подобное. А может, распустили в деревне слухи, что речь идет о пари. Словом, сочинили какую-нибудь ерунду.
– И по-вашему, этому поверили? – усомнился Блор.
– Во всяком случае, это куда достовернее, чем то, что здесь происходит, – сказал Ломбард. – Как по-вашему, если бы жителям Стиклхевна сказали, что остров будет изолирован от суши, пока этот анонимный мистер Оним не поубивает всех своих гостей, они бы поверили?
– Бывают минуты, когда я и сам в это не верю. И все же... – выдавил Армстронг.
– И все же... – оскалился Ломбард, – как вы сами признали, доктор, это именно так!
– Никто не мог спрятаться внизу? – спросил Блор, оглядывая берег.
– Вряд ли, – покачал головой Армстронг, – утес совершенно отвесный. Где тут спрячешься?
– В утесе может быть расщелина. Будь у нас лодка, мы могли бы объехать вокруг острова, – сказал Блор.
– Будь у нас лодка, – сказал Ломбард, – мы бы теперь были на полпути к суше.
– Ваша правда.
Тут Ломбарда осенило.
– Давайте убедимся, – предложил он. – Есть только одно место, где может быть расщелина, – вон там, направо, почти у самой воды. Если вы достанете канат, я спущусь туда и сам проверю.
– Отличная мысль, – согласился Блор, – попробую достать какую-нибудь веревку. – И он решительно зашагал к дому.
Ломбард задрал голову. Небо затягивалось тучами. Ветер крепчал. Он покосился на Армстронга:
– Что-то вы притихли, доктор. О чем вы думаете?
– Меня интересует, – не сразу ответил Армстронг, – генерал Макартур – он совсем спятил или нет?

4

Все утро Вера не находила себе места. Она избегала Эмили Брент – старая дева внушала ей омерзение. Мисс Брент перенесла свое кресло за угол дома, уселась там в затишке с вязаньем. Стоило Вере подумать о ней, как перед ее глазами вставало бледное лицо утопленницы, водоросли, запутавшиеся в ее волосах... Лицо хорошенькой девушки, может быть, даже чуть нахальное, для которой ни страх, ни жалость уже ничего не значат. А Эмили Брент безмятежно уткнулась в нескончаемое вязанье в сознании своей праведности.
На площадке в плетеном кресле сидел судья Уоргрейв. Его голова совсем ушла в плечи. Вера глядела на судью и видела юношу на скамье подсудимых – светловолосого, с голубыми глазами, на чьем лице ужас постепенно вытесняло удивление. Эдвард Ситон. Ей виделось, как судья своими сморщенными руками накидывает ему черный мешок на голову и оглашает приговор...
Чуть погодя Вера спустилась к морю и пошла вдоль берега. Путь ее лежал к той оконечности острова, где сидел старый генерал. Услышав шаги, Макартур зашевелился и повернул голову – глаза его смотрели тревожно и одновременно вопросительно. Вера перепугалась. Минуты две генерал не отрываясь смотрел на нее. Она подумала: «Как странно. Он смотрит так, будто все знает...»
– А, это вы, – сказал наконец генерал. – Вы пришли...
Вера опустилась на землю рядом с ним.
– Вам нравится сидеть здесь и смотреть на море?
– Нравится. Здесь хорошо ждать.
– Ждать? – переспросила Вера. – Чего же вы ждете?
– Конца, – тихо сказал генерал. – Но ведь вы это знаете не хуже меня. Верно? Мы все ждем конца.
– Что вы хотите этим сказать? – дрожащим голосом спросила Вера.
– Никто из нас не покинет остров. Так задумано. И вы это сами знаете. Вы не можете понять только одного: какое это облегчение.
– Облегчение? – удивилась Вера.
– Вот именно, – сказал генерал, – вы еще очень молоды... вам этого не понять. Но потом вы осознаете, какое это облегчение, когда все уже позади, когда нет нужды нести дальше груз своей вины. Когда-нибудь и вы это почувствуете...
– Я вас не понимаю, – севшим голосом сказала Вера, ломая пальцы. Тихий старик вдруг стал внушать ей страх.
– Понимаете, я любил Лесли, – сказал генерал задумчиво. – Очень любил...
– Лесли – это ваша жена? – спросила Вера.
– Да... Я любил ее и очень ею гордился. Она была такая красивая, такая веселая! – Минуту-две он помолчал, потом сказал: – Да, я любил Лесли. Вот почему я это сделал.
– Вы хотите сказать... – начала было Вера и замялась.
Генерал кивнул:
– Что толку отпираться, раз мы все скоро умрем? Я послал Ричмонда на смерть. Пожалуй, это было убийство. И вот ведь что удивительно – я всегда чтил закон. Но тогда я смотрел на это иначе. У меня не было угрызений совести. Поделом ему! – так я тогда думал. Но потом...
– Что – потом? – зло спросила Вера.
Генерал с отсутствующим видом покачал головой.
– Не знаю, – сказал он. – Ничего не знаю, только потом все переменилось. Я не знаю, догадалась Лесли или нет... Думаю, что нет. Понимаете, с тех пор она от меня отдалилась. Стала совсем чужим человеком. А потом она умерла – и я остался один...
– Один... один... – повторила Вера, эхо подхватило ее слова.
– Вы тоже обрадуетесь, когда придет конец, – закончил Макартур.
Вера рывком поднялась на ноги.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – рассердилась она.
– А я понимаю, дитя мое, я понимаю...
– Нет, не понимаете. Вы ничего не понимаете.
Генерал уставился на горизонт. Он словно перестал ее замечать.
– Лесли... – позвал он тихо и ласково.

5

Когда запыхавшийся Блор вернулся с мотком каната, Армстронг стоял на том же месте и вглядывался в морскую глубь.
– Где мистер Ломбард? – спросил Блор.
– Пошел проверить какую-то свою догадку, – сказал Армстронг. – Сейчас он вернется. Слушайте, Блор, я беспокоюсь.
– Все мы беспокоимся.
Доктор нетерпеливо махнул рукой:
– Знаю, знаю. Не об этом речь. Я говорю о старике Макартуре.
– Ну и что, сэр?
– Мы ищем сумасшедшего, – мрачно сказал Армстронг. – Так вот, что вы скажете о генерале?
– Думаете, он маньяк? – вытаращил глаза Блор.
– Я бы этого не сказал. Вовсе нет, – ответил Армстронг неуверенно, – хотя я, конечно, не психиатр. Кроме того, я с ним не разговаривал и не имел возможности присмотреться к нему.
– Он, конечно, в маразме, – недоверчиво сказал Блор. – Но я бы никогда не подумал...
– Пожалуй, вы правы, – прервал его Армстронг, – убийца, скорее всего, прячется на острове. А вот и Ломбард.
Они тщательно привязали канат.
– Думаю, что помощь не понадобится, – сказал Ломбард. – Но на всякий случай будьте начеку. Если я резко дерну, тащите.
Минуту-другую они следили за Ломбардом.
– Карабкается, как кошка, – неприязненно сказал Блор.
– Наверное, немало полазил по горам в свое время, – отозвался Армстронг.
– Возможно.
На какое-то время воцарилось молчание, потом отставной инспектор сказал:
– Любопытный тип. А знаете, что я думаю?
– Что?
– Не внушает он мне доверия.
– Это почему же?
Блор ответил не сразу.
– Затрудняюсь сказать. Только я бы ему палец в рот не положил.
– У него, должно быть, бурное прошлое, – сказал Армстронг.
– Не столько бурное, сколько темное, – возразил Блор, с минуту подумал, потом продолжал: – Вот вы, например, доктор, вы, случаем, не прихватили с собой револьвер?
Армстронг вытаращил глаза:
– Я? Господи боже, ну конечно, нет. С какой стати?
– А с какой такой стати мистер Ломбард прихватил его?
– В силу привычки, наверное, – неуверенно предположил Армстронг.
Блор только презрительно хмыкнул. Тут канат дернули. Несколько минут они изо всех сил вытягивали Ломбарда.
Когда тянуть стало легче, Блор сказал:
– Привычка привычке – рознь! Конечно, когда мистер Ломбард отправляется в дикие страны, он берет с собой и револьвер, и примус, и спальный мешок, и запас дуста! Но никакая сила привычки не заставила бы его привезти это снаряжение сюда. Только в приключенческих романах люди никогда не расстаются с револьверами.
Армстронг озадаченно покачал головой. Наклонившись над краем скалы, они следили за Ломбардом. Искал он тщательно, но и невооруженным глазом было видно, что эти поиски ни к чему не приведут. Вскоре он перевалился через край скалы, вытер пот со лба и сказал:
– Ну что ж, теперь все ясно. Искать надо в доме – больше негде.

6

Обыскать дом не составляло труда. Для начала прочесали пристройки, потом перешли в само здание. В кухонном шкафу нашли сантиметр миссис Роджерс и перемерили все простенки. Тайников обнаружить не удалось. Да и где их поместишь в современном здании с его прямыми четкими линиями. Сперва прочесали первый этаж. Поднимаясь наверх, они увидели через окно Роджерса – он выносил поднос с коктейлями на лестничную площадку.
– Поразительное существо – хороший слуга. Что бы ни случилось, он сохраняет поистине олимпийское спокойствие, – заметил Ломбард.
– Роджерс – первоклассный дворецкий, – согласился Армстронг, – этого у него не отнимешь.
– Да и его жена, – вставил Блор, – была отличной кухаркой. Судя по вчерашнему обеду...
Они вошли в первую спальню. Спустя пять минут троица уже стояла на лестничной площадке и смотрела друг на друга. В спальнях никого не обнаружили – там просто негде было спрятаться.
– А куда ведет эта лестничка? – спросил Блор.
– В комнату прислуги, – ответил Армстронг.
– Но должно же быть какое-то помещение под крышей, – предположил Блор. – Ну хотя бы для баков с водой, цистерн и всякой такой штуки. Это наша последняя и единственная надежда.
Вдруг сверху донесся звук шагов – тихих, крадущихся.
Его услышали все. Армстронг схватил Блора за руку. Ломбард предостерегающе поднял палец:
– Тс-с! Слушайте!
И тут они снова услышали: наверху кто-то крался, стараясь ступать как можно тише.
– Он в спальне, – прошептал Армстронг, – в той, где лежит тело миссис Роджерс.
– И как мы не догадались! – так же шепотом ответил ему Блор. – Ведь чтобы спрятаться, лучше места не сыскать. А теперь ступайте потише.
Они поднялись вверх по лестнице, на маленькой площадке перед дверью остановились и прислушались. В комнате, несомненно, кто-то был. Оттуда доносился слабый скрип половиц.
– Вперед! – прошептал Блор.
Распахнул дверь и влетел в комнату. Ломбард и Армстронг ворвались следом за ним, и все трое остановились как вкопанные. Перед ними стоял Роджерс с охапкой одежды в руках.

7

Первым нашелся Блор:
– Простите, Роджерс. Мы услышали шаги и подумали... Ну, словом, вы понимаете... – Он замялся.
– Прошу прощения, джентльмены, – сказал Роджерс. – Я хотел перенести вещи. Думаю, никто не будет против, если я займу одну из пустующих комнат для гостей этажом ниже. Самую маленькую. – Он обращался к Армстронгу.
– Разумеется, занимайте, – ответил тот, отводя глаза от прикрытого простыней тела.
– Спасибо, сэр, – сказал Роджерс и, прижимая к груди охапку вещей, спустился по лестнице вниз.
Армстронг подошел к постели, приподнял простыню и посмотрел на умиротворенное лицо покойницы. Страх оставил ее. Его сменило равнодушие.
– Жаль, у меня нет с собой аптечки, – сказал он. – Хотелось бы узнать, чем она отравилась. И давайте кончим розыски, – сказал он. – Инстинкт подсказывает мне, что нам ничего не найти.
Блор сражался с задвижкой двери, ведущей на чердак.
– Этот тип ходит совершенно бесшумно, – сказал он. – Минуту или две назад мы видели его на площадке. А ведь никто из нас не слышал, как он поднимался.
– Потому-то мы и решили, что здесь ходит кто-то чужой, – заметил Ломбард.
Блор скрылся в темном провале чердака. Ломбард вынул из кармана фонарь и полез за ним. Пять минут спустя трое мужчин стояли на площадке и мрачно смотрели друг на друга. Они перепачкались с ног до головы, паутина свисала с них клочьями. На острове не было никого, кроме них, восьмерых.

Глава 9

1

– Итак, мы ошиблись, ошиблись буквально во всем, – сказал Ломбард. – Выдумали какой-то кошмар – плод суеверий и расходившегося воображения, и все из-за двух случайных смертей.
– И все же, – Армстронг был настроен серьезно, – вопрос остается открытым. Ведь я как-никак врач и кое-что понимаю в самоубийствах. Антони Марстон не был похож на самоубийцу.
– Ну а это все-таки не мог быть несчастный случай? – неуверенно спросил Ломбард.
– Что-то не верится в такой несчастный случай, – хмыкнул скептически настроенный Блор.
Все помолчали, потом Блор сказал:
– А вот с женщиной... – и запнулся.
– С миссис Роджерс?
– Да, ведь тут мог быть несчастный случай?
– Несчастный случай? – переспросил Филипп Ломбард. – Как вы это себе представляете?
Вид у Блора стал озадаченный. Его кирпичное лицо потемнело еще сильнее.
– Послушайте, доктор, вы ведь давали ей какой-то наркотик? – выпалил он.
Армстронг вытаращил глаза:
– Наркотик? Что вы имеете в виду?
– Вы сами сказали, что вчера вечером дали ей какое-то снотворное.
– Ах это! Простое успокоительное, совершенно безвредное.
– Но что же все-таки это было?
– Я дал ей слабую дозу трионала. Абсолютно безвредный препарат.
Лицо Блора побагровело.
– Послушайте, будем говорить напрямик: вы дали ей не слишком большую дозу? – спросил он.
– Понятия не имею, о чем вы говорите, – взвился Армстронг.
– Разве вы не могли ошибиться? – сказал Блор. – Такие вещи случаются время от времени.
– Абсолютная чушь, – оборвал его Армстронг, – само это предположение смехотворно. А может быть, – холодным, враждебным тоном спросил он, – вы считаете, что я сделал это нарочно?
– Послушайте, – вмешался Ломбард, – сохраняйте хладнокровие. Не надо бросаться обвинениями.
– Я только предположил, что доктор мог ошибиться, – угрюмо оправдывался Блор.
Армстронг через силу улыбнулся.
– Доктора не могут позволить себе подобных ошибок, мой друг, – сказал он, но улыбка вышла какой-то вымученной.
– Это была бы не первая ваша ошибка, – не без яда сказал Блор, – если верить пластинке.
Армстронг побелел.
– Что толку оскорблять друг друга? – накинулся на Блора Ломбард. – Все мы в одной лодке. Хотя бы поэтому нам надо держаться заодно. И кстати, что вы можете сказать нам о лжесвидетельстве, в котором обвиняют вас?
Блор сжал кулаки, шагнул вперед.
– Оставьте меня в покое. – Голос его внезапно сел. – Это гнусная клевета. Вы, наверное, не прочь заткнуть мне рот, мистер Ломбард, но есть вещи, о которых мне хотелось бы узнать, и одна из них касается вас.
Ломбард поднял брови:
– Меня?
– Да, вас. Я хотел бы узнать, почему вы, отправляясь в гости, захватили с собой револьвер?
– А знаете, Блор, – неожиданно сказал Ломбард, – вы вовсе не такой дурак, каким кажетесь.
– Может, оно и так. И все же, как вы объясните револьвер?
Ломбард улыбнулся:
– Я взял револьвер, так как знал, что попаду в переделку.
– Вчера вечером вы скрыли это от нас, – сказал Блор подозрительно.
Ломбард помотал головой.
– Выходит, вы нас обманули? – не отступался Блор.
– В известном смысле да, – согласился Ломбард.
– А ну выкладывайте поскорей, в чем дело.
– Вы предположили, что я приглашен сюда, как и все остальные, в качестве гостя, и я не стал вас разубеждать. Но это не совсем так. На самом деле ко мне обратился странный тип по фамилии Моррис. Он предложил мне сто гиней, за эту сумму я обязался приехать сюда и держать ухо востро. Он сказал, что ему известна моя репутация человека, полезного в опасной переделке.
– А дальше что? – не мог сдержать нетерпения Блор.
– А ничего, – ухмыльнулся Ломбард.
– Но он, конечно же, сообщил вам и кое-что еще? – сказал Армстронг.
– Нет. Ничего больше мне из него вытянуть не удалось. «Хотите – соглашайтесь, хотите – нет», – сказал он. Я был на мели. И я согласился.
Блора его рассказ ничуть не убедил.
– А почему вы не рассказали нам об этом вчера вечером? – спросил он.
– Видите ли, приятель, – Ломбард пожал плечами, – откуда мне было знать, что вчера вечером не произошло именно то, ради чего я и был сюда приглашен. Так что я затаился и рассказал вам ни к чему не обязывающую историю.
– А теперь вы изменили свое мнение? – догадался Армстронг.
– Да, теперь я думаю, что мы все в одной лодке, – сказал Ломбард. – А сто гиней – это тот кусочек сыра, с помощью которого мистер Оним заманил меня в ловушку так же, как и всех остальных. Потому что все мы, – продолжал он, – в ловушке, в этом я твердо уверен.
Снизу донесся торжественный гул гонга – их звали на ленч.

2

Роджерс стоял в дверях столовой. Когда мужчины спустились с лестницы, он сделал два шага вперед.
– Надеюсь, вы будете довольны ленчем, – сказал он. В голосе его сквозила тревога. – Я подал ветчину, холодный язык и отварил картошку. Есть еще сыр, печенье и консервированные фрукты.
– Чем плохо? – сказал Ломбард. – Значит, припасы не иссякли?
– Еды очень много, сэр, но все консервы. Кладовка битком набита. На острове, позволю себе заметить, сэр, это очень важно: ведь остров бывает надолго отрезан от суши.
Ломбард кивнул. Мужчины направились в столовую, Роджерс – он следовал за ними по пятам – бормотал:
– Меня очень беспокоит, что Фред Нарракотт не приехал сегодня. Ужасно не повезло.
– Вот именно – не повезло, – сказал Ломбард. – Это вы очень точно заметили.
В комнату вошла мисс Брент. Она, видно, уронила клубок шерсти и сейчас старательно сматывала его. Уселась на свое место и заметила:
– Погода меняется. Поднялся сильный ветер, на море появились белые барашки.
Медленно, размеренно ступая, вошел судья. Его глаза, еле видные из-под мохнатых бровей, быстро обежали присутствующих.
– А вы неплохо потрудились сегодня утром, – сказал он, в голосе его сквозило ехидство.
Запыхавшись, вбежала в столовую Вера Клейторн.
– Надеюсь, вы меня не ждали? – спросила она. – Я не опоздала?
– Вы не последняя, – ответила Эмили Брент, – генерал еще не пришел.
Наконец все уселись.
– Прикажете начинать или еще немного подождем? – обратился к мисс Брент Роджерс.
– Генерал Макартур сидит у самого моря, – сказала Вера. – Думаю, он не слышал гонга, и потом, он сегодня не в себе.
– Я схожу сообщу ему, что ленч на столе, – предложил Роджерс.
– За ним схожу я, – сказал Армстронг, – а вы приступайте к завтраку.
Выходя из комнаты, он слышал, как Роджерс говорит Эмили Брент:
– Что прикажете положить – язык или ветчину?

3

Как ни старались оставшиеся за столом пятеро, им никак не удавалось поддержать разговор. Резкий ветер бился в окно. Вера вздрогнула.
– Надвигается шторм, – сказала она.
– Вчера из Плимута со мной в одном поезде ехал старик, – поддержал разговор Блор. – Он все время твердил, что надвигается шторм. Потрясающе, как они угадывают погоду, эти старые моряки.
Роджерс обошел гостей, собирая грязные тарелки. Вдруг остановился на полпути со стопкой тарелок в руках.
– Сюда кто-то бежит, – испуганно сказал он не своим голосом.
Они услышали топот. И тут же, хотя им никто ничего не говорил, всё поняли... Будто по чьему-то знаку, они встали, уставились на дверь.
В комнату ворвался запыхавшийся доктор Армстронг.
– Генерал Макартур... – сказал он.
– Мертв! – вырвалось у Веры.
– Да, он мертв, – сказал Армстронг.
Воцарилось молчание – долгое молчание.
Семь человек смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова.

4

Тело генерала вносили в дверь, когда разразился шторм. Гости сгрудились в холле. И тут раздался вой и свист ветра – на крышу дома обрушились потоки воды.
Блор и Армстронг направлялись со своей ношей к лестнице, когда Вера Клейторн вдруг резко повернулась и кинулась в опустевшую столовую. Там все оставалось на своих местах – нетронутый десерт стоял на буфете. Вера подошла к столу. Постояла минуту-две, и тут в комнату неслышными шагами вошел Роджерс.
Увидев ее, он вздрогнул. Посмотрел на нее вопросительно и сказал:
– Я... я... пришел только посмотреть, мисс.
– Вы не ошиблись, Роджерс. Глядите: их всего семь, – сказала Вера неожиданно охрипшим голосом.

5

Тело Макартура положили на постель. Осмотрев труп, Армстронг вышел из спальни генерала и спустился вниз. Все сошлись в гостиной – ждали его. Мисс Брент вязала. Вера Клейторн стояла у окна и глядела на потоки ливня, с шумом обрушивавшиеся на остров. Блор сидел в кресле, не касаясь спинки, тяжело опустив руки на колени. Ломбард беспокойно шагал взад-вперед по комнате. В дальнем конце комнаты утонул в огромном кресле судья Уоргрейв. Глаза его были полуприкрыты. Когда доктор вошел в комнату, судья поднял на него глаза и спросил:
– Что скажете, доктор?
Армстронг был бледен.
– О разрыве сердца не может быть и речи, – сказал он. – Макартура ударили по затылку дубинкой или чем-то вроде этого.
Все зашептались, раздался голос судьи:
– Вы нашли орудие убийства?
– Нет.
– И тем не менее вы уверены, что генерал умер от удара тяжелым предметом по затылку?
– Уверен.
– Ну что ж, теперь мы знаем, что делать, – невозмутимо сказал судья.
И сразу стало ясно, кто возьмет бразды правления в свои руки.
Все утро Уоргрейв сидел в кресле, сонный, безучастный. Но сейчас он с легкостью захватил руководство – сказывалась долгая привычка к власти. Он вел себя так, будто председательствовал в суде. Откашлявшись, он продолжил:
– Сегодня утром, джентльмены, я сидел на площадке и имел возможность наблюдать за вашей деятельностью. Ваша цель была мне ясна. Вы обыскивали остров, желая найти нашего неизвестного убийцу – мистера А.Н. Онима.
– Так точно, сэр, – сказал Филипп Ломбард.
– И несомненно, наши выводы совпали, – продолжал судья. – Мы решили, что Марстон и миссис Роджерс не покончили с собой. И что умерли они не случайно. Вы также догадались, зачем мистер Оним заманил нас на этот остров?
– Он сумасшедший! Псих! – прохрипел Блор.
– Вы, наверное, правы, – сказал судья. – Но это вряд ли меняет дело. Наша главная задача сейчас – спасти свою жизнь.
– Но на острове никого нет! – дрожащим голосом сказал Армстронг. – Уверяю вас, никого!
Судья почесал подбородок.
– В известном смысле вы правы, – сказал он мягко. – Я пришел к такому же выводу сегодня утром. Я мог бы заранее сказать вам, что ваши поиски ни к чему не приведут. И тем не менее я придерживаюсь того мнения, что мистер Оним (будем называть его так, как он сам себя именует) – на острове. Никаких сомнений тут быть не может. Если считать, что он задался целью покарать людей, совершивших преступления, за которые нельзя привлечь к ответственности по закону, у него был только один способ осуществить свой план. Мистер Оним должен был найти способ попасть на остров. И способ этот мне совершенно ясен. Мистеру Ониму было необходимо затесаться среди приглашенных. Он – один из нас...

6

– Нет, нет, не может быть, – едва сдержала стон Вера.
Судья подозрительно посмотрел на нее и сказал:
– Милая барышня, мы должны смотреть фактам в лицо: ведь все мы подвергаемся серьезной опасности. Один из нас – А.Н. Оним. Кто он – мы не знаем. Из десяти человек, приехавших на остров, трое теперь вне подозрения: Антони Марстон, миссис Роджерс и генерал Макартур. Остается семь человек. Из этих семерых один, так сказать, «липовый» негритенок. – Он обвел взглядом собравшихся. – Вы согласны со мной?
– Верится с трудом, но, судя по всему, вы правы, – сказал Армстронг.
– Ни минуты не сомневаюсь, – подтвердил Блор. – И если хотите знать мое мнение...
Судья Уоргрейв жестом остановил его:
– Мы вернемся к этому в свое время. А теперь мне важно знать, все ли согласны со мной?
– Ваши доводы кажутся мне вполне логичными, – не переставая вязать, проронила Эмили Брент. – Я тоже считаю, что в одного из нас вселился дьявол.
– Я не могу в это поверить... – пробормотала Вера, – не могу...
– Ломбард?
– Совершенно с вами согласен, сэр.
Судья с удовлетворением кивнул.
– А теперь, – сказал он, – посмотрим, какими данными мы располагаем. Для начала надо выяснить, есть ли у нас основания подозревать какое-то определенное лицо. Мистер Блор, мне кажется, вы хотели что-то сказать?
Блор засопел.
– У Ломбарда есть револьвер, – сказал он. – И потом, он вчера вечером нам соврал. Он сам признался.
Филипп Ломбард презрительно улыбнулся.
– Ну что ж, значит, придется дать объяснения во второй раз. – И он кратко и сжато повторил свой рассказ.
– А чем вы докажете, что не врете? – не отступал Блор. – Чем вы можете подтвердить свой рассказ?
Судья кашлянул.
– К сожалению, все мы в таком же положении, – сказал он. – И всем нам тоже приходится верить на слово. Никто из вас, – продолжал он, – по-видимому, пока еще не осознал всей необычности происходящего. По-моему, возможен только один путь. Выяснить, есть ли среди нас хоть один человек, которого мы можем очистить от подозрений на основании данных, имеющихся в нашем распоряжении.
– Я известный специалист, – сказал Армстронг. – Сама мысль о том, что я могу...
И снова судья жестом остановил доктора, не дав ему закончить фразы.
– Я и сам человек довольно известный, – сказал он тихо, но внушительно. – Однако это, мой дорогой, еще ничего не доказывает. Доктора сходили с ума. Судьи сходили с ума. Да и полицейские тоже, – добавил он, глядя на Блора.
Ломбард сказал:
– Я надеюсь, ваши подозрения не распространяются на женщин?
Судья поднял брови и сказал тем ехидным тоном, которого так боялась защита:
– Значит, если я вас правильно понял, вы считаете, что среди женщин маньяков не бывает?
– Вовсе нет, – раздраженно ответил Ломбард, – и все же я не могу поверить... – Он запнулся.
Судья все тем же проницательным, злым голосом сказал:
– Я полагаю, доктор Армстронг, что женщине было бы вполне по силам прикончить беднягу Макартура.
– Вполне, будь у нее подходящее орудие – резиновая дубинка, например, или палка, – ответил доктор.
– Значит, она бы справилась с этим легко?
– Вот именно.
Судья повертел черепашьей шеей.
– Две другие смерти произошли в результате отравления, – сказал он. – Я думаю, никто не станет отрицать, что отравителем может быть и слабый человек.
– Вы с ума сошли! – взвилась Вера.
Судья медленно перевел взгляд на нее. Это был бесстрастный взгляд человека, привыкшего распоряжаться судьбами людей.
«Он смотрит на меня, – подумала Вера, – как на любопытный экземпляр». И вдруг с удивлением поняла: она ведь ему не очень-то нравится.
– Моя милая барышня, я бы попросил вас быть сдержанней. Я совсем не обвиняю вас. И надеюсь, мисс Брент, – он поклонился старой деве, – что мое настойчивое требование не считать свободным от подозрений ни одного из нас никого не обидело.
Мисс Брент не отрывалась от вязанья.
– Сама мысль, что я могу убить человека, и не одного, а троих, – холодно сказала она, не поднимая глаз, – покажется нелепой всякому, кто меня знает. Но мы не знаем друг друга, и я понимаю, что при подобных обстоятельствах никто не может быть освобожден от подозрений, пока не будет доказана его невиновность. Я считаю, что в одного из нас вселился дьявол.
– На том и порешим, – заключил судья. – Никто не освобождается от подозрений, ни безупречная репутация, ни положение в обществе в расчет не принимаются.
– А как же с Роджерсом? – спросил Ломбард. – По-моему, его можно с чистой совестью вычеркнуть из списка.
– Это на каком же основании? – осведомился судья.
– Во-первых, у него на такую затею не хватило бы мозгов, а во-вторых, одной из жертв была его жена.
– За мою бытность судьей, молодой человек, – поднял мохнатую бровь судья, – мне пришлось разбирать несколько дел о женоубийстве – и суд, знаете ли, признал мужей виновными.
– Что ж, не стану спорить. Женоубийство – вещь вполне вероятная, чтобы не сказать естественная. Но не такое. Предположим, Роджерс убил жену из боязни, что она сорвется и выдаст его, или потому, что она ему опостылела, или, наконец, потому, что спутался с какой-нибудь крошкой помоложе, – это я могу себе представить. Но представить его мистером Онимом, этаким безумным вершителем правосудия, укокошившим жену за преступление, которое они совершили совместно, я не могу.
– Вы принимаете на веру ничем не подтвержденные данные, – сказал судья Уоргрейв. – Ведь нам неизвестно, действительно ли Роджерс и его жена убили свою хозяйку. Не исключено, что Роджерса обвинили в этом убийстве лишь для того, чтобы он оказался в одном с нами положении. Не исключено, что вчера вечером миссис Роджерс перепугалась, поняв, что ее муж сошел с ума.
– Будь по-вашему, – сказал Ломбард. – А.Н. Оним – один из нас. Подозреваются все без исключения.
А судья Уоргрейв продолжал:
– Мысль моя такова: ни хорошая репутация, ни положение в обществе, ни что другое не освобождают от подозрений. Сейчас нам необходимо в первую голову выяснить, кого из нас можно освободить от подозрений на основании фактов. Говоря проще, есть ли среди нас один (а вероятно, и не один) человек, который никак не мог подсыпать яду Марстону, дать снотворное миссис Роджерс и прикончить генерала Макартура?
Грубоватое лицо Блора осветила улыбка.
– Теперь вы говорите дело, сэр, – сказал он. – Мы подошли к самой сути. Давайте разберемся. Что касается Марстона, то тут уже ничего не выяснишь. Высказывались подозрения, будто кто-то подбросил яд в его стакан через окно перед тем, как он в последний раз налил себе виски. Замечу, что подбросить яд из комнаты было бы куда проще. Не могу припомнить, находился ли в это время в комнате Роджерс, но все остальные запросто могли это сделать. – Перевел дух и продолжал: – Теперь перейдем к миссис Роджерс. Здесь подозрения прежде всего падают на ее мужа и доктора. Любому из них ничего не стоило это сделать.
Армстронг вскочил. Его трясло от злости.
– Я протестую... Это неслыханно! Клянусь, я дал ей совершенно обычную...
– Доктор Армстронг! – Злой голосок судьи звучал повелительно. – Ваше негодование вполне естественно. И тем не менее надо изучить все факты. Проще всего было дать снотворное миссис Роджерс вам или Роджерсу. Теперь разберемся с остальными. Какие возможности подсыпать яд были у меня, инспектора Блора, мисс Брент, мисс Клейторн или мистера Ломбарда? Можно ли кого-либо из нас полностью освободить от подозрений? – Помолчал и сказал: – По-моему, нет.
– Да я и близко к ней не подходила, – вскинулась Вера.
– Если память мне не изменяет, – снова взял слово судья, – дело обстояло так. Прошу поправить меня, если я в чем-нибудь ошибусь: Антони Марстон и мистер Ломбард подняли миссис Роджерс, перенесли ее на диван, и тут к ней подошел доктор Армстронг. Он послал Роджерса за коньяком. Поднялся спор, откуда шел голос. Все удалились в соседнюю комнату, за исключением мисс Брент, она осталась наедине с миссис Роджерс, которая, напоминаю, была без сознания.
На щеках мисс Брент вспыхнули красные пятна. Спицы застыли в ее руках.
– Это возмутительно! – сказала она.
Безжалостный тихий голос продолжал:
– Когда мы вернулись в комнату, вы, мисс Брент, склонились над миссис Роджерс.
– Неужели обыкновенная жалость – преступление? – спросила Эмили Брент.
– Я хочу установить факты, и только факты, – продолжал судья. – Затем в комнату вошел Роджерс – он нес коньяк, в который, конечно, мог подсыпать снотворное до того, как вошел. Миссис Роджерс дали коньяку, и вскоре после этого муж и доктор проводили ее в спальню, где Армстронг дал ей успокоительное.
– Все так и было. Именно так, – подтвердил Блор. – А значит, от подозрений освобождаются: судья, мистер Ломбард, я и мисс Клейторн, – трубным ликующим голосом сказал он.
Пригвоздив Блора к месту холодным взглядом, судья пробормотал:
– Да ну? Ведь мы должны учитывать любую случайность.
– Я вас не понимаю. – Блор недоуменно уставился на судью.
– Миссис Роджерс лежит у себя наверху в постели, – сказал Уоргрейв. – Успокоительное начинает действовать. Она в полузабытьи. А что, если тут раздается стук в дверь, в комнату входит некто, приносит, ну, скажем, таблетку и говорит: «Доктор велел вам принять это». Неужели вы думаете, что она бы не приняла лекарство?
Наступило молчание. Блор шаркал ногами, хмурился. Филипп Ломбард сказал:
– Все это досужие домыслы. Никто из нас еще часа два-три не выходил из столовой. Умер Марстон, поднялась суматоха.
– К ней могли наведаться позже, – сказал судья, – когда все легли спать.
– Но тогда в спальне уже наверняка был Роджерс, – возразил Ломбард.
– Нет, – вмешался Армстронг. – Роджерс был внизу – убирал столовую, кухню. В этот промежуток кто угодно мог подняться в спальню миссис Роджерс совершенно незаметно.
– Но ведь к тому времени, доктор, – вставила мисс Брент, – она должна была уже давно заснуть – она приняла снотворное.
– По всей вероятности, да. Но поручиться в этом я не могу. До тех пор пока не пропишешь пациенту одно и то же лекарство несколько раз, не знаешь, как оно на него подействует. На некоторых успокоительное действует довольно медленно. Все дело в индивидуальной реакции пациента.
Ломбард сказал:
– Что еще вам остается говорить, доктор? Вам это на руку, так ведь?
Армстронг побагровел. Но не успел ничего сказать – снова раздался бесстрастный недобрый голос судьи:
– Взаимными обвинениями мы ничего не добьемся. Факты – вот с чем мы должны считаться. Мы установили, что нечто подобное могло произойти. Я согласен, процент вероятности здесь невысок, хотя опять же и тут многое зависит от того, кем был этот «некто».
– Ну и что это нам даст? – спросил Блор.

7

Судья Уоргрейв потрогал верхнюю губу, вид у него был до того бесстрастный, что наводил на мысль: а подвластен ли он вообще человеческим чувствам?
– Расследовав второе убийство, – сказал он, – мы установили, что ни один из нас не может быть полностью освобожден от подозрений. А теперь, – продолжал он, – займемся смертью генерала Макартура. Она произошла сегодня утром. Я прошу всякого, кто уверен, что у него или у нее есть алиби, по возможности кратко изложить обстоятельства дела. Я сам сразу же заявляю, что у меня алиби нет. Я провел все утро на площадке перед домом, размышлял о том невероятном положении, в котором мы очутились. Ушел я оттуда, только когда раздался гонг, но были, очевидно, какие-то периоды, когда меня никто не видел, – и в это время я вполне мог спуститься к морю, убить генерала и вернуться на свое место. Никаких подтверждений, что я не покидал площадку, кроме моего слова, я представить не могу. В подобных обстоятельствах этого недостаточно. Необходимы доказательства.
Блор сказал:
– Я все утро провел с мистером Ломбардом и мистером Армстронгом. Они подтвердят.
– Вы ходили в дом за канатом, – возразил Армстронг.
– Ну и что? – сказал Блор. – Я тут же вернулся. Вы сами это знаете.
– Вас долго не было, – сказал Армстронг.
– На что, черт побери, вы намекаете? – Блор налился кровью.
– Я сказал только, что вас долго не было, – повторил Армстронг.
– Его еще надо было найти. Попробуйте сами найти в чужом доме моток каната.
– Пока мистера Блора не было, вы не отходили друг от друга? – обратился судья к Ломбарду и Армстронгу.
– Разумеется, – подтвердил Армстронг. – То есть Ломбард отходил на несколько минут. А я оставался на месте.
Ломбард улыбнулся:
– Я хотел проверить, можно ли отсюда дать сигналы на сушу при помощи гелиографа. Пошел выбирать место, отсутствовал минуты две.
– Это правда. – Армстронг кивнул. – Для убийства явно недостаточно.
– Кто-нибудь из вас смотрел на часы? – спросил судья.
– Н-нет.
– Я вышел из дому без часов, – сказал Ломбард.
– Минуты две – выражение весьма неточное, – ядовито заметил судья и повернул голову к прямой как палка старой деве, не отрывавшейся от вязанья: – А вы, мисс Брент?
– Мы с мисс Клейторн взобрались на вершину горы. После этого я сидела на площадке, грелась на солнце.
– Что-то я вас там не видел, – сказал судья.
– Вы не могли меня видеть. Я сидела за углом дома, с восточной стороны: там нет ветра.
– Вплоть до ленча?
– Да.
– Мисс Клейторн?
– Утро я провела с мисс Брент, – последовал четкий ответ. – Потом немного побродила по острову. Потом спустилась к морю, поговорила с генералом Макартуром.
– В котором часу это было? – прервал ее судья.
На этот раз Вера ответила не слишком уверенно.
– Н-не знаю, – сказала она. – За час до ленча, а может быть, и позже.
Блор спросил:
– Это было раньше нашего разговора с генералом или потом?
– Не знаю, – сказала Вера. – Он был какой-то странный. – Она передернулась.
– А в чем заключалась его странность? – осведомился судья.
– Он сказал, что все мы умрем, потом сказал, что ждет конца. Он меня напугал... – понизив голос, сказала Вера.
Судья кивнул.
– А потом что вы делали? – спросил он.
– Вернулась в дом. Затем, перед ленчем, снова вышла, поднялась на гору. Я весь день не могла найти себе места.
Судья Уоргрейв потрогал подбородок.
– Остается еще Роджерс, – сказал он. – Но я не думаю, что его показания что-либо добавят к имеющимся у нас сведениям.
Роджерс, представ перед судилищем, ничего особенного не сообщил. Все утро он занимался хозяйственными делами, потом готовил ленч. Перед ленчем подал коктейли, затем поднялся наверх – перенести свои вещи с чердака в другую комнату. Он не выглядывал в окно и не видел ничего, что могло бы иметь хоть какое-то отношение к смерти генерала Макартура. Он твердо уверен, что, когда накрывал на стол перед ленчем, там стояло восемь негритят.
Роджерс замолчал, и в комнате воцарилась тишина. Судья Уоргрейв откашлялся. Ломбард прошептал на ухо Вере: «Теперь он произнесет заключительную речь».
– Мы постарались как можно лучше расследовать обстоятельства этих трех смертей, – начал судья. – И если в некоторых случаях отдельные лица не могли (по всей вероятности) совершить убийство, все же ни одного человека нельзя считать полностью оправданным и свободным от подозрений. Повторяю, я твердо уверен, что из семи человек, собравшихся в этой комнате, один – опасный преступник, а скорее всего, еще и маньяк. Кто этот человек, мы не знаем. Нам надо решить, какие меры предпринять, чтобы связаться с сушей на предмет помощи, а в случае, если помощь задержится (что более чем вероятно при такой погоде), какие меры предпринять, чтобы обеспечить нашу безопасность, – сейчас нам больше ничего не остается.
Я попрошу каждого подумать и сообщить мне, какой выход из создавшегося положения он видит. Предупреждаю: все должны быть начеку. До сих пор убийца с легкостью выполнял свою задачу – его жертвы ни о чем не подозревали. Отныне наша задача – подозревать всех и каждого. Осторожность – лучшее оружие. Не рискуйте и будьте бдительны. Вот все, что я вам хотел сказать.
– Суд удаляется на совещание, – еле слышно пробормотал Ломбард.

Глава 10

1

– И вы ему поверили? – спросила Вера.
Вера и Филипп Ломбард сидели на подоконнике в гостиной. За окном хлестал дождь, ветер с ревом бился в стекла. Филипп наклонил голову набок и сказал:
– Вы хотите спросить, верю ли я старику Уоргрейву, что убийца – один из нас?
– Да.
– Трудно сказать. Если рассуждать логически, он, конечно, прав, и все же...
– И все же, – подхватила Вера, – это совершенно невероятно.
Ломбард скорчил гримасу.
– Здесь все совершенно невероятно. Однако после смерти Макартура ни о несчастных случаях, ни о самоубийствах не может быть и речи. Несомненно одно: это – убийство. Вернее, три убийства.
Вера вздрогнула:
– Похоже на кошмарный сон. Мне все кажется, что этого просто не может быть.
Филипп понимающе кивнул:
– Ну да, все чудится: вот раздастся стук в дверь и тебе принесут чай в постель.
– Ох, хорошо бы все кончилось так! – сказала Вера.
Филипп Ломбард помрачнел.
– Нет, на это надеяться не приходится! Мы участвуем в ужасном кошмаре наяву!
Вера понизила голос:
– Если... если это один из нас, как вы думаете, кто это?
Ломбард ухмыльнулся.
– Из ваших слов я понял, – сказал он, – что нас вы исключаете. Вполне с вами согласен. Я отлично знаю, что я не убийца, да и в вас, Вера, нет ничего ненормального. Девушки нормальней и хладнокровней я не встречал. Поручусь чем угодно, что вы не сумасшедшая.
– Спасибо. – Вера криво улыбнулась.
Филипп сказал:
– Ну же, мисс Вера Клейторн, неужели вы не ответите комплиментом на комплимент?
Вера чуть замялась.
– Вы сами признали, – сказала она наконец, – что ни во что не ставите жизнь человека, и тем не менее как-то не могу представить, чтобы вы надиктовали эту пластинку.
– Верно, – сказал Ломбард. – Если б я и затеял убийство, так только ради выгоды. Массовое наказание преступников не по моей части. Пошли дальше. Итак, мы исключаем друг друга и сосредоточиваемся на пяти собратьях по заключению. Который из них А.Н. Оним? Интуитивно – и без всяких на то оснований – выбираю Уоргрейва!
– Вот как? – удивилась Вера. Подумала минуты две и спросила: – А почему?
– Трудно сказать. Во-первых, он очень стар, а во-вторых, в течение многих лет вершил судьбы людей в суде. А значит, чуть не всю жизнь ощущал себя всемогущим, точно Господь Бог. Это могло вскружить ему голову. Он мог поверить, что властен над жизнью и смертью людей, а от этого можно спятить и пойти еще дальше – решить, например, что ты и Высший судия, и палач одновременно.
– Возможно, вы правы, – чуть помедлив, согласилась Вера.
– А кого выберете вы? – спросил Ломбард.
– Доктора Армстронга, – выпалила Вера.
Ломбард присвистнул:
– Доктора? Знаете, а я бы его поставил на последнее место.
Вера покачала головой:
– Вы не правы. Две смерти произошли в результате отравления. И это прямо указывает на доктора. Потом, нельзя забывать: снотворное миссис Роджерс дал он.
– Верно, – согласился Ломбард.
– И если бы сошел с ума доктор, его бы не скоро удалось разоблачить. Потом, доктора очень много работают, и помешательство может быть результатом переутомления, – настаивала Вера.
– И все-таки мне не верится, что он убил Макартура, – сказал Ломбард. – Я уходил ненадолго: он бы просто не успел – если только он не мчался туда и обратно стремглав. Но доктор не спортсмен и не мог совершить такую пробежку и не запыхаться.
– Но он мог убить генерала позже, – возразила Вера.
– Это когда же?
– Когда он пошел звать генерала к ленчу.
Ломбард снова присвистнул:
– Так вы думаете, Армстронг убил генерала тогда? Для этого надо обладать железными нервами.
– Посудите сами, чем он рисковал? – перебила его Вера. – Он единственный медик среди нас. Что ему стоит сказать, будто генерала убили час назад? Ведь никто из нас не может его опровергнуть.
Филипп задумчиво посмотрел на нее.
– Умная мысль, – сказал он. – Интересно...

2

– Кто это, мистер Блор? Вот что я хочу знать. Кто это может быть? – Лицо Роджерса дергалось. Руки нервно теребили кожаный лоскут – он чистил столовое серебро.
– Вот в чем вопрос, приятель, – сказал отставной инспектор.
– Мистер Уоргрейв говорит, что это кто-то из нас. Так вот кто, сэр? Вот что я хочу знать. Кто этот оборотень?
– Мы все хотим это узнать, – сказал Блор.
– Но вы о чем-то догадываетесь, мистер Блор. Я не ошибся?
– Может, я о чем и догадываюсь, – сказал Блор. – Но одно дело догадываться, другое – знать. Что, если я попал пальцем в небо? Скажу только: у этого человека должны быть железные нервы.
Роджерс вытер пот со лба.
– Кошмар, вот что это такое, – хрипло сказал он.
– А у вас есть какие-нибудь догадки, Роджерс? – поинтересовался Блор.
Дворецкий покачал головой.
– Я ничего не понимаю, сэр, – севшим голосом сказал он. – Совсем ничего. И это-то меня и пугает пуще всего.

3

– Нам необходимо выбраться отсюда! Необходимо! – выкрикивал доктор Армстронг. – Во что бы то ни стало!
Судья Уоргрейв задумчиво выглянул из окна курительной, поиграл шнурочком пенсне и сказал:
– Я, конечно, не претендую на роль синоптика и тем не менее рискну предсказать: в ближайшие сутки – а если ветер не утихнет, одними сутками дело не обойдется, – даже если бы на материке и знали о нашем положении, лодка не пришла бы.
Армстронг уронил голову на руки.
– А тем временем всех нас перебьют прямо в постелях! – простонал он.
– Надеюсь, нет, – сказал судья. – Я намереваюсь принять все меры предосторожности.
Армстронг неожиданно подумал, что старики сильнее цепляются за жизнь, чем люди молодые. Он не раз удивлялся этому за свою долгую врачебную практику. Вот он, например, моложе судьи по меньшей мере лет на двадцать, а насколько слабее у него воля к жизни.
А судья Уоргрейв думал: «Перебьют в постелях! Все доктора одинаковы – мыслят штампами. И этот тоже глуп».
– Не забывайте, троих уже убили.
– Все так. Но вы, в свою очередь, не забывайте: они не знали, что их жизнь в опасности. А мы знаем.
Армстронг с горечью сказал:
– Что мы можем сделать? Раньше или позже...
– Я думаю, – сказал судья Уоргрейв, – кое-что мы все же можем.
– Ведь мы даже не знаем, кто убийца, – возразил Армстронг.
Судья потрогал подбородок.
– Я бы этого не сказал, – пробормотал он.
– Уж не хотите ли вы сказать, что догадались? – уставился на него Армстронг.
– Я признаю, что у меня нет настоящих доказательств, – уклончиво ответил судья, – таких, которые требуются в суде. Но когда я вновь перебираю факты, мне кажется, что все нити сходятся к одному человеку.
Армстронг снова уставился на судью.
– Ничего не понимаю, – сказал он.

4

Мисс Брент – она была в своей спальне наверху – взяла Библию и села у окна. Открыла Библию, но после недолгих колебаний отложила ее и подошла к туалетному столику. Вынула из ящика записную книжку в черной обложке и написала:

«Случилось нечто ужасное. Погиб генерал Макартур. (Его двоюродный брат женат на Элси Макферсон.) Нет никаких сомнений в том, что его убили. После ленча судья произнес замечательную речь. Он убежден, что убийца – один из нас. Значит, один из нас одержим диаволом. Я давно это подозревала. Но кто это? Теперь все задаются этим вопросом. И только я знаю, что...»

Несколько секунд она сидела не двигаясь, глаза ее потускнели, затуманились. Карандаш в руке заходил ходуном. Огромными каракулями она вывела: ...убийцу зовут Беатриса Тейлор...
Глаза ее закрылись. Но тут же она вздрогнула и проснулась. Посмотрела на записную книжку и, сердито вскрикнув, пробежала кривые каракули последней фразы.
– Неужели это я написала? – прошептала она. – Я, наверное, схожу с ума.

5

Шторм крепчал. Ветер выл, хлестал по стенам дома. Все собрались в гостиной. Сидели, сбившись в кучку, молчали. Исподтишка следили друг за другом. Когда Роджерс вошел с подносом, гости буквально подскочили.
– Вы позволите задернуть занавески? – спросил Роджерс. – Так здесь будет поуютней.
Получив разрешение, он задернул занавески и включил свет. В комнате и впрямь стало уютнее. Гости повеселели: ну конечно же, завтра шторм утихнет... придет лодка...
Вера Клейторн сказала:
– Вы разольете чай, мисс Брент?
– Нет-нет, разлейте вы, милочка. Чайник такой тяжелый. И потом, я очень огорчена – я потеряла два мотка серой шерсти. Экая досада.
Вера перешла к столу. Раздались бодрое позвякивание ложек, звон фарфора. Безумие прошло.
Чай! Благословенный привычный ежедневный чай! Филипп Ломбард пошутил. Блор засмеялся. Доктор Армстронг рассказал забавный случай из практики. Судья Уоргрейв – обычно он не пил чая – с удовольствием отхлебывал ароматную жидкость.
Эту умиротворенную обстановку нарушил приход Роджерса. Лицо у дворецкого было расстроенное.
– Простите, – сказал он, ни к кому не обращаясь, – но вы не знаете, куда девался занавес из ванной комнаты?
Ломбард вскинул голову:
– Занавес? Что это значит, Роджерс?
– Он исчез, сэр, ну прямо испарился. Я убирал ванные, и в одной убор... то есть ванной, занавеса не оказалось.
– А сегодня утром он был на месте? – спросил судья.
– Да, сэр.
– Какой он? – осведомился Блор.
– Из прорезиненного шелка, сэр, алого цвета. В тон алому кафелю.
– И он пропал? – спросил Ломбард.
– Пропал.
– Да ладно. Что тут такого? – ляпнул Блор. – Смысла тут нет, но его тут и вообще нет. Убить занавесом нельзя, так что забудем о нем.
– Да, сэр. Благодарю вас, сэр, – сказал Роджерс и вышел, закрыв за собой дверь.
В комнату вполз страх. Гости вновь стали исподтишка следить друг за другом.

6

Наступил час обеда – обед подали, съели, посуду унесли. Нехитрая еда, в основном из консервных банок. После обеда в гостиной наступило напряженное молчание.
В девять часов Эмили Брент встала.
– Я пойду спать, – сказала она.
– И я, – сказала Вера.
Женщины поднялись наверх. Ломбард и Блор проводили их. Мужчины не ушли с лестничной площадки, пока женщины не закрыли за собой двери. Залязгали засовы, зазвякали ключи.
– А их не надо уговаривать запираться, – ухмыльнулся Блор.
Ломбард сказал:
– Что ж, по крайней мере сегодня ночью им ничто не угрожает.
Он спустился вниз, остальные последовали его примеру.

7

Четверо мужчин отправились спать часом позже. По лестнице поднимались все вместе. Роджерс – он накрывал на стол к завтраку – видел, как они гуськом идут наверх. Слышал, как они остановились на площадке. Оттуда донесся голос судьи:
– Я думаю, господа, вы и без моих советов понимаете, что на ночь необходимо запереть двери.
– И не только запереть, а еще и просунуть ножку стула в дверную ручку, – добавил Блор. – Замок всегда можно открыть снаружи.
– Мой дорогой Блор, ваша беда в том, что вы слишком много знаете, – буркнул себе под нос Ломбард.
– Спокойной ночи, господа, – мрачно сказал судья. – Хотелось бы завтра встретиться в том же составе.
Роджерс вышел из столовой, неслышно поднялся по лестнице. Увидел, как четверо мужчин одновременно открыли двери, услышал, как зазвякали ключи, залязгали засовы.
– Вот и хорошо, – пробормотал он, кивнул и вернулся в столовую.
Там все было готово к завтраку. Он поглядел на семерых негритят на зеркальной подставке. Лицо его расплылось в довольной улыбке.
– Во всяком случае, сегодня у них этот номер не пройдет, я приму меры.
Пересек столовую, запер дверь в буфетную, вышел через дверь, ведущую в холл, закрыл ее и спрятал ключи в карман. Затем потушил свет и опрометью кинулся наверх в свою новую спальню.
Спрятаться там можно было разве что в высоком шкафу, и Роджерс первым делом заглянул в шкаф. После чего запер дверь, задвинул засов и разделся.
– Сегодня этот номер с негритятами не пройдет, – пробурчал он, – я принял меры...

Глава 11

1

У Филиппа Ломбарда выработалась привычка просыпаться на рассвете. И сегодня он проснулся как обычно. Приподнялся на локте, прислушался. Ветер слегка утих. Дождя не было слышно... В восемь снова поднялся сильный ветер, но этого Ломбард уже не заметил. Он снова заснул.
В девять тридцать он сел на кровати, поглядел на часы, поднес их к уху, хищно, по-волчьи, оскалился.
– Настало время действовать, – пробормотал он.
В девять тридцать пять он уже стучался к Блору.
Тот осторожно открыл дверь. Волосы у него были всклокоченные, глаза сонные.
– Спите уже тринадцатый час, – добродушно сказал Ломбард. – Значит, совесть у вас чиста.
– В чем дело? – оборвал его Блор.
– Вас будили? – спросил Ломбард. – Приносили чай? Знаете, который час?
Блор посмотрел через плечо на дорожный будильник, стоявший у изголовья кровати.
– Тридцать пять десятого, – сказал он. – Никогда б не поверил, что столько просплю. Где Роджерс?
– «И отзыв скажет: ...где»?» [8] – тот самый случай, – ответствовал Ломбард.
– Что вы хотите этим сказать? – рассердился Блор.
– Только то, что Роджерс пропал, – ответил Ломбард. – В спальне его нет. Чайник он не поставил и даже плиту не затопил.
Блор чертыхнулся себе под нос:
– Куда, чтоб ему, он мог деваться? По острову, что ли, бродит? Подождите, пока я оденусь. И опросите всех: может быть, они что-нибудь знают.
Ломбард кивнул. Прошел по коридору, стучась в запертые двери.
Армстронг уже встал – он заканчивал одеваться. Судью Уоргрейва, как и Блора, пришлось будить. Вера Клейторн была одета. Комната Эмили Брент пустовала.
Поисковая партия обошла дом. Комната Роджерса была по-прежнему пуста. Постель не застелена, бритва и губка еще не просохли.
– Одно ясно: ночевал он здесь, – сказал Ломбард.
– А вы не думаете, что он прячется, поджидает нас? – сказала Вера тихим, дрогнувшим голосом, начисто лишенным былой уверенности.
– Сейчас, голубушка, я склонен думать что угодно и о ком угодно, – сказал Ломбард. – И мой вам совет: пока мы его не найдем, держаться скопом.
– Наверняка он где-то на острове, – сказал Армстронг.
К ним присоединился аккуратно одетый, хотя и небритый Блор.
– Куда девалась мисс Брент? – спросил он. – Вот вам новая загадка.
Однако, спустившись в холл, они встретили мисс Брент. На ней был дождевик.
– Море очень бурное. Вряд ли лодка выйдет в море.
– И вы решились одна бродить по острову, мисс Брент? – спросил Блор. – Неужели вы не понимаете, как это опасно?
– Уверяю вас, мистер Блор, я была очень осторожна, – ответила старая дева.
Блор хмыкнул.
– Видели Роджерса? – спросил он.
– Роджерса? – подняла брови мисс Брент. – Нет, сегодня я его не видела. А в чем дело?
По лестнице, чисто выбритый, аккуратно одетый, уже при зубах, спускался судья Уоргрейв. Заглянув в распахнутую дверь столовой, он сказал:
– Смотрите-ка, он не забыл накрыть стол.
– Он мог это сделать вчера вечером, – сказал Ломбард.
Они вошли в столовую, оглядели аккуратно расставленные приборы, тарелки. Ряды чашек на буфете, войлочную подставку для кофейника. Первой хватилась Вера. Она вцепилась судье в руку с такой силой – недаром она была спортсменка, – что старик поморщился.
– Посмотрите на негритят! – крикнула она.
На зеркальном кругу осталось всего шесть негритят.

2

А вскоре нашелся и Роджерс. Его обнаружили в пристройке – флигель этот служил прачечной. В руке он все еще сжимал маленький топорик – очевидно, колол дрова для растопки. Большой колун стоял у двери – на его обухе застыли бурые пятна. В затылке Роджерса зияла глубокая рана...

3

– Картина ясна, – сказал Армстронг. – Убийца подкрался сзади, занес топор и в тот момент, когда Роджерс наклонился, опустил его.
Блор возился с топорищем – посыпал его мукой через ситечко, позаимствованное на кухне.
– Скажите, доктор, нанести такой удар может только очень сильный человек? – спросил судья.
– Да нет, такой удар могла бы нанести даже женщина, если я правильно понял ваш вопрос. – И он быстро огляделся по сторонам.
Вера Клейторн и Эмили Брент ушли на кухню.
– Девушка и тем более могла это сделать – она спортсменка. Мисс Брент хрупкого сложения, но такие женщины часто оказываются довольно крепкими. Кроме того, вы должны помнить, что люди не вполне нормальные, как правило, наделены недюжинной силой.
Судья задумчиво кивнул. Блор со вздохом поднялся с колен.
– Отпечатков пальцев нет, – сказал он, – топорище обтерли.
Позади раздался громкий смех – они обернулись: посреди двора стояла Вера Клейторн.
– А может, на этом острове и пчелы есть? Есть или нет? – визгливым голосом выкрикивала она, перемежая слова неудержимыми взрывами хохота. – И где тут мед? Ха-ха-ха!
Мужчины недоуменно уставились на Веру. Неужели эта выдержанная, уравновешенная девушка сходит с ума у них на глазах?
– Да не глазейте вы на меня! – не унималась Вера. – Вы что, думаете, я рехнулась? А я вас дело спрашиваю: где тут пчелы, где тут пасека? Ах, вы не понимаете? Вы что, не видели эту дурацкую считалку? Да она в каждой спальне вывешена для всеобщего обозрения! Не будь мы такими идиотами, мы бы сразу сюда пришли. «Семь негритят дрова рубили вместе». Я эту считалку наизусть знаю. И следующий куплет: «Шесть негритят пошли на пасеку гулять», поэтому я и спрашиваю, есть ли на острове пасека. Вот смеху-то! Вот смеху!.. – Она дико захохотала.
Армстронг подошел к ней, размахнулся, отвесил пощечину. Вера задохнулась, икнула, сглотнула слюну. Постояла тихо.
– Спасибо... Я пришла в себя... – сказала она чуть погодя прежним спокойным, выдержанным тоном. Повернулась и пошла в кухню. – Мы с мисс Брент приготовим вам завтрак. Принесите, пожалуйста, дрова – надо затопить плиту.
След пятерни доктора алел на ее щеке.
Когда она ушла в кухню, Блор сказал:
– А быстро вы привели ее в чувство, доктор.
– Что мне оставалось делать? Нам только истерики не хватало вдобавок ко всему, – оправдывался Армстронг.
– Она вовсе не похожа на истеричку, – возразил Ломбард.
– Согласен, – сказал Армстронг. – Весьма уравновешенная и здравомыслящая молодая женщина. Результат потрясения. С каждым может случиться.
Они собрали наколотые Роджерсом дрова, отнесли их в кухню. Там уже хлопотали по хозяйству Вера и Эмили Брент. Мисс Брент выгребала золу из печи. Вера срезала шкурку с бекона.
– Спасибо, – поблагодарила их Эмили Брент. – Мы постараемся приготовить завтрак как можно быстрее – ну, скажем, минут через тридцать-сорок. Чайник раньше не закипит.

4

– Знаете, что я думаю? – шепнул Ломбарду инспектор в отставке Блор.
– Зачем гадать, если вы мне сами расскажете.
Инспектор в отставке был человек серьезный. Иронии он не понимал и поэтому невозмутимо продолжал:
– В Америке был такой случай. Убили двух стариков – мужа и жену, зарубили топором. Среди бела дня. В доме не было никого, кроме их дочери и служанки. Служанка, как доказали, не могла этого сделать. Дочь – почтенная старая дева. Немыслимо, чтобы она была способна совершить такое страшное преступление. Настолько немыслимо, что ее признали невиновной. И тем не менее никто другой не мог этого сделать. – И добавил, помолчав: – Я вспомнил этот случай, когда увидел топор. А потом зашел на кухню и увидел – она там шурует как ни в чем не бывало. Что с девчонкой приключилась истерика – это в порядке вещей, удивляться тут нечему, а по-вашему?
– Наверное, – сказал Ломбард.
– Но эта старуха! – продолжал Блор. – Такая чистюля – и передник не забыла надеть, а передник-то небось миссис Роджерс, и еще говорит: «Завтрак будет готов минут через тридцать-сорок». Старуха спятила, ей-ей. Со старыми девами такое случается – я не говорю, что они становятся маньяками и убивают кого ни попадя, просто у них шарики за ролики заходят. Вот и наша мисс Брент помешалась на религиозной почве – думает, что она Орудие Господне. Знаете, у себя в комнате она постоянно читает Библию.
– Это никак не доказательство ненормальности, Блор.
– К тому же она брала дождевик, – гнул свою линию Блор, – сказала, что ходила к морю.
Ломбард покачал головой.
– Роджерса убили, – сказал он, – когда тот колол дрова, то есть сразу как он поднялся с постели. Так что Эмили Брент незачем было бродить еще час-другой под дождем. Если хотите знать мое мнение: тот, кто убил Роджерса, не преминул бы залезть в постель и притвориться, что спит беспробудным сном.
– Вы меня не поняли, мистер Ломбард, – сказал Блор. – Если мисс Брент ни в чем не виновна, ей было бы страшно разгуливать по острову одной. Так поступить мог лишь тот, кому нечего бояться. Значит, ей нечего бояться, и, следовательно, она и есть убийца.
– Дельная мысль, – сказал Ломбард. – Мне это не пришло в голову. – И добавил, ухмыльнувшись: – Рад, что вы перестали подозревать меня.
Блор сконфузился:
– Вы угадали, начал я с вас – револьвер, знаете ли, да и историю вы рассказали, вернее, не рассказали весьма странную. Но теперь я понимаю, что вы сумели бы придумать что-нибудь похитрее. Надеюсь, и вы меня не подозреваете.
Филипп сказал задумчиво:
– Возможно, я ошибаюсь, но, мне кажется, разработать подобный план человеку с настолько слабым воображением, как у вас, не под силу. Могу только сказать, что в этом случае вы замечательный актер, и я вами восхищаюсь. – Он понизил голос: – Может статься, не пройдет и дня, как нас укокошат, так что скажите мне по секрету: вы тогда дали ложные показания, верно?
Блор смущенно переминался с ноги на ногу.
– Скрывай не скрывай, что толку, – сказал он наконец. – Так вот. Ландор был не виновен, это точно. Шайка Перселла дала мне на лапу, и мы упрятали его за решетку. Только имейте в виду, я отрекусь от своих слов...
– При свидетелях, вы хотите сказать? – улыбнулся Ломбард. – Нет-нет, этот разговор останется между нами. Что ж, надеюсь, вы получили неплохой куш.
– Не получил и половины того, что обещали. Страшные жмоты эти перселловские ребята. Но повышение я получил. Что да, то да.
– А Ландору дали срок и он умер на каторге?
– Откуда я знал, что он умрет? – огрызнулся Блор.
– Конечно, откуда вам знать, просто вам не повезло.
– Мне? Вы хотите сказать – ему?
– И вам тоже, Блор. Потому что из-за его смерти и ваша жизнь оборвется раньше времени.
– Моя? – уставился на него Блор. – Неужели вы думаете, что я позволю с собой расправиться подобно Роджерсу и прочим? Дудки! Кто-кто, а я сумею за себя постоять! Хотите пари?
Ломбард сказал:
– Не люблю держать пари. И потом, если вас убьют, кто отдаст мне выигрыш?
– Послушайте, мистер Ломбард, что вы хотите сказать?
Ломбард оскалил зубы:
– Я хочу сказать, мой дорогой Блор, что ваши шансы выжить не слишком велики.
– Это почему же?
– А потому, что из-за отсутствия воображения расправиться с вами проще простого. Преступник с воображением А.Н. Онима в два счета обведет вас вокруг пальца.
– А вас? – окрысился Блор.
Лицо Ломбарда посуровело.
– У меня воображение ничуть не хуже, чем у А.Н. Онима, – сказал он. – Я не раз бывал в переделках и всегда выпутывался! Больше ничего не скажу, но думаю, что и из этой переделки я тоже выпутаюсь.

5

Стоя у плиты – она жарила яичницу, – Вера думала: «И чего ради я закатила истерику как последняя дура? Этого не следовало делать. Нельзя распускаться, никак нельзя распускаться». Ведь она всегда гордилась своей выдержкой.
Мисс Клейторн была на высоте – не растерялась, кинулась вплавь за Сирилом.
К чему об этом вспоминать? Все позади... далеко позади... Она была на полпути к скале, когда Сирил ушел под воду. Ей почудилось, что течение снова уносит ее в море. Она дала течению увлечь себя – плыла тихо-тихо, – качалась на воде, пока не прибыла лодка... Ее хвалили за присутствие духа, хладнокровие... Хвалили все, кроме Хьюго. А Хьюго, он лишь взглянул на нее... Боже, как больно думать о Хьюго, даже теперь... Где он сейчас? Что делает? Помолвлен, женат?
– Вера, бекон горит, – сердито сказала мисс Брент.
– И верно, простите, мисс Брент. Как глупо получилось...
Эмили Брент сняла с дымящегося бекона последнее яйцо. Вера, выкладывая на раскаленную сковороду куски бекона, сказала:
– У вас удивительная выдержка, мисс Брент.
– Меня с детства приучили не терять головы и не поднимать шума по пустякам, – ответила старая дева.
«Она была забитым ребенком... Это многое объясняет», – подумала Вера. А вслух сказала:
– Неужели вам не страшно?.. А может, вы хотите умереть?
«Умереть?» Будто острый буравчик вонзился в закосневшие мозги Эмили Брент. Умереть? Но она не собирается умирать! Остальные умрут, это да, но не она, не Эмили Брент. Эта девчонка, что она понимает? Конечно, Эмили Брент ничего не боится: Брентам неведом страх. Она из военной семьи, и в их роду все умели смотреть смерти в лицо. Вели праведную жизнь, и она, Эмили Брент, тоже жила праведно. Ей нечего стыдиться в своем прошлом... А раз так, она, конечно же, не умрет... «Он печется о вас» [9]. «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем...» [10] Теперь был день, и ужасы ушли. Ни один из нас не покинет остров. Кто это сказал? Ну конечно же, генерал Макартур (его родственник женат на Элси Макферсон). Его такая перспектива ничуть не пугала. Напротив, казалось, она даже радует его! А это грех! Некоторые люди не придают значения смерти и сами лишают себя жизни. Беатриса Тейлор... Прошлой ночью ей снилась Беатриса – она стояла за окном, прижав лицо к стеклу, стонала, умоляла впустить ее в дом. Но Эмили Брент не хотела ее впускать. Ведь если ее впустить, случится нечто ужасное.
Эмили вздрогнула и очнулась. Как смотрит на нее эта девушка!
– Все готово, не так ли? – спросила она деловито. – Будем подавать завтрак.

6

Странно прошла эта трапеза. Все были чрезвычайно предупредительны.
– Можно предложить вам еще кофе, мисс Брент?
– Ломтик ветчины, мисс Клейторн?
– Еще кусочек бекона?
Все шестеро вели себя как ни в чем не бывало, будто ничего и не случилось. Но в душе каждого бушевала буря. Мысли носились как белки в колесе...

Что же дальше? Что дальше? Кто следующий? Кто?

Интересно, удастся ли? Но попытаться стоит. Только бы успеть. Господи, только бы успеть...

Помешательство на религиозной почве, не иначе... Посмотреть на нее, и в голову не придет... А что, если я ошибаюсь?

Это безумие... Я схожу с ума. Куда-то запропастилась шерсть, запропастился алый занавес из ванной – не могу понять, кому они могли понадобиться. Ничего не понимаю...

Вот дурак, поверил всему, что ему рассказали. С ним обошлось легко... И все равно надо соблюдать осторожность.

Шесть фарфоровых негритят... только шесть – сколько их останется к вечеру?
* * *
– Кому отдать последнее яйцо?
– Джему?
– Спасибо, я лучше возьму еще ветчины.
Все шестеро как ни в чем не бывало завтракали.

Глава 12

1

Завтрак кончился. Судья Уоргрейв, откашлявшись, внушительно сказал своим тонким голоском:
– Я думаю, нам стоит собраться и обсудить создавшееся положение – скажем, через полчаса в гостиной.
Никто не возражал. Вера собрала тарелки.
– Я уберу со стола и помою посуду, – сказала она.
– Мы перенесем посуду в буфетную, – предложил Филипп.
– Спасибо.
Эмили Брент поднялась было со стула, охнула и снова села.
– Что с вами, мисс Брент? – спросил судья.
– Мне очень жаль, – оправдывалась Эмили Брент, – я хотела бы помочь мисс Клейторн, но никак не могу. У меня кружится голова.
– Кружится голова? – Доктор Армстронг подошел к ней. – Это вполне естественно. Запоздалая реакция на потрясение. Я, пожалуй, дам вам...
– Нет! – выпалила она.
Все опешили. Доктор Армстронг густо покраснел.
На лице старой девы был написан ужас.
– Как вам будет угодно, – сухо сказал Армстронг.
– Я не хочу ничего принимать, – сказала она. – Просто посижу спокойно, и головокружение пройдет само собой.
Когда кончили убирать со стола, Блор обратился к Вере:
– Я привык заниматься хозяйственными делами, так что, если хотите, мисс Клейторн, я вам помогу.
– Спасибо, – сказала Вера.
Эмили Брент оставили в гостиной.
Какое-то время до нее доносился приглушенный гул голосов из буфетной. Головокружение постепенно проходило. Ею овладела сонливость, она чувствовала, что вот-вот заснет. У нее жужжало в ушах... а может быть, в комнате и впрямь что-то жужжит? Она подумала: кто это так жужжит – пчела или шмель? И тут взгляд ее упал на пчелу, ползущую по окну. Сегодня утром Вера Клейторн что-то говорила о пчелах.
Пчелы и мед... Она обожает мед. Взять соты, положить в марлевый мешочек. И вот уже мед капает: кап-кап-кап...
Кто это в комнате... С него капает вода... Это Беатриса Тейлор вышла из реки. Если повернуть голову, она ее увидит...
Но почему ей так трудно повернуть голову?..
А что, если крикнуть?.. Но она не может крикнуть. В доме нет ни души... Она совершенно одна... И тут она услышала шаги за спиной... приглушенные шаркающие шаги, нетвердые шаги утопленницы... Резкий запах сырости защекотал ей ноздри... А на окне все жужжала и жужжала пчела. И тут она почувствовала, как ее что-то укололо. Пчела ужалила ее в шею...

2

Тем временем в гостиной ждали Эмили Брент.
– Может быть, мне пойти привести ее? – предложила Вера.
– Минуточку! – остановил ее Блор.
Вера села. Все вопрошающе посмотрели на Блора.
– Послушайте, – начал он, – по-моему, пора прекратить поиски – убийца сидит сейчас в столовой! Пари держу, что во всех убийствах виновата старая дева.
– Но что ее могло на них толкнуть? – спросил Армстронг.
– Помешательство на религиозной почве. Что скажете вы, доктор?
– Возможно, вы правы. Опровергнуть вас я не могу. Но хочу напомнить, что у нас нет доказательств.
– Она очень странно вела себя, когда мы готовили завтрак, – сказала Вера. – У нее и глаза стали какие-то такие... – Она передернулась.
– Это еще не доказательство, – прервал ее Ломбард. – Все мы сейчас немного не в себе.
– Потом, когда нам были предъявлены обвинения, она одна отказалась дать какие-либо объяснения. Почему, спросите вы меня? Да потому, что ей нечего было объяснять.
– Ну, дело обстоит не совсем так, – сказала Вера. – Потом она мне рассказала эту историю.
– И что она вам поведала, мисс Клейторн? – спросил судья Уоргрейв.
Вера пересказала историю Беатрисы Тейлор.
– Вполне достоверная история, – заметил судья. – У меня бы она не вызвала никаких сомнений. Скажите, пожалуйста, мисс Клейторн, мучает ли мисс Брент чувство вины, испытывает ли она раскаяние, как на ваш взгляд?
– По-моему, нет, – сказала Вера. – Смерть девушки оставила ее безразличной.
– Ох уж мне эти праведницы! Вот у кого не сердце, а камень – это у таких вот старых дев. Объясняется все самой обыкновенной завистью, – сказал Блор.
Судья прервал его:
– Сейчас без десяти одиннадцать. Пожалуй, лучше всего будет, если мы попросим мисс Брент присоединиться к нам.
– Вы что же, так и собираетесь сидеть сложа руки? – спросил Блор.
Судья сказал:
– Не понимаю, чего вы от нас ждете. Наши подозрения пока ничем не подкреплены. И все же я попрошу доктора Армстронга особенно внимательно следить за мисс Брент. А теперь давайте пройдем в столовую.
Эмили Брент по-прежнему сидела в кресле, спиной к ним. Правда, она не обратила внимания на их приход, но в остальном ничего подозрительного они не заметили.
Лишь обойдя кресло, они увидели ее лицо – распухшее, с синими губами и выпученными глазами.
– Вот те на, да она мертва! – вырвалось у Блора.

3

– Еще один из нас оправдан, увы, слишком поздно, – послышался невозмутимый голос судьи Уоргрейва.
Армстронг склонился над покойной. Понюхал ее губы, покачал головой и приподнял ей веки.
– Доктор, от чего она умерла? – нетерпеливо спросил Ломбард. – Ведь когда мы уходили, ее жизни вроде бы ничего не угрожало.
Армстронг разглядывал крошечную точку на шее Эмили Брент.
– Это след от шприца, – сказал он.
Послышалось жужжание.
– Смотрите-ка, на окне пчела... да нет, это шмель! – закричала Вера. – Вспомните, что я вам говорила сегодня утром!
– Но это след не от укуса, – помрачнел Армстронг. – Мисс Брент сделали укол.
– Какой яд ей ввели? – спросил судья.
– Скорее всего, цианистый калий, но это лишь догадка. Наверное, тот же яд, от которого погиб Марстон. Она, должно быть, почти сразу умерла от удушья.
– А откуда взялась пчела? – возразила Вера. – Может быть, это простое совпадение?
– Вот уж нет! – Ломбард, в свою очередь, помрачнел. – Совпадения здесь нет! Нашему убийце подавай местный колорит. Он шутник, этот парень. Ни на шаг не отступает от своей треклятой считалки! – Обычно спокойный Ломбард чуть ли не визжал. Очевидно, даже его закаленные полной приключений и превратностей жизнью нервы начали сдавать. – Это безумие, безумие! Мы все обезумели! – вопил он.
– Я надеюсь, – спокойно сказал судья, – мы все же сумеем сохранить здравый смысл. Кто-нибудь привез с собой шприц?
Армстронг приосанился, однако голос его звучал довольно испуганно:
– Я, сэр.
Четыре пары глаз вперились в него. Глубокая, неприкрытая враждебность, читавшаяся в них, раззадорила доктора.
– Я всегда беру с собой шприц, – сказал он. – Все врачи так делают...
– Верно, – согласился судья. – А не скажете ли вы, доктор, где сейчас ваш шприц?
– Наверху, в моем чемодане.
– Вы разрешите нам в этом убедиться? – спросил судья.
Процессия во главе с судьей в полном молчании поднялась по лестнице. Содержимое чемодана вывалили на пол. Шприца в нем не было.

4

– Шприц украли! – выкрикнул Армстронг.
В комнате воцарилась тишина.
Армстронг прислонился спиной к окну. И снова четыре пары глаз враждебно, подозрительно уставились на доктора. Доктор переводил глаза с Уоргрейва на Веру, беспомощно, неубедительно оправдывался:
– Клянусь вам, шприц украли!
Блор и Ломбард переглянулись. Судья взял слово.
– Здесь, в комнате, нас пять человек, – заявил судья. – Один из нас – убийца. Положение становится все более опасным. Мы должны принять меры, чтобы обеспечить безопасность четверых невиновных. Я прошу доктора сказать, какими лекарствами он располагает.
– Я захватил с собой походную аптечку, – ответил Армстронг. – Посмотрите сами, там только снотворные: трионал, сульфонал, бром, потом сода, аспирин, вот и все. Цианидов у меня нет.
– Я тоже привез с собой снотворное, – вставил судья. – Сульфонал, по-моему. В больших количествах он, кажется, смертелен. У вас, мистер Ломбард, насколько мне известно, есть револьвер.
– Ну и что из того? – взвился Ломбард.
– А то, что я предлагаю собрать и спрятать в надежное место аптечку доктора, мое снотворное, ваш револьвер, а также все лекарства и огнестрельное оружие, если оно у кого есть. Когда мы это сделаем, каждый из нас согласится подвергнуть обыску себя и свои вещи.
– Чтоб я отдал револьвер – да ни в жизнь! – вскипел Ломбард.
– Мистер Ломбард, – оборвал его судья, – хотя на вашей стороне преимущество молодости, да и в силе вам не откажешь, отставной инспектор, пожалуй, не слабее вас. Не берусь предсказать, кто из вас победит в рукопашной, но одно знаю твердо: доктор Армстронг, мисс Клейторн и я станем на сторону Блора и будем помогать ему, как сумеем. Так что, если вы окажете сопротивление, мы вас все равно одолеем.
Ломбард откинул назад голову. Хищно оскалил зубы.
– Ну что ж, раз вы все заодно, будь по-вашему.
Судья Уоргрейв кивнул:
– Вам, молодой человек, не откажешь в здравом смысле. Где вы храните револьвер?
– В ящике столика у моей кровати.
– Понятно.
– Я схожу за ним.
– Пожалуй, лучше будет, если мы составим вам компанию.
Губы Ломбарда снова раздвинула хищная улыбка.
– Кого-кого, а вас не проведешь.
Они прошли в спальню Ломбарда. Ломбард направился прямо к ночному столику, выдвинул ящик. И с проклятием отпрянул – ящик был пуст.

5

– Теперь вы довольны? – Ломбард в чем мать родила помогал мужчинам обыскивать комнату.
Вера ждала в коридоре. Обыск продолжался. Одного за другим обыскали доктора Армстронга, судью и Блора.
Выйдя из комнаты Блора, мужчины направились к Вере.
– Мисс Клейторн, – обратился к ней судья. – Я надеюсь, вы понимаете, что никакие исключения недопустимы. Нам необходимо во что бы то ни стало найти револьвер. У вас, наверное, есть с собой купальный костюм?
Вера кивнула.
– В таком случае прошу вас пройти в спальню, надеть купальник и вернуться сюда.
Вера затворила за собой дверь. Через несколько минут она появилась в плотно облегавшем фигуру купальнике жатого шелка.
– Благодарю вас, мисс Клейторн, – сказал судья. – Извольте подождать здесь, пока мы обыщем вашу комнату.
Вера сидела в коридоре, терпеливо ожидая возвращения мужчин. Затем переоделась и присоединилась к ним.
– Теперь мы уверены в одном, – сказал судья. – Ни у кого из нас нет ни оружия, ни ядов. Лекарства мы сейчас сложим в надежное место. В кладовой, видимо, есть сейф для столового серебра.
– Все это очень хорошо, – прервал его Блор. – Но у кого будет храниться ключ? У вас, конечно?
Судья не удостоил его ответом. Он направился в кладовую, остальные шли за ним по пятам. Там и впрямь обнаружился ящик, где хранили столовое серебро. По указанию судьи все лекарства сложили в ящик, а ящик закрыли на ключ. Затем судья распорядился поставить ящик в буфет, а тот, в свою очередь, запереть на ключ. Ключ от ящика судья отдал Филиппу Ломбарду, а от буфета – Блору.
– Вы самые сильные среди нас, – сказал он. – Так что вам будет нелегко отнять ключ друг у друга, и никто из нас не сможет отнять ключ у любого из вас. А взламывать и буфет, и ящик затруднительно и бессмысленно, потому что взломщик поднимет на ноги весь дом. – И, помолчав, продолжал: – Теперь нам предстоит решить весьма важный вопрос. Куда девался револьвер мистера Ломбарда?
– По моему мнению, – вставил Блор, – проще всего ответить на этот вопрос хозяину оружия.
У Филиппа Ломбарда побелели ноздри.
– Вы болван, Блор. Сколько раз вам повторять, что револьвер у меня украли!
– Когда вы видели револьвер в последний раз? – спросил судья.
– Вчера вечером, ложась спать, я на всякий случай сунул его в ящик ночного столика.
Судья кивнул.
– Значит, – сказал он, – его украли утром, воспользовавшись суматохой: то ли когда мы носились в поисках Роджерса, то ли когда нашли его труп...
– Револьвер спрятан в доме, – сказала Вера. – Надо искать его.
Судья Уоргрейв привычным жестом погладил подбородок.
– Не думаю, чтобы поиски к чему-нибудь привели, – сказал он. – Преступник вполне мог успеть припрятать револьвер в надежное место. Я, признаться, отчаялся его найти.
– Я, конечно, не знаю, где револьвер, зато знаю, где шприц, – уверенно заявил Блор. – Следуйте за мной.
Он открыл парадную дверь и повел их вокруг дома. Под окном столовой они нашли шприц. Рядом валялась разбитая фарфоровая статуэтка – пятый негритенок.
– Больше ему негде быть, – торжествуя, объяснял Блор. – Убив мисс Брент, преступник открыл окно, выкинул шприц, а вслед за ним отправил и негритенка.
На шприце не удалось обнаружить отпечатков пальцев. Очевидно, его тщательно вытерли. Вера решительно объявила:
– Теперь надо заняться револьвером.
– Ладно, – сказал судья. – Но одно условие – держаться вместе. Помните: тот, кто ходит в одиночку, играет на руку маньяку.
Они снова обыскали весь дом, пядь за пядью, от подвала до чердака, и ничего не нашли. Револьвер исчез!

Глава 13

1

«Один из нас... Один из нас... Один из нас...» — без конца, час за часом, крутилось в голове у каждого. Их было пятеро – и все они без исключения были напуганы. Все без исключения следили друг за другом, все были на грани нервного срыва и даже не пытались этого скрывать.
Любезность была забыта, они уже не старались поддерживать разговор. Пятеро врагов, как каторжники цепью, скованные друг с другом инстинктом самосохранения.
Все они постепенно теряли человеческий облик. Возвращались в первобытное, звериное состояние. В судье проступило сходство с мудрой старой черепахой, он сидел скрючившись, шея его ушла в плечи, проницательные глаза бдительно поблескивали. Инспектор в отставке Блор еще больше огрубел, отяжелел. Косолапо переваливался, как медведь. Глаза его налились кровью. Выражение тупой злобы не сходило с лица. Загнанного зверя, готового ринуться на своих преследователей, – вот кого он напоминал. У Филиппа Ломбарда, напротив, все реакции еще больше обострились. Он настораживался при малейшем шорохе. Походка у него стала более легкой и стремительной, движения более гибкими и проворными. Он то и дело улыбался, оскаливая острые белые зубы.
Вера притихла. Почти не вставала с кресла. Смотрела в одну точку перед собой. Она напоминала подобранную на земле птичку, которая расшибла голову о стекло. Она так же замерла, боялась шелохнуться, видно надеясь, что, если она замрет, о ней забудут.
Армстронг был в плачевном состоянии. У него начался нервный тик, тряслись руки. Он зажигал сигарету за сигаретой и, не успев закурить, тушил. Видно, вынужденное безделье тяготило его больше, чем других. Время от времени он разражался бурными речами.
– Так нельзя, мы должны что-то предпринять. Наверное, да что я говорю, безусловно, можно что-то сделать. Скажем, разжечь костер.
– В такую-то погоду? – осадил его Блор.
Дождь лил как из ведра. Порывы ветра сотрясали дом. Струи дождя барабанили по стеклам, их унылые звуки сводили с ума. Они выработали общий план действий, причем молча, не обменявшись ни словом. Все собираются в гостиной. Выйти может только один человек. Остальные ожидают его возвращения.
Ломбард сказал:
– Это вопрос времени. Шторм утихнет. Тогда мы сможем что-то предпринять – подать сигнал, зажечь костер, построить плот, да мало ли что еще!
Армстронг неожиданно залился смехом:
– Вопрос времени, говорите? У нас нет времени. Нас всех перебьют...
Слово взял судья Уоргрейв, в его тихом голосе звучала решимость:
– Если мы будем начеку – нас не перебьют. Мы должны быть начеку.
Днем они, как и положено, поели, но трапезу упростили до крайности. Все пятеро перешли в кухню.
В кладовке обнаружился большой запас консервов. Открыли банку говяжьих языков, две банки компота. Их съели прямо у кухонного стола, даже не присев. Потом гурьбой возвратились в гостиную и снова стали следить друг за другом...
Мысли – больные, безумные, мрачные мысли – метались у них в головах...

Это Армстронг... Он глядит на меня исподтишка... У него глаза ненормального... А вдруг он вовсе и не врач... Так оно и есть! Он псих, сбежавший из лечебницы, который выдает себя за врача... Да, я не ошибаюсь... Может, сказать им?.. А может, лучше закричать?.. Нет, не надо, он только насторожится... Потом, вид у него самый что ни на есть нормальный... Который час? Четверть четвертого!.. Господи, я тоже, того и гляди, рехнусь... Да, это Армстронг... Вот он смотрит на меня...

Нет, до меня им не добраться – руки коротки! Я сумею за себя постоять... Не первый раз в опасной переделке. Но куда, к черту, мог деваться револьвер?.. Кто его взял? Ни у кого его нет, это мы проверили. Нас всех обыскали... Ни у кого его не может быть... Но кто-то знает, где он...

Они все сходят с ума... Они уже спятили... боятся умереть. Все мы боимся умереть... И я боюсь умереть... но это не помешает нам умереть... «Катафалк подан». Где я это читал? Девчонка... Надо следить за девчонкой. Да, буду следить за ней...

Без четверти четыре... всего без двадцати четыре. Наверно, часы остановились... Я ничего не понимаю... ничего. Быть такого не могло... И все же было!.. Почему мы не просыпаемся? Проснитесь – день Страшного суда настал! Я не могу думать, мысли разбегаются... Голова. С головой что-то неладное... голова просто разламывается... чуть не лопается... Быть такого не может... Который час? Господи! Всего без четверти четыре.

Только не терять головы... Только не терять головы... Главное, не терять головы... Тогда нет ничего проще – ведь все продумано до малейших деталей. Но никто не должен заподозрить. И тогда они поверят. Не могут не поверить. На ком из них остановить выбор? Вот в чем вопрос – на ком? Наверное... да, да, пожалуй, на нем.
* * *
Часы пробили пять, все подскочили.
– Кто хочет чаю? – спросила Вера.
Наступило молчание. Его прервал Блор.
– Я не откажусь, – сказал он.
Вера поднялась:
– Пойду приготовлю чай. А вы все можете остаться здесь.
– Моя дорогая, – вежливо остановил ее Уоргрейв, – мне кажется, я выражу общее мнение, если скажу, что мы предпочтем пойти с вами и поглядеть, как вы будете это делать.
Вера вскинула на него глаза, нервно засмеялась.
– Ну конечно же, – сказала она, – этого следовало ожидать.
На кухню отправились впятером. Вера приготовила чай. Его пили только она с Блором. Остальные предпочли виски... Откупорили новую бутылку, вытащили сифон сельтерской из непочатого, забитого гвоздями ящика.
– Береженого Бог бережет! – пробормотал судья, и губы его раздвинула змеиная улыбка.
Потом все вернулись в гостиную. Хотя время стояло летнее, там было темно. Ломбард повернул выключатель, но свет не зажегся.
– Ничего удивительного, – заметил он, – мотор не работает. Роджерса нет, никто им не занимался. Но мы, пожалуй, смогли бы его завести, – добавил он не слишком уверенно.
– Я видел в кладовке пачку свечей, – сказал судья, – думаю, так будет проще.