1 2 3 4 
– Почему? –   буркнул швед. – Я, брат, служил как-то на судне, которое возило людей. И   на верхней, и на нижней палубе – везде люди. Женщины, и все такое прочее. И   танцуют и играют в карты… я там был кочегаром, понимаешь? Ну, а теперь скажи   мне, олух, что ядовитее?      

Дингль   сплюнул.      

– Если   бы это были кайманы, я, брат, ничего бы не сказал. Я тоже как-то возил змей для   зверинца – оттуда, из Банджермасина. Ну и воняли! Но ящерицы… Иенсен, уж   слишком они странные звери. Днем-то еще ничего, днем все это сидит в таких   бассейнах с водой; но ночью оно вылезает – топ-топ, топ-топ… Все судно ими   кишмя кишит. И оно становится на задние ноги и поворачивает голову за тобой   вслед… – Ирландец перекрестился. – Цыкает на человека – тс-тс-тс, как   шлюхи в Гонконге. Прости меня, господи, только я думаю, что тут дело нечисто.   Если бы не так туго было с работой, я бы там и часа не оставался, Иенсен. Ни   единого часа.      

– Ага, –   сказал Иенсен. – Так вот почему ты возвращаешься к маменьке?      

– Отчасти…   Приходилось чертовски пить, чтобы вообще выдержать там, а ты сам знаешь,   капитан насчет этого строг! Вот был тарарам, когда я одну из этих тварей пнул,   ногой. Ну да, пнул, да еще брат, с каким удовольствием! Даже хребет перешиб. Ты   бы посмотрел, что было со стариком! Посинел, схватил меня за горло и швырнул бы   в воду, не окажись тут штурман Грегори. Знаешь его?      

Швед   кивнул головой.      

– "Хватит   с него, сэр", – сказал штурман и вылил мне на голову ведро воды. И в   Кокопо меня списали. – Дингль плюнул, и плевок пролетел в воздухе длинной   дугой. – Старику эта мразь дороже людей Знаешь, он учил их говорить!   Ей-богу! Запирался с ними и часами разговаривал. Я думаю, он их дрессирует для   цирка. Но самое странное то, что он их потом опять опускает в воду. Остановится   у какого-нибудь дурацкого островка, болтается в шлюпке вдоль берега и измеряет   глубину; а потом запрется там, где эти резервуары, откроет люк в борту и   выпускает свою мразь в воду. А оно, брат, скачет через окошечко – одно за   другим, как дрессированные тюлени, штук десять-двенадцать… А ночью старый Тох   отправляется на берег с какими-то ящиками. Что там в этих ящиках – никто не   знает. Потом двигаем дальше Вот так обстоят дела со старым Тохом, Иенс.   Странно. Чересчур странно! – В глазах Дингля мелькнуло выражение   ужаса. – Боже всемогущий. Иенс, до чего мне было жутко! Я пил, брат, пил   как сумасшедший. А когда оно ночью топало по всему судну и служило на задних   лапах… и цыкало: тс– тс-тс, так я иногда думал: эге, братец, это у тебя с   перепою! Со мной уже было однажды во Фриско, помнишь, Иенсен? Но тогда мне   везде мерещились пауки. «Де-ли-риум», – говорили врачи в Sailor hospital [46]. Но потом я   спросил толстого Бинга, видел ли он тех чудовищ, и он сказал, что видел.   Собственными глазами, говорит, подглядел раз, как один ящер взялся за ручку   двери и вошел в каюту к капитану. Но не знаю… Этот Джо тоже жутко пил. Как ты   думаешь, Иенс, у Бинга тоже был делириум или нет? Как ты думаешь?      

Иенсен   только пожал плечами.      

– А   немец Петере рассказывал, будто на островах Манихики он отвез капитана на   берег, а потом спрятался за скалами и стал смотреть, что там старый Тох делает   со своими ящиками. Так он, брат, говорит, что эти ящеры сами пооткрывали их,   когда старик дал им долото. А знаешь, что было в ящиках? Оказывается, ножи,   дружище. Такие длинные ножи, гарпуны и тому подобное. Я, правда, Петерсу не   верю, у него очки на носу, но все-таки это странно. Ты как думаешь?      

У   Иенсена вздулись жилы на лбу.      

– Я   думаю, – буркнул он, – что твой немец сует свой нос в дела, которые   его совсем не касаются. Понял? И скажу тебе, что я ему этого не советую.      

– А   ты ему напиши, – усмехнулся ирландец. – Самый точный адрес – пекло,   наверняка дойдет. А знаешь, что меня удивляет? Старый Тох время от времени   навещает своих ящериц в тех местах, где он насажал их. Ей-богу, Иенс. Вечером   приказывает отвезти себя в шлюпке на берег и возвращается только к утру Так вот,   скажи-ка мне. Иенс, ради кого ему туда ездить? И скажи мне, что спрятано в   посылочках, которые он отправляет в Европу? Смотри – вот такие маленькие посылочки   страхует на тысячу фунтов.      

– Откуда   ты знаешь? – еще более хмуро спросил швед.      

– Да   вот знаю, – уклончиво ответил Дингль. – А как ты думаешь, откуда   старый Тох возит этих ящериц? Из Девл-Бэя. Из Чертова залива, Йене. У меня там   есть один знакомый, он агент, человек с образованием, так он мне говорил, брат,   что это вовсе не дрессированные ящерицы. Куда там! Пусть малым детям   рассказывают, что это просто животные. А нам, брат, пусть зубы не заговаривают. –   Дингль многозначительно подмигнул. – Вот какие дела, Иенсен… А ты мне говоришь,   что captain van Toch – all right!…      

– Ну-ка,   повтори еще раз! – угрожающе прохрипел огромный швед.      

– Был   бы старый Тох all right, не развозил бы чертей по всему свету… и не запускал бы   их всюду на островах, словно блох в шубу. За то время Йене, что я плавал с ним,   он перевез их несколько тысяч, не меньше. Старый Тох продал свою душу, браток.   И я знаю, чем ему черти платят. Рубины, жемчуг и тому подобное. Можешь не   сомневаться, даром он не стал бы это делать.      

Иенс   Иенсен побагровел.      

– А   тебе-то что? – рявкнул он, стукнув кулаком по столу. – Занимайся   своими проклятыми делами!      

Маленький   Дингль испуганно подскочил.      

– Ну,   чего ты… – смущенно залепетал он. – Что ты так вдруг… Я ведь только   рассказываю, что видел. А если хочешь, так все это мне только померещилось.   Только ради тебя, Иенсен… Пожалуйста, могу сказать, что это бред. Иенсен, ты же   знаешь, со мной было уже такое во Фриско. «Тяжелый случай», – говорили   врачи в Sailor hospital. Ей-богу, брат, мне показалось, что я видел ящериц, или   чертей, или еще что-то такое. А на самом деле ничего не было.      

– Было,   Пат, – мрачно сказал швед, – я их видел.      

– Нет,   Иенс, – убеждал его Дингль. – Это у тебя был просто делириум. Старый   Тох – all right, но… ему не следовало бы развозить чертей по свету. Знаешь что?   Когда я приеду домой, закажу мессу за спасение его души. Провалиться мне на   этом месте, Иенсен, если я этого не сделаю.      

– По   нашей религии, – меланхолически протянул Иенсен, – этого не   полагается. А как ты думаешь, Пат, помогает, если отслужить за кого-нибудь   мессу?      

– Чудесно   помогает!… – воскликнул ирландец. – Я слышал на родине не раз, что это помогало   ну, даже в самых тяжелых случаях! Против чертей вообще и… тому подобное,   понимаешь?      

– Тогда   я тоже закажу католическую мессу, – решил Иенс Иенсен. – За капитана   ван Тоха. Но я закажу ее здесь, в Марселе. Я думаю, что вон в том большом соборе   это можно сделать дешевле, по оптовой цене.      

– Может   быть, но ирландская месса лучше. У нас, брат, такие монахи, что почище всяких   колдунов будут. Прямо как факиры или язычники.      

– Слушай,   Пат, – сказал Иенсен, – я бы тебе дал двенадцать франков на мессу. Но   ты ведь парень непутевый, пропьешь…      

– Иенс,   такого греха я на душу не возьму. Но постой, чтобы ты мне поверил, я напишу на   эти двенадцать франков расписку. Хочешь?      

– Это   можно, – сказал швед, который во всем любил порядок.      

Дингль   раздобыл листок бумаги, карандаш и занял этими принадлежностями почти весь   стол.      

– Что   же мне тут написать?      

Йенc   Иенсен заглянул ему через плечо.      

– Сначала   напиши сверху, что это расписка.      

И Дингль   медленно, с усилием, высовывая язык и слюнявя карандаш, вывел:      

       

      

       

– Так   правильно? – неуверенно спросил Дингль. – А у кого из нас должен   остаться этот листок?      

– У   тебя, конечно, осел ты этакий, – не задумываясь ответил швед. – Это   делается, чтобы человек не забыл, что он получил деньги.      

Эти   двенадцать франков Дингль пропил в Гавре и вместо Ирландии отправился оттуда в   Джибути. Короче говоря, месса отслужена не была, вследствие чего естественный   ход событий не нарушался вмешательством каких-либо высших сил.      

 6. Яхта в лагуне      

       

Мистер   Эйб Леб, прищурившись, глядел на заходящее солнце. Ему хотелось как-то высказать,   до чего это красиво, но крошка Ли – она же мисс Лили Валлей, по документам   Лилиан Новак, а для друзей – златокудрая Ли, Белая Лилия, длинноногая Лилиан, и   как там ее еще называли в ее семнадцать лет, – спала на горячем песке,   закутавшись в мохнатый купальный халат и свернувшись в клубок, как прикорнувшая   собачонка. Поэтому Эйб ничего не сказал о красоте природы и только вздыхал,   шевеля пальцами босых ног, чтобы вытряхнуть песчинки. Недалеко от берега стоит   на якоре яхта «Глория Пикфорд», эту яхту Эйб получил от папаши Леба за то, что   сдал университетские экзамены. Молодчина папаша Леб, Джесс Леб, магнат   кинопромышленности и так далее «Эйб, пригласи нескольких приятелей или   приятельниц и поезди по белу свету», – сказал старик Папаша Джесс –   молодец первый сорт! И вот теперь там, на перламутровой поверхности моря   застыла «Глория Пикфорд», а здесь, на горячем песке, спит крошка Ли. У Эйба   захватило дух от счастья Спит, как маленький ребенок, бедняжка Мистер Эйб   ощутил непреодолимое, страстное желание спасти Ли от какой-нибудь опасности   "Собственно говоря, следовало бы действительно жениться на   ней", – подумал молодой мистер Леб, и сердце его сжалось от сладоcтного   и мучительного чувства, в котором твердая решимость смешивалась с малодушием.   Мамаша Леб, наверное, не согласится на это, а папаша Леб только руками разведет   «Ты с ума сошел, Эйб». Родители просто не могут этого понять, вот и все. И   мистер Эйб, нежно вздохнув, прикрыл полой купального халата беленькую лодыжку   Ли. «Как глупо, – смущенно подумал он, – что у меня такие волосатые   нога!»      

Господи,   до чего здесь красиво, до чего красиво! Жаль, что Ли этого не видит. Мистер Эйб   залюбовался красивой линией ее бедра и, по какой-то смутной ассоциации, начал   думать об искусстве. Ли ведь тоже артистка. Киноартистка. Правда, она еще не   играла, но твердо решила сделаться величайшей кинозвездой всех времен; а если   Ли что-нибудь задумает, то обязательно добьется своего. Вот этого как раз и не   понимает мамаша Леб. Артистка-это… одним словом, артистка и не может быть   такой, как другие девушки. К тому же другие девушки ничуть не лучше, решил Эйб.   Например, эта Джэди, там, на яхте, такая богатая девица… а я знаю, что Фред   ходит к ней в каюту. Каждую ночь, изволите ли видеть! Тогда как я и Ли…   Просто Ли не такая. Я желаю всего лучшего Фреду-бейсболисту, великодушно   размышлял Эйб, он мой товарищ по университету. Но каждую ночь… Нет, богатая   девушка не должна была бы так поступать. То есть девушка из такой семьи,   как Джэди. И ведь Джэди – даже не артистка. (О чем только эти девушки иногда   шушукаются! – вспомнил вдруг Эйб. – И как у них при этом горят глаза   и как они хихикают. Мы с Фредом о таких вещах никогда не   говорим). (Ли не надо пить коктейль в таком количестве; она потом сама не   знает, что говорит.) (Например, сегодня днем – это было уж слишком…) (Я имею в   виду, как они с Джэди заспорили, у кого из них ноги красивее. Само собой   разумеется, что у Ли. Я-то знаю.) (А Фреду нечего было затевать этот дурацкий   конкурс красивых ног. Это можно устраивать где-нибудь на Палм-Бич, но не в   своей интимной компании. А девушкам не следовало так высоко задирать   юбки. Это уже, собственно, были не только ноги…. По крайней мере Ли не   следовало этого делать. Тем более перед Фредом. И такая богатая девушка как   Джэди, зря это делала.) (А я, пожалуй, напрасно позвал капитана и предложил ему   быть судьей. Это было глупо. Как побагровел капитан, и усы у него ощетинились.   «Простите, сэр», – и хлопнул дверью. Неприятно. Ужасно неприятно. Капитану   не следовало быть до такой степени грубым. В конце концов ведь это моя яхта, не   так ли?) (Правда, у капитана нет с собой девушки; так легко ли ему, бедняге,   смотреть на такие вещи? То есть поскольку ему приходится оставаться на   холостом положении?) (А почему Ли плакала, когда Фред сказал, что у Джэди ноги   красивее? Потом она говорила, что Фред такой невоспитанный, отравил ей всю   поездку… Бедненькая Ли!…) (Теперь девушки дуются друг на друга. А когда я хотел   поговорить с Фредом, Джэди подозвала его к себе, как собачонку. Все-таки Фред –   мой лучший приятель. Конечно, если он возлюбленный Джэди, он должен говорить,   что у нее ноги красивее. Но зачем было утверждать это так категорически? Это   было нетактично по отношению к бедняжке Ли. Ли права, что Фред   самоуверенный чурбан. Ужасный чурбан.) (Собственно, я представлял себе это   путешествие по-иному. На черта мне сдался Фред!)      

Мистер   Эйб обнаружил, что он уже не любуется перламутровым морем, но с весьма мрачным   видом просеивает между пальцами песок с ракушками. Он был огорчен и расстроен.   Папаша Леб сказал: «Поезжай да постарайся повидать побольше». А что мы видели?   Мистер Эйб старался припомнить, но в памяти его всплывала только одна картина –   как Джэди и Ли показывают свои ноги, а Фред, широкоплечий Фред, сидит перед   ними на корточках. Эйб нахмурился еще больше. Как, собственно, называется этот   коралловый остров? Тараива, говорил капитан. Тараива, или Тахуара, или   Тараихатуара-тахуара. Что, если вернуться домой и сказать старому Джессу:   «Папа, мы побывали даже на Тараихатуара-тахуара». (И зачем только я позвал   тогда капитана, – поморщился мистер Эйб.) (Надо будет поговорить с Ли,   чтобы она не делала таких вещей. Господи, почему я ее так ужасно люблю? Когда   проснется, поговорю с ней. Скажу, что мы могли бы пожениться…) Глаза мистера.   Эйба наполнились слезами. Господи, отчего это – от любви или от муки? Или же   эта безмерная мука оттого, что я ее так ужасно люблю?…      

Подведенные   синим, блестящие, похожие на нежные ракушки, веки крошки Ли затрепетали.      

– Эйб, –   прозвучал сонный голосок, – знаешь, о чем я думаю? Здесь, на этом острове,   можно было бы сделать ши-кар-ный фильм.      

Мистер   Эйб старался засыпать свои злополучные волосатые ноги мелким песком.      

– Превосходная   идея, крошка. А какой фильм?      

Ли   открыла свои бездонные синие глаза.      

– Например…   Представь себе, что я была бы на этом острове Робинзоном. Женщина– Робинзон!   Правда, совершенно новая идея?      

– Да-а, –   неуверенно произнес мистер Эйб. – А как бы ты попала на этот остров?      

– Превосходнейшим   манером!… – ответил сладкий голосок. – Просто наша яхта потерпела бы во время   бури крушение, и вы все потонули бы – ты, Джэди, капитан и все.      

– А   Фред? Он ведь замечательно плавает.      

Гладкий   лобик наморщился.      

– Тогда   пусть Фреда съест акула. Получится изумительный кадр! – захлопала Ли в   ладоши. – Ведь у Фреда безумно красивое тело, правда?      

Мистер   Эйб вздохнул.      

– Ну,   а дальше?      

– А   меня в бессознательном состоянии выбросила бы на берег волна. На мне была бы   пижама, та, в голубую полоску, что так понравилась тебе позавчера. –   Взгляд, брошенный из-под полуопущенных ресниц, наглядно продемонстрировал силу   женских чар. – Вернее, это должен быть цветной фильм, Эйб Все говорят, что   голубой цвет поразительно идет к моим волосам.      

– А   кто бы тебя здесь нашел? – деловито осведомился мистер Эйб.      

Крошка   Ли задумалась.      

– Никто!   Какой же тогда Робинзон, если тут будут люди, – ответила она с неожиданной   логикой. – Вот почему эта роль такая шикарная, ведь я все время играла бы   одна. Вообрази только – Лили Валлей в главной и вообще единственной роли!      

– А   что бы ты делала в течение всего фильма?      

Крошка   Ли оперлась на локоть.      

– У   меня уже все придумано. Купалась бы и пела на скале.      

– В   пижаме?      

– Без, –   сказала крошка. – Ты не думаешь, что я имела бы огромный успех?      

– Но   не можешь ведь ты ходить все время голой, – проворчал Эйб с явным неодобрением.      

– А   почему бы и нет? – невинно удивилась крошка. – Что здесь такого?      

Мистер   Эйб пробормотал что-то нечленораздельное.      

– А   потом, – продолжала свои размышления Ли, – постой… ага, знаю. Потом   меня похитила бы горилла. Понимаешь, такая страшная, волосатая, черная горилла.      

Мистер   Эйб покраснел и постарался еще глубже зарыть в песок свои проклятые ноги.      

– Но   здесь же нет горилл, – возразил он малоубедительным тоном.      

– Есть.   Здесь есть всевозможные звери. Ты должен относиться к делу как художник, Эйб Горилла   удивительно подойдет к моему оттенку кожи. А ты обратил внимание, какие у Джэди   волосы на ногах?      

– Нет, –   ответил Эйб, крайне недовольный этой темой.      

– Ужасные   ноги, – заметила Ли и с удовлетворением посмотрела на собственные   икры. – А когда горилла понесет меня на руках, из лесной чащи выйдет   молодой прекрасный дикарь и заколет ее.      

– А   как он будет одет?      

– У   него будет лук, – без колебаний решила крошка, – и венок на голове.   Этот дикарь возьмет меня в плен и приведет в становище каннибалов.      

– Здесь   нет никаких каннибалов. – Эйб попробовал вступиться за островок Тахуара.      

– Есть.   Людоеды захотят принести меня в жертву своим идолам и споют при этом гавайские   песни. Знаешь, как негры поют в ресторане «Парадиз». Но тот молодой людоед   влюбился бы в меня, – прошептала крошка Ли с широко раскрытыми от восторга   глазами, – и потом еще один дикарь влюбился бы в меня, скажем –   предводитель этих каннибалов… а потом один белый.      

– Откуда   же тут возьмется белый? – спросил Эйб в интересах точности.      

– Он   был бы у них в плену. Например, это был бы знаменитый тенор, который попал в   руки дикарей. Это для того, чтобы он мог петь в фильме.      

– А   в чем он был бы одет?      

Ли   поглядела на пальчики своих ножек.      

– Он   был бы… без всего, как и людоеды.      

Мистер   Эйб покачал головой.      

– Не   годится, крошка. Все знаменитые тенора страшно толстые.      

– Жалко, –   огорчилась Ли. – Ну, тогда его мог бы играть Фред, а тенор только пел бы.   Знаешь, как теперь озвучивают фильмы.      

– Но   ведь Фреда сожрала акула?      

Ли   рассердилась.      

– Нельзя   быть таким ужасным реалистом, Эйб! С тобой вообще невозможно говорить об   искусстве! А предводитель обвил бы меня всю нитками жемчуга…      

– Где   бы он его взял?      

– Здесь   масса жемчуга, – с уверенностью объявила, Ли. – А Фред из ревности   боксировал бы с ним на скале над морским прибоем. Получится шикарно: силуэт   Фреда на фоне неба! Правда, блестящая идея? При этом они оба упали бы в море…      

– Ли   просветлела. – Тут и пригодится эпизод с акулой. Вот взбесится Джэди, если   Фред будет играть со мной в фильме! А я бы вышла замуж за того красивого   дикаря. – Златокудрая Ли вскочила. – Мы стояли бы тут на берегу… на   фоне солнечного заката… совершенно нагие… и диафрагма постепенно закрывалась   бы… – Ли сбросила купальный халат. – А теперь я иду в воду.      

– Ты   не надела купальный костюм, – пробормотал Эйб, оглядываясь на яхту, не   смотрит ли кто-нибудь оттуда; но Ли уже вприпрыжку бежала по песку к лагуне.      

«…Собственно,   в платье она лучше», – заговорил вдруг в молодом человеке голос холодной и   жестокой критики. Эйб был потрясен отсутствием у него надлежащего любовного   восторга и чувствовал себя почти преступником, но… все-таки когда Ли в платье и   туфельках, то… право же, это как-то красивее.      

«Ты,   верно, хочешь сказать – приличнее», – возражал Эйб холодному голосу.      

«Ну да,   и это тоже. И красивее. Почему она так нелепо шлепает по воде? Почему у нее так   трясутся бока? Почему то, почему се…»      

«Перестань, –   с ужасом отбивался Эйб. – Ли – самая красивая девушка, которая когда-либо   существовала на свете! Я ее ужасно люблю…»      

«…Даже   когда на ней нет ничего?» – спросил холодный критический голос.      

Эйб   отвернулся и взглянул на яхту в лагуне. Как она красива, как безупречны все   линии ее бортов! Жаль, нет тут Фреда. С Фредом можно было бы поговорить о   красоте яхты. Тем временем Ли стояла уже по колено в воде, простирала руки к   заходящему солнцу и пела.      

«Скорей   бы уж лезла в воду, черт бы ее драл! – раздраженно подумал Эйб. – А   все– таки это было красиво, когда она лежала, свернувшись клубочком, закутанная   в халат, с закрытыми глазами. Милая крошка Ли! – И Эйб, растроганно вздохнув,   поцеловал рукав ее купального халата. – Да, я ужасно ее люблю. Так люблю,   что больно делается».      

Внезапно   с лагуны донесся пронзительный визг. Эйб привстал на колено, чтобы лучше видеть.   Ли пищит, размахивает руками и бегом спешит к берегу, спотыкаясь и разбрызгивая   воду… Эйб вскочил и бросился к ней.      

– Что   такое, Ли?      

(Посмотри,   как она нелепо бежит, – отметил холодный критический голос. – Как она   выбрасывает ноги. Как размахивает руками во все стороны. Это просто некрасиво.   И еще кудахчет при этом, да, кудахчет.)      

– Что   случилось, Ли? – кричал Эйб, спеша на помощь.      

– Эйб,   Эйб… – пролепетала Ли и – трах! – мокрая и холодная, повисла на нем. –   Эйб, там какой-то зверь!      

– Ничего   там нет, – успокаивал ее Эйб. – Наверное, просто какая-нибудь рыба.      

– Но   у него такая страшная голова!… – зарыдала крошка и уткнулась мокрым носом в   грудь Эйба.      

Эйб   хотел отечески похлопать Ли по плечу, но шлепки по мокрому телу получились бы   слишком звучными.      

– Ну,   ну, – проворчал он, – посмотри, там уже ничего нет.      

Ли   оглянулась на лагуну.      

– Это   было ужасно, – прошептала она и вдруг взвизгнула. – Вон… вон… видишь?      

К берегу   медленно приближалась черная голова, то разевая, то закрывая широкую пасть. Ли   издала истерический вопль и сломя голову кинулась прочь.      

Эйб был   в нерешительности. Бежать за Ли, чтобы она не боялась? Или же остаться здесь и   показать ей, что ему не страшен этот зверь? Само собой разумеется, он избрал   второе решение. Он сделал несколько шагов и, остановившись по щиколотку в воде,   сжав кулаки, посмотрел зверю в глаза. Черная голова тоже остановилась, странно   закачалась и произнесла:      

– Тс-тс-тс…      

Эйбу   стало немного жутко, но ведь нельзя же показывать виду.      

– В   чем дело? – резко спросил он, обращаясь к голове.      

– Тс-тс…   – ответила голова.      

– Эйб,   Эйб, Эйб… – верещала крошка Ли.      

– Иду!…   – крикнул Эйб и медленно (чтобы никто не подумал) зашагал к своей возлюбленной.   По дороге он даже приостановился и бросил строгий взгляд назад.      

На   берегу, где волны выводят на песке свои вековечные, непрочные узоры, стоял на   задних лапах какой-то темный зверь с круглой головой и извивался всем телом.   Эйб застыл на месте с бьющимся сердцем.      

– Тс-тс-тс…   – произнес зверь.      

– Эйб! –   вопила Ли, близкая к обмороку.      

Эйб   отступал шаг за шагом, не спуская глаза со зверя. Тот не шевелился и только   поворачивал голову вслед за Эйбом.      

Наконец   Эйб оказался возле крошки, которая лежала ничком на земле и, захлебываясь,   всхлипывала от ужаса.      

– Это…   что-то вроде тюленя, – неуверенно сообщил Эйб. – Надо бы возвратиться   на яхту, Ли.      

Но Ли   только дрожала.      

– И   вообще тут нет ничего опасного, – твердил Эйб.      

Ему   хотелось опуститься на колени, склониться над Ли, но он чувствовал себя   обязанным рыцарски стоять между нею и зверем. «Был бы я не в одних   трусах, – думал он, – да будь у меня хоть перочинный нож… или хоть бы   палку какую найти…»      

Начало   смеркаться. Зверь приблизился еще шагов на тридцать и остановился. А вслед за   ним вынырнули из моря пять, шесть, восемь таких же животных и, раскачиваясь,   нерешительно засеменили к тому месту, где Эйб сторожил Ли.      

– Не   смотри, Ли… – прошептал Эйб, но в этом не было надобности, так как Ли не оглянулась   бы ни за что на свете.      

Из моря   выходили, все новые тени и продвигались вперед широким полукругом. "Их уже   около шестидесяти, – мысленно подсчитал Эйб. – А это светлое –   купальный халат Ли. Халат, в котором она только что спала… Животные тем   временем подошли уже к светлому предмету, – который широким пятном выделялся   на песке.      

И тогда   Эйб совершил нечто само собой разумеющееся и в то же время бессмысленное, подобно   шиллеровскому рыцарю, который спустился на арену ко львам за перчаткой своей   дамы. Ничего не поделаешь, есть такие само собой разумеющиеся и в то же время   бессмысленные поступки, которые мужчины будут совершать до тех пор, пока   существует мир. Не раздумывая, с высоко поднятой головой и сжатыми кулаками,   мистер Эйб Леб вступил в круг зверей, чтобы отнять у них купальный халат крошки   Ли.      

Звери   немного отступили, но не убежали. Эйб поднял халат, перебросил его через руку,   как тореадор, и остановился.      

– Эйб!…   – неслись сзади отчаянные вопли.      

Мистер   Эйб почувствовал прилив безмерной отваги и силы.      

– Ну   что? – сказал он зверям и подступил к ним еще на шаг. – Чего вы,   собственно, хотите?      

– Тс-тс, –   зацыкал один зверь, а потом каким-то, скрипучим старческим голосом пролаял: –   Ноаж!…      

– Ноаж!…   – отозвались скрипучие голоса немного дальше:      

– Ноаж!   Ноаж!      

– Э-эйб!…      

– Не   бойся. Ли! – крикнул Эйб.      

– Ли!…   – залаяло перед ним. – Ли! Ли! Э-эйб!…      

Эйбу   казалось, что он видит сон.      

– В   чем дело?      

– Ноаж!      

– Э-эйб! –   стонала Ли. – Иди сюда!      

– Сейчас…   Вы имеете в виду нож? У меня никакого ножа нет. Я вам ничего не сделаю. Что вы   хотите еще?      

– Тс-тс, –   цыкнул зверь и заковылял к нему.      

Эйб,   придерживая переброшенный через руку халат, широко расставил ноги, но не   отступал.      

– Тс-тс, –   сказал он. – Чего нaдo?      

Зверь,   казалось, протягивал к нему переднюю лапу; это не понравилось Эйбу.      

– Что? –   спросил он довольно резко.      

– Ноаж! –   пролаял зверь и выронил из лапы что-то беловатое, похожее на каплю. Но это не   было каплей, потому что оно покатилось.      

– Эйб! –   захлебывалась Ли. – Не оставляй меня здесь!      

Мистер   Эйб не чувствовал уже никакого страха.      

– Прочь   с дороги! – сказал он и махнул на зверя купальным халатом.      

Зверь   поспешно и неуклюже отступил. Теперь Эйб мог удалиться с честью, но пусть Ли увидит,   какой он храбрый; и он нагнулся, чтобы рассмотреть то беловатое, что зверь   выронил из лапы. Это были три твердых, гладких, матово-блестящих шарика. Мистер   Эйб поднес их к глазам, так как уже смеркалось.      

– Эйб! –   пищала покинутая Ли. – Эйб, Эйб!      

– Иду,   иду! – крикнул мистер Эйб – Ли, у меня для тебя что-то есть! Ли, Ли, я   тебе что-то несу!      

Размахивая   купальным халатом над головой, мистер Эйб мчался па берегу, как молодой бог. Ли   сидела на корточках, вся скорчившись, и дрожала.      

– Эйб, –   простонала она, стуча зубами. – Как ты можешь… Как ты можешь.      

Эйб   торжественно преклонил перед ней колена.      

– Лили   Валлей, морские боги, они же тритоны, пришли воздать тебе почести. Они поручили   передать тебе, что, с тех пор как Венера родилась из пены морской, ни одна   артистка не производила на них такого впечатления, как ты В знак своего   восхищения они посылают тебе. – Эйб протянул к ней руку, – три жемчужины.   Смотри.      

– Не   мели вздор, Эйб! – захныкала Ли.      

– Серьезно,   Ли! Посмотри же, это настоящий жемчуг!      

– Покажи! –   простонала Ли и взяла в свои дрожащие пальцы три беловатых шарика. –   Эйб, – прошептала она, – ведь это жемчуг! Ты нашел его в   песке?      

– Но,   Ли, крошка моя, жемчуг не водится в песке!      

– Водится, –   заявила Ли. – И его промывают. Видишь, я говорила, что здесь масса   жемчуга!      

– Жемчужины   растут в таких раковинах под водой, – почти с полной уверенностью сказал   Эйб. – Ей-богу, Ли, это тебе принесли тритоны. Они видели, как ты   купалась. Они захотели преподнести их тебе лично, но ты так испугалась…      

– Да,   они такие противные!… – воскликнула Ли. – Эйб, это шикарные жемчужины!   Я ужасно люблю жемчуг!      

(Вот   теперь она красива, – сказал критический голос. – Когда она стоит   здесь на коленях и держит жемчужины на ладони – ну… просто хорошенькая, да и   все!)      

– Эйб,   это действительно принесли мне те… те звери?      

– Они   не звери, крошка. Они морские боги. Называются тритоны.      

Ли   нисколько не удивилась.      

– Очень   мило с их стороны, правда? Они ужасно симпатичные. Как ты находишь, Эйб, должна   я как-нибудь их поблагодарить?      

– Ты   уже не боишься их?      

Ли   вздрогнула.      

– Боюсь…   Эйб, пожалуйста, уведи меня отсюда.      

– Тогда   слушай, – сказал Эйб – Нам надо добраться до нашей лодки. Идем, и не   бойся!      

– Но   ведь… ведь они стоят на дороге… – стучала зубами Ли. – Эйб, ты не хочешь   пойти к ним без меня?      

Только   не смей оставлять меня здесь одну!      

– Я   понесу тебя на руках, – героически предложил мистер Эйб.      

– Да,   так лучше… – прошептала Ли.      

– Только   надень халат, – буркнул Эйб.      

– Сейчас.      

Мисс Ли   поправила обеими руками свои великолепные золотые кудри.      

– Я   ужасно растрепана, правда? Эйб, у тебя нет с собой губной помады?      

Эйб   набросил ей на плечи халат.      

– Идем   же, Ли.      

– Я   боюсь… – шептала Ли.      

Мистер   Эйб взял ее на руки. Ли казалась на вид легонькой, как облачко. «Черт возьми,   это тяжелее, чем ты думал, верно? – спросил Эйба холодный критический   Голос. – И теперь у тебя обе руки заняты; если эти звери на нас нападут,   что тогда?»      

– Ты   бы не побежал бегом? – предложила Ли.      

– Хорошо…   – пропыхтел Эйб, с трудом перебирая ногами.      

Уже   почти совсем стемнело. Эйб приближался к широкому полукругу животных.      

– Скорей,   Эйб, бегом, бегом!… – шептала Ли.      

Животные   начали раскачиваться странными волнообразными движениями и извиваться верхней половиной   туловища.      

– Ну,   беги же, беги быстрее! – простонала Ли, истерически дрыгая ногами, и в шею   Эйба вонзились ногти, покрытые серебристым лаком.      

– Черт   возьми, Ли, пусти же! – взвыл Эйб.      

– Ноаж! –   пролаяло рядом с ним. – Тс-тс-тс! Ноаж! Ли! Ноаж! Ноаж! Ноаж! Ли!      

Но они   уже миновали страшный полукруг, и Эйб почувствовал, что его ноги погружаются во   влажный песок.      

– Можешь   спустить меня на землю, – прошептала Ли как раз в тот момент, когда у Эйба   окончательно отнялись уже и руки и ноги.      

Эйб   тяжело дышал, отирая локтем пот со лба.      

– Иди   к лодке! Поживее! – скомандовала крошка Ли.      

Полукруг   темных теней повернулся теперь лицом к Ли и стал приближаться.      

– Тс-тс-тс!   Ноаж! Ноаж! Ли!      

Но Ли не   закричала. Ли не бросилась бежать. Ли подняла руки к небу, и купальный халат соскользнул   с ее плеч. Ли, нагая, махала обеими руками колеблющимся теням и посылала им воздушные   поцелуи. Ее дрожащие губы слегка искривились, что должно было, очевидно,   изображать очаровательную улыбку.      

– Вы   такие милые, – произнес трепетный голосок, а белые руки снова простерлись   к колеблющимся теням.      

– Иди   помоги мне, Ли, – немного грубо проворчал Эйб, сталкивая лодку в воду.      

Ли   подняла свой купальный халат.      

– До   свидания, дорогие мои!      

Можно   было слышать, как тени шлепают уже по воде.      

– Ну   же, шевелись, Эйб, – прошептала крошка, пробираясь к лодке. – Они   опять здесь?      

Мистер   Эйб Леб отчаянно напрягал усилия, чтобы столкнуть лодку в воду. А тут еще в нее   влезла мисс Ли, махая рукой на прощанье.      

– Перейди   на другую сторону, Эйб, а то им не видно меня.      

– Ноаж!   Тс-тс-тс! Эйб!      

– Ноаж!   Тс, ноаж!      

– Тс-тс!      

– Ноаж!      

Лодка   наконец закачалась на волнах. Мистер Эйб вскарабкался в нее и изо всех сил   налег на весла. Одним веслом он угодил по чьему-то скользкому телу.      

Ли   глубоко перевела дух.      

– Правда,   они ужасно милые? А правда, я великолепно провела сцену с ними?      

Мистер   Эйб изо всех сил греб к яхте.      

– Надень   халат, Ли, – довольно сухо сказал он.      

– Я   считаю, что имела огромный успех, – констатировала мисс Ли. –   А эти жемчужины, Эйб. Как ты думаешь, сколько они стоят?      

Мистер   Эйб на мгновение перестал грести.      

– Я   думаю, что ты не должна была показываться им в таком виде…      

Мисс Ли   слегка обиделась.      

– Что   здесь такого? Сразу видно, Эйб, что ты не артист. Греби, пожалуйста, мне   холодно в халате.      

 7. Яхта в лагуне   (Продолжение)      

       

В этот   вечер на яхте «Глория Пикфорд» не было личных переживаний, зато шумно проявилось   расхождение в научных взглядах. Фред (лояльно поддержанный Эйбом) считал, что   это определенно какие-то ящеры, тогда как капитан настаивал на   млекопитающих. В море не бывает ящеров, горячо утверждал капитан; однако   молодые джентльмены из университета не слушали его возражений; ящеры,   как-никак, более эффектная сенсация. Крошка Ли удовольствовалась тем, что это   были тритоны, что они были просто шикарны и что вообще она имела такой   успех!… И Ли (в голубой полосатой пижаме, которая так нравилась Эйбу) с   горящими глазами мечтала о жемчужинах и морских богах. Джэди, конечно, была   убеждена, что все это чепуха и враки и Ли с Эйбом все выдумали; она яростно   моргала Фреду, чтобы он бросил эти дурацкие разговоры. Эйб считал, что Ли могла   бы упомянуть о том, как он, Эйб, бесстрашно пошел к этим ящерам за ее купальным   халатом; поэтому он уже в третий раз рассказывал, как замечательно справилась   с ними Ли, пока он, Эйб, спускал лодку на воду, и собрался рассказать это в   четвертый раз, но Фред и капитан ничего не слушали, поглощенные страстным спором   о ящерах и млекопитающих. (Как будто в самом деле важно, что именно там   было, подумал Эйб.) В конце концов Джэди зевнула и объявила, что идет спать;   она многозначительно посмотрела на Фреда, но Фред как раз вспомнил, что до всемирного   потопа существовали такие старые забавные ящеры – как они, черт бы их драл,   назывались: диплозавры, бигозавры, или как-то там еще – и они разгуливали, сэр,   на задних ногах; Фред сам видел такую забавную научную картинку, сэр, в одной   толстой книжке. Замечательная книга, сэр, вам бы надо с ней познакомиться.      

– Эйб, –   произнесла Ли, – У меня есть шикарная идея для фильма.      

– А   именно?      

– Нечто   потрясающе новое. Представь себе, что наша яхта потонула, и только я одна спаслась   на этом острове. И жила бы, как Робинзон.      

– А   чем бы вы занимались? – скептически осведомился капитан.      

– Купалась   бы и вообще, – просто ответила Ли. – И в меня влюбились бы морские   тритоны и приносили бы мне жемчужины. Понимаешь, совсем как в действительности!   Это может быть видовой и научно-воспитательный фильм, как ты думаешь? Нечто   вроде «Торгового флага» [47].      

– Ли   права, – решительно заявил Фред. – Надо бы заснять завтра этих   ящеров.      

– То   есть млекопитающих, – поправил его капитан.      

– То   есть меня, – сказала Ли, – как я стою среди морских тритонов.      

– Но   в купальном костюме… – поспешил вставить Эйб.      

– Я,   пожалуй, надену белый купальный костюм, – сказала Ли. – А   Грета пусть как следует причешет меня. Сегодня я была прямо ужасна!…      

– А   кто будет снимать?      

– Эйб.   Пусть хоть какая-то польза от него будет. А Джэди придется светить, когда   станет темно.      

– А   Фред?      

– У   Фреда будет лук и венок на голове, и, когда тритоны захотят меня похитить, он   их убьет.      

– Покорнейше   благодарю, – осклабился Фред. – Но я предпочту револьвер. А как   насчет капитана?      

Капитан   воинственно ощетинил усы.      

– Не   извольте беспокоиться. Уж я-то знаю, что будет нужно.      

– А   именно?      

– Три   человека из экипажа, сэр. И хорошо вооруженных, сэр.      

Крошка   Ли восхитилась.      

– Вы   считаете, что это так опасно, капитан?      

– Я   ничего не считаю, – деточка, – буркнул капитан. – Но у меня есть   инструкции от мистера Джесса Леба, по крайней мере в отношении мистера Эйба.      

Мужчины   горячо занялись техническими деталями экспедиции. Эйб мигнул крошке Ли, давая   понять, что пора уже ложиться в; постель, и все такое прочее. Ли послушно ушла.      

– Знаешь,   Эйб, – сказала она в своей каюте, – мне кажется, это будет потрясающий   фильм!      

– Да,   крошка, – согласился мистер Эйб и собрался ее поцеловать.      

– Сегодня   нельзя, Эйб, – отстранилась Ли, – ты должен понимать, что мне   необходимо ужасно сосредоточиться.      

       

Весь   следующий день мисс Ли интенсивно сосредоточивалась, отчего у несчастной камеристки   Греты работы было по горло: ванны с очень важными солями и эссенциями, мытье   головы, шампунем «Только для блондинок», массаж, педикюр, маникюр, завивка,   прическа, утюжка и примерка платьев, перешивание, гримировка и множество,   других приготовлений. Джэди, тоже захваченная этой горячкой, помогала Ли. (В   трудные минуты женщины проявляют удивительную лояльность друг к другу,   например, когда решаются проблемы одевания.) Пока в каюте мисс Ли кипела   лихорадочная деятельность, мужчины собрались вместе и, уставив стол   пепельницами и бутылками виски, принялись разрабатывать стратегический план –   где кто будет стоять и в чем будет заключаться его обязанности, если что-нибудь   произойдет; при этом, когда обсуждался вопрос командования, престиж капитана   несколько раз подвергался тяжким оскорблениям Днем на берег лагуны переправили   киноаппарат, небольшой пулемет, корзину с провизией и посудой, ружья, граммофон   и прочее военное снаряжение, все это было превосходно замаскировано пальмовыми   листьями. Еще до захода солнца заняли свои места трое вооруженных людей из   экипажа и капитан в качестве верховного главнокомандующего. Потом на берег был   доставлен огромный сундук с некоторыми мелочами, могущими понадобиться мисс   Лили Валлей. Потом причалил Фред с мисс Джэди. Потом начался закат во всем его   тропическом великолепии.      

Тем   временем мистер Эйб уже в десятый раз стучался в каюту мисс Ли.      

– Крошка,   теперь уже действительно пора!      

– Сейчас,   сейчас! – отвечала крошка – Пожалуйста, не нервируй меня. Должна же я   одеться, не правда ли?      

Капитан   в это время осматривал позиции. Вон там на гладкой поверхности залива сверкает   длинная ровная полоса, отделяющая волнующееся море от тихих вод лагуны. Словно   там под водой какая-то плотина или волнорез, подумал капитан; вероятно, это   песчаная мель или коралловый риф, но похоже на искусственное сооружение   странное место!      

Над   спокойной гладью лагуны там и сям стали показываться черные головы, которые   двигались к берегу. Капитан сжал губы и беспокойно схватился за револьвер. Было   бы лучше, мелькнуло у него, если бы женщины оставались на судне!… Джэди начала   дрожать и конвульсивно уцепилась за Фреда.      

«Какой   он сильный, – подумала она, – господи, как я его люблю!»      

Наконец   от яхты отчалила последняя лодка. В ней – мисс Лили Валлей в белом купальном   трико и прозрачном пеньюаре, в котором она, видимо, будет выброшена волнами на   берег в качестве потерпевшей кораблекрушение, далее – мисс Грета и мистер Эйб.      

– Почему   ты так медленно гребешь, Эйб? – упрекнула его Ли.      

Мистер   Эйб посмотрел на черные головы, продвигающиеся к берегу, и ничего не ответил.      

– Тс-тс!      

– Тс!      

Мистер   Эйб вытащил лодку на песок и помог выйти Ли и мисс Грете.      

– Беги   скорей к аппарату, – прошептала артистка, – и, как только я тебе   скажу «пора», начинай крутить.      

– Да   ведь уже ничего не видно, – возразил Эйб.      

– Тогда   пусть Джэди даст свет. Грета!…      

Пока   мистер Эйб занимал свое место у аппарата, артистка распростерлась на песке в   позе умирающего лебедя, а мисс Грета поправляла складки ее пеньюара.      

– Пусть   немного будут видны ноги, – шептала потерпевшая кораблекрушение. –   Готово? Ну, марш отсюда! Эйб, пора!      

Эйб   начал крутить ручку.      

– Джэди,   свет!      

Но   никакой свет не зажегся. Из моря вынырнули колеблющиеся тени и стали   приближаться к Ли. Грета зажала рот рукой, чтобы не закричать.      

– Ли! –   крикнул мистер Эйб. – Ли, беги!      

– Ноаж!   Тс-тс-тс! Ли! Ли! Эйб!      

Кто– то   спустил предохранитель револьвера.      

– К   черту! Не стрелять! – прошипел капитан.      

– Ли! –   надрывался Эйб, перестав снимать. – Джэди, свет!      

Ли   медленно, томно встает и поднимает руки к небу. Легонький пеньюар соскальзывает   с ее плеч. Теперь на песке стоит белоснежная Лили, грациозно вздымай руки над   головой, как всегда делают потерпевшие кораблекрушение, приходя в себя после   обморока. Мистер Эйб яростно завертел ручку аппарата.      

– Черт   возьми, Джэди, дай же свет!      

– Тс-тс-тс!      

– Ноаж!      

– Ноаж!      

– Э-эйб!      

Черные   тени качаются, кружатся вокруг белой Ли.      

Стойте,   стойте, это уже не игра! Ли уже не вздымает руки над головой, но отталкивает   что-то от себя и пищит:      

– Эйб,   Эйб, оно меня тронуло!      

В этот   момент вспыхивает ослепительный свет. Эйб стремительно закрутил ручку аппарата,   а Фред и капитан с револьверами в руках побежали к Ли, которая сидит на песке,   стуча зубами от страха. В то же мгновение при ярком свете видно, как десятки и   сотни длинных темных теней во всю прыть, спотыкаясь, спешат к морю В то же   мгновение два матроса набрасывают сеть на одну убегающую тень. В то же мгновение   Грета лишается чувств и падает, как мешок. В то же мгновение прозвучали два или   три выстрела, море с плеском разверзается, двое матросов лежат на чем-то   извивающемся и мечущемся под ними, и свет в руках мисс Джэди гаснет.      

Капитан   зажег карманный фонарик.      

– Деточка,   с вами ничего не случилось?      

– Оно   меня тронуло за ногу, – проскулила крошка. – Фред, это было ужасно!      

В это   мгновенье подбежал и мистер Эйб со своим фонариком.      

– Это   было замечательно, Ли! – кричал он. – Только      

Джэди   должна была бы дать свет пораньше.      

– Он   не зажигался, – пролепетала Джэди, – он ведь не зажигался правда,   Фред?      

– Она   испугалась, – оправдывал ее Фред. – Честное слово, она это сделала не   нарочно, верно, Джэди?      

Джэди   обиделась, но в это время подоспели двое матросов, волоча в сети что-то трепещущее,   как большая рыба.      

– Вот   оно, капитан. Живое.      

– Сволочь,   обрызгало нас чем-то ядовитым. У меня руки сплошь в волдырях, сэр. Адски жжет.      

– На   меня тоже попало, – простонала мисс Ли. – Посвети, Эйб, посмотри, нет   ли волдыря?      

– Да   нет же, ничего у тебя нет, крошка! – удостоверил Эйб; он едва удержался,   чтобы не поцеловать то место над коленом, которое крошка тщательно растирала.      

– Какое   оно было холодное! Бррр!… – жаловалась Ли.      

– Вы   потеряли жемчужину, мадам! – сказал один из матросов, подавая Ли шарик,   который был подобран на песке.      

– Господи,   Эйб! – воскликнула мисс Ли. – Они опять принесли мне жемчуг! Дети,   давайте искать жемчуг! Эти бедняжки, наверное, принесли мне массу жемчужин. Ну,   разве они не прелесть, Фред? Вот еще жемчужина!      

– И   еще!      

Три   фонарика направили круги света на землю.      

– Я   нашел одну громадную!      

– Она   моя! – объявила Ли.      

– Фред! –   ледяным тоном позвала мисс Джэди.      

– Сейчас! –   отозвался мистер Фред, ползая по песку на коленях.      

– Фред,   я хочу вернуться на яхту!      

– Кто-нибудь   отвезет тебя! – сказал Фред, занятый делом.      

– Черт,   вот потеха!      

Трое   мужчин и мисс Ли продолжали копошиться в песке, как большие светлячки.      

– Вот   еще три жемчужины! – провозгласил капитан.      

– Покажите,   покажите! – в восторге завизжала Ли и устремилась на коленях к капитану.      

В этот   момент вспыхнул магний и затрещал киноаппарат.      

– Ну   вот, теперь вы запечатлены, – мстительно объявила Джэди. – Получится   замечательное фото для газет. Компания Американцев Ищет Жемчуг! Морские Ящеры   Кидают в Людей Жемчужинами!      

Фред сел   на песок.      

– Клянусь   богом, Джэди права! Дети, мы обязаны послать это в газеты!      

Ли тоже   села.      

– Джэди,   душечка Джэди, сними нас еще раз, только спереди!      

– Ты   бы много потеряла, милочка! – возразила Джэди.      

– Дети, –   сказал мистер Эйб, – давайте лучше искать. А то начинается прилив.      

Во тьме,   у линии воды, зашевелилась черная колеблющаяся тень. Ли взвизгнула      

– Там…   там…      

Три   фонарика направили круги света в ту сторону.      

Но это   оказалась всего лишь коленопреклоненная Грета, которая искала в темноте жемчуг.      

       

Ли   держала на коленях капитанскую фуражку с двадцатью одной жемчужиной. Эйб наполнял   рюмки, а Джэди меняла пластинки на граммофоне. Необъятная звездная ночь   простирала свой покров над вечно ропщущим морем.      

– Так   какой же мы дадим заголовок? – шумел Фред.      

– "Дочь   промышленника из Милуоки снимает для фильма ископаемых ящеров! "      

– «Допотопные   пресмыкающиеся поклоняются красоте и молодости», – поэтически   предложил Эйб.      

– «Яхта   „Глория Пикфорд“ открывает неведомые существа», – посоветовал   капитан. – Или «Загадка острова Тахуара».      

– Это   годилось бы только как подзаголовок, – сказал Фред. – Заголовок   должен говорить больше.      

– Скажем:   «Фред-бейсболист воюет с чудовищами», – отозвалась   Джэди. – Фред был прямо замечателен, когда устремился на них. Только бы   это хорошо вышло на пленке.      

Капитан   откашлялся.      

– Я,   собственно, бросился туда первым, миcc Джэди? Но не будем говорить об этом. Я   считаю, господа, что заголовок должен быть научным. Трезвым и… одним словом,   научным: «Предлювиальная фауна на Тихоокеанском острове».      

– Предлидувиальная, –   поправил Фред. – Нет, предвидуальная, черт, как же это? Антилювиальная.   Антедувиальная. Нет, не годится. Надо дать какой-нибудь более простой   заголовок, чтобы каждый мог выговорить. Ну, Джэди, ты же у нас на все руки   мастер!…      

– Антедилювиальная, –   сказала Джэди.      

Фред   покачал головой.      

– Слишком   длинно, Джэди. Длиннее, чем те чудища, вместе с хвостом. Заголовок должен быть   краткий. Но Джэди прямо изумительна, правда? Скажите, капитан, разве она не   замечательна?      

– Да, –   согласился капитан, – превосходная барышня.      

– Вы   – славный парень, капитан, – признательно сказал молодой атлет. –   Ребята, наш капитан – молодчина! Но предлювиальная фауна – это чушь. Это не   газетный заголовок. Скорее уж «Влюбленные нa острове жемчужин» или   что-нибудь в этом роде.      

– «Тритоны   осыпают жемчугом Белую Лилию!» – крикнул Эйб.      

– "Дань   Посейдонов а царства!", «Новая Афродита!»      

– Чушь!…   – возмущенно запротестовал Фред. – Никаких тритонов никогда не было. Это,   брат, научно установленный факт. И никакой Афродиты тоже не было. Правда,   Джэди?… «Сражение людей с древними ящерами! Отважный капитан кидается на   допотопных чудовищ!» Понимаешь, в заголовке должна быть изюминка!      

– Экстренный   выпуск!… – голосил Эйб., – "Киноартистка подверглась нападению   морских чудовищ! Sex appeal [48]   современной женщины побеждает первобытных ящеров! Вымершие пресмыкающиеся   предпочитают блондинок!"      

– Эйб! –   произнесла Ли. – У меня есть идея…      

– Какая?      

– Для   фильма. Получится шикарная штука, Эйб. Представь себе, что я купаюсь на берегу   моря…      

– Белое   трико тебе страшно идет, Ли!… – поспешно вставил Эйб.      

– Да?…   Ну, и тритоны влюбились в меня и утащили на дно морское. И я стала их   королевой.      

– На   дне морском?      

– Да,   под водой. В их таинственном царстве, понимаешь? У них ведь там есть города и вообще   все.      

– Крошка,   но ты ведь утонешь!      

– Не   бойся, я умею плавать, – беззаботно возразила Ли. – И только один раз   в день я выплывала бы на берег подышать воздухом. – Ли изобразила   упражнения для дыхания, сочетающие выпячивание груди с плавными движениями   рук. – Примерно так, понимаешь? А на берегу в меня влюбится… хотя бы   молодой рыбак. А я в него. Безумно!… – вздохнула крошка. – Знаешь, он был   бы такой красивый и сильный… А тритоны захотят его утопить, но я бы его спасла,   и мы удалились бы в его хижину. А тритоны будут осаждать нас… Ну, а потом уж на   помощь явитесь вы.      

– Ли, –   серьезно сказал Фред, – это до того глупо, что, ей-богу, это можно снять.   Я буду просто удивлен, если старый Джесс не сделает из этого грандиозный фильм.      

Фред   оказался прав. В свое время был сделан грандиозный фильм производства «Джесс Леб   Пикчер»: мисс Лили Валлей в главной роли. Кроме нее, в фильме было занято   шестьсот нереид, один Нептун и двенадцать тысяч статистов, наряженных   допотопными ящерами. Но пока до этого дошло, утекло много воды и совершилось   много событий, а именно:      

1. Захваченное   животное, помещенное в ванне в туалетной каюте Ли, в течение двух дней пользовалось   живейшим вниманием всего общества; на третий день оно перестало двигаться, и   мисс Ли утверждала, что бедняжка тоскует; на четвертый день оно начало издавать   зловоние, и пришлось его выбросить, так как разложение зашло уже довольно   далеко.      

2. Из   кадров, снятых на берегу лагуны, годными оказались только два. На первом – Ли,   присев от страха на карточки, машет руками на обступивших ее животных. Все   утверждали, что это шикарный снимок. На втором можно было видеть, как трое   мужчин и одна девушка ползают на коленях, уткнувшись носом в землю; они были   сняты сзади и производили впечатление людей, поклоняющихся какому-то божеству.   Этот кадр был отвергнут.      

3. Что   касается намеченных газетных заголовков, то сотни американских и всяких других   газет, еженедельников и ежемесячников использовали почти все из них (в том   числе и «антедилювиальную фауну»); под этими заголовками описывалось все   происшествие в мельчайших подробностях и с многочисленными иллюстрациями, как   то: крошка Ли среди ящеров, отдельно – Ли в купальном костюме, отдельно – ящер   в ванне, мисс Джэди, мистер Эйб Леб, Фред-бейсболист, капитан яхты, отдельно –   яхта «Глория Пикфорд», отдельно – остров Тараива, отдельно – жемчужины на   черном бархате. Тем самым карьера крошки Ли была обеспечена; она даже   категорически отказалась выступить в варьете и заявила газетным репортерам, что   намерена посвятить себя исключительно Искусству.      

4.   Нашлись, однако, люди, которые, опираясь на свой авторитет ученых–   специалистов, утверждали, что – насколько можно судить по снимкам – речь идет   отнюдь не о первобытных ящерах, а о каком-то виде саламандр. Еще более крупные   специалисты утверждали даже, что этот вид саламандр науке неизвестен, а следовательно,   и не существует. В печати происходили по этому поводу долгие споры, конец   которым положил профессор Дж. У. Гопкинс (Иэльский университет), заявивший, что   он изучил представленные снимки и считает их мистификацией (hoax) или   кинотрюком; изображенные на них животные несколько напоминают исполинскую   саламандру, скрытожаберную (Cryptobranchus japonicus, Sieboldia maxima,   Tritomegas Sieboldii или Megalobatrachus Sieboldii), но это неточная и   неумелая, дилетантская подделка. После этого заявления научная сторона вопроса   довольно долго считалась исчерпанной.      

5.   Наконец по прошествии подобающего срока мистер Эйб Леб женился на мисс Джэди.   Его лучший друг, Фред-бейсболист, был шафером на его свадьбе, отпразднованной с   величайшей пышностью при участии многочисленных выдающихся представителей   политических, артистических и иных кругов.      

 8. Andrias Scheuchzeri      

       

Человеческая   любознательность не имеет границ. Людям было недостаточно того, что профессор   Дж. Гопкинс (Иэльский университет), величайший в то время авторитет в области   науки о земноводных, объявил эти загадочные существа антинаучным вздором и   сплошной выдумкой. В научных изданиях и в газетах стали все чаще и чаще   встречаться известия о появлении в самых различных районах Тихого океана неведомых   доселе животных, похожих на исполинскую саламандру. По более или менее   достоверным данным, этих животных можно было найти на Соломоновых островах, на   острове Шоутена, на Кампингамаранги, Бутарита и Тапетеуэа, на группе островков   Нукуфетау, Фунафути, Нуканоно и Фукаофу, наконец даже на Хиау, Уахука, Уапу и   Пукапука. Приводились рассказы о чертях капитана ван Тоха (распространенные   главным образом в Меланезии), и о тритонах мисс Лили (чаще всего упоминаемых в   Полинезии); газеты (больше потому, что наступил летний сезон и не о чем было   писать) решили, что речь идет о разных видах допотопных подводных страшилищ.   Подводные страшилища пользовались значительным успехом у читателей. Тритоны   вошли в моду особенно в Соединенных Штатах; в Нью-Йорке выдержало триста представлений   роскошно поставленное обозрение «Посейдон» с участием трехсот самых хорошеньких   тритонид, нереид и сирен; в Майами и на калифорнийских пляжах молодежь купалась   в костюмах тритонов и нереид (три нитки жемчуга и больше ничего), а в   Центральных штатах и штатах Среднего Запада необычайно разрослось «Движение за   искоренение безнравственности (ДИБ)»; дело дошло до публичных манифестаций,   причем несколько негров было повешено и несколько сожжено.      

Наконец   в «Национальном географическом ежемесячнике» появился бюллетень научной   экспедиции Колумбийского университета (организованной на средства Дж. С   Тинкера, так называемого «консервного короля»); сообщение подписали П. Л. Смит,   В. Клейншмидт, Чарльз Ковар, Луи Форжерон и Д. Эрреро, то есть мировые   знаменитости в области рыбьих паразитов, кольчатых червей, биологии растений,   инфузорий и тлей. Приводим выдержки из этого обширного сообщения:      

"…На   острове Ракаханга экспедиция наткнулась на следы задних ног неизвестной до сих   пор исполинской саламандры. Отпечатки – пятипалые, длина пальцев от трех до   четырех сантиметров. Судя по количеству следов, побережье острова Ракаханга,   видимо, кишмя кишит этими саламандрами. Так как отпечатков передних ног не   оказалось (за исключением одного четырехпалого следа, принадлежащего, очевидно,   детенышу), то экспедиция пришла к выводу, что эти саламандры передвигаются,   вероятно, на задних конечностях. Надо отметить, что на островке Ракаханга нет   ни реки, ни болота; саламандры, следовательно, живут в море и являются,   вероятно, единственными представителями своего вида, населяющими пелагические   области. Известно, впрочем, что мексиканские аксолотли (Amblystoma mexicanum)   обитают в соленых озерах, однако о пелагических (то есть живущих в море)   саламандрах мы не находим упоминания даже в классическом труде В. Корнгольда   «Хвостатые земноводные (Urodela)», Берлин, 1913.      

…Мы   ждали до вечера, желая поймать или хотя бы увидеть живой экземпляр, но   напрасно. С сожалением покинули мы прелестный островок Ракаханга, где Д. Эрреро   посчастливилось найти прекрасную новую разновидность клопа…      

Гораздо   больше повезло нам на острове Тонгарева. Мы ждали на берегу с ружьями в руках.   После захода солнца из воды показались головы саламандр – сравнительно крупные   и умеренно сплюснутые. Вскоре саламандры вылезли на песок; они раскачивались   при ходьбе, но довольно быстро передвигались на задних ногах. В сидячем   положении их рост немного превышал метр. Они расселись широким полукругом и   начали извиваться своеобразным движением, в котором участвовала только верхняя   половина тела; казалось, будто они танцуют. В. Клейншмидт привстал, чтобы лучше   видеть. Тогда саламандры повернули к нему головы и на мгновение совершенно   замерли; потом стали приближаться к нему с большой быстротой, издавая свистящие   и лающие звуки. Когда они были на расстоянии примерно семи шагов, мы выстрелили   в них из ружей. Они обратились в поспешное бегство и бросились в море; в тот   вечер они больше не показывались. На берегу остались только две мертвые   саламандры и одна с перебитым позвоночником, издававшая своеобразные звуки,   вроде «божемой, божемой, божемой». Она издохла, когда В. Клейншмидт вскрыл ей   грудную клетку…      

(Далее   следуют анатомические подробности, которых мы, профаны, все равно не поняли   бы; читателей-специалистов мы отсылаем к цитируемому бюллетеню)      

Как   явствует из приведенных данных, речь идет о типичном представителе отряда   хвостатых земноводных (Urodela), к которому, как известно, принадлежит   семейство саламандр (Salamandnda), подразделяющееся на род тритонов (Intones) и   черных саламандр (Salamandrae), а также семейство головастиковых саламандр   (Jchthyoidea), подразделяющихся на саламандр скрытожаберных (Cryptobranchiata)   и прозрачножаберных (Phanerobranchiata). Саламандра, обнаруженная на острове   Тонгарева, находится, по-видимому, в наиболее близком родстве с головастиковыми   саламандрами скрытожаберными, во многих отношениях, особенно своими размерами,   она напоминает японскую исполинскую саламандру (Megalobatrachus Sieboldu) или   американского скрытожаберника, прозванного «болотный черт», но отличается от   них хорошо развитыми органами чувств, а также более длинными и сильными   конечностями, которые позволяют ей передвигаться проворно как в воде, так и на   суше.      

(Следуют   дальнейшие подробности из области сравнительной анатомии)      

Когда мы   отпрепарировали скелеты убитых животных, то обнаружили любопытнейшую вещь оказалось,   что скелеты этих саламандр почти полностью совпадают с отпечатком скелета   ископаемой саламандры, который был найден на каменной плите в энингенских   каменоломнях д-ром Иоганном Якобом Шейхцером" [49] – и описан им в его   сочинении «Homo diluvii testis» [50],   изданном B 1726 году. Напоминаем менее осведомленным читателям, что названный   д-р Шейхцер считал свою находку останками допотопного человека.      

       

      

       

«Помещаемый   здесь рисунок, – писал он, – который я предлагаю ученому миру в виде   изящно исполненной гравюры на дереве, бесспорно и вне всяких сомнений   изображает человека, бывшего свидетелем всемирного потопа; здесь нет ни одной   линии, которая нуждалась бы в буйном воображении, дабы, отправляясь от нее,   измыслить нечто подобное человеку; но везде имеется полное соответствие с   отдельными частями человеческого скелета и полная соразмерность. Окаменелый   человек виден здесь спереди; сие – памятник вымершего человечества, более   древний, чем все римские, греческие и даже египетские и все вообще восточные   гробницы». Впоследствии Кювье распознал в энингенском отпечатке скелет   окаменелой саламандры, которая получила название Cryotobranchus primaevus или   Andrias Scheuchzen Tschudi и считалась представительницей давно вымершего вида.   Путем остеологического сравнения нам удалось установить идентичность найденной   нами саламандры с якобы вымершей древней саламандрой Andrias. Таинственный   праящер, как его называли в газетах, есть не что иное, как ископаемая   скрытожаберная саламандра Andrias Scheuchzen, или, если нужно новое   название, – Cryptobranchus Tinckeri erectus, она же Исполинская саламандра   полинезийская…      

…Остается   загадкой, каким образом эта интересная исполинская саламандра ускользала до сих   пор от внимания науки, несмотря на то, что по крайней мере на островах   Ракаханга, Тонгарева и на группе островов Манихики она водится в огромном   количестве Даже Рандолиф и Монтгомери в своем труде «Два года на островах   Манихики» (1885) не упоминают о ней Местные жители утверждают, что это животное   (которое они, между прочим, считают ядовитым) впервые появилось здесь лишь   шесть-восемь лет тому назад. Они уверяют, будто «морские черти» умеют говорить   (!) и строят в населяемых ими бухтах целые системы насыпей и плотин наподобие   подводных городов, будто в их бухтах вода в течение всего года бывает такой же   спокойной, как в аквариуме, будто они роют для себя под водой норы и проходы   длиною в десятки метров, где и находятся в течение дня, а ночью якобы воруют на   полях сладкие бататы и ямс, а также похищают у людей мотыги и другие орудия.   Вообще люди их не любят и даже боятся; во многих случаях жители предпочли   перебраться в другие места. Здесь мы явно имеем дело с примитивными сказками и   поверьями, объясняемыми, пожалуй, отвратительным видом безобидных исполинских   саламандр и тем, что они ходят на двух ногах, несколько напоминая этим   человека…      

С   большой осторожностью следует относиться к сообщениям путешественников,   согласно которым эти саламандры обнаружены еще и на других островах, кроме   Манихики. Зато в отпечатке задней ноги, который был найден на берегу острова   Тонгатабу капитаном Круассье (снимок опубликован в «Ля Натюр»), можно без   всяких колебаний признать след Andrias'a Scheuchzeri. Эта находка имеет особо   важное значение, так как она устанавливает связь между островами Манихики и   австралийско-новозеландским районом, где сохранилось столько остатков   древнейшей фауны; напомним, в частности, «допотопного» ящера (гаттерию или   таутару), до сих пор живущего на острове Стивена. На таких пустынных, по   большей части малонаселенных и почти не затронутых цивилизацией островках могли   сохраниться отдельные экземпляры тех видов животных, которые в других местах   уже вымерли. К ископаемому ящеру (гаттерии) благодаря мистеру Дж. С. Тинкеру прибавилась   ныне допотопная саламандра. Славный д-р Иоганн Якоб Шейхцер мог бы увидеть   теперь воскресение своего энингенского Адама…"      

Этого   ученого бюллетеня, несомненно, было бы достаточно для исчерпывающего выяснения   вопроса о загадочных морских чудовищах, которые вызвали столько Толков. К   несчастью, одновременно с ним появилось сообщение голландского исследователя   Хогенхука, который отнес эту скрытожаберную исполинскую саламандру к семейству   истинных саламандр или тритонов под названием Megatriton moluccanus и определил   область ее распространения на принадлежащих Голландии островах Зондского   архипелага – Джилоло, Моротай и Церам; затем был напечатан доклад французского   ученого д-ра Миньяра, который, признав новое животное типичной саламандрой,   указал, что родиной ее являются принадлежащие Франции острова Такароа, Рангироа   и Рароиа, и назвал ее просто-напросто Crурtobranchus salamandroides; далее была   опубликована статья Г. У. Спенса, объявившего этих саламандр новым семейством   Pelagidae, а острова Джильберта – их родиной; этот ученый дал новому виду   саламандр научное наименование Pelagotriton Spencei. Мистеру Спенсу удалось   доставить один живой экземпляр в лондонский зоологический сад; здесь саламандра   стала предметом дальнейших иследований, вследствие чего обрела новые названия –   Pelagobatrachus Hookeri, Salamandrops maritimus, Abranchus giganteus, Amphiuma   gigas и многие другие. Некоторые ученые утверждали, что Pelagotriton Spencei   тождествен с Cryptobranchus Tinckeri и что саламандра Миньяра не что иное, как   Andrias Scheuchzeri. В связи с этим возникло много споров о приоритете и прочих   чисто научных вопросах. В результате получилось так, что естествознание каждой   страны отстаивало собственных исполинских саламандр и с яростным ожесточением   отвергало исполинских саламандр других наций. Из-за этого наука так и не достигла   достаточной ясности в чрезвычайно важном – вопросе о саламандрах.      

 9. Эндрью Шейхцер      

       

Как– то   раз в четверг, когда лондонский зоологический сад был закрыт для публики,   мистер Томас Греггс, сторож в павильоне земноводных, чистил бассейн и террарии   своих питомцев. Он находился в полном одиночестве в отделении саламандр, где   были выставлены американский скрытожаберник, японская исполинская саламандра,   Andrias Scheuchzeri и множество мелких тритонов, саламандрид, аксолотлей,   угрей, сирен, протеев и т. д. Мистер Греггс орудовал тряпкой и шваброй,   насвистывая песенку об Энни-Лори, как вдруг кто-то сзади произнес скрипучим голосом:      

– Смотри,   мама!      

Мистер   Томас Греггс оглянулся, но там никого не было; только скрытожаберник пощелкивал   языком, сидя в своей тине, да большая черная саламандра, этот Андреас,   опиралась передними лапками о край бассейна и вертела туловищем. «Это мне   показалось», – подумал мистер Греггс и продолжал мести пол с таким   усердием, что пыль столбом стояла.      

– Смотри:   саламандра! – раздалось сзади.      

Мистер   Греггс быстро обернулся; черная саламандра, этот Андриас, смотрел на него,   мигая нижними веками.      

– Бррр!   Ну, и противный же!… – сказала вдруг саламандра. – Пойдем отсюда, дружок!      

Мистер   Греггс раскрыл рот от изумления.      

– Что?      

– Он   не кусается? – проскрипела саламандра.      

– Ты…   ты умеешь говорить? – запинаясь, пробормотал мистер Греггс, не веря своим   ушам.      

– Я   боюсь его, – заявила саламандра. – Мама, что он ест?      

– Скажи   «здравствуйте», – произнес ошеломленный мистер Греггс.      

Саламандра   завертела всем туловищем.      

– Здравствуйте!…   – заскрипела она. – Здравствуйте! Здравствуйте! Можно дать ему булочку?      

Мистер   Греггс в смятении полез в карман и вытащил оттуда кусок булки.      

– На   вот тебе…      

Саламандра   взяла булку в лапку и начала ее грызть.      

– Смотри:   саламандра!… – удовлетворенно похрюкивала она. – Папа, почему она такая черная?      

Вдруг   она нырнула в воду, выставив одну голову.      

– Почему   она в воде? Почему? У-у, какая противная.      

Мистер   Томас Греггс удивленно почесал затылок. Ага, она повторяет то, что слышала от   людей.      

– Скажи   «Греггс», – попробовал он.      

– Скажи   Греггс, – повторила саламандра.      

– Мистер   Томас Греггс.      

– Мистер   Томас Греггс.      

– Здравствуйте,   сэр!      

– Здравствуйте,   сэр. Здравствуйте. Здравствуйте.      

Казалось,   саламандра не может наговориться вдоволь; но Греггс уже не знал, что бы сказать   ей еще; мистер Томас Греггс был человеком не слишком красноречивым.      

– Помолчи   пока, – сказал он, – вот справлюсь с работой, поучу тебя говорить.      

– Помолчи   пока, – проворчала саламандра. – Здравствуйте, сэр. Смотри:   саламандра. Поучу тебя говорить…      

       

Дирекция   зоологического сада бывала недовольна, когда сторожа учили своих животных каким-нибудь   штукам; ну, слон – куда ни шло, но остальные животные находятся здесь для образовательных   целей, а не для того, чтобы давать представления, как в цирке. Вот почему   мистер Греггс облекал свои визиты в отделение саламандр покровом тайны, выбирая   часы, когда там уже никого не оставалось. А так как он был вдов, то никто не   удивлялся его затворничеству в павильоне земноводных. У каждого человека свои   причуды. К тому же отделение саламандр мало посещалось публикой. Крокодил еще   пользовался широкой популярностью, но Andrias Scheuchzeri проводил дни в   относительном одиночестве.      

Однажды,   когда уже наступили сумерки и павильоны закрывались, директор зоологического   сада, сэр Чарли Витгэм, обходил некоторые отделения, чтобы проверить, все ли в   порядке. Когда он проходил по отделению саламандр, в одном из бассейнов   послышался плеск воды и кто-то скрипучим голосом произнес:      

– Добрый   вечер, сэр!      

– Добрый   вечер, – удивленно ответил директор. – Кто там?      

– Извините,   сэр, – сказал скрипучий голос. – Вы не мистер Греггс.      

– Кто   там? – повторял директор.      

– Энди.   Эндрью Шейхцер…      

Сэр   Чарльз подошел поближе к бассейну. Там была только саламандра, неподвижно стоявшая   на задних лапах.      

– Кто   здесь разговаривал?      

– Энди,   сэр, – сказала саламандра. – А вы кто?      

– Виггэм, –   произнес сэр Чарльз, – вне себя от изумления.      

– Очень   приятно, – учтиво молвил Энди. – Как поживаете?      

– Что   за черт! – взревел сэр Чарльз. – Греггс! Э-эй, Греггс!      

Саламандра   вздрогнула и молниеносно скрылась под водой. В дверях появился запыхавшийся и   взволнованный мистер Греггс.      

– Да,   сэр?      

– Что   это значит, Греггс? – крикнул сэр Чарльз.      

– Что-нибудь   случилось, сэр? – беспокойно пробормотал мистер Греггс.      

– Это   животное разговаривает!      

– Извините,   сэр, – удрученно ответил мистер Греггс. – Нельзя этого делать, Энди.   Я вам тысячу раз говорил, что вы не должны надоедать людям своими разговорами.   Прошу прощения, сэр, больше это не повторится.      

– Это   вы научили саламандру говорить?      

– Но…   она начала первая, сэр, – оправдывался Греггс.      

– Надеюсь,   что больше этого не будет, Греггс, – строго сказал сэр Чарльз. – Я   прослежу за вами.      

Спустя   некоторое время сэр Чарльз сидел с профессором Петровым, беседуя о так называемом   интеллекте животных, об условных рефлексах и о том, как широкая публика   переоценивает умственные способности животных. Профессор Петров высказал свои   сомнения насчет эльберфельдских лошадей, которые якобы умели не только считать,   но даже возводить в степень и извлекать корни; ведь даже средний образованный   человек не умеет извлекать корни, заметил ученый. Сэр Чарльз вспомнил о   говорящей саламандре Греггса…      

– У   меня здесь есть саламандра… – нерешительно начал он. – Это знаменитый   Andrias Scheuchzeri… ну, и она… научилась говорить, как попугай.      

– Исключено, –   возразил ученый. – У саламандр неподвижно приросший язык.      

– Пойдемте   посмотрим, – возразил сэр Чарльз. – Сегодня день чистки, так что там   будет мало народу.      

И они   пошли. У входа к саламандрам сэр Чарльз остановился. Изнутри доносился скрип   швабры и монотонный голос, читающий по слогам.      

– Подождите, –   прошептал сэр Чарльз Виггэм.      

– «Есть   ли на Марсе люди?» – тянул по слогам монотонный голос. – Читать это?      

– Что-нибудь   другое, Энди, – ответил другой голос.      

– «Кто   возьмет дерби в нынешнем году – Пелгэм-Бьюти или Гобериадор?»      

– Пелгэм-Бьюти, –   сказал второй голос, – но все-таки прочтите это.      

Сэр   Чарльз потихоньку открыл дверь. Мистер Томас Греггс тер пол шваброй, а в   аквариуме с морской водой сидел Andrias– Scheuchzeri и медленно, скрипучим   голосом читал по      

слогам   вечернюю газету, держа ее в передних лапах.      

– Греггс! –   позвал сэр Чарльз.      

Саламандра   метнулась и исчезла под водой. Мистер Греггс от испуга выронил швабру.      

– Да,   сэр?      

– Что   это значит?      

– Прошу   прощения, сэр, – пробормотал, запинаясь, несчастный Греггс. – Энди   читает мне, пока я подметаю. А когда он подметает, я читаю ему…      

– Кто   его научил?      

– Это   он сам подглядел, сэр… я… я даю ему свои газеты, чтобы он не болтал столько. Он   все время хочет говорить, сэр. И я подумал, – сэр, пусть он по крайней   мере научится говорить, как образованные люди.      

– Энди! –   позвал сэр Чарльз.      

Из воды   вынырнула черная голова.      

– Да,   сэр? – проскрипела она.      

– На   тебя пришел посмотреть профессор Петров.      

– Очень   приятно, сэр. Я – Энди Шейхцер.      

– Откуда   ты знаешь, что тебя зовут Andrias Scheuchzeri?      

– Здесь   написано, сэр. Андреас Шейхцер. Острова Джильберта.      

– И   часто ты читаешь газеты?      

– Да,   сэр. Каждый день, сэр.      

– А   что тебя больше всего интересует?      

– Судебная   хроника, бега и скачки, футбол…      

– Ты   когда-нибудь видал футбол?      

– Нет,   сэр.      

– А   лошадей?      

– Не   видал, сэр.      

– Почему   же ты читаешь это?      

– Потому,   что это есть в газетах, сэр.      

– Политика   тебя не интересует?      

– Нет,   сэр. «Будет ли война?»      

– Этого   никто не знает, Энди.      

– "Германия   готовит новый тип подводных лодок, –   озабоченно выговорил Энди. – Лучи смерти могут превратить в пустыню   целые континенты"…      

– Это   ты тоже прочел в газетах, а? – спросил сэр Чарльз.      

– Да,   сэр. «Кто возьмет дерби в нынешнем году – Пелгэм-Бьюти или Гобернадор?»      

– А   ты как думаешь, Энди?      

– Гобернадор,   сэр; но мистер Греггс считает, что Пелгэм-Бьюти. – Энди покачал головой. – "Покупайте   английские товары", сэр. «Подтяжки Снайдера – самые   лучшие. Приобрели ли вы уже новый шестицилиндровый танкред-юниор? Быстроходный,   дешевый, элегантный».      

– Спасибо,   Энди, хватит.      

– "Какая   киноартистка нравится вам больше всех?"      

Профессор   Петров взъерошил волосы и ощетинил усы.      

– Простите,   сэр Чарльз, – проворчал он, – но мне пора идти.      

– Хорошо,   идемте. Энди, ты не будешь возражать, если я направлю к тебе нескольких ученых   джентльменов? Я думаю, они охотно поговорят с тобой.      

– Буду   очень рад, сэр, – проскрипела саламандра. – До свидания, сэр Чарльз!   До свидания, профессор!      

Профессор   Петров торопливо шел, раздраженно фыркая и что-то ворча себе под нос.      

– Простите,   сэр Чарльз, – сказал он наконец, – но не можете ли вы показать мне   какое-нибудь животное, которое не читает газет?…      

       

Ученые   джентльмены – это были доктор медицины сэр Бертрэм Д. М., профессор Эбиггэм,   сэр Оливер Додж, Джолиан Фоксли и другие. Приводим выдержку из стенограммы их   беседы с Andrias'ом Scheuchzeri.      

– "Как   вас зовут?