1 2 
Стратилатов узнал приятеля, но трудно было узнать его: с забинтованным боком он лежал на койке – ни повернуться, ни руку поднять – как колода, и не румяный, а почерневший, и не черный пушок, седые щетинились усы, ясно было, он подкрашивал их и подстригал искусно, и засела колючая борода, а маленькие глаза, мутные, как два стеклышка, перемигивались, скашиваясь к носу.
   
– Не боку мне жалко, Борис Сергеевич, а то, что она, подлая, укладку увезла; кабы не болен, прямо бы в суд пошел, – только и мог проговорить Иван Семенович, видно, больно закололо в боку.
   
И, глядя на приятеля своими мутными глазами, он словно все спрашивал: «И чего люди спорят, чего добиваются, и как разобрать, кто прав, и когда только все это кончится?»
   
Но отлегла боль, и он опять повторял:
   
– Не боку мне жалко, Борис Сергеевич.
   
Скрутило Ивана Семеновича, пришло время, и не дождался первого снега, не обновил енотку – не снес головы: на Федора Студита, как прилетать от железных гор зимним ветрам, приобщившись и пособоровавшись маслом, помер.
   
Рассказывали, что мучился он перед смертью крепко и томился. Все жаловался, что мыслей остановить не может и давит глаза шибко, и мерещилось ему, будто люди какие-то, на лопаты похожие, набрасываются на него, зацепили веревками под руки и тащат, как собачонку, к речке топить, упирается он, визжит, а они молчком себе тащат, а то будто кружится над ним ворон – черный вестник, железный нос, медные ноги, разинул клюв и все ниже, ниже спускается, хвост тоже мерещился шишигин, промелькнет по палате или в углу трубой стоит, дымчатый, пушистый, как у Васьки, вот-вот закроет.
   
– И-ва-а-ан! Васи-л-л-лий! Пе-е-е-тр! – причитал Иван Семенович, призывая не то мертвых из поминанья, не то живых знакомых, и каменел, словно палка.
   
А как прийти последнему часу, за минуту до смерти, затихать уж стал и ералаш свой бросил – перестал бредить, да вдруг как вскочит с койки, выпрямился, вытянулся на своих жилистых тонких ногах, инда утроба вся вздрогнула, стойкий, этак стал открыто плешью к солнцу, – сиделка уверяла, что Богородицу читать стал, а фельдшер Жохов хихикал, что вовсе не Богородицу, а будто стихи какие-то, – и как подкошенный повалился; пот выступил на переносице, и покатилась капля по носу, капля за каплею, выбрало у него свет – отемнело, и отошел в вечную жизнь.
   
У Стратилатова наследников не было, не оставил он и духовной, и деньги – десять тысяч – перешли в казну. Вещи же назначили к распродаже, и пока что жила при них Агапевна. И вроде полоумной стала, сна лишилась старуха: приляжет ночью на лежанку, а не лежится, выскочит в сени на крылечко – все ей представляется, все ей слышится, будто Иван Семенович кличет:
   
– Агапевна?
   
– Я, батюшка.
   
   
1909
  
  
   
    
Комментарии
   
   
Альманах для всех. 1910. Кн. 1. Печатается по изданию: Сочинения. Т. 1.
   
Повесть, написанная в 1909 г., первоначально предназначалась для альманаха журнала «Аполлон». Позже Ремизов вспоминал: «Неуемный бубен был забракован «Аполлоном», так и не попал в альманах (Кодрянская Н. Алексей Ремизов. С. 154).
   
Интересно описание самого Ремизова реакции современников после чтения им «Неуемного бубна» в редакции «Аполлона»:
   
«Необыкновенное впечатление на Андрея Белого. На него накатило – чертя в воздухе сложную геометрическую конструкцию, образ Ивана Семеновича Стратилатова, костромского археолога, рассекая гипотенузой, он вдруг остановился – необыкновенное блаженство разлилось по его лицу: преображенный Стратилатов реял в синих лучах его единственных глаз.
   
– Да ведь это археологический фалл. – Кротко, но беспрекословно голос Блока. Блок выразился по-гречески». (Ремизов А. М. Огонь вещей. М., 1989. С. 321).
   
Историко-культурный и биографический контекст повести освещен в работах А. А. Данилевского (Данилевский А. А. Герой А. М. Ремизова и его прототип. – Учен. зап. Тартуск. гос. ун-та. 1987. Вып. 748; Его же. «Mutato nomine de te fabula narratur». – Учен. зап. Тартуск. гос. ун-та. 1986. Вып. 735). Исследователь указывает на множество параллелей, связывающих образ Стратилатова с персонажами Гоголя (Башмачкиным и героями «Повести о том, как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем»), Достоевского (Макаром Девушкиным из «Бедных людей» и стариком Карамазовым), Иудушкой Головлевым, чеховским Беликовым и сологубовским Передоновым (героем романа «Мелкий бес»). А. А. Данилевский считает также, что прототипом образа Стратилатова является В. В. Розанов, с которым Ремизова связывали во второй половине 1900-х г. дружеские отношения. На наш взгляд, о более вероятном прототипе невольно проговаривается сам Ремизов в приведенном выше отрывке о чтении повести в «Золотом руне». Называя Стратилатова «костромским археологом», он заставляет вспомнить своего приятеля, исследователя древностей и хранителя Романовского музея в Костроме И. А. Рязановского. В мемуарах Ремизова он не раз шутливо назван «блудоборцом». См. также нашу полемику с вышеуказанной точкой зрения, а также о связи повести со скабрезными сочинениями Ремизова в предисловии к публ.: Ремизов А. М. Заветные сказы. – Россия. Эрос. Серебряный век. М., 1992.