1 2 3 4 
Погребальная служба делалась честь по чести. На клановом кладбище даже появился свежий холмик – чтобы душа Лиззи, буде случится, вспомнила, кто она есть, и скорее бы покинула полное злой силы тело монстра, воспарив к чертогам Великого Духа.
Два следующих дня прошли во внешне обычных хлопотах. Джейана заправляла работами, Фатима приняла ещё одни роды, Твердислав совсем оправился. То ли сказалось чародейство Фатимы с Джейаной, то ли помогли отвары-настойки девушек-травниц. Проклятая хворь отступила; мускулы вновь налились силой. Боль осталась – но глубоко внутри.
Учителя вновь вышли встречать всем кланом. Правда, на сей раз малыши руки мыть не стали – не до того. После пролетевшего над посёлком чудовища они, похоже, так и не пришли в себя. И возившиеся с ними старшие махнули рукой – в конце концов, Учитель мудр, он простит.
И вновь, как и в прошлый раз, фигурка в сером плаще вынырнула из-за поворота; Учитель подошёл к встречающим, улыбаясь, как всегда, однако Твердиславу показалось, что губы Наставника просто растянуты усилием мышц, а на самом деле ему совершенно не до улыбок.
– У вас беда, – Учитель обвёл встречавших взглядом.
– Беда, – только и смог кивнуть Твердислав.
Учитель тяжело вздохнул. Его голова поникла; лицо скрылось в тени широких полей знаменитой серой шляпы.
– Хорошо, – он вновь вздохнул. – Пойдёмте, поговорим.
* * *
Твердислав окончил свой рассказ. В домике было тихо, словно на клановом кладбище летней ночью. Учитель сидел, пригорюнившись, перед остывающей чашкой горячего душистого чая, составленного Иркой-травницей из доброго десятка разных трав. Твердислав пытливо взглянул в лицо Наставнику – и поразился безнадёжности бессильного старческого взгляда. «Да ведь то, что я ему рассказал, для него словно бы и не новость!»
– Конечно, не новость, – внезапно сказал Учитель. – Я подозревал, только не хотел пугать вас раньше времени, дорогие мои. Лиззи обречена. Эту хворь не победить.
– Так что же это за тварь, что утащила её? – не выдержала Фатима.
– Я знаю этих бестий. Они служат одному очень-очень могучему чародею. Настолько могучему, что один только Исса, Великий Учитель, смог бы бросить ему вызов. Даже моя сила перед мощью этого волшебника – ничто, дети мои… Лиззи не спасёшь. Остаётся только смириться с этим.
– Смириться?! – теперь не вытерпел Твердислав. – Да как же так?! А если эта тварь каждый день начнёт малышей таскать?
– Не начнет. – Учитель покачал головой. – Они забирают только хворых, больных, которых уже не вылечить.
– Но зачем?! – сверкнула глазами Джейана. – Если б Лиззи ушла к Великому Духу – что ж, значит, такова судьба. Но когда больную утаскивает этакое… этакая… этакий… Неужто не Ведунам?! Исторгнут теперь душу, саму Лиззи превратят в монстра. А, говорят, такие твари охотнее всего свой же бывший клан разоряют…
Учитель дёрнул щекой – Твердиславу показалось, что с досадой.
– Да ничего этого не будет. Успокойтесь, дети мои. Лиззи – про неё можно забыть. Не вздумайте только мстить или, паче того, искать! Клан и так понёс потери, вы нужны ему, оба. Хотя на твоём бы месте, Джей, – Учитель неожиданно подмигнул девушке, – я бы о ребёнке подумал. Нельзя, чтобы от двух таких, как вы с Твердиславом, в клане не осталось бы потомства. Чтобы ваша сила досталась бы не одному лишь Великому Духу. Понимаете меня?
Джейана неожиданно смутилась. Да что это со мной, Силы лесные? Сама роды принимала и помогала разродиться когда заклятием, а когда и острым, прокипячённым в ключевой воде ножом. Малышей на руках держала, сама понимая, что здесь, в клане, у неё детей уже не будет. Может быть там, потом, на небе, у Великого Духа. Хотя кто знает, бывают ли там дети? Вдруг защемило, заныло сердце – вспомнился малыш Альтик, которого она, Джейана, в своё время самолично вынимала из материнской утробы, объясняя при этом дрожащей Фатиме, что и как. Сероглазый, беловолосый малыш, эдакий розовый щекастик, бегущий по траве на ещё неверных, заплетающихся ножках и твердящий как заклинание – мама, мама, мама! – смешно делая ударения на последнем звуке.
– Подумай, Джей, подумай! – настаивал Учитель. – До Летучего Корабля тебе совсем немного осталось. Меньше года. Только-только и успеешь.
Джейана опустила взгляд. Внутри ворохалось что-то тёплое, незнакомое, ласковое. Вдруг до одури захотелось почувствоватьь на руках тяжесть детского тельца, тяжесть своего ребёнка, не чужого, пусть даже тобой принятого.
– Подумать надо, – с трудом выговорила она под пристальным взором Наставника. – Такое ведь не сразу…
– Да нету у тебя времени раздумывать! – Учитель даже всплеснул руками.
Твердислав поежился. Отчего-то проникновенный голос Наставника казался неискренним и потому неприятным. Такое с вожаком клана случилось впервые; и он мало что не испугался. Авторитет Учителя всегда был непререкаем; он, Учитель, являл собой деятельное, зримое Добро, и ничего, кроме Добра, от него никогда не видели.
– Да уж больно страхов-то вокруг много, – неожиданно призналась Джейана. – Вон, Отвечающий взбесился, на меня напал.
– Ты об этом не говорила, – нахмурился Учитель.
– Да что тут говорить… Это перед тем, как неведомого зверя на Ближнем Валу завалили…
Когда она закончила, Учитель долго молчал. Пальцы рук его непрестанно и неприятно шевелились, точно громадные розовые насекомые.
«Да что это со мной?! – с уже настоящим испугом подумал Твердислав. – Это же Учитель! У-Ч-И-Т-Е-Л-Ь! Сколько раз он спасал тебя! И Джей! И весь клан!»
Однако ничего не помогало. Шевелящиеся пальцы: розовые, отмытые, ухоженные, с аккуратно подрезанными чистыми ногтями… Твердислав невольно покосился на собственную ладонь – темная, почти что бурая кожа, иссечённая шрамами, взбугрённая мозолями; ногти обломаны, обкусаны, на мизинце левой руки половины ногтя не хватает. Ну да, конечно, Учитель живёт совсем по-иному, ему нет нужды в поте лица гнуть спину, собирая урожай толстяков, или день-деньской гнать по лесу оленя, потому что иначе в клане будут голодать детишки. Ему нет нужды ухаживать за молочным стадом, выхаживая и выпаивая телят, чтобы, не приведи Великий Дух, они пали бы по осени – иначе что будет есть клан в весеннюю бескормицу?
А Учитель всё говорил и говорил. Он объяснял, растолковывал, разъяснял. И всё становилось вдруг таким простым и понятным.
– Ведуны решили напасть всеми силами. Их чары запутывают, сводят с ума даже те создания, которые никогда не враждовали с вами. Так и с Отвечающим. Не знаю, каким именно заклинанием его опутали, но уверен – без Ведунов дело не обошлось. Укрепляйте Пэков Холм. Да, и ещё, Твердислав, я бы на твоём месте попытался бы собрать общий поход кланов на Змеиный Холм. Это было бы достойное дело.
«Не то, – вдруг подумал Твердислав. – Всё не то. Не то, что мне надо. Почему Учитель ничего не говорит о том, как победить этого злого чародея, чьи твари утащили Лиззи? Разве Учители не могут собраться с силами и покончить с ним?»
В иное время Твердислав уже повторил бы то же самое вслух. Но после битвы с летающей тварью в нём что-то изменилось. Глубоко внутри копилось смутное, пока ещё не осознанное раздражение – вот он тут учит, учит, учит, а попробовал бы сам!
Чего Учитель должен был «попробовать сам», Твердислав, пожалуй, сейчас бы и не сказал.
– А вы, Учитель, вы бы вылечили Лиззи? – вдруг спросила тихо, как мышка, сидевшая в углу Фатима.
– Да, наверное. Болезнь у неё была сложная, но, наверное, я бы справился. Однако что толку теперь говорить об этом! Лиззи больше нет.
– И её погубитель не будет наказан? Возмездия не будет? – от волнения голос Твердислава срывался.
– Пока – нет. Пока наши силы ещё не столь велики, как хотелось бы. Но не горюй, Твердислав, настанет день – и соединённые силы Лесных кланов сотрут этого некроманта с лица земли. А ты, пребывая на службе Великого Духа, увидишь всё это своими глазами. Я обещаю.
И вновь Твердислав не поверил. Он не знал, почему. Не поверил, и всё тут. Охотничье чутьё, помогавшее загнать зверя, предупреждало и сейчас – тут что-то не так. О, это всесильное что-то! Неуловимое, неосязаемое, невыразимое словами – оно всё-таки есть и не дает покоя.
На сей раз Учитель и в самом деле задержался в клане. Скрупулезно проверил чистоту ладоней у малышни. Отчитал кое-кого за нерадивость – лето идет, а задания, данные им, Учителем, ещё куда как далеки от исполнения. Выслушал поневоле бессвязные оправдания и горячие заверения в том, что всё, с завтрашнего дня начинается новая жизнь. Вместе с Твердиславом и Джейаной наставник обошёл все окрестности, долго стоял над ямой возле Ближнего Вала, где были зарыты останки подземного зверя, ворожил над тем, что когда-то было Отвечающим. Лицо Учителя оставалось спокойным, речь – ровной, однако Твердиславу отчего-то всё время казалось, что Наставник напряжен едва ли не до предела. Что всё его спокойствие – показное. Негромкие слова скрывают страх. Учитель, похоже, столкнулся с чем-то, что и сам объяснить не мог.
Замечал ли это сам Учитель? Что один из лучших его учеников ловит каждый его взгляд, каждое его слово – и притом отнюдь не от восторженных чувств? Наверное, нет. Наверное, он просто забыл, что его мальчики, оттачивая охотничье мастерство, могут в один прекрасный день использовать обретённые силы против него самого.
И потому Твердислав неожиданно для себя испытал немалое облегчение, когда облаченная в серый плащ фигура Наставника скрылась за поворотом.

Глава тринадцатая

Никогда раньше Учитель не приходил в клан так часто. Никогда раньше не гибло разом так много лучших воинов. На одни вопросы Наставник ответил, а другие, напротив, только пробудил. Почему, если загадочный некромант так силен и Учители не могут с ним справиться, то почему же они тогда оставляют в покое Ведунов? Почему Учитель никогда, никогда, никогда ни разу не сказал – я возглавлю ваши рати, и мы сотрём Зло с лица земли, изгоним его из наших пределов! Почему клан всегда оставался с напастью один на один? А Учитель всегда только помогал, объяснял, втолковывал, подсказывал, как и чем излечивать больных и раненых – да и то небезвозмездно? Так заповедал Великий Дух, дабы испытания вас закалили – это объяснение Твердислава уже не устраивало. Перестало устраивать после похищения Лиззи. Это было чудовищно, это было кошмарно, это было… было неправильно! Чем провинилась эта кроха? Какие-такие заповеди Великого Духа успела она нарушить?
После ухода Учителя прошёл целый день, а Твердислав все никак не мог найти себе места. Перед глазами неотступно стояла чёрная туша неведомой твари, вьющиеся змеи-щупальца, красные бессмысленные буркалы. Нет, он, Твердислав, не может, не имеет права оставить это! Не имеет. Учитель. Мало ли что, Учитель. Он служит Великому Духу. В высокой своей мудрости Всеотец чего-то может и не разглядеть.
Джейана, с которой он было поделился, только махнула рукой. Ты что, мол, Учитель есть Учитель, он всегда прав, он ошибаться не может, разве когда-нибудь такое было, разве кто-нибудь о таком слышал? Нет, и у Петера, и у Мануэла, и у Лайка, и у других соседних кланов… Раз Учитель сказал – про Лиззи надо забыть, значит, так тому и быть. А кто не понимает – для того всегда лишняя вязанка толстяков для переборки найдется.
Твердислав смотрел на Джейану. Она говорила правильно, она говорила слова, в которых ещё полмесяца назад не усомнился бы и сам вожак клана, но перед глазами по-прежнему стояла золотистая пыль-кровь чудовища и бессильно висящее в страшных объятиях тело Лиззи. Он не может оставить это, не может забыть. Долг крови, о котором так пренебрежительно говорила Джейана, для него не пустой звук. Он должен, должен, должен. А кому, зачем, для чего – не важно. Себе в первую очередь должен, вот и всё.
Решение вызревало быстро, слагаясь разом изо всего – в том числе и из слов Гилви, злых слов этой злой девчонки о том, кто на самом деле вождь клана Твердиславичей. Ему надо идти. По четкому, никакими дождями не смываемому следу злого, гибельного чародейства. Иначе ему не будет покоя ни здесь, ни в обиталище Великого Духа. И ничего тут уже не сделаешь. В этом – долг вожака клана. Отказаться от него – потерять себя. Именно этого от него наверняка ждут Чарус, Кукач, Дим, остатки Старшего Десятка, другие парни и мальчишки клана. Наверняка ждут и многие из девчонок и девушек – ну хотя бы Гилви. Тарни и Гарни – они поймут, подождут немного…
И он решился.
Вечером Твердислав собрал Старших. Молча выслушал их доклады. В клане всё было в порядке, впрочем, Твердислав и не сомневался. Каждый знает, что ему делать, и незачем лишний раз лезть под руку с мелочным «смотри, как надо». Учить надлежит до, а не во время. Чего, похоже, никак не поймёт Джей. Парни стояли тесным кружком вокруг своего вожака. Дим, Джиг, Лев – неразлучная троица, Чарус, Кукач – всё, что осталось от славного и неустрашимого Старшего Десятка. Ещё дюжина юношей чуть помладше – им предстоит составить новый Десяток, когда Твердиславичей возглавит Чарус, когда следом за самим Твердиславом в небеса уйдёт Кукач.
– Слушайте меня, братья, – язык ворочался с трудом. Отчего так тяжко выговариваются иные слова? – Я должен вас покинуть. До срока. Клан без меня возглавит Чарус. Слушаться его, как меня. И даже лучше, – он попытался улыбнуться. – А я ухожу. Мне до Летучего Корабля совсем недолго осталось, а долг не исполнен.
– Твердь, Твердь, погоди, Твердь. – Чарус порывисто схватил друга-вождя за плечо. Он вроде бы и не удивился, точно ожидая подобных слов. – Я так понял – ты за Лиззи?
Парни напряжённо молчали. Ждали, впившись взглядами в лица Чаруса и вожака.
– За Лиззи, – Твердислав кивнул. – Не отговаривай, Чара. Все слова я и так знаю. Не отговаривай, не трать время. Дай мне сказать.
– Да мы все вместе с тобой пойдём! – встрепенулся неугомонный Джиг. – Ты только скажи! Мы враз! Мы мигом! Нам что!
– Хватит, – остановил его Твердислав. – Никто никуда не пойдёт. Я один. Вы все клану нужны.
– Будто бы ты не нужен, вождь, – не выдержал невозмутимый Дим.
– Нужен. Верно. Но… – Твердислав замешкался, подбирая нужные слова. Все казалось таким незыблемым и логичным – и как же быстро это разваливается под укоризненными взглядами друзей!
– Но тебя, видишь ли, совесть заела, и решил ты отомстить? – с упрёком прогудел Кукач. – Не дело это, Твердь. Лиззи не воротишь. Да и как ты отыщем ту бестию, что её уволокла?
– Бестию – отыщу, – отрезал вождь. – Отыщу. Она за собой такой шлейф злобы оставила, что и малыш пройдёт, не споткнувшись.
– Хм! – Чарус непочтительно скривился. – Не гони, Твердь. Не найдёшь ты их. Никто про такой страх никогда и не слыхивал. Что, кружить станешь, слухи собирая? А клан – отбивайся как хочешь?
У Твердислава побелели губы.
– Если я долг не исполню и за Лиззи не отомщу – вожак из меня никакой, так и знайте. Может, слаб я. Может, плох. Короче, одним словом, изберите себе нового предводителя. Я говорю – Чарус. Он из всех лучший. А меня простите. Пойду я. И даже силой не удержите – зачем клану вождь, сам от своего дела отрёкшийся?
Парни ошеломлённо глядели на Твердислава. А тот медленно распустил завязки пояса, и в вечерних лучах холодно блеснуло серебро Ключ-Камня.
– Держи, Чара.
Ключ-Камень невозможно отобрать или украсть, или присвоить как-то еще. Нельзя даже снять с мертвого. Вождь или отдаст его сам, по доброй воле, как подарок, или это сделает мудрый Учитель. Раз отдав Ключ, бывший вождь уже никогда не сможет получить его обратно. Отречение от власти необратимо.
Чарус остолбенело уставился на неровный серебряный слиток размером с крупное птичье яйцо. Сколько раз он видел его в руке друга-вождя! Видел и в деле, когда жестокий бой кипел возле самых скал, и, казалось, сейчас последняя оборона будет сметена и враги затопят котловину. Знал, что настанет день – и тяжёлая серебряная вещица, символ клана Твердиславичей, на боку которой вырезано имя первого вожака, а за ним появятся имена последующих, будет принадлежать ему, Чарусу. Но чтобы это случилось бы так скоро?
Серебро в протянутой руке. И ладонь Твердислава не дрожала. Если вождь готов без колебаний отдать Ключ-Камень – значит, остановить его может только смерть, или… или Джейана по прозвищу Неистовая.
Чарус невольно попятился, словно на ладони Твердислава свивала кольца ядовитая чунха, маленькая летучая змейка, любимейшее оружие многих Ведунов. Принять Камень?
– А Джейана знает? – хрипло проговорил Чарус.
– Кто вождь клана Твердиславичей – я или она? – ледяным голосом произнёс Твердислав. – Отвечай мне, Чара, и вы все тоже! Кто?! Я – или она? Если она – то не мучайся, Чарус, а сразу отнеси мой дар ей. Понял?
Чарус сперва побледнел, потом покраснел. А потом вдруг вцепился в Ключ-Камень обеими руками.
– Вот и хорошо. – Твердислав улыбнулся, хотя сердце немного кольнуло. – А не поспешил ли ты, вождь?
Джейана примчалась как ветер, как ураган, как ночной смерч. Кто-то из младших девчонок в ужасе пропищал, что Твердислав бросает родовичей и уже вознамерился отдать Чарусу клановый Ключ-Камень. Дальше Джейана слушать не стала, опрометью ринувшись вон.
«Совсем ума лишился дурак. Небось из-за Лиззи. А как же клан? Нет, как же Я! Почему он забыл про МЕНЯ? Почему он бросает МЕНЯ? Лиззи ведь уже или мертва, или не человек!»
Она увидела блеск серебра в руках Чаруса и сжала кулаки – поздно. Великий Дух, ну что же он натворил!
Остановилась. Парни в испуге раздались в стороны, освобождая ей дорогу. Твердислав стоял, ощупывая внезапно полегчавший пояс и на Джейану взглянул едва ли не равнодушно.
Она едва сдержалась, чтобы не влепить ему пощечину.
– Пойдём, – сказала она сухо и ровно. – Пойдём, мне надо помочь тебе собраться.
– Все уже готово, Джей, – он натянуто улыбнулся. – Ты же знаешь, я лёгок на подъём.
Только теперь она заметила, что на траве лежал аккуратно увязанный заплечный мешок. И когда это Твердь только успел?!
– Ты уходишь сейчас? На ночь глядя? Пережди хотя бы до утра! – Ночь всегда была самой надёжной помощницей Джейаны. Только бы затащить этого дурачка в постель, а уж там она его переубедит.
– Я ухожу сейчас. По ночи легче взять след.
Их взгляды столкнулись.
Джейана ничего не понимала. Как же так? Он же всегда уступал! Она позволяла ему быть вождем клана, но – она давала ему советы, и он исполнял их! Он слушал её! Он соглашался с её доводами! Он… он любил её!
А теперь в глазах Твердислава были только боль и пустота.
– Я провожу тебя до Вала, – вырвалось у Джейаны. В глазах предательски защипало.
Твердислав подобрал мешок с травы. Закинул за плечи. Привычно хлопнул по поясу и усмехнулся. Ладонь сплющила пустой кожаный чехол, где совсем недавно лежал Ключ-Камень. Вождь клана нагнулся, подобрав с земли первый попавшийся булыжник. Аккуратно уложил его во вместилище и затянул завязки.
– Так, на память, – пояснил он, обернувшись к остальным.
Джейана взяла его под руку. Оба молчали.
Конечно, Неистовая не была б Неистовой, если бы не предприняла последнюю отчаянную попытку. Но первое же заклятие разбилось, словно хрупкая льдинка о прибрежный гранитный камень: решение Твердислава было непреклонным.
Она не плакала, не укоряла его. Все было потеряно в тот миг, когда Ключ-Камень перешёл в другие руки. Твердислав не может оставаться. А до их Летучего Корабля ещё слишком много времени.
– Твердь, – она обняла его. – Ты не подождешь меня, совсем немного? Мне надо собраться и кое-что сказать Фатиме.
«Ой, что это я такое говорю?» – ужаснулась Джейана Неистовая. Джей, ласковая Джей, умеющая ласкать и ласкаться, сейчас решительно отодвинула свою вторую ипостась куда-то на самые дальние задворки души.
Твердислав остановился, изумлённо глядя на подругу.
– Ты хочешь идти со мной?! Ты же…
– Ну да, ну да, я соглашалась с Учителем, соглашалась, – горячо зашептала Джейана, – но, Великий Дух, что я стану делать в клане без тебя! Нет, нет, я не останусь! Фатима справится. Ей просто надо побольше уверенности в себе. Когда я уйду, у неё все сразу получится. Ой, что я говорю…
– Великий Дух, Джей, – кажется, ей-таки удалось его потрясти, что случалось нечасто, скажем прямо: случилось впервые. – Идём! Идём! Как здорово! Мы пойдем вместе!
– Стой и не шевелись, я сейчас! – Она вырвалась.
Как же это, оказывается, здорово – сходить с ума, рушить запреты, опрокидывать заповеди. В груди поднялась обжигающая пьянящая волна. «Будь что будет, мы идём вперёд. Вместе. Как бы я ни сердилась на него. Я все же без него не могу. И потому – не могу и отпустить. Он же без меня пропадет – и что я тогда буду делать?» Вот такая мешанина царила в голове Джейаны, когда она ворвалась в домик Фатимы.
– Я ухожу, – выпалила она с порога, лихорадочно хватая сумку и запихивая туда связки трав. – Ты станешь главной, Твердь уже отдал Ключ-Камень Чарусу.
Чёрные глаза Фатимы широко раскрылись.
– Ох, Джей, – только и вымолвила она, прижимая ладошки к щекам и смешно округляя глаза от ужаса. – К-куда уходите-то?
– За Лиззи. Вдвоём. По следу. Твердь верит, что она, может, ещё жива. – Джейана сама не знала, почему это вдруг сорвалось у неё с языка.
– Ох, Дже-е-й. Да что ж теперь будет-то?
– Да ничего не будет! – рявкнула внезапно очнувшаяся Джейана Неистовая. – Будешь главной Ворожеей клана Твердиславичей. Ты справишься, Фати, я знаю, ты сможешь. – Она положила обе руки на тонкие плечи Фатимы. – Ты слишком долго была моей правой рукой, а надо было дать тебе свободу. Ну, чего ты не знаешь? Все защитные заклятия тебе ведомы. Чары Пэкова Холма – тоже. Вот разве что…
Твердислав переминался с ноги на ногу возле баррикады. Собственно, это была уже не баррикада, а высокий вал со рвом. Земляной червь постарался на славу – внешняя сторона рва была так же отвесна, как и окружавшие поселок Твердиславичей скалы; поверхность земли блестела, точно отполированная. Магия придала ей крепость камня. Глубокий ров был вырыт идеально правильно, на дне не валялось ни единого комка рыхлой земли, и повсюду – один только блеск, блеск спеченной волшебством почвы. Оставлен был лишь узкий проход; его теперь следовало закрыть воротами. Твердислав поймал себя на том, что невольно прикидывает, кого отправить в лес за бревнами, кого – врезать петли, и тотчас опомнился. Всё, теперь этим займётся Чарус. Ключ-Камень отныне в иных руках. И, значит, дороги назад уже нет.
Фатима плакала, спрятав лицо на плече Джейаны.
– Да будет тебе, будет, – пыталась утешить подругу та, чувствуя, однако, что и сама вот-вот разревётся. – Ну всё, всё, прощай, мне уже бежать пора!
Фати подняла блестящие от слез глаза.
– Джей, ты возвращайся. Возвращайся и Твердислава верни. Чарус Ключ-Камень отдаст, я уверена. Возвращайтесь. Плохо нам без вас будет!
– Фати, нам так и так уходить. Следующей весной. Ну да, мы первые из клана. А потом вы привыкнете. Незаменимых нет. Новые Ворожеи появятся. Ты только с Олеси и Гилви глаз не спускай. Толковые девчонки. Будет из них толк, особенно из Гилви.
– Недобрая она, оттого и врачевать не умеет, – эхом отозвалась Фатима. – А так да, сильная Ворожея будет.
– Ну вот и хорошо, вот и договорились? – Джейана поцеловала подругу в солёную мокрую щёку. – Прощай, Фати. Пока смогу – буду тебе весточки слать – с щелкунчиками или кого там смогу приспособить.
Невысокая тонкая фигурка Фатимы долго маячила возле баррикады. Твердислав и Джейана уходили, не оглядываясь, хотя и чувствовали, что весь клан сейчас замер, провожая их в путь без возврата. Родовичи десятками незримых глаз следили за бывшим вожаком и бывшей главной Ворожеей.
Двое путников миновали первый поворот. Знакомые места, впереди – плантации, поля, выгоны, но оба вдруг остановились, точно разом оказавшись в незнаемых землях. Серые скалы – вечные, неизменные стражи клана Твердиславичей – скрылись за деревьями. Джейане внезапно показалось, что они – не в сотне шагов от дома, а в сотне поприщ, отделённые от родовичей немереными дикими землями, полными чудовищ и Ведунов. Где-то там, в неведомых далях, терялся след твари, утащившей бесчувственную Лиззи. Твердислав уверял, что чувствует его, этот след. Чувствует, потому что ненавидит. Ей, Джейане, ещё предстояло обучиться этому высокому искусству.

Глава четырнадцатая

– Ну, рот-то ты наконец закроешь? – Ламия по имени Ольтея чуть насмешливо подтолкнула обмершего Буяна. – Неприлично даже. Меня бесчестишь. Наши скажут – кого это ты привела?
– Угу, – Буян мучительно покраснел.
Их путь завершился. Ольтея играючи обошла все посты и секреты Твердиславичей, Буян только и мог, что дивиться – как при такой ловкости врагов клан до сих пор жив и притом еще, случалось, задавал ведуньим ордам крепкую трёпку. Здесь тоже крылось какое-то недоброе чудо. Так охотник подманивает добычу в силок.
Отступник и ламия одолели Ветёлу, прошли краем Пожарного Болота (издалека даже был виден Пэков Холм, так что Буян невольно пригибался, как будто те, кто нёс там сейчас стражу, могли его заметить) и наконец вступили в Лысый Лес.
Надо сказать, этой части пути Буян почти и не заметил. Он даже забыл как следует разглядеть, что же, собственно, растет в этом странном лесу и что вообще в нём творится. Причина была проста, и большинство парней клана наверняка сочли бы её куда как убедительной. Его спутница! С ней ночь превращалась в… в… Буян не знал таких слов. Каждый раз с ним была совершенно разная Ольтея. То застенчивая и скромная, отбивавшаяся чуть ли не до рассвета и лишь потом в изнеможении уступавшая; то горячая и страстная охотница, повизгивавшая от удовольствия так, что, казалось, сейчас сюда сбегутся с фонарями – глаза пялить – все до одного Ведуны Змеиного Холма.
Вились узкие тропинки, разворачивавшиеся у них под ногами и тотчас же сворачивавшиеся за спинами. Странные существа – полузвери, полуптицы – провожали их долгими взглядами немигающих глаз. Что-то шуршало, ухало, стрекотало, рычало – Буян старался об этом не думать. Он вообще старался поменьше думать. Сладкий дурман тела Ольтеи казался единственным спасением от кошмара воспоминаний. А воспоминания эти были куда как тяжелы. Стоило ламии отвлечься хоть ненадолго, как перед глазами её подопечного вновь и вновь возникала одна и та же картина – изуродованные тела Стойко и Ставича. А над ними, с торжествующей ухмылкой на омерзительной морде, застыло создание, страшнее которого ещё не встречал ни один из родовичей. Клыки и когти окровавлены. Зубы пережевывают плоть, вырванную из ещё трепещущих тел. А он, Буян, один из Старшего Десятка, отобранный самим Твердиславом, многажды испытанный в деле, умеющий управиться и с мечом, и с копьём, и с топором, и голыми руками, если надо, – постыдно бежит, задыхаясь в слепом ужасе, думая только об одном – прочь, прочь, прочь отсюда! И напрасно хрипит в последней надежде Ставич – друг Буян его не услышит. Или сделает вид, что не услышит. Он будет бежать, бежать и бежать, пока не наткнётся на рассудительного щелкунчика. А потом покорно пойдет следом за Ольтеей.
Ламия угадывала это его состояние почти мгновенно. И, тотчас бросив всё, оказывалась рядом. Её нехитрое средство действовало безотказно. В её объятиях Буян тотчас же успокаивался, чёрные воспоминания отступали, прячась в глубинах сознания – до следующего раза.
Они почти ничего не ели. Не разводили огня – его ламия, похоже, боялась и терпеть не могла. На стоянках Ольтея отыскивала какие-то корешки, невзрачные на вид, но после них, как ни странно, голод пропадал напрочь.
И вот они наконец дошли.
Несмотря на объяснения Ольтеи, в глубине души Буян ожидал увидеть на Змеином Холме нечто донельзя мрачное и жуткое. Чёрные стены, оскалившуюся решеткой пасть ворот, виселицы, на которых болтаются полурасклеванные разлагающиеся трупы. По крайней мере, так (о других тёмных местах) рассказывал Учитель, и, по мнению юноши, эти описания как нельзя лучше подходили к воображаемому жилищу Ведунов.
Однако всё оказалось совершенно по-другому.
Змеиный Холм выглядел вовсе не мрачно, и уж, конечно, никакого чёрного замка на нём не было. Южные склоны холма, высокие и обрывистые, покрывал редкий кустарник; на специально отсыпанных, укреплённых сваями террасах стояли деревянные дома, кое-как, на скорую руку срубленные из толстых бревен. Буяну они показались необитаемыми. Были они низкими, какими-то приплюснутыми, неопрятными – однако отнюдь не мрачными. Непонятно было, правда, для чего они нужны вообще – Буян не заметил, чтобы хоть к одной из дверей вела бы тропинка.
Зато имелся путь в обход крутого склона, по которому ламия и повела своего спутника.
С северной стороны Змеиный Холм плавно понижался к полуночи. Долгий отлогий скат неспешно опускался к стене леса. Деревья вокруг были сведены; всё пространство – густо застроено.
Настало время Буяну открыть рот.
Стоявшие здесь изящные домики ничем не напоминали грубые бревенчатые строения, прилепившиеся на южном склоне. С полуденной стороны они и впрямь оказались облицованы широкими деревянными панелями с сохраненной корой; под ними прятались стены тёмно-блестящего стекла.
Казалось, тёмная вода вздыбилась и застыла навек, сохранив свой природный блеск. Домики были и круглыми, и квадратными, и пятиугольными – всякими; над каждым высилась увенчанная небольшим шпилем шатровая крыша.
К ещё большему изумлению Буяна, он вдруг понял, что почти все здесь ему если и незнакомо, то, по крайней мере, он знает, как что называется. Невольно вспомнились слова Учителя, его долгие рассказы, когда худая старческая рука чертила тростью на прибрежном песке Ветёлы странные, манящие контуры того, что Наставник именовал «городами», «бастионами», «замками».
Заметил Буян и несколько обрамленных стеклянными камнями входов в подземелья. Перехватив его взгляд, Ольтея засмеялась:
– Думаешь, там эти, как их, пыточные застенки?
– Да ничего я такого и не думаю, – сконфуженно буркнул Буян, потому что думал в тот момент, естественно, именно об этом.
– Сможешь сам туда сходить и всё увидеть, – ламия пожала изящными плечиками.
Буян невольно искал нечто вроде их кланового Зала, где в непогоду собиралась большая сходка, и не находил. Небольшие разнообразные домики – и всё. Надо сказать, окна у них тоже выглядели странно – голые чёрные прямоугольники, точно раны или провалы, за которыми – вечная ночь.
Вся земля была исчерчена тропинками. А по тропинкам сновали Ведуны.
Никогда ещё Буян не видел столько нечисти разом, хотя повидать довелось немало. На них с Ольтеей, скромно замерших в сторонке, никто не обращал внимания, словно подобные Буяну появлялись тут едва ли не ежеминутно.
Высокие и низкие, толстые и тонкие, на двух ногах и на четырёх, на трех и на шести; похожие на людей, слёгка на них похожие и совершенно ни на что не похожие – какие-то ползающие комки светящейся слизи. Юношу передёрнуло от омерзения; Ольтея предостерегающе сжала ему руку чуть повыше локтя.
Одеты тут все были очень ярко, пестро и разнообразно – куда там скудному однообразию домотканых портков и рубах клана Твердиславичей, хоть и крашенных в разные цвета лесными красками. Ничего похожего на драные и ветхие чёрные плащи, обычное одеяние Ведунов, когда те появлялись во владениях клана.
– Ну, пойдем? – Ольтея слёгка подтолкнула Буяна в спину. – Или ты тут до вечера стоять будешь? Я, вообще-то, проголодалась. Корешки корешками, но на них долго не протянешь.
– А куда нам сейчас? – мрачно осведомился Буян. Змеиный Холм в реальности оказался далеко не так страшен, как его изображали, но куда ему теперь здесь идти? Что делать?
– Куда идти? – с оттенком удивления повторила Ольтея, и её роскошные волосы вдруг потоком полились на грудь. – Да вон же. Прямо. Там тебя уже ждут.
В дверях ближайшего домика появилась высокая фигура, при виде которой у Буяна тотчас же сжалось сердце. Плоская морда, лишь отдаленно похожая на человеческую, длинные серые лапы, заканчивающиеся кинжалами стальных когтей, – этот тип до боли напоминал ту самую серую тварь, что убила Ставича и Стойко!
Буян ощутил, что штаны его вот-вот станут мокрыми.
Существо стояло в дверном проёме, небрежно запахнувшись в ветхий чёрный плащ, почти сливаясь с темнотой у себя за спиной. Глаза пристально изучали замершего парня; и от этого взгляда Буяну стало ещё страшнее, чем на той проклятой поляне.
Всё, что говорили о коварстве Ведунов, загнанное очень-очень глубоко упоительными ласками Ольтеи, вновь пробудилось к жизни. Его заманили. Он струсил, он отдал себя во власть этих кошмарных тварей, он смалодушничал, он не смог как следует умереть – и теперь за это расплачивается.
«Третья молния!»– мелькнуло в голове.
Да. Третья, последняя молния. Гибельная для него, Буяна. Едва ли он сможет захватить с собой эту проклятую тварь, но уж заманившую его сюда гадюку он прикончит наверняка!
Парень медленно повернулся к Ольтее. Глаза Буяна были закрыты – он не нуждался в зрении, творя заклятие.
Она поняла всё сразу, с поразительной быстротой прочитав собственную смерть в сжавшихся губах и нахмуренном лбу юноши.
– Стой! Да стой же!
– Остановись, Буян! – произнёс низкий и чуть хрипловатый мужской голос у него за спиной. В этом голосе чувствовалась нескрытая, рвущаяся на волю сила, и парень против собственной воли повернулся.
Тварь в плаще шла к нему. Одеяние распахнулось, теперь Буян мог видеть её всю – да, то была та самая тварь, с которой они схватились тем проклятым днем. Буяну казалось, он узнаёт даже оставленные его молниями шрамы и ожоги, едва-едва начавшие заживать. Страшная пасть двигалась совершенно не в соответствии со словами, что звучали в ушах парня:
– Привет тебе, о доблестный Буян!
Юноша мучительно покраснел, до хруста сжимая зубы. Доблестный! Позорно сбежавший, вместо того чтобы встретить смерть лицом к лицу!
Он только и смог, что сжать кулаки и опустить голову. Воцарилось молчание.
– Ну? Что с тобой? – тревожно прошептала Ольтея. – Отвечай же! Это Дромок, Творитель и Испытатель. Он решит твою судьбу.
Усилием воли Буян заставил себя взглянуть в горящие алым очи чудовища.
– Привет, – с трудом выдавил он.
– Это хорошо, – на уродливой морде появилась кривая гримаса, очевидно, обозначавшая любезную улыбку. – Впервые люди и Ведуны сказали друг другу «привет». Символично, не находишь?
– Ты убил моих братьев, – внезапно сказал Буян. Сказал без всякого выражения, он не мог молчать, не мог сражаться, но клокотавшая внутри ненависть настойчиво требовала выхода. Будь что будет. Будь что будет, – твердил он себе точно заведённый.
– Убил твоих братьев? – иссечённые мелкими морщинами, лишённые волос серые надбровные дуги на морде Дромока поползли вверх, как бы выражая изумление. – Твоих братьев. Но постой, у меня есть сведения, что…
– Ставич и Стойко были моими братьями, пусть даже и не кровными, – невесть откуда пришла смелость. Буян не опускал глаз, глядя прямо в лицо кошмарному созданию.
– Ах да, Ставич и Стойко. Возможно, ты не поверишь мне, но их убил не я. Или, во всяком случае, если и я, то опосредованно.
Буян потряс головой, ничего не понимая.
– У меня много тел и обличий, – охотно и даже не без самодовольства объявил Дромок. – Я создаю их – в смысле, тела и обличия – меняю их, испытываю, хороши ли они. Вот сейчас я как раз в теле своего последнего создания. Мне вдруг подумалось – а нельзя ли создать нечто покрепче и посильнее того, с чем люди кланов так хорошо научились справляться? Мне было интересно, я работал как одержимый.
– Что-что? – растерялся Буян. Дромок заговорил не слишком понятными словами, в точности как Учитель, когда увлечётся.
– О, прости, пожалуйста, – страшные когти осторожно дотронулись до руки юноши, и тот едва не отскочил назад. – Давай войдём. Я расскажу тебе об этом, как и о том, для чего ты мне понадобился.
Внутри всё оказалось вовсе не страшным. Правда, вместо привычных Буяну деревянных лежака, стола, полок и табуреток, теснились их странные подобия из того же тёмного поблескивающего материала, что и стены дома.
– Садитесь, – Дромок указал Буяну и Ольтее на глубокие, диковинной формы стулья. – Садись, Буян, тебе будет удобно.
Оказалось и впрямь очень удобно. Явно заколдованное, сиденье само потянулось навстречу, плотно облегая тело юноши. Да, это не жесткий табурет или лавка в родном клане.
Ольтея непринужденно устроилась напротив, закинув ногу на ногу так, чтобы выставить на обозрение Буяну побольше загорелых бедер.
– Так вот, мне стало интересно, – продолжал Дромок. – Ведуны сражаются с Лесными кланами, или с Горными, или с Морскими, создают для этого разных помощников и никак не могут добиться успеха. Цель Программы («чего-чего?»– вновь не понял Буян, но переспрашивать не стал) никак не может быть достигнута. Я проанализировал всю информацию и пришёл к выводу, что задача была поставлена некорректно и с имеющимися средствами не может быть решена («ну точно, лепит, словно Учитель на лекции!»). Поэтому я решил создать новое средство. Так появился тот облик, в котором я и предстал тебе. Одна копия была отправлена на полевые испытания и отлично показала себя. Устойчивость к магическим воздействиям…
– Постой, постой, – Буян почти задохнулся от внезапно нахлынувшего бешенства. – Так, значит…
– Да, по моему приказу, – без малейших эмоций подтвердил Дромок. – Испытание было очень успешным. Теперь, произведя достаточное число этих копий, я легко смогу решить задачу. Война будет закончена, а Программа– выполнена.
– Что, что это значит? – глаза Буяна расширились.
Дромок повел чудовищными плечами; Ольтея откровенно зевнула.
– Ну как что? Один клан будет уничтожен. Потом – следующий, потом – ещё и ещё, – с потрясающей, какой-то обезоруживающей наивностью пояснил Дромок. – Я же говорю – Программа будет наконец выполнена. До сего дня это пытались сделать негодными средствами. И только я, Дромок, смог найти решение! – Он надулся от гордости.
Буян чувствовал, что тихо сходит с ума. Для чего его притащили сюда? Для чего рассказывают все эти жуткие сказки?
– Э-э, видишь ли. – Дромок словно подслушал его мысли. – Любую задачу можно решать разными способами. Можно – простым и рациональным. Создание копий, наподобие той, что ты видишь сейчас, – это и есть самый простой и рациональный путь. Я просчитал его, – красные глаза закрылись, – просчитал в уме, и вижу – это будет быстро, просто и эффективно. Кланам не устоять. Однако такое решение меня тоже не устраивает. Слишком просто и грубо. Неизящно. Неэлегантно. – Уродливая тварь с некоторой грустью уставилась на собственную лапу со стальными крючьями когтей. – Эта копия слишком хороша. Слишком функциональна. И вот тогда я усложнил задачу.
– Для чего? – не выдержал Буян.
– Для чего? – казалось, Дромок удивлен. – Не знаю, право. А разве ты задумываешься, для чего украшать ложе самострела резьбой, шлифовать и полировать? Ведь можно ограничиться грубой деревяшкой – оружие будет стрелять и так. – Творитель воодушевился, словно обретя почву под ногами. – Вот так же и я. Хочу усложнить задачу. Для меня её сложность – все равно, что для тебя узор на самостреле или рукояти ножа, то, без чего можно прожить, но когда это есть – жизнь куда лучше!
– Чего ты хочешь от меня? – наконец смог сказать Буян.
– Я хочу от тебя две вещи. Первое – чтобы ты оповестил бы свой клан о новой копии.
– Тогда меня убьют, – вырвалось у Буяна.
– Убьют? – казалось, Дромок искренне удивлён. – За что?
– Я струсил во время боя. Сбежал, бросив двух братьев, – с непонятным, почти сладострастным наслаждением бичуя сам себя, ответил юноша. – За это положена кара.
– Кем? – перебил его Дромок.
– Ну… – смешался парень. – Жизнью нашей, обычаями, да всем!
– Как нелогично. – Творитель покачал уродливой головой. Манеры у него были все-таки человеческими. – За что же тебя убивать? Ведь если бы ты умер, это не спасло бы твоих братьев. Копия очень устойчива, объясняю тебе!
– Но тогда-то я этого не знал! И не попытался её прикончить!
– Ещё более нелогично. Если ты не знал, что, погибая, наверняка сразишь своего противника, то зачем же тебе это делать? Ведь если ты выживешь, то сможешь сразиться с врагом позже, не правда ли? Так зачем же тебе умирать?
Буян застыл, беспомощно шевеля губами. На миг ему подумалось, что Дромок наложил на него какие-то чары. В иное время и в ином месте Буян нашёл бы что ответить, однако сейчас все слова просто-напросто застревали в горле.
Ольтея неприкрыто скучала.
– Так вот. Что я от тебя хочу. Собственно говоря, о первом своем желании я тебе уже сказал. Исполни это. Наверное, тебе будет приятно. А потом – потом я выведу тебя из власти твоего Духа.
– Как? – пролепетал Буян.
– Очень просто, – охотно пояснил Дромок. – Я сотворю для тебя достойную копию. Ты войдёшь в нее. И станешь сражаться за свой клан. С моими копиями. Это будет интересно. Введение возмущающего фактора приводит к интересным вариабельностям в развитии системных связей. – И тут Буян окончательно перестал что бы то ни было понимать.
На его счастье, так же мало понимала в этом и Ольтея.
– Дромо-ок. Ну неужели нельзя говорить как-нибудь попро-още, – жалобно протянула ламия, умоляюще складывая ладони.
Творитель умолк.
– Хорошо. – Некоторое время стояла тишина. – Я хочу, чтобы ты вернулся в клан. Но не как прежний Буян. Прежний умер. Погиб в бою с… э-э… тварью Ведунов. Ты вернёшься в новой копии. Принесёшь тревожные вести. И попытаешься остановить мой план.
– Как интересно, правда, Буян? – Ольтея захлопала в ладоши.
Парень чувствовал, что у него ум заходит за разум. Что с ним хотят сделать?
– О, из тебя выйдет отличная боевая копия! – приговаривал тем временем Творитель, почти ласково касаясь обмершего юноши своими жуткими когтями. – Подправим тут, тут и вот тут. Интересно, как интересно! Какой простор для анализа! Сдаётся мне, что это сгодится даже для Большой Программы.
Только теперь до Буяна дошло, что с ним собираются делать.
Неведомая сила швырнула его прочь. В слепом ужасе он рванулся с места – однако в тот же миг железные когти сомкнулись у него на горле.
– Я предвидел возможность аномальных реакций, – со спокойным интересом проговорил Творитель. – Помоги мне, Ольтея.
– О Дромок, но после того, как ты изменишь его…
– Не волнуйся, славная, вы сможете забавляться с ним, как и раньше, – в голосе Дромока слышалось нечто вроде насмешки. – Какое счастье, что сам я не подвержен этим разрушительным воздействиям…
– Ну и зря, воздействия очень даже приятные, – обиделась ламия. – Конечно, когда знаешь в этом толк.
Полузадушенный Буян болтался в воздухе. Ноги его не доставали до пола.
– Не будем сейчас об этом. Раздень его, Ольтея.
Ненависть в сознании Буяна взорвалась жарким, испепеляющим пламенем. Сейчас из него сделают тварь Ведунов! Да, верно говорили: на Змеиный Холм попасть – хуже смерти. У тебя осталась последняя молния, брат: так истрать же её с толком!
Со дна памяти рванулась знакомая боль.
– Нет, Буян, нет, вот это уже ты совершенно зря, – невозмутимо заметил Творитель. – Твоё сопротивление только усложняет мне задачу. Ведь в твоих же интересах мне помогать! Да и потом ничего у тебя здесь не выйдет. Ваша магия у нас не действует.
Огненная игла теряла остроту. Жизненная сила Буяна вновь ровным потоком растекалась по жилам, отнюдь не собираясь покидать тело в гибельном для врагов и его самого пламенном спазме.
– Магия тут не действует, – терпеливо, словно непослушному ребенку, повторил Дромок. – А теперь не дергайся, пожалуйста, и мы начнём. Вначале будет немного больно – это когда придётся ломать кости.
Буян закричал. Сердце билось в паническом ужасе. Штаны стали-таки постыдно мокрыми. Но ни Ольтея, ни Творитель, казалось, ничего этого не заметили. С похвальной лёгкостью они освободили юношу от одежды. Нагое тело опустилось на невесть откуда взявшийся стол; мягкие змеи зажимов обвили руки и ноги, приковывая Буяна к холодной скользкой поверхности.
– Начнем, пожалуй, с ног, – задумчиво проронил Творитель. И резким ударом переломил Буяну берцовую кость.
К несчастью, парень так и не потерял сознания. Ни в тот миг, ни после.
* * *
Твердислав и Джейана вышли под вечер. Солнце садилось, наступало время призраков и духов, несытой нечисти, от которой на каждом привале надо защищаться оберегами и заклятиями. Против каждого вида нечисти нужен свой оберег, свое заветное слово. Спутаешь – пропадёшь. Достанешься на обед Ведунам.
Парень и девушка шли по всё больше сужающейся тропке. Миновали несколько развилок – вправо и влево от тропы располагались поля и выгоны. Позади оставалось несколько секретов клана, но ни Твердислав, ни Джейана не собирались задерживаться и объяснять, что к чему. Когда дозорные вернутся в клан, они всё узнают и так.
Твердислав взял с собой всё для настоящей войны. На боку висел меч, подарок Учителя, настоящей гномьей стали; на другом боку, в специальной кожаной петле, – лёгкий боевой топор, которым хорошо и рубиться, и в случае надобности даже метнуть в противника. За обмоткой правой сандалии прятался короткий нож – его он выковал сам. За спиной был укреплен круглый деревянный шит, обитый железными полосами. Поверх приторочен самострел с добрым боевым запасом.
На стрелы было наложено заклятие, чтобы легче потом искать – в пути ведь стрелы брать неоткуда. Разве что купить у какого-то клана.
Джейане в этом смысле было проще. Нет, она тоже не забыла самострел дома, привесила к поясу кинжал; однако главная её сила – в чародействе. Шагая, она раз за разом повторяла формулы наиболее убийственных боевых заклинаний, чтобы в случае чего не замешкаться.
Шли молча. Да и о чем тут говорить? Учитель указал примерное направление поисков, а с наступлением темноты Твердислав собирался взяться за настоящую ворожбу.
Ветёла делала крутой поворот, загибаясь к западу. Совсем недавно тут прошли всем Старшим Десятком, ещё целым, ещё не уполовинившимся. Папридоя гнали. Да будь он проклят, этот папридой вместе со своей драгоценной шкурой! Твердислав плюнул в сердцах. Не пошли бы за ним. Нет, – оспорил он сам себя, – что пошли – это хорошо. Близнецов жалко, конечно, но зато они прознали о новой ведуньей угрозе. Клан подготовится к защите.
Да, слишком много неправильного случилось в эти последние дни. Что-то переменилось у Ведунов. И притом сильно переменилось. Буян, Стойко, Ставич, близнецы, Отвечающий, подземный зверь и, наконец, Лиззи. Очевидно, Великому Духу наскучило размеренное течение жизни – вот и устроил своим любимым детям испытание.
– Сейчас погадаем и решим, куда свернуть, – обратился юноша к своей спутнице.
Джейана же лишь досадливо дёрнула плечом.
– Делай, что хочешь, – в ней вновь пробуждалось раздражение. Невесть зачем, невесть почему бросили клан, нарушили слово, данное Учителю. Зачем все это? Лиззи там и так мертва, а в то, что можно отомстить могущественному волшебнику, живущему вдобавок где-то на краю света, Джейана не слишком верила. «Нет, у меня другая цель, – сказала она себе. – Вернуться живой. И чтобы Твердь, дурачок мой любимый (тепло-тепло стало вдруг на сердце от этих немудрёных слов), тоже бы вернулся. Глядишь, и впрямь бы я успела родить».
Быстро темнело. До Месяца Ягод ещё две седмицы, а ночи уже – хоть глаз коли.
– Остановимся? Место подходящее. – Твердислав был настроен мирно.
– Я же сказала – делай, что хочешь! – последовал раздражённый ответ.
Парень остановился. Твердо взглянул в глаза спутнице.
– Послушай, ты зачем со мной пошла? Ссориться? Тогда тебе лучше повернуть назад. Слышишь? Пока не поздно!
На скулах Твердислава заиграли гневные желваки – признак того, что он в бешенстве. Глаза смотрели тяжело, с какой-то подсердечной неприязнью; и Джейана внезапно испугалась. Такой Твердислав способен был на всё. В том числе и уйти один. Чего нельзя было допустить ни в коем случае.
– Прости, пожалуйста, – она опустила взгляд. Слова всё-таки порой выразительнее мыслей.
Твердислав вздохнул.
– Давай не будем так больше, – мягко попросил он, однако под негромким голосом и примирительной улыбкой пряталась сталь.
– Давай, – эхом откликнулась Джейана, сама удивляясь собственному столь поспешному отступлению.
– Вот и хорошо. – И Твердислав тотчас заговорил об ином.
Для гадания требовались разные травы и коренья, и кое-что еще, отыскавшееся в сумке Джейаны; юноша развел небольшой костерок. Джейана следила за действиями друга со внезапно проявившейся ревностью – парни всегда уступали в магическом искусстве девчонкам, однако гадание «на кровь» было совершенно неведомо даже ей, Джейане.
– Стара охотничья ворожба, – усмехнулся Твердислав, перехватив насторожённый взгляд подруги. – Только слёгка изменена.
– Изменена? Как же так? Ты изменил заклинание, полученное от Учителя?
– А разве ты этого не делала? – в свою очередь изумился Твердислав. – Разве вы с Фатимой…
– Мы, конечно, придумывали, но в соответствии с тем…
– Ну, считай, что это тоже «в соответствии», – пожал плечами парень.
Джейана сочла за лучшее промолчать. Стоило им выйти из поселка, как Твердислава точно подменили. Другой стал. Совсем другой.
Они примолкли, смотря на огонь. Над головами сгущалась ночь; нечисть выходила на охоту, а в клане часовые лишний раз проверяли тетивы самострелов.
– Пора. – Твердислав бросил в пламя первую щепотку чёрного порошка – истолченные в пыль семена цветка-мечтальника, чей аромат помогает оторваться от грубой реальности, уносясь в мир прекрасных, полувоздушных грез. Учитель всегда строго-настрого запрещал использовать это могучее средство, чтобы ненароком не пристраститься к нему чересчур сильно, отчего запросто можно было умереть.
Порошок вспыхнул. Сладковатый аромат пополз над полянкой; Джейана поспешно зажала нос и задержала дыхание. Дым семян мечтальника действует совсем недолго, быстро рассеиваясь.
Твердислав же, напротив, вдохнул его полной грудью. Глаза его быстро расширились, лихорадочно заблестели, на щеках проступил нездоровый румянец. Юноша быстро проваливался в полубред-полуявь, нарушив все запреты Учителя и десятикратно превысив дозу.
Губы шептали слова заклятий. Но ещё важнее слов были усилия воли. Из глубин памяти вновь поднялась золотистая тонкая пыль, странная кровь летающего зверя, кровь, что сочилась из нанесенных когтями Фантома ран. Сейчас Твердислав ощущал её запах, этой крови, её мерзкий вкус и, мыслью поднимаясь над лесом, видел на чёрном фоне сливающихся в сплошной ковер древесных крон яркий, отлично заметный золотистый след. Тварь не успела затянуть раны и, направляясь к своему загадочному логову, оставила мстителю возможность погони.
След вёл на запад. Четкий и ровный. Через лес Ближних Пределов, над владениями кланов Петера, Ямато, Н-Гобо, Эрика, и терялся там, вдали, где начинались Дальние Пределы, где обитали Морские кланы (не хорошо знакомые южные, с кем шла торговля через тороватого Лайка, а Закатные, жившие отстранённо и замкнуто). На миг Твердиславу даже показалось, что он различает береговую черту и золотистый росчерк следа, уходящий ещё дальше, в морские просторы, но тут силы его иссякли и видение прервалось.
Джейане стоило немалых трудов привести друга в чувство. Такие порции мечтальника могли свалить с ног любого, даже самого крепкого.
– Да ну разве так можно! – бранила она Твердислава. – Себя погубить задумал?
– Н-ничего. Зато теперь я знаю, куда идти.
– Куда же? – Джейана шмыгнула носом. «Да что это такое со мной?»
– На закат. Все прямо и прямо, никуда не сворачивая. До самого моря. И ещё дальше.
Джейана сама насторожила все ловушки, наложила нужные заклятия и заговоры, очертила вокруг места их ночлега три зачарованных круга. Теперь можно было спать спокойно. Назавтра им предстояла дальняя дорога.
Ночь сгущалась.

Часть II
Огненное кольцо

Глава первая

Буян с трудом поднял гудящую голову. Отчего-то она казалась очень, очень тяжелой. Пол, на котором он лежал, казался странно горячим, словно под ним развели огонь.
– О-ох, – простонал парень. Вернее, ему показалось, что он простонал. На самом же деле вместо стона из горла вырвалось какое-то неразборчивое клокотание. Попробовал подтянуть руку – что-то мерзко заскребло по полу. Заскрежетало.
Буян попытался взглянуть – и только теперь сообразил, что с равным успехом может смотреть и вперед, и назад. Опешил и только успел подумать – наверное, брежу, как увидел наконец свою правую руку. Точнее, то, во что она превратилась.
Остолбенев, Буян глядел на блестящую, точно отполированную чешую, что покрывала могучую длань; под чешуёй перекатывались шары могучих мышц. Ладонь осталась пятипалой, но каждый палец заканчивался теперь стальным изогнутым когтем, точь-в-точь, как у той твари, что убила Ставича и Стойко.
«Великий Дух, – подумал Буян. Потом снова: – Великий Дух! – И наконец: – Вели-и-ик-и-и-й Ду-у-у-ух!!!»
Последние слова превратились в неразличимый вопль ужаса и отчаяния. Буян со всего размаха ударился лбом о твердый пол, явно намереваясь размозжить себе голову.
– Ну-ну, зачем же так, – услыхал он спокойный голос Дромока. Творитель, все ещё в жутком облике «боевой копии», обошёл корчащегося на полу Буяна и нагнулся к нему.
– Я укрепил твой череп особым образом, – не без гордости сообщил он. – Так что оставь эти суицидальные попытки.
– Чего? – невольно вырвалось у парня.
– Не старайся покончить с собой, – охотно пояснил Дромок, складывая лапы на груди и забавно почесывая чешую стальными крючьями когтей, точно блохастый пес. – Я учёл этот фактор. Команды на самоуничтожение будут блокированы. Хотя, должен тебе заметить, было бы весьма занимательно даже с точки зрения Большой Программы выяснить, что толкает тебя к самоуничтожению. Поднимись!
Точно сомнамбула, Буян исполнил приказ.
– Хорошо, хорошо, очень хорошо, – бормотал Дромок, ходя кругами вокруг своего нового творения. – И тут хорошо, и там. А вот это наверняка понравится Ольтее… А может, и нет…
Буяну вдруг все стало безразлично. Вернее, он внезапно перестал думать. Смотрел на Дромока, не чувствуя ничего – ни страха, ни ненависти. В памяти остались мельчайшие подробности того, как из него, Буяна, делали эту «копию», осталось и то, ЧТО он при этом испытал.
– Очень хорошо, – вновь повторило чудище. – Имплантация прошла успешно. Ну что ж, ты можешь идти. Посмотрим, как покажет себя этот возмущающий фактор. Отличная проверка для моих новых копий.
В глотке Буяна вcклокотало. Как хотел он броситься на эту наглую тварь, размозжить одним ударом, разорвать на части! Однако стоило ему сделать первый шаг к ненавистному мучителю, как по всему телу прокатилась стремительная судорога боли, мир померк, глаза заволокло тьмой, и всё, что он смог сделать, – это в корчах повалиться на пол.
Дромок веселился, точно ребенок, получивший в подарок новую игрушку.
– Замечательно, превосходно, сногсшибательно! Блокиратор функционирует нормально. Ты на меня не бросайся, – без всякого злорадства или ехидства посоветовал Творитель Буяну. – Ты подумай лучше, какое у тебя теперь тело! Какая преотличная копия! Ты можешь есть всё что угодно – кору с деревьев, траву, ветки или мясо дичи, если захочешь. Тебя не застигнут врасплох во сне. Ты можешь карабкаться по отвесным скалам, плавать под водой сколько тебе угодно, перепрыгивать широкие рвы. Твои челюсти развивают такое усилие на сжатие, что перед ними не устоит даже железо. Зубы твои – из специального твердотельного сплава. Ими можно даже дробить камни. Ты понимаешь? И, потом, срок функционирования этой копии очень долог. Первые признаки износа появятся не ранее, чем через сто – сто двадцать солнечных лет. Ну а там мы тебя модернизируем. И никакой Великий Дух не будет над тобой властен! Иди сюда, взгляни в зеркало!
Буян повиновался.
Одна из стен домика внезапно посветлела, и в самом деле став громадным, от пола до потолка, блистающим зеркалом.
Несчастный парень взглянул.
И тотчас же с тяжёлым грохотом грянулся оземь, лишившись чувств.
– Гм, – недоуменно пробормотал Дромок. – Эмоциональная перегрузка? Может, зря я не пошел на имплантацию ограничительных контуров?
Он вздохнул и склонился над распростертым телом – или, вернее, тушей.
Оно было поистине громадно, это тело. Мощные задние лапы предназначались и для бега, и для дальних прыжков. Пара передних была настоящими косами смерти – на остриях когтей играли зловещие синеватые огоньки, обещая нечто похуже простой честной стали. Голову, всю в защитных чешуйчатых выступах, опоясывал пояс глаз. Веки были забронированы не хуже, чем все остальное тело. В росте Буян тоже увеличился, хотя и не слишком, зато в плечах раздался мало что не вдвое. На толстом, прочном костяке наслоены были пласты могучих мышц. Он по-прежнему напоминал человека – только всего покрытого серой чешуёй да со множеством горящих алым глаз, опоясывавших шишковатый череп. Впрочем, когти могли убираться, и тогда его рука вновь становилась почти как у людей – только пальцы длиннее и толще. Смертоносные лезвия хитроумно прятались в мускулистых складках. Такими же когтями, только чуть поменьше, чтобы не мешали ходить, снабжены были и пальцы на ногах, так что вздумай Буян вскарабкаться на дерево, он проделал бы это легче, чем гибкая рыжая рысь.
– Такая отличная копия, – чуть ли не с обидой проворчал Дромок, колдуя над недвижным Буяном. – И что ему не понравилось?..
* * *
Чарус стоял в середине круга. Со всех сторон молчаливой стеной замерли родовичи. Клан Твердислава слушал своего нового вожака.
– На Твердиславе был Долг Крови. Кто мал ещё, может не понять – ну так я скажу, и не говорите потом, что не слышали! Долг Крови – это когда перед человеком один только враг. Враг, которого ты не победил. Понятно? – Он обвёл взглядом народ. Эх, эх, друг Твердислав умел говорить лучше. Когда он вот так в середине круга стоял, никто и глаз поднять не смел. А эти вон, глазеют. Малышня чуть ли не рожи корчит. Им хоть кол на голове теши, ничего не помогает. – Эй, вы, там! Ну-ка потише! Скальтесь-скальтесь, пока вас самих этот страх летучий не уволочет.
– Так ведь Учитель сказал – только недужных, – послышалось из толпы.
Мальчишки всегда мальчишки. В тринадцать лет они, кажется, и самого Великого Учителя Иссу готовы осмеять.
– Тихо! – разозлившись не на шутку, гаркнул Чарус, поднимая повыше Ключ-Камень, чтобы все видели, чтобы напомнить лишний раз, кто в клане хозяин (Твердислав, кстати, никогда так не делал, мелькнула у Чаруса мимолетная мысль. Да, он-то не делал, а мне сейчас как быть?). Твердь с Джейаной, считай, на смерть пошли. (Что против воли Учителя – говорить не стал.) Чтобы вам, дуракам, жилось спокойно. Поняли? Так что если услышу ещё – мол, бросил нас наш вожак – розгой отхожу, уж не обессудьте. Всё понятно?
Родовичи было загомонили – и тут воздух над головами внезапно прорезала визгливая сигнальная стрела. Судя по звуку – часовой на входной баррикаде. И тотчас же десятки голосов загомонили, затараторили:
– Учитель, Учитель, Учитель!..
Чарус остолбенел.
Круг родовичей разомкнулся, и на свободное пространство быстрым, совершенно ему несвойственным шагом вышел, нет, почти выбежал Учитель. Подол его серого плаща, всегда идеально чистый, был на сей раз заляпан высохшей грязью. Всегдашнюю свою шляпу он держал в руке; седые волосы слиплись от пота.
Он обвёл толпу ребят быстрым взглядом – и тотчас воцарилась мертвая тишина. Кое-кто из малышей поспешил спрятать за спину измызганные ладони – до мытья ли тут было, когда такое творится! Только ведь Учитель, пожалуй, никаких объяснений и слушать не станет.
– Так, – Наставник произнёс это очень тихо, но услыхали все, от мала до велика, и даже часовые в своих орлиных гнездах на скалах. – Что здесь происходит, Чарус? Почему у тебя в руках я вижу Ключ-Камень? Иди сюда!
Ясно было, что ответы на это Учителю прекрасно известны.
Чарус ощутил, как к горлу подступил холодный и липкий комок. Никто и никогда ещё не видел Учителя в таком гневе. Ох, Великий Дух, что же теперь будет? Ноги внезапно стали мягкими, и Чарус, бесстрашный Чарус, хладнокровно выступавший навстречу любой ведуньиной твари, запинаясь и обильно потея, поплелся к Наставнику.
– Твердислав ушёл, – только и смог прохрипеть он.
– Ушёл, – с яростной издевкой передразнил юношу Учитель. – Это я и сам знаю – раз Камень клана очутился у тебя! Куда ушёл? Почему ушёл? Зачем ушёл? И почему вы все дали ему уйти? Фатима! От тебя я такого не ожидал.
Худенькая девушка с сотней тонких чёрных косичек отделилась от толпы, встав рядом с растерянным Чарусом.
– На Твердиславе Долг Крови, Учитель.
– Не повторяй мальчишечьи глупости! – Старик даже топнул ногой. – Не вы ли с Джейаной сами считали этот самый Долг нелепым пустословием? Скажи, не вы ли?
Фатима потупилась.
– Видно, плохим я был Учителем, если даже лучшие мои ученики так легко отбросили всё, что я им говорил! – гневно продолжал Наставник. – Они погибнут, Твердислав и Джейана, если их не остановить, понимаете, погибнут, но этого мало – они могут разбудить к жизни такие силы Зла, что не справиться будет ни мне, ни всем Учителям во главе с самим Иссой! Понимаете ли вы это или нет! – Он уже почти гремел. Кое-кто из малышей, не понимая, начал испуганно плакать. – Короче. Отвечай мне, Чарус, как вождь, отвечай мне, Фатима, как главная Ворожея клана – вы остановите их?
– Но, Учитель, – выдавил из себя несчастный Чарус. – Вы такой… такой сильный, разве вы не можете…
– Не могу! – со злой досадой бросил старик. – Не могу, потому что не имею права никого задерживать сам. Я могу лишь побудить к действию, понятно? Принцип свободы воли.
Бедняга Чарус ничего не понимал. Кроме лишь одного – случилось что-то страшное, и теперь ему, Чарусу, придётся за все это отвечать. Эх, Твердислав, Твердислав, как же ты меня подставил, – мелькнула вдруг злая мысль.
– Вы хотите, чтобы Твердислава и Джейану остановили бы мы? – прозвенел голосок Фатимы.
– Первые разумные слова, которые я здесь сегодня услышал, – проворчал Учитель. – Да! Слышите, вы, все?! Сам я вмешаться не могу. Таковы уложения Великого Духа. Если вы не хотите, чтобы его гнев пал на весь клан, – вы отыщете Твердислава с Джейаной и уговорите отказаться от их безумной затеи! Тогда и только тогда я смогу заступиться за вас на Совете Учителей. Не иначе. Понятно?
В тишине слышно было только всхлипывание малышей, которых тщетно пытались успокоить сами готовые разреветься старшие девчонки.

– Так и пойдем напрямик? – осведомилась Джейана.
Они снимались с лагеря. Твердислав встал с жуткой головной болью, однако собранным и решительным. Губы сжаты, движения резки и порывисты – кажется, враг уже рядом и вождь клана готовится к схватке.
– Напрямик? Нет, что ты. Нам прямые пути теперь заказаны. Слишком много там ведуньих глаз. Подглядят, заметят, донесут. Чащобами двинем.
– Чащобами? – Джейана с сомнением покачала головой. В окрестных лесах попадались места, куда не совались ни люди, ни Ведуны. – А ты думаешь, нас искать станут?
– Учитель наверняка рассердится, когда узнает, – задумчиво проронил парень, влезая в лямки. – Не понравится ему такое самовольство.
– Потерявши голову, по волосам не плачут, – мрачно заметила Джейана, имея в виду потерю Ключ-Камня. Даже если Чарус и захочет его отдать, Твердислав, этот гордец, нипочём не примет назад драгоценность клана, хоть режь его на куски. И ничего тут уже не сделаешь.
– Ты о чем? – не понял Твердислав. Ничего страшнее гнева Учителя ему, очевидно, на ум не приходило. Смерть, после которой ты отправляешься прямиком ко дворам Великого Духа, пугалом отнюдь не была.
Джейана поджала губы и ничего не ответила.
Они свернули с нахоженных троп. По левую руку осталась Ветёла. Лес сразу подичал, полезные деревья пропали, началась прямостойная чаща. Твердислав шагал, подцепив лямки заплечного мешка большими пальцами и, похоже, даже думать забыл о магических обитателях здешних мест. А этих тут хватало: то мелькнут в дупле чьи-то бледно-желтые буркалы, то кто-то заблеет и заулюлюкает над головой, то за спиной кто-то здоровенный нарочито громко захрустит сучьями. Ясное дело, не зверь. Ни один настоящий зверь, кроме разве что папридоя, не подпустит так охотника.
Даже неистовый кособрюх, которому, кроме драки, вообще ничего, похоже, не надо. Звери знают – двуногие вооружены незримым оружием, что разит страшнее и вернее копий со стрелами. Нечисть же словно кичится собственной силой, обступает человека в чащобах, свистит, завывает, ухает, словно проверяя твердость твоего духа. И если ты дрогнешь – то осмелеет и она. И теперь, после гибели тройки Буяна и близнецов, уже не знаешь, чем такое может закончиться.
Джейана махнула рукой на Твердислава (совсем с панталыку сбил его этот самый Долг Крови. Глупость, конечно, вбили мальчишки себе в голову – так теперь ничем их не переубедить). Сама занялась магической защитой. Желтоглазому любителю подглядывать послала свой обычный привет – стенки дупла внезапно начали с хрустом сжиматься, давя тщедушное тело. Заглушённый вопль – и все кончено. Топотуну, что шатался за спиной, досталась пронзающая огненная стрела – нечего силы жалеть, сейчас продорожишься, потом умучаешься отбиваться. После этого остальные стали заметно осторожнее.
Последние признаки тропы исчезли. Деревья надвинулись, недобро нависли над головами; Джейана шла – вся точно напруженная тетива. Злые места. И притом не от Ведунов злые. Сами по себе. Странно. Хотя не раз доводилось слыхать – от ворожей иных кланов, что есть такие края. Тогда не верилось – разве может быть зло не от Ведунов? А оказалось: так и есть. Нечисть, впрочем, здесь была тоже странная, невиданная. Непонятно, откуда и взялась-то такая. А Твердиславу, кажется, всё нипочём. Что у него только в мыслях?
– Так у меня же ты есть, – внезапно бросил через плечо парень. Забывшись, Джейана стала думать в открытую.
– Я у тебя есть, – передразнила она спутника. – Я-то есть, это понятно. А вот ты чем собираешься заниматься? По лесам прогуляться вышел? Ключ-Камень долой – клан из мыслей вон?
Твердислав неожиданно усмехнулся.
– Моя работа начнётся, когда знакомые места кончатся.
– Можно подумать, ты здесь каждый день бываешь! – фыркнула девушка.
– Не каждый, но бываю. И иду не просто так, а по затёсам. – Он указал на едва заметный след, оставленный ножом на коре приметной раздвоенной сосны.
Джейана прикусила было язык, но ненадолго.
– А если ты тут всё так хорошо знаешь – отчего ж тут столько нечисти табунится? И притом не ведунской?
– Откуда я знаю? – Твердислав пожал плечами. – Как есть, так и есть. Мне с ними поговорить не удалось. Они, по-моему, от всех прячутся, и от Ведунов, и от нас, родовичей. Хотят, наверное, чтобы их никто не трогал.
– Как бы они нас не тронули, – проворчала Джейана.
– Вот если тронут, тогда мы с ними и разберёмся, – отозвался Твердислав. Несмотря на нечисть кругом и страхи Джейаны, они шли ходко. Леса чистые, незаболочённые – отчего бы и не идти? Изредка попадались мелкие ручейки, притоки Ветёлы; их переходили вброд, причем Джейана не забывала всякий раз сотворить нужный наговор против коварства водяных духов. Поверхность воды вспенивалась, разгневанные призраки ярились, но сделать ничего не могли – Слово сковывало их крепко-накрепко. Одно из первых заклятий, которым учат малышей, – это защита от водяных.
Твердислав же шагал себе и шагал, выбирая дорогу по одному ему понятным признакам. Джейана сильно подозревала, что её дружка ведет самый обычный «авось», однако на сей раз проницательная Ворожея ошибалась. В памяти парня накрепко засел золотистый след – след, что вёл на закат, к океану. Зверь летел напрямик – значит, нет нужды петлять и им с Джей. Кратчайшей дорогой они выйдут к морю – и там, на месте, решат, что делать дальше. Рассудительная Джейана пришла бы в ужас, узнав, что Твердислав даже не думал о том, как они поплывут за море.
Но это всё будет пока ещё не скоро. Перед глазами знакомые чащи. Твердиславичи здесь никогда не охотились, звери отчего-то избегали этих краев, и впрямь злых, как говаривала Джейана.
* * *
– Итак, Эйбрахам, они всё-таки ушли.
– Да. Это так, ваше превосходительство.
– Ну что ж, где-то даже похвально, что в клане так остро развито чувство локтя, что они так рвутся отомстить за свою…
– Но что будет, если они доберутся?
– Это исключено.
– Твердислав так просто не отступит. Да и Джейана – отчаянная девчонка.
– Им предстоит покрыть почти семьсот километров. Сплошные леса. Ведуны. Неподконтрольные зоны.
– Прошу прощения?
– А, вас ведь не было на последнем конклаве, Эйбрахам. В последнее время зафиксирован спонтанно-локализованный рост влияния энтролийных факторов. Очевидно, начало нового цикла – как и предупреждали разработчики. Мы решили не препятствовать этому. Выборочно, разумеется. Это расширит набор задач. Так что пусть ребята идут. До срока, разумеется. Предупредите Калмастра. Пусть держит наготове захват-команду. Если они заберутся уж слишком далеко.
– Но, ваше превосходительство…
– Эйбрахам, вы – отличный Учитель. Клан Твердиславичей достиг очень, очень больших успехов. Его высокопревосходительство господин верховный координатор лично следит за ними. Считайте, что это – их испытание. Но при этом не забудьте отработать пути возможной нейтрализации. Косвенные, разумеется.
– Я поднял клан.
– Не сомневаюсь, что ваше указание они просаботируют. По крайней мере, я на их месте поступил бы точно так же.
– Да, я тоже так думаю…
– Вы же сами воспитывали в них это – сам погибай, а товарища выручай! Так что теперь охать?
– Но, ваше превосходительство, если они в открытую пойдут против моих установлений?
– Едва ли, Эйбрахам. Данные телеметрии пока что свидетельствуют в пользу обратного. Так что решим – специально задерживать их не станем, если только они не зайдут уж слишком далеко.
– Но что будет, если они сумеют найти союзников? Может быть, кто-то из эльфов?
– Возможно. Но с ними в последнее время стало что-то трудно говорить. Оно и понятно – самые непредсказуемые из всех. Уровень стохастичности резко повышен. Но вы все же попытайтесь связаться с ними, Эйбрахам. Особенно могу порекомендовать род Эллема. Они, правда, живут далековато, на самом побережье, но, в отличие от всех прочих, не столь капризны и понимают что к чему.
– Мне всё ясно, ваше превосходительство. Но, в конце концов, можно же просто Управляющим…
– Нет, нет, нет, зачем, что вы! Играть, так уж по правилам, как говорит его высокопревосходительство! Помните, что мы работаем не только над людьми. Если у нас получатся хорошие эльфы… Умникам это не понравится, ха-ха! Выйдет славный сюрприз!
– Поразительно, как при том, что появились и эльфы, и гномы, мы тем не менее терпим от Умников одно поражение за другим.
– Не забывайте, Эйбрахам, что у них – всё те же самые знания, что и у нас. Что можем мы, то доступно и им.
– Верно. И все-таки я не понимаю, чем плохо Управляющее заклятие. То есть, извините, оговорился…
– Нет-нет, не извиняйтесь. Ваша оговорка лишний раз говорит о том, насколько вы сжились со своими учениками. Мало кто достигает подобного.
– Они так верят…
– Как же им не верить, если каждый миг их жизни полностью соответствует вере! Кстати, что вы получили в ответ на ваш запрос? Насчёт того боя у Ближнего Вала?
– Так точно. Хавинзон клялся и божился, что второго прорыва Глубинников он не допустит.
– А вас не удивляет, Эйбрахам, что такое вообще произошло?
– Так точно, удивляет!
– Вот и меня тоже. Ох уж этот мне рост энтропии… Вообще, в последнее время слишком много нештатных ситуаций. Я помню ваш рапорт – то, что произошло с Отвечающим.
– Да, мне тоже показалось это странным. Но Хавинзон лишь руками разводит!
– К сожалению, это так. Никто не смог ничего добиться. Я уже назвал все это спонтанным поднятием стохастичности. Резким и внезапным разупорядочиванием. Ситуация, конечно, под контролем, его высокопревосходительство предупреждал меня о возможности подобного, так что оснований для тревоги нет, но вы всё-таки усильте бдительность. Что-то и Ведуны, и эльфы, и гномы стали проявлять чересчур много самостоятельности. Я не сторонник подобной свободы действия для них… Впрочем, оставим этот разговор. Вы всё поняли – насчет эльфов?
– Да, конечно, но до сих пор не могу привыкнуть. Вот раньше бывало…
– Забудем о том, что бывало раньше. Времена меняются. И нынешние эльфы – совсем не то, что прежде. Как и гномы, кстати. Одним словом, обращайтесь к ним, как к равным, – и тогда они помогут. Кстати, вам не мешает знать, что среди эльфов появились те, что хотят вступить в войну с Ведунами.
– Не может быть!
– Может, любезный Эйбрахам, вполне может. Что, кстати, хорошо согласуется с теорией господина Исайи.
– Ну, тогда я даже не знаю, во что и верить!
– В мудрость его высокопревосходительства. Вот единственное, что нас до сих пор не подводило. Да, кстати. Пришло очень любопытное сообщение насчет Чёрного Ивана, Эйбрахам. Имейте в виду, он может попытаться выйти на нашу парочку. Разумеется, в таком случае мои прежние установки отменяются. Брать немедленно! И притом желательно всех. Вы поняли?
– Так, значит, ваше превосходительство, это и ещё нечто вроде охоты на живца?
– Совершенно верно, Эйбрахам. Конечно, вы понимаете, что допустить встречу Чёрного Ивана с вашими подопечными нельзя ни в коем случае. Или, если таковая уж произойдет, нельзя допустить, чтобы он им все рассказал.
– Ну, это ясно, ваше…
– Вот и хорошо, Эйбрахам.
– На этот случай у меня наготове один неплохой вариант.
– Как только возникнет такая угроза – действия по схеме «три креста». Но едва ли Иван может выйти на них в самое ближайшее время. По данным разведки, он сейчас далеко, на юге. Но вы всё равно будьте настороже.
– Так точно.
– Давайте взглянем на карту. Ага, так первая зона нестабильности у наших путешественников почти под боком! Что ж, интересно…
– Я хотел бы лично отправиться туда, ваше превосходительство.
– Разумное решение. Если, конечно, они забредут туда. Я пока воздерживаюсь от применения активных методов обнаружения, но, как только Твердислав и Джейана окажутся в нестабильной зоне, я об этом узнаю. И, разумеется, извещу вас.

Глава вторая

Буян брел по окраине Лысого Леса. Не ведая усталости, он кружил и кружил тут, бесцельно, бездумно, не зная, идти ли ему на юг, через Пожарное Болото к владениям клана. Да и что ждёт его там? Творитель вложил в него немало сил – но кто знает, устоит ли он, Буян, перед мощной магией Джейаны? Да ещё вместе с Фатимой? Нипочем не устоит, это точно. Может, конечно, это к лучшему. Выйти к своим – и пусть прикончат. Только бы поскорее.
Но как только собравшийся с силами Буян уже окончательно решил, что незачем влачить жалкое существование в этом чудовищном облике и, раз уж ему запрещено самоубийство, нужно, чтобы его добили бы родовичи, на него тотчас наваливался отчаянный страх. Что скажет он, представ перед Великим Духом? Проклятый Дромок сказал, будто бы вывел его, Буяна, из-под власти Всеотца; но разве ж можно верить одному из Ведунов, одному из отцов и творцов лжи? И разве душа его не отправится прямиком к высокому престолу Великого Духа, едва лишь вырвавшись из оков этого чудовищного тела, кошмарной «копии», как называл её Дромок? И что тогда Буян ответит, когда истинный Творец сурово спросит с него – и за трусость, и за предательство? Нет, нет, у меня нет на это сил! – стонал Буян, ненавидя и проклиная себя за трусость.
После того как сознание вновь вернулось к нему, Дромок вывел его прочь из ведунских владений. Ольтея куда-то исчезла; да и что ей теперь до него, превращённого в чудовище? Или идти в горы, к гномам? Нет, прикончат. И притом медленно, чтобы ведунская тварь подольше бы мучилась. К эльфам? Говорят, они сильны в магии. Может, они и смогли бы снять с него эти ужасные чары, вернуть ему прежний облик – он согласен на всё, даже если придется вновь вытерпеть ту же боль, что и при первом обращении.
«А ведь это мысль, – вдруг смятенно подумал Буян. – К эльфам! Они слывут мудрыми. Пусть назначат какое угодно наказание – лишь бы вновь стать самим собой».
«Ну а что потом? – вдруг спросил Буян сам себя. – Даже если всё вернут? Даже если станешь таким же, как был?
Может, в город пойти? – подумал он с отчаянием. – Нет, нет, было ведь уже, думал. Тамошних ворожей не минуешь. Да и то ещё сказать – это если эльфы согласятся с тобой дело иметь».
Не в силах ничего придумать, Буян в конце концов просто плюхнулся брюхом на землю и гулко завыл.
Сколько времени прошло так, он не помнил. Просто вдруг прозвучал хорошо знакомый голосок, и он приподнялся, изумлённо глазея на невесть откуда взявшуюся здесь Ольтею.
– Тебе плохо? – участливо спросила ламия, устраиваясь рядом. – Зачем ты убежал – я бы помогла… Ты не переживай, всё это пройдет. Когда Творитель дарит тебе новую копию, сперва кажется – всё, лучше уж самой Джейане Неистовой сдаться, чтобы добила. А потом глядишь – и ничего, уже попривык. Так что и ты привыкнешь.
Рука Ольтеи осторожно гладила шишковатый затылок Буяна.
– Привыкну? – Буян дико взглянул на неё. – Привыкну? Ах, ты… ты заманила меня, а теперь твердишь «привыкну»!
Ольтея поджала губы.
– Да чего ты бесишься-то? Не нравится копия? Так Творитель может другую сделать. Ему это несложно.
– Ничего мне не надо! Я обратно хочу! Себя! Чтобы таким, как раньше!
– А, ну так это сло-о-ожно, – разочарованно протянула ламия. Буян поднялся. Что тут говорить. Никакого иного выхода у него не осталось – идти к эльфам. Эх, эх, поддался на щелкунчиковы слова. И что ж мне сразу это в голову не пришло?
Сейчас он уже забыл, что думал об этом раньше.
– Ты куда? – раздалось за спиной.
Буян невольно обернулся.
– Куда надо, – огрызнулся он.
– Погоди, я с тобой.
– К эльфам? – криво ухмыльнулся парень.
– А зачем тебе к эльфам? – удивилась Ольтея.
– Зачем, зачем? Хочу самим собой стать! А не этим чудищем!
– По-моему, тебе так очень идет.
– Спасибочки вам на добром слове! – ядовито ощерился Буян.
– Ой, да ты не обижайся, пожалуйста. Ну, хорошо, к эльфам так к эльфам.
– Да они ж тебя враз! – не выдержал парень.
– Ну, это мы ещё посмотрим, кто кого враз… – туманно посулила ламия. – А это далеко?
– Недели три топать, а то и больше. Стой, а ты что, и впрямь со мной идти хочешь?
– Хочу, – призналась ламия. – Как-то я себя вроде при деле чувствую. Я ж тебе нужна, правда? Мне от этого и хорошо.
Так и получилось, что два создания Ведунов дальше двинулись вместе.
Собственно говоря, куда идти, Буян знал лишь очень приблизительно.
Куда-то на запад. За ярмарочным полем, на стыке владений Мануэла, Твердислава и Середы, должен был начинаться торный путь на закат. Придерживаясь его, и можно было добраться до самых прибрежий, где в заповедных рощах все ещё звучали дивные напевы Лесного Народа.
* * *
Джейана и Твердислав тоже пробирались на запад, избегая торных троп. Былой вожак клана подозревал (и не без оснований), что кое-кому наверняка захочется заступить им дорогу. Пока что погоня не показывалась, но Твердислав оставался настороже, следуя мудрому охотничьему правилу – идешь на летунка, припас бери как для кособрюха.
Джейану же заботило другое. Они уходили всё дальше и дальше от привычных путей, и с каждым пройденным поприщем магия вокруг становилась всё более и более странной. Раньше Джейана полагала, что знает наперечёт всех магических существ в окрестных чащах, однако первые же дни показали, что это не так.
Чудные дела творились здесь и с заклинаниями.
На исходе второго дня пути, когда путники остановились для ночлега на крутом лесистом взлобке (чистое место, ведунская тварь таких не любит), Джейана сотворила обычное заклятие поиска – проверить, не затаилась ли в подросте мелкая ядовитая гадина.
Сперва ничего не происходило, а потом, к полному изумлению Джейаны, из кустов ринулись всяческие кусачие жуки и тому подобная живность.
– Ах ты, пропасть! – Твердислав одним ударом расплющил здоровенного сине-стального жучару, уже нацелившегося вонзить хоботок ему в шею. – Джей! Джей! Они ж все ядовитые!
Джейана торопливо набросила отгонное заклинание, однако и оно сработало тут с точностью до наоборот. Дело принимало скверный оборот; Твердислав уже готовил свой излюбленный файербол, огненный шар, чтобы выжечь тут все до самых корней, когда Джейану осенило. Призывное волшебство обернулось своей противоположностью – и всё жучиное скопище обратилось в стремительное бегство.
– Уф. Что случилось, Джей?
– Интересное место. Заклятия шиворот-навыворот оборачивает.
– Это как же так? – поразился Твердислав.
– Откуда ж мне знать…
– Так ведь все заклятия всегда и всюду действовали одинаково. Это ж альфа и омега магии! А тут – место-перевертыш! – Джейана огляделась. Абсолютно ничего необычного. Лес вокруг. Несколько копьеростов, прямицы да сосны – как и везде. На склоне сиротливая красноплодка. Проведи здесь день, проведи здесь год или всю жизнь – ничего не добьёшься. Но Учитель никогда о таком не говорил! Никогда! Странное дело…
– Странное не странное, а ночевать я здесь не стану даже за Олесин медовый пирог, – заявил Твердислав.
Лагерь они разбили вдалеке от коварного взлобка, но всё равно – всю ночь вокруг шлялась шальная нечисть, не давала спать, навевая кошмары, однако это было лучше, чем тот жуткий холм, где магия странным образом превращается в свою противоположность, опрокидывая все наставления Учителя.
* * *
– Эйбрахам! Эйбрахам!
– Очень плохая слышимость, ваше превосходительство!
– Ничего. Имейте в виду, мой дорогой друг, ваша парочка прошла первое из энтропийных мест. Только поэтому я и смог их обнаружить.
– Где это?
– Передаю вам их координаты. И ещё одно, Эйбрахам, вы готовы к возможным неожиданностям?
– Захват-команда со мной, ваше превосходительство.
– Очень хорошо. Будет лучше, если вы приведёте ее в готовность номер один. И помните о Чёрном Иване!
* * *
– Н-да, интересное место, – ворчал наутро Твердислав. – Откуда только взялось такое на нашу голову. Это, должно быть, уже земли Середы – сказать бы ему надо. Дотянешься, Джей? Я помогу.
– Ты что?! – зашипела Джейана, точно целая сотня рассвирепевших рысей. – После этого только и останется, что на месте встать и ждать, пока не схватят!
– Кто? – удивился Твердислав. – Кто схватит-то? Учитель?
– А хотя бы и так! Забыл, как он нас отговаривал?
– Ни за что не поверю, что Учитель бы силой стал кого-то останавливать, – заявил Твердислав, но нельзя сказать, что слишком уверенно.
Джейана не ответила. Честно говоря, она и сама не понимала, откуда пришли только что сорвавшиеся с языка слова. В глубине души она-то как раз была с Учителем согласна – зачем куда-то тащиться, рисковать собой и кланом, если Лиззи всё равно уже либо мертва, либо навсегда потеряна для мира живых? С Твердиславом-то пошла совсем не потому, что так уж важен для неё был этот самый Долг Крови, а потому, что расстаться с этим чудиком сил нет. Как вспомнишь его руку на собственном бедре – так все доводы рассудка куда-то исчезают и больше уже не возвращаются. Просто… просто уж больно настойчиво уговаривал её Наставник никуда не ходить, о случившемся вообще забыть да поскорее завести ребенка. Пока Летучий Корабль не появился. А когда своевольной Джейане по прозвищу Неистовая начинают что-то настойчиво советовать – словно какая-то сила заставляет поступить наперекор. И раньше, когда ещё не существовало никакого клана Твердиславичей, а сама Джейана была всего лишь голоногой соплячкой в клане Старка, что к западу от Речной Страны Лайка-и-Ли, ей немало доставалось за дерзкие проказы и шалости. Именно она, Джейана, придумала «духову войну» – надо было сперва зачаровать с полдюжины болотных призраков, после чего с визгами и воем напускать их на соперника или соперницу. Обороной от этих созданий (страшных, но, по сравнению с иными обитателями болот, относительно безопасных) служили полые плоды сладника – излюбленного лакомства детворы из-за его сладкой нутряной мякоти. Скорлупу плода надлежало высушить, после чего заполнить болотной же водой, особым образом заговоренной. Попадая во вражеского духа, эти снаряды разрывались с диким треском, окрашивая бесплотное существо в ярко-оранжевый цвет и заставляя призрака отчаянно браниться, призывая на головы юных мучителей весь гнев Великого Духа. Для хозяина же облитого призрака это оборачивалось довольно-таки чувствительным шлепком и таким же ярко-оранжевым пятном на физиономии. Война эта распространялась как лесной пожар, создалось несколько команд, увлечённо прочёсывавших все окрестные топи; в результате в клане не продохнуть было от несчастных зачарованных призраков; своими стенаниями они привлекали кое-кого посолиднее, и дело дошло до того, что Ворожее клана Мелани пришлось разбираться с этим всерьёз. Джейане тогда здорово влетело. Спиной долго помнила.
Да, Мелани. Слишком рано поседевшая, очень сильная, именно она первой заметила в строптивом заморыше искру Дара; пестовала эту искру, оберегала, холила и, уходя на Летучий Корабль, слёзно просила Учителя, чтобы тринадцатилетняя Джей стала бы главной Ворожеей клана Старковичей. Учитель отказал. Создавался новый клан, и Джейану познакомили с угрюмоватым, упорным и упрямым парнем по имени Твердислав. Так всё и началось.
Джейана встряхнула головой. Что-то она не вовремя ударилась в воспоминания. Первая заповедь Ворожеи – если вокруг все тихо, значит, впереди засада. Чащоба, куда они забрели, казалась совершенно дикой и мёртвой. Кругом – одни старые разлапистые елки. На земле – буро-коричневая опавшая хвоя. Редкие кочки, покрытые какой-то ядовито-зеленой мерзостью. Тропа зазмеилась было, но тотчас же и исчезла, стоило Джейане набросить на неё отводящее морок заклятие.
– Живоглот где-то рядом, – вдруг не таясь сказал Твердислав, втянув ноздрями воздух.
Эта способность – учуять опасность без всякой магии – всегда поражала Джейану, заставляя даже чуть-чуть завидовать своему другу. Правильно, обманная тропа – одна из его, живоглота, излюбленных уловок. Бывало, что на неё попадались малыши – в других кланах, конечно же, вблизи своих владений Джейана такую мерзость не терпела.
– Откуда он тут взялся? – можно говорить невозбранно. Живоглот глух, как пень, а вот всех прочих, что могут услыхать и навредить, он и близко не подпустит.
Верно говорит Твердислав. Живоглоты всегда паслись вблизи людных мест – добыть если не человечины, так по крайней мере их скот или тех, кто за этим скотом охотится. В глухомани – что ему делать? Что жрать?
– Какая разница, откуда взялся? – Джейана пожала плечами. – Обойдём, да и только.
Они взяли левее, подальше от жутковатого соседа.
Лес резко нырнул вниз. Высокий увал оборвался, рухнув в болото. Настоящее болото, не чета приветёльским. Окна чёрной воды с блекло-зелёными листьями мухоловок; злобно шепелявящий камыш – там любят вить гнезда водяные змеи, каждый укус которых – верная смерть. Деревьев нет совсем, одна осока да зыбун-трава – верный помощник, отмечающий бездонные и жадные болотные рты.
– Н-да, – Твердислав скривился, озирая безрадостную картину.
– Тут, по-моему, кое-кто живет, – негромко проговорила Джейана. – Кое-кто из большеротых.
– Из большеротых? – удивился Твердислав. – Я их не чую.
Джейана не успела вступить в спор.
Поверхность болота вдруг вспухла исполинским пузырём. Словно разорванная ткань, зеленый покров раздался в стороны, и на поверхности показалась громадная бугристая башка, серо-коричневая, вся в каких-то шишках и наростах. Глаз эта тварь, похоже, не имела вовсе; зато пасть опоясывала её, точно кушак. Верхняя часть башки вдруг приподнялась вся разом; открылась тёмно-багровая щель, откуда потянуло нестерпимой вонью.
– Великий Дух, – прошептала Джейана. Ничего подобного она никогда не видела. И Мелани, её первая наставница, тоже. И нынешний Учитель. И вообще никто. Молчали об этом ярмарочные байки, хотя там каких только чудищ не описывалось!
Вода забурлила у самого уреза. Башка двинулась к застывшим на краю увала путникам; Твердислав сжал зубы, Джейана невольно вцепилась в плечо своему спутнику.
– Ну-ка, – быстро произнес парень.
Прежде чем Джейана успела хотя бы понять, что происходит, воздух над их головами застонал и загудел, жалобно затрещали безжалостно сгибаемые деревца. Сверху, с небесных высот, стремглав спускалось темное жерло смерча; словно пасть атакующей змеи, она нацеливалась в самую середину коричневой башки.
«А я и не знала, что он такое умеет!»– ахнула про себя Джейана. Вот так, живешь с человеком, кажется, что досконально изучила уже все его мысли, а он вдруг возьми да и сотвори нечто, из ряда вон.
Вихрь опускался.
– Падай! – коротко скомандовал Твердислав. В голосе его на сей раз было нечто, заставившее Джейану повиноваться мгновенно. Юноша остался стоять; лицо его покрылось потом, он словно бы тянул на себя невидимый канат, направляя свое убийственное оружие в цель.
Когда туго-тёмный узел смерча коснулся уродливой башки монстра, тварь дико заверещала. Вода вокруг вспенилась и забурлила; замелькали извивы коричневых щупалец. С хрустом ломался коричневый панцирь, но при этом чудовище и не подумало замедлить ход. Его бесчисленные руки поползли на берег.
– Дай я! – Джейана вскочила; волосы растрепаны, глаза горят мрачным боевым огнём. Достойную Ворожею вырастила Мелани, ничего не скажешь.
Пламя. Самый надежный друг здесь, в этом мире. Чистое белое пламя, которого не смеет коснуться нечисть, которое строго запретно для Ведунов; не мудрствуя лукаво, Джейана использовала привычное оружие, вложив в него, казалось, все, что только имела.
И вновь, как и в схватке с неведомым подземным зверем возле Ближнего Вала (кажется, целая вечность прошла с тех пор!) огненный шар впустую разбился о панцирь твари; броня лишь слёгка почернела.
– Бежим! – Твердислав схватил Джейану за руку.
И вовремя. По краю болота между кочек зазмеились-заизвивались десятки щупалец. Меч Твердислава снёс самые наглые, остальные быстро отстали.
Остановились, переводя дух. Переход через болото стерегли, и притом крепко. Вот только кто?
И тут же под ноги подвернулась другая тропа. Та самая, живоглотова обманка.
– Нас ведут, – мрачно бросил Твердислав, самую малость поводив руками над ложной тропой.
– К живоглоту, – пробормотала Джейана, в свою очередь садясь на корточки и вглядываясь в землю.
– Кто здесь может так ворожить?
– Не знаю. – Джейана развела руками.
– Ведуны?
– Нет. Я бы знала.
– Но в последнее время всё так изменилось…
– Гм, да, – сконфуженно призналась девушка. – Переменилось. Не знаю… Но тогда… Если Ведуны теперь настолько сильны, они запросто сотрут наш клан с лица земли! А мы…
– А мы ушли, – проронил Твердислав.
– Не поздно вернуться.
– Нет! – Парень гневно сжал кулаки. – Клан выстоит и без нас – или погибнет вместе с нами. Мы с тобой ничего не решаем. Я не поверну назад.
– Твердь, но кто лучше тебя умел соединить вместе все силы клана? Чарус? Да у него нет и сотой доли твоей силы! – Джейана прижала руки к груди в страстной попытке убедить. – Фатима? Она ведь тоже… не очень сильна как боец.
– У Ближнего Вала вся твоя сила не смогла остановить Подземного Зверя, – хмуро бросил Твердислав. – И я бы не остановил. Лиззи смогла. Вместе с Фатимой!
Джейана нахмурилась, промолчала.
– По-моему, ясно, что нас выследили, – продолжал Твердислав. – Позови Фати. Она должна услышать. Мы ещё не так далеко. Спроси, как дела.
Зачаровывать и посылать с вестью к Фатиме здесь было некого. Разве что живоглота. Если сумеешь, конечно. Джейана сосредоточилась. В принципе каждая Ворожея способна была дотянуться до другой, окажись та хоть на другом краю земли. Но в реальности всё, конечно же, выходило по-другому.
Ну же, ну же, отзовись, Фати, ты должна слышать меня!
В голове родилась и начала нарастать тупая гулкая боль. Казалось, кто-то размеренно лупит по затылку чем-то тяжёлым, вроде дубины. Гнилая чащоба, окружавшая их с Твердиславом, внезапно подёрнулась дымкой, потускнела, – и вот перед глазами родные скалы! Казалось, Джейана летит по воздуху, точно птица. А вот и черноволосая Фатима в окружении девчонок – так, Олеся, язва Гилви, кто-то еще, лиц отсюда не разобрать.
– Джей! – и тотчас же, с нарастающей, словно лавина, радостью, – Джей!!!
– Привет, Фати. Говори да побыстрее – как дела?
– Ой, Джей, да всё более-менее, Арринча разродилась…
– Да погоди ты! Про Ведунов скажи! Что они, как?
– Ведуны? Да пока все тихо… Даже на Пэковом Холме!
Голова гудела и кружилась невыносимо. Джейана торопилась:
– Похоже, Ведунам служат твари ещё страшнее той, что была на Ближнем Валу. Готовьтесь! – Она поспешно рассказала о новом болотном страхе и, не дослушав охи и ахи Фатимы, разорвала связь.
– Ну что?
– Да пока всё тихо.
– То-то и оно, что пока…
– Ну, Твердь! Ну, может, вернёмся. Ой!..
Парень так сверкнул глазами, что Джейана Неистовая едва не прикусила язык. Она могла исподволь править им – в клане, но не теперь, когда он взял на себя Долг Крови… Ладно, ладно, хорошо.
– И всё же…
– Фатима справится не хуже тебя, – отрубил Твердислав и умолк.
– Ладно, твоя взяла. Идём дальше. Вот только – куда?
– В обход, – Твердислав пожал плечами. – Надо и живоглота обойти, и эту тварь болотную.

– И ты думаешь, что эльфы всё же станут тебе помогать? Вот так запросто? – приставала ламия по имени Ольтея к несчастному Буяну.
Тот лишь отмалчивался.
Третий день странная пара пробивалась на запад. Однако если Твердислав и Джейана избрали южный путь, Буян и ламия шли по северному. Но – странное дело! – пересекая те же самые чащи, что и бывший вожак клана со своей подругой, разделённые лишь двумя днями пути, Ольтея с Буяном не встретили ни одного из тех страхов и чудищ, что словно по заказу лезли под ноги Твердиславу и Джейане. Обычные леса, и нечисть в них гнездилась самая обычная, лесная. Вдобавок, многих в один миг убирал с дороги короткий повелительный жест нежной Ольтеевой ручки.
Они шли почти наугад – Буян ничего не знал, кроме лишь туманных слухов. Спросить, ясное дело, было не у кого; конечно, можно послать Ольтею, но что, если маленькая ламия попадётся девчонкам местных кланов? Оставалось только одно – брести и брести, рассчитывая подслушать что-то на дальнем Ярмарочном поле, большом Ярмарочном поле, где торжище длилось весь год, а не несколько недель, как на привычном и знакомом ближнем. Хорошо ещё, что ни ему, ни Ольтее не приходилось заботиться о пропитании – ламия, точно лань, срывала и жевала на ходу какие-то листики, Буян довольствовался грубой древесной корой. Впрочем, ему было всё равно – лишь бы набить желудок. Творитель благоразумно позволил ему смаковать еловую или копьеростовую кору, точно кусок хорошо прожаренного мягкого мясца.
Ветёлу они перешли вброд, перевалили Золотую гряду, где в овражных размывах щедро блестели золотые крупинки, где можно было найти и настоящий самородок, да вот только ни у кого недостало бы глупости убивать время на столь зряшное, никчёмное занятие. Что из этого золота сделаешь? На украшения девчонкам шла сердцевина серебреницы, тонкого и редкого дерева, из которой умелый мастер мог сотворить и ожерелье, и браслет, и перстенек. Невольно Буян вспомнил о Нумико, закушенную губу, нелепо и жалко раскинутые ноги. Ой, как стыдно-то, до сих пор стыдно, аж мочи нет. И как потом он, Буян, мучительно краснея и лепеча какие-то жалкие слова, сунул Нумико в руку долго и со тщанием вырезанный из цельного корня серебреницы обруч. Подарить бы такой Ольтее. Это было б дело. Да только такими когтями, как у него, не то что справной резьбы, а и простой деревянной ложки не сработать… Всего, всего лишил его Творитель. Ну ничего, когда-нибудь рассчитаемся.
Правда, чем дальше отходил Буян от клана, тем настойчивее лезли в голову совершенно дурацкие, никчемные, бесполезные и ненужные больше воспоминания. После перенесённой боли память странным образом обострилась; из её глубин поднялось давно забытое, такое, что обычно-то и не помнишь более одной секунды. Глаза Нумико – уже потом, много после того, как всё случилось. Тогда Буян не понимал – ну что в глазах можно увидеть особенного? Глаза – они глаза и есть. Одни побольше, другие поменьше, одни потемнее, другие посветлее. Серые, карие, чёрные, зелёные. И уж никак не мог взять в толк Буян, что значит, «в глазах горит огонь». Никакого огня там отродясь не бывало, это ж ясно.
А сейчас он вспоминал жаркие, блестящие глаза Нумико и понимал – есть огонь, есть!
Становилось ещё больнее.
И Ольтея это моментом почувствовала.
Почему, зачем, кто придумал называть ламий «нечистью»? Не иначе как снедаемые ревностью девчонки. Как ни старался Буян, никакого вреда от этих созданий он вспомнить так и не смог. Пользы, впрочем, тоже.
– Вспоминаешь? – Её ладошка осторожно коснулась иссечённого морщинами уродливого нароста над правым ухом Буяна. – Её, Нумико?
Великий Дух, откуда она знает?
– Я знаю всё и про всех, – чуть печально склонилась красивая головка. – И всегда мечтала, чтобы такое случилось бы и со мной. Чтобы взяли не силой, а как вот ты Нумико свою.
Буян покраснел. Хорошо, на серой чешуе ничего не видно.
– Я тебе помогу. Доберемся до эльфов, глядишь, ты и снова станешь, как был. А там… Я твою девчонку хаять не стану, им не уподоблюсь. Это только они нас всякими нехорошими словами клянут. Всё будет хорошо, вот увидишь. Всё будет хорошо.
Торговый путь, соединявший западное побережье и Твердиславовы чащобы, тянулся совсем рядом. Чтобы не сбиться, Буян и Ольтея шли, держа дорогу по левую руку. Здесь были земли клана Середы – давнего соседа-соперника. С Мануэловыми Твердиславичи дружили, с Лайком – тоже, клан Петера не отличался общительностью, и потому с ним просто торговали, без приязни или вражды, а вот с Середой вышло так, что два клана затеяли состязание. Во всём. Начиная с девчоночьих нарядов, в коих отправлялись на Ярмарочное поле, и кончая регулярными Учительскими компетициями. Турниры по магии боевой, лечебной, памятной. Счёт, письмо, история деяний Великого Духа в иных мирах. Подобные компетиции регулярно устраивались три раза в год на Ярмарочном поле, собирая всех самых лучших – от Взморья до Гномьих Гор. Так вот именно клан Середы всё время оказывался на пути Твердиславичей к заветным Учительским призам и куда более желанной Учительской же похвале. Ну а соперничество в большом и малом приводило к тому, что при встрече где-нибудь в чаще парни обоих кланов не упускали случая намять друг другу бока.
– Середичи! – бубнил себе под нос Буян (а что ещё оставалось делать!) – Это на нас всякие напасти, мы их грудью остановим, а тем – хоть бы что!..
Путники не заметили, что дорога уклонилась к северу, огибая отлогий лесистый холм. Неожиданно Буян и Ольтея оказались едва ли не в пятке шагов от обочины. И надо ж было так случиться, что именно сейчас приспичило вылезти на дорогу десятку тех самых Середичей.
Буян замер, не чувствуя Ольтеевой руки, – ламия отчаянно тянула его прочь, что-то горячо шептала на ухо – он не слышал. Люди! Свои! Братья! Хоть и Середичи. Замерев, застыв, совсем забыв, что его отлично видно сквозь негустую поросль, он стоял и смотрел на них, как на самое великое чудо, словно бы ему явился сам Великий Дух во плоти.
Конечно, его заметили.
Ольтея, только что изо всех сил дергавшая так и не шелохнувшуюся руку Буяна, всю облитую закаменевшими, сведёнными судорогой мышцами, внезапно всхлипнула и обмякла. Однако не побежала; так и осталась стоять, прижимаясь к серой чешуе.
Заметив опасность, Середичи на дороге действовали четко и грамотно. Буян даже узнал кое-кого – Глиппи, третья по силе Ворожея соперничающего клана, по странной прихоти наголо обритая длинноногая девчонка лет тринадцати, и Мрожек, гибкий, ловкий, один из лучших в округе по борьбе без оружия. Остальных – стайку девчонок и мальчишек лет по одиннадцати-двенадцати – Буян видел впервые.
И тут оказалось, что Творитель не зря терзал свою новую «боевую копию». Инстинкт намного опередил сознание.
Мир перед глазами Буяна странно и одномоментно изменился. Только что он видел обычную картину – ольха, красноплодка, прямицы, даже копьерост. За ветвями просвет – и там, в просвете, фигурки Середичей. Теперь – все обычные, обыденные предметы вроде стволов, веток, кочек и тому подобного обратились в блёклые серые тени. Чуть отчетливее видны были люди – нежно-розоватые плоские силуэты. Зато магия проявилась как на ладони.
Над головой Глиппи стремительно сгущался, стягиваясь из ничего, ярко-золотистый нимб, и Буян знал, что несколько мгновений спустя этот нимб превратится в поток испепеляющего всё и вся огня, нацеленный в него, Буяна. Мрожек тоже не терял времени – со всех сторон к нему тянулись пламенно-рыжие нити, а руки юноши быстро-быстро творили из них некое подобие боевого фантома. Невольно Буян почувствовал уважение к этому Мрожеку – в клане Твердислава подобное умели только сам вождь да ещё Джейана Неистовая.
Рефлексы оказались быстрее магии.
Глиппи ещё только готовилась, разорвав круг, пустить как из пращи заряд своего яростного пламени в голову отвратной ведунской твари, а Буян уже перекатился через левое плечо, враз оказавшись на самой обочине. Мрожек лихорадочно размахивал руками, но и он опаздывал, безнадежно опаздывал.
Буян уловил чей-то вскрик:
– Да как же мы его-то не учуяли?!
Розовые силуэты задергались, затрепыхались, холодно блеснули белые росчерки коротких мечей и кинжалов (клан Середы был богатым кланом, мог позволить себе иметь боевое железо чуть ли не на семилетних мальчишек, в то время как Твердиславичи обретали заветное оружие, лишь достигнув тринадцатилетия) – белые росчерки совершенно неопасной для него, Буяна, стали. Серой броне – это что камню детская стрела.
«Убей! Убей! Убей! – молотами стучало в голове. – Убей! Они ведь напали первыми! Ты можешь спастись, только если убьёшь их всех! Сам! Не дожидаясь, пока убьют тебя!»
Тело действовало само. Ему достаточно было одного лишь неосознанного желания Буяна выжить, несмотря ни на что.
Любое бытие лучше небытия, наверное, подумал он в тот момент.
Он перекувырнулся вторично – и за его спиной радостным пламенем заполыхал копьерост, в который Глиппи всадила очередной пламенный шар. Кто-то кинулся на Буяна с мечом, помогая себе при этом истошным воплем; меч не мог пробить серой брони, рассчитанной на то, чтобы выдерживать удары магического оружия, но Буян об этом начисто забыл. И отмахнулся – не глядя, тыльной стороной ладони, точно зная, что со своей новой силой он просто отшвырнёт глупца в сторону.
Однако его тело, дар Ведуна-Творителя, как оказалось, имело на сей предмет собственное мнение. Стальные когти сами по себе внезапно вывернулись, их острия оказались нацелены в совершенно иную сторону – и не слишком даже сильный удар Буяна вогнал все пять стальных серпов глубоко в живот набежавшей несчастной жертве.
По серой чешуе быстро-быстро заструилась человеческая алая кровь.
Буян вырвал когти из раны, все ещё не слишком хорошо понимая, что произошло. Почему правую лапу так вдруг стало жечь и что это за золотистое сияние расползается вокруг его правой же ладони и запястья?
И лишь когда завопили и завизжали девчонки, а розовый силуэт выронил бледную молнию меча и молча повалился наземь, до сознания парня дошло содеянное.
«Великий Дух, я же убил!»
Это было сухо и информативно. Не более. В горячке схватки не до эмоций. Они приходят много позже и, как правило, ночью, когда никто не мешает совести.
Сделав своё дело, когти тотчас же приняли прежнее положение.
Буян замер, недвижный, парализованный внезапно нахлынувшим ужасом. Умом он понимал, что его сейчас убьют и это будет хорошо; и ужас пришел отнюдь не от осознания близости конца. Наоборот. Он внезапно испугался, что и теперь, после такого, он опять останется жить.
Третий удар Глиппи попал в цель.
Буян заорал, ничего не видя и не соображая от боли. Казалось, огонь охватил его всего, целиком и без остатка. Он покатился по земле, по сочной траве, покрывавшей обочину, пытаясь сбить, сорвать, загасить это беспощадно пожирающее его пламя, однако боль лишь усиливалась, и внезапно через неё пробилось даже нечто вроде успокоенности – ну вот и всё. Наконец-то.
А потом рядом вдруг возникла Ольтея.
Неведомо, как он понял это. Перед глазами была сплошная тьма пополам с багровыми сполохами. Однако горящей брони внезапно коснулось целительно холодное дуновение, напрочь сметавшее колдовское пламя Глиппи; боль отступала, сознание прояснялось, и теперь уже Буян видел (глаза, по счастью, уцелели) Ольтею, вскинувшую над ним руки в извечном женском жесте защиты, и текущее с её пальцев холодное голубое свечение, стремительно вминавшее в землю последние остатки желтого огня.
А ещё он понял, что следующий удар Глиппи будет направлен уже не в него, чудовищную тварь Ведунов, но в проклятую ламию, которую – не сомневался Буян – девчонка клана Середичей ненавидела куда сильнее, чем даже самое жуткое и кошмарное чудовище из боевого запаса Змеиного Холма.
Истерзанные мышцы сами собой швырнули вперёд тело. Закрыть хотя бы собой!
И вновь сработал инстинкт.
«Лучшая оборона – наступление». От угрозы один раз ещё можно уклониться – но тогда она настигнет. А можно устранить саму угрозу.
Нырком уйдя от вспыхнувших совсем рядом молний, Буян ударил, но на сей раз уже вполне сознательно. Когти пронзили правое плечо и бок Глиппи, руки-лапы отшвырнули невесомое тело прочь.
Кажется, это послужило сигналом.
Потому что Мрожек наконец-то сподобился сотворить боевого фантома и, прикрывая остальных, вёл его в бой, а трое девчонок, размахивая клинками, с трёх сторон обступали Ольтею.
Не затрещали кусты, не рухнули с корнем вывернутые деревья – безмолвно, беззвучно и оттого ещё более пугающе по обе стороны дороги появлялись уже знакомые Буяну боевые копии Творителя. Одна, две, три… пять… семь… одиннадцать! Ольтея сразу же оказалась за непроницаемым барьером из серых туш, наседавшие на неё девчонки в ужасе порскнули кто куда.
Наверное, для Середичей это было бы правильнее всего – бежать, рассеяться, скрыться, однако они предпочли умереть, сражаясь.
Откуда здесь взялись эти копии, шли ли они по следам Буяна, или тут действительно вмешался всемогущий случай – было уже всё равно.
– Назад! Все назад! – не своим голосом взвыл Буян, замахиваясь на ближайшую к нему серую тварь.
Почему, почему, почему он не заговорил раньше? Какая сила сковала ему гортань, присушила язык к нёбу? Он что, не мог крикнуть Середичам – остановитесь? Или это тоже хитрый фокус Творителя?
Копии проигнорировали как вопль Буяна, так и его самого. Просто шагнули вперёд, навстречу таким красивым и гибельным молниям и пламенным шарам, сверкнули готовые терзать и рвать когти.
Розовые силуэты внезапно вновь стали людьми.
Перекошенное страхом веснушчатое личико, две косички торчат в разные стороны, в руках – бесполезный сейчас меч, с лезвия срывается голубой извивистый огонь, оставляет большое чёрное пятно на груди у серой твари; лапа с когтями взлетает и…
Когти Буяна оказываются быстрее. Он прыгает сзади на бестию Творителя, вонзая стальные крючья ей в глазницы – во всё сразу, и со всей отпущенной ему Творителем силой сворачивает на сторону уродливую башку – столь же уродливую, как и его собственная.
Густая кровь – точь-в-точь такая же, как и у той твари, что убила Ставича и Стойко, – обильно заструилась по когтям, кистям рук-лап, достигла локтей.
Это пьянило сильней, чем самый крепкий майский чай. Казалось, силы твои беспредельны; и вот теперь, теперь ты наконец-то можешь отплатить Творителю за всё, что он с тобой сделал.
Буян уже не помнил, что именно проклинаемый им Творитель сделал его способным душить, рвать и давить «боевые копии» Ведунов, словно поганых жуков-листоедов.
О нет, они отнюдь не собирались умирать просто так, эти самые «копии». Со всех сторон раздалось яростное шипение, стальные крючья-когти потянулись к отступнику, принятому сперва за «своего»; и, нанося удар, пронзая всей пятернёй глотку очередной твари, Буян вдруг услышал полувсхрип-полустон – последний, предсмертный:
– Мы же пришли помочь тебе…
Он играючи отшвырнул неподъёмное тело.
Только теперь Середичи, похоже, что-то сообразили. Глиппи ударила по ближайшей твари, и пока та, шатаясь, приходила в себя, стряхивая с чешуи последние капли жидкого пламени, Буян расправился с ней без помех.
Это послужило сигналом. Уцелевшие шестеро «копий» быстро и бесшумно развернулись, мгновенно исчезнув в чаще.
Кровавый туман развеивался. К Буяну возвращалось нормальное зрение, и, как только очистились взоры, он спохватился:
«А что же с Ольтеей?!»
У самых ног (а точнее, возле самых лап) лежало мертвое тело того самого бедняги, что напоролся на когти Буяна в самом начале схватки, однако о нём юноша не думал. Ольтея! Где Ольтея?
Кажется, Глиппи, самая смелая из всех, что-то у него спросила, предусмотрительно отскочив подальше.
: Я здесь:, – тихонько прозвучал знакомый голосок.
Ольтея отозвалась – однако услыхал её не только Буян.
– Ламия! – взвизгнул кто-то из девчонок Середичей.
– Где, где?! – хором загалдели остальные, уже готовые броситься в погоню, настигнуть, повалить, привязать к первой попавшейся лесине и… Какой у них, у Середичей, обычай? Живьем сжигать? Или в яму закапывать?
Очевидно, девчонки во главе с Глиппи решили, что пришедшая им на помощь тварь не станет вмешиваться в их «забавы» с ламией.
Буян ринулся наперерез, и преследователи разом приостановились.
– Назад! – рявкнул было парень, однако вместо членораздельной речи из горла вырвался какой-то хриплый, бешеный рёв. Впрочем, он подействовал не хуже.
– Рассыпаться! – мгновенно оценил положение Мрожек.
Само собой, за ними Буян не погнался. Ольтею он нашел сжавшейся в комочек, притаившейся в какой-то ямке между мшистыми кочками. Щёки у неё были мокрые.
– Зачем, зачем, зачем ты напал на наших? – тотчас напустилась ламия на Буяна. – Что они тебе сделали?
– Как – что? – поразился Буян. – Такая вот… шестирукая… тварь убила Ставича и Стойко! Я отомстил.
– Да какое теперь тебе до них дело! До этих людей! Они вон сами пытались тебя убить! И убили бы, не вызови я подмогу!..
– К-как? Что?
– А вот так! – утирая слезы, зло передразнила его ламия. – Тебе было не справиться. Эта стерва сожгла бы тебя…
– Но Творитель же сказал, что…
– Людская магия жжёт тебя сильнее, чем любую иную копию, потому что ты сам веришь в это, – негромко сказала Ольтея. – Вбил себе в голову, что виноват.
– А разве нет?
– Ну, конечно же, нет, глупенький! Уж сколько раз мы об этом говорили.
И вновь мягкая ладошка, ставшая вдруг отчего-то такой приятно-прохладной, гладила обожжённую, окровавленную серую чешую.
– Не делай так больше, ладно?
– Но…
– Не думай о них. Думай о себе. И обо мне. Хорошо? Что я буду делать, если тебя убьют? «Ну вот, опять начинает плакать».
– Ладно, – с хрипотцой протянул Буян. – Ладно. Увидим. А теперь пошли, что ли? Нам ведь ещё топать и топать.
Изо всех оcтавшихся сил он заставлял себя не думать об убитом им мальчишке из клана Середичей, мальчишке, чьёго имени он так и не узнал.

Глава третья

Увы, обогнуть живоглота у Твердислава и Джейаны никак не получалось. Лес словно бы сошёл с ума. Все до единой тропки оказывались обманками. Все они, петляя, извиваясь, маня кажущимся обходом, на деле спешили, торопились, бежали прямиком к затаившейся в зелёном мареве кошмарной неуязвимой смерти. Живоглот не торопился – он мог никуда не спешить. Добыча сама покружит-покружит и, вконец заплутавшая, сбитая с толку, замороченная хитроумной звериной магией чудовища, в конце концов неизбежно достанется вечно голодной утробе.
На бесплодные блуждания ушёл целый день.
– Все! Я так больше не могу! – Джейана почти рухнула на землю. Не обессилев – она могла одолеть за день куда больше и притом по самым непролазным чащобам и болотам, по пояс в воде, но до предела вымотавшись именно от бесцельности и бесплодности хождений и кружений. Тропинки обманывали в последний момент, когда путники уже начинали верить, что всё, они вырвались из западни. И вдруг за последним поворотом проступала затканная каким-то мерзостным зелёным туманом полянка, выбеленные дождями костяки на траве – и неподвижный серо-коричневый холм в самой середине прогалины.
Живоглот, терпеливо ждущий очередной жертвы.
– Надо! Вставай! – Твердислав одним рывком поднял девушку на ноги. – Ты что, забыла?! Если живоглот водит, на месте сидеть смерти подобно! Он тогда сам к тебе придет!
Еще одно злое живоглотово чудо. Сидит тварь вроде бы сиднем, ни ног у него, ни лап, ни крыльев, ползать не умеет – а вот поди же ты, стоит остановиться, неведомым образом тебя какая-то сила сама притащит на живоглотову поляну. Или сама поляна подтащится. Что именно, впрочем, неважно – исход в любом случае один.
– Придётся драться, – уронил юноша.
Драться! Легко сказать. Дома, где, как известно, и скалы помогают, знала Джейана, как сладить с эдакой дрянью. Слить воедино силы клана, ударить всей накопленной мощью, призвать дружественных духов, наконец, подтянуть катапульту! Были способы. Но здесь, сейчас, в одиночку, много ли она сможет сделать? Живоглоты устойчивы к огню. Оба раза, когда эта мерзость появлялась вблизи владений клана, главная Ворожея Твердиславичей использовала совокупную силу родовичей для того, чтобы призвать элементалов Земли – созданий, в чем-то родственных земляным червям-философам, только куда могущественнее. Всей силы клана едва хватило, чтобы зачаровать двух таких существ; с живоглотом они расправились в момент, но у Джейаны появились после этого первые седые волоски – если бы она потеряла контроль над ею же вызванными элементалами до того, как те исполнят порученное, вся их ярость обратилась бы на саму дерзкую заклинательницу.
А здесь? Чем достать мрачного гада здесь, когда при тебе – только твоя магия, та магия, что от рождения у тебя в крови, чем достать?
Перед мысленным взором Джейаны, конечно же, тотчас вспыхнули формулы-образы так и не освоенных ею и не защищённых перед Учителем заклинаний. Да, такие заклятия справились бы не то что с одним – с десятком живоглотов! Да и та болотная тварь едва ли устояла. Может, попробовать? Хотя бы тот вывод… Заклятие Режущей Нити. Прошлый раз Джейане не удалось – может, сейчас?..
– Рехнулась! – зарычал Твердислав. – Тут нужно просидеть несколько часов, пока все докажешь и обоснуешь! Да и кто вывод твой примет?
– Но Учитель ведь говорил, в особых случаях заклятие может быть даровано и без него. Великий Дух сам разберется.
– А у кого-нибудь так получалось? У Гилви вышло, а у Олеси нет! И Олеське – забыла? – пришлось-таки Учителя ждать! Нет, рисковать нельзя, живоглот нас точно затянет.
– Ну, а ты-то что предложишь? – обиделась Джейана. – Что-то ты, дружок, раскомандовался, а это всё ж непорядок.
– Я же сказал – идти к этой твари самим.
– Тебе что, жить надоело?!
– Потом язвить будешь! Он-то ведь только этого и ждёт – чтобы мы бы сами пришли, так? Одуревшие, с толку сбитые. Привык, что жертва сперва до посинения будет пытаться удрать! А мы к нему – сами! И – в поддых его, гада ведунского!
– А у него поддых-то есть?
– Неважно! Буркалы-то у него точно имеются. Вот по ним и вмажем. Заметано?
Иногда в Твердиславе вспыхивал какой-то мрачный и страшный внутренний огонь. Он готов был с голыми руками броситься на любого противника, не думая о том, кто сильнее и чем всё это может кончиться. Конечно, глаза у каждой твари – слабое место, но беда-то вся в том, что и сама тварь об этом, стервоза, догадывается даже невеликим своим чёрным умишком. И бережётся. И защищается кто как может. И чем крупнее и сильнее бестия – тем лучше у неё защищены именно те самые глаза, по которым так надеялся «вмазать» Твердислав.
Но иного пути не оставалось. Все до единой тропинки были перехвачены. Цепкая магия живоглота (необычайно сильная для этих созданий!) распространялась вокруг, превращая деревья в уродливых злобных монстров. Казалось, корни вот-вот начнут выдираться из земли, как и тот горелый пень, обиталище Отвечающего, что, обезумев, пытался напасть на Джейану в злую ночь пришествия Подземного Зверя. Так и оставшегося неопознанным, кстати. Учитель только и велел, что получше его закопать и набросать на яму побольше каменных плит. Тоже не успели, не сделали… Столько дел дома бросили. Рванули – Долг Крови исполнять.
Вечерело. И чем темнее, тем больше преимуществ у живоглота, который во мраке видит так же, как и на ярком свету.
– Ну, идём, – сдалась наконец Джейана.
А что им ещё оставалось делать?
* * *
С того самого момента, как Твердислав и Джейана скрылись за извивом лесной дороги, Фатима, нежданно-негаданно ставшая раньше срока главной Ворожеей клана, не находила себе места. Так уж сложилось, что вождь командовал в лесу и на поле боя, а в самом посёлке всегда заправляла Джей. И успевала повсюду. И нарядить на работы – поля, огороды, скотина, закрома, все это держалось только на ней, главной Ворожее клана. Раньше Фатима занималась почти исключительно врачеванием, травничала – и не слишком задумывалась обо всём остальном. У неё был Дэвид. Она втайне мечтала о малыше (хоть годик на руках подержать, пока не придёт пора всходить на Летучий Корабль); перспектива», как говаривал Учитель, занять место Джейаны казалась чем-то невообразимо далёким. И вдруг…
Фатиму подхватил и завертел настоящий водоворот неотложных, спешных, не терпящих отлагательства дел. За всем догляди, за каждым проследи, когда надо – прикрикни, чтобы не отлынивали. Эх, Джей, подруга-подруженька, как-то не так всё у тебя, оказывается. За каждой мелочью к Ворожее бегут. Проверь системы защитных заклятий, что берегут клан от внезапных вторжений известной нечисти (хотя для летающей твари, той самой, что похитила Лиззи, никакие заклятия помехой не оказались); проверь, не вперся ли в земли клана кто-нибудь вроде живоглота; наложи чары на скотину, чтобы не разбредалась; заговори сорняки на полях (хотя это занятие всегда казалось Фатиме бессмысленным – сколько сорную траву ни заговаривай, все равно лезет, проклятущая, да так, что хочешь не хочешь – надо девчонок на прополку ставить. От парней здесь толку мало – они скорее толстяки из борозд повыдергивают); за малышами проследи, чтобы не баловались сверх меры; о врачевательстве не забывай – словом, крутись с утра до вечера.
Чарусу тоже пришлось нелёгко. Трудно, ох, трудно командовать, если у всех, да и у тебя самого в ушах звучит совсем иной голос, Твердиславлев. Ещё вчера был ты равен любому из Старшего Десятка, а теперь они все подчиняться тебе должны! Джиг, на язык самый невоздержанный, уже взроптал – не так, мол, справляешь, вожак, не так!
И дел тоже невпроворот. На вожде – вся охота. Вся война. Разведка. Дозоры. Обо всех упомни, каждого к делу приставь, помни, кто других глазастее и памятливее, кто самый быстрый, кто самый ловкий, кого куда можно ставить, а куда нельзя. Раньше как всё просто было! Твердислав со всем подобным управлялся двумя-тремя словами, а ему, Чарусу, и дня порой не хватает! Галдят все, кто в лес, кто по дрова, толком никто ничего не скажет, парни в новом Старшем Десятке сами ещё зелены. С Фатимой решишь посоветоваться – Дэвид её лезет, сам норовит советы давать, даже на Ворожею покрикивает! Да к тому же ещё и ревнует, зараза. Ну куда такое годится, скажите вы мне? Попробовал бы кто с Джейаной так.
Вконец замотавшись, Чарус плюхнулся перевести дух невдалеке от качелей. Малышня, по летнему времени свободная от каждодневных школьных занятий, с визгом и криками толклась вокруг, препираясь, кто сколько качался да не пора ли уступить вожделенное место другому.
Думай, Чарус, думай, новый вождь Твердиславичей. Всё ли сделано?
Дим повел тридцать человек вниз по Ветёле – разведчики принесли весть, что подошел прайд кособрюхов. С ними же Фатима отправила Гилви – девчонку как подменили, стоило Джейане уйти из клана. Такие заклятия откалывает – самой Фати на зависть. Гилви управится с вожаком прайда, а Дим и остальные возьмут прочих. Тут вроде всё правильно.
Добрая сотня – на полях. Тоскливое это дело – прополка-переполка, ну да деваться некуда. И полсотни человек охраны при них. Не ровен час…
Дозорные расставлены по местам. На Пэковом Холме заступила новая смена. Ключ-Камень в поясе холоден, как зимний лёд, – значит, всё пока спокойно. Эх, эх, не спросил у Твердислава – не стал ли горячим талисман клана, когда пожаловал этот летучий страх, тварь ведунская, чтоб надуться бы ему и лопнуть!
Сердце ёкнуло сразу, как только Чарус заметил паренька, опрометью мчащегося к нему наискосок от скальных ворот.
– Беда, Чарус!
Полдюжины жутких, небывалых, невиданных тварей – две ноги, четыре лапы с когтищами такими, что ой-ой-ой! – как с небес свалились на дальний край поля с толстяками, где вовсю снимали первый урожай и драли неподатливый пырей, пустивший на удивление глубокие корни. Часовые вовремя подняли тревогу, но самострелы ведунских бестий не остановили. Деревянные болты отскакивали от серой чешуи. Хорошо еще, что назначенная Фатимой старшая, Светланка, мигом сообразила, чем это грозит обернуться, и погнала всех прочь с поля. Часовые отбросили самострелы, и над землей взвихрились огненные смерчи. В ход пошла магия. Правда, и она особого ущерба напавшим не причинила – разве что несколько задержала и дала Твердиславичам время спастись.
– Там сейчас… Ой, такое, такое! – Мальчишку колотила крупная дрожь. – Не выдюжить. Меня в клан погнали.
Да, Светланка решила всё верно – Лимус один из самых быстроногих в клане. Но почему же главную Ворожею не известили?!
– Светланка пыталась. Но, говорит, такой гуд стоит, что не дозовёшься.
Рука Чаруса легла на Ключ-Камень – так и есть, серебряный слиток заметно потеплел. Плохо дело, ой, как плохо! Сумеет ли он, Чарус, сумеет ли он как должно распорядиться силой клана?!
– Тревога! – заорал вожак, вскакивая на ноги. – Малышню – в укрытия! Самострелы – к валу! Парни, девчонки, кто в чародействе силён – за мной! Отбиваться пора пришла!
Фатима выскочила из заново отстроенного домика травниц, охнула, прижав ладони к щекам и смешно округлив глаза. Махнула Чарусу рукой – мол, давай, я следом – и замерла, верно, созывая к себе свой Старший Десяток – Олесю, Салли, Дженнифер, Сигрид, Фируз, Ирку-травницу – словом, всех, сведущих в магии. Сейчас им придётся забыть о том, что они в первую очередь – врачевательницы, лекари, и использовать всю отпущенную им силу для того, чтобы убивать. Потому что иначе и лечить станет некого.
Бежали, дружно топая по неширокой дорожке. Столкнулись с бегущими – Чарус чуть глотку себе не сорвал, гоня эту малышню прочь.
Последней отступала Светланка. Не бежала, а именно отступала – с достоинством, не показывая врагу спины.
– Что там такое?
– Не знаю, Чара. Сроду такого страха не видывала. – Светланка поправляла растрепавшиеся волосы; с их концов слетали зеленоватые искры, как всегда у неё после использования магии. – Мальчишки разбежались. За ними гоняться не будут; гады, все шестеро, за нами увязались.
Сзади напирали остальные из нестройного Чарусова воинства.
– А зачем ты их всех сюда? На валу отбиваться надо! – удивилась Светланка, едва сообразив, что Чарус сгоряча вывел в поле чуть ли не весь клан.
– А ну как вас бы там… – начал было Чарус и осекся. Правильно, зачем он всех сюда-то погнал? Ох, не одобрил бы этого друг Твердислав, ох, не одобрил! Но и уступать девчонке просто так – никак нельзя.
– Кто его знает, может, вас уже на куски всех рвали, – проворчал Чарус. – Ладно, веди давай! Мы с Фатимой и ребятами сходим, посмотрим.
– А чего на них смотреть? – резонно возразила Светланка. – Я тебе их сама опишу! Уходим, уходим, они того и гляди здесь будут!
– Стой! А как же охрана-то?
– За ними никто не погнался. Все сюда повалили. Да ещё и неспешно так, вразвалочку.
– Эй, хватит трепаться-то! – не выдержала Фатима. – Твари эти вот-вот здесь будут, а мы торчим на дороге. Приходи и бери голыми руками.
Чарус густо покраснел. Великий Дух, ну зачем Твердислав отдал Ключ-Камень именно ему?
Фатима со Светланкой и остальными уже гнали народ обратно к дому, а сам Чарус всё ещё нерешительно топтался на месте, когда со всех сторон вдруг грянул истошный девчоночий визг.
Из-за поворота появились серые тела ведунских тварей. И Чарус застыл на месте, оцепенел, словно и не приходилось ему никогда сражаться с отродьем Змеиного Холма.
Да, шестеро. Да, у каждой – по шесть здоровенных лап: на двух ходят, четыре – для драки. Издалека видно сверкание длиннющих когтей. Да, подобного никто ещё не видывал.
И тут, как ни странно, с Чары мигом слетела вся неуверенность.
– Светланка, уведи всех! – гаркнул он, скидывая с плеча боевое копьё, увенчанное настоящим железным острием.
– Ой, мамочки! – вырвалось у Фатимы.
Парни быстро встали кругом, выставив копья. Фатима и девчонки за их спинами готовились к магической атаке – раз уж их застигли вот так, врасплох, на открытом месте.
А шестеро бестий спокойно, уверенно, неторопливо шагали себе по дорожке, словно выставляя напоказ свою силу, гордясь ею и презирая этих жалких созданий, что пытались остановить их какими-то деревянными прутиками.
– Ну, раз, два, три, вместе – поняли? – слышал Чарус за спиной торопливый шепоток главной Ворожеи. В крепких руках вожак клана сжимал испытанное, не раз отведавшее вражьей крови копьё. И ему казалось, что все, конец неуверенности, теперь-то всё пойдет как надо.
– Ты чего встал? – вдруг напустился на вожака молчавший доселе Кукач. Силач следовал до этого за Чарусом безмолвно, первым исполняя каждый приказ вожака, а следом за ним и остальные. – Чего ты встал, тебя спрашиваю? Ты здесь Ключ-Камень в ход пустить сможешь? Или девчоночьими спинами решил прикрыться? Отступать надо, не видишь, что ли, пока эти бестии не расчухали, что к чему.
Лицо Кукача, крупное, некрасивое, сработанное словно бы неумелым резчиком, побагровело, налилось кровью, глаза засверкали таким гневом, что Чарус не удержался – отступил на шаг.
Опять-таки верно. Ключ-Камень тем сильнее, чем ближе к скалам, окружающим поселок. Отчего-то именно так он действует. Опять он, Чарус, маху дал на ровном месте, что называется.
Вожак хотел было ответить Кукачу, но не успел. Фатима, вспомнив все, чему её учила Джейана, собрала-таки воедино силу своих девчонок-ворожей; и земля вокруг дорожки закипела, точно вода в котелке.
Такого никто из Твердиславичей ещё никогда не видел. Все настолько привыкли к разящим молниям Джейаны Неистовой, к её пламенным мечам и испепеляющим огненным ядрам, что мудрёное колдовство Фатимы показалось настоящим чудом.
Деревья со скрипами и стонами раскачивались, одно за другим выдирая из земли коричневатые корни. Сдвигались пласты коры, образуя на массивных стволах нечто вроде нахмуренных, гневных лиц; точно гнилушки в сумерках, засветились зеленоватые глаза. Чарус вгляделся – ба! – вот у этого копьероста лицо Олеси! Ну да, точно, точно! У прямой, высокой сосны – Линды, у зеленника – Салли, у игольника – Светланки. Ай да Фатима, ай да придумала!
Над головами девчонок-ворожей сгустился лёгкий золотистый туман. Длинные отростки потянулись к деревьям, ласково касаясь стволов, точно передавая им людскую силу. Кора трескалась, образуя нечто вроде волос; ветви щепились вдоль, длинные корявые пальцы тянулись к невозмутимо шагающим серым тварям; живая стена сдвигалась, вот зеленые бойцы Фатимы сомкнули ряды за спинами бестий, вот сдавили их с боков. Только теперь твари Ведунов, похоже, поняли, что так просто добраться до двуногой сыти им не дадут, и принялись драться.
Стальные когти полоснули по ближайшему стволу – и дерево, казалось, закричало от боли. Закричала от боли и Олеся – от правой ключицы вниз пролегли пять кровоточащих царапин. Изогнутые крючья оставили глубокие борозды – однако в этот миг протянувшийся вперёд корень подсек лапы твари. Как ни была она крепка, старый, толстенный корень древнего копьероста оказался сильнее. Бестия опрокинулась, и со скрипом опустившиеся руки-ветви вцепились ей в глаза, в горло, в пасть, норовя разодрать челюсти. Удар когтистой лапы – и одна из ветвей с сухим треском переломилась. Олеся вновь вскрикнула, встряхнула ушибленной рукой, но место сломанной ветви тотчас заняла другая.
Потекла тёмная кровь.
Стоявшие в кругу девчонки завопили и заверещали что-то совершенно нечеловеческое, ведунское; перекошенные лица (обычно такие симпатичные и милые) сделались едва ли не страшнее, чем у серых тварей; деревья смыкали ряды, и сгрудившиеся вокруг Чаруса и Ворожей парни уже ничего не видели. Копья невольно начали было опускаться; слышался только скрип и скрежет, к которому внезапно прибавились какие-то странные мокрые шлепки; Салли с брезгливым видом встряхнула руками, словно измазавшись в чём-то гадостном.
– Вот это да, – проронил Кукач. – Ну Фати дает! Мне б сроду до такого не додуматься.
Высоко-высоко над деревьями внезапно взлетело нечто небольшое, окровавленное; взлетело и шлепнулось прямо под ноги мальчишкам. Чарус вгляделся – это был с мясом вырванный из орбиты глаз серой бестии.
Битва оказалась беззвучной – твари то ли не имели языков, то ли не чувствовали боли. Лишь один раз Чарусу и его десятку пришлось вступить в дело – когда одна из бестий, уже вся окровавленная, с разорванным боком, с зияющими ранами на груди (со стороны казалось, что у неё пытались вырвать сердце голыми руками), прорвалась-таки через строй живых деревьев, ринувшись прямо на вожака Твердиславичей.
– Копья! – рявкнул Чарус.
Шесть или семь длинных, окованных драгоценным железом жердин уперлись в грудь бестии; наконечники скользили по серой чешуе, однако все же сумели сдержать вражий напор. Древки трещали и ломались под ударами страшных лап, однако из задних рядов кто-то метнул сверкающий огненный диск, и тварь замерла, мотая башкой, по которой скатывались вниз золотые капли жидкого пламени. Сзади на бестию надвинулись деревья, и игольник со всей нечеловеческой силой вмял, втоптал и вбил её в землю – серая чешуя распласталась по земле, точно блин.
И тут всё как-то разом кончилось. Застыли деревья – прямо посреди дороги, словно какой-то великан повыдергал их из земли да так и оставил, прислонив вершинами друг к другу; погас золотистый ореол над Ворожеями; Салли упала без чувств, остальные очумело оглядывались, хватаясь друг за друга, словно только что проснувшиеся.
Первым опомнился Чарус – вырванные деревья опирались только друг на друга да на собственные корни, и они, эти корни, явно не выдерживали. Раздался угрожающий, тоскливый скрип, точно погубленные копьеросты, сосны, игольники, зеленники горько жаловались Великому Духу на постигшую их участь, жаловались на двуногих, ожививших, заставивших их двигаться и бросивших умирать.
– Бежим! Хватай девчонок!
Команда подоспела вовремя. Едва-едва успели выхватить обеспамятовавших Ворожей из-под валящихся стволов; там, где только что стояли Чарус и остальные, воздвигся настоящий буреломный завал, через который переберётся не всякий кособрюх, великий мастер ходить по чащобам.
От серых бестий не осталось и следа. Чародейство Фатимы прикончило их всех, без остатка.
Но главная Ворожея не дала парням уйти отсюда просто так. Умерщвлённые твари Ведунов могут превратиться в злобных ночных призраков-упырей, если не очистить то место, где их убили извечно противостоящим злу огнём.
Рубили толстые, неподатливые стволы. Складывали громадный костёр, окапывали ровиком, чтобы не подпалить лес. Долго раздували, разносили огонь – сырое дерево занималось плохо. Под конец пустили в ход магию.
От погребального костра поднимался удушливый чёрный дым. Пахло палёной костью и ещё чем-то отвратным, словно в огонь набросали тухлятины. Обессилевших Ворожей на руках относили обратно в поселок.
Фатима стояла, высоко вскинув подбородок, и смотрела на задыхающееся под тяжестью дымных клубов пламя. «Горите, горите, проклятые, чтоб вам так же гореть всегда и везде, где только способно настигнуть вас моё проклятие! Горите, горите, теперь-то я знаю на вас управу, не зря столько корпела над заветным заклинанием!» Даже Джей ничего не сказала – и была права. Учитель долго улыбался, когда Фатима доказывала своё право владеть этим волшебством.
«Не боишься с Неистовой схлестнуться? Джей соперниц не любит!»
«С Джей?»– Фатима тогда растерялась, глупая. Теперь-то бы глаз не отвела, конечно. А в тот раз… И в мыслях такого не было, чтобы превзойти в чём-то главную Ворожею клана. И представить себе не могла, что Джейана может чего-то не знать.
Да, Фатима, да, ты её обошла. Обскакала, обогнала, обставила. Там, где Неистовая только и знала, что кидаться молниями, ты использовала совсем иное оружие – и победила без потерь. Вот как надо воевать!.
Так, значит, ты и впрямь многое можешь, Фати! Многое можешь, даже больше Джейаны. Ты по праву главная Ворожея Твердиславичей. И нечего ждать, пока на клан навалится новая беда. Напасть самой! Оставить все дела – пусть идёт как идет, девчонки в случае чего помогут. Все силы – на вывод новых заклятий. И позвать Учителя. И защитить. И тогда – дрожите, вы, там, на Змеином Холме!
Кто-то осторожно коснулся её локтя. Подняла глаза – Дэвид. Только… Случилось со мной что-то, не иначе. Смотрит по-своему, по-всегдашнему, а у меня в голове совсем другое. О том, что можно и впрямь объединить соседние кланы, договориться с теми же Середичами – вечными соперниками… У Мануэла хороши заклинатели воды, Петер славится хитроумными ловушками и катапультами, которыми он бьёт нечисть не хуже, чем мы – магией. Да, собрать бы вот так всех вместе – и через Пожарное Болото, через Лысый Лес! Увидеть, как над гнездилищем Ведунов взовьётся очистительное пламя!..
Дэвид что-то говорил – сперва недоуменно, а потом уже и с неподдельной обидой. Фатима раздражённо дёрнула плечом:
– Да погоди ты! Не видишь, что творится?!
– Э, да ты чего, Фати?
Ну вот. Глаза вылупил, словно увидал перед собой чудо невиданное, тварь небывалую. Привыкай, мальчик, многое теперь изменилось.
То, что многое изменилось, понимал и Чарус. И потому плелся назад в самых последних рядах, не поднимая головы. От Твердислава ему бы за такое точно б досталось. Первый закон – если ты вожак, то голова у тебя всё время должна быть гордо поднята, как будто ты только что в одиночку перебил целую армию Ведунов. Клан не должен видеть твоей слабости – даже если всем ясно, что ты проиграл. Кукач шагал рядом, косился неодобрительно, качал головой, кряхтел, но так ничего и не сказал.
Что-то неуловимо изменилось в посёлке, когда длинная колонна Твердиславичей миновала скальные ворота. Вокруг Фатимы вскружился настоящий водоворот; Чарус стоял в стороне, возле вала, и около него остался один лишь Старший Десяток. Парни молчали, тяжело и напряжённо, неотрывно глядя на вождя.
– Ну, чего вылупились? – не выдержал Чарус. – Чего уставились?
– Поговорить надо, – ответил за всех Кукач.
– Ну, так говори! Что, хочешь сказать, не гожусь я никуда? Что Твердиславу в подмётки не гожусь? – Чарус заводил сам себя. Голос его зазвенел, кулаки сжались.
– Нет, не то. Твердислав Ключ-Камень тебе отдал – значит, так тому и быть. Правильно я говорю, ребята?
– Ага, ага, верно, да, – загалдели вокруг.
– Нельзя, чтобы вся власть к Фатиме уходила. В тихом омуте Ведуны водятся, сам знаешь. Джейана хоть и звалась Неистовой, однако Твердислав и на неё управу знал.
– А Дэвид Фатиме слова поперек не скажет! – выкрикнул кто-то.
– Верно. Одним словом – теперь наша очередь всем показать, что мы тоже кое-чего стоим. Свершай, вождь! А мы поможем.
– Поможем, поможем! – раздалось согласное.
– Твердислав был вожаком, считай, от самого Великого Духа, – продолжал Кукач. – Никому из нас с ним не сравниться. И не казни себя, Чара.
– Спасибо, – дрогнувшим голосом выдавил Чарус. – Спасибо вам…
– Надо посидеть, подумать – где мы можем Ведунам на хвост наступить? – Кукач наставительно поднял палец. – Мне одному такое не придумать. И Чарусу тоже. Только ежели все вместе, понятно?
Они устроили секретный совет прямо здесь, пользуясь тем, что, наверное, весь клан сбежался к Фатиме.
Думали долго.
И придумали.
* * *
Пока шёл бой на полях, пока Фатима оживляла деревья на лесной тропе и давила серых ведунских бестий, Твердислав с Джейаной безуспешно пытались вырваться из цепких объятий живоглотовой магии. И уже наступал вечер, когда они решили идти напролом. Напрямик – в живоглотову пасть.
Тропинка льстиво-услужливо расстелилась под ногами. Куда-то враз пропало зеленое мутное марево. Лес посветлел, словно путь вел не в гости к отвратительному чудищу, а, самое меньшее, к Учителю.
Твердислав шагал первым. Рука лежала на эфесе короткого меча – подарке самого Учителя, полученного в день основания клана. Юноша без колебаний расстался с Ключ-Камнем, но отдать заветное оружие так и не смог. Да и нужды в этом не было. Как говорил Учитель – в Ключ-Камне сила клана, её нельзя унести с собой, оставив родовичей беззащитными. Меч – другое дело. Это подарено лично тебе. И Чарус не имеет на этот клинок никаких прав. Тем более что свой имеет.
За спиной Джейана бормотала что-то вполголоса, готовя к бою все свои заклятия. Твердислав невольно прислушался. Молнии, огонь, пламя – во всех видах, во всех формах. Едва ли на сей раз это подействует. Потому что шли они навстречу явно необычному живоглоту. Необычному хотя бы своей жуткой ядовитой магией, из которой не удалось выпутаться никакими силами – хотя Твердиславу случалось сталкиваться с подобными чудовищами раньше. И ничего, выбирался. А вот теперь…
Деревья внезапно раздались в стороны. Тропа выбежала на неширокую полянку и исчезла в высокой траве, пересыпанной тут и там желтыми цветами кровотяги. Совсем это не походило на обычное для живоглота мрачное, гибельное место, где (особенно если живоглот старый) порой из-за костяков не видно самой земли.
А сам живоглот – вот он, туточки. Здоровенный коричневый пень в самой середине, для правдоподобия поросший даже кое-где мхом, хотя с этим он явно переборщил. Не растут такие зеленоватые осклизлые мхи на открытых местах, солнечные лучи с ними расправляются в момент. Это тоже странно. Если уж живоглот маскируется, то, как правило, делает это хорошо.
Кожистые, покрытые гнилостно-зеленоватой порослью бока чудовища задвигались, предвкушая пиршество. Начал вспучиваться громадный жёлтый пузырь желудка – у живоглота он торчит наружу.
Однако двуногая добыча неожиданно остановилась. Тупой умишко живоглота на подобное внимания не обратит – вся магия чудовища не от хитрости, а по соизволению Великого Духа.
Твердислав замер, прикидывая расстояние. Трава чиста, костей почти нет, нет и опасности случайно запнуться за вросший в землю череп – тварь можно достичь обычным тройным прыжком. А потом, пока Джей отвлекает тварь чародейством, пустить в ход меч. У живоглота уязвимы для стали лишь глаза да ещё когда вздут один из его внешних желудков. Во всякое прочее время броню чудовища не пробьёт никакое оружие, кроме магического.
Живоглот неожиданно встревожился. По коричневым бокам прошла одна стремительная судорога, вторая, третья. Начал вспучиваться ещё один желудок; первый отсекла перетяжка, живоглот начинал «брюхами кидаться», как говорили в клане. – Такое случалось, если тварь чувствовала – добыча почему-либо может улизнуть.
Над плечом Твердислава скользнула бесшумная голубая молния. Джейана нацелила разряд прямо во вздувающееся брюхо, однако пламя скатилось с желтоватой, просвечивающей кожи крупными и бессильными каплями.
– Ну давай же, давай! – уловил юноша.
Нет. Тут что-то не так. В который уже раз. Странно ведёт себя этот живоглот на совершенно чистой, девственной поляне. Не сделав ни одной попытки подманить добычу вплотную, уже начинает отсекать желудки.
– Давай, мне его надолго не задержать! – Джейана теряла терпение.
Вздутый желудок живоглота соединялся теперь с коричневатым массивным телом лишь узкой связкой-перетяжкой. Высотой желтоватый полупрозрачный шар был почти по плечо Твердиславу.
Тем временем Джейана продолжала демонстрировать все свои познания в чародействе. Одиночной Ворожее (даже такой сильной, как она, Джейана Неистовая), не использующей всю силу клана, справиться с живоглотом «практически невозможно», как любит говорить Учитель. Тварь необычайно мощно защищена; её чародейской броне позавидует любой Ведун или Ведунья. И сейчас Джейана могла лишь дразнить зверя, отвлекая его на себя, давая Твердиславу возможность подобраться вплотную. Хотя, если в ход пошли катящиеся желудки, сделать это будет куда как нелёгко. Они только на первый взгляд неповоротливы и неопасны, а на самом деле могут потягаться в быстроте с кем угодно – правда, лишь накоротке.
Вот и второй желудок живоглота начал отделяться от тела, а рядом уже вспухал третий. Все, ждать больше нельзя. Эти самые желудки способны справиться даже с прайдом кособрюхов.
С неба, разметывая сгустившуюся было зловредную мглу, низринулся пламенный шар – Джейана показывала все без остатка заклятия огненной магии.
Гудящее ярко-рыжее ядро, свитое из тугих струй пламени, заставило отвлечься даже живоглота. Чётко уловив момент, Твердислав прыгнул.
Этому лезвию уже довелось отведать вражьей крови – совсем недавно, наверное, месяца два назад, когда Ведуны в последний раз подступили к скальной крепости клана. Сталь не подкачала и на сей раз. Оболочка живоглотова желудка с лёгким треском лопнула; из широкой раны потоком хлынула чёрная дымящаяся жидкость.
Однако это оказался отнюдь не тот жгучий, разъедающий всё и вся яд, что так ценится ворожеями и врачевательницами. Живоглотов желудочный сок пах совершенно не так. А это… что ж это такое?
Потом об этом, потом! Из разреза в желудке всё хлещет и хлещет чёрная жижа; по бокам живоглота заходили настоящие волны, словно он пытался выбраться, вырвать из земли свою намертво вросшую туда подошву; за спиной Твердислава Джейана лихорадочно пыталась направить следующий разряд точно в рану бестии; однако в этот миг у чудовища что-то словно бы взорвалось изнутри.
Бока живоглота лопнули, наружу устремился настоящий поток чёрной жижи; темные ручейки, словно живые, ринулись вдогонку за Твердиславом; он успел услышать только сдавленный вопль Джейаны – там, за спиной; миг спустя его окутало удушливое облако поднявшегося над чёрной жижей пара, странный мертвящий холод разливался по телу, поднимаясь вверх от ступней; в глазах всё помутилось.
«Нет! Стоять! Я устою! Джей!»
Он ещё мог бы прыгнуть, ещё мог бы сплеча рубануть мерзкую тварь мечом, но рубить было уже некого. Вместо живоглота по траве растекалась громадная чёрная лужа; в поднимающихся над ней испарениях тонули окрестные деревья, даже Джейану уже не было видно.
Последней мыслью стало – «к лесу!» Но тут ноги отнялись окончательно.
* * *
– Почему вы активировали ловушку раньше времени, Сид?! Всё должно было выглядеть предельно естественно!
– Виноват, доктор Эйбрахам. Но иначе этот ваш бешеный Твердислав искрошил бы бедного зверя в мелкую капусту. И они бы вырвались. Извольте взглянуть на эти показания. Перегрузка всех нервных линий, болевой шок, потеря контроля над периферийными органами…
– Зачем же вы взяли такого… такого нервного живоглота?!
– Какой оказался под рукой, достопочтенный доктор. Всё ведь готовилось в такой спешке…
– Хорошо. Хорошо, что всё кончилось хотя бы так, иначе, клянусь Великим Духом, вам пришлось бы разговаривать с генералом. Что это с вами? Вы как будто побледнели? Ну да, скорее всего, он отправил бы вас обратно.
– Э-э-э. Достопочтенный доктор, доктор Эйбрахам, но ведь всё кончилось хорошо, не правда ли? И вы, надеюсь…
– Хорошо-хорошо. Вернёмся к этому разговору чуть позже. Мне пора выходить. Надо ж вернуть этих двух молодых идиотов на место. Последнее указание его превосходительства господина генерала Алонсо. Разведка что-то запаниковала в последний момент, и он отменил свои собственные распоряжения. Эй! Сид! Что это там такое?!
– Где, где, доктор? Все в поря…
– Да посмотрите же чуть дальше собственного носа, идиот!!!
– Великий Дух!!! Я… ещё можно успеть…
– Поздно. Боевую группу, Сид! Боевую группу! Немедля! Этого типа надо взять живьем!
– Будет исполнено, доктор!

Глава четвёртая

Твердислав упал лицом вниз – прямо в густую, маслянисто поблескивающую жижу. «Вовек не отмыться».
Ладонь все ещё сжимала бесполезный меч. Юноша понимал – происходит что-то совершенно невозможное, невероятное: живоглот оказался обманкой, такой же, как и те тропы, что вели к чудовищу. Наверняка работа ведунов.
Сознание мутилось и уплывало. Не повиновались ни руки, ни ноги. Сейчас, сейчас… они буду валяться здесь, одурманенные, как рыбы в верше, а скоро придет тот, кто насторожил эту ловушку. Наверняка Ведун.
– Ведун, Ведун. Съездить бы по башке тебе хорошенько, тогда и узнаешь, какой-такой здесь Ведун, – раздался вдруг незнакомый голос. – Вставай! Нечего валяться! Сейчас сюда пожалуют гости и нам надо убраться отсюда поскорее. Э, парень, ты что, оглох? Давай-давай, очухивайся, мне ещё твою подружку в чувство приводить.
Голова гудела так, словно по ней со всего размаха двинули поленом. Однако дремная муть проходила, Твердислав пошевелил пальцами – в тело впились тысячи незримых иголочек, как бывает, когда отсидишь ногу.
– Вставай, – повторил незнакомец. Твердислав скривился от боли, но встал. Морока как ни бывало.
Вокруг всё осталось по-прежнему. Поляна с отвратительной чёрной лужей посредине; лес вокруг; бесформенная груда каких-то шевелящихся коричневых лоскутьев на том месте, где восседал живоглот.
Новоприбывший уже спешил к Джейане – широким упругим шагом. Был он высок ростом, широкоплеч и рядом с отнюдь не обиженным ни статью, ни силой Твердиславом казался настоящим великаном. На плечах у него был обычный для Учителей серый плащ; справа полу плаща приподнимало нечто очень похожее на ножны длинного меча.
Пошатываясь, Твердислав заторопился следом.
Джейане, похоже, досталось куда сильнее, чем ему. Незнакомцу пришлось даже пошептать над ней какие-то заклятия, осторожно массируя девушке виски.
– Что с ней?
– Наглоталась этой дряни, – хмуро ответил спаситель, поворачиваясь к парню. Твердислав наконец смог взглянуть тому прямо в лицо.
Высокий, мощный лоб. Двойной росчерк густых бровей, под которыми прячутся глубоко посаженные темные глаза, окружённые частой сетью морщин. Кожа смуглая, точно у южанина – их Твердиславу доводилось встречать на больших ярмарках или в клане Лайка-и-Ли. Щеки впалые, покрытые неопрятной жёсткой щетиной. Губы тонкие, узкие, бескровные; подбородок щирокий, с ямочкой.
На вид незнакомец казался куда старше Твердислава, но и до благообразной старости Учителя ему было ещё очень далеко. Впрочем, далеко не все Учители относились к старцам; Твердислав знал, что над несколькими дальними кланами стоят Наставники примерно тех же лет, что и встретившийся им человек.
– Нет времени, – досадливо пробормотал тот. – Ладно, потом. А ну-ка! – И прежде, чем Твердислав успел и глазом моргнуть, ловко закинул Джейану себе на плечо, точно куль с зерном.
– Давай за мной, – не оборачиваясь, бросил он Твердиславу. – Скоро тут будет целая банда.
– Эй, а ты… вы кто такой?
– Это я тебе потом объясню. Только не хватайся, пожалуйста, за меч, сделай милость! Ведь я не Ведун. Этому-то ты хотя бы веришь?!
Да, на Ведуна незнакомец не походил ни в малейшей степени. От него исходила Сила, та самая, что и от Учителя… однако Твердислава это открытие отнюдь не успокоило. Так вот, значит, кто поставил тут эту ловушку.
– Ты ошибаешься, – похоже, незнакомец читал мысли Твердислава с той же лёгкостью, что и сам Твердислав заглядывал, случалось, «в голову» какого-нибудь малыша. – Если б эту ловушку поставил я, то к чему мне тебя будить, снимать морок, вытаскивать вас отсюда? С бесчувственными я мог бы сделать всё, что угодно. И, поверь, смог бы унести не только твою девчонку, но и тебя.
В это легко верилось.
– Короче, Твердислав. Меня зовут Иваном, и говори мне, пожалуйста, «ты». Вопросы давай отложим на некоторое время; твоё дело сейчас – не отстать и не потерять меня из виду. А это не так просто. Да, и ещё – никаких заклятий! Понял? Иначе всё насмарку.
Отчего-то этому человеку верилось очень легко. Невольно Твердислав бросил взгляд на ладони Ивана – все в шрамах и мозолях, загрубевшие, обветренные, они очень походили на его, Твердислава, собственные. Ничего общего с мягкими и холёными ладошками Учителя, розовыми, словно у новорожденного младенца.
Они вошли в лес. И тут юноша понял, отчего Иван сказал, что следовать за ним – непростое дело.
Тут, несомненно, крылась какая-то магия. Иван словно бы сливался с каждым деревом, каждым кустом, за каждым поворотом он как бы ухитрялся за краткий миг сделать добрый десяток шагов; стволы сливались в неразличимую завесу, зелёно-коричневый занавес, спущенный с небес, в котором Иван одному ему ведомым способом отыскивал разрывы, тотчас затягивающиеся за его спиной; десятки и сотни незримых нечеловеческих глаз пялились им вслед, но ни один так и не смог их нашарить.
Иван шел молча, не пускаясь в разговоры, и это было правильно, потому что по лесу не ходят, раскрыв рот и заняв работой язык. Твердислав едва-едва поспевал взглядом за мелькающей впереди мощной спиной нежданного спутника.
Шагали они так час или сколько? Уже давно должен был бы окончательно сгуститься вечер, а заходящее солнце по-прежнему светило им в спины; они пробирались на восток, то есть как бы обратно к клану, в направлении, Твердиславу совершенно ненужном.
Несмотря на всю свою выносливость, парень изрядно запарился. Иван мчал вперёд, точно кособрюх во время течки, однако, в противоположность тому же кособрюху, успевал всё увидеть и ничего не упустить. И притом ещё нёс на плече Джейану, так и не пришедшую в себя.
За всё время пути Твердислав ни разу не попытался понять, идет ли кто за ними следом, или же они давно оторвались от возможных преследователей, но не только потому, что дал слово. Иван задал такой темп, что выдержать его можно было лишь выложившись до конца; тут уж не до магии.
И всё-таки ночь настигла их. Казалось, темнота-то и была их главным врагом, от которого они так долго и как будто бы небезуспешно убегали. Иван стал все чаще и чаще оборачиваться, и в глазах его Твердислав прочёл неприкрытую тревогу. Один раз парню даже удалось разобрать нечто вроде: «А и далеко ж я сегодня забрался, того и гляди не успею…»
Из прорех лесного занавеса начала сочиться темень – словно чёрный дурман из живоглотова брюха. Ночь поднималась снизу, словно подступающая вода; сперва исчезли мхи, палые листья, хвоя – всё то, чем устлана земля в лесу; потом настал черёд трав, сучков, ягодных кочек и тому подобного.
Когда Иван оглянулся в очередной раз, лицо его было искажено от ярости.
– Кажется, они таки нас достали, – в странном контрасте со свирепой гримасой голос его прозвучал удивительно спокойно. Твердислав молча кивнул. Что ж, если надо – будем драться. Ведуны они повсюду ведуны. Одним Ведуном меньше – здешние кланы (должны же они тут быть!) ему только спасибо скажут.
Однако Иван не стал останавливаться или как-то ещё готовиться к бою. Вместо этого он внезапно ринулся к первому попавшемуся дереву, бросил Твердиславу: «Девчонку прими!» – и, едва тело Джейаны оказалось на руках у парня, принялся быстро-быстро подрывать корни сосны (а это оказалась именно сосна) небольшой аккуратной лопаткой, явно стальной – и, следовательно, стоящей совершенно немерено. Твердислав даже растерялся – марать в земле благородное железо? Его удел – пить вражью кровь!
– Сюда! – рявкнул Иван, ныряя в яму. – Девчонку давай!
Неожиданно он провалился по самые плечи. Прежде чем Твердислав успел удивиться этому (за несколько мгновений эдакую ямину не выроешь, будь ты по силам даже папридой!), Иван одним движением сдёрнул вниз Джейану.
– Ну, долго ещё валандаться там будешь? – рявкнул он, гневно сверкнув глазами. – Погоди, дождёшься, задницы-то нам сейчас зачистят.
Твердислав не стал выяснять, кто и каким образом проделает эту операцию – он просто спрыгнул вниз.
И провалился в пропасть. У ямы не оказалось дна.
* * *
Жизнь клана Твердиславичей после всех происшествий мало-помалу входила в обычную колею. После схватки на лесной дороге Фатима и впрямь в несколько дней прибрала к рукам всю власть – как в посёлке, так и за его пределами. Чарус без толку таскал в поясном кармане Ключ-Камень – все дела решались без него. Первый день Фатима ещё косилась на вожака, но, видя, что все идут к ней, и ни у кого, похоже, не возникает вопросов, махнула рукой. Пусть себе Чарус дуется.
Правда, вместе с Чарусом «дулось» ещё десятка полтора старших мальчишек, но Фатима решила не обращать внимания и на это. Работу в клане они исполняли добросовестно – а что ещё надо?
Не тревожили клан и Ведуны. Казалось, они полностью проигнорировали истребление отряда своих чудищ, чего раньше за ними не замечалось. Благодать – живи да радуйся!
Минуло лишь семь дней после ухода Твердислава и Джейаны, а казалось, что целый год.
Утром восьмого дня Чарус увёл свой Старший Десяток в лес. Не спрашивая Фатимы. Даже ничего не сказав. По обычаю – вождь должен был известить главную Ворожею, но именно известить, а отнюдь не испрашивать разрешения. Но Твердислав с Джейаной были не только вождем и главной Ворожеей, но ещё и любовниками – им, конечно, было проще. Чарус же так и не озаботился завести себе подружку, а верная Фатима уже давно была с Дэвидом, который (так уж получилось) из-за мягкого, уступчивого характера и близко не стоял к решительным и жёстким парням Старшего Десятка. Вот и получилось, что вождь с Ворожеей, случалось, по целому дню не обменивались и единым словом. Старший Десяток Чаруса к тому времени неожиданно разросся. Внезапный переход всей власти в клане к Фатиме (и, значит, вообще к девчоночьей половине) пришёлся по вкусу далеко не всем. Уже на третий день после боя Фатима строго-настрого запретила кое-какие из излюбленных мальчишеских забав, вроде кулачных боёв «до последней крови»; троих, пойманных на подглядывании за купающимися девушками, выпороли – причём ничего не сказав Чарусу. Приговор вынес скорый девичий суд, и исполнили его тоже девчоночьи руки. Понятно, что наказанные перенести такое унижение уже не могли. Одно дело, когда вождь сам приложит, своей рукой; но перетерпеть такое от девчонок?! И – вместе со своими приятелями – дружно присоединились к Чарусу.
Всего наследник Твердислава увёл с собой почти тридцать человек. Лучших бойцов, вооружённых до зубов всем, что только нашлось в клане. Они шли на север, к Пэкову Холму.
* * *
После столкновения со Середичами Буян брёл, точно в тумане, безропотно предоставив всё решать Ольтее. Только теперь становился ясен замысел Творителя Дромока – отрезать ему, Буяну, все пути назад и посмотреть, что будет. А вот зачем сие понадобилось Дромоку – Буян не стал даже и гадать. Только себя растравлять, всё равно никакого толку. Человеку Ведуна не понять, разве что – ламию.
Ольтея с поразительной ловкостью вела их всё дальше и дальше на запад, искусно обходя опасные места, где могли бы встретиться люди. Торговый тракт остался далеко слева. Они уклонились к северу, достигнув глухих, необжитых мест, ничейной земли, покинутой и людьми, и Ведунами.
Здесь с полуночной стороны на юг тянулись длинные языки истощённого редколесья, словно чья-то гигантская пасть высосала из деревьев и земли все без исключения живительные соки. Хилые ели изо всех невеликих силенок тянулись вверх; голые стволы сиротливо торчали из серой земли, и лишь возле самой вершины зеленели хвоей несколько одиноких веток. Ни ягодников, ни орешников не попадалось; куда-то исчезла вся живность, коей кишели леса на юге. По правую руку на самом горизонте виднелись Ледяные Горы – проклятое всеми место, где не могут жить даже Ведуны.
Путь то и дело пересекали текущие на юг речки, ручейки и речушки, что брали начало на длинном, протянувшемся с востока на запад водоразделе – цепи оголённых каменистых холмов, за которыми на сотни поприщ – до самых Ледяных Гор – лежали бездонные болота.
Унылый, скорбный, мрачный край. По сравнению с ним Змеиный Холм и Лысый Лес казались весёлыми и полными жизни. Останься Буян самим собой – ему едва ли удалось бы здесь выжить. Ни ягод, ни грибов, ни орехов, ни съедобных кореньев, ни дичи, ни даже мхов, которые (если уж совсем припрёт) можно выварить и съесть. Творитель предусмотрительно сделал его способным питаться даже корой; сейчас это очень пригодилось. Точно заправский кособрюх, Буян обдирал стволы своими когтями; только этим и спасался. Что помогало держаться на ногах Ольтее, понять он не мог. Казалось, ламия питается уже просто воздухом.
«Ну, допустим, добреду я до эльфов, – думал Буян, механически переставляя ноги и стараясь не отстать от спешившей впереди Ольтеи. – Ну, может, они и сподобятся сделать меня снова таким, как был. А что потом-то? Куда я денусь? Кланы чужаков не принимают. В каждом видят ведуньего доглядчика». Оно и понятно – каких только тварей эти злодеи не способны сотворить… Хотя людей-обманок на памяти Буяна ещё не было. Но ведь с этим Ведунами так – сегодня нет, а завтра, глядишь, новый страх появится.
«Кровь за тобой, Буян. Ставич, Стойко…
Но их-то хоть ведунья тварь убила, не ты. А того мальчишку? Из Середичей который? За него как ты перед Великим Духом оправдаешься? Это ты сейчас, Дромок сказал, не под властью Великого, а что будет, если вновь самим собой станешь? Придёт твой час, поставит тебя Он перед этим мальчишкой. Ох, лихо тогда тебе придётся, ой, как лихо! И не уйдешь от этого. Даже если, человеком сделавшись, сам вниз головой со скалы бросишься, – все дороги ведут в чертог Великого Духа. Ни обходных путей, ни обратных. Деваться некуда. Жить незачем. Умереть – не могу. Разве что дать себя в бою убить? Не могу, трушу. А начну защищаться – ещё других убью. Силы великие, ну да что же мне делать-то?!»
И Ольтея тут не поможет. Она-то Великого Духа не страшится – тот, в неизмеримой своей милости, сам отказался от власти над этими созданиями. Не стал поражать их громами и молниями, не стёр с лица земли одним мановением карающей длани, оставил. Испытывая нашу стойкость, нашу Веру в Него. Вот и думай, Буян, переставляй уродливые свои лапы, бреди по холмам и распадкам, перебирайся через речки – потому что если остановишься, то станет совсем плохо.
Вот оно, воздание. Вот оно, возмездие. За то, что уступил, поддался ведуньей сладкой лести. За то, что выжить захотел наперекор всему. Надо, надо было умереть тогда, вместе с друзьями. Ставич ведь так до конца и не поверил, что он, Буян, сбежит. А может, как раз и поверил. И проклял в последние минуты. Предсмертные проклятия всегда сбываются – так сама Джейана говорила.
И тем не менее они шли вперед, оставляя за спиной поприще за поприщем. Любовью они заниматься, конечно, перестали, хотя Ольтея и намекала пару раз, что, мол, было б очень кстати. Но Буяна от одной этой мысли чуть не выворачивало наизнанку от отвращения. Чистенькая, симпатичная, хорошенькая Ольтея с бархатистой тёплой нежной кожей – и он, урод, чудовище, мерзопакостный монстр! Нет, нет, нет!
Казалось, ламия его понимает.
Когда миновал восьмой день пути, Ольтея решительно уклонилась к югу. Они покидали безжизненные леса; чтобы попасть к эльфам, надо было идти на полдень. Где-то там, по левую руку, остался торговый путь, Большое Ярмарочное поле, владения ближних и дальних кланов, тропы Ведунов.
– Шехарский лес обойдём с юга, – говорила Ольтея, когда они расположились на ночлег. – В чащи не полезем. Я тех мест не знаю, да и твари там водятся всякие, дикие. Так что даже тебе нынешнему с ними не справиться.
– А что, есть такие твари, что тебе станут вредить? – равнодушно отозвался Буян, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– Конечно, есть! – удивилась Ольтея. – Да мы ж с тобой про это говорили. Слушай, Буян! Ну что ты такой? Смотришь сквозь меня, словно и не видишь. Только про себя и думаешь, а что со мной, тебе плевать! – обиделась ламия. – Я уж молчала… а сейчас вижу – всё равно тебе, разорвут меня на части или живьём сожгут. – Она всхлипнула.
Буян опустил голову.
– Да нет… нет… – попытался возразить он. – Просто я тут думал…
– Вот именно! – вспыхнула Ольтея. – Всё про себя думал, про свою беду! Горе своё пестовал да лелеял! Про меня совсем уже забыл! Брезгуешь, точно я замарашка какая! Оставить бы тебя здесь, по-иному бы запел!
– Ну и оставляй, – вдруг вырвалось у Буяна. На какой-то миг ему и впрямь стало всё равно, что будет дальше. Жрать можно кору, в крыше над головой он не нуждался, в одежде тоже – её роль с успехом выполняли чешуйчатые складки брони, необычайно удобно скроенной Дромоком. Не так уж важно, сколько времени продлится его странствие до эльфийских тайных твердынь. Сколько бы ни продлилось, когда-нибудь он их достигнет.
Он смотрел на Ольтею. Да, пусть она уходит. Одному ему будет даже легче.
– Понятно. – У Ольтеи ни с того ни с сего побелели губы. – Хорошо, смотри сам.
Она поднялась. Буян молчал.
– Иди на юго-запад, – жёстким, каким-то не своим голосом проговорила ламия. – Никуда особо не сворачивай. И пусть твой Великий Дух, от которого ты отступился, защитит тебя. А если он не сможет, – голос её дрогнул, – тогда это сделаю я. Потому что я была с тобой по своему хотению, а не по приказу.
Сказала – и, сделав несколько шагов, пропала в зарослях.
* * *
Твердислава со всех сторон окутывал мрак. Не лёгкая, пронзённая призрачным светом темнота летней ночи – нет, это был капитальный, основательный мрак, с гордостью и достоинством нёсший это имя. Ноги юноши стояли на чём-то твердом и ровном; воздух казался затхлым, пахло пылью, словно на чердаке.
Полёт сквозь пустоту был кратким – однако в животе до сих пор противно ныло. Уж больно это неприятно – проваливаться в пропасть. Твердислав ждал удара, но вместо этого его плавно опустило на пол – или что это тут внизу?
– Цел? – раздался голос Ивана. – Сейчас я свет включу, погоди немного.
«Включу?»
Несколько мгновений спустя и впрямь появился свет. Неяркий, какой-то зеленоватый, он исходил от разбросанных тут и там здоровенных улиток; улитки весьма удобно устроились на неровных земляных стенах, с видимым аппетитом поедая сиреневый мох, густо покрывавший стены и потолок.
Так и не очнувшаяся Джейана, Твердислав и Иван оказались в низком и узком земляном тоннеле. Сразу за спиной юноши ход оканчивался глухим тупиком без всяких признаков ведущего наверх ответвления.
«Вот это магия, так магия, – с невольным уважением подумал Твердислав. – Это ж надо – пласты земные так раздвинуть! В момент!»
– Идём, – Иван вновь поднял на плечо Джейану. – Хоть это место довольно-таки надежно, всё же расслабляться нельзя.
– Куда мы попали? – только и мог спросить Твердислав.
– Гм… ну… под землю, в общем, – туманно пояснил Иван. Похоже, он тоже начал уставать – дыхание сделалось частым и хриплым. – Погоди, давай пока без вопросов, ладно? А то, знаешь ли, не ровен час… тут тоже всякое случается. Нам пришлось нырнуть раньше, чем я рассчитывал. Здесь участок ещё не расчищен.
Голос Ивана упал до неразборчивого бормотания. Великан шагал ровно, несмотря на усталость, широкую спину обтягивал измазанный землей серый плащ.
– Ты, парень, по сторонам-то того, поглядывай. И меч свой достань. А то, знаешь, навалятся – охнуть не успеешь, не то что маму позвать.
– Маму позвать? – удивился Твердислав.
Никакой мамы у него, сына Великого Духа, быть, разумеется, не могло. Мамы были у совсем крохотных малышей, рожденных уже здесь, в клане. А его, Твердислава, как и многих-многих других, вызвал к жизни самолично Великий Дух – и наградил девушек способностью творить новых потомков Великого Духа, особо заповедав, что рождённые смертными – такие же дети Его, как и все остальные, и нет меж ними никакой разницы. Странно, что этот Иван не знает вещей, накрепко затверженных даже семилетними малышами.
– Извини, – вдруг смешался Иван, останавливаясь и переводя дух. – Извини, забылся.
– Вы… ты о чём? – удивился Твердислав.
Иван вдруг дико покосился на своего спутника.
– Ладно, потом. А сейчас держись крепче за меч, парень!
Он умел говорить убедительно, этот великан со странным именем Иван. Клинок словно сам собой впрыгнул в руку Твердислава – за миг до того, как стены тоннеля стали рушиться и спереди, и сзади. В зелёном свете тускло замерцали странным металлическим отливом длинные змеиные тела – каждое толщиной с доброе бревно. Замелькали вздёрнутые клешни; в них твари тащили какие-то разноцветные веревки, даже можно сказать – мотки веревок, и ещё какие-то непонятные коробки, какие – Твердислав разглядеть не успел.
Тварей было, наверное, с десяток. К удивлению юноши, они не стали нападать первыми, как поступило бы любое создание Ведунов, лишь зашипели, подняв клешни и уставившись на людей здоровенными выпуклыми глазищами.
– Чего замер?! – взревел Иван.
Джейана уже полулежала на земле, прислонённая спиной к стене. В руках гиганта мелькнул топор с мощным полукруглым лезвием – верно, его-то Иван и носил за поясом, как-то ухитрившись пристроить на манер меча. Первый же взмах снёс обе клешни ближайшему созданию; потекла тёмная кровь. Твердислав тоже рубанул наотмашь – и подивился, с каким трудом лезвие рассекает такую мягкую на вид шкуру чудовища.
Надо сказать, атаковали эти подземные змеи довольно-таки бестолково, мешая друг другу и пытаясь ухватить противников клешнями. Мощные хвосты, каждый удар которого мог бы запросто смести Твердислава с ног, бездействовали.
– Эти-то ещё ничего, это нам ещё повезло, – приговаривал тем временем Иван, деловито круша бестий своим здоровенным топором. Лезвие так и свистело. – А вот попались бы…
Твердислав проткнул сунувшейся ему под ноги змеюке башку длинным прямым выпадом, как объяснял Учитель, – хорошо, что подарком Наставника можно было и рубить, и, при необходимости, колоть. Больше он ничего сделать не успел – Иван молодецким ударом прикончил последнюю тварь.
– Уф, – великан вытер честный трудовой пот со лба. – Это, парень, была присказка, сказка ещё впереди. Если добежим, конечно.
Гигант снова поднял на руки Джейану – и с неожиданной прытью пустился бегом. Твердислав ещё успел оглянуться – в тусклом зеленом свете чуть поблескивали мёртвые тела. Стены тоннеля были все усеяны чёрными узкими отверстиями – через них змеи прорвались внутрь, себе на погибель.
Некоторое время они бежали молча. Изредка Иван перебрасывал Джейану с одного плеча на другое и поминутно озирался. Странно – вместо того, чтобы запустить «глаз» (или, как его называли младшие, «зырик») и спокойно отслеживать – не повис ли кто на плечах – этот Иван крутит головой, рискуя запнуться и грохнуться на всём бегу, да ещё и с Джей на плече.
И вновь спутник словно бы прочел Твердиславовы мысли.
– Никакой магии, парень! – пропыхтел он, в очередной раз обернувшись. – Ни-ка-кой! Понял?!
Юноша кивнул.
Тоннель тем временем сделался уже и ниже. Из пола лезли какие-то темные гладкие корни, зачастую выпетливаясь так, что растянуться можно было запросто. В стенах справа и слева замелькали низкие арки боковых проходов – там залегала и вовсе непроглядная тьма. И в этой тьме Твердислав внезапно увидел приближающиеся алые огоньки – парные огоньки злобных глаз.
– Наддай, Твердь, наддай, иначе нам хана! – проревел Иван, бросаясь вперёд с такой резвостью, что Твердислав мгновенно отстал шагов на двадцать.
За их спинами что-то мерзко шуршало, скрипело, кряхтело, всхрапывало; и бесчисленные мягкие лапы спешили им вслед.
Неожиданно впереди забрезжил свет. Такой же, как повсюду в этом странном туннеле, неяркий, зелёный. Беглецы со всего разгона вылетели из-под арки, оказавшись на узком карнизе.
Это было нечто вроде широкой шахты шагов тридцать в поперечнике, отвесно уходившей в чёрную глубину. Карниз кругом опоясывал её жерло; наверху клубилась такая же тьма, что и внизу. Вдоль самого карниза тянулись перильца, кое-как сколоченные из неошкуренных жердей.
– Веревки крепи! – гаркнул Иван, не слишком аккуратно сбрасывая с плеча Джейану и выхватывая свой чудовищного вида топор. – Веревки крепи и её обвязывай!
Швырнул к ногам юноши невесть откуда взявшийся моток странно-нетолстых веревок с трёхпалыми крючьями на конце и встал в проходе, широко расставив ноги. Поплевал на ладони – и поднял на изготовку топор.
Раз, два, три. Руки делают всё сами. Веревку под мышку; пропустить, обвязать, перекрестить; узел, второй, страховочный – готово!
Нападавших из тьмы коридора тварей Твердислав как следует так и не разглядел. Раздался мерзкий писк, хруст, какой-то хряск, шипение – а потом весь этот гадостный хор перекрыл мощный и смертоносный посвист Иванова топора.
– Закрепил?! – не поворачиваясь, рявкнул Иван.
– Да!
– Прыгайте! Прыгайте и повисайте!
Сердце ёкнуло. Из чёрной глубины веяло леденящим ужасом. А что, если веревки не выдержат? Или сломаются эти не слишком-то внушающие доверия перильца?
Из тьмы прохода, каким-то чудом миновав смертельный размах окровавленной секиры, вывернулось нечто приземистое, многоногое, покрытое слипшимся мокрым мехом, остромордое, с парой горящих глаз и разинутой пастью, откуда на землю капала чёрная слюна.
Твердислава захлестнуло омерзение. Это шипящее, извивающееся, остро воняющее мокрой шерстью создание не могло, не имело права жить, оскорбляя тем самым великий замысел предвечного Духа! Руки у парня были заняты веревками; извернувшись, он пнул тварь ногой в бок, та отлетела на несколько шагов, угодив в аккурат между поддерживавшими перила столбиками. Отчаянно зашипела, загребая когтистыми лапами в тщетной попытке удержаться, и с истошным визгом сорвалась вниз.
Визг было слышно очень долго. А потом, потом он внезапно оборвался, и наделённый весьма острым слухом Твердислав готов был поклясться чем угодно, что снизу донесся хряск сошедшихся громадных челюстей и довольное бурчание громадного неведомого хищника, вдруг ни с того ни с сего заполучившего лакомую добычу.
Стало совсем скверно.
– Да прыгай же, болван! – лишившись терпения, заорал Иван. – Смерти нашей хочешь?!
Прижимая к себе бесчувственную Джейану (ну и повезло же ей! Всю дорогу на закорках тащили!), Твердислав очертя голову ринулся вниз.
Верёвки напряглись. Рывок. Наверху остался карниз; вот через перила перевалилась грузная фигура Ивана. Смешно мотнулась из стороны в сторону – раз, другой, третий.
– Делай, как я! – послышался его голос. – Давай, не спи!
Он резко качнулся из стороны в сторону, словно мальчик на качелях. Внизу, под карнизом, в стене чернело неровное отверстие – вход в ещё один тоннель. Очевидно, длину веревок Иван рассчитал заранее – её как раз хватило как следует обвязаться и, раскачавшись, уцепиться за торчащие из стены шахты корни. Вот только как ему это удалось все так рассчитать? Или этот путь бегства был ему настолько хорошо знаком?
Ивану потребовались считанные мгновения, чтобы несколькими точными движениями оказаться сидящим на краю входа.
– Давай, давай сюда и не бойся. Я тебя поймаю.
Наверху выли и, похоже, даже скрежетали от ярости зубами неудачливые охотники.
Крепкие руки ухватили Твердислава за куртку, в одну секунду втащив парня внутрь вместе с его бесчувственной ношей.
– А теперь на десерт – небольшой фейерверк, – ухмыльнулся Иван. Он стоял у самого края шахты, держа все веревки вместе, и словно бы чего-то ждал.
Когда все четыре тянувшиеся наверх веревки внезапно чуть провисли – словно по ним кто-то спускался – Иван вдруг хищно усмехнулся и поднёс к веревкам сложенную горстью левую ладонь. Пальцы мягко засветились розовым – на живой коже трепетал тонкий язычок пламени. Вот он лизнул туго сплетённые волокна, вот они затрещали, вот наверх рванулись огненные струйки…
Ответом был полный смертного ужаса вой – почти что человеческий вопль. Горящие верёвки исчезли в один миг – а сверху, нелепо кувыркаясь, вниз полетело с полдюжины самых храбрых преследователей.
– Вот так и только так, – наставительно сказал Иван, устало опускаясь возле стены. – Да ты садись, Твердь, садись, они теперь не сунутся. Не умеют они по стенам лазить.
– Да кто «они»? – не вытерпел Твердислав, пытаясь сразу и привести в чувство Джейану, и оглянуться на своего спасителя. Иван тщательно стирал с лезвия секиры тёмную кровь.
– А хрен знает, – охотно откликнулся гигант. – Как они прозываются – один, гм, Великий Дух ведает. Живут тут под землёй такие… Не поймёшь, смесь крысы со змеей. Но величиной с доброго волка.
– Так что же, выходит, Ведуны и под землёй правят? – поинтересовался Твердислав. Его усилия не пропали втуне – веки Джейаны затрепетали, она приходила в себя.
– Ведуны? – Иван вытаращил глаза, как будто впервые услышал это слово. – Ах да… Ведуны… Ну, можно, наверное, и так сказать. Я ж, парень, в это дело не вникаю. Враг есть враг. Его рубить надо, а не выяснять, кто тут правит. А то, провыясняешься, так потом и выяснять нечем будет. Голову отгрызут, и вся недолга. О, да подружка твоя, гляди-ка, очнулась! Вот и хорошо, а то наломался я её нести.
Он о чём-то умалчивал, этот Иван. И совершенно чётко не хотел вести речь о тех, с кем они столкнулись в этих странных тоннелях (Учитель никогда не говорил ни о чём подобном. Правда, о таком живоглоте, что попался на их пути, он тоже никогда не говорил).
– Потом, потом расспрашивать меня станешь. Почему я тебя спас да все такое. А сейчас – помолчи, ладно? Умаялся я. Посидеть хочу в тишине.
Наверху всё ещё бесновались преследователи. Вой, хриплое взлаивание, скрежет и тому подобное – едва ли можно было сказать, что в подземелье царит покойная тишина.
Твердислав пожал плечами. Пусть будет так. Он может немного подождать. Едва ли их стали бы спасать только для того, чтобы потом передать в руки Ведунов.
– Твердь, – тихонько прошептали Джейанины губы, и парень в один миг забыл об Иване, их странном спасителе, низко склонившись над девушкой.

Глава пятая

– Ну, ну, веселее шагать, веселее! – подбадривал своих Чарус. Три десятка его воинов – юношей и подростков – растянулись длинной цепочкой по узкой лесной тропе. Позади осталось два дня пути, и до Пэкова Холма было уже рукой подать.
Ключ-Камень в руке Чаруса утратил свой всегдашний холод. Неудивительно – пришлось пустить в ход силы Камня, чтобы избавиться от докучливого взгляда Фатимы, что посредством магии везде разыскивала беглецов. И похоже было, что план Чаруса пока остался не разгадан.
Очевидно, главной Ворожее просто не пришло в голову, что Чарус со своими отправится прямиком на Пэков Холм. Оно и верно, куда ей. Джейана бы до такого, конечно, додумалась в момент, но её нет, и это хорошо.
Стража на Холме сейчас стояла так себе. Фатима послала туда вернувшуюся с охоты на кособрюхов Гилви! Пусть, мол, девчонка учится командовать. Это чтобы соплячка командовала шестнадцатилетними парнями?! Да не бывало такого! Джейана себе подобного не позволяла. Никогда. А тут – нате вам, пожалуйста!
Вместе с Гилви на Пэков Холм отправилось человек двадцать мальчишек – прислуга катапульт, и как бы для порядка – Дженнифер. И зачем, скажи мне Великий Дух, Фатима её туда погнала? Дженни ведь во всем этом понимает не больше, чем кособрюх в самой простой из речей Учителя.
Растерянная Гилви выскочила навстречу поднимающемуся отряду.
– Что случилось?
– Это ты меня спрашиваешь? – огрызнулся Чарус. – С Фатимы своей ответы требуй!
Гилви дерзко уперла руки в боки, заносчиво задрала подбородок. Вот ведь, соплячка, а туда же! Дар у неё, видите ли! Давно ли Джейана её по щекам хлестала, а теперь, того и гляди, сама кого хочешь отхлещет.
– А Ворожея меня здесь за главную поставила!
– Тебя, пигалица? Это я и так знаю! Оттого и пришёл. И не зыркай тут на меня! Колдовство твоё тут без пользы. Видела? – И он высоко поднял тускло блеснувший серебряный слиток.
Гилви прикусила язык. Кем бы ни считала она Чаруса – он вождь. И Ключ-Камень ему отдал сам Твердислав. А мощь в этом Камне такая, что всё Гилвино волшебство ему нипочем, всё равно что детская стрела папридою.
Не придумав, что сказать, она попятилась. Невесть отчего вдруг стало очень страшно. Насупленные лица парней, почему-то не расставшихся с оружием, как это всегда бывало; ни шуток, ни смеха, ни свежих новостей из посёлка.
* * *
Долго рассиживаться Иван не позволил.
– Пришла твоя девица-красавица в себя? Да? Тогда пошли, бережёного у нас тут сам знаешь кто бережет…
– К-кто это? Твердь… – еле слышно прошептала Джейана. Опираясь на руки Твердислава, она пыталась подняться, стараясь при этом скрыть собственную слабость. – Что тут было? Долго я уже так?..
– Зовут-то меня просто – Иваном, а что тут было, девонька, слишком долго рассказывать, – бесцеремонно отрезал великан. – Разговоры разводить после станем… ты идти-то сама можешь? Или на руках нести надо, как и до того?
Джейана мгновенно и мучительно покраснела. Она мало чего стыдилась – но вот если тебе говорят, что тащили на руках, точно какую-то изнеженную красотку… Этого она стерпеть уже не могла. Стиснула зубы, шагнула раз-другой, сердито отталкивая пытавшегося помочь Твердислава, и чуть не заплакала от боли и унижения. Всё тело нестерпимо болело, сильные мышцы ныли так, словно она, Джейана, до этого отмахала самое меньшее сотню поприщ без единой остановки да ещё и с грузом за плечами. Иван заметил, усмехнулся.
– Ишь, гордячка… Ты гордость-то свою покамест в карман спрячь, договорились? Не для того я тебя от живоглота спасал… и потом, здесь, от подземных тварей… Давай, не бойся. – Он ловко подхватил Джейану на руки, и та вдруг обессиленно закрыла глаза. Не оставалось никаких сил пререкаться и протестовать.
– И запомни, Неистовая, никакой магии! Если хочешь, чтобы ты и твой дружок дожили бы до рассвета.
Джейана хотела было надменно поднять брови – но, наткнувшись на совершенно бешеный взгляд Твердислава, поняла, что сейчас не время для самоутверждения.
Этот второй тоннель, по которому они шли, оказался не в пример уже и темнее. Он то и дело ветвился, петлял, приходилось то идти в гору, то, напротив, спускаться вниз. Твердислав обладал неплохим чутьём на направление, однако на сей раз даже он не мог сказать, в какую сторону они идут. Может, на запад. А может, на восток. Если, конечно, не на юг или на север.
– Ничего, ничего, – подбадривал ребят Иван. – Недолго уже тащиться осталось. Скоро и ко мне в гости пожалуем…
Лабиринт скупо освещённых редкими светляками-слизнями тоннелей тянулся, казалось, на многие поприща. То и дело Иван останавливался возле какой-то совершенно незаметной полузасыпанной щели в стене, через которую приходилось протискиваться; за щелью оказывался следующий тоннель, как правило, ещё темнее, ещё уже и ещё ниже, чем предыдущий. Наконец пришлось идти, согнувшись в три погибели, а Иван – так тот и вовсе полз чуть ли не на четвереньках.
Кончилось всё это совершенно внезапно, когда вконец изнемогшая Джейана поняла, что сейчас просто растянется на влажном земляном полу и раньше времени отбудет к Великому Духу.
– Все! – выдохнул Иван. – Пришли. – И вновь непонятное: – Сейчас свет зажгу…
И в самом деле зажёг – пробормотал какое-то заклятие, после чего тотчас же ожили, пробудившись к жизни светляки-улитки, густо покрывавшие потолок. Повернув к хозяину увенчанные мягкими рожками головы, они принялись дружно мигать, источаемый их раковинами свет становился то ярче, то совсем угасал.
– Жрать хотят, – пояснил Иван, открывая какой-то ларь в углу. – Пока я ходил, весь корм прикончили. Никакого мха на них не напасёшься…
Бормоча так, он доставал из ларя мягкие серо-зелёные комки, тут и там налепляя их на потолок. Улитки с неожиданной для них резвостью набросились на еду.
Свет сделался ровным, и Твердислав смог оглядеться.
Это была крошечная каморка с небольшим круглым окошком, сейчас плотно закрытым толстенными деревянными ставнями и запертым мощным железным засовом. Стены были обшиты досками; на специально сохранённых сучках висели запасные плащи, какие-то сумки, ремни, оружие – топоры всех мастей и калибров, а также инструмент, как знакомый, так и совершенно неведомый. Висели жгуты странных верёвок – многожильных, в чёрной оплетке, с сердцевиной из десятков туго скрученных разноцветных волокон. Какие-то металлические не то зажимы, не то капканы, деревянные рогульки, вилы, грабли, лопаты и прочее теснились по углам.
В противоположной от входа стене оказалась вполне нормальная дверь, подпёртая здоровенным колом. Вокруг кола красной киноварью был выведен Рунический Круг, однако ни один из символов Джейане знаком не был.
– А… это… – Иван заметил её интерес. – От тех, кто сюда дорогу сыщет, только такая магия и поможет. Знаете, что это за заклинание? – дождался отрицательных мотаний головами и, удовлетворённый, продолжал:
– Если кто-нибудь сдвинет этот заплот – кто угодно, пусть даже Великий Учитель Исса! – тут всё встанет вверх тормашками.
– Что значит – «все»? – не поняла Джейана.
– «Всё» – оно и значит только одно, а именно всё, – не без ехидства пояснил Иван, аккуратно стирая Круг извлечённой откуда-то тряпицей. – Всё в этом мире тотчас же и провалится в тартарары…
– Куда-куда? – удивился Твердислав.
– Гм… ну, в подземелье как бы, – с некоторой неохотой пояснил Иван. – Что делать – иначе до меня бы давно уже добрались. По следу волшебства бы вышли. Только такие заклятия и помогают. Их-то ИМ не учуять. Ну да вы заходите, заходите! Сейчас я только вход зачарую…
Джейана ожидала увидеть нечто грандиозное, однако всё действо оказалось до обидного быстрым и простым. В руке у Ивана появился небольшой кожаный мешочек со всё той же киноварью, которой у дальней стены он и вывел всего три слова – «меня здесь нет!»
У Джейаны глаза на лоб полезли. Такого ей видеть ещё не доводилось.
– Не удивляйся. – Иван деловито отставил кол в дальний угол, гостеприимно распахнул дверь. – Заходите…
Взорам Твердислава и Джейаны предстало очень, очень странное жилище. Свободного пространства там было очень мало. Всё вокруг было завалено совершенно непонятными вещами. Относительно легко можно было пройти от двери к громадному столу возле широченного, во всю стену, окна, да ещё – от двери же к узкому, застеленному изрядно потёртыми шкурами лежаку. Всё прочее было занято самодельными, сколоченными из обрезков досок полками, на которых в жутком беспорядке громоздились толстенные фолианты в кожаных переплетах, глиняные горшки, кувшины, бутыли, большие и маленькие, с рисунком и без, запечатанные и раскупоренные, каменные ступки и плошки, деревянные коробочки, коробки и коробищи, какие-то железные стержни, метелки из перьев, запыленные чучела (Твердислав с невольным уважением воззрился на голову здоровенного кособрюха с торчащими в грозной боевой готовности всеми парами клыков), связки трав, кореньев и злаков, гирлянды звериных зубов и когтей, нанизанных на кожаные шнурки…
Стол у окна был весь завален странными предметами, названия которых Твердислав не знал. Более всего это походило на инструменты – но для чего мог служить такой странный набор? Стояли тут и какие-то совершенно мерзкого вида банки с мутной жижей внутри, где плавали, время от времени судорожно дергаясь, куски плоти; лапы с когтями, кости торчат из-под слоя мускулов; о другом ничего сказать было нельзя. Мясо и мясо…
К крышкам прозрачных банок вели разноцветные жгуты, что тянулись от здоровенного чёрного ящика в углу. В некоторые банки всунуты были короткие трубочки, от их обрезов наверх бежали цепочки пузырьков. Сам стол выглядел довольно-таки зловеще – обитый драгоценной листовой сталью и весь покрытый засохшими пятнами, слишком похожими на кровь.
Здесь пахло муками и страданием. Джейана поняла это сразу, едва только шагнула за порог. И ещё – здесь пахло магией. Магией настолько мощной и злой, что все ухищрения показались бы просто детскими выдумками. Девушка невольно попятилась, не сводя глаз с огромной банки, – заключённая в ней мускулистая лапа с пятью длинными, почти человеческими пальцами вдруг принялась яростно скрестись в стекло. Этот самый Иван был Чёрным Магом. Неужели он притащил их сюда только для того, чтобы…
– Не бойся, – Иван рылся где-то в лабиринте полок, извлекая на свет нечто съедобное. – Я вам сейчас всё объясню… как сумею, ну а вы уж там сами решайте. Проходите, садитесь, окно открывать не станем – там всё равно ночь.
Перед лежаком стоял небольшой столик. Иван опустился на поставленный стоймя чурбак; гости с невольной робостью устроились на постели. Твердислав заметил, что Иван как бы невзначай перекрыл им единственную дорогу к двери. Меч, правда, остался при юноше.
На столике тем временем появилось угощение – самого что ни на есть немудрёного, простого вида. Сушеные толстяки, копчёный окорок кособрюха, миска с мочёными травами, болотная ягода-голубица да орехи. Вроде и отравы подсыпать некуда – разве что в моченья?
– Да не бойтесь вы, – усмехнулся Иван. Подцепил двузубой деревянной вилкой пучок травы и отправил себе в рот. – Ешьте спокойно… хотя я понимаю, эта комнатка кого угодно в трепет вгонит. А на банки вы не смотрите. Так, ерунда… баловство… от скуки маюсь, вот и поразводил тут… остров доктора Моро какой-то…
Последней фразы не поняли ни Твердислав, ни Джейана.
– Книжка такая есть, – пояснил Иван. – У меня где-то валяется… может, даже найдётся, если как следует поискать… давно на глаза не попадалась. Там вот как раз про такого… ну, как я, в общем.
Вдаваться в эту тему Ивану явно не хотелось.
– Так что вы на эти лапы и прочее не смотрите. Ничего в этом сложного нет… Ведуны куда как более лихие вещи проделывают.
– Но у них же – магия Зла! – не выдержала Джейана.
Иван вздохнул.
– Это Учитель тебе так сказал, верно?
Девушка коротко кивнула.