1 2 3 
   
Адвокат. Похоже на эту дверь! Закрывая ее, я открываю путь наружу для тебя, Агнес! (Удаляется и закрывает за собой дверь.)
   
* * *
   
Дочь. Итак?
   
Декорация меняется. Кровать под балдахином превращается в палатку; железная печка остается; задник поднимается; на переднем плане справа видны выжженные горы, покрытые красным вереском и черно-белыми пнями после лесного пожара; красные свинарники и сараи. Внизу — открытая площадка для занятий лечебной гимнастикой, где люди тренируются на снарядах, напоминающих пыточные инструменты. Следа на переднем плане — часть открытого сарая, пристроенного к карантинному бараку, с печами, котлами и трубами.
   
Средний план — пролив. На заднем плане — живописный берег с лиственными деревьями, украшенными флагами причалами, у которых пришвартованы белые яхты» на некоторых из них подняты паруса. Сквозь зеленые кроны виднеются маленькие итальянские виллы, павильоны, киоски, мраморные статуи.
   
По берегу идет Начальник карантина, выряженный мавром.
   
Офицер (подходам и пожимает руку). Гляди- ка, Урдстрем! Как тебя сюда занесло?
   
Начальник карантина. Да, вот он я!
   
Офицер. Это Бухта Красоты?
   
Начальник карантина. Нет, Бухта Красоты напротив, а это Пролив Стыда!
   
Офицер. Значит, мы заблудились!
   
Начальник карантина. Мы? Ты меня не представишь?
   
Офицер. Нельзя! (Понизив голос.) Ведь это дочь самого Индры!
   
Начальник карантина. Индры? Я думал, самого Варуны!.. Ну а тебя не удивляет мое черное лицо?
   
Офицер. Сын мой, мне уже пятьдесят, в таком возрасте больше ничему не удивляются! Я сразу же предположил, что ты вечером идешь на маскарад!
   
Начальник карантина. Совершенно верно! Надеюсь, вы присоединитесь?
   
Офицер. Непременно... ибо... местечко это... малопривлекательное!.. Что за люди здесь обитают?
   
Начальник карантина. Здесь живут больные, а по другую сторону здоровые!
   
Офицер. Так здесь, стало быть, только бедняки?
   
Начальник карантина. О нет, дитя мое, богачи! Посмотри на того, что лежит на деревянной кобыле! Он съел столько гусиной печенки с трюфелями и выпил столько бургундского, что у него расслоились ступни!
   
Офицер. Расслоились?
   
Начальник карантина. Косослойные ступни!.. А тот, на гильотине, — он пил столько «Хеннесси», что ему приходится утюжить позвоночник!
   
Офицер. Куда ни кинь, всюду клин!
   
Начальник карантина. Впрочем, всем, кто живет на этой стороне, есть что скрывать! Посмотри, например, на вон того!
   
На сцену вкатывают.старого франта в инвалидной коляске, его сопровождает худая, уродливая кокетка шестидесяти лет, одетая по последней моде, со своим ухажером, сорокалетним "другом".
   
Офицер. Это же майор! Наш школьный товарищ!
   
Начальник карантина. Дон Жуан! Поверишь, он по-прежнему влюблен в это привидение, что идет рядом. Не замечает, что она постарела, что она уродлива, вероломна и жестока!
   
Офицер. Вот это любовь! Никогда бы не подумал, что этот ветреник способен так глубоко и серьезно любить!
   
Начальник карантина Ничего себе шиворот!
   
Офицер. Я сам любил Викторию.» да что там, я до сих пор хожу по коридору, поджидая ее...
   
Начальник карантина Так это ты ходишь, по коридору?
   
Офицер. Я!
   
Начальник карантина. Ну а дверь-то уже открыли?
   
Офицер. Нет, все еще судимся... Расклейщик афиш, конечно же, на рыбалке с сачком, так что свидетельские показания задерживаются... а в это время стекольщик вставил стекла в замке, который вырос на под-этажа... Удачный год нынче выдался... жаркий и влажный!»
   
Начальник карантина. Но уж такой жары, как у меня, у вас все же не было!
   
Офицер. Какая температура у тебя в печах?
   
Начальник карантина. При дезинфекции по подозрению в холере — шестьдесят градусов.
   
Офицер. А что, опять холера разгулялась?
   
Начальник карантина. Ты разве не знаешь?
   
Офицер. Разумеется, знаю, но я так часто забываю то, что знаю!
   
Начальник карантина Частенько я мечтаю обладать способностью забывать, в первую очередь самого себя; поэтому и люблю маскарады, переодевания и домашние спектакли.
   
Офицер. Как же ты жил?
   
Начальник карантина. Поведай я об этом, скажут, будто я хвастаю, промолчи — назовут лицемером!
   
Офицер. Поэтому ты и чернишь себе лицо?
   
Начальник карантина. Да! Чуть чернее, чем я есть на самом деле!
   
Офицер. Кто это идет?
   
Начальник карантина. А, это поэт! Идет принимать грязевую ванну!
   
Появляется Поэт, с возведенными к небу глазами и ведром грязи в руках.
   
Офицер. Господи, ему бы солнечную ванну, воздушную ванну!
   
Начальник карантина. Нет, он все время витает в высших сферах, поэтому скучает по грязи... от грязи кожа становится дубленой, как у свиней. После чего он не чувствует укуса слепней!
   
Офицер. Удивительный мир противоречий!
   
Поэт (а экстазе). Из глины сотворил бог Птах человека на гончарном круге, на токарном станке (скептически) или черт знает на чем!.. (В экстазе.) Из глины творит скульптор свои более или менее бессмертные шедевры (скептически), чаще всего дрянь! (В экстазе.) Из глины создают зги столь нужные для кладовок сосуды, под общим названием горшки, тарелки (скептически) — впрочем, мне все равно, как они называются! (В экстазе.) Это глина! Жидкая глина называется грязь. C'est mоn affaire! [1](Кричит.) Лина!
   
Входит Лина с ведром.
   
Поэт. Лина, покажись фрекен Агнес! Она знала тебя десять лет назад, когда ты была молодой, веселой и, скажем так красивой девушкой... Посмотри, как она теперь выглядит! Пятеро детей, вечные заботы, крики, голод, побои! Погляди, как истаяла красота, как исчезла радость в процессе исполнения обязанностей, которые должны были бы подарить внутреннее удовлетворение, придающее гармонию чертам лица и тихий жар очам...
   
Начальник карантина (закрывает ему рот рукой). Молчи, молчи!
   
Поэт. Вот так все говорят! А когда я молчу, они приказывают: говори! Нет сладу с людьми!
   
* * *
   
Дочь (подходит к Лине). Излей свои жалобы!
   
Лина. Нет, я не смею, только хуже будет!
   
Дочь. Кто так жесток?
   
Лина. Я не смею сказать, потому что меня побьют!
   
Поэт. Вот как бывает! Но я скажу, даже если Мавр выбьет мне зубы!.. Я скажу, что порой царит несправедливость... Агнес, дочь бога! Ты слышишь музыку и танцы там, на пригорке? Прекрасно!.. Сестра Лины вернулась из города, где она сбилась с пути, ты понимаешь... Сейчас забивают откормленного теленка, а Лине, которая оставалась дома, приходится таскать ведро и кормить свиней!..
   
Дочь. В доме радость, ибо заблудшая душа сошла с дурного пути, а не только потому, что она вернулась домой! Учти это!
   
Поэт. Но тогда устраивайте балы с ужином каждый вечер в честь безупречной труженицы, никогда не сбивавшейся с пути, давайте!.. Но нет, вместо этого Лине в свободное время надо ходить в молельный дом и выслушивать попреки в том, что она несовершенна! Это справедливо?
   
Дочь. На ваши вопросы так трудно отвечать, ибо... столь много непредусмотренных случаев...
   
Поэт. Это понял и халиф Гарун-аль-Рашид Справедливый! Неподвижно восседая на троне, он не глядел вниз, не видел, каково там живется! Но наконец до его высочайших ушей долетели жалобы. И тогда в один прекрасный день он сошел с трона и, переодевшись, незаметно смешался с толпой, дабы посмотреть, как обстоят дела со справедливостью.
   
Дочь. Я надеюсь, вы не считаете меня Гаруном Справедливым?
   
Офицер. Давайте поговорим о чем-нибудь другом!.. А вот и гости плывут!
   
Слева в проливе появляется белый парусник, нос которого украшен головой дракона, с голубым шелковым парусом на золотой рее и розовато-красным вымпелом на позолоченной мачте. У руля сидят, обняв друг друга за талию, Он и Она.
   
Посмотрите, какое полное счастье, какое безграничное блаженство, торжество юной любви!
   
Он (вставая во весь рост, поет).
   
Пою тебе, залив прекрасный, где юности годы цвели и первые сны розами были полны, я вновь пред тобой, одиночества дни миновали! Бухты и рощи, небо и море, привет ей пошлите! Любовь моя, невеста моя! Солнце мое и жизнь!
   
На причалах Бухты Красоты салютуют флагами, из вилл и с берега машут белыми платочками, над проливом звенят аккорды арф и скрипок.
   
Поэт, Глядите, какой свет они излучают! Послушайте, как звенит море! Эрос!
   
Офицер. Это Виктория!
   
Начальник карантина. И что дальше?
   
Офицер. Это его Виктория, у меня моя! И мою никому увидеть не дано!.. Подними карантинный флаг, а я выберу сеть!
   
Начальник карантина машет желтым флагом.
   
(Выбирает канат, так что лодка поворачивает к Проливу Стыда.) Эй, там!
   
Он и Она, только сейчас заметив жуткий пейзаж, в ужасе.
   
Начальник карантина. Да уж! Нелегко! Но сюда обязаны заворачивать все, все, приезжающие из зараженных областей!
   
Поэт. Как вы можете говорить такое, делать такое, видя двух любящих людей! Не трогайте их! Не касайтесь любви; это государственное преступление!.. Горе нам! Все прекрасное втаптывают в землю, в грязь!
   
Он и Она сходят на.берег, печальные и пристыженные.
   
Он. Горе нам! Что мы сделали?
   
Начальник карантина. Не обязательно что- то делать, чтобы попасть в мелкие неприятности, уготованные жизнью!
   
Она. Как скоротечны радость и счастье!
   
Он. Сколько нам придется здесь задержаться?
   
Начальник карантина. Сорок дней и ночей!
   
Она. Лучше утопиться в море!
   
Он. Жить здесь, среди выжженных гор и свинарников?
   
Поэт. Любовь побеждает все, даже серный дым и карболку!
   
Начальник карантина (зажигает печь; из нее поднимаются синие серные пары).Я зажигаю серу! Пожалуйте, входите!
   
Она. О! Мое синее платье потеряет свой цвет!
   
Начальник карантина. И станет белым! И твои красные розы тоже побелеют!
   
Он. И твои щеки! За сорок дней!
   
Она (Офицеру). Тебе это доставит радость!
   
Офицер. Вовсе нет!.. Твое счастье, правда, стало источником моих мук, но... это ничего — я теперь получил докторскую степень, работаю домашним учителем там, напротив... хо-хо, да-да, а осенью получу место в школе... буду учить с мальчиками уроки, те же самые уроки, что учил все свое детство, всю свою юность, и теперь буду учить, те же уроки, всю свою взрослую жизнь и под конец всю старость, те же уроки: сколько будет дважды два? Сколько двоек без остатка в четырех?.. И так до пенсии, когда время будет тянуться в ожидании обеда и ужина, в ожидании газет,— пока меня наконец не свезут в крематорий и не сожгут...
   
У вас здесь случайно нет пенсионеров? Это почти столь же ужасно, как дважды два четыре: начинать учиться, уже получив докторскую степень, задавать одни и те же вопросы до самой смерти... (Мимо идет, заложив руки за спину, пожилой господин.) Посмотрите, вот идет пенсионер, он проводит жизнь в ожидании смерти; наверное, капитан, не дослужившийся до майора, или нотариус, не ставший асессором, — много званых, но мало избранных... Он ждет завтрака...
   
Пенсионер. Не завтрака, а газеты! Утренней газеты!
   
Офицер. А ему всего пятьдесят четыре года; он еще двадцать пять лет может так ходить, ожидая завтрака и газеты... Разве это не ужасно?
   
Пенсионер. Что — не ужасно? Что, что, что?
   
Офицер. Да пусть ответит тот, кто может!.. А я буду зубрить с мальчиками дважды два четыре! Сколько двоек без остатка в четырех? (В отчаянии хватается за голову.) А Виктория, которую я любил и потому желал ей самого большого счастья на земле... Теперь она счастлива, счастлива как умеет,* а я страдаю... страдаю, страдаю!
   
* * *
   
Она. Неужели ты полагаешь, будто я могу быть счастливой, видя твои страдания? Как ты смеешь так думать? Быть может, то, что я проведу здесь сорок дней и ночей, утишит твою боль? Признайся, утишит?
   
Офицер. И да и нет! Я не могу наслаждаться, когда ты страдаешь! О!
   
Он. А ты думаешь, мое счастье может быть построено на твоих мучениях?
   
Офицер. Жалко нас — всех! О!
   
Все (простирая руки к небу и издавая крик боли, напоминающий диссонирующий аккорд). О!
   
Дочь. Вечный, услышь их! Жизнь жестока! Жалко людей!
   
Все (как раньше). О!
   
* * *
   
На сцене на миг полное затемнение, в течение которого все присутствующие исчезают или меняют места. Когда зажигается свет, на заднем плане виден берег Пролива Стыда, но теперь он в тени. Пролив посредине, а на переднем плане Бухта Красоты, оба ярко освещены. Справа — угол курзала, с открытым окном, внутри — танцующие пары. На пустом ларе снаружи стоят, обняв друг друга за талию, три горничные и смотрят на танцы. На крыльце дома — скамейка, на которой сидит Дурнушка Эдит, с непокрытой головой, грустная, с взлохмаченными волосами. Перед ней — раскрытое пианино.
   
Слева — желтый деревянный дом.
   
Возле него двое ребятишек в летних костюмчиках играют в мяч. На заднике на переднем плане виднеется причал с белыми лодками и флаги на флагштоках. В проливе виден белый военный корабль с амбразурами по борту.
   
Но ландшафт в зимних покровах, на голых деревьях и на земле лежит снег.
   
Входят Дочь и Офицер.
   
Дочь. Время вакаций, здесь царят мир и покой! Работа замерла; каждый день праздник; люди в нарядных одеждах; уже с утра музыка и танцы. (К горничным.) Почему вы, дети, не идете танцевать?
   
Горничная. Мы?
   
Офицер. Они же слуги!
   
Дочь. Верно!.. Но почему Эдит не танцует?
   
Эдит закрывает лицо руками.
   
Офицер. Не спрашивай ее! Она сидит здесь уже три часа, и ее никто ни разу не пригласил... (Входит в желтый домик слева.)
   
Дочь. Какое жестокое развлечение!
   
* * *
   
Мать (выходит; шея открыта, подходит к Эдит). Почему ты не заходишь внутрь, как я тебе велела?
   
Эдит. Потому... что не могу предлагать себя. Я знаю, что некрасива, поэтому никто и не хочет танцевать со мной, но я не желаю, чтобы мне об этом напоминали! (Начинает играть на пианино Toccata con Fuga nr. 10 Себастьяна Баха.)
   
Из зала слышатся звуки вальса, сначала тихо, потом все громче, словно борясь с «Токкатой» Баха. Однако Эдит выходит победительницей и заставляет их замолкнуть. В дверях появляются гости с бала, они слушают ее игру; все находящиеся на сцене с благоговением слушают музыку.
   
Лейтенант (обнимает Алис, одну из девушек, приглашенных на бал, за талию и ведет к причалу). Идем, быстрее!
   
Эдит перестает играть, встает и с отчаянием смотрит на них. Она словно окаменела.
   
* * *
   
Стена желтого домика поднимается. Видны три школьные скамейки, на них сидят мальчики; среди них Офицер, чем- то взволнованный и озабоченный. Перед мальчиками стоит Учитель в очках, в руках у него мел и плетка.
   
Учитель (Офицерy). Ну, мой мальчик, так сколько будет дважды два?
   
Офицер продолжает сидеть; мучительно роется в памяти, не находя ответа.
   
Ты должен встать, когда тебя спрашивают.
   
Офицер (встает, страдальчески). Дважды... два... Сейчас!.. Эта будет два два!
   
Учитель. Вот как! Значит, ты не выучил урок!
   
Офицер (пристыженно). Я учил, но... Я знаю, сколько это будет, только сказать не могу...
   
Учитель. Хочешь выкрутиться! Знаешь, но не можешь сказать. Может, я тебе помогу! (Дергает Офицера за волосы.)
   
Офицер. О, это ужасно, ужасно!
   
Учитель. Да, ужасно, что у такого большого мальчика нет никакого честолюбия...
   
Офицер (страдальчески). Большого... Да, я большой, гораздо больше их всех; я взрослый человек, я закончил школу (словно очнувшись ото сна), я получил докторскую степень... Почему я сижу здесь? Разве мне не присудили докторскую степень?
   
Учитель. Конечно присудили, но, видишь ли, ты должен сидеть здесь, пока не созреешь. Ты должен созреть... Ведь правильно?
   
Офицер (кладет руку на лоб). Правильно, нужно созреть... Дважды два... будет два, я докажу это методом аналогии, наивысшим из всех методов доказательств! Слушайте! Одиножды один будет один, следовательно, дважды два — два! Ибо то, что действительно в одном случае, действительно и в другом!
   
Учитель. Доказательство полностью соответствует законам логики, но ответ неверен!
   
Офицер. То, что соответствует законам логики, не может быть неверным! Давай попробуем! В единице одна единица, значит, в двойке две двойки!
   
Учитель. Совершенно правильно, согласно доказательству по аналогии. Но сколько тогда будет одиножды три?
   
Офицер. Три!
   
Учитель. Следовательно, дважды три тоже три!
   
Офицер (задумчиво). Нет, это не может быть верна., не может... или же... (Садится в отчаянии.) Нет, я еще не созрел!
   
Учитель. Да, ты еще далеко не созрел...
   
Офицер. Но сколько мне придется здесь сидеть?
   
Учитель. Сколько сидеть здесь? Ты думаешь, что время и пространство существуют?.. Предположим, время существует, в таком случае ты мог бы сказать, что такое время! Что такое время?
   
Офицер. Время... (Думает.) Сказать не могу, но знаю, что это такое: ergo[2] я могу знать, сколько будет дважды два, не будучи способным это сказать. А господин учитель может сказать, что есть время?
   
Учитель. Разумеется, могу!
   
Мальчики (хором). Так скажите!
   
Учитель. Время?.. Дайте-ка подумать! (Застывает на месте, приложив палец к носу.) Пока мы говорим, время бежит. Следовательно, время есть нечто, что бежит, пока я говорю!
   
Мальчик (встает). Вы говорите, и, пока вы говорите, я убегаю, значит, я — время! (Убегает.)
   
Учитель. Это совершенно правильно по законам логики!
   
Офицер. В таком случае законы логики безумны, потому что убежавший Нильс не может быть временем!
   
Учитель. Это тоже совершенно правильно по законам логики, хотя и безумно.
   
Офицер. Значит, логика безумна!
   
Учитель. Действительно, создается такое впечатление! Но если логика безумна, то и весь мир безумен... и тогда пусть сам черт учит вас здесь безумствам!.. Если кто из вас поднесет мне стопочку, мы пойдем купаться!
   
Офицер.. Это posterns primus[3], или перевернутый мир, ибо обычно сначала купаются, а потом допивают! Старый дурак!
   
Учитель. Не будьте так высокомерны, доктор!
   
Офицер. Офицер, с вашего разрешения! Я офицер, и я не понимаю, зачем я сижу здесь среди школьников и выслушиваю брань...
   
Учитель (поднимает палец). Мы должны созревать!
   
* * *
   
Начальник карантина (еждит). Карантин начинается!
   
Офицер. Это ты! Представляешь, вот этот заставляет меня сидеть на школьной скамье, хотя я уже доктор!
   
Начальник карантина. А почему же ты не уходишь?
   
Офицер. Кто бы знал!.. Уйти? Это не так легко!
   
Учитель. Да уж я думаю! Попробуй!
   
Офицер (Начальнику карантина). Спаси меня! Спаси меня от его взгляда!
   
Начальник карантина. Пошли!.. Идем танцевать... Надо танцевать, пока не разразилась чума! Надо!
   
Офицер. А бриг тогда уйдет? Начальник карантина. Сперва уйдет бриг!.. Слез, конечно, не оберешься!
   
Офицер. Вечно слезы: когда он приходит и когда уходит! Пошли!
   
Они выходят. Учитель молча продолжает урок.
   
Горничные, стоявшие у окна танцевального зала, опечаленные, направляются к причалу. Эдит, застывшая у пианино, идет следом.
   
Дочь (Офицеру). Неужели в этом раю нет ни одного счастливого человека? . Офицер. Есть, вон те молодожены! Послушай их!
   
* * *
   
Входят Молодожены.
   
Муж (Жене). Блаженство мое так безгранично, что мне хочется умереть... Жена. Почему умереть?
   
Муж. Потому что в счастье зреет зерно несчастья; оно пожирает само себя, как пламя... которое не может гореть вечно, оно гаснет, и это предчувствие конца убивает блаженство в его расцвете. Жена. Давай умрем вместе, прямо сейчас! Муж. Умрем? Ну что ж! Ибо я страшусь счастья! Счастья-обманщика!
   
Входят в море.
   
* * *
   
Дочь (Офицеру). Жизнь жестока! Жалко людей! Офицер. Тогда взгляни на того, кто идет сюда! Ему завидуют больше всех смертных в этих местах!
   
Вводят Слепца.
   
Он владеет всей этой сотней итальянских вилл; он владеет всеми этими заливами, бухтами, побережьями, лесами, рыбой в воде, птицами в небе и дичью в лесу. Эти тысячи людей — его дачники, и солнце встает над его морем и опускается на его земли...
   
Дочь. И что, он тоже ропщет?
   
Офицер. Да, и не без оснований, ибо он не видит!
   
Начальник карантина. Он слеп!..
   
Дочь. Тот, кому больше всех завидуют!
   
Офицер. Он пришел проводить бриг, на борту стоит его сын!
   
* * *
   
Слепец. Я не вижу, зато слышу! Слышу, как скребут по донному илу якорные когти, словно выдирают из рыбы крючок вместе с сердцем!.. Мой сын, единственное мое дитя, отправляется в чужие страны, уходит в морские просторы; я могу лишь мысленно следовать за ним... вот я слышу, как скрипят цепи... и... что-то хлопает и бьется, точно белье на веревке... может, мокрые носовые платки... я слышу всхлипы и сморкания, словно люди плачут.» то ли волны плещутся о корабль, то ли девушки на берегу... покинутые... безутешные... Однажды я спросил ребенка, почему море соленое, и ребенок, у которого отец был в дальнем рейсе, ответил не задумываясь: море соленое потому, что моряки много плачут. А почему же моряки много плачут?.. Да потому, ответил малыш, что им все время приходится уезжать... И поэтому они всегда сушат свои платки на мачтах!.. Почему человек плачет, когда ему грустно? — спросил я дальше... Потому, ответил он, что глаза надо иногда промывать, чтобы они яснее видели!..
   
Бриг, подняв паруса, скользит прочь; девушки на берегу то машут платочками, то прикладывают их к глазам. На фок-мачте взмывает сигнальный флажок, означающий «да», красный кружок на белом фоне! Алис ликующе машет в ответ.
   
Дочь (Офицеру). Что означает этот флажок?
   
Офицер. Он означает «да». Это «да» лейтенанта, красное, точно написанное кровью сердца на полотне неба]
   
Дочь. А как выглядит <нет>?
   
Офицер. Оно синее, как поганая кровь в синих жилах... но посмотри, как ликует Алис!
   
Дочь. И как плачет Эдит!..
   
Слепец. Встречи и расставания! Расставания и встречи! Это и есть жизнь! Я встретил его мать! А она меня покинула! У меня остался сын; теперь и он покинул меня!
   
Дочь. Он вернется!..
   
Слепец. Кто это со мной говорит? Я уже слышал когда-то этот голос, в своих снах, в юности, в начале летних вакаций, в медовый месяц, в ту минуту, когда родился наш сын; каждый раз, когда жизнь мне улыбалась, я слышал этот голос, он похож на шелест южного ветра, на небесный аккорд арф, мне кажется, так возвестили ангелы радостную весть в рождественскую ночь.
   
* * *
   
Появляется Адвокат, подходит к Слепцу и что-то шепчет.
   
Слепец. Вот как!
   
Адвокат. Да, именно так! (Подходит к Дочери.) Теперь ты почти все видела, но не испытала самого ужасного.
   
Дочь. Что бы это могло быть?
   
Адвокат. Повторение... Повторы!.. Возвращение! Повторный урок!.. Идем!
   
Дочь. Куда?
   
Адвокат. К твоим обязанностям!
   
Дочь. Что это такое?
   
Адвокат. Все то, чего ты так страшишься! Все, чего ты не хочешь, но должна делать! Уступать, жертвовать собой, выносить лишения, отказывать себе... все неприятное, отвратительное, мучительное...
   
Дочь. Неужели не существует приятных обязанностей?
   
Адвокат. Они становятся приятными, когда выполнены...
   
Дочь. Когда их больше нет-. Значит, обязанность — это все, что неприятно! А что же тогда приятное?
   
Адвокат. Приятное — это грех.
   
Дочь. Грех?
   
Адвокат. Который должен быть наказан! Наследующий день после приятно проведенного дня и вечера я испытываю адские муки и угрызения совести.
   
Дочь. Как странно!
   
Адвокат. Да, я просыпаюсь утром с головной болью; и тут начинается повторение, но повторение извращенное. Все, что вчера было прекрасным, приятным, остроумным, сегодня утром представляется уродливым, отвратительным, глупым. Удовольствие словно бы гниет, а радость выветривается. То, что люди зовут успехом, становится всегда поводом для неудачи. Успехи, достигнутые мной в жизни, погубили меня. Дело в том, что люди питают инстинктивное отвращение к благополучию других; им кажется, что судьба поступает несправедливо, оказывая предпочтение одному, поэтому они стремятся восстановить равновесие, рассыпая на пути камни. Обладать талантом смертельно опасно, ибо ничего не стоит умереть с голоду!.. Однако возвращайся к своим обязанностям, или я подам на тебя в суд, и мы пройдем все три инстанции: первую, вторую, третью!
   
Дочь. Вернуться? К железной печке с кастрюлей капусты, к детской одежонке...
   
Адвокат. Да, да! Сегодня у нас большая стирка, предстоит выстирать все носовые платки...
   
Дочь. О, неужели мне придется все начинать сначала?
   
Адвокат. Вся жизнь — сплошная цепь повторений... Посмотри на того учителя... Вчера он получил докторскую степень, лавровый венок, ему салютовали из пушек, он взошел на Парнас попал в монаршьи объятия... а сегодня вновь начинает со школьного класса, спрашивает, сколько будет дважды два, и так будет продолжаться до смерти... Однако возвращайся домой!
   
Дочь. Лучше умереть!
   
Адвокат. Умереть? Нельзя! Ибо, во-первых, это позорно, настолько, что труп подвергается осквернению, а потом.., человек теряет вечный покой! ...Это смертный грех!
   
Дочь. Нелегко быть человеком!
   
* * *
   
Все. Прекрасно!
   
* * *
   
Дочь. Я не вернусь к вам в грязь и унижение!.. Я хочу туда, откуда спустилась, но... сперва нужно открыть дверь и узнать тайну... Я хочу, чтобы открыли дверь!
   
Адвокат. Тогда тебе придется вернуться в прежнюю колею, пройти весь путь назад и пережить заново весь кошмарный процесс повторения, воссоздания, перепевы, повторы...
   
Дочь. Да будет так, но сначала я удалюсь одна в пустынный край, дабы обрести себя! До встречи! (Поэту.) Иди за мной!
   
Издалека, от задника, слышны жалобные стоны: «О горе! О горе! О. горе!»
   
Что это?
   
Адвокат. Горемыки из Пролива Стыда!
   
Дочь. Почему сегодня их стенанья сильнее обычного?
   
Адвокат. Потому что здесь светит солнце, потому что здесь музыка, здесь танцы, здесь молодость! И это усиливает их страдания.
   
Дочь. Мы должны освободить их!
   
Адвокат. Попробуй! Однажды явился один освободитель, но его распяли на кресте!
   
Дочь. Кто?
   
Адвокат: Праведники!
   
Дочь. Кто они такие?
   
Адвокат. Ты не знаешь, кто такие праведники? Тебе непременно надо их узнать!
   
Дочь. Это те, кто отказал тебе в докторской степени?
   
Адвокат. Да!
   
Дочь. Тогда я знаю, кто они!
   
* * *
   
Берег Средиземного моря. Слева на переднем плане — белая стена, из-за которой виднеется апельсиновое дерево с висящими на нем плодами. Вдали — вилла и казино с террасой. Справа — гора угля, возле которой стоят две тачки. Справа на заднем плане виден кусочек синего моря. Два Отвозчика угля, обнаженные по пояс, с черными лицами, руками и телами, сидят в полном отчаянии на своих тачках.
   
Дочь и Адвокат на заднем плане.
   
Дочь. Это рай!
   
1-й Отвозчик. Это ад!
   
2-й Отвозчик. Сорок восемь градусов в тени!
   
1-й Отвозчик. Искупаемся в море?
   
2-й Отвозчик. Полиция явится! Здесь нельзя купаться!
   
1-й Отвозчик. А апельсин сорвать можно?
   
2-й Отвозчик. Нельзя, полиция явится.
   
1-й Отвозчик. Но я не в силах работать в такую жару: брошу все и уйду.
   
2-й Отвозчик. Явится полиция и заберет тебя!.. (Пауза.) К тому же останешься голодным...
   
1-й Отвозчик. Голодным? Мы работаем больше всех, а едим меньше всех; а богачи, которые ничего не делают, имеют все!.. По-моему, я не погрешу против истины, если скажу, что это несправедливо... А как считает дочь божья?
   
Дочь. У меня нет слов!.. Но скажи мне, что ты натворил, — почему ты так черен и доля твоя так тяжела?
   
1-й Отвозчик. Натворил? Мы родились у бедных и не слишком хороших родителей... Которые, возможно, пару раз были наказаны!
   
Дочь. Наказаны?
   
1-й Отвозчик. Да. Ненаказанные сидят там, в казино, и уплетают обед из восьми блюд с вином.
   
Дочь (Адвокату). Неужели это правда?
   
Адвокат. В основном правда!..
   
Дочь. Ты хочешь сказать, что каждый человек хоть однажды заслужил тюрьму?
   
Адвокат. Да!
   
Дочь. И ты тоже?
   
Адвокат. Да!
   
* * *
   
Дочь. Это правда, что беднягам запрещено купаться здесь?
   
Адвокат. Да, даже в одежде! Лишь тот, кто задумает утопиться, избегает штрафа. А в полицейском участке им, верно, грозит взбучка!
   
Дочь. Разве они не могут отойти подальше и искупаться за городской чертой?
   
Адвокат. Здесь нет городской черты, все огорожено!
   
Дочь. Я хотела сказать, на вольной природе!
   
Адвокат. Здесь нет вольной природы, все занято!
   
Дочь. А море, морской простор...
   
Адвокат. Все! Ты не имеешь права выйти в море или сойти на берег без того, чтобы тебя не занесли в книгу и не получили с тебя платы. Замечательно!
   
Дочь. Это не рай!
   
Адвокат. Далеко не рай, будь уверена!
   
Дочь. Почему люди ничего не делают, чтобы улучшить свое положение?..
   
Адвокат. Делают, а как же, но все улучшатели кончают тюрьмой или сумасшедшим домом... Дочь. Кто сажает их в тюрьму? Адвокат. Все праведники, все честные люди... Дочь. Кто сажает их в сумасшедший дом? Адвокат. Их собственное отчаяние от безнадежности попыток!
   
Дочь. А никому не приходило в голову, что по каким-то тайным причинам должно быть так, как оно и есть?
   
Адвокат. Те, кому хорошо, именно так и считают!
   
Дочь. Считают, что хорошо так, как оно есть?..
   
* * *
   
1-й Отвозчик. А между тем мы-то как раз и составляем фундамент общества: ежели мы не привезем уголь, погаснут печи в кухнях, камины в квартирах, встанут машины на фабриках; погаснет свет на улицах, в магазинах, в домах; мрак и холод падут на вас... поэтому мы и обливаемся потом, как в аду, возим черный уголь... Чём вы отплатите нам?
   
Адвокат (Дочери). Помоги им... (Пауза.) Полного равенства быть не может, это я понимаю, но чтобы такое неравенство?!
   
* * *
   
Сцену пересекают Барин и Барыня.
   
Барыня. Сыграешь партию? 
   
Барин. Нет, мне надо пройтись, чтобы осилить обед!
   
* * *
   
1-й Отвозчик. Чтобы осилить обед?
   
2-й Отвозчик. Чтобы осилить?..
   
Вбегают дети; увидев чумазых рабочих, вскрикивают от ужаса.
   
1-й Отвозчик. Они кричат, когда видят нас! Кричат...
   
2-й Отвозчик. Черт возьми!.. Видать, скоро нам придется вытащить гильотину, сделать операцию на этом гниющем теле...
   
1-й Отвозчик. Верно говоришь, черт возьми! Тьфу!
   
* * *
   
Адвокат (Дочери). Ну разве это не безумие! Люди не так уж и плохи... если бы не...
   
Дочь. Если бы не?..
   
Адвокат. Если бы не Администрация...
   
Дочь (пряча лицо, уходит). Это не рай!
   
Отвозчики. Это ад — вот что это такое!
   
* * *
   
Пещера Фингала. Величественные зеленые волны неспешно вкатываются в пещеру; на переднем плане покачивается {фасный буй с ревуном, однако ревун включается лишь в определенный момент.
   
Музыка ветра. Музыка волн. Дочь и Поэт.
   
Поэт. Куда ты меня привела?
   
Дочь. Далеко от шума и плача детей человеческих, на край океана, в пещеру, которую мы называем Ухом Индры, ибо здесь, говорят, небесный властитель слушает жалобы смертных!
   
Поэт. Как! Здесь?
   
Дочь. Ты разве не видишь, что эта пещера имеет форму раковины? Конечно видишь. Разве ты не знаешь, что твое ухо имеет форму раковины? Знаешь, но никогда об этом не задумывался. (Поднимает с земли раковину.) Разве ты ребенком не прикладывал раковину к уху, не слышал... не слышал, как шумит кровь в твоем сердце, как гудят мысли в твоем мозгу, как лопаются тысячи крошечных изношенных нитей в тканях твоего тела... Все это ты слышишь в маленькой раковине, так представь, что можно услышать в этой большой!..
   
Поэт (прислушивается). Я ничего не слышу, кроме свиста ветра...
   
Дочь. В таком случае я тебе переведу, о чем он свистит! Слушай Жалобу ветра!.. (Декламирует под аккомпанемент тихой музыки.)
   
Нас, в поднебесье рожденных,
   
Индра, огнем сверкая,
   
низвергнул на землю, во прах...
   
Испачканы ноги соломенной кашей;
   
дорожную пыль, дым городов,
   
дыхания вонь,
   
чад и спиртные пары —
   
пришлось нам терпеть...
   
Мы в просторы морей потянулись,
   
чтобы легкие наши проветрить,
   
чтобы крылья свои отряхнуть,
   
чтобы нога свои отмыть.
   
Индра, отец небесный,
   
выслушай нас!
   
Услышь наши вздохи!
   
Земля грязна,
   
жизнь нелегка,
   
люди не злы,
   
но и добра лишены.
   
Живут как умеют они,
   
день за днем.
   
Дети праха во прахе бредут, из праха рожденные в прах возвратятся. Ноги даны им ходить, но не крылья. Пылью покрыты они, их ли вина или твоя?
   
Поэт. Однажды я слышал это... Дочь. Молчи! Ветер еде поет! (Декламирует под тихую музыку.)
   
Мы, воздуха дети, ветры, стенанья людские несем. Ты слышал, как в дымоходах мы ночью осенней воем, рыдаем в печах и в оконных щелях, когда плачет на крыше дождь, или же зимнею ночью в сосновом снежном лесу, в штормовом океане ты слышал стенанья и плач парусов и снастей... Это мы, ветры, воздуха дети, людям проникнув в сердца, жалобным звукам там научились...
   
В больнице, на поле боя, в детских чаще всего, где младенцы грудные пшцат, стонут и плачут от боли, что причиняет им жизнь. Это мы, мы, ветры, воем и стонем — о горе, о горе, о горе!
   
* * *
   
Поэт. Мне кажется, я уже... Дочь. Молчи! Волны поют. (Декламирует под тихую музыку.)
   
Это мы, вольные волны, что баюкаем ветры, даря им покой!
   
Зеленые люльки, вольные волны. Влажные мы и соленые, на огня языки похожие. Мы — влажное пламя. Мы гасим и жжемся, омываем, купаем, зачинаем, рождаем. Мы — вольные волны, что баюкаем ветры, даря им покой!
   
* * *
   
Дочь. Коварные волны; лживые волны; все, что на земле не сгорает, тонет... в волнах. Посмотри. (Показывает на свалку.) Посмотри, что море украло и разрушило... От затонувших; кораблей остаются лишь ростральные украшения... и названия: «Справедливость», «Дружба», «Золотой мир», «Надежда» — это все, что осталось от надежды.» обманчивой надежды!.. Реи, уключины, черпак! И погляди: спасательный круг... он спас самого себя, а потерпевшему дал погибнуть!
   
Поэт (роется в куче). Вот.дощечка с корабля «Справедливость*. Того самого, что вышел из Бухты Красоты с сыном Слепца на борту. Стало быть, утонул! Там же на борту был и жених Алис, безнадежная любовь Эдит.
   
Дочь. Слепец? Бухта Красоты? Наверное, мне все это приснилось! И жених Алис, Дурнушка Эдит, Пролив Стыда и карантин, сера и карболка, присуждение докторской степени в церкви, контора адвоката, коридор и Виктория, «растущий замок* и офицер... Мне все это снилось...
   
Поэт. Когда-то я сочинил все это!
   
Дочь. Тогда ты знаешь, что такое поэзия...
   
Поэт. Тогда я знаю, что такое сон... Что есть поэзия?
   
Дочь. Не действительность, а больше, чем действительность... не сон, а сон наяву...
   
Поэт. А дети человеческие думают, будто мы, поэты, лишь играем... выдумываем и изобретаем!
   
Дочь. И хорошо, мой друг, ибо иначе мир бы погиб, утратив стимул к жизни. Все бы лежали на спине, уставившись в небо; никто бы не взялся за плуг и лопату, рубанок или мотыгу.
   
Поэт. И это говоришь ты, дочь Индры, ты, наполовину дитя небес...
   
Дочь. Ты прав, упрекая меня; слишком долгое время провела я здесь» внизу, принимая, как и ты, грязевые ванны... Мысли мои не в силах больше взлететь; глина на крыльях... земля на ногах... и сама я... (Поднимает руки.) Я погружаюсь, погружаюсь.» Помоги мне, отец, отче небесный! (Мотание.) Уже не слышу ответа! Эфир не доносит звук с его губ до раковины моего уха... порвалась серебряная нить... Горе мне, я привязана к земле!
   
Поэт. Ты... скоро собираешься вознестись?
   
Дочь. Как только сожгу прах... ибо воды океана не способны очистить меня. Почему ты спрашиваешь?
   
Поэт. Потому что.., у меня есть мольба., прошение...
   
Дочь. Что еще за прошение?..
   
Поэт. Прошение человечества к властителю мира, сочиненное мечтателем!
   
Дочь. И передать его должна?..
   
Поэт. Дочь Индры...
   
Дочь. Ты можешь прочитать свою поэму?
   
Поэт. Могу!
   
Дочь. Читай же!
   
Поэт. Лучше ты!
   
Дочь. Где я ее прочту?
   
Поэт. В моих мыслях или вот здесь! (Протягивает свернутый в трубку листок.)
   
Дочь. Хорошо, я прочитаю! (Берет листок, но читает наизусть.)
   
Почему родился с болью, 
   
почему терзаешь мать, 
   
ту, которой должен ты, дитя, дарить 
   
материнства радость, 
   
радостей всех радость? 
   
Почему встречаешь жизнь ты, 
   
к свету тянешься зачем 
   
с криком злобным, с криком боли? 
   
Почему улыбки нету 
   
на устах твоих, дитя? Жизни дар
   
и есть ведь радость. 
   
Почему на свет приходим 
   
словно звери, хоть и родом 
   
от богов мы и людей? 
   
Но иной покров потребен духу, 
   
не из грязи, не из крови! 
   
Сменит зубы Божий образ...
   
...Молчи! Созданию негоже
   
обвинять Создателя!
   
Загадка жизни не разгадана пока!..
   
Начинаешь бег стой тяжкий
   
по камням, колючкам и кустам;
   
а на ровный путь коль выйдешь,
   
он запретным назовется,
   
полевой цветок сорвешь ты,
   
тут же скажут — он не твой;
   
поле путь твой преграждает,
   
а тебе вперед идти,
   
вот и топчешь хлеб чужой;
   
твой же кто-нибудь другой истопчет,
   
чтобы не было обидно!
   
Что тебе сплошная радость,
   
то другим одна беда,
   
но твоя беда не радость,
   
потому вдвойне беда!
   
Так бредешь до самой смерти, 
   
а другим, увы, и дела нету!
   
.....................................
   
С этим, значит, сын земли, 
   
ко Всевышнему решил идти?..
   
Поэт.
   
Как рожденному из праха 
   
обрести язык столь легкий, 
   
чтоб с земли взлететь он смог? 
   
Божья дочь, мольбу ты вашу 
   
переложишь ли в слова, 
   
что Бессмертному понятны?
   
Дочь. Да!
   
Поэт (кивая на буй). Что это там качается?.. Буй?
   
Дочь. Да!
   
Поэт. Он похож на легкое с гортанью! Дочь. Это морской сторож. При приближении опасности он начинает петь.
   
Поэт. Мне кажется, море начинает волноваться, и волны заходили.» Дочь. Да, похоже!
   
Поэт. О горе, что я вижу? Корабль... у рифов. 
   
Дочь. Что это может быть за корабль? 
   
Поэт. По-моему, корабль-призрак. 
   
Дочь. Какой? 
   
Поэт. Летучий Голландец. 
   
Дочь. Тот самый? За что он наказан так жестоко и почему не пристает к берегу?
   
Поэт. Потому что у него было семь неверных жен.
   
Дочь. И за это наказали его? 
   
Поэт. Да! Все праведники его осудили... 
   
Дочь. Странный мир!.. Как же он может освободиться от проклятия?
   
Поэт. Освободиться? Освобождать остерегаются...
   
Дочь. Почему?
   
Поэт. Потому что... Нет, это не Голландец! Это обычный корабль, терпящий бедствие!.. Почему же не кричит буй? Смотри, вода поднимается, волны все выше; скоро мы не Сможем выйти из пещеры!.. Вот бьет судовой колокол! Скоро будет еще одна ростральная фигура... Кричи, буй, выполняй свой долг, сторож... (Буй издает четырехголосный аккорд на пять шестых, похожий на звук туманной сирены.) Команда машет нам... но мы тоже гибнем!
   
Дочь. Ты не хочешь избавления?
   
Поэт. Конечно хочу, но не сейчас... и не в воде!
   
* * *
   
Команда (поет на четыре голоса).Крист Кирие!
   
Поэт. Они кричат; и море кричит! Но никто не слышит.
   
Команда (как и раньше). Крист Кирие!
   
Дочь. Кто это там идет?
   
Поэт. По морю? Просто кто-то идущий по морю — но это не Петр, камень, ибо тот камнем пошел ко дну...
   
Над морем видно белое сеяние.
   
Команда. Крист Кирие!
   
Дочь. Это Он?
   
Поэт. Он, Распятый...
   
Дочь. Почему, скажи мне, почему Его распяли?
   
Поэт. Потому что Он хотел освободить...
   
Дочь. Кто — я забыла, — кто распял Его?
   
Поэт. Все праведники.
   
Дочь. Какой странный мир!
   
Поэт. Море поднимается! Тьма наваливается на нас... Шторм усиливается...
   
Команда издает вопль.
   
Поэт. Команда кричит от ужаса, увидев своего избавителя... А теперь... теперь они прыгают за борт, испугавшись Спасителя...
   
Команда снова издает вопль.
   
Теперь они кричат перед лицом смерти! Кричат, когда рождаются, и кричат, когда умирают!
   
Разбушевавшиеся волны грозят утопить их в пещере.
   
Дочь. Если бы я была уверена, что это корабль...
   
Поэт. Воистину... по-моему, это не корабль... это двухэтажный дом, вокруг деревья... и... телефонная башня... башня, доходящая до облаков... Современная Вавилонская башня, посылающая провода наверх, чтобы сообщать верховным...
   
Дочь. Дитя, человеческой мысли для перемещения не требуется металлического провода... молитва благочестивого проникает сквозь все миры... Это наверняка не Вавилонская башня, ибо, если хочешь штурмовать небо, штурмуй его своими молитвами!
   
Поэт. Да, это не дом... не телефонная башня... видишь?
   
Дочь. Что видишь ты?
   
Поэт. Я вижу заснеженную пустошь, учебный плац... зимнее солнце освещает церковь на холме, и башня отбрасывает на снег длинную тень», вот по пустоши марширует взвод солдат; они маршируют наверх, на башню, на шпиль; теперь они на кресте, но я предчувствую, что тот, кто первым наступит на петуха, умрет... они приближаются... во главе шагает капрал... Ха-ха! Над пустошью спускается туча, разумеется закрывая солнце... все исчезло... влага тучи погасила огонь солнца! Солнечный свет создал тень башни, а тень тучи задушила тень башни...
   
Во время предыдущего монолога сцена снова преобразилась в театральный коридор.
   
Дочь (Привратнице). Лорд-канцлер уже прибыл?
   
Привратница. Нет! Дочь. А деканы? Привратница. Нет!
   
Дочь. Позови их немедленно, сейчас будут открывать дверь...
   
Привратница. Это так важно? Дочь. Да! Ибо есть подозрение, что там, внутри, хранится разгадка загадки мира!.. Итак, зови лорд- канцлера и деканов четырех факультетов!
   
Привратница свистит в свисток.
   
И не забудь про стекольщика с алмазом, ибо иначе ничего не получится!
   
* * *
   
Слева выходят служащие театра, как в начале пьесы.
   
* * *
   
Офицер (появляется из задника, в рединготе и цилиндре, с букетом роз в руках, сияющий от радости). Виктория!
   
Привратница. Фрекен сейчас придет! Офицер. Прекрасно! Коляска ждет, стол накрыт, шампанское положено в лед... Разрешите мне обнять вас, сударыня. (Обнимает Привратницу.) Виктория!
   
* * *
   
Женский голос (сверху, поет). Я здесь! Офицер (начинает ходить). Хорошо! Я жду» Поэт. По-моему, я все это уже видел...
   
Дочь. По-моему, я тоже.
   
Поэт. Может, мае это приснилось?
   
Дочь. Или ты это сочинил?
   
Поэт. Идас сочинил.
   
Дочь. Тогда ты знаешь, что такое поэзия.
   
Поэт. Тогда я знаю, что такое сон.
   
Дочь. По-моему, мы произносили эти слова где- то в другом месте.
   
Поэт. Значит, скоро ты сможешь определить, что такое действительность!
   
Дочь. Или сон!
   
Поэт. Или поэзия!
   
* * *
   
Лорд-канцлер. Деканы богословского, философского, медицинского и юридического факультетов.
   
Лорд-канцлер. Вопрос, разумеется, касается двери! Что думает декан богословского факультета?
   
Декан богословского факультета. Я не думаю, я верую... Credo...
   
Декан философского факультета. Я считаю.
   
Декан медицинского факультета. Я знаю...
   
Декан юридического факультета. Я сомневаюсь, пока не получу доказательства и свидетельские показания!
   
Лорд-канцлер. Опять вы начали ссориться!.. Так во что требует богослов?
   
Декан богословского факультета. Я верую, что эту дверь нельзя открывать, поскольку она скрывает опасные истины...
   
Декан философского факультета. Истина не бывает опасной.