1 2 3 4 
В маленьких глазах Тома появилось испуганное выражение.
Спейд облизал губы кончиком языка и спросил:
— Именно этот неотложный вопрос привел тебя ко мне среди глубокой ночи?
— И этот тоже.
— А еще что?
Данди опустил уголки губ.
— Пропусти нас. — Он многозначительно кивнул на дверь, в проеме которой стоял Спейд.
Спейд хмуро покачал головой.
Уголки губ Данди расправились в мрачной улыбке.
— Видимо, что-то за тем звонком действительно кроется, — сказал он Тому.
Том, переминаясь с ноги на ногу, промямлил, не глядя ни на того, ни на другого:
— Кто его знает?
— Это еще что за шарады? — спросил Спейд.
— Ладно, Спейд, мы уходим. — Данди застегнул плащ. — Мы время от времени будем навещать тебя. Может, у тебя и есть причины бояться нас. Подумай хорошенько.
— Угу, — промычал Спейд, ухмыляясь. — Всегда буду рад тебя видеть, лейтенант, и с радостью приглашу в дом, если не буду занят.
Из гостиной Спейда раздался истошный крик:
— На помощь! Полиция! Помогите! Помогите! — Высокий пронзительный голос принадлежал Джоэлу Кэйро.
Лейтенант Данди, который уже отвернулся от двери, снова встал перед Спейдом и сказал решительно:
— Кажется, нам пора войти.
До них донесся шум недолгой борьбы, звук удара, придушенный крик.
Лицо Спейда скривилось в невеселой улыбке.
— Кажется, пора, — сказал он и отступил в сторону.



8. Чушь собачья

Бриджид О'Шонесси скрючилась в кресле у стола. Подтянув колени к подбородку и закрыв лицо руками, она с ужасом смотрела на Кэйро.
Джоэл Кэйро стоял, склонившись над ней, в правой руке он держал пистолет, который незадолго перед этим Спейд отнял у него. Левую руку он прижимал ко лбу. Между пальцами сочилась кровь, двумя струйками сбегавшая на глаза. Третья струйка, поменьше, стекала на подбородок из раненой губы.
Кэйро не замечал полицейских. Он свирепо буравил глазами девушку. Губы его спазматически двигались, но он ничего не мог выговорить.
Данди, первым вошедший в гостиную, подбежал к Кэйро, нащупывая под плащом свою кобуру, схватил левантинца за руку и прорычал:
— Что здесь происходит?
Кэйро отнял залитую кровью руку ото лба и сунул ее лейтенанту под нос. На лбу его красовалась царапина длиной не менее трех дюймов.
— Посмотрите, — закричал он. — Посмотрите, что она сделала.
Девушка опустила ноги на пол и обвела осторожным взглядом Данди, державшего Кэйро за руку, Тома Полхауса, стоявшего чуть сзади, и Спейда, прислонившегося к дверной раме. Лицо Спейда оставалось непроницаемым. Когда их взгляды встретились, в его желто-серых глазах на миг мелькнула и тут же исчезла злобная усмешка.
— Это вы сделали? — спросил Данди у девушки, кивнув в сторону рассеченного лба Кэйро.
Она снова взглянула на Спейда. Опираясь на дверной косяк, Спейд взирал на присутствующих с вежливым равнодушием стороннего наблюдателя.
Девушка посмотрела на Данди.
— Он вынудил меня, — сказала она низким срывающимся голосом. — Мы остались в комнате вдвоем, и он напал на меня. Я не могла… Я пыталась не подпустить его к себе. Я… я не могла заставить себя выстрелить в него.
— Врешь! — закричал Кэйро, безуспешно вырывая свою руку с пистолетом из цепкой хватки Данди. — Врешь, гадина! — Он извернулся, чтобы видеть Данди. — Она бессовестно лжет. Я пришел сюда с самыми добрыми намерениями, а они вдвоем напали на меня, когда вы позвонили, он пошел открывать, а ее оставил здесь с пистолетом, и она сказала, что они убьют меня, когда вы уйдете, и я закричал: «На помощь», чтобы вы не оставили меня здесь погибать одного, и тут она ударила меня пистолетом.
— Ну-ка, дай-ка мне эту штуковину, — сказал Данди и взял пистолет у Кэйро. — Так, а теперь давайте разберемся по порядку. Зачем вы пришли сюда?
— Он пригласил меня. — Кэйро повернул голову и посмотрел с вызовом на Спейда. — Он позвонил мне по телефону и попросил прийти сюда.
Спейд сонно моргнул и промолчал.
Данди спросил:
— Зачем он пригласил вас?
Прежде чем ответить, Кэйро промокнул окровавленные лоб и подбородок шелковым платком в лиловую полоску. В нем уже начала просыпаться осторожность.
— Он сказал, что хочет… что они хотят… встретиться со мной.
Том Полхаус наклонил голову, принюхался, почувствовал запах «шипра», который остался в воздухе от лилового носового платка, и повернулся к Спейду с немым вопросом.
Спейд подмигнул ему, не переставая сворачивать сигарету.
Данди спросил:
— Ну, а что было дальше?
— А дальше они напали на меня. Сначала ударила она, а потом он стал меня душить и вытащил пистолет из моего кармана. Я просто не знаю, что бы они сделали со мной, если бы не вы. Думаю, я бы не выбрался отсюда живым. Когда он пошел открывать вам дверь, то оставил ее с пистолетом стеречь меня.
Бриджид О'Шонесси вскочила на ноги с криком «Заставьте его сказать правду!» и влепила Кэйро пощечину.
Кэйро заорал что-то нечленораздельное.
Данди одной рукой толкнул девушку обратно в кресло, другой схватил Кэйро за руку и прорычал:
— Сейчас же прекратите.
Спейд прикурил сигарету и, добродушно улыбаясь сквозь дым, заметил Тому:
— Очень нервная девушка.
— Очень, — согласился Том.
Данди, хмуро уставившись на нее сверху вниз, спросил:
— Так в чем же, по-вашему, правда?
— Но уж не в том, что он здесь наплел, — ответила она. — Сплошное вранье. — Она повернулась к Спейду. — Ведь верно?
— А я откуда знаю? — сказал Спейд. — Когда тут шум поднялся, я на кухне готовил омлет, разве не так?
Нахмурив лоб, она долго смотрела на него растерянным взглядом.
Том негодующе крякнул.
Данди, все еще не отрывая взгляда от девушки, пропустил слова Спейда мимо ушей и спросил ее:
— Если он врет, тогда почему «на помощь» звал он, а не вы?
— Он, он до смерти перепугался, когда я ударила его, — ответила она, бросив на левантинца брезгливый взгляд.
Кэйро побагровел, что было заметно даже на залитом кровью лице, и закричал:
— Тьфу! Снова врет!
Она лягнула его каблуком голубой туфли, попав по ноге чуть ниже колена. Данди оттащил Кэйро в сторону, а Том подошел к девушке вплотную и пророкотал:
— Спокойнее, сестренка. Давай без грубостей.
— Тогда пусть он говорит правду, — огрызнулась она.
— У нас он обязательно скажет правду, — пообещал Том. — Но ты не дерись.
Данди говорил своему подчиненному, глядя на Спейда холодно-торжествующе:
— Что ж. Том, думаю, большой ошибки не будет, если мы всю эту компанию заберем в участок.
Том мрачно кивнул.
Спейд отлепился от дверного косяка и, бросив окурок в пепельницу, вышел на середину комнаты.
— Не будем спешить, — сказал он с дружелюбной улыбкой. — Все вполне объяснимо.
— Как же, как же, — издевательски согласился Данди.
Спейд поклонился девушке.
— Мисс О'Шонесси, — сказал он, — разрешите мне представить вам лейтенанта Данди и сержанта Полхауса. — Он поклонился Данди. — Мисс О'Шонесси работает в моем агентстве.
Джоэл Кэйро начал негодующе:
— Это неправда. Она…
Спейд прервал его достаточно громким, но по-прежнему дружеским голосом:
— Я нанял ее совсем недавно — вчера. А это мистер Кэйро, друг или, во всяком случае, знакомый Терзби. Он пришел ко мне сегодня днем и предложил мне найти какую-то вещь, которая, как он считает, находилась у Терзби, когда того убили. Я, естественно, отказался от такого странного предложения. Тогда он вытащил пистолет — я готов забыть это недоразумение, если, конечно, дело не дойдет до предъявления взаимных обвинений. Однако, обсудив ситуацию с мисс О'Шонесси, я все-таки решил пригласить его к себе в надежде выведать что-нибудь об убийстве Майлза и Терзби. Может, мы и были с ним излишне грубы, но вреда ему не причинили, и повода звать на помощь у него не было. Мне, кстати, снова пришлось отбирать у него оружие.
Пока Спейд говорил, залитое кровью лицо Кэйро становилось все мрачнее. Взгляд его метался от пола к непроницаемому лицу Спейда и обратно.
Повернувшись к Кэйро, Данди спросил:
— Что вы можете сказать на это?
Почти минуту Кэйро вообще ничего не мог сказать, тупо глядя в грудь лейтенанта. Когда он поднял глаза, в них легко было заметить испуг и нерешительность.
— Я не знаю, что говорить, — пробормотал он. Его смятение выглядело вполне искренним.
— Постарайтесь говорить правду, — предложил Данди.
— Правду? — глаза Кэйро забегали, хотя он и не отрывал взгляда от лейтенанта. — Какие у меня основания считать, что правде поверят?
— Перестаньте изворачиваться. Все, что от вас требуется, — это подтвердить под присягой, что они избили вас, и этого будет достаточно, чтобы подписать ордер на арест и упрятать их за решетку.
Спейд весело предложил:
— Валяйте, Кэйро. Пусть он порадуется. Но как только вы сделаете это, мы дружно подтвердим под присягой нашу версию случившегося, и тогда уж в тюрьму мы отправимся все вместе.
Кэйро откашлялся и начал нервно озираться, стараясь все же не смотреть ни на кого из присутствующих.
Данди шумно выдохнул через нос и сказал:
— Одевайтесь.
Сбитый с толку Кэйро заметил издевательский взгляд Спейда. Спейд подмигнул ему и уселся на подлокотник кресла-качалки.
— Ну что ж, мальчики и девочки, — сказал он, радостно ухмыляясь левантинцу и Бриджид О'Шонесси, — мы прекрасно все разыграли.
Выражение сурового лица Данди изменилось на самую малость. Он повторил властно:
— Одевайтесь.
Не переставая ухмыляться, Спейд повернулся к лейтенанту, устроился поудобнее на подлокотнике и лениво спросил:
— Ты что, не понимаешь, когда тебя разыгрывают?
Полхаус побагровел.
Данди, все более мрачнея, произнес онемевшими от напряжения губами:
— Нет, не понимаю, но мы оставим этот разговор до полицейского участка.
Спейд встал и выпрямился, чтобы смотреть на лейтенанта не просто свысока, а сильно свысока. Ухмылка его, как и поза, были подчеркнуто издевательскими.
— Попробуй арестуй нас, Данди, — сказал он. — Над тобой будут потешаться все газеты Сан-Франциско. Ведь не думаешь же ты, что мы под присягой станем давать показания друг против друга? Проснись. Тебя разыграли. Когда вы позвонили в дверь, я сказал мисс О'Шонесси и Кэйро: «Опять эти олухи. Надоели до черта. Давайте-ка их разыграем. Как услышите, что они вошли, пусть один из вас завопит, а потом будем водить за нос, сколько получится. И…»
Бриджид О'Шонесси согнулась и истерически захохотала.
Кэйро вздрогнул и улыбнулся. Радости в его улыбке не было, но он продолжал улыбаться.
— Хватит, Сэм, — проворчал Том.
Спейд хохотнул:
— Но ведь так оно и было. Мы…
— А исцарапанный лоб и разбитая губа? — спросил Данди презрительно. — Они-то откуда?
— Спроси его, — предложил Сэм. — Может, он порезался, когда брился.
Кэйро, не дожидаясь вопроса, заговорил, с трудом сохраняя на лице вымученную улыбку:
— Я упал. Мы хотели притвориться, что боремся за пистолет, когда вы пришли, но я упал. Зацепился за ковер и упал, когда мы притворялись, что боремся.
Данди сказал:
— Чушь собачья.
Спейд сказал:
— Но это правда, Данди, хочешь верь, хочешь нет. Важно то, что мы все будем держаться именно этой версии. Газеты напечатают ее, даже если она им и покажется чушью собачьей, и в любом случае стыда ты не оберешься. Ну что ты с этим сможешь поделать? Разыграть фараона — еще не преступление. Ты ничего не добьешься. Все, что тебе здесь понарассказали, — всего лишь шутка. Ну что тут поделаешь?
Данди повернулся к Спейду спиной и схватил Кэйро за плечи:
— Ты так просто не отделаешься, — зарычал он, тряся левантинца. — Ты визжал о помощи, и мы тебе ее окажем.
— Нет, сэр, — залопотал Кэйро. — Это была шутка. Он сказал нам, что вы его друзья и не будете сердиться.
Спейд засмеялся.
Данди грубо повернул Кэйро и схватил его на сей раз одной рукой за запястье, а другой — за шею.
— Я тебя арестую, по крайней мере, за незаконное хранение оружия, — сказал он. — И остальные тоже пойдут со мной, и там мы поглядим, как вы умеете смеяться.
Кэйро скосил свои испуганные глаза на Спейда.
Спейд сказал:
— Не пори чушь, Данди. Пистолет — часть розыгрыша. Он — мой. Жаль только, что тридцать второго калибра, а то бы ты наверняка определил, что именно из него убили Терзби и Майлза.
Данди отпустил Кэйро, резко повернулся и заехал Спейду кулаком в подбородок.
Бриджид О'Шонесси испуганно вскрикнула.
В момент удара улыбка слетела с лица Спейда, но тут же возвратилась, правда, в ней появилась странная мечтательность. Чтобы не упасть, он сделал шаг назад, его могучие покатые плечи взбугрились под пиджаком. Прежде чем успел взметнуться кулак Спейда, Том Полхаус втиснулся между частным детективом и лейтенантом, отталкивая их друг от друга своим громадным животом и руками.
— Нет, ради бога, не надо! — взмолился Том.
После затянувшейся паузы Спейд расслабил мышцы.
— Тогда быстро забирай его отсюда, — сказал он. Улыбка его исчезла, лицо осунулось и побледнело.
Том, стоя рядом со Спейдом и держа его за руки, повернулся и с укором посмотрел через плечо на Данди.
Данди стоял, расставив ноги и выставив кулаки, но его свирепость не очень вязалась с широко раскрытыми от страха глазами.
— Запиши их имена и адреса, — приказал он.
Том взглянул на Кэйро, и тот быстро ответил:
— Джоэл Кэйро, отель «Бельведер».
Спейд заговорил раньше, чем Том успел задать вопрос девушке.
— Ты всегда можешь связаться с мисс О'Шонесси через меня.
Тот посмотрел на Данди. Данди прорычал:
— Запиши ее адрес.
Спейд сказал:
— Ее адрес можно получить только через мое агентство.
Данди шагнул вперед к девушке.
— Где вы живете? — спросил он.
Спейд обратился к Тому:
— Убери его отсюда. С меня достаточно.
Том взглянул в холодно горящие глаза Спейда:
— Успокойся, Сэм. — Он застегнул свой плащ, обернулся к Данди, намеренно обыденно спросил: «Кажется, все?» — и направился к двери.
Хмурый вид Данди не мог скрыть его нерешительности.
Кейро неожиданно шагнул к двери и сказал:
— Я тоже ухожу, если мистер Спейд будет добр принести мою шляпу и пальто.
Спейд спросил:
— Что за спешка?
Данди раздраженно заметил:
— Все было в шутку, но оставаться с ними вы боитесь.
— Вовсе нет, — ответил левантинец, отводя взгляд в сторону, — но уже поздно и… и мне пора. Я выйду с вами, если вы не возражаете.
Данди плотно сжал губы и ничего не сказал. Его зеленые глаза горели недобрым огнем.
Спейд принес из прихожей шляпу и пальто Кэйро. Лицо его оставалось каменно спокойным. Таким же спокойным был и его голос, когда, подав левантинцу пальто, он обратился к Тому:
— Скажи ему, пусть оставит пистолет.
Данди вынул пистолет Кэйро из кармана плаща и положил его на стол. Он вышел первым, за ним — Кэйро. Задержавшись около Спейда, Том пробормотал: «Надеюсь, ты понимаешь, что творишь», не получил никакого ответа, вздохнул и последовал за ушедшими. Спейд дошел до угла прихожей и стоял там, пока Том не закрыл за собой входную дверь.



9. Бриджид

Спейд вернулся в гостиную и сел на угол дивана, положив локти на колени и обхватив голову руками; он смотрел в пол, а не на Бриджид О'Шонесси. Глаза его были прищурены.
Когда Бриджид О'Шонесси поняла, что смотреть на нее он не собирается, она стала разглядывать его с растущей тревогой.
Спейд вдруг побагровел и заговорил грубым горловым голосом. Вперившись яростным взглядом в пол, он пять минут кряду осыпал Данди ругательствами; он ругался безостановочно, грязно, богохульно, изобретательно.
Потом отнял руки от лица, взглянул на девушку и, миролюбиво усмехнувшись, сказал:
— Мальчишество, да? Сам знаю, но, черт возьми, не выношу, когда нельзя ответить ударом на удар. — Он осторожно дотронулся до подбородка. — Хотя удар был так себе. — Он засмеялся, откинулся на спинку дивана, положил ногу на ногу. — Недорого ведь за такую победу? — Он на миг нахмурил брови. — Впрочем, я ему это припомню.
Девушка встала с кресла и села рядом с ним на диван.
— Более дикого человека, чем вы, я не встречала, — сказала она.
— Я позволил ему ударить себя…
— Но он же полицейский чин.
— Дело не в этом… Потеряв голову, он перестарался. Если бы я дал ход, ему бы не отвертеться. Но тогда и нам пришлось бы в полиции повторить нашу идиотскую историю. — Он задумчиво посмотрел на девушку и спросил: — Что вы сделали с Кэйро?
— Ничего. — Она слегка покраснела. — Я хотела попугать его, чтобы он сидел тихо до их ухода, а он то ли от испуга, то ли из упрямства вдруг начал вопить.
— И тогда вы шмякнули его пистолетом?
— Пришлось, он кинулся на меня.
— Вы играете с огнем. — Улыбка Спейда не могла скрыть его раздражения. — Я уже говорил вам: вы действуете наугад, как бог на душу положит.
— Я сожалею, — сказала она вкрадчиво, с искренним раскаянием и нежно улыбаясь ему, — Сэм.
— Еще бы. — Он вынул из карманов табак и бумагу и начал сворачивать сигарету. — Так с Кэйро вы все-таки поговорили. Теперь настала и моя очередь.
Она дотронулась пальцем до губы, глядя в никуда широко открытыми глазами, потом, сощурив их, бросила быстрый взгляд на Спейда. Он был поглощен своей сигаретой.
— Ах, да, — начала она — конечно… — Потом убрала палец ото рта, разгладила голубое платье и стала хмуро разглядывать свои колени.
Спейд лизнул сигарету, заклеил и, спросив: «Ну?», полез в карман за зажигалкой.
— Но я с ним не поговорила, — сказала она, оставляя большие паузы между словами, будто выбирала их с большим трудом, — времени не хватило. — Она оторвала хмурый взгляд от своих коленей и посмотрела на Спейда ясными искренними глазами. — Нас прервали в самом начале.
Спейд прикурил сигарету и засмеялся, выдыхая клубы дыма.
— Хотите, чтобы я позвонил ему и попросил вернуться?
Она покачала головой, не улыбнувшись.
Спейд обнял ее одной рукой, положив ладонь на голое белое гладкое плечо. Она откинула голову на изгиб его руки. Он сказал:
— Я слушаю.
Она повернула голову, улыбнулась ему с вызывающей игривостью и спросила:
— Тебе для этого необходимо обнимать меня?
— Нет. — Он снял руку с ее плеча.
— Ты совершенно непредсказуем.
— Я по-прежнему слушаю тебя.
— Посмотри, который час! — воскликнула она, ткнув пальцем в сторону стоящего на книге будильника, уродливые стрелки которого показывали без десяти три.
— Угу. Суматошный выдался вечер.
— Я должна идти. — Она встала с дивана. — Все это ужасно. — Спейд остался сидеть. Покачав головой, он сказал:
— Никуда ты не пойдешь, пока не расскажешь мне все.
— Но посмотри, который час, — запротестовала она, — чтобы все рассказать, мне надо много времени.
— Ничего, времени у нас хватит.
— Я арестована? — весело спросила она.
— Кроме того, не забывай о мальчишке, который болтается около моего дома. Он, возможно, еще не ушел спать.
Ее веселость как рукой сняло.
— Ты думаешь, он еще здесь?
— Скорее всего.
Она вздрогнула.
— А ты можешь проверить?
— Можно спуститься и посмотреть.
— О, пожалуйста… проверь.
Спейд какое-то время внимательно всматривался в ее озабоченное лицо, потом встал с дивана.
— Хорошо, — сказал он и достал из шкафа шляпу и плащ. — Я вернусь через десять минут.
— Ради бога, будь осторожен, — умоляла она его, провожая до двери.
— Постараюсь.
На Пост-стрит не было ни души. Спейд прошел квартал, перебрался на противоположный тротуар, прошел обратно два квартала, снова возвратился на свою сторону улицы и вернулся к дому, не заметив никого, кроме двух механиков, которые ремонтировали машину в одном из гаражей.
Бриджид О'Шонесси стояла в углу прихожей, держа в руке пистолет Кэйро.
— Он все еще там, — сказал Спейд.
Она прикусила губу, медленно повернулась и пошла в гостиную. Спейд отправился следом, бросил шляпу с плащом на кресло, пробурчал, что «у нас есть время поговорить», и вышел на кухню. Когда она появилась в дверях, он уже поставил кофейник на плиту и резал на ломтики длинную французскую булку. Пальцы ее левой руки бессознательно ласкали корпус и затвор пистолета, который она все еще держала в правой руке.
— Скатерть вон там, — сказал он, указывая хлебным ножом на простой одностворчатый буфет.
Пока она накрывала на стол, он готовил бутерброд с ливерной колбасой и холодной говядиной. Затем разлил по чашкам кофе, добавил в него коньяку из пузатой бутылки, и они сели за стол. Сели рядом на одну скамейку. Пистолет она положила около себя.
— Можешь начинать рассказ прямо сейчас, за ужином, — сказал он.
— Нельзя быть таким нетерпеливым!
— Да к тому же еще диким и непредсказуемым. Что это за птица сокол, которая так взбудоражила всю компанию?
Она прожевала хлеб с говядиной, проглотила, посмотрела внимательно на обкусанный бутерброд и спросила:
— А что, если я тебе не скажу? А что, если я вообще ничего тебе не скажу? Что тогда?
— Ты только не подумай, — ответил он, ухмыляясь так, что стали видны коренные зубы, — будто я растеряюсь и ничего не смогу сделать.
— Но что же все-таки ты сделаешь? — Она переключила внимание с бутерброда на его лицо. — Я и хочу узнать, каков будет твой следующий шаг?
Он покачал головой.
В ее улыбке появилось что-то издевательское.
— Сделаешь что-нибудь дикое и непредсказуемое?
— Возможно. Но я не вижу, что ты выигрываешь, продолжая скрывать от меня правду. Она ведь и так постоянно выясняется. Многого я еще не знаю, но кое-что мне стало известно и кое о чем я уже могу догадаться; еще один такой день, и я буду знать вещи, о которых ты и не подозреваешь.
— Наверное, ты и сейчас знаешь больше меня, — сказала она, снова с серьезным видом разглядывая бутерброд. — Но… о!., я так устала от этого, и меня тошнит от разговоров. А не лучше ли… а не лучше ли подождать, пока ты сам все узнаешь?
Спейд рассмеялся.
— Не знаю. Тебе решать. Мой способ узнавать прост: я бросаю дикий и непредсказуемый гаечный ключ в работающий механизм. Мне-то все равно, а ты смотри, как бы тебя не пришибло случайно отлетевшей железкой.
Она смущенно пожала голыми плечами, но ничего не сказала. Несколько минут они ели молча: он — флегматично, она — задумчиво. Затем она тихо сказала:
— Я боюсь тебя, вот в чем дело.
Он ответил:
— Дело не в этом.
— В этом, — настаивала она все тем же тихим голосом. — Я боюсь только двоих людей, и сегодня видела обоих.
— Я могу понять, почему ты боишься Кэйро, — сказал он. — До него тебе не добраться.
— А до тебя?
— Я совсем рядом, — сказал он с усмешкой.
Она покраснела, потом взяла бутерброд с серой ливерной колбасой. Положила его на тарелку. Наморщила свой белый лобик.
— Как ты знаешь, это черная статуэтка птицы, ястреба или сокола, гладкая и блестящая, вот такой высоты. — Она развела руки примерно на фут.
— Что в ней такого замечательного?
Прежде чем ответить, она отхлебнула кофе с коньяком.
— Не знаю. Они мне не говорили. Мне обещали пятьсот фунтов, если я помогу заполучить ее. Потом, когда мы бросили Джо, Флойд сказал, что даст мне семьсот пятьдесят.
— Значит, она стоит дороже семи с половиной тысяч?
— Гораздо дороже. Они и не старались делать вид, что честно делятся со мной. Меня просто наняли, чтобы я помогла им.
— Как помогла?
Она снова поднесла чашку к губам. Спейд, не отрывая своих властных желто-серых глаз от ее лица, начал сворачивать сигарету. За ними на плите булькал кофейник.
— Помогла им забрать эту вещь у кого она была, — медленно произнесла она, опустив чашку. — У русского по фамилии Кемидов.
— Как?
— А, это неважно, — заметила она, — и помочь тебе не может, — она дерзко улыбнулась, — и уж совсем тебя не касается.
— Это было в Константинополе?
Помолчав в нерешительности, она кивнула.
— На Мармаре.
Он махнул сигаретой в ее сторону и сказал:
— Продолжай. Что было дальше?
— Но это все. Я все рассказала. Они обещали мне пятьсот фунтов за помощь, и я им помогла, а потом мы узнали, что Джо Кэйро собирается смыться, забрав с собой сокола и оставив нас с носом. Но мы сами удрали от него. Хотя мое положение от этого не стало лучше; Флойд и не собирался платить мне семьсот пятьдесят фунтов. Я узнала это, когда мы уже добрались до Сан-Франциско. Он говорил, что поедет в Нью-Йорк, где продаст сокола и даст мне мою долю, но я видела, что он врет. — Гнев окрасил ее глаза в фиолетовый цвет. — Вот тогда я и пришла к тебе, чтобы ты помог мне выяснить, где сокол.
— Допустим, ты нашла его. Что тогда?
— Тогда бы условия мистеру Флойду Терзби диктовала уже я.
Спейд скосил на нее глаза.
— Но ты ведь не знаешь, где можно получить за него бóльшую сумму, чем та, которую он предложил тебе?
— Нет, не знаю, — сказала она.
Спейд хмуро рассматривал пепел, который стряхивал в свою тарелку.
— Почему так ценится эта фигурка? Ты должна хоть что-то знать об этом или хотя бы догадываться.
— Понятия не имею.
Он перевел хмурый взгляд на ее лицо.
— Из чего она сделана?
— Из фарфора или черного камня. Точно не знаю. Я даже не дотрагивалась до нее. И видела всего один раз, да и то несколько минут. Флойд показал мне ее, когда она оказалась у нас в руках.
Спейд загасил окурок в тарелке и одним глотком допил кофе с коньяком. Хмурое выражение исчезло с его лица. Он вытер губы салфеткой, бросил ее на стол и спокойно сказал:
— Врешь.
Она встала из-за стола, посмотрела на него своими темными виноватыми глазами, покраснела.
— Вру, — сказала она. — И всегда врала.
— Нашла чем хвастаться. Ты же не ребенок. — Он тоже вышел из-за стола. — В твоей сказке есть хоть доля правды?
Она опустила голову. На темных ресницах сверкнули слезы.
— Да, — прошептала она.
— Какая?
— Не… небольшая.
Взяв ее за подбородок, Спейд поднял ее голову. Он рассмеялся в ее мокрые от слез глаза и сказал:
— У нас вся ночь впереди. Я приготовлю еще кофе с коньяком, и мы начнем все сначала.
Она потупилась.
— Я так устала, — сказала она дрожащим голосом, — так устала от всего, от себя, от своего вранья, от придумывания небылиц, от того, что уже не знаю, где правда, а где ложь. Лучше…
Она взяла лицо Спейда в свои ладони, прижалась полуоткрытым ртом к его губам, прильнула к нему всем телом.
Спейд обнял ее так, что вздулись мышцы под синими рукавами его пиджака, одну руку он запустил в ее рыжие волосы, другой ласкал хрупкую спину. Глаза его горели желтым огнем.



10. Отель «Бельведер»

Спейд проснулся, когда рассвет еще едва брезжил. Рядом с ним глубоко и ровно дышала во сне Бриджид О'Шонесси. Спейд тихо встал с кровати, осторожно вышел из спальни и закрыл за собой дверь. Одевался он в ванной. Потом внимательно осмотрел одежду спящей девушки, взял из кармана ее пальто плоский медный ключ и вышел на улицу.
Добравшись до «Коронета», от отпер дверь ее квартиры. Шел он уверенно и не таясь, так что ничего странного в нем заметить было нельзя. Необычным было только то, что ходил он почти бесшумно.
Включив все лампы, он обыскал номер девушки самым тщательным образом. Его глаза и пальцы двигались вроде бы неспешно, но зато ни на чем долго не останавливались, не колебались и не возвращались к уже осмотренному — они методично и с профессиональной уверенностью исследовали, проверяли, ощупывали. Он открыл все ящики и шкафы, дверцы, коробки, сумки, чемоданы — как запертые, так и не запертые — и осмотрел их содержимое. Он проверил каждую складку одежды, нащупывая утолщения и прислушиваясь, не зашуршит ли бумага. Он снял с кровати постельное белье. Заглянул под ковры и под мебель. Опустил жалюзи, чтобы убедиться, что ничего в них не спрятано. Высунулся из каждого окна, чтобы удостовериться, что ничего не висит снаружи. Потыкал вилкой во все баночки с пудрой и кремом на туалетном столике. Подержал против света каждую бутылочку и пульверизатор. Обнюхал и ощупал все тарелки, сковороды, продукты. Вывалил на газету содержимое мусорного ведра. Снял крышку сливного бачка в туалете, спустил воду и заглянул внутрь. Осмотрел и проверил металлические заглушки на ванне, раковине, на водопроводных кранах и вводах.
Он не нашел черной птицы. Он не нашел ничего, что бы имело к ней хоть малейшее отношение. Единственным документом, который ему удалось обнаружить, была копия счета за квартиру недельной давности на имя Бриджид О'Шонесси. Единственное, что привлекло его внимание и на время приостановило обыск, была пригоршня довольно-таки изысканных украшений в раскрашенной шкатулке, которую хозяйка держала в запертом ящике туалетного столика.
Закончив обыск, он сварил и выпил чашку кофе. Потом открыл кухонное окно, поцарапал шпингалет перочинным ножом, открыл в комнате ближайшее к пожарной лестнице окно, взял свои шляпу и плащ с кушетки в гостиной и ушел из квартиры тем же путем, которым и пожаловал в нее.
По дороге домой он зашел в магазин — его как раз открывал толстенький дрожащий от холода бакалейщик с опухшими глазами — и купил апельсинов, яиц, булочек, масла и сливок.
В свою квартиру Спейд вошел тихо, но едва он закрыл за собой входную дверь, как услышал крик Бриджид О'Шонесси:
— Кто там?
— Добрый дядюшка Спейд принес завтрак.
— Как ты испугал меня!
Дверь в спальню, которую он закрыл перед уходом, была открыта. Девушка сидела на краю кровати, ее била дрожь, правую руку она засунула под подушку.
Спейд положил свертки на кухонный стол и вошел в спальню. Он сел на кровать рядом с девушкой, поцеловал ее гладкое плечо и сказал:
— Я решил проверить, на месте ли мальчишка, и купить чего-нибудь на завтрак.
— Ты видел его?
— Нет.
Она вздохнула и прижалась к нему.
— Я проснулась — тебя нет рядом, и вдруг я слышу, что кто-то входит в квартиру. Я испугалась до смерти.
Спейд откинул ее рыжие волосы со лба и сказал:
— Прости, ангел. Я надеялся, что ты не проснешься до моего прихода. Ты что, всю ночь держала пистолет под подушкой?
— Нет. Ты же знаешь, что нет. Я вскочила с постели и схватила его, только когда поняла, что ты ушел.
Пока она мылась в ванной и одевалась, он приготовил завтрак и опустил плоский медный ключ в карман ее пальто.
Она вышла из ванной, насвистывая мелодию «En Cuba»[1].
— Убрать постель? — спросила она.
— Сделай милость. Яйца будут готовы через пару минут.
Когда она пришла на кухню, завтрак уже был на столе. Они сели так же, как и накануне вечером, и с аппетитом принялись за еду.
— Ну что, поговорим о птице? — предложил он, пока они ели.
Она положила вилку на стол и посмотрела на него, нахмурив брови и сложив губы трубочкой.
— И у тебя хватает наглости просить меня об этом в такое утро! — возмутилась она. — Не хочу и не буду.
— Стерва ты упрямая, — сказал он грустно, отправляя в рот кусок булки.
Когда Спейд и Бриджид О'Шонесси вышли из парадного и сели в ожидавшее их такси, мальчишки-филера поблизости не было. За такси тоже никто не следил. Ни недомерка, ни других праздношатающихся личностей они не заметили и около «Коронета».
Бриджид О'Шонесси не захотела, чтобы Спейд поднимался с ней наверх.
— Возвращаться в вечернем платье в этот час подозрительно даже и без спутника. Надеюсь, мне никто не встретится.
— Поужинаем вместе?
— Хорошо.
Они поцеловались. Она вошла в подъезд. Он сказал водителю:
— Отель «Бельведер».
В «Бельведере» он тут же заметил мальчишку-филера, который сидел в холле на низком диванчике, откуда хорошо просматривались все лифты. Мальчишка читал газету.
У портье Спейд выяснил, что Кэйро в отеле нет. Он нахмурился и ущипнул себя за нижнюю губу. В глазах его заплясали желтые искорки.
— Спасибо, — тихо сказал он дежурному и отвернулся. Вразвалочку он пересек холл, подошел к диванчику, откуда хорошо просматривались лифты, и сел рядом с молодым человеком, который читал газету.
Молодой человек от газеты не оторвался. Вблизи он выглядел явно моложе двадцати лет. Черты его лица были мелкими, но пропорциональными. Кожа поражала белизной. Одежда его не отличалась новизной или особым качеством, но носил он ее со строгой мужской опрятностью.
Высыпая табак на согнутую коричневую бумажку, Спейд, как бы между прочим, спросил:
— Где он?
Мальчишка опустил газету и огляделся намеренно медленно, словно бы сдерживая природную быстроту. Он смотрел в грудь Спейда своими маленькими светло-карими глазами из-под длинных загибающихся ресниц. Абсолютно спокойным и ровным голосом он спросил:
— Что?
— Где он? — Спейд продолжал возиться с сигаретой.
— Кто?
— Педераст.
Взгляд ореховых глаз пополз вверх по груди Спейда и застыл на узле его бордового галстука.
— Дурака валяешь? — спросил мальчишка.
— Что ты?! Когда мне придет такое в голову, я тебя заранее предупрежу. — Спейд облизал край курительной бумаги и дружески улыбнулся мальчишке. — Из Нью-Йорка пожаловал?
Мальчишка неотрывно смотрел на галстук Спейда и молчал. Спейд кивнул, будто услышал утвердительный ответ, и спросил:
— Неприятностей ищешь?
Мальчишка еще какое-то время смотрел на галстук Спейда, потом поднял газету повыше и снова углубился в чтение.
— Отвали, — сказал он сквозь зубы.
Спейд прикурил сигарету, уселся поудобнее и добродушно заговорил:
— Вам придется поговорить со мной, сынок, кому-то из вас обязательно придется, так и передай Г. Это я вам точно говорю.
Мальчишка отложил газету и повернулся к Спейду, холодно глядя на его галстук. Его маленькие руки спокойно лежали на животе.
— Ты допрыгаешься, — сказал он низким ровным угрожающим голосом. — Повторяю еще раз — отвали.
Подождав, пока пройдут мимо толстый человек в очках и тонконогая блондинка, Спейд засмеялся и сказал:
— Этим ты еще можешь напугать кого-нибудь на Седьмой авеню. Но мы не в твоем Нью-Йорке, а в моем Сан-Франциско. — Он затянулся и выдохнул большой клуб сигаретного дыма. — Так где он?
Мальчишка произнес два слова, первое из которых было «пошел», а второе — указывало направление.
— Так и зубов лишиться недолго. — Голос Спейда был по-прежнему дружелюбен, хотя лицо и каменело. — Пока цел, учись вежливости.
Мальчишка повторил свои два слова.
Спейд бросил сигарету в высокую каменную вазу и поднял руку, привлекая внимание человека, который уже несколько минут стоял рядом с табачным киоском. Человек кивнул и заспешил к ним. Он был средних лет и среднего роста, хорошо сложен и одет в опрятный темный костюм.
— Привет, Сэм, — сказал он, подойдя к ним.
— Привет, Люк.
Они пожали друг другу руки, и Люк сказал:
— Бедняга Майлз.
— Угу, не повезло ему. — Спейд кивнул в сторону мальчишки, сидящего рядом. — Почему ты позволяешь всякой сволочи, набившей карманы пистолетами, торчать у тебя в отеле?
— Ах, вот оно что? — Люк оглядел мальчишку карими цепкими глазами, лицо его сразу посуровело. — Чего тебе здесь надо? — спросил он.
Мальчишка встал. Спейд тоже встал. Мальчишка переводил взгляд с одного мужчины на другого, точнее, с одного галстука на другой. Люк носил черный галстук. Рядом с детективами мальчишка выглядел школьником.
Люк сказал:
— Значит, так: если тебе ничего не надо, то проваливай и чтоб я тебя здесь больше не видел.
Мальчишка сказал: «Я вам это еще припомню» — и вышел из отеля.
Они смотрели на него, пока он не скрылся из виду. Сняв шляпу, Спейд вытер влажный лоб носовым платком.
Гостиничный детектив спросил:
— Кто это?
— Не знаю, — ответил Спейд. — Впервые вижу. Можешь мне что-нибудь сказать о Джоэле Кэйро из номера 635?
— Ах, этот? — Люк ухмыльнулся.
— Сколько он здесь уже живет?
— Четыре дня. Сегодня пятый.
— Так что ты можешь сказать про него?
— Да ничего, если не считать его мерзкой внешности.
— Выясни, пожалуйста, ночевал он сегодня или нет.
— Постараюсь, — сказал детектив и ушел.
Спейд сел на диванчик.
— Нет, — доложил Люк, — в номере он не ночевал. А что случилось?
— Ничего.
— Выкладывай. Ты же знаешь, я умею держать пасть на замке, но если что не так, мы должны успеть получить с него по счету.
— Все так, — заверил Спейд. — Видишь ли, я для него делаю небольшую работенку. Если что, я тебе обязательно скажу.
— Да уж конечно. Может, хочешь, чтобы я посмотрел за ним?
— Спасибо, Люк. Это никогда не помешает. В наши дни чем больше знаешь о тех, на кого работаешь, тем лучше.
Джоэл Кэйро появился в отеле, когда часы в вестибюле над лифтом показывали одиннадцать часов двадцать одну минуту. Лоб его был забинтован. У одежды был тот несколько неопрятный вид, который она приобретает, если ее носят не снимая много часов подряд. Опущенные уголки губ и век придавали лицу кислое выражение.
Спейд встретил его у конторки портье.
— Доброе утро, — произнес он самым обычным тоном.
Кэйро выпрямил свое усталое тело, мышцы его печального лица напряглись.
— Доброе утро, — вяло ответил он.
Наступила пауза.
Спейд сказал:
— Пойдемте куда-нибудь, надо поговорить.
Кэйро вздернул подбородок.
— Прошу извинить меня, — сказал он. — Наши неофициальные беседы имели такой характер, что у меня нет никакого желания продолжать их. Простите за прямоту, но это так.
— Вы имеете в виду прошлый вечер? А что, черт возьми, мне оставалось делать? Я думал, вы поймете. Раз уже вы решили подраться с ней или позволили ей подраться с вами, то я вынужден брать ее сторону. Я не знаю, где эта проклятая птица. И вы тоже. А она знает. Как, черт возьми, мы получим ее, если я не буду ей подыгрывать?
Кэйро задумался, потом сказал с сомнением:
— Должен признаться, вы всегда умело выкручиваетесь.
Спейд ухмыльнулся.
— Что же мне делать? Учиться говорить невразумительно и с заиканием? Ладно, можно поговорить и в холле. — Он пошел к диванчику, на котором раньше сидел мальчишка-филер. Когда они сели, он спросил:
— Данди забрал вас в полицейское управление?
— Да.
— И долго они трудились над вами?
— Долго, и вопреки моему желанию. Только что освободили. — Боль и возмущение слышались в голосе Кэйро. — Я непременно обращусь в Генеральное консульство Греции и к своему адвокату.
— Обратитесь, может, что и получится. Удалось им вытрясти что-нибудь из вас?
Кэйро улыбнулся с неподдельным удовольствием.
— Абсолютно ничего. Я придерживался того курса, который вы сами избрали ранее. — Улыбка слетела с его лица. — Хотя я бы предпочел, чтобы ваша выдумка была более правдоподобной. Мне было очень неловко повторять ее.
Спейд издевательски усмехнулся.
— Конечно, — сказал он, — но ценность моей выдумки именно в том, что она идиотски неправдоподобна. Вы уверены, что ничего им не выдали?
— Можете положиться на меня, мистер Спейд, я ничего не выдал.
— Данди не оставит вас в покое. Продолжайте валять дурака, и все будет в порядке. Не тревожьтесь, что ваша версия ублюдочна. Правдоподобная версия давно довела бы нас всех до тюрьмы. — Он встал. — После целой ночи полицейских любезностей вы наверняка валитесь с ног. Мы еще увидимся.
Когда Спейд входил в приемную своей конторы, Эффи Перин говорила в телефонную трубку: «Нет, еще нет». Она оглянулась на него, и ее губы беззвучно произнесли: «Ива». Он покачал головой.
— Да, я попрошу его позвонить вам, как только он придет, — сказала она уже громко и положила трубку: — Третий раз за утро звонит.
Спейд раздраженно проворчал что-то неразборчивое.
Девушка повела карими глазами в сторону его кабинета.
— Там твоя мисс О'Шонесси. Ждет тебя с девяти часов.
Спейд кивнул, будто ожидал этого сообщения, и спросил:
— Что еще?
— Звонил сержант Полхаус. Ничего не передавал.
— Соедини меня с ним.
— А еще звонил Г.
Глаза Спейда заблестели. Он спросил:
— Кто?
— Г. Так он себя назвал. — Личную незаинтересованность в делах Спейда она изображала безупречно. — Когда я сказала, что тебя нет в агентстве, он попросил передать: «Скажите ему, что звонил Г., получивший его сообщение», и что он еще позвонит.
Спейд сложил губы, словно пробовал на вкус что-то очень приятное.
— Спасибо, дорогая, — сказал он. — Постарайся дозвониться до Тома Полхауса. — Он вошел в кабинет и плотно закрыл дверь за собой.
Бриджид О'Шонесси, одетая точно так же, как в свой первый визит в эту контору, поднялась с кресла у стола и быстро подошла к нему.
— Кто-то был в моей квартире, — воскликнула она. — Все разбросано и перевернуто вверх дном.
— Что-нибудь пропало? — Спейд убедительно изобразил удивление.
— Не думаю. Не знаю. Я боялась там оставаться. Быстро переоделась и прибежала сюда. Это ты привел ко мне мальчишку на хвосте!
Спейд покачал головой.
— Нет, ангел мой. — Он вынул из кармана утренний выпуск одной из местных газет, развернул его и показал ей статейку в четверть колонки, озаглавленную «Крик спугнул грабителя».
Молодая женщина по имени Каролин Бил, живущая одна на Саттер-стрит, проснулась в четыре утра от шума, который производил неизвестный, проникший в ее спальню. Она закричала. Неизвестный убежал. Еще две женщины, живущие одиноко в том же доме, обнаружили утром явные признаки того, что в их квартирах кто-то побывал. Никаких пропаж не обнаружено.
— Там я и улизнул от него, — объяснил Спейд. — Я вошел в парадное этого здания и выбрался через черный ход. Вот почему взломщика интересовали только одинокие женщины. Он забирался только в те квартиры, которые в списке жильцов подъезда шли под женскими именами. Он надеялся найти тебя, предполагая, что ты живешь под чужим именем.
— Но ведь когда мы были у тебя, ты же сам видел, что он околачивался около твоего дома, — возразила она.
Спейд пожал плечами.
— А почему ты думаешь, что он работает один? Кроме того, он мог отправиться на Саттер-стрит, убедившись, что мы остались ночевать у меня. Возможностей здесь тьма, только на «Коронет» я его не выводил.
Это ее не успокоило.
— Но он — или кто-нибудь другой — нашел мою квартиру.
— Конечно. — Он хмуро смотрел на ее ноги. — Может, это Кэйро? В отеле он не ночевал и пришел туда всего несколько минут назад. Мне он сказал, что его всю ночь допрашивали в полицейском участке. Что-то сомнительно.
Спейд повернулся и, открыв дверь, спросил Эффи Перин:
— Не удалось связаться с Томом?
— Его нет на месте. Попытаюсь еще раз через несколько минут.
— Спасибо.
Закрыв дверь, Спейд вновь повернулся к Бриджид О'Шонесси.
Она смотрела на него, нахмурившись.
— Ты ходил сегодня утром к Джо? — спросила она.
— Да.
Какое-то время она колебалась.
— Зачем?
— Зачем? — он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. — Затем, любовь моя, что если я хочу разобраться в этом запутанном клубке, то должен обращать внимание на все детали и поддерживать отношения со всеми участниками этой истории. Он обнял ее одной рукой за плечи и повел к своему вращающемуся креслу. Чмокнув в нос, усадил в кресло. Сев на стол напротив нее, сказал:
— Теперь нам надо найти для тебя новое жилье, верно?
Она энергично закивала.
— Я туда не вернусь.
Он постучал рукой по столешнице и сделал задумчивый вид.
— Кажется, я нашел, — сказал он вскоре. — Подожди минутку. — Он вышел в приемную, закрыв за собой дверь. Эффи Перин потянулась к телефонной трубке.
— Сейчас еще раз позвоню.
— Позже. Твоя женская интуиция по-прежнему говорит тебе, что моя гостья непорочная мадонна?
Она бросила на него строгий взгляд.
— Что бы с ней ни приключилось, я по-прежнему ей верю, если, конечно, я поняла тебя правильно.
— Ты поняла меня правильно, — сказал он. — У тебя хватит силенок помочь ей сейчас?
— Как?
— Ей надо пожить где-нибудь несколько дней.
— Ты имеешь в виду, у меня дома?
— Да. Ее квартиру снова кто-то обыскивал. Это уже второй случай за неделю. Сейчас ей лучше не оставаться одной. Было бы здорово, если бы ты смогла взять ее к себе.
Наклонившись вперед, Эффи Перин с тревогой спросила:
— Ей действительно угрожает опасность, Сэм?
— Думаю, что да.
— Мама, конечно, позеленеет от страха. Но я скажу ей, что она твой самый ценный свидетель, которого ты прячешь до последнего момента.
— Ты прелесть, — сказал Спейд. — Тогда сразу же и отправляйтесь. Я возьму у нее ключ и заберу из ее квартиры самое необходимое. Давай подумаем. Вас не должны видеть вместе. Поезжай сейчас домой. Возьми такси и убедись, что за тобой нет хвоста. Его и не должно быть, но все-таки. Ее я посажу в другое такси и позабочусь, чтобы за ней никто не увязался.



11. Толстяк

Как только Спейд вернулся в свой кабинет, отправив Бриджид О'Шонесси на такси к Эффи Перин, на его столе зазвонил телефон. Он поднял трубку.
— Алло… Да, я у телефона… Да, получил. Я ждал вашего звонка… Кто?.. Мистер Гутман? Ах, да, конечно!.. Сейчас — чем скорее, тем лучше… Двенадцатый К… Хорошо. Скажем, через пятнадцать минут… Хорошо.
Спейд сел на угол стола рядом с телефоном и свернул сигарету. Губы его были плотно сжаты в подобие улыбки. Глаза, следившие за пальцами, тлели угольками из-под полуопущенных век.
Открылась дверь, и в кабинет вошла Ива Арчер.
Лицо Спейда неожиданно приняло приветливое выражение.
— Привет, солнце мое.
— О, Сэм, прости меня! Прости меня! — сдавленно закричала она. Она стояла в дверях, не сняв перчаток, комкая носовой платок с черной каймой, и покрасневшими припухшими глазами старалась заглянуть ему в лицо.
Он так и остался сидеть на углу стола. Только сказал:
— Конечно. О чем речь?! Я уже забыл.
— Но, Сэм, — завопила она, — это я прислала к тебе полицейских. Я сошла с ума от ревности и позвонила им. «Если хотите узнать что-нибудь о смерти Майлза, — сказала я, — немедленно отправляйтесь на квартиру Спейда».
— Почему ты так решила?
— Я так не думала, просто рехнулась и хотела сделать тебе больно.
— Ты поставила меня в затруднительное положение. — Он обнял ее одной рукой и притянул к себе. — Но теперь все в порядке, только больше ничего такого не устраивай, пожалуйста.
— Не буду, — пообещала она, — никогда. Но вчера вечером ты плохо со мной поступил. Был какой-то холодный, чужой и хотел поскорее от меня отвязаться — а я так долго ждала у твоего парадного, чтобы предупредить тебя, а ты…
— Предупредить? О чем?
— О Филе. Он как-то узнал о… о том, что ты любишь меня, а Майлз еще раньше говорил ему, что я хочу развестись с ним, хотя, конечно, он не знал, с какой целью, и теперь Фил думает, будто мы… Будто ты убил его брата, потому что тот не давал мне развод и мы не могли пожениться. Он сам мне все это выложил, а вчера пошел в полицию и рассказал.
— Очень мило, — сказал Спейд вкрадчиво. — И ты, значит, приехала предупредить меня, а поскольку я был занят, ты закусила удила и помогла этому ублюдку Филу Арчеру устроить шум в полиции.
— Я виновата… Я знаю, ты никогда не простишь меня. Прости меня… прости, прости, я виновата.
— Безусловно, — сказал он, — и перед собой, и передо мной. Данди приходил к тебе после заявления Фила в полицию? Или кто-нибудь из его людей?
— Нет. — Лицо ее все яснее выражало тревогу.
— Они придут, — сказал Спейд, — и было бы лучше, если бы они застали тебя не здесь. Ты назвала себя, когда звонила им по телефону?
— О нет! Я только сказала, что если они не мешкая поедут к тебе домой, то узнают кое-что об убийстве, и повесила трубку.
— Откуда ты звонила?
— Из аптеки рядом с твоим домом. О, Сэм, любимый, я…
Он похлопал ее по плечу и сказал примирительным тоном:
— Это была грязная шутка, но кто старое помянет… Отправляйся-ка лучше домой и подумай, что ты скажешь полиции. Они не заставят себя долго ждать. Может быть, лучше все отрицать с самого начала. — Он едва заметно нахмурился. — А может быть, тебе повидаться с Сидом Уайзом? — Он снял руку с ее плеча, вынул из кармана визитную карточку, нацарапал что-то на ее обратной стороне и протянул карточку ей. — Сиду ты можешь говорить все. — Он снова нахмурился. — Или почти все. Где ты была в тот вечер, когда застрелили Майлза?
— Дома, — ответила она без колебаний.
Он покачал головой, глядя на нее с ухмылкой.
— Дома, — уверенно повторила она.
— Неправда, — сказал он, — но если ты настаиваешь на этом, мне все равно. Иди к Сиду. Это за углом, в розовом здании, комната восемьсот двадцать семь.
Ее голубые глаза пытливо искали его желто-серые.
— Почему ты думаешь, что я не была дома? — спросила она, медленно выговаривая слова.
— Ничего я не думаю, я просто знаю.
— Но я была дома, была. — Губы ее скривились, глаза потемнели от гнева. — Это все Эффи Перин, — сказала она негодующе. — Я заметила, как она смотрела на мою одежду и все вынюхивала. Ты же знаешь, что она меня терпеть не может. Сэм. Почему ты веришь ей? Ведь чтобы мне досадить, она что угодно скажет!
— Черт бы вас, женщин, подрал, — сказал он беззлобно. Потом посмотрел на свои наручные часы. — Тебе пора, бесценная. Я уже опаздываю на деловое свидание. Поступай как знаешь, но я бы на твоем месте говорил Сиду правду или же вообще ничего. Чего не хочешь, не говори, но ничего не придумывай.
— Я не лгу тебе, Сэм, — запротестовала она.
— Как же! Не лжешь! — сказал он, вставая.
— Ты мне не веришь? — прошептала она.
— Нет, не верю.
— И ты не простишь мне того… того, что я сделала?
— Конечно, прощу. — Он нагнул голову и поцеловал ее в губы. — Все нормально. А теперь иди.
Она обняла его.
— А ты не пойдешь со мной к мистеру Уайзу?
— Я не могу, да и все равно был бы там лишним. — Он похлопал ее по плечу, осторожно высвободился из объятий, повернул ее к двери и легонько подтолкнул.
— Иди, — приказал он.

Дверь из красного дерева номера люкс 12-К в отеле «Александрия» открыл мальчишка, с которым Спейд разговаривал в холле «Бельведера». Спейд сказал добродушно:
— Привет.
Мальчишка ничего не ответил. Он только распахнул дверь и отошел в сторону.
Спейд вошел. Ему навстречу спешил очень толстый человек.
Толстяк был толст чудовищно: выпуклости розовых пухлых щек, губ, подбородков, шеи, громадное яйцо живота, составлявшего никак не менее половины тела, перевернутые конусы рук и ног. При каждом его шаге все выпуклости поднимались, опускались и дрожали отдельно, словно мыльные пузыри, еще не оторвавшиеся от трубки. Его заплывшие жиром темные глаза блестели. На большом черепе виднелись редкие завитки темных волос. Одет он был в черный шерстяной пиджак, черный жилет, ворот рубашки повязан черным атласным широким галстуком, заколотым розоватой жемчужиной, серые брюки в полоску и лаковые туфли. Говорил он с каким-то горловым мурлыканьем.
— Ах, мистер Спейд, — произнес он с выражением, протягивая ему жирную лапу, напоминавшую толстую розовую морскую звезду. Спейд пожал протянутую руку и, улыбнувшись, сказал:
— Здравствуйте, мистер Гутман.
Держа руку Спейда, толстяк повернулся, взял его другой рукой под локоть и повел по зеленому ковру к зеленому плюшевому креслу у стола, на котором стояли сифон, стаканы, бутылка виски «Джонни Уокер», коробка сигар «Коронас дель Риц», маленькая простая шкатулочка из желтой пемзы, лежали две газеты.
Спейд сел в зеленое кресло. Толстяк стал наполнять стаканы из бутылки и сифона. Мальчишка исчез. Все двери, ведущие в комнату с трех разных сторон, были закрыты. В четвертой стене, той, к которой Спейд сидел спиной, было два окна, выходящих на Джиари-стрит.
— Начнем, пожалуй, с виски, сэр, — промурлыкал толстяк, протягивая Спейду стакан. — Я не доверяю людям, которые остерегаются пить. Если человек боится напиться, значит, он не доверяет себе.
Спейд с улыбкой взял стакан и слабым кивком поблагодарил хозяина. Толстяк поднял свой стакан и подержал его против света, падающего из окна. Он причмокнул от удовольствия, увидев бегущие вверх пузырьки, и сказал:
— Итак, сэр, за откровенный диалог и взаимопонимание.
Они отпили по глотку и опустили стаканы.
Посмотрев проницательно на Спейда, толстяк спросил:
— Вы неразговорчивый человек?
Спейд покачал головой.
— Напротив, люблю поговорить.
— Прекрасно, прекрасно! — воскликнул толстяк. — Я не доверяю неразговорчивым людям. Если уж они начинают говорить, то чаще всего в неподходящее время и невпопад. Хорошо говорит тот, кто постоянно в этом практикуется. — Лицо его сияло. — Мы поладим, непременно поладим. — Он поставил свой стакан на стол и протянул Спейду коробку «Коронас». — Берите сигару.
Спейд взял сигару, откусил конец, прикурил. Тем временем толстяк придвинул другое зеленое кресло поближе к Спейду и поставил большую напольную пепельницу между ним и собой. Затем взял со стола свой стакан, выбрал из коробки сигару и сел в кресло. Его многочисленные выпуклости перестали дрожать, дрябло улеглись и успокоились. Удовлетворенно вздохнув, он сказал:
— А теперь, сэр, поговорим, если не возражаете. И вы сразу убедитесь, что я люблю поговорить с человеком, который понимает в этом толк.
— Великолепно. Значит, поговорим о черной птице?
Толстяк засмеялся, и в такт этому смеху заколыхались все его жировые складки.
— Вы так считаете? — спросил он. И тут же сам ответил: — Обязательно. — Его розовое лицо светилось от удовольствия. — Вы мне нравитесь, сэр, мы оба скроены по одному образцу. Никаких околичностей, а сразу быка за рога. «Значит, поговорим о черной птице?» Обязательно поговорим. Мне это по душе. Я сам люблю именно так делать дела. Давайте поговорим о черной птице, но сначала, чтобы между нами не оставалось неясностей, не откажите в любезности ответить на один вопрос — впрочем, может, и излишний. Вы пришли сюда как представитель мисс О'Шонесси?
Спейд выдохнул дым так, что он застыл клубом над головой толстяка. Потом хмуро задумался, глядя на обуглившийся кончик сигары. Наконец медленно ответил:
— Я не могу сказать ни «да», ни «нет». Все еще может измениться, как в ту, так и в другую сторону. — Перестав хмуриться, он поднял глаза на толстяка. — Это зависит от обстоятельств.
— Каких?
Спейд покачал головой.
— Если бы я знал это, то смог бы уверенно ответить «да» или «нет».
Сделав глоток из своего стакана, толстяк предположил:
— Может, это зависит от Джоэла Кэйро?
Быстрое «может» Спейда прозвучало уклончиво. Он тоже отпил из своего стакана.
Толстяк, насколько пезволял ему живот, наклонился вперед.
Он улыбался и добродушно мурлыкал:
— Иначе говоря, весь вопрос в том, кого из них вы представляете?
— Можно и так сказать.
— Значит, либо она, либо он?
— Этого я не говорил.
Глаза толстяка заблестели. Он перешел на горловой шепот:
— Кто еще замешан в этом деле?
Спейд кончиком сигары показал на свою грудь.
— Я, — сказал он.
Толстяк снова откинулся на спинку кресла, расслабился и облегченно вздохнул.
— Превосходно, сэр, — замурлыкал он. — Превосходно. Я люблю людей, которые прямо заявляют, что им небезразличны собственные интересы. Мы все таковы. Я не доверяю тем, кто утверждает противоположное. А тем, кто действительно не заботится о собственном интересе и говорит об этом вслух, я не доверяю больше всего, потому что они ослы, и более того, ослы, идущие наперекор природе.
Спейд выдохнул дым. Лицо его сохраняло выражение учтивой внимательности. Он сказал:
— Угу. А теперь давайте поговорим о черной птице.
Толстяк улыбнулся самым добродушным образом.
— Давайте, — сказал он. И при этом так сощурился, что от глаз его, спрятанных за припухлостями, остался один только темный блеск. — Мистер Спейд, знаете ли вы, сколько денег можно получить за эту черную птицу?
— Нет.
Толстяк снова нагнулся и положил жирную розовую руку на подлокотник кресла, в котором сидел Спейд.
— Да, сэр, если я скажу вам… ей-богу, если я скажу вам даже половину… вы назовете меня лжецом.
Спейд улыбнулся:
— Нет, не назову, даже если и подумаю это про себя. Но если вы все же боитесь такого оборота событий, расскажите просто, что она из себя представляет, а уж деньги я посчитаю сам.
Толстяк рассмеялся.
— Вы не сможете, сэр. Никто не сможет, если у него нет громадного опыта в вещах подобного рода, а, — здесь он сделал выразительную паузу, — вещей подобного рода в мире больше нет. — Его жирные выпуклости снова затряслись и запрыгали — толстяк опять засмеялся. Неожиданно смех оборвался. Толстые губы обвисли. Он разглядывал Спейда с пристальностью близорукого. Потом спросил:
— Значит, если я вас правильно понял, вы не знаете, что она из себя представляет? — От удивления он даже заговорил обычным голосом, не мурлыкая.
Спейд беззаботно взмахнул сигарой.
— Черт возьми, — сказал он спокойно, — я знаю, как она должна выглядеть. Я знаю ее непомерную ценность, поскольку вижу, что вы готовы жизнь за нее отдать. Но я не знаю, что она из себя представляет.
— Она не сказала вам?
— Мисс О'Шонесси?
— Да. Прелестная девушка.
— Угу. Не сказала.
Глаза толстяка превратились в горящие угольки, еле видные за розовыми складками жира. Он произнес невнятно:
— Она должна знать. — Потом добавил: — И Кэйро тоже не сказал?
— Кэйро осторожен. Он готов купить ее, но боится сообщить мне что-нибудь, чего я еще не знаю.
Толстяк облизал губы.
— Сколько он предлагает за нее? — спросил он.
— Десять тысяч долларов.
Толстяк презрительно усмехнулся.
— Десять тысяч, причем даже не фунтов, а долларов. Вот вам и грек! Хм! И что вы ответили ему?
— Я сказал, что если и отдам ему птицу, то надеюсь взамен получить эти самые десять тысяч.
— Вот именно, «если»! Ловко сказано, сэр. — Лоб нахмурившегося толстяка покрылся новыми морщинами. — Они должны знать, — сказал он почти про себя. — А знают ли? Знают ли они, что представляет из себя черная птица? Каково ваше впечатление?
— Не могу вам помочь в этом, — признался Спейд. — Кэйро вообще ничего не говорил, а она сказала, что не знает, но я ей не верю.
— Это мудро, не доверять ей, — сказал толстяк, но было видно, что мысли его бродят где-то далеко. Он почесал голову. Потом нахмурился так, что его лоб покрылся свежими красными складками. Поерзал в кресле, насколько это позволяли размеры кресла и его собственные габариты. Затем закрыл глаза, снова открыл — резко и широко — и сказал Спейду: — Может, они и не знают. — Его розовое лицо-луковица постепенно светлело, пока не приняло выражение неизъяснимого блаженства. — Если они не знают… — вскричал он. — Если они не знают, то во всем необъятном мире об этом знаю только я!
Спейд натянуто улыбнулся.
— Я рад, что пришел туда, куда нужно, — сказал он.
Толстяк тоже улыбнулся, но как-то загадочно. Выражение блаженства исчезло с его лица, глаза смотрели настороженно. Лицо превратилось в улыбчивую маску — преграду между его мыслями и Спейдом. Избегая смотреть на Спейда, он бросил взгляд на его стакан. Лицо толстяка просветлело.
— Черт возьми, сэр, — сказал он, — у вас же стакан пустой. — Он встал, подошел к столу и, готовя напитки, начал возиться со стаканами, сифоном и бутылкой.
Спейд сидел неподвижно, пока толстяк с поклоном и игривой фразой «Ах, сэр, это лекарство еще никому не приносило вреда!» не протянул ему вновь наполненный стакан. Тогда Спейд встал и посмотрел на толстяка сверху вниз суровыми ясными глазами. Потом поднял стакан. Сказал отчетливо и с вызовом:
— За откровенный диалог и взаимопонимание.
Толстяк хихикнул, и они выпили. Толстяк сел. Держа свой стакан у живота двумя руками и улыбаясь Спейду, он сказал:
— Да, сэр, это поразительно, но все-таки, видимо, факт, что ни она, ни он не знают точно, что представляет из себя птица, и это, похоже, не знает никто в этом необъятном мире, кроме и за исключением вашего покорного слуги Каспера Гутмана, эсквайра.
— Прекрасно. — Спейд стоял, широко расставив ноги, одну руку он засунул в карман брюк, а в другой держал стакан с виски. — Когда я выслушаю ваш рассказ, нас будет только двое.
— Математически все правильно, сэр. — Глаза толстяка заискрились, — но, — он заулыбался, — я не уверен, что расскажу вам о птице.
— Не валяйте дурака, — сказал Спейд терпеливо. — Вы знаете, что она из себя представляет. Я знаю, где она. Именно поэтому мы и встретились.
— Так где же она, сэр?
Спейд промолчал.
Толстяк сложил губы бантиком, поднял брови и склонил голову набок.
— Видите ли, — начал он учтиво, — я должен сказать вам то, что знаю, а вы мне то, что знаете, не скажете. Это едва ли справедливо, сэр. Нет, нет, так дела, по-моему, не делаются.
Лицо Спейда сделалось бледным и суровым. Он заговорил быстро низким яростным голосом:
— Думайте, и побыстрее. Я уж говорил вашему мозгляку, что вам придется найти со мной общий язык. А теперь я говорю вам, что или вы мне сегодня все расскажете, или между нами все кончено. Зачем вы тратите мое время? На кой дьявол мне вы и ваши секреты?! Я в точности знаю, что содержится в подвальных сейфах казначейства, но что мне за польза от этого? Обойдусь и без вас! Черт с вами! Может, и вы обошлись бы без меня, если бы держались от меня подальше. А теперь поздно. В Сан-Франциско вам без меня не обойтись. Так что вам придется решать — да или нет — причем сегодня.
Он развернулся и с яростным безрассудством запустил стаканом в стол. Стакан ударился о столешницу и разбился вдребезги; капли виски и осколки стекла засверкали на столе и на полу; Спейд как ни в чем не бывало снова повернулся к толстяку.
Судьба стакана взволновала толстяка не больше, чем Спейда; он по-прежнему сидел, сложив губы бантиком, подняв брови и склонив голову набок; выражение учтивого внимания не покидало его розоватого лица ни во время выходки Спейда, ни сейчас.
Все еще взбешенный Спейд сказал:
— И еще одно, я не хочу…
Слева от Спейда открылась дверь. Вошел уже знакомый мальчишка. Он закрыл дверь, встал около нее, уронив руки вдоль тела, и посмотрел на Спейда. Глаза его были широко открыты, зрачки расширены.
— И еще одно, — повторил Спейд, сверля взглядом мальчишку, — пока думаете, держите этого ублюдка от меня подальше. Я убью его. Он мне не нравится. Действует на нервы. Я убью его, как только он сунется ко мне еще раз. Он и пикнуть не успеет. Я его убью.
Губы мальчишки сложились в подобие улыбки. Но он не поднял глаз и не проронил ни слова.
Толстяк сказал уступчиво.
— Да, сэр, должен сказать, у вас необузданный темперамент.
— Темперамент? — Спейд захохотал как безумный. Он подошел к креслу, на которое, войдя, положил свою шляпу, взял ее и надел. Вытянул свою длинную руку с толстым указательным пальцем, направленным в живот толстяка. Его гневный голос заполнил всю комнату. — Думайте, и хорошенько. Я жду до половины шестого. И тогда вы или играете со мной, или катитесь ко всем чертям. — Он опустил руку, мрачно посмотрел на учтивого толстяка, потом на мальчишку и направился к той двери, через которую пришел. Открыв дверь, он обернулся и хрипло сказал:
— Половина шестого — потом занавес.
Мальчишка, глядя в грудь Спейду, повторил два слова, которые уже дважды произносил в холле отеля «Бельведер». Говорил он негромко. Но зло.
Спейд вышел, громко хлопнув дверью.



12. Карусель

От Гутмана Спейд спускался на лифте. Губы его пересохли, хотя побледневшее лицо и покрылось испариной. Вынимая носовой платок, он заметил, что рука его дрожит. Он ухмыльнулся и сказал «Ого!» так громко, что служащий, стоявший у кнопок лифта, повернулся и спросил:
— Чем могу помочь, сэр?
По Джиари-стрит Спейд дошел до отеля «Палас», где позавтракал. За стол он сел совершенно спокойным человеком — ни бледности на лице, ни сухости во рту, ни дрожи в руках. Он ел жадно, но без спешки; поев, отправился в контору Сида Уайза.
Когда Спейд вошел к Уайзу, тот грыз ноготь и смотрел в окно. Заметив Спейда, он убрал руку ото рта, повернулся к нему и сказал:
— Привет. Бери стул и садись.
Спейд поставил стул к заваленному бумагами столу и сел.
— К тебе приходила миссис Арчер? — спросил он.
— Да. — В глазах Уайза промелькнули едва заметные искорки. — Женишься на даме, Сэмми?
Спейд раздраженно фыркнул носом.
— Боже, теперь еще ты! — проворчал он.
Сид устало улыбнулся одними уголками губ:
— Если ты не женишься, забот не оберешься.
Спейд оторвал взгляд от сигареты и с горечью спросил:
— Точнее, ты их не оберешься. Впрочем, для этого ты и существуешь. Что она сказала тебе?
— О чем?
— О чем угодно, что я должен знать.
Уайз провел рукой по волосам, стряхнув перхоть себе на плечи.
— Она сказала, что хотела развестись с Майлзом, чтобы…
— Это я знаю, — прервал его Спейд. — Переходи к тому, чего я не знаю.
— Откуда мне знать, разрешила ли бы она?
— Перестань вилять, Сид. — Спейд поднес пламя зажигалки к сигарете. — Говори мне только то, что она просила от меня утаить.
Уайз бросил на Спейда укоризненный взгляд.
— Ну что ты, Сэмми, — начал он. — Разве так можно…
Спейд воздел глаза к небу и зарокотал:
— Господи! Вот мой адвокат, который зарабатывает на мне немалые деньги, но, чтобы получить необходимые сведения, я должен становиться перед ним на колени. — Он посмотрел на Уайза. — Как ты думаешь, зачем я послал ее к тебе?
Уайз скорчил усталую гримасу.
— Еще один такой клиент, как ты, — сказал он жалобным тоном, — и я попаду в больницу или в тюрьму.
— Не одних же клиентов туда отправлять! Она сказала тебе, где была той ночью, когда его убили?
— Да.
— Где?
— Следила за ним.
Спейд выпрямился на стуле и моргнул. Потом удивленно воскликнул:
— Черт их поймет, этих женщин! — Он засмеялся, снова развалился на стуле и спросил: — Что же она увидела?
Уайз покачал головой.
— Немного. Майлз зашел в тот вечер домой поужинать и, чтобы подразнить ее, сказал, что уходит в отель «Сент-Марк» на свидание к девушке и что у Ивы есть шанс получить вожделенный развод. Сначала она решила, что он просто хочет позлить ее. Он знал…
— Я знаю историю их отношений, — сказал Спейд. — Переходи к тому, что делала она.
— Хорошо, но ты не даешь мне и слова сказать. Когда Майлз ушел, ей вдруг пришло в голову, что, может быть, он и в самом деле отправился на свидание. Ты знаешь Майлза. От него можно было ожидать…
— На описание характера Майлза тоже можешь не тратить время.
— Зачем я вообще тебе что-нибудь рассказываю? — воскликнул адвокат — Она вывела машину из гаража, подъехала к «Сент-Марку» и, остановившись напротив, стала ждать. Наконец увидела его и поняла, что он следит за мужчиной и девушкой, которые вышли из отеля незадолго перед ним, — она говорит, что это была та самая девушка, которую она видела с тобой прошлой ночью. Так она убедилась, что Майлз работает, а за ужином лишь разыгрывал ее. Мне кажется, это открытие и огорчило, и разозлило ее — во всяком случае, мне она рассказывала об этом с нескрываемой досадой. За Майлзом она ехала достаточно долго и, окончательно убедившись, что он занят делом, отправилась к тебе. Тебя дома не оказалось.
— В котором часу это было? — спросил Спейд.
— Когда она была у тебя? В первый раз между половиной десятого и десятью вечера.
— В первый раз?
— Да. Она поездила по городу с полчаса и снова вернулась к твоему дому. Это уже было где-то в половине одиннадцатого. Тебя все еще не было, она снова уехала в центр города и, чтобы убить время до полуночи, когда она надеялась застать тебя, пошла в кино.
Спейд нахмурился.
— В половине одиннадцатого?
— Так она говорит — на Пауэл-стрит есть кинотеатр, который работает до часу ночи. Судя по ее словам, она не хотела возвращаться домой до прихода Майлза. Если он возвращался домой около полуночи или позже и не заставал ее дома, то приходил в бешенство. Она проторчала в кинотеатре до закрытия, — Уайз говорил теперь медленнее и с еле заметной иронией. — Она говорит, что решила больше не ездить к тебе домой — не была уверена, что тебе понравится столь поздний визит. И поэтому поехала в закусочную Тейта на Эллис-стрит, поела там и отправилась домой. — Уайз откинулся на спинку кресла и ждал, что скажет Спейд.
Лицо Спейда ничего не выражало. Он спросил:
— Ты веришь ей?
— А ты нет? — ответил Уайз.
— Откуда мне знать? Откуда мне знать, что вы вдвоем не выдумали все это, чтобы запудрить мне мозги?
Уайз улыбнулся.
— Откуда тебе знать, Сэмми, что ты не выбрасываешь деньги на ветер?
— Денег на ветер я не выбрасываю. Ладно, что было дальше? Майлза дома не оказалось. Было уже по крайней мере два часа ночи, никак не меньше, и его уже не было в живых.
— Майлза дома не оказалось, — подтвердил Уайз. — Это, кажется, снова взбесило ее — она, видишь ли, не смогла прийти домой позже него, чтобы бесился он. Поэтому она снова вывела машину из гаража и снова поехала к тебе.
— А меня дома не было. Я в это время осматривал труп Майлза. Боже, что за карусель устроила она той ночью. А дальше?
— Она приехала домой, а мужа все не было, и, когда она стала раздеваться, в дверь постучала твоя посыльная с известием о смерти Майлза.
Спейд не проронил ни слова, пока не свернул новую сигарету и не прикурил ее. Потом сказал:
— Правдоподобная история. Она не противоречит большинству фактов.
Уайз снова провел рукой по волосам, высыпав на плени новую порцию перхоти. Он с любопытством посмотрел в глаза Спейду и спросил:
— Но ты все-таки не веришь?
Спейд вынул сигарету изо рта.
— Дело не в том, Сид, верю я или не верю. Я ничего не знаю наверняка.
Губы адвоката скривились в ухмылке. Он устало повел плечами и сказал:
— Все правильно — я тебя продал. Почему бы тебе не поискать честного адвоката, которому бы ты доверял?
— Таких уже нет. — Спейд встал. И презрительно хмыкнул. — Обидчивый стал, да? У меня мало забот, я еще теперь должен думать, как бы не задеть тебя ненароком. Чем я провинился? Забыл преклонить колени перед входом?
Сид Уайз улыбнулся примирительно.
— Сукин сын! — сказал он.

Когда Спейд пришел в контору, Эффи Перин стояла посреди приемной. Она озабоченно посмотрела на него и спросила:
— Что случилось?
Лицо Спейда посуровело.
— О чем ты?
— Почему она не приехала?
Спейд в два прыжка очутился рядом с Эффи Перин и схватил ее за плечи.
— Она к тебе не приехала? — проорал он в ее испуганное лицо.
Она энергично затрясла головой.
— Я ждала ее, ждала, а ее все не было, дозвониться до тебя по телефону я не смогла, вот и примчалась сюда.
Спейд оставил ее плечи в покое, засунул руки глубоко в карманы брюк, остервенело прорычал: «Еще одна карусель» — и ушел в свой кабинет. Но вскоре вышел в приемную.
— Позвони своей матери, — приказал он. — Может, она уже приехала.
Пока девушка звонила, он ходил взад и вперед по комнате.
— Ее нет, — сказала она, повесив трубку. — Ты… ты посадил ее в такси?
Он проворчал что-то, по-видимому означавшее «да».
— Ты уверен, что… Ее наверняка выследили!
Спейд перестал ходить по комнате. Он уперся руками в бока и гневно уставился на девушку. Сказал громко и грубо:
— Никакого хвоста за ней не было. Ты что, считаешь меня мальчишкой? Я убедился, что слежки нет, еще до того, как посадил ее в такси, я проехал с ней дюжину кварталов, чтобы лишний раз удостовериться в этом, а когда вышел из такси, для полной гарантии ехал за ней еще с полдюжины кварталов.
— Да, но…
— Но она к тебе не приехала. Ты мне уже говорила об этом. Я верю тебе. Может, ты думаешь, я подозреваю, что она на самом деле у тебя?
Эффи Перин фыркнула.
— А вот теперь ты и вправду ведешь себя как мальчишка-несмышленыш.
Спейд громко откашлялся и пошел к выходу.
— Я найду ее, даже если для этого придется перерыть все мусорные свалки, — сказал он. — Жди меня здесь, пока я не приду или не позвоню. Черт возьми, нам давно пора сделать что-нибудь толковое.
Он дошел уже до середины коридора, но потом вернулся в контору. Эффи Перин сидела за своим столом. Он сказал:
— Ты же знаешь, на меня не стоит обращать внимания, когда я говорю таким образом.
— Если ты думаешь, что я хоть когда-нибудь обращаю на тебя внимание, то ты рехнулся, — ответила она. — Только, — она дотронулась до своих плеч, и губы ее неуверенно дернулись, — я не смогу носить вечерние платья по крайней мере две недели, медведь проклятый.
Простодушно ухмыльнувшись, он сказал:
— Я неисправим, дорогая. — Потом театрально поклонился и вышел из конторы.
На угловой стоянке было два желтых такси. Их водители беседовали, стоя неподалеку от своих машин. Спейд спросил:
— Не знаете, где блондин с красным лицом, который был здесь в полдень?
— Повез пассажира, — ответил один из них.
— Он вернется сюда?
— Наверное.
Другой водитель, кивнув, сказал:
— А вон и он сам едет.
Пока краснолицый блондин припарковывался и выходил из машины, Спейд стоял поодаль на тротуаре. Потом подошел к водителю.
— В полдень я сел в ваше такси с дамой. Мы поехали по Стоктон-стрит, потом по Сакраменто и Джоунз-стрит, где я и вышел.
— Точно, — сказал краснолицый, — я помню.
— Я попросил вас отвезти ее на Девятую авеню. Но вы ее туда не привезли. Куда вы ее дели?
Водитель потер щеку грязной рукой и с недоверием покосился на Спейда.
— Ничего не помню.
— Все в порядке, — заверил его Спейд, протягивая свою визитную карточку — Если сомневаетесь, можем подъехать в контору и получить «добро» вашего начальства.
— Да нет. Я отвез ее на Морской вокзал.
— Одну?
— Да. С кем же еще?
— По дороге никуда не заезжали?
— Нет. Дело было так: когда я высадил вас, мы снова выехали на Сакраменто, а на углу Полк-стрит она постучала в стекло и сказала, что хочет купить газету, поэтому я притормозил и свистнул мальчишке-газетчику, у которого она и купила свою газету.
— Какую?
– «Колл». Я поехал дальше по Сакраменто, но как только мы пересекли Ван Несс-стрит, она снова постучала в стекло и попросила отвезти ее к Морскому вокзалу.
— Она не показалась вам взволнованной или вообще необычной?
— Нет, ничего такого не заметил.
— А что было, когда вы подъехали к Морскому вокзалу?
— Она расплатилась, и все.
— Ее там никто не ждал?
— Даже если кто и ждал, я никого не видел.
— В какую сторону она пошла?
— На Морском вокзале? Не знаю. Может, поднялась наверх, может, куда еще пошла.
— А газету с собой взяла?
— Да, она сунула ее под мышку, когда расплачивалась.
— На какой странице была развернута газета: на розовой или на белой?
— Ну, вы много хотите, кэп, этого я не помню.
Спейд поблагодарил водителя и со словами «На сигареты» сунул ему в руку серебряный доллар.
Спейд купил «Колл» и, чтобы спрятаться от ветра, зашел в вестибюль какого-то учрежденческого здания.
Он быстро пробежал заголовки первой, второй и третьей полос. На четвертой полосе взгляд его на мгновение задержался на заголовке «Арестован по подозрению в подделке документов», а на пятой — «Юноша из Саут-Бей пытался покончить с собой». На шестой и седьмой полосах ничто не привлекало его внимания. На восьмой его внимание ненадолго привлек заголовок «После перестрелки в Сан-Франциско по подозрению в грабежах арестованы трое подростков», а потом он листал газету не останавливаясь до тридцать пятой страницы, на которой печатались прогнозы погоды, расписание прибытия судов, экономические новости, сведения о разводах, бракосочетаниях и некрологи. Он прочитал список скончавшихся, пробежал глазами тридцать шестую и тридцать седьмую полосы с финансовыми новостями — а затем настала очередь тридцать восьмой, и последней. Не найдя ничего интересного, Спейд вздохнул, сложил газету, запихнул ее в карман пиджака и скрутил сигарету.
Минут пять он хмуро курил в вестибюле, уставясь в пустоту. Потом вышел на Стоктон-стрит, остановил такси и поехал в пансион «Коронет».
В квартиру Бриджид О'Шонесси он попал, воспользовавшись полученным от нее ключом. Голубое платье, которое она носила накануне, лежало на кровати. Голубые чулки и туфли валялись на полу. Красивая шкатулочка, бывшая в ящике туалетного столика, теперь стояла пустой на столике — украшения из нее забрали. Спейд нахмурился, облизал губы, обошел комнаты, все тщательно осматривая, но ни к чему не притрагиваясь, спустился вниз и снова поехал в центр.
В дверях здания, где помещалась его контора, Спейд столкнулся с мальчишкой, которого совсем недавно видел у Гутмана. Загородив ему дорогу, мальчишка сказал:
— Пошли. Он прислал за тобой.
Мальчишка держал руки в карманах плаща, карманы заметно топорщились.
Спейд ухмыльнулся и с издевкой произнес:
— Я не надеялся увидеть вас ранее пяти часов двадцати пяти минут. Надеюсь, я не заставил вас долго ждать.
Мальчишка поднял глаза до губ Спейда и сказал сдавленным, словно от боли, голосом:
— Поговорим еще — скоро ты у меня начнешь выковыривать свинец из пупка.
Спейд издал довольный смешок.
— Чем мельче жулик, тем смачнее треп, — сказал он весело. — Пошли.
По Саттон-стрит они шли рядом. Мальчишка не вынимал рук из карманов плаща. Квартал они прошли молча. Затем Спейд вежливо поинтересовался:
— Давно перестал белье с веревок воровать, сынок?
Мальчишка сделал вид, что не слышал вопроса.
— Тебе не приходилось?.. — начал Спейд и осекся. В его желтоватых глазах заплясали игривые чертенята. Больше он с мальчишкой не заговаривал.
Они добрались до «Александрии», поднялись на двенадцатый этаж и по длинному пустому коридору пошли к апартаментам Гутмана.
Когда до двери Гутмана оставалось несколько шагов, Спейд чуть приотстал. Потом вдруг резко шагнул в сторону и схватил мальчишку сзади за руки чуть пониже локтей. Он силой отвел его руки вперед — полы плаща задрались. Мальчишка извивался, пытаясь вырваться, но в ручищах взрослого мужчины он был беспомощен — удар ногой попал в пустоту.
Спейд приподнял мальчишку и рывком снова опустил его на пол. Толстый ковер приглушил звук удара. В момент удара руки Спейда скользнули к запястьям мальчишки. Стиснув зубы, тот продолжал сопротивляться, но ни высвободиться, ни помешать Спейду опускать руки все глубже в карманы своего плаща он не мог. Слышался только скрип зубов мальчишки да тяжелое дыхание Спейда.
На какое-то время они оба застыли в напряжении, а потом вдруг руки мальчишки обмякли. Спейд отпустил их и отступил в сторону. В каждой руке он теперь держал по большому автоматическому пистолету.
Мальчишка повернулся к Спейду. Лицо его стало белее мела. По-прежнему держа руки в карманах плаща, он молча смотрел в грудь Спейда.
Опустив пистолеты себе в карманы, Спейд презрительно ухмыльнулся:
— Пошли, шеф обязательно погладит тебя по головке.
Они подошли к двери Гутмана, и Спейд постучал.



13. Дар императора

Дверь открыл Гутман. Лицо его сияло радостной улыбкой. Протягивая руку, он сказал:
— Входите, сэр! Благодарю, что пришли. Прошу.
Спейд пожал протянутую руку и вошел. Мальчишка вошел следом. Толстяк закрыл дверь. Спейд вынул из карманов пистолеты мальчишки и протянул их Гутману.
— Держите. Вы зря разрешаете ему бегать по городу с такими игрушками. Как бы чего не вышло.
Толстяк весело засмеялся и взял пистолеты.
— Ладно, ладно, — сказал он. — Что случилось? — спросил он, переводя взгляд на мальчишку.
Ответил Спейд:
— Одноногий калека-газетчик взял да и отнял игрушки у вашего щенка, но я его в обиду не дал.
Бледный как полотно телохранитель молча взял пистолеты у Гутмана и опустил их в свои карманы.
Гутман снова засмеялся.
— Ей-богу, — сказал он Спейду, — вы удивительный человек, я не жалею, что познакомился с вами. Входите. Садитесь. Разрешите, я повешу вашу шляпу.
Мальчишка вышел в правую от входа дверь.
Толстяк усадил Спейда в зеленое кресло около стола, всучил ему сигару, дал прикурить, смешал виски с содовой, один стакан протянул Спейду и, держа в руке другой, уселся напротив гостя.
— А теперь, сэр, — сказал он, — надеюсь, вы позволите мне принести извинения за…
— Ничего страшного, — сказал Спейд. — Давайте поговорим о черной птице.
Толстяк склонил голову набок и посмотрел на Спейда нежным взглядом.
— Отлично, сэр, — согласился он. — Давайте. — Он отпил глоток из своего стакана. — Я уверен, что более удивительного рассказа вам в жизни еще не приходилось слышать, хотя отлично понимаю, что человек вашего масштаба и вашей профессии успел наслушаться удивительных историй.
Спейд вежливо кивнул.
Толстяк прищурился и спросил:
— Что вы знаете, сэр, об ордене госпиталя святого Иоанна в Иерусалиме, который позднее был известен как орден Родосских рыцарей и под многими другими именами?
Спейд помахал сигарой.
— Немного. Только то, что помню из школьной истории… крестоносцы или что-то с ними связанное.
— Очень хорошо. Значит, вы не знаете, что Сулейман Великолепный выгнал их с острова Родос в 1523 году?
— Нет.
— Так вот, сэр, он это сделал, и орден обосновался на Крите. Они оставались там семь лет, до 1530 года, когда им удалось убедить императора Карла V отдать им, — Гутман поднял три пухлых пальца и пересчитал их, — Мальту, Гоцо и Триполи.
— Да ну?
— Да, сэр, но на следующих условиях: первое, они должны были каждый год выплачивать императору дань в виде одного, — он поднял палец, — сокола в знак того, что Мальта остается собственностью испанской короны; второе, после их ухода с Мальты она должна была возвратиться под юрисдикцию Испании. Понимаете? Он отдал им Мальту, но только чтобы жить самим; ни подарить ее, ни продать они не могли.
— Ясно.
Толстяк обежал взглядом все три закрытые двери, пододвинул свое кресло на несколько дюймов ближе к Спейду и снизил голос до хриплого шепота:
— Вы имеете хотя бы самое общее представление о невероятных, неисчислимых богатствах ордена в то время?
— Если я не ошибаюсь, — сказал Спейд, — они тогда неплохо устроились.
Гутман улыбнулся снисходительно.
— Неплохо, — это мягко сказано. — Он перешел на еще более тихий и более мурлыкающий шепот. — Они купались в богатстве, сэр. Вы не можете себе этого представить. Никто из нас не может этого представить. Многие годы они грабили сарацинов и награбили несметные сокровища — отборный жемчуг, драгоценные металлы, шелка, слоновую кость. Вы же знаете, что священные войны для них, так же как и для тамплиеров, были прежде всего делом наживы. Итак, император Карл отдал им Мальту, взамен потребовав чисто символическую плату — одну скромную птичку в год, — продолжал Гутман. — И было ли что-нибудь естественнее для этих непередаваемо богатых рыцарей, чем подумать о том, как лучше выразить свою благодарность императору? И они, сэр, об этом подумали. Кому-то из них пришла в голову счастливая мысль вместо одной скромной живой птички послать Карлу в качестве платы за первый год роскошного золотого сокола, с головы до ног украшенного самыми лучшими драгоценными камнями из хранилищ ордена. А они — не забывайте, сэр, — были владельцами самых крупных сокровищ в Азии. — Гутман перестал шептать. Его вкрадчивые темные глаза внимательно изучали спокойное лицо Спейда. — Ну, сэр, что вы об этом думаете?
— Пока ничего.
Толстяк самодовольно улыбнулся.
— Это исторические факты не из школьной истории, не из истории мистера Уэллса, но все же из истории. — Он наклонился вперед. — Архивы ордена с XII века и по сию пору находятся на Мальте. В них, конечно, не все сохранилось, но они содержат не менее трех, — он выставил три пальца, — прямых или косвенных ссылок на драгоценного сокола. В книге Ж. Делавилля Ле Ру «Архивы ордена св. Иоанна» есть ссылка на этого сокола, пусть косвенная, но все же ссылка. В неопубликованном — из-за незавершенности вследствие смерти автора — дополнении к «Происхождению института духовно-рыцарских орденов» Паоли ясно и недвусмысленно приводятся все те факты, о которых я вам только что рассказал.
— Прекрасно, — сказал Спейд.
— Прекрасно, сэр. По приказу Великого Магистра ордена Вилльерса де л-Ильд д-Адана турецкие рабы сделали эту драгоценную птицу в замке святого Анджело, и вскоре ее отослали Карлу, который в то время находился в Испании. Галерой, которая везла птицу, командовал член ордена французский рыцарь Кормье или, по другим источникам, Корвер. — Его голос снова опустился до шепота. — До Испании птичка так и не долетела. — Он улыбнулся, не разжимая губ, и спросил: — Вы слышали о Барбароссе, Красной Бороде, Каир-ад-Дине? Нет? Это знаменитый предводитель морских пиратов, обосновавшийся в то время в Алжире. И он, сэр, захватил галеру и забрал птицу. Птица попала в Алжир. Это факт. Французский историк Пьер Дан приводит его в одном из своих писем из Алжира. Он писал, что птица находилась в Алжире более сотни лет, пока ее не увез оттуда сэр Фрэнсис Верней, английский авантюрист, который какое-то время плавал с алжирскими пиратами. Может, это и неправда, но Пьер Дан верил в это, и для меня этого достаточно.
В книге леди Фрэнсис Верней «Мемуары семьи Верней в XVII веке» птица не упоминается. Я проверял. И совершенно определенно, что, когда сэр Фрэнсис умирал в мессинской больнице в 1615 году, сокола у него не было. Он разорился вчистую. Но, сэр, нет никакого сомнения в том, что птица оказалась в Сицилии. Там она в конце концов стала собственностью Виктора Амадея II вскоре после его коронации в 1713 году и была одним из его свадебных подарков невесте, когда он женился в Шамбери после отречения от престола. Это факт, сэр. Сам Карутти, автор «Истории царствования Виктора Амадея II», подтверждал его.
Может быть, они — Амадей и его жена — взяли птицу с собой в Турин, когда он попытался вновь занять престол. Но как бы то ни было, в следующий раз она появляется уже в руках испанца, который участвовал во взятии Неаполя в 1734 году, — отца дона Хозе Монино-и-Редондо, графа Флоридабланки, главного министра Карла III. Нет никаких причин сомневаться, что она пробыла в этой семье, по крайней мере, до конца Первой Карлистской войны в 1740 году. Затем она объявляется в Париже как раз в то время, когда туда из Испании бежали многие карлисты. Один из них, видимо, и привез ее туда. Неважно, кем он был, ибо совершенно ясно, что о ее истинной ценности он и понятия не имел. Во время Карлистской войны птицу из предосторожности покрыли каким-то составом, после чего она превратилась в обыкновенную черную статуэтку. И в этом обличье, сэр, она целых семьдесят лет переходила в Париже от одного дельца к другому — глупцы не понимали, с каким сокровищем они имеют дело.
Толстяк улыбнулся и горестно покачал головой. Потом продолжил:
— Семьдесят лет, сэр, эта несравненная драгоценность, если так можно выразиться, прозябала в трущобах Парижа. Так продолжалось до 1911 года, когда греческий делец Харилаос Константинидис наткнулся на нее в одной из захудалых лавчонок. Харилаос быстро раскусил, что попало ему в руки. У него поразительный нюх на такие вещи. Именно Харилаос, сэр, проследил большую часть истории этого несравненного сокровища и точно установил его происхождение. Я узнал об этом и выдавил из него почти все сведения, хотя кое-какие детали мне и пришлось потом добавить самому.
Харилаос, сэр, не спешил продавать птицу. Он знал, что, несмотря на невероятную стоимость самих драгоценностей, цена вещи вырастет до баснословных размеров, если удастся неопровержимо установить ее подлинное происхождение. Возможно, он намеревался вести дело с одним из современных богатых наследников старого ордена — Английским орденом святого Иоанна Иерусалимского, прусским Iohanniterorden[2], а то и с французским или итальянским потомками суверенного Мальтийского ордена.
Толстяк поднял свой стакан, улыбнулся, увидев, что он пуст, и вновь встал налить виски себе и Спейду.
— Ну что, постепенно начинаете мне верить? — спросил он, наливая содовую из сифона.
— Я никогда не говорил, что не верю вам.
— Вы не говорили, — усмехнулся Гутман. — Говорил ваш вид. — Он сел, отпил большой глоток, вытер рот носовым платком. — Чтобы обезопасить себя на время исторических штудий, Харилаос покрыл птицу новым слоем эмали, придав ей тот вид, который она имеет сейчас. Ровно через год после того, как он приобрел сокола, или месяца через три после его вынужденного признания мне, находясь в Лондоне, я прочитал в «Тайм», что его дом ограблен, а сам он убит. Уже на следующий день я был в Париже. — Он сокрушенно покачал головой. — Птица исчезла. Бог свидетель, сэр, я просто обезумел от ярости. Я был уверен, что никто больше не знает, что представляет собой черная птица. Что, кроме меня, грек не рассказал об этом никому. Из его дома было украдено очень много вещей. Это укрепляло меня во мнении, что вор забрал птицу вместе с остальной добычей, не подозревая о ее настоящей ценности. Потому что, смею вас уверить, человек, знающий истинную цену птице, не стал бы марать руки ни о что другое, кроме разве что драгоценностей короны.
Он закрыл глаза и самодовольно улыбнулся какой-то своей мысли. Открыв глаза, он сказал:
— Это было семнадцать лет назад. Как видите, сэр, у меня ушло семнадцать лет, чтобы напасть на след сокола, но в конце концов мне это удалось. Я не из тех, кто легко отчаивается. — Улыбка его стала шире. — Я хотел найти эту птицу и нашел ее. Я хочу иметь ее, и она у меня будет. — Он осушил свой стакан, снова вытер губы и спрятал платок в карман. — Я шел по следу птицы, и он привел меня в дом русского генерала Кемидова в пригороде Константинополя. Генерал понятия не имел, каким сокровищем он обладает. Для него сокол был черной эмалированной фигуркой, и только, но из-за своей строптивости — естественной строптивости русского генерала — он не захотел продать мне ее, когда я предложил ему сделку. Возможно, я чуть переусердствовал. Не знаю. Только знаю, что очень хотел получить птицу и боялся, как бы этот солдафон не принялся ее исследовать и не отковырнул часть эмали. Поэтому-то я и послал к нему… м-м-м… своих агентов. И они, сэр, добыли птицу, но я ее так и не получил. — Он встал и с пустым стаканом подошел к столу. — Но я получу ее. Ваш стакан, сэр.
— Значит, птица принадлежит не кому-нибудь из вас, — спросил Спейд, — а генералу Кемидову?
— Принадлежит? — переспросил толстяк насмешливо. — Видите ли, сэр, еще можно сказать, что птица принадлежала королю Испании, но я не понимаю, как можно говорить о каких-либо правах на эту вещь, кроме права фактического обладания. — Он откашлялся. — Вещь такой ценности, переходившая из рук в руки столь необычными способами, принадлежит тому, кто ею владеет.
— Значит, сейчас она принадлежит мисс О'Шонесси?
— Разве что как моему агенту…
Спейд произнес ироничное «О!».
Гутман, глядя задумчиво на пробку от бутылки виски, которую он держал в руках, спросил:
— Вы совершенно уверены, что птица сейчас у нее?
— Уверен.
— Где?
— Я точно не знаю.
Толстяк с громким стуком поставил бутылку на стол.
— Но вы же сказали, что знаете, — произнес он протестующе.
Спейд беззаботно махнул рукой.
— Я имел в виду, что знаю, где взять ее, когда придет время.
— И возьмете? — спроеил Гутман.
— Да.
— Где?
Спейд ухмыльнулся и сказал:
— Оставьте это мне. Это моя забота.
— Когда?
— Когда буду готов.
Толстяк сжал губы и спросил, улыбаясь, — лишь наметанный взгляд сумел бы заметить его обеспокоенность:
— Мистер Спейд, где сейчас мисс О'Шонесси?
— В моих руках, я нашел для нее очень надежное убежище.
Гутман улыбнулся одобрительно.
— Значит, все в порядке, сэр, — сказал он. — И прежде чем мы приступим к обсуждению финансовых проблем, ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос: как скоро вы сможете или, если угодно, соблаговолите получить сокола?
— Через пару дней.
Толстяк кивнул.
— Это нормально. Мы… Но я совершенно забыл о своих хозяйских обязанностях. — Он повернулся к столу, налил виски, добавил в него воду из сифона, один стакан поставил около локтя Спейда, а другой поднял. — Итак, сэр, выпьем за хорошую сделку и приличную прибыль, которой бы хватило и на вас, и на меня.
Они выпили. Толстяк сел. Спейд спросил:
— Что вы считаете хорошей сделкой?
Гутман подержал свой стакан против света, любовно его разглядывая, отпил еще один большой глоток и сказал:
— У меня есть два предложения, сэр, и оба они хороши. Выбирать вам. Или я даю вам двадцать пять тысяч долларов сразу по получении от вас сокола и еще двадцать пять тысяч, как только добираюсь до Нью-Йорка; или вы получаете от меня четверть — двадцать пять процентов — того, что я выручу за сокола. Выбирайте: пятьдесят тысяч долларов почти немедленно или же сумма гораздо больше через, скажем, пару месяцев.
Спейд выпил виски и спросил:
— Насколько больше?
— Гораздо больше, — повторил толстяк. — Кто знает насколько? Сто тысяч, четверть миллиона? Поверите ли вы, если я назову сумму, которую считаю минимальной?
— А почему бы и нет?
Толстяк облизал губы и снова перешел на мурлыкающий шепот:
— Что вы скажете, сэр, если я назову полмиллиона?
Спейд прищурился.
— Значит, вы думаете, что эта штуковина стоит два миллиона?
Гутман улыбался невозмутимо.
— Пользуясь вашими словами, а почему бы и нет?
Спейд осушил свой стакан и поставил его на стол. Взял сигару в рот, вынул, посмотрел на нее и снова сунул ее в рот. Его желто-серые глаза слегка помутнели. Он сказал:
— Это дьявольская прорва денег.
Толстяк согласился:
— Это дьявольская прорва денег. — Он наклонился вперед и похлопал Спейда по коленке. — Учтите, что я назвал абсолютный минимум, или Харилаос Константинидис — законченный идиот, каковым, смею заверить, он не был.
Спейд снова вынул сигару изо рта, посмотрел на нее с мрачным отвращением и положил в пепельницу. Закрыл еще более помутневшие глаза, с трудом открыл их снова. Сказал:
— Хорош минимум, а? А… а максимум?
— Максимум? — Гутман повернул свою руку ладонью вверх. — Я отказываюсь строить догадки. Рискую прослыть сумасшедшим. Не знаю. Невозможно даже представить, насколько высоко может подняться цена этой птицы, — это, пожалуй, единственное, что можно утверждать наверняка.
Спейд с трудом закрыл рот, едва справившись с безвольно отвисшей нижней губой. Недоуменно потряс головой. В его глазах на миг появилось выражение страха, но его тут же смыло густеющей мутью, застилавшей взор. Опираясь на ручки кресла, он поднялся на ноги. Снова потряс головой и сделал неуверенный шаг вперед. Хрипло засмеялся и пробормотал:
— Будь ты проклят.
Гутман вскочил, отбросив кресло в сторону. Его округлости подрагивали. На маслянистом розовом лице маленькими дырочками темнели глаза.
Спейд мотал головой из стороны в сторону, пока его безжизненные глаза не остановились на двери. Он сделал еще один неуверенный шаг.
Толстяк резко выкрикнул: «Уилмер!»
Дверь открылась, и появился мальчишка.
Спейд сделал третий шаг. Лицо его посерело. Четвертый шаг он делал уже на согнутых ногах, мутные глаза его почти закрылись. Он шагнул в пятый раз.
Мальчишка подошел к Спейду и остановился чуть сбоку. Правую руку он держал за пазухой. Уголки губ подергивались.
Спейд сумел сделать шестой шаг.
Мальчишка выставил свою ногу на пути Спейда. Спейд споткнулся и грохнулся навзничь. Мальчишка, не вынимая правой руки из-за пазухи, бросил взгляд на Спейда. Спейд силился встать. Мальчишка отвел правую ногу далеко назад и со всей силы ударил Спейда в висок. Удар перевернул Спейда на бок. Он еще раз попытался встать, не смог и провалился в сон.



14. «Ла Палома»

Выйдя из лифта и свернув в коридор, Спейд увидел, что сквозь матовое стекло двери, ведущей в его контору, пробивается желтый свет. Было начало седьмого утра. Он резко остановился, сжал губы и, оглядевшись, бесшумно приблизился к двери широкими шагами.
Положив руку на набалдашник дверной ручки, он осторожно повернул ее до упора: дверь была заперта. Не отпуская ручки, он сменил руку. Правой рукой он аккуратно и беззвучно вынул связку ключей из кармана. Отделив нужный ключ, он вставил его в замок. Бесшумно. Глубоко вздохнул, раскрыл дверь и вошел.
Эффи Перин спала за своим столом, положив голову на руки. На ней было пальто, а сверху она набросила на себя еще и плащ Спейда.
Спейд, ухмыльнувшись, выдохнул, закрыл дверь и направился к своему кабинету. Кабинет был пуст. Он подошел к девушке и положил руку на ее плечо.
Она пошевелилась, с трудом подняла голову, веки ее дрогнули. Вдруг она села прямо и широко открыла глаза. Увидела Спейда, улыбнулась, протерла глаза:
— Ты все-таки вернулся? Который час?
— Шесть утра. Что ты здесь делаешь?
Она поежилась, натянула поплотнее плащ и зевнула.
— Ты сам сказал, чтобы я не уходила до твоего возвращения или телефонного звонка.
— Ах, вот оно что, ты, оказывается, сестра того мальчишки, который не покидал горящий корабль, потому что дал «честное слово».
— Я не собиралась… — Она замолчала и резко встала — плащ сполз с ее плеч на кресло. Встревоженно посмотрев на его висок, она воскликнула:
— Что с твоей головой? Что случилось?
Его правый висок вспух и почернел.
— Я даже не знаю, то ли меня избили, то ли я ударился при падении. Ничего серьезного, но болит дьявольски. — Он притронулся к ране пальцами, скривился, мрачно ухмыльнулся сквозь гримасу и пояснил: — Я пошел в гости, там меня накачали наркотиками, и я пришел в себя через двенадцать часов на полу в мужском туалете.
Она протянула руку и сняла с него шляпу.
— Ужасно, — сказала она. — Такую рану на голове надо обязательно показать врачу.
— Ерунда, она только на вид страшная такая; правда, башка раскалывается, но, скорее всего, от дряни, которой меня напоили. — Он подошел к умывальнику в углу комнаты, открыл кран и подержал носовой платок под струей холодной воды.
— Какие новости?
— Ты нашел мисс О'Шонесси, Сэм?
— Еще нет. Какие новости?
— Звонили из окружной прокуратуры. Тебя вызывают туда.
— К самому прокурору?
— Да, так я поняла. Кроме того, приходил мальчишка, он просил передать, что мистер Гутман будет рад поговорить с тобой еще до половины шестого.
Спейд закрыл кран, отжал воду из платка и отошел к столу, прижимая платок к виску.
— Знаю, — сказал он. — Я встретил мальчишку внизу, а разговор с Гутманом кончился для меня вот этим.
— Это тот самый Г., что звонил тебе, Сэм?
— Да.
— И что?..
Спейд смотрел на девушку невидящим взором и говорил словно бы сам с собой:
— Ему надо то, что, как он считает, я могу добыть. Я сумел внушить ему, что помешаю завладеть этой вещью, если он не заключит со мной сделки до половины шестого. Затем… угу… точно… после того, как я сказал ему, что необходимо подождать еще пару дней, он и накормил меня этой гадостью. Едва ли он хотел убить меня. Он, конечно, понимал, что я приду в себя часов через десять-двенадцать. Значит, скорее всего, он собирался заполучить эту вещь за это время без моей помощи. — Спейд нахмурился. — Надеюсь, черт возьми, что он ошибся. — Он стряхнул с себя задумчивость. — Никаких вестей от О'Шонесси?
Девушка покачала головой и спросила:
— Все это как-то связано с ней?
— Как-то связано.
— Эта вещь, которую он ищет, принадлежит ей?
— Ей или королю Испании. Радость моя, у тебя, кажется, есть дядя, который преподает в университете историю или что-то в этом роде?
— Кузен. Ну и что?
— Если мы доверим ему историческую тайну четырехвековой давности, как ты думаешь, сможет он какое-то время держать ее при себе?
— Да, он очень приличный человек.
— Прекрасно. Тогда бери карандаш и бумагу.
Она взяла то и другое и села в свое кресло. Спейд снова намочил платок холодной водой и, прижимая его к виску, встал перед ней и продиктовал ей историю о соколе в том виде, в каком он услышал ее от Гутмана, начиная с дара Карла ордену госпитальеров до прибытия уже покрытой эмалью птицы в Париж вместе с карлистами. Он запинался на именах и иностранных названиях упоминавшихся Гутманом работ; но все-таки сумел произнести их достаточно похоже. Остальной текст он повторил с точностью, которая отличает только очень опытных репортеров.
Когда он закончил, девушка подняла на него свое раскрасневшееся личико и улыбнулась.
— Ужасно интересно, — сказала она. — Это…
— Или ужасно странно. Прочитай рассказ своему кузену, и спроси, что он обо всем этом думает. Доводилось ли ему сталкиваться с чем-нибудь, имеющим отношение к этой истории? Похожа ли она на правду? И, наконец, возможна ли она? Или это чистейшая выдумка? Если ему требуется время — пусть думает, но его предварительную оценку мне необходимо знать немедленно. И, ради бога, пускай он держит язык за зубами.
— Я еду сейчас же, — сказала она, — а ты отправляйся к врачу и покажи ему свою голову.
— Сначала мы позавтракаем.
— Нет, я поем в Беркли. Мне не терпится узнать, что Тед думает об этом.
— Хорошо, — сказал Спейд, — только не рыдай, если он поднимет тебя на смех.

Не спеша позавтракав в «Паласе» и прочитав обе утренние газеты, Спейд пошел домой, побрился, принял ванну, потер льдом синяк на виске и надел свежий костюм.
Потом отправился на квартиру Бриджид О'Шонесси в пансионе «Коронет». Там он никого не нашел. Со времени его последнего визита ничего не изменилось.
Оттуда Спейд пошел в «Александрию». Гутмана в отеле не было. Не было и его спутников. Спейд выяснил, что вместе с толстяком живут его секретарь Уилмер Кук и дочь Реа, невысокая, кареглазая, светловолосая девушка лет семнадцати, по мнению обслуживающего персонала — красавица. Спейду сказали, что Гутман и компания прибыли из Нью-Йорка десять дней назад и из отеля пока не выехали.
Из «Александрии» Спейд отправился в «Бельведер» и застал местного детектива в кафе.
— Доброе утро, Сэм. Садись, перекуси. — Детектив уставился на висок Спейда. — Боже, кто тебя так отделал?
— Спасибо, я уже позавтракал, — сказал Спейд, садясь, а затем, имея в виду свой висок, добавил: — Он только выглядит так страшно. Как ведет себя мой Кэйро?
— Он ушел вчера спустя полчаса после тебя, и с тех пор я его не видел. Сегодня он снова не ночевал в отеле.
— Совсем от рук отбился.
— Да, один в таком большом городе… Кто поставил тебе синяк, Сэм?
— Не Кэйро. — Спейд внимательно разглядывал серебряную крышку, прикрывавшую тарелку с тостами. — Мы сможем осмотреть его комнату, пока он гуляет?
— Попробуем. Ты же знаешь, для тебя я все сделаю. — Люк отодвинул от себя чашку кофе, поставил локти на стол и, прищурившись, посмотрел на Спейда. — Но сдается, что ты мне не всегда платишь той же монетой. Скажи честно, что числится за этим парнем, Сэм? Я тебя никогда не подводил.
Спейд оторвал взгляд от серебряной крышки. Его ясные глаза буквально лучились искренностью.
— Знаю, ты надежный парень, — сказал он. — Я от тебя ничего не скрываю. Сразу все выложу начистоту. Я делаю для него кое-какую работенку, но у него есть друзья, которые мне не нравятся, вот поэтому и приходится за ним приглядывать.
— Мальчишка, которого мы выгнали вчера, — один из них?
— Да, Люк, ты угадал.
— И Майлза прикончил тоже один из них?
Спейд покачал головой.
— Майлза убил Терзби.
— А кто убил Терзби?
Спейд улыбнулся.
— Это, кажется, секрет, но тебе я скажу по-приятельски: Терзби, если верить полиции, убил я.
Люк крякнул и встал со словами:
— Никогда не поймешь, что у тебя на уме, Сэм. Пойдем, заглянем в его номер.
Перед тем как подняться наверх, они задержались около портье и Люк договорился, чтобы им позвонили, как только появится Кэйро. Кровать Кэйро была аккуратно застелена, но, судя по бумаге в корзине для мусора, неровно задернутым занавесям и паре мятых полотенец в ванной, горничная еще в номере не убирала.
Багаж Кэйро состоял из квадратного чемодана, саквояжа и кожаной сумки. Ванная комната была набита косметикой: коробочки, жестяночки, баночки, пузырьки с пудрой, кремом, мазями, духами, лосьонами и помадами. В шкафу, над тремя парами тщательно вычищенных туфель, висели два костюма и плащ.
Саквояж и сумка были не заперты. Пока Спейд осматривал остальные вещи, Люк отпер замки чемодана.
— Пока пусто, — заметил Спейд, копаясь в саквояже. И в чемодане ничего интересного они не обнаружили.
— А что мы ищем? — спросил Люк, запирая чемодан.
— Ничего конкретно. Он говорит, что приехал сюда из Константинополя. Я хочу проверить, так ли это. Пока не нашел ничего, что бы противоречило этому утверждению.
— Чем он занимается?
Спейд покачал головой.
— Меня интересует другое. — Он пересек комнату и наклонился над корзиной для мусора. — Это наш последний шанс. Спейд извлек из корзины газету. Глаза его просветлели, когда он увидел, что это вчерашний номер газеты «Колл». Газета была свернута рекламной полосой наружу. Ничего примечательного на этой полосе Спейд не нашел.
Развернув газету, он принялся рассматривать страницу, на которой печатались экономические новости, расписание прибытия судов, прогнозы погоды, сведения о новорожденных, бракосочетаниях, разводах и некрологи. В нижнем левом углу было оторвано не менее двух дюймов второй колонки.
Над линией обрыва была короткая заметка:

Сегодня прибывают:
0 час. 20 мин. — «Капак» из Астории.
5 час. 05 мин. — «Хелен П. Дрю» из Гринвуда.
5 час. 06 мин. — «Альбарадо» из Бандона.

Линия обрыва проходила по следующей строчке, на которой можно было разобрать только слова «из Сиднея».
Спейд положил газету на стол и снова заглянул в мусорную корзину. Он нашел там клочок оберточной бумаги, обрывок бечевки, два ярлыка от трикотажного белья, чек из галантерейного магазина за полдюжины пар носков и, на самом дне, обрывок газеты, свернутый в маленький шарик.
Он осторожно расправил шарик, разровнял его на столе и подставил на место оторванной части газеты. Обрывок совершенно точно подошел, за исключением полудюймового клочочка сверху, сразу вслед за словами «из Сиднея», на котором вполне могли бы поместиться сведения о прибытии шести-семи судов. Спейд перевернул страницу и убедился, что тыльная сторона отсутствующего клочка содержала бессмысленные обрывки биржевой рекламы.
Люк, заглядывая через его плечо, спросил: