1 2 
Прямиками будет шесть[26]!      

Да в Трубе, в селе, мошейники      

Сбили с толку, мужики:      

«Вы подите, коробейники,      

В Кострому‑то напрямки:      

Верных сорок с половиною      

По нагорной стороне,      

А болотной‑то тропиною      

Двадцать восемь». Вот оне!      

Черт попутал – мы поверили,      

А кто версты тут считал? –      

«Бабы их клюкою меряли, –      

Ванька с важностью сказал. –      

Не ругайся! Сам я слыхивал,      

Тут дорога попрямей».      

– Дьявол, что ли, понапихивал      

Этих кочек да корней?      

Доведись пора вечерняя,      

Не дойдешь – сойдешь с ума!      

Хороша наша губерния,      

Славен город Кострома,      

Да леса, леса дремучие,      

Да болота к ней ведут,      

Да пески, пески сыпучие… –      

«Стой‑ка, дядя, чу, идут!»      

       

 VI      

       

Только молодец и жив бывал.      

Старинная былина      

       

       

Не тростник высок колышется,      

Не дубровушки шумят,      

Молодецкий посвист слышится,      

Под ногой сучки трещат.      

Показался пес в ошейничке.      

Вот и добрый молодец:      

«Путь‑дорога, коробейнички!»      

– Путь‑дороженька, стрелец! –      

«Что ты смотришь?» – Не прохаживал      

Ты, как давеча в Трубе      

Про дорогу я расспрашивал? –      

«Нет, почудилось тебе.      

Трои сутки не был дома я,      

Жить ли дома леснику?»      

«А кажись, лицо знакомое», –      

Шепчет Ванька старику.      

«Что вы шепчетесь?» – Да каемся,      

Лучше б нам горой идти.      

Так ли, малый, пробираемся      

В Кострому? – «Нам по пути,      

Я из Шуньи[27]». –   А далёко ли      

До деревни до твоей? –      

«Верст двенадцать. А по многу ли      

Поделили барышей?»      

– Коли знать всю правду хочется,      

Весь товар несем назад. –      

Лесничок как расхохочется!      

«Ты, я вижу, прокурат[28]!      

Кабы весь, небось не скоро бы      

Шел ты, старый воробей!»      

И лесник приподнял коробы      

На плечах у торгашей.      

«Ой! легохоньки коробушки,      

Всё повыпродали, знать?      

Наклевалися воробушки,      

Полетели отдыхать!»      

– Что, дойдем в село до ноченьки? –      

«Надо, парень, добрести,      

Сам устал я, нету моченьки –      

Тяжело ружье нести.      

Наше дело подневольное,      

День и ночь броди в лесу».      

И с плеча ружье двуствольное      

Снял – и держит на весу.      

«Эх вы, стволики‑голубчики!      

Больно вы уж тяжелы».      

Покосились наши купчики      

На тяжелые стволы:      

Сколько ниток понамотано!      

В палец щели у замков.      

– Неужели, парень, бьет оно? –      

«Бьет на семьдесят шагов».      

Деревенский, видно, плотничек      

Строил ложу – тяп да ляп[29]!      

Да и сам христов охотничек      

Ростом мал и с виду слаб.      

Выше пояса замочена      

Одежонка лесника,      

Борода густая склочена,      

Лычко вместо пояска.      

А туда же, пес в ошейнике,      

По прозванию Упырь.      

Посмеялись коробейники:      

«Эх ты, горе‑богатырь!..»      

       

Час идут, другой. – Далёко ли? –      

«Близко». – Что ты? – «У реки      

Куропаточки закокали».      

И детина взвел курки.      

«Ай курóчки! важно щелкнули,      

Хоть медведя уложу!      

Что вы, други, приумолкнули?      

Запоем для куражу!»      

       

Коробейникам не пелося:      

Уж темнели небеса,      

Над болотом засинелася,      

Понависнула роса.      

– День‑деньской и так умелешься,      

Сам бы лучше ты запел…      

Что ты?… эй! в кого ты целишься? –      

«Так, я пробую прицел…»      

       

Дождик, что ли, собирается,      

Ходят пó небу бычки[30],      

Вечер пуще надвигается,      

Прытче и́дут мужички.      

Пес бежит сторонкой, нюхает,      

Поминутно слышит дичь.      

Чу! как ухалица[31] ухает,      

Чу! ребенком стонет сыч.      

Поглядел старик украдкою:      

Парня словно дрожь берет.      

– Аль спознался с лихорадкою? –      

«Да уж три недели бьет –      

Полечи!» – А сам прищурился,      

Словно в Ваньку норовит.      

Старый Тихоныч нахмурился:      

– Что за шутки! – говорит. –      

Чем шутить такие шуточки,      

Лучше песни петь и впрямь.      

Погодите полминуточки –      

Затяну лихую вам!      

Знал я старца еле зрячего,      

Он весь век с сумой ходил      

И про странника бродячего      

Песню длинную сложил.      

Ней от старости, ней с голоду      

Он в канавке кончил век,      

А живал богато смолоду,      

Был хороший человек,      

Вспоминают обыватели.      

Да его попутал Бог:      

По ошибке заседатели      

Упекли его в острог:      

Нужно было из Спиридова      

Вызвать Тита Кузьмича,      

Описались – из Давыдова      

Взяли Титушку‑ткача!      

Ждет сердечный: «Завтра, нонче ли      

Ворочусь на вольный свет?»      

Наконец и дело кончили,      

А ему решенья нет.      

«Эй, хозяйка! нету моченьки,      

Ты иди к судьям опять!      

Изойдут слезами оченьки,      

Как полотна буду ткать?»      

Да не то у Степанидушки      

Завелося на уме:      

С той поры ее у Титушки      

Не видали уж в тюрьме.      

Захворала ли, покинула –      

Тит не ведал ничего.      

Лет двенадцать этак минуло –      

Призывают в суд его      

Пред зерцалом, в облачении[32]      

Молодой судья сидел.      

Прочитал ему решение,      

Расписаться повелел      

И на все четыре стороны      

Отпустил – ступай к жене!      

«А за что вы, черны вороны,      

Очи выклевали мне?»      

Тут и сам судья покаялся:      

– Ты прости, прости любя!      

Вправду ты задаром маялся,      

Позабыли про тебя!      

       

Тит – домой. Поля не óраны,      

Дом растаскан на клочки,      

Продала косули, бороны,      

И одёжу, и станки,      

С баринком слюбилась женушка,      

Убежала в Кострому.      

Тут родимая сторонушка      

Опостылела ему.      

Плюнул! Долго не разгадывал,      

Без дороги в путь пошел.      

Шел – да песню эту складывал,      

Сам с собою речи вел.      

И говаривал старинушка:      

«Вся‑то песня – два словца.      

А запой ее, детинушка,      

Не дотянешь до конца!      

Эту песенку мудреную      

Тот до слова допоет,      

Кто всю землю, Русь крещеную,      

Из конца в конец пройдет».      

Сам ее Христов угодничек      

Не допел – спит вечным сном.      

Ну! подтягивай, охотничек!      

Да иди ты передом!      

       

 Песня убогого странника      

       

       

Я лугами иду – ветер свищет в лугах:      

Холодно, странничек, холодно,      

Холодно, родименькой, холодно!      

       

Я лесами иду – звери воют в лесах:      

Голодно, странничек, голодно,      

Голодно, родименькой, голодно!      

       

Я хлебами иду: что вы тощи, хлеба?      

С холоду, странничек, с холоду,      

С холоду, родименькой, с холоду!      

       

Я стадами иду: что скотинка слаба?      

С голоду, странничек, с голоду,      

С голоду, родименькой, с голоду!      

       

Я в деревню: мужик! ты тепло ли живешь?      

Холодно, странничек, холодно,      

Холодно, родименькой, холодно!      

       

Я в другую: мужик! хорошо ли ешь, пьешь?      

Голодно, странничек, голодно,      

Голодно, родименькой, голодно!      

       

Уж я в третью: мужик! что ты бабу бьешь?      

С холоду, странничек, с холоду,      

С холоду, родименькой, с холоду!      

       

Я в четверту: мужик! что в кабак ты идешь?      

С голоду, странничек, с голоду,      

С голоду, родименькой, с голоду!      

       

Я опять во луга – ветер свищет в лугах:      

Холодно, странничек, холодно,      

Холодно, родименькой, холодно!      

       

Я опять во леса – звери воют в лесах:      

Голодно, странничек, голодно,      

Голодно, родименькой, голодно!      

       

Я опять во хлеба, –      

Я опять во стада, –      

и т. д.      

       

Пел старик, а сам поглядывал:      

Поминутно лесничок      

То к плечу ружье прикладывал,      

То потрогивал курок.      

На беду, ни с кем не встретишься!      

– Полно петь… Эй, молодец!      

Что отстал?… В кого ты метишься?      

Что ты делаешь, подлец! –      

«Трусы, трусы вы великие!» –      

И лесник захохотал      

(А глаза такие дикие!).      

– Стыдно! – Тихоныч сказал. –      

Как не грех тебе захожего      

Человека так пугать?      

А еще хотел я дешево      

Миткалю тебе продать! –      

Молодец не унимается,      

Штуки делает ружьем,      

Воем, лаем отзывается      

Хохот глупого кругом.      

– Эй! уймись! Чего дурачишься? –      

Молвил Ванька. – Я молчу,      

А заеду, так наплачешься,      

Разом скулы сворочу!      

Коли ты уж с нами встретился,      

Должен честью проводить. –      

А лесник опять наметился.      

– Не шути! – «Чаво шутить!»      

Коробейники отпрянули,      

Бог помилуй – смерть пришла!      

Почитай‑что разом грянули      

Два ружейные ствола.      

Без словечка Ванька валится,      

С криком падает старик…      

       

В кабаке бурлит, бахвалится      

Тем же вечером лесник:      

«Пейте, пейте, православные!      

Я, ребятушки, богат;      

Два бекаса нынче славные      

Мне попали под заряд!      

Много серебра и золотца,      

Много всякого добра      

Бог послал!» Глядят, у молодца      

Точно – куча серебра.      

Подзадорили детинушку –      

Он почти всю правду бух!      

На беду его – скотинушку      

Тем болотом гнал пастух:      

Слышал выстрелы ружейные,      

Слышал крики… «Стой! винись!..»      

И мирские и питейные      

Тотчас власти собрались.      

Молодцу скрутили рученьки:      

«Ты вяжи меня, вяжи,      

Да не тронь мои онученьки!»      

– Их‑то нам и покажи! –      

Поглядели: под онучами      

Денег с тысячу рублей –      

Серебро, бумажки кучами.      

Утром пóзвали судей,      

Судьи тотчас всё доведали      

(Только денег не нашли!),      

Погребенью мертвых предали,      

Лесника в острог свезли…