1 2 3 4 5 6 7 8 
    
Малыш на секунду задумался, но тут же нашёлся:
    
— Уступаю тебе право взять первым.
    
— Хорошо, раз ты такой упрямый! — вскрикнул Карлсон и, схватив больший орешек, мигом засунул его себе в рот.
    
Малыш посмотрел на маленький орешек, одиноко лежавший на его ладони.
    
— Послушай, — сказал он, — ведь ты же сам говорил, что тот, кто берёт первым, должен взять то, что поменьше.
    
— Эй ты, маленький лакомка, если бы ты выбирал первым, какой бы орешек ты взял себе?
    
— Можешь не сомневаться, я взял бы меньший, — твёрдо ответил Малыш.
    
— Так что ж ты волнуешься? Ведь он тебе и достался!
    
Малыш вновь подумал о том, что, видимо, это и есть то самое разрешение спора словами, а не кулаками, о котором говорила мама.
    
Но Малыш не умел долго дуться. К тому же он был очень рад, что у Карлсона упала температура. Карлсон тоже об этом вспомнил.
    
— Я напишу всем врачам на свете, — сказал он, — и сообщу им, какое лекарство помогает от жара. «Принимайте „приторный порошок“, приготовленный по рецепту Карлсона, который живёт на крыше». Так я и напишу: «Лучшее в мире средство против жара».
    
Малыш ещё не съел свой засахаренный орешек. Он лежал у него на ладони, такой заманчивый, аппетитный и восхитительный, что Малышу захотелось сперва им немного полюбоваться. Ведь стоит только положить в рот конфетку, как её уже нет.
    
Карлсон тоже смотрел на засахаренный орешек Малыша. Он долго не сводил глаз с этого орешка, потом наклонил голову и сказал:
    
— Давай поспорим, что я смогу взять этот орешек так, что ты и не заметишь.
    
— Нет, ты не сможешь, если я буду держать его: ладони и всё время смотреть на него.
    
— Ну, давай поспорим, — повторил Карлсон.
    
— Нет, — сказал Малыш. — Я знаю, что выиграю, и тогда ты опять получишь конфету.
    
Малыш был уверен, что такой способ спора неправильный. Ведь когда он спорил с Боссе или Бетан, награду получал тот, кто выигрывал.
    
— Я готов спорить, но только по старому, правильному способу, чтобы конфету получил тот, кто выиграет.
    
— Как хочешь, обжора. Значит, мы спорим, что я смогу взять этот орешек с твоей ладошки так, что ты и не заметишь.
    
— Идёт! — согласился Малыш.
    
— Фокус-покус-фили-покус! — крикнул Карлсон и схватил засахаренный орешек. — Фокус-покус-фили — покус, — повторил он и сунул орешек себе в рот.
    
— Стоп! — закричал Малыш. — Я видел, как ты его взял.
    
— Что ты говоришь! — сказал Карлсон и поспешил проглотил орешек. — Ну, значит, ты опять выиграл. Никогда не видел мальчишки, которому бы так везло в споре.
    
— Да… но конфета… — растерянно пробормотал Малыш. — Ведь её должен был получить тот, кто выиграл.
    
— Верно, — согласился Карлсон. — Но её уже нет, и я готов спорить, что мне уже не удастся её вернуть назад.
    
Малыш промолчал, но подумал, что слова — никуда не годное средство для выяснения, кто прав, а кто виноват; и он решил сказать об этом маме, как только её увидит. Он сунул руку в свой пустой карман. Подумать только! — там лежал ещё один засахаренный орех, которого он раньше не заметил. Большой, липкий, прекрасный орех.
    
— Спорим, что у меня есть засахаренный орех! Спорим, что я его сейчас съем! — сказал Малыш и быстро засунул орех себе в рот.
    
Карлсон сел. Вид у него был печальный.
    
— Ты обещал, что будешь мне родной матерью, а занимаешься тем, что набиваешь себе рот сластями. Никогда ещё не видел такого прожорливого мальчишки!
    
Минуту он просидел молча и стал ещё печальнее.
    
— Во-первых, я не получил пятиэровой монеты за то, что кусается шарф.
    
— Ну да. Но ведь тебе не завязывали горло, — сказал Малыш.
    
— Я же не виноват, что у меня нет шарфа! Но если бы нашёлся шарф, мне бы наверняка завязали им горло, он бы кусался, и я получил бы пять эре… — Карлсон умоляюще посмотрел на Малыша, и его глаза наполнились слезами. — Я должен страдать оттого, что у меня нет шарфа? Ты считаешь, это справедливо?
    
Нет, Малыш не считал, что это справедливо, и он отдал свою последнюю пятиэровую монетку Карлсону, который живёт на крыше.
   
   
    
     
Проделки Карлсона
    
    
— Ну, а теперь я хочу немного поразвлечься, — сказал Карлсон минуту спустя. — Давай побегаем по крышам и там уж сообразим, чем заняться.
    
Малыш с радостью согласился. Он взял Карлсона за руку, и они вместе вышли на крышу. Начинало смеркаться, и всё вокруг выглядело очень красиво: небо было таким синим, каким бывает только весной; дома, как всегда в сумерках, казались какими-то таинственными. Внизу зеленел парк, в котором часто играл Малыш, а от высоких тополей, растущих во дворе, поднимался чудесный, острый запах листвы.
    
    
    
    
Этот вечер был прямо создан для прогулок по крышам. Из раскрытых окон доносились самые разные звуки и шумы: тихий разговор каких-то людей детский смех и детский плач; звяканье посуды, которую кто-то мыл на кухне; лай собаки; бренчание на пианино. Где-то загрохотал мотоцикл, а когда он промчался и шум затих, донёсся цокот копыт и тарахтение телеги.
    
— Если бы люди знали, как приятно ходить по крышам, они давно бы перестали ходить по улицам, — сказал Малыш. — Как здесь хорошо!
    
— Да, и очень опасно, — подхватил Карлсон, — потому что легко сорваться вниз. Я тебе покажу несколько мест, где сердце прямо ёкает от страха.
    
Дома так тесно прижались друг к другу, что можно было свободно перейти с крыши на крышу. Выступы мансарды, трубы и углы придавали крышам самые причудливые формы.
    
И правда, гулять здесь было так опасно, что дух захватывало. В одном месте между домами был широкая щель, и Малыш едва не свалился в неё. Но в последнюю минуту, когда нога Малыша уже соскользнула с карниза, Карлсон схватил его за руку.
    
— Весело? — крикнул он, втаскивая Малыша на крышу. — Вот как раз такие места я и имел в виду. Что ж, пойдём дальше?
    
Но Малышу не захотелось идти дальше — сердце у него билось слишком сильно. Они шли по таким трудным и опасным местам, что приходилось цепляться руками и ногами, чтобы не сорваться. А Карлсон, желая позабавить Малыша, нарочно выбирал дорогу потруднее.
    
— Я думаю, что настало время нам немножко повеселиться, — сказал Карлсон. — Я частенько гуляю по вечерам на крышах и люблю подшутить над людьми, живущими вот в этих мансардах.
    
— Как подшутить? — спросил Малыш.
    
— Над разными людьми по-разному. И я никогда не повторяю дважды одну и ту же шутку. Угадай, кто лучший в мире шутник?
    
Вдруг где-то поблизости раздался громкий плач грудного младенца. Малыш ещё раньше слышал, что кто-то плакал, но потом плач прекратился. Видимо, ребёнок на время успокоился, а сейчас снова принялся кричать. Крик доносился из ближайшей мансарды и звучал жалостно и одиноко.
    
    
    
    
— Бедная малютка! — сказал Малыш. — Может быть, у неё болит живот.
    
— Это мы сейчас выясним, — отозвался Карлсон.
    
Они поползли вдоль карниза, пока не добрались до окна мансарды. Карлсон поднял голову и осторожно заглянул в комнату.
    
— Чрезвычайно заброшенный младенец, — сказал он. — Ясное дело, отец с матерью где-то бегают.
    
Ребёнок прямо надрывался от плача.
    
— Спокойствие, только спокойствие! — Карлсон приподнялся над подоконником и громко произнёс: — Идёт Карлсон, который живёт на крыше, — лучшая в мире нянька.
    
Малышу не захотелось оставаться одному на крыше, и он тоже перелез через окно вслед за Карлсоном, со страхом думая о том, что будет, если вдруг появятся родители малютки.
    
Зато Карлсон был совершенно спокоен. Он подошёл к кроватке, в которой лежал ребёнок, и пощекотал его под подбородком своим толстеньким указательным пальцем.
    
— Плюти-плюти-плют! — сказал он шаловливо, затем, обернувшись к Малышу, объяснил: — Так всегда говорят грудным детям, когда они плачут.
    
Младенец от изумления на мгновение затих, но тут же разревелся с новой силой.
    
— Плюти-плюти-плют! — повторил Карлсон и добавил: — А ещё с детьми вот как делают…
    
Он взял ребёнка на руки и несколько раз энергично его встряхнул.
    
Должно быть, малютке это показалось забавным, потому что она вдруг слабо улыбнулась беззубой улыбкой. Карлсон был очень горд.
    
— Как легко развеселить крошку! — сказал он. — Лучшая в мире нянька — это…
    
Но закончить ему не удалось, так как ребёнок опять заплакал.
    
— Плюти-плюти-плют! — раздражённо прорычал Карлсон и стал ещё сильнее трясти девочку. — Слышишь, что я тебе говорю? Плюти-плюти-плют! Понятно?
    
Но девочка орала во всю глотку, и Малыш протянул к ней руки.
    
— Дай-ка я её возьму, — сказал он.
    
Малыш очень любил маленьких детей и много раз просил маму и папу подарить ему маленькую сестрёнку, раз уж они наотрез отказываются купить собаку.
    
Он взял из рук Карлсона кричащий свёрток и нежно прижал его к себе.
    
— Не плачь, маленькая! — сказал Малыш. — Ты ведь такая милая…
    
Девочка затихла, посмотрела на Малыша серьёзными блестящими глазами, затем снова улыбнулась своей беззубой улыбкой и что-то тихонько залепетала.
    
— Это мой плюти-плюти-плют подействовал, — произнёс Карлсон. — Плюти-плюти-плют всегда действует безотказно. Я тысячи раз проверял.
    
— Интересно, а как её зовут? — сказал Малыш и легонько провёл указательным пальцем по маленькой неясной щёчке ребёнка.
    
— Гюль-фия, — ответил Карлсон. — Маленьких девочек чаще всего зовут именно так.
    
Малыш никогда не слыхал, чтобы какую-нибудь девочку звали Гюль-фия, но он подумал, что уж кто-кто, а лучшая в мире нянька знает, как обычно называют таких малюток.
    
— Малышка Гюль-фия, мне кажется, что ты хочешь есть, — сказал Малыш, глядя, как ребёнок норовит схватить губами его указательный палец.
    
— Если Гюль-фия голодна, то вот здесь есть колбаса и картошка, — сказал Карлсон, заглянув в буфет. — Ни один младенец в мире не умрёт с голоду, пока у Карлсона не переведутся колбаса и картошка.
    
Но Малыш сомневался, что Гюль-фия станет есть колбасу и картошку.
    
— Таких маленьких детей кормят, по-моему, молоком, — возразил он.
    
— Значит, ты думаешь, лучшая в мире нянька не знает, что детям дают и чего не дают? — возмутился Карлсон. — Но если ты так настаиваешь, я могу слетать за коровой… — Тут Карлсон недовольно взглянул на окно и добавил: — Хотя трудно будет протащить корову через такое маленькое окошко.
    
Гюль-фия тщетно ловила палец Малыша и жалобно хныкала. Действительно, похоже было на то, что она голодна.
    
Малыш пошарил в буфете, но молока не нашёл: там стояла лишь тарелка с тремя кусочками колбасы.
    
— Спокойствие, только спокойствие! — сказал Карлсон. — Я вспомнил, где можно достать молока… Мне придётся кое-куда слетать… Привет, я скоро вернусь!
    
Он нажал кнопку на животе и, прежде чем Малыш успел опомниться, стремительно вылетел из окна.
    
Малыш страшно перепугался. Что, если Карлсон, как обычно, пропадёт на несколько часов? Что, если родители ребёнка вернутся домой и увидят свою Гюль-фию на руках у Малыша?
    
Но Малышу не пришлось сильно волноваться — на этот раз Карлсон не заставил себя долго ждать. Гордый, как петух, он влетел в окно, держа в руках маленькую бутылочку с соской, такую, из которой обычно поят грудных детей.
    
— Где ты её достал? — удивился Малыш.
    
— Там, где я всегда беру молоко, — ответил Карлсон, — на одном балконе в Остермальме.[2]
    
— Как, ты её просто стащил? — воскликнул Малыш.
    
— Я её… взял взаймы.
    
— Взаймы? А когда ты собираешься её вернуть?
    
— Никогда!
    
Малыш строго посмотрел на Карлсона. Но Карлсон только махнул рукой:
    
— Пустяки, дело житейское… Всего-навсего одна крошечная бутылочка молока. Там есть семья, где родилась тройня, и у них на балконе в ведре со льдом полным-полно таких бутылочек. Они будут только рады, что я взял немного молока для Гюль-фии.
    
Гюль-фия протянула свои маленькие ручки к бутылке и нетерпеливо зачмокала.
    
— Я сейчас погрею молочко, — сказал Малыш и передал Гюль-фию Карлсону, который снова стал вопить: «Плюти-плюти-плют» и трясти малютку.
    
А Малыш тем временем включил плитку и стал греть бутылочку.
    
Несколько минут спустя Гюль-фия уже лежала в своей кроватке и крепко спала. Она была сыта и довольна. Малыш суетился вокруг неё. Карлсон яростно раскачивал кроватку и громко распевал:
    
— Плюти-плюти-плют… Плюти-плюти-плют…
    
Но, несмотря на весь этот шум, Гюль-фия заснула, потому что она наелась и устала.
    
— А теперь, прежде чем уйти отсюда, давай попроказничаем, — предложил Карлсон.
    
Он подошёл к буфету и вынул тарелку с нарезанной колбасой. Малыш следил за ним, широко раскрыв глаза от удивления. Карлсон взял с тарелки один кусочек.
    
— Вот сейчас ты увидишь, что значит проказничать. — И Карлсон нацепил кусочек колбасы на дверную ручку. — Номер первый, — сказал он и с довольным видом кивнул головой.
    
Затем Карлсон подбежал к шкафчику, на котором стоял красивый белый фарфоровый голубь, и, прежде чем Малыш успел вымолвить слово, у голубя в клюве тоже оказалась колбаса.
    
— Номер второй, — проговорил Карлсон. — А номер третий получит Гюль-фия.
    
Он схватил с тарелки последний кусок колбасы и сунул его в ручку спящей Гюль-фии. Это и в самом деле выглядело очень смешно. Можно было подумать, что Гюль-фия сама встала, взяла кусочек колбасы и заснула с ним.
    
Но Малыш всё же сказал:
    
— Прошу тебя, не делай этого.
    
— Спокойствие, только спокойствие! — ответил Карлсон. — Мы отучим её родителей убегать из дому по вечерам.
    
— Почему? — удивился Малыш.
    
— Ребёнка, который уже ходит и берёт себе колбасу, они не решатся оставить одного. Кто может предвидеть, что она захочет взять в другой раз? Быть может, папин воскресный галстук?
    
И Карлсон проверил, не выпадет ли колбаса из маленькой ручки Гюль-фии.
    
— Спокойствие, только спокойствие! — продолжал он. — Я знаю, что делаю. Ведь я — лучшая в мире нянька.
    
Как раз в этот момент Малыш услышал, что кто-то поднимается по лестнице, и подскочил от испуга.
    
— Они идут! — прошептал он.
    
— Спокойствие, только спокойствие! — сказал Карлсон и потащил Малыша к окну.
    
В замочную скважину уже всунули ключ. Малыш решил, что всё пропало. Но, к счастью, они всё-таки успели вылезти на крышу. В следующую секунду хлопнула дверь, и до Малыша долетели слова:
    
— А наша милая маленькая Сусанна спит себе да спит! — сказала женщина.
    
— Да, дочка спит, — отозвался мужчина.
    
Но вдруг раздался крик. Должно быть, папа и мама Гюль-фии заметили, что девочка сжимает в ручке кусок колбасы.
    
Малыш не стал ждать, что скажут родители Гюль-фии о проделках лучшей в мире няньки, которая, едва заслышав их голоса, быстро спряталась за трубу.
    
— Хочешь увидеть жуликов? — спросил Карлсон Малыша, когда они немного отдышались. — Тут у меня в одной мансарде живут два первоклассных жулика.
    
Карлсон говорил так, словно эти жулики были его собственностью. Малыш в этом усомнился, но, так или иначе, ему захотелось на них поглядеть.
    
Из окна мансарды, на которое указал Карлсон, доносился громкий говор, смех и крики.
    
— О, да здесь царит веселье! — воскликнул Карлсон. — Пойдём взглянем, чем это они так забавляются.
    
Карлсон и Малыш опять поползли вдоль карниза. Когда они добрались до мансарды, Карлсон поднял голову и посмотрел в окно. Оно было занавешено. Но Карлсон нашёл дырку, сквозь которую была видна вся комната.
    
— У жуликов гость, — прошептал Карлсон.
    
Малыш тоже посмотрел в дырку. В комнате сидели два субъекта, по виду вполне похожие на жуликов, и славный скромный малый вроде тех парней, которых Малыш видел в деревне, где жила его бабушка.
    
— Знаешь, что я думаю? — прошептал Карлсон. — Я думаю, что мои жулики затеяли что-то нехорошее. Но мы им помешаем… — Карлсон ещё раз поглядел в дырку. — Готов поспорить — они хотят обобрать этого беднягу в красном галстуке!
    
Жулики и парень в галстуке сидели за маленьким столиком у самого окна. Они ели и пили.
    
Время от времени жулики дружески похлопывали своего гостя по плечу, приговаривая:
    
— Как хорошо, что мы тебя встретили, дорогой Оскар!
    
— Я тоже очень рад нашему знакомству, — отвечал Оскар. — Когда впервые приезжаешь в город, очень хочется найти добрых друзей, верных и надёжных. А то налетишь на каких-нибудь мошенников, и они тебя мигом облапошат.
    
Жулики одобрительно поддакивали:
    
— Конечно. Недолго стать жертвой мошенников. Тебе, парень, здо́рово повезло, что ты встретил Фи́лле и меня.
    
— Ясное дело, не повстречай ты Ру́лле и меня, тебе бы худо пришлось. А теперь ешь да пей в своё удовольствие, — сказал тот, которого звали Филле, и вновь хлопнул Оскара по плечу.
    
Но затем Филле сделал нечто такое, что совершенно изумило Малыша: он как бы случайно сунул свою руку в задний карман брюк Оскара, вынул оттуда бумажник и осторожно засунул его в задний карман своих собственных брюк. Оскар ничего не заметил, потому что как раз в этот момент Рулле стиснул его в своих объятиях. Когда же Рулле наконец разжал объятия, у него в руке оказались часы Оскара. Рулле их также отправил в задний карман своих брюк. И Оскар опять ничего не заметил.
    
Но вдруг Карлсон, который живёт на крыше, осторожно просунул свою пухлую руку под занавеску и вытащил из кармана Филле бумажник Оскара. И Филле тоже ничего не заметил. Затем Карлсон снова просунул под занавеску свою пухлую руку и вытащил из кармана Рулле часы. И тот тоже ничего не заметил. Но несколько минут спустя, когда Рулле, Филле и Оскар ещё выпили и закусили, Филле сунул руку в свой карман и обнаружил, что бумажник исчез. Тогда он злобно взглянул на Рулле и сказал:
    
— Послушай-ка, Рулле, давай выйдем в прихожую. Нам надо кое о чём потолковать.
    
А тут как раз Рулле полез в свой карман и заметил, что исчезли часы. Он, в свою очередь, злобно поглядел на Филле и произнёс:
    
— Пошли! И у меня есть к тебе разговор.
    
Филле и Рулле вышли в прихожую, а бедняга Оскар остался совсем один. Ему, должно быть, стало скучно сидеть одному, и он тоже вышел в прихожую, чтобы посмотреть, что там делают его новые друзья.
    
Тогда Карлсон быстро перемахнул через подоконник и положил бумажник в суповую миску. Так как Филле, Рулле и Оскар уже съели весь суп, то бумажник не намок. Что же касается часов, то их Карлсон прицепил к лампе. Они висели на самом виду, слегка раскачиваясь, и Филле, Рулле и Оскар увидели их, как только вернулись в комнату.
    
Но Карлсона они не заметили, потому что он залез под стол, накрытый свисающей до пола скатертью. Под столом сидел и Малыш, который, несмотря на свой страх, ни за что не хотел оставить Карлсона одного в таком опасном положении.
    
— Гляди-ка, на лампе болтаются мои часы! — удивлённо воскликнул Оскар. — Как они могли туда попасть?
    
Он подошёл к лампе, снял часы и положил их в карман своей куртки.
    
— А здесь лежит мой бумажник, честное слово! — ещё больше изумился Оскар, заглянув в суповую миску. — Как странно!
    
Рулле и Филле уставились на Оскара.
    
— А у вас в деревне парни, видно, тоже не промах! — воскликнули они хором.
    
Затем Оскар, Рулле и Филле опять сели за стол.
    
— Дорогой Оскар, — сказал Филле, — ешь и пей досыта!
    
И они снова стали есть и пить и похлопывать друг друга по плечу.
    
Через несколько минут Филле, приподняв скатерть, бросил бумажник Оскара под стол. Видно, Филле полагал, что на полу бумажник будет в большей сохранности, чем в его кармане. Но вышло иначе: Карлсон, который сидел под столом, поднял бумажник и сунул его в руку Рулле. Тогда Рулле сказал:
    
— Филле, я был к тебе несправедлив, ты благородный человек.
    
Через некоторое время Рулле просунул руку под скатерть и положил на пол часы. Карлсон поднял часы и, толкнув Филле ногой, вложил их ему в руку. Тогда и Филле сказал:
    
— Нет товарища надёжнее тебя, Рулле!
    
Но тут Оскар завопил:
    
— Где мой бумажник? Где мои часы?
    
В тот же миг и бумажник и часы вновь оказались на полу под столом, потому что ни Филле, ни Рулле не хотели быть пойманными с поличным, если Оскар поднимет скандал. А Оскар уже начал выходить из себя, громко требуя, чтобы ему вернули его вещи. Тогда Филле закричал:
    
— Почём я знаю, куда ты дел свой паршивый бумажник!
    
А Рулле добавил:
    
— Мы не видели твоих дрянных часов! Ты сам должен следить за своим добром.
    
Тут Карлсон поднял с пола сперва бумажник, а потом часы и сунул их прямо в руки Оскару. Оскар схватил свои вещи и воскликнул:
    
— Спасибо тебе, милый Филле, спасибо, Рулле, но в другой раз не надо со мной так шутить!
    
Тут Карлсон изо всей силы стукнул Филле по ноге.
    
— Ты у меня за это поплатишься, Рулле! — завопил Филле.
    
А Карлсон тем временем ударил Рулле по ноге так, что тот прямо завыл от боли.
    
— Ты что, рехнулся? Чего ты дерёшься? — крикнул Рулле.
    
Рулле и Филле выскочили из-за стола и принялись тузить друг друга так энергично, что все тарелки попадали на пол и разбились, а Оскар, до смерти перепугавшись, сунул в карман бумажник и часы и убрался восвояси.
    
Больше он сюда никогда не возвращался. Малыш тоже очень испугался, но он не мог убраться восвояси и поэтому, притаившись, сидел под столом.
    
Филле был сильнее Рулле, и он вытолкнул Рулле в прихожую, чтобы там окончательно с ним расправиться.
    
Тогда Карлсон и Малыш быстро вылезли из-под стола. Карлсон, увидев осколки тарелок, разбросанные по полу, сказал:
    
— Все тарелки разбиты, а суповая миска цела. Как, должно быть, одиноко этой бедной суповой миске!
    
И он изо всех сил трахнул суповую миску об пол. Потом они с Малышом кинулись к окну и быстро вылезли на крышу.
    
Малыш услышал, как Филле и Рулле вернулись в комнату и как Филле спросил:
    
— А чего ради ты, болван, ни с того ни с сего отдал ему бумажник и часы?
    
— Ты что, спятил? — ответил Рулле. — Ведь это же ты сделал!
    
Услышав их ругань, Карлсон расхохотался так, что у него затрясся живот.
    
— Ну, на сегодня хватит развлечений! — проговорил он сквозь смех.
    
Малыш тоже был сыт по горло сегодняшними проделками.
    
Уже совсем стемнело, когда Малыш и Карлсон, взявшись за руки, побрели к маленькому домику, притаившемуся за трубой на крыше того дома, где жил Малыш. Когда они уже почти добрались до места, то услышали, как, сигналя сиреной, по улице мчится пожарная машина.
    
— Должно быть, где-то пожар, — сказал Малыш. — Слышишь, проехали пожарные.
    
— А может быть, даже в твоём доме, — с надеждой в голосе проговорил Карлсон. — Ты только сразу же скажи мне. Я им охотно помогу, потому что я лучший в мире пожарный.
    
С крыши они увидели, как пожарная машина остановилась у подъезда. Вокруг неё собралась толпа, но огня что-то нигде не было заметно. И всё же от машины до самой крыши быстро выдвинулась длинная лестница, точь-в-точь такая, какая бывает у пожарных.
    
— Может, это они за мной? — с тревогой спросил Малыш, вдруг вспомнив о записке, которую он оставил у себя; ведь сейчас уже было так поздно.
    
— Не понимаю, чего все так переполошились. Неужели кому-то могло не понравиться, что ты отправился немного погулять по крыше? — возмутился Карлсон.
    
— Да, — ответил Малыш, — моей маме. Знаешь, у неё нервы…
    
Когда Малыш подумал об этом, он пожалел маму, и ему очень захотелось поскорее вернуться домой.
    
— А было бы неплохо слегка поразвлечься с пожарными… — заметил Карлсон.
    
Но Малыш не хотел больше развлекаться. Он тихо стоял и ждал, когда наконец доберётся до крыши пожарный, который уже лез по лестнице.
    
— Ну что ж, — сказал Карлсон, — пожалуй, мне тоже пора ложиться спать. Конечно, мы вели себя очень тихо, прямо скажу — примерно. Но не надо забывать, что у меня сегодня утром был сильный жар, не меньше тридцати-сорока градусов.
    
И Карлсон поскакал к своему домику.
    
— Привет, Малыш! — крикнул он.
    
— Привет, Карлсон! — отозвался Малыш, не отводя взгляда от пожарного, который поднимался по лестнице всё выше и выше.
    
— Эй, Малыш, — крикнул Карлсон, прежде чем скрыться за трубой, — не рассказывай пожарным, что я здесь живу! Ведь я лучший в мире пожарный и боюсь, они будут посылать за мной, когда где-нибудь загорится дом.
    
Пожарный был уже близко.
    
— Стой на месте и не шевелись! — приказал он Малышу. — Слышишь, не двигайся с места! Я сейчас поднимусь и сниму тебя с крыши.
    
Малыш подумал, что со стороны пожарного предостерегать его было очень мило, но бессмысленно. Ведь весь вечер он разгуливал по крышам и, уж конечно, мог бы и сейчас сделать несколько шагов, чтобы подойти к лестнице.
    
— Тебя мама послала? — спросил Малыш пожарного, когда тот, взяв его на руки, стал спускаться.
    
— Ну да, мама. Конечно. Но… мне показалось, что на крыше было два маленьких мальчика.
    
Малыш вспомнил просьбу Карлсона и серьёзно сказал:
    
— Нет, здесь не было другого мальчика.
    
У мамы действительно были «нервы». Она, и папа, и Боссе, и Бетан, и ещё много всяких чужих людей стояли на улице и ждали Малыша. Мама кинулась к нему, обняла его; она и плакала, и смеялась. Потом папа взял Малыша на руки и понёс домой, крепко прижимая к себе.
    
— Как ты нас напугал! — сказал Боссе.
    
Бетан тоже заплакала и проговорила сквозь слёзы:
    
— Никогда больше так не делай. Запомни, Малыш, никогда!
    
Малыша тут же уложили в кровать, и вся семья собралась вокруг него, как будто сегодня был день его рождения. Но папа сказал очень серьёзно:
    
— Неужели ты не понимал, что мы будем волноваться? Неужели ты не знал, что мама будет вне себя от тревоги, будет плакать?
    
Малыш съёжился в своей постели.
    
— Ну, чего вы беспокоились? — пробормотал он.
    
Мама очень крепко обняла его.
    
— Подумай только! — сказала она. — А если бы ты упал с крыши? Если бы мы тебя потеряли?
    
— Вы бы тогда огорчились?
    
— А как ты думаешь? — ответила мама. — Ни за какие сокровища в мире мы не согласились бы расстаться с тобой. Ты же и сам это знаешь.
    
— И даже за сто тысяч миллионов крон? — спросил Малыш.
    
— И даже за сто тысяч миллионов крон!
    
— Значит, я так дорого стою? — изумился Малыш.
    
— Конечно, — сказала мама и обняла его ещё раз!
    
Малыш стал размышлять: сто тысяч миллионов крон — какая огромная куча денег! Неужели он может стоить так дорого? Ведь щенка, настоящего, прекрасного щенка, можно купить всего за пятьдесят крон…
    
— Послушай, папа, — сказал вдруг Малыш, — если я действительно стою сто тысяч миллионов, то не могу ли я получить сейчас наличными пятьдесят крон, чтобы купить себе маленького щеночка?
   
   
    
     
Карлсон играет в привидения
    
    
Только на следующий день, во время обеда, родите ли спросили Малыша, как он всё-таки попал на крышу.
    
— Ты что ж, пролез через слуховое окно на чердаке? — спросила мама.
    
— Нет, я полетел с Карлсоном, который живёт на крыше, — ответил Малыш.
    
Мама и папа переглянулись.
    
— Так дальше продолжаться не может! — воскликнула мама. — Этот Карлсон сведёт меня с ума!
    
— Послушай, — сказал папа, — никакого Карлсона, который бы жил на крыше, не существует.
    
— «Не существует!» — повторил Малыш. — Вчера он, во всяком случае, существовал.
    
Мама озабоченно покачала головой:
    
— Хорошо, что скоро начнутся каникулы и ты уедешь к бабушке. Надеюсь, что там Карлсон не будет тебя преследовать.
    
Об этой неприятности Малыш ещё не думал. Ведь скоро его на всё лето пошлют в деревню к бабушке. А это значит, что он два месяца не увидит Карлсона. Конечно, летом у бабушки очень хорошо, там всегда бывает весело, но Карлсон… А вдруг Карлсон уже не будет жить на крыше, когда Малыш вернётся в город?
    
Малыш сидел, опершись локтями о стол и обхватив ладонями голову. Он не мог себе представить жизни без Карлсона.
    
— Ты разве не знаешь, что нельзя класть локти на стол? — спросила Бетан.
    
— Следи лучше за собой! — огрызнулся Малыш.
    
— Малыш, убери локти со стола, — сказала мама. — Положить тебе цветной капусты?
    
— Нет, лучше умереть, чем есть капусту!
    
— Ох! — вздохнул папа. — Надо сказать: «Нет, спасибо».
    
«Чего это они так раскомандовались мальчиком, который стоит сто тысяч миллионов», — подумал Малыш, но вслух этого не высказал.
    
— Вы же сами прекрасно понимаете, что, когда я говорю: «Лучше умереть, чем есть капусту», я хочу сказать: «Нет, спасибо», — пояснил он.
    
— Так воспитанные люди не говорят, — сказал папа. — А ты ведь хочешь стать воспитанным человеком?
    
— Нет, папа, я хочу стать таким, как ты, — ответил Малыш.
    
Мама, Боссе и Бетан расхохотались. Малыш не понял, над чем они смеются, но решил, что смеются над его папой, а этого он уже никак не мог стерпеть.
    
— Да, я хочу быть таким, как ты, папа. Ты такой хороший! — произнёс Малыш, глядя на отца.
    
— Спасибо тебе, мой мальчик, — сказал папа. — Так ты действительно не хочешь цветной капусты?
    
— Нет, лучше умереть, чем есть капусту! — Но ведь она очень полезна, — вздохнула мама.
    
— Наверно, — сказал Малыш. — Я давно заметил: чем еда невкусней, тем она полезней. Хотел бы я знать, почему все эти витамины содержатся только в том, что невкусно?
    
— Витамины, конечно, должны быть в шоколаде и в жевательной резинке, — сострил Боссе.
    
— Это самое разумное из всего, что ты сказал за последнее время, — огрызнулся Малыш.
    
После обеда Малыш отправился к себе в комнату. Всем сердцем он желал, чтобы Карлсон прилетел поскорее. Ведь на днях Малыш уедет за город, поэтому теперь они должны встречаться как можно чаще.
    
Должно быть, Карлсон почувствовал, что Малыш его ждёт: едва Малыш высунул нос в окошко, как Карлсон уже был тут как тут.
    
— Сегодня у тебя нет жара? — спросил Малыш.
    
— У меня? Жара?.. У меня никогда не бывает жара! Это было внушение.
    
— Ты внушил себе, что у тебя жар? — удивился Малыш.
    
— Нет, это я тебе внушил, что у меня жар, — радостно ответил Карлсон и засмеялся. — Угадай, кто лучший в мире выдумщик?
    
Карлсон ни минуты не стоял на месте. Разговаривая, он всё время кружил по комнате, трогал всё, что попадалось под руку, с любопытством открывал и закрывал ящики и разглядывал каждую вещь с большим интересом.
    
— Нет, сегодня у меня нет никакого жара. Сегодня я здоров как бык и расположен слегка поразвлечься.
    
Малыш тоже был не прочь поразвлечься. Но он хотел, чтобы прежде папа, мама, Боссе и Бетан увидели наконец Карлсона и перестали бы уверять Малыша, что Карлсон не существует.
    
— Подожди меня минуточку, — поспешно сказал Малыш, — я сейчас вернусь.
    
И он стремглав побежал в столовую. Боссе и Бетан дома не оказалось — это, конечно, было очень досадно, — но зато мама и папа сидели у камина. Малыш сказал им, сильно волнуясь:
    
— Мама и папа, идите скорей в мою комнату! Он решил пока ничего не говорить им о Карлсоне — будет лучше, если они увидят его без предупреждения.
    
— А может, ты посидишь с нами? — предложила, мама.
    
Но Малыш потянул её за руку:
    
— Нет, вы должны пойти ко мне. Там вы увидите одну вещь…
    
Недолгие переговоры завершились успешно. Папа и мама пошли вместе с ним. Счастливый Малыш радостью распахнул дверь своей комнаты — наконец-то они увидят Карлсона!
    
И тут Малыш едва не заплакал, так он был обескуражен. Комната оказалась пустой, как и в тот раз, когда он привёл всю семью знакомиться с Карлсоном.
    
— Ну, что же мы должны здесь увидеть? — спросил папа.
    
— Ничего особенного… — пробормотал Малыш.
    
К счастью, в эту минуту раздался телефонный звонок. Папа пошёл говорить по телефону, а мама вспомнила, что в духовке у неё сидит сладкий пирог, и поспешила на кухню. Так что на этот раз Малышу не пришлось объясняться.
    
Оставшись один, Малыш присел у окна. Он очень сердился на Карлсона и решил высказать ему всё начистоту, если тот снова прилетит.
    
Но никто не прилетел. Вместо этого открылась дверца шкафа, и оттуда высунулась лукавая физиономия Карлсона.
    
Малыш просто остолбенел от изумления:
    
— Что ты делал в моём шкафу?
    
— Сказать тебе, что я там высиживал цыплят? Но это было бы неправдой. Сказать, что я думал о своих грехах? Это тоже было бы неправдой. Может быть, сказать, что я лежал на полке и отдыхал? Вот это будет правда! — ответил Карлсон.
    
Малыш тотчас же забыл, что сердился на Карлсона. Он был так рад, что Карлсон нашёлся.
    
— Этот прекрасный шкаф прямо создан для игры в прятки. Давай поиграем? Я опять лягу на полку, а ты будешь меня искать, — сказал Карлсон.
    
И, не дожидаясь ответа Малыша, Карлсон скрылся в шкафу. Малыш услышал, как он там карабкается, забираясь, видимо, на верхнюю полку.
    
— Ну, а теперь ищи! — крикнул Карлсон.
    
Малыш распахнул дверцы шкафа и, конечно, сразу же увидел лежащего на полке Карлсона.
    
— Фу, какой ты противный! — закричал Карлсон. — Ты что, не мог сначала хоть немножко поискать меня под кроватью, за письменным столом или ещё где-нибудь? Ну, раз ты такой, я с тобой больше не играю. Фу, какой ты противный!
    
В эту минуту раздался звонок у входной двери, и из передней послышался мамин голос:
    
— Малыш, к тебе пришли Кристер и Гунилла.
    
Этого сообщения было достаточно, чтобы у Карлсона улучшилось настроение.
    
— Подожди, мы сейчас с ними сыграем штуку! — прошептал он Малышу. — Притвори-ка за мной поплотнее дверцу шкафа…
    
Малыш едва успел закрыть шкаф, как в комнату вошли Гунилла и Кристер. Они жили на той же улице, что и Малыш, и учились с ним в одном классе. Малышу очень нравилась Гунилла, и он часто рассказывал своей маме, какая она «ужасно хорошая». Кристера Малыш тоже любил и давно уже простил ему шишку на лбу. Правда, с Кристером они частенько дрались, но всегда тут же мирились. Впрочем, дрался Малыш не только с Кристером, а почти со всеми ребятами с их улицы. Но вот Гуниллу он никогда не бил.
    
— Как это получается, что ты ещё ни разу не стукнул Гуниллу? — спросила как-то мама.
    
— Она такая ужасно хорошая, что её незачем бить, — ответил Малыш.
    
Но всё же и Гунилла могла иногда вывести Малыша из себя. Вчера, например, когда они втроём возвращались из школы и Малыш рассказывал им о Карлсоне, Гунилла расхохоталась и сказала, что всё это выдумки. Кристер с ней согласился, и Малыш был вынужден его стукнуть. В ответ на это Кристер и швырнул в него камнем.
    
Но сейчас они как ни в чём не бывало пришли к Малышу в гости, а Кристер привёл даже своего щенка Ёффу. Увидев Ёффу, Малыш так обрадовался, что совсем забыл про Карлсона, который лежал на полке в шкафу. «Ничего нет на свете лучше собаки», — подумал Малыш. Ёффа прыгал и лаял, а Малыш обнимал его и гладил. Кристер стоял рядом и совершенно спокойно наблюдал, как Малыш ласкает Ёффу. Он ведь знал, что Ёффа — это его собака, а не чья-нибудь ещё, так что пусть себе Малыш играет с ней сколько хочет.
    
Вдруг, в самый разгар возни Малыша с Ёффой Гунилла, ехидно посмеиваясь, спросила:
    
— А где же твой друг Карлсон, который живёт на крыше? Мы думали, что застанем его у тебя.
    
И только теперь Малыш вспомнил, что Карлсон лежит на полке в его шкафу. Но так как он не знал, какую проделку на этот раз затеял Карлсон, то ничего не сказал об этом Кристеру и Гунилле.
    
— Вот ты, Гунилла, думаешь, что я всё сочинил про Карлсона, который живёт на крыше. Вчера ты говорила, что он — выдумка…
    
— Конечно, он и есть выдумка, — ответила Гунилла и расхохоталась; на её щеках появились ямочки.
    
— Ну, а если он не выдумка? — хитро спросил Малыш.
    
— Но ведь он в самом деле выдумка! — вмешался в разговор Кристер.
    
— А вот и нет! — закричал Малыш.
    
И не успел он обдумать, стоит ли попытаться разрешить этот спор словами, а не кулаками или лучше сразу стукнуть Кристера, как вдруг из шкафа раздалось громко и отчётливо:
    
— Ку-ка-ре-ку!
    
— Что это такое? — воскликнула Гунилла, и её красный, как вишня, ротик широко раскрылся от удивления.
    
— Ку-ка-ре-ку! — послышалось снова из шкафа, точь-в-точь как кричат настоящие петухи.
    
— У тебя что, петух живёт в гардеробе? — удивился Кристер.
    
Ёффа заворчал и покосился на шкаф. Малыш расхохотался. Он так смеялся, что не мог говорить.
    
— Ку-ка-ре-ку! — раздалось в третий раз.
    
— Я сейчас открою шкаф и погляжу, что там, — сказала Гунилла и отворила дверцу.
    
Кристер подскочил к ней и тоже заглянул в шкаф. Вначале они ничего не заметили, кроме висящей одежды, но потом с верхней полки раздалось хихиканье. Кристер и Гунилла посмотрели наверх и увидели на полке маленького толстого человечка. Удобно примостившись, он лежал, подперев рукой голову, и покачивал правой ножкой. Его весёлые голубые глаза сияли.
    
Кристер и Гунилла молча смотрели на человечка, не в силах вымолвить ни слова, и лишь Ёффа продолжал тихонько рычать.
    
Когда к Гунилле вернулся дар речи, она проговорила:
    
— Это кто такой?
    
— Всего лишь маленькая выдумка, — ответил странный человечек и стал ещё энергичнее болтать ножкой. — Маленькая фантазия, которая лежит себе да отдыхает. Короче говоря, выдумка!
    
— Это… это… — проговорил Кристер, запинаясь.
    
— …маленькая выдумка, которая лежит себе и кричит по-петушиному, — сказал человечек.
    
— Это Карлсон, который живёт на крыше! — прошептала Гунилла.
    
— Конечно, а кто же ещё! Уж не думаешь ли ты, что старая фру Густавсон, которой девяносто два года, незаметно пробралась сюда и разлеглась на полке?
    
Малыш просто зашёлся от смеха — уж очень глупо выглядели растерянные Кристер и Гунилла.
    
— Они, наверное, онемели, — едва выговорил Малыш.
    
Одним прыжком Карлсон соскочил с полки. Он подошёл к Гунилле и ущипнул её за щеку:
    
— А это что за маленькая выдумка?
    
— Мы… — пробормотал Кристер.
    
— Ну, а тебя, наверно, зовут Август? — спросил Карлсон у Кристера.
    
— Меня зовут вовсе не Август, — ответил Кристер.
    
— Хорошо. Продолжим!.. — сказал Карлсон.
    
— Их зовут Гунилла и Кристер, — объяснил Малыш.
    
— Да, просто трудно поверить, до чего иногда не везёт людям. Но теперь уж ничего не попишешь. А кроме того, не могут же всех звать Карлсонами!..
    
Карлсон огляделся, словно что-то ища, и поспешно объяснил:
    
— А теперь я был бы не прочь немного поразвлечься. Может, пошвыряем стулья из окна? Или затеем ещё какую-нибудь игру в этом роде?
    
Малыш не считал, что это будет очень весёлая игра. К тому же он твёрдо знал, что мама и папа не одобрят такой забавы.
    
— Ну, я вижу, вы трусы. Если вы будете такими нерешительными, у нас ничего не выйдет. Раз вам не нравится моё предложение, придумайте что-нибудь другое, а то я с вами не буду водиться. Я должен чем-нибудь позабавиться, — сказал Карлсон и обиженно надул губы.
    
— Погоди, мы сейчас что-нибудь придумаем! — умоляюще прошептал Малыш.
    
Но Карлсон, видимо, решил обидеться всерьёз.
    
— Вот возьму и улечу сейчас отсюда… — проворчал он.
    
Все трое понимали, какая это будет беда, если Карлсон улетит, и хором принялись уговаривать его остаться.
    
Карлсон с минуту сидел молча, продолжая дуться.
    
— Это, конечно, не наверняка, но я, пожалуй, смог бы остаться, если вот она, — и Карлсон показал своим пухлым пальчиком на Гуниллу, — погладит меня по голове и скажет: «Мой милый Карлсон».
    
Гунилла с радостью погладила его и ласково попросила:
    
— Миленький Карлсон, останься! Мы обязательно что-нибудь придумаем.
    
— Ну ладно, — сказал Карлсон, — я, пожалуй, останусь.
    
У детей вырвался вздох облегчения. Мама и папа Малыша обычно гуляли по вечерам. Вот и теперь мама крикнула из прихожей:
    
— Малыш! Кристер и Гунилла могут остаться у тебя до восьми часов, потом ты быстро ляжешь в постель. А когда мы вернёмся, я зайду к тебе пожелать «спокойной ночи».
    
И дети услышали, как хлопнула входная дверь.
    
— А почему она не сказала, до какого часа я могу здесь остаться? — спросил Карлсон и выпятил нижнюю губу. — Если все ко мне так несправедливы, то я с вами не буду водиться.
    
— Ты можешь остаться здесь до скольких хочешь, — ответил Малыш.
    
Карлсон ещё больше выпятил губу.
    
— А почему меня не выставят отсюда ровно в восемь, как всех? — сказал Карлсон обиженным тоном. — Нет, так я не играю!
    
— Хорошо, я попрошу маму, чтобы она отправила тебя домой в восемь часов, — пообещал Малыш. — Ну, а ты придумал, во что мы будем играть?
    
Дурное настроение Карлсона как рукой сняло.
    
— Мы будет играть в привидения и пугать людей. Вы даже не представляете себе, что я могу сделать с помощью одной небольшой простыни. Если бы все люди, которых я пугал до смерти, давали мне за это по пять эре, я мог бы купить целую гору шоколада. Ведь я лучшее в мире привидение! — сказал Карлсон, и глаза его весело заблестели.
    
Малыш, Кристер и Гунилла с радостью согласились играть в привидения. Но Малыш сказал:
    
— Вовсе не обязательно так ужасно пугать людей.
    
— Спокойствие, только спокойствие! — ответил Карлсон. — Не тебе учить лучшее в мире привидение, как должны вести себя привидения. Я только слегка попугаю всех до смерти, никто этого даже и не заметит. — Он подошёл к кровати Малыша и взял простыню. — Материал подходящий, можно сделать вполне приличную одежду для привидения.
    
Карлсон достал из ящика письменного стола цветные мелки и нарисовал в одном углу простыни страшную рожу. Потом он взял ножницы и, прежде чем Малыш успел его остановить, быстро прорезал две дырки для глаз.
    
— Простыня — это пустяки, дело житейское. А привидение должно видеть, что происходит вокруг, иначе оно начнёт блуждать и попадёт в конце концов невесть куда.
    
Затем Карлсон закутался с головой в простыню, так что видны были только его маленькие пухлые ручки.
    
Хотя дети и знали, что это всего-навсего Карлсон, закутанный в простыню, они всё же слегка испугались; а что касается Ёффы, то он бешено залаял. Когда же Карлсон включил свой моторчик и принялся летать вокруг люстры — простыня на нём так и развевалась, — стало ещё страшнее. Это было и вправду жуткое зрелище.
    
— Я небольшое привидение с мотором! — кричал он. — Дикое, но симпатичное!
    
Дети притихли и боязливо следили за его полётом. А Ёффа просто надрывался от лая.
    
— Вообще говоря, — продолжал Карлсон, — я люблю, когда во время полёта жужжит мотор, но, поскольку я привидение, следует, вероятно, включить глушитель. Вот так!
    
Он сделал несколько кругов совершенно бесшумно и стал ещё больше похож на привидение.
    
Теперь дело было лишь за тем, чтобы найти, кого пугать.
    
— Может быть, мы отправимся на лестничную площадку? Кто-нибудь войдёт в дом и испугается до смерти!
    
В это время зазвонил телефон, но Малыш решил не подходить. Пусть себе звонит!
    
Между тем Карлсон принялся громко вздыхать и стонать на разные лады.
    
— Грош цена тому привидению, которое не умеет как следует вздыхать и стонать, — пояснил он. — Это первое, чему учат юное привидение в привиденческой школе.
    
На все эти приготовления ушло немало времени. Когда они уже стояли перед входной дверью и собирались выйти на лестничную площадку, чтобы пугать прохожих, послышалось какое-то слабое царапанье. Малыш было подумал, что это мама и папа возвращаются домой. Но вдруг он увидел, как в щель ящика для писем кто-то просовывает стальную проволоку. И Малыш сразу понял, что к ним лезут воры. Он вспомнил, что на днях папа читал маме статью из газеты. Там говорилось, что в городе появилось очень много квартирных воров. Они сперва звонят по телефону. Убедившись, что дома никого нет, воры взламывают замок и выносят из квартиры всё ценное.
    
Малыш страшно испугался, когда понял, что происходит. Кристер и Гунилла испугались не меньше. Кристер запер Ёффу в комнате Малыша, чтобы он своим лаем не испортил игру в привидения, и теперь очень пожалел об этом. Один только Карлсон ничуть не испугался.
    
— Спокойствие, только спокойствие! — прошептал он. — Для такого случая привидение — незаменимая вещь. Давайте тихонько пойдём в столовую — наверно, там твой отец хранит золотые слитки и бриллианты.
    
Карлсон, Малыш, Гунилла и Кристер на цыпочках пробрались в столовую и, стараясь не шуметь, спрятались за мебелью, кто где. Карлсон залез в красивый старинный буфет — там у мамы лежали скатерти и салфетки — и кое-как прикрыл за собой дверцу. Плотно закрыть он её не успел, потому что как раз в этот момент в столовую крадучись вошли воры. Малыш, который лежал под диваном у камина, осторожно высунулся и посмотрел: посреди комнаты стояли двое парней весьма мерзкого вида. И представьте себе, это были Филле и Рулле!
    
— Теперь надо узнать, где у них лежат деньги, — сказал Филле хриплым шёпотом.
    
— Ясное дело, здесь, — отозвался Рулле, указывая на старинный секретер со множеством ящиков. Малыш знал, что в одном из этих ящиков мама держала деньги на хозяйство, а в другом хранил красивые драгоценные кольца и брошки, которые е: подарила бабушка, и папины золотые медали, полученные им в награду за меткую стрельбу. «Как будет ужасно, если всё это унесут воры», — подумал Малыш.
    
— Поищи-ка здесь, — сказал Филле, — а я пойду на кухню, посмотрю, нет ли там серебряных ложек и вилок.
    
Филле исчез, а Рулле начал выдвигать ящики секретера, и вдруг он прямо свистнул от восторга. «Наверно, нашёл деньги», — подумал Малыш. Рулле выдвинул другой ящик и снова свистнул — он увидел кольца и брошки.
    
Но больше он уже не свистел, потому что в это мгновение распахнулись дверцы буфета и оттуда, издавая страшные стоны, выпорхнуло привидение. Когда Рулле обернулся и увидел, он хрюкнул от ужаса и уронил на пол деньги, кольца, брошки и всё остальное. Привидение порхало вокруг него, стонало и вздыхало; потом оно вдруг устремилось на кухню. Секунду спустя в столовую ворвался Филле. Он был бледен как полотно.
    
— Прулле, там ривидение! — завопил он. Он хотел крикнуть: «Рулле, там привидение!», но от страха у него заплетался язык, и получилось: «Прулле, там ривидение!»
    
Да и немудрёно было испугаться! Следом за ним в комнату влетело привидение и принялось так жутко вздыхать и стонать, что просто дух захватывало.
    
Рулле и Филле бросились к двери, а привидение вилось вокруг них. Не помня себя от страха, они выскочили в прихожую, а оттуда на лестничную площадку. Привидение преследовало их по пятам, гнало вниз по лестнице и выкрикивало время от времени глухим, страшным голосом:
    
— Спокойствие, только спокойствие! Сейчас я вас настигну, и тут-то вам будет весело!
    
Но потом привидение устало и вернулось в столовую. Малыш собрал с пола деньги, кольца, брошки и положил всё это обратно в секретер. А Гунилла и Кристер подобрали все вилки и ложки, которые уронил Филле, когда он метался между кухней и столовой.
    
    
    
    
— Лучшее в мире привидение — это Карлсон, который живёт на крыше, — сказало привидение и сняло с себя простыню.
    
Дети смеялись; они были счастливы. А Карлсон добавил:
    
— Ничто не может сравниться с привидением, когда надо пугать воров. Если бы люди это знали, то непременно привязали бы по маленькому злобному привидению к каждой кассе в городе.
    
Малыш прыгал от радости, что всё обернулось так хорошо.
    
— Люди настолько глупы, что верят в привидения. Просто смешно! — воскликнул он. — Папа говорит, что вообще ничего сверхъестественного не существует. — И Малыш, как бы в подтверждение этих слов, кивнул головой. — Дураки эти воры — они подумали, что из буфета вылетело привидение! А на самом деле это был просто Карлсон, который живёт на крыше. Ничего сверхъестественного!
   
   
    
     
Карлсон выступает с учёной собакой Альберг
    
    
На следующее утро, едва проснувшись, взъерошенный мальчуган в полосатой голубой пижаме пришлёпал босиком к маме на кухню. Папа уже ушёл на службу, а Боссе и Бетан — в школу. У Малыша уроки начинались позже, и это было очень кстати, потому что он любил оставаться вот так по утрам вдвоём с мамой, пусть даже ненадолго. В такие минуты хорошо разговаривать, вместе петь песни или рассказывать друг другу сказки. Хотя Малыш уже большой мальчик и ходит в школу, он с удовольствием сидит у мамы на коленях, но только если этого никто не видит.
    
Когда Малыш вошёл в кухню, мама, примостившись у кухонного стола, читала газету и пила кофе. Малыш молча влез к ней на колени. Мама обняла его и нежно прижала к себе. Так они и сидели, пока Малыш окончательно не проснулся.
    
Мама и папа вернулись вчера с прогулки позже, чем предполагали. Малыш уже лежал в своей кроватке и спал.
    
Во сне он разметался. Укрывая его, мама заметила дырки, прорезанные в простыне. А сама простыня была такая грязная, словно её кто-то нарочно исчертил углём. И тогда мама подумала: «Неудивительно, что Малыш поспешил лечь спать». А теперь, когда озорник сидел у неё на коленях, она твёрдо решила не отпускать его без объяснений.
    
— Послушай, Малыш, мне бы хотелось знать, кто прорезал дырки в твоей простыне. Только не вздумай, пожалуйста, говорить, что это сделал Карлсон, который живёт на крыше.
    
Малыш молчал и напряжённо думал. Как быть? Ведь дырки прорезал именно Карлсон, а мама запретила о нём говорить. Малыш решил также ничего не рассказывать и о ворах, потому что мама всё равно этому не поверит.
    
— Ну, так что же? — настойчиво повторила мама так и не дождавшись ответа.
    
— Не могла бы ты спросить об этом Гуниллу? — хитро сказал Малыш и подумал: «Пусть-ка лучше Гунилла расскажет маме, как было дело. Ей мама скорее поверит, чем мне».
    
«А! Значит, это Гунилла разрезала простыню», — подумала мама. И ещё она подумала, что её Малыш — хороший мальчик, потому что он не желает наговаривать на других, а хочет, чтобы Гунилла сама всё рассказала.
    
Мама обняла Малыша за плечи. Она решила сейчас больше ни о чём его не расспрашивать, но при случае поговорить с Гуниллой.
    
— Ты очень любишь Гуниллу? — спросила мама.
    
— Да, очень, — ответил Малыш.
    
Мама вновь принялась читать газету, а Малыш молча сидел у неё на коленях и думал.
    
Кого же, собственно говоря, он действительно любит? Прежде всего маму… и папу тоже… Ещё он любит Боссе и Бетан… Ну да, чаще всего он их всё-таки любит, особенно Боссе. Но иногда он на них так сердится, что вся любовь пропадает. Любит он и Карлсона, который живёт на крыше, и Гуниллу тоже любит. Да, быть может, он женится на ней, когда вырастет, потому что хочешь не хочешь, а жену иметь надо. Конечно, больше всего он хотел бы жениться на маме, но ведь это невозможно.
    
Вдруг Малышу пришла в голову мысль, которая его встревожила.
    
— Послушай, мама, — сказал он, — а когда Боссе вырастет большой и умрёт, мне нужно будет жениться на его жене?
    
Мама подвинула к себе чашку и с удивлением взглянула на Малыша.
    
— Почему ты так думаешь? — спросила она, сдерживая смех.
    
Малыш, испугавшись, что сморозил глупость, решил не продолжать. Но мама настаивала:
    
— Скажи, почему ты это подумал?
    
— Ведь когда Боссе вырос, я получил его старый велосипед и его старые лыжи… И коньки, на которых он катался, когда был таким, как я… Я донашиваю его старые пижамы, его ботинки и всё остальное…
    
— Ну, а от его старой жены я тебя избавлю; это тебе обещаю, — сказала мама серьёзно.
    
— А нельзя ли мне будет жениться на тебе? — спросил Малыш.
    
— Пожалуй, это невозможно, — ответила мама. — Ведь я уже замужем за папой.
    
Да, это было так.
    
— Какое неудачное совпадение, что и я и папа любим тебя! — недовольно произнёс Малыш.
    
Тут мама рассмеялась и сказала:
    
— Раз вы оба меня любите, значит, я хорошая.
    
— Ну, тогда я женюсь на Гунилле, — вздохнул Малыш. — Ведь надо же мне будет на ком-нибудь жениться!
    
И Малыш вновь задумался. Он думал о том, что ему, наверно, будет не очень приятно жить вместе с Гуниллой, потому что с ней иногда трудно ладить. Да и вообще ему больше всего хотелось жить вместе с мамой, папой, Боссе и Бетан, а не с какой-то там женой.
    
— Мне бы гораздо больше хотелось иметь собаку, чем жену, — сказал Малыш. — Мама, ты не можешь мне подарить щенка?
    
Мама вздохнула. Ну вот, опять Малыш заговорил о своей вожделенной собаке! Это было почти так же невыносимо, как и разговоры о Карлсоне, который живёт на крыше.
    
— Знаешь что, Малыш, — сказала мама, — тебе пора одеваться, а то ты опоздаешь в школу.
    
— Ну, ясно, — ответил Малыш. — Стоит мне только заговорить о собаке, как ты заводишь разговор о школе!
    
…В тот день Малышу было приятно идти в школу, потому что ему многое надо было обсудить с Кристером и Гуниллой.
    
Домой они шли, как всегда, вместе. И Малыша это особенно радовало, потому что теперь Кристер и Гунилла тоже были знакомы с Карлсоном.
    
— Он такой весёлый, правда? Как ты думаешь сегодня он опять прилетит? — спросила Гунилла.
    
— Не знаю, — ответил Малыш. — Он сказал, что прилетит «приблизительно». А это значит — когда ему вздумается.
    
— Надеюсь, что он прилетит «приблизительно» сегодня, — сказал Кристер. — Можно, мы с Гуниллой пойдём к тебе?
    
— Конечно, можно, — сказал Малыш.
    
Тут появилось ещё одно существо, которое тоже захотело пойти вместе с ними. Когда ребята собрались перейти улицу, к Малышу подбежал маленький чёрный пудель. Он обнюхал коленки Малыша и дружески тявкнул.
    
— Поглядите, какой славный щенок! — радостно воскликнул Малыш. — Он, наверно, испугался уличного движения и просит меня перевести его на ту сторону.
    
Малыш был бы счастлив переводить щенка через все перекрёстки города. Должно быть, щенок это почувствовал: он бежал вприпрыжку по мостовой, норовя прижаться к ноге Малыша.
    
— Какой он симпатичный, — сказала Гунилла. — Иди сюда, маленький пёсик!
    
— Нет, он хочет идти рядом со мной, — сказал Малыш и взял щенка за ошейник. — Он меня полюбил.
    
— Меня он тоже полюбил, — сказала Гунилла.
    
У маленького щенка был такой вид, будто он готов любить всех на свете, только бы его любили. И Малыш полюбил этого щенка. О, как он его полюбил! Он нагнулся к щенку и принялся его ласкать, и гладить, и тихонько присвистывать, и причмокивать. Все эти нежные звуки должны были означать, что чёрный пудель — самый симпатичный, самый распрекрасный пёс на свете. Щенок вилял хвостом, всячески давая понять, что он тоже так думает. Он радостно прыгал и лаял, а когда дети свернули на свою улицу, побежал вслед за ними.
    
— Может быть, ему негде жить? — сказал Малыш, цепляясь за последнюю надежду: он ни за что не хотел расставаться с щенком. — И, может быть, у него нет хозяина?
    
— Ну да, наверно, нет, — согласился с Малышом Кристер.
    
— Да замолчи ты! — раздражённо оборвал его Малыш. — Ты-то откуда знаешь?
    
Разве мог понять Кристер, у которого был Ёффа, что значит не иметь собаки — совсем никакой собаки!
    
— Иди сюда, милый пёсик! — позвал Малыш, всё больше убеждая себя в том, что щенку негде жить.
    
— Смотри, как бы он не увязался за тобой, — предупредил Кристер.
    
— Пусть идёт. Я и хочу, чтобы он шёл за мной, — ответил Малыш.
    
И щенок пошёл за ним. Так он оказался у дверей дома, где жил Малыш. Тут Малыш взял его на руки и понёс по лестнице.
    
«Сейчас я спрошу у мамы, можно ли мне оставить его у себя».
    
Но мамы не было дома. В записке, которую Малыш нашёл на кухонном столе, было сказано, что она в прачечной и что он может туда зайти, если ему что-нибудь понадобится.
    
Тем временем щенок, как ракета, ворвался в комнату Малыша. Ребята помчались за ним.
    
— Видите, он хочет жить у меня! — закричал Малыш, обезумев от радости.
    
В эту самую минуту в окно влетел Карлсон, который живёт на крыше.
    
— Привет! — крикнул он. — Вы что, постирали эту собаку? Ведь у неё вся шерсть села!
    
— Это же не Ёффа, разве ты не видишь? — сказал Малыш. — Это моя собака!
    
— Нет, не твоя, — возразил Кристер.
    
— У тебя нет собаки, — подтвердила Гунилла.
    
— А вот у меня там, наверху, тысячи собак, — сказал Карлсон. — Лучший в мире собаковод — это…
    
— Что-то я не видал у тебя никаких собак, — перебил Малыш Карлсона.
    
— Их просто не было дома — они все разлетелись. Ведь у меня летающие собаки.
    
Мальты не слушал Карлсона. Тысячи летающих собак ничего не значили для него по сравнению с этим маленьким милым щенком.
    
— Нет, не думаю, чтобы у него был хозяин, — вновь сказал Малыш.
    
Гунилла склонилась над собакой.
    
— Во всяком случае, на ошейнике у него написано «Альберг», — сказала она.
    
— Ясно, это фамилия его хозяина, — подхватил Кристер.
    
— Может быть, этот Альберг уже умер! — возразил Малыш и подумал, что, даже если Альберг существует, он, конечно, не любит щенка. И вдруг Малышу пришла в голову прекрасная мысль. — А может быть, самого щенка зовут Альберг? — спросил он, умоляюще взглянув на Кристера и Гуниллу.
    
Но те лишь обидно рассмеялись в ответ.
    
— У меня есть несколько собак по кличке Альберг, — сказал Карлсон. — Привет, Альберг!
    
Щенок подскочил к Карлсону и весело залаял.
    
— Вот видите, — крикнул Малыш, — он знает своё имя!.. Альберг, Альберг, сюда!
    
Гунилла схватила щенка.
    
— Тут на ошейнике выгравирован номер телефона, — безжалостно сказала она.
    
— Конечно, у собаки есть личный телефон, — объяснил Карлсон. — Скажи ей, чтобы она позвонила своей экономке и предупредила, что вернётся поздно. Мои собаки всегда звонят по телефону, когда задерживаются.
    
Карлсон погладил щенка своей пухлой ручкой.
    
— Одна из моих собак, которую, кстати, тоже зовут Альберг, как-то на днях задержалась, — продолжал Карлсон. — Она решила позвонить домой, чтобы предупредить меня, но спутала номер телефона и попала к одному старому майору в отставке, проживающему в Кунгсхольме. «Это кто-нибудь из собак Карлсона?» — осведомилась Альберг. Майор обиделся и стал ругаться: «Осёл! Я майор, а не собака!» — «Так чего ж вы меня облаяли?» — вежливо спросила Альберг. Вот какая она умница!
    
Малыш не слушал Карлсона. Его сейчас ничто не интересовало, кроме маленького щенка. И даже когда Карлсон сказал, что он не прочь слегка поразвлечься, Малыш не обратил на это никакого внимания. Тогда Карлсон выпятил нижнюю губу и заявил:
    
— Нет, так я не играю! Ты всё время возишься с этой собакой, а я тоже хочу чем-нибудь заняться.
    
Гунилла и Кристер поддержали Карлсона.
    
— Давайте устроим «Вечер чудес», — сказал Карлсон, перестав дуться. — Угадайте, кто лучший в мире фокусник?
    
— Конечно, Карлсон! — наперебой закричали Малыш, Кристер и Гунилла.
    
— Значит, мы решили, что устроим представление под названием «Вечер чудес»?
    
— Да, — сказали дети.
    
— Мы решили также, что вход на это представление будет стоить одну конфетку?
    
— Да, — подтвердили дети.
    
— И ещё мы решили, что собранные конфеты пойдут на благотворительные цели.
    
— Как? — удивились дети.
    
— А существует только одна настоящая благотворительная цель — забота о Карлсоне.
    
Дети с недоумением переглянулись.
    
— А может быть… — начал было Кристер.
    
— Нет, мы решили! — перебил его Карлсон. — А то я не играю.
    
Итак, они решили, что все конфеты получит Карлсон, который живёт на крыше.
    
Кристер и Гунилла выбежали на улицу и рассказали всем детям, что наверху у Малыша сейчас начнётся большое представление «Вечер чудес». И все, у кого было хотя бы пять эре, побежали в лавку и купили там «входные конфеты».
    
У двери в комнату Малыша стояла Гунилла; она отбирала у всех зрителей конфеты и клала их в коробку с надписью: «Для благотворительных целей».
    
Посреди комнаты Кристер расставил стулья для публики. Угол комнаты был отгорожен одеялом, и оттуда доносились шёпот и собачий лай.
    
— Что нам здесь будут показывать? — спросил мальчик по имени Кирре. — Если какую-нибудь чепуху, я потребую назад свою конфетку.
    
Малыш, Гунилла и Кристер не любили этого Кирре — он вечно был всем недоволен.
    
Но вот из-за одеяла вышел Малыш. На руках он держал маленького щенка.
    
— Сейчас вы все увидите лучшего в мире фокусника и учёную собаку Альберг, — торжественно произнёс он.
    
— Как уже было объявлено, выступает лучший в мире фокусник, — послышался голос из-за одеяла, и перед публикой появился Карлсон.
    
Его голову украшал цилиндр папы Малыша, а на плечи был накинут мамин клетчатый фартук, завязанный под подбородком пышным бантом. Этот фартук заменял Карлсону чёрный плащ, в котором обычно выступают фокусники. Все дружно захлопали. Все, кроме Кирре. Карлсон поклонился. Вид у него был очень самодовольный. Но вот он снял с головы цилиндр и показал всем, что цилиндр пуст, — точь-в-точь как это обычно делают фокусники.