1 2 3 4 
В ушах у  меня зазвенело, все движения Кейвора сделались бесшумными. Разрежение воздуха  привело к тому, что стало совсем тихо.    

По мере  того, как наш воздух с шипением вырывался наружу через нарезы винта, содержащаяся  в нем влага сгущалась в маленькие клубы пара.    

Дыхание  стало затрудненным. Эта затрудненность чувствовалась нами постоянно во время  пребывания во внешней атмосфере Луны. Потом появилось неприятное ощущение в  ушах, под ногтями пальцев и в горле; оно скоро прошло и сменилось  головокружением и тошнотой. Я испугался и прикрыл крышку люка. Но Кейвор  оказался более храбрым. Голос его звучал очень тихо и доносился словно издалека  вследствие разреженности воздуха. Он посоветовал мне выпить рюмку бренди и сам  первый подал пример. Я почувствовал себя несколько лучше и отвернул крышку –  звон в ушах усилился, между тем как свист вырывающегося из шара воздуха как  будто прекратился. Однако я не был уверен, что это так.    

– Ничего? –  еле слышно спросил Кейвор.    

– Ничего, –  повторил я.    

– Рискнем?    

– Это  все? – усомнился я.    

– Если  вы можете выдержать.    

Вместо  ответа я отвинтил крышку, снял ее и осторожно положил на тюк. Несколько хлопьев  снега закружились и исчезли, когда лунный разреженный воздух наполнил наш шар.  Я опустился на колени, уселся у края отверстия и выглянул наружу. Внизу, на  расстоянии одного ярда от моего лица, лежал чистый, девственный лунный снег.    

Мы молча  переглянулись.    

– Ну  как ваши легкие? – спросил Кейвор.    

– Ничего, –  ответил я, – довольно сносно.    

Кейвор  протянул руку за одеялом, просунул голову в отверстие посередине и,  закутавшись, сел на краю люка. Ноги его находились на расстоянии шести дюймов  от снега.    

С минуту  он колебался, потом спрыгнул и встал на девственную почву Луны.    

Фигура  его, преломленная краем стекла, показалась мне фантастической. С минуту он  стоял, осматриваясь вокруг. Потом собрался с духом и вдруг прыгнул в воздух.    

Выпуклое  стекло изображало все в искаженном виде, но прыжок Кейвора показался мне чересчур  высоким. Он сразу очутился очень далеко, отлетел футов на двадцать или на  тридцать от меня. Теперь он стоял высоко на скале и махал мне рукой. Может  быть, он кричал, но я ничего не слышал. Как он смог сделать такой гигантский  прыжок? Это похоже на колдовство!    

Ничего  не понимая, я тоже спустился через люк. Прямо передо мной снежный сугроб подтаял  и образовал яму. Я сделал шаг и тоже прыгнул.    

Я  поднялся в воздух, с неудержимой силой летел прямо на скалу, на которой стоял  Кейвор, и в изумлении обеими руками ухватился за нее. Потом истерически  расхохотался. Я был очень смущен. Кейвор наклонился ко мне и пронзительным  голосом крикнул, что надо быть осторожным.    

Я забыл,  что на Луне, масса которой в восемь раз, а диаметр – в четыре раза меньше, чем  у Земли, мой вес составлял всего только одну шестую часть земного моего веса.  Неожиданный полет напомнил мне об этом.    

– Мы  ходим здесь без помочей матери Земли, – заметил Кейвор.    

Передвигаясь,  как ревматик, я осторожно поднялся на вершину скалы и стал рядом с Кейвором под  палящими лучами солнца. Шар наш лежал футах в тридцати позади, на рыхлом  сугробе снега.    

Всюду  над хаосом нагроможденных скал, образовавших дно кратера, щетинились заросли,  такие же, как и около нас, с торчащими кое-где кактусообразными растениями,  которые росли так быстро, точно ползли по камням. Все пространство кратера,  вплоть до подножия отвесных стен, казалось сплошной однообразной пустыней.    

Растительность  покрывала лишь основание голых скал, которые вздымались множеством выступов и  площадок; сначала мы не обратили на них внимания. Они тянулись на много миль от  нас по всем направлениям; по-видимому, мы находились в центре кратера и видели  все сквозь легкую дымку, колыхавшуюся от ветра. В разреженной лунной атмосфере  ветер казался резким, хотя и был слаб. Он продувал насквозь, хотя вы и не  чувствовали сильного напора. Ветер словно тянул из темного туманного кратера по  направлению к жаркой, освещенной стене. Трудно было смотреть на расстилавшийся  на востоке туман, приходилось щуриться и прикрывать рукой глаза из-за  ослепительного блеска неподвижного Солнца.    

– Пустыня, –  сказал Кейвор, – совершенная пустыня.    

Я снова  осмотрелся, надеясь увидеть хоть какой-нибудь признак человеческого существования:  верхушку строения, дом или машину, но всюду хаотически громоздились пики и  гребни скал, щетинились заросли и торчали уродливые, раздутые кактусы. Надежды  мои казались тщетными.    

– Очевидно,  здесь живут одни эти растения, – сказал я, – не заметно ни малейшего  следа живых существ.    

– Ни  насекомых, ни птиц! Ничего похожего на животную жизнь. Да если бы здесь и были  животные, что им делать в эту бесконечную ночь? Нет, тут, видно, живут одни эти  растения.    

Я  прикрыл глаза рукой.    

– Это  похоже на фантастический ландшафт какого-нибудь необыкновенного сновидения. Растения  так же мало похожи на земные, как подводные водоросли. Посмотрите на это  чудовище! Можно подумать, что это ящер, преображенный в растение. И какой  ослепительный свет!    

– А  между тем сейчас только еще прохладное утро, – сказал Кейвор.    

Он  вздохнул и огляделся.    

– Нет,  здешний мир непригоден для людей, – промолвил он, – однако в  некоторых отношениях… он не лишен интереса.    

Он  Замолчал и, задумавшись, начал привычно жужжать.    

Я  вздрогнул от какого-то легкого прикосновения: оказалось, что лишайник вполз мне  на ботинок, я стряхнул его, он рассыпался, и каждый кусочек его опять начал  расти. Кейвор вскрикнул, уколовшись об острый шип колючего кустарника.    

Он,  видимо, колебался: глаза его искали что-то среди окружающих скал.    

На  шершавом хребте скалы словно вспыхнул красный огонек. Это оказалась багровая  гвоздика удивительной окраски.    

– Посмотрите, –  сказал я, оборачиваясь, но Кейвор исчез.    

В испуге  я словно оцепенел, потом поспешно подошел к краю скалы, но, пораженный исчезновением  Кейвора, снова забыл, что мы находимся на Луне. Большой шаг, сделанный мною,  передвинул бы меня на Земле на один ярд, на Луне он перенес меня ярдов на шесть  через край скалы. Это походило на тот кошмарный сон, когда нам кажется, что мы  летим вниз. На Земле падающее тело проходит в первую секунду шестнадцать футов,  на Луне же – всего два фута, имея при этом вес в шесть раз меньший. Я упал,  или, вернее, спрыгнул на тридцать футов. Мне показалось, что прыжок длился  довольно долго – пять или шесть секунд. Я полетел по воздуху и опустился, как  перышко, увязнув по колени в снежном сугробе на» дне оврага, среди  синевато-серых скал с белыми прожилками. Я огляделся по сторонам.    

– Кейвор! –  крикнул я, но Кейвора нигде не было. – Кейвор! – завопил я еще  громче, но лишь горное эхо откликнулось на мой призыв.    

Отчаянным  рывком я вскарабкался на вершину скалы и крикнул:    

– Кейвор!    

Крик мой  напоминал блеяние заблудившегося ягненка.    

Шара  тоже не было видно, и на минуту меня охватило страшное ощущение одиночества.    

И тут я  увидел Кейвора. Он смеялся и махал рукой, стараясь привлечь мое внимание. Он  стоял на площадке скалы, ярдах в двадцати или тридцати от меня. Я не мог  слышать его голоса, но жесты его говорили: «Прыгай». Я колебался: расстояние  казалось огромным. Однако я решил, что, наверное, смогу прыгнуть дальше, чем  Кейвор.    

Я  отступил на шаг назад, собрался с духом и прыгнул вверх; я взлетел в воздух и,  казалось, не смогу спуститься вниз.    

Жуткое и  в то же время сладостное ощущение полета! Необыкновенное, как сон! Мой прыжок  оказался слишком большим. Я пролетел над головой Кейвора и увидел, что падаю в  овраг с колючками. В испуге я крикнул, протянул вперед руки и расставил ноги.    

Я упал  на огромный гриб, который лопнул подо мной, развеяв массу оранжевых спор и обдав  меня оранжевой пылью. Отплевываясь, я покатился вниз и затрясся от беззвучного  смеха.    

Из-за  колючих кустов выглянуло маленькое круглое лицо Кейвора. Он что-то говорил мне.    

– Что? –  хотел я спросить, но у меня перехватило дыхание.    

Он  медленно спускался ко мне между зарослями.    

– Нам  нужно быть осторожнее, – сказал он. – Эта Луна не признает земных  законов. Она разобьет нас вдребезги. – Он помог мне встать на ноги. –  Вы чересчур напрягаетесь, – сказал он, смахивая рукой желтую пыль с моей  одежды.    

Я стоял  тихо, тяжело дыша, пока он счищал с моих колен и локтей студенистое вещество и  читал мне наставления.    

– Мы  должны приспособиться к невесомости. Наши мускулы еще недостаточно приучены.  Необходимо попрактиковаться, когда у вас восстановится правильное дыхание…    

Я  вытащил из руки два или три вонзившихся шипа и в изнеможении присел на скалу.  Руки и ноги у меня дрожали. Я чувствовал себя неловко, как человек, впервые  пробующий ездить на велосипеде.    

Кейвору  вдруг пришла в голову мысль, что после солнечного зноя холодный воздух на дне  оврага может простудить меня, и мы вскарабкались на вершину скалы, озаренную  солнцем. Оказалось, что, кроме нескольких ссадин, я не получил никаких  серьезных ушибов при падении. Кейвор предложил найти более безопасное и удобное  место для следующего прыжка. Мы выбрали наконец площадку на скале на расстоянии  около десяти ярдов, отделенную от нас темно-зелеными колосьями.    

– Прыгнем  сюда, – предложил Кейвор, разыгрывавший роль инструктора, и указал на  место футах в четырех от моих ног.    

Этот  прыжок я совершил без труда и должен признаться, что не без удовольствия  заметил, что Кейвор недопрыгнул на фут или два и свалился в колючие заросли.    

– Видите,  как надо быть осторожным, – сказал он, вытаскивая шипы, и после этого  бросил разыгрывать из себя учителя и стал моим товарищем в школе лунного хождения.    

Мы  выбрали еще более легкий прыжок и совершили его шутя, затем прыгнули назад,  потом снова вперед и повторили это упражнение несколько раз, приучая мускулы к  новому режиму. Я никогда не поверил бы, что можно приспособиться так быстро,  если бы не узнал на собственном опыте. Очень скоро, после двадцати – двадцати  пяти прыжков, мы легко определяли усилие, необходимое для каждого расстояния.    

Между  тем лунная растительность продолжала развиваться, становилась выше и гуще: мясистые  кактусы, колючие стебли, грибы и лишайник лучились и изгибались, поражая  необычайными формами. Однако мы были так поглощены нашими упражнениями, что  сначала не обращали внимания на буйный рост лунных зарослей.    

Странное  возбуждение овладело нами. Отчасти, я думаю, это было чувство радости, связанное  с освобождением от продолжительного заключения в тесном шаре, но главная  причина – мягкость и свежесть лунного воздуха, который, очевидно, содержит  гораздо больше кислорода, чем наша земная атмосфера. Несмотря на удивительную,  необычную обстановку, мы вели себя, как лондонцы, впервые очутившиеся в горах,  на лоне природы. Мы вовсе не испытывали страха перед неведомым будущим.    

Нас  охватила жажда деятельности. Мы выбрали мшистый пригорок ярдах в пятнадцати от  нас и благополучно взобрались на его вершину.    

– Отлично! –  кричали мы. – Отлично!    

Кейвор  сделал три шага и прыгнул на снежный скат ярдах в двадцати. Я стоял неподвижно,  пораженный уморительным видом его парящей в воздухе фигуры в грязной, измятой  спортивной шапочке, с взъерошенными волосами, с коротким круглым туловищем,  длинными руками и поджарыми козлиными, тонкими ножками – странной фигуры на  фоне лунного простора.    

Я громко  расхохотался и последовал за ним. Прыжок – и я очутился рядом с Кейвором.    

Мы  сделали несколько исполинских шагов наподобие Гаргантюа, три-четыре раза  прыгнули и уселись в поросшей мхом лощине. Дышать было трудно. Мы запыхались и  сидели спокойно, держась за грудь и вопросительно поглядывая друг на друга.  Кейвор бормотал что-то об «удивительных ощущениях». Затем я вдруг спросил – в  этом не было ничего страшного, это был вполне естественный и уместный вопрос:    

– Однако  где же наш шар?    

Кейвор  посмотрел на меня.    

– Что?    

Я тут  понял, что случилось, и меня словно обожгло.    

– Кейвор, –  закричал я, схватив его за руку, – где же наш шар?    

 10. Заблудившиеся на  Луне    

     

Мой  испуг передался и Кейвору. Он встал и начал внимательно осматривать окружавшие  нас быстро разраставшиеся заросли. С недоумением поднес руку к губам и  заговорил без своей обычной уверенности.    

– Мне  кажется… – Медленно произнес он, – мы оставили его… где-то… там… – Он  сделал неопределенный жест. – Не знаю наверное. – В его глазах  выразилась растерянность. – Во всяком случае, он где-то недалеко.    

Мы оба  встали. Выкрикивая что-то невнятное, мы напряженно всматривались в чащу опоясывающих  нас джунглей. Повсюду вокруг, на освещенных солнцем скатах, вздымалась лишь колючая  щетина, раздутые кактусы, ползучий лишайник да кое-где в тени синели снежные  сугробы. На север, на юг, на восток и на запад – во все стороны расстилались однообразные  заросли необычайных растительных форм. И где-то, погребенный среди этого хаоса  стеблей, лежал наш шар – наш дом, вся наша провизия, наша единственная надежда  выбраться из этой фантастической пустыни, покрытой эфемерными растениями.    

– Я  думаю, – Кейвор показал пальцем на север, – что шар, наверное, там.    

– Нет, –  возразил я, – мы двигались по кривой. Смотрите, вот отпечаток моих  каблуков. Ясно, что шар находится восточное. Нет, он где-нибудь там.    

– Я  считаю, – сказал Кейвор, – что солнце все время было справа.    

– А  мне кажется, что при каждом прыжке моя тень падала вперед.    

Мы  вопросительно посмотрели друг на друга.    

В наших  глазах дно кратера сразу приняло громадные размеры, чащи кустарника казались  непроходимыми.    

– Боже  мой! Какое безрассудство!    

– Совершенно  очевидно, что нам надо во что бы то ни стало найти шар, – сказал  Кейвор, – и как можно скорей. Солнце печет все сильнее. Мы давно уже  изнемогли бы от жары, если бы воздух не был так сух. К тому же… я проголодался.    

Я  посмотрел на него с удивлением. Об этом я не подумал, но после его слов сразу  почувствовал волчий аппетит.    

– Да,  и я тоже, – сказал я.    

Кейвор  решительно встал.    

– Необходимо  найти шар.    

Стараясь  держаться спокойно, мы всматривались в бесконечные каменные гряды и в чащу  растений на дне кратера, молча, каждый про себя взвешивая шансы найти шар,  прежде чем нас обессилят зной и голод.    

– Он  находится не дальше пятидесяти ярдов отсюда, – несколько нерешительно  заметил Кейвор. – Единственный способ – ходить кругами, пока не наткнемся  на него.    

– Больше  нам ничего не остается, – согласился я. – О, если бы эти проклятые  колючки росли не так быстро!    

– Вполне  разделяю ваше пожелание, – сказал Кейвор. – Но ведь шар-то остался в  снежном сугробе.    

Я  огляделся по сторонам, тщетно надеясь узнать какой-нибудь бугор или кактус  вблизи нашего шара. Но везде было одно и то же: стремящиеся кверху заросли,  раздувающиеся грибы, тающие и постоянно меняющие очертания снежные сугробы.  Солнце палило нестерпимо; мы слабели от голода, и это еще более увеличивало  затруднительность нашего положения. И в тот миг, когда мы стояли так, смущенные  и растерянные, мы вдруг впервые услыхали на Луне звук, не похожий ни на шелест  растений, ни на свист ветра, ни на наши шаги.    

«Бум…  Бум… Бум…»    

Звук  исходил откуда-то снизу, из-под почвы. Казалось, что мы ощущаем его не только  ушами, но и ногами. Он отдавался глухим отдаленным гулом, словно отделенный от  нас толстой стеной. Ни один из знакомых звуков не показался бы нам таким  неожиданным: все вокруг словно изменилось. Густой, медленный и мерный, он был  подобен бою гигантских часов, зарытых глубоко под землей.    

«Бум…  Бум… Бум…»    

Звук,  напоминавший о тихих монастырях, о бессонных ночах в многолюдном городе, об  ожидании и бодрствовании, о размеренном порядке, таинственно разносился по этой  фантастической пустыне. Для глаза ничто не изменилось в окружающем пейзаже:  однообразные кусты и кактусы колыхались от ветра до самого горизонта, на темном  пустом куполе неба палило солнце. Но над всем этим в воздухе, как  предостережение или угроза, плыл загадочный звук.    

«Бум…  Бум… Бум…»    

Мы тихо  спрашивали друг друга:    

– Как  будто часы.    

– Похоже  на часы.    

– Что  это такое?    

– Что  это может быть?    

– Считайте, –  сказал Кейвор, но опоздал, так как удары прекратились.    

Тишина,  ритмическая неожиданность тишины, тоже казалась нам странной. Действительно ли  мы слышали таинственный звон?    

Я  почувствовал прикосновение руки Кейвора к моему плечу. Он говорил вполголоса,  как бы боясь кого-то разбудить.    

– Будем  держаться вместе и искать наш шар. Надо вернуться к шару. Мне непонятны эти загадочные  звуки.    

– Куда  же мы пойдем?    

Он  колебался. Мы остро чувствовали присутствие каких-то неведомых существ. Что это  за существа? Где они живут? Не является ли окружающая нас пустыня, то мерзлая,  то опаленная, только оболочкой какого-то подлунного мира? А если так, то каков  этот мир?    

Каких  обитателей может он изрыгнуть на нас?    

И вдруг,  пронизывая болезненную тишину, раздался громовой удар, звон, скрежет, как будто  неожиданно распахнулись громадные металлические ворота.    

Мы  замедлили шаги, потом остановились в изумлении. Кейвор тихо подошел ко мне.    

– Не  понимаю, – прошептал он мне над самым ухом. Он неопределенно махнул рукой  – смутное выражение еще более смутных мыслей. – Надо бы найти, где  спрятаться. На случай, если…    

Я  осмотрелся кругом и кивнул головой в знак согласия.    

Мы  пустились на поиски шара, двигаясь тихо, с преувеличенной осторожностью,  стараясь производить как можно меньше шума. Мы направились к ближайшим  зарослям, но раздавшийся снова звон, похожий на удар молота по котлу, заставил  нас ускорить шаги.    

– Надо  пробираться ползком, – прошептал Кейвор.    

Нижние  листья колючих растений, затененные свежей верхней листвой, начали уже вянуть и  свертываться, так что мы сравнительно легко могли пробираться между  утолщающимися стеблями. На царапины мы уже не обращали внимания. В середине  чащи я остановился и, задыхаясь, тревожно уставился в лицо Кейвора.    

– Подземные, –  прошептал он, – там, внизу…    

– Но  они могут выйти наружу.    

– Нам  надо найти шар.    

– Да,  но как его найти?    

– Надо  ползать, пока не наткнемся на него.    

– А  если не наткнемся?    

– Будем  прятаться. Посмотрим, что это за существа.    

– Мы  будем держаться вместе, – сказал я.    

Кейвор  задумался.    

– В  какую сторону идти?    

– Пойдем  наудачу.    

Мы  осмотрелись и осторожно поползли через заросли, стараясь двигаться по кругу,  останавливаясь перед каждым грибом, при каждом звуке, думая только о шаре,  который мы так легкомысленно покинули. Иногда из-под почвы под нами слышались  удары, звон, странные, необъяснимые механические звуки; дважды нам казалось,  что мы слышали в воздухе какой-то слабый треск и гул. Но мы боялись взобраться  на возвышение, чтобы взглянуть на кратер. Долгое время мы не замечали существ,  о присутствии которых свидетельствовали эти настойчивые частые звуки. Если бы  не мучительное чувство голода и жажды, то наше ползание походило бы на яркое  сновидение. Все это было так нереально. Единственным намеком на реальность были  эти звуки.    

Представьте  себя в нашем положении! Кругом безмолвный сказочный лес; колючие листья вверху,  а под руками и коленями ползучие яркие лишайники, непрерывно движущиеся в  процессе быстрого роста, как ковер, надуваемый снизу ветром. Исполинские грибы  раздувались под солнцем, как пузыри, и то и дело лопались, обдавая нас пылью  своих спор. То и дело появлялись новые, невиданные растительные формы с яркой  окраской. Даже клеточки, образующие эти растения, были величиной с мой большой  палец и напоминали цветные стеклянные бусы. Все это озарялось ярким блеском  Солнца и отчетливо вырисовывалось на черно-синем небе, где, несмотря на  солнечный свет, сверкали еще немногие звезды. Странно! Даже камни были  необычайны по форме и строению. Все было странно, даже наше самочувствие:  каждое движение заканчивалось чем-нибудь неожиданным. Дыхание спиралось в  горле, кровь пульсировала в ушах: тук, тук, тук, тук…    

И снова  и снова доносился откуда-то глухой шум – удары молота, звон, грохот машин и даже  мычание огромных зверей.    

 11. Пастбища лунных  коров    

     

Так мы,  два несчастных земных отщепенца, заблудившиеся в лунных джунглях, ползли в  страхе перед доносившимися до нас странными звуками. Ползли мы так довольно  долго, прежде чем увидели селенита и лунную корову, хотя рев и мычание  доносились до нас все ясней и ясней. Мы ползли через каменистые овраги, через  снежные сугробы, по грибам, которые лопались под нами, как пузыри, выпуская из  себя водянистую жидкость, – ползли как бы по мостовой из дождевиков,  сквозь колючие заросли. Тщетно мы высматривали покинутый нами шар. Звуки,  издаваемые лунными коровами, походили то на мычание, то на яростное завывание,  то на животный рев, как будто эти невидимые существа искали корм и ревели.    

В первый  раз они промелькнули так быстро, что мы не смогли разглядеть их, хотя и испугались.  Кейвор полз впереди и первый заметил их приближение. Он замер и подал мне знак  не шевелиться.    

Треск и  шум в чаще становились все громче, и, пока мы сидели на корточках, прислушиваясь  и стараясь определить их местонахождение, позади нас раздалось страшное  мычание, верхушки зарослей закачались, и мы почувствовали чье-то горячее и  влажное дыхание. Обернувшись, мы увидели среди качающихся стеблей лоснящиеся  бока лунной коровы и ее огромную выгнутую спину, выделяющуюся на фоне неба.    

Конечно,  мне трудно сказать, что именно я увидел в ту минуту, так как первые мои впечатления  были дополнены потом последующими наблюдениями. Прежде всего меня поразили огромные  размеры животного: в окружности его туловище имело не менее восьмидесяти, а в  длину – не менее двухсот футов. Бока его поднимались и опадали от тяжелого  дыхания. Я заметил, что его исполинское рыхлое тело почти лежало на грунте и  что кожа у него была морщинистая, в складках, белая, темная только на спине.  Ног его я не заметил. Мне кажется, что мы увидели только профиль почти лишенной  мозгов головы, жирную шею, мокрый, всепожирающий рот, маленькие ноздри и закрытые  глаза (лунные коровы всегда закрывают глаза от солнечного света). Мы мельком  увидели и красную пасть, когда чудовище разинуло рот, чтобы зареветь и  замычать; мы почувствовали даже его дыхание. Затем чудовище опрокинулось на  бок, как судно, которое волокут по отмели, подобрало складки кожи, проползло  мимо нас, пролагая себе просеку в чаще, и быстро скрылось в зарослях. Скоро  показалось другое такое же чудище, за ним третье, и, наконец, появился селенит,  очевидно, пастух, гнавший эти громадные туши на пастбище. В испуге я судорожно  ухватился за ногу Кейвора. Мы замерли и долго смотрели вслед селениту, когда он  уже совсем скрылся из виду.    

В  сравнении с лунными коровами он казался муравьем, пигмеем не более пяти футов  ростом. На нем была одежда из какой-то кожи, так что все тело его было закрыто,  но тогда мы об этом еще не знали. Селенит представлял собой крепкое, подвижное  существо, напоминавшее насекомое с длинными ремнеобразными щупальцами и чем-то  вроде клешни, которая со звоном болталась на блестящем цилиндрическом футляре,  покрывавшем туловище. Голова была скрыта под огромным, утыканным остриями  шлемом (впоследствии мы узнали, что этими остриями селениты пользовались для  наказания упрямых лунных коров), два темных стекловидных наглазника сбоку  придавали что-то птичье металлическому аппарату, скрывавшему его лицо. Рук не  было видно, и селенит передвигался на коротких ногах, которые, хотя и были  обернуты во что-то теплое, показались нам очень жидкими: слишком короткие  бедра, длинные голени и маленькие ступни.    

Несмотря  на тяжелое, по-видимому, одеяние, селенит шел довольно большими шагами и все  время работал клешней. По его походке в ту минуту, когда он проходил вдали мимо  нас, было заметно, что он торопится и сердится. Вскоре после того, как мы  потеряли его из виду, протяжное мычание лунных коров перешло в короткий резкий  визг, сопровождаемый возней. Рев, удаляясь, становился тише и наконец совсем  смолк: вероятно, чудовища достигли пастбища.    

Мы  прислушались. В лунном мире вновь царила тишина. Но мы не сразу поползли дальше  искать наш пропавший шар.    

Во  второй раз мы увидели лунных коров на некотором расстоянии, среди скал. Пологие  обрывы густо поросли здесь каким-то растением с зелеными мшистыми клубнями:  их-то и поедали чудовища. Мы остановились на опушке чащи, наблюдая эти создания  и высматривая кругом, нет ли где селенита. Чудовища лежали на пастбище, как  огромные жирные паразиты, и, жадно чавкая и сопя, пожирали корм; неуклюжие и  неповоротливые, они, казалось, состояли из одного жира – смитфильдский бык в сравнении  с ними показался бы образцом проворства. Их искривленные, жующие пасти,  закрытые глаза и смачное чавканье выражали такое животное наслаждение, что мы  еще сильней почувствовали пустоту наших желудков.    

– Свиньи! –  разозлился Кейвор. – Отвратительные свиньи!    

Бросив  на чудовищ завистливый взгляд, Кейвор пополз через кусты вправо. Убедившись,  что растение совершенно непригодно для человеческого питания, я пополз вслед за  ним, сжав зубами сорванный стебель.    

Но  вскоре мы вторично остановились при приближении селенита и на этот раз могли  лучше рассмотреть его. Верхний покров его действительно был одеждой, а не  скорлупой. Одежда у этого селенита была такая же, как и у первого, с той лишь  разницей, что у него на шее висело что-то похожее на вату. Селенит стоял на  выступе скалы и поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, как бы  осматривая кратер. Мы притаились, боясь привлечь его внимание, и вскоре он повернулся  и исчез.    

Мы  наткнулись на другое стадо мычавших лунных коров, поднимавшихся по скату  обрыва, а потом проходили там, где из-под ног раздавались звуки, похожие на  стук машин, как будто под почвой работала огромная фабрика. Звуки эти еще  доносились до нас, когда мы достигли окраины большого открытого пространства,  ярдов двести в диаметре и совершенно ровного. Если не считать лишайников,  выступавших кое-где по краям, поляна была совершенно голая, покрытая желтоватой  пылью. Сначала мы боялись спуститься по этой пыльной равнине, но так как по ней  было легко ползти, то мы наконец решились и начали осторожно красться вдоль ее  края.    

Подземный  шум прекратился, и некоторое время слышался только шорох быстрорастущих  растений. Затем внезапно шум снова возобновился, более резкий и громкий, чем  раньше. Несомненно, он шел откуда-то снизу. Инстинктивно мы плотно прижались к  почве, готовые при малейшей опасности прыгнуть в чащу. Каждый удар, казалось,  отдавался в нашем теле. Грохот и стук становились все громче и громче,  порывистая вибрация усиливалась, словно весь лунный мир мерно содрогался и  пульсировал.    

– Прячьтесь, –  шепнул Кейвор, и я повернулся к кустам.    

В это  мгновение раздался оглушительный удар, напоминающий орудийный залп, и произошло  то, что еще и теперь пугает меня во сне. Я повернул голову, чтобы взглянуть на  Кейвора, и протянул руку вперед. Рука моя ткнулась в пустоту! Под ней зияла  пропасть!    

Моя  грудь опиралась на что-то твердое, а подбородок оказался на краю разверзшейся  бездны. Моя окаменевшая рука тянулась в пустоту. Вся эта плоская круглая  равнина оказалась гигантской крышкой, которая теперь сдвигалась в сторону, в  приготовленную для нее выемку, открывая находившуюся внизу яму.    

Если бы  Кейвор не поспешил ко мне на помощь, я, наверное, так и оцепенел бы на краю  пропасти, пока не упал бы вниз. Но Кейвор, к счастью, не растерялся. Когда  крышка начала отодвигаться, он находился немного дальше меня от края и, заметив  мое опасное положение, схватил меня за ноги и оттащил прочь. Я отполз от края  на четвереньках, привстал, шатаясь, и побежал вслед за Кейвором по звонкому,  зыбкому металлическому листу. Крышка быстро сдвигалась, и кусты, к которым я  бежал, уносились в сторону. Я еле успел. Скоро спина Кейвора исчезла в густой  чаще, и пока я карабкался вслед за ним, чудовищная крышка со звоном  задвинулась. Долго мы лежали, затаив дыхание, не смея подползти к краю бездны.    

Наконец,  осторожно мы решились заглянуть вниз с безопасного места. Заросли вокруг трещали  и колыхались от ветра, дувшего снизу. Сначала мы не увидели ничего, кроме  гладких отвесных скал, уходивших в непроницаемый мрак, но потом разглядели  внизу движущиеся во всех направлениях огоньки.    

Таинственная  пропасть так захватила нас, что мы позабыли даже о своем шаре. Когда глаза наши  освоились с темнотой, мы разглядели крохотные призрачные фигурки, двигавшиеся  между тускло светящимися точками. Мы молча смотрели вниз, не находя слов от  изумления. Мы не могли понять, что делают эти копавшиеся на дне пропасти  создания.    

– Что  это может быть? – спросил я. – Что это может быть?    

– Инженерные  работы. Они, очевидно, проводят ночь в этих шахтах, а днем выходят на поверхность.    

– Кейвор,  может быть, они… вроде людей?    

– Нет,  это не люди.    

– Не  будем рисковать.    

– Мы  не смеем рисковать, пока не найдем шар!    

– Да!    

Он со  вздохом согласился и, осмотревшись, выбрал направление. Мы вновь стали пробираться  сквозь чащу. Сначала мы ползли довольно быстро, но скоро энергия наша иссякла.  Вскоре среди красноватых зарослей послышались шум и крики. Мы притаились; звуки  долго раздавались поблизости, но мы ничего не видели. Я хотел сказать Кейвору,  что вряд ли долго продержусь без пищи, но губы мои пересохли, и я не мог даже  шептать.    

– Кейвор,  я больше не могу без еды, – сказал я.    

Он  обернулся и с ужасом посмотрел на меня.    

– Надо  потерпеть.    

– Не  могу, – настаивал я, – посмотрите на мои губы.    

– Я  тоже давно хочу пить.    

– Ах,  если бы остался хоть кусочек снега!    

– Нет,  он растаял весь. Мы перенеслись из арктического пояса в тропический со  скоростью одного градуса в минуту…    

Я стал  сосать свою руку.    

– Шар! –  сказал Кейвор. – Только в нем наше спасение.    

Мы  возобновили поиски. Я думал лишь о еде, о пенистых прохладительных напитках, особенно  хотелось мне выпить пива. Я все вспоминал о ящике пива, который остался у меня  в погребе в Лимпне. Припомнилась мне и кладовая с припасами: холодное мясо,  паштет из почек – нежное мясо, почки и жирная густая подливка. Я даже начал  зевать от голода. Мы выбрались на равнину, покрытую коралловыми мясистыми  растениями, которые с треском разламывались от прикосновения. Я поглядел на  поверхность излома. Растение походило на съедобное. Мне показалось, что и  пахнет оно недурно. Я отломил ветку и обнюхал.    

– Кейвор! –  прохрипел я.    

Он  взглянул на меня и поморщился.    

– Нельзя, –  сказал он.    

Я бросил  ветку, и мы продолжали пробираться через эти соблазнительные заросли.    

– Кейвор, –  спросил я, – почему нельзя?    

– Яд! –  сказал он, не оборачиваясь.    

Мы  поползли дальше. Наконец я не выдержал.    

– Я  все-таки попробую.    

Он  жестом хотел остановить меня, но опоздал. Я уже набил себе полный рот. Он  присел, наблюдая за выражением моего лица. Его лицо исказилось гримасой.    

– Недурно! –  сказал я.    

– Боже! –  воскликнул он.    

Он  наблюдал, как я жую, на лице его выражалась борьба между желанием и страхом.  Наконец он не выдержал и тоже набил себе рот. Несколько минут мы жадно ели.  Растение походило на гриб, но ткань его была гораздо рыхлее и при проглатывании  согревала горло. Сначала мы испытывали просто удовлетворение от еды, потом  кровь у нас начала двигаться быстрее, и мы ощутили зуд на губах и в пальцах.  Фантастические мысли ключом забили в нашем мозгу.    

– Как  тут хорошо, – сказал я, – адски хорошо! Какая прекрасная колония для  нашего избыточного населения! Бедного избыточного населения.    

И я  сорвал новую порцию.    

Я  радовался, что на Луне есть такая прекрасная пища. Муки голода сменились теперь  беспричинным весельем. Страх и подавленное настроение исчезли. Я смотрел на  Луну не как на планету, с которой нужно поскорее убраться, а как на обетованный  рай для человечества. Я позабыл о селенитах, о лунных коровах, о проклятой  крышке над бездной и о пугавших нас звуках. Так подействовали на меня лунные  грибы.    

Кейвор  ответил одобрительно на мое повторенное в третий раз замечание об «избыточном  населении». Я почувствовал головокружение, но приписал это действию пищи после  долгого голодания.    

– Вы  сделали великое открытие, Кейвор, – пробормотал я, – вро… вроде  картофеля.    

– Что? –  удивился Кейвор. – Что, Луна вроде картофеля?    

Я  посмотрел на него, удивленный хрипотой его голоса и несвязным выговором. Я  вдруг понял, что он опьянел от этих грибов. Я понял также, что он заблуждается,  полагая, что открыл Луну: он только добрался до нее. Я положил руку на его  плечо и пытался разъяснить ему это обстоятельство, но мои объяснения были  слишком мудреными для его мозга. Да и мне оказалось трудно высказать ясно свои  мысли. После тщетной попытки понять меня (неужели мои глаза такие же рыбьи, как  у него?) он пустился разглагольствовать на другую тему.    

– Мы, –  объявил он торжественно, икая, – продукт нашей пищи и питья.    

Он  повторил эту фразу, а я стал с жаром оспаривать это положение. Вероятно, я  немного уклонился в сторону от предмета спора; но Кейвор все равно не слушал  меня. Он кое-как поднялся, опираясь рукой на мою голову – это было очень  невежливо с его стороны, – и стоял, озираясь, совсем не боясь лунных  обитателей.    

Я  пытался доказать, что стоять опасно, но сам толком не мог сообразить почему.  Слово «опасно» перепуталось у меня со словом «нескромно» и в конце концов  перешло в слово «нахально». Окончательно запутавшись, я обратился с речью к  посторонним, более внимательным слушателям: к коралловым растениям. Я  чувствовал, что необходимо срочно выяснить различие между Луной и картофелем, и  пустился в пространные рассуждения о важности точного определения в спорах. Мое  самочувствие было уже не такое приятное, как сначала, но я пытался не обращать  на это внимания.    

Затем  каким-то образом я перескочил обратно к проекту колонизации.    

– Мы  должны аннексировать эту Луну, – говорил я, – без всяких колебаний.  Это – Бремя Белого Человека. Кейвор, мы – сатапы… То есть сатрапы. О такой  нимперии не мечтал даже Цезарь! Будет пропечатано во всех газетах. Кейвореция.  Бедфордеция. Акционерное общество Бедфорд и – ик! – компания!  Неограниченное количество акций!    

Я совсем  опьянел.    

Я  пустился в перечисление всех бесконечных преимуществ, которые наше прибытие  может принести Луне. Стал доказывать, что прибытие Колумба было в общем  благодетельно для Америки, потом запутался и продолжал бессмысленно повторять:  «Подобно Колумбу!»    

С этого  момента мои воспоминания о действии на нас этого отвратительного гриба становятся  туманными. Помню, что мы объявили о своем намерении плевать на проклятых  насекомых и решили, что мужчинам не пристало прятаться здесь, на каком-то  несчастном спутнике Земли: мы набрали полные пригоршни коралловых грибов –  очевидно, для самозащиты – и, не обращая внимания на уколы типов, вышли на  припек.    

Почти  тотчас же мы встретились с селенитами. Их было шестеро, они шли гуськом по каменистой  долине, издавая удивительно жалобные свистящие звуки. Они сразу заметили нас,  смолкли и остановились, как животные, повернув головы к нам.    

На  мгновение я отрезвел.    

– Насекомые, –  пробормотал Кейвор, – насекомые… И они воображают, что я, высокоорганизованное  позвоночное животное, буду перед ними ползать на животе? На животе! –  повторил он с негодованием.    

Затем  вдруг с криком ярости он сделал три больших шага и прыгнул к селенитам. Прыгнул  он неудачно: несколько раз перекувырнулся в воздухе, пролетел над ними и с  треском исчез среди кактусоподобных растений. Как отнеслись селениты к этому  странному и, на мой взгляд, недостойному вторжению непрощеного гостя с другой  планеты, не сумею сказать. Кажется, они повернулись и обратились в бегство, но  я в этом не уверен. Все последние события перед наступившим потом беспамятством  слабо отпечатались в моем мозгу. Помню, что я шагнул вперед, чтобы последовать  за Кейвором, но споткнулся и упал между камнями. Мне сделалось дурно, и я  потерял сознание. Смутно вспоминается мне какая-то борьба, потом металлические  зажимы.    

     

Мои  последующие ясные воспоминания касаются уже нашего плена в невероятной глубине,  под лунной поверхностью; мы были в темноте, среди странных беспокойных звуков,  все избитые и исцарапанные, в синяках и кровоподтеках, с мучительной головной  болью.    

 12. Лицо селенита    

     

Я  очнулся скрюченным, в гулком мраке. Долго не мог понять, где я и как попал в  это ужасное положение. Я вспомнил о чулане, куда меня иногда запирали в  детстве, потом о темной и шумной спальне, где я однажды лежал больной. Но эти  звуки не походили ни на какие знакомые мне шумы, в воздухе витал легкий запах  конюшни. Мне показалось, что мы еще работаем над сооружением шара и что я  почему-то попал в погреб Кейвора. Тут я вспомнил, что мы уже сделали наш шар, и  подумал, что все еще лечу в нем в межпланетном пространстве.    

– Кейвор,  нельзя ли зажечь свет? – спросил я.    

Ответа  не последовало.    

– Кейвор! –  повторил я.    

Вместо  ответа послышались стоны.    

– Голова! –  прошептал он. – Голова!    

Я хотел  приложить руки к пылавшему лбу, но они оказались связанными. Это меня очень  удивило. Я поднес их к губам и почувствовал прикосновение холодного гладкого  металла. Руки мои были скованы. Я попробовал раздвинуть ноги, но они тоже  оказались скованными; кроме того, я был прикован к полу толстой цепью, обвитой  вокруг моего туловища.    

Меня  охватил такой страх, какого я еще ни разу не испытывал во время наших  похождений. Некоторое время я молчал, пытаясь ослабить свои путы.    

– Кейвор, –  крикнул я потом, – почему я связан? Зачем вы сковали меня по рукам и  ногам?..    

– Я  не сковывал вас, – ответил он, – это селениты.    

Селениты!  Моя мысль сосредоточилась на этом слове. И тут я все вспомнил: снежная пустыня,  таяние мерзлого воздуха, быстрый рост растений, наши странные прыжки и ползание  среди скал и растительности кратера. Вспомнил, как отчаянно мы искали шар… Как  открылась огромная крышка над шахтой…    

Я  силился припомнить, что случилось потом и как мы очутились здесь, но мне мешала  невыносимая головная боль. Я словно уперся в непреодолимую преграду, в  безвыходный тупик.    

– Кейвор!    

– Что?    

– Где  мы?    

– Не  знаю.    

– Мы  умерли?    

– Какая  чушь!    

– Значит,  они нас одолели?    

Он  ничего не ответил, только сердито заворчал. Продолжавшееся еще действие яда  сделало его странно раздражительным.    

– Что  вы намерены делать?    

– Почем,  я знаю?    

– Ну  ладно, ладно, – прошептал я и умолк.    

Скоро я  вышел из своего оцепенения.    

– Черт  побери! – крикнул я. – Прекратите это жужжание!    

Мы снова  погрузились в молчание, прислушиваясь к глухому гулу не то многолюдной улицы,  не то фабрики. Сначала я не мог разобраться в хаосе звуков, потом начал  различать новый, более резкий ритм, выделяющийся из всех остальных. Это был ряд  последовательных звуков, легких ударов и шорохов, вроде шуршания ветки плюща об  окно или порхания птицы в клетке. Мы прислушивались и напрягали зрение, но  темнота окутывала нас темным бархатом. Послышался звук, точно щелкнул хорошо  смазанный замок. И передо мной во мраке блеснула тонкая светлая линия.    

– Посмотрите! –  еле слышно шепнул Кейвор.    

– Что  это такое?    

– Не  знаю.    

Мы  смотрели во все глаза.    

Тонкая  светлая линия превратилась в широкую полосу и стала бледней, потом приняла вид  голубоватых лучей, падающих на белую стену. Края светлой полосы перестали быть  параллельными: один из них потемнел. Я обернулся, чтобы указать на это Кейвору,  и удивился, увидя его ярко освещенное ухо, – все остальное поглощала  темнота. Я повернул голову насколько позволяли оковы.    

– Кейвор!  Это позади нас!    

Ухо его  исчезло, уступив место глазу!    

Внезапно  щель, пропускавшая свет, расширилась и оказалась просветом отворяющейся двери.  Снаружи виднелся сапфировый проход, а в дверях показалась странная фигура,  силуэт которой уродливо вырисовывался на светлом фоне.    

Мы оба  сделали судорожную попытку повернуться, но не смогли и сидели, косясь через плечо.  Сначала мне показалось, что перед нами стоит неуклюжее четвероногое с опущенной  головой; потом я разглядел, что это была тщедушная фигурка селенита на  коротких, тонких ножках, с головой, вдавленной между плечами. Он был без шлема  и без верхней одежды.    

Мы  видели перед собой только темную фигуру, но инстинктивно наше воображение наделяло  ее человеческими чертами. Я решил, что он несколько сутуловат, что лоб у него  высокий, а лицо продолговатое.    

Селенит  сделал три шага вперед и остановился. Движения его были совершенно бесшумны.  Затем он еще немного придвинулся. Ходил он, ставя ноги одну перед другой,  по-птичьи. Он вышел из полосы света, проникавшего через дверь, и исчез в тени.    

Я тщетно  искал его глазами, потом вдруг увидел стоящим уже против нас в полосе света.  Однако все человеческие черты, какие я ему приписывал, полностью отсутствовали!    

Конечно,  этого и следовало ожидать, но я был совершенно потрясен. Казалось, что у него  не лицо, а какая-то страшная маска, ужас, бесформенность, не поддающаяся  описанию, без носа, с двумя выпуклыми глазами по бокам, – сначала я принял  их за уши, которых вообще не было. Позднее я пробовал нарисовать такую голову,  но мне так и не удалось. Рот был искривлен, как у человека в припадке ярости…    

Шея, на  которой болталась голова, расчленялась на три сустава, напоминающие ногу краба.  Суставов конечностей я не мог увидеть, так как они были обмотаны чем-то вроде  лент, – вот и все его одеяние.    

Таково  было существо, стоявшее там и смотревшее на нас!    

В то  время я весь был поглощен мыслью о том, что такое нелепое животное вообще не может  существовать. Полагаю, что и селенит был изумлен не меньше, чем мы, и у него  было для этого, пожалуй, еще больше оснований. Но только, будь он проклят, он  не показывал этого. Мы по крайней мере знали, чем мы были обязаны встрече с  этим созданием. Но вообразите, как были бы, например, поражены почтенные  лондонцы, натолкнувшись на пару живых существ ростом с человека, но совершенно  не похожих ни на каких земных животных и разгуливающих среди овец в Гайд-парке!  Наверное, так же был поражен и селенит.    

Представьте  себе наш вид! Скованные по рукам и ногам, измученные и грязные, обросшие  бородой, с исцарапанными и окровавленными лицами. Не забудьте, что Кейвор в  велосипедных брюках (продранных во многих местах шипами колючего кустарника), в  егерской фуфайке и в старой шапочке для крикета, а жесткие волосы его  взъерошены и торчат во все стороны. В голубом свете лицо его выглядело не  красным, а очень темным: его губы и запекшаяся кровь на моих руках казались  совсем черными. Я, вероятно, выглядел еще хуже, чем он, потому что был покрыт  желтыми спорами грибовидных растений, в которые я прыгнул. Куртки наши были  расстегнуты, ботинки сняты и брошены рядом. Мы сидели спиной к уже упомянутому  мною фантастическому голубоватому свету, уставившись глазами в чудовище, какое  мог придумать и изобразить разве только Дюрер.    

Кейвор  первый прервал молчание; он начал что-то говорить, но сразу охрип и стал откашливаться.  Снаружи послышалось отчаянное мычание, словно с лунной коровой происходило  нечто ужасное. Мычание закончилось пронзительным визгом, и снова наступила  мертвая тишина.    

Селенит  повернулся, скользнул снова в тень, показался на миг у входа, спиной к нам, и закрыл  дверь за собой; мы опять очутились в таинственном мраке, наполненном странными  звуками.    

 13. Мистер Кейвор  высказывает предположение    

     

Некоторое  время мы оба молчали. Связать воедино все, что с нами произошло, было выше моих  умственных способностей.    

– Они  нас захватили, – проговорил я наконец.    

– И  все из-за грибов.    

– А  если бы я не начал их есть, мы бы упали в обморок и умерли от голода.    

– Мы  могли бы отыскать шар.    

Я  разозлился на его упрямство и выругался про себя. Несколько минут мы молча, с  ненавистью глядели друг на друга. Я барабанил пальцами по полу и позвякивал  цепями. Наконец я вынужден был заговорить:    

– Все-таки,  как вы думаете, что с нами происходит?    

– Это  разумные существа, они умеют создавать и действовать целенаправленно. Огоньки,  что мы с вами видели…    

Он  запнулся. Ясно, что и он ничего не понимал. Потом заговорил снова:    

– Должен  признать, что в конце концов они отнеслись к нам лучше, чем мы вправе были  ожидать. Я полагаю…    

К моему  неудовольствию, он снова запнулся.    

– Что?    

– Во  всяком случае, я полагаю, что на всякой планете, где есть разумные существа,  они должны иметь черепную коробку, руки и держаться прямо…    

Тут он  перескочил на другую тему.    

– Мы  находимся на какой-то глубине, в несколько тысяч футов или даже больше.    

– Почему  вы так думаете?    

– Здесь  холоднее. И наши голоса звучат громче. Ощущение усталости совсем исчезло, пропал  и шум в ушах и сухость в горле.    

Я  сначала этого не замечал, но теперь убедился, что он прав.    

– Воздух  сделался гуще. Мы находимся, вероятно, на большой глубине – пожалуй, в целую  милю – от поверхности Луны.    

– А  нам и в голову не приходило, что внутри Луны существует целый мир.    

– Да.    

– Да  и как могли это предвидеть мы?    

– Могли,  но наш ум чересчур консервативен.    

Кейвор  задумался.    

– А  теперь это кажется таким естественным!    

– Внутри  Луны, очевидно, много гигантских пещер, заполненных воздухом, в центре же расположено  море.    

– Известно  было, что Луна имеет меньший удельный вес, чем Земля, что на ней мало воздуха,  и воды. Предполагали также, что эта планета родственна Земле, и было бы  естественно для нее иметь то же строение. Отсюда легко было сделать вывод, что  она полая внутри. Однако же никто не признавал этого факта. Кеплер, правда…    

Голос  Кейвора звучал теперь увереннее: он нашел логичное объяснение.    

– Да, –  продолжал он, – предположение Кеплера о подпочвенных пустотах в конце  концов оказалось правильным.    

– Хорошо  было бы, если бы вы удосужились подумать об этом раньше, – сказал я.    

Он  ничего не ответил и зажужжал, отдавшись, по-видимому, течению своих мыслей. Я  раздражался все больше и больше.    

– Что  же все-таки, по-вашему, произошло с шаром? – спросил я.    

– Потерялся, –  равнодушно ответил он, как будто это его совсем не интересовало.    

– Среди  зарослей?    

– Если  только они его не нашли.    

– Что  тогда?    

– Почем  я знаю!    

– Кейвор, –  истерически заговорил я, – дела моей компании идут просто блестяще…    

Он  ничего не ответил.    

– Черт  возьми! – воскликнул я. – Вспомните, сколько лишений мы перенесли для  того, чтобы попасть в эту яму! Зачем мы здесь? И что теперь с нами будет? Что  нам была Луна и что были мы для нее? Мы захотели слишком многого, слишком  рискнули. Нам следовало бы начать с меньшего. Это вы предложили лететь на Луну!  Эти заслонки из кейворита! Я уверен, мы могли бы применить их и на Земле.  Совершенно уверен! Вы просто не поняли, чего я хотел… Стальной цилиндр…    

– Ерунда! –  отрезал Кейвор.    

Разговор  прервался.    

Но скоро  Кейвор возобновил свой прерванный монолог без всякого поощрения с моей стороны.    

– Если  они найдут шар, – начал он, – если найдут… что они с ним сделают? Вот  в чем вопрос! И, может быть, основной вопрос. Как бы то ни было, они не поймут,  что это такое. Если бы они знали толк в таких вещах, то уж давно прилетели бы к  нам на Землю. Полетели бы они? А почему бы и нет? Или послали бы что-нибудь к  нам? Они бы не удержались, нет! Но они станут разглядывать шар. Несомненно, это  разумные и любознательные существа: они начнут его рассматривать, войдут  внутрь, станут дергать заслонки… И шар улетит… То есть мы останемся на Луне до  конца наших дней. Странные существа, странные знания…    

– Что  касается странных знаний… – начал я, и язык отказал мне.    

– Послушайте,  Бедфорд, – сказал Кейвор, – вы ведь отправились в эту экспедицию по  доброй воле.    

– Вы  убеждали меня и называли это исследованием.    

– Всякое  научное исследование сопряжено с некоторым риском.    

– В  особенности, когда его предпринимают, ничем не вооружившись и ничего не  предусмотрев.    

– Я  был всецело занят мыслью о шаре. События вынудили нас…    

– Вынудили  «меня», хотите вы сказать?    

– И  меня точно так же. Разве я знал, принимаясь за исследования по молекулярной  физике, что судьба забросит меня в такую даль?    

– Во  всем виновата проклятая наука! – разозлился я. – В ней вся  дьявольщина! Средневековые проповедники и инквизиторы были правы, а современные  искатели ошибаются. Вы суетесь в дела науки, и она преподносит вам подарочек,  который разрывает вас на куски или уносит к черту на кулички самым неожиданным  образом. Древние страсти и новейшее оружие – это переворачивает вверх  тормашками ваши верования, ваши социальные идеи и ввергает вас в пучину одиночества  и горя!    

– Ссориться  бесполезно. Эти существа, селениты – или называйте их как хотите – поймали нас  и сковали по рукам и ногам. В каком бы настроении вы ни были при этом, вам  придется это пережить… Нам еще предстоят серьезные испытания, и это потребует  от нас максимума хладнокровия.    

Кейвор  остановился, как бы ожидая от меня поддержки, но я сидел насупившись.    

– Черт  бы побрал вашу науку! – буркнул я.    

– Главная  проблема сейчас – найти с ними общий язык, попытаться заговорить. Жесты их,  боюсь, совсем не будут похожи на наши. Например, показывание пальцем. Ни одно  существо, кроме человека и обезьяны, не показывает пальцем.    

Мне это  показалось совсем неверным.    

– Почти  каждое животное указывает глазами или носом, – возразил я.    

Кейвор задумался.    

– Да, –  согласился он наконец, – но мы так не делаем. Тут столько различий,  столько различий…    

Можно  было бы… Но ничего нельзя сказать заранее. У них свой язык, они издают звуки  вроде писка или визга. Как мы можем этому обучиться? Да и язык ли это? Но у них  могут быть совсем иные чувства, иные средства общения. Несомненно, у селенитов  есть разум, и у нас должно найтись хоть что-нибудь общее. Но сможем ли мы  понять друг друга?    

– Это  невозможно, – проговорил я. – Они отличаются от нас больше, чем самые  далекие земные животные. Они совсем из другого теста. Об этом и говорить  нечего.    

Кейвор  снова задумался.    

– Я  этого не нахожу. Раз у них есть разум, то, наверное, найдется что-нибудь общее  с нами, хоть разум этот и развился на другой планете. Конечно, если бы мы или  они были только животными и обладали одними инстинктами…    

– А  разве они не животные? Они гораздо более походят на муравьев на задних лапах,  чем на человеческие существа, а разве можно сговориться с муравьями?    

– А  машины и одежда? Нет, я не согласен с вами, Бедфорд. Разница, конечно, велика…    

– Непреодолима.    

– Но  сходство должно найтись. Помню, я читал как-то статью покойного профессора Голтона  о возможности межпланетных сообщений. К сожалению, в то время это меня  непосредственно не занимало и я не отнесся к статье с должным вниманием… Да… Но  я постараюсь припомнить…    

– По  теории Голтона, следовало начать с общеизвестных истин, которые доступны  всякому разумному существу и составляют основу мышления. Например, можно начать  с общих принципов геометрии. Он предлагал взять какую-нибудь основную теорему  Эвклида и показать построением, что она нам известна, доказать, например, что  углы равнобедренного треугольника равны, что если начертить равные стороны, то  углы будут одинаковы, или что квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника  равен сумме квадратов катетов. Обнаруживая знание подобных вещей, мы покажем  вместе с тем, что обладаем некоторым интеллектом… Теперь предположим, что я…  начертил бы геометрическую фигуру мокрым пальцем или обозначил бы ее в воздухе.    

Кейвор  замолчал. Я сидел, обдумывая его слова. На несколько мгновений его безумная  надежда на общение, на взаимное понимание с этими непонятными существами  увлекла меня. Но затем отчаяние – следствие усталости и физических недомоганий  – взяло верх. Я снова с предельной ясностью увидел чудовищную глупость всех  своих поступков.    

– Осел! –  ворчал я. – Осел, неисправимый осел! Я, кажется, только и делаю в жизни,  что попадаю в самые дурацкие истории. Зачем мы вылезли из шара? И зачем стали  прыгать? Уж не в надежде ли на патенты и концессии в лунных кратерах? Хоть бы  мы догадались прицепить платок на шест у того места, где оставили шар!    

И я  замолчал, совсем раскипятившись.    

– Несомненно, –  рассуждал Кейвор, – это существа разумные. Некоторые вещи всегда можно  предсказать заранее. Раз они не убили нас сразу, то у них, должно быть, есть  понятие о милосердии. Милосердие! Или по крайней мере о сдержанности, быть  может, об обмене мыслями. Они могут снова явиться к нам. А эти пещеры и  часовой?! Эти кандалы?! Несомненно, они обладают развитым умом…    

– Господи,  как это я пустился в такое безумное предприятие, не подумав! – воскликнул  я. – Сначала одно сумасбродное путешествие, потом другое. Но я доверился  вам. И отчего я бросил свою пьесу? Вот мое предназначение, моя сфера! Я бы мог  окончить пьесу, я в этом уверен, и это была бы хорошая пьеса. Сценарий был у  меня уже почти готов, а тут… Подумать только, полететь на Луну! Да я просто  загубил свою жизнь! У той старухи в трактире в Кентербери гораздо больше  здравого смысла…    

Я  взглянул вверх и умолк на полуслове. Мрак снова сменился голубоватым светом.  Дверь открылась, и несколько селенитов бесшумно скользнули в помещение. Я замер  и во все глаза смотрел на их чудовищные лица.    

Вдруг  настроение мое резко изменилось. Я заметил, что первый и второй селенит несут чаши.  Видимо, хоть в одном, очень важном отношении мы могли понять друг друга. Это  были чаши из какого-то металла, казавшиеся, как и наши кандалы, темными в этом  голубоватом освещении, и в каждой лежало какое-то белое вещество. Все мое  раздражение и отчаяние внезапно перевоплотилось в непереносимое чувство голода.  Я волчьими глазами впился в эти чаши, и, хотя потом я часто видел все это во  сне, в то время я не придал никакого значения тому, что на конце рук, протягивавших  мне одну из этих чаш, находились не целые кисти, а лишь нечто вроде лопаточки с  большим пальцем, похожим на кончик слонового хобота.    

Чаша  была наполнена студенистой массой беловато-бурого цвета, напоминавшей ломти холодного  желе или суфле, и от него исходил легкий запах все тех же злополучных грибов.  Очевидно, это было мясо лунных коров, если судить по туше, которую мы после  этого видели.    

Мои руки  были так крепко скованы, что я едва мог дотянуться до чаши; селениты заметили  мои усилия, и двое из них ловко ослабили мои наручники. Их щупальца-руки,  касавшиеся меня, были мягки и холодны. Я схватил еду и сразу же набил полный  рот. Пища была такая же студенистая, как все органические вещества на Луне, и  напоминала по вкусу вафлю или пирожное… Я схватил еще две пригоршни.    

– Ох,  как я голоден, – бормотал я, снова набивая рот.    

Некоторое  время мы ели, поглощенные одним только процессом еды. Мы утоляли голод, потом  пили что-то, как нищие бродяги на кухне у богача. Никогда в жизни – ни раньше,  ни после – я не был так голоден, и, кроме того, я убедился в том, чему никогда  бы прежде не поверил: за четверть миллиона миль от нашего земного шара в  совершенном смятении чувств, находясь под стражей, чувствуя прикосновения  невероятных уродливых существ, каких не увидишь даже в страшном сне, я ел с  чудовищным аппетитом, забыв обо всем на свете. Селениты стояли вокруг, наблюдая  за нами, и временами издавали легкое чириканье, очевидно, заменявшее им речь. Я  даже не вздрагивал при их прикосновении. Когда я несколько утолил голод и взглянул  на Кейвора, то убедился, что он ест с таким же аппетитом и беззастенчивостью.    

 14. Попытка объясниться    

     

Когда мы  наконец кончили есть, селениты снова крепко сковали нам руки, но ослабили цепи  на ногах и закрепили их так, чтобы дать нам возможность двигаться. Затем они  сняли цепи, которыми мы были прикованы. Для всего этого им приходилось то и  дело касаться нас, иногда они наклонялись близко к моему лицу, и мягкие  щупальца дотрагивались до моей головы или шеи. Однако в те минуты я не пугался  и не чувствовал отвращения от такой близости. Вероятно, наш неизлечимый  антропоморфизм заставлял нас и тут представлять себе человеческие лица под  этими масками. Кожа их, как и все остальное, казалась голубоватой, но это,  видимо, от освещения; она была жесткая и блестящая, как надкрылья у жуков,  отнюдь не мягкая, влажная и волосистая, как у позвоночных животных. Вдоль  головы от затылка до лба тянулся ряд белесых игл или типов; такие же иглы  торчали по обеим сторонам над глазами. Развязывавший меня селенит пускал в ход  и челюсти, помогая рукам.    

– Они,  по-видимому, освобождают нас, – сказал Кейвор. – Помните, что вы  находитесь на Луне: не делайте резких движений.    

– А  вы не пустите в ход свою геометрию?    

– Попробую,  если представится случай. Впрочем, они могут и сами начать.    

Мы не  двигались. Селениты, кончив возиться с цепями, отступили назад и, казалось,  наблюдали за нами. Я сказал «казалось» потому, что глаза у них были сбоку, а не  спереди, и направление их взгляда было так нее трудно определить, как,  например, у курицы или у рыбы. Они разговаривали друг с другом звуками,  похожими на шелест тростника, – звук этот невозможно ни воспроизвести, ни  точно определить. Дверь позади нас раскрылась шире, и, оглянувшись через плечо,  я увидел широкое пустое пространство, где стояла кучка селенитов. Странное это  было зрелище!    

– Может  быть, они хотят, чтобы мы подражали этим звукам? – спросил я Кейвора.    

– Не  думаю, – возразил он.    

– Мне  кажется, они пытаются нам что-то растолковать.    

– Я  не могу понять ни одного из их жестов. Вы заметили, как один из них все время  вертит головой, точно человек в узком воротничке?    

– Давайте  и мы покачаем ему головой.    

Мы так и  сделали, но это не оказало никакого действия; тогда мы попытались подражать  другим движениям селенитов. Это как будто их заинтересовало – во всяком случае,  они все принялись повторять одни и те же движения. Но это ни к чему не привело,  и мы прекратили свои эксперименты, они – тоже и начали опять пересвистываться  друг с другом. Затем один из них, поменьше и потолще остальных, с особенно  большим ртом, неожиданно лег около Кейвора, сложил свои конечности так, словно  они были скованы, и затем быстро встал.    

– Кейвор, –  догадался я, – они хотят, чтоб мы встали.    

Кейвор  уставился на меня, раскрыв от удивления рот.    

– Так  оно и есть! – сказал он.    

С  большими усилиями и кряхтеньем, так как руки у нас были скованы, мы попытались  встать. Селениты очистили место для наших неуклюжих движений и защебетали еще  быстрей. Как только мы поднялись на ноги, тучный селенит подошел к нам,  похлопал обоих щупальцами по лицу и двинулся вперед к раскрытой двери. Это было  понятно, и мы последовали за ним. Мы заметили, что четверо селенитов, стоявших  в дверях, были выше остальных ростом и одеты совершенно так же, как те, которых  мы видели в кратере: в игольчатые шлемы и цилиндрические латы. Каждый из них  держал копье с острием и древком из того же темного металла, что и чаши. Они  окружили нас, как стража, и мы вышли из темного склепа в освещенную пещеру.    

Мы не  сразу разглядели пещеру: все наше внимание было поглощено движениями и поведением  селенитов, окружавших нас, и необходимостью контролировать наши собственные  движения, чтобы не вспугнуть и не встревожить их излишней стремительностью.  Впереди шел маленький, толстый селенит, который объяснил нам, что надо встать.  Он жестами как бы приглашал нас следовать за ним. Его лопатообразное лицо то и  дело поворачивалось то к одному из нас, то к другому с явно вопросительным  видом. Некоторое время, я повторяю, мы интересовались только поведением  селенитов.    

Наконец  мы опомнились и огляделись вокруг. Мы находились на обширной площади и тут  поняли, что тот гул, который мы все время слышали с тех пор, как пришли в себя  после отравления грибами, исходит от множества работающих машин. Их взлетающие  и вертящиеся части неясно виднелись над головами и между туловищами окружавших  нас селенитов. Эти машины не только наполняли воздух волнами звуков, но от них  исходил и странный голубой свет, озарявший всю площадь. Нас ничуть не удивило,  что подземная пещера освещается искусственным светом. Только потом, когда мы  опять вступили в темноту, понял я всю важность этого света. Назначение и  устройство гигантского аппарата я не смогу объяснить, ибо нам так и не довелось  узнать, для чего он предназначался и как действовал. Огромные металлические цилиндры  вылетали один за другим из центра, и их головки описывали, как мне показалось,  параболу. Каждый из них, поднявшись до высшей точки взлета, выбрасывал нечто  вроде рычага, который погружался в вертикальный цилиндр, заставляя его  опуститься вниз. Вокруг машины копошились фигурки селенитов-рабочих, и нам  показалось, что они чем-то отличаются от наших спутников. Когда каждый из трех  рычагов опускался, раздавался звон, рев, и из головки вертикального цилиндра  вытекало какое-то светящееся вещество, которое озаряло всю площадь, переливаясь  через край цилиндра, как кипящее молоко из кастрюли, и струилось сверкающим  потоком в светящийся резервуар внизу. Холодный голубой свет походил на  фосфорический, но блестел гораздо ярче. Из резервуара он растекался по трубам.    

«Тук,  тук, тук, тук», – отстукивали поршни этого непонятного аппарата, и  светящееся вещество шипело и переливалось. Сначала аппарат не поразил меня  своими размерами, но потом я заметил, как малы были рядом с ним селениты, и  понял, как колоссальны пещера и машина. Я невольно посмотрел на селенитов с  уважением, и мы с Кейвором остановились, чтобы рассмотреть удивительный  механизм.    

– Поразительно! –  воскликнул я. – Что это такое?    

Озаренное  голубоватым светом лицо Кейвора выражало глубокое почтение.    

– Нет,  это не сон! Неужели эти существа… Люди не могли бы создать ничего подобного!  Взгляните на эти рычаги! Есть ли у них шатуны?    

Толстый  селенит прошел было вперед, затем вернулся и встал между нами и громадной машиной.  Я старался на него не смотреть, ибо понял, что он будет торопить нас идти  дальше. Он снова двинулся вперед, потом снова вернулся и похлопал нас  щупальцами по лицу, чтобы привлечь наше внимание.    

Мы с  Кейвором молча переглянулись.    

– Нельзя  ли как-нибудь показать ему, что нас заинтересовала машина? – проговорил я.    

– Что  ж, – ответил Кейвор, – попробуем.    

Он  обернулся к нашему проводнику и улыбнулся, показывая на машину, потом на свою голову  и опять на машину. Неизвестно почему, он решил, что ломаный английский язык  может дополнить его жесты.    

– Мой  глядеть на него, – заговорил Кейвор. – Мой думает его очень хорошо,  да.    

Его  поведение на минуту остановило селенитов, жаждущих идти дальше. Они повернулись  друг к другу, задвигали своими нелепыми головами и зачирикали. Затем один из  них, сухой и длинный, одетый во что-то вроде мантии в придачу к обмоткам, как у  всех остальных, обвил талию Кейвора рукой, точно слоновым хоботом, и осторожно  потянул его вслед за проводником, который снова двинулся вперед.    

Но  Кейвор воспротивился.    

– Мне  кажется, пора попробовать с ними объясниться. Они, быть может, воображают, что  мы какая-нибудь новая порода животных, чего доброго, новый сорт лунных коров.  Очень важно показать им, что мы разумные существа и интересуемся окружающим.    

Кейвор  отчаянно замотал головой.    

– Нет,  нет, – говорил он, – мой не пойдет одна минуту. Мой смотрит на него.    

– Нет  ли какой-нибудь геометрической теоремы, которую вы могли бы привести по этому  поводу? – спросил я Кейвора, когда селениты снова зачирикали.    

– Может  быть, парабола… – начал он, но вдруг пронзительно вскрикнул и отпрыгнул футов  на шесть: один из стражей кольнул его копьем.    

Я с  угрожающим жестом обернулся к копьеносцу, стоявшему позади меня, и он отступил.  Это вместе с неожиданным криком и прыжком Кейвора явно смутило селенитов. Они  поспешно отпрянули, разглядывая нас. В течение нескольких мгновений, которые  показались нам вечностью, мы стояли, готовые кинуться в бой на окружавших нас  нечеловеческих существ.    

– Он  уколол меня! – воскликнул Кейвор прерывающимся от волнения голосом.    

– Я  видел, – отозвался я.    

– Черт  возьми! – обратился я к селенитам. – Этого мы не потерпим! За кого вы  нас принимаете?    

Я быстро  огляделся по сторонам. Издалека в голубом сумраке пещеры к нам бежала еще  группа селенитов. Они были шире и стройней, один с большой головой. Пещера  простиралась далеко во все стороны и сливалась с темнотой. Я вспоминаю, что  своды как бы прогибались под тяжестью каменных глыб, державших нас взаперти.  Никакого выхода из этого подземелья не было, никакого! Вокруг неизвестность,  безобразные существа с копьями и щупальцами и два беззащитных человека!    

 15. Головокружительный  мост    

     

Это  враждебное молчание длилось не более мгновения – и мы и селениты тотчас  одумались. Я ясно понял, что бежать нам некуда: нас окружат и убьют.  Невероятное легкомыслие нашего появления здесь предстало передо мной в виде  огромного мрачного упрека. Зачем пустился я в это безумное нечеловеческое  предприятие? Кейвор подошел ко мне и положил руку мне на плечо. Его бледное,  перепуганное лицо казалось мертвенным в голубом свете.    

– Ничего  не поделаешь, – проговорил он. – Мы ошиблись. Они нас не понимают.  Придется идти. Идти туда, куда нас ведут.    

Я  взглянул на него и затем на новых селенитов, подходящих на помощь к своим.    

– Если  бы у меня руки были свободны…    

– Это  бесполезно, – вздохнул он.    

– Неправда.    

– Пойдемте  же.    

Он  повернулся и пошел за толстым селенитом.    

Я  последовал за ним, стараясь казаться покорным и ощупывая кандалы на руках.  Кровь во мне кипела. Я больше ничего не видел в этой пещере, хотя мы долго шли  по ней, а если что и видел, то тут же забывал об этом. Мое внимание было  сосредоточено на цепях и на селенитах, в особенности на копьеносцах. Сначала  они шли параллельно с нами и на почтительном расстоянии, но потом к ним  присоединилось еще трое стражей, и они подступили ближе, на расстояние руки от  нас. Когда они к нам подступали, я вздрагивал, как лошадь от удара кнута.  Маленький, толстый селенит шагал справа от меня, но потом снова пошел вперед.    

Как  отчетливо запечатлелась у меня в мозгу картина этого шествия: затылок понурой  головы Кейвора прямо передо мной, его ссутулившиеся, усталые плечи,  безобразная, ежеминутно дергающаяся голова проводника, копьеносцы со всех  сторон настороже, с разинутыми ртами, и все это в голубом свете. Припоминаю еще  одну подробность, помимо чисто личных ощущений, – желоб на дне пещеры,  сбоку скалистой дороги, по которой мы шли; желоб этот был наполнен тем же  светящимся голубым веществом, которое вытекало из огромной машины. Я шел близко  и могу с полной уверенностью заявить, что от него не исходило ни малейшего  тепла. Вещество это только ярко светилось, но не было ни теплее, ни холоднее  всего окружающего нас в этой пещере.    

Кланг,  кланг, кланг… Мы прошли прямо под стучавшими рычагами другой огромной машины и  наконец очутились в широком тоннеле, где гулко отдавалось шлепанье наших  необутых ног. Там было совсем темно, только справа светилась тонкая голубая  полоска. Гигантские уродливые тени двигались за нами по неровной стене и сводам  тоннеля. Местами в стенах сверкали кристаллы, похожие на драгоценные камни, а сам  тоннель то превращался в сталактитовую пещеру, то разветвлялся в узкие ходы,  пропадавшие во мраке.    

Мы долго  шли по этому тоннелю. Тихо журчала светлая голубая струя, и наши шаги отдавались  эхом, похожим на плеск. Я неотступно думал о своих цепях. А что, если повернуть  цепь вот так, а потом так и попытаться ее сбросить?..    

Если я  попытаюсь сделать это очень осторожно и постепенно, заметят ли они, что я высвобождаю  руку? И если заметят, то что сделают со мной?    

– Бедфорд, –  сказал Кейвор, – мы спускаемся. Все время спускаемся.    

Его  замечание отвлекло меня от настойчивой мысли.    

– Если  бы они хотели убить нас, – продолжал Кейвор, замедляя шаг, чтобы  поравняться со мной, – то они давно могли бы это сделать.    

– Да, –  согласился я, – это верно.    

– Они  нас не понимают, – проговорил Кейвор. – Они принимают нас за каких-то  странных животных, может быть, за дикую породу лунных коров. Но когда они  присмотрятся к нам, то признают нас за разумных существ.    

– Когда  вы начертите им геометрические теоремы? – спросил я.    

– Возможно.    

Некоторое  время мы шли молча.    

– Знаете, –  начал опять Кейвор, – это, наверно, селениты низшего класса.    

– Ужасные  болваны! – проговорил я, со злобой посматривая на нелепые лица.    

– Если  мы будем все терпеть…    

– Придется  терпеть, – возразил я.    

– Здесь  могут быть другие, не такие болваны, как эти. Это только внешняя окраина их  мира. Наверно, он спускается все ниже и ниже, через пещеры, проходы, тоннели,  вглубь на сотни миль, до самого моря.    

Его  слова заставили меня задуматься о толще пластов, которые уже сейчас нависли над  нашими головами. Как будто огромная тяжесть придавила мне плечи.    

– Вдали  от солнца и воздуха, – сказал я. – В шахтах даже на глубине полумили  становится душно.    

– Во  всяком случае, здесь это не так. Возможно, вентиляция! Воздух устремляется от  темной стороны Луны к солнечному свету; углекислота выходит наружу и питает  лунные растения. Вверх по этому тоннелю, например, чувствуется почти ветерок.  Странный мир! Эти пещеры, машины…    

– И  это копье! – добавил я. – Не забывайте про копье!    

Он  некоторое время молча шел впереди.    

– Даже  и это копье, – отозвался он наконец.    

– Что  копье?    

– В  первую минуту я разозлился, но… Возможно, это было необходимо. У них, вероятно,  другая кожа и другие нервы. Они могут не понимать нашей чувствительности…  Какому-нибудь жителю Марса может так же не понравиться наша земная привычка  подталкивать друг друга локтем.    

– Ну  уж, со мной им придется быть поосторожней.    

– И  потом насчет геометрии. Они по-своему тоже стараются понять нас, но начинают с  основных жизненных элементов, а не с мыслей. Пища, Принуждение, Боль – они  начинают с самого существенного.    

– В  этом-то нет никакого сомнения, – проговорил я.    

Кейвор  принялся рассуждать о громадном и чудесном мире, в который нас ведут. По его тону  я постепенно понял, что даже теперь его не очень пугал этот спуск в глубь  лунной коры. Я думал о всяких страшных вещах, а он – о машинах и изобретениях  гораздо больше, чем об опасностях. И он вовсе не предполагал как-то  использовать их практически, он просто хотел все о них знать.    

– В  конце концов, – говорил он, – нам представляется необыкновенный  случай. Эта встреча двух миров! Подумайте, что мы еще увидим? Что там под нами?    

– Ну,  много мы не увидим в такой темноте, – возразил я.    

Это ведь  только внешняя оболочка. Там, внизу, в глубине… Там будет все. Вы заметили, как  отличаются селениты друг от друга? Нам будет о чем рассказать потом на Земле!    

– Так  утешаться могла бы только какая-нибудь редкая порода животных, – возразил  я, – пока ее ведут в зоологический сад… Еще неизвестно, покажут ли нам все  это.    

– Когда  они убедятся, что мы разумные существа, то захотят расспросить нас о  Земле, – ответил Кейвор. – Даже если у них и нет высоких побуждений,  они все же начнут нас учить, чтобы потом самим научиться… А сколько интересного  они должны знать! Сколько неожиданного!    

Кейвор  продолжал рассуждать о том, что они, наверно, знают такое, чего он в жизни не  узнал бы на Земле, и фантазировал вовсю, несмотря на рану, нанесенную ему  копьем. Многое из того, что он говорил, я уже забыл, так как все мое внимание  было поглощено тоннелем, по которому мы двигались, а он становился все тире и  тире. Воздух стал свежей, мы как будто выходили на открытое место, но как  велико оно было, мы не могли сказать, ибо здесь было совсем темно. Узкий ручеек  света извивался прерывистой нитью, исчезая далеко впереди. Вскоре каменные стены  по бокам совсем исчезли. В темноте перед нами виднелась только дорога и  журчащая полоска фосфорического света. Фигуры Кейвора и идущего впереди  селенита двигались впереди меня. Ноги их и головы со стороны ручейка светились  голубоватым отблеском, другая же половина сливалась с темнотой тоннеля.    

Вскоре я  заметил, что мы подходим к уклону, так как голубой ручеек внезапно пропал из виду.    

И в ту  же минуту мы подошли к краю обрыва. Сверкающий ручеек, точно в нерешительности,  свернул в сторону и потом ринулся вниз. Он падал на такую глубину, что звук его  падения до нас не доносился. Только глубоко внизу светилось голубоватое  туманное пятно. Тьма, из которой вытекал ручеек, стала еще гуще и непроглядней,  только на краю обрыва торчало что-то вроде доски, конец которой исчезал во  мраке. Из пропасти тянуло теплым воздухом.    

Секунду  мы с Кейвором стояли на самом краю обрыва, глядя в голубоватую бездну. Но потом  проводник потянул меня за руку.    

После  этого он повернулся, подошел к доске и ступил на нее, оглядываясь на нас.  Заметив, что мы наблюдаем за ним, он повернулся к нам спиной и пошел по доске  так же уверенно, как по тоннелю. Скоро он обратился в голубое пятно и исчез во  мраке. Я заметил что-то большое, чернеющее в темноте.    

Мы  молчали.    

– Несомненно!.. –  пробормотал Кейвор.    

Еще один  из селенитов прошел по доске вперед и обернулся к нам, как бы выжидая. Остальные  приготовились последовать за нами. Снова показался первый селенит: очевидно, он  вернулся узнать, почему мы не двигаемся.    

– Что  там такое? – спросил я.    

– Я  не вижу.    

– Мы  тут не пройдем, – сказал я.    

– Я  не смогу пройти и трех шагов, – подтвердил Кейвор. – Даже если бы мои  руки были свободны…    

Мы в  ужасе переглянулись.    

– Они  не знают, что такое головокружение, – продолжал Кейвор.    

– Мы  не можем пройти по такой доске.    

– Очевидно,  у них другое зрение. Я наблюдал за ними. Они, верно, не понимают, что мы ничего  не видим в такой темноте. Как нам растолковать им это?    

– Необходимо  дать им понять…    

Мы  разговаривали в смутной надежде, что селениты как-нибудь нас поймут. Я был совершенно  уверен, что нужно только объяснить им это, но, взглянув на них, я убедился, что  это невозможно. У нас с ними было больше отличий, чем сходств. Во всяком  случае, я по доске не пойду. Я очень быстро высвободил кисть руки из одного,  более свободного звена цепи и начал вращать обе кисти в противоположные  стороны. Я стоял возле самой доски, и двое селенитов тотчас схватили меня и  осторожно потащили на доску. Я отчаянно замотал головой.    

– Нет,  нет, – заговорил я. – Нельзя. Вы не понимаете.    

Третий  селенит тоже стал меня подталкивать. Мне пришлось сделать шаг вперед.    

– У  меня есть идея, – сказал Кейвор, но я уже знал его идеи.    

– Послушайте, –  закричал я селенитам. – Подождите! Может быть, для вас это пустяки…    

Я резко  отскочил назад и разразился проклятиями. Один из вооруженных селенитов ткнул  меня сзади копьем.    

Наконец  я высвободил руки из щупальцев селенитов и повернулся к копьеносцу.    

– Черт  тебя побери! – закричал я. – Я предупреждал тебя! Из чего я, по-твоему,  сделан, что ты втыкаешь в меня копье? Если ты еще раз меня тронешь…    

Вместо  ответа селенит снова кольнул меня.    

Я  услыхал голос Кейвора, тревожный и умоляющий. Он и тут хотел идти на компромисс  с этими тварями.    

– Бедфорд! –  крикнул он. – Я придумал способ!    

Но  вторичный укол копьем заставил меня окончательно потерять голову. Цепь на моей  руке распалась, вместе с ней распалось и благоразумие, заставлявшее меня быть  покорным в лапах этих лунных тварей. В эту секунду я был вне себя и не думал о  последствиях. Цепь обмоталась вокруг моего кулака, и этим кулаком я ударил  селенита по лицу…    

Последствия  моего удара оказались такими же неожиданными, как и все в лунном мире.    

Мой  броненосный кулак прошел прямо сквозь тело селенита, и он лопнул, как мыльный пузырь.  Он раскололся, рассыпался, как гриб-дождевик! Его легкое тело отлетело в  сторону на несколько ярдов и, мягко шлепнувшись, упало. Я был ошеломлен.  Казалось невероятным, что живое существо может быть таким непрочным. Все это  походило на сон.    

Но  вскоре все снова стало реальным и страшным. Кейвор и остальные селениты стояли  неподвижно с того момента, как я повернулся, и до того, как мертвый селенит  свалился. Они отступили и стояли насторожившись позади нас. Оцепенение длилось  не больше секунды, после того как упал селенит. Все растерялись. Я тоже замер с  вытянутой рукой, стараясь понять, что случилось. «Что же дальше? –  пронеслось в моем мозгу. – Что же дальше?» Потом все сразу пришло в  движение.    

Я  сообразил, что нам надо освободиться от цепей, но сначала необходимо разогнать  селенитов. Я поглядел на троих копьеносцев. Неожиданно один из них метнул в  меня копье. Оно просвистело у меня над головой и полетело в пропасть позади.    

Я  набросился на селенита с такой же стремительностью, как копье, пролетевшее надо  мной. Он бросился бежать, но я сшиб его, споткнулся о его распростертое тело и  упал. Он точно извивался у меня под ногами.    

Потом я  привстал и в голубоватом свете увидел спины селенитов; они разбегались в разные  стороны и исчезали во тьме. Я разогнул цепь на ногах и встал, держа ее в руке.  Второе копье, как дротик, просвистело мимо, и я бросился в темноту, откуда оно  вылетело.    

Затем  вернулся к Кейвору; он все еще стоял около светящегося ручейка у пропасти и  возился со своими цепями, судорожно пытаясь освободить руки. Он что-то  пробормотал о новом способе общения.    

– Пошли! –  крикнул я.    

– Но  мои руки… – ответил он.    

Я не  решался подойти к нему, боясь не рассчитать шагов и свалиться в пропасть.  Кейвор понял, волоча ноги, подошел ко мне и протянул руки. Не теряя времени, я  стал размыкать его цепь.    

– Где  они? – прошептал он, задыхаясь.    

– Убежали.  Но они вернутся. Это мстительные существа! Куда нам бежать?    

– Туда,  к свету, в тоннель…    

– Хорошо, –  согласился я, снимая цепи с его рук.    

Я встал  на колени и начал освобождать от цепей его ноги. Что-то с плеском упало в  ручеек, обдавая нас брызгами. Вдалеке, справа от нас, послышался какой-то свист  и писк.    

Я сорвал  цепь с ног Кейвора и сунул ее ему в руку.    

– Бейте  вот этим! – проговорил я и, не дожидаясь ответа, большими прыжками побежал  обратно по той тропинке, по которой мы шли сюда. У меня было отвратительное  чувство, что они бросятся на меня из темноты. Позади с шумом прыгал Кейвор.    

Мы  бежали семимильными шагами, но наш бег, конечно, не походил на бег по Земле. На  Земле после прыжка почти тотчас же снова касаешься почвы; на Луне же благодаря  слабому притяжению несколько секунд несешься по воздуху, прежде чем опуститься  вниз. Получалась как бы передышка, в течение которой можно было сосчитать до  семи или восьми. И это в то время, когда мы летели стрелой. Шаг – и я взлетаю  на воздух! В моем мозгу проносятся вопросы: «Где селениты? Что они собираются  делать? Доберемся ли мы до тоннеля? Далеко ли позади Кейвор? Уж не отрезали ли  они его от меня?» Новый прыжок – и новая передышка.    

Вдруг я  увидел селенита, бежавшего передо мной. Его ноги передвигались совершенно так  же, как у человека, ходящего по Земле. Я увидел, как он оглянулся и с  пронзительным криком бросился от меня в сторону, в темноту. Мне показалось, что  это был наш проводник, однако я не уверен в этом. Еще один прыжок, и появились  каменные стены, а через два прыжка я уже находился в тоннеле и стал  передвигаться медленней из-за низких сводов. На повороте я остановился и  оглянулся. Шлеп, шлеп, шлеп – вдали показался Кейвор, при каждом прыжке  разбрасывающий брызги голубоватого света; вот он все ближе и ближе и, наконец,  налетел на меня. Так мы и стояли, ухватившись один за другого. Пусть ненадолго,  но удалось избавиться от наших тюремщиков.    

Мы оба  запыхались и говорили отрывисто, короткими фразами.    

– Это  вы все испортили! – прохрипел Кейвор.    

– Ерунда.  Все равно нам грозила смерть.    

– Что  же делать?    

– Спрятаться.    

– Но  как?    

– В  темноте.    

– Где?    

– В  одной из боковых пещер.    

– А  потом?    

– Там  будет видно.    

– Хорошо,  идемте.    

Мы  двинулись в путь и вскоре добрались до темной пещеры. Кейвор шел впереди. Он  остановился в нерешительности, потом выбрал какую-то темную пасть, обещавшую  надежное убежище. Он уже вошел туда, но потом обернулся.    

– Совсем  темно.    

– Ваши  ноги будут освещать дорогу. Вы забрызганы светящейся жидкостью.    

– Но…    

Со  стороны главного тоннеля послышался отдаленный гул, похожий на удары гонга. Очевидно,  начиналась шумная погоня. Не раздумывая долее, мы кинулись в темную боковую  пещеру. Дорогу нам освещал фосфорический блеск ног Кейвора.    

– Хорошо,  что они сняли с нас ботинки, – пропыхтел я. – Иначе эхо от топота  загремело бы на всю пещеру.    

Мы  неслись мелкими прыжками, стараясь не ударяться о своды. И как будто нам  удалось уйти. Звуки гонга делались все глуше, реже и наконец совсем замолкли.    

Я  остановился, оглянулся и услышал шаги Кейвора. Вскоре он уже стоял рядом.    

– Бедфорд, –  прошептал он, – впереди какой-то свет.    

Я  взглянул, но сначала ничего не заметил. Затем различил голову и плечи Кейвора,  темным пятном выступавшие на более светлом фоне. Этот сумрак не походил на уже  знакомый нам голубоватый блеск: его бледный серовато-белый оттенок напомнил  дневной свет. Кейвор, видно, тоже заметил это, и у нас обоих появилась зыбкая  надежда.    

– Бедфорд, –  шепнул он, и голос его дрогнул, – этот свет… возможно…    

Он не  решался высказать свою тайную надежду. Мы молчали. Потом по звуку его шагов я  понял, что он пошел вперед, навстречу этому бледному свету. Я последовал за ним  с бьющимся сердцем.    

 16. Различные точки  зрения    

     

Свет все  усиливался. Скоро он стал почти так же ярок, как фосфоресценция на ногах Кейвора.  Тоннель расширился в пещеру, и этот новый свет брезжил на дальнем ее конце. Я  заметил еще кое-что, и сердце мое запрыгало от радости.    

– Кейвор, –  сказал я, – этот свет падает сверху. Наверняка сверху!    

Кейвор  ничего не ответил, но ускорил шаги.    

Несомненно,  это был сероватый, серебристый свет.    

Еще миг  – и мы в его лучах. Он сочился сквозь щель в стене пещеры, и когда я взглянул  вверх, то – хлоп! – на лицо мне упала капля воды. Я вздрогнул и отступил в  сторону; хлоп – другая капля упала на камень.    

– Кейвор, –  сказал я, – если один из нас приподнимет другого, то можно будет достать  трещину рукой.    

– Я  подниму вас, – согласился Кейвор и легко подхватил меня, как ребенка.