1 2 
Звонок раздается в третий раз. 

Почему ты не открываешь? 

Лепорелло в страхе выходит. Музыканты в соседней комнате настраивают инструменты. 

Дон Жуан (раскладывает карточки с именами гостей. Долго рассматривает последнюю карточку). Ты живее всех живых, и тебя-то не будет! Единственная, кого я любил, первая и последняя... Любил и не узнал... (Сжигает карточку на свечке.) Пепел. 

Возвращается Лепорелло. 

Лепорелло.  Епископ Кордовы. 
Дон Жуан.  Сдуй пепел со стола и скажи епископу Кордовы, чтобы он минуточку подождал. Но скажи это вежливо. Правда, я ему ничего не должен. Но он мне очень нужен. Без церкви нет и ада. 
Лепорелло.  Хозяин... 
Дон Жуан.  Что ты без конца дрожишь? 
Лепорелло.  Хозяин, надо же знать меру. Пригласить в гости надгробный памятник - мертвеца, который давным-давно сгнил и истлел... Ну, знаете ли... Конечно, хозяин, я, когда надо, могу быть мошенником и вообще ради денег готов пойти на все: я не трус. Но то, что вы вчера натворили на кладбище, это уж чересчур... Пригласить на обед памятник... 
Голос.  Дон Жуан! 
Лепорелло.  Святая Мария! 
Голос.  Дон Жуан! 
Дон Жуан.  Одну минутку! 
Лепорелло.  Это он! 
Дон Жуан.  Я же сказал: одну минутку! 
Лепорелло.  Господи, сжалься надо мной! У меня жена и пятеро детей! (Бросается на колени.) О небо, сжалься надо мной! 
Дон Жуан.  Хочешь молиться - убирайся! 
Лепорелло.  Я слышал зов, я ясно его слышал! 
Дон Жуан.  Ну-ка встань! 

Лепорелло встает с колен. 

Теперь делай, что тебе велят. Пойди и скажи епископу Кордовы, что я его прошу. Только скажи это поцветастей, покрасивей. Мне нужно еще три минуты. 
Лепорелло.  Святая Мария! 
Дон Жуан.  И не забудь встать на колени, как полагается. 

Лепорелло уходит. 

Что еще там у вас? (Подходит к большому занавесу в глубине сцены.) 

Из-за занавеса выходит Селестина, переодетая памятником. Только голова ее непокрыта. 

Почему вы еще не переоделись? 
Селестина.  Шлем маловат. 
Дон Жуан.  Никто не заметит. 
Селестина.  Я замечу. 

Дон Жуан делает знак, чтобы она исчезла. 

И вообще я передумала. 
Дон Жуан.  Что? 
Селестина.  Говорите что угодно, но это богохульство. И пятисот песет за это мало. Как хотите. 
Дон Жуан.  Селестина! 
Селестина.  За богохульство - не меньше тысячи. Иначе я продам вас герцогине Рондской. У нее я получу ту же тысячу, да еще чистоганом. 
Дон Жуан.  Это называется вымогательством. 
Селестина.  Называйте как угодно. Дело не в названии, а в деньгах. Пятисот мне мало. 
Дон Жуан.  У меня больше нет. 
Селестина.  Тогда я отказываюсь. 

Дон Жуан срывает что-то с шеи. 

Амулет? 
Дон Жуан.  Последнее, что у меня осталось. И уходите! Если меня не поглотит ад, я пропал. 
Селестина  Не по моей вине вы обанкротились, Дон Жуан. Почему не приняли моего предложения? Стали бы богаче самого епископа Кордовы. Сколько раз говорить - замок из сорока четырех комнат... 
Дон Жуан.  Ни слова об этом! 
Селестина.  Еще не поздно. 
Дон Жуан.  Избавьте меня от сватовства! Это известно всей Испании, и вам я еще раз повторяю: я не женюсь! 
Селестина.  Многие так говорили. 
Дон Жуан.  Замолчите! 

Селестина исчезает за занавесом. Дон Жуан в напряженном ожидании, но входит один Лепорелло.

Что случилось? 
Лепорелло.  Хозяин... Я забыл, что надо было сказать... Он весь такой парадный и ходит взад-вперед по залу, словно не может дождаться, когда небо нас покарает. 
Дон Жуан.  Скажи, что я его жду. 

Лепорелло выходит, оставляя раскрытыми обе створки двери. Дон Жуан готовится к приему епископа: отодвигает кресло, репетирует поклоны, потом делает знак музыкантам. Раздается торжественная музыка. Дон Жуан стоит перед зеркалом, поправляя жабо. В открытую дверь входит дама в вуали. Пауза. Дон Жуан замечает ее в зеркале. Вздрагивает, не оборачиваясь к ней. 

Дама.  Чего ты испугался? 
Дон Жуан.  Мне известно единственное, что для меня важно, - ты не Донна Анна. Донна Анна умерла - к чему эта вуаль? (Оборачивается.) Кто вы? 
Дама.  Ты не захотел меня принять. Но дверь оказалась открытой. 
Дон Жуан.  Чем могу служить? 
Дама.  Когда-то я тебя любила, потому что шахматы влекли тебя больше, чем женщины. И потому что ты прошел мимо меня, как мужчина, у которого есть твердая цель. Но осталась ли она у тебя? Прежде это была геометрия. Давно это было! Я вижу твою жизнь, Жуан: полно баб и никакой геометрии. 
Дон Жуан.  Кто же ты? 
Дама.  Теперь я герцогиня Рондская. 
Дон Жуан.  Вы вошли в зеркало черной, как смерть, герцогиня. Можно и не быть такой черной, чтобы меня напугать. Женщина всегда напоминает мне о смерти. Особенно цветущая женщина. 
Дама.  Я в черном, потому что я вдова. 
Дон Жуан.  Из-за меня? 
Дама.  Нет. 
Дон Жуан.  Так о чем же речь, герцогиня Рондская? 
Дама.  Речь идет о твоем спасении. 
Дон Жуан.  Вы та самая дама, которая хочет выйти за меня замуж. Вы замок из сорока четырех комнат. Ваши выдержка и терпение поразительны! Впрочем, вы правы: хотя шахматы и влекут меня неудержимее, чем любая женщина, жизнь моя полна баб. И все же вы ошибаетесь! До сих пор женщинам не удалось меня победить, герцогиня Рондская! И я скорее попаду в ад, чем женюсь. 
Дама.  Я пришла к вам не как женщина. 
Дон Жуан.  Вы хотите меня пристыдить. 
Дама.  Я пресытилась мужчинами. Настолько, что не могу на них смотреть без улыбки. Один из них, возомнив, что без моей улыбки он не проживет, сделал меня герцогиней, после чего скончался. 
Дон Жуан.  Понимаю... 
Дама.  Теперь у меня этот замок в Ронде. 
Дон Жуан.  Мне о нем рассказывали. 
Дама.  Я подумала так: ты сможешь жить в левом флигеле, а я буду жить в правом, как жила до сих пор. Между флигелями огромный двор. Тишину нарушает только журчание фонтана. Нам вовсе не обязательно друг с другом общаться, разве только в тех случаях, когда захочется поговорить. Плюс ко всему состояние покойного герцога, достаточно большое, чтобы не только оплатить твои дурацкие долги, но и заставить замолчать все суды мира, обвиняющие тебя в убийстве. Короче говоря, пока ты будешь жить в Ронде, никто на свете не сможет тебе помешать заниматься геометрией. 
Дон Жуан.  Но... 
Дама.  Никаких "но". 
Дон Жуан.  Должен признать, герцогиня Рондская, что ваше понимание мужчин поразительно. Но какова же цена за спасение? 
Дама.  Только та, что ты его примешь, Жуан! 
Дон Жуан.  И это все? 
Дама.  Возможно, я тебя еще люблю. Пусть это тебя не пугает. Я поняла, что больше не нуждаюсь в тебе, Жуан. Это и есть то главное, что я тебе предлагаю: я женщина, которая не одержима идеей, будто бы без тебя невозможно жить. (Пауза.) Подумай об этом. (Пауза.) Ты всю жизнь любил самого себя, но ни разу себя не нашел. Поэтому ты нас ненавидел. Ты ни в одной из нас не видел жены. Только женщину. Только эпизод. Но эпизод поглотил всю твою жизнь. Почему бы тебе не подумать о жене, Жуан? Один-единственный раз. Это единственный путь к твоей геометрии. 

Входит Лепорелло с епископом Кордовы. 

Лепорелло.  Его преосвященство! 
Дон Жуан.  Простите, герцогиня Рондская, у меня деловой разговор с его преосвященством. Но я надеюсь вскоре вас увидеть за столом. Без вуали. 
Дама.  В Ронде, дорогой Жуан. (Подбирает юбку и, сделав глубокий поклон, уходит в сопровождении Лепорелло, который закрывает за собой дверь.) 
Дон Жуан.  Видите, ваше преосвященство, ни минуты покоя. Все меня хотят спасти, женив на себе. Ваше преосвященство! (Становится на колени.) Благодарю вас, что вы пришли! 
Епископ.  Встаньте! 
Дон Жуан.  Вот уже двенадцать лет, как меня преследует испанская церковь. Я стою перед вами на коленях не по привычке, а из глубокой благодарности к вам. Небо тому свидетель. Как я мечтал, ваше преосвященство, поговорить наконец с мужчиной! 
Епископ.  Встаньте! 

Дон Жуан встает. 

Что вы хотите мне сказать? 
Дон Жуан.  Присядьте, ваше преосвященство! 

Епископ садится. 

Я не в состоянии больше ни видеть, ни слышать женщин, ваше преосвященство. Не могу понять творца. Зачем ему понадобилось создавать два пола? Я много об этом думал - о мужчине и женщине, о неисцелимой ране, нанесенной роду человеческому, о видах и об отдельных особях, но в первую очередь - о личности, до сих пор не обретшей себя. 
Епископ.  Вы поближе к делу. 

Дон Жуан садится. 

О чем идет речь? 
Дон Жуан.  Говоря в двух словах - о создании легенды. 
Епископ.  Как, простите? 
Дон Жуан.  О создании легенды. (Берет со стола графин.) 
Забыл вас спросить, ваше преосвященство, вы пьете? 

Епископ делает отрицательный жест. 

Дон Жуан.  У нас мало времени, скоро появятся дамы. Позвольте говорить без обиняков. 
Епископ.  Прошу вас. 
Дон Жуан.  Мое предложение в двух словах сводится к следующему: Дон Жуан Тенорио, ваш, так сказать, легендарный враг, сидящий перед вами в расцвете сил и собирающийся обрести бессмертие, более того, собирающийся стать мифом, - этот самый Дон Жуан Тенорио принял твердое решение умереть не позднее сегодняшнего дня. 
Епископ.  Умереть? 
Дон Жуан.  На известных условиях. 
Епископ.  На каких же? 
Дон Жуан.  Мы свои люди, ваше преосвященство. Буду откровенным: вы, то есть испанская церковь, выплачиваете мне скромную ренту и отдаете в мое распоряжение келью в монастыре - мужском монастыре. Келью не слишком маленькую, если позволите, и по возможности с видом на Андалузские горы. Там я буду жить, питаясь хлебом и вином, безымянный, не тревожимый женщинами, в полной тишине и наедине со своей геометрией. 
Епископ.  Гм... 
Дон Жуан.  А вы, епископ Кордовы, получите от меня то, в чем нуждаетесь гораздо больше, чем в деньгах: миф о богохульнике, которого поглотил ад. (Пауза.) Что вы на это скажете? 
Епископ.  Гм... 
Дон Жуан.  Ваше преосвященство, вот уже в течение двенадцати лет стоит этот памятник с неприятным для меня изречением: ДА РАЗВЕРЗНУТСЯ НЕБЕСА НАД НЕЧЕСТИВЦЕМ! А я, Дон Жуан Тенорио, прохаживаюсь мимо этого памятника всякий раз, как приезжаю в Севилью, здоровехонек не хуже любого другого. Как долго, ваше преосвященство, как долго еще мне будет позволено безобразничать? Соблазнять, убивать, смеяться и как ни в чем не бывало проходить дальше? (Встает.) Что-то должно произойти, епископ Кордовы, непременно должно произойти. 
Епископ.  И произойдет! 
Дон Жуан.  Подумайте о моем влиянии на молодежь! Ведь она берет с меня пример. Я уже вижу приближение целой эпохи - пустой и никчемной, как я, но смелой от сознания своей безнаказанности. То будет поколение насмешников, возомнивших себя Дон Жуанами, людей мелко тщеславных, в погоне за модой презирающих все и вся, людей и недалеких и безнадежно глупых... Я уже вижу ее приближение... 
Епископ.  Гм... 
Дон Жуан.  А вы разве не видите? 

Епископ берет со стола графин и наполняет стакан. 

Поймите меня правильно, епископ Кордовы, я устал но только от дам, я духовно устал - устал от богохульства. Двенадцать лет жизни, безвозвратно погубленной этим ребяческим противоборством с голубым воздухом, называемым небесами! Я ни от чего не отступаюсь, но вы сами видите, ваше преосвященство, - мое богохульство меня же еще и прославило. 

Епископ пьет. 

Я в отчаянии. 

Епископ пьет. 

Тридцати трех лет от роду я разделил судьбу многих знаменитостей: всему миру известно о моих подвигах, но мало кто проник в их смысл. Меня охватывает ужас, когда я слышу, что обо мне болтают люди. Будто бы для меня все дело в женщинах! 
Епископ.  Но все же... 
Дон Жуан.  Вначале, признаюсь, это меня забавляло: о моих руках говорят, что они вроде волшебного жезла - разом отыскивают то, что законный супруг был не в силах отыскать в течение десяти лет брака. Я имею в виду источник наслаждения. 
Епископ.  Вы говорите о славном Лопесе? 
Дон Жуан.  Я не хочу называть имен, ваше преосвященство. 
Епископ.  Дон Бальтасар Лопес... 
Дон Жуан.  Я ко всему был готов, ваше преосвященство, но только не к скуке. Эти сладострастные рты, эти глаза - мутные глаза, суженные от страсти, - я не могу их больше видеть. Именно вы, епископ Кордовы, как никто другой, подогреваете мою славу. Вот в чем парадокс! Дамы, возвращаясь с ваших проповедей, мечтают обо мне, а мужья обнажают клинки прежде, чем я обращу внимание на их жен, и таким образом мне приходится драться буквально на каждом шагу! Подобная постоянная тренировка сделала из меня виртуоза, и не успеваю я спрятать шпагу в ножны, вдовы уже виснут у меня на шее и рыдают в ожидании, что я их утешу. А что мне остается делать? Я вынужден идти на поводу своей славы, быть ее жертвой; а вот об этом в нашей деликатной Испании никто не говорит: ведь женщины меня просто насилуют! Есть и другой выход - оставить бедную вдову без внимания, повернуться к ней спиной и уйти. Но ведь это сложнее всего, ваше преосвященство! Вам-то уж хорошо известен мстительный характер женщин, которые тщетно ждут, что их соблазнят. 

Стук в дверь. 

Одну минуту! 

Стук в дверь. 

Епископ.  Что вы на меня так смотрите? 
Дон Жуан.  Странно. 
Епископ.  Что странно? 
Дон Жуан.  Впервые вижу вас так близко, епископ Кордовы. Мне казалось, что вы гораздо полнее. 
Епископ.  Мой предшественник, может быть. 
Дон Жуан.  Тем не менее у меня такое чувство, будто мне ваше мрачное лицо хорошо знакомо. Где мы могли встречаться? 

Стук в дверь. 

Очень странно... 

Стук в дверь. 

Я говорил о своей беде. 
Епископ.  Вы оскверняли браки, разрушали семьи, соблазняли дочерей, убивали отцов, - не говоря уж о мужьях, переживших свой позор, - и вы, причина всех этих бед, вы осмеливаетесь говорить о какой-то своей беде! 
Дон Жуан.  Вы дрожите! 
Епископ.  Быть рогоносцем, над которым смеется вся Испания, - вы когда-нибудь испытывали что-либо подобное? 
Дон Жуан.  А вы, ваше преосвященство? 
Епископ.  Супруг, вроде этого славного Лопеса... 
Дон Жуан.  Что он вам дался, этот Лопес? Не родственник ли вы ему? Да, я знаю, он пожертвовал половиной своего состояния, чтобы испанская церковь не прекращала меня преследовать. Теперь он окружил мой дом своими шпиками. Вы побледнели, ваше преосвященство, но это же факт: не успеваю из дому выйти кого-нибудь да заколю. Просто беда, ваше преосвященство, поверьте мне наваждение какое-то! 

Входит Лепорелло.  

Не мешай нам! 

Лепорелло уходит. 

Епископ.  Вернемся к существу дела. 
Дон Жуан.  Пожалуйста. 
Епископ.  Сотворение легенды. 
Дон Жуан.  Мне достаточно вашего согласия, епископ Кордовы, и легенда уже сотворена. Я нанял человека, который изобразит покойного командора, и дамы завопят, как только услышат его замогильный голос. Об этом не беспокойтесь! К тому же я засмеюсь нахальным смехом - и у них мурашки по спине пробегут... А когда в нужный момент раздастся грохот и дамы от страха спрячут лица - вот взгляните на это устройство под столом, ваше преосвященство, - тут же запахнет серой и дымом. Само собой разумеется, что все произойдет очень быстро. Неожиданность - мать чуда. А вы - так я себе это представлял - произнесете соответствующую случаю речь, как вы это обычно делаете, - речь о неотвратимости небесной кары, музыканты заиграют "Аллилуйю" - и конец. 
Епископ.  А вы? 
Дон Жуан.  Спрыгну в подвал. Взгляните на эту хитроумную крышку в полу. Конечно, я заору благим матом, вызывая у собравшихся ужас и сострадание совсем по Аристотелю. В погребе я переоденусь в коричневую рясу, сбрею свои прославленные усы, и вскоре по пыльной дороге поплетется монах. 
Епископ.  Понимаю. 
Дон Жуан.  Одно условие: мы оба храним тайну. Иначе все пропало. Слух о моем низвержении в ад мигом разнесется по всей стране, и чем меньше будет свидетелей, тем богаче воображение остальных распишет подробности происшествия. Не найдется никого, кто бы в нем усомнился. Все будут довольны - и дамы, и их мужья, и полчища кредиторов. Никто не останется в обиде. Что может быть чудеснее? 
Епископ.  Понимаю. 
Дон Жуан.  Дон Жуан умер. Теперь я могу спокойно заняться своей геометрией. А церковь получит доказательство небесного правосудия. Другого столь убедительного примера вы не найдете во всей Испании. 
Епископ.  Понимаю. 

Возвращается Лепорелло 

Лепорелло.  Хозяин... 
Дон Жуан.  В чем дело? 
Лепорелло.  Дамы пришли... 
Дон Жуан.  Где они? 
Лепорелло.  Во дворе. Они негодуют, хозяин. Каждая думала - мол, с глазу на глаз... Если б я не запер ворота на задвижку, они бы все улетучились. Раскудахтались, как на андалузском птичьем дворе. 
Дон Жуан.  Хорошо. 
Лепорелло.  Для точности скажу - вы ведь любите точность - теперь они немного успокоились, рассматривают друг друга и обмахиваются веерами. 
Дон Жуан.  Пусть войдут. (Посмотрев на епископа.) Скажем, минут через пять. 

Лепорелло уходит. 

Ваше преосвященство, назовите мне монастырь. 
Епископ.  Вы говорите так уверенно... 
Дон Жуан.  Конечно, церковь может устроить лишь абсолютно удавшаяся легенда. Ваши сомнения мне понятны. Епископ Кордовы, будьте совершенно уверены - история получится очень правдоподобной. Она вовсе не так оригинальна: сюжет старый - статуя убивает убийцу... Это встречается уже в античной литературе. Ну а насмешки над черепом, в наказание забирающим с собой насмешника на тот свет, - этот сюжет нам известен по бретонским балладам, которые распевают наши солдаты. Мы имеем дело с традицией. 

Епископ снимает с себя шляпу и темные очки и предстает в своем подлинном облике. 

Дон Бальтасар Лопес? 
Лопес. Да. 
Дон Жуан.  Ах, так... 
Лопес. Мы с вами встречались всего лишь однажды. Да и виделись только миг. Белый занавес задел свечу, когда я открыл дверь и обнаружил вас у моей жены. Вспыхнуло пламя, помните? Мне пришлось его гасить. 
Дон Жуан.  Помню. 
Лопес. Драться было некогда. 

Дон Жуан обнажает шпагу. 

Теперь, когда я узнал, каким способом вы решили избежать мести, мне доставит особенное удовольствие разоблачить вашу кощунственную легенду. Впустите дам. Вы останетесь здесь, на этой земле, Дон Жуан Тенорио, так же, как и мы. И я не успокоюсь до тех пор, пока и вы, Дон Жуан Тенорио, не станете супругом. 
Дон Жуан.  Ха-ха! 
Лопес. А именно - супругом моей жены. 

Входит Лепорелло.

Лепорелло.  Дамы! 
Лопес. Бывает, что и хороший шахматист идет не с той фигуры и неожиданно ставит самому себе мат. 
Дон Жуан. Это мы еще посмотрим. 

Входят тринадцать дам. Все они в бешенстве, однако при виде мнимого епископа - Лопес вновь надел епископскую шляпу замолкают. Дамы целуют полу его рясы. Сначала все преисполненно достоинства. Но потом: 

Донна Эльвира. Ваше преосвященство, нас обманули... 
Донна Белиза. Бессовестно обманули! 
Донна Эльвира. Я думала, он при смерти... 
Донна Изабелла. Я тоже... 
Донна Виола.  Мы все так думали... 
Донна Эльвира.  Честное слово, иначе я никогда бы не пришла... 
Донна Фернанда. Все мы... 
Донна Эльвира.  Я, вдова командора... 
Донна Фернанда.  Я тоже думала, он при смерти... 
Донна Инес.  Я тоже, я тоже... 
Донна Эльвира.  Я думала, он раскаивается... 
Донна Белиза.  Мы все так думали... 
Донна Изабелла. Я думала, он хочет покаяться... 
Донна Виола.  Я была уверена... 
Донна Эльвира.  Ваше преосвященство, я Дама... 
Донна Белиза.  А мы? 
Лопес. Донна Белиза... 
Донна Белиза.  Разве мы не дамы, ваше преосвященство? 
Лопес.  Успокойтесь, донна Белиза, я знаю: вы супруга славного Лопеса. 
Донна Белиза.  Не называйте этого имени. 
Лопес. Почему? 
Донна Белиза.  Славный Лопес! Так он сам себя величает. А ведь он даже не бился из-за меня, ваше преосвященство, даже не дрался на шпагах. Все остальные мужья хотя бы дрались, а я единственная в этом кругу не вдова. 
Лопес. Успокойтесь! 
Донна Белиза.  Славный Лопес! 
Донна Эльвира.  Ваше преосвященство, я всего могла ожидать, но только не этого парада расфуфыренных неверных жен, которые осмеливаются ставить себя на одну доску со мной. 
Дамы.  Ах! 
Донна Эльвира.  Вам только возмущаться пристало, ханжи несчастные! Сколько ни обмахивайтесь, я-то знаю, зачем вас потянуло в этот проклятый дом! 
Донна Белиза.  А вас? 
Донна Эльвира.  Где он, ваш возлюбленный, где же он? Я ему сейчас глаза выцарапаю! 
Дон Жуан.  Я здесь! (Входит в круг разъяренных дам, как тореро.) Благодарю вас за то, что вы все пришли. Впрочем, не все... Но мне кажется, вас вполне достаточно, чтобы отпраздновать мое сошествие в ад. 
Лепорелло.  Хозяин... 
Дон Жуан.  Присядем, мои возлюбленные! 

Дамы стоят, застыв в неподвижных позах и не обмахиваясь. 

Признаюсь, странно видеть всех своих возлюбленных вместе, в одном зале. Очень странно... Я пытался себе заранее это представить, и ничего не получилось. Не знаю, что мне сказать в этот торжественный час вам, собравшимся здесь... Вы такие чужие друг другу и все же близкие... Благодаря мне - чужие и близкие... И ни одна из вас не смотрит на меня... 

Дамы обмахиваются. 

Мои возлюбленные, когда-то мы любили друг друга! 

Одна из дам плюет ему под ноги. 

Сам удивляюсь, донна Виола, как мало осталось от всего этого... 
Донна Изабелла. Меня зовут не Виолой. 
Дон Жуан.  Прости! 
Донна Виола.  Он назвал ее Виолой! 
Дон Жуан.  И ты меня прости! 
Донна Виола.  Этого я не вынесу! 
Дон Жуан.  Как мимолетно, однако, ощущение, которое в тот самый миг, когда мы его испытываем, настолько близко подносит нас к вечности, что она ослепляет нас! О донна Фернанда, как все это горько! 
Донна Изабелла. Я не Фернанда! 
Дон Жуан.  Дорогая... 
Донна Изабелла. Ты всех так называл: моя дорогая! 
Дон Жуан.  Я никогда не мыслил это конкретно, донна Изабелла... Теперь я вспомнил, донна Изабелла! У тебя такая чувствительная душа, почему ты не зарыдала сразу же? (Лопесу.) Память у мужчин очень странная, вы правы. Они запоминают лишь второстепенное: белый занавес, задевший свечу... 
Донна Белиза.  О господи! 
Дон Жуан.  Или, например, шорох тростника, который меня так напугал, что я обнажил шпагу. А это была утка при луне... 
Донна Виола.  О господи! 
Дон Жуан.  В памяти остаются предметы: безвкусная ваза, домашние туфли, фарфоровое распятие. Иногда запахи: аромат увядших мирр... 
Донна Изабелла. О господи! 
Дон Жуан.  И так далее, и так далее. А на заре моей юности, такой короткой, я слышу хриплый лай собак в ночном парке. 
Донна Эльвира.  О господи! 
Донна Клара. О господи! 
Донна Инес.  О господи! 
Дон Жуан.  И это все, что я могу вспомнить. 

Дамы закрывают веерами лица. 

Лепорелло, зажги свечи! 

Лепорелло зажигает свечи. 

Не знаю, отличаюсь ли я от других мужчин. Помнят ли они о ночах, проведенных с женщинами? Мне становится страшно, когда я оглядываюсь на свою жизнь. Мне тогда кажется, что я как пловец - не оставляю следов. А у вас не так? И если юноша меня спросит: "А как это бывает с женщинами?" - я не знаю, что ему ответить, откровенно говоря. Забывается, как вкус еды, как боль, и лишь при повторении я вспоминаю: вот как это бывает, так всегда было... 

Лепорелло зажег свечи. 

Не знаю, дон Бальтасар, вы хотите теперь же открыться или попозже? 
Донна Белиза.  Что он сказал? 
Лопес. (снимает с себя шляпу). Меня зовут Лопес. 
Донна Белиза.  Ты? 
Лопес.  Дон Бальтасар Лопес. 
Дон Жуан.  Если не ошибаюсь, казначей города Толедо и кавалер множества орденов, как видите. Господин Лопес всю свою жизнь брал на себя неблагодарную роль представителя оскорбленных мужей. 
Лопес. Вашим насмешкам, Дон Жуан, пришел конец. 

Слышен глухой стук. 

Дон Жуан.  Тихо там! 

Слышен глухой стук. 

Слово имеет господин Лопес из Толедо. 

Слышен глухой стук. 

Лопес.  Дамы, не пугайтесь! Я знаю, что здесь затеяли! Выслушайте меня! 
Лепорелло.  Хозяин... 
Дон Жуан.  Тише! 
Лепорелло.  Двери заперты... 

Дамы в ужасе кричат. 

Лопес. Выслушайте меня! 

Дамы подбегают к дверям. 

Дон Жуан.  (садится на край стола и наливает вино в свой бокал). Выслушайте его! 

Лопес. Дамы... 
Дон Жуан.  Разрешите мне тем временем выпить. Ужасно пить хочется. (Пьет.) Говорите же, наконец. 
Лопес. Он не покинет этого дома, пока не будет наказан. Я об этом позаботился. Пришел час правосудия. Чаша преступлений переполнилась. 
Дон Жуан.  Мне казалось, давно уж. (Пьет.) И тем не менее ничего не произойдет. В этом вся штука. Разве вчера на кладбище мы не сделали все от нас зависящее, чтобы как следует поизмываться над командором? 
Лепорелло.  Хозяин... 
Дон Жуан.  Разве я не пригласил его на сегодняшнее торжество? 
Донна Эльвира.  Моего мужа? 
Дон Жуан.  Мой бравый слуга видел собственными глазами, как он кивнул своим каменным шлемом, твой муж, как бы говоря, что сегодня у него найдется время. Почему же он не приходит? Уже за полночь. Что же мне еще делать, чтобы ваше небо наконец покарало меня? 

Слышен глухой стук. 

Лопес. Оставайтесь здесь, донна Эльвира! 

Слышен глухой стук. 

Все это неправда, низкий обман и жульничество, он хочет вас одурачить вот и все. Посмотрите сюда - видите эту хитроумную машину под столом? Он хочет напугать вас серой и грохотом, чтобы вы от страха потеряли разум и поверили, что Дон Жуана поглотил ад... Весь этот суд небесный - сплошной спектакль, невиданное кощунство, придуманное, чтобы избежать земной кары. Его план - сотворив легенду, одурачить всю Испанию, чтобы избежать нашего наказания. Вот и все, и весь его план. Сплошной спектакль! 

Дон Жуан смеется. 

Будете отрицать? 
Дон Жуан.  Ни в коем случае! 
Лопес. Дамы, вы слыхали? 
Дон Жуан.  Сплошной спектакль! 
Лопес. Смотрите: в полу крышка, смотрите сюда, дамы, вот эта крышка, убедитесь сами! 

Дон Жуан смеется. 

Сплошной спектакль! 
Дон Жуан.  И ничего более. (Пьет.) Я уже в течение двенадцати лет повторяю: не существует в природе настоящего ада, потустороннего мира, небесного правосудия. Господин Лопес абсолютно прав: сплошной спектакль. 
Лопес. Дамы, вы слыхали? 
Дон Жуан.  Вот здесь. (Встает и подходит к занавесу в глубине сцены, открывает его. Виден памятник командору.) Пожалуйста. 

Дамы вскрикивают. 

Что вы дрожите? 
Голос. Дон Жуан! 
Лепорелло.  Хозяин!.. Хозяин! 
Голос. Дон Жуан! 
Дон Жуан.  Сплошной спектакль. 
Голос. Дон Жуан! 
Лепорелло.  Хозяин! Он руку протянул! 
Дон Жуан.  Вы видите, я его не боюсь, мои дорогие, я пожимаю его каменную руку... (Жмет руку памятнику.) 

Раздается грохот. Дым. Дон Жуан и памятник опускаются в люк, музыканты играют заказанную Дон Жуаном "Аллилуйю". 

Лопес. Все это неправда, дамы, все это неправда! Клянусь вам! Не надо креститься! 

Дамы опускаются на колени и крестятся. 

Бабье! 

Все двери отворяются. В каждой - по стражнику. 

Почему вы ушли с ваших постов? 
Стражник. Где он? 
Лопес. Теперь он добился своего... 

Интермедия 

На просцениуме - Селестина и Лепорелло. 

Селестина Мне надо с ней поговорить наедине. Ты оставайся в коляске. Я тебя знаю. Увидишь монастырский сад, услышишь звон вечернего колокола сразу и размякнешь. Того и гляди сам поверишь, что он в аду. 

Входит монахиня. 

Сестра Эльвира?

Лепорелло уходит. 

Меня совесть замучила, сестра Эльвира, вот я и пришла. Все из-за тогдашнего. Не надо было мне этого делать. Только теперь поняла, что натворила. Вот и мучаюсь, когда вижу, как вы молитесь целыми днями. И все из-за того, что поверили в приход Каменного гостя. Вот уж не думала, что кто-нибудь попадется на эту удочку! Честное слово! А сегодня вся Испания в это верит! Открыто никому и правды не скажешь. Бедняга Лопес! Слыхали о нем? Его изгнали из Испании только за то, что он открыто говорил: вся эта история с Каменным гостем - надувательство. Сестра Эльвира, ведь это я изображала Каменного гостя, не кто иной, как я! Бедный Лопес! Об этом вы уже знаете бедняга повесился в Марокко, после того как подарил все свое состояние испанской церкви. А теперь ему и испанская церковь не верит! Почему так трудно пробиться правде в Испании? Я три часа сюда добиралась, чтобы рассказать вам правду, сестра Эльвира, голую правду. Послушайте меня! Ведь меня последней посвятили в эту дурацкую историю, и теперь мне горько думать, что из-за этою вы ушли в монастырь, сестра Эльвира, только из-за этого. Между нами, сестра Эльвира: он вовсе не в аду. Поверьте мне! Я знаю, где он, но сказать не имею права. Меня подкупили, сестра Эльвира, и заплатили очень прилично. А то на какие бы деньги я наняла его слугу! Сестра Эльвира, говорю вам как женщина женщине: Дон Жуан жив, я видела его собственными глазами. Ни о каком аде и речи нет. Можете молиться сколько хотите. 

Вечерний звон колокола. Монахиня уходит. 

Ничего не поделаешь! 

Входит Лепорелло 

Марш на козлы! У меня нет времени на людей, которые из-за боязни правды ударились в религию. Перекрестись! 
Лепорелло.  Селестина... 
Селестина.  Дон Жуан в аду! 
Лепорелло.  А мое жалованье? Жалованье мое! 
Селестина.  Марш на козлы! 
Лепорелло.  "Voila par sa mort un chacun satisfait: Ciel offense, lois violees, filles seduites, familles deshonorees parentsoutraqes, femmes mises a mal, maries pousses a bout, tout le monde est content. Il n'y a que moi seul de malheureux, qui, apres tant d'annees de service, n'ai point d'autre recompense que de voir a mes yeux limpiete de mon maitre punie par le plus epouyantable chatiment du monde!" 1. 

1 Смерть Дон Жуана всем на руку. Разгневанное небо, попранные закон, соблазненные девушки, опозоренные семьи, оскорбленные родители, погубленные женщины, мужья, доведенные до крайности, - все довольны. Не повезло только мне: прослужив столько лег, я не получил другой награды, кроме возможности увидеть собственными глазами, как нечестивую жизнь моего хозяина постигла самая страшная кара на свете! (франц.) 


АКТ ПЯТЫЙ 

Лоджия. 
На переднем плане стол, накрытый на двоих. Дон Жуан явно кого-то ждет. Вскоре он, потеряв терпение, звонит в колокольчик. Входит слуга. 

Дон Жуан.  Сколько раз надо просить, чтобы меня не отрывали зря от работы и не звали раньше времени к столу! Снова целых полчаса жду! И так дни чересчур коротки. Я знаю, Алонзо, ты тут ни при чем. (Берет в руки книгу.) Где же она? 

Слуга пожимает плечами. 

Спасибо. Хорошо. Я тебе ничего не говорил. 

Слуга уходит. 

(Пробует читать, потом швыряет книгу в угол. Кричит.) Алонзо! Позовешь меня, когда все будет готово. Я у себя в келье! (Собирается уходить.) 

Из сада выходит толстый епископ Кордовы, бывший Отец Диего. В руке у него астра. 

Епископ.  Куда спешите? 
Дон Жуан.  Ах! 
Епископ.  Мы вас ждали в саду. Божественный вечер! Жаль, что сегодня я не могу остаться. Стоя в ваших аркадах над пропастью и любуясь потоком Ронды и астрами, пылающими в последних лучах заходящего солнца, наслаждаясь прохладной голубизной вечерней долины, я всякий раз думаю: у вас под ногами сущий рай! 
Дон Жуан.  Я знаю. 
Епископ.  Уже осень... 
Дон Жуан.  Выпьете вина, Диего? 
Епископ.  С удовольствием. 

Дон Жуан наполняет два бокала вином из графина. 

Я только что говорил: до чего эти мавры, создавшие такие сады, умели услаждать тело! Надо же было обладать таким талантом! Все эти анфилады сквозных дворов, наполненных прохладой и тишиной... Тишиной ни в коем случае не могильной, но пронизанной тайной голубых пространств, исчезающих сквозь изящную резьбу решеток. Мы купаемся в этих тенях и дышим прохладой, просвечиваемой золотыми бликами вечернего солнца на каменных стенах. Как остроумно! Как красиво! И все - для услады нашей кожи! Я не говорю уже о фонтанах. С каким искусством они, эти мавры, заставили природу играть на струнах наших чувств! С каким мастерством наслаждались непостоянством материи! С каким умением заботились об одухотворенности плоти! Какая культура! (Нюхает астру.) Герцогиня сейчас придет. 
Дон Жуан.  Да-да. 
Епископ.  Она себя неважно чувствует. 

Дон Жуан подносит епископу бокал вина. 

Как поживает геометрия? 
Дон Жуан.  Спасибо. 
Епископ.  Меня очень заинтересовало то, что вы мне говорили в прошлый раз. Все, что вы рассказывали об измерениях и о том, что геометрия откроет истину, какую мы и представить себе не можем... Я правильно запомнил? Линия, плоскость, пространство... Но что же будет четвертым измерением? И все же вы теоретически доказали, что оно существует... 

Дон Жуан осушает свой бокал. 

Что с вами, Дон Жуан? 
Дон Жуан.  Со мной? Ничего. С чего вы взяли? Все в порядке. (Наполняет свой бокал.) Пустяки. (Осушает второй бокал.) А что вы имели в виду? 
Епископ.  За ваше здоровье. 
Дон Жуан.  За ваше. (В третий раз наполняет свой бокал.) Каждый день прошу об одном - чтоб меня раньше времени но звали к столу. И ничего не могу поделать. Сначала все было из-за гонга: герцогиня его не слышала, потому что его забивала трескотня кузнечиков. Тогда я заказал другой, который перекрывает шум Ронды. Только подумайте: вся Ронда знает, когда здесь подают обед. Одна герцогиня не знает. Сколько раз я твердил своим слугам, чтобы первой звали к столу герцогиню и только потом меня. Вам смешно! Я знаю, это мелочи, о них и говорить не стоит. Но они-то и превращают мою жизнь в пытку. Что мне делать? Ведь я ее пленник, не забывайте об этом, я не могу уйти из замка. Если меня увидят снаружи - легенде конец, а это значит, что мне вновь придется войти в образ Дон Жуана. (Выпивает третий бокал.) Не будем об этом говорить. 
Епископ.  Дивный херес! 

Дон Жуан молчит, с трудом сдерживая гнев. 

Дивный херес! 
Дон Жуан.  Простите! (Наполняет бокал епископа.) Я вам ничего не говорил. 
Епископ.  За ваше здоровье! 
Дон Жуан.  За ваше. 
Епископ.  Герцогиня - чудесная женщина. (Пьет.) Она счастлива и при этом умна. Она прекрасно знает, что вы, ее муж, вовсе не так уж счастливы, и это единственное, на что она мне жалуется, когда мы остаемся одни. 
Дон Жуан.  Я знаю, она тут ни при чем. 
Епископ.  Но? 
Дон Жуан.  Не будем об этом говорить. 

Епископ пьет. 

Каждый раз, когда я вхожу в эту лоджию, каждый раз - изо дня в день, из года в год - меня охватывает чувство, что я этого не вынесу. Пустяки? Но я действительно этого не вынесу! А когда она наконец является, я делаю вид, что все это и впрямь пустяки. Мы садимся за стол, и я говорю: приятного аппетита. 
Епископ.  Вы ее любите. 
Дон Жуан.  И это тоже. Когда она неделю проводит в Севилье, где она красит волосы, не скажу, что я тоскую... 
Епископ.  Но все же тоскуете? 
Дон Жуан.  Да. 
Епископ.  Плохо, когда мужчина одинок, как сказано в Писании, вот господь и создал ему спутницу жизни. 
Дон Жуан.  Он решил, что тогда все будет в порядке? 

Входит слуга с серебряным подносом. 

Еще рано. 

Слуга уходит. 

Серьезно, я теперь более, чем когда-либо, недоволен творцом, расколовшим нас на мужчин и женщин. Я каждый раз дрожу за столом. Чудовищно, что человек сам по себе еще не целое! И чем сильнее его мечта стать целым, тем более он проклят судьбой, отдавшей его в рабство другому полу. Чем мы это заслужили? А ведь я обязан быть благодарным, я это знаю. Приходится выбирать между смертью и жизнью здесь - в этом замке. И быть благодарным за эту тюрьму, утопающую в райских садах. 
Епископ.  Мой друг! 
Дон Жуан.  Это тюрьма! 
Епископ.  Из сорока четырех комнат! Что же тогда говорить другим, Дон Жуан, у кого совсем маленькие квартиры? 
Дон Жуан.  Я им завидую. 
Епископ.  В чем же? 
Дон Жуан.  Они сходят с ума и не замечают этого... Почему меня не пустили в монастырь? 
Епископ.  Не всем суждено жить в монастыре! 
Дон Жуан.  Плодитесь и размножайтесь! 
Епископ.  Так сказано в Писании. 
Дон Жуан.  Вы знаете, никакие проклятия, ни одна шпага в мире не могли заставить меня дрожать! Но вот она - женщина, которая меня любит, - ежедневно доводит меня до этого. Как ей удается? Я только вижу, что не в силах высмеивать то, что достойно осмеяния, что я мирюсь с тем, с чем нельзя мириться. Пусть она женщина. Пусть она лучше любой другой женщины в мире, но все же она женщина, а я мужчина. И тут уже ничего не поделаешь, ваше преосвященство, тем более - доброй волей. Начинается борьба благородства кто раньше пристыдит другого великодушием. Посмотрели бы вы на нас, когда мы одни! Ни одного громкого слова! Сплошная идиллия. Правда, был такой случай однажды в стену полетел стакан. Но больше этого не повторится. Мы довели дело до чудовищного благородства. Один страдает оттого, что другой не вполне счастлив. Что еще нужно для полного совершенства? Не хватает одного - чтобы мой пол накинул на меня последнюю петлю... 
Епископ.  А именно? 
Дон Жуан.  Сделал меня отцом. Что мне тогда останется? Не могу же я ее винить! Как всегда, будем садиться за стол и говорить друг другу - приятного аппетита! 

Входит Миранда, герцогиня Рондская. 

Миранда.  Я не помешала вам? 
Епископ.  Ну что вы, дорогая Миранда! Мы только что говорили о сошествии Дон Жуана в ад. (Дон Жуану.) Вы видели эту постановку в Севилье? (Миранде.) Они это показывают в театре. 
Миранда.  Постановка, вы сказали? 
Епископ.  Пьеса называется "Севильский озорник, или Каменный гость". Мне недавно пришлось ее посмотреть, потому что считается, что ее написал наш приор - Габриэль Тельес. 
Миранда.  Вам понравилось? 
Епископ.  Придумано довольно остроумно: Дон Жуана действительно поглощает ад, и публика испытывает ужас и сострадание. Вам обязательно надо посмотреть этот спектакль, Дон Жуан. 
Дон Жуан.  Посмотреть, как меня поглощает ад? 
Епископ.  А что еще остается театру? Показать правду - невозможно, ее можно только выдумать. Представим себе публику, которая увидела бы подлинного Дон Жуана - здесь, в его осенней лоджии, в Ронде! Дамы на обратном пути стали бы ликовать. "Вот видишь!" - говорили бы они своим мужьям. А мужья злорадно бы потирали руки - Дон Жуан под сапогом! Ведь необычайное нередко чрезвычайно смахивает на обычное. А где, закричали бы мои секретари, где же наказание? Таких недоразумений было бы множество. Какой-нибудь молодой фат, изображающий пессимиста, непременно бы стал разъяснять: "Брак - это сущий ад!" Не оберешься пошлостей! Было бы ужасно, если бы публике показали на сцене правду! (Протягивая руку.) Прощайте, герцогиня Рондская! 
Миранда.  Вам действительно надо уходить? 
Епископ.  Надо. (Протягивая руку Дон Жуану.) Прощайте, Севильский озорник! 
Дон Жуан.  Ее напечатают? 
Епископ.  Полагаю. Людям безумно нравится видеть человека, которому на сцене позволено делать все то, о чем они только мечтают, и которому в конце концов приходится за это поплатиться. 
Миранда. А меня в этой пьесе нет, Диего? 
Епископ.  Нет. 
Миранда.  Слава богу! 
Епископ.  Меня в ней тоже нет. Слава богу, а то пришлось бы запретить эту пьесу, а театру она нужна позарез. Впрочем, я сомневаюсь, действительно ли ее написал Тирсо де Молина. Уж слишком все набожно в ней, да и стилистически она ниже уровня его прочих пьес. Но как бы то ни было... 
(Кладет на стол астру.) Благослови господь вашу трапезу. (Уходит в сопровождении Дон Жуана.) 

Миранда одна. Видно, что ей нездоровится. Она находит на полу книгу. Дон Жуан возвращается. 

Миранда. Что случилось с книгой? 
Дон Жуан.  Да так... 
Миранда.  Это ты зашвырнул ее в угол? 
Дон Жуан.  Что это за книга? 
Миранда.  Ты только что спрашивал, напечатают ли ее. Вот смотри: "Севильский озорник, или Каменный гость". 
Дон Жуан.  Значит, он нам ее подарил. 
Миранда  А зачем ты швырнул ее в угол? 

Дон Жуан поправляет кресло. 

Нам не пора обедать? (Садится.) Ты чем-нибудь недоволен? 

Дон Жуан садится. 

Ты несправедлив ко мне, Жуан. 
Дон Жуан.  Конечно, дорогая, конечно. 
Миранда.  Мне действительно надо было прилечь на минуту. 
Дон Жуан.  Выпьешь вина? 
Миранда.  Нет, спасибо. 
Дон Жуан.  Что так? 
Миранда.  У меня голова закружилась... Мне кажется, Жуан, у нас будет ребенок. 
Дон Жуан.  Ребенок... 

Входит слуга. 

Дождались наконец. 

Слуга уходит. 

Миранда  Только не говори, что ты этому рад, Жуан. Но когда я увижу, что ты действительно рад, я буду счастлива. 

Входит слуга с серебряным подносом и накрывает на стол. 

Дон Жуан.  Приятного аппетита. 
Миранда.  Приятного аппетита. 

Молча едят. 

Занавес медленно опускается.