1 2 3 

Из окна своей камеры Алан Гринвуд мог видеть асфальтированный прогулочный дворик и наружную, побелённую известью стену тюрьмы. Он проводил у окна весь день, потому что не любил ни своей камеры, ни своего напарника по камере. Оба были серые, грубые, старые и грязные. Но камера, по крайней мере, не действовала на нервы, а компаньон проводил долгие часы, копаясь в пальцах ног, а потом нюхая руки. Гринвуд предпочитал смотреть на двор для прогулки, стену и небо. Он сидел здесь уже месяц, и его терпение истощилось.
Заскрипела дверь. Гринвуд повернулся. Он увидел сокамерника на верхних нарах, нюхающего пальцы, и увидел стоящего на пороге сторожа. Сторож был похож на старшего брата сокамерника, но, по крайней мере, был в ботинках.
— Гринвуд, к вам посетитель.
— Отличнненько!
Гринвуд вышел, и дверь снова заскрипела. Гринвуд и сторож прошли по металлическому коридору, спустились по металлической лестнице, прошли по другому металлическому коридору, через две двери, которые им открыли сторожа, и по коридору из пластика зелёного цвета попали в помещение светло-коричневого цвета. Эжен Эндрю Проскер сидел по другую сторону решётки, делившей комнату надвое. Он улыбнулся.
Гринвуд сел напротив него.
— Как дела в мире?
— Он вертится, — заверил его Проскер.
— А как моё прошение?
Гринвуд говорил не о прошении к правосудию, а о том, которое он адресовал своим бывшим партнёрам.
— Недурно, — порадовал его Проскер. — Я не удивлюсь, если завтра утром вы узнаете что-то новенькое.
Теперь улыбнулся Гринвуд.
— Хорошая новость. И поверьте, я очень нуждаюсь в хороших новостях. Думаю, вы не уточняли детали с моими друзьями?
— Нет, — ответил Проскер. — Мы решили подождать, когда вы будете на свободе. — Он поднялся и взял свой портфель.
— Надеюсь, мы скоро вытащим вас отсюда.
— Я тоже на это надеюсь, — расчувствовался Гринвуд.

В два часа двадцать пять минут ночи на следующий день после визита Проскера автострада вблизи тюрьмы была почти пуста. Не считая лишь одного грузовика — большого пыльного фургона с синей кабиной и серым кузовом с надписью: «Грузовики проката Паркера» белыми буквами на обеих дверцах кабины.
Айко через посредника нанял его на весьма скромных условиях, а Келп был за рулём. Когда он замедлил скорость, чтобы выехать с автострады, Дортмундер, сидящий рядом, наклонился вперёд и, посмотрев на часы в свете приборной панели, сказал:
— У нас пять минут лишних.
— Я поеду медленнее по узким улицам — с таким-то грузом сзади, — ответил Келп.
— Нам нельзя приезжать раньше времени, — напомнил Дортмундер.
— Я знаю. Знаю.

В тюрьме в этот момент Гринвуд тоже смотрев на часы, стрелки которых сказали ему, что надо подождать ещё полчаса.
Через двадцать пять минут грузовик с погашенными фарами остановился на стоянке у большого магазина, в трёх кварталах от тюрьмы. В округе светились лишь уличные фонари, а покрытое тучами небо делало ночь ещё темней. С трудом можно было различить собственную руку у лица.
Келп и Дортмундер вышли из кабины и осторожно обошли грузовик, чтобы открыть заднюю дверь. Внутри фургона стояла чернильная тьма. Пока Дортмундер помогал Чефуику спрыгнуть на асфальт, Марч передал Келпу лестницу трёхметровой длины. Келп и Дортмундер прислонили лестницу к фургону, а Марч протянул Чефуику моток серой верёвки и его маленькую чёрную сумку. Все они были одеты в тёмное и переговаривались только шёпотом.
Дортмундер взял верёвку и первым поднялся по лестнице, за ним последовал Чефуик; Келп придерживал лестницу. Когда они очутились на крыше фургона, Келп передал им лестницу. Дортмундер положил её на крыше вдоль грузовика, потом он и Чефуик улеглись по обе её стороны. Келп сел в кабину и, не зажигая фар, медленно объехал большой магазин, чтобы выехать на улицу.

В тюрьме Гринвуд взглянул на часы: без пяти три. Момент настал. Он откинул одеяло и вперил взгляд в человека, который спал на верхней койке. Старик храпел с открытым ртом, и Гринвуд ударил его кулаком по носу.
Глаза старика открылись; он и Гринвуд в течение секунды смотрели друг на друга. Потом старик заморгал, вытащил руку из-под одеяла и пощупал болевший нос.
— Ой…
— Перестань копаться в пальцах ног!
Старик выпрямился, глаза его округлились.
— Что-что? — зашептал он.
По-прежнему во весь голос Гринвуд завопил:
— И перестань нюхать свои руки!
Старик всё ещё держал пальцы прижатыми к носу. Затем отвёл их — они оказались в крови.
— На помощь, — сказал он тихо, будто сомневаясь, правильно ли выбрал слово.
Потом, видимо перестав сомневаться, закрыл глаза и визгливо заверещал:
— На помощьпомощьпомощь…
— Ну всё! — что было мочи взревел Гринвуд. — Я тебя убью!
Зажёгся свет. Закричали сторожа. Гринвуд начал ругаться, топать ногами, размахивать над головой кулаками. Он сорвал со старика одеяло, скомкал его и швырнул на нары. Потом схватил старика за лодыжку и стал изо всех сил её сжимать, как бы считая это его горлом.
Послышался скрежет металла, лязг запоров. Гринвуд оторвал старика от нар, держа его за лодыжку, но стараясь не причинить вреда, затем поймал одной рукой его за шею, а другую занёс над лицом. При этом он непрерывно вопил. Открылась дверь, вбежали три сторожа.
Гринвуд не облегчил им задачу. Он не ударил ни одного из них, так как не хотел, чтобы его оглушили дубинкой, но держал ставка перед собой, не давая зайти себе за спину.
Потом он внезапно стих. Он выпустил старика, который сразу же сел на пол и схватился двумя руками за горло, и бессильно поник с пустым взглядом.
— Не знаю, — ошалело проговорил Гринвуд, качая головой. — Не знаю… Сторожа схватили его за руки.
— Зато мы знаем, — сказал один из них.
А второй добавил вполголоса:
— Съехал парень. Не ожидал от него…

За несколько стен от этого места у тюрьмы бесшумно остановился грузовик. Темнота нарушалась лишь вспышками света прожектора, луч которого пробегал по всей длине наружной стены.
Зона освещалась сравнительно мало по той причине, что с этой стороны не было ни камер, ни выходов. По другую сторону, судя по сделанному Гринвудом плану, находились котельная, кухня и столовая, часовня и несколько складов. Да и вообще эта тюрьма служила лишь пересылочным пунктом, и побеги здесь случались крайне редко.
Как только фургон остановился, Дортмундер вылез и прислонил к стене лестницу, почти достигавшую её вершины. Он быстро поднялся по ней, тогда как Чефуик держал её, и бросил взгляд поверх стены, выжидая луча прожектора. Луч пробежал в его направлении и осветил крыши зданий, соответствующие плану Гринвуда. Дортмундер спустился и прошептал:
— Всё нормально.
— Отлично, — прошептал Чефуик.
Дортмундер старательно установил лестницу, чтобы быть уверенным, что она устоит без поддержки, и снова поднялся.
На этот раз за ним следовал Чефуик. У Дортмундера через плечо висел моток верёвки. Несмотря на свою сумку, Чефуик карабкался с поразительной для человека его комплекции ловкостью.
На самом верху лестницы Дортмундер размотал верёвку — с узлами через каждые тридцать сантиметров — и закрепил её при помощи крюка на вершине стены. С силой потянул. Держала надёжно.
Как только луч прожектора пробежал мимо, Дортмундер быстро поднялся на стену и сел на неё верхом правее лестницы.
Вскоре к нему присоединился Чефуик, немного стеснённый сумкой, и сел слева от лестницы лицом к Дортмундеру. Они схватили лестницу за верхнюю перекладину, втащили её и перекинули на другую сторону. Примерно в двух с половиной метрах ниже была крыша тюремной прачечной. Лестница коснулась асфальтированной поверхности, и Дортмундер скользнул вниз.
Чефуик последовал за ним. Они положили лестницу плашмя вдоль ограждения и легли сами, чтобы находиться в тени во время следующего прохода луча.
Келп остался около грузовика и наблюдал за Дортмундером и Чефуиком. Когда те благополучно исчезли, он удовлетворённо кивнул головой, вернулся в кабину и отъехал.
Тем временем Дортмундер и Чефуик воспользовались лестницей, чтобы спуститься с крыши на землю. Потом положили лестницу вдоль стены и заторопились к главному зданию тюрьмы, силуэт которого возвышался перед ними.
Они были вынуждены спрятаться от луча прожектора за выступом стены, но потом сразу же побежали к зданию, нашли дверь в том месте, где и полагалось ей быть по плану, и Чефуик достал из кармана две отмычки. Он немедля принялся за работу, а Дортмундер стоял на страже.
Яркий луч прожектора вновь побежал к ним по фасаду здания.
— Прячься, — прошептал Дортмундер.
В этот момент раздался щелчок, и дверь открылась.
Они скользнули внутрь и закрыли дверь раньше, чем их достал луч прожектора.
— Одной меньше, — подвёл итог Дортмундер.
— Теперь мне понадобится сумка, — так же шёпотом объявил Чефуик, не утративший своего невозмутимого вида.
Комната, в которой они очутились, была погружена в полнейший мрак, но Чефуику и не нужен был свет. Он присел на корточки, открыл сумку, сунул обе отмычки в предназначавшиеся им карманчики и достал два других инструмента. Закрыл сумку, выпрямился и произнёс:
— За работу.

В эти минуты в своей камере Гринвуд сказал:
— Я пойду с вами сам, не беспокойтесь.
Понадобилось некоторое время, чтобы прояснить ситуацию.
Когда Гринвуд так внезапно успокоился, сторожа попытались понять, что произошло, в чём было дело, но старик лишь брызгал слюной, а Гринвуд стоял на месте с оторопелым видом, качая головой и приговаривая:
— Я больше ничего не знаю, я… Потом старик произнёс магическое слово «ноги», и Гринвуд опять взорвался. Но взорвался очень осторожно. Он не стал применять никакого насилия, а лишь вопил, выл и слегка жестикулировал.
Номер продолжался недолго, так как сторожа схватили его за руки. Увидев, что они хотят его успокоить ударом по макушке, Гринвуд мигом утих и стал очень благоразумен.
Он рассказал им о привычке старика копаться в пальцах ног и объяснил ситуацию.
Сторожа оказались одного с ним мнения, а это было именно то, чего он хотел. Когда один из них предложил: «Послушай, приятель, мы найдём тебе другое место для сна», — Гринвуд улыбнулся очень довольный. Он знал, куда его отведут: в одну из камер лазарета, где он мог бы отдохнуть до утра, а утром его осмотрит врач.
Так они думали.
Гринвуд прощально улыбнулся старику, вытирающему носком кровь, текущую из носа, и между двух сторожей вышел из камеры. Он заверил их, что последует за ними без всяких осложнений, а они успокоили его, что не сомневаются в этом.
Его повели тем же путём, как и на свидание к Проскеру: по металлическому коридору, металлической винтовой лестнице, по другому металлическому коридору и через две охраняемые двери. Потом маршрут изменился: по длинному коричневому коридору за поворот, где в тихом, спокойном местечке из дверного проёма возникли двое в чёрном, в чёрных капюшонах и с чёрными револьверами в руках.
— Без шума!
Сторожа смотрели на Дортмундера и Чефуика, ибо это были они, и моргали от удивления глазами.
— Вы сошли с ума, — сказал один из них.
— Не обязательно, — возразил Чефуик, остановившийся возле двери. — Сюда, господа, — прибавил он.
— Вы не станете стрелять, — сказал второй сторож. — Шум привлечёт внимание.
— Потому мы и надели глушители, — сообщил Дортмундер. — Вот эта штука, похожая на гранату, на дуле… Хочешь послушать?
— Нет, — отказался сторож.
Вое вошли в камеру, и Гринвуд закрыл дверь. Поясами сторожей связали им ноги, галстуками — руки, а подолами рубашек заткнули им рты. Комната, в которой они находились, была маленькой и квадратной, посередине стоял металлический письменный стол. У телефона на столе Дортмундер оборвал провода.
Когда они вышли, Чефуик старательно запер дверь на ключ.
— Сюда, — позвал Дортмундер.
Все трое направились по коридору и воспользовались тяжёлой металлической дверью, которая долгие годы стояла на запоре, пока до неё не добрался Чефуик. Пройдя в обратном направлении путь, проделанный Дортмундером и Чефуиком, они наконец оказались у выхода из здания и стали ждать, устремив глаза на прачечную, что чёрным кубом выделялась в конце двора. Дортмундер посмотрел на часы. Три двадцать.
— Пять минут, — прошептал он.

За четыре квартала оттуда Келп посмотрел на часы. Потом бесшумно вылез из кабины грузовика и открыл фургон.
— Готовь! — прошептал он Марчу.
— Есть! — отозвался Марч и стал вытаскивать из кузова длинную широкую доску. Келп схватил её за конец и опустил на землю таким образом, что доска, второй конец которой опирался на пол фургона, образовывала наклонную плоскость. Марч вытолкнул другую доску, которую Келп положил таким же образом рядом с первой, оставив между ними расстояние примерно в полтора метра.
Они выбрали для своей цели самый глухой промышленный район окрестностей. По ночам здесь не было никакого движения, только раз в час могла проехать патрульная машина. Квартал за кварталом тянулись здесь низкие кирпичные здания, где делали солнечные очки, разливали безалкогольные напитки, вулканизировали покрышки, шили одежду и печатали газеты.
Здесь не было ничего, кроме фабрик и заводов и бесконечного ряда грузовиков, стоявших вдоль дороги. Келп поставил свой грузовик между другими, сделав его, таким образом, невидимым, — у пожарного гидранта, чтобы сзади оставалось свободное место.
Келп отошёл на тротуар и стал ждать. Через минуту послышалось урчание мотора, и из недр фургона появился капот почти нового «мерседес-бенца» с откидным верхом. Келп наткнулся на него рано вечером на Парк-авеню в районе Шестидесятых улиц. Так как машина должна была служить им недолго, ей оставили номерной знак «МД». Келп решил простить врачей.
Доски прогнулись под тяжестью автомобиля. Марч за рулём был вылитый Гарри Купер. Он махнул Келпу рукой, и «мерседес» с потушенными фарами съехал на дорогу.

В тюрьме Дортмундер опять посмотрел на часы и увидел, что время истекло.
— Пошли! — скомандовал он.
Трое мужчин помчались, пересекая двор, к прачечной, по которой только что прошёл луч прожектора. Дортмундер и Чефуик поставили лестницу, и Гринвуд первым поднялся по ней. Когда вое трое оказались на крыше, они втащили лестницу и легли в тени парапета, чтобы перевести дух, пока над ними пробегал луч прожектора. Потом вскочили на ноги и отнесли лестницу к наружной стене. На этот раз первым поднялся Чефуик со своей чёрной сумкой. Он достиг вершины стены, перелез через неё и спустился по верёвке, держа сумку в зубах. Гринвуд последовал за ним. Дортмундер должен был спускаться последним. Он сел верхом на стену и начал тянуть на себя лестницу.
Чефуик соскользнул на землю в тот момент, когда в открытой машине появился Марч. Чефуик вынул ручку сумки из зубов, занывших от напряжения, и перелез в машину — они не могли позволить себе открывать дверцы.
Гринвуд спускался по верёвке, а Дортмундер по-прежнему тянул лестницу. Луч прожектора настиг его, скользнул дальше, потом внезапно остановился и вернулся назад. Дортмундер исчез, но лестница упала на крышу прачечной. При её падении раздался удар — бу-у-ум!
Тем временем Гринвуд прыгнул на переднее сиденье машины.
Чефуик уже устроился на заднем. Дортмундер поспешно спускался по верёвке.
— «Ууууу» — начала сирена. Одним прыжком Дортмундер отделился от стены, выпустил верёвку и упал на заднее сидение машины, закричав:
— Поехали!!!
Марч вдавил акселератор.
Завывания сирен неслись со всех сторон. Келп, стоявший с электрическим фонариком около фургона, начал нервно покусывать губы.
Марч включил фары, так как ехал слишком быстро, чтобы пользоваться только светом уличных фонарей. Тюрьма позади казалась просыпающимся жёлтым вулканом. С секунды на секунду из неё посыпят патрульные машины.
Марч на двух колёсах повернул налево, и теперь перед ним была прямая дорога. Он утопил педаль газа.
На свете есть ещё молочники, которые встают рано утром, чтобы доставить молоко. Один из них, на тележке, спокойно приближался к середине перекрёстка, когда, повернув голову, увидел фары надвигающейся машины. В ужасе он откинулся назад, и ящики с бутылками повалились.
Марч объехал груду битой посуды и озеро молока как в хорошем слаломе, не снимая ноги с педали газа. Ему предстояло уже скоро тормозить, а стрелка спидометра не перевалила за 150.
Келп не услышал шума мотора — его перекрывал вой сирен.
Но он услышал визг тормозов. Выглянув за угол, он увидел, как появилась с опушённым верхом машина, круто повернула и помчалась вперёд.
Келп включил электрический фонарик и стал размахивать им как сумасшедший. Неужели Марч его не видит?
Марч знал, что делает. В то время, как его пассажиры цеплялись за сиденья и друг друга, он вихрем донёсся до конца квартала, точно направил машину на доски, въехал в фургон и намертво затормозил, остановив машину в пяти сантиметрах от передней перегородки. Потом выключил мотор и фары.
Келп тем временем убрал свой фонарик и быстро затолкал доски в фургон. Когда он захлопнул одну створку двери, протянулись руки, чтобы помочь ему забраться, захлопнулась вторая створка, и фургон был закрыт.
Секунд тридцать в полнейшей темноте слышалось лишь прерывистое дыхание пятерых мужчин. Потом Гринвуд заявил:
— Нужно вернуться. Я забыл зубную щётку.
Все засмеялись, и хотя смех был нервный, атмосфера тем не менее разрядилась. Марч вновь включил фары, потому что наружу, как они убедились, свет не проникал. Все стали пожимать друг другу руки и поздравлять с отлично выполненной работой.
Потом они замолчали и слушали, как мимо проехала полицейская машина с сиреной.
— Мчатся по нашему следу, — сказал Келп, и все опять засмеялись.
Задуманное удалось. Теперь всё было просто. Они просидят в кузове примерно до шести утра. Лотом Келп займёт место в кабине и отгонит грузовик через укромные бруклинские закоулки во двор одной школы; «мерседес» выведут из фургона и оставят с ключами в замке зажигания. Грузовик же продолжит свой путь до Манхэттена, в гараж, куда за ним придёт человек майора, чтобы вернуть его в бюро проката.
Все были в восторге и, чувствуя облегчение, обменивались шутками. Через некоторое время Келп достал из кармана карты, и они немедленно принялись играть в покер.
В четыре утра Келп заявил:
— Завтра мы отправимся за изумрудом и получим деньги.
— Что ж, можно начать и завтра, — заметил Гринвуд и повернулся к сдававшему Чефуику.
В машине настала тишина.
— Что ты имеешь в виду — «начать завтра»? — наконец спросил Дортмундер.
Гринвуд нервно передёрнул плечами.
— Потому что это будет непросто сделать, — сказал он.
— Почему же? — настаивал Дортмундер.
Гринвуд прочистил горло. Смущённая улыбка играла у него на губах. Он по очереди посмотрел на своих приятелей.
— Потому что я спрятал его в комиссариате полиции, — ответил он.

Фаза Третья

— В комиссариате полиции? — спросил майор Айко, обводя присутствующих недоверчивым взглядом.
Собрались все пятеро: Дортмундер и Келп сидели на своих обычных местах перед письменным столом, Гринвуд, так удачно прошлой ночью бежавший из тюрьмы, расположился между ними в кресле, которое он принёс из другого конца комнаты.
И ещё двое, представленных майору как Роджер Чефуик и Стэн Марч. Часть мозга майора Айко была занята этими двумя. Он с нетерпением ждал окончания встречи, чтобы поскорее приказать составить два новых досье.
Но главная часть мозга майора была полна недоверия.
— В комиссариате полиции? — повторил он блеющим голосом.
— Это там, где я находился, — деликатно напомнил Гринвуд.
— Но вы ведь безусловно могли… В «Колизее»… Где-нибудь…
— Он его проглотил, — сказал Дортмундер.
Майор уставился на Дортмундера, пытаясь понять, что сказал этот человек.
— Прошу прощения?
Ему ответил Гринвуд:
— Когда я понял, что меня поймают, я находился в коридоре. Ни малейшей возможности спрятать что-либо не было. Я даже не мог его бросить. Я не хотел, чтобы камень у меня нашли, и проглотил его.
— Понимаю, — голос Айко звучал неуверенно. Потом он выдавил кривую улыбку. — К счастью для вас, мистер Гринвуд, я безбожник.
— Неужели? — в недоумении, но вежливо поинтересовался Гринвуд.
— В моём племени изумруд «Балабомо» имеет религиозное значение, пояснил майор. — Но продолжайте. Когда вы снова взяли его в руки?
— Только на следующий день, — ответил Гринвуд. — Я бы предпочёл не останавливаться на этой части истории…
— И всё же, попрошу вас.
— Хорошо. Когда я вновь обрёл изумруд, я был в камере.
Вероятно, полиция боялась, что меня сразу же начнут разыскивать соучастники, и на первые два дня меня поместили в вестсайдском комиссариате. Я находился в одной из камер на верхнем этаже.
— И вы спрятали изумруд там?
— Не оставалось ничего другого, майор. Я не смел держать камень при себе. Ведь это тюрьма.
— А вы не могли глотать его постоянно?
Гринвуд через силу улыбнулся.
— Только не после того, как я получил его в первый раз.
— Ммм, хорошо, — с сожалением произнёс майор. — Что же мы теперь будем делать? — спросил он, глядя на Дортмундера.
— Мнения разделились, — ответил тот. — Двое за, двое против, один колеблется.
— Вы хотите сказать, что можно ещё раз попробовать получить изумруд?
— Точно.
— Однако… — майор развёл руками, — что же вас удерживает? Если вам удалось проникнуть в тюрьму, то простой комиссариат…
— Всё так, — сказал Дортмундер. — Но у меня ощущение, что не нужно дразнить судьбу. Мы предприняли для вас две попытки, в сущности за одну цену. Нельзя продолжать до бесконечности. Удача будет против нас.
— Удача? — повторил майор. — Но не благодаря же удаче вам всё удавалось, господин Дортмундер. Благодаря ловкости, вашим организаторским способностям, вашему опыту… Вы по-прежнему так же ловки, способны всё хорошо организовывать, как и в прошлую ночь. Только больше опыта.
— У меня такое ощущение, — пояснил Дортмундер, — это как во сне, когда бежишь по коридору, а он всё не кончается.
— Но если господин Гринвуд спрятал изумруд и знает, куда спрятал и… — майор повернулся к Гринвуду. — Он хорошо спрятан, не так ли?
— Очень хорошо, — заверил его Гринвуд.
Майор развёл руками.
— Тогда я не вижу никакой проблемы. Господин Дортмундер, если я вас правильно понял, вы относитесь к тем, кто против попытки?
— Совершенно верно, — ответил Дортмундер. — И Чефуик согласен со мной. Гринвуд и Келп хотят попытаться ещё. Марч колеблется.
— Я присоединяюсь к большинству, — сообщил Марч. — У меня нет своего мнения.
— Я против этого проекта по тем же причинам, что и Дортмундер, — заявил Чефуик. — Считаю, что существует предел, который не следует переступать, и опасаюсь, что мы как раз к нему подошли.
— Но тут всё гораздо проще, — возразил Гринвуд. — Ведь это комиссариат, повторяю тебе. Ты знаешь, что это означает. Просто здание, полное парней, печатающих на машинках. Если есть вещь, в которую они не верят, так это в то, что к ним может кто-нибудь вломиться… Не сравнить с тюрьмой, из которой вы меня вытащили.
— Больше того, — добавил Келп, — мы столько времени потратили на эту работу, что мне противно бросать всё на ветер.
— Я прекрасно тебя понимаю, — сказал Чефуик, — и в чём-то согласен с тобой, но вместе с тем у меня ощущение, что это будет испытанием судьбы. Мы провели две операции: никто из нас не погиб, никто не сидит в тюрьме, никто не ранен. Мы должны благодарить бога, что всё прошло так благополучно. Нужно бросить это дело и заняться чем-нибудь другим.
— Вот в том-то и суть, — возразил Келп. — У нас пока нет ничего на примете, надо найти что-нибудь подходящее. Но есть дело с изумрудом, так почему бы не попытаться ещё раз?
— Три работы по цене одной, — заметил Дортмундер.
— В этом отношении вы правы, — вмешался майор. — Вы проделали большую работу, чем было предусмотрено нашим контрактом, и должны быть лучше оплачены. Вместо тридцати тысяч долларов на человека, как условлено, мы вам дадим… — Айко сделал паузу и подумал. — Тридцать две тысячи, — наконец продолжил он. — Лишние десять тысяч на всех.
Дортмундер усмехнулся.
— Две тысячи долларов, чтобы вломиться в комиссариат полиции? За такие деньги я не вломлюсь даже в телефонную будку.
Келп посмотрел на майора так, будто разочаровался в своём лучшем друге.
— Это на самом деле мало, майор, — сказал он. — Если это всё, что вы можете предложить, то лучше прекратим разговор.
Майор нахмурил лоб и поочерёдно посмотрел на присутствующих.
— Не знаю, что сказать, — признался он.
— Скажите: десять тысяч, — намекнул Келп.
— На человека?
— Вот именно. И 200 долларов в неделю.
Майор задумался. Слишком быстрая капитуляция могла вызвать подозрения, и он ответил:
— Я не могу дать столько. У моей страны нет такой возможности, мы уже и так пошатнули национальный бюджет.
— Тогда сколько? — дружелюбно спросил Келп.
Майор кончиками пальцев забарабанил по столу. Он прищурился, потом закрыл один глаз, почесал голову за левым ухом и, наконец, решился.
— Пять тысяч.
— И двести долларов в неделю.
— Хорошо, — согласился майор.
Келп посмотрел на Дортмундера.
— Это тебя устраивает? Дортмундер покусал палец и пришёл к выводу, что майор видимо, понял, что он, Дортмундер, тоже играет комедию.
— Я взгляну на комиссариат, — проронил Дортмундер. — Если дело мне покажется возможным и если Чефуик согласится, то соглашусь и я.
— Естественно, — заверил майор, — что вам будут оплачивать с того дня, когда начнётся подготовка.
— Естественно, — великодушно согласился Дортмундер.
Все встали. Майор обратился к Гринвуду:
— Могу я принести вам свои поздравления по поводу вашего освобождения?
— Спасибо, — ответил Гринвуд. — Вы случайно не знаете подходящей квартиры? Две комнаты с кухней по скромной цене и в хорошем районе?
— К сожалению, нет, — ответил майор.
— Если случайно услышите о чем-нибудь подходящем, — настаивал Гринвуд, — дайте мне знать.
— Обязательно, — заверил его майор.

Марч, явно пьяный, сжимая в руке почти пустую бутылку абрикосового ликёра, сошёл с тротуара на дорогу перед полицейской машиной, маша рукой и крича:
— Такси!
Полицейская машина вынуждена была остановиться, чтобы не раздавить его. Марч уцепился за дверцу и громогласно заявил:
— Я хочу вернуться к себе. Бруклин. Отвези меня в Бруклин. Паренёк, поторопись.
Полицейский, не сидевший за рулём, вышел из машины.
— Подойди-ка поближе, — велел он.
Марч приблизился, шатаясь. Подмигнув полицейскому, он сделал щедрый жест.
— Не думай о счётчике, дружок. Мы с тобой в два счёта договоримся. Дураки полицейские ничего не узнают.
— Ах, так? — возмутился полицейский.
— Что вообще эти кретины знают! Ничего они не знают — продолжал Марч.
— Кроме шуток? — Полицейский открыл заднюю дверцу. — Садись же, приятель, — поторопил он.
— Отлично, — обрадовался Марч, влезая в полицейскую машину.
Он развалился на сиденьи и почти сразу же заснул.
Полицейские не отвезли Марча в Бруклин. Они отвезли его в комиссариат, где без телячьих нежностей разбудили, согнав с заднего сиденья полицейской машины, заставили подняться по ступенькам и передали другим полицейским внутри здания.
— Пускай проспится в курятнике, — заявил один из стражей порядка.
Произошёл короткий церемониал представления, потом новые провожатые потащили Марча вдоль длинного зелёного коридора и втолкнули его в «курятник» — большую металлическую комнату, полную решёток и пьяниц.
— Это несправедливо…. — бормотал Марч как бы самому себе, потом вдруг завопил; — Эй! Послушайте, чёрт возьми! Шайка негодяев!
Остальные пьяницы, которые, как и положено, во сне избавлялись от алкоголя, проснулись от воплей Марча очень сердитыми.
— Заткнись! — заворчал один из них.
— Пошёл ты, — возразил Марч и дал ему в зубы.
Секундой позже в вытрезвителе разгорелось настоящее сражение.
Редкие удары достигали цели, но зато все размахивали кулаками.
Дверь открылась, и появились полицейские.
— Довольно, прекратить!
Дерущиеся расступились и объяснили стражам, что в беспорядке виновен Марч.
— Я не останусь здесь с этой пьянью! — заявил Марч.
— Это уж точно, браток, — ответил один из полицейских.
Марча вывели из «курятника», не особенно при этом церемонясь, и заставили подняться три пролёта на четвёртый, последний этаж комиссариата, где находились камеры. Марч надеялся, что его поместят во вторую справа, что сразу же решило бы все проблемы. К несчастью, в этой камере кто-то уже сидел, и Марч очутился в четвёртой слева — ему пинком придали ускорение и заперли следом дверь.
Из коридора в камеру просачивался свет. Марч сел на покрытую одеялом металлическую койку и расстегнул рубашку. Под ней, приклеенные липкой лентой, находились несколько листков бумаги и шариковая авторучка. С болезненной гримасой он оторвал их от груди и на свежую память набросал несколько планов и схем. Потом приклеил всё обратно, растянулся на койке и заснул.

Утром его крепко обругали, но так как досье Марча было девственно чистым, а он, смирный и смущённый, глубоко раскаивался в своём поведении, его не стали задерживать.
Выйдя из комиссариата, Марч бросил взгляд на другую сторону улицы и увидел почти новенький «крайслер» с номером «МД». За рулём сидел Келп и фотографировал фасад комиссариата.
Чефуик на заднем сиденьи считал входящих и выходящих людей и количество машин, подъезжающих к зданию.
Марч влез в «крайслер» и сел рядом с Келпом.
— Салют, — сказал Келп.
— Привет, — ответил Марч. — Старина, никогда не напивайся. Полицейские ужас как не любят пьяных.
Немного позднее, когда всё было закончено, Келп и Чефуик пересекли город, чтобы доставить Марча к тому месту, где он оставил своего «мустанга».
— У тебя украли дворники, — заметил Келп.
— Я всегда снимаю их, когда приезжаю в Манхэттен. Тут полно воров. Он расстегнул рубашку, отлепил бумаги и отдал их Келпу.
Потом вернулся домой.

На этот раз эбеновый секретарь без уговоров проводил Келла в кабинет, где стоял биллиард, слегка поклонился и ушёл, закрыв за собой дверь.
Ночь стояла душная и жаркая — последняя неделя июля; кошмарная влажность делала жару невыносимой. Келпу в тонких штанах и рубашке с коротким рукавом стало даже холодно, когда его обдул воздух из кондиционера. Он вытер со лба последние капли пота, помахал руками, чтобы проветрить подмышки, подошёл к столу и начал лениво гонять шары. Появившийся через несколько минут майор, наблюдательно заметил:
— Что-то сегодня у вас не ладится.
— Да я так, дурака валяю, — оправдывающимся тоном сказал Келп.
Он отложил кий и вытащил из кармана брюк смятый и влажный листок бумаги. Айко развернул листок с явной брезгливостью.
Келп вернулся к столу и неторопливо, но методично стал укладывать шары. Он загнал три, когда майор хрипло воскликнул:
— Вертолёт?!
— Мы не уверены, что вы сможете достать его, — повернулся Келп. — Но если не можете, дело бросаем. Дортмундер сказал, чтобы я отнёс вам список, а вы уж сами решайте.
Айко выглядел немного ошарашено.
— Вертолёт, — повторил он, — где, поившему, я раскопаю выполет?
— Не знаю, — пожал плечами Келп, — но мы подумали, что за вами стоит целая страна.
— Это верно — согласился Айко, — но моя страна называется Талабво, а ж США.
— В Талабво нет вертолётов?
— Есть, разумеется! — возмущённо возразил майор, обиженный за свою страну. — У нас целых семь вертолётов! Но они, разумеется, в Талабво — в Африке. Американские власти стали бы задавать вопросы, если бы мы переправили один вертолёт сюда.
— Да, — протянул Келп. — Дайте мне немного подумать.
— Всё остальное в этом списке я достану без труда, — продолжал Айко. — Вы уверены, что вам нужен вертолёт?
— Камеры находятся на последнем этаже, — пояснил Келп. — Если идти через входную дверь, то надо подняться на четыре этажа, полных полицейских, причём вооружённых, прежде чем пройдёшь к камерам, и потом четыре этажа назад, чтобы выйти на улицу. А знаете, что на улице?
Айко покачал головой.
— Полицейские, — сказал Келп. — Три или четыре патрульные машины, плюс полицейские, которые входят или выходят, останавливаются, чтобы просто поболтать…
— Понимаю, — произнёс Айко.
— Наш единственный шанс, — продолжал Келп, — появиться с крыши. Мы опустимся на крышу и оттуда проникнем в здание.
Камеры буквально в двух шагах и практически там нет охраны. А когда мы добудем изумруд, не нужно будет пробивать себе путь. Достаточно вернуться на крышу и улететь.
— Понимаю, — повторил Айко, — но вертолёт — это слишком громко. Ваше приближение услышат.
— Вовсе нет, — возразил Келп. — В окрестностях целый день гудят самолёты. Тяжёлые машины, приземляющиеся на Ла-Гуардиа, пролетают над этим сектором гораздо ниже, чем вы себе представляете.
— И вы воспользуетесь их шумом?
— Мы отметили все полёты, — сказал Келп, — и пойдём потихоньку вовремя одного из них.
— А если вас кто-нибудь увидит из другого здания? — поинтересовался Айко. — Ведь кругом есть здания и выше, а?
— Ну, что ж, увидят, что вертолёт сел на крышу комиссариата. Что с того?
— Хорошо, — согласился Айко, — видимо, это может удастся.
— И ничто другое не удастся, — заверил его Келп.
— Может быть, — ответил майор, наморщив лоб с озабоченным видом. — Но где мне найти вертолёт, вот в чём проблема?
— Не знаю, — посочувствовал Келп. — А где вы раньше их доставали?
— Мы покупали их у… — Майор внезапно замолчал, и глаза его округлились. — Нашёл! — воскликнул он.
— Отлично, — сказал Келп. — И как вы это собираетесь сделать?
— Мы просто-напросто закажем вертолёт. По обычным нашим каналам. Я всё сделаю. Когда он прибудет в Нью-Йорк, чтобы на судне отправиться в Талабво, то несколько дней простоит в ангаре. Я могу устроить, чтобы вы воспользовались им, но только не в рабочее время.
— В рабочее время он нам и не нужен. Мы рассчитываем вылететь в половине восьмого вечера.
— Отлично, — сказал Айко, очень довольный собой. — Вертолёт будет заправлен.
— Хорошо.
— Единственная неприятность в том, — продолжал майор, энтузиазм которого несколько поостыл, — что выполнение этого заказа может задержаться. Недели три, а то и больше.
— Это ничего, — успокоил его Келп. — Изумруд подождёт. Главное, чтобы мы каждую неделю получали деньги.
— Я всё сделаю как можно скорей, — заверил Айко.
Келп указал рукой на стол.
— Не возражаете?
— Валяйте, — ответил Айко. Он смотрел, как Келп загоняет последние шары. — Пожалуй, мне стоит поучиться. Брать уроки.
— Какие уроки! — пренебрежительно сказал Келп. — Хватайте кий и вперёд! Всё придёт само. Хотите покажу?
Майор взглянул на часы, явно раздираемый противоречивыми желаниями.
— Ну, — наконец молвил он, — буквально несколько минут.

Дортмундер занимался сортировкой купюр на столе. Небольшая стопка банкнот в один доллар, мятых и грязных. Поменьше и менее мятая — по пять долларов. И совсем маленькая — по десять. Был вечер, длинный августовский день подходил к концу и, если судить по распущенному галстуку Дортмундера, его несвежей рубашке и пыльным волосам, он провёл день не в своей кондиционированной квартире.
Раздался звонок.
Дортмундер устало поднялся, подошёл к двери и посмотрел в глазок. В отверстие, словно на портрете, была видна жизнерадостная физиономия Келпа. Дортмундер открыл дверь. Келп вошёл и спросил:
— Как дела?
— У тебя такой вид, будто ты в восторге от жизни, — объявил Дортмундер, закрывая дверь.
— Именно так, — отозвался Келп. Он бросил взгляд на деньги на столе. — У тебя, кажется, тоже недурно идут дела?
Дортмундер, прихрамывая, подошёл к дивану и сел.
— Ты находишь? Я мотался от двери к двери весь день, собаки лаяли на меня, дети изводили, хозяйки проклинали… И что мне это дало? — Он презрительным жестом указал на стол. — Семьдесят долларов.
— Тебя замучила жара, — посочувствовал Келп. — Хочешь выпить?
— Жара и влажность. Да, хочу.
Келп прошёл в кухоньку и оттуда спросил:
— А с чем ты работаешь?
— С энциклопедией, — ответил Дортмундер. — Всё дело в том, что если запрашиваешь с них больше десяти долларов, они отказываются или предлагают чек. Например, сегодня я всё-таки получил чек на десять долларов, и что с ним прикажешь делать?
— Высморкайся в него, — предложил Келп, выходя из кухни с двумя стаканами бурбона в руках. Он протянул один Дортмундеру и сел в кресло. — А мне повезло, — продолжал он. — Я работал исключительно в барах.
— Что делал?
— Мы с Гринвудом перекидывались в картишки. Огребли сегодня более 300 долларов. Дортмундеру не верилось.
— Это ещё проходит?
— Проглатывают, как дети молочко! А почему нет? Я с фрайером против Гринвуда. Проиграть невозможно. Один из нас неминуемо выигрывает.
— Знаю, — сказал Дортмундер. — Известный трюк, в своё время я делал его раз или два, но это не для меня. Тут нужны люди болтливые, вроде тебя или Гринвуда.
Он глотнул бурбона, откинулся назад на спинку дивана и закрыл глаза, дыша через рот.
— Почему бы тебе не жить спокойно, чёрт побери? — спросил его Келп. — Ведь отлично сводишь концы с концами на две сотни Айко.
— Я хочу немного отложить, — ответил Дортмундер по-прежнему с закрытыми глазами. — Уверенность в завтрашнем дне, знаешь ли.
— Ничего себе «немного»! — воскликнул Келп. — По семьдесят-то долларов в день?
— Вчера — шестьдесят. — Дортмундер открыл глаза. — Мы доим Айко вот уже месяц после выхода Гринвуда из тюрьмы. Сколько он ещё будет финансировать нас?
— Пока не получит вертолёт.
— Если он его получит. Может, ему это никогда не удастся. Вид у него был не слишком-то счастливый, когда он платил мне на прошлой неделе. — Дортмундер сделал глоток бурбона. — И я тебе скажу ещё кое-что. У меня совершенно не лежит душа к этой работе. Я жду, когда подвернётся что-нибудь другое, и тогда проклятый изумруд может отправляться ко всем чертям.
— Полностью придерживаюсь твоего мнения, — сказал Келп.
— Знаю. — Дортмундер опорожнил свой стакан. — Налей-ка мне ещё.
— Сейчас. — Келп встал, чтобы взять из рук Дортмундера стакан, и тут зазвонил телефон. — Это, вероятно, Айко, проговорил он с широкой улыбкой и отправился на кухню.
Дортмундер снял трубку.
— Всё в порядке, — раздался голос Айко.
— Будь я проклят, — ответил Дортмундер.

Синий «линкольн» с номерным знаком «МД» медленно продвигался между длинными складами доков Ньюарка. Половина седьмого вечера, вторник, пятнадцатое августа.
Марч, сидевший за рулём, был ослеплён закатом, который отражался в зеркальце. Он нажал на кнопку, поворачивающую зеркальце, и, превратив солнце в блёклый жёлтый шар, спросил раздражённо:
— Где, чёрт возьми, это место?
— Почти приехали, — ответил Келп.
Сидя рядом с Марчем, он держал в руке бумагу, на которой были напечатаны указания. Остальные трое расположились на заднем сиденьи: Дортмундер справа, Чефуик посередине, Гринвуд слева. Все они были одеты как сторожа. Форма смахивала на полицейскую и уже послужила им в «Колизее». Марч вместо формы щеголял в куртке и фуражке шофёра автобуса «Грейхаунд».
— Поверни туда, — сказал Келп, указывая рукой вперёд.
Марч раздражённо покачал головой.
— В какую сторону? — спросил он с деланным терпением.
— Налево, — ответил Келп. — Разве я тебе не сказал?
— Спасибо, — съязвил Марч. — Ты мне ничего не говорил.
Марч повернул налево по узкой асфальтовой дорожке между двумя складами из красного кирпича. Стемнело, но солнце всё ещё отливало оранжевым на ящиках, лежавших в конце прохода.
Марч лавировал среди ящиков, пока не выехал на обширное пространство, окружённое со всех сторон стенами складов. Посреди образовавшейся площадки стоял вертолёт.
— До чего же здоровый!.. — с уважением протянул Келп.
Вертолёт, выкрашенный в цвет хаки, казался огромным. Нос был закруглён, весь в стекле, по бокам располагались небольшие окошки.
«Линкольн» медленно проехал по неровному покрытию к остановился возле вертолёта. Вблизи, немного выше человеческого роста и чуть длиннее автомобиля, он уже не казался огромным. Квадраты и прямоугольники чёрной липкой бумаги покрывали его тут и там, видимо, скрывая номерные знаки и эмблемы.
Все вышли из кондиционированной прохлады «линкольна» на предвечернее пекло, и Марч, широко улыбаясь, стал потирать руки, глядя на стоявшую перед ним машину.
— Вот это игрушка! — воскликнул он.
Дортмундер внезапно засомневался.
— Ты уже водил такие аппараты, да?
— Я же сказал тебе, что могу водить всё, что угодно.
— Да, говорил, я помню. Ты можешь водить всё, что угодно, — повторил Дортмундер, — но мне интересно, водил ли ты такие аппараты?
— Не отвечай ему, — предупредил Келп Марча. — Я не хочу знать, да и он тоже. По крайней мере, сейчас. Поднимемся на борт.
— Давай, — согласился Марч, в то время как Дортмундер качал головой.
Марч обошёл «линкольн», открыл багажник, и снаряжение стали переносить в вертолёт. Чефуик держал в руке свою чёрную сумку. Гринвуд и Дортмундер взвалили на плечи два пулемёта, на стволах которых, будто туша заваленного кабана, висел зелёный стальной ящик с детонаторами и гранатами со слезоточивым газом. Келп нёс большую картонную коробку, полную наручников. Марч убедился, что «линкольн» надёжно заперт, и поспешил следом с тяжёлым радиоглушителем величиной с ящик из-под пива, ощетинившийся шкалами и телескопическими антеннами.
Внутри вертолёт был похож на машину; две скамейки спереди и длинная скамья сзади. Позади оставалось место для багажа, и всё снаряжение сложили туда. Потом устроились: Марч за штурвалом, Дортмундер рядом с ним, остальные на задней скамейке.
Захлопнули дверцы, и Дортмундер посмотрел на Марча, который разглядывал приборный щиток. Через минуту Дортмундер с чувством проговорил:
— Ты никогда даже не видел вертолёта!
Марч повернулся к нему:
— Ты что, смеёшься? Я читал в журнале «Популярная механика», как его сделать! Думаешь, я не смогу его вести?!
Дортмундер бросил взгляд на Келла.
— Лучше бы я сейчас толкал энциклопедии… Марч оскорбился:
— Ладно, смотри сюда. Видишь, я нажимаю эту кнопку? Потом опускаю рычаг и… Раздался рёв. Дортмундер поднял голову и увидел начавшие вертеться лопасти. Они вертелись всё быстрей и быстрей и превратились в сплошной вихрь.
Марч похлопал Дортмундера по плечу. Он продолжал объяснять ему, что делает, манипулируя рукоятками, хотя Дортмундер его не слышал. Тем не менее Дортмундер наблюдал за ним, потому что это было лучше, чем смотреть на вихрь вверху.
Внезапно Марч улыбнулся, откинулся назад на сиденьи, кивнул головой и вытянул палец. Дортмундер наклонился вперёд, чтобы бросить взгляд вниз, и земля оказалась далеко-далеко, оранжевая, жёлтая, зелёная, чёрная, с данными полосами теней от заходящего солнца.
— Вот это да, — тихо проговорил Дортмундер, зная, что его никто не слышит.
Марч в течение нескольких минут продолжал двигать различными рукоятками, чтобы освоиться, кидая вертолёт туда и сюда, затем стабилизировал аппарат, и они начали, полёт на северо-восток.
Дортмундер никогда не представлял, что небо может быть до такой степени заполнено машинами. Аэропорт Ньюарк находился неподалёку, и плотность самолётов, круживших в небесах, очень напоминала интенсивное движение машин, кружащих воскресным утром в поисках места для стоянки. Марч летел на максимально малой высоте и быстро приближался к Нью-Йорку.
Они прошли над Ньйарк-Бей, Джерси-сити и Аппер-Бей.
Марч, к тому времени вполне освоивший пилотирование, слегка повернул налево, и они полетели над Гудзоном по направлению к северу, оставив Манхэттен справа, а Нью-Джерси слева. После первых минут испуга полёт Дортмундеру понравился.
Марч, видимо, не делал ошибок, и, если не считать шума, то было даже приятно парить в воздухе. Парни сзади толкали друг друга локтями и указывали на различные небоскрёбы. Дортмундер обернулся, чтобы широко улыбнуться Келпу, тот слегка пожал плечами и ответил ему тем же.
Самолёт, шумом которого они хотели воспользоваться, чтобы остаться незамеченными, все вечера пролетал над комиссариатом в семь часов тридцать две минуты.
Увы, в этот вечер они не были в состоянии услышать его, ибо слышали только рёв собственного вертолёта. Приходилось идти на риск, в надежде, что он пролетит в положенное время.
Марч похлопал Дортмундера по колену, указывая рукой вправо.
Дортмундер повернул голову и увидел ещё один вертолёт.
Пилот помахал рукой, и Дортмундер ответил ему тем же. Человек рядом с пилотом был слишком занят, чтобы приветствовать их — он говорил в микрофон, наблюдая за вест-сайдской магистралью, забитой машинами.
Вдали, слева от них, солнце медленно опускалось к Пенсильвании, небо становилось розовым и пурпурным. Манхэттен уже был погружён в полумрак.
Дортмундер посмотрел на часы. Семь двадцать. Всё шло хорошо.
Оли собирались облететь комиссариат и приблизиться к нему сзади, чтобы полицейские, находившиеся перед зданием, не заметили спускающегося на крышу вертолёта.
Теперь Марч уже знал, как опускаться и подниматься. Нужную им улицу он обнаружил благодаря заметным издалека Центральному Парку и перекрёстку Бродвея и Вест-Энд-авеню. Внезапно прямо перед ними появился чёрный прямоугольник крыши комиссариата.
Келп наклонился вперёд, хлопнул Дортмундера по плечу и, когда тот повернулся, указал ему на небо справа. Дортмундер увидел самолёт, летевший на восток и ревущий во всю мощь своих моторов. Дортмундер улыбнулся и кивнул головой.
Марч посадил вертолёт так осторожно, как поставил бы стакан с пивом на стойку бара. Он выключил двигатель, и во внезапно наступившей тишине стал слышен самолёт, пролетавший над ними по направлению к Ла-Гуардиа.
— Последняя остановка, — объявил Марч. Шум самолёта постепенно замер вдали.
Дортмундер открыл дверцу, и все выбрались на крышу. Чефуик поспешил к двери небольшой постройки посреди крыши, в то время как другие разгружали вертолёт. Келп взял кусачки, подошёл к краю крыши, лёг плашмя на живот и, вытянув руки, перерезал телефонные провода. Марч установил портативный глушитель, одел наушники и начал манипулировать ручками настройки. Все радиопередачи из здания тут же прекратились.
Тем временем Чефуик справился с дверью. Дортмундер и Гринвуд набили карманы детонаторами и гранатами со слезоточивыми газами и последовали за Чефуиком по лестнице до глухой металлической перегородки. Чефуик некоторое время смотрел на неё, потом заявил:
— Придётся взорвать. Поднимитесь обратно.
Келп в это время спускался, неся в руках коробку с наручниками.
Дортмундер встретил его на полпути:
— На крышу! Чефуик будет взрывать.
— Ясно. Все трое поспешно поднялись. Марч отошёл от глушителя и сидел на краю крыши; около него были разложены детонаторы.
Он повернулся к поднявшимся и замахал руками, но Дортмундер показал ему два пальца, давая понять, что нужно подождать две минуты. Марч согласно кивнул головой.
Чефуик появился на крыше.
— Порядок? — спросил его Дортмундер.
— Три, — несколько возбуждённо проговорил Чефуик. — Два. Один.
Внизу громыхнуло, серая пыль заполонила лестницу и поднялась на крышу.
Дортмундер сквозь дым побежал по лестнице вниз и увидел, что дверь лежит на полу. Он ринулся вперёд и попал в маленький квадратный вестибюль. Как раз напротив тяжёлая решётка, усиленная поперечинами, закрывала конец вестибюля. Там начиналась лестница. За решёткой на высоком табурете сидел полицейский — худощавый пожилой человек с седыми волосами; рефлексы его были несколько замедленными. К тому же он не был вооружён. Дортмундер знал и от Гринвуда, и от Марча, что ни один полицейский на этом этаже не был вооружён.
— Займись им, — бросил через плечо Дортмундер и повернулся в другую сторону, где коренастый полицейский. Державший в руке сандвич с ветчиной и сыром, пытался запереть другую решётку. Дортмундер наставил на него пулемёт и сказал:
— Брось!
Полицейский замер и поднял руки. Кусок хлеба повис у него между пальцами, как ухо собаки.
Гринвуду тем временем удалось уговорить старого полицейского подумать об отставке. Тот застыл с поднятыми руками, а Гринвуд бросил три детонатора и две гранаты со слезоточивым газом через решётку на лестницу, где они нанесли серьёзные разрушения, — чтобы никто не вздумал подниматься.
На этаже был ещё один дежурный полицейский — между второй и третьей решётками. Он сидел за старым письменным столом и читал журнал. Когда появились Дортмундер и Гринвуд, толкая перед собой двух полицейских, третий поднял голову, ошеломлённо посмотрел на них, положил журнал, встал и, подняв руки, спросил:
— Вы уверены, что попали по адресу?
— Открой, — велел ему Дортмундер, указав на последнюю решётку.
Отсюда были видны камеры и руки, махавших через решётки по обе стороны коридора. Никто не знал, что происходит, но все хотели принять участие.
— Послушайте, — сказал третий полицейский Дортмундеру. — Самый опасный здесь — литовский моряк. Оглушил бутылкой бармена и тому наложили семь швов… Вам точно нужен кто-то из наших?
— Давай, открывай, — поторопил Дортмундер.
Полицейский пожал плечами.
— Дело ваше, — сказал он.
Тем временем Марч начал бросать детонаторы с крыши на улицу. Он хотел произвести побольше шума и вызвать панику, никого не убивая. Это было просто, когда он бросил первые два детонатора, но становилось всё труднее по мере того, как улица наполнялась полицейскими, которые бежали со всех сторон, пытаясь понять, кто же нападает и откуда.

На первом этаже, в кабинете капитана, на смену спокойствию пришло сумасшествие. Сам капитан, рабочий день которого закончился, уже ушёл домой. Заключённые на верхних этажах получили ужин, патрульные машины и ночные патрули — инструкции, и дежурный лейтенант, уставший от дневной суматохи, наконец расслабился в прохладном кабинете, просматривал рапорты, когда в комнату стали врываться полицейские.
Первый вошёл довольно спокойно. Это был дежурный телефонист. Он доложил:
— Сэр, телефоны не работают.
— Вот как? Что ж, надо позвонить в телефонную компанию, чтобы устранили неполадки. В темпе.
Лейтенант любил употреблять слово «в темпе»; в такие моменты он чувствовал себя Шоном Коннери.
Он взял телефонную трубку, чтобы вызвать компанию, но когда поднёс её к уху, не услышал ни звука. Телефонист смотрел на него долгим взглядом.
— О! — произнёс лейтенант, — я и забыл… И положил трубку.
Из неловкого положения его выручил полицейский, дежуривший у радиоаппаратов. Он вбежал с ошалелым видом и выпалил:
— Сэр, наши передачи глушат!
— Что?
Лейтенант слышал хорошо, но смысл сказанного не доходил до его сознания.
— Мы не можем ни принимать, ни передавать, — уточнил полицейский. — Кто-то нас глушит, это точно. Я сталкивался на флоте…
— Где-нибудь неисправность, — перебил лейтенант, — вот и всё. — Он был обеспокоен, но не хотел показывать это. — Вероятно, что-то сломалось.
В недрах здания прогремел взрыв. Лейтенант вскочил с места.
— Боже мой! Что это такое?!
— Взрыв, сэр, — ответил телефонист. Послышался новый взрыв. — Два взрыва, — прибавил радист.
Послышался третий взрыв. Вбежал запыхавшийся полицейский.
— Бомбы! На улице!
Лейтенант быстро сделал шаг направо, потом налево.
— Революция, — пробормотал он. — Это революция. Они всегда начинают с комиссариатов. Вбежал другой полицейский.
— Слезоточивый газ на лестнице, лейтенант! И кто-то взорвал лестницу между третьим и четвёртым этажами.
— Мобилизация! — завопил лейтенант. — Вызовите губернатора! Позвоните мэру! — Он схватился за телефон. — Алло! Алло!
В кабинет ворвался новый полицейский.
— Сэр, на улице пожар! — закричал он.
— Что на улице?! Что?
— Одна бомба попала в машину, стоявшую у тротуара. Теперь она горит!
— Бомбы? Бомбы? — Лейтенант посмотрел на телефонную трубку, которую держал в руке, потом отбросил её резко, словно она его укусила. — Достаньте винтовки! — заорал он. — Соберите всех на первом этаже и побыстрее! Мне нужен доброволец, который пробился бы сквозь стан врагов и отнёс моё послание!
— Послание, сэр? Кому?
— Телефонной компании, кому же ещё? Мне необходимо позвонить капитану!

Наверху, у камер, Келп занимался тем, что надевал полицейским наручники. Чефуик, взяв ключи от камер со стола дежурного, открывал вторую камеру справа. Дортмундер и Гринвуд стояли на страже с наставленными на полицейских пулемётами.
Со всех сторон раздавались истерические вопли заключённых.
Внутри камеры, которую только что открыл Чефуик, на них с восторженным изумлением смотрел заключённый — маленький старикашка, сухой, бородатый, в чёрном плаще, коричневых штанах и кедах. Волосы его были длинными, сальными и седыми, как и борода. Ему казалось, что исполнилась самая заветная его мечта.
Чефуик распахнул дверь камеры.
— Вы за мной? — спросил старик. — За мной, парни?
Вошёл Гринвуд, в одной руке небрежно держа пулемёт. Он направился прямо к стене в глубине камеры, отстранив по пути старика, который, не переставая, моргал глазами и тыкал в себя пальцем.
Капитальные стены камеры были металлическими, но перегородка в глубине — каменной. Гринвуд встал на цыпочки, протянул руку к щели у потолка и вытащил камешек, ничем не выделяющийся среди других. Потом он сунул руку в отверстие.
Келп и Дортмундер тем временем подвели пленников к камере, чтобы запереть их там, когда Гринвуд закончит своё дело.
Гринвуд, не вынимая руки, повернул голову в сторону Дортмундера и глупо улыбнулся. Дортмундер подошёл к двери.
— Что случилось?
— Я не пони… Пальцы Гринвуда отчаянно шарили в дыре. С улицы приглушённо слышалось разрывы детонаторов. — Его там нет? — спросил Дортмундер.
Старик, жалобно глядя на всех по очереди, скулил:
— За мной, парни?..
Охваченный внезапным подозрением, Гринвуд повернулся к нему.
— Это ты его взял?
Удивление старика перешло в беспокойство.
— Я? Я?
— Кто же тогда?! — дико завопил Гринвуд. — Если не он, тогда кто же?
— Камень находился здесь почти два месяца, — сказал Дортмундер и повернулся к полицейским: — Сколько времени этот тип в камере?
— С трёх часов сегодняшнего утра.
— Клянусь, я положил его… — начал Гринвуд.
— Я верю тебе, — ответил Дортмундер с усталым видом. — Кто-то его нашёл, вот и всё. Идёмте отсюда.
Он вышел из камеры, следом за ним Гринвуд, очень удручённый, с нахмуренными бровями.
— А я, парни? — взвыл старик. — Вы меня бросите?!
Дортмундер посмотрел на него, потом повернулся к полицейским.
— За что его взяли?
— Эксгибиционизм у «Лорда и Тейлора».
— Клевета, — завопил старик. — Я никогда…
— Он ещё в рабочем одеянии, — сказал полицейский. — Заставьте его расстегнуть плащ.
Старик смущённо переминался с ноги на ногу.
— Это ничего не значит, — запротестовал он.
— Расстегни плащ, — велел Дортмундер.
— Это ничего не значит, — твердил старик.
— Ну, живей! — повысил голос Дортмундер. Старик поколебался, потом расстегнул плащ и развёл полы.
В сущности штанов на нём не было — а только нижние части коричневых брюк, которые держались с помощью подтяжек.
Выше он был фактически голым. И очень нуждался в мытьё.
Все смотрели на него. Старик хихикнул.
— Пожалуй, лучше тебе остаться здесь, — сказал Дортмундер и повернулся к полицейским. — Войдите в камеру вместе с ним.
Чефуик запер дверь, и они ушли. На лестнице никого не было, но тем не менее они на всякий случай бросили две слезоточивые гранаты и поспешно поднялись по лестнице на крышу, в точности следуя плану.
Марч уже сидел в вертолёте и, увидев их, включил мотор. Начали вращаться лопасти. Дортмундер и остальные, согнувшись против ветра, побежали к вертолёту.

На нижнем этаже лейтенант наблюдал за раздачей оружия.
Внезапно он наклонил голову на бок и прислушался. Характерный шум вертолёта достиг его ушей.
— Господи! — прошептал он. — Их, вероятно, снарядил Кастро!
Как только все уселись, Марч поднял машину в воздух и направил в ночь, на север. Не зажигая огней, они пролетели над Гарлемом, потом спустились ниже к Гудзону и повернули на юг. Они вернулись на то же место, откуда взлетали. В тишине, наступившей, когда был выключен мотор, никто не произнёс ни слова. Потом Марч с грустью проговорил: — А я уже мечтал купить себе такой аппарат… Никто ему не ответил. Все спустились на землю, усталые и удручённые, и направились к «линкольну», едва видневшемуся в темноте.
Дортмундера высадили у его дома. Он поднялся к себе, приготовил очень крепкий бурбон, сел на диван и посмотрел на свой портфель, набитый рекламными проспектами энциклопедии.
Дортмундер вздохнул.

Фаза Четвёртая

— Хорошая собачка, — масляным голосом произнёс Дортмундер.
Немецкая овчарка была неподкупна. Она стояла перед входом с опущенной головой, налитыми кровью глазами и слегка раскрытой пастью, демонстрируя острые зубы. Лёгкое «р-р-р-р» рвалось из её горла, когда Дортмундер делал движение, чтобы спуститься с крыльца. Намёк был ясен. Этот проклятый пёс собирался сторожить его до тех пор, пока не вернётся кто-нибудь из обитателей дома.
— Послушай, собачка, — заискивал Дортмундер, стараясь говорить убедительно. — Я всего лишь позвонил в дверь. Я не входил, ничего не крал, я только раз позвонил. В доме никого нет, поэтому теперь мне бы хотелось позвонить в другие дома.
— Г-рррр… — зарычал пёс.
Дортмундер показал ему свой портфель.
— Я простой торговец, собачка, — объяснил он. — Продаю энциклопедии. Книги. Толстые книги. Знаешь, что такое книги?
Овчарка ничего не ответила. Она продолжала нести охрану.
— Ну всё, собака! — строго сказал Дортмундер. — Есть пределы. Мне нужно делать дела, у меня нет времени шутить тут с тобой. Мне нужно зарабатывать деньги на жизнь. Мне нужно идти, вот и всё… Он решительно сделал шаг вперёд.
— Г-РРР-Р! — таков был ответ.
Дортмундер немедленно отступил.
— Но, чёрт возьми, это же смешно! — воскликнул он.
Пёс, видимо, был другого мнения. Он принадлежал к числу тех собак, которые твёрдо придерживаются правил, соблюдают скорее букву, чем дух закона, и не признают никаких исключений.
Дортмундер оглянулся вокруг, но квартал был так же пуст, как мозг злополучной овчарки. Дело происходило днём седьмого сентября, спустя три недели после налёта на комиссариат.
Все дети были в школе, отцы находились на работе и один бог знает, где могли пропадать матери. Во всяком случае, Дортмундер стоял один на крыльце уютного коттеджа на Лонг-Айленде, примерно в сорока милях от Манхэттена. Время, как известно, деньги, и он не хотел терять ни того, ни другого, а проклятый пёс заставлял его их терять.
— Должен существовать закон против собак, чёрт возьми! — продолжал Дортмундер. — Особенно таких, как ты! Тебя нужно посадить на цепь.
Пёс остался непоколебим.
— Ты являешь угрозу для общества, — мрачно объявил Дортмундер. — Тебе чертовски повезёт, если я не стану судиться. С твоим владельцем, я имею в виду. По судам затаскаю!..
Угроза не возымела действия. Этот пёс явно не желал чувствовать своей вины. «Я выполняю приказ!» — вот что говорил весь его вид.
Какое-то движение привлекло внимание Дортмундера, и он повернул голову к концу квартала. В его направлении ехал коричневый «седан» с номером «МД». Послышался звук клаксона.
Чья-то рука стала усиленно махать из опущенного окна. Дортмундер сощурился и узнал Келла, который высунул уже и голову.
— Эй, Дортмундер! — закричал Келп.
— Я здесь! — откликнулся Дортмундер.
Он почувствовал себя моряком, выброшенным на пустынный остров и в течение двадцати лет ожидавшим какого-нибудь судна.
Он стал размахивать над головой портфелем, чтобы привлечь внимание Келла, хотя Келп и без того его видел.
— Ко мне! Я здесь! — орал Дортмундер.
Седан остановился поблизости, и Келп крикнул:
— Иди сюда! У меня есть новости!
Дортмундер указал на пса.
— Собака.
Келп нахмурил брови. Солнце светило ему в глаза, и он приложил руку ко лбу.
— Что-что?
— Здесь собака, — пояснил Дортмундер. — Она не позволяет мне спуститься с крыльца.
— То есть как?
— Откуда мне знать! — раздражённо ответил Дортмундер. — Может, я похож на взломщика.
Келп вышел из машины, с другой стороны вылез Гринвуд.
Оба медленно приблизились.
— Ты пробовал позвонить в дверь? — предположил Гринвуд.
— С этого всё и началось.
Пёс увидел приближение мужчин и, оставаясь настороже, немного отступил, чтобы наблюдать сразу за всеми.
— Ты что-нибудь ему сделал? — спросил Келп.
— Только нажал кнопку звонка.
— В сущности, — сказал Келп, — если только пса не испугать…
— Испугать? Я — его?
Гринвуд вытянул палец и приказал:
— Сидеть!
Пёс наклонил голову и прислушался.
Гринвуд повторил ещё твёрже:
— Сидеть!
Пёс, лежавший на земле, выпрямился и поднял голову, чтобы посмотреть на Гринвуда — вылитая картинка «Голос его хозяина».
«Кто такой этот незнакомец, — думал пёс, — который умеет обращаться с собаками?»
— Сидеть, тебе говорят, — настаивал Гринвуд. — Сидеть!
Было видно, как пёс буквально пожал плечами. Он больше не колебался, нужно было исполнять приказание. Он сел.
— Иди, — сказал Гринвуд Дортмундеру. — Теперь он оставит тебя в покое.
— Ты думаешь?
Не спуская с пса недоверчивого взгляда, Дортмундер начал сходить со ступенек.
Гринвуд посоветовал ему:
— Сделай вид, что ты не боишься.
— Не могу, — признался Дортмундер, пытаясь принять независимый вид.
Пёс колебался. Он посмотрел на Дортмундера, потом на Гринвуд, снова на Дортмундера, потом на Гринвуда.
— Не двигайся! — велел Гринвуд.
Дортмундер замер на месте.
— Я не тебе, — сказал Гринвуд, — я собаке.
— А!
Дортмундер спустился с последней ступеньки и прошёл мимо пса, который рассматривал его ноги таким пристальным взглядом, как будто собирался запомнить их до следующей встречи.
— Не двигаться, — повторил Гринвуд, потом повернулся и последовал за Дортмундером и Келпом к автомобилю.
Все трое сели в «седан», и Келп отъехал. Пёс, по-прежнему сидевший в той же позе на лужайке, проводил их внимательным взглядом. Заучивал наизусть номер машины?
— Прими мою благодарность, — сказал Дортмундер.
Наклоняясь вперёд и положив руки на переднее сиденье.
— К твоим услугам, — беззаботно ответил Келп.
— Чем это вы занимались в этой дыре? — спросил Дортмундер.
— Накрылись карточные игры?
— Мы искали тебя, — сообщил Келп. — Ты вчера вечером сказал, что будешь работать в этом квартале, вот мы и пытались тебя поймать.
— Настоящая удача для меня.
— У нас есть новости. Во всяком случае, они есть у Гринвуда.
Дортмундер посмотрел на Гринвуда.
— Хорошие новости?
— Лучше не придумать. Ты помнишь изумруд?
Дортмундер откинулся назад, словно переднее сиденье превратилось в змею.
— Опять?
Гринвуд обернулся и поглядел на него.
— Его можно достать. Ещё раз попытать счастья, — изрёк Гринвуд.
— Отвезите меня к собаке, — попросил Дортмундер.
Келп глянул на него в зеркальце.
— Сначала послушай, — сказал он. — Клянусь тебе, дело того стоит.
— Я предпочитаю пса, — возразил Дортмундер. — Я знаю, что меня ждёт.
— Я понимаю тебя, — посочувствовал Гринвуд. — Со мной было то же. Но, чёрт возьми, я доставил тебе столько неприятностей с этим проклятым изумрудом! У меня болит сердце при мысли о том, чтобы его бросить. Я вынужден был оплатить из собственного кармана целую серию новых удостоверений личности, отказаться от заполненной телефонными номерами записной книжки, бросить прекрасную квартиру за низкую цену — и всё из-за изумруда!
— Совершенно верно, — согласился Дортмундер. — Подумай о том, что с тобой уже произошло. Ты находишь, что этого недостаточно?
— Я хочу закончить работу, — отчеканил Гринвуд.
— Это она тебя прикончит. Я не суеверен, но если существует работа, которая приносит несчастье, то это именно она, — заверил Дортмундер.
— По крайней мере, ты мог бы послушать, что скажет Гринвуд, — вмешался Келп. — Сделай ему одолжение.
— А он может сказать что-то такое, чего я не знаю?
— Именно, — ответил Келп. Он снова взглянул в зеркало и повернул налево, прежде чем продолжить. — Похоже, он кое-что от нас скрыл…
— Я ничего от вас не скрывал, — запротестовал Гринвуд.
— Не намеренно. Я был смущён. Меня надули, и мне было слишком неприятно признаться в этом, прежде чем я прояснил ситуацию. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Дортмундер кинул на него взгляд.
— Ты всё рассказал Проскеру.
Гринвуд опустил голову.
— В тот момент мне это показалось хорошей идеей, — пробормотал он. — Ведь он был моим адвокатом. По его словам, в случае неудачи, когда вы старались вытащить меня из тюрьмы, он мог сам наложить руку на изумруд, передать его Айко и воспользоваться деньгами, чтобы вытащить всех нас из беды.
Дортмундер усмехнулся.
— А он, случайно, не предложил тебе акции золотых рудников?
— Всё это казалось разумным, — жалобно продолжал Гринвуд. — Кто мог предполагать, что он окажется вором?
— Все на свете, — ответил Дортмундер.
— Вопрос не в этом, — вмешался Келп. — Вопрос в том, что ним теперь известно, где изумруд.
— Прошло уже больше трёх недель, — сказал Дортмундер — Почему тебе понадобилось столько времени, чтобы сообщить нам эту новость?
— Я хотел сам забрать изумруд. Я считал, что вы, парни, итак намучились с ним. Вы проделали три операции, вы вытащили меня из тюрьмы, и самое маленькое, что я мог сделать, это самому попытаться отобрать изумруд у Проскера.
Дортмундер посмотрел на него с циничной улыбкой.
— Клянусь! — воскликнул Гринвуд. — Я и не думал оставлять его себе! Я хотел вернуть его нашей группе.
— Во всяком случае, дело сейчас в другом, — перебил Келп. — Самое главное — мы знаем, что камень у Проскера. Мы знаем, что он не отдал его майору Айко, я проверил это сегодня утром. Другими словами, адвокат думает держать изумруд до тех пор, пока дело не будет закрыто, а потом загонит тому, кто больше даст. Нам достаточно отобрать изумруд у Проскера, отдать Айко, и игра будет сыграна.
— Если бы это было так легко, — заметил Дортмундер, — Гринвуд не сидел бы сейчас без изумруда.
— Ты совершенно прав, — признал Гринвуд. — Есть маленькая загвоздка.
— Маленькая загвоздка, — протянул Дортмундер.
— Проскер исчез, — продолжал Гринвуд. — Его не было в канторе — считался в отпуске, и никто не знал, когда он вернётся. Его жена тоже не знала, где он; она уверена, что он валандается с какой-нибудь секретаршей. Вот что я делал в течении трёх недель: я старался отыскать Проскера.
— И тетерь ты хочешь, чтобы тебе помогли в поисках? — спросил Дортмундер.
— Нет, — возразил Гринвуд. — Я его нашёл. Два дня назад. Но… Дело в том, что к нему довольно трудно подобраться. А уж в одиночку и вовсе невозможно.
Дортмундер опустил голову и закрыл глаза рукой.
— Ну валяй до конца… Рассказывай.
Гринвуд прочистил горло.
— В тот день, когда мы напали на комиссариат, Проскер засадил себя в сумасшедший дом.
Наступило молчание. Дортмундер был недвижим. Гринвуд с беспокойством смотрел на него. Келп переводил взгляд с Дортмундера на дорогу и обратно.
Дортмундер вздохнул. Он отвёл руку от глаз) поднял голову; потом похлопал Келла по плечу.
— Келп, — позвал он.
Келп глянул на него в зеркальце.
— Келп, прошу тебя, отвези меня к собаке. Пожалуйста!

Полицейский к которому после освобождения должен был регулярно приходить Дортмундер, уже начал лысеть, слишком много работал и не верил в том, что делал. Звали его Стэн.
Через два дня после спасения от собаки Дортмундер сидел в кабинете Стэна; это была их обычная встреча.
— Итак, начал Стэн, — кажется, вы на самом деле ведёте себя достойно, Дортмундер. Поздравляю вас.
— Я усвоил урок, — скромно сообщил Дортмундер.
— Учиться никогда не поздно, — согласился Стэн. — Но позвольте дать вам дружеский совет. На основании своего опыта, да и опыта полицейских наблюдений, могу сказать: нет ничего опаснее скверных знакомств. Дортмундер кивнул.
— Может показаться странным, что я говорю это человеку вашего возраста, — продолжал Стэн, — но факт в том, что главной причиной рецидива являются скверные знакомства. Вам нужно это помнить на случай, если кто-нибудь из ваших прежних дружков предложит «последнее дело», которое может окончательно погубить вас.
— Я им уже отказал, — устало проронил Дортмундер. — Не беспокойтесь.
— Что вы сделали? — ошарашенно спросил Стэн.
— Я сказал — нет!
Стэн покачал головой.
— Нет? На что!
— Я сказал, что не пойду с ними. — Дортмундер взглянул на Стэна и обнаружит, что тот его так и не понял. — Я сказал, что не буду с ними работать.
Стэн обалдело смотрел на него.
— Вам предлагали ограбление?
— Конечно.
— И вы отказались?
— Ну да! Наступает время, когда такая работа кажется грязной, нужно завязывать.
— И вы мне это рассказываете? — пролепетал Стэн, удивлённый до такой степени, что стал заикаться.
— Вы же спросили, — немного раздражённо напомнил Дортмундер.
— Действительно, — сказал Стэн, тоже несколько раздражённый. — Верно, спросил… Он оглядел свой блеклый кабинет с обшарпанной мебелью и линялыми обоями, и его глаза неестественно заблестели. Можно было прочитать, его мысли: «Всё идёт хорошо! Вся система условного освобождения на поруки с её грудой бумаг, жалкими клетушками, — это всё действует! Один из освобождённых, искушаемый своими товарищами, отказался от ограбления и даже сказал об этом полицейскому, которому было поручено наблюдать за ним!.. Жизнь всё же прекрасна!»
Дортмундер начал терять терпение. Он откашлялся, забарабанил пальцами по столу. Даже стал ёрзать на месте и, наконец, сказал:
— Если я вам больше не нужен… Глаза Стэна медленно перешли на него.
— Дортмундер, — начал он, — я хочу, чтобы вы знали одну вещь. Знайте: вы сделали меня счастливым.
Дортмундер не имел ни малейшего представления, о чём тот говорит.
— Ну, что же, хорошо, — сказал он. — Всегда к вашим услугам.
Стэн наклонил голову, как давешний пёс.
— А не хотите ли вы сообщить мне имена людей, которые приходили к вам?
— Просто кое-кто, — буркнул Дортмундер, пожав плечами.
Стэн кивнул головой.
— Ясно… И всё же это великий день для дела профилактики преступлений. Я хочу, чтобы вы это знали. И лично для меня.
— Это хорошо, — заметил Дортмундер. Он совершенно не понимал, что происходит.
— Ну, что ж… Кажется, остались лишь обычные вопросы. Вы по-прежнему посещаете курсы механиков?
— О, да.
Разумеется, никаких курсов не было.
— И вам по-прежнему оказывает финансовую помощь ваш двоюродный брат, мистер Келп?
— Ну!
— Вам повезло, что у вас такие родственники, как он, — сказал Стэн. — В сущности, я бы не удивился, если бы узнал, что мистер Келп как-то связан с тем, что вы мне рассказали… Дортмундер хмуро посмотрел на него.
— Ах, так? — протянул он.
Стэн со счастливой улыбкой на губах вновь склонился над своими бумагами и не заметил выражения лица Дортмундера.
— Ну, теперь всё, — заключил он.
Он поднял голову, но лицо Дортмундера уже было лишено всякого выражения.
Дортмундер встал.
— До следующей встречи.
— Продолжайте работать, — напутствовал Стэн. — И избегайте скверных знакомств.
— Я так и буду делать, — заверил Дортмундер.

Он вернулся к себе и застал в гостиной всю компанию.
— Кто вас впустил, парни? — спросил он, закрывая дверь.
— Я, — ответил Чефуик, посасывающий пиво. — Надеюсь, ты не сердишься?
— Почему это должно меня сердить? — иронично усмехнулся Дортмундер — Разве это частная квартира?..
— Мы хотели с тобой поговорить, — сказал Келп. Он пил бурбон Дортмундера и поднял полный стакан. — Я приготовил на твою долю, добавил он. Дортмундер взял у него стакан:
— Я не вломлюсь в сумасшедший дом. Хотите, отправляйтесь туда сами. Самое подходящее для вас место.
Он повернулся к своему любимому креслу, но в нём сидел Гринвуд, и ему пришлось расположиться на неудобном стуле с деревянными подлокотниками.
— Мы все замешаны в этом деле, Дортмундер, — заявил Келп. — И все, за исключением тебя, готовы сделать ещё одну попытку.
— И мы хотим, чтобы ты был с нами, — добавил Чефуик.
— Зачем я вам нужен? Попробуйте без меня, вас ведь четверо.
— Планы всегда составляешь ты, Дортмундер, — сказал Чефуик. — Ты организатор. Ты нужен нам, чтобы руководить операцией.
— Ты сам можешь заняться этим, — сказал Дортмундер. — Или Гринвуд. Чефуик тоже может. Не знаю… Может, Марч займётся…
— Ни у кого не получится так, как у тебя, — сказал Марч.
— Я вам не нужен, — повторил Дортмундер. — Кроме того, меня предупредили о дурных спутниках.
Келп протестующе замахал руками:
— Плюнь ты на все эти гороскопы!… Я сам когда-то увлекался, а моя вторая жена была просто помешана на этой чепухе. И сел я единственный раз только потому, что действовал по зодиаку.
Дортмундер нахмурился.
— Ты о чём говоришь?
— О гороскопе, — объяснил Келп. Он многозначительно повёл руками. — Дурные спутники, планеты…
Дортмундер сощурился в глубоком раздумье, потом с сомнением произнёс:
— Ты имеешь в виду гороскоп?
— Ну? — кивнул Келп: — Естественно.
— Ты веришь в гороскопы?
— Нет, — ответил Келп. — Это ты веришь.
Дортмундер подумал несколько секунд, медленно покачал годовой и объявил, обращаясь ко всем:
— Счастливо оставаться. Надеюсь, вам здесь будет хорошо. Я сообщу, куда выслать мои вещи.
Он встал и направился к двери.
— Эй! Подожди секунду! — крикнул Келп.
Чефуик вскочил с кресла и подбежал к Дортмундеру.
— Я понимаю твои чувства, — заговорил он. — Честно, отлично понимаю. Сначала, когда Келп и Гринвуд пришли ко мне, у меня было такое же мнение, как и у тебя. Но после того, как они объяснили мне ситуацию…
— Вот тогда ты и совершил ошибку, — отрезал Дортмундер. — Никогда их не слушай, они превращают нашу жизнь в картёжную игру.
— Дортмундер, — настаивал Чефуик, — ты нам нужен. Дело гораздо сложнее, чем ты думаешь. Без твоего руководства мы не сможем выполнить работу, совсем не сможем.
Дортмундер уставился на него.
— Работу? Ты хочешь сказать «работы»' Почему ты не отдаёшь себе отчёта, что мы сделали уже три попытки, в этого проклятого изумруда у нас по-прежнему нет? И сколько бы мы не делали попыток, результат будет таким же.
Гринвуд тоже подошёл к Дортмундеру и Чефуику и прислонился к двери.
— Ну, не совсем так, — заметил он. — Сперва нам обещали тридцать тысяч на нос, а теперь — тридцать пять.
Теперь подошёл Келп.
— И майор ещё поднимет цену, я уже говорил с ним об этом. Ещё по пять тысяч на брата. Так что это составит сорок тысяч долларов — только за то, чтобы войти в сумасшедший дом и выйти оттуда с жуликом Проскером.
Дортмундер повернулся к нему.
— Ошибаешься. Это будет четвёртая операция, и на этот раз дело идёт о похищении, а за него полагается стул. Но даже говоря о деньгах: это четвёртая попытка. Сорок тысяч за четыре попытки составляет по десять тысяч за попытку. А я не брался за работу за десять тысяч с четырнадцати лет.
— Прибавь сюда расходы на жизнь, — напомнил Келп. — Ещё на две тысячи больше, когда мы кончим. Двенадцать тысяч долларов за каждую попытку, не так уж и плохо.
— Мы играем с судьбой, — сокрушался Дортмундер. — Что бы ты им говорил о гороскопах, я в приметы не верю. Но этот изумруд приносит несчастье.
— Ты только взгляни, Дортмундер, — настаивал Гринвуда. — Сядем я поезд и осмотрим местность — это всё, о чём тебя просят. Если дело тебе покажется сомнительным, мы его бросим.
— Оно мне уже кажется сомнительным.
— Да что ты о нём знаешь?! — взорвался Гринвуд. — Ты там не был!
— Нет надобности. Я уже знаю, что оно мне не понравится. — Он развёл руками. — Почему бы вам не взяться самим? Или, если уж необходим пятый, найдите пятого. Вы даже можете воспользоваться моим телефоном…
— Мне кажется, нужно выложить карты на стол, — вставил Чефуик.
Гринвуд пожал плечами.
— Пожалуй.
Марч, единственный, оставшийся сидеть на месте, добавил:
— Я вам это говорил с самого начала.
— Я просто не хотел подступать к нему с ножом к горлу, — объяснил Келп.
Дортмундер с мрачным и подозрительным видом оглядел своих товарищей.
— Ещё что?
Чефуик сказал ему:
— Айко не будет нас финансировать, если ты не с нами.
— Он верит лишь в тебя, Дортмундер, — подтвердил Гринвуд.
— Он знает, что ты самый квалифицированный из нас.
— Чёрт побери! — воскликнул Дортмундер.
— Мы хотим лишь, чтобы ты съездил посмотреть, — взмолился Келп. — После этого, если ты скажешь «нет», мы оставим тебя в покое.
— Можно было бы поехать завтра, — предложил Гринвуд.
— Если не возражаешь, — добавил Чефуик.
Надвигаясь, все смотрели на Дортмундера, ожидая его ответа.
А он смотрел в пол, покусывая палец; подошёл к столу и взял стакан с бурбоном. Он сделал солидный глоток, потом повернулся и посмотрел на товарищей.
— Ты поедешь? — с надеждой спросил Гринвуд.
— Полагаю, что да, — проронил Дортмундер с несчастным видом.
Остальные были в восторге.
— Здорово! — воскликнул Келп.
— По крайней мере, проверю, не сошёл ли я с ума, — изрёк Дортмундер и допил свой стакан.

— Билеты, — сказал контролёр.
— Воздух, — сказал Дортмундер.
Контролёр остановился в коридоре с компостером в руке.
— Что? — спросил он.
— В вагоне нет воздуха, — пояснил ему Дортмундер. — Окна не открываются, и воздуха не хватает.
— Вы правы, — сказал контролёр. — Могу я посмотреть ваши билеты?
— Сможем мы получить немного воздуха?
— Об этом надо спрашивать не меня, — сказал контролёр.
— Железная дорога гарантирует ваш проезд. Воздух она не гарантирует. А мне нужны ваши билеты.
— А мне нужен воздух, — сказал Дортмундер.
— Вы можете сойти на следующей станции, — предложил контролёр. — На станции воздуха полно.
Келп, сидящий рядом с Дортмундером, потянул его за рукав.
— Брось. Это ничего не даст.
Дортмундер посмотрел на лицо контролёра и понял, что Келп прав. Он пожал плечами и протянул свой билет; Келп сделал то же. Контролёр пробил их билеты. Потом он пробил билет Марча, сидящего напротив Гринвуда, и Чефуика, сидящего спиной к Дортмундеру на следующей скамейке. Так как кроме этих пятерых пассажиров в вагоне не было, контролёр медленно двинулся по проходу и вышел из вагона, оставив их одних.
— Общение с такими типами удовольствия не доставляет, — заметил Келп.
— Это верно, — согласился Дортмундер, оглядываясь кругом. — Оружие есть?
Келен возмущённо запротестовал.
— Дортмундер! Ведь парень не виноват, что здесь не хватает воздуха!
— О чём ты?.. У кого есть оружие?
— У меня, — ответил Гринвуд, доставая из кармана «смит-и-вессон», пятизарядный короткоствольный револьвер 32-го калибра, и протянул его рукояткой вперёд.
— Спасибо, — сказал Дортмундер. Он взял оружие, перевернул револьвер так, чтобы держать за дуло. — Прости, — молвил он Келпу и, перегнувшись через него, ударил рукояткой по стеклу.
— Эй! — воскликнул Келп.
— Воздух! — объяснил Дортмундер и, повернувшись, отдал револьвер Гринвуду. — Большое спасибо.
Гринвуд казался несколько смущённым.
— К твоим услугам, — ответил он, разглядывая рукоятку в поисках царапин. Царапин не оказалось, и он спрятал оружие в карман.
Воскресенье, десятое сентября. Ярко светило солнце, и в свежий воздух, врывающийся в разбитое окно, вплетались острые ароматы позднего лета. Поезд, мирно постукивая, катил со скоростью тридцать километров в час, давая пассажирам возможность насладиться загородным пейзажем. В общем и целом, это было праздное, чрезвычайно приятное путешествие, которое в двадцатом столетии удаётся совершить уже не так-то часто.
— Долго ещё ехать? — спросил Дортмундер.
Келп посмотрел на часы.
— Минут десять-пятнадцать. Психушка будет видна из окна.
— С этой стороны.
Дортмундер кивнул.
— Это старое кирпичное здание, — продолжал Келп. — Когда-то здесь была фабрика. Они делали сборные бомбоубежища.
Дортмундер посмотрел на него:
— Всякий раз, когда открываешь рот, ты сообщаешь куда больше фактов, чем мне нужно. Сборные бомбоубежище!.. Я не желаю знать, почему обанкротилась фабрика.
— Это довольно интересная история, — сказал Келп.
— Не сомневаюсь.
В этот момент поезд остановился, и Дортмундер с Келпом увидели трёх стариков, греющихся на платформе. Поезд отошёл, и Келп сказал:
— Наша следующая.
— Как называется станция?
— «Новые Микены». Её назвали так в честь древнегреческого города.
— Не хочу знать, почему, — твёрдо заявил Дортмундер.
Келп внимательно посмотрел на него.
— Что с тобой?
— Ничего, — отрезал Дортмундер.
Вернулся контролёр и, проходя мимо, остановился около них.
Он нахмурил брови и уставился на разбитое стекло.
— Кто это сделал?
— Старик на последней остановке, — сказал Дортмундер.
Контролёр окинул его недоверчивым взглядом.
— Это вы, да?
— Нет, не он, — вмешался Келп. — Это сделал один старик на последней остановке.
Гринвуд, сидящий позади, тоже заявил:
— Верно, верно. Я сам видел. Это сделал старик на последней остановке.
Разозлённый контролёр по очереди осмотрел их.
— Вы воображаете, что я этому поверю?
Никто ему не ответил.
По-прежнему нахмурившись, он ещё раз посмотрел на разбитое стекло и повернулся к Марчу, сидевшему напротив.
— Вы видели?
— Естественно.
— И как же это случилось?
— Стекло разбил один старик на последней остановке.
Контролёр поднял бровь.
— Вы едете вместе с этими людьми?
— Никогда в жизни их не видел, — ответил Марч.
Контролёр снова подозрительно осмотрел всех. Пробормотал что-то нечленораздельное, повернулся и продолжил свой путь. Он вышел за дверь, но через минуту просунул голову в вагон.
«Следующая остановка — „Новый Маккена“», — объявил он, подождал немного, словно могли быть возражения и захлопнул за собой дверь.
— Ты вроде говорил, что следующая остановка наша? — спросил Дортмундер у Келла.
— Да, да, — ответил Коли, бросив взгляд в окно. — Вот и психушка.
Дортмундер посмотрел в указанном направлении и увидел большое здание из красного кирпича. Высокая решётчатая ограда окружала участок. Через определённые интервалы виднелись металлические шиты с надписью. Дортмундер прищурил глаза, но прочитать не сумел.
— Что там написано? — Опросил он у Келла.
— Опасно, — ответил Келп. — Высокое напряжение.
Дортмундер посмотрел на него, но Келп, отвернувшись к окну старательно избегал встретиться с ним взглядом. Дортмундер покачал головой и ещё раз посмотрел на здание. Он увидел железнодорожные рельсы, отходившие от пути, по которому они ехали. Рельсы делали поворот, проходили под электрифицированной оградой и пересекали больничную территорию.
Они пожелтели от ржавчины и были замаскированы цветочными клумбами. Человек двадцать в белых пижамах прогуливаясь по лужайке под наблюдением людей в голубой униформе, 'видимо сторожей.
— Пою мне не кажется, что это простое дело, — сказал Дортмундер.
— Подожди немного.
Поезд начал замедлять ход, в то время, как лечебница исчезла из их глаз. Дверь в конце вагона открылась, контролёр просунул голову:
— Новый Маккена!
Келп и Дортмундер переглянулись, нахмурив брови. Они посмотрели в окно. На щите было написано: «Новые Микены».
— Новый Маккена! — надрывался контролёр.
— Я его, по-моему, ненавижу, — сказал Дортмундер.
Он встал, и четверо последовали его примеру. Поезд остановился со страшным лязганьем. Контролёр злобно следил за тем, как они выходили.
— Я думал, вы не с ними, — сказал он Марчу.
— С кем? — спросил Марч, выходя на платформу.
Дортмундер с компаньонами пересёк вокзал, чтобы выйти с другой стороны, где им предложил свои услуги толстый усатый мужчина, уверявший, что его «фразёр» 1949 года — такси.
— Мы можем пройти пешком, — предложил Келп Дортмундеру. — Это недалеко.
Психушка действительно была неподалёку. Объявление гласило:
«Санаторий „Лунный свет“».
За электрифицированной оградой сидели на складных стульчиках и болтали два вооружённых стража.
— Кого они так старательно охраняют? — спросил Дортмундер.
— Рудольфа Гесса?
— Это называется сумасшедшим домом максимальной безопасности, — пояснил Келп. — Он отведён для самых богатых психов. Большинство из них уголовники, но их семьи настолько состоятельны, что могут держать их здесь, а не в государственных лечебницах.
— Я потерял целый день, — проговорил Дортмундер. Я мог бы продать полдюжины энциклопедий. Воскресенье — хороший день для продажи энциклопедий. Муж дома: ему говоришь, что он получит ещё сверх того книжную полку, которую он сможет собрать сам, и он достаёт бумажник.
— Ты хочешь сказать, что дело не выгорит? — спросил Чефуик.
— Вооружённая охрана, высокое напряжение, не говоря уже о заключённых… Тебе хочется побыть среди них?
— Я надеялся, что ты что-нибудь придумаешь, — размечтался Гринвуд. — Должен же быть какой-то способ попасть туда!
— Разумеется, способ есть. Приземлиться с парашютом. Но как оттуда выйти? — спросил Дортмундер.
— А если обойти кругом? — предложил Марч. — Может, что-нибудь и увидим.
— Пушки, например, — вставил Дортмундер. — Меня бы это не удавило.
— Нам нужно убить целый час до прихода поезда. Обойдём кругом за это время, — предложил Келп.
Дортмундер пожал плечами.
Ради бога.
Компаньоны обошли лечебницу и не увидели ничего обнадёживающего.
У тыльной стороны здания они вынуждены были покинуть асфальтовое шоссе и идти полем. Когда пересекали ржавые рельсы, Чефуик с удовлетворением отметил:
— Свои пути я держу в лучшем состоянии.
— Ими давно не пользуются, — заметил Келп.
— Смотрите, — сказал Марч, — какой-то псих подаёт нам знаки.
Это действительно было так. Около клумбы кто-то в белом приветствовал их взмахом руки. Другой рукой таинственный незнакомец прикрывал глаза от солнца. Он улыбался.
Они тоже приветливо помахали ему, но тут Гринвуд воскликнул:
— Э! Да ведь это Проскер!
Все замерли с поднятыми над головой руками.
— Ну да! Это он! — подтвердил Чефуик.
Он допустил руку и все последовали его примеру. Там, около клумбы с цветами, Проскер приветствовал их издевательскими жестами, потом захохотал. Он сложился пополам, стал хлопать себя по коленкам, охваченный безудержным смехом. Он попытался ещё и махать руками, но, потеряв равновесие, чуть не упал.
— Гринвуд, — сказал Дортмундер, — дай мне твою пушку.
— Нет, нет, — запротестовал Гринвуд, — он ещё не вернул изумруд.
— Только нет никакой возможности наложить на него лапы, — сказал Марч. — Так что один чёрт.
— Это мы ещё посмотрим, — возмутился Дортмундер, угрожая Проскеру кулаком.
Тот так смеялся, что даже сел на землю. К нему подошёл сторож, но ничего не сделал.
— Просто сердце кровью обливается, что мы не можем делаться до этого подонка, — горевал Келп.
— Можем, — мрачно решил Дортмундер.
Все посмотрели на него.
— Ты имеешь в виду… — начал Келп.
— Никто не смеет издеваться надо мной, — изрёк Дортмундер. — У меня тоже есть самолюбие.
— Значит, мы не откажемся?
— Я сказал, что у меня есть самолюбие, — повторил Дортмундер, взглянув на Келла. — Скажи Айко, чтобы ставил на довольствие, — велел он.
Он ещё раз посмотрел на Проскера, который, заходясь смехом, катался по земле, обхватив себя руками и молотя по земле ногами.
— Если он воображает, что сможет остаться здесь, те он настоящий сумасшедший! — сообщил Дортмундер.

Когда чернокожий секретарь ввёл Келла в кабинет, майор, склонившийся над бильярдным столом, приник к кию, будто прицеливающийся снайпер. Келп кинул взгляд на стол и заметил:
— Если вы так ударите в двенадцатый, ваш шар рикошетом отскочит от третьего и загонит восьмой.
Не меняя позы, майор поднял глаза на Келпа.
— Ошибаетесь. Я практиковался.
Келп пожал плечами.
— Что ж, валяйте.
Майор ещё несколько секунд целился, ударил. Шар попал в двенадцатый, рикошетом отскочил от третьего и загнал восьмой.
— Banimi ka junt! — проскрежетал майор и швырнул кий на стол. — Ну?! — рявкнул он, повернувшись. — Прошло уже две недели, как Дортмундер согласился вести операцию. Деньги утекают из моего кармана, а я по-прежнему не вижу никакого изумруда!
— Мы готовы, — сказал Келп и достал из кармана мятый лист бумаги. — Вот то, что нам надо.
— Надеюсь, на сей раз никаких вертолётов?
— Нет, слишком далеко от Нью-Йорка. Но мы думали об этом.
— Не сомневаюсь, — сухо проговорил майор и бросил взгляд на список. — Локомотив! — завопил он.
Келп утвердительно кивнул.
— Дортмундер предполагал, что у вас может возникнуть вопрос.
— Вопрос! — эхом повторил майор, у которого был такой вид, будто он получил удар дубинкой по голове.
— Нам ведь ж нужен большой локомотив, — пояснил Келп. — Нам нужно, чтобы он ходил по рельсам стандартного размера. Но он должен быть больше, чем просто дрезина.
— Больше, чем дрезина, — повторил майор.
Он стал пятиться назад, пока не наткнулся на стул, на который и сел. Лист бумаги дрожал у него в руках.
— Чефуик — наш эксперт по железной дороге, — сказал Келп, — так что если вы захотите поговорить с ним, он вам скажет, что нам в точности нужно.
— Конечно, — произнёс майор.
— Он может прийти завтра днём.
— Конечно, — произнёс майор.
Келп наморщил лоб.
— Если вы вызовете своих помощников. Поговорить с ним.
— Конечно, — произнёс майор.
— С вами всё в порядке, майор?
— Конечно, — произнёс майор. Келп подошёл к нему и пошевелил пальцами перед его глазами. Глаза майора были устремлены куда-то вдаль.
— Может, позвонить вам сегодня попозже, когда вы будете чувствовать себя лучше?
— Конечно, — произнёс майор.
— Нам в самом деле не нужен большой локомотив. Достаточно среднего размера.
— Конечно, — произнёс майор.
— Хорошо. — Келп растерянно оглянулся. — Я позвоню вам попозже, чтобы узнать, когда прийти Чефуику.
— Конечно, — произнёс майор.
Келп попятился к двери и на мгновение задержался на пороге.
Он чувствовал необходимость сказать что-то приятное, чтобы восстановить душевное равновесие майора.
— А вы уже вполне прилично играете в биллиард, майор.
— Конечно, — произнёс майор.

Майор Айко стоял неподалёку от фургона. Его лоб бороздили глубокие складки.
— Я должен вернуть этот локомотив, — предупредил он. — Не потеряйте его и не повредите. Я должен вернуть его, я взял его лишь на время.
— Вернёте, — заверил Дортмундер. Он посмотрел на часы. — Нам пора.
— Будьте осторожны с локомотивом, — молил майор. — Это всё, о чём я вас прошу.
— Я даю вам честное слово, — вмешался Чефуик, — что локомотив не получит ни малейшей царапинки. Вы даже себе не представляете, до какой степени я люблю локомотивы.
Майор кивнул, немного успокоенный, но ещё не совсем. На его щеке дёргалась мышца.
— Поехали, время, до свидания, майор, — проговорил Дортмундер.
За рулём, конечно, сидел Марч. Дортмундер устроился рядом с ним в кабине, а трое остальных влезли в фургон где уже был локомотив. Майор наблюдал за ними, и Марч помахал ему рукой, направив грузовик по просёлочной дороге, идущей от заброшенной фермы. Выехав на шоссе, он повернул на север, удаляясь от Нью-Йорка по направлению к Новым Микенам.
Это был самый обыкновенный грузовик с брезентовым верхом — на него никто не обратил бы внимания. Но за брезентом скрывалась очень необычная машина, на боках которой в ярких красках были представлены сцены из железнодорожной жизни я имелась надпись красными буквами тридцатисантиметровой.
«ПАРК АТТРАКЦИОНОВ — МАЛЬЧИК-С-ПАЛЬЧИК».
А внизу чёрными более мелкими буквами было написано:
«ЗНАМЕНИТЫЙ ЛОКОМОТИВ».
Какими связями должен был воспользоваться майор, какие истории должен был рассказать, сколько денег должен был потратить и какой нажим осуществить, чтобы заполучить локомотив, Дортмундер не знал, да и знать не хотел. Ему это удалось, вот что главное, хотя на это и ушло две недели. Теперь Дортмундер отобьёт у Проскера охоту смеяться. О, да!

Второе воскресенье октября, солнечное, но прохладное. Марч миновал центр Новых Микенам и выскочил на дорогу, ведущую к санаторию «Лунный свет». Они проехали мимо главного входа, в Дортмундер осмотрел его беглым взглядом. Всё было спокойно.
Те же два сторожа болтали у главного входа. Ничего не изменилось.
Проехав ещё пять километров, Марч повернул направо. Через восемьсот метров он остановился на обочине и поставил машину наручной тормоз, но мотор не выключил. Они находились в лесистой местности, вдали от всех домов и построек. В сотне метров от них дорожный знак извещал о близости железнодорожного переезда.
Дортмундер посмотрел на часы.
— Он должен пройти через четыре минуты.
За две прошедшие недели они обследовали эту местность так, что она стала им знакома, как родной дом, и наизусть знали расписание поездов, даже лучше железнодорожников. Поезд, которого ждал Дортмундер, опаздывал почти на пять минут. Наконец, послышался свисток, и поезд прогромыхал мимо: тот самый состав, в котором Дортмундер и другие ехали в прошлый раз — Вот твоё окно, — Марч протянул руку в направлении окна с дырой, проплывавшего мимо них.
— Я был уверен, что его не застеклят, — сказал Дортмундер.
Наконец, прошёл последний вагон, и путь освободился. Марч посмотрел на Дортмундера.
— Когда?
— Подожди пару минут.
Они жали, что следующим по этому пути пойдёт товарный в девять тридцать вечера. В течение недели дорога была очень загружена пассажирскими и грузовыми поездами, но по воскресеньям большинство составов оставалось в депо.
Через две минуты Дортмундер бросил окурок на пол грузовика и раздавил его ногой.
— Можно ехать.
Марч осторожно подвёл грузовик к переезду, въехал на него, развернулся вдоль путей и встал, заблокировав дорогу. Дортмундер вышел и, обойдя грузовик, открыл заднюю дверь.
Гринвуд и Келп сразу же стали выталкивать изнутри что-то вроде наклонной плоскости — широкие металлические сходни с железнодорожными рельсами. Сходни с шумом упали, и Гринвуд опустился, чтобы помочь Дортмундеру установить их так, чтобы рельсы на них совпали с рельсами железнодорожного пути.
Потом Гринвуд сделал знак Келпу, находящемуся в фургоне.
Келп, в свою очередь, подал знак внутрь фургона, и через несколько секунд появился локомотив. И какой! Тот самый «Мальчик-с-пальчик», знаменитый локомотив; по крайней мере, точная копия знаменитого «Мальчика-с-пальчик», первого американского паровоза, построенного в 1830 году для линии Балтимор-Огайо. Он как две капли воды походил на старые-старые паровозы в диснеевских мультфильмах, хоть и работал не от угольной топки, а от бензинового двигателя форда.
Локомотив шёл в комплекте со своим тендером — хрупким деревянным сооружением, на оригинал которого загружали уголь.
Чефуик встал у управления локомотивом. «Мальчик-с-пальчик» медленно спустился по рельсам сходен и мягко перешёл на путь. Чефуик был на седьмом небе от счастья. Он улыбался.
Он наслаждался, ведя локомотив. В своём воображении он представлял, что это не настоящий локомотив, просто сам уменьшился, чтобы поместиться в его модели.
— Ту-ту! — сказал Чефуик Дортмундеру, показывая в улыбке все свои зубы.
— А я что говорю! — согласился Дортмундер. — Подай вперёд.
Чефуик продвинул локомотив сантиметров на пятьдесят.
— Отлично, — одобрил Дортмундер и пошёл помогать Гринвуду и Келпу убирать металлические сходни в грузовик.
Чефуик, Гринвуд и Келп уже влезли в чёрные гидрокостюмы, блестевшие на солнце. Они ещё не надели ни перчаток, ни масок, но всё их тело было защищено резиной. Это разрешало проблему высокого напряжения.
Дортмундер, Гринвуд и Келп влезли на тендер, и Дортмундер закричал Чефуику:
— Давай!
— Ага! — откликнулся Чефуик. — Ту-ту! — добавил он, и «Мальчик-с-пальчик» пошёл по рельсам.
Гидрокостюм Дортмундера лежал в тендере, на ящике с оружием.
Он надел его и сказал:
— Не забывайте… Когда будем пересекать провода, держите руки прижатыми к лицу.
— Понятно, — отозвался Келп.
«Мальчик-с-пальчик» катил со скоростью около 25 километров в час, и они быстро добрались до санатория «Лунный свет». Чефуик остановился точно перед стрелкой, откуда бывшая железная дорога сворачивала по направлению к бывшей фабрике.
Гринвуд соскочил на землю, побежал перевести стрелку и вернулся назад.
Они провели две ночи, смазывая стрелку и рычаг перевода.
Теперь стрелка переводилась как по маслу.
Все надели капюшоны, перчатки и маски, и Чефуик направил локомотив по рельсам бывшей фабрики. «Мальчик-с-пальчик», его тендер и всё прочее было гораздо легче «форда», с которого сняли мотор, и скорость достигла девяноста километров в час, когда локомотив ударил в изгородь.
Трах!.. Искры, треск, дым. Провода болтались в воздухе.
Колёса скрежетали и скрипели на старых ржавых рельсах, потом заскрипели ещё громче, когда Чефуик затормозил. Они прошли ограждение как спринтер, рвущий грудью ленточку на финише, и остановились посреди хризантем и гардений.

На другой стороне здания, в своём кабинете, доктор Пончард Л. Уискам сидел за письменным столом и перечитывал статью, которую он написал для «Американского журнала прикладной психиатрии». Статья называлась: «Случаи индуцированных галлюцинаций у работников психиатрических больниц». Не успел он её дочитать, как в кабинет ворвался санитар и, задыхаясь, выпалил:
— Доктор! В саду появился локомотив!
Доктор Уискам посмотрел на санитара, потом на статью. Потом снова на санитара и снова на статью.
— Садитесь, Фостер, поговорим, — предложит он.

Дортмундер, Гринвуд и Келп выскочили из тендера в гидрокостюмах и масках для подводного плавания, вооружённые пулемётами.
По всей лужайке бегали, прыгали и кричали больные в белом и сторожа в голубом. Психиатрическая лечебница стала настоящим сумасшедшим домом.
Дортмундер поднял пулемёт и выстрелил в воздух, после чего сразу наступила тишина. Полнейшая тишина.
Повсюду были видны только глаза, круглые, как шары. Дортмундер всё же опознал среди других глаза Проскера. Он наставил на него пулемёт и закричал:
— Проскер! Иди сюда!
Проскер пытался сделать вид, что он — это не он, а совершенно посторонний человек, и продолжал стоять на месте, притворяясь, что Дортмундер глядит не на него.
— Прострелить тебе ноги и перенести на руках? — взревел Дортмундер. — Иди сюда!
Докторша, стоявшая позади толпы, в очках и белой курточке, внезапно закричала:
— Вам должно быть стыдно! Вы отдаёте себе отчёт, как искажаете понятие о мире у людей, которым мы стараемся внушить правильное представление о действительности? Как им отличить фантазию от реальности, когда вы проделываете такие штучки?
— Замолчите, — приказал Дортмундер и закричал Проскеру:
— Я теряю терпение!
Но Проскер оставался прикованным к месту, прикидываясь непонимающим, пока к нему быстро не подошёл сторож и не толкнул его вперёд, прошипев:
— Идёте вы или нет? Мы ведь не знаем, хорошо ли он стреляет. Хотите, чтобы погибли невинные?
Шёпот одобрения последовал за этими словами. Поведение толпы изменилось. Проскера передавали из рук в руки в направлении локомотива.
Проскер внезапно ожил:
— Мне плохо! — завопил он. — Я болен, болен, у меня неприятности, я ничего не помню, ничего ни о чём не знаю.
— Влезай-ка сюда! — рявкнул Дортмундер. — Мы освежим твою память.
Подталкиваемый сзади, Проскер неохотно поднялся на тендер.
Келп и Гринвуд поставили его между собой. Дортмундер обратился к толпе и посоветовал оставаться всем на местах.
— И ещё, — добавил он, — пошлите кого-нибудь перевести стрелку, когда мы уедем. Вы ведь не хотите, чтобы к вам заезжали поезда?
Сотни голов утвердительно закивали.
— Отлично, — сказал Дортмундер и повернулся к Чефуику. — Давай назад.
— Есть, — откликнулся Чефуик и добавил вполголоса: — Ту-ту!
Он не хотел произносить эти слова громко, чтобы сумасшедшие чего не подумали.
Локомотив задним ходом медленно вышел из цветочной клумбы. Дортмундер, Келп Гринвуд, обступив Проскера, схватили его за локти и подняли над полом. Он висел, зажатый со всех сторон гидрокостюмами. Ноге в домашних тапочках болтались в воздухе. Он спросил:
— Что вы делаете? Зачем вы подняли меня?
— Чтобы тебя не убило током, — разъяснил Гринвуд. — Мы проедем по проводам высокого напряжения. Будешь вам помогать?
— О, конечно, конечно. Буду, — пообещал Проскер.
— Я не сомневаюсь в этом, — сказал Дортмундер.
Марч стоял возле путей и курил. За последнее полчаса проехал один грузовик — зелёный старый рыдван, с фермером за рулём.
Когда он проезжал по рельсам, в кузове загремело, и фермер злобно посмотрел на Марча, будто тот был виноват в этом шуме.
Спустя минуту где-то вдалеке раздалась короткая очередь.
Марч внимательно прислушался, но звук не повторился. Без сомнения, простое предупреждение, а не признак беды.
Наконец загудели рельсы. Марч щелчком отбросил сигарету и побежал к фургону. Когда локомотив подошёл, всё уже было готово.
Чефуик остановил «Мальчика-с-пальчик» в нескольких метрах позади грузовика. Пока Гринвуд сторожил Проскера в тендере, Дортмундер и Келп вылезли из гидрокостюмов, спустились и установили сходни на нужное место. Чефуик, осторожно маневрируя, задним ходом ввёл локомотив в фургон, а Келп и Дортмундер задвинули сходни на место. Келп влез внутрь фургона, Дортмундер закрыл за ним дверь, потом, обойдя фургон, сел в кабину рядом с Марчем.