1 2 
Что дрогнул сам палач, заплакавший ошибкой.      

       

Вот серый, старый дом… Теперь он пуст   и глух:      

Ни женщин, ни собак, ни гаеров, ни   слуг, –      

А встарь?.. Но помню я: здесь что‑то   всех давило,      

Здесь в малом и в большом тоскливо   сердце ныло.      

Як няне убегал… Ах, няня!   сколько раз      

Я слезы лил о ней в тяжелый сердцу   час;      

При имени ее впадая в умиленье,      

Давно ли чувствовал я к ней   благоговенье?..      

       

Ее бессмысленной и вредной доброты      

На память мне пришли немногие черты,      

И грудь моя полна враждой и злостью   новой…      

Нет! в юности моей, мятежной и   суровой,      

Отрадного душе воспоминанья нет;      

Но всё, что, жизнь мою опутав с   первых лет,      

Проклятьем на меня легло   неотразимым, –      

Всему начало здесь, в краю моем   родимом!..      

       

И с отвращением кругом кидая взор,      

С отрадой вижу я, что срублен темный   бор –      

В томящий летний зной защита и   прохлада, –      

И нива выжжена, и праздно дремлет   стадо,      

Понурив голову над высохшим ручьем,      

И набок валится пустой и мрачный дом,      

Где вторил звону чаш и гласу   ликований      

Глухой и вечный гул подавленных   страданий,      

И только тот один, кто всех собой   давил,      

Свободно и дышал, и действовал, и   жил…