1 2 3 4 
Огудалова. Да, замуж, Мокий Парменыч.    

Кнуров. Нашелся жених, который берет  без денег?    

Огудалова. Без денег, Мокий Парменыч, где  ж нам взять денег-то.    

Кнуров. Что ж он, средства имеет  большие, жених-то ваш?    

Огудалова. Какие средства! Самые  ограниченные.    

Кнуров. Да… А как вы полагаете, хорошо  вы поступили, что отдаете Ларису Дмитриевну за человека бедного?    

Огудалова. Не знаю, Мокий Парменыч. Я тут  ни при чем, ее воля была.    

Кнуров. Ну, а этот молодой человек,  как, по-вашему: хорошо поступает?    

Огудалова. Что ж, я нахожу, что это  похвально с его стороны.    

Кнуров. Ничего тут нет похвального,  напротив, это непохвально. Пожалуй, с своей точки зрения, он не глуп. Что он  такое, кто его знал, кто на него обращал внимание! А теперь весь город  заговорит про него, он влезает в лучшее общество, он позволяет себе приглашать  меня на обед, например… Но вот что глупо: он не подумал или не захотел подумать,  как и чем ему жить с такой женой. Вот об чем поговорить нам с вами следует.    

Огудалова. Сделайте одолжение, Мокий  Парменыч!    

Кнуров. Как вы думаете о вашей дочери,  что она такое?    

Огудалова. Да уж я не знаю, что и  говорить; мне одно осталось: слушать вас.    

Кнуров. Ведь в Ларисе Дмитриевне  земного, этого житейского, нет. Ну, понимаете, тривиального, что нужно для  бедной семейной жизни.    

Огудалова. Ничего нет, ничего.    

Кнуров. Ведь это эфир.    

Огудалова. Эфир, Мокий Парменыч.    

Кнуров. Она создана для блеску.    

Огудалова. Для блеску, Мокий Парменыч,    

Кнуров. Ну, а может ли ваш Карандышев  доставить ей этот блеск?    

Огудалова. Нет, где же!    

Кнуров. Бедной полумещанской жизни она  не вынесет. Что ж остается ей? Зачахнуть, а потом, как водится, – чахотка.    

Огудалова. Ах, что вы, что вы! Сохрани  бог!    

Кнуров. Хорошо, если она догадается  поскорее бросить мужа и вернуться к вам.    

Огудалова. Опять беда, Мокий Парменыч: чем  нам жить с дочерью!    

Кнуров. Ну, эта беда поправимая. Теплое  участие сильного, богатого человека…    

Огудалова. Хорошо, как найдется это  участие.    

Кнуров. Надо постараться приобресть. В  таких случаях доброго друга, солидного, прочного иметь необходимо.    

Огудалова. Уж как необходимо-то.    

Кнуров. Вы можете мне сказать, что она  еще и замуж-то не вышла, что еще очень далеко то время, когда она может  разойтись с мужем. Да, пожалуй, может быть, что и очень далеко, а ведь может  быть, что и очень близко. Так лучше предупредить вас, чтобы вы еще не сделали  какой-нибудь ошибки, чтоб знали, что я для Ларисы Дмитриевны ничего не пожалею.  Что вы улыбаетесь?    

Огудалова. Я очень рада, Мокий Парменыч,  что вы так расположены к нам.    

Кнуров. Вы, может быть, думаете, что  такие предложения не бывают бескорыстны?    

Огудалова. Ах, Мокий Парменыч!    

Кнуров. Обижайтесь, если угодно,  прогоните меня.    

Огудалова (конфузясь). Ах, Мокий  Парменыч!    

Кнуров. Найдите таких людей, которые  посулят вам десятки тысяч даром, да тогда и браните меня. Не трудитесь напрасно  искать, не найдете. Но я увлекся в сторону, я пришел не для этих разговоров.  Что это у вас за коробочка?    

Огудалова. Это я, Мокий Парменыч, хотела  дочери подарок сделать.    

Кнуров (рассматривая вещи). Да…    

Огудалова. Да дорого, не по карману.    

Кнуров (отдает коробочку). Ну,  это пустяки; есть дело поважнее. Вам нужно сделать для Ларисы Дмитриевны  хороший гардероб, то есть мало сказать хороший – очень хороший. Подвенечное  платье, ну, и все там, что следует.    

Огудалова. Да, да, Мокий Парменыч.    

Кнуров. Обидно будет видеть, если ее  оденут кой-как. Так вы закажите все это в лучшем магазине, да не рассчитывайте,  не копейничайте! А счеты пришлите ко мне, я заплачу.    

Огудалова. Право, даже уж и слов-то не  подберешь, как благодарить вас!    

Кнуров. Вот зачем собственно я зашел к  вам. (Встает.)    

Огудалова. А все-таки мне завтра хотелось  бы дочери сюрприз сделать. Сердце матери, знаете…    

Кнуров (берет коробочку). Ну,  что там такое? Что его стоит?    

Огудалова. Оцените, Мокий Парменыч!    

Кнуров. Что тут ценить! Пустое дело!  Триста рублей это стоит. (Достает из бумажника деньги и отдает Огудаловой.)  До свиданья! Я пойду еще побродить, я нынче на хороший обед рассчитываю. За  обедом увидимся. (Идет к двери.)    

Огудалова. Очень, очень вам благодарна за  все, Мокий Парменыч, за все!    

     

Кнуров уходит. Входит Лариса с  корзинкой в руках.    

 Явление третье    

     

Огудалова и Лариса.    

     

Лариса (ставит корзинку на столик и  рассматривает вещи в коробочке). Это Вася-то подарил? Недурно. Какой милый!    

Огудалова. «Недурно». Это очень дорогие  вещи. Будто ты и не рада?    

Лариса. Никакой особенной радости не  чувствую.    

Огудалова. Ты поблагодари Васю, так шепни  ему на ухо: «благодарю, мол». И Кнурову тоже.    

Лариса. А Кнурову за что?    

Огудалова. Уж так надо, я знаю, за что.    

Лариса. Ах, мама, все-то у тебя секреты  да хитрости.    

Огудалова. Ну, ну, хитрости! Без хитрости  на свете не проживешь.    

Лариса (берет гитару, садится к окну  и запевает).    

     

Матушка,  голубушка, солнышко мое,    

Пожалей,  родимая, дитятко твое!    

     

Юлий  Капитоныч хочет в мировые судьи баллотироваться.    

Огудалова. Ну, вот и прекрасно. В какой  уезд?    

Лариса. В Заболотье!    

Огудалова. Ай, в лес ведь это. Что ему  вздумалось такую даль?    

Лариса. Там кандидатов меньше: наверное  выберут.    

Огудалова. Что ж, ничего, и там люди  живут.    

Лариса. Мне хоть бы в лес, да только  поскорей отсюда вырваться.    

Огудалова. Да ото и хорошо в захолустье  пожить, там и твой Карандышев мил покажется; пожалуй, первым человеком в уезде  будет; вот помаленьку и привыкнешь к нему.    

Лариса. Да он и здесь хорош, я в нем  ничего не замечаю дурного.    

Огудалова. Ну, что уж! Такие ль хорошие-то  бывают!    

Лариса. Конечно, есть и лучше, я сама  это очень хорошо знаю.    

Огудалова. Есть, да не про нашу честь.    

Лариса. Теперь для меня и этот хорош.  Да что толковать, дело решеное.    

Огудалова. Я ведь только радуюсь, что он  тебе нравится. Слава богу. Осуждать его перед тобой я не стану; а и  притворяться-то нам друг перед другом нечего – ты сама не слепая.    

Лариса. Я ослепла, я все чувства  потеряла, да и рада. Давно уж точно во сне все вижу, что кругом меня  происходит. Нет, уехать надо, вырваться отсюда. Я стану приставать к Юлию  Капитонычу. Скоро и лето пройдет, а я хочу гулять по лесам, собирать ягоды, грибы…    

Огудалова. Вот для чего ты корзиночку-то  приготовила! Понимаю теперь. Ты уж и шляпу соломенную с широкими полями заведи,  вот и будешь пастушкой.    

Лариса. И шляпу заведу. (Запевает.)    

     

Не  искушай меня без нужды.    

     

Там  спокойствие, тишина.    

Огудалова. А вот сентябрь настанет, так не  очень тихо будет, ветер-то загудит в окна.    

Лариса. Ну, что ж такое.    

Огудалова. Волки завоют на разные голоса.    

Лариса. Все-таки лучше, чем здесь. Я по  крайней мере душой отдохну.    

Огудалова. Да разве я тебя отговариваю?  Поезжай, сделай милость, отдыхай душой! Только знай, что Заболотье не Италия.  Это я обязана тебе сказать; а то, как ты разочаруешься, так меня же будешь  винить, что я тебя не предупредила.    

Лариса. Благодарю тебя. Но пусть там и  дико, и глухо, и холодно; для меня после той жизни, которую я здесь испытала,  всякий тихий уголок покажется раем. Что это Юлий Капитоныч медлит, я не  понимаю.    

Огудалова. До деревни ль ему! Ему  покрасоваться хочется. Да и не удивительно: из ничего, да в люди попал.    

Лариса (напевает).    

     

Не  искушай меня без нужды.    

     

Экая  досада, не налажу никак… (Взглянув в окно.) Илья, Илья! Зайди на  минутку. Наберу с собой в деревню романсов и буду играть да петь от скуки.    

     

Входит  Илья.    

 Явление четвертое    

     

Огудалова,  Лариса и Илья.    

     

Илья. С праздником! Дай бог здорово  да счастливо! (Кладет фуражку на стул у двери.)    

Лариса. Илья, наладь мне: «Не искушай  меня без нужды!» Все сбиваюсь. (Подает гитару.)    

Илья. Сейчас, барышня. (Берет  гитару и подстраивает.) Хороша песня; она в три голоса хороша, тенор надо:  второе колено делает… Больно хорошо. А у нас беда, ах, беда!    

Огудалова. Какая беда?    

Илья. Антон у нас есть, тенором поет.    

Огудалова. Знаю, знаю.    

Илья. Один тенор и есть, а то все  басы. Какие басы, какие басы! А тенор один Антон.    

Огудалова. Так что ж?    

Илья. Не годится в хор, – хоть  брось.    

Огудалова. Нездоров?    

Илья. Нет, здоров, совсем невредимый.    

Огудалова. Что же с ним?    

Илья. Пополам перегнуло набок, совсем  углом; так глаголем и ходит, другая неделя. Ах, беда! Теперь в хоре всякий  лишний человек дорого стоит; а без тенора как быть! К дохтору ходил, дохтор и  говорит: «Через неделю, через две отпустит, опять прямой будешь». А нам теперь  его надо.    

Лариса. Да ты пой.    

Илья. Сейчас, барышня. Секунда  фальшивит. Вот беда, вот беда! В хоре надо браво стоять, а его набок перегнуло.    

Огудалова. От чего это с ним?    

Илья. От глупости.    

Огудалова. От какой глупости?    

Илья. Такая есть глупость в нас.  Говорил: «Наблюдай, Антон, эту осторожность!» А он не понимает.    

Огудалова. Да и мы не понимаем.    

Илья. Ну, не вам будь сказано, гулял,  так гулял, так гулял. Я говорю: «Антон, наблюдай эту осторожность!» А он не  понимает. Ах, беда, ах, беда! Теперь сто рублей человек стоит, вот какое дело у  нас; такого барина ждем. А Антона набок свело. Какой прямой цыган был, а теперь  кривой. (Запевает басом.) «Не искушай…»    

     

Голос  в окно:  «Илья, Илья, ча адарик! ча сегер!»[[6]]    

     

Палсо?  Со туке требе?[[7]]    

     

Голос  с улицы:  «Иди, барин приехал!»    

     

Хохавеса![[8]]    

     

Голос  с улицы:  «Верно приехал!»    

     

Некогда,  барышня, барин приехал. (Кладет гитару и берет фуражку.)    

Огудалова. Какой барин?    

Илья. Такой барин, ждем не дождемся:  год ждали – вот какой барин! (Уходит.)    

 Явление пятое    

     

Огудалова и Лариса.    

     

Огудалова. Кто же бы это приехал? Должно  быть, богатый и, вероятно, Лариса, холостой, коли цыгане так ему обрадовались.  Видно, уж так у цыган и живет. Ах, Лариса, не прозевали ли мы жениха? Куда  торопиться-то было?    

Лариса. Ах, мама, мало, что ли, я  страдала? Нет, довольно унижаться.    

Огудалова. Экое страшное слово сказала:  «унижаться»! Испугать, что ли, меня вздумала? Мы люди бедные, нам унижаться-то  всю жизнь. Так уж лучше унижаться смолоду, чтоб потом пожить по-человечески.    

Лариса. Нет, не могу; тяжело,  невыносимо тяжело.    

Огудалова. А легко-то ничего не добудешь,  всю жизнь и останешься ничем.    

Лариса. Опять притворяться, спять  лгать!    

Огудалова. И притворяйся, и лги! Счастье  не пойдет за тобой, если сама от него бегаешь.    

     

Входит  Карандышев.    

     

Явление шестое    

     

Огудалова, Лариса и Карандышев.    

     

Огудалова. Юлий Капитоныч, Лариса у нас в  деревню собралась, вон и корзинку для грибов приготовила!    

Лариса. Да, сделайте для меня эту  милость, поедемте поскорей!    

Карандышев. Я вас не понимаю; куда вы  торопитесь, зачем?    

Лариса. Мне так хочется бежать отсюда.    

Карандышев (запальчиво). От кого  бежать? Кто вас гонит? Или вы стыдитесь за меня, что ли?    

Лариса (холодно). Нет, я за вас  не стыжусь. Не знаю, что дальше будет, а пока вы мне еще повода не подали.    

Карандышев. Так зачем бежать, зачем  скрываться от людей! Дайте мне время устроиться, опомниться, притти в себя! Я  рад, я счастлив… дайте мне возможность почувствовать всю приятность моего  положения!    

Огудалова. Повеличаться.    

Карандышев. Да, повеличаться, я не скрываю.  Я много, очень много перенес уколов для своего самолюбия, моя гордость не раз  была оскорблена; теперь я хочу и вправе погордиться и повеличаться.    

Лариса. Вы когда же думаете ехать в  деревню?    

Карандышев. После свадьбы, когда вам  угодно, хоть на другой день. Только венчаться – непременно здесь; чтоб не  сказали, что мы прячемся, потому что я не жених вам, не пара, а только та  соломинка, за которую хватается утопающий.    

Лариса. Да ведь последнее-то почти так,  Юлий Капитоныч, вот это правда.    

Карандышев (с сердцем). Так правду  эту вы и знайте про себя! (Сквозь слезы.) – Пожалейте вы меня хоть  сколько-нибудь! Пусть хоть посторонние-то думают, что вы любите меня, что выбор  ваш был свободен.    

Лариса. Зачем это?    

Карандышев. Как зачем? Разве вы уж совсем  не допускаете в человеке самолюбия?    

Лариса. Самолюбие! Вы только о себе.  Все себя любят! Когда же меня-то будет любить кто-нибудь? Доведете вы меня до  погибели.    

Огудалова. Полно, Лариса, что ты?    

Лариса. Мама, я боюсь, я чего-то боюсь.  Ну, послушайте: если уж свадьба будет здесь, так, пожалуйста, чтобы поменьше  было народу, чтобы как можно тише, скромнее!    

Огудалова. Нет, ты не фантазируй! Свадьба  – так свадьба; я Огудалова, я нищенства не допущу. Ты у меня заблестишь так,  что здесь и не видывали.    

Карандышев. Да и я ничего не пожалею.    

Лариса. Ну, я молчу. Я вижу, что я для  вас кукла; поиграете вы мной, изломаете и бросите.    

Карандышев. Вот и обед сегодня для меня  обойдется недешево.    

Огудалова. А этот обед ваш я считаю уж  совсем лишним – напрасная трата.    

Карандышев. Да если б он стоил мне вдвое,  втрое, я б не пожалел денег.    

Огудалова. Никому он не нужен.    

Карандышев. Мне нужен.    

Лариса. Да зачем, Юлий Капитоныч?    

Карандышев. Лариса Дмитриевна, три года я  терпел унижения, три года я сносил насмешки прямо в лицо от ваших знакомых;  надо же и мне, в свою очередь, посмеяться над ними.    

Огудалова. Что вы еще придумываете! Ссору,  что ли, затеять хотите? Так мы с Ларисой и не поедем.    

Лариса. Ах, пожалуйста, не обижайте  никого!    

Карандышев. Не обижайте! А меня обижать  можно? Да успокойтесь, никакой ссоры не будет, все будет очень мирно. Я  предложу за вас тост и поблагодарю вас публично за счастье, которое вы делаете  мне своим выбором, то, что вы отнеслись ко мне не так, как другие, что вы оценили  меня и поверили в искренность моих чувств. Вот все, вот и вся моя месть!    

Огудалова. И все это совсем не нужно.    

Карандышев. Нет, уж эти фаты одолели меня  своим фанфаронством. Ведь не сами они нажили богатство; что ж они им  хвастаются! По пятнадцати рублей за порцию чаю бросать!    

Огудалова. Все это вы на бедного Васю  нападаете.    

Карандышев. Да не один Вася, все хороши.  Вон смотрите, что в городе делается, какая радость на лицах! Извозчики все  повеселели, скачут по улицам, кричат друг другу. «Барин приехал, барин  приехал». Половые в трактирах тоже сияют, выбегают  на улицу, из трактира в трактир перекликаются: «Барин  приехал, барин приехал». Цыгане ума сошли, все вдруг галдят, машут руками. У  гостиницы съезд, толпа народу. Сейчас к гостинице четыре цыганки разряженные в  коляске подъехали, поздравить с приездом. Чудо, что за картина! А барин-то, я  слышал, промотался совсем, последний пароходишко продал. Кто приехал?  Промотавшийся кутила, развратный человек, и весь город рад. Хороши нравы!    

Огудалова. Да кто приехал-то?    

Карандышев. Ваш Сергей Сергеич Паратов.    

     

Лариса  в испуге встает.    

     

Огудалова. А, так вот кто!    

Лариса. Поедемте в деревню, сейчас  поедемте!    

Карандышев. Теперь-то и не нужно ехать.    

Огудалова. Что ты, Лариса, зачем от него  прятаться! Он не разбойник.    

Лариса. Что вы меня не слушаете! Топите  вы меня, толкаете в пропасть!    

Огудалова. Ты сумасшедшая.    

Карандышев. Чего вы боитесь?    

Лариса. Я не за себя боюсь.    

Карандышев. За кого же?    

Лариса. За вас.    

Карандышев. О, за меня не бойтесь! Я в  обиду не дамся. Попробуй он только задеть меня, так увидит.    

Огудалова. Нет, что вы! Сохрани вас бог!  Это ведь не Вася. Вы поосторожнее с ним, а то жизни не рады будете.    

Карандышев (у окна). Вот, изволите  видеть, к вам подъехал; четыре иноходца в ряд и цыган на козлах с кучером.  Какую пыль в глаза пускает! Оно, конечно, никому вреда нет, пусть тешится; а в  сущности-то и гнусно, и глупо.    

Лариса (Карандышеву). Пойдемте,  пойдемте ко мне в комнату. Мама, прими сюда, пожалуйста, отделайся от его  визитов!    

     

Лариса и Карандышев уходят.  Входит Паратов.    

 Явление седьмое    

     

Огудалова и Паратов.    

     

Паратов (всю сцену ведет в  шутливо-серьезном тоне). Тетенька, ручку!    

Огудалова (простирая руки). Ах,  Сергей Сергеич! Ах, родной мой!    

Паратов. В объятия желаете заключить?  Можно. (Обнимаются и целуются.)    

Огудалова. Каким ветром занесло? Проездом,  вероятно?    

Паратов. Нарочно сюда, и первый визит к  вам, тетенька.    

Огудалова. Благодарю. Как поживаете, как  дела ваши?    

Паратов. Гневить бога нечего, тетенька,  живу весело, а дела не важны.    

Огудалова (поглядев на Паратова).  Сергей Сергеич, скажите, мой родной, что это вы тогда так вдруг исчезли?    

Паратов. Неприятную телеграмму получил,  тетенька.    

Огудалова. Какую?    

Паратов. Управители мои и управляющие  свели без меня домок мой в ореховую скорлупку-с. Своими операциями довели было  до аукционной продажи мои пароходики и все движимое и недвижимое имение. Так я  полетел тогда спасать свои животишки-с.    

Огудалова. И, разумеется, все спасли и все  устроили.    

Паратов. Никак нет-с; устроил, да не  совсем, брешь порядочная осталась. Впрочем, тетенька, духу не теряю и веселого  расположения не утратил.    

Огудалова. Вижу, что не утратил.    

Паратов. На одном потеряем, на другом  выиграем, тетенька; вот наше дело какое.    

Огудалова. На чем же вы выиграть хотите?  Новые обороты завели?    

Паратов. Не нам, легкомысленным  джентльменам, новые обороты заводить! За это в долговое отделение, тенька. Хочу  продать свою волюшку.    

Огудалова. Понимаю: выгодно жениться  хотите. А во сколько вы цените свою волюшку?    

Паратов. В полмиллиона-с.    

Огудалова. Порядочно.    

Паратов. Дешевле, тетенька, нельзя-с,  расчету нет, себе дороже, сами знаете.    

Огудалова. Молодец мужчина.    

Паратов. С тем возьмите.    

Огудалова. Экой сокол! Глядеть на тебя да  радоваться.    

Паратов. Очень лестно слышать от вас.  Ручку пожарите! (Целует руку.)    

Огудалова. А покупатели, то есть  покупательницы-то, есть?    

Паратов. Поискать, так найдутся.    

Огудалова. Извините за нескромный вопрос!    

Паратов. Коли очень нескромный, так не  спрашивайте: я стыдлив.    

Огудалова. Да полно тебе шутить-то! Есть  невеста или нет? Коли есть, так кто она?    

Паратов. Хоть зарежьте, не скажу.    

Огудалова. Ну, как знаешь.    

Паратов. Я бы  желал засвидетельствовать свое почтение Ларисе Дмитриевне.  Могу я ее видеть?    

Огудалова. Отчего же. Я ее сейчас пришлю к  вам. (Берет футляр с вещами.) Да вот, Сергей Сергеич, завтра Ларисы  рождение, хотелось бы подарить ей эти вещи, да денег много нехватает.    

Паратов. Тетенька, тетенька! ведь уж  человек с трех взяла! Я тактику-то вашу помню.    

Огудалова (берет Паратова за ухо).  Ах ты, проказник!    

Паратов. Я завтра сам привезу подарок,  получше этого.    

Огудалова. Я позову к вам Ларису. (Уходит.)    

     

Входит  Лариса.    

 Явление восьмое    

     

Паратов и Лариса.    

     

Паратов. Не ожидали?    

Лариса. Нет, теперь не ожидала. Я ждала  вас долго, но уж давно перестала ждать.    

Паратов. Отчего же перестали ждать?    

Лариса. Не надеялась дождаться. Вы  скрылись так неожиданно, и ни одного письма…    

Паратов. Я не писал потому, что не мог  сообщить вам ничего приятного.    

Лариса. Я так и думала.    

Паратов. И замуж выходите?    

Лариса. Да, замуж.    

Паратов. А позвольте вас спросить: долго  вы меня ждали?    

Лариса. Зачем вам знать это?    

Паратов. Мне не для любопытства, Лариса  Дмитриевна; меня интересуют чисто теоретические соображения. Мне хочется знать,  скоро ли женщина забывает страстно любимого человека: на другой день после  разлуки с ним, через неделю или через месяц… имел ли право Гамлет сказать  матери, что она «башмаков еще не износила» и так далее.    

Лариса. На ваш вопрос я вам не отвечу,  Сергей Сергеич; можете думать обо мне, что вам угодно.    

Паратов. Об вас я всегда буду думать с  уважением; но женщины вообще, после вашего поступка, много теряют в глазах  моих.    

Лариса. Да какой мой поступок? Вы  ничего не знаете,    

Паратов. Эти «кроткие, нежные взгляды»,  этот сладкий любовный шопот, – когда каждое слово чередуется с глубоким  вздохом, – эти клятвы… И все это через месяц повторяется другому, как  выученный урок. О, женщины!    

Лариса. Что «женщины»?    

Паратов. Ничтожество вам имя!    

Лариса. Ах, как вы смеете так обижать  меня? Разве вы знаете, что я после вас полюбила кого-нибудь? Вы уверены в этом?    

Паратов. Я не уверен, но полагаю.    

Лариса. Чтобы так жестоко упрекать,  надо знать, а не полагать.    

Паратов. Вы выходите замуж?    

Лариса. Но что меня заставило… Если  дома жить нельзя, если во время страшной, смертельной тоски заставляют  любезничать, улыбаться, навязывают женихов, на которых без отвращения нельзя  смотреть, если в доме, скандалы, если надо бежать и из дому и даже из городу?    

Паратов. Лариса, так вы?..    

Лариса. Что «я»? Ну, что вы хотели  сказать?    

Паратов. Извините! Я виноват перед вами.  Так вы не забыли меня, вы еще… меня любите?    

     

Лариса  молчит.    

     

Ну,  скажите, будьте откровенны!    

Лариса. Конечно, да. Нечего и  спрашивать.    

Паратов (нежно целует руку Ларисы).  Благодарю вас, благодарю.    

Лариса. Вам только и нужно было: вы –  человек гордый.    

Паратов. Уступить вас я могу, я должен  по обстоятельствам; но любовь вашу уступить было бы тяжело.    

Лариса. Неужели?    

Паратов. Если бы вы предпочли мне  кого-нибудь, вы оскорбили бы меня глубоко, и я нелегко бы простил вам это.    

Лариса. А теперь?    

Паратов. А теперь я во всю жизнь сохраню  самое приятное воспоминание о вас, и мы расстанемся, как лучшие друзья.    

Лариса. Значит, пусть женщина плачет,  страдает, только бы любила вас?    

Паратов. Что делать, Лариса Дмитриевна!  В любви равенства нет, это уж не мной заведено. В любви приходится иногда и  плакать.    

Лариса. И непременно женщине?    

Паратов. Уж, разумеется, не мужчине.    

Лариса. Да почему?    

Паратов. Очень просто; потому что если  мужчина заплачет, так его бабой назовут; а эта кличка для мужчины хуже всего,  что только может изобресть ум человеческий.    

Лариса. Кабы любовь-то была равная с  обеих сторон, так слез-то бы не было. Бывает это когда-нибудь?    

Паратов. Изредка случается. Только уж  это какое-то кондитерское пирожное выходит, какое-то безэ.    

Лариса. Сергей Сергеич, я сказала вам  то, чего не должна была говорить; я надеюсь, что вы не употребите во зло моей  откровенности.    

Паратов. Помилуйте, за кого же вы меня  принимаете! Если женщина свободна, ну, тогда другой разговор… Я, Лариса  Дмитриевна, человек с правилами, брак для меня дело священное. Я этого  вольнодумства терпеть не могу. Позвольте узнать: ваш будущий супруг, конечно,  обладает многими достоинствами?    

Лариса. Нет, одним только.    

Паратов. Немного.    

Лариса. Зато дорогим.    

Паратов. А именно?    

Лариса. Он любит меня.    

Паратов. Действительно дорогим; это для,  домашнего обихода очень хорошо.    

     

Входят  Огудалова и Карандышев.    

 Явление девятое    

     

Паратов, Лариса, Огудалова,  Карандышев, потом лакей.    

     

Огудалова. Позвольте вас познакомить,  господа! (Паратову.) Юлий Капитоныч Карандышев. (Карандышеву.)  Сергей Сергеич Паратов.    

Паратов (подавая руку Карандышеву).  Мы уже знакомы. (Кланяясь.) Человек с большими усами и малыми  способностями. Прошу любить и жаловать. Старый друг Хариты Игнатьевны и Ларисы  Дмитриевны.    

Карандышев (сдержанно). Очень  приятно.    

Огудалова. Сергей Сергеич у нас в даме как  родной.    

Карандышев. Очень приятно.    

Паратов (Карандышеву). Вы не  ревнивы?    

Карандышев. Я надеюсь, что Лариса  Дмитриевна не подаст мне никакого повода быть ревнивым.    

Паратов. Да ведь ревнивые люди ревнуют  без всякого повода.    

Лариса. Я ручаюсь, что Юлий Капитоныч  меня ревновать не будет.    

Карандышев. Да, конечно; но если бы…    

Паратов. О да, да. Вероятно, это было бы  что-нибудь очень ужасное.    

Огудалова. Что вы, господа, затеяли! Разве  нет других разговоров, кроме ревности!    

Лариса. Мы, Сергей Сергеич, скоро едем  в деревню.    

Паратов. От прекрасных здешних мест?    

Карандышев. Что же вы находите здесь  прекрасного?    

Паратов. Ведь это как кому; на вкус, на  цвет образца нет.    

Огудалова. Правда, правда. Кому город  нравится, а кому деревня.    

Паратов. Тетенька, у всякого свой вкус:  один любит арбуз, другой свиной хрящик.    

Огудалова. Ах, проказник! Откуда вы  столько пословиц знаете?    

Паратов. С бурлаками водился, тетенька,  так русскому языку выучишься.    

Карандышев. У бурлаков учиться русскому  языку?    

Паратов. А почему ж у них не учиться?    

Карандышев. Да потому, что мы считаем их…    

Паратов. Кто это: мы?    

Карандышев (разгорячись). Мы, то  есть образованные люди, а не бурлаки.    

Паратов. Ну-с, чем же вы считаете  бурлаков? Я судохозяин и вступаюсь за них; я сам такой же бурлак.    

Карандышев. Мы считаем их образцом грубости  и невежества.    

Паратов. Ну, далее, господин Карандышев!    

Карандышев. Все, больше ничего.    

Паратов. Нет, не все, главного недостает:  вам нужно просить извинения.    

Карандышев. Мне – извиняться!    

Паратов. Да, уж нечего делать, надо.    

Карандышев. Да с какой стати? Это мое  убеждение.    

Паратов. Но-но-но-но! Отвилять нельзя.    

Огудалова. Господа, господа, что вы!    

Паратов. Не беспокойтесь, я за это на  дуэль не вызову: ваш жених цел останется; я только поучу его. У меня правило:  никому ничего не прощать; а то страх забудут, забываться станут.    

Лариса (Карандышеву). Что вы  делаете? Просите извинения сейчас, я вам приказываю.    

Паратов (Огудаловой). Кажется,  пора меня знать. Если я кого хочу поучить, так на неделю дома запираюсь да  казнь придумываю.    

Карандышев (Паратову). Я не понимаю.    

Паратов. Так выучитесь прежде понимать,  да потом и разговаривайте!    

Огудалова. Сергей Сергеич, я на колени  брошусь перед вами; ну, ради меня, извините его!    

Паратов (Карандышеву).  Благодарите Хариту Игнатьевну. Я вас прощаю. Только, мой родной, разбирайте  людей! Я еду-еду, не свищу, а наеду – не спущу.    

     

Карандышев  хочет отвечать.    

     

Огудалова. Не возражайте, не возражайте! А  то я с вами поссорюсь. Лариса! Вели шампанского подать да налей им по  стаканчику – пусть выпьют мировую.    

     

Лариса уходит.    

     

И уж,  господа, пожалуйста, не ссорьтесь больше. Я женщина мирного характера; я люблю,  чтоб все дружно было, согласно.    

Паратов. Я сам мирного характера, курицы  не обижу, я никогда первый не начну; за себя я вам ручаюсь…    

Огудалова. Юлий Капитоныч, вы – еще  молодой человек, вам надо быть поскромнее, горячиться не следует. Извольте-ка  вот пригласить Сергея Сергеича на обед, извольте непременно! Нам очень  приятно быть с ним вместе.    

Карандышев. Я и сам хотел. Сергей Сергеич,  угодно вам откушать у меня сегодня?    

Паратов (холодно). С  удовольствием.    

     

Входит  Лариса, за ней человек с бутылкой шампанского в руках и стаканами на подносе.    

     

Лариса (наливает). Господа,  прошу покорно.    

     

Паратов  и Карандышев берут стаканы.    

     

Прошу  вас быть друзьями.    

Паратов. Ваша просьба для меня равняется  приказу.    

Огудалова (Карандышеву). Вот и вы  берите пример с Сергея Сергеича!    

Карандышев. Про меня нечего и говорить: для  меня каждое слово Ларисы Дмитриевны – закон.    

     

Входит  Вожеватов.    

 Явление десятое    

     

Огудалова, Лариса, Паратов, Карандышев,  Вожеватов, потом Робинзон.    

     

Вожеватов. Где шампанское, там и мы.  Каково чутье! Харита Игнатьевна, Лариса Дмитриевна, позвольте белокурому в  комнату войти!    

Огудалова. Какому белокурому?    

Вожеватов. Сейчас увидите. Войди, белокур!    

     

Робинзон входит.    

     

Честь  имею представить вам нового друга моего: лорд Робинзон.    

Огудалова. Очень приятно.    

Вожеватов (Робинзону). Целуй ручки!    

     

Робинзон  целует руки у Огудаловой и Ларисы.    

     

Ну,  милорд, теперь поди сюда!    

Огудалова. Что это вы как командуете вашим  другом?    

Вожеватов. Он почти не бывал в дамском  обществе, так застенчив. Все больше путешествовал, и по воде, и по суше, а вот  недавно совсем было одичал на необитаемом острове. (Карандышеву.) Позвольте  вас познакомить! Лорд Робинзон, Юлий Капитоныч Карандышев!    

Карандышев (подавая руку Робинзону).  Вы уж давно выехали из Англии?    

Робинзон. Yes. (Йес) [[9]].    

Вожеватов (Паратову). Я его слова  три по-английски выучил да, признаться, и сам-то не много больше  знаю. (Робинзону.) Что ты на вино-то поглядываешь? Харита Игнатьевна,  можно?    

Огудалова. Сделайте одолжение.    

Вожеватов. Англичане ведь целый день пьют  вино, с утра.    

Огудалова. Неужели вы целый день пьете?    

Робинзон. Yes.    

Вожеватов. Они три раза завтракают да  потом обедают с шести часов до двенадцати.    

Огудалова. Возможно ли?    

Робинзон. Yеs.    

Вожеватов (Робинзону). Ну, наливай!    

Робинзон (налив стаканы). If you please (Иф ю плиз)![[10]] (Пьют.)    

Паратов (Карандышеву). Пригласите  и его обедать! Мы с ним везде вместе, я без него не могу.    

Карандышев. Как его зовут?    

Паратов. Да кто ж их по имени зовет!  Лорд, милорд…    

Карандышев. Разве он лорд?    

Паратов. Конечно, не лорд; да они так  любят. А то просто: сэр Робинзон.    

Карандышев (Робинзону). Сэр  Робинзон, прошу покорно сегодня откушать у меня.    

Робинзон. I thank you (Ай сенк ю) [[11]].    

Карандышев (Огудаловой). Харита  Игнатьевна, я отправлюсь домой, мне нужно похлопотать кой о чем. (Кланяясь  всем.) Я вас жду, господа. Честь имею кланяться! (Уходит.)    

Паратов (берет шляпу). Да и нам  пора, надо отдохнуть с дороги.    

Вожеватов. К обеду приготовиться.    

Огудалова. Погодите, господа, не все  вдруг.    

     

Огудалова и Лариса уходят за Карандышевым  в переднюю.    

 Явление одиннадцатое    

     

Паратов, Вожеватов и Робинзон.    

     

Вожеватов. Понравился вам жених?    

Паратов. Чему тут нравиться! Кому он  может нравиться! А еще разговаривает, гусь лапчатый.    

Вожеватов. Разве было что?    

Паратов. Был разговор небольшой.  Топорщился тоже, как и человек, петушиться тоже вздумал. Да погоди, дружок, я  над тобой, дружок, потешусь. (Ударив себя по лбу.) Ах, какая мысль  блестящая! Ну, Робинзон, тебе предстоит работа трудная, старайся…    

Вожеватов. Что такое?    

Паратов. А вот что… (Прислушиваясь.)  Идут. После скажу, господа.    

     

Входят  Огудалова и Лариса.    

     

Честь  имею кланяться.    

Вожеватов. До свидания! (Раскланиваются.)    

     

 Действие третье    

     

Лица    

     

Евфросинья  Потаповна, тетка  Карандышева.    

Карандышев.    

Огудалова.    

Лариса.    

Паратов.    

Кнуров.    

Вожеватов.    

Робинзон.    

Иван.    

Илья-цыган.    

     

Кабинет  Карандышева; комната, меблированная с претензиями, но без вкуса; на одной стене  прибит над диваном ковер, на котором развешано оружие; три двери: одна в середине,  две по бокам.    

 Явление первое    

     

Евфросинья  Потаповна  и Иван (выходит из двери налево)    

     

Иван. Лимонов пожалуйте!    

Евфросинья  Потаповна. Каких  лимонов, аспид?    

Иван. Мессинских-с.    

Евфросинья  Потаповна. На  что они тебе понадобились?    

Иван. После обеда которые господа  кофей кушают, а которые чай, так к чаю требуется.    

Евфросинья  Потаповна.  Вымотали вы из меня всю душеньку нынче. Подай клюковного морсу, разве не все  равно. Возьми там у меня графинчик; ты поосторожнее, графинчик-то старенький,  пробочка и так еле держится, сургучиком подклеена. Пойдем, я сама  выдам. (Уходит в среднюю дверь, Иван за ней.)    

     

Входят  Огудалова и Лариса слева.    

     

Явление второе    

     

Огудалова и Лариса.    

     

Лариса. Ах, мама, я не знала, куда  деться.    

Огудалова. Я так и ожидала от него.    

Лариса. Что за обед, что за обед! А еще  зовет Мокия Парменыча! Что он делает?    

Огудалова. Да, угостил, нечего сказать.    

Лариса. Ах, как нехорошо! Нет хуже  этого стыда, когда приходится за других стыдиться. Вот мы ни в чем не виноваты,  а стыдно, стыдно, так бы убежала куда-нибудь. А он как будто не замечает  ничего, он даже весел.    

Огудалова. Да ему и заметить нельзя: он  ничего не знает, он никогда и не видывал, как порядочные люди обедают. Он еще  думает, что удивил всех своей роскошью, вот он и весел. Да разве ты не  замечаешь? Его нарочно подпаивают.    

Лариса. Ах, ах! Останови его, останови  его!    

Огудалова. Как остановить! Он – не  малолетний, пора без няньки жить.    

Лариса. Да ведь он не глуп, как же он  не видит этого!    

Огудалова. Не глуп, да самолюбив.  Над ним подтрунивают, вина похваливают, он и рад; сами-то только  вид делают, что пьют, а ему подливают.    

Лариса. Ах! Я боюсь, всего боюсь. Зачем  они это делают?    

Огудалова. Да так просто, позабавиться  хотят.    

Лариса. Да ведь они меня терзают-то?    

Огудалова. А кому нужно, что ты  терзаешься. Вот, Лариса, еще ничего не видя, а уж терзание; что дальше-то  будет?    

Лариса. Ах, дело сделано; можно только  жалеть, а исправить нельзя.    

     

Входит  Евфросинья Потаповна.