1 2 3 4 
Она по-прежнему ничего не видела. Мрак стал совершенно непроницаемым: твари койаров не нуждались в свете.
«Меч, помоги мне!» – точно заклинание, истово прошептала Арьята и тотчас ощутила знакомый холодок невесомого эфеса в правой ладони. Она вслепую рубанула перед собой, невидимый клинок врезался в камни пола, брызнул целый фонтан зелёных искр; Арьята успела заметить добрую дюжину отвратительных шевелящихся отростков – она отрубила концы потянувшихся к ней щупалец.
Быстрый блеск искр на долю мгновения, но всё же осветил внутренности тёмной башни, и Арьята увидела прямо перед собой шевелящийся живой куст тёмно-зелёных извивающихся рук-змей; из самой их гущи на окружающее с тупой злобой пялились три или даже четыре больших, смахивающих на тарелки бесцветных глаза. И там, среди этого живого леса, мелькало в стремительном движении мощное человеческое тело, с головы до ног затянутое в чёрное; его окружали серебристо-зеленоватые отблески бешено крутящейся вокруг него стали. Два глаза чудовища были уже разрублены, на камнях пола валялась целая охапка отсечённых щупалец, всё ещё делавших попытки ползти, обвиться и душить. Заметила Арьята и несколько чёрных круглых дыр в полу – как видно, колодцев, откуда сейчас валом валила многообразная нечисть. Память Арьяты запечатлела эту картину в мельчайших подробностях – всех этих многоногих пауков, крылатых скорпионов, громадных псов со змеиными головами… Казалось невероятным, что всё это множество тварей смогло втиснуться в небольшую, тесную на первый взгляд сторожевую башню. Сейчас она представлялась Арьяте беспредельной: исчезла даже та дверь, через которую они вошли, вокруг были только враги и верный их союзник – непроглядный мрак.
Погасла последняя зелёная искра. Не секунды – доли мгновения были оставлены судьбой Арьяте, потому что со всех сторон уже нацелились на неё и клыки, и лапы, и жала. Сколько времени нужно было стремительным тварям, чтобы покрыть те несколько футов, которые ещё отделяли их от беспомощной, растерянной девчонки?..
Растянувшись в долгом прыжке, мелькнуло тело Атора, из его руки вырвалась убийственная метательная звёздочка; она впилась в шею оказавшегося впереди всех крылатого скорпиона, уложив чудовище наповал, а в следующее мгновение вокруг Арьяты, казалось, вспыхнул сам воздух.
Невидимый меч оставлял за собой багряно-алую дорожку цвета чистого закатного пламени – он словно обращал во прах сами колдовские чары, пропитавшие здесь всё вокруг.
Твари кинулись на Арьяту со всех сторон. Никакой мечник не смог бы отразить их атаку, не имея стены за своей спиной. Эти страшилища были хорошо обучены искусству нападать скопом, не мешая при этом друг другу. Крылатые взлетели в воздух, ползучие распластались по каменным плитам, бегающие на лапах оказались в середине.
Арьята не знала, жив ли ещё Атор или его уже терзают безжалостные челюсти. Она рубилась, как никогда в жизни. В её вытянутой правой руке сидела сама Смерть, неотразимая и неотвратимая; Призрачный Меч совершал один оборот за другим, и камни на его пути покрывались тёмной кровью жертв.
Как ни хороша была атака чудовищ, странный дар неведомого защитника Арьяты оказался сильнее. Множество раз принцессу спасали доли мгновения или дюйма, но ни один враг ни разу не смог прорваться через багровую завесу. Арьята рубила, повинуясь странному инстинкту смерти, точно предсказавшему ей, где в алом куполе её защиты образовалась брешь. Она била на звук, на малейшее колебание воздуха, её память чудесным образом запоминала все мельчайшие подробности, вплоть до хриплого вздоха, чтобы, рассчитав время и место, нанести один-единственный удар. Никому из страшилищ пока не потребовалось второго.
С треском лопались хитиновые панцири скорпионов, их тела разрывало на части, под ноги Арьяте текло что-то липкое и горячее; бились в агонии рассечённые надвое змеи; судорожно дёргались пауки с отрубленными справа или слева ногами.
К изумлению Арьяты, оказалось, что заливающая пол кровь страшилищ способна слабо светиться; теперь принцесса билась уже не вслепую. Весь пол башни исчез под шевелящимся страшным ковром, воздевшим когти, клешни и хвосты с отравленными жалами. Точно вода, чудовища изливались и изливались из чёрных дыр на полу, и не было им конца.
– Пробивайся сюда! – услыхала Арьята истошный вопль Атора. Не переставая вращать вокруг себя невидимый клинок, она взглянула…
Атор держался из последних сил. Он нарубил целую вязанку щупалец громадного сухопутного спрута, у того остался целым только один глаз, но в дело вступили подоспевшие скорпионы, и спутнику Арьяты пришлось туго.
– Зарубить этого!.. – судорожно дёрнувшейся рукой Атор указал на живой куст щупалец. – Покончим с ним – спасёмся!..
Рубя направо и налево, Арьята стала пробиваться к середине башни. Словно разгадав её намерения, дорогу принцессе преградил настоящий живой вал из тел, оскаленных пастей, раскачивающихся чёрных хвостов со смертоносными жалами на концах… Пространство вокруг неё на несколько мгновений расчистилось, но прямо перед ней, высотой больше человеческого роста, воздвиглась живая стена.
– Скорее!..
Крик Атора ударил её словно хлыстом. И Призрачный Меч проделал в стене первую широкую брешь.
Прорваться без единой царапины Арьяте всё же не удалось – зубы одного из змееголовых псов задели её ногу чуть повыше щиколотки, однако и стена не устояла. Перепрыгивая через мёртвые тела, Арьята кинулась к уже опутанному щупальцами Атору. Нет, он не был побеждён, он пошёл на отчаянный риск, дав подтащить себя прямо к ненасытной пасти чудовища, и сейчас пытался поразить мечом последний целый глаз спрута.
Принцесса с диким, первобытным боевым кличем ринулась вперёд. Мало кто смог бы узнать теперь в ней, охваченной самым настоящим боевым безумием, прежнюю чинную Арьяту, ревностно соблюдавшую все самые строгие правила этикета, для которой ничего не могло быть страшнее крохотного пятнышка на белоснежном переднике, в каком она обычно выходила к обедам.
Затрещала одежда, пронзённая на боку промахнувшимся совсем чуть-чуть скорпионьим жалом; Арьята дернулась, освободилась и, проскользнув под рванувшимися ей наперерез щупальцами, прыгнула прямо к пасти чудовища, ещё на лету что есть силы рубанув спрута наискось через последний его глаз.
Она с разгону врезалась в мягкий мех, покрывавший тушу спрута; девушку затрясло во внезапном приступе омерзения, однако Призрачный Меч сделал своё дело. Он рассёк голову чудовища, разрубив кости черепа (у этого спрута оказался череп, в отличие от его морских собратьев), обратив в ошмётки слизи глаз и дойдя до громадного, точно садовый насос, сердца.
Десятки рук-змей тотчас обмякли, повалились на камни беспорядочной грудой; сама же туша спрута внезапно словно бы взорвалась изнутри, озарив внутренности башни холодным бледным огнём. По полу заструились потоки горящей жидкости – то ли крови, то ли ещё чего-то непонятного, вложенного в тварь малефиками Ордена. Тело громадного монстра на глазах съёживалось, опадало, треща, пылала мохнатая шкура, из-под стремительно сгорающих груд мяса показывались белые кости… Остальные страшилища остановились, словно заворожённые гибелью сильнейшего из них.
Не прошло и минуты, как обнажился костяк чудовища. Всё это время Арьята и Атор стояли прямо посреди горящих луж, однако совершенно не чувствовали жара. Впрочем, им было не до этого. Они неотрывно смотрели на шуршащее и шелестящее воинство койаров, ничуть не уменьшившееся, несмотря на потери; принцесса и Атор готовились дать отпор.
Однако пламя без остатка сожрало всю тушу спрута; взорам Арьяты открылся широкий колодец. Его горловину, словно решётка, перегораживали кости сгоревшего страшилища; приглядевшись, принцесса поняла, что кости врастали в камень, – существо было посажено здесь навеки стеречь колодец и, даже если бы очень хотело, никогда бы не смогло убежать.
– Вниз! Прыгай вниз! – не своим голосом заорал Атор в тот миг, когда всё бесчисленное скопище тварей Ордена качнулось вперёд и пошло в новую атаку.
– Куда?! – в панике взвизгнула Арьята. Чёрная пасть колодца казалась ей вратами в царство самой Смерти. Она не могла заставить себя сделать хотя бы шаг к кромке камня, и тогда Атор попросту сгрёб её в охапку и очертя голову ринулся вниз, в непроглядную черноту.
* * *
Дор-Вейтарн спал, только-только забывшись тяжёлым, полным кошмаров сном после целого дня допросов и пыток. Палачи продолжали усердствовать, пытаясь выбить из него признание, – и силы Ворона начинали иссякать. Мучители умели добраться до каждой жилки, умели заставить вопить и корчиться от боли каждую частицу его существа; и магия уже почти не помогала. Волшебник начинал страдать, как простой смертный.
Сон Ворона был тревожен. Он внезапно увидел странную четырехугольную крепость на склоне высокой, увенчанной снежной короной горы и две крохотные фигурки, ползком пробиравшиеся к стенам под покровом темноты; увидел, как они вскарабкались на стену, как поднявшийся первым мужчина несколькими небрежными движениями меча сразил несших стражу чудовищ; увидел, как юноша и девушка, удивительно похожая на принцессу Арьяту, скрылись в чреве угловой башни… Он не знал, как выглядит цитадель койаров снаружи (его привезли сюда с завязанными глазами), но сейчас не сомневался в том, что видит надземную часть твердыни Чёрного Ордена. Сердце дрогнуло недобрым предчувствием – неужели эти двое молодых безумцев решили в одиночку сразиться со всей мощью Чёрного Ордена? Какой ужас, мартиролог пополнится ещё и их именами…
* * *
Арьята и Атор падали совсем недолго. Они с размаху врезались во что-то мягкое, на манер сваленной в груду шерсти. Атор первым вскочил на ноги и поволок за собой принцессу. Над их головами виднелся бледный круг света – устье колодца, в который они прыгнули. Жёсткая рука воина тащила Арьяту к двери.
– Быстрее, пока они не проснулись толком! И не смотри себе под ноги!
Они выскочили в дверь башни, и, уже стоя на пороге, принцесса, не удержавшись, бросила один короткий взгляд назад.
То, что она приняла за шерсть, оказалось огромным клубком мохнатых щупалец, точно таких же, как и у убитого ими спрута в верхнем ярусе. Только здесь на конце каждого имелось по пять розовых присосок, а между ними – большой блёклый глаз…
Арьяту затрясло, и она поспешила выскочить в дверь за Атором. Она успела заметить, что воин что-то быстро и неразборчиво пробормотал, прежде чем отодвинул засов; однако за их спинами зашевелились разбуженные щупальца, и Арьята с Атором опрометью кинулись через крепостной двор.
Их, конечно, уже давно заметили. От главной башни навстречу им ринулись десятка три воинов Ордена, на сей раз – людей, из угловых же выплеснулась настоящая волна чудовищ.
Коротко щёлкнул арбалет, стрела свистнула… и оказалась в руке Атора, спокойно взявшего её из воздуха прямо перед лицом Арьяты. Койары, похоже, больше не могли рисковать. Они получили приказ бить насмерть.
– К башне! – взревел Атор, ловя второй арбалетный болт. – Руби ворота!
Принцесса беспрекословно повиновалась. Один взмах невидимого клинка – и ворота рухнули в облаке пыли, искр и каменной крошки. Похоже было, что ими давным-давно не пользовались, – перед створками поднялась густая поросль травы.
Они влетели в чёрное нутро. Где-то рядом журчала вода; слева от входа угадывался проём в полу – и Атор, не колеблясь ни секунды, попросту столкнул Арьяту вниз, сам тотчас последовав за ней.
Два тела со всплеском упали в воду. Поток оказался быстрым, он стремительно увлекал их куда-то вперёд, в непроглядную тьму.
– Плавать умеешь? – отплевываясь, крикнул Арьяте Атор.
– Умею… немного! – в свою очередь, крикнула она. Иначе разговаривать было невозможно – со всех сторон нарастал слитный, мощный гул. Они плыли в совершенной темноте; точнее, их несло в совершенной темноте, экономя силы, они лишь удерживались на поверхности, что и так оказалось нелёгким делом: вода крутилась, плескалась и пенилась, волны то и дело захлёстывали лицо.
И всё-таки это было куда лучше, чем прорубаться сквозь ряды бесчисленных страшилищ. Воспользовавшись относительной передышкой, Атор не преминул отругать Арьяту – зачем завизжала в башне? Подняла на ноги всю нечисть, а так, глядишь, управившись со спрутом, они добрались бы до водовода, не поднимая общей тревоги…
Хитроумная система заполненных водой коридоров была, очевидно, устроена так, чтобы до времени не ускорять течение потока. По счастью, вода не низвергалась сразу же в неведомые глубины, а текла вниз хоть и быстро, но плавно. Тоннели были заполнены примерно на три четверти, так что принцессе и её спутнику не грозила опасность задохнуться.
– Надеюсь, мы доберёмся до плотины раньше, чем известие о нашем появлении достигнет тамошних постов, – прохрипел Атор.
Принцесса промолчала. Чтобы не потерять друг друга, им пришлось взяться за руки, и, хотя рука Атора, без сомнения, была рукой сильного мужчины, Арьяте его прикосновение отчего-то казалось отвратительным.
Горячка боя постепенно проходила, в свои права начал вступать холод. По водоводу текла талая вода горных снегов, и спустя две-три минуты у Арьяты уже зуб на зуб не попадал. Вдобавок она очень некстати вспомнила слова Ненны о том, сколько простой смертный может выдержать в ледяной воде, и ей стало совсем плохо.
Очевидно, Атор успел подумать об этом.
– Держись! – Он крепко стиснул её плечо. – Держись, дотянем до плотины, там выберемся! Если сведёт судорогой ногу – хватайся за меня и не бойся: не таких лёгких, как ты, из водоворотов почище этого вытаскивал!
И в тот момент, когда Арьята уже готова была потерять сознание от холода, в глаза им неожиданно брызнул нестерпимо яркий после подземного мрака свет: водовод и впрямь кончился самой настоящей плотиной; Арьята сразу же почувствовала, что под ногами очень глубоко. Руки уже отказывались повиноваться ей, и Атору пришлось самому вытаскивать её на каменистый отлогий берег.
– Теперь бегом! – скомандовал он, когда они оба стояли на суше. – Иначе пропадём от холода…
Только теперь Арьята поняла, что без Атора она не прорвалась бы дальше крепостных ворот. Так же ловко и уверенно, как и горными тропами, он вёл её по запутанной системе тоннелей. По счастью, все они были ярко освещены. Свет этот исходил из укреплённых тут и там на стенах стеклянниц, и Арьята в который раз удивилась: как могли попасть сюда эти изящные вещицы, сработанные с большим искусством?
Несколько раз Атор неожиданно прыгал вверх, исчезая в каком-нибудь дупле, и потом втаскивал туда Арьяту. Там оказывался такой же коридор, только менее ухоженный по сравнению с каждым предыдущим…
Наконец, насколько поняла Арьята, они забрались в самое глухое место этого подземного лабиринта. Пол небольшой пещеры покрывал поистине вековой слой пыли, а имевшаяся и здесь на стенке стеклянница светила еле-еле…
– Уф! – выдохнул Атор, бросаясь ничком на камни. – Всё-таки дошли. Несмотря на все твои глупости! Хоть бы поблагодарила…
Арьяте было не до благодарностей. Её колотил жестокий озноб. Атор приподнялся, заглянул ей в лицо… а затем без лишних слов встал, достал из недр своей поистине магической чёрной куртки какую-то флягу, вылил в углубление на полу примерно две пригоршни тёмной маслянистой жидкости и высек огонь.
Оказалось, что жидкость эта горит ничуть не хуже дров, не коптит, да и тепла даёт изрядно. Забившиеся, точно крысы, в щель, принцесса и Атор кое-как подкрепились размокшими остатками провизии.
– Завтра ещё найдётся, что на зуб положить… а потом пояса подтягивать будем! – заключил Атор, ревизовав все их небогатые запасы.
Однако хорошо было и то, что сумели отогреться, обсушиться, и Арьяту перестал мучить холод. От тепла тянуло в сон, но Атор, едва высохла одежда, поспешил затушить свой странный костёр.
– Нам рассиживаться тут нечего, – бросил он, вставая. – Весь Орден уже на ногах – нас ищут… Чувствую – все зверинища свои пооткрывают, всех тварей выпустят.
– Так, а куда тебе дальше-то? – безразличным голосом поинтересовалась Арьята. Ей и впрямь это было всё равно. Перед нею стояла одна-единственная цель – добраться до предводительницы… а там будь что будет.
– Туда же, куда и тебе, – с необычайной серьёзностью ответил Атор. – Нужно покончить со здешними заправилами. Тогда Орден развалится сам. В нём ведь всё построено на древнем колдовстве женщин-предводительниц да двух-трех их ближних сподвижниц. Не станет их – и воины Ордена сами разбегутся кто куда.
Арьята вспомнила ловких, быстрых и – не отнимешь! – отважных койаров, доблестно бившихся и бестрепетно умиравших, и с сомнением покачала головой. Такие вряд ли разбегутся столь быстро.
А Атор продолжал говорить, перечисляя залы орденских подземелий, сторожевые посты и прочее. У него уже давно был готов тщательно обдуманный план, однако ему пришлось «тащить», как он выразился, за собой ещё и Арьяту, и всё пошло хуже некуда – один он бы ещё мог пробраться в крепость без боя со стражниками, теперь же они с Арьятой обнаружены, и началась охота по всем правилам.
– А зачем им на нас охотиться? – по-прежнему равнодушно глядя в одну точку, произнесла Арьята. – Когда они гонялись за мной, то их твари безошибочно брали мой след. Что мешает им точно так же выследить нас здесь?
Атор усмехнулся, сознавая своё превосходство.
– Так в том-то и дело, – снисходительно стал втолковывать он, – что все эти Пылевые Демоны, Сыщики и прочие хороши только за пределами этого замка. Здесь, в цитадели Ордена, их способности им отказывают – плата за сверхчувствительность и сверхчутьё вне его пределов. Таков закон Магии! Чем более сильное волшебное существо создаёшь ты, тем более бессильно должно оно быть в некоем определённом месте, которое как бы уравновесит всё остальное. Предводительница койаров не нашла ничего лучшего, как сделать местом бессилия своих ищеек именно этот замок. Зато во всём остальном Хьёрварде им мало кто может противостоять. Разве что только эльфы… Ну всё, хватит болтать! Вставай, да пошли. Дорога предстоит длинная. И ещё – убивай всех, кто попадётся тебе на пути. С твоими способностями, думаю, это будет нетрудно.
И Арьята не могла не поразиться жёсткому выражению глаз Атора в тот момент, когда он говорил «убивай всех». «Да ведь для него убийство – наивысшее наслаждение!» – ошеломленно подумала принцесса…
Они двинулись по узким старым коридорам, кое-как прорубленным в сплошной скале. Атор вёл принцессу, то ли ориентируясь по каким-то одному ему ведомым знакам на стенах, то ли повинуясь чутью, – во всяком случае, он ни разу не объяснил ей, почему нужно поворачивать, скажем, влево, а не вправо.
– А ты не знаешь, тут темница для пленников есть? – спросила Арьята, подумав, что неплохо было бы сперва освободить Дор-Вейтарна.
– Как же ей не быть, – угрюмо ответил Атор. – Что-то раньше времени туда заторопилась…
– Мне оттуда одного человека нужно вытащить, – пояснила Арьята.
– Вытащить?! – В голосе Атора слышалось неподдельное удивление. – И думать забудь! Оттуда не выбраться.
– Сюда вошли, а оттуда не выберемся? – подняла брови Арьята.
– Я туда дороги не знаю, – набычился Атор, и принцесса поняла: врёт.
Однако ясно было и то, что если Атор упрётся, нужное из него не удастся вырвать никакими силами. Арьята сочла за лучшее пока оставить этот разговор.
Они шли, шли, шли, коридоры раздваивались, вновь сливались, Арьята и Атор сворачивали то вправо, то влево… Принцесса потеряла счёт времени, ей казалось, что они будут идти так вечно.
Внезапно Атор остановился, предостерегающе подняв руку. Принцесса сперва не могла понять, что встревожило её спутника.
– …Да ещё и на этом самом месте! – вдруг с отчаянием в голосе прошептал Атор. И тотчас, словно застыдившись проскользнувшей слабости, приглушённо зарычал на Арьяту: – Давай!.. Не спи, колдунья, нас сейчас живьём поджаривать будут…
Арьята успела заметить, что они остановились возле небольшого чёрного камня в полу коридора, отличавшегося на удивление правильной формой. Скорее всего это был какой-то опознавательный знак.
– Стоим здесь! – успел прохрипеть Атор за миг до того, как в них полетели безжалостные стрелы.

Глава XII

Дор-Вейтарн не мог больше спать. Он грезил наяву, понимая, что его внутреннему взору предстаёт происходящее сейчас на деле в паутине бесконечных тоннелей подземной крепости. Теперь он не сомневался – принцесса Арьята с неизвестным пока ему спутником и впрямь предприняла безумную попытку силой пробиться в цитадель Чёрного Ордена, перейдя от обороны к наступлению. Старый волшебник проследил весь их путь по длинным коридорам; несколько раз дыхание его пресекалось от ужаса, когда рыскавшие тут и там койары оказывались в двух шагах от принцессы и молодого воина. В такие мгновения Ворон всем существом своим взывал о помощи ко всем силам, избравшим себе для жительства этот мир, моля их уберечь отважных. И ему даже начало казаться, что его мольбы услышаны, – в последний момент койары отчего-то сворачивали в другую сторону, избрав неправильный коридор на какой-нибудь развилке.
Однако настал момент, когда койары не ошиблись. Сразу два их отряда по три десятка воинов каждый – да ещё и по дюжине чудовищ в придачу – с обеих сторон замкнули путь принцессе. И обмерший от горя и отчаяния Ворон понял, что на сей раз предводительница не нуждалась в пленниках – её подручные сразу же пустили в ход арбалеты.
Время остановилось для Дор-Вейтарна. В этот миг чудесным прозрением он дотянулся до сознания принцессы, разрывая тягучие тенета, наложенные на него малефиками Ордена, и прочёл в нём, что Арьята шла сюда освободить его.
Волна горячей, идущей из самой глубины сердца благодарности в тот же миг затопила его. Всё, всё, что он имел – жизнь свою, душу и посмертие, – отдал бы он сейчас, чтобы только спасти её!
И сознание волшебника, прежде чем успела вмешаться его собственная воля, воззвало к Владыке Тьмы.
Перед глазами чародея грозно полыхнуло багровое подземное пламя. И он ощутил в себе силу – силу, достаточную для того, чтобы испепелить эти убийственные стрелы, уже летевшие в принцессу и её спутника.
* * *
В воздухе прямо перед лицом Арьяты и Атора вспыхнули десятки огненных росчерков, в которые превратились сорвавшиеся с тетив арбалетные стрелы, полетевшие со всех сторон. Койары слишком поспешили, каждый хотел, чтобы именно его стрела сразила дерзких, и они разрядили своё оружие все разом, не оставив про запас ни одного настороженного самострела.
Атор использовал свой единственный шанс так хорошо, как только мог. Навстречу нападавшим полетел целый рой блестящих металлических звёздочек; тело воина рванулось вперёд в смертельном длинном прыжке, и короткий койарский меч нанёс первый удар, когда ноги Атора ещё не коснулись земли. Поистине он был великим воином, этот странный спутник Арьяты…
Бросилась очертя голову в сечу и принцесса. Всё происшедшее с ней сделало её берсеркером; она ринулась на воинов Ордена, словно измученный жаждой человек бросается к вожделенной влаге. Правую руку уже привычно холодил невидимый меч; и первый же его взмах собрал обильную жатву.
Он рассекал всё, к чему прикасался. Подставленные мечи койаров были для него всё равно что воздух. Ни доспехи, ни щиты, да что там щиты! – и сам камень не мог остановить его убийственный бег. Тела мягко валились под ноги Арьяте, по полу растекалась кровь; сейчас она была воистину самой Смертью.
Она что-то кричала, не разбирая ни слов, ни звуков собственного крика. Бездоспешная, она понимала, что для неё окажется смертельным первый же пропущенный выпад вражеского клинка; и сейчас её старый учитель фехтования мог бы гордиться своей ученицей.
Кто-то из койаров метнул в неё стальную звёздочку, такую же, как у Атора; в последний миг Призрачный Меч задел сверкающий диск, и звёздочка лишь оцарапала плечо Арьяты, вместо того чтобы впиться в горло. С диким, нечеловеческим не то взвизгом, не то воем когда-то чопорная и благовоспитанная принцесса в длинном выпаде упала на левое колено; невидимый клинок рассёк грудь метнувшего.
– Арьята! – раздался крик Атора. – Сюда! Ко мне!
Из плеча принцессы текла кровь, однако и врагов перед ней не осталось. Она поспешно повернулась к Атору – и не увидела, как одна из поверженных ею фигур, кое-как зажимая страшную рану на животе, сумела вытащить из кармана белую тряпицу и промокнула ею те капли крови, что упали на пол из раненого плеча принцессы.
* * *
Однако это увидел в своей камере Дор-Вейтарн. Последние остатки сил были исчерпаны, чтобы спасти принцессу и её спутника от арбалетных стрел; теперь Ворон не мог даже пошевелиться. Заключённый в тюрьме собственной плоти, он мог лишь наблюдать. Даже сил на сопереживание у него уже не осталось.
Ворон видел, как умиравший койар сумел-таки заполучить частичку крови принцессы; воин испустил дух сразу после этого, но торчавший из его правой руки белый лоскут был очень хорошо заметен, и Дор-Вейтарн, по достоинству оценивая предводительницу койаров, прекрасно понимал, куда попадет эта кровь принцессы и какие ужасные чары смогут наложить на Арьяту малефики Ордена, едва эта тряпица окажется у них… Ворон понимал, но сделать уже ничего не мог. Девушке оставалось только одно средство к спасению – добраться до малефиков Ордена, прежде чем они доберутся до неё.
* * *
Арьята бросилась на помощь Атору. Тому приходилось туго, хотя и он уже уложил почти половину своих противников; однако уцелевшие, более сильные и более искусные, чем их неудачные соратники, упёрлись и не отступали ни на шаг. Свистнуло несколько стрел – две Атор поймал, ещё от трёх уклонился, но шестая задела его левый бок, так что Арьята успела вовремя. Её невидимый клинок и тут заставил пяток уцелевших койаров обратиться в бегство, после того как добрый их десяток полёг под Призрачным Мечом принцессы и обычным, стальным, но подъятым очень искусной рукой мечом Атора.
– Скорее, они могут вернуться с подмогой! – прохрипел Атор, зажимая рукой рану в боку. – Руби пол! Вот здесь, возле камня!..
Арьята поспешила повиноваться. Её меч в два удара рассёк слой каменных плит; в небольшой проём хлынул ослепительный свет.
– Туда! Вниз! Они все там – и твоя предводительница тоже! – страшно хрипел Атор.
– Прыгать? – беспомощно воззрилась на дыру принцесса.
– Да, разрази меня Тьма! Немедленно!
Спорить не приходилось. Атор первым протиснул своё тело в неширокий проём; протиснулся и тотчас разжал пальцы. Арьята хотела взглянуть, что произойдёт с ним дальше, но тут из-за поворота вновь выскочили койары – немного, человек десять; девять из них кинулись на Арьяту, а десятый, нагнувшись, зачем-то вырвал из руки одного из убитых какой-то белый лоскут и опрометью кинулся обратно.
Однако, прежде чем арбалетные стрелы сорвались с тетив, Арьята исчезла в проломе.
Она падала вниз, захлёбываясь встречным потоком воздуха, окружённая ярко-белым яростным сиянием. Она ничего не видела вокруг себя; похоже было, что она падает в густом, непроглядном тумане. Но откуда здесь этот слепящий свет? Почему его так много в цитадели койаров? Они же ревностные слуги Зла и, значит, Тьмы?
Внезапно её падение резко замедлилось – как будто она попала в плотный слой ваты. И хотя шлёпнуться на камни даже с не очень большой высоты крайне неприятно, всё обошлось. Арьята вскочила на ноги; она оказалась в огромном зале. Пол был выложен мозаичными картинами, над головой клубились источавшие яркий свет облака. В дальнем конце зала возвышался помост, на котором виднелось несколько человеческих фигур, облачённых в чёрное. Между помостом и Арьятой никого не было.
Подобно тому как дикий зверь чувствует запах тёплой пролитой крови и ещё больше ярится от этого запаха, так принцесса, точно лесная рысь, безошибочно определила, что там, на этом помосте, предводительница Чёрного Ордена, и теперь остановить Арьяту могла только сама Смерть.
За принцессой стремительным койарским бегом нёсся Атор – и никак не мог настичь девушку. Бок о бок они бежали прямо к помосту, на котором стояли пятеро – пять женщин.
Они были высоки, в чёрных облегающих одеждах, таких же, как и на Аторе, и над правым плечом у каждой виднелись одинаковые рукояти мечей. Они стояли тесным кружком, положив руки на плечи друг другу, и не обращали никакого внимания на бегущих Атора с принцессой.
Двести футов… сто пятьдесят… сто… Арьята не чувствовала усталости, ноги сами несли её к роковому помосту. И она не понимала: где же всё многочисленное воинство Ордена, где все их чудовища?
Полсотни футов до помоста.
Четыре из пяти стоявших на помосте женщин сорвались с места. Их тела внезапно взвились в воздух, точно подброшенные невидимыми пружинами. Описав высокие дуги, воительницы опустились на ноги. Сверкнули мечи – и тотчас за спинами Атора и принцессы раздалось знакомое уже шуршание и шевеление. Там, позади, из всех потайных дверей хлынули воины Ордена пополам с чудовищами малефиков.
Из руки Атора вырвался сверкающий веер стальных металлических звёздочек. Казалось, он просто слегка повёл рукой от левого бока вправо, – движения его кисти были настолько быстры, что глаз не мог различить их.
Но на сей раз ему противостоял достойный противник. Наверное, эти воительницы способны были летать: высокий прыжок – и смертельное оружие проносится в считаных долях дюйма от их шей.
С диким рычанием Атор кинулся врукопашную.
До того как их захлестнёт накатывающая сзади орда Чёрного Ордена, оставалось несколько секунд, и Арьята, подняв глаза, поймала взгляд предводительницы.
В этом взгляде был холодный интерес и ещё – затаённое торжество. Драгоценная жертва сама пришла к ней в руки, и какое значение имели потери?
Арьята не могла дотянуться до предводительницы. Между ними кипела схватка – Атор бился с четырьмя воительницами, и пока никто не мог взять верх. Сзади к принцессе мчались воины Ордена, сейчас, ещё мгновение – и полетят стрелы…
И тогда девушка решилась. Пусть же этот верный, вернее самой Смерти, Призрачный Меч отделится от её ладони. Пусть он обретёт свободу. Пусть она сможет метнуть этот клинок, словно обычное боевое железо.
Она широко размахнулась. С её правой руки сорвалось что-то трепещущее, словно токи горячего воздуха над раскалённой жаровней, сорвалось и полетело прямо в грудь предводительнице.
И Арьята, словно обретя крылья, устремилась вслед за своим чудесным оружием, понимая, что, если она промахнется и Призрачный Меч исчезнет, жить ей останется не более нескольких мгновений, но главное даже не это – мать, братья, сестра останутся неотмщёнными, Дор-Вейтарн умрёт в затворе…
Предводительница рассмеялась. Уму непостижимо, как могла она успеть сделать это, когда невидимый клинок уже летел в неё, однако она успела. С презрительной усмешкой, словно считая ниже своего достоинства играть в такие детские игры, она бросила своё вымуштрованное тело вперёд и вверх, навстречу Арьяте.
То, что метнула принцесса, врезалось в каменную стену за помостом, сложенную из огромных, грубо обтёсанных гранитных глыб, – и стена взорвалась изнутри, словно кто-то ударил в неё с другой стороны могучим тараном. Глыбы с грохотом рушились вниз, катились по полу, всё вокруг окуталось каменной пылью.
Где-то чуть правее Атор продолжал свой поединок с воительницами Ордена, и пока никто из искусных противников не мог зацепить друг друга клинком. В нескольких десятках футов позади Арьяты замерло многоразличное воинство Ордена, словно лишившись от ужаса сил; прямо же перед принцессой оказалась предводительница, однако сейчас она даже не смотрела в сторону Арьяты. Гордый и великолепный её прыжок пропал зря; обернувшись, она неподвижно, как и вся её армия, смотрела на рушащуюся стену. Очевидно, она никак не предполагала, что неведомое оружие Арьяты окажется настолько разрушительным, но мало этого – сквозь облака едкой каменной пыли из громадного пролома хлынул столь яростный, обжигающий свет, что Арьята невольно зажмурилась. Левая рука принцессы уже сжимала стилет, Арьята напружинилась, чтобы прыгнуть на спину так кстати повернувшейся к ней затылком предводительницы и разом покончить дело, однако поток низвергавшегося на неё света, казалось, давил, словно ринувшаяся через плотину вода паводка; этот свет как будто пригвоздил Арьяту к полу.
Стих и звон клинков там, где только что бился Атор. Все застыли в гнетущем ожидании, как будто удар Арьяты совершил нечто превратившее стоявших в этом зале прежних лютых врагов в союзников.
Торцевая стена подземелья продолжала разваливаться, и теперь уже нельзя было сказать, что это всецело работа Призрачного Меча. Нет, это выглядело так, словно рухнула темница давно томившихся в заточении страшных сил, вырывающихся теперь на свободу.
Совсем рядом с Арьятой прогрохотала катившаяся по полу каменная глыба, принцесса лишь в самый последний момент успела отпрянуть в сторону; ей показалось, что на пронёсшемся мимо неё обломке нанесены солнечные руны, знаки, коими записывают заклятья лишь находящиеся в наибольшей чести у Молодых Богов колдуны… Но как подобные символы могли угодить в руки Чёрного Ордена? Быть может, это случайность?
Как бы то ни было, но эта глыба вывела принцессу из странного оцепенения. Правая её рука по-прежнему была пуста, Призрачный Меч не возвращался – и Арьята, словно голодная рысь, бросилась на спину предводительнице.
Та опомнилась лишь в последние доли мгновения. Клинок Арьяты пронзил бы шею предводительнице, однако гибкое тело изогнулось дугой, стряхивая с плеч дерзкую девчонку; стилет Арьяты лишь оцарапал лопатку её врага.
– Что… ты… наделала! – вырвалось у предводительницы; на миг Арьята увидела её белое от непереносимого ужаса лицо, горячечно расширившиеся глаза, но тут под их ногами начал рушиться пол, плита, на которой они боролись, внезапно повернулась, и сцепившиеся противницы вместе полетели вниз, так и не разжимая смертельных объятий. Вместе с ними проваливались и Атор, и четыре воительницы Ордена.
Однако падали они недолго. По счастью для Арьяты, предводительница оказалась внизу, когда они обе рухнули на камни…
Противница Арьяты ужом скользнула в сторону, и было отчего – они словно угодили в раскалённый кузнечный горн, залитый нестерпимым для глаз белым огнём. Арьята лишь на миг увидела чёрный край пропасти, откуда поднимались плавные волны белого пламени, и громадные смутные фигуры каких-то великанов, медленно двигавшихся там.
Здесь было настолько жарко, что обжигало кожу, Арьята закричала, корчась от боли, однако её противнице, судя по всему, было не легче. Не помня себя, ничего уже не видя вокруг, Арьята кинулась за единственной своей надеждой на спасение – за своим врагом.
Они оказались в какой-то дыре, пока ещё не заваленной падающими сверху обломками (счастье ещё, что ни один из них не задел Арьяту!); здесь было несколько прохладнее, и тут в руку принцессе вернулся Призрачный Меч. Арьята с воплем попыталась дотянуться до воительницы незримым остриём, однако та и не думала сражаться, со всех ног пустившись наутёк.
Откуда-то сбоку вывернулся Атор; его меч был уже окровавлен: он не терял времени даром и сразил одну из противостоящих ему.
Их настигала сухая волна подземного жара. Кто-то дико закричал позади них – похоже, не повезло ещё кому-то из приближённых предводительницы. Возле устья туннеля с криками метался живой факел, пылавший белым чистым огнём…
Догнать предводительницу оказалось куда как непросто. Отчего-то она не принимала боя, а просто петляла по бесконечному подземному лабиринту, который она, конечно же, знала как свои пять пальцев.
За ними нарастал тяжкий грохот, как будто там, в глубине, всё ещё катилась волна обвалов; но зато теперь они имели дело только с одной воительницей из всех многочисленных армад великого Ордена.
Коридор внезапно кончился тупиком, и только теперь предводительница Чёрных койаров обернулась.

Глава XIII

Под лёгким августовским ветерком чуть шумели кроны могучих древних дубов и буков, что обступили небольшое лесное озерцо, затерянное в глухих чащобах подле оттянувшихся далеко на полдень отрогов Северного хребта. Тихо было здесь и покойно, перекликались птицы, кругами плавал в небе орёл, журчала вода бесчисленных ручьёв, впадавших в озерцо… Сам грозный Ямерт почувствовал бы, как отступает ярящий его гнев, обрати он свой державный взор на этот благословенный край. Старый лесной гном-корневик Вестри подозревал, что место это столь благостно неспроста – уж не обосновались ли где-то поблизости, в невидимых своих крепостях, сами Перворождённые? И хотя за всю долгую жизнь – а Вестри уже сравнялось две сотни лет с добрым гаком – он ни разу не встретил здесь никого из расы Старших Детей Творца, подозрения свои так и не отринул.
Однако сейчас ни ему, ни всем остальным, кто собрался в его просторном жилище под корнями старого бука на самой вершине небольшого холма, не было дела до эльфийских секретов. После долгих усилий корневикам удалось наконец собрать Большой Совет лесных гномов – ушло у них на это почти четыре недели. В таком деле, как судьба самого принца Халланского, нельзя было решить всё мнением одних только корневых гномов.
Собрались почти все сородичи Вестри, многие главы дуплянских родов; не обойдены приглашениями оказались даже веточники, хотя кое-кто из собратьев Вестри и поворчал: зачем, мол, нам эта голытьба, языки у них без костей, то всем известно, и тайну не убережём, и всё дело погубим…
Однако Вестри и его сподвижники всё-таки переубедили маловеров, и впервые за долгие годы лесные гномы собрались на свой Большой Совет.
Глубоко под сухим песчаным холмом несколько поколений семейства Вестри копали просторную нору. Кое в чём она смахивала на жилище народа хоббитов, которые обитают в Мире Средиземья, хотя, конечно, уступала в благоустройстве. Лесные гномы народ простой и довольствуются тем, что может дать чаща: пол был выстелен свежим лапником, в середине стоял большой круглый стол из цельного спила старого дуба, аккуратно выкорчеванные, ошкуренные и обожженные пеньки служили стульями. На столе, застеленном льняной скатертью, стояли высокие дубовые кружки с пенным элем, грудами на деревянных же блюдах были свалены ягоды, орехи, грибы во всевозможных видах и тому подобное. Обычно лесные гномы любят подзакусить, но на сей раз почти вся снедь осталась нетронутой, даже не слишком отличавшиеся умом веточники притихли и с разинутыми ртами слушали Вестри.
Старейшина Лесного Народа был единственным, кто от начала и до конца видел весь бой Дор-Вейтарна с воинами Чёрного Ордена. Любивший поговорить, он теперь во всех подробностях описывал происшествие, не жалея красок, и пребывал на вершине блаженства – ему впервые внимали с таким сосредоточием.
А дело и впрямь было нешуточное. Брать или нет на воспитание дитя человеческого рода или подбросить его куда-нибудь в людское селение, не подвергая себя дальнейшему риску?
Больше всех шумели дуплянники. Корневики, сговорившись заранее, стояли за Вестри – волю волшебника дóлжно выполнить, разве мало от него добра видели? И если он в беде, это ещё не значит, что нужно разом позабыть о его существовании.
– А если вернётся? – припугнул сородичей Вестри. – Вернётся и спросит: мол, как вы тут исполнили, о чём я вас просил?
Однако без крика и великой брани не обошлось. Дуплянники начали с того, что от ребёнка нужно как можно скорее избавиться – а хотя бы его и в реку кинуть!
Корневики дружно возмутились: как можно, эдакое-то злодейство! Большинство же дуплянников, однако, качали головами, лица их были хмуры, и Вестри понял, что собрание заколебалось. Слишком хорошо знали здесь, что такое Чёрный Орден Койаров; и Вестри не мог строго судить своих сородичей.
– Да что же вы такое несёте! – Он поднялся. – Эх вы, темнота! Небось думаете, что, избавившись от младенца, вы и себя спасёте? Как бы не так! Если Чёрный Орден всерьёз за поиски возьмётся – непременно частым бреднем по нашим краям пройдется…
– Так что же, ты ещё хочешь, чтобы они и впрямь нашли здесь этого твоего пащенка?! – забывшись, выкрикнул кто-то.
– Стыд и срам вам, гномы! – возвысил голос Вестри. – Мы ли да не сможем младенца спрятать! И где – в наших же лесах! Да если бы койары и впрямь были столь всемогущи, уже давно бы он попал к ним в руки! Так что охолоните-ка, эля вон холодного попейте да остудитесь. А то кулаками мы все мастера махать.
Мало-помалу ему удалось убедить сомневающихся. Наконец споры стихли.
– Приговорили ли вы, гномство? – задал всем положенный обычаем вопрос Вестри.
– Приговорили, брат! – ответствовали ему собравшиеся также положенной фразой, ответствовали дружно, даже веточники не остались в стороне, а уж о корневиках и говорить нечего.
Как водится, гномы пустили по кругу большую деревянную чашу-братчину, и каждый должен был отпить из неё, подтверждая тем самым данное слово.
Наконец чаша опустела. Гномы вновь расселись по местам, и Вестри поднял руку, призывая к тишине.
– Решено, братья!.. И теперь надо обсудить следующее – где спрячем мы младенца, хотя у меня есть иная мысль.
– Какая же? Говори! – откликнулись разом несколько голосов.
Вестри перевёл дух и медленно произнёс:
– Хочу предложить небывалое, братья… Доверьте мне укрыть ребёнка. Дозвольте мне одному. Ведь кто знает, если один из нас окажется в руках Чёрного Ордена и не выдержит пыток…
Наступила гнетущая тишина.
– Так не всё ли равно? – подал голос один из дуплянников. – Мы же будем знать, что тебе место ведомо… и если кого-то схватят, он укажет на тебя. Так что изменится?
– Дело в том, – с трудом выговорил Вестри, – что я тоже хочу уйти. Уйти вместе с моим подопечным. На место моё изберите кого возжелаете. Понимаю, что говорю вещи небывалые, но так и дела-то какие кругом творятся, не небывалые ли?! Прошу соизволения вашего на это, братья.
Ошеломлённые гномы не сразу обрели дар речи. Чтобы кто-то из них бросил родные места и ушёл куда глаза глядят, в неведомое, неизвестное – такого от сотворения лесов не бывало, как говаривалось у них.
Неожиданно Вестри поддержал один из вожаков дуплянников.
– Нечего тут спорить, – поднявшись, заявил гном. – Чай, у Вестри своя голова на плечах не пустая. Раз он так решил, значит, так тому и быть. А чтоб не думали вы, что я его места под ним ищу, так знайте: даже если и выкрикнут меня – откажусь, о чём сейчас вам всем во всеуслышание и объявлю.
Растерявшиеся гномы не стали спорить. В самом деле, Вестри, многоопытный Вестри, никогда не стал бы затевать никакого дела, не обдумав его сперва семижды семь раз.
Гномство приговорило.
Тем же вечером Вестри с роднёй двинулся в путь – к одному ему ведомому месту, где его ждали четверо корневиков, унесших Трогвара из заклинательной пещеры Дор-Вейтарна.
Старшиной лесных гномов на большом сходе выкрикнули другого корневика, близкого дружка Вестри, – этому клану привыкли доверять.
* * *
Тропинку, которой ходят лесные гномы, не в силах углядеть никакой человеческий глаз. Даже примятая трава спешит распрямиться, после того как пройдут низкорослые путники, – они знают для этого особое Слово. С давних, незапамятных пор блюдут лесные гномы наравне с Хранителями зелёный ковер Покрова Ялини, и за то от младшей, любимой сестры Ямерта получили они немалую власть над растущими на земле созданиями. И потому Слово гнома может заставить подняться примятую его нетяжёлой ногой траву, расступиться густые ветви орешника, обрести крепкость камня рыхлую моховую кочку в глухом болоте-зыбуне.
Потайными путями, не ведомыми ни пущевым хедам, ни болотным троллям, ни иным злобным обитателям чащоб, Вестри вёл свой небольшой караван на северо-запад, где леса упрямо карабкались вверх по пологим склонам далеко оттянувшихся отрогов Северного хребта. Однако шли не просто так, одной ровной, хоть и секретной тропой. Вестри петлял, сдваивал и страивал следы, точно уходящий от погони заяц; несколько раз гномы ныряли в барсучьи норы, спускались ещё ниже – в заброшенные ходы гурров, коих выбили из этих мест полтораста лет назад, когда Вестри был ещё совсем молод. Однако и на его плече оставило след зазубренное навершие гуррского копья… Жестокие тогда были дни и кровавые: непривычным к войне лесным гномам пришлось биться насмерть, однако они выстояли. После того как бежал из их владений последний гурр, многие старейшины предлагали засыпать поганые логовища, однако Вестри тогда пришла в голову не столь уж и сложная мысль – попытаться приспособить разветвлённую, пролегшую под всем лесом систему подземных ходов для нужд самих гномов. Ему удалось убедить сородичей, и с тех пор он прослыл умником. Приглядывать за тоннелями поручили барсукам; так у Лесного Народа появилось надёжное убежище.
И сейчас именно этими-то ходами и вёл своих Вестри, вёл, опасаясь злобных Духов, от которых не скроешься ни на какой из тайных троп. А если колдуны Чёрного Ордена настолько сильны, что смогли справиться с самим Дор-Вейтарном, то такие чародеи запросто закляли бы какого-нибудь такого Духа, чтобы тот выложил им всё, что видел и запомнил… И потому, чтобы даже Духи не смогли понять, куда он держит путь, и путал Вестри следы так, как ещё ни разу в жизни.
Мало-помалу путники приближались к границам владений своего племени. Утро третьего дня пути они встретили уже в предгорьях. Буки и дубы уступили место тёмным горным елям, воздвигнувшимся подобно суровым часовым над легкомысленным разнотравьем высотных лугов. Здесь кончались ходы гурров, и частенько забредали сюда жестокие горные тролли – поохотиться на Лесной Народ, всегда стремившийся на богатые яркими цветами луга. В окрестностях этих лугов обитали лучшие пчелиные семьи, дававшие самый дорогой мёд во всем Западном Хьёрварде. Высокую цену платили за целебные жёлтые соты, полные превосходного медвяного нектара, короли и бароны ближних и дальних земель. Мёд этот обогащал гномов; однако они не понимали надобности в роскоши и предпочитали копить, а не транжирить деньги; не раз приходилось им уже откупаться этим золотом от алчных купцов, подбивавших людей из подлесных деревень вырубить великолепные корабельные рощи. Тогда схороненное в лесных тайниках золото утекало в руки Вольных Охотников; стрелы и копья лихих наёмников всегда внушали купцам должное почтение. И всё же храбрые купцы не оставляли попыток, а значит, гномы не могли бросить свой медовый промысел. Хитрые тролли об этом прекрасно знали.
Вестри осторожно высунул голову из-за ветки. Не дрогнул ни один листик, не шелохнулся ни один стебелёк, даже чуткий ястреб не смог бы заметить движения гнома.
Перед Вестри расстилался обширный луг, на противоположной северной стороне вздымался густой частокол елей, ещё дальше возвышался гребень острых чёрных скал – здесь на поверхность выступали кости земли. Там, среди агатово-тёмных глыб, таился проход в укромную долину, ведомый из всего лесного племени одному только Вестри. Здесь была назначена встреча с теми, кто нёс Трогвара.
Укрыв своих в непролазном орешнике, Вестри долго наблюдал, переползая с места на место. На глаз всё казалось спокойным, и всё же опытного в стычках с нечистью гнома не оставляла тревога. Что-то было не так на этом лугу! Вроде бы как-то странно торчат лапы у ёлок; похоже, что этот цветок не растёт так наискось, а придавлен чьей-то босой ногой и потом распрямлен заклинанием…
Гном взялся за рукоять своего короткого кинжала. Он был заказан у подгорных мастеров и стоил Вестри дохода пяти сезонов медосбора; однако клинок оправдывал цену. Наконец, заметив чуть менее плотный хвойный покров под одной из елей, гном осторожно ковырнул его лезвием – и отшатнулся от ударившей в нос густой вони тролличьего навоза.
Где-то неподалеку была засада.
Вестри тотчас прошиб холодный пот. Первым его желанием было бежать к тому месту, где укрывались родные – жена с тремя детьми, младшие братья с жёнами и племянниками, всего двенадцать душ, – однако гном с большим трудом, но всё же справился с искушением. Ясно как день, что тролль уже всё учуял, – для этих тварей запах их собственного навоза служил сигналом к началу охоты. Дело в том, что тролли почти не оставляют следов, обнаружить их присутствие можно только по кучам навоза. Однако тролли ухитрились и это приспособить для своей же пользы – они закапывали кучи в хвою, начисто отбивавшую запах, но стоило только нарушить покров, как волны удушливой вони расползались далеко окрест, пробуждая тролля ото сна и указывая ему, в каком направлении вести поиски.
«Ну что ж, дубина-орясина, – зло подумал Вестри. – Давай сюда, не медли! Но мы ещё посмотрим, чья возьмёт…»
Гном не сделал ни малейшей попытки сбежать. Содрогаясь от омерзения, он кое-как забросал хвоей зловонную кучу, после чего ловко вскарабкался на ель и затаился. Он знал, что его родные уже тоже почувствовали запах и поспешат укрыться; а ему, Вестри, следовало увести кровопийцу-тролля подальше и от своей семьи, и от того места, куда должны были подойти сородичи с Трогваром.
Тролль не заставил себя ждать. Здоровенная мохнатая туша бесшумно появилась из густого молодого ельника и замерла прямо возле того дерева, на которое взобрался Вестри. Тролль поднял безобразную голову, принюхиваясь; вывернутые наружу ноздри его мясистого носа раздувались, глаза горели багровым. Чутьё у троллей гораздо острее волчьего – от страшилища не могло ускользнуть, что жертва попыталась скрыться в ветвях.
Учуял! Тролль издал короткий торжествующий рык. Лапы вцепились в ствол ели, пасть приоткрылась, обнажив слюнявые клыки.
Замерев, маленький гном с ужасом смотрел вниз. Его колотила крупная дрожь, но если он поддастся страху, то тролль сможет закусить не только им, но и всеми его родными.
Когти тролля царапнули кору. Чудовище легко и быстро полезло наверх, несмотря на всю свою кажущуюся грузность.
Вестри осторожно повернулся головой вниз, перегнувшись через ветку; и когда тролль, подобравшись уже совсем близко, глухо и кровожадно заурчал, предвкушая добрую трапезу, Вестри со всем мужеством отчаяния бросился прямо вниз, на тролля, выставив перед собой кинжал из горной стали.
Сверкающее лезвие легко вспороло чёрный кожаный ошейник, твердую, как железо, шкуру и перерезало яремную вену…
Брызнул фонтан тёмной крови; ломая сучья, тролль с глухим булькающим рёвом рухнул вниз; Вестри посчастливилось оказаться наверху, а не быть придавленным неподъёмной тушей чудовища.
Он вытер пот со лба, поднялся, оправил одежду… Вопли и восторги родственников будут потом, потом он станет, раздувшись от гордости, рассказывать всем встречным и поперечным, как он ловко свалил тролля. А пока Вестри поспешно нагнулся над уже затихшим телом и, пыхтя, кое-как проделал своим кинжалом широкий разрез от шеи наискось через грудь, пытаясь сделать рану похожей на нанесённую мечом. Только один он мог сделать такое – больше ни у кого из его сородичей подобного клинка не было.
И вот Вестри стоял над поверженным чудовищем, а сердце его прыгало, едва не разрывая грудную клетку. Он не мог отвести взгляда от разрезанного его оружием кожаного ошейника на могучей шее тролля. Страшилище было из числа служителей Царицы Маб.
* * *
Спустя некоторое время Вестри со своими родичами, не сводившими с него восхищённых взоров, и унёсшая Трогвара четвёрка встретились в условленном месте, у подножия острого каменного гребня-лезвия, что отгораживал заветную долину от предгорных лесов.
Восторги и поздравления стихли не скоро. Трогвар улыбался, пытаясь ухватить Вестри за бороду своими крошечными ручонками, в то время как глава сословия корневиков давал наставления тем четверым, что должны были вернуться обратно домой.
– И допрежь всего разыщите Царицу Маб, – втолковывал им Вестри. – Разыщите – она небось, как и обычно, подле Мохового Озерка, что рядом с Долгим Болотным Мостом. Скажите ей, мол, нашли вашего тролля, у него шея острым мечом перерублена. А по тем местам койары шарили – небось они его и порешили… Все ясно? Что, как, почему – вы не знаете. Видели только труп. Торопитесь! Если Царица сцепится с Чёрным Орденом, нам от этого ничего, кроме хорошего, не будет. А троллей, быть может, надолго от этого места отвадим.
Четверо товарищей Вестри молча поклонились и, не мешкая, отправились в дорогу.
А сам Вестри, передав Трогвара на руки жене, юркнул в глубь непролазных можжевеловых зарослей: там – он знал – есть заветный качающийся камень. Над ним не властны никакие заклятья, он поворачивается от лёгкого касания руки – если знать, где коснуться и как коснуться. Вестри знал, а до него знал его отец, а ещё раньше – дед; все они хранили этот секрет на крайний случай, если придётся спасаться бегством от врага столь могущественного, что не помогут даже леса со всей их мощью.
Камень повернулся, в скале открылся узкий лаз. Пробираться по нему можно было только ползком; гномы один за другим скрылись в чёрном проёме. Пыхтя, сопя и отдуваясь, родичи Вестри ползли по каменной норе, ежесекундно рискуя застрять. Женщины всхлипывали; гранитная громада скалы, казалось, давит на саму душу…
Однако вскоре всё это кончилось, взорам путников открылась синева небес.
Они стояли на самом верхнем краю глубокой естественной чаши, образованной исполинскими телами гор. Далеко внизу у них под ногами расстилалась укромная долина, со всех сторон окружённая неприступными скалами. Утесы вздымались в поднебесье, словно безмолвные стражи покоя в этом благословенном месте…
А место и впрямь было благословенным. Уж на что свеж и чист воздух родных для Вестри лесов, однако тут он дышал полной грудью, дышал и никак не мог надышаться; ему казалось, что он пьёт ароматное молодое вино, – в голове чуть зашумело с первого же вздоха.
Вниз террасами уходили покрытые зеленью луга, перемежавшиеся узкими сосновыми и еловыми полосами. Дно долины покрывали леса, но не сплошные – виднелись просветы обширных полян, а в самой середине громадной чаши отливало густо-синим небольшое круглое озеро.
– Красота-то какая!.. – восхищённо вздохнул Амаргин, младший брат Вестри.
– Любоваться будем потом, – осадил его старший. – Ну-ка, ноги в руки – и к озеру. До темноты надо будет укрыться.
– Это почему же? – поразился Амаргин. – Тут что, тоже живут какие-нибудь страшилища?
– Здесь – нет, но если мы будем торчать на открытом месте, какая-нибудь крылатая тварь может и углядеть, а потом и передать весть кому не надо.
– Так зачем же мы сюда тащились?
– Когда изопьём из источника, что подле этого озера, – ответил Вестри, – нас никакое чудовище койаров в этой долине уже не разглядит. Понятно?
Столь мудрёные вещи из Высшей Магии всегда приводили простодушных гномов в благоговейный трепет; без долгих проволочек они снова пустились в путь. Жена Вестри, Регомонда, несла на руках Трогвара.
Нет нужды долго описывать, как они спустились по многочисленным террасам, прошли сквозь чистые и звонкие леса, в конце концов уже к вечеру оказавшись у берега тихого озера, как на скорую руку срубили шалаши и как медленно и торжественно испили принесённой Вестри хрустально чистой, холодной до ломоты в зубах воды…
Так началась жизнь Трогвара среди лесных гномов.

Глава XIV

В тупике предводительница обернулась. За её спиной угрюмо чернела дикая скала; казалось, здесь её ни разу не касался резец камнетёса. В глазах воительницы Арьята прочла свой приговор.
– Ну что ж, здесь и настанет конец всей нашей истории, о доблестная принцесса Халланская! – высоким, торжественным стилем произнесла предводительница. – Нам осталось недолго ждать. Ты выпустила на свободу такие силы, что от моей крепости очень скоро ничего не останется – как и от нас с тобой, между прочим. Ну что же ты стоишь? У тебя в руках – Призрачный Меч, шагни вперёд, покончи со мной!
За спиной Арьяты нарастал тяжкий подземный грохот. Стены вздрагивали; свет от хрустальных стеклянниц растворился в яростном сиянии, хлынувшем из дальнего конца тоннеля.
– Ты ненадолго переживёшь меня, – спокойно заметила предводительница. – И ты, и этот изменник.
Атор издал глухое короткое рычание.
– Однако я вновь предлагаю тебе присоединиться ко мне, – невозмутимо продолжала предводительница. – У тебя на груди – Четыре Камня Халлана; не скрою, они нужны мне были столь же сильно, как и твой брат Трогвар. С помощью этих Камней я ещё смогу загнать Создания Света обратно в их вместилище… Выбирай, высокородная Арьята! Но выбирай быстро.
И предводительница, скрестив на груди обтянутые чёрным руки, чуть отклонилась назад, опершись спиной о скалу.
Атор затравленно огляделся; принцесса же словно во сне медленно подняла Призрачный Меч. Её короткой жизни наставал конец; что ж, от судьбы не уйдёшь, учила Ненна, но сперва она, Арьята, своей рукой отомстит убийце родных.
Незримый клинок бесшумно рассёк воздух – и внезапно с фонтаном белых искр врезался в столь же невидимую преграду.
Предводительница упредила её удар.
– Остановись! – не своим голосом завопил Атор, однако было уже поздно. Со страшно исказившимся лицом предводительница ринулась вперёд, её левая рука внезапно раскрылась, точно цветочный бутон, и острая стальная звёздочка ударила прямо в грудь Арьяты.
– Теперь ты моя! – грянул нечеловеческий голос, и рука в чёрном потянулась распахнуть окровавленную одежду на груди принцессы.
Коротко блеснул меч Атора – и отлетел в сторону, отбитый голой ладонью. Сталь не смогла возобладать над укреплённой неведомым чародейством обнажённой плотью; холстина с треском разорвалась, и, затмевая даже лившийся по коридору яростно-белый свет, чисто алым огнём запылали Камни Халлана.
Дрожащие пальцы предводительницы уже стиснули их, когда Арьята со стоном шевельнулась. Бессильно откинутая правая рука вновь поднялась, и Призрачный Меч рухнул поперёк спины владычицы Ордена Койаров.
Но не знавшее доселе преград лезвие вновь со всего маху ударило в невидимый щит; однако и его прочность не была, как видно, беспредельной, потому что предводительница, выгнувшись дугой и испустив хриплый стон, рухнула подле Арьяты и замерла без движения.
Сознание принцессы уже заволакивалось мглой Смерти. «Дор-Вейтарн! Его-то я тоже погубила…» – мелькнула последняя мысль, и Арьята лишилась чувств.
Дор-Вейтарн в своей камере понял, что настал его черёд. Волна жаркой благодарности к этой девочке, до конца пытавшейся спасти его, затопила старого волшебника; она, эта волна, подхватила и понесла его к самым вершинам Силы – на какие-то мгновения он стал всемогущ. Он чувствовал, что рана Арьяты не смертельна, что девушку ещё можно спасти, – и обратил всю свою мощь против тех созданий, что изливали испепеляющий жар в оплавляющиеся тоннели крепости койаров.
Арьяте ещё предстояло постичь их сущность.
Стены темницы волшебника растворялись, дух обретал свободу, со сверкающих крыльев спадали серые путы; поднимаясь над крепостью, Дор-Вейтарн в свои последние мгновения видел высокие султаны дыма, валившие из всех шахт и колодцев цитадели; а там, внизу, в панике металось бесчисленное чёрное воинство, металось и умирало, пожираемое беспощадным белым огнём.
Сердце Дор-Вейтарна тоже обращалось в один косматый клуб жаркого пламени; языки огня уже лизали изнутри рёбра, прорываясь наружу, но волшебник не чувствовал боли – ему предстояло совершить сейчас своё самое главное волшебство.
Твари, заточённые под крепостью койаров, так долго дававшие силы Чёрному Ордену, наконец обрели свободу и сейчас всласть платили своим бывшим хозяевам; не прошло бы и нескольких минут, как огнистые создания дотянулись бы и до Арьяты.
И тогда Дор-Вейтарн сотворил заклятье. Бушевавший в его груди огонь прорвался наружу, и острые языки его, вытягиваясь на сотни и тысячи футов, устремились к тварям, вырванным Призрачным Мечом из заточения. Эти языки превращались в багряные канаты; они сплетались, пересекались, и вскоре все подземелья койаров опутала незримая для смертных, но прочная сеть, стягивавшая всё туже и туже бьющихся Созданий Света.
Уловленный чёрными силками, Свет этот неведомой Дор-Вейтарну магией был давным-давно обращён в наделённые сознанием существа, преобразовывавшие хаотически текущую сквозь всю Великую Совокупность Миров магическую силу в нечто пригодное для использования койарами, – всплыло в сознании Дор-Вейтарна, уже отделяющегося от изглоданного внутренним огнём тела…
Сеть сжималась.
Атор, уже приготовившийся к лютой смерти, с переросшим в безумный восторг изумлением увидел, как страшное сияние угасает; коридоры вновь обретали свой прежний вид, и ровно, как будто ничего и не случилось, светили развешанные на стенах стеклянницы…
Предводительница койаров была как будто бы мертва, Арьята – показалось Атору – тоже; бывший воин Чёрного Ордена наклонился к мерцающим Четырем Камням; пальцы уже коснулись отполированной поверхности, как пол под его ногами вздрогнул и заходил ходуном.
Созданная жизненной силой, внутренним огнём Дор-Вейтарна сеть наконец сжалась в точку, обратив в ничто и спутанных ею страшилищ.
Рушились стены и потолки, подземные залы обращались во прах, гибли обезумевшие твари Чёрного Ордена; однако последняя, уже тающая мысль Ворона была – сохранить жизнь людям! И смертных швырнуло наверх мощной волной сотрясающей землю судороги.
На месте крепости койаров возник новый огнедышащий вулкан. Страшные подземные толчки сотрясали скалы, острые пики рушились, раскатываясь длинными языками каменных осыпей; из жерла вулкана вырывались дымные клубы, а за ними, словно подброшенные рукой какого-то великана, летели тела людей.
Атора отшвырнуло очень далеко, однако он пришёл в себя раньше других. Поднялся, обнажил меч – и пошёл кругами по полю.
Он отыскивал очередного койара, вырванного судьбой из огненной могилы, и коротким ударом заставлял ещё не очнувшегося окончательно расстаться с жизнью. Он бил, словно неживой, в одно и то же место, перерубая шеи былым сотоварищам по рати Чёрного Ордена. Брызгала кровь, пятная одежду, мало-помалу Атор приобретал кошмарный вид вампира, выбравшегося из могилы и дорвавшегося до вожделенной живой добычи…
Однако среди тел он не нашёл ни предводительницы, ни Арьяты.
Рука принцессы сжимала разорванный мешочек с Камнями Халлана, по-прежнему остававшийся у неё на груди, само же её тело покоилось на мягких струях невидимых воздушных потоков. Прозрачные руки Духов Воздуха бережно несли принцессу, получив строгий приказ Того, Имя Которого Они Не Могли Произнести.
Под ними проплывали равнины Халлана; мало-помалу дети Эфира уклонялись к северу, уклонялись, пока внезапно не ощутили мощный и грубый приказ, исходивший вовсе не от пославшего их; однако, прежде чем они смогли дать отпор, тело Арьяты выпало из их мягких объятий и камнем понеслось к земле.
Там, на крошечной лесной опушке, подле круглого озера с топкими моховыми берегами, стояла женщина в тёмно-зелёных одеждах. Хотя внизу и царило безветрие, её иссиня-чёрные волосы развевались, иссечённые морщинами ладони вытянутых навстречу Арьяте рук словно бы готовились обнять её… А подле этой немолодой женщины стояли в благоговейном молчании три здоровенных тролля в чёрных кожаных ошейниках.
Та, которую Вестри называл Царицей Маб, властно вмешалась в происходящее.
Арьята пришла в себя от острой боли в груди. Чувство было такое, словно из неё тащили живую кость. Новая вспышка боли заставила тело изогнуться в мучительном спазме, однако тут же пришло и облегчение…
Что-то влажное коснулось лба Арьяты, что-то пропитанное густым остро пахнущим отваром редких лесных корней, неприметных, о которых не знают даже самые искусные люди-травники, – и один лишь запах этого отвара отогнал красную пелену боли, затягивавшую сознание.
Арьята смогла поднять веки. Над ней склонилось лицо женщины, вытянутое, с заострённым подбородком и чуть выступающими скулами; огромные чёрные глаза казались встревоженными. От крыльев острого носа к узким бледным губам тянулись глубокие складки, множество морщин птичьей лапой разбегалось и от уголков глаз.
На лоб Арьяты легли длинные тонкие пальцы с острыми ногтями.
– Ну, вот ты и очнулась, – проговорил холодный голос – холодный не от отношения говорившей к Арьяте, а просто такой по природе; и, несмотря на врожденную скрипучесть, в нём ощущались нотки участия и сочувствия.
– Сейчас тебе принесут поесть. Молчи! Тебе вредно говорить. И постарайся поменьше шевелиться. Я вытащила из тебя вот это. – Перед глазами Арьяты показалась знакомая стальная звёздочка, вся покрытая засохшей уже кровью. – Просто чудо, что ты протянула так долго. Ладно, беседы потом, сперва обед. Тревор!
Появился низенький лесной гном с деревянным подносом, уставленным всяческой снедью; он ловко устроился у изголовья принцессы и, не чинясь, принялся кормить её с ложки – Арьята только и могла, что раскрывать рот, даже рукой пошевелить она была не в состоянии…
Прошло несколько дней. Тревор, как нянька, ухаживал за принцессой, кормил, поил, умывал; и едва Арьята смогла внятно произнести первое слово, он тотчас позвал к ней хозяйку.
– Я тебе известна как Царица Маб, – без всяких вступлений и объяснений начала та, едва устроившись в поставленном подле постели Арьяты громадном кресле.
Принцесса с трудом подавила изумлённый вскрик.
– Да-да, та самая, из сказок и преданий твоего народа. – Хозяйка несколько раз кивнула, на лицо упали тяжёлые чёрные пряди, совершенно не тронутые сединой. – История моя долгая, когда-нибудь я расскажу её тебе всю; но пока меня больше занимает случившееся с тобой. Что произошло в крепости койаров? Я ощутила страшный толчок в тех краях; я сама враждую с Чёрным Орденом – они ни за что ни про что убили одного из моих слуг, троллей, когда шарили по северным лесам, – и сгораю от нетерпения узнать, как ты в одиночку смогла одолеть непобедимый Орден. У тебя на груди Четыре Камня Халлана, и это значит, что ты – высокородная принцесса Арьята, наследница престола, захваченного новой Владычицей.
Принцесса невольно схватилась за холщовый мешочек на груди.
– Не бойся, я их не тронула. Они твои, хотя вряд ли будут иметь силу в борьбе с Перворождёнными… Но обо всём об этом – после. Я слушаю тебя.
И Арьята заговорила. В хищном лице Царицы Маб, обращённом к ней, девушка видела лишь интерес, участие да ещё какую-то печаль, смертельную, неизбывную тоску, которую не излечишь уже ничем.
Однако говорила принцесса осторожно. Этой Царице Маб вовсе не обязательно было знать о пропавшем Трогваре, и потому принцесса говорила только о своих собственных приключениях. Когда она дошла до Призрачного Меча, длинные и тонкие пальцы Царицы сжались в кулаки, она даже прикусила губу.
– Что-то не так? – спросила Арьята. – Ты знаешь, откуда он взялся у меня?
– Что ты, что ты, нет, конечно! – замахала руками Царица, и по тому, насколько старательно она пыталась убедить принцессу, что ничего не знает, Арьята догадалась, что её собеседница отчего-то предпочитает придерживать на этот счёт язык за зубами.
– Мне нельзя это знать? – в упор спросила принцесса, и Царица Маб отвела глаза.
– Нельзя! – тем не менее последовал непреклонный ответ.
Повесть Арьяты длилась долго. Слушая, Царица время от времени вполголоса вставляла замечания, словно для себя самой:
– Конечно, Ненна всегда была добра, но храбрости у неё, сказать по правде, недоставало… Надо же, прошла через весь Халлан!.. Атор? Слыхала о нём… Сильный воин, это правда. Говорят, он оставил Чёрный Орден ради новой Владычицы на Халланском престоле… Твари Слепящего Света? Так вот оно в чём было дело… а я-то ломала себе голову… И кто-то вернул их обратно в узилище? Н-да, странно… разве что Дор-Вейтарну удалось его последнее чудо… Да, я знавала его. Толковый был чародей, мир его праху! Доблестно жил и пал тоже доблестно.
Наконец принцесса замолчала, охрипнув от долгого рассказа, и без сил откинулась на подушки. Царица Маб тотчас подала знак Тревору, немедленно явившемуся с целой батареей разнообразных снадобий и растираний.
– Ты, конечно, не всё рассказала мне, принцесса Арьята, – поднялась Царица. – Что с твоим младшим братом, принцем Трогваром? Если я не ошибаюсь, именно ему пророчества предрекали великую колдовскую силу – если, конечно, он попадет в руки Настоящего Учителя. Ты не упомянула о своём брате ни единым звуком. Он жив?
– Я не знаю, – ответила чистую правду Арьята.
– Понимаю тебя, – вздохнула Царица Маб. – Сказки твоего народа изображали меня довольно-таки коварной особой… Но тебе нет нужды таить что-то сейчас. Как ты понимаешь, я теперь далеко не та, которую нёс по лунной дорожке летучий кораблик из кленового листка и паутины…
– А может, ты просто колдунья, – возразила Арьята. Её внезапно охватил страх: что, если она угодила в хитро расставленную западню? Что, если это очередная уловка неведомых врагов?
Правая рука принцессы невольно напряглась, и, к своей невыразимой радости, она вновь ощутила в ней знакомый холодок – Призрачный Меч по-прежнему оставался верен своей невольной хозяйке.
Царица Маб лишь печально улыбнулась:
– Страх и недоверие ещё очень сильны в тебе. – Она покачала головой. – Но не бойся – я не стану у тебя ничего выпытывать. Я просто расскажу, что, по моему мнению, произошло с тобой, и ты поймёшь, что от меня скрывать и так ничего не надо…
– Кто такой Гормли? – внезапно перебила её Арьята. Эта фигура как-то совсем выпала из её памяти – а ведь она подозревала его сперва в причастности к гибели её семьи…
– Гормли… – Царица вздохнула. – Ты задаёшь опасные для тебя вопросы, высокородная принцесса. Лучше бы тебе не задумываться над всеми этими вещами. Смирись! Ведь погибших всё равно не возвратить, сколь бы ни страшна была твоя месть. Ты не понимаешь, чем рискуешь…
– Не понимаю! – вскинулась Арьята; глаза её лихорадочно блестели, казалось, она теряет рассудок. – Почему этот вопрос опасен?! Отвечай! – забывшись, выкрикнула она.
Бескровные губы Царицы Маб сжались в тонкую нить, в глазах блеснул гнев.
– Хорошо, я отвечу тебе, – ровным голосом произнесла она. – Гормли – бывший привратник Красного замка, куда он звал твоего отца. Не спрашивай меня больше! – Она резко вскинула руку. – Этот Замок – логово Тьмы. А привратник его ищет новую жертву… Но – утешься! – сейчас твоего отца в Замке нет.
– А где он? – последовал немедленный вопрос. – Ненна гадала мне… но её не пропустили в Астрал, как она мне сказала…
– Сказала правду, – кивнула Маб, оправляя складки своего зелёного одеяния. – Там были твари койаров… Но теперь дорога туда открыта.
– Ты не сможешь отыскать его?! – взмолилась принцесса. – Всем святым заклинаю, во имя Молодых Богов!
– Не произноси здесь этих слов, – тихо, но яростно прошипела вдруг Маб, вся подбираясь, будто готовая к броску пантера. – Не произноси, если и дальше хочешь говорить со мной!
Арьята растерялась:
– Но… я не знала! Что они тебе сделали?
– Что сделали? – желчно усмехнулась чародейка. – Они обратили меня из той Маб, с которой ты познакомилась ещё в детских сказках, в то, что ты видишь перед собой сейчас! Из Владычицы Фей я стала жуткой лесной старухой, чёрной колдуньей, которой служат тролли! – Она перевела дух и провела по лицу ладонью, словно смывая из взора ненависть. – Не будем больше об этом!
– Хорошо! – запинаясь, проговорила ошеломлённая Арьята. – Но всё-таки как насчёт моего отца?
– Я не в силах отыскать его заклинаниями, подобными тем, что использовала твоя Ненна, – покачала головой Маб. – Этих сил я лишена. Могу лишь отправить моих слуг на поиски… Но много ли смогут сделать несколько десятков троллей?
Голова принцессы горестно поникла.
– Но откуда же ты тогда знаешь, что его нет в Красном замке? – предприняла она последнюю попытку.
– Я чувствую это, – последовал ответ. – Я просто знаю, что его там нет, и всё. Жаркая жажда Красного замка вырывается наружу, он ждёт хозяина… Но горе тому, кто ступит на его порог!
– Меня всё время пугают этим Красным замком… – задумчиво проронила Арьята. – Пугают, а мне уже не страшно. Чтобы отомстить и вернуть себе принадлежащий мне по праву трон, я готова на всё. Готова даже отправиться туда, если смогу обрести там знание, необходимое для победы.
– И думать не смей! – строго произнесла Маб. – Тебе мало того, что это – цитадель Тьмы? Она извратит все твои намерения и желания, ты и не заметишь, как станешь послушным орудием в руках тёмных Сил – и сгниёшь, прожив страшную и бессмысленную жизнь, обречённая на ужасное посмертие.
Арьята вздрогнула и, словно силы разом оставили её, с тяжёлым вздохом упала обратно на подушки. Голова кружилась, тупая боль ломала виски, сознание начало уплывать… Из какого-то тёмного угла тотчас выскочил бдительный Тревор и засуетился вокруг неё, неодобрительно поцокивая языком и поспешно подсовывая какие-то микстуры. Принцесса рассеянно выпила поднесённый бокал, и дурнота понемногу отошла.
Она понимала, что вступить под Завесу Мрака до сих пор ещё не в её силах. Даже горя желанием отыскать отца, отомстить за своих, она не могла преодолеть боязни. Ничего страшнее лишения посмертия, конечной гибели души, не мог представить себе живший в Халлане человек… И она вновь отогнала от себя навязчивый призрак Красного замка.
Мало-помалу время и молодость брали своё. Страшные раны заживали благодаря неусыпной заботе Тревора; вскоре Арьята смогла вставать, затем наступил черёд прогулок вокруг небольшого бревенчатого домика Маб в самом сердце лесного моря; принцесса частенько сиживала на берегу небольшого озерца подле жилища волшебницы, задумчиво глядя на водную гладь.
Что делать дальше? Маб была ласкова с ней, принцесса ни в чём не знала отказа, её свободы никто не ограничивал. Поправившись, Арьята принялась донимать Царицу вопросами, однако та большей частью уклонялась, отвечая одними лишь недомолвками. Сама Маб, как поняла Арьята, жестоко страдала от скуки; будучи наделена большими колдовскими силами (это ясно было с первого же взгляда), она не пускала их в ход – и не потому, что не хотела, а как будто встречая на своём пути какую-то странную преграду.
– Когда я увидела тебя… – рассказывала Маб, – во мне всё словно бы взорвалось, я ощутила себя всемогущей, как будто… как будто кто-то щедро вливал в меня силы… И я остановила твой полёт, потому что те Духи Воздуха, что несли тебя, уже готовы были выронить твоё тело, я ощущала, что они теряют силы… Но вот повторить подобное, – она печально покачала головой, – повторить это мне уже не под силу.
Царица Маб проводила время, дрессируя своих троллей, вмешивалась в мелкие лесные свары – обитатели чащоб вечно ссорились между собой, и она разводила то хедов с гуррами, то забредших кобольдов с гномами… И ещё Арьята поняла – Царица ждёт. Бессмертная, она терпеливо будет вот так, в бездеятельности, ждать того момента, когда мир изменится и летучий кораблик из кленового листа со снастями из паутинок вновь заскользит по сверкающей серебром лунной дорожке…
– Так что же мне делать? – три месяца спустя в упор спросила Арьята у своей спасительницы. – Я чувствую, что обрастаю мхом от скуки!
Царица Маб вздохнула:
– Я надеялась, что ты задержишься у меня… Тебе разве плохо?
– Нет… – смутилась принцесса.
Ей действительно не было плохо – напротив, все заботы и тревоги словно отступили на время, и она могла отдаться блаженному, бездумному отдыху. Они подолгу беседовали с Царицей, и Маб рассказывала своей юной слушательнице поразительные истории, сохранившиеся – кроме её памяти – лишь в тайных книгохранилищах Перворождённых да ещё где-то в глубине громадного Королевского Халланского архива, который отец Арьяты всё порывался разобрать, да так и не нашёл времени.
О глубоком прошлом говорила Маб, и перед замершей принцессой разворачивались события невообразимо далёких веков. О страшных войнах, что кипели на юных тогда землях Закатного Хьёрварда, в которых эльфы сражались рука об руку с людьми против нагрянувших чудищ Хаоса; об ужасных вторжениях злобных, вечно голодных Духов, ещё именуемых Лишёнными Тел, оставлявших после себя мёртвые пустыни – ни единой зелёной былинки, и о битвах с этими тварями, что вели укрепившиеся в западной части Южного Хьёрварда эльфы вкупе с храбрейшими из смертных чародеев…
– Я была тогда там… – мечтательно подняв глаза, чуть нараспев говорила бывшая Царица Фей. – И все из моего народа, ещё не ставшие к тому времени стрекозами, цветами или плодами, сражались вместе со мной… Единственный раз тогда я благословляла это своё уродливое вместилище из мяса и костей, потому что оно позволяло держать лук и стрелы. И старый Хрофт тоже был там… Старый Хрофт…[1]
И начинались повести о великих героях древности, о войнах богов с посягавшими на Мир чудовищами, о возведении Асгарда и походах Тора, о сотворении Джибулистана, рукотворной страны Истинных Магов, тех, чей дом на вершине Столпа Титанов…
Эта история плавно переходила в рассказы о мирных днях, когда магический Народ Фей действительно повелевал весёлым цветочным царством; об играх, танцах и праздниках на залитых лунным светом колдовских опушках; о шалостях и забавах, о том, как помогали влюблённым и наказывали – в пределах невеликих сил своих – жестокосердных, скупых и лживых… Из края в край Большого Хьёрварда носилась тогда Царица Маб, крошечная, как и все Феи её народа, на кленовом листке с серебряной паутинкой снастей на сделанной из черенка мачте. С бесчисленными сонмами духов беседовала она тогда о глубочайших открытых им тайнах мироздания, беспечно играла в пене волн великой Реки Времени, и ужасные его драконы, что живут в водах этой реки, при виде её забывали о своей солидности, предаваясь шумным играм на призрачных перекатах…
И лишь о Молодых Богах никогда, ни словом, ни слогом не обмолвилась Царица Маб.
– Я понимаю, тебе кажется, что ты теряешь время, – заметила Царица. – Тебе надо отыскать отца и брата… посчитаться с новой Владычицей, хотя в этом ты вряд ли преуспеешь. Народу она по сердцу! Твой отец, не в обиду тебе будет сказано, был всё-таки не самым лучшим правителем. Не худшим, конечно, далеко не худшим, но всё же Халланская земля заслуживала иного обращения.
– Как бы то ни было, я посчитаюсь с ней! – упрямо набычилась Арьята.
– Не стану тебя ни от чего отговаривать. Ты свободна в своих поступках. Только смотри, ведь Призрачный Меч ты не добыла, не завоевала – он был лишь вручён тебе, и ты не можешь знать, когда истинный владелец этого оружия потребует его назад. А вдруг в решающий момент ты останешься с голыми руками?
– Зубами буду грызть, – мрачно отозвалась Арьята.
– Это уже другое дело, – чуть улыбнулась Царица. – Мой совет тебе – добейся ясности в судьбе твоего отца. Разыщи Трогвара. Орден Койаров разгромлен, ты можешь спокойно вернуться в Неллас и продолжать поиски. И поменьше вспоминай о Красном замке! Я, к сожалению, ничем не могу помочь тебе, кроме лишь этого совета. Хотя… погоди. У меня есть сколько-то золота, так ценимого людьми; возьми и обзаведись настоящим оружием. На всякий случай тебе лучше иметь и обычный стальной меч – разумеется, если его выкуют истинные, горные гномы. Я знаю одного такого, он часто бывает в Нелласе и привозит на продажу их оружие… А ещё лучше будет, если ты разыщешь старую Ненну, – пусть доведет своё чародейство до конца! До пещер Светлого Братства тебя проводят мои тролли, так что тебе нечего будет страшиться.
Пещеры Ортана… Арьята призадумалась. В словах Маб был смысл, в самом деле, чем метаться по градам и весям, не лучше ли положиться на чародейское мастерство Ненны?
– Пожалуй, я так и сделаю… – медленно произнесла она. – Но, Царица, не могла бы ты подсказать мне, кто сможет научить меня повелевать Камнями Халлана? В крепости койаров я видела, что они живут, что в них и впрямь заключены большие силы…
– Боюсь, даже всё Братство Ортана в этом тебе не помощник, – вздохнула Царица. – Здесь нужен кто-то из Истинных Магов. Когда-то я могла говорить с некоторыми из них… Как знать, может, получится и на сей раз?
– Долго учиться – это не по мне сейчас, – покачала головой Арьята. – Если я не поквитаюсь с этой выскочкой… то сойду с ума, наверное. Как подумаю, что она сейчас посиживает себе на отцовском троне – то есть на моём троне!..
– Если это тебя успокоит, скажу, что она сидит на своём собственном троне, недавно для неё сделанном, – заметила Маб.
– Вот-вот! А наш небось отправила на свалку! – Арьята сжала кулаки. – Ишь, какая быстрая! Уже и собственный трон завела! Ничего, ей недолго на нём рассиживаться…
Царица Маб укоризненно покачала головой:
– Высокородная принцесса, мысли о мести свили в твоём разуме слишком прочное гнездо. Чарами и настоями особых трав их можно было бы изгнать… но зачем делать тебя непохожей на саму себя? Я понимаю, ты скорее падёшь в борьбе, чем смиришься со случившимся… Но вспомни о тех, кого тебе неминуемо придётся убить ради осуществления твоих планов! Они-то ведь ничем не виноваты перед тобой!
– Как это не виноваты?! – вскипела Арьята. – Они все гнусные предатели! Те, кто поступил на службу к этой выскочке, – все они предали своего законного короля! По законам божеским и человеческим за измену всегда полагалось одно наказание – смерть!
Брови Царицы Маб неодобрительно нахмурились.
– Тогда тебе следовало бы истребить весь народ Халлана, – холодно заметила она.
– Ну, это уж слишком… – замялась Арьята. – Хотя… все они и впрямь отступили от данной королю присяги!
– А он всегда ли был верен своей собственной? – парировала Маб.
Арьята опустила голову. Все так, но королевская присяга, увы, такова, что остаться верной ей и в то же время успешно править просто невозможно.
– И всё же я сделаю как решила, – упрямо ответила она.
Царица Маб пожала плечами:
– Я не могу удерживать тебя, ты не моя пленница. Иди! Но помни: ты ещё пожалеешь о том, что отринула мою помощь. Тебе как воздух необходим настоящий наставник чародейства!
– Быть может, я не доживу до этого дня, – беспечно ответила принцесса…

Глава XV

На следующий день она двинулась в путь. Маб сдержала своё обещание – пояс Арьяты оттягивала тяжёлая сумка-зепь, битком набитая золотыми монетами. Этих денег хватило бы лет на семь бережливой жизни где-нибудь в уединенном Халланском поместье, однако принцесса думала лишь о мести. Помнила она и совет Маб на всякий случай купить обычный клинок, хотя в глубине души полагала, что Призрачный Меч навсегда останется с нею. С невидимым лезвием в руке она мнила себя непобедимой.
И всё же по пути в столицу, преславный город Дайре, она не смогла не сделать небольшой крюк. Неллас был невдалеке, туда она в свой час и добралась без всяких происшествий.
Эммель-Зораг! Она должна была найти этого человека. Быть может, Трогвар у него и он в безопасности – надежда на это всё ещё сохранялась в сердце принцессы.
Вот и памятные башни, привычная толчея у ворот, городовая стража пропускает в город торговцев, землепашцев и прочий люд, торопящийся на торг, – урожай в этом году выдался изобильный, рыночные ряды ломились от товара…
Пока Арьята жила у Царицы Маб, лето миновало, прошла и бóльшая часть осени. Давно были убраны хлеба, расстелен лён по полям, посеяны озимые…
В добротной одежде, отдохнувшая, поправившаяся, принцесса ничуть не напоминала теперь ту исхудавшую, бледную, с безумным огнём в глазах оборвашку, что брела три с лишним месяца назад по просторам Халланского королевства. С небрежным видом она уплатила входную пошлину, не глядя сунув серебряную монету стражнику, – золото Царицы Маб тотчас вернуло и прежние, казалось бы, уже накрепко забытые дворцовые привычки.
Отыскать дом старого сэйрава не составило труда. Вскоре принцесса, пытаясь унять бешено колотящееся от волнения сердце, негромко постучала в ворота.
Дом Эммель-Зорага претерпел разительные изменения. Заново перекрытая кровля, новое парадное крыльцо, тщательно застеклённые окна, выкрашенные стены… Всё в этом доме прямо-таки кричало о достатке его обитателей.
– Что угодно госпоже? – вырос перед принцессой вышколенный слуга в новенькой, с иголочки, ливрее.
– Угодно видеть почтенного Эммель-Зорага! – с достоинством ответила Арьята.
Её пригласили войти. Обширная прихожая была выстелена дорогими коврами из стран Южного Хьёрварда; вдоль стен, как на параде, выстроилась тяжёлая мебель чёрного дерева.
– Хозяин велел спросить: как ваше имя, почтенная? – вновь появился слуга.
– Имя моё – Арьята, – не поворачивая головы, надменно бросила принцесса. Для неё этот ничтожный человечишка, состоявший в услужении у других, вообще не существовал.
Лакей ушёл, с удивлением косясь на принцессу и что-то бормоча себе под нос; Арьята осталась стоять, нетерпеливо ударяя себя ладонью по бедру, – её, наследную принцессу, держали в прихожей!
Наверху раздались торопливые старческие шаги. Отпихнув ошеломлённого слугу, теряя туфли и на бегу пытаясь запахнуть халат алого бархата, по ступеням лестницы сверху почти слетел Эммель-Зораг. Запыхавшись от неимоверного для него усилия, он секунду вглядывался в лицо принцессы, а потом вдруг упал перед ней на колени.
– Где мой брат? – медленно произнесла Арьята. – Где принц Трогвар?
И старый сэйрав, не поднимаясь с колен, принялся рассказывать. Однако стоило ему произнести имя Дор-Вейтарна, как принцесса вскрикнула, побледнела и зашаталась, как будто ноги отказались держать её.
Всё потеряно. Всё. Оборвалась последняя ниточка. Единственный человек, знавший о судьбе малыша, сгинул в подземельях Чёрного Ордена, сгинул в пожаре, который вольно или невольно, но разожгла именно она, принцесса Великого Халлана!
Эммель-Зораг подхватил её под локоть, крикнул слуг, велев отвести гостью отдохнуть в самые лучшие покои, как он выразился, «этого недостойного дома»…
Арьята не помнила, сколько времени она пролежала вниз лицом, уткнувшись в пуховую подушку. Она не плакала, слёзы у неё давно уже высохли. Она лишилась последней капли надежды. Дор-Вейтарна не стало, а Трогвар, наверное, погиб либо когда койары штурмовали дом старого волшебника, либо после, уже в крепости, испепелённой её, Арьяты, собственными стараниями.
А потом она встала; одёрнув одежду, принцесса шагнула к двери, однако створки тотчас распахнулись ей навстречу, и в комнату поспешно всунулся хозяин дома, неуклюже пытаясь поклониться на ходу.
– Ваше высочество желает покинуть этот дом? – Глаза старого сэйрава ловили малейшее изменение выражения лица принцессы.
– Желаю, – отрубила Арьята.
– Всё моё имущество и вся моя жизнь в полном распоряжении вашего высочества, – ещё ниже склонился Эммель-Зораг. – Я не изменял его величеству, вашему батюшке, не изменю и вам! Возьмите меня с собой, я кровью искуплю свою вину!
– Ты даже не знаешь, что я собираюсь делать! – возразила принцесса.
– Что бы ни сделали вы, ваше высочество, я постараюсь помочь чем только смогу.
– Хорошо, – медленно произнесла Арьята. – Я намерена вернуть себе престол. Сейчас я собираюсь в столицу, чтобы там осмотреться на месте.
– Значит, я поеду с вами, – решительно заявил старый сэйрав. – Я довольно отсиживался и боялся! В Дайре у меня найдётся пара-тройка старых приятелей; глядишь, чем и пригожусь вашему высочеству!
На том и порешили.
Дорога от Нелласа до Дайре ни в малейшей степени не походила на тот путь, что проделала Арьята с семьёй после переворота в столице. Тогда они в ужасе бежали куда-то в неизвестность, скрываясь под чужими личинами, теперь же они ехали, блюдя достоинство знатных сэйравов, останавливаясь в лучших придорожных гостиницах; Арьята вновь наслаждалась угодливостью слуг и завистливыми вздохами трактирных девушек. Она понимала, что это нехорошо, что она долго была такой же, как и они, зарабатывая себе хлеб насущный игрой на лютне, но ничего не могла с собой поделать. Как огнём жгла одна мысль: изменники… все вокруг изменники… Верны остались лишь четверо – Эммель-Зораг, Дор-Вейтарн, баронесса Оливия да ещё старая Ненна.
И всё же наблюдательная Арьята не могла не видеть, что народу стало жить действительно легче. Ослабло бремя налогов; укрощено было лихоимство баронов; писари и судейские, к полному изумлению Арьяты, исполняли свою службу как дóлжно, не вымогая бесконечные приношения; даже всемогущие храмы Молодых Богов поумерили свои аппетиты – жреческая десятина была урезана втрое. Многие, подавшиеся было в разбой, возвращались к прежним занятиям, и им не поминали прошлого или тому подобного. Даже пьяных на деревенских улицах стало меньше.
После урожайного года землепашцы расторговались, на плечах парней и девок из народа замелькали обновки, их было как никогда много; повсюду играли свадьбы, по-настоящему весёлые свадьбы, да вовсю стучали топоры плотников, возводивших то тут, то там новые бревенчатые хоромы.
Арьята атаковала вопросами Эммель-Зорага.
– Да, дела как-то на лад пошли, – с некоторой неохотой признался он. – Околдовали народ наш, что ли? Давеча слуга мой тарелку разбил – в былое время ему бы пяток плетей, а тут я только рукой махнул. А он – нет бы радоваться хозяйской милости – денег где-то занял и мне такую же тарелку на следующий день притащил…
Однако по существу Эммель-Зораг ничего не знал.
– Законы новые, конечно, вышли, не без этого, – говорил он. – О налогах или, скажем, о землях общинных… Но главное, по-моему, не в том. Закон что, пока он работать начнёт, лист с ветвей не раз облетит и снова распустится… Нет, тут дело в чём-то другом…
После недельного путешествия они въехали в столицу, великолепный Дайре. Богато украшенный предшественниками нынешних правителей, он являл собой причудливое смешение каменных построек разных эпох, окружённых двойным кольцом стен. Первый из владык Халлана, закладывая город, повелел оставить для дворца-цитадели огромное пустое место в самом сердце Дайре, категорически запретив подданным строиться в пределах Дворцовой площади. Громадный пустырь так и остался уродливой проплешиной; дворец же Халланских королей разрастался медленно, из-за избытка места ничего из старых сооружений не разбирали, а просто возводили очередную пристройку, отчего резиденция правителей приобрела странный и местами даже пугающий облик. Древние замшелые башни, помнившие самые первые баронские восстания, соседствовали с изукрашенными скульптурой и лепкой, ограждёнными колоннадами и анфиладами лёгких арок флигелями новейшего времени.
Дворец стоял на холме, господствуя над городом; Арьята знала, что в подземельях, уходящих многими ярусами вглубь, есть и источники, и потайные ходы далеко за пределы внешнего кольца стен города. При известном старании она бы даже взялась отыскать эти входы – отец показывал их ей незадолго до смуты.
«Однако чего же я, в сущности, хочу? – не переставала задавать себе один и тот же вопрос принцесса. – Просто убить эту Владычицу, а там – будь что будет? Нет, так не пойдёт, я не хочу умирать!»
Это чувство оказалось для неё неожиданно новым. Когда Арьята шла к цитадели Чёрного Ордена, ей было всё равно, что станет с нею после того, как мать и другие будут отомщены; сейчас же одна только мысль об ужасном слепом Ничто пугала её до судорог. Мало ли что болтают об этом посмертии… Может, его и нет. Ты просто погаснешь, как задутая свеча, не оставив даже рассеивающегося дымка… От этих мыслей Арьяте становилось дурно, она поспешно гнала их прочь, однако они упорно возвращались снова и снова…
Принцесса и Эммель-Зораг преспокойно въехали в Дайре, выбрали гостиницу получше, и старый сэйрав тотчас отправился по своим былым знакомым вызнавать новости.
Вернулся он лишь под вечер, когда Арьята уже совсем извелась от ожидания, и принесённые им вести оказались недобрыми. Старого короля почти не вспоминали; новая Владычица всецело пленила сердца бывших подданных принцессы. Они только и знали, что восторгались её добродетелями; старый сэйрав не видел и малейших намёков на возможность мятежа.
– Тогда я просто зарублю её, – медленно произнесла Арьята.
– И тогда вашему высочеству придётся бежать из Халлана, потому что на вас тотчас же ополчится и стар и млад, – вздохнул Эммель-Зораг. – И почему ваше высочество так упорно не хочет послушать своего старого слугу и обратиться к какой-нибудь волшебнице для разыскания пропавших? Ведь койары, даже если его высочество принц Трогвар и попал к ним в руки, могли не дотащить его до своей цитадели!..
Однако Арьята лишь отмахивалась. Она уже смирилась со смертью самого младшего братика; более того, эта смерть, виновником которой она продолжала считать новую Владычицу, ещё ярче раздувала ненависть к этой выскочке и превращала месть из просто кровожадного желания в дело справедливого возмездия.
Точно тигрица, лишившаяся детёнышей и кружащая по ночным джунглям, с каждым пройденным шагом подбираясь всё ближе и ближе к убежищу довольного удачей и не подозревающего об опасности охотника, Арьята день за днём бродила по городу, высматривая, подслушивая и примеряясь. По совету Царицы Маб она и впрямь обзавелась стальным гномьим мечом, а Эммель-Зораг подыскал ей стоящего учителя фехтования, не отличавшегося изысканностью манер, зато замечательно умевшего объяснить и показать самые смертоносные приёмы так, что принцесса схватывала их буквально на лету. Сам же старый сэйрав не переставал вести долгие беседы среди столичной знати, настойчиво отыскивая недовольных.
Никакого определённого плана Арьята по-прежнему не имела. Владычица не таилась, не окружала себя многочисленной стражей, хотя у входов во дворец, конечно, стоял положенный караул. Новая Хозяйка Халлана ввела в обычай Большие Приёмы, на которых без всякого приглашения мог присутствовать любой человек благородного происхождения; Арьята не сомневалась, что пробраться во дворец и встретиться с Владычицей не составит особого труда. Но что будет дальше?
Эммель-Зораг был настроен весьма скептически.
– Даже если ваше высочество сразит самозванку, то нелегко будет доказать неоспоримые права на трон вашего высочества…
– Что ты несёшь! – вспылила выведенная из себя Арьята. – А королевский знак?! – Её рука коснулась талии.
– Несомненно, несомненно, но если бы за вашим высочеством стояла по меньшей мере одна тысяча панцирной конницы, готовой к немедленному бою, не думаю, чтобы хоть кто-то из баронов вздумал перечить. Однако, если этой новой Владычицы не станет, очень многие бароны и владетели решат, что лучше не подчиняться вообще никому; тогда, боюсь, Халланское королевство окажется ввергнутым в пучину междоусобиц. А кроме того, Владычица успела набрать за последние три месяца внушительный полк новой гвардии; она почти не использует их для охраны своей собственной персоны, зато школят их на славу, скоро это будет лучший пеший полк во всём Западном Хьёрварде… исключая хирд горных гномов, разумеется.
Арьята слушала и могла лишь кусать в отчаянии губу. Мало-помалу она начинала понимать, что задуманное – вернуть себе трон – невыполнимо; оставалось только одно – не дать этой выскочке купаться в роскоши, накопленной упорным трудом её, Арьяты, предков – королей и королев…
И тут, как нарочно, Эммель-Зораг принёс вести об Аторе.
Старый сэйрав обладал хорошей памятью на лица; как-то раз он, описывая встреченных им на очередном Большом Приёме во дворце, упомянул и этого, как он сказал, молодого воина с двумя мечами. Эммель-Зораг был точен в характеристиках, и принцесса вскоре убедилась, что невиданно высоко вознесённый для своих юных лет кавалер и есть тот самый Атор, с которым они вдвоём ползли к койарской крепости…
Маб была права. Бывший воин Чёрного Ордена и впрямь связал свою жизнь с новой Владычицей Халлана; если он в её охране, пробиться и покончить с выскочкой будет не так легко…
Сперва Арьята выслушала Эммель-Зорага довольно-таки равнодушно: Атор или не Атор, какая ей разница?
– А вознесён он был, ваше высочество, как сказывают, за небывалый подвиг – в одиночку, почти что голыми руками разгромил тот самый Орден Койаров!
Принцесса желчно усмехнулась. Атор не терял времени даром; этот подлец попросту взял да и приписал себе всё сделанное ею, Арьятой, – да и, наверное, Дор-Вейтарном!
И этого принцесса уже не могла снести. Как ни уговаривал, как ни умолял её испуганный Эммель-Зораг, Арьята осталась непреклонна.
– В бесстыжие глаза его хочу плюнуть! – заявила она в ответ на все доводы старика.
Делать нечего, желание её высочества – закон, и старый сэйрав скрепя сердце повёл принцессу на очередной Большой Приём.
Сжав зубы, изо всех сил стараясь придать лицу весёлое и беззаботное выражение, принцесса вступила под отобранный врагами отчий кров. В те мгновения, что они шли до боли знакомыми с самого раннего детства залами и переходами, она готова была убивать всякого, кто попадётся ей на дороге… И ещё она с горечью замечала, что во дворце полностью сменилась обстановка: мебель, лепнина, мозаика на стенах, оконные витражи – всё было новым, и оставалось только гадать, каким образом эта выскочка сумела так перестроить дворец за какие-нибудь два-три месяца. Лишь полным напряжением воли Арьята держала своё отчаяние в узде – нестерпимо хотелось то ли разрыдаться, то ли с диким криком начать колотить эти драгоценные вазоны с заморскими цветами и обдирать шпалеры со стен…
Дорогу в тронный зал она могла пройти с закрытыми глазами, но приходилось играть роль наивной провинциалки – точно тяжёлый груз, поднимать брови и стараться придать лицу как можно более глуповато-изумлённый вид.
Конечно, в любую минуту кто-то из встречных мог воскликнуть что-нибудь вроде: «Великое небо, да это же принцесса Арьята!» – однако она не боялась, более того, в глубине души даже страстно желала этого – пусть замрёт поражённый изумлением зал, пусть услышит её слова к ним, исполненные самого жгучего презрения, пусть стыд заставит покраснеть их щеки, когда она уличит их всех в одном гнусном предательстве!
Однако они беспрепятственно проделали весь путь до тронного покоя и присоединились к толпе ожидавших выхода Владычицы придворных и просто знатных сэйравов, как из числа столичных жителей, так и специально приехавших дальних баронов.
Арьята стояла не таясь, и сердце грохотало в груди ударами многопудового молота. Голова её была гордо поднята, надменным, истинно королевским взором она обводила толпу; раз, другой и третий мелькнули знакомые лица, но все они словно ослепли или потеряли память – принцессу не узнавал никто.
Время от времени она бросала взгляды и на новый трон, стоявший, правда, на том же самом месте, что и отцовский: светло-золотистый, с высокой спинкой и плавно изгибающимися линиями, весь перевитый резными гирляндами цветов и фруктов вместо прямого и жёсткого трона чёрного дерева, подлокотниками которому служили искусно вырезанные связки мечей, секир и дротиков, опиравшиеся на спины разинувших пасти драконов…
Ждать пришлось недолго. Вместо привычного завывания боевых рогов раздался нежный звук нескольких согласно поющих флейт; занавес справа от тронного возвышения распахнулся.
В золотисто-шафранной богатой одежде, так разительно непохожей на прежний наряд воина Чёрного Ордена, с длинным мечом в драгоценных ножнах на правом боку не шёл, не выступал, а именно шествовал не кто иной, как Атор собственной персоной; лицо его было неподвижно, подбородок заносчиво вскинут, глаза полуприкрыты…
За ним появились ещё двое высокорослых гвардейцев в роскошной парадной броне; словно лучи солнца, скрестились длинные копья, окрашенные белым; Атор же тем временем встал на среднюю ступеньку возле трона и в торжественно-напыщенном жесте воздел правую руку.
Флейты тотчас смолкли.
В проеме, откуда появились Атор и воины, что-то блеснуло – так играет луч в неглубоком и чистом пруду, внезапно выхватывая какую-то деталь на дне, – и все собравшиеся в тронном зале тотчас склонились в почтительном, но не раболепном приветствии.
Арьята осталась стоять с гордо поднятой головой, прямая и напряжённая, точно туго натянутая струна; кровь клокотала от гнева, она жестокими толчками билась в виски, словно стремясь вырваться наружу и затопить сознание багряным туманом боевого безумия, когда человек теряет власть над самим собой, одержимый одной лишь мыслью – убивать, и не останавливается, пока само его тело не будет изрублено на куски, не чувствуя ни страха смерти, ни боли от ран.
По залу пронёсся вздох изумления, тревоги, враждебности; Арьята со злой, ласкающей каждую жилку мстительной радостью увидела, как Атор изменился в лице, узнав наконец, кто дерзко стоит перед ним, и не думая гнуть спину.
– Здравствуй, о Атор, сильно могучий воитель! – раздался в наступившей тишине звенящий голос принцессы. Она была поистине не в себе, упиваясь каждой каплей давно лелеянной мести – и не только Атору, но и всем собравшимся здесь, всему городу, даже всему миру; Арьята шла одна против всех и уже ничего не боялась.
– Остановить её! – не своим голосом не то взвыл, не то взвизгнул Атор, давая знак стражникам у себя за спиной. Одновременно его рука сделала какое-то быстрое, неразличимое глазом движение, и в Арьяту полетели три четырёхлучевые звёздочки.
Никто в тронном зале даже не успел понять, что происходит, – тонко зазвенели упавшие на пол звёздочки, а принцесса Арьята – теперь её как-то вдруг узнали почти все – шла и шла, живая и невредимая, прямо на Атора, подняв правую руку так, словно держала в ней невидимый меч…
Никто так и не смог понять случившегося – никто, кроме Атора, прекрасно помнившего, что такое Призрачный Меч в действии. Именно этот клинок сам по себе, без вмешательства воли принцессы, отразил посланные в неё Атором метательные звёздочки…
Принцесса шла через окаменевший зал.
– Так, значит, это ты в одиночку одолел весь Чёрный Орден? Прими мои поздравления, преславный Атор! Или ты уже забыл, чья рука отправила к праотцам саму предводительницу, над которой ты никогда бы не смог взять верх?! Время платить, Атор, время платить!..
Однако Атора можно было бы назвать кем угодно, но только не трусом. Двуручный меч с шипением разрезал воздух – лишь быстрый отблеск мелькнул, – и тело воина распласталось в длинном, достойном восхищения прыжке.
Призрачный Меч встретил его в воздухе, однако в самое последнее мгновение Атор успел по-кошачьи извернуться, и стремительное лезвие миновало его, задев лишь его длинный меч.
Клинок рассекло надвое, большая часть лезвия зазвенела, ударившись о каменные плиты; в руках у Атора остался бесполезный обрубок…
– Что здесь происходит, во имя Первозданных Сил? – вдруг раздался негромкий, но чарующе музыкальный голос, чистый, словно первый весенний ручеёк.
Из-за спин своих гвардейцев, уже рванувшихся было на помощь Атору, спокойной, но твёрдой поступью появилась Владычица.
Полубезумный, источающий ненависть взор Арьяты столкнулся со спокойным, как море в часы штиля, взглядом Владычицы, и принцесса даже замерла на миг, поражённая нечеловеческой красотой этого живого существа. Арьята не могла поверить, что смертная женщина может иметь столь совершенные черты. На идеальном овале лица выделялись огромные ярко-голубые, как небесная синева, глаза, казавшиеся мудрыми и всепроникающими. Руки спокойно лежали на набалдашнике тонкого костяного стека.
– А, вот мы и встретились, – прохрипела Арьята; ненависть душила её, каждое слово приходилось выталкивать силой. – У меня, законной королевы Халлана, есть небольшой счёт к тебе, ты… – И нежная принцесса, совсем недавно красневшая при самых невинных выражениях вроде «о, проклятие!», бросила в лицо Владычице самое грязное и бессердечное ругательство из тех, что заставила её выучить жизнь за месяц пути по халланским придорожным харчевням.
Атор гибким барсом кинулся на Арьяту сзади, хотя достаточно было одного лёгкого движения невидимого оружия, от которого нет защиты… однако он опоздал. Арьята бросилась в атаку, и руки Атора обхватили лишь пустоту.
– Принцесса! – с удивлением и гневом вскричала Владычица, сама делая шаг навстречу. Голубые с серебром одежды колыхнулись, белоснежный тонкий стек взметнулся наперерез невидимому клинку…
И в тот же миг Арьята с ужасом, равного которому она не ощущала, даже когда ждала смерти в заваленной телами комнате на втором этаже дома Гормли, почувствовала, что её правая ладонь пуста.
Нет, Призрачный Меч не встретил на своём пути непреодолимую преграду – он просто исчез, сам по себе решив не участвовать в этом деле.
Владычица, однако, примирительно улыбнулась – за секунду до того, как обычный, видимый всем меч из стали подгорных гномов с шипением вылетел из ножен. Уроки старого рубаки не пропали даром – первый же выпад Арьяты оказался бы для Владычицы последним, если бы Атор вновь не успел вовремя.
Обрубок его меча легко отразил атаку принцессы; железо заскрежетало о железо, тут Атор чувствовал себя как рыба в воде. Он загородил Владычицу собственным телом, и хотя отличный клинок принцессы окровавил его левое плечо, сам ответил таким выпадом, что принцесса отбила его лишь в самый последний момент.
– Меч! – крикнул Атор, и в его руках тотчас появился поданный кем-то из стражников кривой симитар.
Арьята прекрасно понимала, что против этого мастера ей не продержаться и нескольких мгновений; по щекам её текли горячие, злые слёзы стыда, однако на сей раз глубинная, не подчиняющаяся рассудку часть сознания принцессы оказалась сильнее даже желания отомстить; и она, эта часть, властно приказала ногам девушки искать спасения в бегстве.
Как ни странно, её не преследовали.
Арьята не помнила, как выбралась из дворца, как оказалась в той гостинице, где они жили с Эммель-Зорагом, а упав на кровать, она просто лишилась чувств, и спасительное забытьё поглотило её…
* * *
Девушка очнулась в удобном возке; скрипели полозья, сильные кони куда-то тянули экипаж по первому устоявшемуся снегу. Вот появилось лицо Эммель-Зорага; глаза старика были печальны, очевидно, он уже не чаял дождаться пробуждения Арьяты, и сперва его взгляд был брошен просто по привычке; однако стоило старику увидеть её поднятые веки, как лицо его дивно изменилось, словно осветившись изнутри. Эммель-Зораг смотрел на принцессу с истинно отцовской нежностью.
Дрогнувшая сухая рука старика бережно, едва ощутимо коснулась лба Арьяты.
– Хвала Великому Небу, вы очнулись, госпожа моя! – вырвалось у него, и сказано это было с такой теплотой и нежностью, что у Арьяты на глаза невольно навернулись слёзы.
Она узнала, что Владычица приказала не причинять ей, Арьяте, никакого вреда, дать спокойно уехать куда она пожелает или же – если на то будет её, Арьяты, воля – поселиться в любом месте Халланского королевства, не исключая и столицу его, Дайре.
– Ваше высочество целых два месяца пролежали без памяти… – тихо звучал голос Эммель-Зорага. – Я отрядил спешного гонца с посланием родне вашей, и вот пришёл ответ – ждут они вас… Слово особ королевской крови… я не мог ослушаться…
И тут впереди раздались какие-то крики и брань, возок внезапно остановился, кучер привстал на облучке, грозя кому-то кнутом и требуя немедленно отпустить их лошадей; сердце Арьяты оледенело недобрым предчувствием.
– Да что это там такое? – нахмурился Эммель-Зораг, откидывая полог и выбираясь из возка.
Раздался характерный щелчок, который Арьята не спутала бы ни с одним звуком в мире. Старый сэйрав, пошатнувшись и цепляясь скрюченными пальцами за меховой полог, точно усталый путник, опустился на истоптанный снег. Из спины его показала чёрное остриё безжалостная арбалетная стрела.
Кучер в страхе что-то завопил и попытался бежать, однако вторая стрела оказалась столь же меткой, как и первая.
Преодолевая слабость, Арьята приподнялась, ещё плохо повинующиеся пальцы стиснули эфес меча, по счастью оказавшегося рядом. «Разбойники?!»
Чья-то сильная рука отдёрнула полог, в возок просунулись голова и плечи бородатого воина в доспехах, правая рука с боевой секирой опиралась на край саней.
– Здесь, здесь она! – радостно заорал он. – Зде…
Раздалось хриплое бульканье, тело обмякло и кулём повалилось рядом с лежавшим Эммель-Зорагом – выпад Арьяты был точен, сталь пронзила горло незадачливого поимщика. Собрав все силы, Арьята выскочила на снег; хорошо ещё, что её везли одетой и обутой по погоде.
Десятка два всадников окружили их небольшой караван. Оба вершника из числа слуг Эммель-Зорага лежали мёртвыми, пронзённые стрелами, на окровавленном снегу умирали кучер и сам старый сэйрав. У Арьяты от слабости закружилась голова, она привалилась спиной к боку возка, пытаясь удержать меч в боевой позиции.
Ряды всадников раздвинулись, вперёд выехали двое, до самых глаз закутанные в меха.
– Вот и встретились вновь, принцесса Арьята Халланская! – с издевкой произнес знакомый мелодичный голос. Рыжий капюшон из пышных лисьих хвостов упал на спину, и Арьята воочию увидала перед собой Владычицу, однако теперь прекрасные глаза смотрели холодно и непреклонно; приговор дерзкой мятежнице был уже вынесен.
– А… это ты… – Арьята нашла в себе силы презрительно усмехнуться. – Что же ещё ты могла сделать с законной королевой, кроме как подло убить её, напав с двумя десятками против пятерых, из которых один был беззащитным и безоружным стариком?
– Повелительница, прикажи удавить эту гордячку! – Принцесса узнала голос Атора. Кутаясь в волчью шубу, он сидел на лошади рядом с Владычицей. – Прикажи, моя госпожа!
– Это ни к чему, – холодно усмехнулась та. – Взять её!
Шестеро воинов в добротных кольчугах, выставив длинные копья, со всех сторон двинулись на принцессу.
Горькая смертная тоска, горькая настолько, что сама гибель казалась по сравнению с ней избавлением, заполнила сердце Арьяты. Ожидание конца стало нестерпимым; и принцесса, чтобы просто не быть зарезанной, как овца ножом мясника, сама прыгнула вперёд, на острые, сверкающие под неярким зимним солнцем наконечники копий.
Клинок гномов успел срубить навершие одной из пик; второй выпад Арьяты пробил кольчугу на боку обезоруженного воина – столь велика была сила отчаяния, что рука шестнадцатилетней принцессы обрела мощь зрелого бойца.
Согнувшись, воин Владычицы со стоном опустился на колени; развернувшись быстро, точно дикая кошка, принцесса прыгнула вперёд, надеясь дотянуться мечом до холеного лица Владычицы…
Атор соскользнул с седла, и один короткий взблеск его кривого симитара отбросил Арьяту обратно к возку.
– Не убивать! Взять только живой! – Крик Владычицы ударил точно хлыст.
«Зачем я ей? Неужто… Камни Халлана? Которые нельзя снять с трупа?!»
Рука Арьяты вырвала из-за пазухи заветный мешочек. Считаные секунды оставались в её распоряжении, и она потратила их на то, чтобы со всей отпущенной ей богами и отчаянием силой ударить голубоватым клинком гномов по заветной святыне Халлана.
Раздался хруст, Арьята рванула завязки, и на снег просыпалась разноцветная каменная крошка.
У Атора вырвалось глухое проклятье:
– Убить!!
– Нет!! Она всё равно нужна мне живая! – выкрикнула Владычица, однако голос её теперь отнюдь не был глумливым.
В Арьяту полетели брошенные тупым концом копья, от двух она уклонилась, но третье сбило её с ног; на принцессу тотчас навалились, в один миг связав по рукам и ногам.
– Теперь отойдите! – приказала воинам Владычица.
– И я? – с глухим недовольством заметил Атор.
– Ты? Ну конечно же, нет, – с удивившей Арьяту поспешностью поправилась повелительница Халлана.
– Ты, негодная тварь, проведёшь остаток своих дней в подземелье, – процедила сквозь зубы Владычица принцессе; ярость превратила прекрасное лицо в ужасную маску. – Если бы Камни остались целыми, я подарила бы тебе свободу… в определенных пределах, конечно же. А так – за свои деяния надо отвечать!
– Может, её лучше всё-таки убить? – мрачно бросил Атор. – Ты ведь помнишь пророчество насчёт тех Камней, моя госпожа?
– Глупые суеверия, – отмахнулась Владычица. – Я ничего не боюсь… особенно когда ты рядом. Суй её в мешок! Отвезёшь в дворцовые подземелья. Тела убрать! Следов не оставляйте…
– Нас учить не нужно, – криво ухмыльнулся Атор, делая знак своим головорезам.
Через несколько дней за принцессой Халлана медленно затворилась железная дверь упрятанного глубоко под землю потайного каземата.

Часть пятая

Вступление

Над головой принцессы Арьяты нависал низкий каменный потолок. Крошечная камера – четыре шага длиной, три – шириной, убогий лежак из неошкуренного горбыля с торчащими сучками, в дальнем углу – дыра, откуда остро разило нечистотами, под самым потолком в противоположной от двери стене – крохотное зарешёченное оконце. Однако не следовало полагать, что через него можно было видеть – пусть даже через решётку – голубое небо или золотистое солнце, единственную отраду узника. Это оконце выходило всего лишь в другой тюремный коридор, только ярусом выше; и пробивавшийся через закопчённое стекло свет был не более чем тусклым отблеском чадных факелов. Почти всё время Арьята проводила в полумраке.
И всё же она не сдавалась. Когда схлынуло отчаяние первых дней, она стиснула зубы и решила жить наперекор всему, жить, чтобы хотя бы этим досадить ненавистной захватчице.
Она не позволяла себе подолгу лежать. Четыре шага – это тоже расстояние. Она сотни и тысячи раз за день отмеряла эти четыре шага, пока не начинали гудеть от усталости ноги. Она упорно загружала работой каждую мышцу своего тела и увеличивала нагрузки, насколько позволяла скудная тюремная пища…
Она заставляла себя вспоминать всё, что когда-либо прочла. Она сама придумывала пьесы и мысленно разыгрывала их; и каждый день она во всех подробностях вспоминала ненавистный облик Владычицы – чтобы ещё больше подхлестнуть себя гневом. Она твёрдо верила, что выйдет отсюда…
И ещё она часто вспоминала свой удар, обративший в мелкое крошево заветные Камни Халлана. Ей начинало казаться, что в этом ей был дарован знак, – разве мог обычный меч, пусть даже и очень хорошей стали, раздробить с одного раза магические кристаллы? И кроме того, она помнила ласковое и тёплое прикосновение к её пальцам этой каменной крошки, словно верно служившие её предкам талисманы прощались со своей хозяйкой. Порой, когда мрак в камере становился совершенно непроглядным, Арьята замечала слабое алое свечение вокруг своих пальцев; в такие минуты она, обнажённая, ложилась на жёсткие доски и гладила, гладила этими светящимися пальцами своё тело, словно надеясь тем самым уберечь его от разрушительного действия неволи.
И тело её действительно упорно сопротивлялось недугам. Шли месяцы, они слагались в годы, а принцесса по-прежнему чувствовала себя полной сил и бодрой, прохаживавшиеся по телу ладони ощущали не дряблый жирок, а упругость мускулов; ум её не отупел, сознание не помрачилось. Она научилась не обращать внимания на тяготы заключения, не биться в рыданиях и не молить своих палачей о помиловании.
Она ждала, ведя счёт дням по регулярным сменам караула.
Она ждала чуда.
* * *
– Трогва-ар! Трогвар! Да где же ты, пострел, иди обедать! – точь-в-точь как любая мать в Халлане, звала непоседливого Трогвара супруга Вестри, Регомонда, под чьей неусыпной опекой оставался мальчишка.
Миновало семь лет, как Вестри и его родня обосновались в Круглой долине, как, не мудрствуя лукаво, именовали они своё обиталище. Жизнь их текла тихо и бестревожно, крутые откосы гор надёжно отгородили гномов от бед и тревог большого мира. Ни тролли, ни койары не беспокоили их; время от времени Вестри, соблюдая строжайшую тайну, осторожно наведывался в родные места, встречаясь с двумя-тремя особо доверенными друзьями – койары, после того как что-то произошло в их главной крепости, оставили лесных гномов в покое, вдобавок избегая стычек с троллями Царицы Маб, показавшими себя большими мастерами войны в чащобах.
Почти всё своё время Вестри посвящал воспитанию Трогвара. Принц с одинаковой лёгкостью говорил как на языке людей, так и лесных гномов – от него не скрывали, что он – Человек. Не таясь, Вестри рассказывал едва научившемуся понимать его речь Трогвару о дальних странах, о городах людей, и каждый его рассказ непременно заканчивался словами: «Когда минет ещё три зимы (потом – две, потом – одна), мы с тобой отправимся туда».
Трогвар рос крепким и здоровым – гномы умеют отыскивать особо полезные травы и коренья. Ловкий и гибкий, точно белка, он мог взобраться на любое дерево, на любую скалу; более того, Вестри преодолел врождённое отвращение своего народа к воде и научил Трогвара плавать ловчее выдры, хотя при этом на берегу озера толпилось всё семейство, пока Вестри не разгонял их суровыми окриками.
В четыре года Трогвар получил свой первый лук; в семь редкая его стрела летела мимо цели, если только могла достичь её. Как мог, Вестри пытался обучить своего воспитанника владеть хотя бы палкой, однако здесь не преуспел, поскольку не слишком-то хорошо умел сам.
– Тро-ог-вар!!
Зашуршали кусты, и из них вынырнула голова мальчишки – загорелое, исцарапанное лицо, весёлые карие глаза, румяные щёки…
– Ну, тетя! – Он знал, что родители его умерли, «ушли служить богам», как объясняли ему.
– Давай скорее – обед ждёт, и дядя Вестри тоже.
– Дядя? Ура, наверное, пойдём к скалам!
– Нет. – Регомонда украдкой смахнула слёзу. – Вы с ним уходите в большой мир.
Трогвар лишился дара речи.
– Да, да, именно сегодня, – подтвердил подошедший Вестри. – Пришла пора, мой дорогой. Пришла пора. После обеда выходим!..
После поневоле суматошных сборов, слёз, объятий и всего прочего в доме Вестри наконец наступила тишина. Сам хозяин и двое его братьев взвалили на плечи увесистые тюки с провиантом, мешок поменьше достался и Трогвару, и все до единого гномы клана двинулись неторной тропой к заветному камню, открывавшему дорогу из долины. Трогвар изнывал от нетерпения, поминутно забегая вперёд; однако, когда перед ним распахнулась холодная пасть узкого тоннеля, он внезапно остановился, и улыбчивое лицо его сделалось вдруг необычайно серьёзным. Он вздохнул точно взрослый и, повернувшись, долгим взглядом окинул и собравшихся тесной кучкой остальных гномов, и всю просторную долину… Он был счастлив здесь, однако не знал этого; нужные слова ещё нескоро вступят в его сознание.
Регомонда плакала навзрыд, все остальные тоже вытирали глаза, и это удивило Трогвара.
– Да что ж ты плачешь, тётя? Я ж вернусь. Выучусь с мечом и вернусь!
Он поклонился остающимся и юркнул в тёмный зев подземного хода. В этой жизни он больше здесь никогда не бывал.
* * *
Долго ли, коротко ли, однако Вестри с двумя братьями и Трогваром, преодолев немалые просторы лесов, достигли населённых людьми мест. Здесь пришлось идти осторожно, и Трогвар своей непоседливостью доставлял немало хлопот. Его всё поражало – дома и люди, коровы и лошади, повозки и мосты… Он всё время порывался забежать в какую-нибудь из встречавшихся им деревень и никак не мог взять в толк, почему лесным гномам нельзя показываться в тех местах, где живут люди.
Однако мало-помалу Вестри и его спутники оставили позади почти весь Халлан.
Далеко на юго-востоке от Дайре, среди крутых прибрежных скал и величественных вечнозелёных лесов, укрылся небольшой старый замок. В его окрестностях не было ни порта, ни оживленного ярмарочного места, однако название этого замка – Дем Биннори – знал любой халланский мальчишка.
Это была лучшая во всём Западном Хьёрварде Школа Меча. Издавна здесь собирались самые знаменитые бойцы континента, чтобы, сделавшись Наставниками, учить наделённых способностями детей высокому искусству игры клинков. Обучение здесь стоило очень дорого, и отправить сюда своих отпрысков могли лишь сэйравы; те же, кто выдержал все десять лет Школы, могли рассчитывать на самые почётные должности в королевском войске. Были и иные Школы, поплоше, но лишь Дем Биннори славился далеко за пределами Халлана.
Из года в год по весне закончившие обучение юноши уходили искать своё счастье; число их никогда не превышало десяти-двенадцати; до конца Школу проходили немногие.
– Здесь будут учить мечу? – с замирающим сердцем спросил Трогвар, во все глаза глядя на высокие красно-кирпичные стены и тяжёлые железные ворота; в тот день они показались ему просто гигантскими, во много его ростов…
Вестри достал глубоко припрятанный тяжёлый кошель с золотом и, привстав на цыпочки, постучал дверным кольцом.
– Кто там? – раздался звонкий мальчишеский голос.
– До его милости Главного Наставника с важным делом и деньгами! – ответил Вестри.
Открылось круглое смотровое окошечко, пара глаз внимательно оглядела странную компанию, затем отворилась небольшая калитка, и голос мальчишки-привратника произнёс: «Входите!»
Вестри, изо всех сил пытаясь сохранить достоинство, неспешно перебрался через высокий порог, за ним последовали и все остальные. Трогвар не успевал крутить головой, с чисто мальчишеским восхищением разглядывал сложные внутренние запоры ворот и громадной толщины стены крепости.
– Мне передали, что у вас ко мне дело, почтенные гномы, – услыхали они спокойный сильный голос, в котором изредка проскальзывали металлические нотки. Из малоприметной дверцы в толще стены появился обнажённый до пояса человек в простых полотняных широких штанах. Очевидно, Главный Наставник только что покинул посыпанный мелким песком двор, где проходили занятия, – мощное тело, перевитое толстыми жгутами мускулов, лоснилось от пота, на почти коричневой коже выделялись резкие белые росчерки многочисленных шрамов. Длинные чёрные усы обрамляли подбородок, серые льдистые глаза смотрели строго и холодно; Наставник был ещё молод, ему вряд ли минуло сорок лет.
Но больше всего поразили Трогвара не шрамы мастера и даже не его длинный учебный меч из неподъёмного каменного дерева, а странное изображение прямо на его коже – на левом плече в середине тёмно-багрового овала свивал бесконечные кольца трёхглавый белый дракон. Рисунок был выполнен с необычайным искусством, можно было пересчитать все до единой мельчайшие чешуйки на спине чудовища, разглядеть каждый извив тонких усов…
– А что это такое? – совсем забывшись от восхищения, проговорил Трогвар, показывая на дракона пальцем.
– Во-первых, когда обращаешься к старшим, изволь говорить «мастер», – холодно и строго ответил Наставник; голос его был совершенно серьёзен. – Во-вторых, никогда не показывай ни на что пальцем, это недостойно благородного сэйрава! – И Трогвар пребольно получил по пальцам большой плоской ладонью. – Это поможет тебе лучше запомнить твой первый урок здесь. Не вздумай реветь! Настоящий мужчина не обращает внимания на боль. – Взгляд Наставника наконец упал на гномов. – Вы хотите, чтобы я взял его, почтенные, и вы принесли достаточно золота?
Вестри молча кивнул.
– Хорошо. – Наставник, в свою очередь, наклонил голову. – Я беру его. Посмотрим, что из него выйдет, так-то парень вроде крепкий… Даман! Позови Фер Диада, пусть он позаботится о новеньком. Давайте сюда ваши кошельки!
Так началась жизнь Трогвара в Школе Меча, что в местечке Дем Биннори.

Глава XVI

Прошло долгих десять лет.
Они вместили в себя множество событий, и больших, и малых, и совсем незначительных. Владычица спокойно правила Халланским королевством, и народ боготворил её. Она выказала себя доброй, справедливой, милосердной, щедрой к убогим и бедным (последних, впрочем, за время её правления существенно поубавилось), ревнительницей чистоты и строгости нравов и прочее, и прочее. Даже сама природа как будто решила помочь многострадальной Халланской державе, как по заказу посылая в нужное время снег, дождь, жару или ветер. Из года в год собирались высокие урожаи; тороватые купцы вели нагруженные товарами галеры или караваны вьючных лошадей в дальние страны, возвращаясь с большим прибытком; почуяв выгодное время, потянулись в Халлан иноземные торговцы из всех пределов Большого Хьёрварда; рынки городов поражали изобилием.
Правда, о богатствах и процветании Халлана прослышали и хищные белокожие стервятники – северные варвары, что обитали за одноимённым хребтом. Сборы их ратей были коротки – и вот в одну прекрасную осень орда одолела горные перевалы и, точно извергнутая вулканом лава, потекла вниз, отмечая свой путь кровавыми сполохами бесчисленных пожарищ. Вновь, как и в былые годы, обитатели полуночных долин бросались искать спасения на юге; и Дайре действительно смог помочь своим северным владениям.
Атор, тот самый Атор, уже заслуживший в народе прозвище «Великий», признанный Меч Халлана, карающая длань Порядка и Закона, усмиритель баронских своеволий, гроза пиратов и разбойников, бич чёрных ведунов и колдуний, Победитель Чёрного Ордена, сам возглавил войско и на речных берегах подле Нелласа наголову разбил главные силы Орды, после чего в три месяца очистил от более мелких шаек весь Северный Халлан.
После этого война тлела ещё года два; и Атор одержал несколько пусть и не столь громких, как первая, но тоже важных побед, снискав славу знаменитого полководца…
Текло время и в Дем Биннори; каждой весной из него уходили молодые воины, прошедшие суровую школу и ставшие сильными мечниками. Летели годы, Трогвар рос, успешно одолевая трудные науки благородного сословия – и верховую езду, и стихосложение, и соколиную охоту, и плавание, и историю войн, что вёл Халлан; но главным предметом, конечно же, оставался Меч.
Как нападать и как защищаться, как ковать и как закаливать, как уравновесить и как биться сломанным клинком – всё это во всех подробностях разъясняли, показывали и истолковывали опытные учителя. Ученик Школы в Дем Биннори обязан был помнить шестнадцать тысяч сто восемнадцать видов мечей, сабель, ятаганов и прочего рубящего оружия, что изобрела прихотливая человеческая фантазия во всех четырех частях Большого Хьёрварда, и отвечать назубок, будучи даже поднятым с постели среди ночи…
Само собой разумеется, ученикам преподавали и новейшую историю. Трогвар, как и остальные, знал, что не так давно Халланом правил глупый и злой король, который транжирил деньги, тиранил подданных и проигрывал битвы; но наконец у имевших голову на плечах лопнуло терпение, негодного правителя изгнали, даже не став марать его кровью честную сталь, – он сам удрал куда-то, страшась возмездия, – и на престол взошла Владычица.
О, Владычица! Свет наших сердец, наша нежность и наша надежда. Всё лучшее, что есть у нас, – от тебя; ты спасла народ Халлана от гибели. Кровь Перворождённых эльфов течёт в твоих жилах, тебе открыты иные, магические миры; всем добрым и хорошим мы обязаны тебе, и только тебе…
В Школе был небольшой портрет Владычицы, привезённый Главным Наставником из Дайре; все сбегались посмотреть, сперва из любопытства, а потом и чувствуя непреходящую потребность предстать перед этими спокойными огромными очами, что взыскательно взирали тебе в самую душу и вопрошали тебя: что сделал ты хорошего и доброго за прошедший день?..
Все от мала до велика любили Владычицу; она казалась высшим существом, милостиво облекшим себя плотью, чтобы помочь блуждающим в потёмках незнания, злобы и зависти людям; все любили Владычицу, и Трогвар любил её тоже – и даже много сильнее других, душа его требовала одного-единственного неземного чувства, он обрёл его, хотя сам долго об этом не догадывался.
Трогвар вырос гибким и сильным в равной степени, хотя были и такие, кто превосходил его или силой, или ловкостью, или чем-либо ещё; однако то, как эти качества сочетались в нём самом, позволяло ему быть мало не первым в учебных боях. А благородные науки, требовавшие усидчивости и хорошей памяти, давались ему и вовсе почти без усилий. После проведённого с честными, искренними, не знавшими лжи, обмана или злых насмешек лесными гномами детства он нелегко сходился со сверстниками, хотя и умел постоять за себя. Наверное, именно это впервые побудило его искать истинных друзей среди старых томов библиотеки; вскоре Трогвар заболел настоящей книжной горячкой.
Но, помимо этого, им владела и ещё одна мечта – мечта, внушённая ему прекрасными, хоть и печальными, сказаниями о Перворождённых эльфах. Когда-то давным-давно старшие братья человеческой расы жили среди них; на вершинах холмов высились прекрасные эльфийские дворцы и замки. Конечно, стояли они не повсеместно – Перворождённые любили дикие, первобытные края, не стремясь ничего ни улучшать, ни переделывать. Однако потом, как гласило предание, когда неразумное людское племя стало уж слишком досаждать им, эльфы ушли из видимого обычными взорами мира. Нет, они не покинули Хьёрвард, для такого шага они слишком любили его, но отгородились не проницаемой ни для кого, кроме них самих, невидимой завесой от всего шумливого человеческого рода. Лишь изредка в самых глухих местах, в ночи полнолуний, а лучше – весеннего и осеннего равноденствия или в самую короткую ночь в году избранным дано было узреть сверкающие кавалькады закованных в серебряную броню всадников на прекрасных, невиданных в царстве смертных конях, неспешно проезжающих берегом лесного озера или рокочущего моря. И ещё ходили рассказы о людях, особой милостью судьбы попадавших в тайные эльфийские твердыни и подолгу живших там; а некоторые – правда, считаные единицы – удостаивались даже любви кого-то из Перворождённых…
Легенда эта без остатка захватила воображение Трогвара. Не жалея ни сил, ни времени, он рыскал по обширной библиотеке Школы, по крупицам отыскивая нужные ему сведения. Из-за этого он пренебрегал и отдыхом, и немудрёными мужскими развлечениями, уже не составлявшими тайны для старших учеников Школы. Трогвара не занимали ни вино, ни девушки, ни кости. Он рыскал в книгах и бывал совершенно счастлив, когда удавалось найти нечто касающееся либо истории деяний Перворождённых, либо описания их магических приёмов, либо же просто восторженные строки о сотворенных Старшими мечах, щитах или же стихах…
Шли годы, и вот наконец настал день, который должен был стать последним в стенах Школы для Трогвара и ещё нескольких его товарищей, продержавшихся, как и он, до самого конца, вытерпевших и дождь, и зной, голод и холод, побои и зубрежку, насмешки и поражения, не сдававшихся после проигранных боёв, бестрепетно бросавшихся в море с отвесных береговых скал, научившихся бесшумно подбираться к добыче и скрадывать самых чутких зверей, находить самые малозаметные следы и самим путать их… И, конечно, освоивших все бесчисленные приёмы боя, что были ведомы их Наставникам.
Пришёл день, когда старшие воспитанники наконец покидали Школу.
На посыпанном песком дворе, дворе, помнившем и первые победы, и первые поражения, и обжигающую радость выигранной схватки, и вкус крови во рту от пропущенного удара тупым ученическим мечом, – на дворе собралась вся Школа. В строгом порядке в праздничных лёгких плащах стояли младшие ученики; а тесной группой, отдельно от всех прочих, – те, кому спустя краткое время предстояло навсегда закрыть за собой ворота Школы.
Главный Наставник, чуть постаревший и погрузневший, стоял в середине молчаливого круга учеников. Он считал своим долгом дать последнее напутствие покидающим его владения.
– Ученики мои! Вот и настало время, когда вам должно покинуть стены моей Школы Меча и идти в мир. Я старался дать вам всё, что мог; что из этого взято вами, уже другое дело… Конечно, кое-кому из вас не помешало бы побыть ещё здесь. – Наставник бросил взгляд на Трогвара и ещё двоих лучших воспитанников; старый мастер всегда с неохотой отпускал от себя тех, в ком, как он говорил, есть искра Ямерта.
– Вас ждёт дорога. Каждый получил моё рекомендательное письмо; те из вас, кого нигде не ждут, могут воспользоваться им. Надеюсь, я не зря старался сказать о каждом из вас что-нибудь лестное!.. А теперь пора. Исполним наш обряд расставания. – Мастер серьёзным и чуть печальным взором обвёл почтительно склоненные головы, лицо его оставалось неподвижным, исчерченные шрамами руки лежали на рукояти упертого в землю парадного меча. – Теперь каждый из вас да примет на тело и одеяние вечный Знак Школы Меча в Дем Биннори, что будет гласить о вашем умении, равно как и о характере, насколько нам было дано понять их. Вам, дошедшим до конца, нечего стыдиться Знака, каков бы он ни был. Каждый из вас – мастер в сравнении с прочими, никогда не ступавшими по этому двору!
Наставник поднял руку, и в толщах голубого аэра поплыл торжественный звон большого колокола, возвещавшего выход в мир ещё нескольких Носящих Знак Школы.
– Обнажите левое плечо!
Двое желтолицых узкоглазых слуг, когда-то привезённых из восходных краёв Южного Хьёрварда, вынесли на середину двора стол, покрытый белой холстиной, и принялись раскладывать на ней какие-то замысловатые, начищенные до блеска инструменты.
Выпускники сдернули с плеч короткие куртки и развязали тесёмки льняных рубах. Подняв руку, Наставник позвал первого, и все затаили дыхание…
Было важно, очень важно, какой Знак присудят Наставники! Эта метка останется с получившим её до конца дней; и где бы ты ни находился в пределах Халлана (да и вне его – Школа в Дем Биннори знаменита повсеместно!), и благородные, и простолюдины всегда будут принимать тебя в зависимости от этого Знака. Он во многом определит твою судьбу: окончишь ли ты свои дни мелким подручным пограничного барона на северном рубеже, или же жизнь твоя начнётся у подножия трона Владычицы, света наших сердец, огня огней и силы наших сил…
– Грон! Знак Месяца…
Знак Месяца хорош – он означает хитрость и способность подниматься после самых тяжких неудач (подобно тому, как, исчезнув в Вековечной Тьме, вновь появляется на небе обновлённая Луна). Он означает сообразительность, искусство наблюдения, но как знак боевого искусства мечника он не из высших. Так, серединка.
– Фалдан! Синий Орёл!
Это лучше, и притом намного. Это чистота и открытость помыслов, это гордость и неподкупность, неспособность бить в спину и вообще прибегать к обману. Это Знак прямодушия и незлопамятности, и он на четыре ступени выше Месяца в Разряде Мастеров. Носящий его может смело выйти без кольчуги против шести-семи обученных ратников.
Тем временем Грон, высокий, статный юноша, всегда первенствовавший в сердечных делах, но далеко не столь же победоносный на ристалищном поле, на негнущихся ногах подошёл к двум желтолицым слугам. Его щёки пылали, словно маковый цвет, – видно, он рассчитывал на большее…
Узкоглазые ловко наложили на его обнажённое левое плечо какое-то сложное сплетение из тонких металлических нитей. Бесчисленные иглы, приводимые в движение замысловатым механизмом, дрогнули и поползли к золотистой коже Грона. Одна за другой они вонзались в кожу. Юноша морщился, однако не проронил ни звука. Тем временем другой слуга прикреплял к его куртке серебряный Знак – такой же, что должен был сейчас появиться на теле у Грона.
– Таран! Летучая Мышь…
Это плохо – последний знак Иерархии, самый низший из Разряда Мастеров. Тут есть и коварство, и скрытность, да и умение оставляет, по мнению Наставника, желать много лучшего. Впрочем, Таран и так еле-еле дотянул до конца, так что и этому он радёшенек.
– Саваж! Две Кобры…
На ступень ниже Орла. Как мечник ты неплох, но Тьма и Свет вечно борются в тебе, и ты можешь наносить смертельные удары в неожиданных даже для самого себя направлениях; ты злобен и не прощаешь обид, однако верен и не способен на предательство.
– Тигран!..
Все затаили дыхание. Это мастер. Это лучший меч Школы; Наставник якобы говорил, что такие рождаются раз в сто лет… Однако вне зависимости от того, произнёс ли он эти слова в действительности, Тигран и впрямь был первым учеником. Неужели Чёрный Ворон или, как и у Наставника, Белый Дракон?! Тигран в последнее время почти ни в чём не уступал учителю.
– Бешеный Тигр.
Вот это да! Не удержавшись, Трогвар даже разинул рот от удивления. Бешеный Тигр был Вторым Знаком после занимавших первую ступень Чёрного Ворона и Белого Дракона, равных по умению, но несхожих «характером»; Бешеный Тигр означал, что его носитель болезненно честолюбив, нестоек к соблазну богатства; обладающий этим Знаком легко сходился с людьми, они тянулись к нему, однако он слишком часто стремился использовать их как слепые орудия.
Сам Тигран стоял, внешне ничуть не изменившись, лишь побелели костяшки на судорожно стиснутых кулаках.
– Мерлин! Старая Сова.
Это тоже неплохой Знак. По умению Сова равна Синему Орлу, однако далеко не такова же характером. Она молчалива и беспощадна, она мудра и дальновидна, но только по ночам. Она искушена в борьбе со Злом его же оружием – но не требуйте от неё любви или верной дружбы. Она будет оставаться с вами, лишь пока так желает.
– Стамп! Семь Роз…
На ступень ниже Двух Кобр, на две – Орла и Совы и на две выше Месяца. Знак благородства и красоты помыслов, Знак художественного дара и утонченности. Добрый Знак – перед носящим его легко раскроются любые двери.
– Трогвар!.. – наконец выкрикнул Главный Наставник и отчего-то сделал паузу, показавшуюся очень долгой.
«Вообще-то я, конечно, послабее Тиграна, – мелькнуло в голове брата Арьяты, – он у меня выигрывает три схватки из пяти, зачастую и две из трёх; правда, тому Наставнику, у которого Чёрный Ворон, он проигрывает шесть боев из десяти, а я – семь-восемь… Ну же! Конечно, должно быть не меньше Коршуна или равной ему Совы. Хорошо бы Морского Змея – это на ступень выше… Да что я! Мерлин последние месяцы с трудом брал у меня один бой из пяти, Фалдану я как-то проиграл два из четырёх, но это ж после бессонной ночи, когда до зари читал „Врата Холмов“.
– Крылатый Пёс! – раздалось наконец над двором, когда тишина стала уже совсем нестерпимой.
«Ого! Третий Знак в Иерархии!» – Трогвара захлестнула пьянящая радость. Жаль, конечно, что не Второй… но брат Арьяты тогда ещё плохо умел лгать самому себе. Тигран сильнее меня, честно признавал он. Пусть не очень, но всё же посильнее…
Юноши один за другим подходили к узкоглазым слугам. Ритуал нанесения Знака давным-давно был отработан до мельчайших деталей, придуманы остроумные и сложные механизмы, управляющие сотнями и сотнями тончайших, не толще человеческого волоса, иголок, что вводили в кожу десятки оттенков различных красок, сваренных по особым рецептам из редких горных трав и морских водорослей. Нанести сколь угодно сложный Знак из уже имевшихся не занимало у мастеров и минуты; другое дело, если бы потребовалось создать что-то совершенно новое…
Раскалённые иглы жестоко терзали плечо, боль ввинчивалась в виски Трогвара, и приходилось напрягать все силы, чтобы сохранить прежнее, радостно-беззаботное выражение лица, предписанное строгим обычаем. Многоцветье красок вкалывалось в кожу, и вот настал миг, когда маска была снята и Трогвар увидел на своём плече посредине багрового пятна Крылатого Пса, скалящего зубы в вечной ярости, уже расправляющего крылья, готового взлететь…
Обряд был завершён. Ворон, пролетавший в этот миг над двором крепости, увидел бы строгие ряды застывших учеников, небольшую группу Наставников в центре, а между ними и открытыми по этому случаю воротами выровнялся и вскинул в последнем приветствии руки строй тех, кто покидал сегодня Школу.
– Служите Владычице, отринув себя! – строго произнёс Главный Наставник; фраза эта была новой, раньше много-много лет подряд звучало «Служите Королю!»; имени никогда не называлось, тем самым ученики как бы шли служить самой идее Халланского королевства, а не определённому человеку, носившему в то время корону. Теперь всё изменилось… В том числе и фраза прощального обряда, и то, что там звучало слово «Владычица», ничего не меняло – у хозяйки Халлана не было собственного имени, её называли только так, и никак иначе.
– Служите Владычице, отринув себя!
– Пусть враги твои, Наставник, умрут без сыновей! – дружно грянули в ответ восемь здоровых глоток…
Потом было ещё празднество, песни и пляски, прощальные бои; по обычаю, получившие Знак не участвовали в них – едва приняв на тело свой отныне вечный символ, они давали нерушимую клятву не поднимать друг на друга даже тупого учебного оружия.
Школа шумела всю ночь, всю теплую осеннюю южную ночь, и затихла лишь к утру…
А едва отзвенел обеденный колокол, как все – и ученики, и наставники – вновь высыпали во двор. Там стояли восемь получивших вчера Знаки – уже в походной одежде, с котомками за плечами; а ещё каждый прошедший Школу уносил с собой любимый клинок.
Теперь уже не звучало ни прощальных слов, ни музыки – всё было сказано, спето и сыграно вчера. Молодые воины спали сколько хотели после весёлой прошедшей ночи, а поднявшись и приведя себя в порядок, собрались во дворе. Настало время уходить.
Молча, лишь склонив в прощальном поклоне головы, восемь юношей медленно прошли за ворота. Дружно остановились и оглянулись – и ворота тотчас захлопнулись за ними. Пора ученичества кончилась.
Ни один глаз не следил за ними из бойниц крепости, никто не вышел проводить их до поворота; напротив, за покинутыми ими стенами рога заиграли до боли знакомый сигнал к началу послеобеденных занятий.
Стараясь не смотреть друг на друга, юноши переминались с ноги на ногу, словно ожидая чего-то, хотя сами прекрасно знали, что вся Школа уже занялась повседневными делами и притворяется, будто ей больше нет никакого дела до вышедших из её стен. Конечно, в спальнях ещё долго не стихнут разговоры об этом дне, о полученных выпускниками Знаках – но дороги назад уже не было.
– Ну, что здесь стоять-то, пошли, что ли, а то все сапоги тут простоим, – решился нарушить тишину Грон.
И словно порвалась невидимая цепь, накрепко ещё привязывавшая Носящих Знак к заветным воротам; не сговариваясь, они разом повернулись спинами к крепостным стенам и зашагали по узкой полузаросшей дороге.
Шагали молча – слова казались сейчас неуместными. Так получилось, что никто из молодых воинов не был связан особо крепкими дружескими узами с остальными; и потому никто не дерзал нарушить тишину.
Так, в траурном молчании, точно на похоронах, они прошагали весь недлинный путь до крошечного приморского городка, откуда расходилось несколько торных дорог. Наступило время прощаться и им.
По обычаю, остановились на заветном перекрестке, где из года в год расставались прошедшие Школу молодые воины. Ветер поднимал едкую желтоватую пыль, она мешала говорить, и от неё – ясно дело! – очень сильно слезились глаза…
– Кто куда, братья? – медленно проговорил Стамп. Он, похоже, тяжелее всех переживал расставание со Школой и сотоварищами. Друзей у него не было, однако он приятельствовал, считай, со всеми – умение, которым из всех восьми отличался лишь он один.
– Домой, конечно же, – застенчиво улыбнулся Фалдан. – Мама, отец, сестры заждались…
– И я, и я тоже, – перебивая друг друга, выпалили Мерлин и Таран.
– А я погуляю по белу свету, – беззаботно махнул рукой Стамп. – Рано мне под материнский подол…
– Так пошли со мной к морю, в Беттор. – Саваж деловито разливал прощальный рог. – Командир Эрандо готовит дальний поход в Южный Хьёрвард, хорошо бы попасть к нему под начало, он отменный капитан и воин.
Тигран отмолчался, и его не стали трогать. Переживает человек, ясное дело – так надеялся на Первый Знак!
– Я к отцу, на перевал, туда, за Неллас. – Грон сдул со лба непослушную прядь. – Говорят, там опять жарко, варвары, похоже, оправились… Ну а ты, Трогвар, чего молчишь?
– Я пойду в столицу, – отчеканил Крылатый Пёс. – К Владычице.
Все переглянулись. В Школе знали, что Трогвар сирота и что ему некуда податься, – но что делать в Дайре?
– Зачем? – удивился Саваж. – Ковры богатым матронам выколачивать? Там же и меча-то как следует не обновить! А на службу просто так не возьмут. Идём с нами, Эрандо возьмёт, вернёмся и со славой, и с золотишком – тогда я и сам в Дайре наведаюсь!
Трогвар упрямо нагнул голову, и его тотчас оставили в покое – этот непреклонный вид был слишком хорошо знаком остальным. Коль упрётся, то уже ничем не сдвинешь…
Трогвар сумел напоследок удивить своих былых товарищей. Никто и никогда из Школы Меча не осмеливался предложить свою службу Владычице или прежним королям, не совершив сперва какого-нибудь достойного деяния. Сперва отличись, добейся славы – и уж потом клади свой меч на ступени Халланского трона!
И как мог Трогвар объяснить остальным, что две страсти в равной степени владеют им – отыскать тропку к Перворождённым и служить Владычице. Не барону или командору, годами дожидаясь случая показать себя (ведь не так-то просто отличиться воину в дни мира!), а Ей, и только Ей. Потому что он любит Её превыше самого себя, потому что единственная цель, достойная мужчины, – быть полезным Ей, а высшее счастье – умереть, защищая Её!
Но об этом он молчал.
Молодые воины простились, кладя правые руки на плечи друг другу. При этом все старательно отводили глаза, и лишь Тигран долгим и открытым взглядом посмотрел в лицо Трогвару, словно отыскивая некий ответ на невысказанный вслух вопрос; однако брат Арьяты не понял его, и они простились, как и остальные, молча.
Получившие Знак разошлись в разные стороны. Саваж со Стампом двинулись к пристани нанять ладью, которая отвезла бы их в Беттор, где стояли готовые к отплытию каравеллы Эрандо; Мерлин и Таран выбрали западный тракт – владения их отцов лежали к закату от Дайре; Грон, поколебавшись, отправился к причалу вслед за Саважем – разузнать, нет ли попутного корабля в Неллас; Тигран же неожиданно для всех зашагал на юг, к отделявшему благодатные равнины Халлана от пышущих жаром пустынь Хребту. Трогвар в одиночку пошёл по наезженной дороге, в конце которой его ждала столица.

Глава XVII

Он шёл долго. Дни уходили за днями, неделя сменялась неделей, близился излёт лета, хлеба ложились под серп. Припекало солнце, и натруженная спина прела под серым плащом, плотно прижатым к телу двумя укрепленными крест-накрест недлинными, чуть изогнутыми мечами-ноэрами.
Мало-помалу дорога, по которой он шёл, становилась всё шире, села и замки – богаче и пышнее. Крылатый Пёс приближался к сердцу Халланского королевства, однако он почти не смотрел по сторонам. Не удостоились его внимания ни роскошные платановые рощи, спускающиеся по зелёным пологим холмам к самой белой черте прибоя, ни величественные чёрные утёсы Дорнея, врезавшиеся в голубую морскую гладь двумя гигантскими клешнями, ни торжественные дубовые леса, раскинувшиеся на привольных просторах речных долин, через которые вёл его нескончаемый тракт…
Он останавливался на самых скромных постоялых дворах, бережно тратя те немногие деньги, что получил от щедрот Наставника. В трактирах он избегал шумных компаний, предпочитая есть и пить в одиночестве. На него глазели – не столь часто под эти давно не обновляемые кровли вступал воин с Третьим Знаком Дем Биннори; прекрасно зная, что означает Крылатый Пёс на куртке странного гостя, никто не дерзал побеспокоить его. Одиночество Трогвара так и не было никем нарушено до самого конца пути.
И с каждой пройденной лигой жестокий внутренний огонь всё сильнее и сильнее жёг путника. Ну когда, когда же он наконец сможет припасть к ступеням трона своей мечты, вознести зримую молитву своему живому божеству? Крылатый Пёс равнодушно проходил мимо придорожных храмов Молодых Богов – к чему они ему, если в его сердце безраздельно царствует Владычица Халлана? Последние ночи перед столицей он уже не мог спать.
Но вот под ногами вместо пыли и песка потянулись гладкие каменные плиты; знаменитые вишнёвые и яблоневые сады окрестностей Дайре заполнили всё вокруг; и настал миг, когда потрясённому Трогвару открылись величественные, вознесшиеся высоко в небо сторожевые башни Дайре, островерхие и тонкие, словно все без остатка устремлённые ввысь и пытающиеся оторваться от грубых фундаментов. Город окружали белокаменные стены высотой в десять человеческих ростов с кроваво-красными башнями, увенчанными отливающими золотом шпилями…
К воротам Дайре тёк густой поток людей, лошадей, повозок; Трогвар затерялся в этой живой реке, опомнившись, лишь когда пришла пора платить пошлину за вход. Она была невелика и взималась скорее по старой памяти, чем из-за действительной необходимости; однако Крылатому Псу пришлось опустить в кружку сборщика свои последние медяки. Теперь, вздумай он поесть, еду пришлось бы добывать мечом, однако Трогвар и помыслить не мог, чтобы беззаконно обнажить оружие в такой близости от заветного трона Владычицы; скорее он согласился бы голодать.
Он впервые оказался среди такого количества суетящихся, орущих, вопящих, толкающихся и вечно куда-то опаздывающих людей. Трогвар вообще неуютно чувствовал себя даже в небольших придорожных трактирах; здесь же, среди равнодушной толпы, ему стало совсем плохо. Он пробирался между снующих обитателей Дайре, словно змеелов возле сплетшихся в клубок ядовитых кобр. Он хотел быть один. В одиночестве так славно размышлять, так восхитительно-согласно приходят мысли, и можно с головой уйти в любимые книги, которые одни никогда не предадут и не ударят в спину… Поминутно подавляя желание схватиться за эфесы, Трогвар осторожно пробирался по нешироким городским улицам, мимо лавок и харчевен, мимо мастерских и гостиниц, мимо лупанаров и тому подобных заведений – последние он старался обходить за квартал… Несколько раз он ловил на себе внимательные взгляды прохаживающихся тут и там патрулей городской стражи – два его меча возбуждали в ратниках служебное рвение, однако стоило им завидеть его Знак, как настороженность исчезала и они чуть ли не раболепно кланялись молодому воину. Даже на улицах столицы человек с Третьим Знаком Иерархии встречался редко.
Трогвар шагал и шагал, цепким взглядом прищуренных глаз осматривая всякого, у кого на поясе висел меч. Порой вслед ему слышался девичий смех – он был недурён собой, вдобавок обладатель Крылатого Пса, на него частенько обращались лукавые взоры из-под длинных ресниц; и тогда Трогвар отворачивался, словно в смущении, на самом деле как же он мог глазеть на других женщин, когда его ждала сама Владычица!
Брату Арьяты, законному наследнику Халланской короны, было некуда идти в его собственной столице. Он был чужим здесь и не имел никакого дела ни к кому в Дайре, кроме лишь Той, что жила в королевском дворце. Глаз Трогвара не задерживался ни на изобилии богатых лавок, ни на великолепии фасадов; и со всё большим и большим удивлением смотрел он на окружавших его людей. Пресветлый Ямерт, вырастившие его лесные гномы теперь казались ему куда лучше, чем эти полубезумные создания!..
Полубезумные создания в полубезумном городе, в городе, более напоминающем обиталище рыжих лесных муравьев. Выжги его до основания, развей пепел по ветру – не пройдёт и пяти лет, глядишь, те же дома, те же лавки, тот же рынок рабов, да и нищие, наверное, останутся теми же…
Так что же делают все эти люди, что гонит их по этим улочкам, что заставляет озабоченно морщить лбы, сдвигать брови, метаться из стороны в сторону? И самое главное – как же ты нужна нам, о Владычица! Ясно ведь, что ни к чему тебе власть над этими толпами неразумных созданий; и ясно, что лишь из чувства долга продолжаешь ты держать бразды правления, не давая здешнему народу скатиться до полной дикости…
Можно купить оружие, одежду, еду. Можно сражаться за наёмщика и иметь вдоволь серебра. Можно менять женщин. А зачем?.. Единственное достойное занятие – это собирать раритеты…
Пытаясь разобраться в нахлынувших мыслях, Трогвар кружил и кружил по незнакомому городу, бесцельно переходя из таверны в таверну, подсаживался к длинным столам, молча приглядывался к соседям… Несколько раз его угостили пивом, компанейские оружейники попытались втянуть его в разговор – парень с Крылатым Псом заслуживал уважения, и уж наверняка он должен был разбираться в тонкостях ковки клинков; однако Трогвар, не поддержав беседы, выскочил из таверны так, словно за ним гналась целая армия.
Ноги занесли его на рынок рабов – унылые, полубезжизненные, равнодушные ко всему лица; грубые деревянные помосты, жуликоватые оценщики; кузнецы из беднейших, что зарабатывают свой жалкий хлеб, крепя ошейники и кандалы… Жирный одутловатый торговец, шумно сопя, щупал сжавшуюся в комок молоденькую желтокожую девушку, явно привезённую пиратами из Южного Хьёрварда; маленькие глаза купца матово блестели, он показался Трогвару безумцем, накурившимся одурманивающего зелья…
Оружейные ряды. Блеск начищенного оружия, рыжие, пегие, чёрные, седые, все подпалённые бороды немногословных мастеров; молодые сэйравы, прогуливающиеся мимо сваленного грудами на прилавках смертоносного железа. Здесь Трогвара уже приветствовали не без почтительности, замечая его Знак. Брат Арьяты отвечал учтивыми поклонами, однако глаза его оставались холодными и устремлёнными куда-то вдаль, словно он напряжённо разглядывал нечто невидимое для остальных…
И повсюду в этом городе чувствовалось незримое присутствие Владычицы. Её имя звучало ежеминутно, им клялись и им заканчивали добрые пожелания и напутствия; кое-где в самых богатых лавках висели Её портреты, и странным мог бы показаться чужеземцу льющийся по Её плечам водопад необычных чёрно-белых волос, удивительное смешение чёрных до синевы прядей с белыми, не седыми, а просто очень светлыми…
Лишь к вечеру по уже затихающим улочкам столицы Трогвар добрался до дворца, остановился на мгновение возле края громадной площади перед многобашенным сверкающим чудом – и решительно ступил на брусчатку.
Огромное строение нависало над ним, блестя разноцветными витражами окон и золотыми куполами парадных залов; на тонких флагштоках трепетали ало-синие знамёна. Серебром горели ворота – дивное творение горных гномов; на створках взамен красовавшегося там много столетий герба Халланской Династии помещалась новая эмблема – единорог и ворон, повергающие змея.
Ворота были полуоткрыты, несмотря на поздний час; в проходе неподвижно застыла стража. На роскошных отполированных доспехах играли лёгкие блики заката, длинные тисовые копья опустились и скрестились, преграждая дорогу подошедшему Трогвару. Под опущенными забралами он не мог видеть лиц воинов, однако широкие – в ладонь – зазубренные наконечники были подняты вверх, а не нацелены в грудь Трогвара. Часовые видели его Знак и лишь показывали ему, что путь пока закрыт.
– Почтенные, как мне найти начальника стражи? – вежливо поклонившись, осведомился Трогвар.
– Тебе назначено, молодой сэйрав? – прогудел один из копейщиков.
– Нет, я первый день в городе. Хочу поступить на службу.
– На службу? – Воины переглянулись.
Носители Знака – не важно, благородного они происхождения или нет, умение уравнивало всех – никогда не придут сюда с подобной просьбой, не имея за плечами какого-нибудь достойного дела; а раз так, этому пришельцу следует помочь… Знак Крылатого Пса говорил в пользу носившего его лучше всяких слов.
Один из стражников нажал торчавший из стены рычаг; где-то в глубине звякнул колокольчик, и вскоре к воротам вышел ещё один воин, судя по чёрному треугольнику, навешенному слева на кольчугу, – начальник караула.
– Видеть Капитана стражи? – проговорил он, снимая положенный уставом шлем и в затруднении почёсывая затылок. – Гм… Ну ладно, молодой мастер, ступай за мной. Такие, как ты, давно уже к нам не захаживали…
Миновав короткий коридор, Трогвар и его провожатый оказались в караульне. По углам колючими кустами высились пирамиды копий, на стенах висело несколько десятков разнообразных мечей самых причудливых очертаний. Посередине комнаты Трогвар увидел длинный стол и лавки; вкусно пахло добрым пивом, крепким старым табаком и оружейной смазкой. Несколько свободных от дежурства воинов острили клинки – знакомый, привычный скрежет точильных камней, словно Трогвар и не уходил никуда из Дем Биннори!
– Ко мне, что ли? – прогудел вдруг над самым ухом Трогвара густой, низкий голос, и брат Арьяты поспешно обернулся.
Перед ним стоял широкоплечий, уже немолодой воин, длинные усы по моде давно минувших дней Смуты спускались почти до ключиц; обветренное и морщинистое лицо наискось прочерчивало несколько глубоких, плохо заросших тёмных шрамов. Кулаки длинноусого смело могли потягаться размером с доброй пивной кружкой, такие ладони запросто ломали подковы, если только не гномьей работы…
– Досточтимый Капитан… – поклонившись, начал Трогвар.
– Умбато, – бросил тот.
– Досточтимый Капитан Умбато, я Трогвар…
Старый воин внезапно вздрогнул, прямо-таки впившись глазами в лицо Крылатого Пса.
Удивившись, юноша осёкся.
– Кто твои почтенные родители, молодой мастер? – отчего-то слегка севшим голосом произнес Капитан.
– Я сирота, – не опуская глаз, ответил Трогвар. – Я воспитывался в Дем Биннори. Детства совсем не помню…
– Понятно, прости меня. – Умбато вздохнул, проведя ладонью по лицу сверху вниз. – Так что ты ищешь здесь, молодой мастер?
– Я пришёл искать службы у Владычицы, – четко проговорил Трогвар, вновь слегка кланяясь и протягивая Капитану рекомендательное письмо Наставника.
Цепкие, чуть скрюченные пальцы старого рубаки бережно приняли пергамент, однако Умбато не спешил разворачивать его.
– Где же ты побывал после Школы, молодой мастер? – благожелательно спросил он. – Часом, не в полку Герреда? Дело там было жаркое…
Трогвар облизнул губы. Наступил самый неприятный для него момент.
– Почтенный Капитан Умбато… я только что окончил Школу.
– То есть как? – опешил Умбато, даже выронив так и оставшееся непрочитанным письмо. – Послушай-ка, молодой мастер, тогда тебе пока здесь нечего делать. Ты же знаешь порядок… И мне вообще непонятно, как ты дерзнул явиться сюда!
– А разве мой Знак не есть лучшая рекомендация? – изо всех сил сохраняя спокойствие, как можно более небрежно ответил Трогвар.
Брови Капитана гневно сошлись.
– Этого мало, – глухо проворчал он. – Если каждый мальчишка, кое-как выучившийся махать детским мечом…
– Досточтимый Капитан Умбато, ты оскорбил меня!
Великолепно разыгрывая гнев, Трогвар шагнул к старому воину, сжимая кулаки. В следующий миг клинки-ноэры с лёгким шорохом выпорхнули из ножен.
– Сперва возьми надо мной верх, а потом называй меня мальчишкой!
Сидевшие за столом воины повскакивали с мест, уже готовые броситься на Трогвара, однако их остановил властный окрик Капитана:
– Не сметь! Я его сам проучу!
Трогвар очень рисковал, поставив всё, что имел, на одну-единственную карту; однако пока Капитан действовал именно так, как и рассчитывал Крылатый Пёс. Умбато покраснел, надулся, кровь бросилась ему в голову; он зашипел, точно рассерженный камышовый кот, и уже в нешуточной злобе сорвал со стены первую попавшуюся пару мечей.
Выпад! И блеск чужой стали у самых глаз! И ещё! Ещё! Сверху-сбоку, раскрут, восьмёрка, удар на высоте кисти, скольжение, ложный замах, тычок вниз, переворот влево-вправо, снова раскрут… Проделано это всё было быстро и довольно-таки неплохо, однако не стало неожиданностью для Трогвара. Этому Капитану было далеко до Главного Наставника…
«Что, выдохся? – подумал Трогвар, отражая очередной выпад. – Удивлен, силач? А чего же ты ждал от Крылатого Пса?»
И тут Трогвар сам бросился в атаку, однако удары наносил осторожно, щадя самолюбие Капитана, – дважды он задерживал выпады, нацеленные в открытые места, причём второй раз ему не удалось скрыть это.
И, почувствовав, что желторотый мальчишка щадит его, его, Капитана гвардейской стражи, Умбато совсем потерял рассудок. Он словно взорвался изнутри, мечи в его руках превратились в двух разящих ядовитых змей, сам с двумя клинками, Трогвар с большим трудом сдерживал его натиск…
Ни тот, ни другой не могли взять верх; решив чуть поддаться, Трогвар слегка открылся и внезапно почувствовал, что Умбато тоже сдерживает свои удары, уже пробившие защиту Крылатого Пса, но так, чтобы они казались отражёнными. Крылатый Пёс, в свою очередь, попробовал было атаковать… однако Капитан, вдруг отскочив в сторону, примирительно опустил мечи.
– Славно бьёшься, молодой мастер, славно. – Он одобрительно покивал головой и хлопнул Трогвара по плечу. – Давно я не видал, чтобы новички так бились… Что ж, считай, ты мне подходишь. Так и быть, попрошу за тебя Великого Атора!
– Как? – поразился Трогвар. – Нужно разрешение самого Великого Атора? Неужели не сам Капитан Умбато решает, кому быть в его отряде? Разве Атор имеет к этому отношение?
– С некоторых пор имеет, и не только к моему отряду! – Умбато дернул себя за ус – с досадой, как показалось Трогвару. – Да, Атор теперь решает очень многое… Он ведь правая рука Владычицы, Меч королевства, первый среди воинов Халлана; он уже давно предводитель всей дворцовой гвардии… Послушай, Дем Биннори что, в такой глуши, что ты не знаешь о Великом Аторе?
– Для прошедших Школу Меча в Дем Биннори нет различий между слугами Владычицы, – сквозь зубы процедил Трогвар. Он ещё не знал почему, но имя Атор вдруг вызвало в нем неприязнь. – Есть Владычица – и есть все остальные. С высоты Её отличия от нас нет разницы между простыми смертными.
Капитан с сомнением покачал головой, однако по существу возразить ничего не смог.
– А разве не сама Владычица решает, годен ли тот или иной для Её службы? – вновь спросил Трогвар. Отчего-то ему очень не хотелось, чтобы его имя выговаривали уста этого самого Атора, пусть даже и прозванного Великим.
– Сама, конечно же, но представляет Ей ищущего службы теперь только Великий Атор. Ему Она доверяет больше всех, – с оттенком недовольства в голосе ответил Умбато.
Что ж, теперь всё ясно.
– Благодарю тебя, почтенный Капитан Умбато, – вновь поклонившись, произнёс Трогвар. – Прости меня за случившееся. Так куда и когда прикажешь мне явиться?..
– Доложу сегодня – скоро уже идти к Атору; если хочешь, подожди здесь…
– Я подожду… – наклонил голову Трогвар.
* * *
Время тянулось медленно и мучительно. Капитан Умбато вскоре ушёл, распорядившись, чтобы Трогвару позволили сидеть в караульне; гвардейцы же оказались неразговорчивыми. Брат Арьяты замер в углу, усилием воли подавляя желание хотя бы встать и начать вышагивать от одной стены до другой – напряжённое тело требовало движения, какого угодно, но движения; оставаться на одном месте было пыткой. Смиряя себя, Трогвар не шевелился.
За узкими окнами кордегардии, выходившими в один из внутренних двориков, уже совсем стемнело, когда наконец появился Капитан Умбато. Трогвар нарочито медленно повернул к нему голову, но, заметив, что начальник стражи занят раздачей каких-то малозначительных распоряжений своим гвардейцам, так же спокойно отвернулся. Он не выкажет свою слабость ни перед кем!
Умбато разослал воинов с различными поручениями, в караульне остались только он и Трогвар.
– Неладно всё как-то вышло, Трогвар, – хмурясь, бросил Умбато, избегая смотреть Крылатому Псу в глаза. – Отказал наш Великий Атор, видишь, какая история… Да ещё мне выговорил. – Капитан с досадой сплюнул на пол. – Чванлив он, этот их Атор, сил никаких нет! И зачем только пресветлая Владычица его при себе держит?.. Я уж так ему тебя нахваливал! Да только всё зря. Побагровел, точно твой кирпич, и ни в какую. – Пальцы Капитана раздражённо барабанили по столешнице. – Так что же теперь делать будешь, молодой мастер?
– А что бы посоветовал мне многомудрый Капитан? – страшным усилием воли заставив голос не дрожать, ответил Трогвар.
– Гм… что ж тут посоветуешь… – Умбато опустил голову. – Одно только средство осталось – молить саму Владычицу… Как раз завтра – Большой Приём; туда могут прийти все благородные сэйравы – и ты тоже, твой Знак тебе это позволяет… На этом Приёме каждый может обратиться непосредственно к самой Хозяйке Халлана с просьбой или жалобой на обиды. Попробуй и ты! Другого способа у тебя нет… если ты продолжаешь настаивать на том, чтобы немедленно поступить на Её службу. А коль передумаешь – то давай я пару слов Герреду черкану… Он такого, как ты, в свой полк не то что с руками и ногами оторвёт, а ещё, пожалуй, и десятником сделает… Варвары что ни месяц наши заставы на перевалах тревожат – лучшего места, чтобы отличиться, не сыщешь во всём Халлане. Право же, Трогвар, нравишься ты мне, и хочу я тебе помочь – может, прислушаешься к моему совету?
– Если Атор отказал сегодня, никто не сможет поручиться, что он не откажет завтра, – покачал головой Трогвар.
– Так-то оно так, а если у тебя за плечами дело громкое появится, то и Владычицу просить куда легче станет…
Трогвар промолчал.
– Ну, тебе виднее, – поднялся Капитан. – Своя голова на плечах имеется. Пойдём, сейчас ночная стража заступит… Тебе ночевать негде, так что со мной пойдёшь – и не смей возражать! Считай, это первый приказ тебе как моему воину…
– Откуда ты знаешь, почтенный Умбато… – начал было Трогвар, однако Капитан досадливо прервал его:
– Да чего ж тут знать… если ты аж во дворец с походным мешком вломился, даже платья не переменив!
– У меня другого нет, – тихо проговорил Трогвар.
– Знаю… Впрочем, плюнь – воинам тряпками обвешиваться ни к чему. Пусть придворные щёголи этим занимаются…

Глава XVIII

Эту ночь Трогвар провёл под гостеприимным кровом Капитана. Старый вояка жил один – двое сыновей тянули лямку на северной границе, жена давно умерла… Сердито гремя пустыми горшками и что-то неразборчиво ворча себе под нос, Умбато отыскал полный чугун с бобовой кашей, по-братски разделив с Трогваром ужин.
Едва голова Трогвара коснулась подушки, как он провалился в глубокий сон без сновидений.
Наутро Капитан растолкал его чуть свет.
– Смотри, молодой мастер, счастье своё проспишь! Приём через два часа начинается…
Долго собираться Трогвару не пришлось. Встал, умылся, затянул пояс потуже – и готов. От волнения кусок не лез в горло…
Вскоре Крылатый Пёс уже стоял среди толпы ожидавших выхода Владычицы в том самом парадном тронном зале, где семнадцать лет назад Призрачный Меч в последний миг изменил его сестре, о существовании которой, как, впрочем, и о тайне своего рождения, он по-прежнему ничего не знал…
Огромные окна в просторном зале были открыты; отгоняя жару, порхал лёгкий ветерок – на дворе стоял сухой и жаркий конец августа. Здесь же – лишь тихий гул разговоров, смешение красок на праздничных одеяниях собравшихся знатнейших дворян столицы, блеск их многоцветных гербов. Кое-кто начал было недоумённо коситься на замершего Трогвара, на его серый дорожный плащ и видавшие виды сапоги; однако никто не дерзнул произнести укоризны вслух – Знак Трогвара внушал невольное почтение.
Большой Приём Владычицы! Это было нечто вроде совета со знатнейшими родами сэйравов; здесь официально оглашались последние новости с границ, разбирались важнейшие события, происшедшие в королевстве, и здесь же принимались решения. Потом отдавались приказы и выбирались те, кому выпало их исполнять. Разумеется, Малый, Собственный Её Величества Совет Халлана уже обсудил всё это, однако Большой Приём всё ещё сохранял своё значение, ибо если не будет согласия Владычицы с сэйравами… Хотя порой Трогвару казалось, что Она просто не может сделать что-то такое, что бы не было тотчас искренне одобрено всеми.
Точно в назначенный час, когда опустел резервуар больших водяных часов, по залу разнёсся гулкий голос многочисленных труб. Все разговоры замерли, успевшие присесть поспешно вскочили со скамей и пуфов; взоры собравшихся обратились на золотую двустворчатую дверь, изукрашенную тонкой резьбой…
Раздались гулкие шаги стражи, четверо гвардейцев громадного роста торжественно вступили в зал, а за ними лёгкой походкой, почти не касаясь земли, вошла Она.
Трогвар замер, не в силах отвести глаз; ему казалось, что грудь сейчас разорвётся от бешеных ударов сердца; он добился своего – он воочию видит Её!
Улыбаясь, Владычица прошла к трону. Если бы принцесса Арьята могла видеть её сейчас, она была бы несказанно поражена – её соперница ничуть не изменилась.
Взгляд Хозяйки Халлана скользил поверх спин склонившихся в глубоких, почтительных поклонах. Её лицо не блестело от мазей и притираний. По мнению Её подданных, Она не нуждалась в иных, не Природой дарованных красках. Бездонные глаза смотрели весело; и всем собравшимся Она казалась словно всеведущим духом этой земли, почему-то решившим облачиться плотью…
– Здравствуйте, друзья мои, я прошу вас садиться! – Владычица подняла руку, стоя у трона, и сама опустилась на него не раньше, чем устроились все собравшиеся в зале.
Словно очнувшись, Трогвар только теперь смог отвести взгляд от стройной фигуры со странными бело-чёрными волосами; и в глазах остальных собравшихся здесь он прочёл то же, что чувствовал сам, – восторг, восхищение, упоение, преклонение перед этим неземным существом. Смертный может лишь низко склониться перед Ней и кинуться в огонь по первому Её приказу.
И только теперь Трогвар заметил на самой верхней ступени трона рослого и могучего воина с роскошной копной чёрных волос и жёстким взглядом тигриных глаз на красивом и твердом лице. Сильные руки были обнажены до плеч, открывая тугие вздутия мышц; он носил безрукавку ало-синих цветов Владычицы, на груди висела тяжёлая драгоценная цепь с крупным кроваво-красным рубином. Руки воина небрежно опирались на длинный двуручный меч-страшилище.
В первый миг Трогвар даже не понял, что заставило его замереть с раскрытым от удивления ртом.
Знак! Знак на этом типе! Всемогущий Создатель, отец Ялини и Ямерта, это же Белый Единорог! Знак вне Разряда Мастеров, вне пределов Иерархии, Знак, присуждаемый лишь общим решением всех без исключения лучших Наставников Игры Мечей как признание непобедимости его обладателя. Ещё когда Трогвар был в Школе, об этом Знаке ходили легенды. Да-да-да, и Главный Наставник как-то раз был срочно вызван в столицу, отсутствовал месяц, а потом поползли разговоры, что будто бы Конклав присудил кому-то этот за десятилетия никому не доставшийся Знак…
И значило это, что все Наставники, обладатели Знаков Ворона или Белого Дракона, так и не смогли зацепить Атора. По условиям, он с одной палкой должен был взять верх над двенадцатью одновременно нападавшими на него, причём стоя не у стены, а с открытой спиной; для таких испокон веку и существовал этот особый Знак Белого Единорога…
Значит, все тогдашние слухи были правдой… Трогвар не мог объяснить почему, но отчего-то ему до слёз стало обидно за благородный Знак. Нет, не этому верзиле должен был достаться он!
Трогвар буквально впился взглядом в Атора; и следующей, роковой его мыслью, внезапно вытеснившей всё остальное, стало: «Да как же ты смеешь так смотреть на Владычицу?!»
С глаз Трогвара словно бы упала пелена; он не слышал мелодичного, точно весенний ручеек, голоса Владычицы, он забыл обо всём – его взоры были прикованы к Великому Атору, и только к нему одному. А тот стоял расслабленно, чуть рассеянно оглядываясь по сторонам; и как же странно менялся его взгляд, когда он поворачивался к Ней! Так загнавший добычу волк смотрит на неё перед последним броском, уже предвкушая сладостное пиршество; так уже выпроставшая раздвоенное жало змея смотрит на оцепеневшую птичку; так мужчина смотрит на доставшуюся ему с боем женщину.
Трогвар видел надменно вскинутый подбородок, едва заметный хозяйский наклон головы; но самое главное – в глазах Атора Крылатый Пёс заметил тот самый маслянистый блеск, что он совсем недавно видел у толстого купца на рабском рынке, похотливо ощупывавшего молодую рабыню…
Нет, Трогвар не мог ошибиться! Не как на Великую Владычицу, свет и счастье земли Халлана, смотрел на Неё Атор, пусть даже и знаменитый боец, но как на женщину, покорную жену – вот кем Она была для него!
Трогвар не чувствовал жаркого, прилившего к щекам румянца; впервые в жизни он внутренне корчился от непереносимого оскорбления – Атор вожделеет к Ней! Он посмел желать Её, точно она послушная трактирная служанка! Он, он… Мысли Трогвара путались, кровь бросилась в голову; подумать только, ему пришлось просить милости этого святотатца! А тот ещё и отказал…
И неужели не видят всего этого непотребства, этого неприкрытого, мерзкого желания во взоре Атора остальные, стоящие и сидящие сейчас в этом зале?! Кто они – слепцы, трусы или же и то и другое вместе?! Неужели Знак Единорога умертвил их волю и они покорно сносят неслыханное в Халланской земле святотатство?! Это невозможно вытерпеть, это нельзя так оставить, пусть он расстанется с головой, но нельзя же покорно молчать!
Лениво скользивший по залу взгляд Атора внезапно остановился, встретившись с горящим, точно в глазницах вместо зрачков – тлеющие уголья, взором Трогвара. Ненависть в этих глазах читалась слишком легко, чтобы всесильный предводитель Халланских ратей мог оставить это без внимания. В его взгляде безразличие сменилось недоумением, недовольством, а потом и гневом. Но остановить Трогвара он уже не успел.
Не успел и Капитан Умбато, с некоторой тревогой косившийся на молодого воина, замершего с таким странно зловещим выражением на лице. И кого-то очень напоминало Капитану это лицо… Того, кого Капитан старательно пытался забыть все долгие годы.
Владычица, окончив свою речь, подняла левую руку – знак говорить тем, у кого есть что сказать по делу; возникла небольшая пауза, и ею воспользовался Трогвар. Не слишком деликатно расталкивая оказавшихся перед ним, Крылатый Пёс очертя голову бросился вперёд, вверив свою судьбу милосердной Ялини.
Заметив какое-то непонятное движение в зале, встрепенулись гвардейцы; Атор молниеносно вскинул к плечу свой двуручный меч; однако Владычица, улыбнувшись, чуть заметно шевельнула бровью, и тревога тотчас улеглась, хотя Атор опустил клинок с явной неохотой.
Никто не задерживал Трогвара; спустя считаные мгновения он очутился подле самого подножия трона Владычицы и упал на правое колено, склонив голову в знак покорности. Прежде чем успели загреметь гневные раскаты голоса Атора, Трогвар заговорил сам.
И слова мольбы рвались из его груди с такой силой и такой страстью, что не остался равнодушен никто из собравшихся в этом зале; растерянные сэйравы замерли и умолкли, против воли своей внимая горячей и искренней речи.
О высшем счастье каждого бойца умереть за Неё говорил Трогвар. И о том, что он не может ждать, когда судьба подарит ему счастливый случай отличиться. И ещё о многом другом, подобном же, держал он речь, преклонив колена…
Владычица слушала его с лёгкой улыбкой, что загадочно вспыхивала и гасла на тонких губах; однако же Атор выдержал недолго. Ноздри его раздувались, глаза метали молнии; взмахнув рукой, он шагнул к коленопреклонённому Трогвару.
– Хватит! Довольно непотребства! – зычно проревел он, подходя вплотную. – Как смел ты оскорбить слух Владычицы подобной просьбой?! Большей наглости, признаюсь, я ещё не встречал. Как смел ты вообще явиться сюда, если тебе передали мой отказ?! Вон отсюда, щенок, и радуйся, что на потеху всего Дайре я не велел высечь тебя розгами за непослушание!
Гнев и обида вытеснили страх и усвоенные правила этикета.
– Это тебе удастся сделать со мной, только если я буду мёртв! – сжав кулаки, бросил Трогвар прямо в лицо надменному царедворцу и, видя, как руки Атора судорожно стиснули эфес, добавил: – Давай-давай, я вижу, здесь некому укротить тебя за грязные взгляды, что ты бросаешь на мою Повелительницу!
По залу пронёсся общий вздох, лицо Атора побелело, зрачки сузились…
Трогвар чувствовал, что всё потеряно, что он летит в бездну, однако как приятно было бросать слова презрительной правды в лицо этому предателю и святотатцу!
Среди собравшихся тем временем поднялось смятение – никто и никогда не осмеливался даже возразить Великому Атору, не говоря уж о таких ужасных вещах, тем более после того, как он получил своего вожделенного Белого Единорога…
Атор ответил на яростные слова Трогвара глухим рычанием – так рычит волк, уже вцепившись в горло жертве. И, наверное, не миновать было бы кровавого поединка прямо в тронном зале, но в последний момент рука Владычицы простёрлась царственно-спокойным жестом, и тревожный шум взволнованных голосов тотчас же стих. Однако Атор и не подумал останавливаться – на ходу поднимая меч к плечу, он сделал несколько шагов к неподвижному Трогвару.
Тот даже не коснулся рукоятей своих собственных клинков.
– Атор! – резко выкрикнула Владычица, однако, несмотря на всю решительность этого возгласа, Трогвар безошибочно ощутил в нём и скрытую мольбу.
Атор остановился явно нехотя, медленно обернувшись к трону; Трогвар пожалел, что в этот миг не видит лица своего противника. Крылатый Пёс был уже в пределах досягаемости длинного меча Атора и на всякий случай напрягся, готовясь прыгнуть, если царедворец всё-таки пренебрежёт приказом.
– Атор, этот юноша дерзок, но смел. Почему бы нам не назначить ему испытание?.. Если бы он прошёл его…
– Не прежде, чем я встречусь с ним на турнире, – холодно произнёс Атор, дерзко глядя прямо в глаза Владычице.
Трогвар осторожно шагнул в сторону и теперь мог видеть, что его соперник смотрит на Владычицу прежним, так взъярившим Крылатого Пса властно-хозяйским взглядом.
– Вызвать оскорбителя на поединок – священное право каждого сэйрава, и никто, даже могучий Ямерт, не в силах помешать мне в этом, ибо таков закон, который превыше воли правителей!
Раздался шум и гам, в толпе придворных началась уже подлинная паника; Трогвар же медленно прошёл почти к самому трону и истово, до земли, поклонился Владычице.
– Благодарю Тебя, о Повелительница моей жизни, – негромко произнёс он, обращаясь к гневно закусившей губу Хозяйке Халлана. – Пусть испытанием мне и станет этот поединок. Я иду на него с радостью и лёгким сердцем, ибо кровью оскорбителя надеюсь смыть причинённую тебе обиду!
Атор дёрнулся, однако смирил себя и лишь продолжал прожигать Трогвара ненавидящим взглядом.
– Великий Атор прав… – раздался первый несмелый возглас из толпы собравшихся, и за ним тотчас последовали другие – что нельзя нарушать древний закон… что право на поединок священно… Великий Атор тоже может чувствовать себя оскорбленным… Нельзя давать ссорам затягиваться, поле всех рассудит!..
Придворные были правы – ещё в незапамятные времена первые правители Халлана провозгласили это уложение: «Ссора да решится сразу честным боем, пусть не набухает она отравной влагой взаимной ненависти, и да не приведёт она к подлым ударам в спину и прочей междоусобице!»
Трогвару почудилось, будто в обращённых на него глазах Владычицы мелькнуло нечто похожее на сочувствие, и несколько мгновений он был совершенно счастлив; однако, когда она заговорила, голос её был по-прежнему спокоен и бесстрастен:
– Да, никто не может ни отменить, ни оспорить право Великого Атора вызвать оскорбителя на поединок. Не мне нарушать мудрый старый закон! Да будет так! Оповестите всех в Дайре и в его окрестностях, что завтра, как только рассветёт, я объявляю открытым большой турнир!

Глава XIX

– Что ты наделал, безумец! – Весь красный от волнения, Капитан Умбато коршуном налетел на Трогвара.
Большой Приём закончился на этот раз неожиданно быстро; едва вынеся свой приговор, Владычица молча простилась с собравшимися и в сопровождении гвардейцев скрылась вместе с Атором за золочёными дверьми. Придворные потянулись к выходу; при этом все шарахались от Трогвара, точно от зачумлённого. Очевидно, по всеобщему мнению, он был уже покойником.
Сам же Крылатый Пёс растерянно стоял посреди зала, чувствуя странную опустошённость в душе. Мысли скакали, как зайцы в садке, и Трогвар никак не мог взять в толк, как же это так получилось, что назавтра ему предстоит поединок с сильнейшим, непобедимым бойцом Западного Хьёрварда – и скорее всего ему, Трогвару, суждено быть убитым…
Сильная рука Капитана Умбато повлекла его к выходу; Трогвар не сопротивлялся.
Ворча и бранясь, всю дорогу ругая Трогвара на все корки, Умбато чуть ли не волоком дотащил Крылатого Пса до своего дома. А тем временем на улицах зычные герольды объявляли, что «завтра по милости Её, Владычицы нашей, иметь будет место большой турнир, и сам Великий Атор сразится в нём против некоего Трогвара из Дем Биннори, какового Трогвара объявляет Великий Атор нанесшим ему смертельное оскорбление, смываемое одной лишь кровью!.. Поспеши, народ честной, завтра будет славный бой!»
– Горлодеры проклятые, – проворчал Умбато, запирая входную дверь на тяжёлый железный засов. – Эй, садись, не стой столбом! Сейчас поедим, потом пойдём во двор, позвеним мечами…
– Зачем всё это, почтенный Умбато? – попытался слабо воспротивиться Трогвар. – Неужто вы верите, что я…
– Если б я не верил, что ты можешь натянуть нос этому Атору, не возился бы с тобой! – по-воински прямо отрубил Умбато. – Но ты можешь! Хоть у него и этот ваш знаменитый Единорог, он уже два года всерьёз ни с кем не сражался, так что не теряй головы, мастер Трогвар! А я уж помогу, как сумею.
И Умбато действительно помог. Он из кожи вон лез, добиваясь, чтобы тело Трогвара показало на следующий день всё, на что способно, и даже больше. Специальные примочки и компрессы должны были сделать суставы ещё более подвижными; какие-то отвары, которыми Умбато в строгой последовательности потчевал Трогвара на ночь, должны были, во-первых, дать ему как следует выспаться, а не терзаться всякими глупыми и ненужными мыслями и, во-вторых, заставить его мыщцы наутро двигаться быстрее… И, конечно же, Капитан заставил Трогвара отработать с ним несколько хитрых приёмов, которых не знал и сам Главный Наставник Дем Биннори…
– Почтенный Умбато, но зачем же ты так возишься со мной? – вечером, уже погружаясь в сон, спросил Трогвар своего опекуна.
– Потому что ты славный парень, а такие не должны погибать зря… И ещё потому, что я кое в чём согласен с тобой насчёт этого Атора… Нет, никаких разговоров! Тебе нужно выспаться, а то завтра этот Единорог тебя запросто на свой рог нанижет…
И когда Трогвар спокойно и безмятежно засопел, погрузившись в сон без сновидений, навеянный травами Умбато, старый Капитан со свечой в руке склонился и долго стоял над спящим, пристально вглядываясь в каждую чёрточку его лица…
Утром Трогвар пробудился на удивление свежим и бодрым. О предстоящем поединке думалось спокойно, без страха и гнева, и это было правильно: чтобы победить, ему, Крылатому Псу, следовало оставить все гневные и невыдержанные мысли, вообще забыть, что перед ним оскорбитель, представить, что на него будет наступать просто бездушная машина с мечами, удары которых надо отражать. Только так, при полном внутреннем спокойствии, Трогвар мог надеяться привести в действие скрытые запасы своих сил – «Врата Холмов» содержали подобные описания многочисленных приёмов того, как смертный может использовать разлитую повсюду в Мире силу, чтобы либо прорваться сквозь туманный занавес к эльфийским владениям, либо – что проще – обрести новые силы для себя.
В сопровождении мрачноватого, но спокойного Капитана Умбато Трогвар добрался до турнирного поля. Били барабаны, пели рога; народ тесной толпой обступил посыпанную мелким песком площадку. Сегодня был день, когда сводятся счёты; на ристалище выносились обиды, бойцы сходились, чтобы силою своих рук решить затянувшийся спор, – и после турнирного поединка любое оскорбление считалось смытым. Бились, впрочем, и ради чести, и чтобы выяснить, кто из многочисленных поклонников первым пропоёт серенаду капризной красавице… На турнире почти никогда не сражались насмерть, но иногда подобное всё-таки случалось.
Герольды провозгласили появление Владычицы; к облакам взлетели приветственные возгласы собравшихся, от которых, как утверждали придворные хронисты, «птицы оглушёнными падали с неба»… Распорядители выкрикнули первую пару.
Однако Трогвар не видел ни красочного выхода Владычицы, ни начала первых поединков. Он лежал на соломе в каком-то сарае, куда его привел Капитан Умбато, лежал, раскинув руки и очистив свои мысли от всего суетного. Ход турнира совершенно не интересовал его. Пусть кто хочет бьется за Приз Владычицы, пусть кто хочет тешит себя никчёмной победой в шутовском поединке, когда на сражающихся надеты двойные доспехи, а в руках – тупые мечи; Трогвара ожидала встреча с настоящим мечником, и сейчас следовало как можно скорее забыть об этом. Крылатому Псу предстояло вызвать у себя такое, к несчастью, редкое состояние, когда ты словно растворяешься в потоках протекающей сквозь тебя вселенской Силы; ты растворяешься в этих потоках, ты повелеваешь ими и, раскрутив при их помощи тяжёлый маховик своей внутренней силы, даёшь ей истечь через твою кисть; и тогда кажется, что меч становится словно продолжением руки или же она сама, удлинившись, чудесным образом обретает способность рубить и колоть…
Кое-чему из этих хитростей его научил Наставник, но куда больше он почерпнул во «Вратах Холмов» – не зря же корпел ночами над еле-еле видными, с трудом читаемыми строчками сложного, вычурного и заковыристого староимперского языка, мёртвого вот уже больше двух тысяч лет…
Трогвар ещё ни разу не пускал в ход это своё страшное оружие, и его Третий Знак был заслужен не им. Подло было использовать эти приёмы против своих же товарищей по Школе…
И постепенно все тревоги и смуты отошли куда-то в глубину сознания, а на поверхность памяти поднялось совсем другое – долгие блуждания подле береговых дюн и трепетное ожидание заветного дня весеннего равноденствия, когда смертный, чистый делами и помыслами, приведший себя в особое состояние духа, может увидеть распахивающиеся Врата Холмов и сверкающие кавалькады Перворождённых эльфов, торжественно выезжающих на свой ежегодный праздник… Трогвар безмятежно улыбнулся, вспомнив пьянящее чувство очищения и просветления, охватившее его, когда сквозь серебристый туман, застилавший глаза после семидневного поста и особых дыхательных упражнений, на краткие минуты он вроде бы смутно увидел торжественную процессию. Облачённые в голубое высокие всадники неспешно проезжали мимо на прекрасных тонконогих конях, проезжали – и исчезали в дымке, покрывавшей морскую гладь… Один-единственный раз, как ему показалось, он видел эльфов – и до сих пор это воспоминание служило ему великим утешителем в печали и надёжным целителем в час сумеречного состояния души.
– Трогвар из Дем Биннори вызывается Великим Атором из Шэйдара! – донёсся до него голос глашатая, однако он не стал торопиться и вскакивать. Нельзя быстро выходить из состояния самоуглубления, особенно если удалось в полной мере овладеть бурным потоком Силы и заставить его отдать часть бесполезно растрачиваемой энергии. Трогвар ощущал, как с каждой секундой незримая пружина внутри его свивалась всё туже и туже.
Глашатай вторично повторил свой зов. Если Трогвар не появится на ристалищном поле и после третьего провозглашения, то в глазах всех он предстанет нидингом, трусом, и никто во всем Халлане не унизится до разговоров с ним.
Что ж, он готов, пора на ристалищное поле.
Он встал, пару раз согнул руки, подпрыгнул и направился к выходу. Оставив позади убогий сарай, Трогвар протиснулся в узкую щель между стенами каких-то складов и оказался у выхода на турнирную площадку. Глубоко вздохнул и, прежде чем герольд в третий раз выкрикнул его имя, вступил на ровный песок арены.
При виде его толпа зрителей тотчас умолкла, и это зловещее молчание собравшихся яснее ясного говорило Трогвару, что они считают его мёртвым. Что ж, надо постараться развеять это заблуждение.
Атор, конечно же, уже давно стоял в другом конце усыпанного мелким песком поля; он даже не пошевелился, заметив Трогвара. В середине ристалища, точно вбитый кол, неподвижно застыл высокий и тощий распорядитель. Трогвару даже стало смешно при виде этой нескладной фигуры. «Ну ровно шест в огороде, только тряпок бы побольше навесить – и славное бы получилось пугало!»
Распорядитель подозвал к себе соперников; каждый его жест был столь медленным, точно от этого зависело бог весть что. Очевидно, себе он казался воплощением самого настоящего аристократического достоинства.
– Трогвар из Дем Биннори, Великий Атор из Шэйдара, как вызывающий, требует боя до потери жизни одним из вас!
Трогвар молча наклонил голову в коротком, положенном по этикету поклоне. Ничего иного он и не ждал.
Тем временем герольд продолжал, взглянув на два недлинных и чуть изогнутых меча за спиной Крылатого Пса:
– Великий Атор из Шэйдара, Трогвар из Дем Биннори, как вызванный, избрал оружием для поединка два средних ноэра!
Трогвар и Атор молча стояли друг перед другом, обмениваясь недвусмысленными взглядами; наверное, хронисты могли бы сказать, что «ярая ярость их полнила взоры…». В тягостной тишине прошло несколько минут, пока служка не принёс Атору на лиловой бархатной подушке оружие – два таких же, как у Трогвара, коротких и кривых меча-ноэра со специально утяжелёнными эфесами.
Атор взялся за мечи и, повернувшись боком к Трогвару, как требовал ритуал, на пробу несколько раз взмахнул клинками, с шипением рассекая воздух.
– Пощады не жди, – коротко бросил он, не поворачивая головы.
– Не трать слова, я всё равно бы не принял её! – гордо ответил Трогвар, хотя ясно ощущал, что далеко не всё в нём согласно со столь ярко выраженным стремлением как можно быстрее покончить счёты с земным существованием. И, чувствуя это, он поспешил загнать подальше в глубь сознания подлый и обессиливающий вопрос: «Зачем?!»
До начала поединка, о чём должен был известить звонкий ристалищный колокол, ещё оставалось несколько мгновений, и Трогвар, зажмурившись, повернулся лицом к тёплому солнцу. Пока ещё есть время, ему нужно успокоиться и погасить все лишние мысли…
Герольд-распорядитель, словно смешной напыщенный журавль, прошагал на своих длиннющих ножищах через всё поле и остановился подле свисавшей пеньковой верёвки, привязанной к тяжёлому языку колокола.
И над полем грянуло.
– Смерть! – взревел Атор, прыгая вперёд; его клинки, словно две стремительные молнии, сшиблись с поднятыми для защиты мечами Трогвара.
Заскрежетало, зашелестело железо, такое чистое, такое сияющее – и такое пугающе кровожадное. Из всех страшных упырей, что знал род смертных, ни один не сравнился бы с ненасытной сталью. Сколько ни пои её, она требует всё больше и больше: наверное, в каждом мече живёт странный и мрачный дух, что не может спокойно смотреть на полное жизненных соков человеческое тело…
Но сейчас время для пиршества ещё не приспело. Клинки сталкивались и разлетались, и ни один не мог отыскать дорожки к плоти врага; звон мечей мог бы показаться изощрённой игрой на неведомом клавесине, если только не знать, что наступившая тишина значит смерть одного из творцов симфонии.
Несмотря на свой Третий Знак, Трогвар не мог различить ни одного отдельного, оторванного от других движения Атора. Казалось, тот держит в руках не мечи, а какие-то прозрачные, наполовину призрачные серебряные сферы; и только две такие же в руках Трогвара могли защитить его. Вокруг Крылатого Пса взвихрился ураган испытанной, надёжной и не раз выручавшей его веерной защиты, только куда более быстрой, чем обычно, благодаря заранее раскрученному маховику внутренней силы.
Однако прошло всего несколько секунд боя… и Трогвару пришлось сделать первый шаг назад, спасаясь от прорывающихся сквозь его защиту клинков. Мечи Атора бешено вращались; он давил, нависал, плющил серебристым сиянием ноэров даже не столько оборону Трогвара, сколько его самого, его силу и волю к сопротивлению. Проклятый! Похоже, что он пусть даже и мимоходом, но тоже заглядывал во «Врата Холмов»!
С каждой секундой Атор усиливал натиск, хотя, казалось, он и так превзошёл все возможности смертного; Трогвар был погребён под шелестящей лавиной начищенной стали; несмотря на всю подготовку, по лицу градом струился пот; всё искусство Крылатого Пса уходило на защиту, на одну только защиту – нельзя пропустить ни одного удара, ведь бойцы сражаются без доспехов…
Клинки в руках Атора казались живыми, разумными существами; не было числа хитроумнейшим переходам, финтам, закрутам и прочим изыскам Высокой Игры Мечей; и один выпад следовал за другим.
Лучший мечник Халлана шаг за шагом теснил Трогвара к ограде, и брат Арьяты чувствовал, как пугающе быстро убывают силы, с таким трудом поднятые им из глубин сознания. Весь в поту, он отбивал, отражал, защищался – и не смог найти в гибельном сверкании чужих клинков ни одной, даже самой малой лазейки. Раз за разом приходилось отступать, отходить, уклоняться, меняя стойки и уровни, и думать только о защите. Первый же выпад Трогвара стал бы для него и последним.
И Крылатый Пёс не слышал нестройного хора изумлённых голосов; собравшиеся были потрясены, не удивлены, не ошарашены, а именно потрясены – мальчишка не исчез под неистовым напором Белого Единорога, его не изрубили на мелкие кусочки в первые же мгновения поединка, более того, парень был жив и до сих пор не получил ни одной царапины! И ещё Трогвар не видел необычайно напряжённого лица Владычицы – она первой почувствовала что-то неладное – и невесть откуда взявшейся злорадной ухмылки Капитана Умбато, бросившего своему соседу:
– Теперь продержится…
С лица Капитана исчезла кислая мина полной безнадёжности.
И всё-таки Крылатый Пёс держался. Несмотря на всё своё искусство, Атору так и не удалось сломить его прямым и грубым натиском. И, чувствуя это, Белый Единорог тотчас переменил тактику.
Трогвар уже ощущал приближение гибельной стены, означавшей, что отступать некуда, когда в ходе боя внезапно произошла странная перемена – выпады Атора стали не столь стремительными, он как будто бы держался теперь небрежнее, порой даже открывался, словно приглашая своего соперника к атаке. Трогвар прекрасно понимал, что задумал его противник, однако это был единственный шанс Крылатого Пса. Вечно защищаясь, бой не выиграть, а один-единственный неправильный отбив может стоить слишком дорого. Нужно атаковать, пусть даже твой враг и готовит ловушку…
Однако глаза Атора были по-прежнему полны гневной уверенностью, его зрачки впивались в зрачки Трогвара; руки того, кто имеет Знак Белого Единорога, не нуждаются в зрении.
И Трогвар начал атаковать – сперва осторожно, больше проверяя себя, чем пытаясь всерьёз достать противника; однако раз от разу его выпады становились всё опаснее. Первые Атор отразил шутя, но затем и ему пришлось прибегнуть к веерной защите. Самая надёжная из всех известных мастерам Игры Мечей, она не допускала внезапных атак.
И видя, как Атору, непобедимому мечнику, носителю Знака вне Разряда Мастеров, пришлось уйти в глухую оборону, Трогвар возликовал. Он боролся что было сил с этим чувством, но ничего не мог с собой поделать; и, верно, именно это и не позволило ему задать себе такой несложный вопрос: неужто Атор и впрямь так слаб, чтобы прибегать к веерной защите, отражая его, Трогвара, вовсе не самый сильный и опасный натиск?..
Капитан Умбато нахмурился: старый воин хорошо понимал, что замышляет Атор.
Среди толпы зевак тем временем нарастал восхищённый гул. Здесь уже давно не видели столь прекрасного боя, такого изощрённого искусства защиты и нападения, таких коварных ловушек и таких остроумных обманных движений; казалось, двое на арене просто играют какими-то тонкими серебристыми нитями, заполнившими весь воздух между ними…
И Трогвар наконец решился. Ему начало казаться, что Атор растерян, что заносчивый царедворец, наверное, был уверен в лёгкой победе, а когда противника не удалось одолеть в первые же секунды, он решил выждать; пришла пора наказать его за это выжидание.
Всё, что осталось у него, Трогвар вложил в свой неистовый натиск, который, пожалуй, лишь немногим уступил бы тому, с которого начал поединок Атор. Гибкость и быстрота молодости соединилась с мужеством отчаяния. Трогвар, словно свернувшийся клубком ёж, вдруг ощетинился острыми иглами выпадов. Перекатившись через плечо, он выбросил вперёд оба меча, целясь в колени Атора, и когда клинки Белого Единорога вынуждены были опуститься, со всей быстротой, на которую был способен, Крылатый Пёс до хруста в суставах вывернул кисти, направив острия прямо в открывшийся мускулистый живот Атора…
И на миг Трогвару почудилось, что ему это удалось – сверкающему лезвию осталось преодолеть какую-то долю дюйма…
Именно этого и ждал от него Атор, многоопытный воин, по возрасту годившийся в отцы Крылатому Псу. На отвесно рухнувшем клинке Атора вспыхнул солнечный луч, и Трогвару показалось, что с небес на него устремился огненный меч самого Ямерта. Отбить этот удар было уже невозможно. Руки подвели Трогвара – они ещё продолжали бесполезную атаку, когда надо было защищаться…
Трогвар не сразу почувствовал боль. Сперва что-то рвануло правый бок; и в первый момент он даже не испугался, на миг подумав, что пронесло. И, лишь уйдя несколькими перекатами в сторону, отразив, лёжа на спине, один за одним три страшнейших удара, он краем глаза заметил тянущийся за ним по песку кровавый след и понял, что на сей раз Атор не промахнулся.
Трогвару ещё удалось встать, ещё удалось продержаться несколько минут – пока Атор не начал новый натиск, ничуть не слабее первого; однако сил, чтобы отразить атаку, у Трогвара уже не осталось, и когда на его левом предплечье забил тёмно-багровый родник – словно причудливый цветок распустился, – он понял, что дело совсем плохо и Атору теперь, в сущности, осталось только ждать, пока его противник не обессилеет от потери крови…
Шатаясь, Трогвар кое-как отбил несколько выпадов. Он не видел побледневшего и схватившегося за голову Капитана Умбато, не слышал общего вздоха, разом вырвавшегося у всех собравшихся. Мир начал терять четкость очертаний, когда в его ушах внезапно раздался властный голос Владычицы, и его рвущие душу звуки Трогвар запомнил навсегда:
– Остановитесь! Великий Атор, я хочу для себя жизнь этого человека! Ты не можешь убить его сейчас. Остановитесь, я приказываю!
И собравшийся народ видел, как по знаку хозяйки Халлана воины в полных доспехах бегом бросились разводить сражавшихся. Атор же, метнув яростный взгляд туда, где высился трон Владычицы, со злобным проклятием на выдохе нанёс Трогвару последний, потрясший того до основания удар – и, дав гневу на миг овладеть собой, царедворец на краткую секунду открылся.
Хотя вражеские клинки и прибавили Трогвару ран, он впервые за весь бой увидел крошечную лазейку в доселе непробиваемой, безупречной защите и всем своим существом, всей оставшейся жизнью и кровью он устремился туда.
Наверное, Атор уже почитал его почти мёртвым – и потому как-то с запозданием поднял клинок для защиты, не успев отбросить дерзкого; меч Трогвара глубоко пробороздил грудь Атора от правой ключицы до края рёбер.
Брызнула кровь, правая рука Белого Единорога повисла… но тут подоспела стража, частокол копий и стена щитов отгородила быстро теряющего кровь и силы Трогвара от дико рычащего, точно горный медведь, Атора. Даже раненый, с одной повинующейся ему левой рукой, он пытался проложить себе дорогу к Трогвару, пусть даже и по телам ни в чём не повинных стражников. Однако Владычица уже вскочила с места, через поле бежали ещё добрых три десятка её гвардейцев (во главе с Капитаном Умбато!), и Атор, всё ещё скрежеща зубами от боли и гнева, вынужден был покориться.
У Трогвара ещё хватило сил самому гордо покинуть ристалищное поле, несмотря на хлеставшую из рассечённой руки кровь. Он уходил, твердо зная, что долго соседствовать с Великим Атором на этой земле ему не суждено.

Глава XX

И никто не знал, что заточённая в глубокий подземный каземат принцесса Арьята, которой не так давно исполнилось тридцать три года, видела и слышала всё это. Уже несколько лет, как дворцовая тюрьма была заброшена, из коридоров убрали факелы, и вокруг принцессы сгустился сплошной, непроглядный мрак. Пищу ей приносил теперь один-единственный старый тюремщик, не имевший даже сменщика, и лишь раз в три дня свет от его тусклой лучины падал на осклизлые стены каземата. О ней словно бы все забыли – или, по-видимому, пытались уверить в этом. А может быть, рассчитывали, что мрак и голод – кормили теперь заметно хуже и меньше, чем раньше, – довершат дело: если и не убьют тело Арьяты, то по крайней мере отнимут рассудок.
Однако, если такой замысел и существовал, его создателей ждало горькое разочарование. Мрак не нависал, не тяготил своей страшной тяжестью, по капле выдавливая способность мыслить и чувствовать, напротив, принцесса ощущала, что её как будто обнимают незримые, но мягкие крылья огромной совы, и порой ей даже чудилось, что она видит блеск больших круглых глаз загадочной птицы. Под этим чёрным покрывалом оказалось неожиданно тепло, уютно и безопасно, и перед внутренним взором Арьяты словно бы стали развертываться один за другим странные свитки с подробными описаниями колдовских приёмов. Обучение у Ненны не пропало даром: упорно напрягая ум и память, принцесса уверенно продвигалась вперёд. В первую очередь ей хотелось овладеть дальновидением – она сгорала от желания узнать, что творится сейчас в её собственном королевстве. Иногда ей мнилось, что она уже добилась успеха, что стены камеры сейчас исчезнут и она окажется в любом месте её любимого Халлана, однако пока не могла увидеть ничего, кроме неясных, смутных теней на самом пределе внутреннего зрения. Она понимала, что упёрлась в какое-то странное препятствие и, чтобы одолеть его, нужна была помощь извне.
В тот день, когда Трогвар выходил на ристалищное поле, Арьяту почему-то не покидала странная, гнетущая тревога, она не находила себе места. Что-то неладное творилось совсем близко от этого дворца… что-то неладное, опасное… для неё? – нет, для кого-то одной с ней крови… одной густой алой крови Королей… И тут молнией сверкнуло озарение: Трогвар! Она не могла ошибиться. Да, он выжил и вырос, это его, который может стать сильнейшим из смертных колдунов Халлана, чувствовала она сейчас где-то совсем рядом со своей темницей. Во что бы то ни стало она должна его увидеть!
И она, зажмурившись, словно в камере был свет, который мог бы ей помешать, изо всех сил потянулась туда, на волю. Она представила себе столицу, дворец, рыночные площади… Нет, там его не было. Взор скользил дальше. Пока это было ещё не видение, просто память услужливо воскрешала перед ней картины давно ушедшего прошлого. Главные улицы… городские ворота… нет. Ближе, ближе! Скаковое поле… Большой Купеческий Двор… и наконец – Поле Правды!
Обжигающий свет хлынул со всех сторон. Он был там, Арьята чувствовала это, он был там и пытался совершить какое-то несложное магическое действие. Пока принцесса ещё ничего не видела, но тянулась и тянулась вперёд, и вот среди ослепительного сияния она увидела неподвижно лежащую фигуру. Сердце подпрыгнуло так, что на мгновение у Арьяты даже прервалось дыхание, – это был Он!
Сперва она видела только его, весь окружающий мир тонул в яростно-белом свете; но затем сияние стало мало-помалу угасать, проявилось остальное – сарай, солома, всё прочее, и наконец стены темницы исчезли полностью; Арьята незримой стояла посреди турнирного поля, с замирающим сердцем и прижатыми к груди руками, следя за перипетиями схватки. Она забыла обо всём, даже о тяготах собственного заключения; светом и жизнью для неё стал сейчас этот юноша, так похожий на бесследно исчезнувшего отца.
Когда за Трогваром по песку протянулась кровавая дорожка, Арьята застонала, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание от ужаса; лоб её покрылся крупными каплями пота, в горле пересохло. Быть может, она и хотела бы отвести глаза, не в силах смотреть на происходящее, однако Трогвар словно зачаровал её взгляд, зрачки Арьяты следовали за младшим братом точно прикованные.
Когда стало ясно, что Трогвар быстро теряет силы и ужасная развязка близится, Арьята, собрав в кулак всю волю, попыталась ударить новообретённой силой по сознанию Атора, замутить его взгляд, отяжелить руки – пусть не смогут поднять меча! – спутать незримыми цепями ноги… Атора она узнала сразу же, пусть и постаревшего на семнадцать лет; и самым жгучим желанием её в те мгновения было, чтобы брат отомстил за тех, кто погиб, пытаясь помочь ей, Арьяте, тогда разыскать его. Эммель-Зораг, его слуги… Они убили их, этот Атор вкупе с самозваной Владычицей Халлана; но время платить по старым долгам ещё придёт, Арьята не сомневалась.
Правда, ей не удалось сколько-нибудь сильно помешать Атору. Один-единственный раз, когда она видела, что лишь волосок отделяет Трогвара от гибели, её сознание, как и той давно минувшей ночью в доме Гормли, взорвалось в неподвластном рассудку усилии, ненависть к Атору и той, кому он служил, обратилась в невидимый аркан, на мгновение, прежде чем порваться, притянувший к земле мечи Атора.
Клинки Трогвара достигли цели…
Потом всё кончилось, раненого Трогвара подхватил какой-то немолодой седоусый воин со странно знакомым Арьяте лицом, как будто она видела его ещё до страшных дней переворота. Вроде бы он принадлежал к отцовской избранной гвардии… или нет? Всё ж таки столько лет прошло… (Принцесса не сбилась со счёта дней и лет лишь потому, что старый тюремщик пренебрёг запретом на разговоры с ней. Правда, все их беседы начинались и заканчивались лишь одним – какой нынче день, месяц и год.)
Арьята оставалась в чудесном озарении дальновидения долго, покуда хватало сил. Наконец, прервав своё созерцание, она вновь очутилась в тёмной камере, однако теперь она не показалась ей ни тёмной, ни ужасной. Внутри Арьяты всё пело – Трогвар жив! И она не сомневалась, что теперь скоро выйдет отсюда. Чудо, которого принцесса ждала долгих семнадцать лет, наконец свершилось.
Скоро она найдёт и способ снестись с братом; быть может, её мысль сможет достичь Царицы Маб или Ненны… Она переломила ход сражения и теперь побеждала. Пусть самозванка тешится пока иллюзией власти! День, когда Арьята взыщет с неё за всё, уже очень близок.
И с этими мыслями совершенно счастливая принцесса спокойно уснула, не замечая ни холода, ни сырости…
* * *
Прошло ещё почти три месяца. Раны Трогвара зажили благодаря неусыпным заботам старого Капитана Умбато; бывалый воин возился с Крылатым Псом так, словно приходился ему родной матерью. Оказалось, что Капитан понимает толк во врачевании: рубцы затягивались быстро, и рассечённые жилы срастались правильно.
Над Халланом уже властвовала глубокая осень, когда Трогвар наконец выбрался во двор и они с Капитаном немного позвенели мечами. Гибкость и ловкость возвращались; выстояв против Атора, Трогвар теперь не боялся никакого противника. Похоже было, что его оставили в покое; во всяком случае, Атор никак не пытался вредить им.
Поединок Трогвара с могущественным полководцем наделал изрядно шуму в городе, как рассказывал Капитан Умбато. Разговоры об этом не стихли ни через неделю, ни через месяц; однако большинство оказалось не на стороне Трогвара. Его сочли безумным задирой, который бросился на Великого Атора, возомнив о себе невесть что. Удивляться этому не приходилось – простонародье любило Атора, ведь он сам тоже поднялся из низов, а его меч и умелое командование войском который уже год позволяли не бояться осенних разрушительных набегов из-за Северного хребта. И, кроме того, о нём ходила слава «справедливого» и «защитника обиженных». Капитан Умбато так и не смог отыскать ни одного подтверждения этому, однако народ почему-то принимал всё на веру и упрямо не желал разочаровываться в своём кумире.
Основная часть сэйравов тоже стояла за Атора, особенно мелкие и незнатные, больше всего выигравшие от воцарения Владычицы; и лишь кое-кто из старой родовитой знати, хорошо помнившей прежние годы и порядки, кто не поддался очарованию Владычицы, порою втайне приходили одобрить Трогвара, радуясь поражению всесильного Единорога. Однако Трогвар чувствовал, что они недолюбливали Владычицу, и потому, несмотря на все уговоры Капитана, так и не стал говорить с ночными посетителями. Его не интересовали воспоминания о давно и безвозвратно ушедших временах; и потом – эти люди терпели беспримерную наглость Атора, никак не пытаясь положить ей конец, и уже тем самым очень низко пали в глазах Трогвара. Исключение он делал лишь для спасшего ему жизнь Умбато.
Выздоровев, Крылатый Пёс ещё не начал раздумывать на тему, что же теперь делать, когда, вернувшись с дежурства во дворце, Капитан, пряча волнение в уголках глаз, передал ему устный приказ Владычицы незамедлительно предстать перед нею.
Трогвар заметался по небольшой комнате под самой крышей, которую, несмотря на все протесты Капитана, он занимал, не желая стеснять Умбато. Услышанное повергло юношу в самое настоящее смятение, молодой воин терялся в догадках, для чего он понадобился Владычице и что может означать этот категорический приказ. Неужели его мольба услышана и он получит Её службу?!
Поздним вечером, когда густая осенняя хмарь затянула улицы города, Умбато какими-то закоулками и дворами провёл Трогвара ко дворцу; Крылатого Пса трясло точно в лихорадке. Он увидит Её! Будет говорить с Ней! Какое счастье может быть выше этого?!
Трогвар и его спутник оказались подле одной из нарядных угловых башен в новой части дворца. Капитан нажал какой-то завиток в покрывавшем стены каменном кружеве, потайная дверь бесшумно растворилась и вновь захлопнулась, пропустив их вовнутрь. Вверх вела проложенная в толще стены узкая винтовая лестница, гладкие железные ступени тоже остались позади. Трогвар и Умбато оказались около ещё одной двери, на сей раз обычной, деревянной, только обитой на всякий случай железом. Капитан несколько раз постучал условным стуком, дверь открылась. Умбато отдёрнул портьеру и, склонившись, доложил Владычице, что её приказ выполнен.
Руки Трогвара чуть заметно, но всё-таки дрожали, когда он преклонил колено перед Нею. Владычица сидела на небольшом возвышении, обтянутом зелёным бархатом; стены комнаты скрывали плотные шпалеры, на полу лежал толстый заморский ковёр.
Чёрно-белые волосы Владычицы были по-домашнему распущены, с пальцев сняты все кольца, однако держалась Она по-прежнему прямо и строго, запахнувшись в простой тёмный плащ, словно собираясь куда-то идти. За Её спиной Трогвар увидел высокое стрельчатое окно; в спокойных глазах отражались алые отблески факелов, придавая отчего-то всему Её облику грозный вид.
– Подойди сюда, храбрый воин, – чуть суховато сказала Она, и Трогвар шагнул вперёд, забыв в этот момент и об Аторе, и о себе…
Он стоял возле своей самой заветной мечты; стоял, не в силах отвести взгляда от Её глаз. Пусть остальные добиваются этого права годами, сражаясь где-нибудь на рубежах! Он – здесь, и так просто он отсюда уже не уйдёт.
– А теперь скажи мне всю правду, – услыхал он; сесть ему так и не предложили, он остался стоять в двух шагах от Неё. – Скажи, для чего ты нарушил покой моей столицы? Почему отринул древний и здравый обычай, прося моей службы, когда ещё не совершил ничего достойного? Как мог ты пренебречь словом Великого Атора, если мнишь себя моим верным слугой? Любого за подобные проступки ждала бы моя немилость и запрет появляться в Дайре… но ты смело бился, и я сделала для тебя исключение. Надеюсь, зная это, ты ответишь мне откровенно. Итак, я жду!
«Для чего Она назвала Атора Великим даже здесь, если мы говорим с глазу на глаз?» – вдруг подумалось Трогвару, и в душе его зашевелились смутные пока подозрения.
Видя, что Трогвар мнется, Владычица продолжала:
– И ещё я хотела бы знать: какова истинная причина той ссоры, которую ты затеял с Великим Атором в тронном зале? Уж не навёл ли кто тебя на эту мысль?
– Нет, о Владычица, – пресекшимся от волнения голосом ответил Трогвар. – Начну отвечать с конца. На мысль сию меня никто не выводил… кроме самого Атора. Я был оскорблён тем взглядом, который он осмелился бросить на Тебя, моя Повелительница!
– Но как ты можешь быть уверен, что взгляд – не письмо, не слово, не жест, наконец! – именно взгляд Великого Атора выражал в точности то, что ты подумал? – Голос Владычицы был холоден.
Трогвар опустил голову.
– Да, у меня нет ни одного доказательства, о Великая, ни одной улики, которая говорила бы в мою пользу…
– То есть ты признаёшь, что затеял бесчинство, не имея на то оснований? – последовал немедленный вопрос.
– Для меня это основание было более чем убедительно, – тяжело вздохнул Трогвар.
– Для тебя!.. – жестко усмехнулась Владычица. – Что ж, мне ясно. Похвально, когда подданные так заботятся о моей чести… Но ты поднял руку на призрак, на мираж, на видимость, почудившуюся тебе… если ты говоришь правду.
– Клянусь всеми богами! – Трогвар упал на колени.
– Клянёшься… Ну хорошо, я верю тебе. – Трогвару показалось, что взгляд громадных глаз пытается проникнуть в самую глубь его сознания. – Что ж, пока оставим это. Поговорим о том, что ты нарушил и иной закон – пытался получить мою службу, не совершив ничего, что позволило бы тебе её добиваться. Как ты объяснишь это?
Трогвар замялся.
– Я… я не мог ждать, – еле-еле выдавил он из себя. – Ты – моя жизнь, о Владычица, я не мог годами искать удобного случая отличиться… Это было бы выше моих сил.
Красный до самых ушей, он опустил голову, его терзал стыд.
Хозяйка Халлана коротко рассмеялась:
– Что ж, я могу порадоваться, если внушаю моим подданным такие чувства… но, с другой стороны, хорошо ли это, что подобное подталкивает к нарушению законов, а?
Трогвар не ответил. Не нашлось слов.
– Хранит он гордое молчание… – с лёгким смешком в голосе сказала Владычица. – Ну, что ж мне делать с тобой, герой? Отослать тебя на дальнее пограничье?
– Каково будет Твоё слово… – не поднимая взгляда, с усилием проговорил Трогвар.
– Моё слово – оно, как известно, крепче камня: раз сказав, уже не перерешишь. Но ответь мне: а какой службы хотел ты добиться? Поступить в гвардию?
– Конечно, а ещё бы я просил разрешить мне посещать библиотеку…
– Библиотеку? – Удивившись, Владычица откинулась на резную спинку своего кресла. – Что ты собирался там искать?
– Я… я хотел побольше узнать об эльфах… – начал было Трогвар, и тут его прорвало.
Он не таил ничего – что с раннего детства он был очарован сказками о дивной магии эльфов, исконных хозяев Холмов; что он уже давно пытался подобрать ключ к той загадочной двери, что соединяет покорный смертный мир с тем, где живут Перворождённые; что ему как-то попалась книга отшельника Бетторно «Врата Холмов» и он, следуя её указаниям, один раз вроде бы смог увидеть эльфов, Дивный Народ, на морских пустынных побережьях, под гудение ветра в мачтовых соснах да шорохи и шёпот южного вереска; и что он, охваченный тоской по неведомому, понял, что ему просто необходимо хоть раз побывать в знаменитой на весь Закатный Хьёрвард библиотеке, где, по слухам, хранятся тысячи и тысячи удивительнейших книг, среди которых – если не лжёт молва! – можно отыскать даже эльфийские рукописи…
Трогвар умолк, вытирая со лба проступивший во время горячей тирады пот. Отчего-то он теперь чувствовал неловкость и опустошение, словно поделился самым сокровенным с равнодушным случайным попутчиком…
Владычица несколько мгновений молчала, склонив голову и глядя на крепко сцепленные, точно от волнения, пальцы рук. Наконец она подняла взгляд.
– Хорошо, – медленно сказала она. – Я спасла тебя от верной смерти. Было бы просто неразумно отправлять тебя на рубежи – я знаю, что Великий Атор не прощает обид и что он срыл бы до основания сам Северный хребет, чтобы добраться до тебя, где бы ты ни находился. Разумнее и впрямь оставить тебя здесь. Но службу в моей гвардии ты не получишь: закон есть закон, и его надо выполнять. Ты вступишь в мою избранную стражу не раньше, чем проявишь себя. Поэтому я назначу тебя Хранителем моей библиотеки – там уже давно пора навести порядок. Чтобы у тебя было время подумать о содеянном и для твоей же безопасности я повелеваю тебе не вступать во дворец, пока я не сниму запрет. В город можешь ходить сколько вздумается – из библиотеки есть отдельный выход. Когда ты понадобишься мне, тебя известят. Надеюсь, твоё в некотором роде затворничество пойдёт тебе на пользу: чем меньше ты будешь попадаться на глаза моим придворным, тем лучше. Потом, когда все уляжется и забудется… быть может, я и поручу тебе какое-нибудь опасное дело, как раз по твоему высокому умению боя. Ты справишься с ним и получишь вожделенное место в моей гвардии. А теперь прощай! Подожди здесь, сейчас явится человек, он объяснит тебе твои обязанности…
Владычица поднялась и, едва кивнув в ответ на низкий поклон Трогвара, исчезла за одной из шпалер. Совершенно сбитый с толку, брат Арьяты остался стоять на одном колене около затянутого зелёным бархатом возвышения.
Не прошло и нескольких минут, как появился посланец Владычицы – молчаливый и мрачный южанин, краснокожий, с кривым акинаком у пояса. Он долго вёл Трогвара запутанными переходами, в которых свет редких факелов лишь еле-еле разгонял тьму. Южанин сворачивал то вправо, то влево, спускался по одним лестницам, затем поднимался по другим, – верно, старался запутать Трогвара. Однако выучка Дем Биннори сказалась – Трогвар хоть и с трудом, но не терял ориентации. Его вели в самое древнее, северо-восточное крыло дворца, с которого много веков назад и началось его строительство, когда он сооружался как крепость. Постепенно гладкий тёсаный камень стен сменился грубым и старым бутовым, кое-где даже проглядывал мох. Из-за углов перестали доноситься людские голоса, стало тише и сумрачнее. Коридор, которым вели Трогвара, окончился толстой дубовой дверью с длиннющими ржавыми петлями; там стоял караул, горело несколько факелов, чадила жаровня. Гвардейцы подняли копья, пропуская Крылатого Пса и его молчаливого спутника.
«Последний пост, – подумал Трогвар. – Только от кого они тут обороняются?»
Коридоры за дверью оказались ещё куда более мрачны и запущенны, чем те, которые они только что миновали. Неровная кладка, низкие и грубые своды; вокруг царила тьма, по стенам лишь изредка попадались насквозь проржавевшие пустые кольца для факелов. Кое-где в потолке были прорублены уводившие куда-то вверх световые шахты, однако сейчас был уже поздний вечер, и масляный фонарь в руке спутника Трогвара с трудом освещал им путь, еле-еле раздвигая густую темноту.
Коридор окончился ещё одной дверью, облезлой и рассохшейся. Запор был сломан, петли покрывала вековая пыль… хотя, если приглядеться, можно было понять, что эту дверь не так давно открывали.
Створки оглушили Трогвара истошно-жалобным скрипом, за ними оказалось залитое непроглядной темнотой огромное помещение. Стены раздвинулись, ушли в стороны, и тьма поглотила их. Прямо перед собой Трогвар увидел сваленные грудами на полках книги, неимоверно старые, огромные; их кожаные переплёты кое-где покрывала плесень, но лежали они в относительном порядке.
Оставляя за собой одну полку за другой, они прошли всю библиотеку насквозь. Это заняло немало времени; обнаружилось ещё много тонущих во тьме боковых ответвлений. Возле противоположных дверей, запертых изнутри тяжёлым железным засовом, спутник Трогвара показал ему небольшой закуток с печкой, лежанкой, столом и всем прочим; за узким и высоким окном плескалась хмурая ночь.
– Будешь работать здесь, – бросил Трогвару провожатый. – За этой дверью – выход в город. Тебе разрешено пользоваться только им. В тот коридор, которым мы пришли сюда, по приказу Владычицы тебе хода нет. Работа будет сложной – разложить все книги по темам и составить подробные описи. Велено обратить особое внимание на те, где есть рецепты жизненных эликсиров, отодвигающих старость. Так… Бумагу, пергамент, перья, чернила, одеяла, светильники и всё потребное сюда принесут завтра утром. А здесь, – он протянул Трогвару небольшой позвякивающий мешочек, – твое содержание за месяц вперёд. Каждые четыре седмицы будешь получать ещё столько же. Таковы распоряжения Владычицы; завтра ты должен приняться за дело. Вот, собственно, и всё, что я должен был сказать. А теперь идём…
И они покинули библиотеку тем же путем, что и пришли сюда.
Капитан Умбато ждал Трогвара на улице.
– Что, что Она тебе сказала? – вцепился он в руку Крылатого Пса.
– Что сказала? – медленно повторил Трогвар. – Поручила разбирать библиотеку…
– Что ж, радуйся, что она тебя и впрямь не упекла куда-нибудь за южные болота, – покачал головой Капитан, выслушав до конца рассказ Трогвара. – И хоть не мужское это дело – в книгах рыться, но если тебе это по душе…
– Но мне запретили даже показываться во дворце, – глухо молвил Трогвар.
– Запретили!.. Эка важность!.. А что тебе там делать, ответь мне, – Атору глаза мозолить? Нет, всё к лучшему. Я, скажу тебе по секрету, тоже от этих бесконечных караулов да парадных выходов до смерти устал. Тут сбивается одна компания… Дальний морской поход по весне затевают, ищут смелых людей; я намеревался испросить дозволения отправиться. Смотри, если от книжной пыли в носу засвербит, лучшего лекарства, чем море, нигде не сыщешь. Насытишься своими писаниями за зиму, а? И от Атора подальше… – прибавил он под конец.
– С Атором я ещё посчитаюсь… – сквозь зубы процедил Трогвар.
– И не вздумай! – пристукнул кулаком по колену Умбато, усы его сердито встопорщились. – Второй раз он тебя на куски искромсает! Ведь если бы не Владычица – не жить бы тебе!
Трогвар пожал плечами, упрямо нагнул по своему обыкновению голову.
Наутро он явился в библиотеку; как бы то ни было, а одной из двух своих целей он добился.
* * *
Исторические хроники Халлана времён расцвета с их тяжёлыми пергаментными страницами, покрытыми угловатой, основательной рукописью Даерона, сменялись короткими и неуклюжими прославлениями первых королей; стремительные извивы Феаноровой скорописи властно овладевали пожелтевшими листами – в Храмах и монастырях ещё не забыли начертания Высокого Письма, но тонкое искусство риторики было уже почти утрачено. А вот стал всё чаще попадаться новоэльфийский язык, хронологические записи вновь обрели изящество стиля – по Халлану маршировали имперские легионы, в этих походах участвовало много образованных людей того времени. Память о Перворождённых была ещё сильна в те годы, и истинно благородные считали для себя обязательным знать тот язык, на котором с ними говорили Дивные…
Трогвар шагал всё дальше и дальше в прошлое, добравшись наконец до едва читаемых, начальных летописей Великого Покорения, когда первые выходцы из молодой тогда империи вместе с людьми из степей и болот Заката плечом к плечу отбивали право властвовать на благодатных приморских равнинах Халлана у многочисленной в те годы нечисти. Хроники сменялись житиями богов и героев, часть из них была записана по даеронскому обычаю, часть – тоже на языке Халлана, но ещё эльфийским шрифтом. Нашлись целые груды томов на языках и вовсе непонятных, письмена были совершенно незнакомы Трогвару; хорошо ещё, что рядом приведены были кое-какие переводы на новоэльфийский, который хоть и с грехом пополам, но можно было понять…
Мало-помалу Трогвар добрался и до покрытых вековой пылью полок в самых дальних и тёмных углах библиотеки, где вечным грузом осели загадочные раритеты на мёртвых языках волшебных Полуденных Королевств, что лежали за поясом пустынь на крайней южной оконечности Западного Хьёрварда. Эти рукописи составлены были в давно минувшие годы расцвета тех царств, а в Дайре они попали после того, как спокойная старость Полуденья оказалась, увы, растоптанной железным сапогом имперской пехоты, в те дни, когда Халлан упрямо пытался распространить своё владычество на весь Западный Хьёрвард… Кто и зачем заботливо собрал среди пылающих руин эти книги, ответить было уже нельзя.
И наконец настал черёд истинных жемчужин библиотеки – подлинных древнеэльфийских рукописей, чудом угодивших в руки владык Халлана много столетий назад.
Молва говорила правду.
И уже не в позднейших, неверных пересказах, но из первоисточников узнал Трогвар историю Начальных Времен, когда Молодые Боги – ясноликий, светлосолнечный Ямерт, кроткая и милосердная Ялини, Хозяйка Зелёного Мира и покровительница растущих созданий, её брат, могучий владыка ветров и ливней Ямбрен, равно как и другие – только-только вступили в этот Мир, довершая и упорядочивая Дело Творения; как превратила заброшенные земли Редульсфьелля в цветущий сад милосердная Ялини; как помогали ей в борьбе с жестоким и коварным племенем карликов почти все Молодые Боги и как даже они долго не могли одержать победу, ведь кроткая Ялини не перенесла бы смерти и одного-единственного своего врага; как лишь с помощью Подгорных гномов был одержан верх и как удалось одолеть карликов, не пролив ни капли их крови.
Говорилось там и о том, как много тысячелетий спустя безмятежное спокойствие Мира было нарушено, и могучее воинство Ракота Узурпатора двинулось против богов, начав знаменитое, продолжающееся до сих пор Восстание Владыки Тьмы. О Первом Вторжении Ракота говорили летописи, о том, как долго отступали под натиском Тёмных Армий рати Молодых Богов, и как затем ход войны повернулся в пользу Хозяев Обетованного, и как отступил к самым глубинным своим крепостям Ракот, однако выбить его оттуда не смогли и сами боги… И как якобы предложили Ракоту помощь после его разгрома Владыки Хаоса, но потребовали в качестве платы за спасение возвращение Великой Сферы Миров в лоно Первозданного Ничто; и как Ракот – узурпатор, завоеватель, клятвопреступник, каким изображали его эльфийские манускрипты, – отверг это предложение и, собрав последние остатки сил, разгромил штурмовавшие его твердыню полчища богов; и как после этого война затихла сама собой, хотя мира никто и ни с кем не заключал…
И по сей день держится где-то в бездонных провалах Совокупности Миров Восставший Ракот, по сей день неколебимо стоят его чёрные крепости. Тёмные Духи Ночи на незримых крыльях своих разлетаются оттуда, и бесчисленные подручные Мрака, владея могучей магией, склоняют к служению Тьме народы и царства, соблазняют поднимающихся из бездн невежества людей, тех в особенности, кто тянется к Знанию. Насмерть бьются с такими посланцами Зла эльфы, да только всё больше и больше становится их, исчадий призрачного ада…
И о волшебстве очень много писали первые хронисты-люди, изрядно – последние летописцы-эльфы. Кропотливо, точно золотоискатель, Трогвар выуживал из мрака забвения секреты заклятий и наговоров, продираясь сквозь дебри глупой болтовни, что наплели его несведущие современники, приписывая колдунам отвратительные нечеловеческие потребности и ужасные преступления; мудрые книги вели его к корням Мира, к сути Первоэлементов. Он и сам не заметил, как в совершенстве овладел и ново– и древнеэльфийскими языками, как понятна стала ему речь северных варваров и как в его мыслях ожили, заговорили, обретя голос после стольких веков молчания, заветные предания Полуденных Королевств…
Многое узнал он. Как обороняться от ядов и порчи, как вести себя, ненароком угодив на весенний ведьмин шабаш, как изгнать из деревни вредящую людям чародейку, а главное – как говорить с эльфами, как вызывать их, как сделать так, чтобы человек смог долго оставаться в обычно закрытом для смертных мире их старших братьев… И о старинных волшебных замках, великих хранилищах знания и тайных сил, что высятся ещё кое-где на земле, узнал он. Замков этих семь, по числу цветов радуги, и главнейший из них – Красный – стоит пустым на дальнем восточном рубеже Халлана уже несколько веков, оставленный его хозяином, павшим в какой-то магической войне. И книги туманно намекали на такие скрытые в стенах Замка тайны, что у Трогвара волосы вставали дыбом и леденело сердце…
Свойства целебных и отравных злаков и грибов узнал он; по чертам морщин он учился распознавать характер человека и понимать, что выпало тому на жизненном пути. И не было числа книгам о боевом совершенствовании, которые он осилил в эту зиму.
О магических мечах читал он, мечах, что хранили в себе судьбы целых народов и королевств; о зеркалах, что помогают провидеть будущее. О нравах и обычаях людей, эльфов, гномов, карликов, троллей, альвов, хедов, гурров и гаррид прочёл он, с кем из них можно дружить, с кем – держать ухо востро, а от кого и удирать без оглядки; как можно расположить к себе горных мастеров – гномов, чтобы они сковали тебе доспех, куда как превосходящий прочностью любой сработанный кунецами-людьми; в чём нуждаются альвы и как можно выменять у них дивные на вкус целебные плоды их замечательных деревьев, секрет выращивания которых ведом им одним…
О поколении Истинных Магов прочёл он, о тех, чей дом на вершине недоступного Столпа Титанов где-то на самом восточном краю мира; о том, как следует пользоваться силами, что вызваны их заклятьями, для того чтобы творить свою собственную волшбу; как самому составлять несложные заклинания и продлевать их действие…
И лишь о том, как добиться взаимности у девушки, ничего не нашёл Трогвар – серьёзные маги давно бросили заниматься подобным, поняв всю тщету своих усилий в данном случае; все же ворожеи, торговавшие приворотными зельями, были просто обманщицами…
Он не только старательно выполнял приказ Владычицы, расставляя книги по порядку и составляя их подробную опись, но и пытался как мог освоить те магические приемы и заклятья, что излагались в старых фолиантах. Без учителя сделать это оказалось очень нелегко, однако Трогвар не терял надежды. Дело у него продвигалось хоть и медленно, как он считал, но верно; и Трогвар не знал, что любой другой смертный на его месте, исключая разве что принцессу Арьяту, не добился бы и сотой доли того, что удалось ему. Пророчество о том, что он может стать сильнейшим чародеем Западного Хьёрварда, начало сбываться, хотя сам Крылатый Пёс об этом и не догадывался.
И ещё – всё чаще и чаще по ночам его стали посещать странные сны – он видел высокую и худую женщину в лохмотьях, без устали шагавшую по крошечной каморке, что больше всего смахивала на тюремный каземат. Трогвар знал, что в камере этой незнакомки царит полная темнота, однако во сне он каким-то образом обретал способность видеть сквозь мрак. Лицо этой женщины почему-то казалось Трогвару странно схожим с его собственным; и когда он просыпался, наваждение исчезало далеко не сразу.
И однажды, забравшись в самый дальний угол, куда доселе ни разу не заглядывал, Трогвар наткнулся на яростно заброшенную чьей-то гневной рукой странную книгу пугающих, смутных пророчеств; он наугад открыл страницу и прочел: «Истинно говорю вам: настанет день, и тот могучий, чье имя Атор, встретит на своём пути на беду ему рождённого Трогвара…»
Книга выскользнула из рук Крылатого Пса на пол. Никаких сомнений – Атор читал пророчество! И, конечно, потому и старался удержать Трогвара подальше от дворца, а когда не удалось – пытался убить на поединке… И хотя все эти месяцы поздней осени и зимы Трогвар прожил спокойно, он постоянно чувствовал на себе недобрый взгляд не очень-то таившихся шпиков. Капитан Умбато считал, что Атор просто выжидает удобного случая и, кроме того, хочет, чтобы вся история с его поединком была в столице основательно позабыта. Тогда он надеялся без помех расправиться с Трогваром.
«На беду ему рождённого…»
«Да, Атор, я рождён тебе на беду!» – мелькнуло в голове Трогвара.
Рискуя, он несколько раз проскальзывал душными подвалами и запылёнными чердаками, чтобы хоть краем глаза увидеть Повелительницу, – и взор Крылатого Пса неизменно натыкался на него, Атора, по-хозяйски нависавшего над Ней. Трогвару удалось подслушать некоторые разговоры во дворце, и, к своему ужасу, он осознал, что Атор имел куда больше власти, чем полагали верившие ему честные воины; постепенно Белый Единорог подчинил себе почти всё в этом королевстве, но сделал это настолько искусно, что об этом пока мало кто подозревал. Стало известно, что во всех важнейших местах Халлана Атор заменял баронские дружины преданными лично ему отрядами наемников. Всеми правдами и неправдами Атор тянул под руку Владычицы (понимай – под свою) оставшиеся выморочными земли, и он имел право распоряжаться казной – в интересах подготовки войска, разумеется. Он щедро сыпал золото, привлекая на свою сторону всё больше и больше самых смелых и сильных…
Трогвар поднялся. «Ну что ж, теперь мы вновь можем помериться силами! Ты не забыл обо мне, я не забыл тоже; ожиданию пришёл конец. Владычица должна быть Владычицей!»
Однако произнести напыщенную верноподданническую речь куда проще, чем воплотить в жизнь содержащиеся в ней обещания…

Глава XXI

Что бы ни происходило с тобой, за холодной зимой всё равно наступит долгожданная весна, а с ней вновь оживут и смутные, как правило, не сбывающиеся надежды на что-то лучшее. Ледяные когти стылых вьюг, цепко державших Халлан, наконец-то разжались. Над бескрайними заснеженными равнинами понеслись тёплые южные ветры, и сугробы послушно начали оседать. Трогвар всё чаще и чаще оставлял занятия, замирал у окна и, щурясь, подолгу смотрел на яркое, начинавшее постепенно пригревать солнце…
Капитан Умбато оказался решительным человеком. Он и впрямь собрал крепкую ватагу бывалых воинов и мореходов и настойчиво звал с собой Трогвара.
– На себя посмотри, совсем зелёным сделался! – по-отечески журил Капитан Крылатого Пса. – Небось и меч-то сейчас не поднимешь! Послушай меня, бросай ты это занятие! Людям от всяких там чародейств лучше держаться подальше, помяни моё слово!
Трогвар лишь качал головой. Стихия колдовства захватила его с небывалой силой; каждый день он с жадностью приникал взором к старым пожелтевшим страницам и теперь уже отыскивал не столько предания об эльфах, сколько описания магических приёмов, а прочитав, дерзко пытался сам проделать всё это. Разумеется, ни один труд не содержал тайн Высших Заклятий – Истинные Маги крепко хранили подобные тайны, – зато в обычном, если можно так выразиться, «повседневном» колдовстве Трогвар неплохо набил себе руку.
И всё же, как ни тяжело болел Трогвар «книжной горячкой», к словам старого Капитана он прислушался всерьёз. И в самом деле, чем плохо – увидеть неведомые страны, чужие берега и небеса, постранствовать по необозримым и диким лесам, отыскивая в их зелёных объятиях руины затерянных городов… Юношеское воображение Трогвара живо нарисовало ему целый ряд заманчивых картин, и он ответил Умбато, что подумает. Ему и в самом деле очень не хотелось расставаться с Капитаном, единственным близким человеком в суетливом шумном Дайре. За всю зиму Трогвар так и не обзавелся не то что друзьями, но даже и просто знакомыми.
Той ночью он совсем не мог спать. Мучили странные, пугающие видения; ему вновь явилась заключенная в крошечную камеру женщина в лохмотьях. На сей раз она уже обращалась непосредственно к нему, он слышал пробивающийся в его сознание шёпот – и властный призыв остаться здесь. Этот шёпот отчего-то повергал далеко не пугливого Трогвара в настоящее смятение, словно бы напоминал о каком-то ужасном, пугающем долге, который он должен был выполнить. Хорошо бы только узнать ещё, в чём этот долг заключался…
И всё-таки что это за странные картины так упорно предстают перед его внутренним взором? Трогвар прочёл достаточно серьёзных книг о магии, чтобы понимать – случайностью это уже никак не назовёшь.
И он принялся за поиски. Во-первых, следовало составить такое заклятье, чтобы удержать призрака – если к нему и впрямь обращается призрак – и помочь ему разговориться. Во-вторых, если это живой человек, посаженный в какую-то подземную тюрьму, следовало попытаться, опять же с помощью магии, отыскать его. В-третьих, так подготовить своё сознание, чтобы сумбурное бормотание приходящей к нему во снах тени стало понятным… Кроме того, следовало разобраться в старых планах каких-то катакомб под самым дворцом Владычицы – что, если несчастная заключена именно там?
И хотя Трогвар тотчас же отмёл эту мысль – всем же было известно, что Владычица никого не лишала свободы, – она с неотвязным упорством возвращалась снова и снова. Глубокие подземелья дворца… просто чудо, что уцелели планы, скрупулезно составленные каким-то жрецом в пору самых первых Халланских королей. Трогвар принялся осторожно перебирать ветхие страницы и внезапно наткнулся на завалившийся между чертежами странный, вырванный из какой-то книги клочок пергамента. На нём коряво и с ошибками было записано нечто вроде предсмертной исповеди; начало и конец отсутствовали, но можно было понять, что речь идёт о каком-то участнике неведомого мятежа, поднятого младшим братом правившего в стране короля.
«И истинно говорю я вам: с его светлости принца совлекли жалкие тюремные одеяния и, нагого, прогнали по всему городу, и народ, ещё вчера рукоплескавший ему, поносил его и бросал в него каменьями. Потом привели его на Рыночную площадь и заставили подняться к виселице.
– Молю, отрубите мне голову, – сказал тогда он, – ибо не подобает принцу крови болтаться в петле, как жалкому вору.
Но король, надменный победитель, жестокий тиран, ответил отказом. И сказал так:
– Болтаться тебе всё равно, принц ли ты крови или нет. А чтобы не думал народ, что вместо тебя, главы подлого мятежа, сейчас казнят кого-то похожего, чтобы самозванцы не могли потом воспользоваться твоим грязным именем, я сделаю видимым всем Королевский Знак Халланского Дома на твоём теле! Пусть все видят его!
И так было сделано, и собравшиеся увидели горящий на теле принца синим огнём пояс из сплетений цветов и трав. Ярко вспыхнув, он светился некоторое время, и все, замерев, смотрели на это, а потом палач удавил моего доблестного повелителя. Участь сия уготована уже и мне…»
На этом отрывок обрывался.
Так Трогвар узнал о Королевском Знаке Халлана, и мысль эта странным образом взволновала его…
Он заставил себя вновь взяться за планы и схемы. Да, похоже, очень похоже! Все эти клетушки на одном из самых нижних ярусов – по размеру вроде бы подходят… Неужели тут держат кого-то в заключении?! Быть может, это всё дело рук Атора? С него ведь станется…
Ночью он заставил себя заснуть. Ложась, он нарочно несколько раз проговорил про себя:
– Надо уплыть в море. Надо уплыть. Здесь больше делать нечего.
Он постарался как можно ярче представить себе картины далёких берегов и континентов. «Если этому призраку позарез нужно говорить со мной, быть может, эти мои мысли его поторопят?»
Трогвар не ошибся. Едва его веки смежились, как он увидел знакомую уже камеру и женщину в тюремном тряпье, сцепившую побелевшие от напряжения пальцы. Спящий Трогвар смотрел на эти пальцы и всё больше и больше утверждался в мысли, что к нему взывает не призрак. У того костяшки не белеют…
«Трогвар, Трогвар! – шептал в самое ухо бесплотный голос. – Не уплывай. Не уплывай. Ты должен… Ты должен… Должен…»
За этим «должен» следовало ещё немало слов, однако разобрать их Трогвару не удалось. Крылатый Пёс проснулся, но видение не исчезало; он попытался заговорить с неведомой узницей, мысленно воззвать к ней, однако он, наверное, ещё недостаточно хорошо умел делать это и остался неуслышанным.
Когда странное видение исчезло, раздосадованный Трогвар вскочил с лежанки. Не удалось! Проклятие, не удалось, а ведь та женщина, верно, и впрямь хотела передать ему нечто очень важное! «Тупица, – ругал он себя, – ты сидел за книгами целую зиму, однако не смог проделать, когда понадобилось, даже самую несложную волшбу!»
От волнения он не мог ни спать, ни читать; даже Владычица и ненавистный Атор на какое-то время покинули его мысли. Он должен добраться до этого призрака чего бы ему это ни стоило!
Принцесса Арьята, его сестра, или покойная королева, их мать, сказала бы, что в нём заговорило то неистребимое семейное упрямство Халланских королей, которое и позволило им столь долго продержаться на престоле и которого оказался почти полностью лишён его несчастный отец.
И Трогвар, закусив удила, принялся за работу. Предстояло сотворить заклятье прозрачности, после чего его взор смог бы проникать сквозь стены, но только в одном-единственном направлении – по ходу прямого луча. И он решил начать именно с того, чтобы подтвердить или опровергнуть свою мысль о том, что к нему обращалась живая женщина, и впрямь заточённая где-то в подземельях дворца. И откуда она только может знать его имя?..
Он вновь расстелил старые планы. Что ж, попробуем наудачу взглянуть вон туда – если, конечно, что-нибудь получится… Трогвар ещё ни разу не пускал в ход это заклятье и сильно сомневался, что оно подействует. Ведь заклинание – это не просто какие-то слова или жесты, которые достаточно повторить любому, и всё исполнится. Каждый колдун должен составить себе свои собственные; вот почему обучение чародейству так трудно и для успеха обязательно необходим настоящий учитель. Однако на сей раз Трогвару ничего не оставалось делать, как позаимствовать формулу чародейства у других.
Он закрыл глаза и сосредоточился. Где-то в беспредельной Совокупности Миров творили свою великую и непонятную простым смертным волшбу Истинные Маги, щедро открывая врата целым водопадам магических сил. Нужно зачерпнуть из этого потока… совсем чуть-чуть… самую малость…
Трогвар словно наяву видел сверкающий водопад, обрушивающийся вниз с заоблачной вершины. Вспененный демон ревел и клокотал, наполняя воздух вокруг себя мельчайшей водяной пылью, – как тут что зачерпнёшь?..
И всё же он не сдавался, постаравшись как можно детальнее представить себе, как его взгляд пронзает потрескавшиеся и выщербленные плиты пола в библиотеке, оставляет позади перекрытия, погружается в опоры фундаментов, оставляет их позади… Дальше начинались подземелья. Наверное, там тьма, и низкие замшелые своды, и капающая из щелей вода… И железные двери, заржавленные цепи, быть может, даже кости по углам…
Трогвар кое-как прочертил воображаемую линию между его каморкой и тем местом, где, быть может, находилась подземная камера загадочной узницы, и медленно произнёс положенные слова, приводя себя в должное состояние духа. Теперь всё зависело от удачи – насколько окажутся близки к природе его астрального двойника те чары, которые применял их неведомый, давно, много столетий назад ушедший в землю создатель…
И с внезапно нахлынувшим восторгом он понял, что заклятье начало действовать! Стены, полы и потолки, колонны и опоры таяли перед его взором, словно сотканные из тумана; глубже, ещё глубже погружался его взгляд, пространство между подвальными арками было залито странным зеленоватым свечением, и Трогвар понял, что заклятье услужливо раздвигает перед ним не только стены, но даже и саму темноту.
Однако всё шло хорошо очень недолго. Заклятье стало быстро терять силу, едва миновав восьмифутовую толщу подвальных перекрытий. Зелёное свечение становилось всё ярче и ярче, в этом свете тонуло окружающее; и единственное, что мог понять Трогвар: под самыми глубокими подвалами и впрямь залегают какие-то ходы и галереи.
И всё-таки, несмотря ни на что, заклятье ещё действовало; взор Трогвара проник сквозь несколько однообразных ярусов. Теперь он знал, что под дворцом и впрямь была в своё время устроена настоящая подземная тюрьма; оставалось только дотянуться до предпоследнего уровня, где согласно плану и были потайные крошечные каморки – верно, для заключенных пожизненно.
Однако стоило его взору преодолеть последнее перекрытие, как глаза неожиданно резанула острая боль, словно он взглянул на стоящее в зените солнца; обрывки зелёного свечения, исправно рассеивавшего для него темноту, беспорядочно заметались взад-вперёд, словно чем-то испуганные живые существа. Трогвар понял, что его заклятье встретило на своём пути настоящий магический барьер.
Скрежеща зубами от режущей глаза и ломающей виски жестокой, почти непереносимой боли, он вонзил свой взгляд ещё глубже; чувство было такое, словно он сам загоняет в себя тупой иззубренный нож. И на краткую секунду как будто испытываемая им боль усилила готовое вот-вот распасться заклятье: он увидел медленно бредущего по коридору старика с лучиной и каким-то лукошком; увидел, как он остановился перед одной из дверей, как открыл её… Трогвар последним усилием заставил себя дотянуться до той двери, заглянул в неё – и только теперь позволил себе потерять сознание от боли.
Потому что посреди жалкой каморки он увидел ту самую женщину в рваном тюремном рубище. Его затея увенчалась успехом. Он нашёл.
Любой сколько-нибудь опытный колдун на месте Трогвара не оставил бы без внимания тот магический барьер, что окружал последние ярусы подземной тюрьмы; однако Крылатый Пёс лишь беспечно порадовался своей удаче, когда пришёл в себя и усилием воли справился с терзавшей его головной болью. Что ж, теперь он знает, где искать; знает, что туда спускается какой-то служитель, верно – надсмотрщик; значит, остался вход, а раз так, то отыскать его при помощи его планов и схем будет совсем нетрудно.
* * *
Задыхаясь от пережитого волнения, Арьята почти рухнула на свой лежак. Он услышал её, он пробился к ней – пело сердце; он ещё не знает, кто она такая, не знает рассудком, но ведает сердцем – не зря же его первый взгляд был обращён именно туда, куда нужно. Какая удача, что у него в руках старые планы дворца! Теперь он выручит её отсюда, обязательно выручит; и такого бойца, как её младший брат, не остановит никакая стража. Он молодец! И сейчас Арьята по-матерински гордилась им.
Грудь принцессы бурно вздымалась. Пролежав лишь несколько мгновений, она вновь вскочила, в который уж раз принявшись мерить камеру шагами. Пусть ей не удалось докричаться до него, однако она не сомневалась, что он придёт.
И всё-таки что-то ведь помешало ему добраться взглядом до её камеры, причём не только слабость и неискусность заклинания. Как-то слишком резко оборвалось видение, будто невидимый нож перерезал связавшую их магическую нить, и это было подозрительно. До этого Арьята ни разу не задумывалась и не пыталась выяснить, не окружена ли её тюрьма какими-либо колдовскими барьерами; и теперь эта мысль заставила её обмереть от ужаса. Что, если обо всём уже известно во дворце? Если эта самозванка Владычица уже довольно потирает руки, всё поняв о Трогваре, и стража уже направляется схватить его? Он, конечно, отличный мечник, но много ли можно сделать против арбалетных стрел? Их смертоносное действие, увы, было слишком хорошо известно Арьяте…
Принцесса поспешила усилием воли подавить охватившую её было панику. «Стонами и заламываниями рук ты ничего не добьёшься, – прикрикнула она на себя. – Ну-ка, соберись и постарайся добраться до сознания твоего брата, быть может, удастся предупредить его!..»
Молчание. Покой. Сосредоточение… И словно внезапный порыв урагана, чужой голос – и в склеп вступила высокая и тонкая тень. Мгновение – и Арьята, вглядевшись, воскликнула:
– Царица Маб!..
– Тс-с-с! Тише! Это ещё не я сама, лишь мой призрачный двойник. Наконец-то я нашла тебя – благодари своего братца. Он проломился сквозь стену, которой тебя окружили!..
– Мой брат?..
– Не отпирайся, я знаю всё! Добраться до истины было нелегко, но чем ещё заняться бывшей Царице Фей, перед которой лишь унылое ожидание конца света? И я добралась. Трудно было отыскать свидетелей-духов и заставить их говорить, но в конце концов мне удалось и это. Я уже совсем было решила, что теперь мне не составит труда вытащить тебя из твоего каменного мешка… Но оказалось, что эта Владычица куда хитрее, чем я считала. Ты окружена пятью слоями магической защиты, и если бы не твой брат, мы бы с тобой не говорили. Я попытаюсь добраться сейчас до его сознания – тебя надо освободить немедленно, потому что не пройдёт и часа, как нынешняя Владычица поймёт, что к чему, и тогда… Мне самой ход к тебе закрыт, вся надежда на одного лишь Трогвара. Там, где бессильно волшебство, должны потрудиться обычные мечи!.. Признаться, всё это можно было бы устроить и лучше, если бы Ненна оказалась потвёрже сердцем…
– Ненна… испугалась? – Арьяте было больно говорить это.
– А что же ты хочешь? – жёстко усмехнулись сухие бесцветные губы. – Не забывай: она всего лишь простая смертная и вдобавок слепо преданная своему Братству. А на них кто-то очень сильно нажал, и они все поклялись не предпринимать ничего, что могло бы повредить этой твоей Владычице… Одним словом, здесь не обошлось без эльфов, и Ненна, скажу тебе прямо, струсила. Ну, теперь прощай, принцесса! Надеюсь, что смогу тебе помочь…
И тень исчезла.