1 2 3 4 5 
– Повиновение Империи, – севшим голосом ответил Аврамий, отдал честь и поспешил к своим людям. Отдать приказ готовиться к бою, из которого ни один из них скорее всего не вернётся.
* * *
Отпустив Аврамия, Император смотрел, как легат легко, несмотря на тяжесть кованых доспехов и щита – командир когорты сам носил щит, не доверяя оруженосцу, – легко бежит к своим манипулам, как что-то командует и покрытый копотью строй чётко, как на параде, разворачивается, направляясь в глубь мельинских улиц.
Браво идут… и всё-таки в этом бою надежда, увы, не на мечи. А вот на эту латную рукавицу, словно вторая кожа облегающую сейчас левую руку Императора.
«Сейчас и всегда, человече!» – неотступно звенел в ушах ответ той неведомой Силы, что жила в этой перчатке.
Она будет сражаться за меня? За себя саму? Или за своего неведомого творца?
Впрочем, неважно. Маги приближаются. Сейчас всё и станет ясно.
Император стоял недвижно, точно статуя. И немногие окружавшие его сторонники, особенно из старых, выслужившихся ветеранов, перешёптываясь, находили в нём большое сходство с его покойным дедом, великим воителем, кто железной рукой подавил баронские бунты в западных и южных провинциях и едва было не воссоединил всю Империю – и точно воссоединил бы, кабы не козни всё тех же магов…
…Теперь всё можно было списывать на их козни.
…Когорта Аврамия скрылась за домами, утекла, словно ручейки талой воды, в трещины улиц; легионеры спешили занять позиции, прикрыть стрелков Суллы – и самим ждать момента для страшного и сокрушительного удара накоротке.
Подошли Фибул и Навкратий, за ними следом – дюжина центурионов и несколько десятских.
– Каковы будут приказы, повелитель? – Старый легат смотрел прямо и бесстрашно. Вся жизнь солдата – легионера, десятского, урядника, сотника, центуриона и, наконец, легата – проходит в убеждении, что умереть в своей постели для них недоступная роскошь. Наверное, потому в поблёкших с годами глазах читается сейчас такое неколебимое спокойствие и невозмутимость.
– Сулла продержится недолго, – отрывисто проговорил Император. – Его вскоре сомнут. Нам надо истребить как можно больше магов и прорываться из города. Здесь больше делать нечего. Забрать казну, имперские реликвии – и уходить. Фибул, возьми мою охрану… всю… и сотню своих ветеранов. Доставите сюда казну. Полагаюсь на тебя, старый друг. Ступай. Мы постараемся продержаться тут сколько возможно.
– Повиновение Империи, – спокойно отсалютовал старый легат. – Воля Повелителя священна и будет исполнена. Ручаюсь в том своей жизнью.
Фибул четко выполнил уставный поворот кругом и махнул рукой Ким-Лагу, командиру Вольных. Тот молча сделал знак остальным воинам.
– А теперь подождём… – проронил Император, когда небольшой отряд скрылся в ведущей к дворцу улочке.
Ждать пришлось совсем недолго.

Глава пятая

Когда Клара открыла глаза, первое чувство было – опасность. Боевой маг обязан чуять такое за милю. Чуять и избегать – или наносить сокрушительный упреждающий удар. Схватки грудь на грудь хороши на турнирах. В Гильдии боевых магов ценились чистые и быстрые победы, по возможности малой кровью среди сил нанимателя. Тьма казалась настолько плотной, что давила словно вода на глазные яблоки, заставляя болезненно щуриться. От жесткого пола тянуло холодом и сыростью; пахло нечистой водой, плесенью, старым камнем. Пахло здесь и смертью, а также существами, что любят лакомиться трупами.
Руки и ноги Клары были свободны. Правда, сама она – раздета донага.
Волшебница не шевелилась. Есть много чувств, кроме зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания. Простые смертные называют их все одним словом «шестое», хотя на самом деле чувств этих гораздо больше шести.
«Так, кажется, цела. Ничего не сломано. Ран нет. Это хорошо… А вот что плохо – так это сосущая пустота в груди, там, где у мага всегда теплится огонёк его Силы. Что такое?.. Нет совсем, исчез, погас или?..»
Несколько томительных минут она вслушивалась в себя. Нет, хвала всем даймонам и богам, это просто такой мир, где её способности не действуют.
Такое случалось, хоть и очень редко. Попадались среди бесчисленных миров Великой Сферы такие, что пронзавшие их магические потоки отчего-то не взаимодействовали с материальной плотью этих миров – даже у истинных магов, рождённых в Долине и изначально обречённых на служение Волшебству. В Гильдии сохранились описания трёх таких миров. Не исключено, что Клару заточили в одном из них.
Впрочем, маг Долины способен на многое и без всякого волшебства. Пусть нельзя зачерпнуть сил из окружающего мира – зато они есть в тебе, пусть немного, но есть.
Сперва Клара хотела как следует разглядеть внутренности своей камеры – или куда там её бросили? – но, по здравом размышлении, отказалась от этой мысли. Сил мало. Их надо беречь… беречь на самый крайний случай вроде повешения, колесования или сожжения. Все эти способы физического воздействия на магов Клара очень не любила. Её саму сжигали ни много ни мало трижды.
Она продолжала лежать неподвижно. Если её не убили сразу – значит, похитителям от неё что-то нужно. Это могла оказаться и церемония публичной казни, но так или иначе они не попытались расправиться с ней сразу же и по-тихому, что заставило Клару немедленно преисполниться к ним величайшего презрения. Идиоты. Они не понимают, что теперь с ними расправится она и второй раз её мельинская ошибка уже не повторится. А потом она приведёт сюда хоть всю Гильдию, и они зальют этот мир огнём от горизонта и до горизонта, буде им придет такое в голову и не вмешаются местные боги.
Впрочем, доводилось нам переведываться и с богами.
Тьма внезапно изменилась. Нет, в неё не проникло ни единого лучика; волшебница почувствовала присутствие трёх живых существ; потянуло едва заметным кислым запахом.
Перестукнули копыта.
– Эй, чародейка! – послышался осторожный оклик. – Мы знаем, ты вернулась в себя.
Говоривший пользовался языком Долины, и это Кларе сильно не понравилось.
– У нас не принято лишать даму одежды, если с ней хотят говорить, – надменно-королевским тоном проронила она.
– Нам надо было убедиться, что ты не скрываешь на себе никаких амулетов, – почти извиняющимся тоном произнёс голос.
– Ну и как, убедились? – невозмутимо поинтересовалась Клара.
– Убедились, чародейка, ты можешь получить своё обратно…
– Вот тогда и поговорим, – отрезала Клара. – Да, и я хочу, чтобы здесь было светло. Терпеть не могу сумрака. У меня в темноте без косметики нездоровый цвет лица.
– Твои желания несложно выполнить, волшебница. – Упругий воздушный толчок, и возле правой Клариной руки упал тугой свёрток с одеждой. Несколько мгновений каких-то перешёптываний – тьма сменилась неярким светом.
Сузив до предела зрачки, Клара рассматривала своих пленителей.
Один из них имел гротескный вид рогатого получеловека с поросшими густой грязно-серой шерстью козлиными ногами. Над ушами торчали залихватского вида витые рога.
Двое других выглядели точь-в-точь как те, что захватили Клару в Мельине. Они парили на высоте примерно человеческого роста, больше всего похожие на исполинских скатов, только с пучком щупалец возле провала пасти, как у морских кальмаров. Глаз их Клара не разглядела – провалы на гладкой коже были залиты темнотой.
– Отвернитесь! – скомандовала волшебница. – У нас не принято, чтобы другие глазели, как дама одевается.
Козлоногий послушно отвернулся. Два летучих существа тоже повиновались, но с явной неохотой.
Пока волшебница одевалась, выяснилось, что её одежда с патологической аккуратностью избавлена от всех тех небольших сюрпризов, что всегда имеет с собой любой боевой маг на случай внезапных и непредвиденных осложнений. Здешние хозяева понимали толк в чародействе.
– Где мои вещи? – крайне неприятным голосом осведомилась Клара: примерно как тёща, справляющаяся у зятя, где он шатался всю ночь и почему от него разит чужими духами. – У меня с собой было много…
– Мы взяли их, потому что иначе ты могла убить наших, – последовал донельзя откровенный ответ. – Мы предприняли естественные меры предосторожности, волшебница. Думаю, на нашем месте ты поступила бы точно так же.
– Это не ваше дело – рассуждать, как бы я поступила, – нагло заявила Клара. – Если вы хотите вести со мной переговоры…
– Да. Мы хотим, чтобы ты передала своим собратьям в Долине только одно – уйдите с нашей дороги или мы вас растопчем. Мы ничего не имеем против вас. Нам просто нужна дорога. А вы – вы как камень на ней. Нам не обойти вас. Мы можем вас только убить. Но мы не стремимся к зряшной жестокости по отношению к высшим существам, к которым все принадлежим.
Козлоногий говорил ровным голосом, он старался сделать его донельзя сухим, почти безжизненным, однако Клара явственно ощущала кипевшую в нём ярость.
– Вот как? – Клара оделась и теперь демонстративно осматривалась в поисках стула или кресла. Увы, не было видно ничего, кроме небольшого пятачка каменного пола – за пределами узкого круга света клубился мрак. Ни стен, ни потолка разглядеть было нельзя.
– Именно так, волшебница. Мы наблюдали и поняли – единственная сила, способная нам помешать, – это вы. Уйдите отсюда и дайте нам дорогу. Вам ведь всё равно, где жить.
– Это ещё почему? – возмутилась Клара. – Наши дома, наши поля, наши сады…
– Возродите их в другом месте, волшебница, – сухо заявил козлоногий. – Вам это далеко не так трудно, как низшим формам, населяющим здешнюю реальность.
– Не так трудно, это верно, – прищурилась Клара. – Но не кажется ли тебе, уважаемый, не знаю твоего имени, что это не лучший способ вести переговоры – хватать меня, утаскивать в плен, оскорблять, раздевая догола?
– Согласен, – через силу выдавил из себя козлоногий. Один из парящих в воздухе «скатов» несколько раз яростно хлестнул шипастым хвостом вправо-влево, со свистом рассекая воздух. Сильно запахло кислотой.
– Спокойнее, спокойнее, – повернулся к нему козлоногий. – Это неизбежно. Проигравшие всегда пытаются скрыть свою горечь за напускной бравадой и пустыми словесными оскорблениями.
Клара демонстративно задрала нос. Первый успех – ей удалось вывести врага из равновесия.
– Да, да, волшебница, – козлоногий вновь обращался к ней. – Я согласен, это невежливо, некрасиво и грубо. Правда, мы не признаём законы этого мира, но всё равно, – его аж перекосило, – прими наши искренние извинения.
В искренности козлоногого Клара-то как раз и сомневалась больше всего.
– Почему же вы не обратились к Совету Долины? К Архимагу, в конце концов? – с деланно невинным видом спросила Клара. – Переговоры надо вести не со мной. Я всего лишь скромный член Гильдии боевых магов, зарабатываю себе на жизнь тяжким трудом наёмницы и не имею никакого влияния в Совете!
– Охотно объясню, волшебница. Мы не… мы не можем принимать приятные вашему глазу формы. Таков закон, который мы не в силах преступить. Для вас мы – кошмарны, омерзительны и отвратительны. Ваш первый порыв – уничтожить нас. Впрочем, верно и обратное – вы отвратительны нам так же, если даже не сильнее. Но это не имеет отношения к делу. Появись мы в Долине – это означало бы войну. Не так ли, волшебница?
Кларе с неохотой пришлось признать, что на сей раз козлоногая бестия права. Райна бы подняла тревогу, едва заметив такое существо, не говоря уж о «скатах», а любые белые флаги были б восприняты как коварная воинская хитрость. Гильдия привыкла сперва бить, а потом разбираться… тем более что в прошлом Долину не раз штурмовали.
– Поэтому мы и решили захватить тебя, волшебница. Мы не знаем твоего имени, но нам ведомо, что ты – из Долины. Мы дадим тебе возможность вернуться туда. Пойди в свой Совет, пойди к Архимагу, расскажи ему о нас и о том, что мы требуем. Видит Великая Тьма, это вовсе не так сложно.
– Рассказать о вас? Но я смогу поведать немногое, – Клара состроила недовольную мину. – Я ничего не видела и ничего не знаю – с чем же я приду в Совет? С повестью, более похожей на детские сказки? Если вы хотите, чтобы я говорила за вас перед Советом, дайте мне узнать о вас больше! Кто вы, откуда, куда и зачем идёте и почему мы не можем с вами разойтись мирно, никуда не трогаясь с места? Я по-прежнему не понимаю, почему наша Долина так мешает вам!
– Разве ты не поняла, волшебница, что мы уничтожим вас, если вы не уберётесь куда подальше? – теряя терпение, прорычал козлоногий. Оба существа справа и слева от него яростно сплетали и расплетали щупальца, секли воздух хвостами и вообще всячески выражали свой гнев. Пожалуй, даже чересчур демонстративно.
«Переигрывают, – подумала Клара. – Слишком грубо и слишком явно. Чего-то вы недоговариваете, господа хорошие…»
– Я поняла. Ты говорил достаточно ясно, сударь Не-Знаю-Как-Вас-Там. Но это не отменяет мой вопрос. Если ты и впрямь не хочешь войны с магами Долины, ты должен открыть мне больше, потому что иначе мне не убедить ни Архимага, ни Совет. А в том случае, если я их не уговорю, войны не избежать. Погибнут многие, в том числе и у вас. Мое пленение вам обошлось недёшево.
– Да, не так бескровно, как нам бы хотелось, – признался козлоногий. – Но это дела не меняет. Ладно, волшебница, как знак нашей доброй воли, как знак того, что мы не хотим войны, – слушай и не говори потом, что не слышала! Повтори мои слова перед твоим Советом, и да вложат боги Тьмы в их головы достаточно рассудка, чтобы принять правильное решение!
…Мы призваны, волшебница. Мы – оружие… орудие… тебе не нужно знать, чего именно или кого. Мы здесь потому, что мы призваны. Потому что давным-давно прозвучали великие слова Силы, приковавшие наше внимание к этому миру – впрочем, как и к бесчисленному множеству других. Вот эти слова, волшебница:
«Когда Алмазный и Деревянный братья получат свободу, настанет Час Судьбы этого мира». Далеко-далеко за пределы этого слоя Реальности разнеслись эти слова… и они достигли нашего слуха. Мы – исполнение предсказания; мы – это Час Судьбы. Но мы не собираемся никого карать или судить. Нам просто надо пройти… и здесь Силы нам благоприятствуют. Мы – дорожные строители, волшебница… мы созидаем великий путь. В этом наша миссия. В этом наша жизнь и наша судьба. Мы рождены, чтобы обращать миры в один Великий Путь… для Того, кто пойдет следом за нами.
Клара слушала, невольно заворожённая звучавшей в словах козлоногого силой и достоинством. Глумливость куда-то исчезла, существо, говорившее с волшебницей, было предельно искренно и серьёзно.
– Говорил уже и повторю вновь – мы не хотим войны с сильными, кто населяет эти места. Мы не воины, мы не ищем славы или добычи. Мы просто прокладываем путь. Нам не нужна ни ваша Долина, ни скопленные вами богатства. За нами – сокровища множества миров, что уже стали Путём. Тебе никогда не представить огромности этого богатства, волшебница. Мы могли бы купить вас, но это уронило бы нашу честь, честь созидателей Пути. Поэтому мы говорим вам – уходите! И тогда останетесь живы.
Козлоногий умолк. Его гротескная физиономия с подвижными, постоянно кривящимися губами вся блестела от пота.
– Что ты ответишь нам, волшебница?
Клара помолчала, собираясь с духом. Нельзя сказать, что всё услышанное не произвело на неё совсем уж никакого впечатления.
– Я поняла твои слова. Ты можешь быть уверен… я передам их Совету и Архимагу. Они будут серьёзно обсуждать их. И… я постараюсь убедить Совет склонить слух к твоим условиям.
– Я рад, – сухо поклонился козлоногий. – Когда ваш Совет примет решение… напишите его на вашем языке и оставьте… Нет, не надо. Мы сами будем ждать тебя в окрестностях Мельина на третий день, считая от того, что вот-вот настанет в ваших владениях. Тебе пора отправляться в дорогу, волшебница. Твои вещи ты найдешь на развилке дорог в полумиле от вашей заставы. А в Мельине… ты сама поймешь, где нас искать. – Он усмехнулся.
* * *
Суконные ворота, которыми Фесс вернулся в Белый Город, стояли открытыми настежь и покинутыми. Пламя яростно штурмовало высокие каменные стены, горели деревянные шатры боевых башен, но сами башни, сложенные без всяких балок, из одних только каменных глыб, стойко сопротивлялись огню. Подхваченные горячим вихрем, через стену, словно зажигательные ядра катапульт при осаде, летели пылающие головни, однако на той стороне их встречали вёдрами воды и кусками мокрой мешковины. Тлело только полкрыши самого ближнего к стене дома – большой скобяной лавки, однако там огонь лишь бессильно шипел, отступая под натиском воды.
На улицу высыпал весь народ от мала до велика. В толпе потерянно бродили, или сидели, или лежали где придется вырвавшиеся из Чёрного Города погорельцы – на них никто не обращал внимания, обитатели ещё недавно чистых улиц Белого Города озабочены были спасением собственного жилья. Вид полыхающих за стеной домов был чрезвычайно красноречив.
Попытки Фесса выяснить, где Император и где маги, ни к чему не привели. Те, кто хотел сражаться вместе с Императором, уже ушли; остались только те, кто думал лишь о спасении домов и имущества. Однако из их поневоле сбивчивых и противоречивых рассказов Фесс понял, что сюда не добирались ни имперские войска, ни их противники. Императора следовало искать где-то возле орденских подворий – там бои шли всю первую половину ночи.
Фесс повернул на север.
Белый Город был весь охвачен ужасом. Твёрдые сердцем ушли – кто к стене, бороться с наступающим огнем, кто – к Императору; большинство же, конечно, просто остались дома.
Впрочем, некоторые приняли сторону магов. Особенно из тех семей, где были ушедшие в Радугу дети или родственники.
…Фесс услыхал свист стрелы, тело само рванулось в сторону и вниз, рука взметнулась, ловя дрожащее древко.
– Серый! Серый! Смерть ему! Смерть смутьяну! – раздались вопли.
Их было, наверное, с десяток – сытых и свежих молодцов, явно голубой дворянской крови, что бросились на него из-за полуоткрытых ворот роскошного особняка. Фесс не стал тратить на них слишком много времени – двух он убил, остальных просто раскидал, не желая задерживаться. Но про себя отметил – далеко не всё дворянство идет за Императором, а это значит – Империя на пороге гражданской войны. Какие-то провинции встанут за Императора – по большей части это север и запад, там почти нет баронских владений, а крестьяне свободны. Юг почти наверняка останется за магами – они связаны с баронством родственными узами, а где бароны – там и баронские дружины, и сельские ополчения…
Конечно, обученные панцирники легко разметают бездоспешных, но… история сохранила немало примеров того, как закованные в броню дружины пасовали перед нестройной крестьянской толпой, наспех похватавшей косы, цепы и вилы.
…На своё счастье, магов Фесс заметил раньше, чем они его. Несколько человек в однотонных синих, жёлтых и оранжевых плащах, не таясь, шли посреди пустой улицы, освещённой только заревом пылавших в Чёрном Городе пожаров. Надо сказать, что выглядели они не слишком бодро; кое-кто еле тащился, кого-то просто вели, поддерживая под руки.
Но у каждого в руке был длинный посох. Посох со сверкающим кристаллом наверху.
Фесс похолодел. Маги Радуги собирались прибегнуть к заёмной Силе, Силе Камня и Дерева, соединённой в посохе волшебника. Посохи эти уже много лет почитались детством магического сообщества, их не использовали – верилось, что всё, на что способны посохи, маг Семицветья способен сделать и так, быстрее и лучше.
Фесс знал длинную запутанную легенду и об этих камнях, и о тех деревьях, из чьих ветвей были вырезаны посохи, но вспоминать об этом сейчас было явно не время и не место.
Радуга решила драться насмерть, если уж эти посохи оказались вынуты из арсеналов. И это значило также – набольшие Семицветья считали, что проигрывают битву за Мельин, если уж решились на такой шаг.
Использование посохов с Искажающими Камнями ещё долго будет аукаться в пределах Мельинской Империи – изменением действия многих заклятий, смещением магических потоков и источников, вторжением чудовищ из других измерений, появлением Бродячих богов и иных бедствий, многие из которых могли обернуться настоящими катастрофами.
«Радуга бросила на кон свою последнюю ставку, – подумал Фесс и тотчас оспорил себя: – Нет, не последнюю». Он не понимал, где Верховные маги Орденов, где Сежес, Реваз, Гахлан, где главы Арка, Флавиза, Угуса, Кутула?.. Почему не выступили они?..
…Никем не замеченный, он крался следом за кучкой магов. Их было восемь: пятеро мужчин и три женщины. Все казались измученными и обессиленными. «Если только это не ловушка… у Императора появится шанс», – мелькнуло у Фесса.
Напасть на магов со спины было бы сейчас чистой воды самоубийством. От стольких Фессу не отбиться, несмотря на всё его умение. Тогда, около башни… они играли с ним, играли и несколько заигрались. Волшебники сами загнали себя в ловушку, когда башня рухнула, а магический удар обратил во прах их собственные заклятья.
Он прижался к стене, моля все силы мира и миров, чтобы его не заметили. Иначе это и в самом деле окажется очень короткий поход. Знать бы ещё, где Император…
Маги шли, не оборачиваясь, не утруждая себя заклятиями поиска. Казалось, они твёрдо знают, где враг. Кравшийся следом Фесс увидел, как один из волшебников внезапно остановился и поднял посох, остриём сверкающего и светящегося Искажающего Камня указывая на островерхую черепичную крышу одного из богатых домов – внизу большая оружейная лавка, второй этаж – жилой. Здесь обитал кто-то из знатных членов весьма уважаемой Гильдии оружейников.
Маги остановились как по команде. Они не скрывались. Первым поднявший посох волшебник – Фесс не видел его лица, чародей стоял к нему спиной – не глядя протянул назад руку; ему тотчас же подали ещё один посох. Маги выстроили широкое кольцо, держась за посохи друг друга. Искажающий Камень на конце поднятого посоха светился ровным зелёным светом.
Волшебник что-то гортанно выкрикнул – Фесс узнал старый язык магов, на нём записывали заклятья примерно пять столетий тому назад, он давно вышел из употребления – вместе с чарами того времени. Новые были куда быстрее и убийственнее.
Однако сегодня сгодились и старые.
Раздалось тяжкое «умпф!».
Старый дом вздохнул, точно смертельно уставший человек. Окна и двери, точно открытые рты, выдохнули облака едкой каменной пыли. Стропила и перекрытия просели, стены начали заваливаться внутрь – и всё это вместе ещё ниже, в подвал.
Фесс услыхал отчаянные вопли заживо погребаемых и гибнущих под завалами людей.
Что там было, чем магам не понравился этот дом?..
Восемь волшебников медленно двинулись дальше, однако не сделали и пяти шагов. Новая остановка, вновь составляется кольцо, вновь «умпф!», и ещё один дом исчезает в облаках кирпичной пыли, складываясь словно карточный.
И вновь крики.
Проклиная себя за трусость, Фесс поднял левую руку. Пружинный самострел он уже успел перезарядить. Конечно, расстояние великовато, но…
Воин не помнил, когда он последний раз целился с такой тщательностью. Он затаил дыхание, он учёл дувший вдоль улицы горячий ветер, учёл всё, что можно учесть, и, вверяя свою душу богине стрелков, осторожно и плавно, как на учениях, одним движением вжал спусковую скобку.
Четырёхдюймовый трёхгранный шип вырвался из трубки. Фессу показалось, что время остановилось, он видел, как чёрный росчерк дротика медленно-медленно, словно во сне, летит прямо к покрытой жёлтым капюшоном голове волшебника с поднятым посохом, мягко касается ткани, проминает её, входит всё глубже и глубже, на плаще появляется небольшое пятно, а потом всё внезапно вернулось на круги своя, дротик пробил череп мага и остался внутри.
Волшебник грохнулся, словно подрубленное дерево. Никаких трагических предсмертных взмахов руками, он просто повалился лицом вниз, прямо на свой посох.
Семеро оставшихся волшебников мигом обернулись к Фессу.
После чего ему пришлось показать, что он и в самом деле умеет очень быстро бегать. Укрывавший его угол дома разнесло на мелкие кусочки; половина стены рухнула, открывая внутренности комнат; на миг Фесс увидел прижавшихся друг к другу мужчину и женщину, глаза широко раскрыты, оба кричат в животном ужасе; однако им ещё повезло, куда больше, чем другим, оказавшимся под обломками.
Фесс метнулся вправо, влево, через дворы, через заборы, мимоходом рубанув какого-то обезумевшего пса, что норовил вцепиться ему в ногу.
Кажется, оторвался. Но маги взялись за дело всерьёз, теперь они просто рушат все дома, где возможно хоть какое-то сопротивление. Подобраться бы… ещё хоть раз… на расстояние выстрела…
Он едва успел вцепиться в наполовину отломанный фигурный выступ на какой-то аляповатой колонне, украшавшей фасад роскошного особняка. Впереди него по улице шествовала ещё одна восьмёрка магов – все как один с посохами.
И на сей раз его, похоже, ждали.
– Вот он! – истерично завопил высокий женский голос, совсем молодой.
Фесс ничком бросился на землю, и в тот же миг воздух у него над головой застонал и вспыхнул. По стене вниз побежали быстрые чёрные струйки – плавился сам камень.
Искажающие Камни были страшным оружием, куда более слепым и беспощадным, чем даже простой, немудрёный меч. Опытный воин ещё может остановить размах руки или изменить направление; заклятье, сотворённое с помощью Искажающего Камня, не повернуть и не отменить.
Фесс перекатился через плечо раз, другой, третий, сбивая врагам прицел; мельком он увидел поднятые посохи, зелёные огни на их концах, почувствовал клокочущую ярость Искажающих Камней, наконец-то выпущенных на свободу; он хлопнул по правому самострелу – однако железный дротик вспыхнул в воздухе: Искажающие Камни знали своё дело.
– Беги! – заорал он сам себе. – Беги, дурак!
Он рванулся с места так, как ещё никогда в жизни, даже когда уходил из-под Смертного Ливня. Он мчался огромными прыжками, помогая себе теми несложными заклятьями, что всегда у него получались, тело послушно взмывало над землёй, проскальзывая между мельчайшими частицами времени, само уворачиваясь от направленных в него огненных стрел; на Фессе вспыхнула одежда, он не замечал ожогов; меч был в правой руке, кинжал в левой…
«…Стоп. Как ты мог забыть?..»
…Кинжал он метнул вперёд, не надеясь попасть, просто отвлекая внимание. Ему нужна была доля секунды, не больше, и, когда левую ладонь оцарапали острые края выхваченного амулета, он даже успел рассмеяться.
…Они ударили одновременно, Сила Искажающих Камней скрестилась с Силой Фессова амулета. Он сделал его сам, это был его первый амулет, и Клара Хюммель долго качала головой, осторожно держа пинцетом изящную золотую вещицу с двумя торчащими в обе стороны тонкими и короткими лезвиями.
– Требует крови… Мальчик, ты понимаешь, какие силы может высвободить кровь мага Долины?.. Заклятий на крови избегаю даже я… разве что Архимаг Игнациус может…
Она оборвала себя.
– Спрячь эту штуку, Кэрли.
– Не называй меня так!
– Не пререкайся! Спрячь эту штуку, Кэрли, а лучше всего – отдай мне.
– Я сделал её в память о маме. И папе, – глядя исподлобья словно волчонок, сказал мальчишка. – Я её тебе не отдам. Отбери силой, если сможешь.
Клара долго молчала.
– Хорошо, – наконец сказала она. Молча повернулась и пошла к дверям. – Какое счастье, что у меня нет детей! – на ходу сообщила она косяку и створкам. – Наверное, иначе я стала бы детоубийцей.
…Левая ладонь потеплела от крови.
– Лети! – закричал Фесс, падая и инстинктивно прикрывая голову руками.
Посреди мельинской улицы две могущественные Силы сшиблись в смертельной схватке.
* * *
…Они сидели и говорили – Агата в своем испорченном, пропахшем кислотой и гнилью платье, и мрачный гигант, никогда не снимавший полуистлевших доспехов.
– Ты можешь сама повести Ливень, Сеамни. Но… это значит… стать такой же, как я. Бессмертие. Сила. Мощь. Всё это будет твоим. И ничего из этого тебе не будет нужно. Посмотри на меня, Сеамни. Посмотри внимательно. Я… я то, что я есть. Я пью души, это мой хлеб, и… и его хватает ненадолго. Приходится долго копить. Я могу многое – в этом облике. Но так хочется иногда вновь стать человеком!
– Человеком? Хумансом? – отпрянула Агата.
– А кем я был рождён, как ты думаешь? Человеком, Сеамни, человеком. И… и теперь я тоже могу делаться им… ненадолго, правда. Тогда хожу по земле, смотрю, учу…
– Учишь? Чему?
– Магии, Сеамни, магии. Я учил многих. Но ни из кого так и не вышло толку. Все стремились получить силу лишь для того, чтобы урвать что-то себе, отняв это у других. Те же разбойники. Только разбойники честнее. Они выходят на большую дорогу с ножами и топорами, зная, что у жертв тоже может найтись оружие и что потом за ними, разбойниками, будет послана имперская стража, от которой не откупишься. А эти… они хотели иметь всё, не дав взамен ничего. Я спасал людей от костров Радуги. Я вытаскивал их из тюрем, где они ожидали казней. И ничего, ничего, Сеамни! Их уже не переделаешь.
– Хумансы – враги моей расы, – глухо сказала девушка-Дану. – Они убили моих родных, сожгли и вырубили наши леса, мы теперь – в рассеянии, жалкие остатки некогда могущественного народа. Я хочу отомстить, Хозяин.
– Отомстить? – эхом откликнулся великан. – Зачем ты говоришь это мне, человеку, Сеамни?
– Ты больше не человек, Хозяин. Ты – сам по себе.
– Я был рождён человеком, Сеамни, я вышел из человеческой утробы. Мать, что в муках рожала меня, принадлежала к человеческой расе. Такое не отбросишь и не отринешь. Я не поведу Ливень. Сделай это сама, если хочешь.
– Но какая между нами разница? – воскликнула Агата. – Ты убиваешь, чтобы жить. Убиваешь людей, точно волк – скотину. Даже если ты не поведёшь Ливень на юг, даже если это сделаю я – какая будет разница для тех, на кого падёт моё мщение? Для тех легионеров, что уже идут жечь последний приют моего народа? Когда тучи накроют их, уже не будет никакой разницы, кто их убил. Если ты позволишь мне сделать это самой, ты будешь мстителем в той ж степени, что и я.
– Нет! – Латный кулак с грохотом ударил по каменной столешнице. – Нет!..
– Ты убиваешь, чтобы жить. – Агата наклонилась вперёд, глаза горели полубезумным огнем. – Но тем, кого ты убиваешь, нет дела до твоих мотивов. Они умирают в муках… проклиная судьбу и богов. Тебя они не знают. Им всё равно, как тебя зовут и что тобой движет. Ты ушёл с севера раньше срока… поведи облака на юг! Твоя жатва ещё не собрана.
– Ты боишься стать такой, как я? – Взгляд из узкой прорези шлема, казалось, сейчас прожжёт Агату насквозь. – Ты хочешь получить всё, не отдав ничего?
– Разве мы на рынке, чтобы торговаться? – отпарировала Дану. – Просто… просто если те легионы выполнят приказ, мне и жить будет незачем.
– А зачем живу я?!
– Не знаю! – жёстко отрезала Агата. – Могу сказать только одно – такое бессмертие мне и даром не нужно. Я пройду свой земной круг и вернусь к предкам, в неувядающие небесные леса.
Гигант долго молчал, опершись подбородком на сжатый кулак. Молчание длилось, пока не стало совершенно невыносимым.
– Что ты решил? – не выдержала Агата.
Хозяин Ливня медленно поднял голову.
– Я помогу тебе остановить легионы. Но не так, как ты думаешь.
* * *
Я закончил укладывать свои нехитрые пожитки. Ждать больше нельзя. Этот мир слишком долго оставался моим домом, чтобы я мог спокойно взирать на его гибель. Пусть нить моей судьбы оборвётся здесь – я должен сделать всё, чтобы оборванной оказалась только одна она, а не мириады и мириады других.
Я собирал котомку и удивлялся сам себе – какое раньше дело было мне до всех этих смертных, занятых своими мелкими и ничтожными проблемами? У меня было мало учеников, я старался действовать в одиночку, ни с кем не желая делить славу или почести.
Сейчас я смеюсь над собой тогдашним. Маги не всезнающи, не всеведущи и далеко не так мудры, как это порой представляется простым смертным. Когда имеешь дело с магией, субстанцией, априори не поддающейся адекватным описаниям, где заклятья с течением времени могут сменить свое действие на нечто совершенно противоположное, трудно бывает предугадать, распланировать и затем лишь действовать в соответствии. Маги вынуждены во многом опираться на интуицию… и невольно они приобретают привычку распространять этот же подход и на иные области, требующие как раз точного знания и вдумчивого анализа.
Мне предстояло покинуть Хвалин и успеть дотянуться до горла явившихся из мрака созданий прежде, чем они дотянутся до моего собственного горла, а вместе с ним – и до горла всего этого мира. Мне нужно было остановить их. Неважно, как, но далеко не любой ценой.
Прощай, заточение, прощай, келья, прощай и ты, чертенок Ниобий; едва ли у меня найдётся теперь время вызывать тебя. Понимаю, тебе будет не слишком весело, ну да уж придётся тебе меня извинить.
Я не знаю, что ждёт меня за порогом старого храма. Мое заточение охраняли могучие заклятья, но, как я понял, угрожали они в основном не мне. Такие я бы преодолел или нашёл способ их обойти. Нет, Заточивший меня придумал кое-что похитрее; и я от души надеялся, что свои угрозы он исполнил не в полной мере.
Я постоял несколько мгновений на пороге кельи, зажмурившись и собираясь с духом.
Ну, пора!
Я шагнул за порог. Ничего не случилось. Передо мной лежал сырой коридор храмовых катакомб. Не слишком глубоких, без всяких сюрпризов – невесть зачем отрытых строителями храма много лет назад. Скорее всего они выбирали отсюда лёгкий и близкий камень, оставив после себя не слишком длинный лабиринт коротких штолен и штреков.
По узкой и крутой лестнице со стёртыми ступеньками я начал подниматься наверх.
…На самом верхнем уровне, уже не в катакомбах, а в подвалах храма я наткнулся на первую живую душу – заморённого монашка в рабочей коричневой рясе. Он брёл, шевеля губами, вдоль длинного ряда пузатых бочек, время от времени что-то отмечал стилом на восковой табличке, что использовались для черновых записей вместо дорогой бумаги и ещё более дорогой телячьей кожи.
Я не хотел привлекать к себе внимание, но и пускать в ход магию просто так не хотелось тоже. Я вжался в сырую, покрытую плесенью стену в надежде, что монашек – судя по всему – помощник отца-ключаря или отца-эконома – мирно пройдёт себе мимо, считая свои бочки, однако он оказался куда как глазаст. Себе на беду, конечно.
Когда он, ненароком повернувшись, увидел меня, прижавшегося к стене, лицо у него перекосилось до неузнаваемости, рот съехал куда-то набок, глаза округлились и полезли на лоб, уши судорожно задёргались, словно у норовистого осла; монашек выронил и стило, и вощаницу, медленно поднял над головой трясущиеся крупной дрожью руки и завопил так, что, казалось, сейчас рухнут все своды подвала. Всё ещё продолжая неистово вопить, он порскнул вперёд, в темноту, с такой быстротой, словно за ним гнались все до единого демоны преисподней.
…И что его так испугало, хотел бы я знать?..
…Вопли монашка медленно затихали в отдалении; бежать ему тут было некуда, только по кругу вдоль храмовых кладовых. Невольно подумав, что второй встречи со мной он, пожалуй, не переживёт, я заторопился к ведущей наружу лестнице.
Она вела в неприметный боковой неф храма. Я от души надеялся, что прихожан будет немного. Впрочем, храм Хладного Пламени никогда не пользовался особым почтением у простонародья.
Кстати, встреченный мной монашек носил вышитый на рясе знак Спасителя. Интересно, что он делал тут? Да ещё с таким деловым видом?
…Однако мне не повезло. В храме шла служба. И притом такая, что мне и в голову не могло б прийти.
Служили вместе жрец Хладного Пламени и епископ, слуга Спасителя. Храм был набит битком, народ едва не сидел друг у друга на головах, и, стоило мне появиться в нефе, как мало что не все головы тотчас повернулись ко мне.
Что последовало за этим, не опишет, наверное, никакое перо, включая мое. Исторгнутый из сотен ртов многоголосый вопль ужаса забился под сводами храма, словно ослепшая от света летучая мышь. Жрец и священник разом упали окарачь, норовя уползти под кафедру, немилосердно пиная и отталкивая при этом друг друга, как будто бы там, под кафедрой, их ждало безопасное во всех отношениях убежище. Остальные прихожане, топча и опрокидывая друг друга, ринулись прочь, в дверях немедля возникла давка; истерично визжали женщины, кто-то пытался добраться до высоких, украшенных самоцветными витражами окон; кто-то просто падал, прикрывая голову руками и тихо завывая от ужаса; какой-то мужчина диковатого вида с воплем «Последний день, братья, последний день!» немедленно повалил свою соседку на пол, задирая ей юбку; я не убеждён, что изо всех сил вопившая женщина заметила хоть что-нибудь из происходившего с ней.
Пол в храме, как всегда бывает при паническом бегстве, расцветился обрывками одежды, какими-то растоптанными свертками и ещё множеством вещей, встретить которые здесь никак не ожидаешь.
Стараясь не смотреть в сторону занявшейся лихорадочной любовью пары, я прошёл к выходу. По углам тряслись скорченные словно в судороге люди; успокаивать их сейчас было бессмысленно, лучшее, что я мог сделать, – это убраться подальше и дать им возможность прийти в себя.
На улице я застал те же следы поспешного бегства. Площадь перед храмом вымерла за долю мгновения, и только в соседнем кафедральном соборе суматошно затрезвонили все колокола.
Я пожал плечами и пошёл дальше. Собственно говоря, в Хвалине мне было делать нечего, всё, в чём я нуждался, – это спокойный мерин, чтобы без всяких колдовских штучек добраться до Мельина, где мои враги, похоже, развернулись вовсю, судя по отзвуку в магическом эфире.
Я шёл по улицам в сопровождении заунывного собачьего воя и треска судорожно запираемых дверей, ворот, окон и ставен. Наверное, я мог бы сжечь подряд несколько домов – и мне всё равно бы не открыли даже под страхом немедленной смерти.
Нечего было и надеяться честно купить лошадь.
Я вздохнул и направился к южным воротам.
* * *
Безумная гонка через леса продолжалась. Хрипло и тяжело дыша, Тави бежала неприметной тропкой; спина обливалась потом под плотно пригнанным заплечным мешком.
Сперва очень донимали раны – до тех пор, пока она не пустила в ход волшебство. Пришлось поорать от боли, зато теперь на месте ожогов и рваных ран остались лишь аккуратные розовые шрамы. Она потратила много сил и не могла теперь встретить всех магов Радуги в открытом бою, как сперва хотела. Оставалось только бежать и выжидать… без особых надежд на успех.
Маги Радуги не собирались выпускать свою жертву. У них были кони, но лошадей Тави удавалось испугать и заставить бежать в совершенно ином направлении, чем нужно было преследователям. Только эта магия ещё и спасала девушку – чародеи Радуги пока не подобрали ключа к этому заклинанию, придуманному самим Учителем Тави, но, можно не сомневаться, скоро они раскусят и эти чары.
Нет, она не боялась смерти, только было обидно, донельзя обидно умирать, когда этот подлец Сидри сбежал с Алмазным Мечом и наверняка получит за него горы золота. А уж что станет делать с этим почти всемогущим оружием Каменный Престол, Тави боялась даже и думать.
А её гонят на юг, пытаясь в то же время прижать к болотам. В одиночку ей там не пробиться, значит, опять же придётся останавливаться и драться. Тави знала – она не попадёт в руки Семицветья ни живой, ни даже мёртвой, добычей для некромантов Радуги. Последнее предсмертное заклятье испепелит её тело и развеет по ветру прах, так что даже искусники семи Орденов не найдут ничего, на чём бы продемонстрировать своё чёрное мастерство.
У неё не было времени ни чтобы поесть, ни чтобы поспать. Маги казались неутомимыми, одну охотничью команду сменяла другая. Они надеялись, что Тави просто свалится, не выдержав гонки.
«Как бы не так, – скрипела она зубами. – Вы крепкие парни, там, в Радуге, но и я тоже не из слабых. Надо оторваться… во что бы то ни стало оторваться», – твердила она про себя до тех пор, пока не перестала различать даже смысла этих слов. Тави понимала – ей негде укрыться, её гонят в самое сердце имперских владений, где Радуга особенно сильна, почти что непобедима; даже её Учитель не дерзал бросать Семицветью открытого вызова в глубинных землях Империи, где в каждом городке высилось по башне одного из Орденов. В конце концов её просто затравят, как лисицу или зайца, даже если она сумеет чувствительно покусать немало охотников.
«Их слишком много. Они слишком сильны. Они не дадут мне выбраться на дорогу…»
На дорогу? Ну конечно же, на дорогу! Глупая, зачем она теряет время и силы, пробиваясь сквозь приболотную глухомань! Надо атаковать самой, пока они этого не ждут, взять их на испуг и пробиться к тракту. А там захватить пару-тройку коней. Тогда даже Радуге придётся повозиться, прежде чем она схватит её!
Тави не привыкла откладывать исполнение собственных решений.
…Ждать пришлось недолго – лишнее свидетельство тому, насколько близко было к печальному концу её отчаянное бегство. Между деревьями появились всадники – они пробирались осторожно, шагом, низко нагибаясь к гривам.
Магов было около десятка – правда, лишь трое или четверо были всерьёз опасны. Остальные – ученики и подмастерья, смазка для клинка.
Тави знала, что Илмета она скорее всего не добила – он сильный чародей, может оправиться, даже если ему вогнать кинжал в сердце по самую рукоятку. Учитель говорил, что иных магов Радуги не мог лишить жизни даже палаческий топор; надёжным средством наставник признавал только огонь – после того как жертву проткнут полудюжиной осиновых кольев.
Конечно, с магами такой силы Тави ещё не встречалась – на своё счастье. Они оставались далеко, в Мельине, все эти Сежес и прочие.
…Вот они, всадники. Едут, развернувшись в цепь; у двоих в ладонях теплятся голубые зародыши огненных шаров-файерболов. Это неприятно – файерболы непростые, очень сильные и вёрткие, такой сложно отбить.
Другие тоже заготовили подарки – нет, столько ей не отклонить, придётся ставить щит, это больно и пожирает уйму сил, а она только-только начала приходить в себя после того, как залечила раны. Прорыв должен быть быстр… очень быстр. Иначе это и впрямь окажется её последний бой.
Левую руку Тави согнула в локте, полуоткрытая ладонь смотрит вверх. Правая кисть опирается о левую запястьем и сама до предела оттянута назад. Получилось нечто вроде гротескной пасти, поиграть с малышом.
Правда, сама Тави играть отнюдь не намеревалась. Да и детей в жизни своей она не то что никогда не имела, но и почти что ненавидела.
Магия жеста была не столь древней, как предметная; кое-кто из волшебников Радуги, из старого поколения, всё ещё пользовался проверенным арсеналом. Правда, все нынешние Верховные маги, за исключением, быть может, старика Гахлана, уже давно отказались и от жеста, отдавая предпочтение магии мысли.
Ну, давай, Тави!
Она зажмурилась, во всех деталях представляя себе пару сплетшихся в чудовищное кольцо драконов. Один встал на дыбы, другой ещё только разворачивает бронированные извивы исполинского тела. Открываются кроваво-алые пасти, слюна – жидкий огонь – течёт по жемчужным усам; глаза – две пары пылающих изумрудов – в упор смотрят на приближающихся врагов; раскрываются тонкие кожистые крылья, и вот…
– Атака! – слышит Тави чужой крик. И тотчас же – шипение файерболов. Горло стискивает костлявая лапа удушья, глаза горят, словно в них плеснули кислотой; Тави вскакивает, руки взмывают вверх, точно птичьи крылья; голова вспыхивает мгновенной болью, но воображение уже замкнуло вокруг неё горящий бледным перламутровым пламенем щит.
Вспышка! И сразу – вторая! Земля летит навстречу, Тави тяжело ударяется о неё всем телом, не успев даже подставить руки, но её собственное заклятье тоже работает, она слышит отчаянные крики ужаса и боли; глаза залиты кровью, откуда она взялась – уже не вспомнить; Тави знает одно – надо бежать, и она бежит, слепо, на одном инстинкте уворачиваясь от стволов и сучьев; что творится с магами, она не знает, о щит разбивается ещё один файербол, её вновь бросает оземь, и она вновь встаёт, хрипло рыча от первобытной ярости и отплёвываясь кровью.
…Наконец крики стихают. Шатаясь, она бежит дальше. Остатки сил уходят, чтобы сплести заклятье, утоляющее жажду. Тави сжигает себя, но иного выхода нет и воды набрать тоже негде.
Она не знает, настигло ли кого-то её заклинание, но, судя по тому, что погони пока не видно, волшебство её не пропало даром…
Тави бежит дальше.
* * *
Сулла и Аврамий, скорчившись в три погибели, сидели на низком чердаке какого-то дома, что смотрел прямо на широкую и ровную Баронскую Тропу, как издавна называлась эта улица. Когда-то по ней шли приведённые к покорности ленные владетели, шли, дабы принести последнюю присягу своему повелителю – или чтобы умереть на плахе за ослушание или паче того мятеж.
Арбалетчики Суллы заняли все верхние этажи, легионеры Аврамия – нижние. Не было времени сооружать баррикады – они лишь послужили бы Радуге преотличной мишенью.
– Повелитель приказал держаться, – проговорил Аврамий, ёрзая и вытягивая шею, тщась разглядеть происходящее в дальнем конце Баронской Тропы. – Ему нужно время, чтобы вывести когорты из города.
– Немудрое решение, – сплюнул Сулла. – Магиков надо бить здесь, раз уж взялись, в чистом поле они от нас даже доспехов не оставят.
– Ты сомневаешься в приказе повелителя? – с холодным изумлением спросил Аврамий.
– Сомневаюсь, сынок, сомневаюсь. Я не дослужился бы до второго легата, коль всегда исполнял бы приказы, не сомневаясь. Мои ребята начнут первыми, и уж тут не зевай! Магиков надо брать на испуг. Валите вперёд все вместе, сбивайте их щитами, потому что стоит им опомниться…
– Я был в Чёрном Городе. – Аврамий с обидой вскинул подбородок. – Я знаю. Мои легионеры убили не меньше магиков, чем твои стрелки, второй легат.
– Ладно, сударь первый легат, или, по-старому, господин тысячник, – усмехнулся ветеран. – Не хорохорься. У нас с тобой сейчас дело одно – сохранить своих ребят и вычистить побольше магиков. Я не думаю, что они дадут моим молодцам показать призовую стрельбу…
– Когда начнётся свалка, твои же не станут стрелять?
– Станут, сударь первый легат, конечно же, станут. Они станут стрелять при первой возможности подколоть магика своей булавкой. Ты должен понять – один чародей стоит целой манипулы. Ты можешь положить полкогорты за дюжину чародеев, и я назову это выгодным обменом.
– Сулла! Я не поведу моих солдат под твои стрелы!
– Ты предпочтёшь, чтобы тебя повесили вниз головой, вспороли живот и стали медленно накручивать кишки на деревянную скалку, остановив кровь заклятиями и ими же не давая тебе помереть в тот же миг от боли? – невозмутимо поинтересовался Сулла. – Мы можем оба остаться здесь… и наши ребята тоже, но тех магиков, что идут сейчас на нас, мы обязаны прихватить с собой тоже.
– Где это учат изрекать столь необычные и оригинальные сентенции? – фыркнул Аврамий. – Я рассчитываю на четыре твоих залпа, Сулла, после чего поведу своих в рукопашную. И уж, пожалуйста, не стреляй!
– Я…
– Это приказ, второй легат, понятно?
– Понятно, сударь первый легат. Повиновение Империи! – Сулла угрюмо стукнул себя кулаком по латам.
– Повиновение Империи, – кивнул Аврамий.
…Сулла едва-едва успел разослать гонцов.
– Легат, что это? – услыхал Аврамий его сдавленный хрип.
Впереди, примерно в двух сотнях шагов, там, где засели арбалетчики Суллы, медленно оседала тё мная пыль над грудой озарённых пожарами развалин.
– Дом начисто смели, – скрипнул зубами Сулла. – Лавка… лавка оружейника Амброзия, мир его праху. Какой был мастер!..
– Не каркай, легат, может, дом давно пуст…
– Пуст он, как же. Там моих шестеро было!..
Ночь и дым не давали рассмотреть, что же на самом деле творится там. Легаты переглянулись.
– Надо атаковать, сударь первый легат, – выдохнул Сулла. – Кажется, магики смекнули, что их ждёт, и теперь просто будут рушить все дома, где почувствуют твоих или моих ребят. Они, наверное, вперёд и вовсе не пойдут. Зачем?
– Командуй атаку, легат, – отрывисто распорядился Аврамий. – Мне нужна каждая стрела.
Треск пожаров и крики пересёк привычный каждому легионеру рёв боевой трубы. Сигнал, по которому ноги ветеранов сами начинают шагать вперёд, а руки привычно перебрасывают вперёд щит и берут на изготовку первый пилум. Спустившись вниз, Аврамий выхватил меч и легко побежал вдоль сплошного ряда домов, увлекая за собой засевших там солдат.
…Рёв наступающей когорты прокатился над крышами, легионеры привычно смыкали ряды, выстраивая стену щитов.
– Ап-ап-ап-ап-ап! – подбадривали своих центурионы.
А впереди один за другим начали рушиться дома.
На крыши выскакивали стрелки Суллы, навскидку разряжая арбалеты куда-то в темноту вдоль Баронской Тропы; из слуховых оконцев тотчас подавались новые, с натянутыми тетивами; слыша над головой привычный свист железных дротов, легионеры приободрились ещё больше.
…Сразу по нескольким улицам и улочкам, что шли параллельно Баронской Тропе, вперёд двинулась железная стена, ощетинившаяся частой оградой пилумов. У магов не было обычных щитов, для которых в основном предназначались эти короткие тяжёлые копья, но рука бывалого легионера пробивала тяжёлым пилумом конский круп навылет.
Аврамий бежал среди своих, чувствуя, как холодеет сердце – его когорта была сейчас слишком хорошей мишенью. Он отлично помнил судьбу Кожевенных ворот и не слишком обольщался надеждой.
…Он получил-таки от Суллы четыре залпа. Многие арбалетчики успели четыре раза нажать на спуск, прежде чем крыши стали рушиться под ними. Кто успевал или кому везло, прыгал вниз; кому очень везло – успевал отползти, прежде чем дом погребал под собой защитников.
Немногие счастливчики, не переломавшие и не вывихнувшие себе ноги, выхватывали мечи, присоединяясь к легионерам Аврамия, или же торопливо натягивали тетивы, пристраивая арбалеты над плечами щитоносцев первого ряда.
– Вона, вона они! Магики впереди! – заорали в передовой шеренге.
Аврамий видел врагов словно на ладони. Семеро магов в однотонных плащах разных цветов; один уже как будто лежал на мостовой; остальные составили круг над погибшим, и в руках у каждого Аврамий увидел какой-то посох, увенчанный зелёным светящимся камнем, остроконечным, словно копейное навершие.
– Когорта-а!.. – закричал он, взмахивая мечом.
Ему отозвались центурионы – и из глубины, и с соседних улиц.
– Когорта-а-а!!!
До магов оставалось не больше сотни шагов. Легионеры перешли на бег.
Рядом с Аврамием оказался молодой арбалетчик, богатырского сложения парень со шрамом на лице, в чьих могучих руках тяжёлый легионный арбалет казался детской игрушкой.
– Последняя! – проорал солдат, вскидывая приклад к плечу. Тетива загудела. Аврамий ожидал увидеть – надеялся увидеть! – как отлетит, пробитое навылет, тело кого-нибудь из магиков, однако вместо этого железный дрот натолкнулся в воздухе на колышущуюся полупрозрачную завесу на манер тонкой кисеи и вспыхнул в воздухе, разламываясь на рассыпающиеся снопами искр части.
– Проклятье! – зарычал стрелок. Забросил арбалет за спину и выхватил меч.
Аврамий ощутил внезапный болезненный укол – магия готова была прийти в действие.
До волшебников оставалось не более пяти десятков шагов.
* * *
– Легаты Аврамий и Сулла пошли в атаку! – Бледный гонец стоял навытяжку перед Императором. – Легат Аврамий просит поддержки.
– Они спятили! – не выдержал Навкратий. – Они могли держаться там сколько угодно!..
– Но не против магиков, легат, – шевельнулись губы Императора. – Не против магиков. Передайте Сулле и Аврамию приказ держаться. Нам надо время, пока Фибул не вернется с казной.
– Их всех перебьют, мой Император, – угрюмо сказал легат. – Моя когорта…
– Когда мы выйдем из города, нам понадобится каждый меч, Навкратий. Побереги своих. Я ручаюсь тебе, что этот бой – не последний.
Щенок с перебитыми лапами, хрипящий на чёрном камне жертвенника… Нож, летящий в живот Сежес…
– Этот бой – не последний, – с усилием повторил Император. – Мы отступим, как только вернётся Фибул.

Глава шестая

Клара осторожно раздвинула кусты. Всё правильно. Козлоногий не обманул. Вот она, знакомая дорога, вон и крыши заставы, а вот и Райна, меряет шагами обочину – в полном вооружении, только забрало поднято. Стараясь, чтобы всё выглядело, как обычно, Клара вышла из зарослей.
– Госпожа Хюммель! – воскликнула мгновенно повернувшаяся к ней воительница. – Уже вернулись! С удачей?
– Как всегда, Райна, как всегда. – Клара снисходительно похлопала валькирию по обтянутому двойной кольчужной сеткой плечу. – Ты же знаешь, у меня нет привычки возвращаться на щите.
– О да. – Воительница смотрела на Клару горящими глазами. – Госпожа Хюммель… могу ли я… дерзну ли…
– О чем ты хочешь просить, доблестная?
– Когда окончится срок моей службы здесь… и я отработаю своё право тут жить… вы возьмёте меня с собой, когда отправитесь на войну? Меня уже тошнит от этих мелких стычек! Мой меч уже давно не пил вдоволь крови!
У входа в долину, несмотря на все усилия магов и стражи, никогда не прекращались беспорядки – уж слишком много охотников находилось пощупать мошну здешних обитателей. Райна ела свой хлеб не зря.
– Пожалуйста, госпожа Клара, кирия, – умоляла воительница. – Я устала здесь. Возьмите меня, я пригожусь! Я буду вашим оруженосцем, я готова таскать за вами дорожный мешок, лишь бы вновь побывать в сражении!
Клара помолчала. И, видно, что-то в её лице опасно изменилось, так что Райна вдруг осеклась и схватилась за меч.
– Я думаю, тебе нет нужды проситься на войну со мной, Райна, – медленно сказала волшебница. – Потому что война, боюсь, скоро сама придёт сюда.
На скулах воительницы набухли желваки.
– Тогда, с вашего позволения, госпожа, я пойду устрою смотр стражи. И отряжу глубокий поиск…
– Погоди, погоди, Райна, – вздохнула Клара. – Всё это далеко не так просто. Смотр, пожалуй, проведи… и глубокий поиск устрой тоже, но так, чтобы об этом никто не знал, кроме меня и Архимага господина Игнациуса.
Лицо Райны приобрело выражение фанатичного восхищения.
– Не извольте беспокоиться, госпожа Хюммель. Всё будет исполнено в лучшем виде.
– Хорошо бы, – проворчала Клара, глядя в спину удалявшейся валькирии.
…В Долине ничто не изменилось. Собственно говоря, и времени прошло совсем немного. Однако Клара уже давно заметила – сколько бы ни длился твой поход, к Долине ты подходишь утром и впереди ещё целый долгий день, за который можно успеть очень многое.
Она шла по привычно чистым улицам, привычно раскланиваясь со знакомыми; правда, дом Аглаи Стевенхорст Клара обошла стороной. Не хватало только ещё объясняться сейчас с лучшей подругой.
Волшебница спешила к дому Архимага Игнациуса.
«Жду тебя, милая Клархен, – прозвучало у неё в сознании, когда она поднялась на крыльцо. – Дверь не заперта».
Архимаг вышел из-за стола, встречая её, неожиданно галантно поцеловал руку. Небрежно повёл странно загнутыми пальцами правой руки – Клара почувствовала, как дом окутывает облако непроницаемой магической защиты.
– Ты голодна, Клархен? Я вижу, ты прямо с дороги… Приказать завтрак?
– Едва ли я сейчас могу что-то есть, – покачала головой волшебница. – Владыка, дело куда хуже, чем кажется отсюда, из нашей милой Долины…
Архимаг Игнациус слушал Клару, не перебивая. Длинные сухие пальцы задумчиво играли крупным остроконечным самоцветом необычного ярко-ярко-зелёного цвета, ярче, чем даже молодая трава.
Искажающий Камень. Не более чем забавная игрушка, пресс для бумаг и свитков в руке Архимага. Страшное оружие в иных мирах.
Когда она наконец замолчала, Игнациус вздохнул и откинулся в кресле, как никогда похожий на старого охотничьего ястреба – если только ястребы могут поседеть до снежной белизны.
– Ну что же, милая Клархен, – неторопливо произнес Архимаг, и Клара внезапно ощутила, что по спине у неё бегут струйки холодного пота. Она поняла, что ей страшно, так страшно, как никогда ещё в жизни; и что от последующих слов Архимага будет зависеть вся судьба Долины. – Не могу сказать, что ожидал чего-то подобного. Рад бы, но не могу. Ты видишь сейчас редкий случай – Архимаг признает своё поражение. Моя память тут бесполезна. Ни я, ни кто-либо из предыдущих Архимагов никогда не сталкивался ни с чем подобным. Надо же, они прокладывают Путь! Дочиста уничтожая миры, что ли?.. Надо разведать, милая Клархен. И, боюсь, мне придётся отправляться самому. Времени осталось очень мало, а рисковать безопасностью всей Долины я не могу. Пожалуйста, собери всю вашу Гильдию… да, да, там, где обычно. Я буду говорить.
– Владыка, вы хотите драться?
– Не знаю, милая Клархен, не знаю. Конечно, всегда лучше решить дело миром, но…
– Неужели мы станем спокойно смотреть, как эти твари обращают в ничто целый мир? – тихо спросила волшебница. – Целый наш мир, куда у нас нахожены Тропы! И кто может поручиться, что эти создания сказали всё-таки правду? Я ведь могла и ошибиться.
– Спокойно смотреть мы, конечно, не станем, Клара, – сухо сказал Архимаг, вновь принимаясь крутить в пальцах Искажающий Камень. – Но и класть всю Долину под ноги могучего врага, о котором мы почти ничего не знаем, было бы крайне неразумно. Нам надо ещё многое выяснить. Что это за Путь? Откуда и куда он ведёт – или это какой-то совершенно иной вид Пути, из ниоткуда в никуда через ничто? Проклятые «скаты» дали нам слишком мало времени. Надо попытаться выиграть его побольше… поэтому тебе придётся возвращаться в Мельин. Думаю, они следят за тобой и сами тотчас отыщут тебя. Постарайся выторговать у них побольше времени, Клархен, а я пока прикрою тебя и вышлю разведку. Я объявлю день и час заседания Совета – не сомневаюсь, наши козлоногие гости имеют тут, в Долине, и глаза, и уши. Всё должно выглядеть предельно достоверно. На Совете мы объявим, что не можем принять окончательного решения из-за нехватки правдивых вестей, но склоняемся к тому, чтобы принять предложения наших… м-м-м… гостей. Постарайся выторговать у них отсрочку, Клара. Совсем-совсем небольшую. Пару дней, не больше, хотя лучше, конечно, три. Начинай торговаться с трёх, девочка. Потом уступи, но ни в коем случае не отпускай меньше двух. Тебе всё понятно, Клархен?.. Тогда иди и собери мне вашу Гильдию, всех, кто сейчас в Долине.
…Гильдия боевых магов никогда не отличалась многочисленностью, в противовес тем же целителям, мастерам погоды или инженерам. Далеко не у всех правителей сопредельных и несопредельных стран хватало казны оплатить услуги настоящего мага. Всего в Гильдии сейчас числилось шестнадцать членов, из которых целых двенадцать предавались в Долине сладостному ничегонеделанию.
Гильдийский клуб, однако, помещался в самом престижном месте Долины – на узком мысу, что подобно наконечнику стрелы вонзался в Круглое Озеро. Гильдия боевых магов была самой древней и когда-то самой богатой и самой почитаемой. Однако те времена уже давно миновали, золотой век воинов-волшебников остался позади – даже Игнациус не помнил дней их расцвета. Однако в самые трудные годы, когда Гильдия, чтобы поддержать своих членов, один за другим продавала знаменитые трофеи и редкие артефакты, ни у кого не зародилось даже мысли продать клуб, хотя Гильдия целителей предлагала за него огромную сумму, достаточную, чтобы несколько поколений боевых магов провели всю жизнь в роскоши и неге.
Здание было похоже на небольшой замок с башнями в виде вставших на дыбы драконов по углам; сплетшиеся и перекрывающиеся крылья каменных чудовищ образовывали крышу. У высокого и крутого крыльца с коваными перилами, опять же в виде распластавшегося и вытянувшегося дракона, стоял привратник, он же сторож и хранитель клуба, старик Гормли. У него было очень бурное прошлое. Годами он, кстати, почти не уступал Архимагу Игнациусу, и Клара знала, что два старика частенько проводят вместе время за кружкой доброго эля, сваренного осенней порой окрестными гоблинами.
В самой Долине, как известно, осени не бывало.
Гормли служил привратником уже очень, очень давно – он поступил на эту должность ещё до рождения Клары. Где и от кого он, не будучи магом, получил секрет бессмертия – знал, наверное, один только Игнациус.
Несмотря на годы, Гормли сохранил военную выправку и бравый вид. Поскольку несение караульной службы без оружия старик почитал чепухой, он всегда облачался в полный доспех и лишь лет двадцать назад сменил тяжёлые латы на более лёгкую кольчугу.
Гормли отсалютовал Кларе обнажённым мечом, чётким движением вбросив клинок обратно в ножны.
– Гильдия собралась, фройляйн Хюммель.
– Сколько можно тебе говорить, Гормли, что в моём возрасте уже неприлично именоваться «фройляйн»!
– Ничего не могу поделать, фройляйн Хюммель, вот когда я погуляю на вашей свадьбе, тогда и стану именовать вас «фрау», – невозмутимо отпарировал старик.
Клара поморщилась и взбежала по ступенькам. Гормли ухмыльнулся ей вслед.
Зал собраний Гильдии мог вместить куда больше народу, чем обычно собиралось тут. Что делать, первоначально Гильдия насчитывала почти две сотни членов, а в годы своего расцвета – и до трёхсот; в зале спокойно могли усесться около полтысячи человек.
Сейчас там сошлись всего двенадцать.
Горел камин – не огромный пиршественный очаг в середине зала, рассчитанный на жарку пары быков одновременно, а небольшой, в дальней стене. Члены Гильдии сдвинули кресла к огню; позвякивало серебро кубков (по традиции стекло, хрусталь или кристаллы здесь не допускались), длинные тени метались по стенам, скользя по развешенным тут и там памятным трофеям, добытым членами Гильдии в разные времена и пожертвованным для этого своеобразного музея.
– Клара!
– Государыня моя Клара Хюммель!
– Ну наконец-то Клара кончила красить губы и соизволила явиться…
– Где ты пропадала, Клархен?
Кто-то пододвинул ей высокое жёсткое кресло с вырезанным на спинке гербом Гильдии – драконом, обвившимся вокруг обнажённого меча.
– Зачем ты нас собрала?
– Что такое случилось? – слышалось со всех сторон.
– Друзья мои, погодите! – как могла, отбивалась Клара. – Владыка сам будет говорить. И сам всё скажет. Ай! Мелвилл, старый греховодник, если ты не перестанешь трогать мой зад так нагло…
– Значит, потихоньку, не нагло, можно, да, Клара? – тотчас отпарировал Мелвилл. На вид ему можно было дать лет сорок – статный черноволосый мужчина с лёгкой проседью на висках и короткой щетинкой усов над верхней губой. На самом деле ему было не меньше четырёхсот. Правда, последнее время он совсем отошёл от дел, предпочитая в своём саду выращивать дивные, невиданные сорта орхидей, что ценились среди магов Долины много выше золота.
– Да ну тебя! – необидчиво отмахнулась Клара. – Давайте немножко посерьезнее, друзья мои. Дело, поверьте, не столь уж веселое.
Смех как-то сразу стих.
– Дело? Дело – это хорошо, особенно если за него неплохо заплатят, – задумчиво проговорила Эвис, самая молодая из членов Гильдии – ровесница Кэрли Лаэда, но, поелику не принадлежащая к бесчисленному сонму Клариных дво-, тро – и четвероюродных племянниц, от знакомства с ним отставленная. Впрочем, Эвис не скучала. О её похождениях уже ходили легенды.
Тонкая, миниатюрная, черноволосая, с эльфийскими миндалевидными глазами и высокими скулами, Эвис была очень хороша. Она вечно жила в долг, потому что считала своей обязанностью одеваться у самых дорогих и модных кутюрье Долины. Судя по тому, что на ней сейчас была простая куртка из драконьей чешуи – рабочая одежда боевого мага, – дела у неё в очередной раз шли не очень.
– Насчет оплаты не знаю, – покачала головой Клара. – Речь пойдёт о судьбе Долины. О нашей с вами судьбе. Похоже, придётся вспомнить, что нас не зря называют боевыми магами. Обычно мы сражаемся по найму и получаем золото за свои услуги, но когда надо защищать родную Долину, место, где мы все родились и выросли…
– А почему мы должны бесплатно защищать тех же докторишек? – нимало не смутившись, заявила Эвис. – Они гребут золото не то что лопатами, а целыми телегами, сражаться же не умеют вовсе. Если нам придётся пойти всем в бой, они останутся у нас за спинами, ноя и скуля от страха!.. Так почему бы им не раскошелиться чуток? Гильдия целителей бы не обеднела, а мы…
– О времена, о нравы! – демонстративно всплеснул руками Мелвилл. – Девочка, ты далеко пойдёшь. А представь себе, что если тебя ранят…
– Про воинских целителей я не говорю, – вывернулась Эвис. – Они ребята что надо. Я и не сомневаюсь, что они будут с нами. А всякие там женские доктора… детские… которые спасают высокорождённых принцев и герцогов или делают тайные аборты забеременевшим в отсутствие мужей королевам – почему мы должны защищать их?
– Потому что тебя, соплячка, принимала и обмывала целительница этой Гильдии! – рявкнул Мелвилл.
Наступила звонкая тишина. Один член Гильдии тяжко оскорбил другого, а это означало дуэль.
– Мелвилл! – бросилась вперёд Клара. – Ты не прав, называя Эвис соплячкой. Она может ошибаться, но имеет право высказывать своё мнение открыто. Здесь клуб Гильдии, не забывай об этом!
Мелвилл отвернулся и что-то проворчал.
– Прошу прощения, Мелвилл, если задела тебя, – медовым голоском проворковала Эвис, на миг прижимаясь щекой к его плечу. Клару обдало терпким ароматом её духов. Да, мужчины от такого просто не могут не дуреть…
– Ладно, чего там… проехали. Приношу свои извинения, Эвис.
– Вот и ладно, вот и хватит об этом, – поторопилась перевести разговор на другое Клара. – Нам надо обсудить…
– Обсуждать станете после, – раздался холодный голос Архимага, и Эвис первая опустилась на правое колено, приветствуя старейшего волшебника Долины по всем правилам Долгого Этикета.
Её примеру последовали остальные. Последней, чуть помешкав, на одно колено опустилась Клара. Она ждала, что Игнациус, страшно не любящий подобных церемоний, сейчас же начнет вопрошать «ну когда же наконец прекратятся эти глупости?!», требовать, чтобы все немедленно встали и отряхнулись, однако…
– Благодарю вас, господа, – сдержанно сказал Игнациус. Архимаг облачился в своё самое лучшее, парадное одеяние – длинный коричневый плащ с золотыми звёздами, на седые волосы он надел знак своего достоинства – узкий обруч чистой платины с огромным, величиной с воробьиное яйцо, лучащимся диамантом посредине. На памяти Клары Игнациус надел этот обруч впервые.
– Вы можете встать, господа, – после паузы произнёс наконец Архимаг. Он слегка повернул голову – как бы в поисках, куда сесть. Несколько пар рук мгновенно пододвинули кресло.
– Благодарю, – сдержанно сказал Игнациус. – Прошу выслушать меня стоя, господа Гильдия. Так, я надеюсь, вы поймёте меня лучше.
Мы стоим на самом краю истребительной войны. И притом с таким врагом, о котором мы почти ничего не знаем. Страшным врагом. Врагом, который жаждет не просто захватить наш мир или обратить его в доминион Хаоса, но уничтожить, целиком и полностью уничтожить, обратив в нечто совершенно нам чуждое и непонятное. Я думаю, госпожа Клара Хюммель, что столкнулась с этими тварями лицом к лицу, сможет дополнить мой рассказ. Прошу тебя, Клара!
* * *
Падая, Фесс перекатился через плечо раз, другой и замер, прикрывая голову руками. Ничего большего он сделать сейчас не мог. Только молить всех известных ему богов и демонов.
Над мельинской брусчаткой стремительно разворачивались извивы тёмно-алого чешуйчатого тела. Широкие крылья упёрлись в воздух, увенчанная рогатой короной голова взметнулась выше крыш. Янтарные глаза вспыхнули яростным пламенем. Синевато-стальные когти, каждый длиной в руку взрослого человека, заскребли по камням, высекая снопы искр. Длинный хвост, заканчивавшийся мощным жалом на манер скорпионьего, щёлкнул, играючи обрушив внушительного вида стену.
Дракон воплотился между Фессом и восьмёркой магов. Пасть чудовища раскрылась, извергнутый Искажающим Камнем поток огня исчез в ненасытной утробе; дракон торжествующе взревел, по чешуйчатой броне безвредно щёлкнуло несколько зеленоватых разрядов – напрасные попытки остановить гиганта, – и созданное магией из крови Фесса существо ринулось в атаку.
Удар хвостом – и тела магов летят в разные стороны, ударяясь о стены, точно тряпичные куклы, раскидываемые капризным ребёнком. Шея дракона изгибается, из глотки вырывается поток пламени; человеческие тела на мостовой вспыхивают, распадаясь чёрным пеплом; однако и дракон вдруг начинает дёргаться, горло конвульсивно вздувается, он исступлённо ревёт – и брюхо его внезапно лопается под напором того самого зеленоватого огня, что создание Фесса с такой жадностью глотало несколько мгновений назад.
…Когда стих вихрь, Фесс осторожно приподнял голову. Никого. Драконье пламя – лучшее средство для разрушения нацеленных в тебя заклятий. Жаль, конечно, что чудовище продержалось так мало. Видно, к крови неплохо бы добавить ещё и знаний.
Шатаясь и зажимая порез грязноватым платком, Фесс шагнул взглянуть на останки. Нет… нет… ничего нет. Пламя без остатка слизнуло и плоть, и кость, и камень, и сталь. Булыжник мостовой обратился в зеркально блестящую лужу. Не уцелело ничего; хотя нет – что это там, в стороне?
Не тронутый драконьим огнем, в сточной канаве лежал выпавший из руки чародея посох. Посох с Искажающим Камнем в навершии.
Недолго думая, Фесс подхватил свою добычу.
И как раз в этот миг раздался знакомый сигнал – «легиону к атаке!».
Впереди, в самом конце улицы, Фесс увидел стремительно растущую стену щитов.
Он добрался до легионов Императора, однако теперь, с этим посохом в руках, как бы его самого не приняли за мага.
Фесс повернулся и бросился бежать. Объясняться с рядовыми легионерами никак не входило в его намерения.
Как, впрочем, и лезть в самую гущу боя, что стремительно нарастал за его спиной.
Маги столкнулись лицом к лицу с солдатами имперских когорт.
* * *
Аврамий успел довести своих, прежде чем волшебники нанесли удар. Прямо посреди шеренг вспыхнуло ослепительно белое огненное кольцо, языки пламени взметнулись, словно зубцы в короне. Легат слышал отчаянные вопли заживо сгораемых, видел падающих легионеров – против этого чародейства не помогали ни латы, ни щит.
Первый ряд наступающих рассыпался, но назад не повернул. Десятка полтора солдат – и среди них сам легат – остались целы и невредимы.
И в тот же миг – любо-дорого было посмотреть! – все уцелевшие дружно метнули пилумы; короткие копья ещё летели, а легионеры уже выхватили мечи.
У легата пилума не было, и он не успел нагнуться, подхватить оружие у мёртвых. За ним, огибая пламенное кольцо и перешагивая через трупы товарищей, двигались задние шеренги, раздирая глотки хриплым и отчаянным боевым рёвом.
Пилумы летели…
Летели, пока не врезались в ставший внезапно видимым перламутровый призрачный щит – такой же, что останавливал арбалетные болты. Железо наконечников вспыхнуло, однако сжечь тяжёлые копья было не так-то легко, как быстрые, но лёгкие в сравнении с пилумами стрелы.
Аврамий видел, как горящее копьё ударило одного из волшебников в бок, так что тот со стоном скорчился и повалился навзничь. Ага, значит, этот барьер можно прорвать!
Кольцо волшебников почти исчезло за взметнувшимися снопами искр. Прикрывшись щитами, легионеры набегали, готовые к последнему, решающему удару мечами, легат нагнал своих, затыкая одну из прорех в и без того неплотном строю; он уже видел искажённые ужасом лица магов – несмотря ни на что, они не разрывали кольца; перед самым лицом колыхался перламутр магической завесы, и Аврамий со всего разбега ворвался в неё.
Он не думал в тот миг о себе, не думал и о смерти; он знал лишь, что через перламутровый щит можно пробиться, и Аврамий вломился прямо в него в тот миг, когда Искажающие Камни всех семи посохов извергли настоящий дождь коротких зелёных стрел.
Щит, шлем и латы легата в один миг охватило пламя. Сталь горела словно бумага. Однако даже магический огонь оказался бессилен пожрать доспехи Аврамия за долю мгновения. Легат успел выбросить пылающий клинок вперёд на всю длину руки.
Горящая сталь пробила грудь волшебнику, и шипящее, раскалённое остриё, уже изглоданное пламенем, высунулось из спины точно между лопатками.
Уже теряя сознание от непереносимой боли в обожжённых глазах, легат со всей силой повернул клинок в ране.
Он упал, однако через его тело рвались новые и новые легионеры, они подступали сплошными рядами, успев сомкнуть строй; их доспехи и щиты горели, но видно было, что чародейство не справлялось – слишком много стали в единый миг пересекало черту заклятья.
– Легата уби-и-и-или! – истошно заорал кто-то, тоже падая и тоже не замечая собственной смерти.
Валившие сзади сотни легионеров отозвались яростным воплем.
– Отомсти-и-и-и-им! – выкрикнул кто-то в задних рядах.
– Отомстим! – подхватило множество глоток.
Возле самого кольца магов – они теперь уже пятились, стараясь не разорвать круга – возник настоящий вал из горящих человеческих тел. Легионеры падали, однако каждая следующая шеренга продвигалась дальше, вот уже солдатские ряды сомкнулись над раненым магом, и его тело тотчас взлетело над колышущимся морем шлемов, распятое на копьях.
Дождь зелёно-огненных стрел поредел. Перламутровый щит стал почти не виден; прорывающиеся через него легионеры вовсю хлопали друг друга по шлемам и по щитам, сбивая пламя. Чары явно теряли силу. Вновь полетели пилумы; одна из уцелевших волшебниц шагнула вперёд, отчаянно выкрикнула что-то – острия копий зазвенели, ударяясь о невидимую преграду.
Когорта несла чудовищные потери, погибали центурионы, но даже оставшиеся без командиров солдаты продолжали рваться вперёд, инстинктом ветеранов понимая – ещё немного, и маги не выдержат.
Шестёрка волшебников пятилась недолго. Им удалось ещё раз зажечь истребительное кольцо в самой гуще легионеров, удалось ещё раз оживить свой пламенный щит, но и их силы иссякали тоже, справиться с напором сотен воинов они уже не могли.
Кто-то из солдат, в ослеплении боя забыв о собственной жизни, сумел вскарабкаться на крышу; обогнав отступающих магов, он метнул свой пилум прямо в спину девушке, что держала отражающий копья щит.
Остриё вышло на добрых два фута у неё из груди.
Щит исчез.
Легионер тотчас свалился, получив прямо в лицо удар лоскутом зелёного пламени, но своё дело он сделал.
Кольцо магов распалось; ещё несколько секунд они бежали с посеревшими от ужаса лицами в тщетной надежда спастись – но поздно. Ревущая волна легионеров накрыла их, заработали мечи.
– Сдаюсь!.. – отчаянный женский вопль, последняя попытка купить себе жизнь – солдаты не обращали на это внимания и не брали пленных.
…Они остановились, лишь когда тела волшебников обратились в размазанную по брусчатке кровавую слизь.
– Легат! Где легат? Найти командира! – орали уцелевшие центурионы.
Это первое дело после боя. Если командир убит, долг его солдат – отыскать тело.
…Аврамию повезло. Упав в числе первых, он оказался погребён под валившимися сверху телами. Пламя угасло; несмотря на ожоги, легат остался жив. Лицо его обгорело страшно, кое-где чуть ли не до кости, но глаза каким-то чудом уцелели.
– Легат… вот он, легат… Стойте, да он дышит! – услыхал Аврамий.
– Отходим, – последнее, что успел прохрипеть легат, прежде чем окончательно потерял сознание.
* * *
Сулла приводил в порядок растрёпанные манипулы когорты Аврамия и своих немногих выживших арбалетчиков. Маги наступали сразу по пяти улицам, на одной отчаянная атака Аврамия смяла их и уничтожила, на другой волшебники, похоже, перемудрили с собственным заклинанием, вырвавшийся дракон спалил их самих, всех, кроме одного, который успел удрать. Легионеры наступавшей там манипулы не понесли потерь и в решающий момент ударили в спину тем магам, что обратили легионеров в бегство – ещё на двух других улицах вдоль Баронской Тропы.
Почти все они погибли. От когорты Аврамия в полных восемь сотен мечей осталось чуть больше двадцати пяти десятков – две манипулы обычного состава. Баронская Тропа, другие улочки были завалены трупами убитых, которые громоздились один на другой, кое-где под ними совершенно скрывалась брусчатка.
Очень мало оказалось раненых. Оружие магов разило вернее мечей и копий.
А за спинами уцелевших легионные трубы играли сигнал отхода. Время было выиграно. Фибул вернулся с казной – но об этом ни Сулла, ни Аврамий, ни тем более их солдаты не знали. Они просто приходили в себя после безумного боя, в котором пало столько их товарищей…
Не выжил никто из первых рядов. Они собой прокладывали дорогу сквозь тенёта вражьей магии, открывая путь идущим следом.
Большинство уцелевших были ветеранами, триариями, «людьми третьей шеренги», опорой войска. Как всегда, труднее всего было пережить первый бой.
– Уходим, – хрипло сказал Сулла. Оставлять непогребёнными своих мёртвых было не в обычае мельинских легионов, но сейчас выбирать не приходилось. Им надо скорее убраться из Мельина, потому что второй атаки магов им не выдержать. В сгоревшем городе будет не найти ни еды, ни крова – пожары мало-помалу прорывались и внутрь кольца стен вокруг Белого Города.
– Ма-арш! – хрипло скомандовал Сулла.
Легионеры начали отход.
* * *
Император видел, как они возвращались. Измученные, покрытые копотью и ожогами, в почерневших от колдовского огня латах, они тем не менее держали строй.
Но как же мало их вернулось!..
Сохраняя по уставу каменное выражение на лице, Сулла остановился в положенных шести шагах от своего повелителя.
– Повиновение Империи! Приказ исполнен. Истреблено магов – сорок. Один сбежал. Когорта Аврамия – без пятисот пятидесяти мечей. Легат тяжело ранен. Я, второй легат Сулла, принял командование. В руках повелителя отныне моя судьба, – закончил он опять же уставной формулой.
– Поздравляю, первый легат, – губы Императора разомкнулись. – Ты и твои солдаты сделали нечто превосходящее человеческие силы. И, – Император возвысил голос, – все, кто пережил этот бой, повышаются в чине на один ранг! Центурионы станут третьими легатами, урядники – центурионами, простые воины – урядниками! Всем по пять золотых – немедля, сейчас!
– Ого-го-го! – восторженно взревели остатки когорты. Оказывается, повелитель умеет не только посылать на верную смерть, но и щедро награждать! Да, такому можно служить!
Вскоре кольцо мельинских стен осталось позади. У ворот Императора ждала приятная неожиданность – полный легион, Шестой легион, обычно стоявший в трёх десятках миль к северо-востоку, в большом военном лагере.
– Мы получили приказ и немедля выступили. Шли всю ночь, – отрапортовал приведший солдат легат.
– Кто передал приказ? – удивился Император, тотчас же заподозрив неладное. – И где он?
– Вот, мой повелитель. – Легат почтительно протянул свёрнутый в трубку кожаный лист.
Всё правильно. Имперская печать – василиск; его, Императора, собственноручная подпись. Да, он рассылал эти грамоты, и гонцы, конечно, могли покрыть эти тридцать миль, но чтобы эти же мили ещё успел пройти пешком целый легион – в такое Император поверить не мог.
– Вот только гонец был странным, – замялся легат. – Вроде как и не человек… но нам удивляться не положено, нам положено исполнять приказы – точно и быстро, не рассуждая.
– Чем же был странен гонец? – отрывисто спросил Император.
– Он… у него… ноги козлиные были, мой повелитель, – шёпотом признался легат.
Император пожал плечами. «Вот ещё одна загадка. Сперва – белая перчатка, теперь – неведомо как, в один миг доставленный приказ… Кто-то очень могущественный помогает тебе, Император, помогает, сам оставаясь при этом в тени. Ну что же, вновь скажем – спасибо тебе, неведомый. Неважно, почему ты нам помогаешь, важно, что ты помогаешь».
Следом за имперскими когортами из Мельина, из Белого Города, тянулись его обитатели. Многие были вооружены.
К полудню у Императора было уже немалое войско. Не теряя даром времени, он приказал выступать. Нужен провиант, нужны воинские припасы, нужны новые когорты. Война жадна, точно дорогая куртизанка.
Оставив за спиной горящий Мельин, длинная, растянувшаяся на мили людская река медленно потекла на северо-восток.
Как жалел сейчас Император, что согласился с Сежес и дал магам целых два легиона! Со Вторым и Пятым под его рукой он раздавил бы в городе всех до единого магиков, и никто не ушёл бы живым.
Войско двигалось. Война с Радугой продолжалась.
* * *
Фессу не стоило больших трудов примкнуть к имперцам. Когорта легата Аврамия, покрывшая себя славой во время ночного боя, набирала новых рекрутов. Второй легат, ещё вчера бывший всего-навсего центурионом, лишь мельком взглянул, как Фесс орудует мечом, и хлопнул воина по плечу.
– Ты никак из Лиги, парень?
– Так точно, – отрапортовал Фесс.
– Знаю, ваши храбро дрались. Ну, в строю тебе делать нечего. Беру тебя в разведчики. Ступай к Фаргу, центуриону, потом в каптёрку. Хвала небу, огонь до складов не добрался, сидели бы сейчас голые и босые…
Центурион Фарг оказался невысоким, тощим, жилистым воином лет сорока от роду. Под его началом было два десятка разведчиков – правда, ни один из них и в подмётки не годился выходцу из Серой Лиги. Отряд Фарга двигался в самой голове колонны; далеко вперёд и вбок были высланы дозоры.
– Из Серой Лиги, парень? – Фарг цепко посмотрел Фессу в глаза. – Хорошо… Это не я тобой, а ты мной и моими командовать должен.
Такое признание из уст имперского центуриона стоило дорого.
– Я знаю, у вас свои правила, есть тайные приёмы и прочее, но тому, чему можно, научишь моих? Нам не сегодня завтра сцепляться с магами…
– Я сделаю всё, что смогу, центурион, – отозвался Фесс.
Фарг улыбнулся.
– Не тянись, парень. Здесь этого не надо. А потом… я знаю, ты справишься со мной в один миг, и я не люблю, когда люди, умеющие больше меня, встают по стойке «смирно», как зелёные новобранцы. Расскажи лучше, как у вас там было, в Чёрном Городе? Злодеи всё-таки эти маги, никого и ничего не пожалели, столицу сожгли, сколько народу сгорело – не сочтешь… Ну ничего, теперь мы за них возьмемся.
«Если только они раньше не возьмутся за нас», – подумал Фесс.
Он влился в ряды имперцев, растворился в нескончаемой людской реке, крошечная капля в волнах живого моря; он жал руки и хлопал по плечам разведчиков Фарга, он препирался с интендантом – всё шло, как в любом войске мира, где ему доводилось бывать. На краткий срок можно выбросить из головы все высокие материи и думать о простом, земном – когда привал, какую дадут пайку и не отправиться ли с новыми приятелями на поиски сомнительных удовольствий – монахом Фесс отнюдь не был.
…Он знал, что на следующие сутки всё уже изменится и он не найдёт себе места, пытаясь разгадать замыслы Радуги и понять, когда и как будет нанесен её следующий удар. Мельинская удача больше не повторится. Внезапно атаковать не удастся. Надо готовиться к долгой изнурительной войне. Едва ли Радуга пренебрежёт людскими ратями. Чародейство может поддерживать телесные силы человека, но не слишком долго – хлеб и мясо оно не заменит. Значит, магам придётся выйти из башен и принять бой в открытом поле.
Фесс невольно вздрогнул, представив себе эту бойню.
А может быть, маги возьмут на вооружение принцип гуэрильи – малой войны, ежедневно, ежечасно терзая набегами имперское войско, пока оно не начнёт разбегаться в разные стороны? Кто знает, маги хитры. Они не пустили в ход всю свою силу в Мельине, даже в последней атаке не участвовал никто из грандов – они предпочли дать свободу Искажающим Камням, но не показываться самим. Фесс знал, что верхушка Радуги отнюдь не обделена храбростью. Если они не показываются – значит, таково их намерение. Нечего и рассчитывать на трусость врага.
…На северо-запад войско шло весь день. Император то и дело высылал герольдов: в каждую деревеньку, каждый малый город, через которые шёл его легион. Кое-где небольшие группки воинов присоединялись к нему; а то и бывалые, уже выслужившие своё солдаты вновь вставали в строй. Армия росла.
На ночлег войско остановилось в Скагре, небольшом городке милях в двадцати от многострадального Мельина. Обширные воинские лагеря на окраине городка, примыкавшие к окружной стене, тем не менее остались пусты – Император разбросал манипулы по разным местам. Кожевенные ворота показали, что маги очень любят бить по заранее пристрелянным целям. Наверняка такой «прицел» они имели и для воинских лагерей. Конечно, Мельин показал – жизнь простых обывателей для магов ничто, но накрыть весь город одним огненным покрывалом им пока что не под силу.
Единственная в Скагре башня магов – башня Ордена Кутул – стояла пустой и покинутой. Волшебники ушли оттуда, как только имперцы приблизились к городу. Разумеется, никто из перепуганных горожан и близко не подошёл к ней.
– Эй, ребята! – Фарг стоял перед костром своей дружины. Разведчики, не слишком доверяя по совету Фесса крышам этой ночью, обосновались под открытым небом, на опустевшем к вечеру городском рынке. – Повиновение Империи! Есть дело. Разведать, что там и как в брошенной магиками башне. Там уже стоит оцепление, так что мне нужен пяток добровольцев.
Легионеры переглянулись. Фесс уже знал – если их центурион заговорил о добровольцах, значит, дело швах.
– Повиновение Империи! – Фесс встал первым. – Позвольте пойти одному, центурион. Там могут быть опасности, против которых мечи не лучшее средство.
– В любом случае я иду с тобой, – отрезал Фарг. – Таков приказ. Слово Императора, и я его выполню.
Фесс кивнул.
Разведчики Фарга рассыпались у них за спинами. Арбалетчики на всякий случай взяли на прицел узкие тёмные окна башни; Фесс и Фарг стояли на высоком крыльце, возле небрежно притворённой бронзовой двери. Словно в знак издёвки, заперта она не была.
– Тут, центурион, я буду командовать, – шёпотом сказал Фесс. – Скажу замереть…
– Знаю, – хмыкнул Фарг. – Замру, можешь быть уверен. Я знаю – вы, Серые, в таких штуках доки. Говаривали, вы и к Бесцветному Нергу в башню лазили?
– Было дело, только я сам туда не ходил. – О том, что вернулось лишь двое из трёх десятков посланных, сейчас лучше было умолчать. – Теперь помолчи, центурион. Мне надо кое-что сделать.
– Повиновение Империи, – невозмутимо, точно старшему по званию, отозвался Фарг.
Фесс осторожно опустился на корточки. Со стороны могло показаться – он занят распутыванием какого-то клубка. Не требовалось много сил или познаний, чтобы ощутить оставленные сбежавшими хозяевами сторожевые заклятья. Все – мощные, хитроумные, иные должны были сработать сразу, иные – с изрядным запаздыванием.
Затаив дыхание, Фесс вытащил из-за пазухи Искажающий Камень. Посох – оболочка, что навязали маги, прежние хозяева; Фесс постарался избавиться от напоённой чарами деревяшки как можно скорее. Посох помогал подчинить себе Искажающий Камень, но он же и направлял его мощь в угодное Радуге русло. Использовать посох Фесс не решился бы никогда, разве только в случае крайней, смертельной нужды.
Фарг за спиной дёрнулся, но смолчал. Обострившимся слухом Фесс улавливал слабый шорох выползающей из ножен хорошо смазанной стали.
Камень в руках Фесса слабо засветился. Пальцы воина ощутили легкую дрожь, словно Камень подрагивал от нетерпения.
– Ничего, ничего, сейчас отпущу, только ты уж, пожалуйста, не взорвись, – шёпотом сказал ему Фесс.
Разумеется, он не знал и десятой доли необходимых для работы с Искажающим Камнем заклятий. И речи не могло идти о том, чтобы использовать это могучее оружие в его полную силу – скорее всего тогда от самого Фесса останется меньше, чем даже воспоминание.
Он зажмурился, судорожно вспоминая все преподанные Кларой Хюммель уроки по работе с захваченными вражескими артефактами – один из важнейших базовых курсов в обучении боевого мага.
Как всегда при любом магическом действе, он очистил сознание. Как всегда, после короткой судороги боли глаза стали видеть совсем иные лучи, чем доступные обычным смертным. Как всегда, он ощутил биение невидимого, спрятанного в толще разных Слоёв Реальности Сердца Мира; его кожи коснулся холодящий, вызывающий дрожь поток чистой Силы, что вечно струится от края до края Вселенной; и Искажающий Камень предстал не просто остроконечным обломком зеленоватого кристалла, но сложнейшей вязью зелёно-огненных нитей, сжатых до предела сил: ведь камень сам по себе, хоть и активен магически, никогда не проявит таких свойств, как Искажающий.
Собственно говоря, Искажающий Камень не был камнем. Это было именно сплетение замкнутых на себя чар; его можно было б уподобить клубку переплетённых, вцепившихся в хвосты друг другу и себе змей.
Фессу с самого начала было не по себе, а сейчас по спине просто градом полился пот. Он представлял, на что способны лучшие маги Радуги с Искажающими Камнями в руках.
И всё же кристалл подчинялся. Медленно, не сразу, однако Фессу удалось отыскать доступную его пониманию перемычку. Осторожно, стараясь не задеть иные, дремлющие пока чары, он потянул за кончик невидимой нити.
Пот на спине мгновенно высох. Воина обдало внезапным потоком жара. От макушки до пят прошла мгновенная судорога, остро заболели кости, напряглись мышцы, вздулись вены – словно из его собственной плоти на волю рвалось нечеловеческое, чудовищное существо.
Торопясь избавиться от хлынувшей в него излишней, избыточной мощи, не умея совладать с внезапно прибывшими силами, Фесс поспешно отвел мощь Камня в полуоткрытую бронзовую дверь.
Огненная нить перечеркнула чёрный проём, послышалось шипение.
– Падай! – успел крикнуть Фесс. Наложить отпорное заклятье он уже не успел бы; осталось лишь отводить, отворачивать хлынувшие из двери клубы синеватого зловонного дыма. Вдохнуть его означало умереть быстро, но мучительно.
Фарг растянулся на камнях; напрягая все силы, Фесс отводил лезущие и лезущие из двери клубы в сторону и вверх. Ну когда же это наконец кончится – дым был чистой магией, а вовсе не примитивной ловушкой, что порой устраивали хитроумные монахи во времена Войны Монастырей, тщетно надеясь, что ядовитые испарения защитят их высеченные в скалах твердыни от вторжения чародеев Радуги.
«Заклятие не может быть настолько сильно! Я сейчас не выдержу!»
…Дым кончился. Фесс обессиленно привалился к стене. Сейчас он не мог даже поднять руку, утереть заливающий глаза пот.
…Это сделал Фарг. К вящему облегчению Фесса, центурион не задал ни одного вопроса. Искажающий Камень, потухший и тёмный, лежал возле самого порога башни.
– Первую ловушку сняли, – прохрипел наконец Фесс. – Первую сняли, но, боги, если придётся тратить столько же сил на последующие…
– А ты не торопись, ночь впереди длинная, – спокойно сказал Фарг. Казалось, центурион ничуть не удивлён способностями своего нового легионера. Как, впрочем, и не кажется особо взволнованным из-за того, что они только что чудом избегли смерти. – Дверь открывать можно?
– Теперь – да, – отозвался Фесс.
Центурион зацепил крюком створку, потянул на себя. Дверь бесшумно повернулась на хорошо смазанных петлях – маги не жалели масла.
Открылся тёмный холл, дальние углы тонули во мраке. У дальней стены еле-еле просматривалась винтовая лестница.
Фарг выжидательно посмотрел на Фесса. Тот вновь взял в руки Искажающий Камень. Только что обезвреженная ловушка была далеко не единственной.
Камень начал сперва блестеть, потом вновь засветился – куда ярче, чем в прошлый раз. Зелёные лучи рванулись внутрь; быстрые блики заиграли на множестве нитей, во всех направлениях пересекавших полуокружность холла.
«Ещё! Сильнее! Жарче!» – Фесс не помнил формул управления Искажающим Камнем, он просто воззвал к его собственной разрушительной природе; нити наливались зелёным пламенем, вот во множестве мест закурился дымок, вот пробились тонкие лепестки огня, вот лопнула первая нить, за ней – вторая, третья…
Хорошо, что дверь открывалась наружу. Фарг оттянул её не полностью, и сейчас тяжёлая створка попросту сбросила их с крыльца – в неё, словно в парус, ударила могучая волна пламени. Вторая западня Радуги оказалась куда серьёзнее первой. И обезвредить её просто так Фессу не удалось.
…Когда они наконец поднялись, огонь наверху уже утих. Над дверьми по каменной кладке тянулся язык гари. Фесс тяжело вздохнул и вновь побрёл вверх по ступеням.
Повиновение Империи, приказ надо выполнять.
* * *
Тави удалось обогнуть Хвалин, удалось миновать несколько расставленных у неё на пути засад. Урок пошёл впрок, маги Радуги теперь не спешили навязывать безумной девчонке ближний бой. Теперь они скорее теснили её, отжимая в бесплодные и безжизненные края, выжженные Смертным Ливнем, где вода до сих пор ещё несла в себе следы лившегося с небес яда. Тави же, напротив, пыталась пробраться на Тракт, пробиться на юг – нечего было и надеяться оторваться от магов Семицветья тут, в лесах.
И всё же разрыв между ними увеличился. Тави сжигала себя, в ход шло всё, чему она успела научиться; девушка чудовищно исхудала, а когда оцарапалась, проступившая кровь оказалась тёмно-коричневого цвета. Сознание же с необычайной чёткостью и ясностью отсчитывало оставшиеся дни. Тави точно знала, через сколько времени она свалится без сил, став легкой добычей преследователей.
Если до того времени не случится чуда.
И всё-таки ей повезло. В момент предельного напряжения обостряются дремлющие инстинкты, жертва – словно судьба дает ей последний шанс – неосознанно чувствует, где преследователь.
И, как правило, бежит прочь от него.
Тави поступила наоборот. Она побежала навстречу.
…Она столкнулась с магами возле самого Тракта, что вёл от Хвалина на юго-восток, к имперской столице. Развернувшись редкой цепью, около дюжины аколитов младших ступеней посвящения прочёсывали лес. Тави тут скорее всего не ждали – она загнала себя почти насмерть, она бежала всю ночь без отдыха; из носа, не переставая, сочилась кровь.
«Я прорвусь или умру», – равнодушно подумала она.
Волшебница хотела устроить засаду, однако ей противостояли не зелёные новички. Они почувствовали её раньше, чем она их, и успели подготовиться, перехватив её возле самого Тракта. Было их немного, всего пять человек – остальные семеро оказались далеко от места схватки, – молодых, но уже тёртых. Тави уловила дрожь великого Эфира, предвестник сплетаемого заклятья, инстинкт опередил сознание, она бросилась плашмя, одновременно воздвигая свой собственный щит, но чары – это не стрела, что безвредно пролетает над твоей головой, если тебе повезёт вовремя нагнуться.
Её не пытались убить, она нужна была Арку живой и только живой; очевидно, дело было уже не только и не сколько в том, что Тави знала, сколько в желании отомстить.
…Неподъёмная, давящая и не дающая поднять голову Сила навалилась ей на плечи. Не пошевелить ни рукой, ни ногой.
– Я держу её! – завопил ломающийся мальчишеский басок.
Какой прыткий, однако…
Терзая зубами и без того уже изувеченную губу, Тави тащила клинок из ножен. Тёплая искра в груди не угасала, но молодые охотники действовали на редкость слаженно. Волшебница не могла разорвать цепей наложенного на неё заклятья.
«Неужели ты был прав, священник? Мы тяжко оскорбили богов, и удача отвернулась от нас…»
– Эй, вы, там! А ну-ка, хватит! – раздался вдруг с дороги дребезжащий старческий фальцет.
– Что такое? Это что ещё за образина? – со всегдашним жестоким презрением молодости к старикам, рявкнул кто-то из аколитов.
– А ты посмотри на меня и узнаешь, – жизнерадостно предложил всё тот же голос.
– Какого… А-а-а-а!!!.. – Вопрос прервался воплем такого дикого животного ужаса, что Тави вздрогнула. С разных сторон послышались истошное ржание, крики, треск кустов и быстрый-быстрый перестук копыт.
Прижимавшее её к земле заклятие исчезло.
– Выходи, девочка, – сказали с Тракта.
Прямо посреди осенней дороги, под низким серым небом, стоял старик в поношенном, залатанном плаще неопределённого цвета, в основном – цвета жидкой дорожной грязи. Совершенно обыкновенный старик, морщинистый, сутулый, с длинной спутанной бородой; голову покрывал засаленный платок, из-под которого во все стороны торчали седые волосы, явно забывшие как о мытье, так и о гребне. Правда, абсолютно ничего страшного в нём не было. Обыкновенный грязный нищий, какие во множестве шатались по имперским городам, несмотря на строгие указы Радуги против бродяжничества и угрозу попасть в работные дома.
И что же обратило в столь паническое бегство пятёрку тёртых аколитов Семицветья?
– Я их прогнал, – деловито сказал старик. – Смешно было б дать тебе погибнуть сейчас, Тави.
– Откуда ты меня знаешь? – с трудом прохрипела она. Наведённые самой на себя чары слабели, колени дрожали, ноги подкашивались, во рту – омерзительный вкус медной пуговицы, а в глазах – жёлто-синие круги пополам со звёздами.
– Мы виделись, – сказал нищий, протягивая ей руку и помогая перебраться через канаву. Рука оказалась сухой и необычно сильной. – Может, ты вспомнишь пещеру гномов?
– Так это был ты… – только и смогла выдавить Тави, изумлённо уставившись на волшебника. – Кто ты? Учи…
– Нет, я не твой Учитель. – Нищий покачал головой. – И, увы, не знаю его. Хотя хотел бы. А кто я… Видишь ли, у меня много имён. В этом мире меня знали как Заточённого.
Тави едва не лишилась чувств. Ноги её подогнулись; хорошо, что старик успел обхватить её за талию.
– Боги!.. – Она задыхалась, глядя на своего спасителя расширенными от страха глазами. – Когда мы шли сюда… священник говорил, что… что они верят – в тот день, когда ты выйдешь из своего заточения, наступит конец мира…
– Успокойся и пойдём, – мирно сказал старик, ведя Тави за руку словно маленькую. – Здесь нам делать нечего. Тебе нужна горячая еда, горячая ванна и трое суток сна. – Он улыбнулся.
– Кто ты, господин? – Тави предприняла попытку упасть на колени.
– Перестань! – всполошился маг. – Ну, хорошо, егоза, зови Акциумом. Не слишком люблю это имя, натворил… много чего, пока его носил, но что уж поделаешь.
– Акциум, Акциум… – бормотала Тави, судорожно пытаясь отыскать в памяти это имя.
– Не трудись, – заметил волшебник. – Я носил это имя в очень далёких местах.
– На востоке? – жадно спросила Тави. – На востоке, за морем?
– Н-ну… – помялся чародей, – можно и так сказать. И за морем, и даже ещё дальше. Так далеко, что даже и не описать. Идём, идём! Не глазей так на меня. Нищих никогда не видела?
– А… а почему же разбежались те, что…
– Показался им в другом обличье, – пожал плечами Акциум. – Иллюзия, ничего больше. Просто даже удивительно, что они поддались на столь простую уловку. Там, в пещере, пришлось куда труднее.
– Ты убил его?! – У Тави появилась надежда на то, что за Кан-Торога всё-таки отомстили. Пусть даже и не она.
– Нет, – вздохнул Акциум. – Не удалось. Он… скользкий и вёрткий. Его так просто не возьмёшь. А тогда я ещё не пускал в ход всю силу. Потому что, сама понимаешь, сидел под храмом.
– Заточённый… но почему у белых Слуг Спасителя такая вера? Что стоит тебе…
Акциум опустил голову. Видно было, что говорить на эту тему ему неприятно.
– Тави, девочка… давай не будем об этом. Мир наш и впрямь ждут трудные времена, собственно говоря, я потому и покинул свою келью. Эти козлоногие твари – они смертельно опасны. Хотя если разобраться и если верить пророчествам Илэйны, не должны они были препятствовать вашему прорыву. Вы ведь шли к Алмазному Мечу?
Тави кивнула.
– Мы с Каном не знали… а Кан так и не узнал. Мы были просто наёмниками. Нас нанял Каменный Престол – довести гнома Сидри Дромаронга до некоего места в пещерах под Хребтом Скелетов и сопроводить обратно. Вот и всё. А… когда схватились под землёй с козлоногим, Сидри куда-то исчез. Потом я его отыскала – он удирал на запад, с Алмазным Мечом за плечами…
Акциум задумчиво кивнул.
– Внутрь нас, похоже, загнали маги Радуги. Они гнались за нами от Хвалина. Через болота… там к нам пристал странный такой священник, он-то и рассказал о тебе. А потом его убила какая-то болотная тварь, и я… я…
– Ну, говори, говори, Тави, – мягко сказал волшебник. – Я тебе не судья. Только твоя совесть – но ведь она-то и так всё знает.
– Я занялась некромантией. Я хотела узнать…
Акциум прикусил губу и молча отвернулся. Тави замерла, трепеща до глубин души: что сейчас сотворит с ней этот загадочный чародей?
– Ну, что сделано, того не воротишь, – вздохнул наконец он. – Всё сходится, одно к одному. Хотя непонятно мне, чем вы помешали козлоногому? Ведь если… Если он хотел Алмазный Меч для себя, то всё равно просчитался – оружие унёс Сидри. Или же той твари из Тьмы надо было, чтобы Меч унёс именно Сидри? – в задумчивости закончил Акциум, последние слова уже еле слышно пробормотав себе под нос. – Может, они тоже знают о пророчествах Илэйны?..
– Мой Учитель немного говорил о них… – робко подала голос Тави.
Акциум горько усмехнулся.
– Пророчества! Громадное большинство и людей, и гномов, и эльфов, и магов думает, что пророчества – это увиденное будущее, что перед провидцем открывается завеса и он пронизывает взором саму Великую Реку Времени… хотя мне всё больше и больше кажется, что это не так.
Он по-прежнему вёл Тави за руку, и той почему-то очень не хотелось, чтобы Акциум отпустил её ладонь. Появилось чувство, что она под защитой, что с ней больше ничего плохого не случится – давным-давно забытое чувство. Из далёкого погибшего детства.
– По-моему, – говорил Акциум, мерно шагая пустынным, размокшим от дождей Трактом, – пророк не столько провидит будущее, сколько творит его. Понимаешь, Тави? Творит! Сам, без всяких там провидений и прозреваний! Его воля настолько сильна… или находится в случайной гармонии с потоками эфирной магии… невероятно редко, но всё-таки такое случается… что его мысли, образы, чувства сами начинают влиять на будущее. Понимаешь меня, Тави?
– Понимаю, – замирая, прошептала она.
– Илэйна могла произнести своё пророчество, когда уже всем стало ясно – Дану обречены. Горечь и боль искали себе выхода. И нашли. – Акциум вздохнул. – Я тоже виноват. Я слишком пёкся о себе.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Заточённым меня прозвали не зря, – слабо улыбнулся маг. – Я и в самом деле был посажен под замок… одним из небожителей. – Лицо его передёрнулось. – Мне нельзя было покидать своей кельи. Но… я презрел запрет. Слишком долго этот мир был моим домом.
– Этот мир? – похолодела Тави.
– Разумеется, – пожал плечами Акциум. – Мир не един, как ты, наверное, знаешь. Он… он множествен. Есть много небес и много звёзд. Есть много пределов и много границ. И есть те, что умеют ходить от одного неба к другому.
– Боги! – Тави едва не задохнулась.
– А… понятно, девочка. Твой Учитель не сказал тебе об этом ни полслова. Что ж, похоже.
– Похоже?
– Я думаю, он был из Радуги, – пояснил Акциум. – Изначально. Потом покинул её. Маги Радуги – кроме лишь самых сильных – ничего не знают о множественности миров.
– Ты научишь меня? – немедленно вырвалось у Тави. Она забыла даже о собственной слабости. – Научишь ходить между мирами?
– Ишь какая быстрая, – невесело усмехнулся чародей. – Ты видела лишь крошечный пятачок своего собственного мира, а уже мечтаешь о других!.. Давай поговорим об этом после.
– После чего?
– После того, – серьезно сказал Акциум, – как станет ясно, погаснет это небо или нет.

Глава седьмая

Такого бурного собрания Гильдии Клара не могла припомнить при всём желании. Яростный спор вспыхнул, едва только она умолкла и Архимаг дал знак говорить. Первой бесцеремонно выскочила Эвис, глазки горят, ворот нарядной рубахи расстёгнут на пару пуговиц больше того, чем необходимо.
– Стереть их в порошок! Мы боевые маги или кто? Когда какая-то Нечисть посягает на нашу Долину, какие тут могут быть сомнения! Никаких переговоров, ника…
Архимаг сделал едва уловимое движение бровью – над Эвис появилось вместительное деревянное ведро с водой.
– Тебя поостудить, внучка? – ласково осведомился Игнациус. – Твоя точка зрения мне ясна. Теперь я хочу понять, многие ли тут разделяют её?
Эвис поспешно сама зажала себе рот, одновременно пытаясь увернуться от падающих с донца капель.
Однако вид плавающей в воздухе бадейки отнюдь не остудил других.
– Почтенный Игнациус, я согласен с Эвис, – неожиданно сказал Мелвилл. – Надо драться, а не унижать себя переговорами.
– Унижать? – Игнациус поднял бровь. – Мальчики и девочки, вы занимаетесь своими играми… а вы помните, что мы не одиноки? Что есть слепые силы природной магии? Что есть великие иерархии, уходящие в такую высь, что даже моего зрения не хватает достигнуть её вершины? Что есть намертво прикованные к какому-то миру боги, чья мощь тем не менее превышает всю нашу совокупную?! Вы помните обо всём этом?..
– Да простит меня достопочтенный Архимаг Игнациус, – подал голос молчавший до того времени Эгмонт, в элегантном чёрном камзоле, с небольшой серебряной розой на груди. По его словам, он получил её от своего боевого побратима в каком-то из особо дальних миров Границы. – Но если всё решено без нас, для чего потребовалось это собрание? Если вы, владыка, решили вести переговоры и отдать Долину без боя – что можем сделать мы, горстка боевых магов? Ведь известно, что в случае разногласий вы можете созвать Народное собрание… а Гильдии целителей, погодников и мастеров выскажутся так, как вы этого пожелаете. Зачем тогда этот спектакль?
– Эгмонт, мне следовало бы почаще драть тебя длинной хворостиной, когда ты ещё ходил ко мне в класс, – ворчливо сказал Игнациус. – Глядишь, тогда ума бы в тебе прибавилось, хотя сия вероятность, увы, исчезающе мала. Ты не слышал Клары?
– Слышал, владыка. – Эгмонт учтиво наклонил голову. – Но мне ясно одно – как бы ни был силён враг, ему нельзя уступать без боя, потому что он всё равно вернётся и тогда потребует ещё больше. Как говорится, «войны нельзя избежать, её можно только оттянуть, а это пойдёт лишь на пользу неприятелю».
– Ты не совсем прав, Эгмонт, – вступил в разговор Мелвилл. – Да и цитату ты привёл неточно. Оттяжка войны может пойти на пользу и нам, ибо…
– Нападающий всегда имеет преимущество первого удара, – запальчиво перебил Эгмонт.
– Но лишь в том случае, если…
– Ну вот, начинается спор профессионалов, – вздохнул из своего кресла Игнациус. – Клара! Ну хоть ты-то меня понимаешь?
– Понимаю, владыка. – Клара коротко поклонилась. – Нельзя, чтобы в такой момент в Долине начались внутренние свары и раздоры, нельзя, чтобы горячие головы из числа моей Гильдии рванулись в драку по собственному разумению…
– Молодец, Клархен, я не зря вручал тебе диплом с отличием, – одобрил Игнациус. – Кстати, дочь моя, а почему ваша Гильдия так долго лишена главы? – добавил он, но уже так, чтобы слышала одна только Клара.
– Владыка… – Клара не выдержала – покраснела. Она – глава Гильдии?
Боевые маги и в самом деле уже давно никого не выбирали, с тех пор как знаменитый Роб Кламон погиб в неравном бою, прикрывая отход пятерых юных, только что прошедших посвящение волшебников и волшебниц.
– Разве время сейчас говорить об этом?!
– Самое время, Клара, – заверил её Игнациус. – Мне нужна твёрдая рука, чтобы держать этих сорванцов…
– Господа Гильдия, – вслух произнёс Архимаг. – Мне нужно ваше решение. И вы нужны мне для глубокой разведки. Мы почти ничего не знаем об этих созданиях. Но глубокая разведка – это не диверсионный рейд, Эвис, к тебе это особенно относится. Мне нужно ваше слово, ваше единство и ваше понимание. Клару я отправляю прямо к этим бестиям… отправляю одну, с целью выторговать хотя бы два лишних дня для того, чтобы нам действовать не вслепую. Вы понимаете меня, господа Гильдия?
– Конечно, владыка, – немедленно отозвался Эгмонт. – С другой стороны, нельзя не заметить…
Спор вспыхнул заново. Гильдия разделилась надвое. Половина – те, кто помоложе, во главе с Эвис и Эгмонтом, – стояли за немедленную и всеобщую войну. Другая половина, во главе с Мелвиллом, – за переговоры. Страсти разгорались, Эгмонт начал хвататься за изящную шпагу, Мелвилл порывался натянуть боевые перчатки, остальные их разнимали…
Клара молчала. Да и что тут говорить? Никакие слова или описания не смогут передать то, что она тогда почувствовала. С Эвис надо не спорить, а отправиться вместе к этим… может, тогда бы помогло. Но слово Архимага – закон… иногда даже более жёсткий, чем хотелось бы.
– Клара, тебе пора, – услыхала она.
– Что, прямо сейчас? – удивилась волшебница.
– Конечно. Так я могу быть уверен, что за тобой никто не увяжется и не испортит дело.
Клара молча кивнула.
– Можешь повидаться с Аглаей Стевенхорст, – неожиданно официально сказал Игнациус.
– Спасибо, владыка… – растерялась Клара.
– Спасибо скажешь, когда вернешься. Всё, иди. Времени очень мало. Удачи тебе, дочка!
Однако к Аглае Клара заходить не стала. Кэрли так и остался где-то в мельинском огненном море, и лучше даже не думать, что с ним могло случиться. Пусть уж лучше Аля думает, что Клара в поиске, – если, конечно, доброхоты из Гильдии не разболтают… Хотя нет, Архимаг их так просто не отпустит, только под страшной клятвой молчания.
Она лишь на краткое время забежала домой. Сборы боевого мага обычно быстры; однако на сей раз Клара долго и придирчиво отбирала талисманы и обереги. Как бы то ни было, идти второй раз к козлоногим безоружной ей совершенно не улыбалось.
На заставе в караул уже заступила другая смена, Райны видно не было. Клара вздохнула. Плохо, что Игнациус посылает её в одиночку. Пока один ведёт переговоры, второй смотрит по сторонам и запоминает. Азбука. Аксиома.
Она шла пешком по широкой, наезженной, гладкой и ровной дороге. За нешироким лесом начинались земли арендаторов, здесь ещё действовали законы Долины, а вот уже чуть дальше тропы принимались виться, и каждая из них вела в свой особый мир. Когда-то Клара исходила их все – пока была молодой и сил, чтобы найти собственную дорогу в любое место, ещё хватало.
Сегодня ей нужна была мельинская Тропа, одна из дальних, боковых. Этот мир не принадлежал к числу первостепенных для Долины, однако Клара сознательно не хотела попадать туда прямиком, как в прошлый раз. Ей хотелось взглянуть на окрестности …
* * *
– Ну что, пошли? – невозмутимо сказал центурион Фарг.
Пламя в башне отбушевало. Больше ловушек как будто не было. Можно заходить – если, конечно, верить Искажающему Камню и забыть о том, что его зовут Искажающим.
Они шагнули за порог. Фесс стоял, напряжённый как струна, пытаясь уловить малейшие признаки магического возмущения, хотя и понимал, что совершает ошибку. В таких местах помогает не напряжение, а, напротив, предельное расслабление, когда Сила свободно течёт сквозь тебя, как вода по руслу ручья, и тогда ты, глядя сверху, отлично видишь все завихрения и водовороты – те места, где Сила натыкается на спрятанные ловушки. Но это, увы, удел опытных магов, мастеров своего дела. Поневоле приходилось надеяться на зелёный камень.
Однако холл им удалось миновать без всяких происшествий. Перед тем как ступить на лестницу, Фесс вновь положил перед собой Искажающий Камень. Сосредоточился, постарался повторить то же, что проделывал за порогом, однако на сей раз камень не отозвался.
Фесс выругался про себя как следует, попытался ещё раз – вроде бы есть слабый отклик. Потянулся дальше, вверх по ступеням – как будто бы чисто… хотя как можно утверждать наверняка!
За его спиной Фарг терпеливо ждал.
– Стой здесь, – приказал Фесс. Если что и случится, он ещё может надеяться на Долину и умелые руки тамошних целителей. Фаргу после начала войны с Радугой надеяться стало не на кого.
Широкая винтовая лестница поднималась из холла на второй этаж. Обливаясь потом, ступая осторожно, точно босыми ногами по битому стеклу, Фесс миновал два полных витка.
Второй этаж башни представлял собой нечто вроде гостиной. Не требовалось особых усилий – и самый младший ученик понял бы тотчас, что тут не осталось даже пылинки, обладающей хоть какими-нибудь силами. Маги уходили отсюда в полном порядке, не торопясь, и, разумеется, вывезли всё, что только могли.
Но зачем тогда такие мощные охранные заклятия? Или это просто прощальный подарок?
Фесс крикнул центуриону.
– Ишь ты, – заметил Фарг, с профессиональным умением выуживая из-за массивного буфета забытую нитку жемчуга. – Неплохо жили господа маги!
– Эй, не трогай! – запоздало крикнул Фесс… однако Фарг спрятал ожерелье в карман и залихватски подмигнул Фессу.
– Было их, а стало наше!
– Погоди, надо проверить! А что, если…
– Ну проверяй, проверяй. А только такие вещи за буфетами не прячут. Уж ты мне поверь. Приходилось с магическими сюрпризами сталкиваться. Когда за морем воевали или там с пиратами.
Центурион, привыкший охотиться за добычей в разоряемых городах, оказался совершенно прав. В жемчуге не содержалось ни единого грана магии.
– Тебе повезло, – мрачно кивнул Фесс. – Только смотри, больше ничего не хватай. Ладно?
– Не хватай… – усмехнулся центурион. – Ладно, чародей. Идём дальше.
Третий этаж оказался трапезной. Четвёртый – спальней. Ни одной ловушки и ничего интересного. Всё, что можно, вывезено. Фарг приуныл – его жемчуга оказались единственной добычей.
Пятый этаж. Здесь когда-то была библиотека. Теперь – только пустые полки. Маги не бросили ни одной книги. Ни одного листка.
Фесс смотрел на высокие конторки для письма вдоль окон, вдыхал застарелый запах книг, кожаных переплётов, натёртого пола – несмотря ни на что, он блестел, – невольно вспоминая Академию. Там всё выглядело почти так же – куда богаче, но…
…Может, он был не прав в своём смешном ребячьем бунте? Он сумел бы сделать гораздо больше, будь он настоящим боевым магом Долины.
«…Но тогда бы этот мир стал мне совершенно безразличен, – зло сказал он себе. – Перестань, что сделано, то сделано, и даже Архимаг Игнациус не повернёт вспять ход времени».
Шестой этаж. Дорогу туда преграждала внушительного вида железная дверь.
– Ого, – без всякого удивления сказал Фарг. – Ну что, Фесс-волшебник, сам вскрывать будешь или меня пустишь?
– Какое тут «пустишь»?! – возмутился воин Серой Лиги, доставая кристалл. – Нутром чую – так просто они бы тут ничего запирать не стали.
– Знаешь, брали мы один монастырь, – преспокойно, точно на биваке у костра, сказал Фарг. – Пираты там засели, монахов многих в расход пустили… долго выкуривать пришлось, но не о том речь. Дошли мы потом до такой же вот двери. Ну, думаем, клад немереный. Взялись ломать. Ломали, все руки сбили. Вскрыли – а там ничего! Оказывается, отец-эконом запер. Просто так. Не выносил святой отец открытых дверей.
– Славная история, – пробормотал Фесс, возясь с кристаллом. – Мне нравится. Только тут, по-моему, не в отце-экономе дело…
Впереди чувствовалось Нечто. Сила, затаившаяся и ждущая, но… не хищная и не алчная, что всегда ощущается в ловушках и настороженных на двуногую дичь заклятьях.
– Отойди-ка…
– Ага! – Фарг подобрался. – Нашёл что-то, Фесс-чародей?
– Да как будто…
«Нет, не обезвредить. Это вообще не западня. Просто невесть что. Э, будь что будет!»
– Открывай, центурион.
– Давно бы так, Фесс-чародей…
В руках Фарга появилась изогнутая стальная штуковина длиной примерно в локоть. Центурион пару раз ковырнул возле креплений массивных, вживлённых в камень петель, потом принялся возиться с замком.
– Эх вы, господа магики… – послышалось его бормотание. – От кого запирались-то? Дверь славная, а вот замок никуда. У того отца-эконома, вот это я понимаю, замок был всем замкам замок – гномы делали, а тут…
Что-то кракнуло, и дверь распахнулась.
«Так вот что они здесь прятали, – разочарованно подумал Фесс. – Лаборатория. Ничего интересного. Все, конечно, увезли. Даже самой завалящей ступки или колбы, конечно же, не оставили».
Его подозрения полностью оправдались. Полки, шкафы, ящики столов – всё подметено начисто.
Фаргу с его школой грабежа хватило нескольких мгновений.
– Эй, Фесс! Смотри-ка сюда!
Ещё одна дверка. Не потайная, но так просто и не заметишь. И тоже запертая. И – ощутимое дыхание Силы оттуда.
После нескольких неудачных попыток Фарг покачал головой.
– Славно заперли. И от таких, как я, и, наверное, от таких, как ты, Фесс. Попробуй – может, в Серой Лиге лучше, чем в легионах, умеют двери открывать?
Фесс запустил руку во внутренности куртки.
– Ух ты! – одобрил Фарг, глядя на множество тонких изогнутых штифтов Фессовой отмычки. – Гномы делали? Правильно, хочешь замок добрый поставить – к гному ступай, хочешь взломать – к нему ступай опять же…
Замок оказался сложным. Фесс промучился изрядное время, пока наконец не нащупал нужные сухарики внутри.
– Откры… а-а-а!!!
Он едва успел закрыться. Спас намертво вбитый Кларой Хюммель инстинкт.
И тем не менее низринувшийся на него поток огнистого сияния – не огня, а именно света! – смял воздвигнутый щит, отбросив Фесса прочь. Однако, как ни краток оказался миг, он успел разглядеть громадное зеркало, вмурованное в стену.
– Что ж ты, чародей… – простонал Фарг, поднимаясь с пола и осторожно снимая шлем. Лицо центуриона оказалось жестоко обожжено – хорошо ещё, что уцелели глаза.
– Это не ловушка была, Фарг… Погоди, сейчас помогу.
Несмотря на слабые познания Фесса в магическом целительстве, кое-какие уроки первой помощи он, разумеется, помнил.
– Спасибо… – прохрипел Фарг. Лоб центуриона блестел от пота, однако боль уже отступала.
– Посиди здесь, я попытаюсь пробиться. – Фесс вновь прибег к Искажающему Камню, однако на сей раз Камень заупрямился уже всерьёз. Он, похоже, сам решил поживиться от даром растрачиваемой Силы, и все повелевающие заклятья Фесса соскальзывали с магического кристалла, как вода с того знаменитого гуся.
Фесс выругался. Длинно, долго и изобретательно, вспоминая бесшабашную юность в Долине, где в ходу были ругательства множества миров и народов.
– Эк ты его! – уважительно крякнул Фарг. – Знатно у вас в Лиге ругаются…
…Фесс сдался после доброго часа усилий.
– Возвращаемся, Фарг. Здесь нужен настоящий маг. Я ведь так… по верхам нахватался.
– Если б не нахватался, нас бы уже три раза основательно поджарили, – резонно возразил центурион. – Ладно, возвращаемся так возвращаемся. Если дальше дороги нет…
…Когда они выбрались наружу, вокруг башни стояло настоящее живое кольцо и несколько всадников в роскошных доспехах, на породистых конях, молча ждали в сёдлах.
Окружённый стражей Вольных, там стоял Император.
Его холодные глаза расширились, когда он увидел Фесса.
Повелитель Империи ничего никогда не забывал.
– Ты?!
Фесс преклонил колено, несмотря на то, что по рождению и крови он был куда выше владыки Мельина – точнее, теперь его обугленных руин.
– Повиновение Империи. Я тот, кто передал повелителю латную рукавицу, что ныне украшает его левую длань.
– Расскажешь мне об этом после. – Выдержка у Императора была поистине железная. – Доклад, центурион!
– Повиновение Империи. – Фарг колено преклонять не стал – ещё бы, центурион! – Мы исполнили приказ. Мы прошли так далеко, как только смогли.
– Что у тебя с лицом, центурион? – перебил Император.
– Старые хозяева подарочек оставили, – с допустимой старому служаке вольностью усмехнулся центурион. – Там такое зеркальце, что даже вот он, искусник, ничего поделать не смог.
– Я хочу видеть. – Император спешился.
– Мой повелитель! – всполошился немолодой всадник рядом, с нашивками первого легата.
– Спокойно, Фибул. Я не для того начал войну, чтобы бегать даже от самой тени Радуги! Проводите меня, вы двое и вы. – Он кивнул стоявшей возле него молчаливой паре Вольных.
Старый легат только покачал головой. Окружавшие башню легионеры зашумели.
– Не ходи, повелитель! – выкрикнул какой-то смельчак. Всегдашняя солдатская привилегия – обращаться так из строя к владыке Империи.
– Если я не пойду, – Император повернул голову в ту сторону, – мы никогда не опрокинем магиков. Нам нельзя их бояться. Если так – мы будем разбиты ещё до боя. Неужели я должен говорить это моим храбрецам, одержавшим победу в Мельине?
И легко взбежал по ступеням.
– Объясняй, – коротко бросил он Фессу. – Что здесь было? Я чувствую следы магии…
– Две огненные ловушки, мой повелитель, – почтительно сказал Фесс. – Обе сняты.
– Каким образом? – отрывисто спросил Император, глядя на покрытый копотью потолок.
– Искажающий Камень, мой повелитель. Я немного умею с ним обращаться. Серая Лига накопила немало подобных сведений…
– Патриарх Хеон ничего не говорил мне об этом, – угрюмо заметил Император. – Но в любом случае он знал, кого посылать в Хвалин… Какого ты рода, воин? Как твоё имя? Таких людей, как ты, Империя должна ценить.
– Мой повелитель слишком щедр, – смиренно поклонился Фесс. – Я не могу похвастаться знатностью, мой Император. Я найдёныш. Меня вырастила Лига. Патриарх Хеон был мне вместо отца. Моё имя Фесс. Лигийское – Aectann.
– Лига дает своим воинам имена на языке Дану? – остро взглянул Император, поглаживая белую латную перчатку.
– Такова традиция, мой господин. – Фесс вновь поклонился.
– Ну что ж, раз традиция… – с неопределённым выражением протянул Император. – Я буду звать тебя Фессом, Слушающий Ночью.
– Как будет угодно Императору.
– Так, что здесь?..
– Гостиная, выше – трапезная. Тут не было никаких ловушек. И ничего интересного тоже, мой повелитель. Они вывезли всё что могли. Времени было достаточно.
– Тогда ведите дальше, – приказал Император.
– Это опасно, мой господин, – заикнулся Фесс.
Император только пожал плечами. Пальцы его вновь пробежали по белой латной перчатке.
…Они оставили позади шесть этажей башни.
– Это здесь, мой господин.
– Сам вижу, – сквозь зубы ответил Император. – Оставайтесь тут! Я иду дальше.
– Повиновение Империи, но…
– Молчи, воин.
– Здесь не хватило даже волшебства Искажающего Камня! – в отчаянии вскрикнул Фесс.
– Посмотрим, хватит ли тут моего… – туманно намекнул Император.
Фесс уже готов был прыгнуть. Император не должен входить туда, ни за что не должен!
– Не надо, – мягко произнес голос у него над ухом. Он оглянулся – Вольный стоял рядом, оба меча – и большой, и малый – наголо. – Повелитель поступает как хочет.
– Но там же…
– Повелитель знает, что делает.
Император даже не повернул головы, хотя слышал весь диалог с первого до последнего слова.
Подняв левую руку и выставив её перед собой словно для защиты, он ступил на порог.
Фесс невольно дёрнулся следом – и почувствовал холод стали возле самого горла. Это не остановило бы его, но тогда пришлось бы убивать Вольных…
За Императором захлопнулась дверь.
* * *
Он стоял в самом начале узкого и низкого прохода. Стёртые ступени – куда более стёртые, чем полагалось бы в сравнительно недавно построенной башне, – вели вверх, где прямо в бутовый камень стены вмуровано было высокое овальное зеркало, совершенно здесь неуместное.
Оно было живым. Явственно, недвусмысленно и неприятно живым. Пустые стеклянные глаза уставились куда-то в середину переносицы Императора. Там, по ту сторону, копился гнев. Чёрный камень в перстне предупреждающе потеплел.
«Ничего, ничего, друг мой, прости, но на сей раз мне придётся пренебречь твоим остережением. Я должен дойти… дойти и взглянуть».
Зеркало осветилось изнутри. Радостным, солнечным и ласковым светом, отнюдь не мрачным испепеляющим пламенем, чёрно-багровым, цвета перемешанной с жирным дымом засохшей крови.
Левая рука в латной перчатке словно сама собой взлетела, прикрывая глаза.
«Умри», – услыхал Император.
Золотистое сияние затопило короткую лестницу – словно весь гнев Радуги обрушился наконец на голову ослушника.
Обрушился – и, бессильный, разбился о белый блеск перчатки.
Злые змейки боли рванулись от кисти вверх, к плечу; Император сморщился. Однако случалось ему терпеть боль и куда сильнее; он не остановился.
Он рванулся к зеркалу, словно от этого зависела вся его жизнь; на пальце вспыхнуло огненное кольцо: чёрный камень в перстне просто горел, воспламенённый близостью источника могучей силы.
Однако от латной перчатки шло спасительное тепло. Она внушала уверенность. Она сама превращалась сейчас в оружие, которое может дробить предательские, плюющиеся огнём зеркала.
Последние ступени пришлось одолевать, с натугой продираясь через льющийся навстречу жёсткий поток. Но перчатка на левой руке всякий раз отбрасывала наваливающегося врага. Император наотмашь бил левой рукой по воздуху, в сиянии ему чудились смутные контуры какой-то фигуры; это был враг, его должно было смять и сокрушить, а это Император умел делать очень хорошо. Он умел забывать о боли и страхе.
…Внезапный поток жара прорвался сквозь его защиту и ударил в лицо. Кровь бросилась в голову; Император чувствовал, как из разбитых носа и губ по лицу стекают горячие щекочущие струйки, однако он одолел последнюю ступень, услышал откуда-то из глубины зеркала панический вопль: «Не могу его удержать! У него… него…» – и тут поток бесплотного огня внезапно прервался.
Император смотрел в зеркало магов Радуги. Наверное, первый из простых смертных, добившийся этого силой оружия.
Мутная поверхность очищалась; поток яростной Силы иссякал, отступая перед угрюмым напором человеческой воли.
«Зеркало магов. Вспомни свои уроки, – сказал он себе. – Оружием врагов тоже можно пользоваться не хуже, чем своим собственным».
Перед Императором лежала живая, трепещущая и дышащая серебряная гладь.
«Ну же, тварь! Повинуйся истинному хозяину!»
Чёрный камень перстня послушно выбросил вперёд незримую стрелу Силы.
Зеркало дрогнуло. Серебряная дрожь стремительно таяла. Однако своего лица Император по-прежнему не видел, хотя в тот миг это удивляло его в последнюю очередь. Магические зеркала – не те предметы, что следует использовать при исправлении прически.
Он видел. Его воля ломала сопротивление там, по ту сторону стекла, в зазеркалье. Он привык побеждать. Он победил себя, когда его рука добивала щенка на чёрном жертвеннике. Он победил себя, когда убивал магов. Он победил, когда бросил своих легионеров в огненную мясорубку и обрёк когорту Аврамия на мучительную гибель. Он больше не был мальчиком, послушной куклой, что покорно выслушивала выговоры Сежес. До неё он тоже доберётся, в своё время, конечно, а пока он должен подчинить своей воле это проклятое зеркало, заставить его показывать то, что нужно ему!
И зеркало внезапно показало.
Изображение получилось настолько чётким, что казалось – он просто парит в воздухе над узкой, наполовину заросшей лесной дорогой. А по дороге шли двое. Высокий мужчина средних лет со странным, неприятным лицом, словно состоящим из одних только костей, на которые натянули тонкую-претонкую кожу со старого барабана. И девушка, закутанная в добротный дорожный плащ с меховой опушкой, в плащ запретного для простых смертных – и даже для него, Императора – белого цвета. Капюшон плаща был откинут, осенний ветер лениво шевелил иссиня-чёрные волосы цвета воронова крыла; вглядевшись, Император различил вытянутые, заострённые кверху ушки. Девушка, вне всякого сомнения, принадлежала к племени Дану.
Император едва сдержал крик. Это лицо… не с нею ли он схватился во время той памятной дуэли с мастером Н'Даром – или как там его звали на самом деле? Неужели это она стояла против него во время поединка, а вокруг смеялась и глумилась толпа Дану, этих отвратительных Нелюдей, которых…
…Две испуганные малышки, прижимающиеся друг к другу. Совсем крошечный младенец. И он, мальчишка, опьянённый впервые пролитой кровью существ, умеющих страдать и мыслить.
Разорванная шея девочки-Дану…
– Шею! – закричал Император. – Покажи шею!
Он забыл все затверженные формулы. Мёртвая вязь букв – ничто перед горящей человеческой волей, волей существа, которого впереди ждет только чёрная яма могилы, гниение, тлен, разложение…
Смертный не боится смерти. И потому он так силён.
Император кричал на магическое зеркало, точно на нерадивого слугу.
Внезапно налетевший порыв ветра встрепал густые смоляные пряди. Девушка-Дану досадливо вскинула руку, но поздно – обнажилась тонкая шея, обезображенная застарелым длинным шрамом, какой оставляет тупая, покрытая зазубринами сталь.
* * *
– Расскажи мне, расскажи, – молила Тави, то и дело норовя бухнуться на колени перед волшебником Акциумом прямо в холодную и противную осеннюю грязь. – Расскажи мне! Ну расскажи же! Я сделаю всё, всё, что ты захочешь… можешь продать меня в рабство, только, ради богов истинных и ложных, ради Спасителя, если ты в него веришь, – расскажи!
– Да что же мне тебе рассказать? – отбивался маг.
– О других мирах… о том, откуда ты пришёл… о том, за что тебя заточили…
– Успеется, – проворчал Акциум.
– А почему ты стал нам помогать? – не отставала Тави.
– На вас троих завязался тугой узел, – нехотя ответил волшебник. – Слишком тугой для обычной троицы авантюристов, искателей приключений. Опять вмешались Высшие Силы, будь они трижды прокляты! Они могучи, но, с одной стороны, равнодушны, а с другой – капризны, словно дети. Порой я даже сомневаюсь, разумны ли они…
– И что? Что было дальше? – Забывшись, Тави дёргала мага за складку плаща.
– Вас было несколько – несколько таких… групп, я имею в виду. Судьба свела вас. Это тоже неспроста.
– А я не верю. – Тави внезапно отвернулась. – Я не верю в Судьбу. Это что, такой суровый дядька, что для собственного развлечения мечет кости, а потом смотрит, что получится, и изрекает через своих оракулов какие-то туманные речения?
– Да нет, конечно же, не дядька, – усмехнулся Акциум. – Раньше, когда я только учился волшебству… я тоже кипел гневом, я негодовал на несправедливость мироустройства… Почему маги могут жить сколь угодно долго – если только их не прикончит какой-нибудь бродячий дракон или другой маг-конкурент, – а трудолюбивые крестьяне, искусные ремесленники, прилежные писцы, тороватые негоцианты должны умирать? Почему Судьба порой уничтожает целые народы, оставляя города, страны и континенты заваленными мёртвыми телами? Почему время от времени пробуждаются какие-то древние, постарше звёзд и небес, ископаемые чудища – и, бывает, целые миры тоже гибнут, потому что помощь опаздывает или же тварь оказывается слишком сильна…
Акциум сморщился, словно от сильной зубной боли.
– И вот ты сидишь, сидишь под землёй, в зловонной келье, видишь всё это и бессилен помешать, потому что… – Он осекся. – И даже мои слова, оказывается, способны влиять на Судьбу… – он вновь сморщился, – на Судьбу миров. Тьфу, пропасть! Как мне это всё надоело!.. С нудным постоянством… бьёшься лбом в эти стены Высшей магии, а когда доходишь до предела… – он с неожиданной яростью рубанул ладонью, – когда доходишь до предела, оказываешься в келье.
– Ты не хочешь мне рассказать? – по-прежнему не отставала Тави.
– Не могу, – хмуро отозвался маг. – Когда-то я был… О, кем я был тогда! А потом – падение. Падение… Акциум… это дурацкое имя… и, наконец, – заточение. А сейчас этот мир тоже на грани падения. На него наползает тень. Точнее – нет, не тень. Тень – это означает: нечто появилось между тобой и солнцем. А тут… эти твари… Я видел множество разных, но этих – я не знаю. А когда-то мнилось – пределов знанию нет…
Он замолчал, отыскивая дорогу между серыми лужами. С неба начинала сеять мелкая и нудная водяная пыль – та самая, что пробивается сквозь самый плотный плащ.
– Куда же ты идёшь сейчас?
– На юг. К Мельину. Лезть в гномьи подземелья нет смысла. Твари где-то там, возле столицы… и, кстати, я так и не могу понять, что там происходит. Со стороны кажется – там пошла в ход боевая магия. Причём немалых порядков. Кто, скажи мне, может драться в Мельине, используя такие силы?
– Радуга подавляет мятеж? – тотчас предположила Тави.
– В имперской-то столице? – хмыкнул Акциум. – Ладно. Я сейчас не хочу пускать в ход чародейство, а то и так… наворожил порядком.
– А здешние…
– Здешние нас догонять не станут, – с непререкаемой уверенностью бросил волшебник. – Не та порода… пуганые. Хотя… вот тут все с ними драться намерены – тебя вот возьми… а мне вот что-то сомнительно…
– С Радугой – сомнительно? – так и вскинулась Тави. – Да они… да знаешь ли ты?..
– Догадываюсь, – хмуро сказал волшебник. – Сила в тебе немалая, но вся от ненависти. Боюсь, как бы тебе её не потерять – когда насытишься местью.
– Если при этом падёт Радуга… – напыщенно начала Тави, однако Акциум тотчас перебил её:
– А ты хорошо представляешь себе, что произойдёт, если Радуга и в самом деле падёт?
– Н-ну… – замялась Тави. Досадливо нахмурилась, но потом честно призналась: – Не знаю. Но хуже не будет уж точно.
– А почему? – тотчас спросил Акциум. – Я, конечно, долго просидел под землёй… – Он подмигнул Тави. – Но равнять меня со слепым кротом, по-моему, не слишком-то разумно.
– Я не равняю! – обиделась Тави. – Но Радуга – злодеи… Они убивали, жгли, разоряли…
– Это потому, что так случилось с твоей семьёй, – безжалостно уронил Акциум. – А те, кого это не коснулось?
– Тогда откуда ж мятеж? – немедленно поддела мага Тави. – Откуда такая волшба в Мельине?
– Может, пираты по реке поднялись? – предположил Акциум, но не слишком уверенно.
– Пираты? – хмыкнула девушка. – Сейчас, по осени? Едва ли. В южных морях уже вовсю штормит. Они появились бы раньше – или позже, уже после нового года.
– Ну, тогда не знаю, – проворчал Акциум. – Но ты не уводи разговора, не уводи. Почему ты так уверена, что остальным это тоже надо – повернуть власть Радуги?
– Потому что тогда бы колдовать могли все… – вырвалось у Тави. Опомнившись, она зажала рот ладонью, но было уже поздно.
– И знаешь, что тогда будет? – немедленно подхватил волшебник. – Ты можешь представить себе, что это такое – вырвавшаяся на свободу Сила, Сила, истекающая через сотни тысяч источников, через мириады рвущих её на части жадных рук? Ты понимаешь, что ты хочешь дать детям играть даже не с огнём, а с… с… Ты хочешь просто бросить их всех в самое сердце лесного пожара – и гордо назвать это свободой!
Несколько мгновений Тави молчала, ошарашенная не столько даже отповедью старого волшебника, сколько его последней фразой.
«Бросить их всех в самое сердце лесного пожара…» Всех… Всех? ВСЕХ!!!
– Ты хочешь сказать – магия отнюдь не удел избранных? – замирая, произнесла она.
– Гм… язык мой – враг мой. – Маг досадливо нахмурился. – Конечно, Тави. Конечно. Далеко не все умеют играть на лютне, но касаться струн и извлекать из них звуки могут все, если только они не лишены рук. Хотя в этом случае можно воспользоваться зубами. Ну так вот и с магией то же самое. Я, если честно, считал – это все и так знают… Старый дурак.
Так вот представь, что будет, если все вокруг примутся терзать лютни, Тави. А ведь магия – это отнюдь не столь безобидная вещь. Ты согласна? Невежда никогда не сыграет сложную и тонкую мелодию, но чисто случайно… его какофония… если применить это к магии… может вызвать к жизни такие создания, что лучше бы сотворившего такое… заранее с жерновом на шее – да в воду.
Собственно говоря, все Ордена магов только тем и заняты, что не дают неразумным детям спалить самих себя – и всё окружающее вместе с ними.
– Неправда! – не выдержала Тави. – Властью они заняты! Властью! И наживой! Мой Учитель говорил…
– А кстати, кем был твой Учитель? – тотчас подхватил Акциум. – Мы немного уже говорили об этом… и я считаю его покинувшим Радугу чародеем, причём весьма высокой ступени, иначе он не смог бы научить тебя так ловко чувствовать Силу. Опиши мне его! Я знал в лицо многих из Радуги… очень даже многих.
– Хорошо, – чуть растерянно ответила Тави. – Он был высок… много выше среднего роста. Очень худой. Лысый. И такой… лицо такое… костистое. Очень-очень, так что я сперва даже пугалась, а потом он объяснил мне, что это у него после неудачного наложения заклятия…
– Худой… лысый… костистый череп… – забормотал Акциум. – Нет. Не знаю такого. Среди высших иерархов такого точно не было. Орла… то есть боги меня вразуми, кто же это может быть? – Он с неожиданной пристальностью взглянул на Тави. – Ничего не приходит в голову. Это плохо, очень плохо. – Он казался до крайности озабоченным.
– Это что, так важно? – в упор спросила Тави.
– Сейчас – нет, но чует сердце, потом ещё аукнется… Хотя ты права, нынче нам об этом думать пока рано.
– А о чём надо? – немедленно спросила девушка.
– О том, откуда взялись эти козлоногие и как с ними справиться, – со всей серьёзностью ответил маг. – И ещё… о том, во что выльется нарушение мной запретов.
– Ты их нарушил? – изумилась Тави.
– Конечно. Когда покинул келью.
– И что теперь? – Невольно в её грудь вползал холодный страх. – Что теперь будет? Что мы можем сделать?
– С Заточившим меня – увы, ничего, – мрачно ответил Акциум. – Его невозможно убить, с ним невозможно справиться силой оружия, его можно только переубедить.
– А почему он тебя заточил? – пошла на второй круг Тави.
– Не будем об этом, – отрезал Акциум. – Не будем об этом больше. Пожалуйста.
– Хорошо, – уныло ответила Тави. Однако сразу же: – А ты станешь меня учить?
– Тебя? – изумлённо воззрился на неё Акциум.
– А что тут такого? Мой Учитель сгинул. Наверное, погиб. Или ушёл из этого мира, если правда то, что ты говоришь… Что мне теперь делать? Кана убили… Сидри сбежал с Алмазным Мечом, а я из-за этих проклятых аколитов Семицветья упустила его… Каменный Престол не упустит случая очернить меня перед Кругом Капитанов. Меня изгонят…
– Э, неужели бесстрашная Тави собралась плакать? – изумился волшебник. – Не стоит, девочка. Я видел, как ты сражаешься.
– Но идти мне всё равно некуда-а-а-а…
– Но дом-то у тебя есть? – озабоченно поинтересовался Акциум.
– Дом… есть кровать, под которой стоит мой сундучок. Вот и всё, – с горькой откровенностью вырвалось у Тави. – Там, на западе, во владениях Вольных.
– И чем ты занималась до того… до этого?
– Была у Вольных наёмницей, походным магом, потому что немного знаю волшебство… Ходила с ними в походы. Может, помнишь монастырь Тра…
– Траневаарден? Помню, – усмехнулся Акциум. – Да, слыхал. Элегантно. Так, значит, это была ты?
– Я, Кан и ещё двое.
– Элегантно, – повторил Акциум. – Помню, это произвело на меня известное впечатление… Я даже решил, что к этому случаю причастна Радуга – уж слишком сильно ощущалась там рука бывалого мага…
– Правда? – Тави даже покраснела от удовольствия.
– Правда. Только смотри не вздумай зазнаваться, моя дорогая!
– Но, может, тогда ты всё-таки…
– Тави, – со вздохом сказал волшебник, – мы едва знаем друг друга. Ты даже представить себе не можешь, насколько это опасно – путешествовать сейчас со мной. На меня охотятся не какие-то там захудалые драконы или свихнувшиеся эльфы. Заточивший – это тебе не просто так. Ты не можешь вообразить себе всю мощь Заточившего. Его, что повелевает… – Акциум опомнился и осёкся. – Всё, хватит, – ворчливо сказал он. – А то я уже начинаю скакать через твою верёвочку. Смотри, дочка, будешь ещё приставать с расспросами – уста заклятьем запечатаю, как сказали бы песнопевцы. У меня сейчас есть дело. Если хочешь, идём со мной…
– А Сидри? А Алмазный Меч? – вдруг вскинулась Тави. – Что же, пусть он уходит?!
– Сейчас – пусть уходит, – жёстко сказал маг. – Я не слишком хорошо представляю себе, что такое Алмазный Меч и на что он способен… но будет лучше, если гномы сейчас получат своё сокровище и оно исчезнет в подземельях. Поверь, так будет лучше для всех. Потом, если захочешь, ты сможешь свести счёты с этим трусливым гномом. Впрочем, конечно, можешь отправиться прямо сейчас, но тогда наши дороги разойдутся, а ведь ты, если я не ошибаюсь, хотела чему-то у меня учиться, ведь правда, Тави? Мне кажется, я смогу кое-что для тебя сделать…
Разумеется, это решило дело.
* * *
Мы шагали по дороге, и я испытывал поистине неземное блаженство. После веков заточения я говорил с живым существом, очаровательным и юным. Чудовищно, непредставимо юным по сравнению с тяжким грузом канувших тысячелетий. Тави, милая девочка с необычайно сильным даром… из тебя могла бы получиться неплохая волшебница.
Могла – потому что чем дальше, тем грознее становились знамения. Милая девочка их просто не замечала. На своё счастье.
А вот я видел. В движениях неба, в содроганиях глубоких подземных вод, в колебаниях аэра крылся ужас. Необоримый, всепоглощающий. Я мог припомнить такое только один раз – когда великое заклятье мятежника призвало в этот мир новую Сущность, вознамерившуюся пожрать всё вокруг…
Нет, Заточивший. Я не сдамся без боя. Не для того я отринул путь Акциума… хотя и назвался милой девочке этим самым именем. Я буду драться за этот мир – если потребуется, я буду драться даже в союзе с Радугой.
Отчего-то мне всё сильнее кажется, что так и выйдет.
Мы шли по дороге, дальше и дальше. Впереди – Мельин; я верил, что там я найду разгадку.
* * *
– Ну вот. Это то, о чём ты просила, Дану, – сказал за спиной Агаты странный голос – словно во рту говорившего всякий раз сталкивались костяные пластинки. – Преображение окончено. Теперь, – в голосе послышалась горькая усмешка, – я могу называть себя человеком. Или… почти человеком.
– Едва ли это достаточно высокое звание для такого могучего мага, как ты, – со всегдашним своим презрением к роду проклятых хумансов заметила Агата.
– Не звание, а телесная форма, – клацнуло у неё над плечом. – Просто форма, с двумя руками и ногами.
– Почему тогда не Дану?
– У меня уши не острые, – совершенно серьёзно возразил Хозяин Ливня.
– Ой, держите! Ой, не могу! Но ведь не люди были первыми с двумя руками и ногами, а мы – Древние Расы! Эльфы, гномы, Дану, Вольные… да те же гоблины и орки!
– Гм… ты и вправду так думаешь?
– Конечно! У Дану это знает любой ребёнок!
Хозяин Ливня как-то странно посмотрел на неё.
– Ну ладно. Мне кажется, в пути нас будет ждать ещё один сюрприз…
– Это какой ещё сюрприз? – насторожилась Агата.
– Насчёт древности, – с самым невинным видом объявил Хозяин Ливня.
Агата демонстративно дёрнула плечами.
– Увидим, – таинственно пообещал он.
Путь их длился совсем недолго – однако они уже приближались к сердцу Мельинской Империи. О нет, Хозяин Ливня в нынешнем своём виде не мог мгновенно переноситься на громадные расстояния, что он проделал в прошлый раз вместе с Агатой по дороге в свой восточный замок. Вместо этого приходилось отыскивать древние ворота – круги стоячих камней, зачастую скрытых в густых, непроходимых зарослях, в диких и заброшенных землях. Хозяину Ливня приходилось плести головоломные цепи заклятий, удерживая натянутую сквозь пространство незримую нить, вдоль которой пролегал сейчас их путь. Он поистине был великим магом, и Агата невольно задавала себе вопрос – кем же он был раньше, пока не сделался тем, что он есть теперь: алчным чудовищем, человеко – и душеядцем?
– Скажи мне, куда ты хочешь попасть? – спросил он Агату, когда они только-только оставили позади ворота замка.
Дану задумалась. Конечно, прежде всего надо остановить легионы, но, с другой стороны, они ещё будут тащиться до Бросовых земель не одну неделю. Времени много. Она должна успеть.
И она назвала башню Алого Ордена в Хвалине.
Ведь где-то там остался Деревянный Меч, величайшее сокровище, доверенное ей, которое она не уберегла.
Хозяин Ливня только пожал плечами.
– Мне всё равно. Я обещал помочь тебе, и я помогу.
В человеческом облике он изъяснялся куда более будничным языком, нежели в своём истинном.
– Ну, вот он, твой Хвалин, – сказал Хозяин, устало откидывая капюшон. Голый костистый череп был весь мокрым от проступившего пота. – Подожди идти к воротам – мне надо набросить на тебя иллюзию. Любой маг, конечно же, сразу распознает, но… так хоть нам не придётся убивать стражников.
– Я могу, – спокойно сказала Агата. – Чем меньше хумансовых стражников, тем лучше.
– Грррм! – дёрнулся Хозяин. – Послушай, Дочь Дану… поверь, сейчас тебе не нужна лишняя кровь. Крови будет предостаточно, когда ты станешь прорываться в башню…
Агата шагала по улицам Хвалина с истинно королевским достоинством. Тот, кто многие годы носил рабский ошейник, кто был двуногим скотом и говорящей вещью, поймет её.
На них обращали внимание. Молодые мастеровые, возчики, торговцы, разносчики и прочий люд – как же, по одежде знатная дама, а идёт пешком, не в карете, не в портшезе!
Башню Арка венчал острый сверкающий шпиль, и на нём – флюгер в виде орденского герба. Три переплетённых языка пламени – казалось, ветер только раздувает их неистовую мощь.
Вознесшееся ввысь строение отличалось своеобразной суровой красотой. Мощь Радуги позволяла строить не просто крепости или там башни, где можно отсидеться в случае чего.
– Что делаем дальше, Дану? – спокойно спросил Хозяин Ливня.
– А ты сам?..
– Я сам? Мне в общем-то Радуга безразлична, – последовал ответ. – Они домогались моего Меча, но с таким же успехом может его домогаться пятилетний ребёнок. А тебе, я так понимаю, нужен Иммельсторн. Ну что ж… тогда прорываемся внутрь. Только скажи сперва – ты уверена, что Деревянный Меч по-прежнему здесь?
Агата закрыла глаза. «Старая сила Дану, помоги же мне!»
Ей показалось, что башня, покачиваясь, наплывает на неё, а каменные стены становятся прозрачными. Алое сияние разливалось вокруг – отсвет могучей силы Красного Ордена, и на самом верху башни, наверное, в апартаментах Верховного мага, Агата увидела знакомый росчерк холодного зелёно-жемчужного пламени.
– Он там, – уверенно сказала она.
– Хорошо. – Хозяин Ливня кивнул. – Я помогу тебе, Дочь Дану, но с тем условием, что ты потом тоже поможешь мне. Есть средство вернуть себе привычный человеческий облик…
Глубоко упрятанные в череп глаза зло сверкнули.
– Это нелегко, но и ты требуешь от меня нелёгкой службы. Ну как, ты согласна?
– Что ты такое говоришь?.. – побледнела девушка. – Ведь я ещё там сказала…
– Что не желаешь стать такой же, как я? Помню. Но у тебя ещё будет шанс изменить своё мнение. – Хозяин Ливня чуть склонил голову набок, презрительно сощурился и вяло махнул рукой.
Осеннее небо над их головами начало стремительно заволакиваться тучами.
– Что ты хочешь сделать?! – не выдержав, завизжала Агата.
– Тебе ведомо мое оружие, – последовал почти что глумливый ответ.
– Не-е-е-е-т!!! – вырвался у неё отчаянный вопль.
Она повисла на плечах Хозяина – жёстких, костистых плечах, словно под тканью плаща не осталось ни грана плоти.
Башня содрогнулась. Кольцо бешено пляшущих туч всё расширялось и расширялось…
На самом верху башни, на высоте, возле основания шпиля, внезапно появилась человеческая фигурка в однотонно-алом плаще.
– Спасибо тебе, Агата, – удовлетворённо заметил голос Верховного мага. – Ты исполнила то, о чём мы просили… почти исполнила.
– Что?! – взревел Хозяин, отпрыгивая в сторону.
– Как ты мог попасться на столь простую приманку, Хозяин? – усмехнулись наверху. – Девчонка привела тебя прямо в ловушку… прямо ко всей мощи Арка. На это мы и рассчитывали.
Только теперь Агата сообразила, что площадь перед башней как-то уж больно подозрительно пуста. Ни людей, ни повозок, ничего – голый камень под ногами да наглухо закрытые окна и двери в окрестных домах.
А потом на крышах, в проулках – повсюду вокруг них стали появляться фигуры в красных плащах. Их было много – десятки, если не сотни; здесь сейчас собрался, наверное, весь Орден.
– Ты… ты… – Хозяин обернулся к Агате. Глаза его превратились в два рдеющих угля.
– Нет! – завопила Агата. – Я тебя не предавала! Не предавала! Не…
Сжатая в кулак рука взлетела, готовая ударить. Агата сжалась в комочек, закрывая лицо ладонями, – вся её храбрость куда-то исчезла, остался лишь животный страх; ноги отнялись, сердце летело куда-то вниз, в бездонную пропасть, и не было ни выхода, ни спасения…
– Не смей обижать нашу верную Дану! – глумливо выкрикнул кто-то. Щеки коснулось быстрое холодное дуновение – словно совсем рядом с лицом пронеслось ледяное лезвие меча.
– Да беги же ты, дурёха! – грянул откуда-то сверху голос Верховного мага. Незримая рука схватила её за шиворот, весьма нелюбезным рывком поставив на ноги. Не удержавшись, Агата вновь упала, и, похоже, это спасло ей жизнь – невидимая ледяная стрела вновь промчалась совсем рядом.
…Агата судорожно сучила ногами, пытаясь отползти подальше, однако Хозяин Ливня, похоже, забыл о ней – ему противостояли куда более грозные противники.
Вокруг всё стало красным-красно от орденских плащей. Арк бросил в бой все силы. В середине пустой площади, окаймлённой кровавым кольцом, неподвижно застыл Хозяин Ливня. Агата помнила его страшную силу, помнила, как Сильвия едва-едва сумела вырвать добычу из когтей нерассуждающего голодного чудовища, каким был тогда Хозяин; неужели Арк всерьёз рассчитывает справиться?..
Арк рассчитывал. Над башней набирал силу изумительной красоты радужный вихрь; словно исполинское копьё, он целился прямо в сердце стягивающихся над Хвалином туч. Маги в алых плащах, похоже, совместно творили какое-то заклинание; творил нечто и Хозяин; вспомнив, на что он способен, Агата нашла в себе силы подняться. Не в силах повернуться, она пятилась и пятилась, пока не упёрлась спиной в какой-то забор.
В этот миг маги атаковали. Наверное, они опередили Хозяина лишь на краткий миг – однако в магических войнах, как и в обыкновенных, зачастую верх берет именно тот, кто нанёс первый удар.
Над площадью прямо из воздуха сгустилась исполинская сеть, сотканная из мириад огненных нитей. Алый Орден не мудрствовал лукаво – заклятья, основанные на силе пламени, удавались им лучше всего. Сеть перечеркнула небо, зависла на миг, а потом стремительно рухнула.
И тотчас же с пронзительным, режущим слух визгом радужное копьё оторвалось от шпиля башни, рванувшись прямо ввысь.
Настоящим, живым огнём вспыхнул герб ордена на самом острие шпиля.
Хозяин Ливня закричал. Ничего человеческого в этом крике уже не оставалось. В нём звучали слова давным-давно уничтоженного языка, потому что сами эти звуки казались оскорблением мировой гармонии. В боевом кличе Хозяина – неведомого существа, неведомо как возникшего и неведомо к чему стремившегося, – слышалась такая ненависть, что Агата даже зажмурилась – крик резал глаза, словно напоённый кислотным ядом ветер.
В руке Хозяина возник, плавно соткавшись из бесформенного облачного обрывка, длинный чёрный клинок. Острие уставилось в зенит, и, теперь уже шёпотом, но таким, что слышала вся площадь и, наверное, слышал весь замерший от ужаса Хвалин, Хозяин произнес слово Силы.
Прямо вверх прянула чёрная молния. Из обхвативших радужное копьё своими плотными боками туч вниз устремились первые ядовитые капли.
Над Хвалином начинался Смертный Ливень.
Сеть громко затрещала. Чёрный пар брызнул во все стороны, алые ячейки горели, горело само слагавшее их пламя, в свою очередь, распадаясь и обращаясь в ничто. С боков им на смену рвались новые и новые сплетения алых нитей, спеша залатать прореху; но и сила Хозяина не уступала, вверх рвались стрелы тёмного пламени, мощь Арка не могла погасить этот костёр; в небе радужное копьё пробило слой туч навылет, появилось смутное серое пятно, воздух внезапно замутился, Агате показалось, будто мириады мириад рук старательно ловят мчащиеся к земле капли Ливня, однако, конечно же, никакая сила остановить это бедствие не могла.
Всё, что оставалось Дану, – это метнуться под защиту какого-то каменного сарая; иных в Хвалине и не строили.
Ни один из магов не сдвинулся с места, и невольно Агата воздала должное мужеству врага. Магов можно было назвать подлецами, но трусами они явно не были.
Ни та, ни другая сторона даже и не помышляла о переговорах. Бой шёл на уничтожение. Никаких компромиссов и перемирий. Очевидно, счёты были и в самом деле велики – возможно, так велики, что даже счёт Агаты показался бы перед ними жалкой детской обидой, что бесследно пройдёт самое большее через четверть часа.
И всё-таки они боялись и смерти, и боли. Агата никогда не думала, что сможет пережить то, что увидели её глаза и услыхали её уши. Многоголосый вопль, вопль ужаса и отчаяния, вопль корчащейся человеческой плоти, вопль десятков и сотен жертв; кто-то начал метаться по крышам, в припадке безумия срывая с себя одежду, кто-то кубарем катился вниз, в эти последние мгновения надеясь отыскать укрытие; однако большинство чародеев остались стоять, не разрывая круга и не ослабляя мощи нацеленного на врага заклятья.
На мостовую перед Агатой упали первые дымящиеся капли.
Однако в небесах мощь Арка явно брала верх. Радужное копьё разделилось на тысячи мелких стрел, пронзавших чёрные косматые клубы, и капли падали медленно, неуверенно, редко, словно сила Ливня готова была вот-вот иссякнуть…
Прореха в сети сузилась до размера человеческой головы.
И тогда Хозяин вновь закричал. Это была уже не ярость, это был тяжкий стон попавшего в ловушку и смертельно раненного зверя.
– Будь ты проклята! – услыхала обмершая Агата.
А в следующий миг чёрный меч вспыхнул весь сразу, от эфеса до острия; Хозяин направил свой удар не в магов, не в сеть, что стремительно опускалась, почти что падала, ему на плечи; он направил его в основание башни Арка.
Никогда ещё Хвалин не слышал такого безумного грохота. Казалось, сотни тысяч подземных демонов рванулись на волю из своих убежищ, ломая на своём пути даже крепчайшие кости земли. Воздух прорезал невыносимый, на самом пороге человеческого слуха, полувизг-полускрежет – словно железом вели по тонкому стеклу. Подножие башни окуталось дымом; то и дело в клубах мелькали гротескные, искажённые физиономии каких-то чудищ; физиономии гримасничали, кривились и дёргались, составляясь на несколько мгновений и тотчас же исчезая.
Сперва Агате показалось, что с башней ничего не случилось и Хозяин лишь зря потратил силы. Но потом… потом башня внезапно приподнялась, словно пытаясь оторваться от косных фундаментов и рвануться в небо, по серому камню стен зазмеились чёрные трещины, шпиль переломился у самого основания, и гордый герб из огненного авальонна грянул вниз, вдребезги разбившись о камни брусчатки.
А в следующее мгновение башня рухнула бесформенной грудой битого камня, крошева стен и обломков балок, месива утвари и обстановки – страшный пирог, щедро пропитанный алой начинкой.
Агата скорчилась под каменным навесом, прижимая ладони к ушам. После такого удара, казалось ей, разве что-то ещё может оставаться в живых?..
Однако большинство магов Арка были живы, жив и сам Хозяин Ливня; борьба не прекращалась, алая сеть стремительно стягивалась в глухой тёмно-красный кокон, внутри которого всё ещё стояла высокая фигура с чёрным мечом в гордо поднятой руке.
Капли Смертного Ливня уже не падали. Сила его Хозяина иссякала. Он обрушил и обратил во прах башню врагов, но сколько их ещё стояло на крышах домов, окружающих площадь! А сеть стала уже слишком частой и слишком тугой, чтобы разорвать её, – оставалось только бросить оружие и отдаться в руки торжествующим победителям, утешая себя тем, что с собой ты уносишь целое сонмище врагов.
Он захохотал.
– Выпью, выпью, выпью… – Плечи Хозяина стремительно раздавались вширь, он рос, утрачивая человеческий облик; с черепа слезла кожа, из-под неё показалось изъеденное ржавчиной железо старого шлема; то же самое – и с плечами, и с руками; монстр возвращался к жизни, потому что лишь в таком виде Хозяин мог ещё продолжать борьбу.
Голоса магов Арка теперь молчали. Над руинами башни, казалось Агате, ещё трепещет слабое алое зарево, словно последний, прощальный салют; магия этого места была сильна, очень сильна, однако башня стояла на чужих фундаментах, возведённых руками Дочеловеческой Расы, задолго до рокового Исхода и битвы на Берегу Черепов. Сейчас Агата, дальний потомок древних строителей, чувствовала и магию, и…
…И холодный зелёно-жемчужный блеск зачарованного клинка, клинка, что когда-то (казалось, что давным-давно!) сам лёг в руки презренной рабыни-данки в остатках Друнга, великого оплота некогда великого народа…
Иммельсторн был здесь! Он звал её, он чувствовал её, он посылал к ней весть сквозь завалы битого камня!..
В те мгновения она забыла обо всём. О ещё срывающихся с неба, из побеждённых туч, отдельных каплях Смертного Ливня, каждая из которых тем не менее означала гибель, о магах, густо стоящих на окрестных крышах, и даже о самом Хозяине Ливня.
Она просто вскочила и, не помня себя, ринулась через площадь к развалинам.
– Ар-р-р-гх! – донеслось откуда-то справа. Она не повернула головы. Ей казалось, что в огненном сиянии над развалинами ей по-прежнему виден отсвет Меча… и она бежала, бежала, не чуя под собой ног, не видя ничего, кроме этого отсвета.
Алая сеть пала на неё, но Агата даже не заметила этого. Красный блеск в глазах – ну и что?..
Она не слышала изумлённых криков собранных вокруг чародеев.
Однако они допустили ошибку, распределив внимание и соответственно разделив силы. Часть их перенацелилась на Агату. Хозяин Ливня неожиданно расправил плечи. Опутавшие его красные нити громко затрещали, словно обычные путы, разрываемыми могучим движением.
Он крутнулся вокруг себя, целясь мечом в заполненные волшебниками крыши домов. Поток чёрных молний вновь рванулся с вытянутого клинка, но на сей раз сталь меча вспыхнула. Лезвие таяло словно свечка; чёрные капли покатились вниз, и Хозяин Ливня взвыл от непереносимой боли, когда они коснулись железа его лат.
Однако же он не опустил оружия.
Первый дом взорвался изнутри, из окон ринулись потоки коричневого дыма, скрученные в тугие спирали. Крыша просела вниз, черепица и стропила полетели в разные стороны, а убийственный поток молний уже разносил на части следующий дом, за ним ещё и ещё…
Разумеется, Хозяину Ливня не было никакого дела до несчастных и ни в чём не повинных обитателей, что гибли сейчас под обломками. Он убивал магов, щедро тратя на это последние мгновения жизни.
Потому что за его спиной готовился последний удар.
Маги горохом посыпались вниз, но чёрные молнии были быстрее. Площадь окружало кольцо развалин, а молнии рвались всё дальше и дальше, настигая ускользающие жертвы.
Никто сперва не обратил внимания на странную процессию служителей Спасителя, священников в белых одеждах; они шли, распевая какие-то свои гимны, точно одурманенные, неся перед собой иконы и священные изображения; ни один из них не дрогнул и не повернул назад при виде творящегося на площади ада.
Агата тем временем успела добежать до развалин.
Башня осела, расплескалась каменными брызгами; в щелях тёмно блестела кровь. Мелькали какие-то изломанные вещи, бросился в глаза смятый серебряный кубок, вынесенный на поверхность каменной волной; дальше, дальше – Агата прыгала по камням, забыв обо всём; и она не видела, как Хозяин Ливня обернулся к сгрудившимся вокруг своих икон служителям Спасителя, как его меч рвал остатки алой сети, он уже почти освободился, ещё немного – и спадут последние петли; однако голоса людей в белых рясах вдруг взлетели высоко-высоко, затрепетали в священном экстазе, и перед их рядами внезапно сгустился призрак – призрак их товарища, такого же священника, в перепачканной кровью и болотной грязью рясе, с глубокими, сквозными ранами от когда-то вбитых в тело кольев.
Тави узнала бы этого священника в один миг.
Призрак лёгкой дымкой заструился вперёд; чёрные молнии рванулись ему навстречу, пронзили насквозь, не причинив тем не менее никакого вреда; тёмное пламя охватило сгрудившихся в кучу людей в белых рясах, раздались ужасные крики, несколько человек метнулись в разные стороны, падая и корчась; остальные упрямо стояли, продолжая что-то распевать.
Однако ни один даже самый крошечный язычок чёрного огня не дерзнул коснуться простой размалёванной доски, что они несли. Пламя трусливо отпрянуло от иконы, словно поджавшая хвост дворняга перед львом.
Но ничего этого Агата уже не видела. Не видела и того, как призрак окровавленного священника со всего размаху налетел на Хозяина Ливня, не слышала запоздалого изумлённого хрипа, что вырвался из груди Хозяина, не видела, как треснуло и осыпалось на камни ржавое железо пустых доспехов, как мука на призрачном лице священника сменилась выражением непредставимого, неописуемого на языке Смертных или Бессмертных блаженства, и не видела, как с лёгким, скорбным шорохом, словно от погребального савана, грозный, отомстивший за своих братьев призрак расплылся лёгким паром, навсегда перестав существовать.
Агата не видела ничего этого. Потому что баюкала на руках точно ребёнка вновь обретённый Иммельсторн.

Глава восьмая

Под ногами Клары Хюммель неспешно развертывалась Тропа. Начавшись у самого устья Долины, возле сторожевой заставы, она вела всё дальше и дальше, мимо легкомысленных берёзовых рощ – почтенный Архимаг Игнациус питал некую сентиментальную слабость к этому виду лесов, – мимо небольших, но глубоких и чистых речек, сохраняемых с особой бережливостью мостков, аккуратных сараев, новых, недавно обновлённых срубов над придорожными колодцами, мимо всех прочих признаков богатой, мирной, ухоженной сельской страны. Однако сама Клара шла, вооружённая с головы до пят; не поскупились ни Гильдия, ни Игнациус, хотя Архимаг и уверял Клару, что у неё всё наверняка отберут и брать с собой такие вещи – всё равно что раскрывать перед врагом собственные силы: гости с Пути, похоже, отличаются недюжинной сообразительностью, будучи вполне способны сложить два и два. Однако Клара не поддалась – идти на переговоры к этим бестиям совсем без оружия казалось ей величайшей глупостью. Всё равно что пожаловать на великосветский приём голой.
Слева у неё висела шпага, не меч, но именно шпага; на оголовке эфеса горел крупный рубин. Это зачарованное оружие в своё время выковали гномы под началом Темедара, легендарного основателя Гильдии оружейников Долины; шпагой этой можно было только колоть, однако она одна стоила многих волшебных мечей вместе взятых.
На правом бедре покачивался парный шпаге кинжал-дага; его рукоять тоже украшал рубин, только поменьше размером. Эту вещь после долгих мук сотворил Огаст, любимый ученик Темедара, сотворил, уже будучи смертельно больным; Огаст всю жизнь пытался превзойти своего знаменитого учителя, так что это превратилось в настоящую манию. Он потратил десятки лет на поиски необходимых ингредиентов; он грозился выковать меч, которому не будет равных; однако, несмотря на все старания, оружейника хватило только на небольшой острый кинжал.
Им, кстати, Огаст и закололся, после того как понял – с Темедаром ему не тягаться. Однако – о злая ирония судьбы! – испробовав крови своего создателя, дага приобрел совершенно особые свойства, каких никогда и быть не могло у вещей, вышедших даже из рук Темедара…
За обоими голенищами сапог Клара прятала по паре узких метательных ножей – подарок Игнациуса. Волосы она заплела в косу, точно девчонка; коса заканчивалась увесистым стальным шариком – хитроумным изобретением того же Темедара.
А кроме того – спрятанный кистень, тонкая, гибкая словно нить боевая спица в шнуровке куртки, кастет, боевые кольца на пальцах обеих рук… На шее – амулеты и обереги; словом, Клара была вся увешана оружием, точно рождественская ёлка с игрушками. Со стороны это могло бы показаться смешным – Клара Хюммель, знаменитый боевой маг по найму, никогда не злоупотребляла магическими побрякушками. И уж, конечно, никогда ничего не заимствовала из арсеналов Гильдии. И всегда ходила со своим мечом, пусть и не столь знаменитой работы, но отведавшим куда больше крови, чем шпага Темедара, в основном пребывавшая за семью замками в сокровищнице Гильдии.
Разумеется, не забыла Клара и свой собственный любимый меч. По длинному прямому клинку, лёгкому и подвижному, вились руны – несмотря на внешнюю хрупкость, это оружие не сломал бы даже знаменитый паровой молот гномов Кольчужной Горы, что в Восточном Хьёрварде.
Помимо всего прочего, этот набор знаменитого оружия мог послужить и демонстрацией силы. До сих пор во всем ведомом мире не нашлось ничего, на что бы не действовало созданное в Долине оружие или боевые чары. И Клара, и Архимаг Игнациус имели некоторые основания считать, что незваные гости из Тьмы, обладая плотью, не окажутся невосприимчивыми к мечам и стрелам Долины.
«Так что пусть видят, – злорадно думала Клара. – Пусть смотрят, нюхают, пусть скалятся и причмокивают; пусть их воображение – если только они наделены воображением – нарисует им картины боя, разрубленные, искрошенные, сожжённые заклятиями тела на подступах к Долине и рвущиеся им навстречу чары защищающих свой дом магов; пусть им представится всё это – глядишь, и станут поуступчивее и перестанут выдвигать всякие глупые требования навроде оставления им Долины…»
Тропа сворачивала в сторону, ныряя в глубокий овраг, невесть откуда взявшийся здесь, в ровном и светлом лесу. Клара решительно свернула вниз; над её головой сомкнулись кроны берёз; вокруг подозрительно быстро стемнело, словно уже наступали сумерки.
Над этим загадочным свойством тропы перехода много столетий бились лучшие маги-теоретики Долины из числа тех, что идут по самому краю, отыскивая для своих занятых более прозаическими делами коллег новые заклинания, изготавливая амулеты, талисманы и обереги. Однако тайна – из редкого разряда безопасных тайн – так и не поддалась. Практичный же ум Клары Хюммель такими вопросами и вовсе никогда не задавался. Темнеет и темнеет, пусть себе темнеет. Нас от этого не убудет.
Мало-помалу заросли становились всё гуще; привычные травы, кусты и деревья исчезали, их место занимали странные, причудливые создания из тех редких пород, что росли только здесь, на тропах перехода, не встречаясь нигде больше; Клара знала, что множество попыток перенести этих полурастений-полуживотных в Долину закончилось ничем и лишь сравнительно недавно, лет десять назад, молодому магу Клинзору удалось наконец это сделать. Теперь у него в оранжерее под стеклянными колпаками рос в миниатюре целый лес этих созданий; правда, Клара так и не поняла, какой из этого Клинзор извлёк толк и извлёк ли его вообще. Впрочем, чародей мог себе это позволить, будучи сыном главы Гильдии целителей…
Вокруг стало совсем темно. Тропа слабо светилась; по обе стороны шевелились руки-ветви укоренённых там существ – Клара никак не могла решить для себя, к растениям они принадлежат или всё ж таки к животным.
Начинался неприятный этап. Потом он сменится опасным; за ним последует ничтошный (не ничтоЖный, а именно ничтоШный, от слова «ничто»). И вот этот-то самый, ничтошный, интересовал Клару больше всего.
Неприятности действительно начались – после того как исчезли последние следы нормальной растительности, небо стало непроглядно чёрным, а в кустах, более похожих на гротескные фигуры людей, заухали чьи-то голоса. Сперва Клара даже не повернула головы – ей ли, боевому магу, бессчётное число раз ходившей по тропам из мира в мир, обращать внимание на здешних обитателей, несчастных существ, загнанных сюда, в последний самый дальний приют, более сильными или удачливыми соперниками? Она не взялась за оружие, не оживила, вызвав из памяти, какого-либо боевого заклятья…
Однако потом Тропа внезапно исчезла. Перед волшебницей встала живая стена. Множество тонких серебристых листьев, на ходу сворачиваясь трубочками, – неприятно и сильно напоминая при этом иглы, – потянулось к ней. В чёрном небе над самой головой медленно вспыхнули три огня – точнее, не три огня, а три глаза. На миг мелькнуло исполинское треугольное тело, свесившийся вниз, слегка загнутый в кольцо шипастый хвост…
Тварь походила на спутников козлоногого. Но только внешне. Память никогда ещё не подводила волшебницу – отличий слишком много. Из совсем-совсем давних тайников, где хранились ещё школьные познания, выплыло слово «zzashpaupat». И ещё одно – стремительное, как вспышка, предупреждение – «ОПАСНОСТЬ!».
Клара бросилась ничком с проворством, которое изумило бы даже Фесса. Зачарованная шпага осталась без дела, волшебница ловко выдернула из притороченных за спиной ножен свой собственный меч.
Серебристый клинок неярко сверкнул – за спиной Клары ещё светилась Тропа.
В следующий миг с неба низринулась смерть. Громадный зверь, что держался в воздухе вопреки всем законам тяготения, рухнул на жертву, точно коршун на курицу. Клара успела заметить вздувающийся пузырь внешнего желудка, сочащиеся ядовитой слизью щели между подвижными сочленениями брюшной брони – чародейка рывком перекатилась через плечо с не доступной никакому воину Серой Лиги резкостью; чудовищный хвост твари ударил в то место, где видел тело Клары половину – нет, всего лишь четверть секунды назад.
Но ещё быстрее оказался серебристый клинок. Его внезапно залила сплошная чернота, он слился с окружающим мраком, стал частью его, жадно впитывая рассеянную повсюду великую Силу Хаоса, Силу, что пронзает те мельчайшие промежутки между самыми крошечными частицами Реальности, что на языке высокоучёных людей в одном далеком мире зовутся «атомами» – смертельно опасное заклятье! – и играючи рассёк толстенную брюшную броню жзашпаупата,[2] перебив несколько главных жил и боковых нервных узлов.
Клара знала, куда ударить.
Она сделала ещё один перекат… и почувствовала, как в плечо впился пяток игл. Клара не выдержала – выругалась, уколы одновременно и жгли огнём, и морозили погибельным холодом – верный признак, что в рану введён яд.
Кусты-кровопийцы подобрались слишком близко – видимо, эта разновидность умела ходить.
Туша жзашпаупата тяжело рухнула на тропу, придавив заросли, что перекрывали дорогу. Кларе ничего не оставалось делать, как вкатиться вверх по отлогому бронированному крылу.
Пять серебряных трубочек торчали у неё из плеча. Оборванные черенки ещё пульсировали, судорожно содрогались, на срезах пузырилась алая кровь волшебницы.
– Не слабо… – прошептала Клара, пряча меч. Правое плечо быстро немело. Ещё немного, и…
Хороший боевой маг умеет делать разом не три, а тридцать три дела. Кларе пришлось в тот миг проявить все свои таланты.
Заклятье – и она видит своё плечо насквозь, видит сквозь одежду, кожу и мускулы, видит точки проколов, синеватые области расползающегося по капиллярам яда, видит помеченную тем же синим отравленную кровь, что глупое сердце гонит всё дальше и дальше.
Заклятье – и она ищет – уже в дальней дали! – разум Архимага Игнациуса. Она должна сообщить, что привычная дорога перекрыта, что мир Мельина, похоже, блокирован, а это означает куда более серьёзные вещи, чем даже схватка с козлоногими находниками…
Заклятье – и к её друзьям по Гильдии, Эвис, Мелвину, Эгмонту, несется призыв: «На помощь!»
Заклятье – и наконец вступает в силу её собственная магия, вступает в бой с расползающимся по телу ядом. На лбу Клары появляется пот, её начинает трясти как в лихорадке; сердце бьётся судорожно и учащённо, то и дело давая перебои; кровь меняет привычное русло, где замирая, а где и поворачивая вспять; Клара гонит весь яд обратно в плечо (которое уже ничего не чувствует, и правая рука уже совсем не шевелится), потому что паралич можно вылечить только тем же ядом, которым он вызван…
– Клара! Клара! Что случилось?! – это Игнациус. Здесь, на тропе, уже довольно-таки далеко от Долины, магическое зрение отказывает даже ему.
– Владыка… – Но тут заклятие наконец начало действовать, яд, обращённый в антидот, взялся за поражённое плечо, и Клара не выдержала – завопила во всю глотку.
– Клара! Ты на тропе?! Ты вызвала подмогу?! Я иду к тебе, держись, Клархен! – Она не успела даже остановить Архимага.
…Конечно же, Игнациус успел первым. Клара, впрочем, уже оправилась достаточно – по крайней мере ругаться она могла, и притом весьма изобретательно.
Игнациус легко, словно молодой, взбежал на тушу убитого зверя, цепкие сухие пальцы мигом прощупали плечо волшебницы.
– Как же тебя угораздило, Клархен?.. А, понимаю, понимаю… zzashpaupat… редкий экземпляр… Обрати внимание, Клара, какой размах крыльев… да ещё и кустики… Так, понятно, Monsterum Zhaup, чрезвычайно активная разновидность…
Убедившись, что Кларе ничто не угрожает, Игнациус тотчас же принялся расхаживать взад-вперёд по огрызку тропы, что-то вполголоса бормоча себе под нос – искажённый язык всё того же дальнего мира, что ведал понятие «атомы». Исходный язык назывался «латынью», и Клара помнила, как Архимаг восторгался чеканной чёткостью его формулировок, выражая уверенность, что простые смертные никогда не смогли бы создать такой шедевр…
– Эвис и остальных я завернул обратно, ты уж извини, – внезапно буркнул Игнациус. – Им тут делать нечего, а я должен подумать…
– Что ж тут думать, владыка, – кто-то перекрывает нам дорогу в Мельин! И, сдаётся мне, я этих тварей знаю…
– А мне вот кажется, что ты ошибаешься, милая моя Клархен. – Игнациус без всякого видимого усилия приподнял здоровенное, весом с пару быков, крыло убитого чудовища, пристально разглядывая что-то в ране. – Никто нам ничего не закрывал. Нашим козлоногим друзьям это не под силу, разве что на их стороне вмешался кто-то из высших иерархов, но это вряд ли – я бы чувствовал. Это… это…
Над их головами появился силуэт второго жзашпаупата, однако на сей раз хватило одного небрежного взмаха руки Архимага. С испуганным воем тварь взвилась и исчезла в темноте.
Клара мысленно позавидовала, однако Игнациус, напротив, застыл с крайне озабоченным и даже недовольным видом.
– Клара, чтобы прогнать этого беднягу, мне потребовалась сила, способная обратить целую их стаю в ластящихся котят, – неожиданно сказал волшебник. – Боюсь, что-то… – Он осёкся. – Но, так или иначе, тебе надо продолжать путь… Сейчас посмотрим, не отсырел ли огневой припас в подвалах!
Игнациус поднял руку. Пальцы заплясали, сплетаясь и расплетаясь в каких-то быстрых, неестественных фигурах. Клара остолбенела – Архимаг Игнациус, давным-давно совершавший все магические действия лёгким движением мысли, прибегает к магии жеста и слова!..
Наудивляться она не успела – сквозь заросли пролегла идеально прямая линия бесшумного и бездымного пламени. Хищные кусты в один миг распались во прах. Открылась тропа, но теперь уже не светящаяся, чёрная. Заросли по обе её стороны, казалось, отсёк исполинский пламенный меч.
– Н-да, – закряхтел Игнациус. – Прямо хоть сам с тобой иди… но не могу, извини, девочка, не могу. Надо поднимать Долину. Дело, похоже, куда серьёзнее, чем мы думаем. И твари с Пути тут совершенно ни при чём.
– Зачем пугаешь, владыка? – упрекнула его Клара. Несмотря на всю её храбрость, душа сейчас пребывала где-то пониже щиколоток.
– Пугаю? Нет, Клара, не пугаю. Отправляйся скорее, не теряй времени, что-то подсказывает мне, что вскоре тропа станет и вовсе непроходимой. Давай, давай, шагай, да не оглядывайся! Удачи в дороге не будет.
Клара молча повиновалась.
* * *
…Зеркало уже больше не пыталось сопротивляться. Оно полностью подчинялось воле Императора. Приблизив почти вплотную лицо и не замечая, как под белой латной перчаткой покрывается трещинами и крошится камень оправы, Император вглядывался в изображение. «Да, сомнений нет, это она. Та безымянная девочка, которую когда-то не убил, точнее – не добил один очень злой мальчик». По вискам и лбу стекал пот.
…С неё начинался его счёт крови. Быть может, ей он и закончится – если, конечно, удастся её отыскать. Но почему зеркало в башне Радуги показало ему именно эту девочку, неведомо как выжившую и уцелевшую? Наверное, он слишком сильно и часто думал о ней, сказал себе Император. Быть может, это лишнее свидетельство того, что за обоими покушениями стояла Радуга, очень стараясь выдать их за запоздалые попытки мести Дану и притом надеясь вырвать у него новые легионы? Что ж, своего они добились… подставив несчастных Дану – если только они и впрямь закрепились в Бросовых землях, в чём он лично сомневался.
«Но ты, ты, девушка-Дану, ты выросла, ты прошла сквозь огонь и смерть, тебя, полумёртвую, истекающую кровью, тащили железными крюками с арены угрюмые прислужники, тебя сбросили в ров вместе с другими моими жертвами в тот день… Силы великие, вместе с теми малышками и крошечным младенцем… сбросили в ров, куда открываются ходы некоторых городских катакомб, куда приходят по ночам лакомиться трупами обитатели мельинских подземелий; и ты выбралась отсюда, ночью, вся в липкой крови, выбралась, слыша за спиной отвратительный хруст костей…
Неважно, кто твой спутник. Неважно, кто ты сейчас – бродячая шлюха или, напротив, один из последних воинов народа Дану, до конца сражавшегося с нашествием хумансов. Я в долгу перед тобой. Услышь же меня, Дочь Дану! Услышь и приди! Я огнём и мечом выкорчую с земель моей Империи заразу Радуги; я схватился насмерть с твоим, Дану, старейшим и злейшим врагом, ибо известно, что мечи и копья принесли победу людям лишь после того, как Семицветье сокрушило в незримой войне мощь магии Дану. Услышь меня, Дану! Император не может быть в долгу ни перед кем, даже перед самим собой; Император, не платящий долги, не может оставаться Императором».
Немалым усилием он заставил себя оторваться от зеркала. И магическое стекло тотчас же потускнело, подёрнулось дымкой, онемело, умерло. Только теперь Император увидел раскрошившийся под пальцами его левой руки камень – белая перчатка, похоже, обладала в определённые моменты силой тарана.
Больше в крошечном, без окон, помещении не нашлось ничего интересного. Император некоторое время помедлил, а потом принялся лёгкими ударами дробить каменное обрамление зеркала. Эту добычу он не упустит.
* * *